Аннотация: Фантастическо-ироничный памфлет с перемещением душ, отголосками войны и временными парадоксами
Временные петли на "Трёх Вокзалах"
Странное однажды случилось. Ещё бы вспомнить, - было ли вообще. Февраль 1995-го. Мерзко и слякотно той зимой казалось, и не только в погодах. Первая Чеченская - гаже войны и не упомнить. Как раз о ней болтали мы в подземелье багажного отделения на Ярославском вокзале. Мы, - это я, новоиспечённый представитель высшего офицерства, брат моего друга и друг брата моего друга. Заковыристо, но таков был расклад в тесной душной каморке, уставленной рядами стеллажей с чемоданами, баулами и клетчатыми сумками из полипропилена. И как же меня, не последнего участника подготовки Первой Чеченской занесло в подвалы Трёх Вокзалов.
Чуть ли не полтора года готовили мы войну с абреками. В штабе я тогда околачивался. Насмотрелся - не всякому историку такое в бреду привидится. Интриги, водка, бабы и бани - вот основной перечень нехитрого инвентаря наших стратегов тех смутных лет. Я, помнится, втихую дневник вёл и даже повесть вчерне сшивать взялся, да бросил вовремя, один чёрт - никто не поверит. А время было лихое! Лубянка дымилась от усердий околоштабной черни, да и я... дымком подванивал. Каждый день по полтора кило сводок и оперативок передо мной на стол ложилось. Тогда я и научился читать по диагонали. Это вроде как "Войну и мир" за пару часов одолеть. А ещё через день мотался в Администрацию Президента, через два - в МВД на Октябрьской. Да и на Лубянке покоя мне не было.
С утра до работы - "саке" с начальником, потом долгий перерыв на сизифов труд, а вечером с ним же - шампанское под рыбные консервы. И всё это в удушающем сигаретном дыму. Спина сколиозом пошла от каторжного сидения над тысячами страниц оперативных документов. И, наконец, из неудобий - ночёвки в кабинете на стульях вряд, когда метро закрыто, служебные машины в разъезде, а сил на пеший бросок домой уже не хватает.
Совсем невмоготу стало, когда Грозный принялись бомбить. Информатор из-под Дудаева все провода пообрывал, корректируя огонь и штурмовые удары по междугородному телефону. Тут я и сломался. Сон вышибло вместе с мозгами и неизвестные голоса в голове поселились. Журчат о чём-то о своём, как бы диалоги выстраивают. Прислушаешься - вроде как понимаешь о чём, а голову в сторону повёл - как и не было их вовсе. Кстати, водка пошла веселее, точно вода из-под крана. Трижды подшофе нарвался на командирский гнев. От безысходности штабного бреда даже рапорта об увольнении писал. Всякое было...
Пришёл я как-то в кабинет после очередного разноса, глаз дёргается, в руках тремор, хоть бечёвкой подвязывай, курить боязно, - а ну дыхание вспыхнет. Навис тогда надо мною друг и товарищ Вовка Сорокин, полковник и матёрый опер. "Плюнь, - говорит, - Гера, на всё. Реабилитация тебе нужна, отдых полноценный. Может, - в Одинцово, в "Солнечную Поляну" на пяток дней? Хотя вряд ли... Зашёлся ты не по детски. Гляди, как рожу перекосило... Ты в зеркало давно смотрелся? Такой как сейчас, ты бы у Фрейда в любимчиках ходил. Пойдём со мной на Три Вокзала, там мой брат в багажном работает. Да и с друзьями у него всё в порядке. Каждый - куда душевней нас, работой калеченных".
- Лечился я уже на вокзалах, когда наших танкистов в шаурму закатали, - грустно ответил я. - Помнишь, придурков с нашего отдела, тех что офицеров в Кантемировской на штурм Грозного вербовали. Как их трупы по телевизору увидел, так - на вокзал! С бомжами задружил... малость с души спало. Ты прикинь, Леонидыч, в забегаловке левее Ленинградского познакомился с мужем племянницы Шукшина... Деликатный такой, - одеколон пил.
- Известное дело, на вокзалах, в харчевнях да туалетах при них, вся ломаная временем русская интеллигенция сбивается, творческим потенциалом запитывается. Но я о другом... Брат мой младший грузчиком на Ярославке подрабатывает. Философ из МГУ, а с ним лётчик-отставник в напарниках. Оба тюки ворочают... Ты же, Гера, вообще сейчас никакой. У тебя весь мозг тупыми диспозициями да сводками забита. Брось, пустое оно, очисти голову от текучки. И, кстати, не читай умных книжек. Много думаешь, потому, как я понимаю, и опер ты некудышный. Ладно, будет уже трепаться, пойдём к мужикам на физиотерапию!
"Врачи-физиотерапевты" приняли пациента настороженно. Одна большая звезда незваного гостя давила на мозг просвещённых грузчиков хуже чем чирьи на шее. Но после первого стакана дешёвого вина обстановка разрядилась, а когда сановный посетитель собственноручно отнёс кованый сундук на багажную полку, и вручил багажную бирку дородному узбеку с широченным лицом, процесс психотерапии завертелся.
В тот удивительный день, отмеченный разве что исходом Дудаева из Грозного, всё было как обычно. Философ Серёга и бывший зам. комэска Генка Завьялов, словно "Двое из ларца" - герои мультфильма "Вовка в тридевятом царстве" - кидали на полки багаж транзитных пассажиров. Сергей Сорокин был жилист и подвижен. Картавил неимоверно: "Би́очку не забудьте, любезнейший..., и с вас тѓи чеѓвонца..., да, и чем учку погѓеете? Сохранность, сами понимаете, да и полочка элитная для вашего нессесера...".
Завьялов был тучен, как всякий авиатор, распрощавшийся с небом. Обходительностью он не блистал, поэтому рвал душу пассажирам жёсткими фразами: "Цена двойная... а ты как хотел... слона найми или кран вызывай раз сам поднять не можешь!" Я в это время тыкал тряпицей, смазанной зелёнкой, в своё разодранное об угол стеллажа плечо. "Герман, мать твою! - орал правдоруб Завьялов, - кончай косить под Айболита, обед скоро, а ты нам очередь создаёшь. Прими у дамы, что грудью прилавок полирует, её чёртов рундук! И где она только эту рухлядь нарыла!"
На стене зашумел механизм старинных часов, некогда висевших в красном уголке колхоза-миллионера. Гиря с цепочкой подалась вниз, слепоглухонемая кукушка выпала из гнезд и в предсмертных конвульсиях повисла на пружине. "Всё, обед, граждане! - голосом ведущего инаугурации президента, объявил тучный лётчик. - Я тебе что, очкарик, сказал! - заорал на очередного клиента бывший пилот, - стёкла протри! Видишь, с часу до двух - обед... Ночь, говоришь, - тем более. А вы, дамочка, оставьте в покое мозоль в моей душе, мне и дома есть кому её теребить..."
За трапезой сидели молча. Пили сухое вино, разбавленное Боржоми, ели нехитрую снедь. Умиротворяюще тикал колхозный хронометр с уснувшей в гнезде кукушкой. В телевизоре на кронштейне Борис Ельцин беззвучно жевал речь, назидательно поднимая брови и величественно замирая в одних, одному ему известных смысловых акцентах. Грузчики ещё потели, но уже остывали и вскоре философ сменил футболку на свежую, после чего глубокомысленно заметил: "От этого мерзавца, - и он указал на замершую фигуру в телевизоре, - нас спасёт разве что божественное вмешательство!" Сергей Сорокин, ища поддержки, обвёл взглядом обитателей подземного хранилища. Герман, которому жутко нравились его новые друзья, подобострастно поддакнул, предположив, что избавителем будет новый Мессия, после чего тема общения переместилась в область гендерно-половых историй, которыми так изобиловала жизнь его новых знакомых.
В это время в закрытое приёмное окошко постучали. "Обед!" - заорал лётчик, меняя мокрые от пота клетчатые трусы на свежие в горошек. Стук повторился. Грузчики раздражённо переглянулись. Постучались и в третий раз... "Клять их всех! Эй ты, новичок - это он мне, - пойди к окошку и скажи тупому клиенту что простой народ о нём думает. Учись вырабатывать командный голос!"
Тупым клиентом оказался худой долговязый подросток в очках, опиравшийся на виолончель в кожаном футляре. "Мальчик, ты по-русски читать умеешь?" - вежливо начал я. "Гони его в шею!" - зарычал тучный Завьялов, угрожающе выглядывая красной рожей из-за стеллажа. Окинув взглядом посетителя, лётчик добавил: "Ты погляди - вылитый Растропович! - И обращаясь к виолончелисту, - а ну, очкарик, вали отсюда, пока коммуняк из соседнего отделения не кликнул. Они-то тебе мигом контрабас на голову наденут и за поруганного Дзержинского, и за просраный девяносто третий!" Мальчик заплакал. Я стушевался, лётчик крякнул. Сергей смягчился и понёс подростку надкусанную конфету "Цитрон". На меня нахлынул приступ гуманизма и я через проём багажного отделения потрепал отрока за его пшеничную шевелюру. Очкарик затих. Вдруг он пошёл крупной дрожью и, срываясь с тенора на баритон, выпалил: "Гера, как долго я тебя искал!" Я в ужасе отшатнулся. Подельники замерли, а отрок, каким-то неестественным для подростка голосом продолжил:
- Хотел подойти, когда ты мочился на колёса маневрового электровоза, но ты испарился, будто и не было.
- Так это, того... - я в замешательстве начал оправдываться, - увидел обходчика... ну сам понимаешь...
- А второй раз приметил, когда ты у бабули "тормозок" покупал.
- Да, - подтвердил опешивший золотопогонник, - котлетки с картошкой и укропом. Сейчас только доел.
- Ты главное, не пугайся, - продолжал наводить чары загадочный виолончелист. - У тебя дома на кухне что?
- Что? - эхом повторил зачарованный Герман, но спохватившись, добавил, - и причём тут моя кухня?
- На стене твоей кухни висят бирюзовые настенные часы с надписью "За службу Родине!" А стены зелёные, верно?
- Да!
- И мебель кухонная у тебя, как у клоуна, в синих и жёлтых тонах.
Сзади наливались гневом философ и лётчик. Первым ожил Сергей.
- Он твою квартиру огѓабил! - сделал обоснованное предложение жилистый напарник. - Огѓабил и припёѓся за выкупом.
- Дай я его его же контрабасом огрею! - выдвинулся вперёд отставной лётчик.
Мальчик вдруг заплакал. "Дяденьки, где я и кто вы такие?" Мальчик плакал искренне, размазывая посиневшими кулачками слёзы по щекам. Воинственность грузчиков сменилось полным недоумением. Вдруг отрока вновь передёрнуло, веки его на секунду опали, но тут же открылись, явив колючий взгляд взрослого человека. "Бл@дь! - грязно выругался виолончелист. - Немец клятый! И техника у него глючная! Налакался шнапса, немчура поганая, и теперь валяется в прихожей, а меня тут колбасит по Вселенной!"
Я всё более стекленел. Чтобы не поддаться охватывающему меня ужасу, я задал самый нелепый за трудовую ночь вопрос: "А как звать-то твоего немца?" "Трахтенгольд, Боря Трахтенгольд", - живо ответил отрок и снова сделал плаксивое лицо. Завьялов не выдержал. Резво дёрнувшись вперёд, он схватил подростка за ворот и, легко подняв, втащил в багажное отделение. С противоположной стороны с поминальным аккордом обрушилась виолончель. Легко перемахнув стойку, философ Сергей поднял инструмент и также артистично впорхнул обратно, не забыв запереть окошко.
Отрок внимательно оглядывал кладовую, потом, вперив глаза в ошалевших от происходящего железнодорожных грузчиков, повелительно сказал: "Всем садиться!" Грузчики повиновались. "Если снова увидите мальчика - дайте ему газировку, а если буду я - молчите и слушайте!" "Да как тебя звать, бесноватого?" - не выдержал Гена Завьялов. "Владом!" - ответил гость и, подвинув стул сел перед замершими мужиками.
Театральной паузы не было. Как только скрипнул стул последнего грузчика, совместившего свой зад с казённым табуретом, щуплый подросток ударился в объяснения: "Я к вам не надолго, мне ещё в доме прибраться надо: чёртов немчура всю кухню обрыгал... Не перебивайте, а то запутаюсь... Не перебивай! Я тебе, жирдяй, говорю... Установка у него ещё не отлаженная, периодически из режима выходит и затягивает мою ментальность назад в четырнадцатый год".
- Куда-куда!? - вырвался унисон голосов обычно степенных мужей.
- Сказал же - в четырнадцатый!
- До Первой Мировой или после?
- Мужики, вы что, совсем спятили?! Я же русским языком сказал: меня к вам из две тысячи четырнадцатого затянуло.
- До или после рождества Христова? - съехидничал философ Сергей.
Недетские глаза Отрока колюче впились в переносицу кандидата философских наук. Я легонько ткнул Сергея в бок, и обращаясь к диковинному гостю, добавил - "Продолжай, мальчик".
- Борька приехал из Германии на ежегодную конференцию "Тонкие поля и информационные взаимодействия". После доклада мы пошли ко мне, чтобы отметить его доклад и успешную демонстрацию прорывного опыта...
- Какого прорывного? - не выдержал я.
- Информационно-каталептического, с использованием генератора спиноинвертных волн. Впервые испытывали на сознании человека.
- И что? Каковы результаты?
- Ошеломительные! Известный учёный, доктор наук, лауреат...
- Не увлекайся, дальше излагай!
- Короче, руководитель конференции при наложении на него генератора вначале рухнул головой о стол, потом срикошетил на паркет...
- И?..
- Вырубился!
- Я так и знал! - довольный собственной научной прозорливостью, воскликнул тучный Завьялов, которому это "кино" начинало нравиться.
- Не в этом суть! - взвился малолетний Влад, - когда профессора приводили в чувства, он вдруг начал говорить на древнееврейском, хотя уже который год числился в русских националистах.
- А кто переводил с этого самого древнееврейского? - обуреваемый сомнениями, полюбопытствовал философ Сорокин.
- Да у нас половина российских учёных ивритом владеет! На худой конец - идишем... Вот мы после возвращения и решили повторить опыт, усложнив условия его проведения...
- Чем осложнив?
- Алкоголем!
- Я так и знал! - повторил припев прозорливый толстяк. - Вот когда я был в гостях у тёщи, и создал аналогичные условия, так не поверите каким был результат!..
- Заткнись, Генка! - перебил его философ, - Дай пришельцу выговориться, а то видишь, опять бельмы закатывает. Ты его поддерживай, не ровён час, как тот профессор башкой об стол стукнется!
- К слову сказать о Трахтенгольде, - ни мало не смутившись, - продолжил Влад. - Слаб оказался. Привёз с Неметчины ихнего шнапса, а я встречно - три литра отечественного пива. Опыт начали после ста пятидесяти...
- Чего "стапятидесяти"?
- Ста пятидесяти граммов.
- Водки или пива?
- Какой же русский пиво граммами мерит! Так я продолжу... Включили мы генератор, выбрали подходящий угол...
- А угол зачем?
- По углам происходит искривление информационного пространства и когда участники мультиверса соприкасаются с нашей вселенной...
- Это что ещё за участники такие?
- Другие вселенные. Прочти в Интернете про мультиверс, хотя, о чём это я... У вас Интернет ещё стадию зародыша не прошёл. Тогда по-другому, чтоб всем было понятно, когда физики только начали отрабатывать слабые и сильные антропные принципы в ядерных структурах...
- Послушай, Влад, ты не умничай, - прервал его лётчик Завьялов, - По русски можешь? А то я тебе тангажом так по твоей полусфере тресну!
- Бестолочи вы тут все! Сил никаких нет, - отчаявшись объяснить очевидное, среагировал учёный виолончелист. - Сказки-то хотя бы помните? Откуда лешие и домовые в этот мире появляются? Вот именно, - из углов, там где максимальное искривление информационного поля. Исходя из этого простейшего принципа, Трахтенгольд приложил меня башкой к плинтусу, навёл генератор, дождался, когда детектор мультиверса покажет соприкосновение ближайшей вселенной с нашей...
- Всё верно излагает! - вдруг воскликнул философ. - Моя бабушка, когда я был маленький, всякий раз мою кровать от угла убирала. Видела она их, демонов этих!
Настал мой черёд. В то время я дружил с одним даровитым врачом, Пилюлькиным, - как я его в шутку называл. Врач на все руки! Кандидатскую написал, докторскую уже третий год мусолил. Его и в Париж и в Дубаи читать лекции по кардиологии посылали. Все медсёстры по нём сохли, но мало кто знал, что он ещё магию практиковал. То что сановных пациентов гомеопатической крупкой травил, - так то семечки. В свободное от работы и баб время он по просьбам клиентов изгонял из квартир всякую нечисть. Конопатил мёдом на ладане угловые порталы, дымами и иголками в косяках изводил мелких бесов, связками чеснока закрывал ментальные сквозняки. Полтергейст на счёт раз ликвидировал. Вот всё это я и начал взахлёб излагать.
- ...и этот самый Пилюлькин, - взволнованно говорил я, - о том же мне говорил. Дескать, иной раз и час, и два ждёшь этих бесов, сидишь как кот в засаде. А их нет - как нет! Зато в урочный час - валом валят будто из сливного бачка. Так ты говоришь, дома у меня бывал? - не удержался я от личного вопроса Владу. - Ну и как там? Супруга хоть на стол накрыла?
- Нет у тебя никакой супруги, - несколько удивлённо ответил Влад. - Ты сам по кухне хлопотал. Сказал ещё, что последняя жена, с которой ты по Интернету познакомился, ушла от тебя к электрику.
- К электрику?.. Повтори! К какому такому электрику? Какой Интернет? У меня жена к компьютеру подходить боится. Мы с ней в любви кувыркались, когда ты ещё в диких спермиях обитал! Постой-постой... выходит, ты всё это время нам мозги выворачивал? Врал, школота!
Обратившись глазами за поддержкой к друзьям, я вновь перевёл пылающий взор на возмутителя Вселенной. "Отвечай, сволочь!!!"
- Что отвечать, дяденька? - заныл посланец из будущего. - Я в милиции?
- В КГБ! Подвалах лубянки, мразь!
- Тише ты, тише! - остудил мой гнев Завьялов.
В сознании неожиданно вспыхнули непрошенные аллюзии: все лётчики - мистики, добряки и охочи до трёпа про летающие тарелки. А в это время "Засланец" пустил очередную слезу. "Могу я маме позвонить?" "Звони! - резко ответил я, и обращаясь к Сергею Сорокину, жёстко скомандовал, - живо неси телефон!" Потом, спохватившись, вынул из поясного чехла увесистый гробик служебной "Мотороллы" и вручил его подростку. "Звони!" "О! Сотовый! - сквозь слёзы восхищённо воскликнул мальчик... Мама, мама, это я, Владик, я в КГБ!.." Я выхватил из его рук трубку и вежливо повёл разговор с мамой молодого афериста: "Владислав ваш сын?.. Потеряли?.. Не плачьте, он в надёжных руках... Да какой там КГБ, - в отделении транспортной милиции на Трёх Вокзалах... Что делает? Плачет!.. Почему задержали? Распивал спиртные напитки в вагоне и писал в тамбуре... Что значит, не может быть... Выезжать не надо. Мы составим протокол, допросим, а утром отпустим..."
- Кому ты звонишь? - в очередной раз прошёлся телесной волной писающий мальчик.
- Твоей маме!
- Гера, ты совсем сдурел. У мамы больное сердце. Что ты ей успел наговорить?
Растерянный Герман молчал, тупо упёршись взглядом в ментального путешественника. Придя в себя, он машинально протянул подростку очередную конфету.
- Гера, Гера, я же говорил - не пичкайте меня конфетами. В детстве я любил газировку. А теперь к делу. Скоро я вновь обращусь и вернусь в свой четырнадцатый. Трахтенгольд уже проснулся, пошёл умываться. Обещал перенастроить своё устройство и вернуть меня на место.
Ошалевшие грузчики смотрели на спектакль в полном остекленении.
- Герман Николаевич, - очнулся философ Сорокин, - а он и впрямь из будущего!
- Я вам уже полчаса об этом толкую! - радостно среагировал ментальный клон человека из другой вселенной.
- А к чему пургу нёс про мою жену?
- Из Кишинёва?
- Нет, она из Бердичева.
- Я тебе говорю, ты свою жену вывез из Кишинёва, а её у тебя увёл электрик.
- Бл@дь! - Не выдержал я. - Мне надо слетать с тобой в будущее и набить жене морду. Знать бы какой!.. Твоё ментальное поле далеко распространяется?
- Не проверял ещё, но, судя по градиенту температуры, возникающему во время разрыва пространства, - сантиметров двадцать-тридцать.
- На двоих хватит! Летим вдвоём!
- Это как?
- Я тебя обхвачу, и когда ты снова обратишься, перенесёшь в своё будущее. Там приведёшь в чувство своего немца и дашь мне полчаса, пока я разберусь с жёнами.
- Идёт!
Я крепко обхватил Влада и мы застыли в ожидании обращения.
- Вы бы подвинулись, любовнички, - заметил встающий Генка Завьялов, - заведение пора уже открывать, а вы тут стоите в затяжном коитусе на проходе.
Действительно, в окно уже громко стучали. "Открывайте! - шумели снаружи, - открывайте, пока на вас жалобу не написали!" Философ Сорокин нехотя поднялся и, обходя с заносом застывшую парочку, недовольно крикнул: "Иду уже! Не та?абаньте в окно, а то азабьёте!"
Транзитным пассажирам из внезапно распахнувшегося окна предстала престранная картина...
Дородная хохлушка, ледоколом пробившаяся первой к приёмному отсеку, сорвала с плеча бесформенную торбу и шлёпнула её на обитый жестью подоконник. "Будь ласка, прими, касатик!" Картавый "Касатик" было потянулся к незалэжным сокровищам, но был остановлен воплем её обладательницы "А то що за хлопци?"
- Тебе какое дело, старая?
- Тпрууу, бисов сын! Клешни-то с багажу вбэры! Вин ще га́вкает! Я те покажу старую! Лучше кажы, шо воны там роблють?
- Энурез мальчику лечат. Сама посмотри: человек своего племянника экстрасенсорикой накачивает. Ауру правит!
- А ну вертай куль взад! Жопники клятие! Шоб вам те ауры пообрезали! Не стыда, ни совести у москалив! Надо же, на́людях труться друг об дружку, як скаженние! То же мне, сенсоры блакытные! Где тут у вас ещё багаж примають? Тьфу на вас! Гиляку на кажного! Чтоб вам пусто было!
Толпа заволновалась. Большинству пассажиров было глубоко толерантно до происходящего. В багажном отделении не до гендерной эстетики. Процесс пошёл. Замелькали чемоданы, мешки, застучали о жесть багажные бирки. В проёме окна появилось широкоскулое лицо моего друга и брата Философа полковника Сорокина. "Пропустите, милиция!" - потребовал он прохода у пассажиров, занося ногу на подоконник и тряся над головой документом ментовского прикрытия. Именно в это время и началось "обращение".
Обнимая посланца из будущего, я уже чувствовал дыхание неведомого. Оно обдавало холодом, который исходил от щуплого создания, всецело занятого внутренними наблюдениями за прохождением незапланированного эксперимента. Влад, блаженно расслабившись, стоял с закрытыми глазами, обняв меня ниже талии, а я, опираясь на его худенькие плечи, таращился в угол, прислушиваясь к собственным глубинным метаморфозам. Несомненно, во мне что-то происходило. Вот заурчало внизу живота, а вслед - тренькнуло под грудиной. "Начинается!" - удовлетворённо подумал я, намереваясь, как и Влад, зажмурить глаза, но не тут-то было.
Мой взгляд уловил нечто, выплывающее из потёмок между глухой стеной и стеллажом. Нечто, окутанное тусклым сиянием, заметно мерцало. Я тотчас покрылся мурашками "А где у твари глаза?" Но глаза появились, будто всегда были на месте, причём не просто глаза, а глаза художника Диего Риверы с опавшими нижними веками, обрамляющими кровавой каймой выпадающие бельмы с чёрными зрачками. "Жуть какая! Неужели загробный мир реален? Но где же его нос?" И нос появился на личине неведомой твари и опять же возникло ощущение, что и нос этот покоился на рыле этого Левиафана с момента окончания торжеств по случаю открытия врат Ада. Так, добавляя недостающие детали приближающейся сущности, я силою мысли соорудил некое подобие монстра из комиксов, целостному восприятию которого мешала разве что кокетливо воткнутая в его правый глаз брошь со сколотым в углу фальшивым бриллиантом. Нечто пустило слюну, открыв давно не чищенную пасть с шариком от пинг-понга в её глубине. Я засучил от страха ногами, "Скорей бы!"
- Не дрыгайся! - прервал моё болезненное творчество пребывающий в объятиях контактёр.
- А ты обернись налево, - прошептал я. - Влад нехотя повиновался.
- Что тут особенного? При открытом портале и не такие сиськи увидишь!
- Какие сиськи?! Там...
- Обыкновенные сиськи с ушами и крылышками. Мы этого добра насмотрелись пока с Трахтенгольдом генератор испытывал.
Я в ожидании неизбежной атаки монстра с сиськами (а они появились у чудовища за секунду до завершения диалога) крепко зажмурил глаза. Вспышка! "Вот оно, свершилось!" В паху дикой болью отозвалась нижняя чакра, разверзнутая до размеров кухонной воронки. Силы гравитации внезапно исчезли, явив ощущения полёта. Я падал в бездну. Падал державно, как сражённый стрелой русский воин у стен Царьграда. "Германа держите!" - раздался дикий крик, сменившийся не менее диким воплем, сопровождающимся отборным матом. Я открыл глаза. Вверху нестерпимо светила лампа, забранная противовандальной решёткой. Чудовищно болело в паху и затылке. Ниже, на уровне зрительного горизонта лежал в позе поверженного боксёра полковник Сорокин, по левую и правую руку от него кудахтали грузчики, заламывая как на похоронах мозолистые руки.
- Который теперь год? Четырнадцатый? - сознавая очевидное, но всё ещё надеясь на чудо, с трудом промолвил я.
- Да, бл@дь! Четырнадцатый! Война началась! - с жестоким сарказмом отозвался лётчик Завьялов. - Твой пришелец улетел, побежал в другую вселенную звать на помощь, но перед тем двумя пинками лишил вас надежды вновь стать отцами.
В очереди у окна образовалась брешь, оставленная сбежавшим подростком. На полу валялся раскрытый кофр музыкального инструмента, источавший унылый звук потревоженной виолончельной струны.
"Герман Николаевич, давай по-быстрому отсюда сваливать, пока этот оглашенный ментов не привёл, - сказал всё ещё скрюченный полковник Сорокин. - Брательник, - обращаясь к растерянному философу, - ты уж что-нибудь придумай, чтоб нас отмазать. Не хватает ещё, чтобы защитники Родины в автозак попали на следующий день после взятия Грозного. Да, кстати, что это за мелкая сволочь мне яичницу в штанах сотворила?
Участники эксперимента стояли в растерянности, не зная как объяснить ситуацию, чтобы не выглядеть полными идиотами. Их спасла толпа пассажиров. "Вы багаж будете принимать, или комедию ломать продолжите?! Что за безобразие! Грузчики малохольные! Правильный малец попался: двум по яйцам, остальных - в аут!"
Полковник Сорокин подхватил меня под руки и мы, кривясь от боли, уже подняли ноги, чтобы перемахнуть через проём багажного отделения, как в нём появилось счастливое лицо Влада.
- Что тут случилось? - весело спросил он, - И почему я оказался на улице?
- Я щас тебе всё расскажу что и почему! - взревел старший Сорокин, бросая на произвол раненого командира и закатывая рукава.
- Но-но, дядя, потише! Ты-то откуда здесь взялся? - и обращаясь, к недоуменным пассажирам, громко произнёс, - Граждане, багажное отделение закрывается по техническим причинам в виду прорыва канализации. Администрация вокзала приносит свои извинения и просит вас перейти к соседним пунктам приёма багажа, где вы и сможете исполнить свой гражданский долг!
Как ни странно, но речь щуплого подростка произвела на пассажиров магическое действие. Опасаясь худшего, они дружно покинули место соприкосновения вселенных. Окошко вновь закрылось. "Мужики! - обращаясь к своим коллегам-грузчикам, - воскликнул я. - Быстренько объясните Леонидычу сложившуюся диспозицию, а я пока побеседую с Владом. Времени мало. Нам ещё одного "обращения" только не хватало, чтобы снести к херам собачьим эту халабуду. За дело!"
Мы уединились с Владом под телевизором, в котором беззвучно транслировался финал спаривания какой-то нимфетки с чёрным атлетом.
- Рассказывай всё, - начал я. - Почему ты вышел на меня, на хрена ты взял с собою виолончель, и не забудь рассказать, что с нами всеми будет в четырнадцатом году? Короче, колись по полной.
- Гера, всё просто. В четырнадцатом году ты был моим другом.
- Буду другом, но об этом я ещё крепко подумаю.
- Ладно-ладно, слушай дальше. Я и не мог представить, что борькины шалости перебросят мою ментальность на Три Вокзала. Там-то тебя я и увидел, когда ты по малой нужде вышел на запасные пути. И вообще, не знали мы, куда по пьяной прихоти этого шального немца меня перебросит. Нынешний я, то есть тот, в кого я временно переселился, возвращался с репетиции. Мы подрабатывали в оркестровом сопровождении группы Гребенщикова. Я ещё играю на фоно́, гитаре и хочу собрать свою группу...
- Собирай, мне-то какое дело! Ты главное излагай, а то опять "обратишься". Надоело мне уже твои сопли вытирать.
- Не перебивай. Времени хватит. Трахтенгольд, когда очухался, подключил к генератору новый стабилизатор, сказал, дескать полчаса меня точно трясти не будет. Ну так вот, когда я очнулся на вокзале, то не знал что делать, хотел позвонить знакомому академику, предупредить, чтобы он не занимался этими дурацкими хрононами с Альбертом.
- Каким Альбертом? Эйнштейном?
- Тебе-то какая разница? Ты в девяносто пятом абсолютной тупицей был по части физики.
- Как-бы намекаешь?
- Констатирую!
- Повторяю, кто такой Альберт? - переходя на командный тембр, повторил я свой вопрос.
- Альберт Вейник!
- Не знаю такого!
- Господи! Ты тогда вообще ничего не знал, играл как придурок в свою войнушку, да нам, демократам, подлянки строил.
- Так ты либерал?
- Тем и горжусь!
- И как же я с такой мразью подружился?
- А куда бы ты делся, ведь ты стал помогать молодым учёным, а они на две трети демократы и либералы. Разлом тогда произошёл...
- Произойдёт, если я вас всех не накрою!
- Всех не перебьёшь! Они же дети. Они сейчас только в начальных классах учатся. Я же говорю, разлом случился. Ты же Тургенева "Отцы и дети" читал. А в России, да что там в России - во всём мире дети ополчились на отцов. Помнишь - книгопечатание. Дети стали книжки читать, а отцы как крестиками подписывались, так и продолжили. Когнитивный конфликт! Рунет у вас год или два назад появился. Кто всемирную сеть не освоит - того за борт истории! Молодые учёные с плешивыми академиками одного языка не находят. Наука - это буйство молодых интеллектуалов, а не богодельня для угасающих мозгов. В Украине вся молодёжь поднялась...
- "На" Украине, а не "в", умник!
- Это ваш имперский пережиток. В Украине! Вы, старые пердуны там войну развязали. Россия своими дикими ордами напала на молодую демократию!
- Влад, ты совсем спятил! Чтобы Россия напала на Украину!?
- Да, именно! Детей стала танками давить, дома как карточные домики посыпались...
- Что, в Киеве?
- Слава Богу, нет! Там наши ещё держатся. Теряют лучших, но родину не сдают. В мясо вгоняют агрессоров и их украинских прихвостней! Не успокоятся, пока пока всех не перебьют! Весь просвещённый мир на нашей стороне!
- Так что, и ты там воевал?
- Нет же, что я - чумной? Я с друзьями по переулкам вокруг Красной площади с маршами протеста ходил.
- Вас хоть разгоняли, когда вы круги в центре Москвы нарезали?
- Нет, не разгоняли. Да и нас-то за что разгонять?
- Постой-постой, значит, на Украине демократия, а в России сатрапия образовалась?
- Вот, Гера, как был ты фараоном, так им и остался. Если бы нам, физикам, ты в будущем не помогал, я бы тебе и руки не подал. А ещё ты своего цепного пса вырастил, все мозги мне запудрил своим наёмным убийцей!
- Это что ещё за убийца?
- Гиркин твой! Командующим армией ребелов был, пока его не пнули с Украины.
- Ребелов?.. - протянул я, не решаясь уточнить значение нового для меня термина.
Мне вдруг стало плохо. Только вчера приходил Игорь Гиркин с оперативными бумагами. Спокойным голосом докладывал о командировке в Чечню, украдкой напрашивался на вторую поездку на Кавказ. Мы даже с ним чарочку пригубили за будущую победу. Нравился он мне: такой собранный, добрый и безобидный. И что его только на эти войны тянуло? Сидел бы себе в Управлении, писал бы докладные. И грамотность и слог у него на зависть всем были. С таким помощником-писарчуком из любого провала в работе можно было феерическую викторию слепить. Не важен результат, важен отчёт! Слепленные Игорем отчёты могли бы украсить любой начальственный стол.
- Так что, говоришь, армию Гиркина разбили?
- Добивают "стрелковцев". Последних отстреливают.
- А "стрелковцы" - кто такие?
- Я же говорил - разбойники твоего Стрелкова!
- Гиркина знаю, Стрелкова - нет!
- Это его псевдоним, радиопозывной, так сказать.
- Слушай, Влад, я вашу либеральную религию, конечно, уважаю, но и своих подчинённых знаю. Хоть ты и учёный, но и мизинца моих оперов не стоишь. Без воинов все учёные передохли бы как мухи. Вы же сопливая научная плесень даже не представляете что к чему в этой жизни. Убери нас, воинов и фараонов, распусти части и соединения, закрой наши конторы да тюрьмы, вас бы на следующий день как кур вырезали и пришлыми танками раскатали! Умники! Дети непоротые! Вернусь на работу, напишу докладную, дескать так, мол и так, оперативная необходимость требует временного изъятия всех детей и организации массовой порки на Красной Площади без объяснения причин.
- Ладно, Гера, раздухарился ты в своём прошлом. Давай остынем, а то, не ровен час, невзлюбишь ты нарождающийся научный мир, козни нам строить будешь, а у нас с тобой ещё совместное научное творчество впереди. Ты посмотри, какой шикарный эксперимент мы с Борькой залудили. Завтра же тебе позвоню, пока Трахтенгольд в Кёльн не свалил, уложим тебя на угловом косяке...
- Пошли вы в жопу со своим косяком! Не вздумай мне на ночь глядя звонить! И вообще, лучше забудь меня там... Ну, в этом, твоём паршивом будущем.
- А это, Гера, ты зря... Ты ведь один из немногих мостиков, что отцов и детей соединяет. При всей твоей природной тупизне, ты хоть что-то соображаешь, а все твои ровесники, будто с ума посходили. Воруют напропалую, жрут от пуза, вечерами по бутикам ходят, тачки под старческие жопы приобретают, а по выходным вопят как оглашенные - назад в СССР! В прошлое не воротишься! Будущее форматирует и строит новое поколение. И строим мы, молодые, а не вы старики. Ты, ведь, ровесник Путина, не так ли?
- А это ещё что за чмо?
- В твоё время где-то по северной столице слоняется. И не чмо он. Есть у него то, что в нас с тобой родители вложить забыли.
- И что же?
- Преданность и верность! - Влад сделал глубокомысленную паузу. - В урочный час он их и проявил, за что и был возведён в Президенты. Пятнадцать лет как нашу жизнь окормляет, но сдаётся мне - всему когда-никогда приходит конец. Придёт и нам.
- Надо будет в питерское управление позвонить, может, укоротить, как ты там его назвал, пока в рост не пошёл.
- Не надо. Другие хуже будут, поверь мне. Я физик и знаю, что Вселенная, она же мыслящая, Каждая вселенная свой резон имеет! Они, эти мыслящие вселенные, и есть наши боги. И всех, кого они нам посылают, неспроста к власти приходят. Замысел имеют...
Я в раздумьях стал хлопать по карманам, потом достал пачку "Честерфильда", чиркнул спичкой и с наслаждением затянулся. "А что там с моими жёнами?" - поднял я лицо на будущего физика. Физик плакал...
Через четверть часа добряк Леонидыч, полковник и держиморда, вышел на привокзальную площадь, ведя за руку хрупкого подростка. Полковник курил "Беломор-канал", сплёвывал и периодически поправлял лямку сваливающегося с плеча музыкального инструмента.
"Ты его газировкой поил?" - спросил я подчинённого, когда в моём кабинете за полчаса до работы, обсуждали с ним случившееся на Трёх Вокзалах. "Как же, и Пепси, и Колу заказывал!.. Он пирожные жрал, будто блокаду перенёс. Всё просил, чтобы я маме позвонил, боялся - дома влетит". "Ладно, Леонидыч, давай - по рабочим местам. Хоть полчасика вздремнуть надо. Словами "Славная у меня сегодня физиотерапия получилась", - завершил я разговор. - Да, чуть не забыл, придёт лейтенант Гиркин, пошли ко мне в кабинет".
Я дремал, положив голову на скрещенные руки поверх газеты "Завтра". В голове было свежо и чисто как после отпуска в Анапе. В дверь позвонили. "Войдите!" Вошёл Игорь Гиркин. "Здравия желаю!.." Щёлкнули каблуки.
- Вот этого не надо... щёлкать.
- Так точно!
- Ты такого Стрелкова знаешь?
- Никак нет!
Я пристально взглянул в его глаза.
- А не врёшь, лейтенант?
- Вы уже прочли, да? - зарделся Игорь.
- Что прочёл?
- Статью мою в "Завтра"...
- Да вот эта самая "Завтра" у меня на столе лежит. Где искать?