Мэйо Сетсуна+ajno : другие произведения.

Зимняя сказка. Глава 8

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Долгожданная 8 глава. Всех с наступившим Новым Годом и с наступающим Днем Влюбленных!


Глава 8.

  
   Девушка выполнила свое обещание сторожить коня. В благодарность Норманн вложил ее ладонь горсть монет - на новый платок и обувь на жесткой подошве, чтобы больше не скользить по насту и льду. Он забыл ее лицо раньше, чем вскочил в седло и умчался прочь.
   Было все равно, куда. Только не в поместье. Призрак и ветры несли его надо льдом и снегом по белой равнине к черным и серым скалам. Черный, серый, белый... В мире больше не осталось цветов. Не осталось чувств. Только пустота, как будто его все еще удерживала печать Серенити. Кунсайт не чувствовал ни хлестких порывов ветра, не чувствовал мороза и мелких льдинок, которые кидала ему в лицо зима. Ничего.
   Тьма внутри бессильно выла, вторя ветру, но и она затихла. Или это он перестал слышать ее? Все чувства, вся боль осталась с ней за той границей, что отделяла жизнь от смерти.
   Эдвард умер. Последний человек, которому он безгранично доверял в своей жизни ушел, вслед за его матерью. И он, Кунсайт, не смог его защитить.
   Хотелось раствориться в безразличной белизне окружающей равнины, похоронить жгущее чувство вины и горя в море. Или хотя бы остаться одному на самом деле, не ощущать рядом присутствия никого из других людей. Живых. Потому что на самом деле их нет. Никого больше нет.
   Все дальше и дальше, через легкие кисейные занавеси вздымаемого ветром снега. Он не задумывался, куда скачет Призрак. Плато... что ж, пусть будет плато.
   Призрак всхрапнул, привлекая внимание, и взрыл копытами рыхлый вчерашний снег. Звонко заржала Тьма, приветствуя жеребца.
   Почему он не подумал, что кто-то может быть здесь? Не заметил столб зеленого света, не ощутил энергии? Призрак переступил с ноги на ногу и остановился.
   - Прости, я не хотел потревожить тебя, - сказал он. В какой-то мере это была правда.
   - Что случилось? - Сильва повернулась к Кунсайту всем телом. В ее взгляде не было и толики удивления. Приближение Кунсайта девушка ощутила еще до того, как услышала топот копыт и отчетливое конское ржание.
   Два тонких ажурных полотнища колыхнулись, будто сами собой, перенося принцессу над снегом. На этот раз у нее получилось. Один взмах, и Сильва висит в воздухе рядом с Кунсайтом, колено к колену. Складывать крылья за спиной и снова ощущать всю тяжесть своего веса ей не хотелось. А еще... так было легче оставаться беспристрастной и спокойной. Отстраненной. Она больше не станет бегать за ним.
   Только сначала выяснит, почему у Норманна такие пустые, потухшие глаза.
   - Что? - она смотрела на него прямо, одновременно и требовательно и умоляюще.
   "Ну не молчи... не закрывайся. Я же вижу, что тебе плохо, не молчи. Пожалуйста..."
   На миг их взгляды пересеклись, и спину Сильвы у самых крыльев сковал мертвящий, парализующий холод. Всего на один краткий миг, но ей показалось, что пустота в глазах Кунсайта была сродни той, что так пристально следила за ней в последнее время. Неважно как: сквозь забрало гермошлема, потрескавшийся экран или пробираясь в ее сны. Всего одно мгновение, но и этого было более чем достаточно. Кунсайт смотрел на нее в упор, и в тоже время она была готова поклясться, что мужчина не видел ее вообще.
   Сильва ошибалась. Охваченный бескрайним отчаянием Норманн впился взглядом в ее худощавую фигуру. Все вокруг будто исчезло: сначала смазалось, потом и вовсе растворилось в иссиня-черных чернилах вакуума Вселенной.
   И ничего не осталось...
   Только бездна мрака, в которой единственной точкой отсчета была она - траурная бабочка со звездным полотном вместо крыльев.
   Она была рядом. Близко и одновременно далеко. Норманн видел широкие истерзанные крылья, трепещущие, но все еще державшие ее тело. Внезапно он все понял.
   - Я больше никогда не стану Ловцом... - беззвучно шевельнулись губы, а вслед за ним рухнуло заклинание, скрывающее ущербные полумесяцы крыльев у него за спиной. Теперь ему было все равно, видит она их или нет.
   - Это неправда... - тихо прошептала Сильва, а затем повторила, уверенно и яростно, - Неправда!
   Черная бабочка гневно взмахнула крыльями.
   - Не смей так говорить, Кунсайт. У тебя все получится...
   Ничто сейчас не имело значения для Сильвы - ни собственные слабые крылья, ни боль, ни приговор врачей. Важны были только полупрозрачные, белые в синеву голые кости. Пустые, без перьев или перепонки, но они были! Ему достанет сил, чтобы взлететь с места, поднимая настоящую вьюгу одним движением крыла, поймать самый легкий ветер... Когда-нибудь.
   - Ты сможешь... - Сильва отвела глаза. Может, она и слабеет, может, сомневается в собственных силах, потому что не знает, что с ней случилось, и почему крылья не держат ее. Но он... он обязательно будет летать.
   - Не так уж и велика разница между нами, Ловец, - будто и не слыша ее слов, ответил Норманн, - Пока я взбирался на вершину, ты тем временем смотрела в бездну. И бездна заметила тебя.
   Следы-следы... он видел их. Сплошные отметины чувств, прорвавших метеоритными осколками крылья Сильвианы.
   Боль - ярко-оранжевый развод.
   Неверие - сизый росчерк.
   Страх - зеленый след на звездном крыле.
   Норманн наклонил голову и прикрыл веки, машинально гладя коня по спутавшейся гриве.
   - Всего-то и разницы, что я свои крылья оборвал разом, а ты, - взгляд оттенка зимней стужи скользнул по спокойному лицу девушки и остановился на глазах, - медленно надрываешь их. Сама.
   - Да, мы с бездной довольно долго смотрели друг на друга... - принцесса усмехнулась, как будто в этом не было ничего особенного, - И я победила. Я все еще могу летать.
   Пока. И только со скалы... Но это не имеет значение. Она ведь может?
   И у нее получится. Главное, не задумываться, нужно ли это кому-то...
   Потому что ей крылья уже не нужны. Уже год, как не нужны. Но отказаться от них было выше ее сил.
   Это значило предать.
   Себя. И его тоже.
   - Хочешь посмотреть? Как бездна помогает мне летать? - странное, неуместное, но до боли сильное желание охватило ее. Показать, как она может летать.
   - Нет, Сильвианна, не хочу, - Кунсайт отрицательно покачал головой, - Ты не взлетишь. Ты можешь лишь парить, а это унижает Ловца.
   "Она в меня верит. Почему? Я же предатель. Тогда зачем этот страстный надрыв в голосе?
   А не все ли равно?!.."
   Выскользнув из стремян, Норманн одним плавным движением спрыгнул на землю.
   Что проку оттого, что она верит, если он уже принял решение. Он не станет Ловцом и не потому, что ему не достает Силы, мудрости или умения. Он больше никогда не встанет на защиту мира, отнявшего у него последнего человека, в котором он так нуждался. Потому что сам не хочет. А она...
   "Глупая девчонка. Тебе есть, кого защищать, тебе есть ради кого царапаться. У тебя есть твой народ, который в тебя верит. А у меня никого".
   - Ярость и упрямство тебе не помощники. Не ярость рвала твои крылья. Не упрямство заставляет тебя отречься от них. Ты сама, - тихо сказал Кунсайт, под уздцы подвел Призрака к Тьме и привязал поводья к сосне, - Зри в себя и ищи причину. Не повторяй моей ошибки, отворачиваясь от самой себя. Их можно вернуть.
   По темному полотнищу крыльев Сильвианы пробежала синеватая волна, а с ее губ сорвался злой смех. На что она злилась - на отвергнутый дар, на самоуверенность, такую типично мужскую и снисходительную?
   - Последуй собственному совету, Кунсайт. Загляни внутрь себя, а не ломись напролом, как слепец...
   Она не рвала крылья. Она отчаянно пыталась их сохранить. И было больно. Больно и горько оттого, что он не понимает, и не хочет понимать... Но судит ее, отвергая при этом ее же помощь.
   - Ты НИЧЕГО не знаешь обо мне, Кунсайт, - ее голос не звенел и не шептал, он шелестел, как змеиная чешуя по металлу. Как клинок, вынимаемый из ножен.
   Когда усталый день склоняет голову, ночь даст мне опору и прохладу, скроет от врагов мою слабость, от друзей - мою боль. Боль перетекала в гнев сама собой, без участия разума. За прошедший год гнев стал непроизвольной защитной реакцией.
   - И я не стану ничего рассказывать тебе. Потому что ты глух и слеп.
   Сильва подняла глаза. Черные, не от расширенных зрачков, а просто радужка стала такого темного фиолетового оттенка, что почти сливалась с точкой-зрачком.
   - Значит, я не умею летать? - принцесса усмехнулась краем рта, - Ну-ну...
   Крылья растаяли, и девушка спрыгнула (на самом деле почти упала, лишившись поддержки) на каменную поверхность. Плечи саднило. Все-таки медитация, хоть и помогла, но не дала полной силы. Крылья бабочки были слишком тонкими и хрупкими.
   Так значит, ярость и упрямство ей не помощники? Что бы он понимал, этот глупый северянин...
   Сильва отвернулась и шагнула к краю плато, нависавшему над морем.
   Только ярость дает ей силы сопротивляться.
   Еще шаг.
   Только упрямство мешает сдаться и... умереть, давайте называть вещи своими именами.
   Шаг.
   Бездна... Она видит ее каждую ночь - во сне.
   Шаг.
   И каждый день - в зеркале.
   Кромка. Внизу бьется о скалы темная вода в редких белых гребешках. "Говорят, море куда холоднее, чем озеро подо льдом. Проверим?"
   Девушка легко шагнула в бездну.
   Для Сильвы не существовало другого способа взлететь, чем подвергнуть опасности свою жизнь. Потому что только на тонком лезвии смертельной опасности она чувствовала себя живой.
   Вниз, вниз... О, этот бьющий в лицо ветер, приближающаяся береговая линия... Она пронзала мироздание, как шелк. Голубой ли в поднебесной вышине, черный ли в кабине истребителя... Она была Иглой.
   Крылья выстрелили из спины - матово-черные, как дыры в космос, небольшие, хищно изогнутые, острые...
   Сильва штопором ввинтилась в зимнее небо над морем и понеслась против ветра, набирая высоту. Вверх, вниз, петлей и плашмя, она будто пером писала одной ей ведомые иероглифы какой-то очень важной истины.
   Хрупкие крылья бабочки... Тонкие, как шелковый шарф... Слабые, беспомощно трепещущие на ветру. Многократно сложенные и спаянные слоями, когда каждая прореха оборачивалась нужным обводом стабилизатора. Тонкость - упругостью. Слабость - скоростью. Беспомощность на низких высотах - мощью и точностью в воздухе на высокой скорости.
   Когда Сильва шагнула в пропасть, Кунсайт неосознанно тоже сделал шаг вперед, будто сомневался в ней. Хотя нет. В глубине души Норманн знал, что она полетит, просто... просто...
   "Боги, почему я все время пытаюсь ее опекать?!"
   Норманн отрешенно следил за тем, как девушка искусно расписывала небосвод.
   Скорость и ярость. Ярость и скорость. И ничего больше.
   На миг ему захотелось присоединиться к ней, воспарить наравне. Но...
   Но тьма внутри выла, оскалившись, полосовала плоть и яростно драла его на куски изнутри. Тьма чуяла его боль. Тьма хотела вновь ступить за предел, пока Свет внутри него ослабевал. Но ей не прорваться - больше уже никогда он не допустит этого.
   Медленно развернувшись спиной, Норманн пошел к коням. Ости несуществующих крыльев у него за спиной быстро сложились и исчезли, поглощенные заклинанием сокрытия.
   Вправо, влево, вверх, вниз...
   Сильву захватила так давно покинувшая ее беззаботность пополам со знакомой яростью. Полет пьянил хуже коварного золотого вина, он заставлял дрожать от радости каждую частичку тела и души. И невозможно было понять, сколько в этом опьянении от самого полета, и сколько - оттого, что он здесь, и...
   "Смотри, я умею летать..."
   И вдруг Сильвиана почувствовала, как Кунсайт отвернулся и пошел прочь. В голове пронеслась ледяная метель, беспощадно изгнавшая и упоение полетом, и собственный гнев. Заставила вспомнить, с чего начался их разговор.
   "Пустота в глазах. Дура... Как я могла забыть... Ему же плохо. Эгоистка. Девчонка сопливая".
   Плутонианка упала в пике, крылья выгнулись парашютом и мало не вырвались из спины. Нельзя ей так резко тормозить - больно. Сильва покатилась по камням, вскочила и бросилась за лордом. Добежала, обняла со спины и быстро, сбивчиво, принялась извиняться.
   - Прости меня. Пожалуйста, прости... - щекой она прижалась к холодной ткани куртки, как будто он мог что-то чувствовать сквозь нее, - Я... я видела, что тебе плохо... прости. Я не должна была злиться на тебя. Не сейчас, - только пусть он не спрашивает, почему!
   - Не извиняйся, - ладонь Кунсайта легла на ее запястье, - Все правильно. Сейчас ты должна думать в первую очередь о себе.
   Норманн осторожно отвел руку Сильвианы прочь от себя. Обернувшись, он посмотрел на нее сверху вниз - просто из-за разницы в росте.
   - Думай, почему твой полет начинается с падения, а не со взлета. Надеюсь, ты разберешься, потому что мне бы хотелось увидеть, как ты взлетишь.
   - Не смей мне указывать, - беззлобно, как что-то несущественное, отмела Сильва, - Я уже большая девочка. А тебе сейчас нельзя оставаться одному, я знаю...
   В ее глазах по-прежнему была бездна, и сейчас эта бездна умоляла: "Ну скажи, кто... кто виноват?"
   - Что случилось, Норманн? Что произошло, если тебе стало не к кому идти, кроме меня?
   Хотя к ней ли? Неважно. Она не отпустит его обратно одного. Потому что Кунсайт получил силу, но почти погиб... и сейчас он, вероятно, ближе к смерти, чем она.
   Потому что она не сдается, а он...
   Никому не верит.
   - Со мной все в порядке. Я же говорил, что не лишу тебя возможности плюнуть в лицо предателю, - горько усмехнулся в ответ Кунсайт.
   Он взглянул в ее глаза - что-то странное замерло в них. Что-то, очень похожее на... жалость? Нет, ему не нужна жалость. Ничья. А ее особенно.
   - Это только мое, понимаешь? - ему до ужаса хотелось, чтобы Сильвианна поняла. Просто приняла на веру, не спрашивая ни о чем. Как Эдвард. Он никогда не спрашивал, просто умел понять без лишних слов, и от этого было легче.
   Старина Эд...
   Норманн отвернулся от девушки не в силах удержать спокойное выражение лица.
   "Никто не увидит мою боль".
   - Мне можно верить, слышишь? Мне - можно! - сжав ладони в кулаки, крикнула в спину лорду Сильва.
   Упруго оттолкнувшись от земли, Кунсайт вскочил на коня и дернул поводья, разворачивая Призрака к тропе. На мгновение остановившись и не поворачивая головы, он тихо обронил:
   - Мне бы хотелось верить тебе. Но это невозможно.
   Призрак, повинуясь воле наездника, двинулся вниз по тропе. За спиной протяжно заржала Тьма.
   - Тихо, девочка, тихо... - Сильвиана погладила по морде вороную и взлетела в седло.
   Пусть говорит, что хочет. Все равно она его не отпустит. Последует за ним, напоит чаем пополам с коньяком... убедится, что Норманн не сиганет с обрыва...
   А потом, наверное, уедет. Из замка... с земли вообще... И тихо умрет где-нибудь в горном монастыре.
   Они двинулись в замок, держась на почтительном отдалении. Не таком уж большом, метров пять.
   Внизу Сильва снова облекла своими крыльями лошадь, чтобы вороная смогла скакать по снегу, не проваливаясь.
   Хотел бы верить... Тогда почему нет? Она ведь ему верила... верила, несмотря ни на что, хотя не могла ни понять, ни оправдать поступок Кунсайта. И даже если бы поняла, оправдывать бы не стала.
   Но знала бы, с чего начать возвращение.
   "Загляни в себя..." Она слишком хорошо знала главную причину своего недуга. Ее крылья не были крыльями силы или крыльями мудрости.
   Они были крыльями любви, которую не приняли и предали.
   Даже не зная о ее существовании.
   И это целиком ее вина. Сильва поверила, что Кунсайт сам предал ее тогда, в системе Ганай. И сломанные крылья - отражение ее вины.
   А сейчас ему больно, она знает, что больно. Сколько раз за истекший год она так же улыбалась отцу на его вопрос "что с тобой?" А потом резала ладони в кровь, оттягивая болью тела боль души, проливая красные слезы, потому что плакать казалось невозможным - слезы на лице отец непременно заметит, а шрам... Шрам можно свести за день аптечкой.
   Сколько раз надо было резать себе руки, чтобы в крыле появилась дыра?
   Когда лошади ступили на мощеный пандус, ведущий к воротам, Сильвиана рискнула нарушить молчание.
   - Иногда я думаю... Может, крылья были бы целее, если бы я плакала, когда мне больно - негромко, будто в пустоту...
   Ее слова перемежались с цоканьем копыт лошадей по пандусу.
   Захочет - услышит. Не захочет...
   Что ей делать, если Норманн не захочет возвращаться?..
   Только миновав арку ворот, Кунсайт заговорил:
   - Слезы - это дар, в котором воину отказано.
   Он спешился, перекинул поводья вперед и повел Призрака в конюшню.
   - Каждый ищет успокоения по-своему. Кто - в слезах, кто - в своей или чужой крови. Кто-то - в одиночестве, кто-то - среди людей. Один заливает боль вином, другой - выплескивает свою тоску на холст или в мелодию. Мало кто держит боль в себе...
   Сам с трудом понимая, о чем говорит, Кунсайт вычесал и обтер коня. Отвратительно ныли виски, а в груди сворачивалась льдистым осколком стынущая кровь.
   Сильва тихо, чтобы не спугнуть момент, следовала за Кунсайтом. Так же спокойно позаботилась о вороной, и слушала, слушала...
   И вспоминала.
   У нее не было сил плакать, когда они вернулись из скопления Ганай. Врачи были против ее присутствия на Луне на балу. Но Сильва настояла. Опять, вопреки всему, настояла... И отец не смог ей отказать.
   Она смотрела на мир через пелену боли, которую даже не замечала: настолько привыкла к ней. Понадобилось столкнуться с ним лицом к лицу, чтобы Сильву проняло.
   Не до слез. До крика.
   Крик - глас беспомощности...
   Да. Она кричала именно от невозможности что-то сделать... Слишком слабая, чтобы драться... И не в силах повлиять на помолвку. Казалось бы, какая разница, убивать его женатым или холостым? Никакой.
   Она кричала, потому что не могла справиться с болью, вместить ее в себя...
   На подготовку поминальной церемонии отведено девять дней. Только несколько тел успели обнаружить и вмуровали медальоны с личным номером в плиту памяти. Тела не возвращали на планету.
   Те, кого забрала Пустота, оставались с ней в этой жизни.
   Плакали все. Открыто или стесняясь, громко или тихо... все они были воинами. И никто не посмеет сказать, что Девятая эскадра не заслуживала искреннего поминального плача.
   Наверное, именно там Сильва впервые после катастрофы ощутила себя... не мертвой.
   Пусть и ненадолго.
   - Никогда бы не подумала, что ты скуп... - тихо обронила девушка, и немедленно осеклась, - Прости... У вас на Земле другие традиции.
   - Скуп? - Кунсайт глянул через плечо на девушку, чесавшую лошадь.
   Странно, но вопреки всему строптивая кобыла, покорно опустила шею, подставляя гриву под щетку. Такое она позволяла только ему и Эдварду. Конюхов же просто кусала либо лягала. Кто-то даже предлагал пристрелить Тьму, потому что очень долго ее не могли объездить...
   - Я не скуп. Просто я - мужчина. А мужчина рождается для того, чтобы утирать чужие слезы, а не проливать свои, - проговорил Норманн, сдвинув густую серую "челку" с карих влажных глаз Призрака.
   Жеребец ткнулся теплой мордой в его грудь, будто чуял ледяной осколок, угнездившийся в сердце своего хозяина.
   - У нас на Земле право плакать есть только у женщин. Мужчины могут только молча скорбеть... и защищать, - последнее слово Кунсайт проговорил особенно жестко.
   "Мой путь в Ловцы был продиктован желанием защищать. Но меня некому было научить прощать".
   Мир не прощает предательства - эту истину Норманн ощутил на себе только сейчас, когда его постигло запоздалое отмщение за нарушенную присягу. Сейчас, когда вновь готовился дать клятву и взлететь - опять удар в спину.
   - Понятно... - что еще она могла сказать? Это его право. Его выбор...
   Вороная ластилась, не понимала, отчего ее новая подруга такая хмурая.
   - Эх, ты... - Сильва прочесала пальцами длинную гриву, погладила по носу кобылу и чуть отступила назад, когда лошадь стала активно тыкаться мордой в карман куртки. Оттуда вкусно пахло белковым концентратом.
   - Вот что он тебе так нравится, а?.. - скормив лошади белый кубик, девушка закрыла денник.
   "Наверное, лучше сейчас оставить его одного... На время".
   Сильва вышла из конюшни, машинально собирая с куртки конский волос. Вот и антистатическое вроде бы покрытие, а поди ж ты...
   Катая между пальцев мягкий комок, она стояла и, молча, сражалась с желанием снова попытаться вытащить лорда из его раковины...
   "Я как цирюльник, который должен вырвать больной зуб у волка... Того гляди, останусь без пальцев", - подумала она, снова входя в конюшню.
   - А у нас говорят, что воин не сможет сражаться и защищать, если всего силы уйдут на борьбу с собственным горем. Я ни в коем случае не хочу указывать или советовать... Я тебе никто. Но если захочешь поговорить... у меня не заперто.
   Не дожидаясь ответа, Сильва развернулась и ушла в дом.
  
   Как только Тьма заняла свое место рядом с Призраком, конь сразу сунул голову между прутьев и устроил свою морду на спине кобылы. Эти двое хоть порой и не могли поделить хозяина, но все-таки явно симпатизировали друг другу. Норманн улыбнулся, глядя на лошадей, подождал, пока Сильвиана уйдет, и вышел во двор. Горсти белого снега с хрустом рассыпались по влагонепроницаемой ткани куртки, скатывая светлую шерсть в комки.
   Почистившись от шерсти, он вошел в людскую и, дернув молнию, стащил с себя куртку. На глаза попались черные отметины на ткани там, где с утра были нашивки ВКС.
   Нет, он больше не полетит...
   Боль в висках только усилилась, когда мужчина вошел в натопленное помещение. Аромат, шедший от плиты, раздразнил желудок - он ведь с утра ничего не ел. Но мысли о еде отозвались исключительно тошнотой.
   "Там наверху, я вчера оставил брикет концентрата, вот им и закушу, если голод совсем доймет".
   Кунсайт легко взбежал по лестнице, неосознанно приостановился напротив арки, ведущей в восточное крыло, но тут же поспешил дальше. В покои отца.
   Странная усталость разбила тело герцога наравне с пустотой в душе. Душ отчего-то не взбодрил, как задумывалось, а напротив - еще больше утомил. Силы медленно утекали из него, а сам Норманн отчетливо ощущал, как душа его наливается желчью и отчаянием...
   Он даже не помнил, как упал на кровать. Просто боль добралась до мозга и принялась целенаправленно вгрызаться в него своими паучьими жвалами.
   Кунсайт старался ни о чем не думать. Намеренно отказывал себе в этом. Просто отрешенно созерцал ленту памяти. Раз за разом... раз за разом... пока не стерлось ощущение его присутствия в комнате.
   Опять толпа, и он в ней. Сплошь плотно сжатые губы, суровые линии рта. Пустые глаза и тени горя, глубоко залегшие под ними. Руки, сжатые в кулаки. Головы, покрытые траурными платками. И ярко-рыжий пламень, набросившийся на спеленатую саваном фигуру на помосте.
   Нет, это был не Эдвард...
   Старая кошка всегда сутулился, он не мог лежать так прямо. Он был ниже ростом и полнее.
   Нет, это не он...
   Норманн с трудом сглотнул и заслонился рукой от света, льющегося из окна. Глаза невыносимо резало. Но это не слезы, это просто свет. Подхватившись с кровати, Кунсайт подошел к окну и резко задернул бархатные шторы кофейного оттенка. В нос с новой силой ударил ненавистный аромат фиалок, пропитавший все в комнате, даже тяжелую ткань занавесей. Норманн дернул головой и уперся взглядом в портрет отца. Все та же пренебрежительная улыбка, кривившая тонкие аристократические губы Фридриха Кунсайта. Старый герцог смотрел на него с полотна, всем своим видом показывая: "Ты мой наследник, Норманн. Ты плоть от плоти. Такой же, как и я!"
   - Я не твой сын, - сквозь зубы процедил мужчина, - Мой отец умер сегодня! И этой ночью он пойдет вслед за матерью.
   Схватив простыню, он набросил ее на портрет, прячась за белой тканью от пронзительного взгляда глаз, так похожих на его собственные.
  
   Из своей комнаты через приоткрытую дверь Сильва слышала его шаги. Зачем-то стояла, прислонившись к дверному косяку, затаив дыхание, и слушала, как Кунсайт поднимается по лестнице. Он не задержался внизу лишней секунды. Значит, не поел...
   Хотя может, ему кусок в горло не идет...
   Девушка автоматически разделась, и потом еще несколько минут слонялась туда-сюда по комнате, не зная, куда деть накопившуюся за медитацию энергию. От полета она вовсе не устала, наоборот, тело и душа горели каким-то лихорадочным теплом.
   Она нужна ему. Вернее, она хотела быть нужной ему...
   Будто то самое неугомонное шило получило моторный привод и заставляло Сильву наматывать круги по комнате и с головой погрузиться в любые, пусть самые мелкие дела.
   Чем еще занять себя? Постель убрана, камин уже снова растоплен, и за дровами она сходила вниз... Нарочно оставила дверь не просто приоткрытой, а распахнутой настежь, пусть это и означало отток драгоценного тепла.
   Надо успокоиться.
   Сберечь силы на весь остаток дня. Это редкое удовольствие для нее сейчас - такие бурные ощущения. Где там вязание?
   Кажется, она открыла книгу не на той странице, потому что вместо простой вязки "косичками" увидела какой-то другой, гораздо более сложный узор с дырочками и теми же косичками, только мелкими.
   Вот и попробуем... В конце концов, распустить не трудно... Тьма внутри довольно хихикнула. Скромный свитер у них не получится... Получится кое-что другое...
   Спицы снова начали мерно стучать. Потом к ним прибавился ее собственный голос.
   После трех суток, полных тишины, Сильва стала бояться ее. И как могла, гнала от себя.
   - Позови меня тихо по имени,
   Ключевой водой напои меня.
   Отзовется ли в сердце безбрежное,
   Несказанное, глупое, нежное?
   Позови меня на закате дня...
   Спицы мелодично позвякивали. Изредка Сильвиана поднимала голову, прислушивалась, но вязания не прерывала и не замедляла.
   После первой песни она молчала. Не то чтобы перезабыла в раз все слова, нет. Просто одни песни были неуместными, другие - слишком откровенными, чтобы их мог слышать кто-то, кроме нее самой... Третьи... третьи были радостными.
   Вот и нарушал тишину только перестук спиц да треск пламени в камине.
   Тихо. Слишком тихо. Она чувствовала, как липкие щупальца беспомощности и апатии собираются в углах.
   Когда похоронили мать, во дворце воцарилась такая же тишина. Сестры плакали в семь ручьев, отец подолгу запирался в своем кабинете. А она подслушивала. Как он разговаривал с портретом матери, как ругался и злился на нее.
   За то, что все решила сама. Не сказала ему ничего. Вот так, одним словом ударила больше, чем самим фактом собственной смерти.
   И она, Сильвиана тоже ничего не рассказывала. Потому что нарушение ее тайны бросало тень позора на весь Дом Плутона, а значит, и на всю планету. Так подвести отца она не могла. И, наверное, только потому терпела все эти санатории и процедуры, этих врачей, которые пытались лечить тело... А с телом все в порядке.
   Подумаешь, приступы озноба... головокружения... постоянные ночные кошмары пополам с бессонницей... Мелочи.
   Дело-то совсем в другом...
   - Мается, мается маятник,
   Хочет мне душу рассечь пополам.
   Из холода в жар, из-под плети в объятья,
   Из праздника - снова в Бедлам...
  
  
   Пронзительный бой часов возвестил ему о том, что пора. Норманн поднялся с кровати, на которой просидел полностью собранный больше трех часов подряд - пока за окном окончательно не стемнело. Сидел в одной и той же позе: сгорбившись, упершись локтями в колени и глядя перед собой.
   А теперь пора. Настало время настоящего прощания. Однажды он поклялся Эдварду, что укажет ему путь, когда тот покинет его. Пришла пора сдержать свое слово.
   Дверь с тихим стуком закрылась за широкоплечей фигурой в черном. Проходя мимо комнаты плутонианки, он невольно подумал об оставленном плаще, но отмахнулся от этой мысли. Слишком тяжело будет видеть ее сейчас. Он должен сам справиться...
   Винтовая лестница в башню встретила морозным сквозняком, настырно пробиравшимся под черный свитер. Тяжелые свинцово-серые тучи сгрудились за линии горизонта и "доедали" яркие отголоски заката.
   Он опять прилип ладонью, когда открывал металлическую крышку щитка управления. Спину целовала морозная стужа, интимно запуская "пальцы" в крохотные пространства между петлями.
   Руки уверенно прошлись по консоли, поворачивая рычажки, настраивая уровень яркости и скорость вращения. Это он мог проделать и с закрытыми глазами...
   Рычаг включения до упора вошел в гнездо и провернулся. Свет ослепительной волной ударил по опущенным векам.
   В первый раз, когда Норманн зажигал маяк, он не закрыл глаза, а потом долго не мог проморгаться...
   А сейчас мужчина купался в этом свете... Жаль, что он не грел. Редкий момент, когда лорду зимней стужи было холодно. Замерзала душа...
   Ладони на ощупь нашли перекладины лестницы, ведущей на купол "Сердца".
   Взобравшись наверх, Кунсайт замер, глядя, как широкий столп света вычерчивает горизонт.
   "Светлый путь"...
   - Доброй дороги, старина. Возвращайся... И приводи с собой мать.
   Норманн медленно опустился на колени, будто собирался медитировать и вперился взглядом в черный росчерк горизонта. Туда, куда ушла его мать, а теперь ушел и отец...
  
   Она опять потеряла счет времени. Скверно. Очень скверно. Судя по тому, что большая часть платья была связана, прошло уже несколько часов, как Сильва погрузилась в свои грезы наяву. Пока ее не выдернуло оттуда.
   Шаги.
   Кунсайт только что прошел мимо ее открытой двери к лестнице. Вскочить из кресла не получилось - ноги затекли. Пришлось их растирать, потом спешно шнуровать сапоги, тянуться за курткой. Отчего-то именно сейчас все начало валиться из рук.
   Перемежая ругань в адрес вещей бранью в своей собственный, Сильва наконец собралась, затратив драгоценные несколько минут и уже совсем собралась покинуть комнату, как увидела за окном пронзительный свет.
   Луч, испускаемый мощным фонарем, высвечивал слияние моря и неба.
   Теперь она знала, где его искать.
   Узкая винтовая лестница нашлась быстро, благо Сильва успела разобраться в планировке замка, и особо блуждать не пришлось.
   Перед дверью она помедлила. Стоит ли? Имеет ли право вмешиваться?
   "Когда это тебя останавливало?" - спросила Темная сторона. А Светлая напомнила, что невозможно оскорбить ни любовью, ни искренним участием.
   Стараясь производить как можно меньше шума, Сильва ступила на верхнюю площадку. Но с тем же успехом могла бить в барабан... Вряд ли Кунсайт сейчас видит или слышит ее.
   Все, что она может сделать - быть с ним рядом.
   Кого бы он ни провожал, кого бы ни оплакивал, пусть и без слез, Норманн Кунсайт не будет этого делать в одиночестве.
   Очень медленно и тихо Сильва подошла к коленопреклоненному мужчине и опустилась рядом. И в нарушение своих собственных обещаний положила свою ладонь поверх его и слегка сжала пальцы.
  
   Прошло девятнадцать лет. И Кунсайт вновь следил за горизонтом, только больше не надеялся разглядеть возвращающийся плот с хрупкой женской фигурой, машущей ему рукой.
   Вокруг стремительно холодало. Но он даже не чувствовал этого. Разве может мерзнуть человек, которого обжигал лед в душе?
   Ветры разгулялись, перемешивая свои "хвосты", швыряли ему в лицо спутанные пряди собственных волос... Ветры молчали - они скорбели наравне с ним. Ветры просто были рядом.
   И она тоже.
   Такая теплая ладонь по сравнению с его собственной. Пальцы дрогнули и переплелись с ее.
   А потом его прорвало. Словно лопнула тонкая мембрана, защищавшая его от Мира и от нее.
   - Она тоже просила не хоронить ее в земле... Любила море, волны, прибой. Все время мерзла... Ей нравились эдельвейсы и подснежники. Тогда я не нашел цветов... Все, что мог сделать - зажечь для нее "Светлый Путь", как сегодня для него...
   Ветры кружили, перевиваясь в невидимую коловерть, чутко прислушиваясь к мужчине, неотрывно глядящему на горизонт, зорко следили за смуглолицей чужачкой рядом с ним.
   - Я знаю, они встретятся там... - кивок головой в сторону линии, где море и небо сплетались в неразделимом объятии.
   - Конечно, встретятся... - эхом отклинулась Сильва.
   Всего несколько слов, но и их хватило. Она плохо помнила отца Кунсайта. Кажется, видела его всего раз, на том самом балу и то мельком. Зато была наслышана, как после мятежа герцог отказался от сына.
   И в глазах Сильвианы это не делало ему чести.
   - Если бы можно было выбирать, я бы выбрал его. Тысячу раз его вместо того ублюдка, который произвел меня на свет... Я на самом деле думал, что смогу его защитить. Хотя бы его... А его украли. Забрали, заставив заплатить за предательство... Опять удар в спину. Все время в спину...
   - Он все равно остался с тобой, Норманн, - девушка привстала на одно колено, чтобы не смотреть снизу вверх, и подалась ближе к мужчине. На открытой площадке гулял ветер, но Сильва совершенно не чувствовала холода. Ей было не до него.
   Свободной рукой она обняла Кунсайта, вцепилась ему в поясной ремень и прижалась щекой к свитеру прямо напротив сердца.
   - Думай о нем. Помни о нем. Плачь о нем, когда никто не будет видеть тебя, если стыдишься своей привязанности. Отомсти его убийцам, если есть, кому мстить. Но сделай так, чтобы все, что он сделал для тебя, не пропало напрасно.
   Пальцы понемногу стыли, и Сильва подтянула их сомкнутые руки к своему лицу, чтобы согреть дыханием.
   - Отпусти его, и он вернется... Вернется не один, ты же этого хотел?
   Колючая шерсть свитера царапала щеку и раздражала ресницы. Ей было проще грешить на свитер, чем на собственные слезы.
   Он и так ее воином не считает. А плачущую женщину тем более не станет слушать... Но слезы текли. Хорошо, что он не видит. И не слышит. Она давно научилась плакать беззвучно.
   Не открывая глаз, Кунсайт обнял ее за талию и притянул к себе, закрывая собой от пронизывающего дуновения морского бриза и "развернул" Ветра так, чтобы они дули ему в спину.
   Слова доходили до него тягуче-долго... Он не разбирал ни фраз, ни даже слогов. Просто слушал ее голос. Слушал нотки отчаяния, боли и страха, которые переплетались в его тихом звучании.
   Что-то внутри него с хрустом надломилось. Он не знал что. Просто почувствовав сбивчивое дыхание на своей руке, опустил взгляд и поразился увиденному.
   - Ты плачешь? - его рука медленно отирала следы слез на влажных щеках Сильвианы, - Ты плачешь по предателю. Не нужно.
   - Ну... раз ты не можешь... плакать... Кто-то же должен... - Сильва честно попыталась улыбнуться. Не получилось. Она не то что говорить, связно мыслить разом перестала, стоило Кунсайту прикоснуться к ней.
   - Волчонок... Опять ты мерзнешь, - прижав к себе плутонианку покрепче, Норманн осторожно растер ладонями ее плечи, руки и спину. Он повернул голову, чтобы взглянуть на ее лицо, едва не задел ее губы своими и замер, глядя в глаза, в уголках которых вновь собрались прозрачные жемчужины слез.
   Он не имел права ее целовать.
   Ни тогда, ни сейчас.
   Никогда.
   Она Ловец, а он предатель.
   Но все же...
  
   Конечно, она не должна была позволять ему целовать себя... существовала тысяча причин, почему, и одна, но самая важная, перебивала их все.
   Она хотела этого. Без разделения на Хаос и Порядок внутри себя, на Свет и Тьму, она просто этого хотела.
   Сначала ей показалось, что губы у Кунсайта холодные, а в следующую секунду - обжигающе горячие...
   Неважно... Если ему холодно, она отогреет... а если жарко, то примет его тепло, ведь на самом деле она действительно мерзнет...
   Сильва вцепилась пальцами в черный вязаный свитер и ответила на поцелуй. Вздрогнула всем телом и ласково прикоснулась к его губам. Медленно, неопытно...
   Все же во сне она была много смелее... Так на то он и сон.
   Внутри начал ворочаться знакомый по утреннему поцелую жаркий узел, дыхание слегка сбилось. Стянув вторую перчатку, Сильва уронила ее вниз и тут же забыла об этом. Она торопилась, пока не кончился этот невероятный поцелуй, прикоснуться к его щеке, к спутанным ветром волосам на затылке, как делала это утром.
   Когда она перестала плакать, Сильва не заметила.
   Безумный поцелуй, порожденный обоюдным желанием. Тысячу раз запретный, но на самом деле он был самым правильным, самым искренним... Единственно настоящим!
   Кунсайт не знал, почему этот поцелуй стал реальностью. Не мог объяснить... Да и не хотел. Разве желания нуждаются в объяснениях? Тем более, такие как это - идущее из глубины существа.
   Это не было поцелуем страсти или похоти. Это был поцелуй нежности. Он хотел утереть слезы, которые Сильвианна проливала за него. Хотел, чтобы она больше не плакала, не кричала и не мерзла, и сам боялся своих желаний.
   Что-то ледяное в его груди трескалось и осыпалось морозным крошевом. Быть может тоска?
   Девушка вздрогнула, и руки Норманна напряглись, удерживая ее и прижимая к себе. Но она не хотела уходить, как он подумал сначала. Ее пальцы легли ему на затылок, а его ладонь в ответ огладила гибкую девичью спину, нащупывая под слоями ткани выступающие позвонки, легла на плечо и властно притянула еще ближе к себе, заставляя девушку глубже зарыться пальцами в его волосы.
   Он оторвался от нее лишь для того, чтобы увидеть ее сомкнутые веки, чуть вздрагивающие ресницы, легкий румянец, едва заметный на смуглых щеках.
   - Волчонок... - выдохнул Норманн в губы девушки, костяшками пальцев огладив ее теплую щеку.
   Губы горели... Он сам не понимал, что с ним происходит. Откуда это обжигающее тепло там, где только что был лед отчаяния? Знал одно: все это из-за нее. И был ей благодарен...
   - Пусть будет волчонок... Но вообще-то я уже взрослая... - она улыбалась и касалась своей улыбкой его губ.
   Это здорово, что она уже взрослая... Значит, ей можно целоваться с кем захочет... Сколько захочет... она немного судорожно втянула морозный воздух пополам с его дыханием.
   Ее глаза закрылись сами собой. Зрение было чем-то лишним, совершенно не нужным в тот момент. Только осязание. Неизвестно как, она чувствовала его ладонь на спине сквозь плотный свитер и майку, будто та была раскаленной. Такое тепло от нее шло, так хотелось выгнуться, откинуться, доверчиво пробуя его силу... И в то же время не Сильва находила сил шевелиться, чувствуя щекой эту неожиданную нежную ласку, от которой слабели колени.
   Левая рука совершенно беспомощно перебирала белые волосы, жила собственной жизнью, и только правая еще подчинялась ей. И со всей силы цеплялась за шерстяную вязку свитера, как за последнюю опору.
   - Норманн... - это имя хорошо кричать... и хорошо мурлыкать вот так, наполовину забывшись, и даже не представляя о том, что по спине Кунсайта в этот миг пробежали мурашки. Не потому, что ему было холодно... Просто что-то откровенно ласкающее промелькнуло в ее голосе. И на это что-то откликнулась его темная сторона. Она обнимала девушку его руками, прикасалась к нежной коже лица кончиками пальцев, вдыхала тонкий аромат, шедшей от нее.
   - Я вижу, что не маленькая. Ты взрослая и красивая...
   Ее губы изредка задевали его, когда Сильвианна порывисто вздыхала. И от этих едва ощутимых прикосновений его до самого нутра пробирала обжигающая волна как от удара. Но удара не было, была только сильная и невероятно привлекательная девушка в его объятиях. Она улыбалась ему, а он мог чувствовать эту улыбку, попробовать ее на вкус, хотя и не имел на это права. Как и целовать ее. Как и желать ее под промозглыми Ветрами, с любопытством заглядывающими ему через плечо и тут же со смехом улетавшими прочь делиться с братьями-зефирами впечатлениями.
   Сильвианна самую малость изогнула спину, но даже этого оказалось достаточным, чтобы в голове его возникла непозволительная мысль о том, как бы она выгибалась под ним на простынях в разгар страсти. Норманн торопливо отмахнулся от этого наваждения, но оно возвращалось раз за разом, в такт ее дыханию и приносило с собой великое множество других фантазий и ощущений. Он скользнул взглядом по расслабленному лицу девушки...
   Нет. Ни за что он с ней так не поступит - это Кунсайт знал точно. Потому и поцеловал не в губы, как того хотел, а в висок.
   - Держись.
   Подхватив рукой Сильвиану под колени, а другой все еще продолжая крепко прижимая ее к себе, Норманн качнулся назад и рывком поднялся на ноги. Те отозвались жалящей болью - замлели за время долгого сидения. Он подождал, пока вялость в мышцах не исчезла, и все же решил не рисковать плутонианкой, спускаясь по лестнице, а просто сошел вниз, опираясь на невидимые токи воздуха. Ветры не позволили бы им упасть.
   Лестницу и коридор он преодолел быстро и бесшумно, бережно прижимая к себе девушку. Дверь в ее покои оказалась приоткрытой. Норманн, орудуя носком сапога, раскрыл ее пошире и вошел в натопленную спальню.
   Нет, он не допустит даже мысли о том, чтобы соблазнить ее после всего, что она для него сделала. Он не животное, в отличие от своего отца.
   Кунсайт аккуратно опустил девушку на теплое покрывало и на секунду замер, приказывая рукам разжаться.
   - Спасибо тебе, - тихо проговорил он, чувствуя, как ее ладонь выскальзывает из его волос, - Я ценю твое участие.
  
   Женщина... Когда она последний раз вспоминала о том, что она женщина? Последние сутки не в счет. В присутствии Кунсайта ее женская сущность заявляла о себе непрерывно... Но это был просто шепот по сравнению с тем, что творилось сейчас.
   Губы горели, грудь сладко ныла от предвкушения, а разум тактично не напоминал, что ничем хорошим этот поцелуй не может закончиться по определению. Потому что ей было тепло... Жарко, снаружи и изнутри, несмотря на ветер вокруг. Она отмечала его существование как-то отвлеченно, он просто не доходил до ее голенных нервов, как раньше не могло дойти каминное тепло.
   Как она была ему благодарна... За этот поцелуй... и за то, что они могли соприкасаться губами будто случайно, в такт дыханию... Если бы он прикоснулся к ней больше, чем на две секунды, самообладание рухнуло бы окончательно.
   Нельзя... Нельзя-нельзя-нельзя... Во всяком случае, уж не здесь точно...
   Да что же с ней твориться? Сильва тихо-тихо застонала, прижимаясь виском к щеке Кунсайта, будто бы в поисках успокоения, а на самом деле, ей просто было мало... Мало жаляще-горячих прикосновений, которые заставляли ее вспоминать самое тайное... Самое недозволенное.
   Держаться!
   Она бы с удовольствием... Только за что? Пока Тьма жадно сжимала пальцы на сильных плечах, и порыкивала от слишком большого количества одежды на себе, та половина, которую Сильва про себя называла "День" всем своим не слишком великим весом цеплялась за хилые деревца под названием "чувство долга, чести и здравый смысл". Деревца гнулись и шатались.
   - Что? - кажется, лестница находилась в другой стороне...
   Это было ново. Странно. Находиться в воздухе, всецело зависящей от другого человека.
   "От предателя", - ехидно напомнил здравый смысл, но был отпихнут обратно на задворки сознания. Зато Ночная половина блаженствовала от возможности покрепче прижаться к мужчине под предлогом страха упасть.
   Это при крыльях-то...
   Но все закончилось слишком быстро. Теплое покрывало, знакомая комната... И эта слабость, сладкая обманчивая слабость, такая приятная, что она даже не может вовремя среагировать, когда Норманн разжал руки, и пальцы бессильно выскальзывают из белых волос...
   Хорошо, хоть голос вернул ее из мира грез...
  
   - ... Я ценю твое участие.
   - Ценишь участие... - брови задумчиво нахмурились, пытаясь понять, что Кунсайт имел в виду. Девушка непонимающе посмотрела в не слишком спокойное лицо в обрамлении растрепанных волос. Пальцы сладко закололо...
   - Знаешь, я не слишком сейчас могу понять, что именно ты имел в виду этой фразой... Поэтому Небо с ней... Норманн... - надо было срочно сказать что-то безопасное, чтобы отодвинуть хоть на палец эти сумасшедшие чувства...
   - И не нужно. Признаться, я сейчас плохо соображаю, что говорю, - ответил мужчина, усилием воли заставив себя оторваться от девушки и присесть на край кровати.
   Лицо его горело... И ладони тоже...
   Пустяки - просто обветрил.
   Рассеянный взгляд голубых глаз уперся в бледные точки звезд на почти безоблачном небе за окном. Только на горизонте поднималась пушистая стена облаков...
   Мысли медленно, почти нехотя устремились от принцессы у него за спиной к покинувшему его навсегда другу.
   "Ты ушел в хорошую ночь, друг... нет, отец! И я знаю, ты вернешься".
   Ладони его рефлекторно сжались в кулаки. А ее голос прошелестел, что-то у него за спиной... Что-то про ужин:
   - Норманн, а давай поужинаем? А то я сегодня даже не завтракала...
   - Хорошо, - бездумно согласился Кунсайт и оглянулся на девушку.
   Темная вязь в вишнево-карих глазах затягивала. Он отвел глаза в сторону, подобрав спутавшиеся волосы, скрутил их в жгут и отправил на спину.
   - Пойдем, - спокойно проговорил он, поднялся с кровати и протянул ей руку. Хотя она в этом и не нуждалась. Просто ему хотелось снова почувствовать ее узкую ладонь в своей руке. На миг Кунсайт устрашился этого своего желания... как и многих других, посетивших его на маяке и с неохотой отпускавших сейчас.
   "Как странно... Всего день назад она раздражала меня каждым своим движением, а сейчас..."
   Сейчас все переменилось в корне, развернулось на сто восемьдесят градусов, почти вывернулось наизнанку, причем Норманну эта изнанка отчего-то казалась правильной стороной.
   Сильва же так просто и естественно вложила свою ладонь в предложенную руку и тут же почувствовала, как легко он поднимает ее.
   Отвлечься, отвлечься! Ей срочно нужно на что-то отвлечься! Хоть на волосы что ли. Короткий хвостик хоть и не развалился, но порядком растрепался.
   - Я фефаф, - сказала Сильва с заколкой в зубах, прочесывая пальцами волосы и собирая их сзади, - Фекунфофку.
   Прическа была, конечно, не шедевром парикмахерского искусства, но довольно опрятной, и волосы на лицо не падали. А то они мало того, что лезли в глаза, так еще дразнили и без того горящее лицо.
   - Все, готова... - Сильва бестрепетно уже сама взяла лорда за руку и потащила в коридор.
   - Надеюсь, чары сохранения не повредили вкусу... Хотя я так голодна, что все равно съем свою порцию... А потом... - Она остановилась посередине лестницы и посерьезнела, - Если захочешь, ты расскажешь мне... то, что посчитаешь правильным рассказать... о нем. Должна же я знать, о ком плакала...
   И быстро, страшась величины охватившего ее желания никогда не отпускать, прижалась на секунду к мужчине, тут же отстранилась и, как ни в чем не бывало, продолжила путь вниз.
   "Что я делаю, вот что я делаю?!" - корила Сильва сама себя за несдержанность. Но что случилось, то случилось... Не воруй, а уж если своровал, то не попадайся. Схватился за оружие - побеждай, если не хочешь быть убитым..."
   Что ж, драться и побеждать в ситуациях безнадежных она умела. Потому до сих пор была жива.
   "Что со мной творится?" - с тоской подумал Норманн, идя рядом с плутонианкой и чувствуя, как ее плечо иногда задевает его руку.
   Наверное, он расскажет ей. Только ей. Хотя Кунсайт и не понимал, за какими демонами ему это нужно: делиться своей болью и одиночеством с абсолютно незнакомым человеком...
   В людской все еще витали ароматы вчерашнего, приготовленного Сильвианой ужина.
   Он, молча, стал сервировать стол, пока она возилась у плиты. Тарелки, салфетки, стаканы, приборы...
   - Молока нет, - вспомнил Норманн, бросив взгляд на пустую глиняную крынку на окне, - А я не купил, пока был в деревне.
   Даже тут в людской что-то переменилось, хотя, в сущности, не изменилось ничего. Просто ушел Эдвард... А плутонианская принцесса сейчас неведомым образом наполняла своим присутствием ту пустоту, которая с каждой минутой росла и ширилась у него в душе. И самое необъяснимое во всем этом то, что он позволял ей это.
   - Вообще-то есть, - скромно потупила вишневый взор Сильва и полезла в холодильник, замаскированный ради стиля под деревянную панель.
   Девушка прижала к себе локтем кувшин с сококонцентратом и пакет молока из местного магазина, который и сунула в руки лорду.
   - Я думала, что придется тебя отпаивать и задабривать после того, что я тебе устроила. Так что на всякий случай прихватила.
   Удивленно вскинув светлые брови, Норманн безропотно принял пакет в руки.
   - Спасибо. Очень мило с твоей стороны... - несколько рассеянно проговорил он, переливая молоко в крынку.
   Благодаря чарам, попросту замедлившим время для ужина, тот за сутки не слишком остыл. Так что подогревание много времени не заняло. Запахи поплыли по людской с новой силой.
   - Ой, зелень порезать надо... - она всегда это забывала, или не хватало времени. Но сейчас зелень была необходима к рыбе, причем Сильва не могла объяснить почему. Вот нужен укроп, и все.
   Может, чтобы скрыть растерянность. Она не знала, как принято готовить в здешних местах поминальную трапезу, и принято ли вообще?
   Дробно застучал по доске нож, а к запахам добавился еще и укропный. Ссыпав зелень в отдельную пиалу, Сильва водрузила ее на стол. Следом пошли, наконец, картошка и рыба.
   Стоило отпустить теплую керамику посуды, как пальцы снова начали мерзнуть. Пока совсем чуть-чуть, и девушка незаметно потерла их, согревая.
   - Норманн, сок разведи... На литр четыре ложки.
   - Угу, - достав из посудного шкафа высокий из того же сервиза, что и стаканы, графин, Кунсайт наполнил его водой и принялся разводить сок, методически помешивая окрасившуюся жидкость.
   "Вишневый. А какой сок мне нравился?.. Не помню".
   Графин с тихим стуком опустился на стол, а мужчина - на стул. Как-то всего за одно мгновение, он вдруг ощутил себя совершенно дряхлым и изможденным. Спина разом ссутулилась под нахлынувшей на него тяжестью утраты.
   - Молоком меня всегда снабжал он... Я просто не привык думать о подобных вещах. Он всегда следил за мелочами, - голос стал глуше, а дыра, пробитая в его существе, еще сильнее раздалась вширь.
   Сильва застыла с уже занесенной над рыбой лопаткой. Ей было... не то чтобы страшно, а не по себе точно. Это был незнакомый ей подвид страха, девушка боялась по неосторожности сказать или сделать что-то не так. Кунсайт подавлен смертью близкого человека, да еще считает себя виноватым в ней...
   - Мелочи делают нашу жизнь неповторимой... - она ловко положила себе солидный кусок рыбы, пару лопаток картошки и посыпала сверху зеленью, - И остаются с нами как частички людей, которые покинули нас, или просто сейчас далеко. Знаешь, почему я терпеть не могу молоко? Оно у меня прочно ассоциируется с болезнью...
   Без спроса Сильва дотянулась до тарелки мужчины, положила кусок рыбы, гарнир... потом с тем же безмятежным выражением добавила всех овощей, которые были на столе. И, разумеется, посыпала картошку укропом.
   - Я регенерирую очень быстро, но организм истощается. Вот меня и отпаивали молоком... По два литра в день... Папа каждые два часа подходил и стоя-я-я-ял над душой, пока не выпью. Тиран, одно слово... И не поверишь, что карьеру простым солдатом начинал. Как он злился, когда мама умерла... К нему только я подходить могла... Признавайся, у тебя есть привычка в минуту горя и гнева швыряться острым оружием?
   Норманн отрешенно смотрел, как в тонких пальцах Сильвы мелькали приборы и посуда, как она по-свойски взялась ухаживать за ним за столом.
   - Не греши на отца. Он просто заботился о тебе... - проговорил Кунсайт, - Если бы мой отец был хоть немного похож на твоего, все могло сложиться по-другому. И у меня на самом деле нет привычки бросаться оружием. Я слишком уважаю сталь, чтобы оскорбить ее своим раздражением или потревожить гневом или горем...
   - Да ты что? - от удивления чуть не поперхнулась куском девушка, - Ты не понял, да? Я папу о-бо-жа-ю! Он - самый лучший... А Тираном мы все его называем дома. Это мамина идея была... Еще до того, как мы появились...
   С разной интонацией, но никогда - всерьез. "Папенька, вы - тиран, самодур и деспот!" - это означало "папа, ну ты же меня любишь, ты мне откажешь?"
   - И потом тоже. Это было так весело... Особенно, когда лежишь прикованная к постели, ругаться с медиками совесть и положение не позволяет, так хоть с папой душу отвести... Ой, как я ныла... Как же капризничала... Прямо вспомнить приятно. Знаешь, он тоже с детства меня учил обращать внимание на мелочи... Еще до сенсея.
   Она посмотрела на позабытую на вилке картошку, съела ее и напомнила об ужине Кунсайту.
   - И ешь давай. Остынет же...
   - И, правда - весело... - ковырнув вилкой поджаристую корочку рыбы, так между делом обронил Норманн, - у тебя замечательный отец.
   "Жаль, что про своего я ничего подобного рассказать не могу. Тиран, самодур, деспот - да, и без всякого намека на иронию".
   Когда Сильва заговорила об отце, Кунсайт не мог не заметить тот внутренний свет, которым вспыхнули ее в глаза. А еще он заметил, как нервно ее смуглые пальцы стиснули вилку, при упоминании о матери. По сути, это он, Норманн, убил ее. Он и еще трое генералов - его друзей.
   Но вместо того, чтобы виновато опустить глаза, он прямо посмотрел на девушку.
   "Будь на ее месте, я бы никогда не простил. Не простил и не пощадил".
   Оба они - опальный герцог и сидящая перед ним принцесса - потеряли близких людей. И все, что им обоим теперь осталось - это воспоминания. На застывшего на стуле Кунсайта с удвоенной силой навалилась ностальгия. Сколько всего связанного со стариной Эдвардом умещалось в одной только людской, не говоря уже о поместье! Незаметно для себя, Норманн погрузился в свои воспоминания о друге и заговорил невпопад:
   - Меня тоже не раз отпаивали молоком. Отпаивал... Он никого ко мне не подпускал, когда мне... не здоровилось, - Норманн на мгновение замялся, подбирая более осторожный эпитет к тому своему состоянию, когда его требовалось отпаивать молоком, - Он был таким дотошным, старик Эдвард... Всегда твердил, что никогда не стоит пренебрегать мелочами: порой они способны спасти жизнь или наоборот.... И сам был незаметным, но таким незаменимым. Как крохотный болтик держал на себе высокоорганизованную махину по имени Норманн Кунсайт. Это благодаря ему и только ему, я сейчас жив, сижу перед тобой и скулю...
   Чтобы хоть как-то отвлечься и заполнить неловкую паузу, Норманн отважился-таки отправить в рот картошку. На секунду он замер, а потом зажмурился и поморщился. Вкус резко полоснул по языку с такой силой, будто вместо еды в рот мужчине угодил горячий уголь. Первое время он даже не мог разобрать, нравится ему или нет?
   Сильва вдумчиво слушала путаные фразы, но потом обратила внимание на то, как морщился герцог.
   - Тебе не нравится?.. - немного упавшим голосом спросила принцесса. Ей-то самой казалось - картошка и рыба удались замечательно. То есть, как обычно, когда она злилась.
   Готовку Сильве пришлось освоить все по той же причине буйного темперамента. Не станешь же стучать кулаком по стенам или исступленно ножи метать каждый раз? Тем более, что вечно на глазах у подчиненных. Нельзя. Командир должен быть спокоен и сдержан. Вот и пришлось взяться за ненавистную каллиграфию и готовку... Хватило как раз до того времени, когда подчиненные устали ее проверять на прочность и поверили.
   Кунсайт же поднял глаза на девушку и заметил расстроенное выражение, которое приняло ее лицо. Сильвианна кивнула на его тарелку, и только сейчас до него дошел смысл ее вопроса.
   "Нравится мне ужин или нет?" - светлые брови немного непонимающе поползли вверх, - "Ей что, важно, останусь ли я довольным ужином или нет?.."
   - Ну, не то чтобы не нравится... то есть нравится! Наверное... - припоминая свои ощущения от вкуса еды, ответил Норманн, - Не знаю, просто вкус резкий был. Я не понял.
   - Тогда запей водой и попробуй заново, - чуть-чуть ворчливо посоветовала Сильва.
   В ответ на совет Норманн только пожал плечами. Овощи... картошка... рыба... Есть хотелось все меньше. Но вставать из-за стола прямо сейчас он не хотел по одной просто причине: не хотел обижать Сильвиану и портить ей аппетит. Поэтому, Норманн принялся методически ковырять еду у себя на тарелке, изображая голод, изредка отправляя что-нибудь в рот и глотая, едва разжевав.
   - А как ты называл Эдварда?.. И когда он тебя молоком отпаивал? Ты болел? - когда говорят "отпаивают", значит, речь не просто о лакомстве с фруктами. Об отце Кунсайта она решила не спрашивать. Да и не слишком хотела что-то узнать о нем. Довольно и того, что он отрекся от сына. На Плутоне такой поступок сочли трусливым. Воспитал предателя, так не отпирайся от своей вины. Дели и исправляй.
   "А то бросают все на самотек, и приходится бедной беззащитной девушке своей честью и рассудком рисковать. В который раз".
   - Как называл?.. Так и звал. По имени. Иногда "старой кошкой", - Норманн чуть улыбнулся, при воспоминании о сутулой и в то же время юркой фигуре старика, - И, скажем так, я действительно болел... несколько раз...
   Несколько раз... Норманн даже сам толком не помнил сколько. Разве, что по шрамам и можно посчитать. Он старался не запоминать эти "болезни" тем более что после того, как на Земле было объявлено военное положение, кое-какие из них были и вовсе противозаконны. Дуэли до смертного исхода, например. А некоторые, были до сих пор под грифом секретности Военного Ведомства.
   - Угу... - несколько раз, да? Все дальние рейды его эскадры она помнила по датам. Конечно, не знала, куда конкретно и с какими задачами, но дальний рейд он и есть дальний рейд...
   - А почему "старая кошка"? Почему "кошка", а не "кот"? - она сталась казаться спокойной, но принцессу тревожило, как стремительно, будто створки шлюза, закрывался Кунсайт, - Рассказывай. Рассказывай, разве Эдвард не заслужил, чтобы о нем говорили и помнили?
   В ее голосе не было требовательных ноток, скорее мягкая просьба и любопытство. Злить лорда снова - плохая идея, только уйдет и хлопнет дверью... А терпеливо ждать она больше не могла... И без того столько времени потрачено впустую... Может, ей стоило сразу приехать? Но Сильву запихнули с госпиталь, потом лечили дома, после - в храмовом комплексе... И она никак не могла оставить отца, который просто трясся над ней в первые месяцы.
   - Он более других достоин того, чтобы о нем помнили, - глухо отозвался Норманн, проворачивая вилку в хрустящей капусте, - "Кошкой" он был потому, что это было его позывной на морфлоте. Не совсем, конечно, "кошка"... Просто "Котиком" у меня язык не поворачивался его называть...
   Тихо отложив в сторону вилку, Кунсайт поставил локти на стол и сплел пальцы напротив лица. Разговаривать с набитым ртом или в процессе пережевывания он терпеть не мог: считал неуважением не только к собеседнику, но и к себе самому. Ну, не терпел мужчина расхлябанности и все тут. Поэтому его подчиненные все до одного были образцом педантичности и аккуратности, что сказывалось не только на поведении и качестве выполнения заданий, но и во внешнем виде. Ни один его солдат не позволял себе ходить с закатанными рукавами или "распущенной" бляхой. Бывшие... теперь уже бывшие его подчиненные...
   - Все свою молодость он посвятил службе. Именно службе, а не выслуге, потому и не дослужился ни до каких чинов. А потом, когда его отправили в запас, он пришел работать к нам в поместье, сначала конюхом, и гораздо позже стал управляющим. И то, только с моей подачи - старый герцог Эдварда не выносил на дух...
   Потому что мудрого отставника обожал его сын. А может быть потому, что не только синяки и ссадины на теле герцогини врачевал травами и настоями Эдвард, но еще душу матери Норманна - эдельвейсами и трепетной заботой о ее сыне...
   - Котик... - Сильва тоже отложила вилку и сцепила пальцы на коленях под столом, - Я ни разу не была на морском флоте Земли. И Альканорские-то учения так выбили из колеи Луну, что она тут же заголосила о сговоре милитаристов.
   Кое-что в рассказе Норманна ее удивило. Не то, что старый Кунсайт не любил Эдварда, это как раз было объяснимо и понятно...
   - Прости, я не поняла... Разве честный человек и хороший воин не может сделать карьеру в Земном флоте? Или он просто не хотел? Кем он был на корабле?
   На Плутоне многие уходили в отставку после обязательных двух лет армии. Большая часть. Получали диплом, подъемные, помощь в устройстве на работу. За демобилизованных очень охотно шли замуж. Но были и такие, кто заключал офицерский контракт, а потом годам к тридцати вешал меч на стену. И это тоже было понятно. Нечего грохотом оружия тревожить сон Леди Войны.
   - Может, но не в том подразделении, в котором служил Эдвард, - ответил Норманн, - Он был слишком талантлив по части диверсии, чтобы надолго оставаться в рядовых. Но и в офицерских званиях таким людям отказано... Этих людей вообще нет. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я толкую.
   Как часто он любовался проворством старика. Даже в семьдесят лет он мог спокойно объездить самого строптивого коня и, увернувшись, сорвать ленты с рогов разъяренного быка на деревенских гуляниях по весне... А сколько он мог в молодые годы, оставалось только догадываться. Эдвард с его хитрой улыбкой и веселыми чертями в глазах навсегда остался загадкой для Норманна.
   - Его способности быстро заметили и почти сразу же после зачисления на морфлот предложили поучаствовать в одном задании на благо Родины. Он согласился, фактически позволив себя завербовать. Но он никогда не жалел о своем выборе.
   Единственное, о чем искренне сожалел старик, - что маленький Норманн не был его кровным сыном или внуком, хотя любил его Эдвард даже больше, чем своих родных. Поэтому, между Кунсайтом младшим и сыновьями Эдварда часто вспыхивали драки, о которых мальчик, конечно, молчал и упрямо хмурил брови, когда старик донимал его расспросами. Гораздо позже драки переросли в крепкую мужскую дружбу.
   - А когда он перестал быть полезным Отчизне, она благополучно о нем забыла... - сухо закончил историю Норманн.
   - Да уж понимаю, - улыбнулась Силвьа, - Или ты думаешь, я свои кошмары на "утюге" заработала?
   "Утюгом" в Космофлоте называли патрульные корабли, которые маневрировали в границах сектора, поддерживая там порядок. Причем сектора хорошо освоенного и известного. Служба эта считалась безопасной, непыльной и не слишком перспективной. Хотя меч можно было заработать и на ней.
   - Как жаль, что я не была с ним знакома... - уж Сильва сумела бы уговорить помочь ей... Потому что помощь была нужна Кунсайту.
   Как-то машинально Сильва положила в рот картошку и кусок перца, прожевала, проглотила... Ужин получался совсем не таким, как она хотела бы... Но во всяком случае, они разговаривали.
   - Он бы тебе понравился. Он всем нравился.
   Норманн заметил, как девушка покосилась на почти нетронутую тарелку еды перед ним, и из уважения к хозяйке ужина взялся-таки за вилку.
   - Это из-за него ты решил идти в армию? Когда это было? - любопытство - не порок, верно? Особенно женское...
   "Тем более тебе же хочется говорить о нем, вспоминать... Просто почему-то ты решил, что обязан переживать это все в одиночку. Глупый способ наказать себя. Такой же глупый, как решение уйти во Тьму. Типично мужской".
   А Сильве и вправду был интересен этот умерший Эдвард. Ведь он был, на самом деле был важным человеком и в ее жизни. Потому что он был важен для Норманна. А еще ей было очень интересно, против кого проводил диверсионные операции морской флот Земли.
   - Из-за него, - кивнул мужчина в ответ на вопрос Сильвианы, - Многое в моей жизни было из-за него и ради него... Вот и со службой было также.
   Сейчас сложно было вспомнить, когда именно юный герцог Кунсайт заразился идеей стать воином. Но роль Эдварда в этом решении Норманна была весомой. А еще было искреннее желание досадить отцу, который хоть и был офицером, но армию, как истинный аристократ, презирал всеми фибрами своей души, равно как и старого вояку у себя в дворовых.
   - Однажды, когда мне было лет так пять, я подрался. Естественно был бит. Эдвард показал мне тогда один прием, после которого, я укладывал на лопатки ребят выше себя на голову. А потом еще один и еще, и еще... Так начался мой путь в Ловцы. А свой путь в кадровые офицеры, я начал с того, что как-то утром заявился без стука в кабинет к своему отцу и объявил, что хочу учиться в Военной Академии Элизиума. Сначала отец обозвал меня низким словом, потом разбил губу, а неделю спустя, я был зачислен на младший курс Академии.
   Сам того не замечая, Норманн принялся медленно есть. Соленое, острое, кислое, горькое... Вкусы беспощадно терзали рецепторы, но привыкать все равно когда-нибудь надо. Так лучше сразу...
   - У-у-у-у... так ты драчун со стажем, - Сильва попыталась представить себе пятилетнего Кунсайта. Воображение рисовало худенького мальчика с белыми волосами и почему-то огромными голубыми глазами. Потом они глубже уйдут по брови, как прячется наивная детская душа под опытом и цинизмом.
   - Драчун? Нисколько. Пока дело не затрагивало мою честь или честь близких мне людей.
   - И что было дальше? После того, как ты поступил в Академию?
   - Ну, в одиннадцать я поступил в Академию. До этого умел фехтовать, драться на ножах и в рукопашную, но эти знания были на уровне дичка. Хотя здорово пригодились в учебе. Эдвард сначала не всерьез принял мое желание стать воином... В общем, 9 месяцев в году я получал воинские навыки в Академии, а три месяца изо дня в день оттачивал свои умения под присмотром Старой Кошки и вырабатывал свою манеру. Он был замечательным учителем... Просто замечательным.
   Во рту неожиданно пересохло, и мужчина поднялся из-за стола и подошел к окну.
   - Ясно... - Принцесса покачала полупустым стаканом сока, - Я ушла в автономное обучение в пятнадцать лет. До того училась дома. Меня тренировал отец, начальник стражи... Они тренировали всех. Даже поварят и горничных. Швабра - это страшное оружие, знаешь? - девушка усмехнулась воспоминаниям детства, - Ну, а потом меня учили, конечно, тактике и стратегии... боевым искусствам, как и всех принцесс. А серьезно я окунулась во все это, когда мне стукнуло пятнадцать... Под влиянием... одного человека. Отец попытался меня разубедить... Он-то хорошо знал, как тяжело мне будет. Но он ошибался, думая, что я не знала этого. Иногда я пытаюсь представить свою жизнь без армии, без ВКС... - без ночных кошмаров, реанимационных камер, без боли и напряжения... Без людей, которым безгранично доверяю, которые шли ради меня умирать... Между которыми я стояла на поминальной церемонии по эскадре.
   Ее поддерживали под локти Старший помощник и штурман. Накануне случился рецидив, спровоцированный мятежом, быстрым сражением и смертью матери, так что ей не то что ходить - стоять нельзя было. Отец предлагал ей взять гравитационное кресло... Она отказалась. В одиночества прошла от дворца до поминального комплекса и стала не с королевской семьей, а с экипажем, и они держали ее кто под руку, кто за талию сзади. Сильва тогда не протестовала.
   На этих людей она чувствовала себя вправе опереться.
   - Думаю, я все равно бы стала тем, кем являюсь сейчас... Просто это заняло бы больше времени... - и ей было бы не так больно. То есть, боль растянулась бы на годы... - А может, я бы не успела. Если бы я тогда не искупалась в озере... возможно у Ганай не выжил бы никто, - будничным тоном, как самом собой разумеющееся, договорила она.
   Наполняя стакан молоком, Норманн молча слушал Сильвиану. Гибель плутонианской эскадры у Ганай здорово отозвалось на ней. И он был уверен, что свои кошмары она принесла оттуда.
   А откуда пришли его кошмары?
   Воспоминания быстро замелькали в голове Норманна. Старые, местами забавные, местами печальные. За спиной вновь послышался ее голос:
   - Эдвард навещал тебя в Академии? Или ты приезжал домой на каникулы?
   - Эдвард работал в поместье, порой замещал собой несколько работников сразу... Возможно, поэтому отец и не решился выгнать его. А может быть, уже тогда побаивался моей реакции. Я приезжал на каникулы и вообще, когда выдавалась такая возможность.
   Отпив из стакана, Норманн обернулся к девушке и присел на подоконник. Прохлада, струящаяся от окна, царапнула по пояснице.
   - Знаешь, тогда на Альканоре, да и сейчас тоже, глядя на тебя, я постоянно недоумевал: почему именно военная стезя?.. Почему не орден Милосердия, к примеру?
   - Почему? - вилка с куском рыбы остановилась, не донесенная до рта, - Хм...
   Сильва тоже положила прибор и машинально опустила на свою тарелку купол стазиса, взяла стакан с соком и подошла к хозяину замка.
   - Даже не знаю, с чего начать... С рассказов о моем детстве, об отце с мамой... Об истории Плутона? О том, как я впервые увидела космический истребитель? Или о воинской повинности? Но это будет все не то.
   Сильва прислонилась плечом к плечу Кунсайта и задумалась...
   - Почему... Потому что, это я. Вот ты говоришь "воинская стезя"... а мы говорим "Путь Воина" - чувствуешь разницу? Не просто карьера, одна из многих, а способ видения и познания мира. Даже если бы я не родилась принцессой, думаю, рано или поздно я пришла бы к этому. Всегда кто-то должен сражаться. Или быть готовым сражаться. Чтобы другие могли лечить, выращивать хлеб, что-то еще... ты говоришь, орден Милосердия... Но ведь именно милосердие - бремя воина. Подарить быструю смерть или нет, защитить или опоздать. В руках воина не одна жизнь, а десятки, тысячи... А полководец несет на себе миллионы жизней...
   Она сбивалась, перескакивала с пятого на десятое и понимала, что главное так и останется не сказанным.
   - Я вижу мир в отражении своего меча... Моя планета... с самого начала мы были форпостом, пограничной крепостью. Все. Понимаешь, все мы - солдаты Плутона, это не просто фраза. Каждая семья должна отдать одного ребенка в поколение на два года в армию. Неважно, какого пола. Наши медики - одни из лучших, а они ведь тоже - военные... И врач, окончивший интернатуру у нас считается офицером ранга взводного командира. Так что орден Милосердия... у нас не слишком в чести. Но и это не главное...
   Она закрыла лаза и минуту так стояла, а потом подняла ресницы и медленно, взвешивая каждое слово, сказала.
   - Я стала воином, потому что хочу, чтобы моя планета жила в мире. Чтобы мы в один прекрасный день не оказались беспомощны перед неожиданной угрозой. Я хочу достойно исполнить свой долг перед планетой, перед миром. Я воин, и я охраняю сон войны, чтобы кто-то случайно или нарочно, не разбудил ее. Наверное, так...
   А потом торжественность из голоса куда-то ушла и уже буднично, как о само собой разумеющемся, Сильва сказала.
   - А еще я хотела защитить папу. Он... так защищал всех, что забывал о себе.
   Норманн отставил стакан на подоконник, поближе к стеклу - чтобы молоко остыло. Магазинное молоко, это тебе не парное из-под коровы, теплым пить не очень-то приятно.
   То, что она говорила... Много, быстро, часто сбиваясь. Как на экзамене по воинской этике. Отрывистые фразы, переиначенные выдержки из Устава... Много-много разных "потому что". И все они едва ли были истинными причинами ее выбора... Суровые условия планеты, воинская повинность, "Путь Война" - все так абстрактно... И только в последней фразе Норманн уловил для себя ответ на свой вопрос.
   "Ты тоже желала защищать. Не "Мир во всем Мире", а конкретного человека, как и я. Ты хотела защищать "кого-то", а я хотел уберечь "от кого-то". От себя... от точной копии своего отца. Если бы не было армии, если бы я не смог вырваться отсюда, если бы не было Эдварда, я бы никогда не смог затоптать в себе данность от своего отца... ты хотела защитить отца, а я хотел защититься от своего..."
   - Да, планетный детерминизм многое обуславливает в менталитете. Мы выходцы с разных планет, и нам сложно понять друг друга. Я не шовинист, но мне всегда казалось, что женщина должна дарить жизнь и поддерживать ее огонь, а не отнимать ее... Не подумай, что я хотел тебя оскорбить.
   - Ты шовинист. Был им и остаешься. Как и все мужчины. Все вы - лицемеры и шовинисты, один к одному. Говорите, что защищаете нас. Ха! - в темных глазах заплясали красные точки гнева, а грудь резануло застарелыми обидами. И новой - на его слова, - Когда в казарме меня пытались изнасиловать, что-то я не припомню, чтобы хоть один попытался защитить не делом, так словом. Или ты думаешь, я от хорошей жизни во сне ломаю пальцы любому, кто прикоснется ко мне? Слишком многие лапы тянули... Вы не стоите того, чтобы дарить вам огонь! - Сильва резко отстранилась и подошла к столу, куда опустила стакан. После чего обхватила себя руками, плечи вздрагивали от накатившего озноба.
   - Извини, погорячилась. Пойми одно, главное - становясь воином, ты не отрекаешься от мирной жизни. И я не отказываюсь от своей женской сути. И моя мать не отказывалась. Да и как можно отказаться от себя, от того, кто ты есть? - для самой Сильвы это было немыслимо, даже вопроса такого не стояло.
   - И вообще, - она резко обернулась, сжав кулаки, - Женщины, они, знаешь ли, разные бывают.
   В ответ на гневную отповедь плутонианской воительницы, от которой, наверное, брякнули все изделия из стекла в людской, Норманн спокойно прикрыл глаза и отпил из стакана.
   - Ты не поняла. Я не отказываю женщинам в праве быть воинами. Я просто говорю о том, что не хотел бы увидеть свою мать или жену с мечом в руке посреди кровавого месива. Война и все, что с ней связано, извращает людские сущности, равно как мужские, так и женские. Так или иначе она калечит и уродует любого, кого коснется. И я хотел бы, чтобы моя любимая женщина знала о тяготах войны как можно меньше. Для кого-то война - тяжелый путь наверх, а для кого-то - крутой спуск. Когда ты ступала на этот путь, ты знала об этом?.. Думаю, да. Так что набрасываться на меня с претензиями сейчас, это то же самое, что и жаловаться на порезы, учась фехтовать. Мужчины, они, знаешь ли, тоже разными бывают. А о том, что мы лицемеры и не достойны света, скажешь своему сыну, когда родишь.
   Собственная болтливость раздражала Норманна сейчас как никогда. Он нахмурился и медленно отпил из стакана, стараясь не замечать зябкой дрожи, разбившей девушку. Глупо все это... и зря. Ни к чему был этот ужин и разговор.
   Сильва отвернулась и крепко зажмурила глаза, стиснула зубы и так молча стояла, пока боль в спине не утихла.
   "Что ж... по крайней мере, ты это сказал. Все. Вот теперь - все".
   Все, что она делала эти годы, оказалось напрасно. Никчемно. Зря.
   Она хотела стоять рядом с любимым человеком, прикрывая спину ему, и чтобы он прикрывал спину ей. Всегда. Она хотела, чтобы все, кому она дорога, были уверены - с ней ничего не случится плохого. Она выживет, выкарабкается, прорвется. И можно не сходить с ума, не плодить ошибок от страха, что ее, беззащитную легко сломать и погубить. Она хотела быть достойной его...
   Напрасно.
   "Значит, я не позволю увидеть мою слабость. Ему - больше никогда".
   Сильва медленно заставила себя расслабить веки, плечи, ноющую спину. Ей не больно. Ей уже никогда не будет больно... никогда-никогда...
   Легкое пожатие плечами и спокойный голос. Поворачиваться к Кунсайту лицом она не рисковала, а вот по ее спине он ничего не прочитает... Потому что она этой спины не чувствует, не чувствует совсем...
   - Не твоя забота, чему я буду учить своих детей.
   Потому что их не будет. Теперь уже точно не будет.
   "И почему я был уверен, что все закончится именно так?" - с горечью подумал Кунсайт. В глубине души он не хотел с ней ссориться. Не сейчас... Не стоило иди с ней сюда. Не стоило ужинать. Не стоило рассказывать ей.
   - Ты права, твои дети - это твоя забота, - пожал плечами Норманн, отставил в сторону стакан и скрестил руки на груди.
   - Защитничек... - зашипела Сильва. Боль подстегивала, растравляла гнев и такое неуместное, но такое женское чувство, как ревность, - Что же ты на Венере не женился? Она и добрая, и красивая... И о войне ничего не знала... Пока ты и твои друзья всех резать не начали.
   - Ну, Слава Богам, а то я уже нервничать стал. Целый час прошел, а ты не напомнила мне о том, кто я, - не удержавшись, съязвил в ответ Кунсайт, - А, как ты думаешь, стоило жениться по науке Серенити? Тогда не пришлось бы никого резать, и ты бы время здесь не убивала зазря.
   "Ну и к чему вся эта перепалка? К чему ты язвишь, Норманн?"
   Вздохнув, мужчина оттолкнулся от подоконника и подошел к девушке со спины. Сейчас их разделял всего шаг, но на самом деле между ними пролегла глубокая пропасть.
   - Можешь не отвечать. Просто скажи искренне: тебе правда хочется ссориться?
   "Почему с тобой так сложно? Почему сначала ты плачешь у меня на плече по человеку, которого никогда не видела, а потом клянешь меня, на чем свет стоит? Как тебя понять?.."
   - Ссориться? А я с тобой не ссорилась, - невыразительно ответила она.
   Сильва так остро чувствовала присутствие Кунсайта рядом с собой и едва сдерживалась, чтобы не убежать немедленно прочь. И как можно дальше... Например, на базу, к отцу... Как маленькая девочка.
   Он она уже давно не маленькая...
   - Ты высказал свое мнение, и мне не остается ничего иного, как принять его к сведению.
   И зачем спрашивать, если не хочешь получить ответ?! - Сильва сильно, мало не до крови, прикусила изнутри губу. Одно желание у нее все-таки было... но оно не из тех, что должны исполняться. Но приятно осознавать, что ты можешь покончить со всем этим в один момент.
   - Если тебе на самом деле интересно мое мнение, то я скажу... Не мне решать, на ком тебе жениться, - тогда зачем она здесь? Чтобы от его слов, как от пощечин, горели щеки?! Сильва медленно вздохнула, заставляя себя успокоиться. - Но уж если эта свадьба пришлась тебе не по нутру, существовал способ и поумнее того, что ты избрал, чтобы избежать ее.
   - И ты знаешь такой способ? - он чувствовал, как она пытается казаться безразличной и отрешенной, а на самом деле сжата внутри как пружина.
   "Ничего ты не знаешь. Да и откуда тебе это знать?! Для тебя существует единственная истина - я предатель, и этого тебе достаточно!"
   Можно было пресечь эту ссору на корню. Просто развернуться и уйти, как делал до этого. После первой же обвинительной реплики в ее исполнении. Но он не хотел уходить и ссориться тоже не хотел. Хоть и не понимал, какое ему дело до этой девушки и до ее обид.
   - Знаю! - тихо сорвалось с губ, как капля.
   Это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Ей надо было учиться вышиванию и икебане, а не фехтованию и управлению космическим кораблем... Танцевать на балах, а не водить рейды... и лепетать милые глупости, вместо четких приказов, ведущих к победе.
   И тогда они бы не встретились. Совсем. Никогда.
   Так что не пошел бы Кунсайт со своим видением женского воспитания... в тундру! Хотя какая разница, куда он пойдет.
   - Ты не задавал себе вопроса, зачем были нужны эти свадьбы? Да еще так скоро? - слова-капли, слова-бусины... тихий голос на грани шепота. И очень хочется обхватить себя руками и согреться.
   Это несправедливо... Несправедливо мучить ее так, когда она уже знает, что есть способ избежать мучений и неминуемого конца. Теперь она не может не думать, что всего один шаг ее отделает от источника тепла... теперь уже совершенно точно запретного для нее.
   - Я знаю, зачем нужна была эта свадьба, - проговорил Норманн, заметив, как едва заметно вздрогнули ее плечи, - Теперь знаю. Тогда меня поставили перед фактом, прямо там на балу. Эндимион просветил в перерыве между полонезом и вальсом с принцессой Луны. Хотя спасибо ему и на этом - мог бы как всегда прислать записку.
   Мучительно заныли виски в ответ на воспоминание о том вечере. Если до этого Норманну было плохо, то сейчас стало совершенно отвратительно.
   - Знаешь, уже не важно, как это случилось. Это произошло и этого не изменить. Разбор ошибок состоялся очень давно, и они учтены. Стоило бы головой с обрыва, но, увы, к всеобщему неудовольствию - предателю в смерти отказано. Поэтому, предлагаю два варианта продолжения вечера: закрываем тему, ужинаем и расходимся по спальням, или расходимся по спальням прямо сейчас. На выбор.
   "Боги, как я устал... Зачем она пришла на маяк? Зачем плакала? Зачем все это? Чтобы стоять ко мне спиной и давить на не заживающий шрам на душе?"
   Все это зря. И нечего было ввязываться в этот спор. Все равно все возвращается к одной и той же теме.
   Вздохнув, мужчина отвернулся от девушки и отошел обратно к окну.
   - Нет, важно! Для меня - важно! - Сильва упрямо вскинула подбородок.
   Как мило... ей затыкают рот? Нет, она вскроет этот нарыв. И ему, и себе. Потому что иначе - гангрена и смерть. Это без ноги или руки можно жить дальше, а к душе протез не приставишь.
   Все как всегда. Задача поставлена, цели разобраны... К бою.
   Озноб отступил, не до него сейчас, ушла и горечь, боль никуда не делась, но притупилась, как от стимулятора.
   Сильва развернулась, обошла стол и стала у окна, когда к нему подошел Кунсайт. Теперь они опять смотрели прямо друг на друга.
   - Слишком долго я задавалась вопросом, как ты мог пойти на такое.
   "Только бы он не увидел в глазах ничего лишнего... Он не должен знать, как... глубоки мои чувства к нему. Особенно теперь, когда он сказал, что такая как я, ему не нужна".
   - Пожалуйста, Норманн. Нам обоим нужно это знать. Нельзя изменить прошлое, но будущее свободно. Я не хочу, чтобы ты снова заблудился. И не хочу заблудиться сама. Я прошу, пожалуйста.
   Был аргумент, против которого Кунсайт не посмел бы ей возразить - право жизни. Но Сильва не хотела требовать этого... Не хотела порвать последнюю паутинку, как ей казалось, все еще связывавшую ее с ним.
   Она могла сказать "твоя жизнь теперь принадлежит мне". Но не хотела. Только не его. Никогда.
   Только сейчас Норманн понял, зачем она явилась сюда.
   Осознание причин, двигавших Сильвианой, накатило внезапно. Он едва удержался от того, чтобы не отшатнуться от нее. Щека дернулась, будто плутонианка отвесила ему пощечину. Хотя нет, она его не ударила. Она его почти добила...
   "Мне можно верить"... Лгунья! Все что тебе было нужно - это только повод влезть мне в душу, раздавить, ну и заодно притащить в услужение к своему отцу за шкирку, как котенка".
   Мучительно хотелось закрыть глаза, но нельзя. Нужно смотреть. Смотреть на живой упрек своему своеволию - ее мать погибла из-за него.
   "Хотела мстить? Ну, что ж - имеет полное право. В это хотя бы верится больше, чем в то, что ей было не все равно..."
   - Ты никогда не проваливаешь заданий, Игла-9? Тебе не нужно просить, когда есть право требовать. Хочешь знать, почему? Действительно хочешь?! - твердость в вишневых глазах была лучшим ответом на вопрос, - Хорошо...
   Синие льдины глаз вонзились в лицо девушки, и Кунсайт тихо заговорил:
   - Когда я в первый раз обретал крылья, я поклялся защищать мир и всех дорогих мне людей. Защищать от самого себя. От той своей части, которую я глубоко презираю, но от которой не имею права отказаться. Хоть она и с легкостью отреклась от меня. Знаешь, чем была для меня женитьба на принцессе Венеры? Это значило превратиться в то, от чего я клялся защищать мир, предать свои крылья. Медленно распускать их полотнища, превращаясь в ничтожество. Но Миру, как оказалось, нужен был именно такой Норманн Кунсайт. А я не мог этого допустить. Меня предали те, кому я присягнул на верность, и Небо в том числе. Поэтому я оборвал крылья своими руками. А Берилл... просто оказалась в нужном месте, в нужное время, вот и все.
   Теперь настал ее черед дергаться и каменеть лицом. Вот значит, как он это понимает?
   А как ему еще это понимать, ведь он же сказал, что никому не верит... И ей не верит. И пусть не верит, ей теперь все равно...
   "Хочу обратно в пустоту... Там все казалось таким простым и понятным".
   А сейчас все так запутанно... Ее мысли и чувства, его рассказ. Сильва пыталась следовать логике Кунсайта, но она была какая-то перекрученная, искривленная, как больное дерево на морозе. Она слушала, пыталась понять... и не могла.
   - Я не верю, - слова давались ей с трудом, - Я не верю, что ты стал бы таким, как говоришь... - Сильва не отводила глаз, - Но это уже неважно... Говоришь, тебя предали те, кому ты присягал... Разве Эдвард предал тебя? Люди, которых ты водил в бой? И Небо... не предавало тебя. И я - тоже не предавала.
   Рука за ее спиной сжалась в кулак: "Не вздумай плакать перед ним. Стыда не оберешься".
   Сильва поняла, что сейчас все же расплачется, не смотря ни на что. От жалости, от беспомощности. От коварства ловушки, в которую Кунсайт загнал сам себя.
   "Нет, ну какой же крети-и-н... Небо, только бы у него хватило ума поверить самому себе и захотеть вернуться. Иначе сгинет здесь, в очередной вьюге. Она высосет его до конца и оставит замерзать..."
   - Я ведь верила тебе... так верила... Почему ты не обратился за помощью, глупый ты человек? - Если бы она могла, обняла бы его и гладила по голове вперемешку с подзатыльниками, - Спасибо за то, что рассказал. И прости, что подняла эту тему именно сегодня. Но... я должна была знать. Должна была понять... - как я могу продолжать ... чувствовать то, что чувствовала тогда, несмотря ни на что.
   Мигрень после ее слов стала только сильнее. На миг Кунсайту показалось, что его мозг медленно осыпается мелкими крошевом.
   Это смешно... Это просто смешно. Абсурд! Он никогда, ни у кого не просил помощи.
   "Почему мне так плохо? Ведь каждый день я просыпался с готовностью к подобному разговору. Сколько их, таких как она? Сколько тех, кто имел священное право потребовать его жизнь?"
   Много...
   Усталость накатила на него внезапно. Хищно вцепилась в мужчину и согнула его спину. А этот тяжелый, местами совершенно невозможный разговор вперемежку с головной болью дожали выдержку Норманна.
   - Ты ничего обо мне не знаешь, - глухо проговорил Кунсайт и тряхнул головой, отходя на шаг от Сильвианы, - Ни-че-го. Равно как и я о тебе. В своей жизни я присягал трижды - Небу, Эндимиону и Альянсу. И все трое плюнули мне в лицо. А я не из тех, кто терпит плевки...
   Из всех желаний у него осталось одно - уйти. Прямо сейчас, во вьюгу. Но Она не должна видеть его таким. Он не Ловец, и Метель не может принести ему сейчас успокоения, может просто убить... Но и в смерти ему отказано.
   Он взглянул на девушку, и в его глазах промелькнуло разочарование:
   "Как ты меня разочаровала... А я ведь почти тебе поверил..."
   - Надеюсь, все, что тебе было нужно от меня, ты получила сейчас с моим рассказом, - отвернувшись от нее, Норманн пошел к лестнице.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"