Эта история началась три года назад, тогда, когда мне стало не хватать смерти. Странное и неадекватное заявление, но, тем не менее, это действительно так. В то время у меня в голове что-то перемкнуло и начало щемить сердце, при чем делать это так, что сводило не только самую главную мышцу, но и все нервы, зубы и душу, словно испытывало меня на прочность. Вскоре я перестала это выдерживать и стала искать пути решения. Кое-как меня стал отвлекать адреналин. Я подсела на прыжки со зданий, мостов, прыжки с парашютом...но скоро и это перестало помогать.
Бывало, что ночью, во сне или нет, я не понимала, у меня сводило тело и я не могла пошевелиться, позвать на помощь, впрочем, и звать-то было некого, тогда начиналась трансляция документального фильма: 'Боль online'. Порой в моей памяти всплывали такие моменты, за которые я готова была отдать все, что угодно, только чтоб никогда этого не вспоминать.
Хотя многим казалось, что я просто сумасшедшая. Меня никогда не понимали родители, друзей как таковых у меня тоже не было. Я любила созидать и наблюдать гораздо больше, чем общаться и участвовать. Всю жизнь родители диктовали мне, что делать: как жить, любить, дышать. Я делала так, чтобы все думали, что я подчиняюсь, в итоге я просто водила их за нос. В 18 я вышла замуж и с этого момента моя жизнь кардинально изменилась.
Мой муж был банкиром. Хотя кому я лгу? Он смыслил в деньгах чуть больше чем я, но зато на его двадцатипятилетие, отец, боготворящий все запросы сына, подарил ему один из филиалов своего банка, так что он был очередным знакомым мне мешком с деньгами. Стас был влюблен в меня с детства, наши отцы служили вместе, а наша свадьба была запланирована с момента моего рождения. Внешне наша семья казалась более чем благополучной, но никто не знал, что у Стаса есть трехлетняя дочь, которую он упорно не хочет признавать и жена-наркоманка, уже пол года сидящая на экстази.
Первый раз я попробовала экстази на собственной свадьбе, новоявленный сосед-наркоман решил поздравить меня с самым радостным днем в моей жизни и подогнал мне целую пачку чудных таблеток, за что я ему до сих пор благодарна, так как торжество не продлилось и трех часов. Когда я впала в эйфорию, Стас понял, что к чему и быстро выпроводил всех гостей, он сам долго сидел на этой дряни и именно я уговаривала его бросить, сейчас нам пришлось поменяться ролями. Первый раз был незабываем: я ощущала неимоверное счастье, меня отрывало от земли, я парила в облаках, сердце билось в бешеном ритме, когда я мчалась по скоростной магистрали на байке, ветер ласкал мои волосы, я чувствовала свободу. Мысли были так далеко, что я не успевала за ними. Мне было хорошо, но больше никогда это не повторялось. С каждым последующим употреблением эти ощущения тускнели, я надеялась, что все вернется, я так этого ждала, но ничего подобного не происходило.
Тогда я снова начала прыгать, в надежде, что когда-нибудь мне повезет: трос оборвется, я упаду спиной вниз, позвоночником прямо на холодный камень или еще лучше на какую-нибудь арматуру, которая проткнет сердце и глаза закатятся навсегда, и какой-нибудь молодой врач в белом халате, приехавший на вызов, закроет мне глаза дрожащей рукой, нет, не потому что он никогда раньше этого не делал - делал и не раз, а потому что такого он никогда не видел: мой взгляд не будет пустым, в глазах не будет страха - в них будет читаться свобода, а губы каким-то невероятным способом, не смотря на факт смерти, будут изогнуты в улыбке.
Мы со Стасом каждые выходные ходили на семейные ужины, то к его родителям, то к моим, от этой нудятины мне хотелось застрелиться. Терпеть не могла подобные мероприятия, меня от них тошнило. Вскоре нам тонко начали намекать, что пора задуматься о детях, на что я отвечала, что пока не закончу институт ни о каких детях не может быть и речи. Да и какие могут быть дети у людей, которые живут в разных домах? Ах да, об этом же никто не знал. Не смотря на то, что Стас был в меня влюблен, он знал, что я вряд ли смогу ответить на его чувства, но, тем не менее, сделал мне предложение, пойдя на все мои условия. Он надеялся, что я полюблю его и не захочу уходить. Но, наверное, я действительно была слишком неправильной, не способной любить и жить, заранее обреченная на смерть, дыхание которой я периодически ощущала.
Кстати об институте, однокурсники всегда смотрели на меня волком, а после свадьбы мне вообще расхотелось там находиться, хотя это было единственным местом, где мне не хотелось покончить с собой, сидя рядом с каким-нибудь симпатичным однокурсником. Хотя все же нет, пару раз хотелось.
В конце каждого месяца, я приезжала в банк к Стасу и переводила 300 евро на один и тот же счет, и нет, не на свой - это был счет на имя дочки Стаса. Я помню эту грустную историю о наивной девочке Вере, влюбившейся по уши в богатенького мальчика. Она видела в нем то, чего не вижу я - душу, хотя именно ее я всегда пыталась отыскать в людях. Однажды Стас прибежал ко мне, сказал, что Вера беременна, и он не знает, что делать. Он рассказывал о ней как о вещи: вещь, вот кем она была для него, неплохая девочка на пару часов в день, не больше. Когда я слушала ее рассказы о нем, глаза невольно становились влажными. Стас не признал ребенка, он начал отрицать сам факт связи с Верой. Она заявила, что ей ничего от него не нужно и до сих пор воспитывала ребенка сама. Спустя три года мне удалось разыскать ее и убедить принять помощь от меня.
Дочка у них невероятная! Редкостная красавица. Волосики светленькие, кучерявые и носик курносый, глазки блестят, счастьем светятся, не зря, значит, цвета морской волны. Очень на Стаса похожа. Я ему фотографии показывала, его и Никуши рядом клала, а он смотреть на нее не хочет. Ему плевать, Вере уже тоже, а мне за ребенка обидно. Все-таки мой муж редкостный урод. Был им. Вскоре мы развелись, но не из-за этого случая.
Однажды вечером, часов в девять вечера, ко мне приехал Стас: на нем лица не было. Он заварил мне мятный чай, мы поговорили о его работе, я рассказала об институте, о том, что мать снова пыталась меня поучать и я как всегда в истерике бросила трубку, а он взял мою руку в свою, и спросил, хочу ли я знать, то, что, скорее всего изменит мою жизнь и далеко не в лучшую сторону. Я сказала, что хочу и не жалею об этом.
Стас ушел в коридор и через минуту вернулся, протянув мне папку. Я взяла и начала смотреть. На второй странице из моих глаз полились слезы. Сердце сжалось, причиняя мне недетскую боль, словно в нем разорвался снаряд замедленного действия. Эта папка была солью на рану, в одно мгновение карточный домик был разрушен.
Как оказалось, вся моя жизнь была сплошной ложью. Моя мать вовсе не мать мне, а женщина, которую я должна ненавидеть, отец, впрочем, не многим лучше. Теперь я понимаю откуда все мои детские страхи, почему во мне от рождения заложен инстинкт саморазрушения, только сейчас я начала понимать это. Моя настоящая мама покончила с собой практически сразу после моего рождения, из-за того, что отец ушел к другой - Виктории, которую я всю жизнь считала своей матерью. Мама хотела сделать это раньше, но не могла позволить мне не родиться, потому, что слишком любила меня, а зря, может, забери она меня с собой я бы не была такой одинокой и странной. В папке, которую дал мне Стас, были документы, свидетельство о рождении, 2 дневника мамы и свидетельство о смерти. Оказывается я на год старше, чем написано в моих документах. Кругом сплошная ложь, как же я ненавижу это змеиное гнездо.
С этот момента я начала срываться, если раньше я просто жаждала смерти как избавления от боли, которую причиняла мне жизнь, то теперь я звала, искала ее на каждом шагу, она была мне необходима. Только в смерти я видела избавление.
И как только я раньше не догадалась, что Виктория не моя мать? Она всегда относилась ко мне не так, как к своей дочке, иначе. Меня всегда учили жизни, называли ненормальной, диктовали, что делать, только временами отец заступался, но это было не больше трех раз...
В детстве, когда все нормальные дети смотрели мультики, я смотрела детективы и новости, я во всем искала подвох, часто мне казалось, что меня удочерили...Как оказалось это было не беспочвенно.
Родителям я закатила скандал и попрощалась только с сестрой. Оформила документы в институте на перевод в другой город, подала заявление на развод со Стасом. Стас не выдержал моего состояния и отпустил меня, хотя и клялся в вечной любви. Если б действительно так сильно любил - никогда б в жизни не отпустил...меня в таком состоянии, одну. Я уехала.
Новый город, новое место, новый дом - мой дом, который уже не был мне нужен. Новые люди в институте, время, которое совершенно не лечит и не обезболивает. Каждую ночь, засыпая, я надеялась, что завтра не проснусь. Не проходило ни дня, чтобы я не перечитывала маминых дневников. Я всегда плакала, читая. Я чувствовала, как ей было больно, и что, наверное, самое ужасное я ее понимала. А вдруг, знай, она, что я буду ее понимать, она бы осталась и сидела сейчас рядом со мной?
Прошло время, но раны не затянулись, просто адреналин переработался в обезболивающее - я перестала чувствовать. Я стала живым мертвецом, который просто делал то, что должен и все, ни граммом больше, ни граммом меньше. Неизменным остались лишь мои прыжки и редкие смс от сестры. Переварив, то, что было в прошлом, я спрятала мамины дневники на самой дальней полке за книгами, чтобы не натыкаться случайно на них взглядом, чтобы перестать каждый раз вспоминать. Нужно было жить дальше, мама этого хотела. Хотя я не представляла, что дальше действительно можно жить.
Мою новую жизнь можно описать так: утро - институт, день - работа, вечер - домашние задания, ночь - сон, выходные - прыжки с моста. Этот график со временем не менялся. Все это время я была одна: как внешне, так и внутренне. Впрочем, я уже и не хотела никого рядом, даже если бы меня смогли принять и понять такой, какая я есть. Я была не способна ответить на чувства. Больше не способна. Раньше я считала себя черствой, не способной на любовь, но я поняла, что это не так. С молоком матери я впитала недоверие ко всему и ко всем, с детства я запомнила несколько вещей, которых никогда не замечала.
Наступили очередные совершенно обычные и ничем не примечательные выходные, и я отправилась на прыжки. Этот день ничем не отличался от остальных предыдущих, кроме того, что сегодня мне было приятно дышать. Странное ощущение, которое я так и не смогла себе объяснить.
Все шло как обычно, тот же коллектив, все знакомые лица, страховка, мост. Я прыгала первой, но здесь мы еще, ни разу не были. У меня не было каких-то особенных ощущений, меня уже давно перестало это цеплять, это как с экстази, но я не знаю, почему продолжала. Хотя, я просто боялась того, что все время остаюсь наедине с собой. Постоянное одиночество давило на мою и без того искалеченную психику.
Шаг вперед - и я снова чувствую себя свободной. Эти доли секунды, когда ты находишься в полете, непередаваемое ощущение легкости и свободы, ты словно птица с расправленными крыльями, кровь бурлит словно ее кипятят, ты готов раствориться здесь и сейчас, слиться с этой гармонией природы, в которой ты зависаешь эти несколько секунд, не думая о том, что вскоре нужно будет правильно приземлиться. В этот момент я поняла, что все идет не так. Сверху послышался мужской крик: 'Страховка рвется, хватайте трос', но он звучал таким эхом, что я не сразу разобрала слова. Я закрыла глаза, понимая, что вот я и дождалась, но это было не так как я представляла. Сейчас я не хотела умирать, да и жить не хотела, сейчас мне было просто все равно. Наверное, я ждала какого-то толчка из вне, вмешательства в свою жизнь, чтобы понять, что я утрачиваю лучшие годы своей жизни, теряю их зря, и что надо что-то менять. Но поздно, я уже летела вниз.
Последним, что я запомнила, стал глухой удар и яркий всплеск боли, который был слишком быстрым. Еще были крики сверху, которые я уже не слышала, ощущала, наверное, в то время, когда вся жизнь должна была проноситься перед глазами и понимала, что меня бросают, даже не собираясь попытаться спасти. Нет, я не злилась, я понимала, что каждый спасает свою шкуру. Что ж, значит вот он - конец. Только не такой, каким был в моих мечтах. Глаза у меня закрыты, и доктор не сможет в них заглянуть, позвоночник, наверняка изломан и сердце не пронзило ничего. Никто не узнает, что меня больше нет, да, впрочем, всем наплевать. Значит вот это время - время умирать. И я иду к тебя, мама. Скоро мы встретимся и уже больше никогда не расстанемся. Хоть я тебя и не помню, но ты единственная кого я любила, и буду любить всегда.