Деревянко Михаил Андреевич : другие произведения.

Заботы принцессы Анны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение повести "Забавы Красного Солнышка". Дилогия вышла в свет под общим названием "Святой язычник" в издательстве "Вече" и рассказывает о крещении Древней Руси Святым Владимиром и о его любви к византийской принцессе Анне.
   Заботы принцессы Анны
  
   Забота первая
  
   Визит
   Кто из вас без греха,
   пусть первым бросит в нее камень.
   Иисус Христос
  Не успела Анна расположиться в императорском дворце, как великий князь. Владимир, словно вихрь, ворвался в покои принцессы, сметая на своем пути прислугу, стражников и еще неубранную пыль. Да и кто мог его остановить? Корсунь или Херсонес, как называли его греки, сдался на милость победителя, а императоры Византии, выполняя волю Владимира, прислали к нему свою единственную сестру.
  - Ах! - только и смогла воскликнуть Анна, оказавшись в объятиях великого князя. Владимир страстно прильнул к устам принцессы. Прислуга спешно покинула спальню. Впрочем, великий князь не замечал никого, кроме Анны.
  - Как я по тебе кручинился!
  - А я и не мечтала тебя встретить.
  - Нас соединила Божья воля.
  - Да, потому что каждый из нас исполнял свой долг.
  - Ты не только прекрасна, но и умна, как богиня! - восхитился Владимир и снова заключил Анну в объятия.
  Он взял Анну на руки и понес на ложе. Принцесса прижалась щекой к бороде князя и тихо молвила:
  - Я очень тебя люблю, но давай подождем до свадьбы.
  Владимир остановился посреди хором с Анной на руках и оторопело уставился на нее:
  - Зачем?! Мы ведь уже были вместе!
  - То был великий грех, - зарделась принцесса.
  - Тебе было со мной плохо?
  - С тобой я на вершине блаженства.
  - Тогда почему это грех?
  - Не знаю, - смутилась Анна, - но мне было стыдно, и я покаялась.
  Владимир усадил возлюбленную на край ложа и стал перед ней на колени.
  - В чем же ты покаялась?
  Анна вдруг расплакалась и чуть слышно выдавила из себя:
  - В прелюбодействе.
  Великий князь неумело утер ей слезы:
  - Что же тогда любовь?
  - Любовь между мужем и женой.
  - Мы пока не муж и жена, но разве меньше любим друг друга?
  - Нет.
  - Что же тебя смущает?
  Анна вдруг прижалась к Владимиру и робко спросила:
  - А ты не обидишься?
  - Почему?
  - То, что я скажу, может тебя обидеть .
  - Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
  - И то верно, - вздохнула Анна, - мы всегда должны быть искренни друг с другом. Без откровенности любовь невозможна.
  - Так говори же, - сгорал от нетерпения великий князь.
  - Скажи, что будет с твоими наложницами и женами?
  - Ты желаешь, чтобы я их выгнал?
  - Ни в коем случае!
  - Может, мне сохранить с ними прежние отношения?
  Анна уловила в словах Владимира иронию, но решила не обращать на нее внимания.
  - Я этого не хочу.
  - Что же мне с ними делать?
  - Не знаю! - простонала Анна.
  Великий князь в волнении вскочил с колен.
  - С тех пор, как я встретил тебя в Царьграде, эти руки не притронулись ни к одной женщине, и ни одна женщина не притронулась ко мне. Да, у меня шесть жен и тысячи наложниц, но ни одна из них мне больше не люба. Все мои помыслы - только о тебе.
  Владимир нежно обнял Анну. Она уткнулась лицом в его могучее плечо, а он нежно погладил ее золотистые волосы.
  - Я тебе верю, - прошептала принцесса, - но сейчас все они: жены, наложницы и их дети, томятся в неведении относительно своей судьбы. Как можем мы предаваться любовным утехам, зная, что они страдают из-за нас?
  Великий князь с удивлением посмотрел на Анну :
  - Впервые встречаю женщину, обеспокоенную судьбой своих предшественниц.
  - Они твои подданные. Разве не должен ты о них заботиться?
  - Да, но почему тебя это беспокоит?
  - Как же меня могут не беспокоить помыслы моего будущего мужа и судьбы моих будущих соотечественников?
  Владимир еще с большим удивлением покачал головой:
  - Анна, если бы ты не была моей невестой, я бы обязательно назначил тебя моим главным воеводой.
  - Прости, что вмешиваюсь не в свои дела, - опустила глаза принцесса, - но как мне не излить свои чувства и не высказать свои мысли? Иначе что у нас будет за семья!
  Владимир порывисто прижал Анну к груди:
  - У нас будет самая лучшая семья во всем свете! С тобой и не может быть по-другому: ты у меня самая красивая, самая умная и самая добрая.
  Великий князь вскочил и заметался по горнице:
  - Я все сделаю, чтобы тебя не разочаровать. Всех своих прежних жен поселю в роскошные терема и дам им все, чего только пожелают. Пусть растят моих детей и радуются. Наложниц всех отпущу с миром и богатыми дарами, а кто захочет остаться, найдем женихов из младшей дружины. На таких красавиц охотники найдутся.
  Владимир остановился и выдохнул:
   - Теперь ты довольна, моя принцесса?
  - Да, - с горящими от восторга глазами ответила Анна. - Теперь я вижу, что тебя не зря называют великим князем.
  - Так иди же ко мне! - раскрыл Владимир свои объятья.
  Анна потупила взор:
  - Прости, не могу.
  - Что еще?
  - Я покаялась.
  - Ну и что?
  - Я покаялась в том, что спала с тобой.
  - И что из того?
  - Как я могу согрешить в том, в чем покаялась? Тогда моя вера будет не верой, а посмешищем.
  Владимир от расстройства рухнул на ложе и сгоряча ударил себя по коленям:
  - Этого мне только не хватало! Ну и зачем ты каялась?
  - Я согрешила.
  - У меня шесть жен, тысячи наложниц, и никто не считает это грехом.
  Анна в задумчивости опустила взор. Как объяснить язычнику заповедь Христа? Все языческие боги неразборчивы в любовных связях. Почему же люди должны ограничивать себя? Почему люди должны обходиться одним партнером, когда все вокруг оплодотворяется всевозможными способами? Не оттого ли на Земле так буйно расцветают множество форм жизни? Владимир прекрасно чувствует это, хотя и не может ясно выразить. Поэтому он и не считает прелюбодейство грехом.
  Принцесса приблизилась к великому князю и нежно поцеловала его в щеку.
  - Любимый, я не обижусь, если ты ублажишь своих наложниц.
  - Я не хочу их! Я хочу только тебя!
   - Прости, но я стану твоей лишь после венчания.
  - Как?! - в ужасе воскликнул великий князь. - Столько ждать!
  - Зачем ждать? - удивилась принцесса. - Мы сможем обвенчаться сразу после твоего крещения.
  - Мы будем венчаться в новом храме, который еще не закончен.
  - Ты его строишь специально для нашего венчания?
  - Да.
  - Прекрасно!
   Анна прильнула к Владимиру и тихо прошептала:
  - Любимый, перед тобой не устоит никто, даже принцесса.
  - Ты готова стать моей? - удивился Владимир.
  - Да.
  - А как же покаяние? Ты его нарушишь?
  - Да.
  - И не боишься своего Христа?
  - Нет.
  - А разве он тебя не накажет?
  - Нет.
  - Почему?
  - Он никогда никого не наказывает.
  - Почему?
  - Потому что он и есть любовь!
  - Но он же против?
  - Он не против любви! Он против похоти.
  - А у нас с тобой похоть?
  - Если мы не можем сдержать своих чувств, то, конечно, похоть.
  Владимир вскочил.
  - И ты жертвуешь собой ради моей похоти?
  - Нет, я сама тебя хочу.
  - Но тебе за это ничего не грозит?
  Анна не ответила и закрыла лицо ладонями. Владимир мягко отнял ее руки и, увидев слезы, поцеловал их.
  - Я знаю, - сказал он, - тебе грозит геенна огненная. Зря ты оправдываешь Христа. Он такой же мстительный, как и все другие боги.
  - Нет, нет, - решительно запротестовала Анна, - Иисус не мстит. Он показал нам путь в царство небесное, а человек сам выбирает куда идти: за Христом или в ад.
  Принцесса вдруг вопросительно посмотрела на Владимира:
  - Откуда ты знаешь про геенну огненную?
  - Да уж просветили меня ваши пресвитеры. По писаному у них все гладко выходит, да только ты единственная, кто живет по заповедям Христа.
  - Так ты меня испытывал?! - ужаснулась Анна.
  - Ну что ты, - улыбнулся Владимир, - я люблю тебя больше всего на свете и не могу даже помыслить, чтобы ты горела в геенне огненной. А заодно и себя хочу спасти: креститься буду. Хочу идти за Спасителем.
  Анна обняла Владимира и нежно поцеловала.
  - Не искушай, - облизнулся Владимир, - а то не заметишь, как в постели окажешься.
  - Все, не буду, - улыбнулась принцесса.
  - Эх, хоть слепым становись, чтобы не соблазняться твоей красотой, - посетовал великий князь. - Ладно, пойду храм возводить. Очень уж не терпится... с тобой обвенчаться.
  С этими словами он нахлобучил шапку и был таков. Анна и слова не успела сказать.
  
  
   ЗАБОТА ВТОРАЯ
  
   КРЕЩЕНИЕ
   Узрел я истинного Бога!
   Владимир Святой
  
  
  Из императорского дворца, в котором остановилась принцесса, Владимир выбежал на главную площадь Херсонеса. Слева от дворца был разбит шатер великого князя, а справа находился храм святой Богородицы. Посередине площади высился земляной холм. Во время осады города русы пытались возвести насыпь у крепостной стены, но защитники, сделав подкоп, по ночам выкрадывали землю из насыпи и таскали на площадь. Днем насыпь росла, а к утру оседала.
  Теперь на площади день и ночь кипела работа. На холме возводился храм Иоанна Предтечи, в котором собирался креститься Владимир. Поэтому и торопились со строительством. Анна прибыла, а церковь еще не готова.
   Дядька Добрыня и гридень Громыхало, ожидавшие князя, подошли к нему.
  - Ну что? От ворот поворот? - насмешливо спросил дядька.
  Владимир гневно метнул взгляд в его сторону.
  - Это тебе не своих баб щупать, - рассмеялся Громыхало. - Принцессу объездить - не скакуна усмирить.
  Великий князь словно не слышал. Приложив десницу к глазам, так как приходилось смотреть против заходящего солнца, оглядывал стройку.
  - Когда закончат? - спросил он Добрыню.
  - За возведение местный грек отвечает. Феофаном кличут.
  - Сюда его.
  Феофана долго искать не пришлось: он суетился неподалеку, во все вникая и отдавая распоряжения. На вопрос Владимира скромно ответил:
  - На все воля Божья.
  - А что в твоей власти? - скрипнул зубами великий князь.
  - Я стремлюсь исполнить волю Всевышнего.
  - А мою волю?
  - Когда язычник велит Божий храм возводить, то разве не глаголет он волю Господа?
  - Во как повернул! - восхищенно воскликнул Добрыня. - Вот у кого премудростям учиться. Теперь выходит, что ты, князь, за сроки и отвечаешь, раз глаголешь волю Божию.
  - Отпусти его, - посоветовал Громыхало, указывая на грека. - Я за ним наблюдал: он свое дело знает. А мы только мешаем.
  Владимир в знак согласия махнул рукой и вновь стал рассматривать строящийся храм.
  - Смотри, солнечных зайчиков нахватаешь, - предупредил Добрыня.
  - Да, еще долго, - вздохнул великий князь, оставив без ответа предупреждение дядьки, - даже стены не готовы. А к куполам и не приступали.
  Вдруг Владимир стал тереть глаза.
  - Что такое? - тревожно спросил Добрыня.
  - Накаркал, я ничего не вижу.
  - Это от зайчиков, - сказал Громыхало, - сейчас пройдет.
  Не прошло. Владимира отвели в шатер и послали за знахарем. Тот до вечера суетился вокруг больного. Чего только не перепробовал: и настои, и отвары, и заговоры, и заклинания, и пляски - все напрасно. Не помог и местный лекарь-еврей. А весть о недуге великого князя стремительно разлетелась по городу и достигла покоев принцессы Анны. Она немедля послала к Владимиру своего придворного лекаря-грека. Тот явился лишь к утру и беспомощно развел руками:
  - Ничего не пойму: глаза в порядке, а ничего не видят.
  Анна выслушала лекаря в присутствии лучшей подруги Анастасии и пресвитера Михаила, прибывшими с ней из Константинополя.
  - Я к нему, - заволновалась принцесса.
  - Подожди, - остановил ее Михаил. - Ни по греческим, ни по славянским обычаям невесте не принято до свадьбы навещать жениха.
  - Он же болен!
  - Думается мне, что великий князь болен душою, а не телом, - предположила Анастасия, уже посвященная во все подробности первой встречи принцессы и Владимира.
  - Почему? - обратилась к ней Анна.
  - Болезнь тела от лекаря не скрыть.
  - И что ты предлагаешь?
  - Посоветовать великому князю креститься. Тогда и снизойдет на него благодать Божия.
  - Воистину снизойдет! - подхватил Михаил.
  - Да! Да! - порывисто встрепенулась принцесса. - Надо срочно сообщить Владимиру.
  - И сделать это лучше отцу Михаилу, - остановила ее патрикия.
  - Я с радостью, - выразил готовность пресвитер.
  - Вы знаете, что ему сказать, - обратилась Анна к священнику.
  - Всевышний вложит в мои уста нужные слова.
  Несмотря на ранний час, визит Михаила к Владимиру начался пышно и торжественно. Пресвитера сопровождала целая свита священников и придворных. Они едва вместились в огромный княжеский шатер. Снаружи тревожно толпилась дружина. Владимир встал с ложа. С непокрытой головой, босиком, в нижнем белом белье до пят. Он приказал принести одежду, но Михаил остановил слугу:
  - Ничего не надо. Мы ненадолго.
  "Ненадолго" вылилось в пышную приветственную церемонию, торжественное богослужение с песнопениями, молитвами и небольшим крестным ходом. На площади собрались не только дружина и рать, но и почти все жители Херсонеса. Дружинники не спешили принимать новую веру. Крещение Владимира могло внести раскол в ряды и гридней, и отроков, и пасынков. Перед походами волхвы проводили обряды жертвоприношения и гадания, а после побед устраивались пышные тризны. Если Владимир крестится, то как проводить древние обряды? Они просто немыслимы без участия великого князя. Отдельной группой стояли волхвы, кудесники, вещуны, заклинатели... . Все с нескрываемой тревогой наблюдали за происходящим.
   Михаил громогласно огласил послание Анны:
  "Если хочешь избавиться от болезни этой, то крестись поскорей; если же не крестишься, то не избудешь недуга своего".
  Владимир протянул руку, пытаясь нащупать в пространстве епископа. Михаил снял крест и вложил в руку великого князя.
  - Неужели христианский бог избавит меня от слепоты?
  - Всемогущ Бог наш единосущный! - провозгласил епископ.
  - Если вправду исполнится это, то поистине велик бог христианский, - изрек Владимир и повелел себя крестить.
  Известие громом пронеслось над площадью и всем Херсонесом. Люди застыли в ожидании.
  - Слава Богу! - воскликнул Михаил. - Когда начнем обряд?
  - Немедля.
  - В каком храме?
  - Святой Богородицы.
  - Я оповещу об этом епископа херсонского, - поклонился Михаил. - Он совершит обряд.
  Священник перекрестился и отбыл, а Владимира одели и повели в церковь святой Богородицы. Ни в храме, ни на площади яблоку было негде упасть. Людей больше занимал не сам обряд, а чудо. Чудо исцеления. Все задавали друг другу и себе один и тот же вопрос: "Неужели прозреет?".
  В полной тишине великого князя ввели в храм. Епископ корсунский, облаченный в белые одежды, епитрахиль, поручи и фелонь, встретил великого князя у входа и сам развязал ему пояс. Дьяконы помогли Владимиру разуться и раздеться. Великий князь остался в одних ризах. Нижнее белье можно было не снимать, но Владимир решительно совлек его с себя, оставшись в чем мать родила, и, повернувшись на восток, навстречу солнцу, стал на колени. Епископ возложил руку на голову великого князя и начал оглашение:
  - Пусть никакие еретики не прельстят тебя, но веруй, говоря так:
  "Верую во единого бога отца вседержителя, отца неба и земли".
  Это была прелюдия к молитве оглашенных, посвящение крестившегося в суть христианской веры:
  "Верую во единого бога отца нерожденного и во единого сына рожденного, в единый дух святой, исходящий: три совершенных естества, мысленных, разделяемых по числу и естеством, но не в божественной сущности; ибо разделяется бог нераздельно и соединяется без смешения".
   Речь текла плавно и мощно, а каждое слово произносилось отчетливо. До каждого в храме доходил смысл изреченного.
  "Не три бога, но один бог, так как божество едино в трех лицах. Отцу отцовство, сыну сыновство, святому же духу исхождение".
  Внимал и Владимир, постигая непостижимое и осознавая непознаваемое. Как разумом понять Христа, который "... оставшись как был, и став каким не был, приняв вид рабский - на самом деле, а не в воображении, всем, кроме греха, явившись подобен нам ..."? Почему "все свойственные человеческой природе, неподдельные мучения пережил"? Ничего подобного в других религиях не было. Везде боги наказывали людей, но нигде люди не наказывали бога. А Иисус "был распят и вкусил смерти безгрешный".
  Что же подвигло Спасителя на такие жертвы? Во имя чего?
  Только во имя Любви! Безмерной и бесконечной Любви! Как же велик Бог, любящий так рабов своих. И как ничтожен человек, не готовый поступиться и малым ради ближних своих?
  Вглядывался Владимир внутренним взором в невидимый дух и вдруг просветлел:
  - Узрел! Узрел я истинного Бога!
  "Прозрел!" - пронеслось в храме.
  "Прозрел!" - возликовала площадь.
  Люди радовались так, как будто именно они исцелились, словно с ними произошло чудо. Рус обнимался с греком, а варяг с торком. Рев стоял такой, что Владимир с ужасом осознал: он не может не прозреть.
   А обряд крещения продолжался. После прочтения молитвы оглашенных великий князь, повернувшись на запад и воздев руки, троекратно отрекся от сатаны, изгнав его из души своей. Только очистившись от нечисти, избавившись от всяких злых и дурных помыслов, можно обращаться к Христу, давать обет служению добру и любви.
  "Когда же ты отрицаешься сатаны, разрывая совершенно всякий с ним союз, и древнее согласие со адом, тогда отверзается тебе рай Божий", - напомнил епископ наставления Кирилла Иерусалимского, повернув Владимира к востоку. Теперь великий князь стоял с опущенными руками, выражая полную покорность Сыну Божьему.
   - Сочетался ли еси Христу?
   - Сочетаваюся.
   Повторил троекратно. И лишь потом:
  - Веруеши ли Ему?
   - Верую Ему, яко Царю и Богу.
  Шум в толпе давно стих. Все внимали каждому слову, каждому жесту, вникая в смысл таинства. Человеческая плоть умирала и рождалась духовная, способная приобщиться к божественному духу. Как Христос умирал и воскресал, так и человек преображался в крещении. Исповедание Символа веры слушали, затаив дыхание:
  - Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли.
   - И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Бога истинна от Бога истинна.
  - И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго.
  - Исповедую едино Крещение во оставление грехов.
  - Чаю Воскресения мертвых и жизни Будущаго Века. Аминь.
   После чтения молитв великого князя троекратно окунули в купель, облачили в белые одежды, называемые "блистающей ризой, ризою царской, одеждой нетления", и надели на шею нательный крест.
  И вот перед народом предстал не великий князь Владимир, а раб Божий Василий, прозревший и видящий все в ином свете. Да, он остался великим князем, но это уже был не просто великий князь, а раб Божий, посвятивший свою жизнь не гордыне, не похоти, а служению Господу и Руси. Путь к Богу еще только начался, еще много искушений было впереди, но самый важный шаг, первый шаг навстречу Спасителю, был сделан.
  Владимир вышел на паперть, окинул ясным взором замершую площадь и провозгласил:
  - Слава Господу!
  Не мудрено, что в тот же день крестилась почти вся дружина. До позднего вечера во всех храмах Херсонеса читались крещенские молитвы, курился ладан и произносились при троекратном погружении в воду заветные слова:
  - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
  
  
   ЗАБОТА ТРЕТЬЯ
   ИСПОВЕДЬ
   Не здоровые имеют нужду во враче,
   но больные.
   . Иисус Христос
  
  
  Сразу после крещения Владимир отправился к Анне.
  - Вот я и крестился. Теперь можно и свадьбу сыграть.
  - А покаяние? - с улыбкой спросила принцесса.
  - Смеешься?
  - Нисколько.
  - Зачем мне каяться?
  - Чтобы не одевать чистые одежды на грязное тело.
  Великий князь помрачнел:
  - Я бы с радостью.
  - В чем же дело?
  - Во всем белом свете не хватит воды, чтобы смыть мои грехи.
  - Бог милостив. Как мать и отец прощают детей своих, так и Христос отпускает грехи наши.
  Владимир порывисто вскочил.
  - Христос может и отпустит, да только я никогда их себе не прощу.
  - Если ты раскаиваешься, то скажи об этом Спасителю.
  - А что толку? Брата не воскресить.
  Анна нежно взяла Владимира за руку и усадила рядом с собой.
  - Василий, - назвала она его христианским именем, - узрел ли ты Бога истинного?
  - Да, - не раздумывая, ответил великий князь.
  - Хочешь ли ты прилепиться к нему всей душой?
  - Да.
  - Можно ли прилепиться к нему, не очистив душу от грехов и злых помыслов?
  - Да разве это возможно?! - воскликнул великий князь. - Разве возможно так очистить душу, чтобы не осквернила она тот свет лучезарный, который воссиял в церкви?
  - Тогда не узрел бы ты свет фаворский.
  Владимир с изумлением уставился на Анну.
  - Неужто? - спросил он тихо. - Неужто Христос дает мне надежду на спасение?
  - Иисус сам сказал: "я пришел спасать не праведников, а грешников".
  Она ласково прикоснулась ладонью к щеке Владимира, провела пальцами по бровям, словно пытаясь унять огонь, бушующий в его глазах.
  - Так и ты прояви свою волю. Сделай шаг навстречу Спасителю.
  - Тут одним шагом не обойтись, - усмехнулся Владимир, - Тут и тьмы тьмущей шагов не хватит. Тут всю жизнь будешь шагать - не дойдешь.
  - Дорогу осилит идущий. Лучше идти к Нему, чем грешить.
  - Думаешь, если покаюсь, то и грешить больше не буду?
  - Ежели не захочешь, то и не будешь.
   Владимир вдруг разрыдался и, обхватив голову руками и глотая слезы, выдавил:
  - Как у тебя все просто получается. Как по мановению волшебной палочки. А ежели я сегодня покаюсь, а завтра опять согрешу?
  - Как же ты согрешишь против воли своей? - удивилась Анна.
  - В гневе или по слабости.
  - Не даст Бог проявить тебе ни того, ни другого, ибо покаянием приблизишься ты к нему настолько, что сможет защитить Он тебя от сих напастей.
  - Откуда знаешь? - недоверчиво спросил Владимир.
  - По себе, - ответила Анна, и великий князь поверил.
  - А ежели с умыслом? - подумав, спросил Владимир. - Ежели согрешу и побегу каяться? Мол, все равно простит.
  - Нет тогда никакого покаяния, - ответила Анна, - ибо не сделала душа шаг навстречу, не приблизилась к свету лучезарному.
  - Видно, слаба моя вера, - вздохнул Владимир, - раз не хочу я раскаяния, не хочу прощения. Не хочу исповедоваться ни Михаилу, ни другому священнику.
  Анна присела подле великого князя и тихо вымолвила:
  - Ну и не надо. И я не без греха. Будем вместе нести наш крест.
  Владимир еще пару раз всхлипнул, вытер слезы и ясным взором посмотрел Анне в глаза:
  - Я смогу исповедаться только одному человеку.
  - Кому?
  - Тебе.
  - Мне?
  - Да, только тебе. Я знаю: ты меня не просто разлюбишь, ты меня возненавидишь, ты меня станешь презирать. Именно поэтому это и будет настоящим покаянием.
  - Ты сошел с ума! - в ужасе воскликнула Анна и закрыла лицо руками.
  - Ты готова меня выслушать?
  - Нет, да... - заметалась Анна, но неожиданно успокоилась:
  - Готова.
  Великий князь подошел к иконе Богородиц и стал на колени. Свет от лампады мягко падал на Младенца лик Божьей матери. Анна стала слева от Владимира, склонила голову, сложила руки на груди и приготовилась слушать.
  Исповедующийся долго не мог произнести ни слова. Губы судорожно дрожали, пытаясь выдавить грех, но тот упорно не хотел покидать плоть.
  Наконец великий князь что-то невнятно пробормотал. Принцесса ничего не разобрала, но следующая фраза прозвучала более отчетливо. Владимир неотрывно и отрешенно смотрел на икону и говорил, говорил, говорил. Казалось, теперь его невозможно было остановить. Казалось, не было на свете греха, не совершенного великим князем.
  Анна украдкой вытирала слезы. Ее охватила слабость. Чтобы не упасть, она положила руку на голову Владимира. А тот продолжал извлекать из себя грехи, и, казалось, не будет им конца.
  Но вот великий князь умолк. Наступила гнетущая тишина. Лишь чуть слышно потрескивало пламя лампады. Казалось, в этом огне, как щепки, сгорают изреченные грехи.
  - Аминь, - сказала Анна.
  Они сели рядом и долго молчали.
  - Ну что? - робко спросить Владимир.
  - Ты о чем?
  - Ты меня возненавидела?
  Принцесса не ответила, но взяла великого князя за руку, подвела к иконе и опустилась на колени.
  - Что с тобой?
  - Я тоже хочу исповедаться.
  - Ты? - удивился Владимир. - Разве могут быть грехи у ангела?
  - Я грешна не меньше тебя.
  - Не смеши меня.
  - Фаворский свет явился именно тебе.
  - Мне он явился, чтобы помочь, чтобы указать путь, - засуетился великий князь, - а ты и так давно прилеплена и к Отцу, и к Сыну, и Духу Святому.
  - Никто не безгрешен, - возразила Анна.
  - Только не ты!
  - Ты же прекрасно знаешь, что я согрешила еще в Константинополе.
  - Ты меня спасла! Какой тут грех!
  - Благими намерениями устлана дорога в ад, - потупила взор принцесса. - А еще больше грех, что я предала нашу любовь.
  - Как?! - вскинулся Владимир.
  - Я же не знала, что отправляюсь к тебе. Я была уверена, что в Херсонесе меня встретит совсем другой человек.
  - Тоже мне грех, - облегченно рассмеялся великий князь.
  - Нет, - покачала головой Анна. - Я была готова с ним сочетаться, хотя люблю только тебя. Это очень большой грех.
  - Ты сделала это не по своей воле, а по приказу брата, императора Василия.
  - Василий ответит за свои грехи, а я - за свои.
  - Ты сделала это ради отчизны.
  - Самая благая цель не есть оправдание.
  - Я, я повинен в том, что ты здесь. Взяв Корсунь, я заставил Василия отправить тебя ко мне. Я добивался тебя, не зная, что это ты. Ежели это грех, то это мой грех. Но только это не грех. Если бы это был грех, Господь не соединил бы наши сердца. Разве не чудо, что мы вместе?!
  - А может это происки лукавого? - усомнилась Анна.
  - Нет. Диаволу невыносима любовь. Он никогда не соединит сердца влюбленных.
  - Вот почему я хочу перед тобой исповедоваться, - улыбнулась Анна сквозь слезы, - ты простишь мне все грехи.
  
   ЗАБОТА ЧЕТВЕРТАЯ
  
   ТАИНСТВО ЕДИНСТВА
   И будут два одною плотью.
   Иисус Христос
  
  Настал день венчания. Едва взошло солнце, великий князь велел седлать коня. В красном корзно, обшитом золотом, в высокой соболиной шапке и в остроносых сафьяновых сапогах с подвернутыми голенищами он лихо гарцевал во главе праздничной свиты, направляющейся к императорскому дворцу. Несмотря на ранний час, дорогу жениху преградила огромная толпа жителей Херсонеса. Вперед вышел купец Прокл, один из самых знатных людей города.
  - Приветствую тебя, великий князь, славную дружину и мудрых бояр.
  - Будь здрав, Прокл. Здравия всем херсонесцам!
  - Проведали мы, что приглянулась тебе наша лебедушка белокрылая.
  - Еще как приглянулась.
  - И чего же ты хочешь?
  - Хочу взять ее в жены.
  - А как мы жить будем? Невесело нам будет без нашей отрады.
  - А я всех вином угощу! - воскликнул великий князь и приказал выкатить бочки с красным вином.
  Попробовал Прокл и скривился:
  - Что-то вино не веселит.
  - А я всех озолочу, - расщедрился Владимир. Он приказал вынести мешки с золотыми монетами и рассыпать по мостовой.
  Звонко зазвенели денежки о камни, но никто к ним не притронулся.
  - Спасибо, великий князь, только без нашей лебедушки и злато не в радость.
  - Что же вы хотите?
  - Хотим ключи от города.
  Зароптали дружинники и бояре.
  - Как же так? Выходит, зря город брали, зря животов не щадили.
  - Ты Херсонес брал ради Анны, - рассудил Прокл. - Так бери ее, а нам наше верни.
  - А нам что? - спросила дружина.
  - Дружине наложниц раздам! - воскликнул великий князь. - Они мне теперь ни к чему. Всем хватит.
  Возликовала дружина.
  - А нам? - спросили бояре.
  - Боярам - добычу корсуньскую!
  Возликовали бояре.
  - Принесите ключи от города! - приказал Вдадимир.
  Подали ему ларец с ключами. Вручил великий князь их Проклу.
  - Хватит ли выкупа?
  - Слава великому князю! - возликовали херсонесцы.
  Купец поднял ключи над головой.
  - Кому доверим наш славный город?
  - Принцессе! Анне! Она спасла Херсонес! Ее вено! - пронеслось над городом. - Анне будем служить!
  Прокл вошел с ключами в палаты принцессы и вывел ее за белую ручку на крыльцо. За ними вышел и епископ Михаил. Народ приветствовал их радостными криками. Владимир спешился и стрелой взбежал по ступенькам.
  - Вручаю тебе нашу спасительницу, - прослезился Прокл. - Береги ее, как зеницу ока.
  С этими словами он соединил руки Анны и Владимира, а епископ вручил им кольца: принцессе серебряное, великому князю золотое. Сказал каждому:
  - Прими залог сей верности и соблюдай его невредимым в истине и праведности.
  Молодые одели друг другу кольца. Владимир взял Анну за руку и под всеобщее ликование повел в церковь. Они шли по главной улице, а люди усыпали ее цветами.
  В притворе молодых встретили свещеносец, диакон и священник. Со словами приветствия священник вручил молодым свечи, как символ вечного горения в любви и вере. После молитв и ектений священник обратился к Владимиру:
  - Желаешь ли ты взять в жены Анну, благословенную и чистую?
  - Да, по воле Божией.
  - Желаешь ли ты выйти замуж за раба Божьего Василия?
  - Да, по воле Божией.
  Под пения псалма новобрачных ввели в храм. Епископ корсунский встретил их с венками из полевых цветов. Торжественно водрузил венок на голову Владимира.
  - Господи Боже наш, славою и честию венчай его.
  Потом надел венок на голову Анны:
  - Господи Боже наш, славою и честию венчай ее.
  Таинство венчания свершилось. Бог соединил их сердца в одно на веки вечные. Теперь осталось соединиться с Богом. После литургии Владимир и Анна приняли причастие, вкусив тело и кровь Спасителя. Священник скрепил руки новобрачных, накрыл их лентой епитрахили и повел вокруг аналоя, на котором лежало Евангелие. Священник с крестом в руке - символ Христа, ведущего мужа и жену, а Евангелие - слово Божие. Оно в центре жизни венчающихся.
  - Теперь вы плоть единая, Малая Церковь, - произнес епископ вместо проповеди, - Как Христос для Церкви, так и вы друг для друга. Прощайте все обиды и живите в любви. И помните: Отец благословляет, Сын венчает, Дух Святой освящает. Идите в мире.
  Площадь встретила молодых ликованием. Повсюду стояли бочки с вином, дымились костры с жарящимися на них буйволами, вепрями и баранами. Сотни срочно сбитых столов ломились от несметного количества яств. Места хватило всем. Но самое удивительное было то, что люди, которые совсем недавно были врагами, стреляли один в другого, сражались не на жизнь, а на смерть, теперь сидели за одним столом, пили из одной братчины, пели, танцевали, обнимались и провозглашали тосты за здравие молодых. Рус целовался с греком, боярин со смердом, кочевник с торговцем, священник с волхвом. Свадьба объединила всех в большую дружную семью.
   Даже волхвы, недовольные происходящим, вынуждены были присоединиться к всеобщему веселью. Правда, сидели они отдельно и почти не пили и не ели. Верховный жрец Ган понурил голову, уперев взор в нетронутого лосося. Он прекрасно понимал, что последний раз на княжеском пиру. Да, стояли еще в пантеоне Киева шесть славянских богов, еще горел негасимый огонь, но видел волхв, как сбрасывают с пьедестала Перуна, как на месте капищ возводятся христианские храмы, как молятся люди не Роду, а Отцу, Сыну и Духу Святому. Не зря Ган слыл ясновидцем. Но что он мог сделать? Не ужиться двум верам, не станет Христос рядом с Велесом и Сварогом, как не стал рядом ни с Аполлоном, ни с Зевсом. Любовь выше ненависти, как знание выше невежества. Ган с горечью осознавал, что христианское учение - явление совершенно иное, чем любая другая религия. Оно непобедимо смирением и неистребимо любовью. Оно основано на свете и знании, а не на страхе и невежестве. Вдруг глаза волхва загорелись. А так ли сильна вера в душах христианских? Веруют ли они всем сердцем? Не точит ли их червь сомнения? Ган незаметно усмехнулся в седую бороду. Вот сейчас и проверим.
  Он медленно встал из-за стола и протянул виночерпию рог. Тот наполнил его до краев. Взоры пирующих невольно обратились на седого старца. Мало кто ожидал, что верховный жрец произнесет тост за Анну и Владимира, принявшего христианскую веру. Гам потихоньку стих. Дождавшись полной тишины, Ган тихо произнес:
  - Пусть будет нерушим союз Анны и Владимира. Пусть многие лета пребудут они во благе и в радости. Пусть блюдут они древние традиции и не забывают обычаи предков. Пусть Владимир заботится об Анне, а Анна будет ему послушна. Пусть не постыдится она, хоть и принцесса, по-нашему древнему обычаю разуть мужа. Так выпьем же за священные обычаи наших предков!
  - Выпьем! - подхватила захмелевшая дружина. - Пусть разует мужа!
  - Пусть разует! - подхватили старцы и бояре.
  Даже корсуняне были не против такого зрелища. Всем понравилась мысль верховного жреца. Лишь Владимир побагровел. Волхв попал не в бровь, а в глаз. Еще свежа была в памяти история с Рогнедой, гордо заявившей Владимиру: "Не хочу разувать сына рабыни, а хочу за Ярополка". Гана спасло лишь то, что великий князь от нахлынувшей ярости какое-то время не мог произнести ни слова, и Анна успела его опередить.
  - С радостью, - сказала она, - с радостью сниму я сапоги и омою ноги. Мы муж и жена, единая плоть, и мне нисколько не зазорно. Она попросила принести воды, усадила Владимира, легко сняла сафьяновые сапоги и омыла ноги его. Все были в восторге. Только Ган, осушив рог, угрюмо вернулся на свое место и больше не проронил ни слова. Больше же всех поступком Анны был поражен великий князь. Благодаря ее уму и смирению он не наломал дров. Владимир понял, что в лице Анны приобрел не только красавицу-жену, но и мудрого друга.
  
   ЗАБОТА ПЯТАЯ
   КРЕСТНЫЙ ХОД
   От судьбы не уйдешь.
   Древняя мудрость
  Вместе с принцессой в Херсонес прибыла ее лучшая подруга Анастасия. Их сопровождали стражники и многочисленная прислуга. Целую армию составляли священнослужители, призванные нести на Русь свет христианства. Прибыли скульпторы и иконописцы. Им предстояло не только самим писать иконы и возводить храмы, но и научить русичей. И все же Анна считала, что это капля в море. Не так много людей вместилось на трех кораблях, снаряженных императором Василием в Херсонес. А работа предстояла огромная.
   Киевская Русь представляла огромную сверхдержаву, раскинувшуюся от Карпат до Волги и от Варяжского до Понтийского моря. В каждом городе, в каждом селении нужно было не просто возвести церкви и поставить в них священнослужителей для проведения служб и таинств. Храмы в то время являлись средоточием образования и культуры. В монастырях велись летописи, в церковных школах детей обучали грамоте, письму и счету, а на следующем этапе арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Иконописцы и скульпторы украшали храмы внутри и снаружи. Особое место занимало искусство исполнения псалмов и молитв. Что за служба без хорового пения?
  Казалось, было нереально даже начинать выполнение столь грандиозной миссии. Где взять столько грамотных людей? Поразмыслив и посоветовавшись с Владимиром, Анна освободила Херсонес от дани на десять лет. Взамен каждая семья направляла на Русь по одному человеку. Многие с радостью согласились. Город освобождался от дани, а каждая семья получала надежный источник дохода. Великий князь обещал платить щедро. Так нашлись люди. А к ним, глядишь, и местные жители потянутся. Греков все равно на всю Русь не хватит. Надо будет готовить своих священников, летописцев, скульпторов, иконописцев, певчих... .
  Но это позже. А пока огромная толпа собралась на пристани проводить в Киев принцессу Анну, Владимира, войско, их покорившее, и соплеменников. Отбывающие выстроились в несколько колон. Часть люда разместилась в ладьях и стругах. В одной из ладей величественно возвышалась квадрига бронзовых лошадей - подарок города великому князю. Как-то прогуливаясь с Анной и Добрыней по Херсонесу, Владимир залюбовался скульптурой и воскликнул:
  - Вот бы такую в Киев!
  - Зачем? - удивился Добрыня.
  - Хочу, чтобы у нас было, как в Царьграде.
  - Э, куда хватил, - рассмеялся дядька, - как бы не утопла твоя квадрига в киевских лужах.
  - Да этими конями весь бы Киев любовался! - начал кипятиться великий князь. - Все лучше, чем сыту хлестать да морды бить.
  - Квадрига напоминает мне о Константинополе, - вздохнула принцесса. - Над входом на ипподром воздвигнута похожая. Помните?
  - Нам там не до скульптур было, - пробурчал Добрыня. - Будь я на месте херсонесцев, никому не отдал бы квадригу.
  - Надеюсь, мне отдадут, - улыбнулась Анна. - Если они не пожалели мощи святого Климента, то о скульптуре и говорить нечего.
  - Тоже мне сравнила какие-то мощи с таким великолепием.
  - Скульптура радует глаза, а мощи - душу. Мощи мученика Климента - главная святыня города. Для местных жителей она ценнее любых сокровищ.
  - И что же в них ценного?
  - Вера. Климент, будучи епископом Рима, предпочел каторгу в каменоломнях под Херсонесом и мученическую смерть, но не принес жертву идолам.
  - Всего-то? - удивился Добрыня.
  - Для него это было страшнее смерти.
  - Ну и дела... - покачал головой воевода.
  - Кстати, благодаря обретению братьями Кириллом и Мефодием мощей святого Климента, папа Римский разрешил богослужение на славянском языке, - заметила Анна. - Так появилась славянская письменность. Поэтому святой Климент покровитель не только Херсонеса, но всех славян.
   - Да разве я супротив, - сдался Добрыня, - только как такую громадину до Киева дотащить?
  - Что, перевелись на Руси богатыри? - с улыбкой спросила Анна.
  - Богатырям надлежит Русь от ворогов защищать, а не в лямки впрягаться.
  - Да я вас и не заставляю, - улыбнулась принцесса. - Есть у меня на примете местный Архимед - он и один справиться.
  - Шутишь?
  - Вот увидите.
  Принцесса велела позвать Феофана. Вскоре явился маленький щуплый небрежно одетый человек, руководивший строительством храма.
  - Сможешь перетащить квадригу на ладью? - спросила Анна.
  - Этот? - рассмеялся Добрыня. - Да он мухи не сможет убить. Мы мраморный саркофаг с мощами святого Климента еле перетянули, чуть пупок не надорвали. А тут - квадрига!
  - Сила есть - ума не надо, - смело ответил Феофан.
  Он со всех сторон осмотрел скульптуру, бормоча под нос:
  - Тут применим рычаг Архимеда, тут винт Пифагора, а тут способ египтян.
  - Каких еще египтян? Какого Архимеда? - не понял Добрыня.
  - Тех самых египтян, которые построили великие пирамиды, и того самого Архимеда, который сказал: "Дайте мне точку опоры, и я переверну мир".
  Феофан не стал дожидаться ответа воеводы, а обратился к Анне:
  - Думаю, справлюсь, принцесса.
  - Так приступай.
  Целый день вокруг квадриги мастерились всевозможные рычаги, блоки, лебедки и другие хитрые устройства. К вечеру все было готово. Феофан помолился, перекрестился, поплевал на руки, взялся за рычаг и задвигал им вверх-вниз. Долгое время ничего не менялось. Лишь вращались блоки и стонали от натуги веревки. Но вот статуя заскрипела, слегка покачнулась и чуть-чуть сдвинулась с места. Собравшийся люд радостно завопил и бросился на подмогу. Не успело стемнеть, как квадрига была водружена на ладью, сильно просевшая под ее тяжестью. Феофан подошел к принцессе, великому князю и Добрыне.
  - Готово.
  - Ну и голова, - восторженно заявил Добрыня. - Нам бы таких в Киев местных мастеров уму-разуму поучить.
  - А давай с нами, - предложил Владимир, - будешь, как сыр в масле кататься.
  - Спасибо, - покачал головой Феофан, - мне и здесь неплохо.
  - А кто же нам в Киеве квадригу на берег выгрузит?
  Феофан аж рот раскрыл от неожиданности.
  - На каждого мудреца довольно простоты, - рассмеялся Добрыня. - Так что собирай манатки.
  - Да я расскажу, как ее выгрузить, - засуетился Феофан, - все очень просто.
  - Куда нам, бестолковым, - развел руками Добрыня, - без тебя никак не справимся.
  Так Феофан оказался среди тех, кто отправлялся в далекий Киев. А таких набралось немало, не многим меньше провожающих. Люди верили, что в Киеве все будет хорошо. С ними была их принцесса, мощи святого Климента и бронзовая квадрига.
   Забота шестая
   СГОВОР
   И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего,
   а бревна в твоем глазе не чувствуешь?
   Иисус Христос
  То ли рак на горе свистнул, то ли реки потекли вспять, но случилось невероятное: все жены великого князя Владимира собрались вместе. Все, кроме одной, последней, византийской принцессы Анны. Она-то и явилась причиной невиданного сборища. Пошла уж вторая неделя, как великий князь вернулся с победой из Херсонеса и с тех пор не покидал покоев Анны. И день, и второй, и третий терпеливо ждали княгини возвращения своего суженого, на четвертый забеспокоились, на пятый переполошились, на шестой забили тревогу, на седьмой поняли, что надо что-то делать, а на восьмой тайно встретились в тереме Рогнеды. Тут, на берегу реки Лыбедь, и до Киева рукой подать, и место тихое. Поэтому княгини смело дали волю своим чувствам. Особенно усердствовала булгарыня Мимолика.
   - Ну что он в ней нашел? - вопрошала она таким тоном, словно воочию видела перед собой Анну и ничего достойного в ней не находила. - Ни кожи, ни рожи. Не принцесса, а одно название.
  - Да никакая она не принцесса! - презрительно поморщилась чехиня Малфрида Богемская, величавшая себя внучкой императора Священной Римской Империи Оттона I и не допускавшая даже мысли, что кто-то может превзойти ее в высоко родстве.
  - А кто же она? - простодушно спросила Мимолика.
  - Дочь обыкновенной трактирщицы, - выказала свою осведомленность гречанка Юлия. Император Роман подобрал ее мать Феофано в каком-то захудалом кабаке. Такой блудницы свет не видывал. Так что еще неизвестно, кто настоящий отец этой выскочки. Юлия знала что говорила. Бывшая жена Ярополка, брата Владимира, сама не ведала, от кого понесла Святополка, хотя великий князь и усыновил его. Княгини были прекрасно об этом осведомлены, но язвить по этому поводу сочли преждевременным.
  Самая рассудительная из всех, варяжка Олова, первая жена Владимира, привезенная им из-за моря Варяжского, ледяным голосом произнесла:
  - Да, окрутила Анна великого князя умело и, видно, надолго.
  - Дочь гетеры, - философски заметила Юлия.
  -Нам от этого не легче, - вздохнула варяжка, - я смогла удержать великого князя только на одну ночь.
  - Но этого тебе хватило, чтобы родить Вышеслава, - нервно хихикнула Мимолика. - Я провела с ним две ночи и родила Судислава и Позвида.
  Настала очередь Малфриды Богемской, но та ответила уклончиво:
  - Все прекрасно знают, что у меня три сына, и все они от Владимира.
   Полочанка Рогнеда высказалась более откровенно:
  - У меня четыре сына и две дочери, и мне хватило пяти ночей.
  - Двух дочерей за одну ночь смастерил, - усмехнулась Олова.
   Осталась одна Юлия. Все устремили на нее пристальные взгляды, но та скромно потупила взор.
   - Признайся, что ты провела с Владимиром всего полночи, - холодно потребовала Олова.
  Гречанка едва заметно кивнула.
  - А теперь давайте посчитаем, - невозмутимо продолжила варяжка, - сколько ночей Владимир провел в опочивальне своей новой жены.
  Княгини, закатив глаза, принялись усердно загибать пальцы.
  -Да это же целый выводок! - всплеснула руками Мимолика.
  -Не родит же она всех сразу, - усомнилась Юлия.
  - От такой любого подвоха жди, - прошипела Малфрида Богемская.
  -Вот, вот, и я к тому же, - согласно кивнула первая жена. - И вся эта свора броситься на места места наших детей.
  -Как?! - взвизгнула болгарыня.
  -Как пить дать, - подтвердила Малфрида.
   -Это почему же?
   Варяжка терпеливо разъяснила:
  -Потому что наши дети - незаконные.
   Мимолика истерично расхохоталась:
  -С чего ты взяла? Кто тебе сказал такую глупость?
  -Не забывайся! - одернула ее Олова. - Я пока еще старшая жена великого князя.
  -Тогда растолкуй, - непонимающе развела руками Мимолика, - на то ты и старшая.
  -Растолковываю, - окинула всех холодным взглядом варяжка и продолжила:
  -Во-первых, наши дети не крещеные, то бишь нехристи.
  -Ну и что?
  -А то, что новая вера не признает таких детей законными наследниками.
  -И что из того? - снова спросила нетерпеливая, но туго соображавшая булгарыня.
  -Да ничего особенного, - встряла в разговор Малфрида, - просто не видать твоим отпрыскам княжеского стола, как своих ушей.
  -А твоим'?
  -Мои тут ни при чем - я христианка по рождению.
  -Христианка, да не та.
  -Как это не та?
  - Очень просто: Владимир не принял римскую веру.
  -А ты и вовсе поганой веры.
  Мимолика и Малфрида уже готовы были вцепиться друг в друга, но тут вмешалась Юлия:
  -Не знаю, как ваши, а мой Святополк точно истинной веры.
  -Веры он может и той, да вот тот ли отец? - невольно вырвалось у Мимолики.
  Теперь уже гречанка набросилась на булгарыню:
  -Да как ты смеешь!?
   Ссору остановила Олова:
  -А лучше спросить у великого князя.
  -Что? - не поняли княгини.
  -Какая судьба ждет наших сынов. Он вместе с Анной нам все подробно и растолкует.
  -И спрошу! - с вызовом ответила Мимолика. - Не посмеет он нарушить заветы предков. На княжества садятся по старшинству, и вера здесь ни при чем. Малфрида злорадно усмехнулась:
  -Как же, жди!
  -Ну почему?!
  Успокоившаяся к тому времени Юлия терпеливо объяснила:
  - По византийской вере на княжение садятся только с благословения церкви.
  -И что из того?
  -А то, что ни один священник никогда в жизни не благословит некрещеного.
  - Так давайте срочно крестим наших детей, - предложила булгарыня.
  -Что же ты до сих пор своих не крестила? - ехидно спросила чехиня.
  -А ты? Какая никакая, а все же христианка!
  -А ты попробуй крести, когда рядом горит негасимый огонь в честь Перуна: не успеешь оглянуться, как родного сына принесут в жертву.
   Обстановка вновь начала накаляться, и Олова успокаивающе подняла руку.
  -Ваши споры бессмысленны.
  -Почему? - в один голос спросили княгини.
  -Потому что мы все уже не жены великого князя, а, может, и не наложницы.
  -Час от часу не легче! - запричитала Мимолика. - И за что такие напасти на наши головы?
  -А за то, что никто из нас с великим князем в церкви не венчался. Потому никто больше не признает нас княгинями, а детей наших - княжичами.
  - Что же делать? - удрученно выдохнула Юлия.
  Олова как будто только и ждала этого вопроса:
  -А кто повинен в наших бедах?
  - Ясно, как день, - хмыкнула Малфрида.
  Все согласно закивали. Лишь Рогнеда не согласилась:
  - Принцесса здесь ни при чем.
  -Как это?! - воскликнули все хором.
   Возмущению княгинь не было предела. Особенно неистовствовала чехиня:
  -А кто отнял у нас Владимира?
  -Кто превратил нас в наложниц? - вторила ей Мимолика.
   -Кто погубил наших детей?
  -Кто лишил их княжеств?
  -Ну, не принцесса же, - спокойно возразила полочанка. - Она даже в Киев не хотела ехать. Ее братья заставили.
  -Как же, как же, прямо палками гнали, - съязвила чехиня, - так мы и поверили.
   Гордая Рогнеда даже не удостоила ее взглядом. Однако внучка Отгона I не унималась:
  -Кто же по-твоему во всем виноват?
  Полочанка ни секунды не колебалась:
  -Владимир.
  Княгини в безмолвии застыли. Лишь слегка колебались их тени от пламени горящих свечей.
  -Что ты мелешь? - еле слышно прошептала Юлия.
  -Ну почему? - непонимающе вопросила Мимолика, укоризненно глядя на Рогнеду.
  -Свинья грязь везде найдет, - твердо ответила та.
  Вперед решительно выступила Олова:
  -В тебе говорит чувство мести: ты не можешь простить великому князю смерти родных.
  -Да, не могу, - созналась полочанка, - но месть здесь ни при чем.
  -Так в чем же дело?
  -Не будь Анны, нашлась бы другая принцесса. Великого князя просто потянуло на высокородную плоть.
  Варяжка лишь усмехнулась:
  -Когда великий князь нас брал в жены, сыновья других жен от этого не страдали и никого из нас не обращали в наложниц.
  -Анна виновата лишь в том, что родилась сестрой императоров.
  -Мы тоже не из простых, - гордо вставила Малфрида Бегемская, - но мое высокое происхождение никому не принесло вреда.
  -Оно оказалось не таким высоким, чтобы заставить Владимира сменить веру, - сухо заметила Олова.
  Чехиня попыталась возразить, но варяжка повелительным жестом остановила ее и так же спокойно продолжила:
   -В мире не так уж и много невест, из-за которых великий князь пойдет на такое.
  -Пожалуй, Анна - единственная, - согласилась Мимолика.
  -Так уж и единственная! - запальчиво воскликнула внучка Отгона I. - Да таких принцесс хоть пруд пруди.
  - Назови хоть одну.
  Булгарыня повернулась к чехине в ожидании ответа, но та лишь презрительно хмыкнула:
  -Не хочу об этом и думать.
   - А не мешало бы, - холодно заметила Олова, - Как-никак, речь идет о нашей судьбе.
  -Ну и что ты предлагаешь? - запальчиво спросила Малфрида.
   Варяжка, чеканя каждое слово, невозмутимо ответила:
  - Извести Анну.
  Мимолика непроизвольно ойкнула, Малфрида злорадно усмехнулась, Юлия испуганно расширила глаза, а Рогнеда несогласно покачала головой. Олава, между тем, продолжила:
  -Только так мы сможем вернуть себе то, что утрачено. Владимиру ничего не останется, как признать наших детей полноправными наследниками.
  - А как нам быть с новой верой? - спросила булгарыня.
  -Может, и придется ее принять, но большого страха тут нет. Многим из нас уже приходилось менять богов.
  Олова обвела княгинь пронизывающим взглядом и остановила его на полочанке.
  -Все согласны?
   Рогнеда твердо возразила:
  - Нет, во всем виноват только князь.
   Варяжка вроде бы согласилась:
  -Да, Владимир заварил всю эту кашу. Но давайте представим Киев без него. Наши дети еще малы и не смогут править. Кто сядет на киевский стол, одному богу известно. Может, Анна...
  -Чур! Чур! - испуганно замахали руками княгини и усердно заплевали влево. Олова терпеливо дождалась, пока все закончат магический обряд общения с предками, и продолжила с убийственной логикой:
   - ...может, еще кто. В любом случае, ни нам, ни нашим детям несдобровать. Теперь уже все повернулись к Рогнеде, но та упрямо стояла на своем:
  -На Анне нет вины. Не губить же ее только за то, что она нам неугодна.
  - И что же нам прикажешь делать? - невозмутимо спросила варяжка.
  - Как нам быть? - подхватила Мимолика.
  -Как нам спастись? - добавила Юлия.
  Полочанка вдруг зарыдала и без сил опустилась на деревянное кресло.
  - Не знаю. Я бы положилась на волю божью..
   - Ни в коем случае! - решительно запротестовала Малфрида. - Мы должны извести Анну.
  -Извести! - как эхо подхватили княгини.
  Лишь Рогнеда, утирая слезы, едва слышно прошептала:
   -Делайте что хотите. Я вам не указ.
  -А ты нас не выдашь? - подозрительно покосилась на нее внучка Отгона I.
  За полочанку заступилась Мимолика:
  -Не волнуйся, я за нее ручаюсь.
  -Тогда за дело!
  -Я бы и рада, - с готовностью откликнулась булгарыня, - только не знаю как. Расскажите мне. Я прямо сгораю от нетерпения.
  -Да как угодно, - злорадно хихикнула чехиня, - можно отравить, можно удавить, можно и головой в омут, а надежнее всего - все вместе.
  И тут княгинь прорвало. Предложения посыпались, как из рога изобилия. Княгини знали немало способов избавления от соперницы. За считанные мгновения Анну многократно предавали самой лютой и страшной смерти. Ее заколдовывали, охмуряли, травили, заговаривали, наводили порчу и т д. и т.п. Всего не перечислить. Правда, пока все было на словах, но кто знает, где граница между словом и делом?
  Жены великого князя тараторили без умолку, составляя все более коварные и изощренные замыслы. Они яростно спорили и громко кричали. Молчала лишь Рогнеда.
  - А ты что воды в рот набрала? - спросила ее Мимолика.
  Полочанка непроизвольно усмехнулась:
  -Сказано столько, что мне и добавить нечего.
  -И то верно, - согласилась булгарыня. - Так на чем мы остановимся?
   -Ни на чем, - вдруг заявила Олова.
  -Ты что, пошла на попятную? - вспылила Малфрида.
  - Ни в коем случае!
  -Тогда в чем дело?
  -Пусть каждая из нас сделает, что задумала.
  -Как это? - не поняла булгарыня, но ее перебила чехиня.
  -Верно! - воскликнула она. - Мы все выпустим стрелы. Хоть одна да попадет в цель.
  -А если все, то тем лучше, - поддакнула Юлия.
  -Тогда за дело, - призвала княгинь Олова. - Не будем терять времени. Те суетливо засобирались.
  -А как же угощения? - спохватилась Рогнеда. - Стол давно накрыт.
  -Успеем еще попировать, - успокоила ее Мимолика. - Сперва - дело.
  
  
  ЗАБОТА СЕДЬМАЯ
  
   ПРОГУЛКА ПО КИЕВУ
   По одежке встречают, по уму провожают.
   Пословица
  Прежние жены ни за чтобы не поверили, если бы им сказали, что Владимир и Анна больше предаются не любовным утехам, а разговорам. Ну, о чем можно болтать в постели с красивой женщиной?
  И все же великий князь прельщался не столько красотой принцессы, сколько ее умом и знаниями. Водрузив на пуховое одеяло Библию в кожаном переплете с золотой огранкой, Владимир раскрыл ее и, тыча пальцем в помеченные места, вопрошал:
  - Растолкуй, почему в Ветхом завете написано "Око за око и зуб за зуб", а Иисус говорит: "кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" ?
  Анна не раз задавала себе этот вопрос и не находила однозначного ответа. Она спросила:
  - Как ты думаешь, смогу ли я вырвать у кого-то зуб или око?
  - Никогда! - убежденно воскликнул великий князь.
  - А подставлю ли я правую щеку, если меня ударят по левой?
  - Подставишь, - не задумываясь, ответил Владимир.
  - А ты?
  Великий князь задумался:
  - Раньше бы в два счета вырвал бы не только зуб, но и око.
  - А сейчас?
  - Не знаю. Может, и простил бы.
  - Вот ты и нашел ответ. Христос пришел к нам, чтобы преобразить нас, чтобы указать путь, ведущий человека от варварства к Богу. Вступишь на этот путь и больше не сотворишь зла.
   Ответить Владимир не успел. Дядька Добрыня бесцеремонно вломился прямо в опочивальню и буквально стащил племянника с постели.
  - Пора, княже.
  Владимир было вспыхнул, но Анна сама встала на сторону воеводы:
  - Ступай и княжь.
  Владимир оделся, поцеловал Анну и вышел, не оглядываясь. Княгиня села в кресло и, закрыв глаза, окунулась в сладостные воспоминания о первой брачной неделе. Они почти не спали и не замечали ни дня, ни ночи. Любовь и беседы, сменяя друг друга, текли, словно полноводная река. Дни и ночи пролетали, как одно мгновение.
  И тут принцесса вспомнила о своей подруге Анастасии. Как она могла забыть? Патрикия покинула Константинополь и отчий дом и отправилась в Киев, на край света, чтобы разделить с Анной все тяготы и невзгоды. Надо срочно ее разыскать! Но как? В Константинополе десятки слуг и придворных моментально исполняли любую прихоть принцессы. Здесь же ничего такого не было. Прибывшая с Анной прислуга куда-то запропастилась, а местная ни слова не понимала по-гречески. Сама Анна пока выучила по-русски всего несколько слов: не до того было.
  Местные женщины убирали отведенные ей горницы, предлагали всевозможные яства, но на все вопросы лишь виновато улыбались и непонимающе разводили руками. После долгих и настойчивых попыток изъясниться одна челядинка догадалась привести толмача.
  - Где Анастасия?
  - Чаво?
  - Ты что, глухой?
  - Не-а.
   - Ты не знаешь, кто такая Анастасия?
   - Не-а.
  - Она знатная византийка, прибыла в Киев вместе со мной.
  - Да вас тут столько понаехало, - отмахнулся толмач. - Как, говоришь, величать? Принцессу непроизвольно покоробило. Русичи, похоже, слыхом не слыхивали ни про вежливость, ни, тем более, про правила придворного этикета: одинаково тыкали как холопам, так и королям. Видно, им было все равно, кто перед ними. Что делать? Таковы нравы.
  - А-нас-та-си-я!
  - Настя, что ли? - догадливо блеснул глазами толмач. - Так бы сразу и сказала.
   - Где она?
  - Да тут, недалече. Позвать?
  - Отведи меня к ней.
  Толмач повел принцессу по узким и тесным коридорам княжьего терема. Под ногами сквозь ковры поскрипывали деревянные половицы; от дубовых стен, увешанных гобеленами, приятно пахло лесом. Под резными арками Анна слегка наклонялась, чтобы не зацепиться за них высокой прополомой, которою здесь все называли прической. Принцессе вспомнилась убогая таверна на окраине Константинополя, куда однажды привезла ее мать. Феофано в ней родилась. В конце концов, все возвращается на круги своя.
   Анастасия при появлении Анны радостно вскрикнула, но утаить печаль не смогла.
  -Что случилось?
  - Все хорошо.
  - Я же вижу, что ты расстроена.
   Всегда жизнерадостная Анастасия вдруг зарыдала.
  - Я тоскую по Византии, - пролепетала она сквозь слезы.
  Принцесса крепко прижала ее к себе.
  - Неужели тут все так безнадежно?
  - Ужасно!
   Она всхлипнула и принялась жаловаться:
  - Представляешь, здесь нет ни ипподрома, ни театра и даже ни одной нормальной таверны. Храмы, и те деревянные. Никто не имеет представления, как нужно вести себя со знатной дамой. Они даже не знают, кто такая патрикия. Как тебе это нравится? Я вся извелась. Я так больше не могу...
  Анна, обняв подругу за плечи, терпеливо слушала ее стенания. Надо дать ей высказаться, а потом постараться чем-то отвлечь. Но какие здесь развлечения? Когда Анастасия немного успокоилась, принцесса как бы невзначай заметила:
  -А я хотела прогуляться с тобой по Киеву.
  -Да ты что?! Тут страшно за ворота выйти.
  -Почему?
  -Сразу соберется толпа зевак. Они будут глазеть на нас, как на чучела огородные, тыкать в нас грязными пальцами и хохотать так, словно увидели не светских дам, а шутов гороховых.
  - Какой ужас! - воскликнула Анна, но тут же решительно добавила:
  -И все же мне интересно. Я хочу сама во всем убедиться.
  -Изволь, если хочешь опозориться.
  Принцесса лукаво улыбнулась:
  -А мы воспользуемся нашей излюбленной уловкой.
  -Ты предлагаешь нарядиться в местных барышень? - загорелась Анастасия. - Как в Константинополе!
  Анна открыла стоявший в углу кованый сундук, забитый всевозможными нарядами.
  - Я думаю, мы найдем здесь что-нибудь подходящее.
  Подруги вывернули содержимое всех сундуков на середину горницы и с азартом принялись примерять местные наряды. Анна достала из кучи сплетенную из лыка обувь, уродливую и бесформенную.
  - Что это?
   -Лапти.
  -Для чего?
   -В них ходят.
  -Не может быть, - не поверила принцесса, - правый невозможно отличить от левого. Не могут же оба быть на одну ногу.
  Анастасия внимательно осмотрела лапти.
  -Мне кажется, это неважно. Принцесса грустно вздохнула:
  -Интересно, в чем тут еще ходят?
  -Как правило, босиком.
  -И им не больно?
  -Да у них пятки тверже конских копыт.
  - Не приведи господь, - ужаснулась принцесса и стала примерять лапти. - Тут, видно,
  и такую обувь не каждый себе может позволить.
  -Исключительно привилегия местной знати, - съехидничала Анастасия. Кое-как нацепив лапти, гречанки взялись за одежду. Они облачились в льняные сарафаны, подпоясались цветными передниками, а на головы накинули тонкие шелковые платки, стараясь закрыть лица. Узлы завязали неумело, и платки сидели криво, то и дело сползая на плечи. Пришлось заколоть их золотыми фабулами, разукрашенными какими-то непонятными знаками. Из ларцов были извлечены и янтарные бусы, и золотые браслеты, и яхонтовые ожерелья, и подвески из драгоценных камней, и височные кольца, и дивные колты, и даже серебряные колокольчики. При каждом шаге от дам исходил нежный мелодичный перезвон, словно где-то рядом журчал веселый ручеек.
  -А какими румянами они пользуются? - спросила Анна.
  -Я слышала, что здешние девицы красят щеки свекольным соком, - со смехом ответила Анастасия.
  -То-то, я смотрю, все такие розовощекие. Надо непременно попробовать.
  -Ты еще больше удивишься, когда узнаешь, чем тут подводят брови.
  -Я прямо сгораю от любопытства.
  -Обычной сажей.
  -Просто и гениально!
   Анна решительно направилась к печи.
  -Неужели ты будешь мазаться золою? - не поверила Анастасия.
  -Еще как! - задорно ответила принцесса. - Мы должны выглядеть, как все. Иначе нас сразу разоблачат.
  Напрасно византийки думали, что останутся незамеченными. Правда, вначале ничего не предвещало беды. Дамы благополучно миновали княжий двор, вышли за открытые ворота, удачно прошмыгнув мимо разомлевшего на солнце и задремавшего стражника, и очутились на торжище. Вокруг шла бойкая торговля и стоял невообразимый гам. При виде гречанок мужики почему-то начинали похабно скалиться, загадочно подмигивать и гортанно издавать непонятные, но явно непристойные звуки. Совсем по-иному встретили новоприбывших женщины.
  - Совсем стыд потеряли! - набросилась на Анну и Анастасию какая-то грозная боярыня.- Уже и на торжище приперлись! Стыд!
  - Срам! - подхватил кто-то из мгновенно собравшейся толпы. Ради забавы, многие побросали товар и напрочь забыли про дела.
  -Гоните их в шею!
  -Бейте!
  Люд радостно заулюлюкал. Молодецкий свист пронесся над головами оробевших гречанок. В них полетели комья грязи, смешанной с навозом. До смерти напуганные чужеземки попятились к воротам детинца, но проснувшийся к тому времени страж грозно преградил им дорогу.
  -Ку-да!? - протяжно заревел он, словно входящий в ярость бык. - Брысь! Тут вам не место!
  -Верно! - поддержала толпа. - Там и своих некуда девать.
  Анастасия попыталась хоть что-то растолковать дружиннику, но от страха все русские слова, какие она выучила, вылетели из головы.
  -Византия, Царьград... - бормотала она растерянно, указывая на себя и Анну.
   Это еще больше раззадорило народ.
  - Так они из Царьграда!
  - Вылитые принцессы!
  -Аж две сразу!
  Толпа наседала. Кто-то грубо сдернул с Анастасии платок, и ее черные длинные волосы рассыпались по плечам и спине. Люд, гогоча, стал щипать и пинать гречанок. Те в ужасе метались между толпой и стражником, но укрыться было негде.
  -Украли! - вдруг пронесся над торжищем пронзительный крик, и все, как по команде, помчались на свои места.
  Чужеземки бросились прочь. Они бежали, куда глаза глядят, не разбирая дороги - лишь бы подальше от безумной толпы. Однако, им снова не повезло. Сметая всех на своем пути, навстречу мчался конный отряд.
  - Дорогу!
  Дам, как ветром сдуло с деревянного настила в вонючую лужу из густой вязкой жижи. Рядом радостно хрюкал и повизгивал поросячий выводок. Появление в луже новых обитателей свиньи восприняли с нескрываемым восторгом.
  Оглушительно стуча копытами по сосновым плахам, лошади, управляемые вооруженными всадниками, пронеслись мимо, обдав гречанок теплой воздушной волной, пропитанной запахом пота.
  -Громыхало! - отчаянно выкрикнула Анастасия, указывая пальцем на одного из дружинников. Но тот и не оборотился.
  Видя, как вспыхнули глаза подруги, принцесса поняла истинную причину ее плохого настроения. Все дело, как всегда, в мужчине. Громыхало, с которым Анастасия познакомилась еще в Константинополе, из-за службы не мог уделять ей много времени. Будь он рядом, и Киев показался бы ей краше любого города.
  Подруги кое-как взобрались на настил и дико захохотали, глядя друг на друга.
  -Боже, на кого мы похожи, - сквозь смех пролепетала Анна. - Не удивительно, что Громыхало нас не узнал.
  -Очень хорошо, - покраснела Анастасия, - узнай он нас - я сгорела бы от стыда.
  - И то верно.
  Обсудить эту тему они не успели, так как вернулись собаки, гнавшиеся за лошадьми, и с громким лаем налетели на благородных дам, вымещая на них накопившуюся злость от недавней неудачной погони. Женщины схватили палки и стали отчаянно отбиваться от наседавшей своры. Однако из подворотен выскакивали все новые и новые псы, и гречанкам ничего другого не оставалось, как позорно бежать с поля брани.
  Преследуемые собачьей стаей, они быстро оставили позади жилые постройки, проскакали по огородам, изрядно потоптав посадки, взлетели на какую-то гору и с разгону скатились в ложбину, исцарапавшись и изодрав одежду о колючки. Зато собаки отстали. Затаившись, подруги еще долго со страхом прислушивались - нет ли погони. Но лишь птицы щебетали вокруг.
  С расстройства Анна прижала грязные руки к лицу и тут же в ужасе отдернула их.
  -И что нам теперь делать?
  Анастасия критичным взглядом осмотрела измазанную с головы до ног принцессу.
   - Прежде всего, вымыться.
  - Но где?
  -Когда мы убегали от этих страшных собак, я мельком увидела реку.
  - Где?
  -Точно не помню: то ли справа, то ли слева. Надо подняться на гору и посмотреть.
  - Ни за что! - задрожала Анна, как осиновый листок. - Там собаки и люди.
  -Ну не век же нам тут сидеть.
  -Не пойду! Нас снова примут за гетер.
  - Скорее за нищенок.
  -Почему?
  -Уж очень мы грязные.
  - А собаки?
   Анастасия с опаской осмотрелась по сторонам.
  -А в этой сырой лощине должно быть полно змей.
   -Ой! - как ужаленная подскочила принцесса.
  Она стрелой взлетела на вершину. Подруга едва поспевала за ней. Наверху они невольно залюбовались величественной картиной, открывшейся их взорам. Могучий Борисфен лениво нес свои воды к морю, поблескивая на солнце барашками и гребнями волн. За ним, насколько хватало взгляда, раскинулись девственные леса. Плавные изгибы темно-зеленых холмов только усиливали впечатление свежести и первозданности.
  Вокруг не было ни души. Лишь вдалеке выплывали из-за излучины ладьи с наполненными ветром ветрилами.
  -Смотри, тропинка! - радостно вскрикнула Анастасия, указав на едва заметную и заросшую травой дорожку.
  Гречанки спустились по ней к небольшой песчаной отмели, окруженной густым кустарником, и прямо в платьях окунулись в прозрачные воды. Затем они сняли с себя намокшие одежды, выстирали их песком и разложили на берегу под теплым летним солнцем; сами же продолжили купание, резвясь и подшучивая над собой.
  - Так тебя и перекрестить успели! - задорно воскликнула Анна.
  - Как?
  -Теперь ты не Анастасия, а просто Настя.
  Подруга звонко рассмеялась:
  -Я-то ладно. А вот за что тебя превратили в блудницу?
  - А что в этом плохого?
  -Я понимаю, что уродине не грозит стать гетерой, но нас едва не побили камнями.
  - Как ту святую блудницу, которую спас Иисус.
  - Только мы спаслись по чистой случайности.
  - Так ведь случай и есть божье провидение.
  - Скорей бы какой-либо случай нас накормил, а то уж больно хочется кушать.
  - А еще один - так провел через весь Киев, чтобы ни одна собака не учуяла.
  - А еще один помог незаметно пройти мимо стражников.
  - Не слишком ли много случайностей?
  - А иначе нам не спастись.
  Купальщицы звонко рассмеялись. Они только что перенесли столько невзгод, что предстоящие препятствия казались мелкими и незначительными. Видно, вода придала им сил и бодрости.
  Весело щебеча и плескаясь, гречанки забыли об осторожности и привлекли внимание ватаги подростков. Те быстро сообразили, что к чему, и вскоре самый юркий из них, Гриня, ящерицей выскользнул из-за куста. Ничего не изменилось на берегу. Лишь почти высохшая одежда купальщиц ни с того ни сего поползла прочь от берега. Так и исчезла бы она бесследно в зарослях лозы, если бы Гриня не обернулся. Обернулся, да так и застыл с открытым ртом. В лучах заходящего солнца то ли почудилась, то ли привиделась ему фигура какого-то прекрасного божества. Самое удивительное состояло в том, что фигура была женской. Слегка запрокинув голову, водное божество выкручивало длинные косы. Изумрудные капли падали с них на желтый песок и бесследно исчезали в нем. Само же видение не растворялось. Оно было настолько явственным и восхитительным, что запомнилось мальчику на всю жизнь.
  - Гриня, беги! - сдавленно кричали дружки из кустов, но он встал и, как зачарованный, двинулся навстречу видению.
  Только тогда Анастасия его заметила. К счастью, она не завизжала, как глупая девица, не бросилась наутек и даже не стала прикрывать руками обнаженное тело. По выражению лица подростка она поняла его состояние, приветливо улыбнулась и жестом подозвала мальчика. Когда тот несмело подошел, держа одежду на вытянутой руке, купальщица накинула сарафан и, усевшись с мальчиком на песок, завела беседу.
  - Настя, - указала она на себя.
  Подросток понимающе закивал головой. В отличие от взрослых, он сразу поверил, что перед ним настоящая гречанка. Местные девицы вели бы себя совсем иначе. Мальчик сообразил, что собеседница желает узнать, как его зовут, и ткнул себе пальцем в грудь:
  - Гриня.
  Анастасия указала на детинец, потрясла в воздухе воображаемым копьем и назвала еще одно имя:
  - Громыхало.
  При этом она вопросительно посмотрела на паренька. Тот радостно вскочил. Кто же не знает Громыхало? Первый богатырь в дружине великого князя!
  - Громыхало! - повторила гречанка, решительным жестом указав на свои босые ноги.
  Все ясно: она желает, чтобы богатырь как можно скорее пал к ее ногам. Гриня понимающе кивнул и стремглав помчался на княжеский двор. Проскользнуть мимо стражника и найти оного дружинника не составляло для него никакого труда.
  Не успели гречанки обсохнуть, как Громыхало и сам Добрыня в сопровождении ватаги ребятишек прискакали на песчаную отмель. Удивлению их не было предела.
  - Как вы здесь очутились? Откуда на нас наряды блудниц? - могучим басом спросил Добрыня.
  - Решили по Киеву прогуляться под видом местных жительниц, - честно призналась Анна.
  Дружинник и воевода расхохотались.
  - Как это вас камнями не побили?
  - А мы убежали.
  - Придется вас назад на верхом везти - иначе киевляне прохода не дадут.
  - Мы готовы, - радостно заявила принцесса.
  - А на лошадях удержитесь? Кони-то с норовом.
  Анна подошла к вороному, на котором прискакал Добрыня. Конь бил копытом, раздувал ноздри и яростно грыз удила, который воевода не успел вынуть изо рта. Не то что сесть - подойти страшно. Принцесса смело погладила боевого коня по шее, что-то шепнула ему на ушко и вдруг птицей взлетела в седло. Мужи только ахнули. Вороной, почувствовал чужака, встал на дыбы, но Анна уверенными движениями укротила его, и конь послушно пошел трусцой. Мальчишки завизжали от восторга. Примеру Анны последовала Анастасия, оседлав коня Громыхало.
  - Ну, мы поскакали! - озорно воскликнула принцесса.
  - А мы?
  - Догоняйте.
  Подруги голыми пятками пришпорили коней и взлетели на гору. Мальчишки неслись следом, у уж за ними брели Добрыня и Громыхало. Анна и Анастасия, словно амазонки, проехали через весь Киев мимо свиней, с которыми недавно валялись в одной луже, мимо собак, которые снова их облаяли, и мимо торжища, где люд аж рты разинул. Вот тебе и блудницы! Даже стражник не посмел путь преградить.
  А Гриня с тех пор безвылазно пропадал в детинце в надежде увидеть Настю. Они часто встречались и много времени проводили вместе. Паренек постепенно познакомился с греками, заполонившими княжеский двор. Они научили его грамоте. Мальчик пристрастился писать лики божьи. У него появилась мечта воплотить Настю в образе Богородицы. Он даже стал посещать первую церковную школу, основанную греками. Родители, когда узнали, избили сына. Говорили, что лучше бы в рабство его продали. Выручила Настя, заплатившая отцу целую гривну. Гриня перебрался жить в монастырь и принялся усердно постигать греческие науки, по-прежнему чуть ли не ежедневно встречаясь с очаровавшей его византийкой.
  
   ЗАБОТА ВОСЬМАЯ
  
  
   СВЕРЖЕНИЕ КУМИРОВ
   Не боги это, а просто дерево.
   Варяг Феодор
  
  Лучшие мужи Руси собрались на княжеском дворе. За длинными дубовыми столами сидели вместе воеводы и юные гридни, градские старцы и князья подвластных Киеву племен, седовласые волхвы и греческие священники в черных ризах. Нашлось место и простому люду. Челядь выкатила огромные бочки с виноградным вином, хмелем, вынесла чаны с сытой и медовухой, заставила столы икрой, рыбой, птицей, дичью и другими яствами, но никто не прикасался ни к еде, ни к питью. Все ждали великого князя, и тот вскоре вышел на красное резное крыльцо в сопровождении дядьки Добрыни.
  Владимир торопился. Ему не терпелось поскорее вернуться к своей возлюбленной. Поэтому, не обращая внимания на оглушительный приветственный рев, он уселся на высокий дубовый трон, изукрашенный золотом и искусной резьбой, и сразу перешел к делу:
  - Речите, други!
  Первым поднялся киевский боярин Претич и с глубоким поклоном обратился к Владимиру.
  - Великий князь! Не гневайся на нас, неразумных, что не можем своим малым умишком охватить твоих великих замыслов, а потому отрываем тебя от утех свадебных...
  - Чего же ты не уразумел? - нетерпеливо заерзал на троне великий князь.
  - Не могу понять, княже, какой бог у нас теперь главный.
  - Христос! - не долго думая, выпалил Владимир и вызвал настоящую бурю.
  - Слава Иисусу! - заорали христиане.
  - Перун! - громыхали гридни, не участвовавшие в походе на Херсонес и потому не крещеные.
  - Род! Род главный! - не менее яростно кричали волхвы.
  - Велес! - не отставали смерды.
  Молчал лишь Претич. Он терпеливо дождался, пока утихли крики, и снова спросил:
  - А за что новому богу такой почет?
  Боярин сделал упор на слово "новому", но кто-то из сторонников христианства весело пошутил:
  - Бог хоть и новый, а с бородой, как у тебя, Претич!
  Народ громыхнул дружным смехом.
  - Да они похожи, как две капли воды!
  - Все мы тут бородатые!
  Боярин терпеливо сносил все насмешки, ожидая ответа великого князя. Но тот вдруг спросил:
  - А ты как думаешь?
  - Я бы не сказал, что он самый сильный.
  - Зато он самый мудрый.
  - Но он и не грозный.
  - Зато самый добрый.
  - Но он не славянский бог.
  - Он и не греческий, и не римский, а те и другие ему поклоняются. Видно, есть за что. Он бог для всех!
  Претич снова склонил голову:
  - Доверяю твоей мудрости и подчиняюсь твоей воле.
  Боярин выпрямился и воскликнул:
  - Слава Христу!
  - Слава! - подхватил народ.
  Все, кроме волхвов, подняли наполненные вином кубки и залпом осушили их.
  События развивались так, как и задумал Добрыня. Однако дальше все пошло не так.
  - Княже, а как быть с остальными богами? - спросил кто-то из дружинников.
  - Не богами, а идолами, - поправил того Владимир и решительно махнул рукой:
  - Снести!
  Ропот прокатился по княжескому двору.
  - Как снести!?
  - Продал нашу веру!
  - Променял на принцессу!
  Вперед снова выступил Претич.
  - Княже, как же так? Мы же приняли Христа, как родного!
  - Да, - согласился Владимир.
  - Мы же признали его главным богом!
  - Да.
  - Зачем же сносить других богов? Зачем гневить их понапрасну?
  - А затем, что идолы требуют жертв.
  - Чего? - не расслышал боярин.
  - Идолам нужны наши жизни! А я этого не хочу!
  - А причем здесь Христос?
  - Ему не нужны жертвы!
  - Чего же он хочет?
  - Любви!
  - А кто же тогда будет любить наших девок? - непонимающе развел руками Громыхало.
  Приступ хохота потряс княжеский округу. Так, со смехом, киевляне прощались со старой верой. Владимир, утирая слезы, изрек:
  - Не прибедняйся, Громыхало: твоих силенок хватит на всех.
  Не смеялись лишь волхвы. С каменными лицами молча сидели они за длинными столами и не прикасались ни к питью, ни к яствам. Лишь гордо держали свои седые головы.
  - Что грустите, кудесники? - задорно обратился к ним великий князь.
  Из-за стола встал верховный жрец Ган.
  - Печалимся, княже.
  - О своих идолах?
  - О людях.
  - О каких?
  - О тех, кто отвернулся от богов наших предков.
  - Уж не на меня ли ты намекаешь?
  - На тебя, княже. Разве не ты шесть лет назад возвел в Киеве и по всей Руси священные капища? Разве не ты воздал хвалу нашим богам? Разве не ты принес им первые жертвы?
  - Я, - согласился Владимир.
  - Почему же сейчас ты от них отрекаешься? Не из-за царевны ли?
  Все, затаив дыхание, ожидали ответа великого князя, и тот тихо, как бы про себя, молвил:
  - Да, из-за Анны. Все твои идолы не стоят ее мизинца.
  - Как ты смеешь?! - взъярился Ган.
  - Смею, - твердо ответил Владимир, - я их воздвиг - я их и снесу. Я думал, что пантеон объединит Русь, но ошибся. Каждый народ продолжает поклоняться своим идолам. А ведь творец один. Ему и будем молиться!
  Великий князь обвел пламенным взором внимавший ему народ.
  - Будем?
  - Будем! - подхватила дружина.
  - Будем! - поддержал простой люд.
  По-прежнему молчали лишь волхвы.
  - Так ты еще о нас печалишься? - обратился Владимир к Гану.
  - Да, княже.
  - И что же нас ждет?
  - Смерть! Смерть страшная и лютая! Но еще большая кара настигнет тех, кто осмелится поднять руку на Перуна!
  Глаза волхва яростно сверкнули. Свой посох он поднял над головой, грозя всякому, кто осмелится посягнуть на его божества.
  - Ты бородой-то не тряси, - миролюбиво посоветовал ему Владимир, - а то всю еду со стола снесешь.
  Белая, ниспадавшая почти до колен борода Гана, в самом деле, то ли от возмущения, то ли от гнева ее хозяина растопырилась во все стороны и колыхалась, как конский хвост на ветру.
  После едкого замечания великого князя, волхв, устав держать посох, грохнул им оземь, но борода по-прежнему ходила ходуном, а глаза метали молнии в сторону Владимира.
  А тот уже обратился к верной дружине:
  - Кто дерзнет бросить вызов идолам?
  - Приказывай, княже!
  - Нет, кто по своей воле пойдет.
  Заметив легкое замешательство среди воинов, Ган в третий раз поднял посох:
  - Смерть! Смерть отступникам!
  - Хватит пугать нас своими деревяшками! - гаркнул в ответ Громыхало. - Ежели часто пугать, то уже и не страшно.
  Он решительно вышел вперед:
  - Я готов, княже.
  Следом, грохоча сапогами, шагнула вся дружина, и каждый выдохнул:
  - Я готов, княже!
  Владимира аж слеза прошибла.
  - Спасибо, други! Иного и не ждал.
  Он обнял Громыхало, и тот, потрясая кулаками, выкрикнул:
  - Я разнесу всех идолов в щепки!
  - Нет, я сделаю это сам, - возразил ему Владимир.
  - Как?! - всполошились бояре.
   - Негоже великому князю дрова рубить, - поддержал их Добрыня.
  - Обижаешь, княже, - выступил за всю дружину Громыхало, - Аль некому боле в Киеве мечом махать? Срам на нашу голову, ежели допустим такое!
  Однако Владимир был непреклонен:
  - Я их воздвиг - я их и снесу.
  Он положил руку на плечо Громыхало:
  - А срама вам нет, ибо такова моя воля.
  Посчитав, что сказано достаточно, великий князь приказал челяди:
  - Коня!
  Пока седлали коня белого, народ запрудил священное капище. Там все так же стояли на каменных постаментах Перун, Дажьбог, Макошь, Хорс, Стрибог и их верный слуга - крылатый пес Семаргл. Все так же сверкали на солнце золотые усы и серебряная борода Перуна и отполированный до блеска жертвенник из цельного валуна. Все так же ярко горели расположенные по кругу негасимые костры в честь могущественных богов. Все так же пугали люд пустые глазницы человеческих черепов на частоколе ограды.
  Несмотря на тесноту, никто не осмеливался приблизиться к деревянным идолам. Перед Перуном, раскинув руки, словно защищая его, стоял волхв Ган и грозно вещал:
  - Страшитесь! Перун разгневан! Грозная кара ждет отступников! Ужасные лишения и беды падут на головы тех, кто отринет богов своих предков...
  Грохот оружия заглушил пророчества волхва. Это строй дружинников вклинился в толпу и проложил дорогу великому князю. Тот стремительно въехал на капище на белом коне. Красное корзно, словно стяг, гордо веяло за его плечами. На всем скаку конь подлетел к Гану и резко остановился, едва не уткнувшись мордой в седую бороду волхва.
  - Прочь с дороги! - запальчиво закричал Владимир, грозя старцу копьем.
  - Опомнись! - поднял посох Ган. - Не равняйся с богами! Не смей свергать кумиров! Ты хоть и великий князь, но не бог, а человек. Не тебе тягаться с Перкуном! И сам пострадаешь, и Русь в пучину ввергнешь.
  - Я их воздвиг - я их и свергну!
  - Не посмеешь! - запальчиво воскликнул волхв.
  - Ты мне не дашь?
  - Христос убивать запрещает!
  - Уйди! - взъярился великий князь. - Возьму грех на душу!
  - Пусть меня принесут в жертву! - воскликнул Ган, воздев руки к небу. - Лучше смерть, чем позор!
  Остальные волхвы сгрудились за Ганом.
  - И нас в жертву! - выкрикнул один из них. - Отдадим Перуну свою кровь и свою жизнь!
  Владимир взмахнул копьем, но вдруг опустил его. К нему подъехал Добрыня:
  - Порешить всех одним махом - и дело с концом.
  - Нет, не хватало нам еще мучеников.
  Повернувшись к Громыхало, Владимир приказал:
  - Убрать!
  Дружинник понимающе кивнул, неспешно подошел к Гану, легко сгреб его в охапку и отнес в сторону. Остальных волхвов дружинники попросту разогнали.
  Великий князь, объехав на гарцующей лошади каменный жертвенник, почти вплотную подъехал к Перуну и, уткнув железный наконечник копья в искаженный устрашающей гримасой рот идола, попытался свергнуть его с постамента. Тот, прочно закрепленный в основании, даже не шелохнулся.
  - Подсобим князю! - обратился к дружине Добрыня.
  Сразу несколько копий воткнулось в истукана. Кем-то ловко наброшенный аркан на голову идола крепко зацепился за золотые усы.
  - И... раз!
  Перун покачнулся и под восторженные крики толпы рухнул на деревянный настил. От удара дубовая статуя вдруг подпрыгнула и, кувыркнувшись, полетела в толпу. Народ в ужасе шарахнулся в стороны. Гридень, набросивший аркан, отчаянно вцепился в веревку, которая зазвенела, как туго натянутая тетива. Никого не задев, идол рухнул к ногам люда. Серебряная голова с золотыми усами отвалилась и упала к ногам Владимира. Народ вначале взвыл, а потом принялся неистово оплевывать и чем попало колотить истукана. Дружинник, похваляясь, протянул статую по земле.
  - Что делать с ним, княже?
  Владимир гордо задрал голову:
  - Не пойму, где же грозные молнии? Аль Перун совсем обессилел?
  Взрыв хохота потряс капище: на небе не было ни единого облачка.
  - Может, кто слышал раскаты грома?
  - Что-то не слыхать, княже, - насмешливо ответил кто-то из толпы.
  - А ты, Ган, ничего не слышал?
  Очи старца сверкнули, словно молнии:
  - Расплата придет! Перун испепелит всех и превратит в прах!
  Владимир расхохотался.
  - А мы Перуна в воду. Подмочим его молнии!
  Он оборотился к гридню:
  - В Днепр его, друже!
  Тот весело свистнул и, взяв с места в карьер, потянул идола к реке. Народ с гиканьем и улюлюканьем бросился следом, с восторгом наблюдая, как обезглавленный кумир то рыхлил землю, то громко стучал по деревянному настилу. Славная потеха!
  Остальных богов изрубили в щепки и сожгли в негасимых кострах.
  
   ЗАБОТА ДЕВЯТАЯ
  
   КРУЖЕВА ЗАГОВОРОВ
   Он повелевает солнцу Своему восходить
   над злыми и добрыми и посылает дождь
   на праведных и неправедных.
   Иисус Христос
  Негасимые костры выгорели дотла и погасли. Больше некому было поддерживать в них огонь. Все волхвы во главе с Ганом ушли из Киева. За ними увязались детвора и сердобольные женщины, но за околицей отстали. Лишь одна неизвестная, закутавшись с головы до пят в хламиду, продолжала упорно идти за процессией. Уж и Киев скрылся за горой, и речку Лыбедь перешли вброд, и вошли в густой темный лес, а женщина все еще плелась в хвосте шествия.
   Ган объявил привал и жестом подозвал к себе незнакомку. Он не мог допустить, чтобы случайный человек знал о месте пребывания волхвов.
  - Кто ты? - спросил он настойчивою преследовательницу, лицо которой почти до самых глаз было закрыто льняной тканью.
  - Друг.
   - Скрывают себя враги, а не друзья.
  Однако незнакомка не собиралась открывать лицо.
  - Враг у нас один. Из-за него ты изгнан из Киева.
  - И кто же он?
  - Не он, а она. И зовут ее принцесса Анна.
  - С чего ты взяла, что она - враг?
  - Это она окрутила Владимира. Это она уговорила великого князя снести священный пантеон. Это она наводнила Киев греками. Это она виновата во всех наших бедах. Надо ее извести, и все вернется на круги своя..
  - Поздно, - вздохнул жрец.
  - Еще не все потеряно, - смело возразила неизвестная. - Смерть Анны навеки поссорит Византию и Русь. Владимиру придется отказаться от греческого бога и вернуться к вере отцов.
  Ган задумчиво погладил бороду.
  - Ты хоть и женщина, а говоришь, как мудрый муж.
  Собеседница склонилась в легком поклоне.
  - Твою похвалу, кудесник, я воспринимаю, как согласие.
  - Ежели о моем согласии станет известно Владимиру, то не сносить мне головы.
  - Ты что, боишься пострадать за веру?
  - Я боюсь довериться человеку, который скрывает свое имя.
  - А я не могу его раскрыть, пока не получу твоего согласия.
  Волхв вдруг хитро усмехнулся.
  - Узнать-то тебя не мудрено.
  - Как?! - вспыхнула незнакомка.
  - Ты одна из жен великого князя.
  - И кто именно?
  - Ну, не Анна же, - пошутил Ган. - И не Рогнеда - она слишком горда. И не Мимолика - та недостаточно умна. И не Олова - та слишком прямолинейна...
  Ган на мгновение умолк и вдруг спросил:
  - Мне продолжать или сама откроешься?
  - От мудрого взора за покровом не спрячешься, - слалась собеседница и сняла с головы накидку.
  Это была Малфрида. Ган вручил ей клетку с голубями.
  - Ежели что важное, пошли мне весточку.
   ...
  Не только внучка императора строила козни против принцессы Анны. Старшая жена великого князя Олова тоже не теряла времени даром и навестила своих сородичей -братьев-варягов Харю и Олуха. Вообще-то первого звали то ли Герольд, то ли Карн, а второго Олав, но на Руси их быстро переименовали. Сразу понятно о ком идет речь, да и запомнить проще. В поисках славы и денег братья месяц назад прибыли в Киев, да пока ничего путного не свершили. Разве что прослыли отпетыми гуляками и забияки.
  Когда Олова прибыла на постоялый двор, где остановились варяги, Харя и Олух еще не очухались от вчерашней попойки и отлеживались на лавках, опохмеляясь квасом и ставя примочки на синяки и ушибы, полученные давеча в знатной потасовке с местными отроками.
  - Фу, ну и вонища! - не успев войти, поморщилась великая княгиня и вместо приветствия полюбопытствовала:
  - И где это так отделали наших славных воинов?
  Братья скромно потупили головы:
  - Да было дело...
  - И много ли вам отвалили за столь славные подвиги?
  - Хрен с маком! - ответил Харя, показывая фигу и свою осведомленность в речевых оборотах русов.
  - Чем же кормитесь?
  - Вот мы и ломаем голову, - удрученно произнес Олух, - сегодня потратили последние гроши.
  Он бросил на стол пустую кишень:
  - Завтра придется меч закладывать.
  - Не стоит, - посоветовала княгиня, - он тебе еще пригодится.
  Братья сразу насторожились.
  - А что?
  - Есть дело?
  Олова с сомнением осмотрела сородичей:
  - Дело-то имеется, только сдюжите ли?
  Варяги подхватились, как ошпаренные.
  - Да мы за тебя кому угодно голову снесем!
  - Только прикажи!
  - Хоть Добрыне, хоть самому Владимиру...
  Княгиня расхохоталась:
  - Ну, ты и олух! Вдовой хочешь меня оставить?
  - Мне все равно - лишь бы платили.
  Олова щедро отсыпала в кишень Олуха горсть золотых монет.
  - Это задаток. Справитесь - получите в три раза больше.
  Она окинула холодным взглядом онемевших от такого подарка братьев и направилась к выходу. Вопрос Хари застал ее уже на пороге:
  - А имя?
  Ответ последовал незамедлительно:
  - Принцесса Анна.
   ...
  
  Нежданно-негаданно к принцессе Анне нагрянула в гости гордая Рогнеда. От радости хозяйка не знала, куда усадить полочанку. Все попытки принцессы подружиться с женами Владимира ни к чему не привели. А тут сама явилась. Рогнеда сразу приступила к расспросам:
  - И как тебе в нашем захолустье после Царьграда?
  Анна смутилась, не зная, что ответить. Врать не умела, но и хулить новую родину не хотела. Лишь скромно заметила:
  - Потихоньку привыкаю.
  - А мне до сих пор не по себе . Будь моя воля - хоть сейчас вернулась бы в родной Полоцк.
  - А разве нельзя? - удивилась принцесса.
  Рогнеда горько усмехнулась:
  - Я, как и ты, прибыла сюда не по своей воле.
  - Меня никто не принуждал, - возразила Анна.
  - Так я тебе и поверила!
  - Какой смысл мне врать?
  Полочанка в гневе вскочила:
  - Не морочь мне голову! Как добровольно можно оставить родину, друзей и близких ради варвара? Ради того, чтобы стать рабыней раба?
  Тут уж возмутилась Анна:
  - Зачем возводить напраслину на великого князя! Чем он заслужил такие упреки?
  - А ты не ведаешь?!
  Принцесса в смущении опустила голову. Владимир исповедался ей о своих грехах, но не могла же она сказать об этом Рогнеде. Впрочем, полочанка и не ждала от принцессы ответа.
  - Тогда слушай. Твой благородный князь на моих глазах самолично обезглавил моего отца и мою мать, а потом прилюдно имел меня над трупами моих родителей под рев славной дружины и всего Полоцка. Я лукавила, когда говорила, что хочу в родной город. Мне нет туда возврата. Мне он ненавистен. Владимир лишил меня не только всех родных, но и родины. Мне некуда податься, стань я свободной.
  Анна со слезами на глазах протянула руки к Рогнеде:
  - Прости меня ради бога.
  От нахлынувших воспоминаний Рогнеда тоже прослезилась и ласково обняла принцессу:
  - Да ты, я посмотрю, еще совсем дитя. Невинная жертва грязных страстей. Теперь я нисколько в этом не сомневаюсь.
  Она усадила на мягкое ложе обессиленную принцессу, но та по-прежнему продолжала оправдывать великого князя:
  - Поверь, сейчас Владимир совсем другой и искренне раскаялся.
  - С чего бы вдруг?
  - Он так много расспрашивал меня про Христа и искупление вины, что я не сомневаюсь в его искренности.
  - Ах! - отмахнулась Рогнеда, - Оставь эти сказки про добренького бога. Пусть ими дурачат народ.
  - Как? - изумилась Анна. - Ты не веришь в Христа?
  - Как можно верить в того, кто допустил столько зла?
  - Зло совершают не боги, а люди.
  - Да, а потом Ваш бог их прощает - стоит лишь покаяться.
  - Бог прощает, чтобы человек мог спастись.
  Рогнеда тяжело вздохнула:
  - Вот только люди почему-то никогда никого не прощают.
  Анна попыталась возразить, но полочанка решительным жестом остановила ее.
  - Не будем зря молоть языками. Мне все ясно. Со временем и ты поймешь. Прощай.
  Она стремительно вышла, оставив в душе Анны сомнения и тревогу. Их мог развеять только сам Владимир, и принцесса бросилась на его поиски.
  На княжеском дворе, несмотря на сгустившиеся сумерки, пир стоял горой. Праздновали свержение кумиров. Челядь не уставала выкатывать полные бочки с вином и медом и возы с яствами. Ешь и пей, сколько влезет! Гуляй вволю! Помяни последний раз старых богов и приветствуй нового.
  Отовсюду неслись здравицы, звон кубков, песни и пьяный гогот. Пламя зажженных факелов выхватывало из темноты то орущие лица, то плывущие по кругу братины, то огромные бочки.
  Никем не замеченная, принцесса пересекла двор и вошла в палату, где пировала высшая знать Киева. И здесь все веселились. Лишь Владимир грустно восседал во главе стола. Увидев Анну, он радостно вскочил и протянул к ней руки. Бояре и князья тоже невольно оборотились и замерли. Присутствие женщин на пирах не допускалось, но принцесса была настолько прекрасна, что никому и в голову не пришло возмущаться. Наоборот, все встали вслед за Владимиром, приветствуя принцессу.
  - Слава Анне! - громогласно прорычал Добрыня, подняв кубок с вином.
  - Слава!!!
  Под восторженный рев великий князь подошел к суженой и крепко поцеловал в сахарные уста. Прижавшись к Владимиру, принцесса чуть слышно шепнула:
  - Ты мне нужен.
  Захмелевший от любви и вина великий князь немедля изрек:
  - Други! Пейте и ешьте вдосыть. Гуляйте и веселитесь!
  - А ты, княже?
  - А меня ждут великие дела, - попытался отшутиться Владимир, вожделенно глядя на Анну. - У нас медовый месяц.
  Однако не тут-то было. Памятуя, сколь долго длилось первое уединение молодоженов, первыми возроптали гридни:
  - Без тебя, княже, нам и мед не сладок.
  - И кусок в горло не лезет.
  Бояре тут же подхватили:
  - А кто дела вершить будет?
  - Какие еще дела? Идолы снесены, церковь воздвигнута, Русь крещена.
  - Русь, может, и крещена, только народ по-прежнему ходит некрещеный, - возразил боярин Претич и озабоченно почесал затылок. - Тут разом всех не крестишь.
  Глаза великого князя вдруг задорно вспыхнули.
  - Как раз-то разом всех и крестим!
  - Да все и в церковь-то не поместятся.
  - А разве Христа в церкви крестили? - вопросил Владимир и оборотился к Анне:
  - Как та река называлась?
  - Иордан, - молвила принцесса.
  - Вот, вот, а Днепр, думаю, поболи Иордана будет.
  - С чего это народ ни с того ни с сего в реку полезет? - не унимался боярин.
  Великий князь весело рассмеялся и распахнул дверь во двор, где гулял весь Киев, и произнес одно лишь слово:
  - Опохмеляться.
  Вихрь смеха пронесся по палате. Недавним язычникам пришлась по душе задумка Владимира. Лишь Анна, воспитанная в строгих христианских правилах, с ужасом наблюдала за происходящим, да дотошный Претич продолжал задавать каверзные вопросы:
  - А ежели кто не захочет?
  Владимир рубанул, как с плеча:
  - Тот враг мне навеки.
  - И дитя малое? - невольно вырвалось у Претича.
  - И дитяти, и жены, и молодицы, и мужи, и люди, и смерды, и закупы, и челядь, и холопы - все завтра на реку. Будем креститься и веселиться.
  Он тут же приказал огласить свою волю народу и послал гонца к греческим монахам, чтобы с утра были готовы проводить обряд крещения. Затем снова обратился к дружине и боярам:
  - Теперь вы довольны?
  - Да-а-а!
  - А я еще нет.
  Он обнял принцессу за плечи, собираясь покинуть с ней палату, но чей-то выкрик остановил их:
  - А на посошок!
  Под одобрительный гул Владимиру поднесли огромный кубок с вином. Он был столь велик, что руки быстро устали держать его, и великий князь поднес кубок ко рту. Сызмальства его учили умению пить не пьянея, да уж слишком велик сосуд. А Красное Солнышко и без того уже набрался изрядно. И все же кубок медленно, но неотвратимо опорожнялся. И чем выше задиралась вверх его ножка, тем больше нарастал торжествующий рев знати.
  - У-у-у-у...! Все! - выдохнул зал.
  Владимир грохнул пустой кубок об пол и, чтобы не упасть, облокотился о принцессу. Та едва удержала его.
  - Теперь ты точно явишься утром на берег Днепра, - пошутил Громыхало, - опохмеляться.
  Великий князь говорить уже не мог, лишь вяло помахал рукой и, опираясь на Анну, направился к выходу. Бедняжка согнулась под тяжестью княжеского тела и едва держалась на ногах. Кто-то из челяди рванулся было ей на помощь, но Добрыня остановил его:
  - Ничего, пускай привыкает.
  Так вдвоем и побрели они через двор. Какие-то тени мелькнули следом. То были Олух и Харя. Они сопровождали парочку до самых покоев. К счастью, пока рядом был Владимир, хоть и пьяный, Анне ничего не угрожало. Однако теперь варяги следили за ней неотступно, дожидаясь удобного случая.
  Принцессе же и в покоях не было покоя. Здесь за ней пристально наблюдал, прячась за занавесками, личный священник княгини Юлии грек Стип. Несмотря на привлекательную внешность и врожденную приветливость, киевляне быстро переименовали его в Типа, и тот вскоре свыкся с новым именем и охотно на него отзывался. Вообще, Тип никогда никому не перечил, в споры не встревал, но тихой сапой сумел получить немало благ и даже на правах священнослужителя имел доступ на женскую половину, куда мужам входить возбранялось. Он был при Юлии еще со времен Ярополка, приверженца христианства, и зачастую коротал с княгиней и дни и вечера. Вот и намедни Юлия послала за своим духовным отцом, и тот не замедлил явиться, облачившись в монашеские одежды. Оставшись наедине, они почему-то не стали читать молитвы и петь псалмы, а предались любовным утехам, а, насытившись друг другом, завели вовсе не праведную беседу.
  - Почему ты ничего не спрашиваешь о Святополке?
  - Только что собирался, - пылко ответил Тип, еще толком не отдышавшись. - А что с ним?
  - Ему грозит страшная опасность.
  - Да ты что!?
  - Его уже пытались извести.
  - Неужели кто-то посмел поднять руку на княжича?
  - И как ты думаешь, кто?
  Священник глубокомысленно помолчал и витиевато изрек:
  - Я знаю лишь одну особу, которой выгодна гибель княжьего сына, но не могу поверить, что она на такое способна.
  - Еще как способна! И не на такое. Поверь мне!
  - И что же делать? - с дрожью в голосе спросил священник.
  - А ты знаешь другой выход?
  Юлия достала из-под подушки небольшой кинжал и попыталась вложить его руку любовника, но тот в ужасе отдернул ее.
  - Нет! Я не смогу! Я мухи не убил.
  - А этого и не требуется.
  - Как это? - не понял Тип.
  - Кинжал с секретом. В его острие, как в жале змеи, залит яд. Достаточно малейшей царапины. Так что будь осторожен.
  Священник широко расширенными глазами уставился на страшное оружие, лежащее на покрывале.
  - Мой... мой сан не позволяет мне совершать подобные действия.
  - А соблазнять княгиню твой сан тебе позволяет?
  Гречанка стянула с любовника одеяло, оставив его совершенно нагим. Тот не попытался даже прикрыться.
  - Там речь шла о жизни, а тут о... о смерти.
  - Ты прекрасно понимаешь, что смерть неизбежна. Вопрос лишь в том, чья это будет смерть.
  - Не хотелось бы, чтобы моя.
  - Это будет зависеть только от тебя самого.
  Тип побледнел.
  - Я.. я не справлюсь.
  - Кто же тогда защитит нашего сына?! Принцесса уже что-то пронюхала про наши связи. Давеча мне намекала. Дознаются - не сносить головы ни мне, ни тебе.
  Дрожащей рукой священник взял кинжал.
  - Я сделаю все, что в моих силах.
   Юлия протянула ему ножны.
  - Вложи пока, а то ненароком оцарапаешься.
  - Тьфу, тьфу... - забормотал Тип и, торопливо одевшись, поспешил к выходу.
  - Любимый, а прощальный поцелуй?
  Священник пригнулся, как от удара бича, и, обернувшись, с плохо скрываемым страхом посмотрел на обнаженную княгиню, которая с ангельской улыбкой тянула к нему руки и манила к себе.
  - Или ты меня уже разлюбил?
  - Как... как ты могла такое помыслить? Я просто спешу выполнить свой долг.
  - Спеши и помни о Святополке. Он должен быть великим князем.
  
  
  
  
  
   ЗАБОТА ДЕСЯТАЯ
  
   ПЕРВЫЙ УДАР
   Не рой яму другому - сам в нее попадешь.
   Пословица
  После Рогнеды принцессу навестила еще одна княгиня Мимолика и, толком не успев поздороваться, восхищенно всплеснула руками:
  - Какая прическа!
  - Обычная прополома, - пожала плечами Анна. - В Константинополе все такие носят.
  - Что значит Византия! А в нашей дыре только и умеют одни косы заплетать. Дикари!
  - Не знаю, но мне очень нравится. Я бы и себе сплела такую косу, как у тебя, да не умею.
  - Я тебе сделаю, - с готовностью подхватилась Мимолика.
  - Зачем же себя утруждать - на это есть прислуга.
  - Ни в коем случае. Как можно доверять свои волосы какому-то брадобрею? Он все испортит!
   - Но и княгине негоже заплетать чужие косы.
  - Да это мое любимое занятие. Позволь мне поколдовать над твоими волосами. А попутно я открою тебе все тайны.
  - Тайны славного Киева? - улыбнулась принцесса.
  - И их тоже.
  - Хорошо, - сдалась Анна, - но при условии, что и я сооружу тебе прополому.
  Мимолика от восторга захлопала в ладоши:
   - Прекрасно!
  Немедля, она усадила принцессу перед зеркалом и, вооружившись ножницами и расческой, с азартом взялась за дело. Тщательно расчесав волосы, Мимолика быстро и ловко сплела длинную и толстую косу. Анна была в восторге. Правда, от ее внимания не ускользнуло, что те волосы, которые остались на расческе, княгиня намотала на палец и спрятала за пазуху.
  - Зачем они тебе?
  - Не сорить же, - нашлась Мимолика и тут же воскликнула:
  - А это что за чудо?!
  - Какое? - не поняла Анна.
  Княгиня с нескрываемым восторгом смотрела на ноги принцессы.
  - Никогда в жизни не видела таких изумительных сапожек.
  - Обычные башмачки.
  - Мне бы такие.
  - Я подарю тебе намного лучше и совершенно новые.
  - По-моему, ничего лучше уже не бывает.
  Принцесса молча сняла башмачки, которые, в самом деле, были восхитительны, и протянула гостье:
  - Они твои.
  - Ты шутишь?
  - Нисколько.
  -Я не могу принять такой подарок.
  - Да это вовсе и не подарок.
  - А что же?
  - Безделушка.
  - Без которой ты осталась босой.
  - Тут этим никого не удивишь.
  - Не хватало, чтобы еще и княгини ходили босиком.
  - Надо же привыкать к местным обычаям, - улыбнулась принцесса, - раз уж с косой, то и босой.
  - Ты еще и сарафан нацепи.
  - А это мысль! - воскликнула Анна и быстро переоделась.
  - Ну, как?
  - Вылитая полянка!
  - Теперь я смело могу гулять по Киеву: меня никто не узнает.
  - А вот это не стоит.
  - Почему же?
  - Можно в такую историю влипнуть, что мало не покажется. Поди потом доказывай, что ты принцесса.
  Анна живо вспомнила недавнее приключение и согласно кивнула. Она принялась уговаривать Мимолику взять сапожки и хитон, и та в конце концов согласилась, а вот сооружать на своей голове прополому почему-то отказалась и куда-то заспешила.
  Не успела княгиня уйти, как явились счастливые Громыхало и Анастасия.
  - Ты что это так вырядилась? - удивилась подруга.
  - А что, не идет?
  - Еще как! - непроизвольно воскликнул Громыхало, однако Анастасия быстро охладила его пыл:
  - Я только не поняла, зачем ты Мимолике свои наряды отдала. В стирку, что ли?
  - Подарила.
  - Она у тебя их просила? - насторожился дружинник.
  - Нет, но они ей очень понравились.
  - Да у нее такие наряды, что вам и не снились! - непроизвольно вырвалось у Громыхало.
  Он озабоченно потерь лоб.
  - А что она у тебя еще взяла?
  - Волосы.
  - Как?! - воскликнул Громыхало с непривычным для него волнением и бросился вслед за княгиней, оставив гречанок в полном недоумении.
  - Даже не попрощался, - вздохнула Анастасия, - Ну, тут и нравы.
  - Думаю, на то у него есть веские причины.
  - Все равно, пора серьезно браться за его воспитание.
   ...
  Пока византийки рядили да гадали, Мимолика с добытыми трофеями успела добраться до северной окраины Киева. Здесь, на отшибе, в небольшой покосившейся избушке жил колдун-чародей Чапонос. О его волшебной силе ходили легенды. Говорили, что ему ничего не стоит извести любого человека и сжить со света.
  Запыхавшаяся от быстрой ходьбы княгиня постучалась в рассохшуюся до щелей дверь робко и боязливо. Не услышав никакого ответа, осторожно заглянула внутрь. Низко опустив взлохмаченную голову, колдун сидел за почерневшим от времени столом, положив на него огромные руки, густо покрытые черными длинными волосами. Громадный длинный нос едва не упирался в дубовую столешницу, а из-под сросшихся широких бровей зло сверкали темные глаза. При входе княгини чародей не шелохнулся. Мимолика тоже застыла, однако долго не выдержала и несколько раз кашлянула.
  Чапонос молча кивнул на корзину, в которой находились подарки принцессы. Княгиня с готовностью выложила их на стол. Сверху положила прядь волос.
  При виде столь богатых нарядов колдун едва заметно вздрогнул, но не сказал ни слова, а лишь впился пронзительным взглядом в посетительницу. Та тут же сообразила, чего от нее хотят, и достала несколько золотых монет. Колдун продолжал смотреть также пристально. Лишь когда горка из денег достигла внушительных размеров, а у Мимолики не осталось ни гроша, он, наконец, глухим басом изрек:
  - На закате пойдешь тайком на могилу разбойника Раха, что на развилке дорог возле старой мельницы. С собой возьми яйцо куриное и топор с навязанным на него огнивом. Яйцо положишь на могилу со словами: "Прими от меня гостинцы, белую лебедь, а мне дай земли".
  - При чем тут лебедь? Я же яйцо положу на могилу!
  - Для нас - птица, а для мертвых - яйцо. В их мире все наоборот.
  - Как это яйцо, да еще куриное, может быть лебедью, да еще белой?
  - Помрешь - узнаешь.
  - Типун тебе на язык, - заколотилась от страха Мимолика, а Чапонос, как ни в чем не бывало, продолжил:
  - Возьмешь в головах у него земли и скажешь: "Пособи ты мне со отцом и матерью, с родом и с племенем погубить гречанку Анну".
  - А ты откуда про Анну знаешь?
  - Я все знаю. И тебя, княгиня, ведаю.
  - И не мудрено с таким-то длинным носищем.
  Ведун как будто и не заметил колкости Мимолики.
   - С землей пойдешь домой, не оглядываясь. Возле дома станешь на камень и очертишь топором вокруг камня круг и произнесешь оберег: "Спаси меня, Мимолику, от разбойника Раха". Потом огниво отвяжешь, а топор кинешь на полночь.
  Колдун замолчал, но настырная княгиня решила уточнить:
  - А что с землей делать?
  - Землю бросишь в грудь Анне и скажешь: "Умри той смертью лютой, какой разбойник Рах умер".
  - Сам бросай! - тут же выпалила Мимолика и принялась сгребать со стола деньги.
  Чародей едва заметно усмехнулся в седую бороду:
  - Ты же хочешь наверняка погубить принцессу.
  - Хочу, да только своя жизнь дороже.
  - А как ты думала? Хочешь мед пить, не бойся битым быть.
  - А что, других способов нет?
  - Это самое верное.
  - Лишь бы безопасное.
  - Тогда сходи на могилу и с добытой землей приходи сюда перед рассветом.
  - Вот это другое дело! А поможет?
  - Для надежности надо самого мертвяка выкопать.
  Мимолика аж глаза закатила от страха.
  - Этого еще только не хватало! Попробуем с сырой землей: авось получится.
   ...
  Опасно ночью бродить по Киеву. Воры да разбойники так и шмыгают по темным улицам и закоулкам. Враз можно не только кишени и одежды, но головы лишиться. Еще страшнее идти на могилу разбойника. За грехи не взяли его ни на небо, ни в ирей, рай славянский. Вот по ночам такие навои встают из могил и шастают в поисках жертвы, ибо голодные и питаются только кровью людскою. А кого укусит такой навой, тот становится оборотнем, с первой звездой превращается в волка или медведя и рыщет по полям и лесам до рассвета. Одиноких путников съедает заживо и без остатка. Ужас!
  Натерпелась Мимолика страхов, пока добралась до старой мельницы. Чуть живая подошла к могиле. Над нею мрачной тенью нависла "изба смерти". Такие домовины на столпах прозвали избушками на курьих ножках. В них складывали то, что было любо покойнику. Вот и в этом склепе хранилась заговоренная булава разбойника Раха. Рассказывали, что немало добытчиков приходило за нею, только от малейшего прикосновения булава сама по себе обрушивалась на голову несчастного, кроша череп, как глиняный горшок.
  Самого покойника сжигали, чтобы душа вместе с дымом поднималась к небу, а прах помещали в сосуд первых плодов, в котором до этого готовили сытную кашу, и зарывали в землю под домовиной, где отныне поселялась Баба-Яга, богиня смерти.
  Ох, и страшно же было Мимолике даже дотронуться до склепа, а тут еще надо положить внутрь яйцо. Вдруг ненароком заденешь волшебную булаву!
  На всякий случай, взяв наизготовку топор с привязанным к нему огнивом, княгиня дрожащей рукой осторожно просунула яйцо в оконце избушки. Ей показалось, что внутри что-то шевельнулось. Она так и обмерла, застыв от охватившего ее ужаса. Яйцо буквально прилипли к ладони. С трудом разжав кулак, княгиня медленно вынула руку из оконца и сбивчиво, стуча зубами, как от лютого мороза, пролепетала:
  - Прими от меня гостинцы... белую лебедь...
  Больше она ничего сказать не успела.
  - Какая лебедь? - глухо, но отчетливо донеслось из домовины.- Ты будешь мне лебедью!
  Из избушки высунулась бородатая голова в шлеме и залихвацки свистнула. Мимолика отчаянно метнула в нее топор с огнивом и бросилась прочь, не разбирая дороги. Все же услышала, как лязгнуло железо по железу. Попала!
  Княгиня сама не помнила, как добралась до жилища Чапоноса. Достоверно известно лишь то, что примчалась она туда вся в грязи, исцарапанная и в изорванной в клочья одежде.
   Во дворе горел костер. Треск поленьев немного успокоил Мимолику, и она заметила стоящего тут же колдуна. В руках он держал соломенное чучело в человеческих рост, наряженное в нарядное женское платье.
  - Не получилось? - участливо спросил вещун, глядя на пламя.
  Княгиня, дыша после ночного забега, как лошадь в запале, судорожно закивала.
  - Сжигаем? - указал Чапонос на чучело.
  - Да,- выдохнула Мимолика, будучи уверенной, что оно олицетворяет принцессу Анну.
  Колдун вдруг повернул чучело к огню, и княгиня ахнула. Черные косы, раскосые глаза и ее собственный свадебный наряд. Не узнать себя было невозможно. Чапонос с размаху бросил куклу в огонь. Множество искр взметнулось ввысь, ослепив княгиню. Она рухнула, как подкошенная. Свет померк в ее глазах, и Мимолика уже не видела, как догорает ее белое платье.
  Из темноты вышли Анастасия и Громыхало. Последний то и дело тряс головой. Она все еще гудела от точного попадания топором. Однако сейчас всех больше волновало состояние Мимолики.
  - Как бы не умерла, - обеспокоено произнесла гречанка.
  - Туда и дорога, - спокойно ответил Громыхало. - Не рой яму другому.
  Он все же склонился над княгиней и приложил ладонь к шее.
  - Будет жить.
  - Слава богу.
  - Что ты так о ней печешься? - возмутился Громыхало. - Она же принцессу хотела угробить!
  - Теперь строить козни неповадно будет, - вместо Анастасии ответил Чапонос. - Отучили.
  - Да, - согласилась Анастасия, - и Мимолика теперь не опасна, и мы грех на душу не взяли.
  Она обратилась к Громыхало:
  - Как ты догадался?
  - Да тут и ребенок сообразил бы. Куда, как не к колдуну, идти Мимолике с одеждой принцессы. А кто у нас самый могущественный колдун?
  Анастасия поблагодарила Чапоноса:
  - Спасибо тебе, чародей.
  Тот лишь развел руками:
  - Куда тут денешься? Попробуй не помоги! , От Громыхало никакое колдовство не спасет.
  Все трое весело рассмеялись.
  - А с ней что делать? - указал дружинник на лежащую в беспамятстве Мимолику.
  - Завезем домой. Пусть останется в неведении, а прошедшее покажется ей страшным сном.
  - Так и быть, - согласился Громыхало, - доставлю тело по назначению и пойду порадую князя.
  - А вот ни Владимиру, ни Анне ничего говорить не стоит, - остановила его Анастасия.
  - Это отчего же?
  - Владимир горяч в гневе и скор на расправу. Того и гляди, не сносить Мимолике головы. А принцессе и так забот хватает. Лишние тревоги ей ни к чему.
  - И то верно, - снова согласился Громыхало. - Что бы я без тебя делал? Пора брать в жены. Без тебя, как без головы.
  Анастасия улыбнулась и скромно промолчала.
  
  
  
  
   ЗАБОТА ОДИННАДЦАТАЯ
  
   КРЕЩЕНИЕ в Днепре
   Христос бог, сотворивший небо
   и землю! Взгляни на новых
   людей этих, и дай им, господи,
   познать тебя, истинного бога!
   Владимир Святой
  В ту ночь и принцесса Анна не сомкнула глаз. Едва добравшись до постели, великий князь рухнул на нее и захрапел. Какие уж тут великие дела! Раздеться не смог. И челядь, как назло, куда-то запропастилась. Это Добрыня приказал всем схорониться и, сколько бы ни звали, носа не высовывать. По древнему обычаю невеста должна сама раздеть жениха. Не спать же князю в сапогах!
  Анна и не пыталась звать прислугу: стыдно. Правда, она слабо представляла, с какой стороны подойти к Владимиру. И сама-то редко раздевалась, а тут - груда мертвецки пьяной плоти. Она уже стаскивала сапоги с Владимира в Херсонесе, но одно дело снимать сапоги с трезвого и совсем другое с мертвецки пьяного.
  Помолившись, принцесса взялась за дела. Плотно пригнанные сапоги никак не хотели слезать с ног. К тому же князь то и дело брыкался и все норовил попасть Анне в пах. Не снималась и одежда, так как повернуть тяжелое тело силенок у принцессы не хватало. Поняв, что лишь напрасно теряет время, Анна решительно достала из ларца миниатюрный кинжал и в мгновение ока вспорола на князе дорогую парчу, в клочья искромсала белье из тончайшего шелка, а сапоги разрезала так, что они сами свалились с ног. Зато теперь великий князь лежал гол, как сокол. Лишь сладко посапывал и иногда, словно младенец, пускал изо рта пузыри.
  Анна накрыла Владимира пуховым одеялом и уже собралась прилечь сама, как вдруг вошел Добрыня. Принцесса всполошилась, но воевода одобряюще улыбнулся и похвалил:
  - Молодец!
  - Так ты нрочно?! - чуть не задохнулась Анна от возмущения.
  - Тихо, тихо - князя разбудишь, - успокаивающе произнес дядька и пояснил:
  - Таков обычай. Теперь ты - настоящая жена Владимира.
  - Ну, спасибо. А то я не знала.
  - Ладно, не серчай. Мне с тобой потолковать надобно.
  - Другого времени не нашлось?
  - Откуда? Ты у нас прямо нарасхват: то Владимир, то Рогнеда, то Мимолика...
  - Да ты, я посмотрю, глаз с меня не спускаешь.
  - И то верно. Как же иначе тебя сберечь и защитить?
  - От кого? - изумилась принцесса.
  - Еще узнаешь, - уклончиво ответил Добрыня. - Я о другом хочу попытать.
  - О чем же?
  Только сейчас Анна полностью успокоилась и внимательно посмотрела на воеводу.
  - Что ты мыслишь о сегодняшнем обряде?
  - Признаться, я в полном недоумении. Как можно силой гнать народ на крещение?
  Воевода хитро прищурился:
  - Никто никого гнать не будет. Все по своей воле пойдут.
  - Все настолько послушны и преданы великому князю?
  - Не в том дело. Владимир хоть и горяч, да умен. У нас жены взаперти сидят и в окошки глядят. А тут сам великий князь гуляние им устроил. И не просто устроил, а приказал. Мужьям-то и возразить нечего. Теперь жены и сами пойдут, и мужей за собой потащат. В кои-то веки баб на волю выпустили.
  - Что ж, посмотрим. Только верить все равно насильно не заставишь.
  - Вот тут ты верно молвишь. Потому и навестил тебя.
  - Чем же я смогу помочь?
  - Мудрым словом и добрым делом.
  - Я же не проповедник.
  - Еще какой! Без тебя и христианства на Руси не было бы.
  - Но я даже не игуменья.
  - И не надо. У нас тем, кто в рясе, не сильно-то и верят.
  - Странно. А почему?
  - Священники сами не признают наших обычаев. Игрища отринули, обряды заклеймили. Девку, и ту умыкнуть нельзя. Так скоро и вымрем.
  - Видно, порочны языческие игры и нет в них ничего, кроме греха.
  - Ну, не скажи: наши веры сильно схожи.
  - И что же у них общего?
  Добрыня не спеша разгладил длинную и густую бороду:
  - Не силен я в греческой вере, только рай и ирей - на небесах. И ад - в подземном царстве. Правда, у вас там правит сатана, а у нас ящер Юша, да дело ведь не в названии. Суть-то едина.
  - Суть как раз разная, - не согласилась принцесса, - языческие боги - просто идолы, а Святая Троица - Бог истинный.
  - Пусть и так, только до людей это не скоро дойдет. А внешне сходство налицо. Святая Мария родила Христа, а Макошь - богиня плодородия, Перун Громовержец и Георгий Победоносец покровители воинства, святой Власий и Велес оберегают скот. Даже имена почти совпадают. Зачем же их ссорить? Не потому ли Русь так близко к сердцу приняла греческую веру, что она, как родная?
  - Ты говорил об этом митрополиту? - уже с нескрываемым интересом спросила Анна.
  - И не раз, да все без толку. Не хочет и слышать о наших обычаях, а зря. Не плюй в колодец - напиться придется.
  - Хорошо, - кротко молвила принцесса, - я сегодня же его навещу.
  - Навести, да и сама помысли, как примирить наших богов. Тогда и толку будет больше и крови меньше.
  Добрыня и Анна проговорили до рассвета и с тех пор стали друзьями и союзниками. А с первыми лучами встал великий князь. Зевнул, потянулся и, как ни в чем ни бывало, весело воскликнул:
  - Вы уже в сборе? Прекрасно!
  Они втроем вышли на высокое крыльцо. С него открывался великолепный вид на Днепр. К нему по всем дорогам и тропинкам спускались люди в праздничных нарядах. Рано привыкли просыпаться на Руси и в будни, и в праздники. Вот и сейчас, в билу еще не вдарили, а народ уже встал, умылся, приоделся и спозаранку направился к реке. Прав оказался Добрыня, шли целыми семьями. Мужи шествовали во главе, за ними - статные жены в высоких кокошниках, как правило, с грудными младенцами на руках, а следом семенила детвора в сопровождении теток и дядей. Был тут и Гриня со всем семейством. Мать Заряна поручила ему вести козу, чтобы не потерялась и никого не боднула. Коза блеяла и норовила вырваться, но Гриня обкрутил веревку вокруг рогов и крепко держал ее на коротком поводке. Видимо, поняв, что сопротивление бесполезно, коза послушно пошла за мальчиком.
  - Что я говорил! - стал похваляться Владимир. - Все креститься повалили! Весь Киев предан мне и послушен.
  - Да, и коней с собой прихватили, - заметил вдруг Добрыня. - Заодно и скот решили окрестить.
   И в самом деле, многие горожане вели под уздцы лошадей, гнали перед собой коров и волов, тянули на веревках коз и овец.
   - Они что, насмехаться надо мной вздумали!?
  На Владимира накатил приступ неукротимого гнева. Лицо стало пунцовым, ногами едва пол не проломал, а руками так яростно впился в перила крыльца, что содрал несколько ногтей. По всему было видно, что вчерашний хмель ударил в голову. Анна и Добрыня, как могли, старались успокоить великого князя, но и они были встревожены.
  - Похоже, они не отделяют себя от этих животных, - предположила Анна, - и живут с ними одной жизнью.
  -Да, как скотина, - поддакнул Добрыня и зло пошутил:
  - С утра крестят, а на обед, глядишь, и съедят.
  Он вдруг хлопнул себя по лбу:
  - Ба! Как я сразу не вспомнил!
  - Что? Что?
  - Сегодня же праздник водяного! Все идут купаться. Смывают и с себя и с животных всякую нечисть.
  - Да это же чудо! - воскликнула Анна. - И при крещении человек очищается от грехов.
  - Теперь я догадываюсь, откуда у народа такое послушание. Везет же тебе, княже.
  Владимир подозрительно покосился на воеводу:
  - Не твоих ли это рук дело, дядька? Уж слишком рьяно давеча стаскивал меня с постели.
  - А кабы и так. Была бы польза. Добыча в тенетах! Грех упускать.
  - "Я сделаю вас ловцами человеков", - вспомнила принцесса изречение Христа и обратилась к Владимиру:
  - Иди и крести во имя Отца и Сына и Святого Духа.
  Великий князь обнял ее:
  - Ангел мой, все сделаю, как велишь.
  Тут и митрополит Михаил подоспел. Запыхался от быстрой ходьбы, но на крыльцо взошел легко.
  - Княже, что делать будем?
  - Крестить!
  - Как? Вместе со скотиной?
  - И со скотиной, и с рыбами, и с лягушками, которых там в избытке. Слышишь, как квакают!?
  Митрополит непроизвольно навострил уши, но тут же понял, что Владимир шутит, и поспешно спросил:
  - Всех сразу?
  - Можно и по одному.
  - Где же я столько священников наберу?
  - Тогда разом.
  - Обряд положен каждому.
  - Каждому, так каждому.
  - И восприемник.
  - Раз попы крестят, то им и быть крестными!
  - Крещаемые должны облачаться в новые белые одежды.
  Владимир тут же подозвал ключницу и распорядился вывезти на берег все запасы белых рубах.
  - Что еще, отче? Крестов-то у тебя хватит.
  - Слава богу, из Константинополя целый воз привезли. Да вот не ведаем, какими именами людей нарекать.
  - Сами скажут.
  - Да таких имен и в святцах нет.
  - Попы по ходу что-нибудь придумают.
  - Да и день не тот для крещения.
  - Считай уже тот, раз столько народа веру принимает.
  Священник снова открыл было рот для очередного вопроса, но Владимир резким жестом оборвал его на полуслове:
  - Хватит болтать, а то и окрестить никого не успеем.
  Вскоре великий князь в сопровождении бояр, градских старцев и старшей дружины выехал из детинца на белом коне. Они с изумлением наблюдали, как перед ними гарцевала на тонконогом персидском скакуне принцесса Анна. Им было в диковинку видеть женщину, да еще княгиню, на лошади, которой она прекрасно управляла. Миновав обезлюдевший Бабин торг, свита двинулась к Боричеву извозу у устья Почайны. Перед самым спуском дорогу ей неожиданно преградило несколько волхвов во главе с Ганом.
  - А ты что здесь делаешь? - воззрился на него Владимир.
  - Я пришел чествовать бога воды вместе с людом.
  - А я пришел обратить этот народ в новую веру.
  Волхв грозно наставил на Владимира указательный палец:
  - Одумайся, княже! Еще не поздно!
  Тот придержал коня и пристально посмотрел на Гана:
  - Чего тебе надобно?
  - Вернись к отчей вере. Поклонись Перуну и Роду.
  - Разве мало я им поклонялся? Воздвиг столько статуй! Сколько лет служил верой и правдой! И что взамен? Угрозы да жертвы. Сколько душ зря загубил.
  - Боги возвели тебя на киевский стол.
  - Боги, но не ты.
  - Я служу богам, а не князю, - с достоинством ответил волхв.
  Владимир указал на берег, где суетились священники, готовясь к таинству крещения:
  - Они тоже служат богу, но и мне послушны.
  - Сладки их речи, да лживы.
  - Не тебе судить.
  - Не забывайся, княже! Во мне глаголет глас божий!
  Тот лишь усмехнулся:
  - Жаль, что не княжий. А двум судам не бывать. Так что иди с богам, а мне не мешай.
  - Опомнись! - воскликнул Ган, - Отврати от себя гнев божий! Спаси своих чад!
  - Ты мне угрожаешь?
  - Не угрожаю, а вещаю. Или ты забыл, что вещал мой дед Олегу? Разве не принял он смерть от коня своего?
  - Принял, - согласился Владимир, - и какая же смерть ждет меня и моих сынов?
  Волхв воздел руки к солнцу:
  - Лучезарный Ярило, могучий Сварог, великий Род! Пусть отсохнет мой язык, ежели изречет хоть слово неправды!
  Ган повернулся к великому князю, вперил в него сверлящий взгляд и наставил на него указательный палец:
  - Погибнешь ты, княже, от сына своего!
  Владимир непроизвольно вздрогнул.
  - И будут твои сыны истреблять друг друга, как враги лютые!
  - Брешешь, собака! - взъярился великий князь. - Прочь с дороги!
  - А свою судьбу, кудесник, предскажешь? - выехал вперед Добрыня и обнажил меч.
  - Убей меня! Не могу зреть это позорище!
  Великий князь остановил воеводу:
  - Пусть идет своей дорогой.
  - Я не уйду! Вознесу славу Купале и Водяному.
  - Строптив же ты, кудесник, - усмехнулся Владимир и приказал:
   - Бросьте их в воду: окрестим вместе со всеми. Может, во Христе сговорчивее станут.
  Такой поворот явно не устраивал волхвов, и они под всеобщий смех спешно отступили, извергая угрозы и проклятия.
  Теперь никто не мешал священникам приступить к таинству. Пока люди мыли себя и скот, были освящены вода и елей, прочитаны молитва оглашения, молитва запрещения злых духов. Совершили и отречение от сатаны.
  Подняв крест, митрополит Михаил произнес исповедание верности:
  - Сочетаешься ли Христу?
   И ответили Владимир, Анна и дружина, как восприемники всех киевлян:
  - Сочетаваюся.
  После троекратного исповедания верности митрополит приступил к исповеданию символа веры, краткому изложению сути христианства.
  - Что они там делают? - спросила мать Гриню, кивнув на священников, совершавших обряд крещения.
  - Почем мне знать?
  - Ты же у греков днями и ночами пропадаешь.
  Гриня перестал плескаться и навострил уши.
  - Кажись, крестят нас.
   - Зачем?
  - Чтобы Христу молиться.
  - Мало нам водяных и леших, мало нам грозного Перуна и страшного Чернобога, - запричитала Заряна. - Теперь и Христу надо жертвы приносить. Где на всех напастись?
  - Не плачь, не плачь, - принялся Гриня успокаивать мать, - Христу никого в жертву не приносят. Только молятся.
  - Правда? - с недоверием посмотрела на сына Заряна. - Неужто ему не нужны ни красные девицы, ни добрые молодцы?
  - Он за нас на крест был распят.
  - Так вот почему крест целуют, - догадалось Заряна и тут же с сомнением спросила:
  - А разве не нужна ему кровь буйвола или петуха, как Перуну? Как он без вина и хлеба?
  - Христос сам накормил пять тысяч пятью хлебами и превратил воду в вино. И еще сказал: "Ешьте хлеб - плоть мою и пейте вино - кровь мою".
  Гриня поражался своей смекалке. Откуда такие слова взял? Никто ему их не говорил. Просто крутился вокруг греков и слушал их ученые беседы и молитвы.
  - Выходит, не мы Ему, а Он нам жертвы приносит, - задумчиво произнесла Заряна. - Такому Богу не грех и помолиться. Глядишь, что-нибудь и перепадет.
  - Вон, к священникам уже очереди выстроились: рубахи и кресты раздают.
  - Точно! - спохватилась Заряна. - Бежим, а то не хватит.
  Вся семья дружно бросилась креститься.
  Великий князь с принцессой и дружиной с высокого берега наблюдали за обрядом.
  - Сдается мне, тут мало кто разумеет, что за таинство совершается, - невесело усмехнулся Добрыня.
  - Не беда, дядька, - бодро откликнулся Владимир. - Когда младенцев крестят, те тоже ничего не разумеют, однако вырастают они добрыми христианами.
  - Да, сейчас русы, как младенцы, - согласилась Анна, - крестятся, потому что велели, потому что красиво. А чтобы твердо уверовали, нужно храмы возводить и людей просвещать.
  - Отдаю десятую долю на церкви! - воскликнул великий князь. - Пусть по всей Руси звонят в колокола и Бога славят.
  - Доброе дело, - пробасил Добрыня, - только сколько воды утечет, пока храмы возведут. А как сегодня людей к вере приобщить?
  - А сегодня, дядька, мы такой пир закатим, что люди век будут помнить. Всех киевлян напоим и накормим. Ни одного голодным не оставим, каждого полной чашей обнесем.
  - Ты прямо, как Иисус, накормивший в пустыне пять тысяч, - усмехнулся Добрыня.
  - Слава Богу, мы не в пустыне и погреба наши не пусты, - ответил Владимир и повелел выкатить бочки с вином и медом и угощений приготовить на весь город.
  С той поры установил Владимир обычай кормить всех желающих, чтобы не было в Киеве ни одного голодного, ни одного страждущего. А кто не мог по немощи или болезни на княжеский двор прийти, тому прямо в дом яства доставляли. До сих пор сохранила народная память предания о том славном времени.
  
  
  
  
  
   ЗАБОТА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
   ИСКУШЕНИЕ
  
   Мед капает с уст ее, жены любодейной;
   И мягче елея речь ее;
   но последствия от нее горьки, как полынь,
  
   ноги ее нисходят к смерти,
   стопы ее достигают преисподней.
   Соломон
  Любая женщина не сомневается, что именно она самая красивая и самая привлекательная. Так думала о себе и гречанка Юлия. Она была уверена, что сможет соблазнить кого угодно, даже великого князя. В ее жарких объятиях он навек забудет и Анну, и всех остальных жен. Только вот беда - Владимир не спешил ее навещать. Надо самой отправляться на поиски. Принарядившись и приукрасившись, Юлия вышла на охоту на великого князя. А тут и он - легок на помине.
  - Куда так вырядилась?
  - А может, и к тебе, - заносчиво улыбнулась гречанка. - А что, нельзя?
  - Отчего же, - отвечал Владимир, - только сейчас мне некогда: забот по горло.
  - Знаем, знаем, византийки своей боишься. Взяла власть над тобою.
  - Не мели чепуху.
  - Как же, на меня и глянуть опасаешься. Как бы принцесса не заметила. Я уж не заикаюсь, чтобы в покои заглянуть.
  - Ладно, пошли, - хмыкнул великий князь.
  Не успели войти в светлицу, как Юлия разрыдалась:
  - Истосковалась по тебе, княже. Места себе не нахожу. Али плохо тебе было со мною?
  - Хорошо, княгиня.
  - Али не родила я тебе Святополка?
  - Родила.
  - Так что же ты меня стороной обходишь? Дорогу в мою опочивальню позабыл? Али постарела? Али увяла?
  - Краше стала.
  Очи великого князя стали смазливыми, как у похотливого кота.
  Юлия прильнула к нему пышной грудью. Хоть и мала ростом, а прелести знатные. Руки сами к ним тянутся.
  - Утоли мою жажду, - зашептала она ему на ухо, лаская язычком мочку и нежными пальчиками развязывая пояс. - Вознесемся на вершину блаженства.
  Они сбросили с себя одежды. Как Адам и Ева, только кресты нательные. Сколько жен, сколько наложниц, сколько полюбовниц было у Владимира? Не сосчитать. Ни одной не пропускал. Лют был до ласк женских. А тут увидал крестик на пышной груди гречанки и смутился.
  - Иди же ко мне, - протянула к нему руки Юлия.
  Владимир вспомнил, как они с Анной перед тем, как лечь в постель, всегда читали молитву, и сказал:
  - Прежде хочу помолиться.
   Глаза Юлии округлились:
  - Может, нам еще попа со свечкой позвать?
  - Как хочешь.
  Юлия в молчаливом изумлении наблюдала, как великий князь в чем мать родила опустился в красном углу на колени перед иконой святой Богородицы и стал что-то бубнить, отбивая поклоны. Взгляд его просветлел. Закончив молитву, Владимир принялся поспешно натягивать на себя портки.
  - Ты куда?
  - Дела, - буркнул великий князь, не глядя в ее сторону.
  Гречанка бросилась к нему и в ярости сорвала одежду.
  - Никуда ты не уйдешь!
  - Почему? - с глупым видом спросил Владимир.
  - Чтобы расколдовать.
  - От чего?
  - От чар византийки. Это она, змеюка, тебя околдовала.
  - С чего ты взяла?
  - С того, что никакой мужик не устоит перед моими прелестями. Смотри.
  Юлия изогнулась в похотливой позе. Владимир почесал бороду.
  - Пожалуй, не устоит. А ты что, проверяла?
  - Да, голая по двору бегала, мужиков соблазняла, - нисколько не смутилась гречанка, - и тебя своей красотой расколдую, разгоню чары ласками, освобожу от дьявольского наваждения.
  Она попыталась притянуть Владимира к себе.
  - Погоди, но похоть и есть дьявольское наваждение. Как же наваждение от наваждения избавит?
  - Клин клином вышибают, - рассмеялась гречанка, - забудешь ты в моих объятиях и про принцессу, и про все на свете.
  - А вот это мне ни к чему, - заявил великий князь и решительно нахлобучил на голову шапку.
  - Так ты уходишь? - не поверила Юлия.
  - Как видишь.
  - А как же я?
  - Не забыл я о тебе Юлия. Позабочусь, дай срок.
   - Ох, забудешь, - покачала головою гречанка.
  - С такой красотой ты и сама не пропадешь, - усмехнулся великий князь.
  - Да, сильно тебя околдовала византийка, - вздохнула гречанка, - шага не можешь ступить без ее ведома.
  - Толковую жену не грех и послушать.
  - Где это видано, чтобы баба мужиком крутила, как хотела. Ох, плохо это кончится!
  - Не твоего ума дело.
   - И чем она взяла? Как говорится, ни кожи, ни....
  Увидев суровый взгляд Владимира, оборвала себя на полуслове.
  - Тем и взяла, что о тебе, дурехе, печется.
  - Что-то не шибко заметно.
  - Эх, Юлия, - покачал головой великий князь, - одно на уме. О душе подумай.
  - Я вот и думаю, что такое же право на тебя имею. Может, и поболей. Она тебе еще сына не родила. А ты мной брезгуешь. Не убудет с нее, если ты и меня приласкаешь. Я же ни слова не сказала, когда ты других жен заводил.
  Заплакала Юлия на этот раз по-настоящему. Обидно стало. Высказала, что на душе накопилось.
  Погрустнел великий князь. Задумался. Потом стал перед Юлей на колени и молвил со слезами:
  - Прости, если можешь.
  - А ты будешь со мной, - оживилась гречанка.
  - Нет, - покачал головой великий князь, - не могу. Может, и околдовала она меня, но только не могу - и все.
  - Ступай с Богом, - прошептала Юлия. - Ступай, не мучай меня.
  - Прости, - еще раз произнес Владимир и покинул светлицу.
  
   ЗАБОТА ТРИНАДЦАТАЯ
   СУД КНЯЖИЙ
   Милости хочу, а не жертвы.
   Иисус Христос
  
  У Заряны убили мужа. Разбойников поймали и привели к Владимиру на суд княжий.
  - Суди, княже, - сказал стражник принятую для такого случая фразу. Тут же находились Добрыня и убитая горем Заряна.
  - За что убили?
  Разбойники, отец и сын, рухнули на колени.
  - Леший попутал, - зарыдал старший, - не хотели мы его убивать - только ограбить. А он нас заметил и бросился с вилами. Тут мы его и порешили. Прости, княже. Прости нас, женщина.
  Разбойник повернулся к Заряне:
  - Ненароком вышло.
  - Мне от этого не легче, - всхлипнула Заряна. - Кто теперь будет детей кормить?
  Разбойники потупили очи.
  - Зачем грабили? - спросил Владимир. - Может, с голоду пухли?
  - С голоду, спасибо тебе, княже, не пухли, а прослышали, что у покойника богатство припрятано.
  - Какое там богатство? - развела руками Заряна. - Куча детишек, да забот полон рот.
  - Слыхали, что греки гривной тебя одарили.
  - Да ее уж и след простыл: ушла на долги и виру .
  - Я же говорю, леший попутал. Кабы знали, не позарились бы на такую бедность. Хоть сына пощадите. Молодой еще. Я его сбил с панталыку.
  - Есть чем откупиться? - спросил великий князь.
  - Откуда? Голы, как соколы. Не от сытой жизни пошли на грабеж.
  Добрыня наклонился к Владимиру:
  - Дело ясное. Око за око, зуб за зуб. Таков закон предков.
  - Не могу, дядька.
  - Дашь слабину, потом пеняй на себя.
  - Да знаю я, знаю, - отмахнулся великий князь, - заповедь не могу нарушить. Покаялся.
  Пока воевода и великий князь препирались, Заряна встала и направилась к выходу.
  - Ты куда? - остановил ее Добрыня.
  - Некогда мне тут рассиживаться: коров пора доить.
  - Ладно, - сказал Владимир, - разбойников в поруб, а ты, Заряна, приходи завтра. Тогда и оглашу приговор.
  - Еще и завтра! - всплеснула руками Заряна. - А кто будет скотину кормить да щи варить?
  Владимир ничего не ответил и быстро покинул залу. Он направился к Анне.
  - Что случилась? - с тревогой спросила принцесса. - Ты сам на себя не похож.
  - Разбойников не могу на смерть осудить, а должен.
  Анна сразу все поняла:
  - А ежели помилуешь, то нарушишь закон.
  - Это еще полбеды. Они покаялись!
  Анна понимающе кивнула:
  - А повинную голову не секут.
  На глазах Владимира выступили слезы:
   - Раскаявшихся Бог прощает.
  - Да, - согласилась Анна.
  - Тогда как судить их мне, убившего брата?
  - Я не знаю, - тихо вымолвила Анна. - Говорят: Богу божье, кесарю кесарево.
  - Я хоть и кесарь, а греха боюсь.
  - Кесарю многое прощается: не о себе печется, не ради себя берет грех на душу.
  - А не ты ли мне говорила, что благими намерениями устлана дорога в ад?
  - И то правда.
  - И что же мне делать?
  - Они ждут твоего слова?
  - Я посадил их в поруб. До утра.
  - Тогда будем молиться. Если они искренне раскаялись, Бог поможет.
  До утра Анна и Владимир не сомкнули глаз. Уже и рассвело, и пора было суд вершить, а Владимир по-прежнему был в полной растерянности. С тяжелым сердцем одел он княжеский корзно и направился в залу для суда. Вдруг вбежал Громыхало.
  - Княже, Заряна хочет с тобой поговорить.
  - Где она?
  - Во дворе дожидается.
  - Давай сюда!
  Заряна вошла и, потупив глаза, молвила:
  - Я тут подумала, что от их смерти проку мне никакого. Пускай лучше по хозяйству помогают. Мне одной такую ораву не прокормить. Только ты, княже, дай охрану, а то, неровен час, эти злыдни и меня порешат, и детишек перебьют.
  Владимир бросился к Заряне и от всего сердца обнял ее.
  - Дам я тебе охрану, родная. Я тебе такую охрану дам, что ни один волос не упадет с твоей головы.
  Вскоре великий князь огласил приговор:
  - Разбойников до первой провинности не казнить, а быть им обельными холопами Заряны.
  После суда Владимир сразу вспомнил о Рогнеде.
  - Надо Рогнеду навестить, - сказал он Анне, - попросить прощения за мать и отца.
  - Давно пора, да только лица на тебе нет. Всю ночь глаз не сомкнул, - ласково произнесла принцесса , - отдохнул бы малость.
  - Как подумаю о Рогнеде, сон не идет. Поеду.
  - Благослови тебя Господь.
  Владимир поцеловал Анну, вскочил на коня - и был таков. Даже Добрыню не предупредил о своем отъезде.
  Рогнеда, увидев Владимира, несказанно удивилась:
  - Ты? Один?
  - Как видишь.
  Что-то недоброе мелькнуло в глазах Рогнеды.
  - Зачем пожаловал?
  - Хочу поговорить.
  - Слушаю.
  - Угости квасом: во рту пересохло.
  - Может, еще и вином?
  Владимир как будто и не заметил издевки в словах княгини.
  - Вино не потребно: не на пир приехал.
  Рогнеда велела подать квас. Они прошли в светлицу и сели за большой дубовый стол. Владимир никак не решался начать разговор. Княгиня твердым взглядом смотрела на незваного гостя, не проявляя нетерпения, но и не пытаясь помочь ему наводящими вопросами.
  - Каяться, - наконец выдавил из себя Владимир, - приехал я каяться за твоего отца, за твоих братьев. Грех на мне великий. Прости, если сможешь.
  Владимир стал на колени и низко склонил голову.
  Рогнеда долго не отвечала, задумчиво глядя на великого князя. Наконец спросила:
  - Это тебя Анна надоумила?
  - Я сам.
  - Что же ты раньше не раскаялся?
  - Не ведал, что творил. Думал, так надо, таков обычай, закон предков. А как уверовал в Христа, понял, что грешен.
  - И зачем тебе мое прощение?
  Князь ответил не сразу. Видно, этот вопрос даже не приходил ему в голову. Тихо вымолвил:
  - Не знаю...
  - Зато я знаю! - вскочила Рогнеда, - Хочешь на моем прощении в рай попасть, избежать геенны огненной!
  - Кто этого не хочет, - еще ниже склонил голову Владимир.
  Рогнеда с удивлением смотрела на коленопреклоненного Владимира. Никогда она его таким не видела. Неужто в самом деле раскаялся?
  - Ну, хорошо, - снова присела княгиня, - прощу я тебя. Что дальше?
  Останусь твоей женой?
  - Христианину положена одна жена.
  - А я?
   - Выберешь себе мужа, кого пожелаешь.
  - И после таких слов ты просишь моего прощения?
  - Да, - твердо ответил Владимир, - не хочу врать.
  - Встань, княже! Негоже великому князю перед наложницей на коленях стоять.
  Владимир послушно поднялся.
  - Вижу, не можешь ты меня простить. Да и я бы, наверно, не смог.
  - Я подумаю, - вдруг сказала Рогнеда, - и сегодня же дам ответ.
  - Буду ждать его здесь, - с надеждой посмотрел великий князь на Рогнеду.
  - Иди приляг, отдохни с дороги.
  - И то правда, всю ночь не спал.
  - С законной женой развлекался?
  Владимир понял, что сказал глупость, и смутился. Тут и оправдываться неловко. Потупив голову, пошел в опочивальню.
   Рогнеда долго сидела за столом, ожидая, пока заснет Владимир.
  Простила ли она его? Уже давно. Иначе не родила бы ему четверых сыновей. Иначе не было бы столько счастливых любовных ночей. Сколько подворачивалось подходящих случаев для мести! Ежели бы хотела, давно бы убила. Простить Рогнеда не могла одного: быть отверженной. Этого не может простить ни одна женщина, кроме смиренных христианок. Но она, Рогнеда, не христианка. Она - княгиня, ей и останется. Даже ценой собственной жизни. Поэтому ответ Владимиру давно готов.
  Рогнеда достала из ларца кинжал и тихо вошла в опочивальню. Великий князь сладко спал, положил правую руку под голову.
  - Не суждено тебе встать с этого ложа, - прошептала княгиня, - не суждено выйти отсюда, не суждено оставить меня.
  Подойдя к великому князю, Рогнеда взмахнула кинжалом и, закрыв глаза, вонзила его в ....
  - Ой! - вскрикнула княгиня. Пока она готовилась, шептала и замахивалась, Владимир проснулся, легко перехватил руку Рогнеды и вырвал из нее оружие.
  - Это твой ответ?
  Рогнеда молчала.
  - Думаю, ты помнишь, в чем хоронят жен?
  Княгиня едва заметно кивнула.
  - Тогда почему не в свадебном наряде? Ты же знала, что даже ежели и убила бы, то живой бы отсюда не вышла.
  - Мне все равно.
  - Ступай, одень свадебное платье.
  Рогнеду спас Изяслав, малолетний сын Владимира. Явившись с мечом, он встал на защиту матери. Великий князь был настолько поражен, что отложил расправу.
   Весть со случившимся быстро долетела до Анны, и она вместе Добрыней и боярами примчалась в терем Рогнеды. Та с каменным и бледным, как смерть, лицом, в подвенечном платье стояла посередине зала, ожидая своей участи. Владимир угрюмо сидел за столом. Их сын Изяслав стоял возле матери с обнаженным мечом в руках.
  - Судите ее бояре, - сказал великий князь, - судите, как наши славные прадеды судили жен, поднявших руку на мужа.
  - Не жена я тебе, - ледяным голосом произнесла Рогнеда, - ты сам это сказал.
  Бояре в замешательстве топтались у входа. Не растерялась лишь Анна. Она подошла к Изяславу и взяла его за ручки, с трудом удерживающие тяжелый меч.
  - Опусти меч. Твоей маме больше ничего не угрожает.
  - Нет, - ответил Изяслав, - я буду защищать ее всю жизнь. Ни на шаг не отойду.
  - Молодец. Ты славный защитник.
  Принцесса погладила мальчика по вьющимся волосам, направилась к Владимиру, встала на колени.
  - Давеча ты помиловал чужих людей, убивших мужа. Так будь же милосерден к матери, подаривших тебе четырех сыновей.
  - Как ты не понимаешь?! - запальчиво воскликнул великий князь. - Она хотела убить меня!
  - Пойми и Рогнеду. Ты для нее - изменник. Ты оставил ее ради меня. Разве вправе мы ее судить?
  - Пусть судят бояре.
  Бояре потупились. Кто-то тихо произнес:
  - Ежели по обычаям предков, то...
  Не договорил, не осмелился произнести при ребенке страшное слово.
  - Погодите, - выступил вперед Добрыня, - мы же христиане и должны судить, как Христос.
  - Он не судил! - воскликнула Анна. - Он миловал. Он сказал про блудницу: "Пусть тот, кто безгрешен, первый бросит в нее камень".
  - В Рогнеду? - удивился Громыхало. - Как можно? Она же святая!
  Зашумели бояре:
  - Прости ее, княже.
  - Не ведала, что творила.
  - По ревности.
  - Любит тебя шибко.
  Анна снова подошла к Владимиру.
  - Тяжело судить, когда самого задело. Тем паче должны мы быть милосердны.
  Сглотнул обиду великий князь, вздохнул глубоко, встал и объявил свою волю:
  - Рогнеду не казнить, а сослать в отчину.
  - Только не в Полоцк! - воскликнула княгиня. - Лучше смерть.
  Великий князь понимающе кивнул и продолжил:
  - Заложить новый град, Изяслав.
  Увидел, как у сына радостно блеснули глаза.
  - Пусть княжит.
  Прослезились даже седые бояре. Добрыня подошел к Рогнеде.
  - Что же ты плачешь, голубушка? Горислава наша. Снимай платье свадебное.
  - Да, пора одевать рясу, - ответила Рогнеда. - Быть мне невестой Христовою.
  
   ЗАБОТА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  
   ДВЕНАДЦАТЬ АПОСТОЛОВ
   Будьте мудры, как змии,
   и просты, как голуби.
  
   Иисус Христос
  
  По возвращению в Киев Анна сказала Владимиру:
  - Жены и дети твои томятся в неведении. Оттого и строят козни. Огласи им волю свою.
  - С женами понятно, - вздохнул великий князь, - найду женихов знатных и свадьбы сыграем. А вот как с сынами быть?
  - А что такое?
  - Слышала, что волхв вещал? Умру я от сына своего. Узнать бы от какого. Надо Гана попытать.
  - Василий, - назвала принцесса великого князя христианским именем, - ты тогда в Херсонесе, в самом деле, прозрел?
  - А разве не видно по делам моим?
  - Видно, но иногда такую чушь говоришь, что просто не верится.
  - Но разве волхвы не обладают даром ясновидения? Разве не предсказали они судьбу вещему Олегу?
  - Может, и обладают, но только на волю твою эти предсказания влиять никак не должны.
  - Почему? Что плохого, ежели я буду знать то, что будет? Разве не смогу я тогда предотвратить грозящие нам беды?
  - Царь Ирод пытался. И что? Погубил тысячи младенцев и обрек себя на муки вечные.
  Владимир прошелся по светлице.
  - Выходит, что предсказаниями пытаются управлять моей волей.
  - Еще как, - кивнула Анна.
  Великий князь рассмеялся:
  - Не буду я пытать Гана: он только этого и ждет.
  - Вот сейчас я вижу, что ты прозрел, - улыбнулась Анна. - Заповеди на то и даны, чтобы волю явить.
  - Заповеди это хорошо, - погрустнел Владимир, - только я все равно не знаю, как поступить.
  - Не знаешь, какому сыну где княжить?
  - Хочу, чтобы Русь единой была. Посажу сыновей на княжества, а они потом моим словом отделятся от Киева.
  - Великий князь - всем глава.
  - Я же не вечный. А сыны как бы не перерезали друг друга за стол киевский.
   - Вот и надобно положить каждому свой удел, свою вотчину. Она сыновьям опорой будет, а они - опорой великого князя и всей Руси.
  - Только вот кто великим князем будет?
  - Позже решишь, когда увидишь кто как княжит.
  Владимир в тот же день созвал всех бывших жен и двенадцать сыновей. Стояли отроки в ряд, один краше другого.
  - Чем не апостолы? Хоть и малы, а удали не занимать. - улыбнулся великий князь и пригласил всех за столы дубовые, накрытые яствами сладкими. После угощения повел речь величавою:
  - Женушки мои разлюбезные. Были вы мне отрадою и сердца усладою. Только все на свете кончается: и доброе и недоброе. Пришла пора и нам расстаться. А чтобы не тужили вы о прежней жизни, дам вам ясных соколов, добрых молодцев...
  - Ясных соколов мы и сами найдем, - встряла нетерпеливая Мимолика. - Ты лучше скажи, княже, что сынам дашь? Что с ними будет?
  - Сыны будут со мной, - твердо ответил Владимир. - Хватит им за подолы держаться. Будут Руси служить.
  - И что за верную службу положишь? - спросила Олова.
  - Посажу всех на княжества в города русские.
  - Когда?
  - Когда княжить научаться.
  - Как служить, так уже не малы, а как княжить, так еще рано, - возмутилась Малфрида Богемская.
  - Почему Изяславу княжить можно, а другим нельзя? - поддакнула гречанка Юлия.
  Загалдели, затараторили бывшие жены.
  - Цыц! - топнул ногой Владимир, и все смолкли.
  - Изяслав заслужил стол доблестью.
  - Что же эта за доблесть такая на отца с мечом бросаться? - съязвила Малфрида.
  - Именно. Ради матери на все готов. Если бы не Изяслав, не сносить Рогнеде головы.
  Все повернулись к Рогнеде, которая скромно сидела в углу.
  - Правда?
  - Как будто не знаете, каков Владимир в гневе.
  - Знаем, знаем, - закивали княгини.
   - И остальным сынам будет по делам их, по заслугам, - продолжил великий князь. - Пусть Руси и мне послужат. Тогда и княжить будут, как надобно, добытое дедами и отцами преумножат.
  - А кто приемником будет? - гнула свое Олова, желавшая, чтобы Владимир признал ее сыны, как старшего, наследником киевского стола.
  - Кто больше заслужит, тот и будет.
  - А как же заветы предков? Как можно их нарушать.
  - Не нарушать пришел я, но исполнить, - ответил Владимир словами из Библии. - Разве не завещали мне предки Русь крепить? Как же непригодный ее укрепит? Не стану уподобляться книжникам, хватавшимся за букву, как за соломинку. По делам будет награда.
  - Верно, - согласились остальные княгини. Теперь их сыновья могли взойти на киевский стол.
  - И еще хочу, чтобы крестились все чада мои, - поднял чашу великий князь. - Хочу, чтобы жили мои дети в мире и согласии, как истинные христиане, как апостолы. Чтобы не превозносили себя выше других, не враждовали, как я с братьями, а были друг другу верной опорой. Тогда и Русь пребудет во веки веков.
  Владимир вспомнил Тайную вечерю, отпил из братчины и пустил ее по кругу, затем разломал хлеб на 12 частей, раздал всем сыновьям и напутствовал словами из Библии:
  - Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби. Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам. Ищите Царства Божия и правды Его
   Великий князь не ведал, что хватит его удар, когда пойдет тихий Ярослав против его воли, что многие сложит буйные головы в братоубийственном раздоре. А если бы и ведал, то разве поступил бы иначе?
  В тот же день крестились все сыновья Владимира.
  
  
  
  
  
  
   ЗАБОТА ПЯТНАДЦАТАЯ
   ПРИЧАСТИЕ
   Головою твоею не клянись,
   потому что не можешь ни одного волоса
   сделать белым или черным.
   Иисус Христос
   Хоть и похвалялись бывшие жены великого князя, что найдут себе соколов ясных, но замуж что-то не торопились. Видно, тешили себя надеждой, что вернется великий князь, образумится. Только бы Анну с белого света извести. Лишь Рогнеда уехала с сыном в Изяслав, приняла монашество, посвятив жизнь Богу. От Изяслава началась славная династия полоцких князей. Остальные жены продолжали плести сети заговоров, поджидая подходящего случая. Такой вскоре наступил. Отправился великий князь в Васильев наложниц замуж выдавать. Княгини засуетились. Олова послала за Харей и Олухом, Юля - за попом Стипом, а Малфрида выпустила из клетки голубя с весточкой для Гана: "Владимир в Васильеве с малой дружиной". Если Стип и братья-варяги бросились Анну разыскивать, то Ган послал гонцов не в Киев, а в степь, к печенегам. Ничего не подозревавший великий князь занимался сватовством, выдавая наложниц за отроков и парубков. Почти всех девиц сосватал и, как принято, закатил пир на весь мир. Да только недолго гуляли. Под покровом темноты печенеги почти беспрепятственно ворвались в город. Гридень бросился в опочивальню будить великого князя:
  - Княже, печенеги!
  - Откуда? - всполошился Владимир.
  - Пока мы гуляли, печенеги не дремали.
  И тут же свалился, пронзенный стрелой. Владимир в одном нижнем белье выскочил во двор и закоулками выбрался из города.
  - Ищите великого князя! - крикнул кто-то по-русски.
  Владимир ужом юркнул под перекидной мост и затаился. Тина и грязь лезли в рот, нос и уши. На голову прыгнула холодная лягушка и, противно квакнув, нырнула в вязкую жижу. По мосту то и дело пробегали печенеги с факелами в руках. От топота ног сверху падала грязь. Искали великого князя. Знали, что он в Васильеве. Кто-то предал. Раз ведают, то будут искать, пока не найдут, живым или мертвым. Владимир осознал это ясно и отчетливо. Так что не миновать ему судьбы своего отца Святослава, из черепа которого печенежский каган Куря приказал изготовить кубок и пил вино. Но Святослав сам виноват: разрушил хазарское царство, расположенное в низовьях могучей реки Итиль, и тем самым открыл дорогу кочевникам в южные степи. Хазары хоть как-то сдерживали печенегов. Теперь же степь наводнили кочевые племена, терзавшие Русь. Вот и Владимир попался, как мышь. А то ишь как вознесся! Возгордился! Великий князь! Могущественный правитель! Полмира трепещет. Да что там полмира! Император Византии счел за благо выдать за Владимира свою сестру. А замыслы какие великие! Царство божие на земле. Русь православная! Русь просветленная! Тех богов свергнуть! Этим молиться! Допрыгался! Сиди в болоте и не квакай. Жди своей участи. И не высовывайся. Жди, пока извлекут, как котенка, и пустят на жир. Вспомнил Владимир свою возлюбленную Анну, взор ее ясный и скромный, голос нежный и тихий. Узрел, как молится она у иконы, и сам взмолился:
  - Господи Иисусе, Сын Божия, спаси мя грешного.
  Потекли горькие слезы по грязным щекам великого князя.
  - На одного тебя, Господи, уповаю. Видишь, нет во мне больше гордыни. Преобразился я в этой канаве. Яви чудо! Спасусь - поставлю в Васильеве церковь святого Преображения во славу Твою, Господи.
  Топот над головой усилился.
  - Под мостом посмотри, - снова услышал Владимир русскую речь.
  Свет факела осветил тьму во рву. Вот и пришел смертный час. Сверху появилась перевернутая вниз голова, почему-то до боли знакомая.
  - Острожко, ты?
  Великому князю показалось, что он громко выкрикнул эти слова, но на самом деле прошептал их едва слышно.
  Голова заговорщицки моргнула и исчезла вместе с огнем.
  - Нет там никого. Одни лягушки. Айда в городе искать.
  Владимир с замиранием сердца слушал, как отдаляется гвалт, создаваемый уходящими печенегами. А вскоре раздался свист и крик:
  - Русы! Дружина Владимира идет! Уходим!
  По мосту пронесся шквал. Печенеги вскочили на коней и рванули в степь, волоча за собой награбленное добро и княжеских наложниц.
  Великий князь слышал их стоны, и сердце его обливалось кровью.
  Но вот все стихло. Начало светать, а Владимир никак не решался вылезти из укрытия, не веря, что спасен.
  - Вылезай, княже, - услышал он насмешливый голос Острожко, - а то яйца отсыреют. Нечем будет потомство сеять.
  Он помог великому князю выбраться из грязи. Тот бросился обнимать спасителя.
  - Вот вам и княжеская благодарность, - расхохотался Острожко, - грязью озолотил.
  Владимир был в таком состоянии, что не замечал ни подтрунивания своего бывшего слуги, ни того, что вымазал его с головы до ног.
  - Откуда ты взялся?
  - Думаю, от своей матери.
  - Как ты оказался у печенегов?
  - Захочешь жить, и с лешим поведешься.
  Великий князь осмотрелся по сторонам:
  - А где же наша дружина?
  - Почем мне знать, где твоя рать, - усмехнулся Острожко.
  - Так ты умышленно панику поднял?
  - Нет, случайно вышло.
  Острожко хоть и хлебнул горя в своей вольной жизни, но за словом, как и прежде, в карман не лез.
  - Так мы здесь одни?
  - Одни, да ненадолго: печенеги вот-вот вернутся.
  Печенеги, поняв, что тревога была ложная, действительно, вернулись. Но великий князь успел в Киев обернуться и нагрянул с дружиной. Кочевников побили, наложниц освободили и церковь святого Преображения поставили. У князя слово крепкое. Попусту болтать не будет. А Острожко пошел к Владимиру воеводою.
  - Что, приелась вольная жизнь? - ехидно спросил великий князь, вручая Острожко золотую гривну.
  - Нисколько.
  - Зачем же тогда служить идешь?
  - Насмотрелся, как ты без меня с кочевниками под мостом воюешь, - усмехнулся новоиспеченный воевода и уже серьезно добавил:
   - Видел бы ты, княже, сколько нашего люда у них в полоне гибнет. Никакой воли не захочется. К чему мне воля, когда мои братья и сестры в неволе?
  - Как же их спасти?
  - Я печенежские повадки долго изучал. Знаю, как бить.
  - Поведай.
  - Крепости надо строить. Люди за стенами укроются, а печенеги о них, как волны о скалы, разобьются. Они, словно крысы, по углам разбегаются, когда по зубам дашь. Нападают там, где рати мало.
  - Где же столько воев набрать?
  - Народ так натерпелся, что только кликни.
  - Как же печенеги узнали, что я с в Васильев с малой дружиной приехал?
  - Не ведаю, княже. Лишь видел волхва в их стане: печенежского кагана наведывал.
  - Волхва? - удивился Владимир. - Что он забыл у кочевников?
  - Видно, предрек кагану твое появление в Васильеве, светлый князь.
   - А волхву откуда сие ведомо?
   - Ясновидец, - развел руками Острожко.
  - Сдается мне, что тут дело не в ясновидении, - прищурил глаза Владимир и, доверив Острожко крепости ставить и рубежи с дружиной стеречь, тайно приехал в Киев. Нужно было узнать, кто его предал, кто сообщил волхвам о поездке в Васильев.
  
   ЗАБОТА ШЕСТНАДЦАТАЯ
   БЫВШИЕ ЖЕНЫ
   Не внимай льстивой женщине.
   Если бы ты захотел постигнуть стези
   жизни ее, то пути ее непостоянны,
   и ты не узнаешь их.
   Держи дальше от нее путь твой и не подходи
   близко к дверям дома ее, чтобы здоровья
   твоего не отдать другим и лет твоих мучителю;
   чтобы не насыщались силою твоею чужие,
   и труды твои не были для чужого дома.
   Соломон
  А в Киеве открылась настоящая охота на Анну. Братья-варяги, словно волки, рыскали по княжескому двору, вынюхивая и подстерегая, когда принцесса останется одна. Подобно хитрому лису крался за ней священник Стип, пряча под рясой отравленный кинжал. Не сидели, сложа руки, и бывшие жены. Гречанка Юлия, мало надеясь на малодушного Стипа, раздобыла склянку с ядом и искала случая угостить Анну. Мимолика, оправившись от неудачи с Чапоносом, готовила приворотное зелье, чтобы приворожить великого князя. Только вот угощать было некого. Владимир еще не вернулся, а Анна постоянно была на людях. Принцесса то беседовала с греческими мастерами, возводящими церковь на месте гибели христиан Феодора и Иоанна, то общалась с учениками школы, недавно открытой под ее попечительством, то с подругой Анастасией разносила хлеб больным и немощным. Да и Громыхало с Анастасией неотступно следовали за Анной. После случая с Мимоликой они поняли, что принцессу нужно стеречь, как зеницу ока. Другие бывшие жены тоже точили на нее зубы и были куда опаснее. Юлия, подкараулив Анну, предложила:
  - Хочу помириться с тобой на веки вечные, а в знак нашей дружбы угостить вином.
  Принцесса обняла гречанку:
  - С радостью принимаю твое предложение, только вот отметить такое событие пока не могу.
  - Почему?
  - Пощусь.
  - Ах, да, я совсем забыла, - всплеснула руками гречанка. - Спасибо, что напомнила. Я тоже буду поститься. Но обещай мне, что после поста обязательно попробуешь моего вина.
  - С удовольствием, - ответила Анна и, извинившись, попрощалась, так как спешила на встречу с иконописцами. Они хотели посоветоваться, каким писать Христа: с бородой или без. В Византии уже давно писали Христа безбородым, но на Руси все носили бороду. А человек, глядевший на Христа, должен узнавать в нем себя. Вот и ломали иконописцы головы.
  Юлия поняла, что наедине Анна останется только в опочивальне. И то, пока нет Владимира. Поэтому надо спешить. Она разыскала Стипа и коротко приказала:
  - Пойдем.
  - Куда?
  - Узнаешь.
  Гречанка незаметно для слуг привела его в опочивальню принцессы. Увидев на столике чашу с водой, вылила в нее яд, а Стипу сказала:
  - Затаись здесь до прихода Анны.
  - А если меня найдут? - жалобно спросил священник.
  - Скажешь, что пришел принцессу исповедовать, - скривила Юлия губы в недоброй усмешке, - а лучше царапни себя кинжалом - пыток избежишь.
  Священник затрясся, как осиновый лист.
  - Да не робей раньше времени, - ободрила его гречанка, - может, тебе и делать ничего не придется. Если глотнет воды из чаши, то просто уйдешь.
  - А если нет?
  - Тогда дождись, пока уснет, и слегка исповедуй кинжалом.
  - Я не смогу, я боюс-с-сь... - захныкал Стип.
  Ответить Юлия не успела. Из коридора донесся топот тяжелых шагов.
  - Мы пропали, - прошептал побледневший Стип.
  - Прячься, - прошипела гречанка и юркнула под пуховое одеяло на ложе принцессы. Стип едва успел скрыться за огромным гобеленом.
  В опочивальню вошли Олова, Олух и Харя. Варяжка тоже догадалось дожидаться принцессу в ее опочивальне. Иногда совершенно разным людям приходят на ум одни и те же мысли. Что делать? Не могут же прийти разные мысли одинаковым людям по той простой причине, что одинаковых людей не бывает.
  - Ба! Вот это ложе! - воскликнул Харя. - Тут есть где разгуляться.
  - Тише, - зло прошипела Олова, - весь дом на ноги поднимешь.
  - А тут похоже уже кто-то кувыркался, - не обращая никакого внимания на слова княгини, продолжал варяг, - постель-то помята.
  - Да там кто-то есть! - присмотрелся Олух. - Неужели принцесса?
  - Вот так удача, - обрадовался Харя, - будет с кем поразвлечься.
  Варяги обнажили мечи, спрятанные под плащами, и подошли к постели. Олух рывком сдернул одеяло.
  - Ты? - удивилась Олова, увидев Юлию. - Что ты здесь делаешь?
  - То же, что и ты.
  Олова все поняла:
  - Что ж, будем вместе дожидаться. А пока заправь постель и спрячься. Мы тоже схоронимся. Укромных мест тут хватает. Принцесса может прийти не одна.
  - А я думаю, что нам лучше уйти: они и без нас справятся, - кивнула Юлия на братьев-варягов.
  - И то верно, - согласилась Олова.
  Но уйти они не успели. В коридоре снова раздался шум. К тому времени уже стемнело, и Владимир, прибывший в Киев тайно, решил незаметно пробраться к своей суженой, полагая, что она уже в опочивальне. Однако его подкараулила Мимолика.
  - Княже, я приготовила тебе снадобье от всех хворей, от всех напастей. Отведай его из моих рук.
  Булгарыня протянула Владимиру кувшин с приворотным зельем.
  - Спасибо, Мимолика, - ответил великий князь, беря на ходу кувшин, - позже отведаю.
  - Нет, надо сейчас, из моих рук, а то не подействует.
   Мимолика увязалась за Владимиром, и они вместе вошли в опочивальню. Вошел великий князь ... и чуть кувшин не выронил. Никак не ожидал он найти в спальне верной супруги двух верзил-варяг с обнаженными мечами и двух бывших жен, одна из которых ойкнула и натянула на себя одеяло. К тому же из-за гобелена доносилось жалобное всхлипывание, а сам гобелен трясся мелкой дрожью.
  - Вот так встреча! - изобразил радость Владимир. - Никак Анну пришли навестить?
   Никто ему не ответил. Варяги ощетинились и ждали лишь сигнала Оловы, чтобы изрубить в клочья великого князя. А та лихорадочно прикидывала, что делать. Убить Владимира? Тогда и ей не будет пощады. Ни ей, ни ее сыновьям. Пасть на колени? Тоже смерть: не простят заговорщиков. Хотя как сказать? Пощадил же великий князь разбойников и Рогнеду. И сыновья будут живы. Они тут ни при чем. Но можно и киевский стол захватить, ежели все пойдет гладко.
  Буря мыслей пронеслась в голове Оловы, хотя внешне она оставалась холодной и непроницаемой. Владимир слишком хорошо ее знал, чтобы не понимать, что его жизнь висит на волоске и зависит от того, какое решение примет его первая жена. Она ни перед чем не остановится. Никакие преграды не смутят гордую варяжку. Холодный расчет и неудержимость в достижении цели - вот ее козыри. Надеяться можно лишь на то, что Олова еще не приняла решения. Иначе великого князя уже давно не было бы в живых. Понимая это, Владимир пытался вести себя так, как будто ничего не случилось.
  - Держи, - вручил он Мимолике кувшин с приворотным зельем, - Может, не понадобится.
  Подойдя к столику, взял чашу с ядом.
  - Водички хочется, что-то во рту пересохло.
  Юлия непроизвольно замычала нечто невразумительное. Владимир взглянул в ее округлившиеся глаза и все понял.
  - Тоже жажда замучила? - спросил он гречанку и протянул ей чашу.
  Та в ужасе замотала головой.
  - И тут засада.
  Великий князь поставил чашу и отдернул гобелен.
  - А что у нас тут?
  Стип, как подкошенный, рухнул на пол и пополз к ногам великого князя.
  - Прости, княже, это она меня совратила! - тыкая пальцем в сторону Юлии и обливаясь слезами, запричитал священник.
  - Как это я? - вскочила Юлия с постели. - А кто мне про змея-искусителя байки рассказывал?
  И бросилась в ноги Владимира:
  - Прости меня, грешную.
  - Вот и пара сложилась - свадьбу сыграем, - рассмеялся великий князь, показывая Олове, что не собирается казнить заговорщиков.
  - На колени! - крикнула варяжка, грозно взглянув на Харю и Олуха. - На колени перед князем!
  Сама первая преклонилась перед Владимиром, но ничего не сказала, а лишь покорно опустила голову. Покаянную голову меч не сечет.
  Братья-варяги с неохотой бросили мечи и грузно опустились на колени.
  В такой позе и застали их Анна, Анастасия и Громыхало, вошедшие в опочивальню. Даже видавший виды Громыхало потерял дар речи. Мужчинам возбранялось посещать женскую половину княжеского дворца. А тут в опочивальне самой принцессы их собралась целая толпа.
  - Зачем они здесь? - посмотрела принцесса на Владимира ничего непонимающим взором. Она спросила еле слышно, но в полной и гнетущей тишине ее слова прозвучали ясно и отчетливо.
  - Зачем? - переспросил Владимир. Он не спеша прошелся вокруг распростертых ниц заговорщиков и вдруг расхохотался:
  - Пришли благословения просить.
  - Какого благословения?
  - Замуж хотят.
  - Кто?
  - Да вот они, жены мои бывшие. Уже и женихов подобрали. С ними и прибыли.
  - Я ничего не понимаю, - развела принцесса руками, - разъясни толком. Кто на ком женится?
  - Сейчас разберемся.
  Великий князь почесал затылок:
  - Юлию, пожалуй, мы выдадим за Стипа.
  - Как? - поднял голову от земли священник. - У меня же сан!
  - Поп из тебя все равно никудышный - пойдешь в расстриги.
  - Как прикажешь, княже, - поспешно согласился Стип.
  - А сам ты хочешь Юлию?
   - Мне хотеть не положено.
  - Так, может, ты не желаешь жениться на моей бывшей супруге? - грозно сдвинул брови Владимир.
  - Желаю, княже, желаю, но все сделаю, как ты скажешь. Скажешь жениться - женюсь, скажешь разводиться - разведусь.
  - С тобой все ясно, - махнул рукой Владимир и повернулся к Олове:
  - А ты сама выбирай, княгиня. Тебе, как первой моей жене, даю такое право.
  - Да из кого тут выбирать? - презрительно ответила Олова.
  - Вот, Харя и Олух.
  - Да они мне в подметки не годятся.
  - Извини, княгиня, но тут тебе винить некого: сама привела, сама и выбирай.
  - Мне все равно.
  - Тогда бросим жребий, - решил великий князь. - Как говорится, от судьбы не уйдешь.
  Жребий выпал на Олуха.
  - Вот и вторая пара сложилась, - потер руки Владимир, - а третья сама собой получилась.
  - Не пойду я за Харю! - блеснула черными очами Мимолика. - Не нужен мне этот мужлан.
  - Посмотри, какой богатырь!
  - Не люб он мне.
  - Да и мне она не по нраву, - глухо пробормотал Харя.
  - А ты, Мимолика, угости Харю снадобьем из кувшина и сама выпей.
  Болгарыня все еще держала кувшин в руках.
  - Там же зелье приворотное? - спросил Владимир.
  Мимолика потупила взор, но великий князь настаивал:
  - Заодно и зелье проверим. Подействует - женитесь, не подействует - насиловать не буду.
  - Еще как подействует, - уверенно заявила Мимолика, - я же сама готовила.
  - Тогда тебе нечего бояться! Смелее!
  Булгарыня судорожно вздохнула, выдохнула и, отпив сама, угостила Харю. Тот опорожнил кувшин, как чашу с вином. Видно, зелье было с хмелем.
  - Ну что? - спросил Владимир.
  - Мне понравилось, - ответил Харя, имея ввиду зелье.
  - И я не супротив, - поддакнула Мимолика, не сомневаясь, что варяг говорит о ней.
  Владимир, не дав им времени опомниться, соединил их руки и торжественно произнес:
  - Мир вам да любовь.
   После этого великий князь удовлетворенно прошелся по опочивальне:
  - Кажись, всех пристроил.
  Он посмотрел на Анну:
  - Довольна ли ты мной, моя принцесса? Верно ли я поступил?
  - Я в восторге, - лучезарно сверкнула глазами Анна.
  - А может, лучше срубить им головы, чтобы другим неповадно было?
  - Ни в коем случае! - в ужасе воскликнула принцесса.
  - Они же, подлые твари, хотели тебя извести!
  - Моя жизнь в воле Божьей, а они пусть сами отвечают перед Господом.
  - Я не сомневался, что ты так ответишь, - вздохнул великий князь, - поэтому и простил. Пусть живут в своих вотчинах да детей растят. Хоть какая польза будет.
  - А Малфрида? - вдруг ревниво спросила Юлия. - Чем она лучше нас?
  - Где же она? - осмотрелся Владимир по сторонам. - Неужто не с вами?
  - Она больше с голубями возится, - услужливо подсказала Мимолика.
  - С какими голубями?
  - С вестовыми.
  - Что-то раньше не замечал я за ней такой страсти.
   Владимир повернулся к Громыхало:
  - Смекаешь?
  Тот понимающе кивнул.
  - Давай-ка посмотрим на ее птичек. Послушаем, что они нам споют.
  Отправив бывших жен готовиться к свадьбе, правда, под охраной, Владимир с Громыхало навестили Малфриду. Та, в самом деле, возилась с голубями.
  - И чьи же это птички? - озорно подмигнул Громыхало великий князь, взяв в руки сизого самца.
  - Мои, чьи же еще?
  - А мы выпустим этого красавца на волю, - кивнул Владимир на сизого, - и посмотрим, куда он полетит. Вернется, значит, твой. А не вернется, так отнесет весточку своему хозяину.
  - Какую весточку? - насторожилась Малфрида.
  - Попросишь хозяина срочно сюда явиться - будущее предсказать.
  - Кому предсказать? - вырвалось у чехини. Тут же сообразив, что ляпнула лишнее, гордо заявила:
  - Что за чушь?! Ничего я писать не буду.
   - Понимаешь, Малфрида, волхвы дали знать печенегам, что я без рати в Васильев уехал.
  - Печенегам? - удивленно взметнула брови чехиня.
  - А ты чего от волхвов ждала? Чтобы они, пока меня в Киеве нет, принцессу извели? - сурово взглянул на бывшую жену великий князь. - Подвели они тебя, Малфрида.
   Жажда мести вспыхнула в глазах чехини. Немедля, накатала она такое послание, что через несколько часов Ган вошел в ее покои.
  - Зачем звала, княгиня?
  - Хочу будущее знать.
  - Чье?
  - Твое, - вышел из укрытия Владимир. - Угадаешь - пощажу, не угадаешь - пеняй на себя.
  Ган все понял, но и бровью не повел:
  - Угадать мое будущее нетрудно, только брешешь ты, великий князь: не будет мне пощады.
  - Верно говоришь, волхв. Нет пощады предателю.
  - Это ты предал нашу веру! - вскипел Ган.
  - А кто навел печенегов на землю русскую?
  - Лучше поганые, чем подлые греки.
  С этими словами волхв встал на колени, обнажил шею:
  - Руби, князь! Не впервой нарушать тебе клятву. Бери мою жизнь!
  - Плохой из тебя вещун, - рассмеялся Владимир, - не нужна мне твоя жизнь жалкая. Отдам я ее Малфриде. Пусть она до конца дней ежечасно напоминает, как ты ее предал.
  - Как отдашь?
  - Женим тебя на княгине, - пояснил Громыхало, - князем будешь!
  - Потешаться на до мной вздумали! Не бывать этому.
   Ган раскрыл посох и занес над собой спрятанный в нем кинжал.
  - Перун! Тебе жертва сия! Испепели отступников молниями!
  Не успел Ган принести себя в жертву. Пока взывал к Перуну, Громыхало успел перехватить кинжал.
  - Не спеши, кудесник. Мы еще свадьбу не сыграли.
  Так возникли на Руси потешные свадьбы. Веселились все, даже молодые. Только Ган заливался на своей свадьбе горькими слезами и невесту целовать напрочь отказывался. Да и Малфрида жениха не больно жаловала. Анна укоряла Владимира: мол, грешно смеяться над людьми. Великий князь ответил:
  - Да, не по-христиански, но лучше потешится, чем головы сносить.
  
  
   ЗАБОТА СЕМНАДЦАТАЯ
   ПРОЩЕНИЕ
   Оставь дар твой пред жертвенником
   и пойди прежде примирись с братом твоим.
   Иисус Христос
  
  
  
  Не весел был великий князь на свадьбах своих бывших жен.
  - О чем кручинишься? - спросила принцесса. - Может, жалеешь, что я у тебя одна осталась?
  - Ты у меня, как солнце ясное, - обнял Владимир Анну. - Как взойдешь, так все звезды меркнут. И мир мне освещаешь, и душу согреваешь.
  - Но я же вижу: гнетет тебя дума печальная.
  - И то верно, - вздохнул великий князь. - Поведал мне Острожко, что встретил у печенегов воеводу Варяжко.
  - Как он у кочевников оказался?
  - Моя вина. Служил он моему брату Ярополку, а я дал клятву, что не трону брата. Когда же Ярополка убили, проклял меня Варяжко и ускакал в степь.
  - Великий грех, - затужила Анна. - Надо прощения просить.
  - Да я бы с радостью, только не верит он мне. Рече, что убью я его, как брата своего.
  - Да, не поверит тебе язычник. Не ведает он, что такое раскаяние.
  - А он не язычник: еще при Ярополке крестился. Мой брат дюже Христа любил.
  - Что же ты молчишь? Поклянись Варяжко на кресте.
  В глазах Владимира затеплилась надежда.
  - Я же говорю: свет мой ясный, - расцеловал он принцессу и немедля умчался к Острожко, не догуляв свадебных пиров.
  На рубеже работа кипела. Города-крепости росли, как грибы.
  - Ну вот, явился, - недовольно пробурчал Острожко, встречая великого князя, - только от дел будешь отвлекать.
  - Буду! Хочу с Варяжко повидаться.
  - Ты что?! Да Варяжко спит и видит, как тебя со света сжить.
  - Вот и славно! Вот и встретимся мы там, где он меня сможет и печенегам выдать, и мечом зарубить.
  - Совсем светлый князь рехнулся.
  - Пойду к нему в степь безоружный, - стоял на своем Владимир.
  - Вольному воля, только я пальцем не шевельну.
  - Больше некому: ты один ведаешь дорогу к Варяжко.
  - Сложим на этой дорожке буйные голорвы. Ладно ты - я зря лягу.
  - Помоги, Острожко, - взмолился великий князь, - свет мне не мил.
  - Вижу, не слепой , - смягчился воевода, - мы же не язычники. Подмогу, чем могу.
  Неведомо как, но Острожко договорился. Варяжко пришел с оружием и верными гриднями. Владимир даже доспехов не одел. С ним был лишь Острожко. Не смог отпустить великого князя одного. Воевода спрятал кинжал за пазухой, но что он против вооруженных до зубов воев? Встретились в степи на земле печенегов.
  - Зачем звал? - спросил Варяжко, с недоверием глядя на безоружного великого князя.
  - Хочу прощения просить.
  - За что?
  - За Ярополка. За измену. Прости, если сможешь.
  - Единожды солгавши - кто тебе поверит?
  - Крест целовать буду.
  - Что тебе Христос? Веру меняешь, как перчатки.
  - Зря ты так, - встрял Острожко, - видел бы, сколько Владимир храмов поставил. Ярополку такое и не снилось.
  - Ты Ярополка не тронь. Истинный христианин был - поверил слову шакала.
  - Ты на Владимира не клевещи! - взъярился воевода. - Не хотел он брата убивать! Блуд постарался - боялся мести Ярополка.
  - Нет, - сверкнул стальным взглядом Владимир, - на мне вина.
  Варяжко вплотную подошел к великому князю, вперил в него взгляд.
  - Зачем тебе мое прощение?
  - Душа страдает.
  - Нет тебе веры. Подлость замыслил. Как с Ярополком. Как с Рогнедой. Как с Анной. Все в свою пользу обращаешь.
  - Вот я в твоей власти. Где выгода?
  - Хитрый ты князь? Знаешь чем взять. Хочешь, чтобы служил я князю тьмы.
  Владимир опустился на колени.
  - Нет во мне корысти. Хочешь - ко мне иди, хочешь - супротив. Не затем я сюда пришел.
  Варяжко вдруг упал на колени:
  - Да разве я не мечтаю на Русь вернуться. Истосковался весь. Давно бы простил, если бы верил, что ты от сердца.
  - Поверь мне, Варяжко.
  - Верю, верю, княже.
  Они обнялись и расцеловались. Слезы текли по их щекам, по бородам убеленных гридней, по усам Острожко. Это были не слезы печали, это были не слезы радости, это были слезы облегчения. Словно тяжкий груз сбросили с себя русичи.
  
  
  
  
  
   ЗАБОТА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
  
   ОГНЕМ И МЕЧОМ
   Мир дому сему.
   Иисус Христос
  
  Было ясное воскресное утро. В Киеве звонили колокола, призывая прихожан в церкви. Владимир, Анна, Добрыня и тысяцкий Путята чинно следовали в собор святой Богородицы, любуясь храмом, квадригой медных коней, установленных за церковью, и великолепными видами на Днепр, открывающимися с княжьей горы.
  - Благодать какая! - пробасил Добрыня, глядя на толпы празднично одетых киевлян, идущих на воскресную службу.
  - Диво дивное! - поддержал Путята. - Был языческий город и вдруг стал христианским. Велик ты, Господи, и чудны дела Твои!
  - А Новгород и Полоцк все еще в невежестве пребывают, - сокрушился Владимир, - Перуну и Волосу требы приносят.
  - Надо и там всех крестить, - решительно рек Путята, - Как в Киеве: одним махом.
  - Думаете, тоже чудо будет? - с сомнением спросил Владимир.
  - А почему бы и нет?
  - Новгородцы - народ с гонором: не любят, когда им указывают.
  - Кто же благу противится? - удивился Путята. - Как, узрев Бога истинного, от него отказаться?
  - В том-то и дело, что еще не узрели.
  - Так показать надо.
  - А сможешь?
  - Постараюсь, княже.
  - А я ему подсоблю, - изрек Добрыня, - новгородцы мне добре ведомы. И они меня, думаю, лихом не поминают. Да и жену пора навестить: лето не виделись.
  - Верно, - согласился великий князь, - только слышал я, что в Новгороде волхвы народ мутят.
  - Мы же не одни поедем - с дружиной, - усмехнулся Путята, - уж с чародеями как-нибудь справимся.
  - Одно прошу: не крестите силой, - взмолилась Анна. - Слово сильнее меча. Помните, как Иисус завещал апостолам нести слово Божие.
  - Знаем, царевна, - усмехнулся тысяцкий, - только не сильны мы в проповедях.
   - А вы священников возьмите, - предложила принцесса.
   - Светлая у тебя голова, - восхитился Добрыня. - Им - слово, нам - дело.
  Весть о том, что Добрыня идет крестить, вызвала в Новгороде небывалое волнение. Волхвы во главе с Богомилом по прозвищу Соловей уговаривали людей не покоряться. Неподалеку, на торговой стороне, епископ Иоаким призывал народ креститься. Священники ходили по торгам, улицам, учили людей, сколько могли, и в два дня обратили в христианство несколько сот человек.
   Только народ больше слушал волхвов. Греческие священники пришли из Киева, их почти никто не знал, а волхвы испокон веков возвещали волю богов, приносили жертвы, предсказывали будущее, лечили травами, заговорами... . Разве под силу горстке священников было превозмочь, хоть и старались изо всех сил?
  - Сам великий князь крестился, ибо истинна и хороша Христова вера! - возвещал Иоаким.
  - Попы Владимира охмурили, - отвечал Богомол Соловей, - а греческая грешница соблазнила. И сама она блудница, и мать ее трактирщица! Всем ведомо, что охоч князь до баб - вот и прельстился царскими ласками. Как спадет пелена с глаз его, выгонит взашей и принцессу, и всех греков!
  Смех прокатился по толпе. По вкусу народу такие шутки.
  - Весь Киев принял Христа! Узрели Бога праведного и пребывают в радости, - привел новый довод епископ.
  - А Киев нам не указ! - выкрикнул волхв, что тоже новгородцам было по нраву. - Они не с радости, а с перепуга в реку побежали. Князя испугались. Нас так не возьмешь!
  - Не покоримся! - громогласно заорала толпа.
  Не мудрено, что Добрыня и Путята, подойдя с дружиной к Волхву, увидели не открытые ворота, а разметанный самими новгородцами большой мост и две пороки - камнестрельные орудия. Добрыня выехал вперед и крикнул через реку:
  - Мир вам, добрые люди!
  - Коли с миром, так иди своей дорогой! - раздалось с той стороны. - Мы тебя не звали.
  - У меня здесь жена. Хочу повидаться.
  - А дружину на подмогу прихватил?
  - Сам не справишься?
  Раньше от таких дерзких слов Добрыня вспыхнул бы, как бык от красной тряпки, и немедля повел бы дружину на штурм. Сейчас даже бровью не повел:
  - Я всегда с дружиной - на то и воевода.
  - Знаем: будет дружина нас мечами крестить.
  - Не мечами, а словом Божьим. Грех не ведать такой благодати.
   Вперед выступил новгородский тысяцкий Угоняй.
  - Лучше нам помереть, чем дать богов наших на поругание.
  - Не надо нам вашей благодати, - поддержала толпа. - Хотим своими лаптями щи хлебать.
  - Хлебайте на здоровье, только меня в дом мой пустите.
  Любую уступку толпа воспринимает не как добрую волю противной стороны, а как ее слабость, и начинает вести себя нагло и дерзко.
  - Не переживай, мы сами о твоей женке позаботимся.
  - Сладкая ягодка.
  - Надо бы попробовать.
  Толпа загоготала. Лицо Добрыни налилось кровью. Путята подъехал к нему и положил руку на плечо.
  - Пустое, треплются.
   Путята ошибся. Понимая, что Добрыня, находясь на другом берегу, ничего поделать не может, толпа свирепела на глазах.
  - Гнать в шею лживых греков!
  - И их прихвостней! Предали нашу веру!
  - И жену Добрыни! Она тоже предала!
   Озверевшая толпа бросилась в имение Добрыни. Жена и родня заперлись в доме. Они отбивались до последнего. Живым никто не дался. Дом и имение разграбили.
  Добрыня с дружиной с тревогой ждал вестей из Новгорода, страдая от бессилия. Что он мог сделать? Переправляться через Волхов под обстрелом порок - обрекать дружину на верную гибель. Лишь когда стемнело, Путята выбрал из ростовцев пятьсот человек, перевезся на лодках выше крепости на ту сторону реки и вошел в город беспрепятственно, ибо новгородцы думали, что это свои ратники. Пятьсот отважных ростовцев направились во двор тысяцкого Угоняя. От неожиданности тот и меча не достал из ножен. Его связали и отправили Добрыне: пусть сам покарает за убийство жены и родни.
  Кто-то из слуг Угоняя сбежал и сообщил новгородцам о случившемся. К двору тысяцкого сбежалось тысяч пять. Завязалась злая сеча. Силы были неравны.
  - Держитесь, други! - подбадривал Путята ратников, сражассь наравне со всеми. - Скоро Добрыня подойдет.
  Пока одни новгородцы бились с Путятой и его дружиной, другие бросились грабить дома христиан и церковь Преображения Господня. Голытьба лишь ждала бучи, чтобы устроить себе пир на крови.
  Тем временем, к ногам Добрыни бросили, как тюк, тысяцкого Угоняя.
  - Пошто жену мою погубил?
  - Леший попутал.
  - Так что за вера твоя такая, если только путает?
  Надежда на спасение мелькнула в глазах тысяцкого. Он ухватился за нее, как утопающий за соломинку.
  - Крещусь! Только не губи!
  - Так ты ради спасения шкуры своей крестишься?
  - Что ты! По доброй воле! Хочу узреть Бога истинного.
  Добрыня ответить не успел.
  - Смотри! - воскликнул один из ратников, прибывших с того берега. - Церковь горит!
  - Вперед! - приказал Добрыня. - Бог нам весть подает: Путяту надо выручать.
  Дружина вплавь перебралась на другой берег. Благо, там почти никого не было: одни побежали сражаться, другие - грабить.
  - Можем не успеть, - выйдя из воды, подошел ростовец к Добрыне, - наших слишком мало.
  - Поджечь дома новгородцев! - отдал распоряжение воевода. - Увидят - побегут тушить.
  Так и случилось. Лишь начался пожар, как сета утихла. Добрыня приспел, когда новгородцы и так разбежались.
  - Прости, - опустил голову Путята, - не успели твою женку спасти.
  - Нет твоей вины: благодаря тебе город взяли, - ответил Добрыня и пошел прощаться с женой.
  Новгородцы разбежались по домам, как мыши, и со страхом ожидали своей участи. Добрыня мог отдать город на поток и разграбление. Тогда пощады не жди. Прежде так и поступали. Убийство жены и родни кричало о кровавой мести. Закон предков.
  Добрыня решил иначе. Оросив безвинно погибшую тяжелыми мужскими слезами, воевода провозгласил:
  - Не ведали они что творили, ибо не видели света Божьего.
  - Так что делать будем? - спросил Путята.
  - Крестить! Мы затем сюда и пришли. Ведите всех в Волхов.
  Люди не верили, боялись идти в реку, думали там и побьют.
  Посадник Воробей, учившийся в Киеве, красноречиво уговаривал собравшихся на торге людей идти креститься:
  - Христос милостив. Простит грехи наши, как простил тем, кто его распял.
  - Христос может и простит, да Добрыня не помилует. Вон, спалил дома наши.
  - Дома поджег, чтобы Путяту спасти.
  - Идолов сжег и разбил.
  - Лучше идолов, чем людей.
  - Все равно не будет пощады - жену его убили.
  - Не нарушит Добрыня заповеди Христа, ибо уверовал в Него.
  - А что за заповедь?
  - Не убий.
  - А по закону мести?
  - Никак не убий.
  Летописец, который, по преданию, был там, написал:
  " Многие пошли к реке сами собою, а кто не хотел, тех воины тащили, и крестились: мужчины выше моста, а женщины ниже. Тогда многие язычники, чтобы отбыть от крещения, объявили, что крещены; для этого Иоаким велел всем крещеным надеть на шею кресты, а кто не будет иметь на себе креста, тому не верить, что крещен, и крестить. Разметанную церковь Преображения построили снова".
   Прибыв в Киев, Добрыня и Путята, явились к Владимиру. Тот встретил их вместе с Анной.
  - Вот и крестили мы Новгород, княже, - грустно произнес Путята.
  - Говорят, огнем и мечом.
  - Не без этого.
  - А что же не словом Божьим?
  - Не внемли.
  - Выходит, нарушил заповеди Христа?
  - Нарушил.
  - Как же их не нарушишь, ежели они с пороками вышли и жену Добрыни убили?
  - Да знаю! - воскликнул Владимир. - Я понять хочу! Почему народ не хочет Христа? Такие простые и ясные заповеди: не убий, не укради, не обмани, уважай, возлюби! Что лучше? Неужто в человеке это не заложено? Неужели скоту подобен?
  - Нет, - мягко произнесла Анна, - по образу и подобию Божьему создан человек.
  - Тогда отчего противится?
  - Оттого, что тяните его в церковь, как скот на убой, - не по-женски прямо ответила принцесса, - а силком в царство Божие еще никто и никогда не попадал. В него по своей воле идут. Как Иисус по своей воле на землю пришел, так и человек в царство Божие придет.
  - Верно молвишь, царевна, - погладил окладистую бороду Путята, - да только тогда нам жизни не хватит, чтобы всю Русь окрестить.
  - Поспешишь - людей насмешишь, - с горькой улыбкой пошутил Владимир. - Анна права. Надо по всем городам и селам церкви ставить. И не просто церкви, а дома Божия с золотыми куполами, чтобы глаза радовались. И со звонницами, чтобы звон колоколов на душу ложился. И со школами, чтобы знания промыслы Божия озаряли.
  - Правда твоя, княже, - согласился Добрыня. - Вон, посадник Воробей, воспитанный в церкви, за день столько людей уговорил креститься, сколько сто греческих попов за сто лет не уговорят.
  - Нужны нам свои епископы, - басисто изрек Путята, - тогда и дело заспорится.
  - А вон и будущий митрополит, - улыбнулась Анна.
  - Где? Где?
  - Да вон топает, - указала принцесса на маленького Гриню, который деловито пересекал княжий двор, не обращая внимания ни на великого князя, ни на его воевод.
  Все рассмеялись и поверили: Руси быть крещеной.
   А Гриня торопился к Феофану. Ох, и умен же этот грек. Столько премудростей знает! Мальчик привязался к нему, как к отцу родному: готов был слушать день и ночь. Мать ворчала на сына, что по хозяйству не помогает, а друзья обижались и насмехались. Мол, что за мужик? Ни мечами, ни лошадьми не грезит, а все какие-то картинки малюет. Гриня и сам переживал, но себя пересилить не мог. Не хотелось ему в драки лезть и кулаками махать, а тянуло лики святых рисовать. Вот и сейчас, прочитав в Библии, как Иисус апостолов своим телом и кровью потчевал, изобразил тайную вечерю на листе папируса, который не пожалел ему Феофан, и понес показывать греку. Тот с интересом рассмотрел рисунок:
  - Неплохо. Иисус хорошо вышел, а вот апостолы все на одно лицо.
  - А почему они должны быть разные? - спросил Гриня.- Они Христу с одним рвением внимают.
  - Пошли.
  Феофан вывел мальчика в дубраву, раскинувшуюся на высоком берегу Днепра.
  - Посмотри на деревья.
  Гриня невольно залюбовался могучими дубами.
  - Видишь хоть два одинаковых?
  И правда: даже близко не похожи. Этот высок и строен, как Громыхало, а тот ветвист и раскидист, как Добрыня. И настроение у всех разное. Один раскинул ветки, подобно грозному стражнику: никого не пущу. Другой воздел все листики к небу и радуется красному солнышку. Третий подбоченился, словно щеголь: смотрите, какой я красавец.... Гриня, стоял с открытым ртом, млея от восторга. Только бы не прошло это откровение, это ощущение каждой былинки, сопричастности всему живому. Если любое растение так неповторимо, то что говорить о людях?
  Феофан не торопил мальчика с ответом. Он видел, что творится в его душе. Греки давно открыли это состояние, когда космос вливается в душу, как музыка, и назвали его созерцанием. Высшее блаженство!
  - Теперь ты понимаешь, что апостолы разные?
  Мальчик согласно кивнул головой, продолжая впитывать каждую травинку. Разве могут сравниться с этим мечи и копья, несущие смерть?
  
   ЗАБОТА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
  
   ЧЕРНЫЕ КЛОБУКИ
  
  
   Любите врагов ваших.
   Если вы будите любить только любящих вас,
   какая вам награда?
   Не так ли поступают и язычники?
   Иисус Христос
  
  Нежданно из степи прискакал Острожко.
  - Княже, черные клобуки тебе служить хотят.
  - Шутишь?
  - Я свое отчудил, когда рабом у тебя был. А ныне на службе и шутить мне не дозволено.
  - Это же отпетые разбойники!
  - Их печенеги донимают - вот они твоей защиты и ищут.
  - От кого ведомо?
  - От Варяжко.
  - Варяжко верю, как себе. Зови.
  Через два дня черные клобуки прибыли в Киев. Народ дивился на высокие черные шапки, из-под которых кочевники, словно взмахами сабель, сверкали огромными черными глазами.
  - Ну и поганцы! - пронеслось по толпе.
  - Таким человека зарезать, что муху убить.
   Степные лошади, непривычные к городской суете, испуганно ржали и норовили отпрянуть в сторону. Всадники, умело управляя, стройными рядами въехали на княжий двор. К прибытию гостей все было готово: столы ломились от яств и напитков, а великий князь в окружении воевод и бояр стоял на высоком крыльце.
  Кочевники спешились. Владимир встретил их с распростертыми объятиями и широким жестом пригласил на пир. Кагана великий князь усадил рядом с собой. Черные клобуки уселись по одну сторону столов, а русы по другую.
  - Что это наши гости шапки не снимают? - с издевкой спросил Громыхало.
  - Совсем, поганцы, зазнались, - зароптала дружина.
  Владимир грозным взглядом осадил гридней, но приказал толмачу спросить кагана про шапки.
  - Таков обычай, - ответил каган, - мы никогда и ни перед кем ни снимаем клобуки.
  - А спите тоже в них? - спросил Владимир.
  Вопрос вызвал смех у русов.
  - Они у них вместо подушек.
  - К голове так присохли, что не отодрать.
  - Это право даровал нашему народу Александр Македонский, - с улыбкой на чисто русском языке произнес каган.
  Балагуры сразу прикусили языки.
  - За что? - спросил Владимир.
  - За верную службу.
  - Верю, что и нам послужите не хуже.
  - Пока никто не жаловался.
  Владимир встал с полным кубком.
  - За дружбу на веки вечные между русами и черными клобуками. Прежде солнце взойдет на западе и всплывет топор, чем прервется мир между нами.
  Выпил половину и протянул кагану.
  - А это по-нашему обычаю. Пей до дна.
  Каган выпил, а братчину пустили по кругу. Пили из нее и русы, и черные клобуки. Только русов хмель не брал, а кочевники чуть под столы не попадали. Непривычны они к заморским винам, а пуще к хмелю, медовухе и сыте. После первого тоста бросились в пляс зажигательный, после второго запели , как соловьи, а после третьего уснули прямо за столами. Держался лишь каган, да и то едва стоял на ногах.
  - А как быть с верой? - спросил у него Владимир.
  - С чьей?
  - Примите православие?
  - Если мы клобуки не сняли, то веру тем паче менять не станем.
  С этими словами глаза кагана закатились, голова вместе с шапкой поникла на бок, а из уст вырвался могучий храп.
  - Хорошо, что на троне, - глядя на кагана, пробасил Добрыня, - С лавки как пить дать наземь бы рухнул.
  Тут подоспели Блуд и Волчий Хвост.
  - Бери птенчиков хоть голыми руками, - хихикнул Блуд.
  - Ты что, белены объелся? - взъярился Владимир.
  - Мало они нашей кровушки попили, - поддержал товарища Волчий Хвост. - Сколько русских душ погубили.
  - Носы задирают, как цари византийские.
  - Ишь, вера им наша не люба.
  - Да что там вера: шапки перед князем не ломят.
  - Порешить всех разом, как Ольга Мала.
  Волчий Хвост и Блуд наперебой бранили кочевников, заводя дружину, которая уже взялась за оружие и ждала лишь княжьего слова.
  Владимир решительным жестом заставил воев вложить мечи в ножны.
  - Хотите назад в язычество? Не выйдет! Будем жить по заветам Христа. Не хочу ничьей крови.
  Указал пальцем на кочевников:
  - Ни один волос не упадет с их голов.
  Повернулся к Волчьему Хвосту и Блуду:
  - А вы - за это в ответе. Чтобы все клобуки были раздеты, умыты и уложены в мягкие постели.
  - Шапки снимать? - отшутился Блуд.
  - Шапки не трогать. Захотят - сами снимут.
  Бояре, понурив головы, отправились исполнять княжью волю, а люд и дружина продолжили гулянье. С тех пор черные клобуки верой и правдой служили Руси, а за ними пошли под руку киевского князя берендеи, бродники и другие племена и народы.
  
  
   ЗАБОТА ДВАДЦАТАЯ
   ПОКАЯНИЕ
   Господи Иисусе, Сын Божия, прости мя грешного.
   Иисусова молитва
  Анастасия и Громыхало навестили Анну и Владимира.
  - Хотим жениться, - изрек гридень.
  - Благословите нас, - попросила патрикия.
  - Давно пора! - заключил их в объятия Владимир. - Устроим пир на весь мир.
  Свадьбу сыграли на княжеском дворе. Пришел весь Киев. Владимир для друга расстарался. Вино лилось рекой. Яства валились горой. Пили, ели, сколько хотели. Когда всем надоело пить за молодых и кричать горько, Громыхало провозгласил тост за Владимира:
  - Слава великому князю - защитнику земли русской!
  - Слава! - неистово закричали гости.
  - Слава великому князю - победителю!
  - Слава великому князю, крестившему Русь!
  - Слава! Слава! Слава!
  Глаза Владимира ликующе засверкали.
  - Смотри, как меня любят, - подбоченясь, обратился он к Анне, пока кричали бесконечную здравицу. - Кто выше меня?
  - Они все, - глазами указала Анна на гостей.
  - Как?! - не понял Владимир. - Они же меня славят!
  - Вот потому и выше. Славит тот, кто выше, кто имеет на это право.
  - Как-то слишком мудрено ты завернула.
  - Скоро ты сам в этом убедишься, - молвила Анна, с беспокойством глядя на подпивших гридней.
  И как воду смотрела. После здравицы Владимир держал ответную речь, в которой восхвалял дружину.
  - Горе головам нашим! - вдруг перебил великого князя захмелевший дружинник.
  - Что такое?
  - Дал ты нам, княже, есть деревянными ложками, а не серебряными. Мы что, не заслужили?
  Великий князь побледнел от обиды, но на помощь пришел Громыхало:
  - Ты что, белены объелся? Смотри, я тебя быстро научу дерьмо рылом хлебать!
  Жених подскочил к дружиннику с явным намерением проучить невежу. Какая свадьба без драки!
  - Стой! - воскликнул Владимир.
  Громыхало с недоумением посмотрел на великого князя:
  - Ты это стерпишь?
  Владимир изрек:
  - Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною доискались золота и серебра.
  - Ты держишь нас, чтобы золото добывать? - не унимался дружинник.
  Великий князь повернулся к собору святой Богородицы.
  - Посмотри.
  В лучах солнечного света ярко заискрились золоченые купола. Шум веселья стих. Гости любовались красотой дома Божия и осеняли себя крестным знамением.
  - Красиво.
  - Лепота, - согласился дружинник.
  - Вот для чего злато: Бога славить и Русь крестить.
  - Толку от этого крещения, - пренебрежительно махнул рукой дружинник.
  - Ты что? - побагровел Владимир.
  - А ничего, - нагло ответил дружинник, - Христос - не Перун, не пустит в ирей.
  - При чем здесь ирей?
  - А при том, что павших на поле брани воев Перун прямиком посылал в Ирей, а Христос говорит, что убивать грех: ни рая, ни ирья.
  - Да, грех, - согласился великий князь.
  - Почто тогда живота не щадим? Почто убиваем? Чтобы в аду страдать?
  - Кому как, - молвил Владимир.
  - Это как? - не понял дружинник.
  - Ежели за злато убивать, то ад. А ежели детей и жен беззащитных оборонять, то Христос простит.
  Дружинник согласно мотнул пьяной головой:
  - Верно речешь, княже. Пускай я в геенне огненной буду гореть, а поганых сек и сеч буду. Своих в обиду не дам!
  - Вот за такие слова и злата не жалко, - просветлел великий князь и расцеловал дружинника. Он повелел кузнецам исковать серебряные ложки. Дружина была на вершине блаженства и еще долго славила великого князя.
  После пира Владимир и Анне вышли на крутой берег Днепра.
  - Видишь, я научился и дружиной управлять, и собой владеть, - стал похваляться великий князь.
  - Вижу, только не гордись этим.
  - Вечно ты меня укоряешь, - раздосадовано махнул рукой Владимир. - Неужто не заслужил доброго слова?
  - Прости меня, Василий, - назвала она его крещеным именем. - Ты заслужил великие почести, но чем выше слава, тем труднее укрощать гордыню, тем больше требуется смирения. А тебе оно нужнее всего - слишком высоко вознесся.
  - Где же его взять, когда все тебя хвалят?
  - В молитве, - молвила принцесса, - в просьбе к Всевышнему. Без Божьей помощи не под силу человеку победить гордыню.
  Владимир обнял Анну:
  - А давай оставим мирские заботы и поселимся в уединенном ските. Нет для меня ничего слаще, чем твои речи слушать. Всевышнему будем неустанно молиться и одолеем гордыню.
  - Я бы с радостью, - вздохнула Анна.
  - Что же нам мешает?
  - Взгляни на небо. Что там видишь?
  - Солнце.
  - А на земле?
  - Деревья.
  - А под деревьями?
  - Кусты.
  - А под кустами?
  - Траву.
  - Видишь, все на своем месте. Солнце на небе, растения на земле, а князь на престоле. Не может солнце не светить, а князь не княжить.
  Владимир подумал, встал на колени, поцеловал нательный крестик, перекрестился и произнес:
  - Господи Иисусе, Сын Божия, прости мя грешного.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"