Где ты, где ты, где ты? Как тебя найти в сотне миров, между которыми ты бродишь, бросая эти необыкновенные, эти невыносимые взгляды на меня? Как не перепутать тебя с твоим отражением в сотне зеркал - и еще в тысяче острых обломков зеркал?
Тебя слишком много. Тебя почти нет.
Ты сидишь в машине, за рулем, я - справа, на соседнем сиденье.
- Я люблю тебя, - говоришь ты.
В ответ я протягиваю руку - и она проходит сквозь твое плечо, не встречая сопротивления - как сквозь голографическое изображение - и утыкается в спинку твоего сиденья.
- Очень люблю, - повторяешь ты, глядя мне в глаза.
А я беспомощно держусь рукой за спинку твоего сидения и не знаю, что мне делать.
Твоя машина реальна, она существует. Ты - нереален.
На следующий день ты звонишь мне:
- Я увижу тебя сегодня?
- Гм...
- Я увижу тебя сегодня?! - повторяешь ты уже настойчивее.
- Хорошо, приезжай. Когда тебе удобнее?
- Прямо сейчас. Я хочу тебя увидеть немедленно, я уже не могу!
- Давай через два часа?
- Давай.
Через два часа ты входишь в мою квартиру и поворачиваешься, чтоб меня обнять. Невольно отступаю назад:
- Полушубок хоть сними!
Ты быстро освобождаешься от полушубка, бросаешь его на пол за спиной и шагаешь ко мне.
- Пол грязный! - почти в отчаянии кричу я. - И вообще, разуйся!
Ты послушно наклоняешься к своим ботинкам, и я быстро проскальзываю мимо тебя в комнату.
Я тебя боюсь. Я не знаю, кто ко мне пришел - кто из сотен тебя. Вас так много - и все вы прекрасны - но я не могу обниматься поочередно с сотнями мужчин: позавчера - с одним, вчера - с другим, сегодня - с третьим - даже если все вы прекрасны. Даже если я схожу с ума от каждого из вас.
Всякий раз, появляясь у меня дома, ты материализуешься из ниоткуда. Тебя не было еще за минуту до того, как ты переступил порог моей квартиры. Ты исчезнешь через пару часов - после того, как за тобой закроется дверь.
Вспышка любви на один вечер. Любви с человеком, которого я вижу сегодня впервые в жизни и не увижу больше никогда...
В комнате я усаживаюсь в кресло, тебе машу рукой на диван напротив. Ты садишься на диван, ставишь на пол традиционную бутылку шампанского, открываешь ее. Я молчу и не свожу с тебя взгляда. Я пытаюсь поймать тебя этим взглядом - поймать, посадить в клетку моей памяти, запечатлеть, как фотоаппаратом, удержать хотя бы твое изображение. Мне это почти удается. Но потом ты поднимаешь голову, смотришь мне в глаза, и твой образ снова расплывается. Тебя опять нет, есть только призрачное пространство эмоций, затягивающая в себя воронка чувств - только что под ногами было дно, и вот оно уже исчезло...
Ты наливаешь шампанское в два бокала, ставишь оба на стол рядом со мной и садишься на пол у моих ног, лицом ко мне, опираясь спиной о диван:
- Ну вот, наконец-то, - ты улыбаешься как человек, долго шедший по пустыне и добравшийся до оазиса. - Теперь целый вечер я могу заниматься моим любимым делом. Если не выгонишь, конечно.
- Любимым делом? Каким это? - интересуюсь я.
- Смотреть на тебя.
- А.
- Из меня бы вышла хорошая собака.
- Почему? У тебя хороший нюх?
- Нет, - ты смеешься, наклоняешься вперед и прижимаешься щекой к моей коленке. - Потому что мне нравится смотреть на тебя. Классно собакам живется - говорить ничего не надо, можно просто сидеть, смотреть. Хвостом вилять...
Потом мы пьем шампанское и два часа смотрим друг на друга, не отрываясь. Твоя фраза - долгая пауза, моя ответная фраза - снова долгая пауза... Зачем слова, если можно смотреть друг на друга? Незачем.
Иногда мы целуемся. Но это так же необязательно, как слова.
Потом ты уходишь. И я знаю, что больше никогда тебя не увижу. Каждый раз знаю, что больше никогда тебя не увижу. И каждый раз оказываюсь права.
Ты ласков и нерешителен, ты доверчив и податлив. Ты не сопротивляешься, если тебя берут за руку и ведут.
Когда тебя запирают в клетке, ты воспринимаешь это как должное. Ты благодарен будущему хозяину за его любовь и привязанность, ты отвечаешь взаимностью.
А ночью, когда хозяин спокойно спит, ты задумаешься о чем-то своем и шагнешь сквозь прутья клетки, по рассеянности не заметив их. И, всё такой же задумчивый и безмятежный, уйдешь за горизонт, не касаясь земли ногами.
Утром, проснувшись, хозяин обнаружит пропажу и в бешенстве набросится на слуг: кто украл его имущество? Кто посмел?!
Несостоявшийся хозяин так никогда и не узнает, что твою единственную любовь зовут "свобода". И когда на рассвете ты выходишь из очередной клетки, забыв о телах и предметах, оставленных за спиной, не помня даже о собственной материальности, когда ты идешь к далекому светлеющему горизонту, забывая касаться земли подошвами, оттуда, из-за горизонта, на тебя всегда смотрят чьи-то радостные взволнованные глаза.
Если в солнечный зимний день взять в руки две сосульки - только обязательно в варежках, а то пальцам будет больно от холода - взять две сосульки и слегка ударить их друг о друга - зазвенят ли они? Сосульки - это ведь почти стекло, ломкое и прозрачное, они наверняка зазвенят - рассыплются сверкающей стаей осколков. И снег, на который они упадут, будет выглядеть точно так же, как если бы на него брызнули горячей водой.
Я материальна. У меня есть теплые вязаные варежки, мне без них холодно. Когда я думаю о горячей воде на снегу, мне кажется, что она соленая на вкус.
Я есть. Меня можно потрогать. Тебя - нет. Тебе даже варежки не нужны.
Зато ты гораздо лучше меня знаешь, как красиво и радостно смеются сосульки, рассыпаясь на острые осколки солнечным зимним днем.
Мне хочется снять варежки. Мне хочется протянуть к тебе руки.
Я знаю, что ты позаботишься о том, чтоб веселые осколки не порезали меня. Ты посмотришь на мои пальцы, и град, который сыпался сверху, обогнет их.
Но тебя я не найду, как бы ни тянулась к тебе руками, как бы ни искала. Не найду.
Где ты, где ты, пожалуйста, отзовись, скажи, где ты?
Ты слышишь меня и даже хочешь ответить. Но ты сам не знаешь, где ты, поэтому молчишь.
Приезжай. Давай молчать и смотреть друг на друга. Так, чтоб стало неважно, где ты, где я, где мы оба.