Футацу: другие произведения.

Сд-2 (Нд) Объект особой важности

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Номинация "Нереалистический детектив"

  •    Объект особой важности
      
       Их вызвали рано утром. Они сидели за столом, незнакомые друг другу люди и молчали. Худощавый старик с клиновидной бородкой и взъерошенным чубом; он то и дело смотрел на наручные часы и что-то возмущенно бормотал себе под нос. Рядом с ним сидел такой же беспокойный мужчина лет пятидесяти в красной, с вышитыми узорами, нарядной, довольно нелепо смотрящейся в контрасте со строгими черными брюками, рубашке. Человек доставал из кармана телефон, что-то подсчитывал, записывал результаты в блокнот, отрицательно мотал головой, зачеркивал и снова считал... В его поспешно-лихорадочных движениях чувствовалось волнение, которое он не мог скрыть. Возможно человек в нарядной рубашке знал, зачем их вызвали.
       В кожаном кресле на торце стола удобно устроился светловолосый мужчина в бежевой рубашке. Его слегка прищуренные, бутылочно-зеленые, словно у кота, глаза изучали умиротворение и сочувствие. Легко было представить себе, как в их глубине бессильно тонут паника и негодование собеседника, а о невозмутимо-спокойное лицо бессильно, как о гранитную стену, разбиваются волны человеческого гнева. Человек с зелеными глазами был самым спокойным из всех собравшихся в кабинете, но возможно тому виной была усталость, он не выспался и несколько раз подавил в глубине тела зевок.
       Последним был высокий, мускулистый шатен лет тридцати в пестрой майке и темных джинсах. Несмотря на ранний вызов, он выглядел свежо и бодро. Весь его вид говорил о том, что этот человек по первой команде готов вскочить, броситься сворачивать горы, нырять на дно океана, решать невыполнимые задачи, кого-то спасать. Но вместо этого он уже сорок минут сидел за столом, как и остальные трое, и терпеливо ждал.
       В шесть тридцать восемь отворилась дверь, и в комнату вошел человек среднего роста с широкой залысиной. Он быстро прошел к свободному креслу на свободном торце стола, но садиться не стал, а быстро оглядел собравшихся.
       - Прошу простить, - начал он низким голосом, - за ранний подъем, того требуют обстоятельства. Прежде всего позвольте представиться самому и представить вас друг другу. Меня зовут Ефим Петрович Варежкин, я первый заместитель начальника Службы Безопасности.
       Варежкин переждал несколько секунд, давая возможность оценить уровень важности своей персоны, а значит и дела, и посмотрел на старика с бородкой.
       - Это профессор Оренбургского университета, историк Марк Исийдорович Осадчий. Рядом с ним сидит Валерий Андреевич Павлов, руководитель проекта особой важности, в некотором роде виновник торжества. Напротив меня находится следователь по особо важным делам Самарской прокуратуры Польшаков Олег Ефремович, и последний, Евтушенко Евгений Григорьевич, оперуполномоченный Белобородовского района города Оренбурга. Если по ходу моего рассказа будут возникать вопросы, прошу задавать их сразу, мне так легче работать.
       - Когда все это закончится? - немедленно спросил Осадчий. Голос у него был резкий, скрипучий, неприятный. - В восемь тридцать у меня лекция, и я бы очень хотел успеть.
       - Боюсь, что не скоро, - покачал головой Варежкин.
       - Это возмутительно, - нахохлился профессор. - Два месяца я просил местный музей передать мне экспонаты наших могильников, и вот когда разрешение получено, меня срочно вызывают на это... собрание или заседание. Почему именно сегодня!? Завтра я должен вернуть экспонаты в музей!
       - Все неприятности происходят в самую неприятную минуту, профессор, - попробовал разрядить обстановку шуткой Варежкин, но старик продолжал ершиться.
       - Почему вы не поинтересовались, у кого из нашего университета сегодня окна!? Мы бы просмотрели график...
       - Боюсь, что на дискуссии у нас нет времени, - прервал профессора Варежкин. - Могу лишь принести вам свои извинения.
       - Извиняйтесь перед студентами, - буркнул Осадчий и демонстративно отвернулся к окну.
       - Сегодня ночью в Оренбурге, три с часа назад, - ровным голосом после паузы продолжил Варежкин, - злоумышленник проник на территорию объекта особой важности, убил сторожа, отключил сигнализацию и совершил определенное действие, которое свидетельствует, что он знал о секретном объекте если не все, то почти все. Совершив преступление преступник, - в этом месте Варежкин замялся на несколько секунд, подбирая формулировку, - скажем так, скрылся. Теперь относительно самого объекта особой важности. Думаю, будет лучше, если о нем расскажет его руководитель. Пожалуйста, Валерий Андреевич, вам слово.
       Павлов прокашлялся.
       - До сих пор не могу успокоиться, прийти в себя, - глухим голосом начал он, - все так неожиданно, это ЧП. Вот рубашку эту дурацкую второпях надел, да... Если вкратце, то наше КБ сумело построить... машину времени.
       Осадчий недоверчиво хмыкнул и снова повернулся к окну. Павлов болезненно воспринял выпад, сбился с мысли, нервно потер переносицу и продолжил:
       - Честно говоря, даже мы, ее создатели, не представляем себе механизм работы машины во всем объеме. Но если о теоретической базе, то за основу была принята теория Хроноса-времени, как огромной реки. В этой реке вместе с течением плывем мы. Скорость течения велика, а наши силы слабы, поэтому мы не можем преодолеть его силу и изменить свое местоположение в реке, то есть мы живем в настоящем. Но вот представьте себе, что ветер срывает с вашей головы шапку и бросает назад. Предмет попал в прошлое. Примерно так действует наша машина, она кидает объекты назад в прошлое.
       - А будущее? - спросил Польшаков.
       - С будущим сложнее. Понимаете, мы же не ветер, чтобы бросить предмет абы куда. Переместить объект вперед или назад по временной шкале одинаково возможно. Проблема в том, чтобы он не оказался в стене дома, над вулканом или перед грузовиком на автостраде. Поэтому в прошлом мы наметили несколько крупных объектов, местоположение и описание которых нам досконально известно и кидаем предметы в них. А в будущем мы таких мест не знаем, ведь обычный дом могут перестроить, снести...
       - Продолжайте, - сказал Варежкин и взглянул на часы.
       - Да, да, - заторопился Павлов. - Как я уже говорил, мы научились бросать предметы в прошлое. Лет на пятьсот, более позднее время требует детальных проработок. Сначала бросали неживые объекты, потом собак, кошек.
       - Людей? - спросил Польшаков.
       - Людей нет, ведь они не смогут вернуться, - тихо ответил Павлов. - До сегодняшнего дня людей не перебрасывали. А вчера злоумышленник проник на территорию, зарядил собственную конечную станцию и перебросил себя. Мы знаем год переброски, знаем место, куда он направился, но не знаем, зачем он это сделал.
       - А это важно? - спросил Евтушенко. - Ведь помешать вы ему уже не сможете, как я понимаю.
       - Как сказать, - покачал головой Варежкин. - Но разговор пока не об этом. Продолжайте, Валерий Андреевич.
       - Понимаете, отсюда мы можем следить за живыми объектами, - сказал Павлов. - Не как в видеокамеру, на мониторе компьютера, а несколько иначе. Отсюда мы наблюдаем отдельные течения Хроноса как совокупность цветных временных линий, или определенных процессов, в число которых входят и человеческие жизни. Мы можем выделить отдельную линию, или несколько из них, и сможем наблюдать, влияет ли та или иная на определенный исторический процесс, который тоже отображается цветной линией. Вижу, что непонятно, но я сейчас поясню. Приведу простой пример. Представим себе, что мы отправили в прошлое собаку. Проголодавшись, она набрела на племя, которое убило и съело слона. Собака присоединилась к пиршеству. Что мы увидим на своем экране? Слона, точнее его цветную линию. На определенном этапе жизнь животного подходит к развилке: его могут убить, могут не убить. Линия слона идет по развилке, где встречается с линией племен, и исчезает. Линия собаки приближается к линии племени и на время соединяется с ней, присоединяясь к пиршеству. Теперь представьте себе, что мы отправили в прошлое Гринписовца. Он сумел отстоять животное, и возле развилки линия слона потекла по другому руслу, не соприкасаясь с линиями собаки и племени, со всеми вытекающими последствиями.
       Несколько секунд в комнате было тихо, собравшиеся осмысливали, что им пытался объяснить Павлов.
       - Вы хотите сказать, что тот, кто отправился в прошлое, решил изменить будущее? - проскрипел Осадчий.
       - Вот именно, - ответил Варежкин. - Разумеется, это худшее из предположений, возможен любой другой вариант. Скажем, неудачник решил коренным образом поменять свою жизнь, начав в ее с нуля в высшем смысле этого понятия; или выяснить разгадку исторического белого пятна. Но мы не можем утешать себя такими предположениями, а обязаны рассмотреть наихудший вариант, причем, в самые кратчайшие сроки.
       - Вы следите, как преступник влияет на ход истории? - поинтересовался Евтушенко.
       - Увы, для этого нужно знать, какой исторический процесс его интересует.
       - Собственно, для этого мы вас и позвали, - вмешался Варежкин. - Вы должны ответить на вопрос, каковы цели преступника.
       - В какой год перебросил себя преступник? - спросил Польшаков. - Возможно, сама дата крупного исторического события подскажет нам...
       - Конечно, близость к определенной развилке, возможно, указала бы нам на цель, но увы, - не дал ему окончить Павлов, - когда мы говорили о дате, я несколько покривил душой. Поскольку процессом руководили не мы, не была проведена процедура записи, и я вычислил дату по количеству затраченной энергии, а это неточно. Словом, пока мы можем говорить о развилке с одна тысяча восемьсот третий по тысяча восемьсот двадцатые годы.
       Профессор Осадчий внезапно встал и направился к выходу.
       - Куда вы? - удивился Варежкин.
       - Они даже не потрудились узнать мою специализацию, - не обращаясь ни к кому, - бормотал профессор. Историк, и этого достаточно...
       - Вернитесь, Марк Исийдорович! - в голосе Варежкина прозвучали стальные нотки, и все сразу поверили, что этот человек не зря занимает должность первого заместителя начальника Службы Безопасности. - Мы знаем, что вы специалист по скифам, но обстоятельства дела потребовали вызвать именно вас.
       - Какие же? - ошарашенный его тоном, тихо спросил Осадчий, глядя на заветный выход из комнаты, до которого ему оставалось каких-то два шага.
       - Подойдите к столу, - потребовал Варежкин.
       Профессор неохотно подчинился.
       - Вот, - Варежкин кинул на стол пять фотографий.
       Все невольно подались вперед, рассматривая снимки. На них был изображен мужчина лет двадцати приятной наружности с длинными волосами и прямым носом. Глаза мужчины были прищурены, на лбу собрались морщины... Словом, у него было то особенное выражение лица, когда человек сосредоточен на решении сложной проблемы, требующей предельной концентрации. Такие лица бывают у охотника перед выстрелом, у спортсмена перед стартом. Фотографии были хорошего качества, на одной из них было четко видно, как на носу человека проступали мелкие капли пота.
       - Узнаете?
       - Франс? - убитым голосом спросил Осадчий.
       - Да. Валерий Андреевич, - спросил Варежкин Павлова, - у вас все?
       - Почти. Остается добавить, что район высадки изучается, думаю, вскоре мы точно скажем, куда направился преступник.
       - Хорошо. По ходу рассказа Валерия Андреевича возникли какие-то вопросы?
       - Да, - кивнул Польшаков. - В начале разговора вы упомянули, что преступник знал специфику работы объекта. Насколько глубоко? Можно ли эту информацию получить, скажем, путем наблюдения?
       - Нет, - не раздумывая, ответил Павлов. - Преступник знал, как работает машина, причем в подробностях.
       - То есть можно говорить об утечке, - уточнил Варежкин.
       - Боюсь, что да, - развел руками Павлов.
       - Еще вопросы.
       Евтушенко поднял руку.
       - Спрашивайте, - кивнул Варежкин.
       - Объект особой важности охранялся одним сторожем, или остальные находились далеко от места преступления?
       - Сторож был один. Предвижу ваш следующий вопрос: почему такая слабая охрана такого серьезного объекта. Дело в том, что за безопасность объекта отвечала его секретность. О факте существования объекта знали десять сотрудников КБ и пять человек в правительстве.
       - Мне тяжело поверить, что о работе машины знало всего пятнадцать человек, - возразил Евтушенко. - Я не знаю подробностей, но наверняка этот объект требовал хороших мощностей, ну не знаю, связи, специфических материалов. Возможно, есть человек, связанный с объектом косвенно, но который мог догадаться...
       - Я понял, куда вы клоните, - прервал его Варежкин. - Нет, объект числится как филиал одной телефонной станции и соответственно получал мощности и материалы так, что это не вызывало подозрений. Даже охрана, я имею в виду тех, кто должен реагировать в случае нападения, не знала, что именно она охраняет. С этой стороны вы можете быть спокойны. Итак, я ставлю задачу перед нашим штабом во всей ее полноте: выяснить, куда и зачем направился преступник, и как произошла утечка. Последнее немаловажно, потому что нельзя исключать вариант, что преступник не одиночка. Теперь я разбиваю задачу на конкретные задания. Олег Ефремович и Евгений Григорьевич изучат место преступления, жизнь и связи преступника. Марк Исийдорович расскажет нам, что он знает о своем студенте, а попутно послужит нам консультантом по данному историческому отрезку, хоть это и не его специализация. Валерий Андреевич будет использовать возможности своего творения, то бишь, машины. Вы сможете сделать это в одиночку?
       - В принципе, да, хотя есть пару специалистов, которые смогли бы...
       - Пока попробуйте работать самостоятельно. Ни я, ни вы пока не можем утверждать, что у преступника нет сообщника, а в этом случае он, скорее всего, из вашего КБ. Итак, приступим. Профессор, что вы сможете сказать о Франсе Лае?
       С того момента как историк узнал имя преступника, он выглядел подавленным.
       - Хороший студент, с головой, - неохотно сказал Осадчий. - У меня учится год. Ему предлагали аспирантуру... я предлагал.
       - Кто был его руководителям до вас? - спросил Польшаков.
       - Бек. Орест Петрович Бек.
       - Что Лай изучал у Бека?
       - Францию Наполеоновских времен.
       - Это совпадает со временем переброски. На каком курсе сейчас Лай?
       - На пятом. Был.
       - Почему он перешел в вашу группу, проучившись четыре года на другой теме?
       Осадчий задумался.
       - Я не помню сути, но у Франса был конфликт с Беком.
       - У меня пока все, - сказал Польшаков.
       - Хорошо, - кивнул Варежкин. - Олег Ефремович, сыском руководите вы. Не тяните, не отвлекайтесь на второстепенные версии, времени в обрез. Всю горячую информацию тут же скидывайте сюда, мне, вот адрес порта. В подчинении у вас всего лишь один человек, и я бы не хотел привлекать дополнительные силы, чтобы не было утечки информации. Но если это станет необходимым, мы задействуем, сколько потребуется, вплоть до армии. Если по ходу возникнет препятствие, затрудняющее расследование, звоните мне. Добавлю лишь, что Евгений Григорьевич будет вам хорошим подспорьем.
       - Спасибо, - спокойно кивнул Польшаков.
       - Тогда за работу.
       Загремели отодвигаемые стулья.
      
      
       Польшаков. Раскрывая образ.
      
       Проблемы, которые сейчас приходится решать человечеству, как правило, сложны и требуют коллективного решения. Один человек не сможет обхватить все, и я не раз отмечал себе, что сейчас следователь наряду с прочими качествами, должен обладать талантом организатора. В данном деле изначально было непростое условие: сроки. Поэтому, во-первых, требовалось сузить задачу, выделить главное, не отвлекаясь на второстепенное, а во-вторых, максимально полезно использовать своего помощника. И я решил, детали преступления, через кого произошла утечка, будет выяснять Евтушенко. Он опросит работников КБ. А я займусь воссозданием образа преступника, его психологическим портретом. Ведь чтобы смоделировать, манеру поведения Франса Лая, мы должны знать, что он за человек. Все это мы обсудили с Евтушенко буквально в течение минуты. Парень ловил мысли на лету, сказал, что подозреваемый у него уже есть, и отправился проверять свою теорию. Рано, конечно, говорить, но, судя по всему, помощник у меня толковый.
       Теперь нужно было решать, как действовать самому. Прежде всего мне хотелось побеседовать с Павловым, но в голове зудел вопрос Варежкину, который я хотел бы задать без свидетелей. Взглянув на замначальника службы безопасности, я увидел, что он сидит один и направился к столу.
       - Ефим Петрович.
       - Да, - мгновенно подобрался он.
       - У меня к вам нескромный вопрос.
       - Спрашивайте.
       - Почему к секретному расследованию привлекают людей со стороны, а не оперативный состав вашей организации?
       Несколько секунд Варежкин молча кусал губы, и я уже пожалел, что влез, ведь вопрос имел косвенное отношение к делу.
       - Дело в том, Олег Ефремович, - наконец сказал Варежкин, - что вот уже два года, как оперативно-следственный отдел в моем ведомстве расформирован. В прессе этот акт широко не освещался, о нем знают немногие.
       От неожиданности я даже не нашелся, что сказать. Должно быть мысли отразились на моем лице, потому что Варежкин криво усмехнулся:
       - Я тоже был не в восторге от такого решения, но... - развел он руками, - выбирать не приходится. У вас все?
       - Да.
       - Тогда приступайте.
       Новость меня огорчила. Не только потому, что считал такое решение неразумным, но и по личным соображениям. Через год я собирался перейти в следственную группу службы безопасности, в этой передвижке для меня были кое-какие плюсы, а теперь оказалось, что переходить некуда. Неприятно отказываться от намеченных планов.
       Впрочем, к расследованию мои личные неурядицы не имели никакого отношения, о чем я не замедлил себе напомнить. Приведя мысли в порядок, я отозвал в сторону Павлова и побеседовал с руководителем проекта. Меня интересовали кое-какие подробности работы объекта особой важности. Павлов отвечал собрано, по делу, но во время беседы несколько раз взглянул на часы.
       - Скажите, мы можем продолжить беседу у меня в кабинете? - наконец спросил он. - Мне не терпится начать кое-какие вычисления.
       Поскольку в мои планы входило осмотреть место происшествия, то я согласился. Мы вызвали персональную кабинку метро и поехали в КБ.
       - Скажите, Валерий Андреевич, когда поднялась тревога?
       - Когда он вошел в камеру переброски и запустил программу. Программа включила движки, резко возросло количество потребляемой энергии, незапланированной энергии, и сигнал тревоги вышел на компьютер у меня дома, ну и в охране.
       - Когда это случилось?
       - В три пятнадцать.
       - А когда он проник на территорию?
       - В два тридцать с чем-то.
       - Кто приехал по тревоге?
       - Какой-то милицейский отдел, я не вникал в подробности.
       - Вас известили они?
       - Нет, я приехал по тревоге.
       - Когда вы приехали, сотрудники милиции были на месте?
       - Да, и люди Варежкина тоже.
       - Как вы их различаете?
       - Они в штатском... ну и присмотревшись, понял, мы там два часа крутились. Люди из разных ведомств держались обособленно, между собой почти не общались. Я помню даже такой момент: кто-то из милицейских хотел пройти в камеру переброски, и его не пустили.
       У меня был еще один вопрос, но к делу он отношения не имел.
       - Валерий Андреевич, а если вспомнить фантастические романы: можно перебросить человека на десять лет назад, чтобы он увидел самого себя?
       Он усмехнулся:
       - Нет. Природа не терпит таких парадоксов, один из объектов сразу умрет, скорее всего, переброшенный. Мы перебросили пять кошек на год назад, четыре из них умерли, а в пятом случае умер оригинал.
       Больше вопросов у меня не было, и остаток пути мы проделали молча.
       Мы прибыли на место в семь пятнадцать. Ворота прошли свободно, но входа в здание стоял человек в сером пиджаке. Он внимательно проверил наши пропуска, а когда мы прошли, что-то сказал в микрофон. Очень похоже на нас: усиленные меры безопасности после происшествия.
       Мне понравилась планировка здания. Маленький зал, изогнувшийся подковой, черный каменный пол, сбоку фонтан с тропическими растениями, у противоположной стены диван. Потолки высокие, свет неяркий, наверное, приятно работать в таком месте.
       В зале было пусто, лишь на диване в напряженной позе сидел молодой человек, судя по внешнему виду, тоже из людей Варежкина. При нашем появлении он встал.
       - Сержант Ермолаев.
       - Очень приятно, Олег Ефремович.
       - Ну я пойду к себе? - жалобно спросил Павлов.
       К тому моменту я исчерпал свои вопросы.
       - Конечно идите, - согласился я и повернулся к сержанту.
       Молодого человека звали Валера. Я потребовал протокол осмотра, а ему приказал позвонить в университет и узнать расписание работы Бека. Пока Валера говорил по телефону, я начал изучать место происшествия.
       Возле оранжереи белая кривая мела очертила контуры человеческого тела.
       - Валера, в этом месте есть камеры?
       - Да, две.
       - Ты сам запись происшествия смотрел?
       - Так точно, три раза.
       - Камеры все фиксировали, но тревогу не подняли?
       - Нет, они не имели выход на экраны службы охраны.
       - Наружную сигнализацию отключить сложно?
       Валера усмехнулся и махнул рукой:
       - Самая простая, ребенок справится.
       - Ясно. Во дворе камеры есть?
       - Да, но момент нападения они не зафиксировали, там дерево мешает.
       - Как был убит сторож?
       - Преступник, видимо, оглушил его, связал руки и ноги пластиковыми фиксаторами, заклеил рот скотчем и притащил в зал. Здесь он ударил его шилом в сердце.
       - Не задумывался, зачем?
       - Не понял?
       - Зачем было убивать оглушенного и связанного? Может человек освободиться от пластиковых фиксаторов?
       - Тяжело.
       - Так зачем убивать? Сторож спокойно пролежал бы до приезда оперативной группы. Преступник утроил свой срок без видимой причины.
       - Свидетель...
       - А камеры?
       Валера не ответил, но ему было проще, найти ответ на вопрос должен был я. Я вышел во двор, чтобы установить, как преступник проник на территорию. Через десять минут я знал ответ на этот вопрос. Один из прямоугольных прутов трехметровой ограды был слегка согнут, как раз настолько, чтобы между прутьями возникло пространство, куда бы могла влезть человеческая голова. Чем же он это сделал? В протоколе упоминается, что у входа лежал маленький ломик с бурыми пятнами. Видимо, ломик сослужил двойную службу. Орудие преступления уже отправили в лабораторию. В другом деле я бы позвонил экспертам и попросил определить, использовался ли предмет как рычаг для разгибания прутьев, но сейчас меня поджимало время. Бек заканчивал лекцию через тридцать минут, для просмотра записи камеры у меня было минут двадцать пять. Зачем же он убил сторожа?
       Сидя в кресле, я смотрел, как сосредоточенно работает молодой человек. Работал Франс слаженно, никаких сбоев, паники, метаний. Хорошо отрепетировал, либо его натаскали. Но меня интересовало не это. Я то и дело приближал и отдалял его лицо, пытаясь понять, что за характер скрывается за этой острой бородкой, тонкими губами, широким лбом? Вот и момент убийства, никаких эмоций... Я остановил и вернул запись назад. Нет, дрогнула душа у человека, блестящее жало слегка качнулось, губы сжались и побелели. Но колебание длилось секунду, не больше, Франс Лай умеет преодолевать слабость. Тонко пискнул будильник, пора лететь к Беку.
       В университете мне не повезло - в деканате сказали, что Бек взял студентов Осадчего и повел в аудиторию номер сто семнадцать. Показывать экспонаты музея, как я понимаю. Наверное, у меня было очень огорченное лицо, потому что секретарша, молодая девушка по имени Лена, ободряюще сказала, что через два часа доцент освободится, и больше лекций у него нет. У меня было сильное желание предъявить свое удостоверение и прервать выставку экспонатов, тем более что беседа, скорее всего бы, не затянулась. Но успокоившись и поразмыслив, я не стал этого делать. Бек не единственный, с кем я хотел пообщаться, изменим порядок встреч вот и все. Наказав Лене, чтобы Бека никуда не отпускали, я отправился в Южно-Уральск...
       В самолете я просмотрел анкету. Лай был единственным сыном Беатрисы Лай, француженки второй волны эмиграции. Об отце никаких данных. Мать работала преподавательницей на курсах французского языка, умерла, когда мальчику было тринадцать лет. Причина смерти - менингит. Детдом, где рос Лай расформировали три года назад. Учителей и воспитателей судьба, а точнее министерство, раскидало по области. Я решил не гоняться за стаей зайцев, а отправиться туда, где Лай работал после школы, а именно в разгрузочную бригаду номер два железнодорожной станции города и побеседовать с рабочими бригады Лая. Тут меня ждало еще одно разочарование.
       - Текучка, - пожала плечами женщина в отделе кадров. - Редко кто видит нашу профессию своим призванием. Поработают год-два, от силы пять, и уходят. Я могу дать фамилии, адреса...
       С таким же успехом я мог искать учителей. Не везло мне сегодня. Уже десять часов, время текло сквозь пальцы. Что же делать, звонить Варежкину, чтобы искали людей? Мне позарез нужно было поговорить с кем-то из прошлой жизни Франса, потом сопоставить с мнением человека из его настоящего и от этих проекций рисовать портрет... На всякий случай я попросил личное дело Лая и просмотрел его. Ничего особенного. Анкетные данные, свидетельство об окончании курсов, свидетельство о присвоении второго разряда, свидетельство о присвоении первого разряда, медицинская справка, профсоюзная карточка... Здесь я наткнулся на документ, который меня заинтересовал. Некая Барбара Чернецкая сообщала, что рабочий первой категории Франс Лай нарушает распорядок об отдыхе, а именно не спит два положенных отрывка по шесть часов, положенные Трудовым Кодексом, статья семнадцать, пункт первый. Я показал справку заведующей.
       - Обычное дело, - пожала она плечами. - Наше дело, чтобы люди работали, их, чтобы не перерабатывали. Хотя, нарушение сна, это редкий случай... - она застучала клавишами компьютера. - Ага, все понятно. Ваш подопечный в две смены работал. А если человек работает две смены - тут все строго: одиннадцать с половиной часов работа, полчаса на еду, обязательно, завтрак, обед в нашей столовой усиленного питания, а после работы сон. По-другому и быть не может, организм не выдержит, либо себя, либо технику угробит.
       - А когда же личная жизнь?
       - Некогда. Разрешается только есть и спать. И не беспокойтесь, на двух сменах люди работают максимум несколько месяцев, больше не выдерживают.
       - А сколько работал Лай?
       Она посмотрела на экран и слегка ошарашено сказала:
       - Почти восемь. Нет, - торопливо добавила женщина, - я не шучу, это редкость. Люди здорово в таком режиме выматываются. Поэтому профсоюзники двусменников строго проверяют. Ну а Лай, получается, нарушал. За такое ему могли запросто запретить работать в две смены.
       - И чем все закончилось в данном случае?
       - Ничем, он продолжил работать в две смены.
       Я просмотрел дело дальше. Так, вот вторая жалоба инспектора Барбары и на ней резолюция старшего инспектора Анастасии Ярославны Филимоновой: ... Проведена проверка... считать, что рабочий первой категории Франс Лай уяснил требования профсоюза, никаких взыскательных мер не предпринимать... Любопытно. Несмотря на несогласие инспектора профсоюза, ее начальница Лая выгораживает...
       - Подозрительный случай, - словно читает мои мысли собеседница. - Обычно они двусменников очень строго карают. Ведь случись что, с них с первых спросят.
       Да, нужно мне побеседовать со старшим инспектором профсоюза Анастасией Ярославной Филимоновой.
       Маленькое желтое здание профсоюза стояло через дорогу от здания отдела кадров, а Анастасия Ярославна была на работе и не занята. На вид ей было лет пятьдесят пять-шестьдесят, лицо в морщинах. Тем не менее я сделал вывод, что в молодости Настя Филимонова была не из последних красавиц. Статная фигура, правильные черты лица; невольно вспоминаются некрасовские конь и изба. Я представился, женщина заметно напряглась, и показал фотографию Лая.
       - Вам знаком этот человек?
       Она взяла карточку, поджала губы, собираясь сказать, нет, но вдруг поднесла левую ладонь к глазам, словно пытаясь поймать ускользающее воспоминание.
       - Это не... тот мальчик с французским именем... Франс?
       - Да, это Франс Лай.
       - Как он быстро изменился, прошло лет пять, не больше. Бородка эта.
       - Расскажите, как вы познакомились?
       Анастасия Ярославна положила карточку на стол и пристально посмотрела мне в глаза.
       - Олег Ефремович, вы хотите знать, как я нарушила свой долг?
       Не скрою, мне потребовалось некоторое усилие, чтобы не отвести глаза.
       - Почему вы так считаете?
       - Давайте подумаем. Я виделась с юношей один раз, тот самый. Впоследствии мы не общались, если не считать поздравительной открытки, что он прислал года четыре назад. Что же было во время этой встречи? Я разрешила ему работать вопреки кодексу. Все верно?
       - Все, да не все. Сам факт вашего нарушения меня мало интересует. Сделаем так, расскажите мне подробно о той встрече, а я отсею плевелы и оставлю семена.
       Она нахмурила брови, сосредотачиваясь.
       - Ну что ж, жалобы Чернецкой вы читали?
       - Да.
       - Когда Барбара написала вторую жалобу, я обязана была принять решение. По большому счету это уже была формальность, двусменник должен спать двенадцать часов, а если он не соблюдает режим, мы переводим его на одну смену приказом, вот и все. Но по закону я должна была проверить все сама. Пришла я к нему в общежитие в шесть вечера, то есть он уже час как должен спать. Стучусь в дверь. Открывает мальчишка, высокий, худой, с красными глазами. На столе горит лампа, рядом стоит открытый компьютер, на экране текст. Я вхожу, начинаю ему читать мораль. Мальчишка все это слушает, не возражает. Я выговорилась, замолчала, молчит и он. Помолчали мы так минут пять, потом я спрашиваю, что читаешь? Тут он оживляется и начинает рассказывать, что ему в этом году поступать в институт, что он готовится на исторический факультет. Зачем же ты, говорю, в две смены работаешь, когда в одну больше времени остается, вот и готовился бы. Он опять объясняет, что ему нужно деньги накопить на учебу, ведь учиться целых шесть лет. Показал мне свои расчеты, будущие расходы. Разговорились мы. Сирота он, в детдоме воспитывался. Учиться очень хотел, глаза загорались, когда об институте говорил. Жалко мне его стало. Говорю: не могу я тебе разрешить так жить. Либо вторую смену бросай, либо учебу. А он: тетя Настя, сколько мне осталось? Три месяца всего! А вторую смену мне бросать нельзя, не хватит денег. Вижу я, моей породы парень, упорный. Будет искать, где обмануть, и все равно своего добьется. Ладно, говорю, три месяца я тебе даю, но обещай, что не меньше десяти часов спать будешь. Обрадовался он сильно, а через год открытка от него поздравительная пришла. Поступил он в Оренбургский университет. Ну что, сильно я закон нарушила?
       - Не знаю, - покачал я головой. - С моей точки зрения, вы поступили правильно, помогли человеку, а в рамки закона всего не впишешь. А теперь разрешите откланяться.
       - Знаю, что не скажете, но видно, крепко начудил где-то парень?
       - Конечно не просто так ищем.
       - Поймаете, не судите сгоряча, разберитесь.
       - Обязательно, Анастасия Ярославна.
       Я вышел из здания профсоюза и облегченно выдохнул воздух. Кажется, фортуна начинает добреть. Кое-что я узнал о тебе, Франс Лай. Оказывается, ты умеешь легко входить в доверие к людям...
       Орест Петрович Бек оказался прямой противоположностью своему коллеге худому, подвижному Марку Исийдоровичу. Если бы меня спросили, кем были предки Ореста Петровича, я бы сказал: купцами. Высокая дородная фигура, широкий лоб, надменное выражение лица, густые, сросшиеся брови, прямо бери и пиши портрет волжского купца середины девятнадцатого века. Даже в манере поведения преподавателя проскакивало что-то купеческое - закинутые за спину руки, грудь колесом и голос как у церковного пономаря.
       - Меня задержали, - не без обиды пророкотал он, когда мы прошли в свободную аудиторию, - а мне еще готовить доклад на завтрашнюю конференцию. Надеюсь, ваше дело действительно важное.
       Таких людей я сразу осаживаю.
       - Да, я хотел вызвать вас повесткой еще утром, но потом передумал.
       Бек громко засопел, но промолчал. Я сделал паузу, чтобы он, попавшись в своей памяти, нашел пару грехов, а потом положил на стол фотографию Лая.
       - Этот молодой человек учился у вас?
       Орест Петрович взглянул на фотографию и презрительно фыркнул:
       - Нажаловался.
       - Отвечайте на вопрос.
       - Он учился у меня три года.
       - Что вы можете о нем сказать?
       - Бездарь.
       - Его оценки говорят о другом.
       - Вызубрить в нашем деле это еще не все.
       - Выражайтесь яснее.
       - Извольте. Историк не может быть пристрастным. Если он подтасовывает факты, это уже не ученый, а фальсификатор. Лай делал доклад о правлении Наполеона и представил все так, словно эпоха правления корсиканца была чуть ли не злотым веком Франции. Я прервал доклад, Лай вспылил и стал требовать, чтобы ему дали закончить, словом, хамить. Пришлось удалить юнца из зала, а потом предложить на выбор либо покинуть университет, либо уйти из моей группы. Он выбрал второе, хотя я предполагал первое.
       - Почему?
       - Этот период истории вызывал у Лая живой интерес, он разбирался в эпохе, сумел раскопать пару любопытных вещей, в настырности ему не откажешь. Мне с трудом верится, что он увлекся скифами.
       - Орест Петрович, не было ли у вас какого-то специфического спора, что было бы трудно проверить по имеющимся источникам? Ну скажем, какой орден носил Наполеон или как звали его коня?
       Бек посмотрел на меня как на идиота.
       - Не припомню.
       Мы распрощались. Орест Петрович оставил у меня в душе неприятный осадок. Не люблю таких самоуверенных типов. С другой стороны пристрастие пристрастиями, а факты фактами. Франс интересовался Наполеоном, любопытно. Но все же Бек явно недолюбливает своего ученика, его показания следует принимать, помня об этом факте. У меня появилось желание расспросить еще какого-то свидетеля выступления Лая. Поколдовав с секретаршей над списками группы Бека, я выбрал Александра Меньшова, соседа Лая по этажу в общежитии, спортсмена и очень общительного человека.
       Саша Меньшов оказался невысоким, крепко сбитым парнем. Ему я назвался репортером газеты, куда обратился Лай, желая напечатать свою статью. Кроме того я добавил, что в настоящий момент Франс Лай переехал учиться в Севастопольский институт, гоняться за ним нет времени, а хотелось бы иметь представление о человеке, в частности об одном выступлении, слухами земля полнится, потому что идеи оригинальные, но оригинальности еще не достаточно...
       - Что вам сказать о том выступлении, - пожал плечами Саша. - О чем его статья?
       - О Наполеоне, довольно любопытно, но...
       - Вот именно, что но. И тогда Франс тоже перегнул палку. Его вообще клинит на Наполеоне. Бонапарт этакое солнце земли Французской, не верю! Но любопытные мысли в выступлении были, я искренне негодовал, когда этот бегемот Бек, не дал ему закончить.
       - Вы считаете, Бек был не прав?
       - Конечно! Ну увлекся Франс, что с того!? Мы же сами и разнесем его в пух и прах. А так вышло очень некрасиво. Франс обиженный и оскорбленный, а мы, студенты, не успели даже сказать, что об этом выступлении думаем. Ради чего тогда они вообще нужны, эти выступления? Что мы дети, что сами не можем разобраться, где истина, а где ложь!?
       - Скажите, а почему Франс не продолжил заниматься Наполеоновской эпохой, а ушел в другую группу?
       - Это сложный вопрос, - скривился Саша.
       - Я никому не скажу.
       - Ну, остаться в нашей группе ему не дал Бек, а уйти в другой университет, Франс не захотел по личным причинам.
       - Я понимаю, - сделал я таинственное лицо, - женщина.
       - Да.
       - Скажите, а как по-вашему, насколько верна была теория Лая?
       - Да я же говорю, ни на сколько! Наполеон нес Франции благо! Ха-ха! Теория была красиво построена, там были любопытные факты, но это все частности, по сути Лай ошибался. Так что Бегемот правильно метал молнии. Но можно быть правым по сути, и неправым по форме, вот о чем идет речь. Все имеют право на ошибку, мы же живем не в сталинскую эпоху, когда за вольномыслие ставили к стенке.
       - Что ж, спасибо. Еще вопрос немного не по теме. Чем увлекается Лай кроме истории? Какое-то хобби? Есть у него друзья? Знаете, читатели любят, когда человек разносторонне развит, а то многие ученые замкнулись на своей работе, и больше ничего у них в жизни нет.
       Саша хмыкнул:
       - Что касается друзей, то ближе меня из мужской половины вы никого не найдете.
       - А та девушка?
       - Я ее не знаю, два раза видел их вместе на улице.
       - Сложный случай.
       - Конечно. Франс - это научный сухарь, без малейшей примеси. Его божок - история. Кроме нее парня ничего не интересует, он ни на что не молится. Хотя стоп, не так давно был у него бзик, начал посещать нашу группу самбистов.
       Я распрощался с Сашей и направился в спортзал. Самбо, это любопытно.
       Когда я шел в спортзал, пришло сообщение от Евтушенко, его версия подтвердилась, утечка произошла через инженера Красину, есть идеи, куда именно направился Лай. Что ж, понемногу картина начинает вырисовываться.
       Невысокий крепыш Федор Иванович Уваров смотрит на меня вполглаза. Сейчас его гораздо больше интересуют ребята, возящиеся на ковре.
       - Лай, Лай, помню, - горит Уваров и вдруг резко кричит: - Резче, Паша, резче это делают! И не просто приседают, а помогают противнику двигаться, подталкивают его своим телом! Извините, - это уже мне.
       - Давайте отойдем в сторону, - предлагаю я.
       Мы идем в подсобку, и здесь впервые внимание собеседника уделено мне одному.
       - Помню я этого парня, - говорит Уваров. - Захотел заниматься, пожалуйста. Но через пару месяцев я ему от ворот поворот.
       - Почему?
       - Понимаете, борьба - это не драка, а искусство. А он хотел освоить несколько приемов, чтобы можно было эффективно ребят с улицы бросать на пол. А я не для этого их натаскиваю, спортсмен вообще не должен применять свои приемы вне зала, такое мое мнение. Вот и все наше знакомство.
       - С вашей точки зрения, есть у Лая волевые качества, нужные спортсмену?
       Уваров задумывается.
       - Да. Он и физически развит, и злость спортивная есть. Если бы он захотел заняться всерьез, я бы его оставил.
       - Понятно.
       - Ну... это все, - в голосе Уварова я почувствовал неуверенность.
       - И Лай больше не пытался заниматься борьбой?
       Я пристально смотрю на тренера, и он смущенно отворачивается.
       - Ну если вы еще что-то хотите знать, спросите Васю, - неохотно говорит Уваров.
       - Кого?
       - Васю Немцова, тренера по дзюдо.
       - Лай и у него тренировался?
       - Видел я их пару раз вечером.
       Судя по выражению лица Немцова, мое удостоверение тренера не радует.
       - Что вы хотите?
       Я уже из разговора с Уваровым предположил, что тут что-то нечисто.
       - Послушайте, Немцов, или вы сейчас же мне все рассказываете об этом человеке, или разговор мы продолжим в моем кабинете.
       Немцов смотрит на фотографию.
       - Это Франс, что с того?
       - Откуда вы его знаете?
       - Тренировался у меня.
       - В группе?
       - Индивидуально.
       - Такой талант?
       Немцов вздыхает и чешет подбородок.
       - Ладно, командир, чего вокруг да около ходить. Пришел ко мне парень, попросил приемам научить. Эффективным. В общаге на него шпана наезжала, пятеро на одного. Малый оказался не робкого десятка, хоть и француз, решил им отпор дать. Пошел на самбо к Феде. А Федя не может понять, что парню борьба нужна, чтобы за себя постоять, попросил на кислород. Тогда он ко мне обратился.
       - Вы научили его приемам?
       - Научил. Не смертельные, но эффективные, хулиганье отстанет. А что, перегнул палку?
       Я строго смотрю на высокого, уже пожилого человека.
       - Голова дана человеку, чтобы думать, Немцов. Вы совершили преступление и будете за это отвечать по закону.
       Я вышел из спортзала без четверти три. В три совещание у Варежкина, нужно торопиться, но я еще зашел в общежитие, где проживал Лай. Там ничего не знали об отъезде студента. Дежурная, завороженная моей корочкой, без всяких вопросов об ордере, открыла мне его комнату. Увы, там было пусто, ни книг, ни прочих вещей. Один из студентов, проживающих на этаже, вспомнил, что вчера днем видел Лая, выходящего из своей комнаты с большим черным чемоданом. Жаль, что не удалось получить личные вещи, дневник, телефон, или хотя бы настольную книгу, иногда вещи могут кое-что рассказать о хозяине. Но времени на розыски, куда вчера уходил Лай с чемоданом, не оставалось. Без четырех минут три я садился в такси.
      
       Я не опоздал и вошел в кабинет без одной минуты три. В кабинете были Варежкин и Осадчий.
       - Проходите, Олег Ефремович, - сказал Варежкин.
       Сзади послышался шум шагов, а через секунду появился запыхавшийся Павлов.
       - Не опоздал?
       - Нет, Валерий Андреевич, - Варежкин взглянул на часы. - Давайте начинать, я думаю, Евтушенко скоро будет. Прежде всего хочу рассказать, чем занимались мы с Марком Исийдоровичем. Благодаря информации, полученной от Евтушенко, мы узнали намерения Лая...
       В этот момент дверь широко распахнулась, и появилась взлохмаченная голова Евтушенко.
      
      
       Евтушенко - В яблочко
      
       Чего я не люблю в своем деле, так это мудрствований и чесания левой рукой правого уха. Некоторые оперативники, особенно по молодости, любят дать волю фантазии, а природа действует по стандарту. Нет, бывали у меня в жизни такие совпадения, что только диву давался. Факты ложились так, что по всем параметром человек преступник, а в конце концов выяснялось, что все это насмешка судьбы. Но исключение лишь подтверждает факт, в девяноста случаях из ста действует стандарт, и богатую бабушку убивает нуждающийся внук, а не преуспевающий доцент из параллельного мира. Поэтому когда Польшаков предложил мне выяснить, как произошла утечка, я попросил список сотрудников КБ и первой, на кого я обратил внимание, была единственная женщина Мария Витальевна Красина, двадцати девяти лет от роду. Конечно, молодой человек мог познакомиться с любым сотрудником КБ, и за кружкой пива или на рыбалке выяснить тайну века, но любовная версия казалась мне самой вероятной, она, как правило, дает преступнику очень широкие возможности.
       Все это я изложил Польшакову. Он выслушал меня и согласился. Польшаков в нашем деле личность известная, пару его дел описаны в учебниках по криминалистике. А в прошлом году он раскрутил очень громкое дело при минимуме улик. Поэтому я старался не упасть в грязь лицом, быть максимально собранным. Но Олег Ефремович оказался свойским мужиком, и что самое приятное, он обо мне тоже кое-что слышал. Сам он собирался осмотреть место происшествия, а потом пройтись по знакомым Франса и постараться, как он выразился, нарисовать его психологический портрет. Окрыленный признанием своих заслуг, я приступил к делу, а именно позвонил Красиной и договорился о встрече. Рассудив, что Служба Безопасности возьмет на себя мои текущие расходы, я обнаглел и вызвал такси-вертолет. Через пять минут я уже высадился на крышу дома Красиной.
       Мария Витальевна оказалась худощавой женщиной среднего роста. Сходу оценив ее внешний вид, я сделал вывод, что с поклонниками у Маши должны быть трудности. Она не желала подчеркивать свои внешние достоинства (ноги у дамочки длинные и стройные, желательно носить короткую юбку) и отказывалась скрывать недостатки (прическа старомодна и вообще ей бы пошла длинная стрижка). Я представился, она не удивилась визиту опера, и пригласила в комнату. Здесь я окончательно убедился в своем первоначальном выводе. На стенах схемы, диаграммы, на полках рабочие диски. Хоть бы ковер на стену повесила или кактус на окно поставила. Ну кому приятно, когда твоя жена грызет гранит науки? Нет, обеды в ресторанах сейчас не в моде, людям нравится, когда женщина крутится на кухне и вкусно готовит. Конечно, два часа в день среди кастрюль - это безумно много, но, говорят, предки тратили на это еще больше времени.
       - Мария Витальевна, меня зовут Евгений Григорьевич, можно просто Евгений. Я пришел для неофициальной беседы, но с вашего разрешения запись нашего разговора будет вестись. Как у вас со временем?
       - Называйте и меня без отчества, - пожала женщина плечами. - Нет, я никуда не спешу, я сегодня в отгуле, на работе какая-то проверка.
       Говорила она негромко и неторопливо. Чувствовалось даже легкое безразличие. Такое бывает, если у тебя неприятности, а люди лезут со всякой ерундой. Взвесив за и против, я решил взять быка за рога.
       - Мария, вы знаете этого человека?
       Она взяла фотографию и держала в руке не меньше минуты. А когда положила на стол, в ее взгляде была боль, тоска, горечь, но безразличие ушло.
       - Это Франс, - сказала она.
       У меня не было времени наслаждаться триумфом. Но в душе я поздравил себя: попадание в яблочко! С первого раза!
       - Кто он вам?
       Женщина усмехнулась.
       - Никто и в то же время все. Мы встречались с ним.
       - Сколько времени?
       - Около года.
       - А сейчас?
       Она взглянула на диктофон.
       - Вы потом будете с товарищами все это прослушивать?
       Я почувствовал, что краснею.
       - Да.
       - Неприятная у вас работа.
       - Но необходимая.
       Мария Витальевна не ответила. Она отвернулась и смотрела в окно. Там качались верхушки деревьев, бегали ребятишки. Там тек канал имени Салавата Юлаева, и маленькие волны пенились у крутых берегов.
       - Вы не возражаете, если я закурю?
       - Курите.
       Мария Витальевна вопросительно посмотрела на меня, и я понял, что сигарет у нее нет. Я спохватился, торопливо достал из кармана портсигар.
       - Благодарю, - женщина втянула дым, закашлялась. - Семь лет не курила, но сейчас потянуло. Так вот, Евгений, мы с Франсом расстались.
       - Причина ссоры?
       - Мы не ссорились. Просто он уехал.
       - Куда?
       - Говорил, что в Севастополь, его приглашали в местный университет.
       - Простите за бестактный вопрос, вы тяжело пережили разрыв?
       - Тяжелее, чем думала.
       Я помолчал, собираясь с мыслями.
       - Как вы познакомились?
       Она развела руками и выпустила к потолку струю дыма.
       - Тривиально, в баре. Я редко хожу в такие заведения, но в тот вечер не ладилось на работе...
       - Простите, что перебиваю, а где вы работаете?
       Мне показалось, что на ее лице промелькнула злорадная усмешка.
       - На этот вопрос, Евгений, при всем желании я не могу ответить. Так вот, я присела за столик, заказала себе вина. Рядом сидели завсегдатаи, тянули коктейли, убивали бесценное время, такая обычная ночная жизнь. В какой-то момент я обратила внимание на него. Он тоже одиноко сидел за столом и презрительно смотрел на всю эту шушеру. Потом он поймал мой взгляд... Мы долго наблюдали друг за другом, потом Франс встал и подсел ко мне.
       Он рассказал, что тот день для него тоже оказался неудачным. Он поссорился с руководителем своей группы, причем настолько сильно, что был вынужден выбирать: уйти из университета или из группы. Между нами оказалось много общего, очень много... Вот так мы и познакомились.
       - Мария, а вы никогда не строили планы совместной жизни, если у вас так много общего?..
       Задавая этот вопрос, я чувствовал, что перегибаю палку. Какого черта она должна быть со мной откровенна, что с того, что я оперативник? Но Мария ответила и даже не возмутилась. У меня было такое чувство, что она мне исповедуется.
       - Нет.
       - Почему?
       - Я всегда знала, что семейная жизнь не для таких как Франс Лай. Франс - человек идеи. Такие люди, как Бисмарк, Наполеон, Ленин имели семью, но семья была для них чем-то второстепенным. Если бы перед ними встал выбор: семья или карьера, они бы не раздумывали.
       - И какая идея была у Лая?
       Красина усмехнулась.
       - Наука, хотя, разумеется, такая ничтожная цель не могла быть точкой приложения для такого вулкана, как Франс. В том-то и была его беда, что Франс не имел точки приложения своим силам, не знал, куда себя деть. У него была мечта, но мечта неосуществимая, и он это знал.
       - Какая?
       Она снова усмехнулась.
       - Евгений, вы русский?
       - Да.
       - Я тоже. Как патриот вы довольны той ролью, что играет ваша страна на мировой арене?
       - Вполне.
       - А вот Франс был недоволен ролью, которая досталось Франции. Он считал, что его страна заслуживает большего. Отсюда нелюбовь к англичанам, метания, поиски...
       - Но сейчас...
       - Да, в том-то и беда, сейчас Земля - федеративное государство, национальные предрассудки уходят в прошлое. Еще сто лет назад можно было затеять войну, оттяпать у соседа плодородные земли, или промышленный район и усилить свою экономику, но сейчас принцип: развивайся за счет другого не в моде. Увы, Франс не желал с этим мириться.
       - Точка зрения ретрограда.
       - Можно сказать и так, но вернее будет: Франс родился не в свое время. Ретроград не понимает отсталость своих взглядов, считает их передовыми, а Франс все понимал, и... страдал.
       У меня что-то шевельнулось в мозгу.
       - Но были моменты, когда Франция, действительно, играла ключевую роль в мировой политике. Должно быть это время привлекало Франса.
       - Верно. Период, когда у Франции были колонии и, разумеется, Наполеоновский период. Франс говорил, что если бы Европа осталась под господством Франции, ей бы удалось избежать много потрясений, фашизма, в частности. Кстати, именно из-за этого у него возник разлад с руководителем группы в институте.
       - Да? Странно. Конечно, его точка зрения не совпадает с общепринятой, но чтобы уходить из-за этого...
       - Все зависит от того, как ее защищать. Да дело не в точке зрения. Франсу нужно было не признание его идей, а способ возвеличить Францию. Он по природе не теоретик, а практик. И в то же время он понимал, что в современном мире это неосуществимо, очки в гонке нужно было набрать сто лет назад.
       Мы подошли к тому моменту, когда я должен был решать, рассказывать ли ей о сегодняшнем происшествии. Выходило так, что нужно рассказывать, но всегда есть небольшое но. А вдруг Мария Витальевна сообщница, и я ей раскрою все карты? Но есть еще фактор времени, некогда мне ждать.
       - Мария, а если бы Франсу представилась возможность изменить прошлое, куда бы он направился?
       Женщина вздрогнула и впилась в меня глазами. Потом взяла в руки фотографию и внимательно рассмотрела ее еще раз.
       - Это плитка на полу с моей работы?
       - Да.
       - А я-то, дура, дразнила вас, что не скажу, где работаю... Значит, сегодня у нас не проверка.
       - Да.
       - Францу удалась переброска?
       - Да.
       Она очень быстро пришла в себя, я терял инициативу. Если она не захочет рассказать, куда отправился ее возлюбленный, я окажусь в дурацком положении.
       - Он убил сторожа.
       Мария Витальевна вздрогнула.
       - Куда он мог направиться?
       - Бедняга Ефимыч...
       - Куда он мог направиться?
       - Не знаю! - рявкнула она. Потом помолчала и с горечью заговорила. - В наполеоновскую Францию, куда же еще. Не так обидно, когда совершаешь что-то страшное ради общего блага, но в данном случае предпосылки неверны изначально. Наполеон не думал о благе Франции, какая чушь, я же сто раз ему это говорила! Он думал о собственном благе, только о собственном! Наполеон - это такой же тиран, как Гитлер, Сталин, Мао...
       - Не слишком ли вы строги?
       - Что с того, что Наполеон не строил концентрационные лагеря, тогда их еще не изобрели. Он кидал мужское население Франции под пули сотнями тысяч лишь бы прославить себя, ссылал политических противников на острова с убийственным климатом. Ах, Франс, Франс, почему ты не слушал меня!?.
       - Мария, - осторожно прервал я это словоизлияние, очевидно, отголосок неоконченного спора, - как вы считаете, куда конкретно он мог направиться?
       Секунд десять Мария боролась с собой, по ее лицу волнами бегали судороги, и я всерьез стал бояться, что сейчас с женщиной случится истерика, но все обошлось
       - Мы не раз обсуждали эту тему, спорили. Давайте думать, - убитым голосом сказала Мария Витальевна. - Самое, наверное, крупное упущение Наполеона произошло, когда молодой инженер, предложил ему проект парового судна. Наполеон отверг проект. Если бы Франции удалось построить паровой флот, англичанам пришлось бы туго. Знаете, Франс не без оснований утверждал, что Наполеона остановили два одноглазых: Кутузов и Нельсон. Так вот, паровой флот помог бы молодой империи корсиканца сокрушить английские парусники... Но как заставить Наполеона принять верное решение? Не представляю. Нет, Франс бы направился не сюда. Что теперь... Кутузов. Можно убить полководца, это реальнее. Но Кутузов не единственный военачальник в стране. Был Багратион, Барклай де Толли... Кстати, именно Барклай де Толли первым высказал идею заманить французскую армию вглубь страны. Александр первый всерьез рассматривал идею пригласить на русскую службу генерала Моро, и в последствии Моро воевал против Наполеона... Нет, думаю, Франс не выбрал бы и такой вариант. Что у нас остается, Ватерлоо. Здесь, во всяком случае, можно влиять на события. Вы помните подробности? Не помните. В Бельгии перед Наполеоном стояли объединенные силы прусаков и англичан. Сначала Наполеон навалился на прусские войска, победил их и обратил в бегство. Послав за ним в погоню корпус под командованием Груши, он вступил в бой с англичанами. И вот здесь судьба сыграла с императором злую шутку. Когда победа была у него в кармане, оказалось, что Блюхер обманул Груши и вышел в тыл французским войскам. Так вот, если бы Груши не оказался простофилей и поспел бы вовремя к основной части французских войск, история пошла бы по другому пути. Все что нужно - направить маршала Груши в нужный момент в нужное место.
       - Скажите, Мария, - осторожно сказал я, - а почему вы помогаете мне?
       Она криво усмехнулась.
       - Не вам, Евгений, ему. Поймите, спасать Наполеона - это ошибка, он не возвысит Францию. Можно помочь корсиканцу остаться у власти, но пройдет лет десять, и Франц с ужасом убедится, какую ошибку он совершил. Наполеон переродится окончательно и станет настоящим тираном. А Франс будет мучиться, страдать и в конце концов со своим характером совершит какой-то безумный поступок, но уже ничего не изменит...
       Оставался еще один вопрос.
       - Мария Витальевна, от кого Франс узнал о машине времени?
       Она покраснела.
       - Я ему не говорила.
       - Ну-ну.
       Женщина разозлилась.
       - Я ему не говорила!
       Поистине она была прекрасна в гневе: бледное, заостренное лицо, сверкающие глаза, сжатые кулачки... Я невозмутимо молчал, стараясь походить на Польшакова, в тишине тикали ходики на стене. У женщины по лицу опять забегали судороги, на бледной коже лица, под глазами ярко темнели иссиня-черные круги. Все-таки здорово ей за эти два дня досталось.
       - Я ему не говорила, - тихо сказала Мария Витальевна, - но как-то давно мне позвонил Валерий Андреевич, руководитель проекта. У нас что-то не ладилось, уже не помню что, и предложил приехать в КБ. Уже был вечер, мы с Франсом очень мило сидели. Я отказалась. Валерий Андреевич настаивал, я разозлилась и сказала, что машина времени - это всего лишь машина, а я человек и имею право на отдых. Франс услышал и спросил: что это за машина времени? Мне бы соврать, а я заявила, что не имею права сказать правду, и, разумеется, не могла заинтересовать его больше. Но к этой теме мы больше не возвращались.
       - Павлов говорит, что Франс досконально знал, как работает машина.
       - Если он смог перебросить себя, то разумеется. Но я ему ничего не рассказывала.
       Я задумался.
       - Где у вас хранятся рабочие записи?
       Женщина покраснела:
       - В записной книжке. - Она помолчала и тихо добавила: - Конечно, он мог их скопировать.
       Выйдя на улицу и выбрав укромный уголок, я позвонил Польшакову. Увы, занято. Тогда я набрал адрес порта Варежкина и продиктовал результаты расследования. Потом кинул копию сообщением на телефон Польшакова. Что теперь? В списке у меня значились еще восемь человек, для очистки совести нужно побеседовать и с ними. Где тут стоянка такси?..
       Я стоял, ожидая очереди, и меня обуревали противоречивые чувства. Конечно, парень псих, но... я его понимал. Лет семьдесят назад Франция в силу самых разных причин начала хиреть и из передовых стран скатилась во второстепенные. Мне бы, как французу, было бы обидно. Я сам, помню, в школе переживал, что мы продали американцам Аляску. И было еще одно чувство, чувство жалости. Этот Франс был дилетант, а ввязался в игру с профессионалами. Я был уверен, что мы с Польшаковым точно просчитаем его намерения. А люди Варежкина найдут и обезвредят. Франс был обречен.
      
       Человек медленно приходил в себя. Тело ломило, зудела кожа, живот хватали спазмы. Чувства оказывались служить, в ушах шумело, в глазах стояла темнота. Человек попробовал застонать, но сам не смог понять, издал ли хоть звук. Не было желания встать или выпить воды, хотелось одного, чтобы ушла боль. Но шло время, и боль стала слабеть. В темный мрак ночи стали прокрадываться белые пятна. Человек сделал усилие и разжал веки. В глаза хлынул яркий поток света, но человек заставил себя не зажмуриваться, и вскоре он стал различать предметы. Зеленые листья, темные стволы... он в лесу. Лай вскрикнул и сел. У него получилось, хотя стала сильно кружиться голова. Жуткое все-таки состояние после перехода. Но ему нужно действовать, времени в обрез. Франс схватился руками за ближайший ствол и медленно встал.
      
      
       Варежкин. Решение
      
       Мы начали заседание, когда появился Евтушенко.
       - Извините, не рассчитал, - приложил он руку к груди.
       Я молча показал ему на стул и продолжил доклад.
       - Мы узнали, что идеей фикс Франса было вернуть Франции статус мировой державы. Поскольку в современных условиях достичь этого невозможно, Франс, как мы полагаем, решил сделать это в девятнадцатом веке, а именно, в период правления Наполеона. Разумеется, если бы Франс не узнал о существовании машины времени, он остался бы безвестным мечтателем, а теперь встает вопрос об угрозе человечеству. Как именно Франс намерен осуществить свою мечту? Для ответа на этот вопрос нам нужно точно знать, в какой год и в какое место направился Франс. Валерий Андреевич, подтвердите наши предположения или опровергните их.
       Павлов встал, потом снова сел, откашлялся.
       - Подтвержу, - сказал он. - Год одна тысяча девятьсот пятнадцатый, шестнадцатое июня, место у селенья Катр-Бра. Это возле Линьи, где произошла битва с пруссаками...
       - Значит, все-таки Ватерлоо, - задумчиво продребезжал Осадчий. - Да, Наполеон мог его выиграть.
       - Мы тоже пришли к такому выводу! - встрепенулся Евтушенко.
       - Расскажите подробно, что удалось узнать вам, - предложил я. - Ваше сообщение прочитать не успели.
       Евтушенко вкратце обрисовал свою беседу с Красиной.
       - Вы считаете, ей можно доверять? - спросил я.
       Он задумался.
       - Полагаю, что да.
       - Хорошо, - я посмотрел на Польшакова. - Вы пока единственный, кто не отчитался о проделанной работе. Прошу.
       Польшаков посмотрел в сторону, собираясь с мыслями.
       - Мои данные косвенно подтверждают предположение, что Лай хотел изменить настоящее политическое и экономическое положение Франции. Кроме того я попытался ответить на вопрос, кто же такой Франс Лай. Из того, что мне удалось выяснить, могу сказать, что это целеустремленный, упорный, волевой человек. Такой штришок: Франс без видимой необходимости убил сторожа КБ. Думаю, Лай выработал какой-то план, в ходе которого ему может понадобиться пойти на убийство, и молодой человек решил таким способом себя закалить. Франс умеет войти в доверие к людям, заставить служить своим интересам. Мне удалось выявить два случая, когда он убедил людей нарушить закон в угоду себе. Последние четыре месяца изучал приемы дзюдо, какие конкретно можно узнать у тренера университета Немцова. Все.
       Речь Польшакова произвела известное впечатление, если раньше кое-кто считал Лая хлюпиком-идеалистом, то теперь собравшиеся взглянули на него иным глазами.
       - Как-то очень легко мы выяснили его намерения, не находите? - спросил Осадчий. - Если он такой волевой, то мог бы и... замести следы.
       - Если бы Франс раньше знал бы, что судьба столкнет его с машиной времени, возможно, он бы поостерегся открыто высказываться о своих убеждениях, - возразил я. - Кто мог рассчитывать на такой подарок судьбы? Нет, меня беспокоит, почему он выбрал дату шестнадцатое июня, за два дня до Ватерлоо? Ведь это дает нам время на то чтобы все выяснить и предпринять ответные меры.
       - Не забудьте, что у него только одна попытка, - тихо сказал Осадчий. - Ему нужно время на адаптацию, раздобыть одежду, придумать, как попасть к маршалу, если он будет действовать непосредственно через Груши.
       - А что возможны другие варианты? - усомнился я.
       - Безусловно, - вызывающе тряхнул бородкой профессор. - К Груши слали связных. Если бы хоть один из них знал, где искать маршала... Кроме того, Франс может рассчитывать на разговор с Наполеоном...
       - Забудьте, - неожиданно живо прервал профессора Павлов. - Франс неизвестный человек без звания, не аристократ, а тогда это кое-что значило! О каком разговоре с Наполеоном может идти речь?
       - Стоп! - громко сказал я, видя, что Осадчий собирается возразить. - Давайте еще раз проиграем события, чтобы все точно представляли, что происходило накануне и во время Ватерлоо и могли участвовать в полемике. Марк Исийдорович, вы штудировали битву, вам и карты в руки.
       - Конечно, я не могу претендовать на то что знаю все нюансы, - начал профессор, - это не мой период, да и времени было мало, я просмотрел только Тарле... Вы все еще не хотите, собрать специалистов по этому периоду?
       - Не хочу, - терпеливо сказал я. - Наша задача состоит не только в том, чтобы обезвредить Лая, но и в том, чтобы о машине времени знало как можно меньше людей.
       - Да, вы говорили, - спохватился Осадчий и раскрыл блокнот. - Тогда я начну; в целом события выглядели примерно так: 16 июня произошло большое сражение Наполеона с Блюхером при Линьи. Победа осталась за Наполеоном; Блюхер потерял больше 20 тысяч человек, Наполеон - около 11 тысяч. Но из-за вялости маршала Нея, который задержал первый корпус, победа оказалась неполной, Наполеон мог бы при Линьи уничтожить всю прусскую армию. Блюхер был разбит и отброшен (в неизвестном направлении), но не разгромлен. 17-го числа Наполеон дал передохнуть своей армии. Этот день скорее был нужен прусакам, чем французам, он дал возможность разбитому Блюхеру привести свои войска в порядок. Итак, вот вам ошибка императора и возможность для Франса. Идем дальше. Около полудня Наполеон отделил от всей армии 36 тысяч человек, поставил над ними маршала Груши и велел ему продолжать преследование Блюхера. Тем временем Веллингтон занял позицию в 22 километрах от Брюсселя, на плато Мон-Сен-Жан, южнее деревни Ватерлоо.
       Английский полководец укрепился на этом плато. Его идея была ждать Наполеона на этой очень сильной позиции и продержаться, чего бы это ни стоило, до той поры, пока Блюхер успеет, оправившись от поражения, уйти от преследования Груши и прийти к нему на помощь. Не буду вдаваться в детали сражения, в этом нет необходимости. Скажу лишь, что надежды Велингтона оправдались. Наполеон почти разбил англичан, но подошедший Блюхер спас его.
       - То есть, вы считаете, что битве было два ключевых момента, способных изменить результат, - подвел я итог его речи. - Не делать отдыха 17-го июня и не дать возможность Блюхеру обмануть Груши?
       - Был еще третий, - тихо сказал Павлов. - Если бы маршал Ней вовремя задействовал первый корпус, прусские войска были бы разбиты, и вопрос с преследованием Блюхера вообще не стоял бы на повестке дня.
       - Вот вам и шестнадцатое июня, - звонко хлопнул себя по лбу Польшаков.
       В комнате воцарилась тишина. Не скрою, впервые за операцию я почувствовал, что почва уходит у меня из-под ног. В самом деле, если парень сумел обеспечить выдвижение первого корпуса, то мы уже ничего не сможем сделать. Прошли сутки, французы победили пруссаков, теперь победят и англичан. Где-то в прошлом события изменились, и новые Варежкин и прочие члены штаба должны предпринимать меры к тому, чтобы история шла своим руслом, а именно, чтобы Наполеон благополучно здравствовал. Но минута слабости быстро прошла, я не замечал изменения в своем сознании, а значит, Франс решил избрать другой путь, либо не добился успеха. Все это я изложил собравшимся. Они заметно приободрились. В этот момент у Павлова зазвонил телефон. Ученый взял его, взглянул на экран и изменился в лице. Мы поняли, что звонок важный. Павлов, выслушал, что ему скажет трубка, потом ответил короткое: еду. Закончив разговор, он еще несколько секунд смотрел в пол, о чем-то думая, потом поднял глаза на меня.
       - Это из центра управления машиной. Я на свой страх и риск вызвал Семена, без него бы я не справился. Нам удалось получить временную линию Лая.
       - Мы едем с вами, - сказал я.
      
       Франс осторожно раздвинул ветки кустов и посмотрел в просвет. Там на берегу реки на коленях стоял человек в синем мундире и умывался. Франс еще раз прикинул соотношение сил. Вокруг никого, до солдата шагов пятнадцать, но он стоит спиной. Вперед. Солдат услышал топот шагов, когда было слишком поздно. Он успел обернуться, рука его схватилось за ружье, но сильный удар ребром ладонью по горлу свалил его на землю. Франс схватил ружье и с силой воткнул штык в грудь...
       Некоторое время Франс смотрел на лежащего. Зачем-то нагнулся, пощупал пульс. Мертв. Судьбе было угодно, чтобы первым убитым человеком стал соотечественник. Тут он спохватился, идиот, чего ты стоишь! Время уходит, а мундир сейчас весь пропитается кровью!
      
       Все устроились за большим квадратным столом, на стене перед ними висел большой экран.
       - Вот его линия, - показал Палов на одинокую светло-красную линию.
       - Почему здесь нет никаких других событий? - поинтересовался Евтушенко.
       - Каких, например? Мы ввели битву при Ватерлоо, но самой битвы еще нет, поэтому нет и линии.
       - Введите битву при Линьи, - предложил Осадчий.
       - Семен, - громко сказал Павлов, - ты слышал?
       - Даю, - раздался молодой голос из-за двери слева.
       Через несколько секунд на экране появилась сине-черная полоса.
       - Сейчас я вам все поясню, - сказал Павлов. - Итак, Франс пытался повлиять на исход битвы, видите, его полоса подходила к развилке битвы при Линьи, но у него ничего не получилось, исход сражения остался прежним. Семен, давай корпус Груши и основную армию французов. Так, - сказал он, когда на экране появились коричневая и сиреневая полосы, - линия Франса движется к линии корпуса Груши. До развилки около шести часов...
      
       Франс шлепал по грязи и безуспешно стался унять дрожь. Черт, сейчас бы кружку горячего чая или стакан вина. Что за невезучий день! Несколько часов назад он с трудом уговорил охрану провести его к маршалу Нею. Но дальше все пошло наперекосяк. Сколько не убеждал молодой солдат угрюмого человека с хмурым выражением лица, что он набрел на раненого офицера, который был послан императором к маршалу с приказом немедленно отправить первый корпус к Линьи, Ней не говорил ни слова. А потом повернулся и пошел прочь, бросив два слова: в полк. Франса схватили за руки, оттащили и отправили в какую-то часть к здоровенному сержанту со злым выражением лица и громким голосом. С большим трудом удалось сбежать ночью во время марша. Теперь он должен сделать вторую попытку.
       Недавно прошел дождь, Франс здорово промок и продрог. Полцарства за кружку чая.
      
       - Итак, наконец-то мы получили возможность влиять на события, - сказал Варежкин. - Мы знаем, куда движется Лай и каковы его цели. Чтобы помешать ему, я предлагаю послать людей, которые уничтожат террориста, данное определение мне кажется наиболее близким.
       - Эти люди не вернутся, - тихо сказал Польшаков.
       - Да, это будут добровольцы, которые знают, на что они идут. С физической подготовкой у них все в порядке, понадобится лишь инструктаж касательно обстановки, в которой они будут действовать.
       - Сколько их будет? - спросил Осадчий.
       - Сколько мы сочтем нужным... - начал Варежкин, но Павлов быстро замотал головой:
       - Нет, нет, что вы. У машины есть ограничения. Одна незапланированная переброска, теперь еще. Я могу гарантировать две успешные переброски, не больше. А дальнейшие будут иметь меньшую вероятность успеха.
       - В чем будет выражаться неуспех? - подумав, спросил Варежкин. - Я имею в виду поломка машины или...
       - Точность, - пояснил Павлов. - Пойдут отклонения по месту и по времени. Нам нужно делать коррекцию, чтобы машина работала точно. Три запуска без коррекции - это предел.
       - Понятно, - постучал пальцами по столу Варежкин. - Что ж, два человека - это не мало.
      
       Франс сидел в густых зарослях каких-то кустов, похожих на сирень и ждал. Несколько часов назад по дороге, проходящей в сотне шагов впереди, прошагали колоны солдаты в темных мундирах - пруссаки. Значит, все верно, скоро должны показаться французы Груши. Неожиданно сзади раздался шорох. Франс обернулся и инстинктивно выставил приклад, защищая себя от бросившегося на него человека...
      
       Члены комиссии стояли, окружив, высокого молодого человека с короткой стрижкой. Он был наголову выше всех, возвышаясь над ними, как молодой дубок посреди орехового подлеска. Трудно сказать, какие чувства обуревали членов комиссии; пожалуй, общим было одно: они сделали свое дело и перешли в группу зрителей. Успех же операции теперь зависел от этого высокого парня и его напарника.
       К Варежкину подошел Осадчий и осторожно потянул за рукав пиджака. Руководитель операции сделал шаг в сторону.
       - Вы уверены, что нам следует применить такие... ммм жесткие меры, - тихо спросил профессор. - Давайте попробуем силу убеждения, я уверен...
       Варежкин взглянул на него с жалостью:
       - Доверьтесь моему опыту, профессор. Моему и следователя Польшакова, он ведь нарисовал психологический портрет Лая довольно точно. Я знаю, что для вас он остался страстно-увлеченным студентом, но этого студента уже нет. Есть преступник, фанатик, который в шаге от исполнения своей мечты. В такой ситуации он не остановится ни перед чем. - Варежкин посмотрел, какое впечатление произвели его слова, потом вернулся к остальным, подошел к своему агенту. - Ну, Сергей, в добрый час. Помни, какими приемами он владеет, но это может оказаться не весь его арсенал.
       Сергей улыбнулся.
       - Не волнуйтесь, Ефим Петрович.
       Члены комиссии с сочувствием смешанным с уважением смотрели на молодого человека. Первый ушел в кабину для переброски полчаса назад, и у них не было времени рассмотреть его внимательно, а этот стоит с ними давно. Молодой человек был спокоен, хотя не мог не знать, что даже в случае успеха, вернуться назад не сможет. И ни волнения, ни тени страха... Загорелась розовая лампочка над белой дверью.
       - Пора, - сказал Павлов.
       Варежкин молча хлопнул парня по плечу. - Ни пуха. Сергей кивнул: - К черту, - и прошел в камеру. Дверь за ним закрылась.
      
       Франс смотрел на голого человека, лежащего перед ним в луже крови. Если бы не везенье, если бы приклад не угодил с первого же удара в глаз, неизвестно, кто был бы сейчас трупом. Наверняка этот парень профессионал. Быстро же его вычислили. Сколько людей они пошлют? Десять? Двадцать? Неужели он не успеет выполнить свою великую миссию? Неужели Франции так и суждено прозябать на вторых ролях!? Франс почувствовал, что им овладевает отчаяние. Сейчас здесь начнут прямо из воздуха появляться коротко стриженные парни без одежды, и тогда он погиб. В этот момент послышался гул голосов, топот копыт, и на дороге показались люди в синих мундирах...
       Сергей медленно приходил в себя. Жестокая штука эта переброска, словно под танком побывал. Тренированное тело постепенно восстанавливало свои функции, вскоре Сергей смог перевернуться на живот и осмотреться. Он на какой-то поляне, поляна лежит на возвышенности. Внизу кусты, дальше дорога, на дороге столпились солдаты. Нужно подползти ближе, рассмотреть, кто это.
       Франс стоял перед худым, человеком на серой лошади и третий раз повторял свою историю.
       - Я отстал от своих, час назад я набрел на умирающего человека. Он ехал к вам, маршал. Его послал император с приказом немедленно следовать к остальным войскам.
       - Зачем? - резко спросил Груши.
       Потому что Блюхер обманул вас, чуть не сказал Франс, но сообразил, что простой солдат не должен знать всех этих тонкостей и просто пожал плечами.
       - При офицере не было пакета? - по-прежнему строго спросил Груши.
       - Нет.
       Это было естественно, офицер должен был в случае ранения уничтожить пакет, но этот солдат вызывал у маршала сильные подозрения. Своим странным акцентом, необычной в некоторых оборотах речью, но в тоже время Груши чувствовал, что перед ним француз, а не переодетый англичанин.
       - Офицер не назвал себя? - продолжал спрашивать маршал, буравя солдата глазами.
       - Он умирал.
       - Что за пятно на мундире? Ты ранен?
       - Это его кровь.
       - Твой полк, твой командир?
       Франс смешался. От волнения имена, которые он заучивал перед операцией, выскочили из памяти.
       - Сержант Дюпре, - назвал он имя злого сержанта Нея.
       Окружающие маршала засмеялись. - Понабирали деревенщину! Хорош солдат!
       - Ты знаешь имя своего командира? - повторил маршал.
       Франс напряг память. Давай, вспоминай, ты же знаешь...
       - Господин Д'Эрлон.
       - Генерал Д'Эрлон, - фыркнул маршал. - Хоть это ты помнишь.
       Франс чувствовал, что ему не верят, как тогда Ней. Правильно, дурак, на что ты надеялся? Ты здесь чужой, и люди это чувствуют. Что же делать?
       В кустах Сергей нашел тело Антона, не повело, бедняге. Но предаваться сочувствию не было времени, Франс Лай, его цель, стоял на дороге в каких-то десяти шагах в окружении французских солдат. Близок локоток, да не укусишь. Сергей медленно потянул руку к ружью. Хорошо что он успел пройти краткий инструктаж старинного оружия. Сейчас это ружье сослужит ему службу.
       Выстрел из кустов нарушил безмятежную обстановку, которую создал этот странный солдат. Опытные военные отреагировали быстро: десятки ружей выстрелили в ответ, а несколько улан подъехали ближе и осмотрели труп. Убит! Он совсем голый! Их было двое! Наверное стрелял в маршала! послышались крики. На дорогу оседал странный солдат, на спине у него расплывалось алое пятно. Его подхватили, уложили на телегу.
       Франс силился поднять голову. Вот и все, они все-таки тебя достали. Нет, не все, теперь конец недоверию, перед смертью тебе поверят. Он лихорадочно переводил взгляд с одного лица на другое. Зрение начинало отказывать, кружились разноцветные пятна, черты расплывались. Наконец он нашел маршала и, собрав последние силы, прохрипел:
       - Спешите, император и Франция ждут вас...
       Груши смотрел на строгое восковое лицо умершего. Мертвый солдат исполнил свой долг, а он исполнит свой. Подняв руку над головой, маршал громко сказал: - К Мон-Сен-Жан!
      
       Павлов, не мигая, смотрел на экран. Остальные ждали, что скажет ученый. Он был единственным из собравшихся, кто мог объяснить происходящие в прошлом события по движению цветных линий.
       - Наш первый боец приближается к Лаю, - тихо сказал Павлов. Все затаили дыхание. - Они встретились... Наш посланец мертв.
       - А Лай? - отрывисто спросил Варежкин.
       - Он жив и, кажется, не пострадал, - сквозь зубы сказал Павлов, буравя экран глазами. - Его линия приближается к линии корпуса Груши.
       - Сергей?
       - Его линии пока не видно... ага, вот она, зеленая. Пока стоит на месте, он приходит в себя, приближается к линии Лая, черт!..
       - Что там? - негромко спросил Варежкин. - Да не молчите же!
       - Линии Лая и Груши сближаются... пересеклись, - не обращая внимания на вспышку начальника, сказал Павлов. - Линия Сергея тоже подходит, но вряд ли он сможет повлиять на события.
       - Почему? - спросил Осадчий.
       - Груши не ходит в одиночку, сейчас между ним, Лаем и Сергеем стена вооруженных солдат... Линия корпуса Груши на развилке... Сергей вмешался в события! Линия Лая гаснет, Сергей... погиб.
       - Корпус Груши? - быстро спросил Варежкин.
       - Пока стоит, - сквозь зубы сказал Павлов, буравя экран глазами. - Двинулся... он двинулся в другое историческое русло, - обреченно сказал ученый, садясь на стул.
       - Лай? - спросил кто-то.
       - Лай мертв, но свою миссию он выполнил.
       - Сколько у нас времени? - подошел к нему Варежкин. - Мы можем послать...
       - Нет, покачал головой Павлов. - Уже при запуске Сергея машина бросила его менее точно, чем предыдущего посланца. Следующая ошибка будет такой большой, что объект высадится в сотне километрах от намеченного места. Успокойтесь и давайте наблюдать. Семен, - попросил он, - дай нам битву при Ватерлоо.
       - Только французов и англичан? - спросил из-за стены Семен.
       - Включи еще Блюхера.
      
       Император медленно смотрел на стену в темных мундирах. Она подходила к французской армии с тыла. Несколько часов назад он послал навстречу ей часть кавалерии, но прусаков это надолго не задержит. Груши, где Груши? сам себе задавал вопрос Наполеон и сам же себя успокаивал: маршал и его корпус где-то рядом, преследуют Блюхера. А если нет? спросил внутренний голос. Если нет, то нужно разбить Веллингтона до прихода Блюхера, ответил император.
       Для того чтобы выиграть эту битву, он сделал все. Было нащупано слабое место в английской позиции - правый фланг и центр, сопротивление на этом участке почти сломлено, а сейчас туда наступала гвардия. Все что было нужно Наполеону, это два-три часа времени, но Блюхер, конечно поспеет раньше. Груши, почему нет Груши?..
      
       Они успели поужинать, и сейчас, наблюдали за событиями с дивана, принесенного из зала. Все уже ориентировались в хитросплетениях исторических линий и вполголоса обсуждали ход битвы.
       - Англичане сейчас не выдержат, - сказал Евтушенко.
       - Но Блюхер уже подошел вплотную к французским войскам, - возразил Польшаков. - Груши же немного отстал.
       - Это неважно, - вздохнул Осадчий, - французы не сразу побежали. - Кроме того, видите, как ускоряется корпус Груши? Вперед пошла кавалерия.
      
       К ночи все было кончено. Английская армия была разбита и отступила, вместе с ней бежали и прусские войска. Французы отдыхали после тяжелого сражения. Израненные, изнуренные солдаты брели вдоль дороги, приветствуя радостными криками одинокую фигуру, темным пятном выделяющуюся на фоне яркого костра. Солдаты приветствовали своего императора.
      
       Прошло уже около часа после того, как стало ясно, что битву при Ватерлоо выиграл Наполеон. Теперь, когда операция была закончена, наступило чувство расслабленности. Члены комиссии сидели и вполголоса трепались.
       - Веллингтон разбит, разбиты и мы, - грустно сказал Осадчий.
       - Да, провел нас мальчишка, - согласился Варежкин.
       - А я был уверен, что ничего у него не получится, - признался Евтушенко. - Думал, что мы его обложим со всех сторон.
       - Жизнь - это не фильм, молодой человек, - наставительно сказал Осадчий. - Мы все сделали верно, но нам не повезло.
       - Это точно, - согласился Польшаков. - Удача самый важный ингредиент успеха. Она даже важнее ума.
       - Что же теперь? - спросил Евтушенко. - Сейчас мы начнем верить, что Наполеон величайший гений всех времен и народов?
       - Кстати, - щелкнул пальцами Варежкин, - лично я не замечаю, что мое мировоззрение изменилось.
       Остальные переглянулись между собой. Они с удивлением отмечали отсутствие каких-либо изменений в своих чувствах.
       - Возможно для этого нужно время, - неуверенно сказал Осадчий.
       - Нет, нет, это должно произойти практически сразу, - возразил Павлов и внезапно кинулся к столику в углу, на котором стоял компьютер, защелкал клавишами. Новости, Франция... Страна продолжает оставаться на семьдесят восьмом месте...
       - Фух, - облегчено выдохнул Варежкин. - Кто-то что-то понимает?
       Внезапно Осадчий захохотал. Все с изумлением смотрели на профессора, а он заходился смехом, словно помешанный.
       - Что с вами? - спросил Варежкин, когда раскаты смеха стали тише.
       - Простите меня, - сипло сказал Осадчий, - ох-хо-хо. Это нервное. Мы - толпа безмозглых ослов! Ну с чего мы решили, что битва при Ватерлоо окончательно и бесповоротно именит карту Европы? Наполеон мог проиграть очередную битву через два дня и преспокойно отправиться на Святую Елену!
       - Верно, - задумчиво сказал Павлов, садясь на стол. - Союзные войска только начали развертывать свои силы, Наполеон был обречен... Оказывается течение Хроноса не так-то просто изменить.
       Зазвонил чей-то мобильный. Осадчий поднял трубку, но, видимо, он не смог разобрать того, что ему говорил собеседник, потому что морщился и наконец включил динамик. Тотчас же кабинет наполнился звуками громкого восторженного голоса.
       - Ты представляешь, это же уму непостижимо! - кричала трубка. - Наполеон выиграл битву при Ватерлоо, но англичане и прочие фальсифицировали результаты сражения! Я еду в Париж на международную конференцию, там нам дадут ознакомиться с секретными архивами! Марк, ты можешь себе представить! Это сенсация!..
       - Да, я представляю, - бесцветным голосом сказал Осадчий. - Желаю успеха.
       Запиликал мобильный Польшакова. Следователь виновато посмотрел на Варежкина:
       - Третий звонок за сегодня.
       - Конечно, - кивнул Варежкин, - наша миссия фактически окончена.
       Польшаков отошел в угол и поднес к уху телефон. Через несколько секунд он опустил руку с телефоном и вернулся к остальным. Все сразу заметили, что постоянно невозмутимое лицо следователя тронула гримаса боли.
       - Что-то случилось? - испуганно спросил Осадчий. - Простите за бестактность, но за день мы так сблизились...
       - Племянница, - устало сказал Польшаков. - Сердечный приступ, умерла, не дождавшись скорой.
       - Какой ужас, - тихо сказал Павлов. - Она болела?
       - Никогда. Ей было всего двадцать лет, спортсменка-биатлонистка.
      
       Прошло три дня. Рано утром в кабинет к Павлову вошел Варежкин.
       - Доброе утро, Валерий Андреевич.
       - Доброе, Ефим Петрович. Если он для нас доброе.
       - Да, решение правительства, наверняка, вас огорчит. Решено закрыть ваш проект и заморозить все исследования.
       Павлов устало потер лоб.
       - Сейчас, когда перед нами открылись такие перспективы, когда мы узнали, что течение Хроноса тяжело изменить...
       - Общего события, но не частного, - тихо возразил Варежкин. - Валерий Андреевич, мы насчитали около ста тысяч внешне здоровых людей, скоропостижно скончавшихся в тот день. Диагнозы разные, но есть предположение, что это потомки тех, кто выпал из нового исторического русла.
       - Ох, - вздохнул Павлов, - понимаю. Но все равно не могу смириться. Поставьте надежную охрану, оцепите нас тройным кольцом...
       Под пристальным взглядом первого заместителя начальника Службы Безопасности, он смешался и замолчал. Варежкин сделал паузу и медленно заговорил, отчеканивая каждое слово:
       - Валерий Андреевич, вы же понимаете, что любые меры безопасности не гарантируют стопроцентной безопасности в случае очередной попытки изменить течение времени. Мы не можем рисковать, просто не имеем права.

  • Комментарии: 1, последний от 05/11/2013.
  • © Copyright Футацу
  • Обновлено: 03/11/2013. 90k. Статистика.
  • Повесть: Детектив, Фантастика
  •  Ваша оценка:

    Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список