СЕНЬКА - ЖМУРИК

Я долго уговаривал жителя залинейной части моего родного города Кызылорды Виктора Фомина рассказать о том, как появилось у него жутковатое прозвище Жмуренок. Виктор Семеныч отмахивался: - Жмуренок, значит сын Жмурика. - А папашу-то вашего как добрые люди Жмуриком тогда прозвали? - не унимался я. Наконец, раздавив после баньки традиционную "чекушку" дядя Витя подобрел, и сам завелся балагурить.

- Было это давно, - начал, щурясь на закат Жмуренок. - Жили мы с родителями в залинейной части города. Отец был знатным пчеловодом, рыбаком и охотником. Помню, случилась эта история аккурат накануне моего совершеннолетия.

Батя приехал с рыбалки, оказалась она на редкость удачной, поэтому обмывал он улов с мужиками, что называется "по полной программе". Маме это, мягко говоря, не понравилось, но она была занята серьезным делом - гнала самогон для именин единственного сыночка, меня то есть. Когда у отца водка кончилась, он зачерпнул кружку из фляги с матушкиным "творением" и сел тут же на кухне дегустировать. Мать окончательно вышла из себя, и семейный скандал разгорелся не на шутку. Разъяренный вычурными укорами, отец махнул рукой и исчез из поля нашего с мамой зрения. Она поворчала еще немного и забыла обо всем, я же нашел себе дело куда более увлекательное, чем наблюдение за семейными неурядицами, - собирал на задворках макет аэроплана, который хотел представить на выставку технических работ школьников и учащихся ПТУ.

Вскоре мне понадобился столярный клей. Лежал он в огромном сарае отца, в котором тот хранил лодку, охотницкое и рыбацкое снаряжение, и другие вещи. В дверях сарая был пробит лаз для нашей злющей собаки Зойки, которая не слушала ничьих команд, кроме отцовских, поэтому я, рискуя быть жестоко искусанным, с большой опаской приоткрыл эти двери, надеясь что Зойка спит, или гуляет на улице в своре таких же как она "шанхайских" псов. Картина, которую я увидел в полутьме сарая, на миг лишила меня дара речи - прямо перед моим лицом болтались рыбацкие сапоги отца, аккуратно заправленные в штанины. Я моментально понял, что произошло, и обомлел от ужаса. Прикрыв дверь, перевел дух, а потом заорал во все горло: - Маманя, допрыгались вы со своим ворчанием, отец в сараюшке повесился!!!

Через секунду я услышал, как из рук матери выпал и с оглушительным грохотом покатился по бетонной дорожке медный таз, в который она чистила ягоды на варенье. А вслед за этим раздался истошный вопль соседки, собиравшей у себя в огороде помидоры: - Батюшки, Семен жизни себя лишил! Еще через минуту у нас во дворе собралось пол-улицы. Началось неописуемое. Мужики не могли войти в сарай - Зойка с остервенением кидалась на каждого, кто пытался к нему подойти. Я на все уговоры пойти подержать собаку только отрицательно мотал головой, помня, что там случилось. Мать, рыдая, бормотала: "Не хочу я Сеню видеть мертвого...не хочу...". В общем, полный тупик.

Тут кто-то предложил сбегать за ружьем и пристрелить собаку, и пока сосед дядя Ваня ходил за ним к себе домой, бабы, утешая мать, вспоминали, каким хорошим мужиком был наш отец. Каждое говорила все лучшее: что он не был жадным, рыбкой и дичью делился всегда. Что на гулянках был первый заводила, детей любил.

Вдруг из-за спины тетки Нюшки, первой прознавшей про смерть бати и бросившей по такому случаю собирать помидоры, раздалось знакомое покашливание. У меня промелькнула мысль, что так кашлял отец, накурившись самосада. Тут тетя Нюша обернулась и ошеломленно пролепетала: - Девоньки, жмурик...

К нам, как ни в чем не бывало, подходил отец, живой и здоровый. Как мы потом узнали. Пока во дворе разворачивались события, он спал на чердаке, сгоняя хмель. Мать кинулась к нему на шею, я от страха намочил штаны. Батя гаркнул своим зычным голосом: - По какой причине хоровод!?

Все разом кинулись объяснять ему, что у нас в сарае кто-то повесился, и если это не он, то надо поскорее посмотреть кто, пока вся компания не померла от любопытства. Отец цыкнул на Зойку, распахнул двери сарая и выругался. - Дуры, бабы, это же я свой рыбацкий комбинезон повесил сушить.

Действительно, резиновый рыбацкий комбинезон отца на сквозняке раскачивался под стрехой. Хохоту на нашей улице было на целую неделю, байка эта, бродя по городу и обрастая подробностями, вскоре потеряла реальных действующих лиц. Но знакомые батю так и звали до самой смерти Жмуриком, а меня и сейчас, в шестьдесят зовут Жмуренком.