Мы сидели в баре на Тверской, пили, смотрели на голых девчонок, почти не разговаривали, только Ден изредка выкрикивал всякие пошлости. Обычный ничем не примечательный вечер. В последнее время мы с Деном стали часто встречаться и ходить куда-нибудь выпить по вечерам, хотя раньше постоянно зависали у меня, но сейчас все изменилось, и я старался проводить дома как можно меньше времени. Я был бы рад там вообще не появляться, но, увы, не мог.
- Куколки, развлечемся? - Ден подкатил к стриптизершам, шлепнув блондинку.
- Ну, мы даже не знаем, - брюнетка, которая по логике вещей, предназначалась мне, так как блондинку Ден взял себе под крыло, не вовремя начала кокетничать.
- Ден, пошли отсюда, - я схватил его за рукав и потянул за собой: у меня не тот настрой, чтобы уламывать шлюх.
Девушки в непонимании переглянулись.
- Макс, ты что, совсем сдурел?
- Пошли отсюда.
- Макс, мы же за этим сюда пришли, разве нет? - друг в непонимании смотрел на меня, косясь краем глаза на стриптизерш, застывших у барной стойки. - Иди, покури, я все организую.
Усмехнувшись, я вышел на улицу, достал синий Винстон, черканул спичкой о коробок и зажег сигарету, зажав ее в зубах. Спрятав сигареты и спички, я не спеша затянулся, после чего выпустил колечко дыма, подняв взгляд на небо, плотно затянутое пеленой туч, которое могло бы быть идеально черным, если бы не свет фонарей вечерней Москвы.
Я не успел выкурить сигарету, как вышел Ден, следом за ним шли наши подруги на ночь. Должен признать, обе девчонки хороши собой: длинноногие красотки с бюстом не меньше третьего размера, в бредновых шмотках, если б не броский макияж и не их пляски на шесте, я бы не признал в них шлюх, столкнись я, хотя бы с одной из них случайно на улице. Девчонки шептались между собой позади Дена, а он подошел ко мне и поманил их пальцем.
- Я объяснил девушкам твое состояние, и они вошли в положение, - Ден завел свою слащавую пластинку, которая всегда безоговорочно укладывала женский пол в штабели у его ног. - И они совершенно не сердятся на тебя. Правда, девчонки?
- Конечно не сердимся. - Блондинка обвилась вокруг Дена.
По сравнению со своей подружкой, брюнетка оказалась робкой, и неловко подошла ко мне, подвернув на ходу ногу. Я во время подхватил ее, и, возможно, спас от перелома ноги, а то и чего-нибудь еще: неизвестно, что можно сломать, упав с таких каблуков.
- Осторожней надо быть.
- Спасибо, - она мило улыбнулась, но мне было начхать.
В гостинице она представилась, но это было лишним, ее имя мне ровным счетом ничего не дало: оно и не могло ничего дать. В моей голове плотно сидело другое.
Она ожидала прелюдий, долгих поцелуев, возможно, ничего не значащих признаний, но в мои планы это не входило, поэтому я просто трахал ее на новых простынях гостиничного номера. Она стонала, извивалась подо мной, но мне было наплевать. Сам не знаю, зачем трахаюсь с ней, по крайней мере, ничего не вспоминаю и не утопаю в безнадеге и то хорошо.
Я слишком груб, меня не волнует приятно ей или нет, а может ей и вовсе больно? Да какая мне, к черту, разница? Я вижу ее первый и последний раз в жизни, точно так же как и трахаю, она для меня ничего не значащий человек, который завтра исчезнет из памяти как прошедший день с календаря.
Кладу руку ей на горло и начинаю сжимать: чувствую, как она дышит, как биение сердца отдается мне в руки, она продолжает стонать, но это длится недолго. Чем сильней давление, тем слабее она становится: думала игра? Нет. Она пытается хватать воздух ртом, но вряд ли ей это удается: лицо искажается на глазах, изображение былой страсти превращается в кромешный страх, читающийся в ее глазах, он забавляет меня. Девушка пытается вырваться: шевелит ногами, впилась ногтями мне в руку, побелела, но я сильнее.
Что же со мной происходит? Я отпускаю руку и слезаю с нее. Сажусь на кровать, и, порывшись в брюках, достаю сигарету и закуриваю. Я ожидал, что она начнет орать, обзовет меня последним падонком или откуда-нибудь достанет нож и перережет мне горло (на последнее я надеялся больше всего), но ничего этого не произошло. Пока я курил, она, молча, лежала на кровати и дышала чуть громче обычного, пока дыхание снова не стало нормальным. Я докурил до половины и затушил сигарету, вдавив ее остатки в пепельницу, после чего обернулся и посмотрел на девушку.
- Ты чуть не задушил меня, - она старалась казаться спокойной, но взгляд выдавал страх.
- Я знаю.
- Что тебя остановило?
Я начинаю одеваться, она задает много вопросов и начинает утомлять, я не для этого сюда шел.
- Срок.
- Неправда, - она встает с кровати и подает мне рубашку. - Ты не такой. У тебя глаза добрые.
Я забираю рубашку и ухмыляюсь.
- Что ты можешь еще сказать?
Я застегиваю рубашку и смотрю на нее. В номере полумрак, единственный источник освещения - небольшой ночник над кроватью в форме сердца. Мы в номере для новобрачных, других свободных не оказалось. Да, впрочем, какая разница, где трахаться? Была бы кровать.
Она без одежды сидит на кровати и даже не думает прикрыться простыней. У нее красивая упругая грудь, подтянутый живот и волосы, едва достающие лопаток, которые почти не прикрывают возбужденные соски. Должен признать, она чертовски сексуальна, но это не мешает мне собраться и уйти, не дождавшись ответа на вопрос.
- Ден сказал, что у тебя проблемы на работе, но это неправда. Тебя гложит что-то куда более серьезное.
- Ты выбрала не ту профессию.
- Выбирать не приходится.
Я достаю из кошелька стодолларовую купюру и кладу на стол, после чего столкнувшись с ней взглядом, добавляю к ней еще одну.
- Это много.
- Считай возмещением морального ущерба.
Я обулся, накинул плащ и уже практически вышел, но она окрикнула меня.
- Постой.
Оборачиваюсь и снова сталкиваюсь с ней взглядом, в котором уже ровным счетом ничего не читается.
- Я могу помочь тебе.
Ничего не ответив, я закрываю снаружи дверь номера и ухожу.
2
Ночь тянулась мучительно долго, и я бы отдал многое, чтобы она не наступала никогда. Я вышел из гостиницы и свернул в узкий проем между соседними домами, попав в хребет криминального района. Я потерял страх, и мне было наплевать на свою жизнь. Я мог встретить здесь кого угодно, начиная от мелких воришек, заканчивая криминальными авторитетами, которые развлекались, превращая людей в решето, но сегодня мне не дано было умереть. Я просто шел и курил, чтобы не думать. Пока не закончились сигареты, это получалось.
Этой ночью я не встретил никого, кроме пары выпивших подростков, которым было не до меня. Перебирая асфальт ногами, с каждой секундой, я становился все ближе к дому. Поднялся сильный ветер, и мне едва удавалось держаться на ногах. Мощные порывы воздуха окутывали своим леденящим теплом, проникая сквозь одежду, врываясь внутрь, вгрызаясь в сердце острыми зубами вперемешку с кривыми, заставляя вспомнить все.
Эллин уже две недели не работала. В этом не было ничего страшного, с ней такое иногда случалось, она уставала от людей и отдыхала, позволяя себе только одно общество - мое. Семейному бюджету не вредил ее отпуск, дела у меня на работе шли хорошо: людей было море, в неотложных случаях я оперировал чужих пациентов, за это давали нехилую надбавку. В общем, если еще полгода я поработаю сверхурочно, мы за год погасим кредит и наконец-то достроим дом, а потом уже можно задуматься о детях. Но жене не терпелось. Мы уже раза три говорили с Эллин на эту тему, я думал, она все понимает, но бывало время, когда ее переклинивало, и она снова заводила свою пластинку, а получая отказ, повторяла все сказанные мной слова, зачастую эту звучало не иначе как: "Да, конечно, не время. Прости".
Жили мы хорошо, я никогда не замечал, чтобы у нас были недомолвки или обиды, единственное, что разочаровывало Эллин - так это наш кредит. Она странно относилась к деньгам. Да что уж кривить душой - к жизни. Меня воспитали материалистом, и мне было очень сложно понять как Эллин жила раньше. Впрочем, об этом я не знал практически ничего.
Познакомились мы, мягко сказать, при странных обстоятельствах. Я обратился в агентство с просьбой предоставить мне дизайнера. Я переговорил с тремя ничем не впечатлившими меня людьми, после чего секретарь предложила мне портфолию только оформившейся к ним девушки. Меня зацепило. Вроде бы ничего необычного в интерьерах, создаваемых Эллин, не было, но по сравнению с остальными работами они сразу бросались в глаза.
Как я узнал потом, Эллин работала в этом агенстве уже три года, но из-за своей нелюдимости никогда не общалась с клиентами, предлагая свои услуги, секретарша как бы невзначай подсовывала ее портфолию и Эллин выходила на работу уже по факту.
Помню, как мне в дверь позвонили. Я ожидал там увидеть кого угодно, ведь меня предупредили заранее, что дизайнер немного своеобразен, но только не девушку с глубокими голубыми глазами в кремовом платье, затараторившую с порога:
- Здравствуйте. Я из агентства Atlanta, на ближайшее время я ваш дизайнер. Я готова выслушать все ваши пожелания, поддержать безумные идеи, но хочу получить тоже взамен. Пока я не вошла и не осмотрела интерьер, хочу высказать свое первое впечатление о вас. Обычно чутье меня не подводит, и клиенты придерживаются именно первого мнения о них, из которого мы исходим, создавая собирательный образ дома.
Она наконец-то замолчала. Я с самого начала хотел пригласить девушку в квартиру, но не смог вставить и слова в ее монолог. Теперь она молчала, и я не мог этого сделать, ожидая, когда она озвучит свое первое впечатление. Секунд тридцать она с интересом разглядывала мои глаза, а у меня в голове что-то перемкнуло, словно на голову кто-то розовые очки одел. Это была наша первая встреча, и я понял, что хочу видеть ее каждый день. Не знаю, влюбился ли я в нее с первого взгляда или она просто понравилась мне до такой степени, но в одном я уверен точно: до Эллин я не знал, что значит любить.
- Вы - харизматичный мужчина. Сильный. Традиционно в вас больше мужского. Не знаю почему, но мне вы напоминаете Млечный путь.
С этого момента за мной закрепилось прозвище Млечный. Эллин предложила оформить квартиру в приятных глазу голубых тонах. Она много говорила, рисовала на бумаге и планшетах, создавала 3Д модели, чтобы максимально реалистично показать мне конечный результат - я со всем соглашался. Она говорила, а я, молча, слушал, любуясь ей.
Я пригласил ее в ресторан в первый же день нашего знакомства. Она отказалась, но я был настойчив. Спустя полгода мы поженились. Это было самое счастливое время, не смотря ни на что.
Я перестал возвращаться в пустую квартиру, дома меня всегда встречала Эллин во сколько бы я не вернулся. Она ждала меня с ночных дежурств, не смотря на то, что самой утром могло быть нужно на работу. Эллин не любила готовить, и мы заказывали еду на дом или ужинали в ресторанах. Все думали, что она и вовсе не умеет готовить, и только я знал, что это не так.
Иногда мы устраивали "разгрузочные" уикенды, снимали домик в подмосковье, отключали телефоны, запасались продуктами и наслаждались друг другом. Мы не включали телевизор, изредка только музыку. Главным правилом "разгрузочных" дней было нахождение здесь и сейчас, в реальности. Мы гуляли по окрестностям, купались в озере или катались на лыжах - все зависело от времени года, и разговаривали. Мы говорили обо всем на свете. Поначалу я считал эту задумку гиблым делом, думал, нам обоим быстро наскучит, но этого не происходило. Все было наоборот - всего было мало: ее, разговоров, выходных. Я любил ее.
Я должен был заметить, что с ней происходит что-то не то, но даже в тот день я ничего не заметил. Со временем мы начали отдаляться. Я старался больше работать, Эллин тоже, но потом она устала и закрылась дома. Я должен был почувствовать, что с ней что-то не так.
Я все позже приходил домой, и у меня не хватало ни на что сил. Мы занимались любовью только на выходных, и мне этого было достаточно: я слишком уставал на работе. Эллин это видела и просила перестать перерабатывать, но я ее не слушал. Хотел все успеть: выплатить кредит, достроить дом, свозить ее в Японию. Хотел, но не успел.
В тот день, я уже практически вышел из дома, но Эллин поймала меня на входе. Она взяла меня за руку и потянула в спальню.
- Ты ведь еще не опаздываешь? Побудь со мной чуть-чуть.
Я обнял жену. Она запустила руки мне в брюки.
- Млечный, - она заглянула мне в глаза. - Давай заведем ребеночка.
- Эллин, ты опять за свое. - Я вздохнул. - Подожди немного. Еще год и мы погасим долги и будем свободны. Сейчас нам нечего ему дать.
- Конечно. - Прошептала она, и, выпутавшись из моих объятий, встала и вышла из спальни, направляясь, по-видимому, в зал, но застыла на месте и, обернувшись, посмотрела на меня, сказав. - Иди на работу, а то опоздаешь. Это ведь так страшно - опоздать.
Я не придал этим словам рокового значения и, поцеловав жену, ушел на работу. Вернувшись, я обнаружил Эллин повешенной на карнизе. Сердце оборвалось, а к глазам подступили слезы. Это был первый раз, когда я плакал, да не просто плакал, а рыдал. Слезы сами лились из глаз нескончаемым потоком, я надеялся, что конец им придет с остановкой сердца - я хотел умереть вместе с ней. Но слезы закончились, а я все еще был жив.
Достав ее из петли, я вызвал скорую, не переставал делать искусственное дыхание, но было поздно, она была холодной. Я вколол инсулин, продолжал делать массаж сердца и дышать за нее, но она не открывала глаз. Приехавшая на место бригада знакомых врачей с сочувствием смотрела на меня, дескать, говоря взглядом - тут не мы нужны, а катафалк, но я не отпускал ее. Вместе с ней исчез смысл жизни. Вместе с ней на том карнизе задохнулся я.
Сам не заметил, как уткнулся в дверь квартиры. Пальцы хаотично нащупали ключи в левом кармане и открыли дверь. Я вошел, захлопнул дверь и присел на пуфик, стоящий возле двери, ощутив в очередной раз дыхание пустоты. На меня словно ведро ледяной воды выворачивали, когда я переступал порог дома. Наверное, лучше бы здесь вообще не появляться, но стены нашей квартиры, мелочи и шоколадный лабрадор Линкольн - это все, что осталось у меня от Эллин. Я не мог оставить все это так же, как тем утром оставил ее одну.
Приглушенные шаги чего-то легкого послышались из зала - это Линкольн, высунул свою морду и поглядел на меня грустными глазами, принимая к сведению тот факт, что я вернулся, после чего шаги раздались вновь и затихли. Наверняка лежит на любимом диване Эллин, после ее смерти он практически с него не слазит, за исключением прогулок с соседней девчонкой, которой я плачу по тридцать баксов, чтобы она присматривала за собакой.
Горечь, что на день превращалась в осадок и выпадала на дно, снова поднялась из затишья и готовила бурю. Я погрузился в уныние, уставившись на карниз, с которого снял Эллин. Из глаз снова хлынули слезы. Эллин была права: ведь действительно опоздать так страшно.
Я думал, еще успею сделать ее счастливой, родим детей, потом воспитаем внуков...Ложь. Я думал иначе. Я считал, что сначала нужен материальный фундамент, а затем уже дети. Как же я заблуждался. Только после смерти Эллин я стал понимать насколько преувеличена ценность денег. Эллин ушла, а счет в банке со мной, но он не делает меня ни на йоту счастливей.
Мысль оборвалась, а я вспомнил, что завтра ночное дежурство и неплохо было бы хоть немного поспать. Я снял одежду, принял холодный душ, который заставил вспомнить меня о той девчонке в гостинице, которую я чуть не придушил. Не знаю, зачем переспал с ней, зачем послушал Дена. Повелся на его песню, что пора начинать жить заново, нужно развеяться...Развеялся. От этого только хуже. Я предал память Эллин, изменив ей спустя год после смерти. При жизни жены я бы не осмелился спать с кем-то еще.
Я лег в кровать, накрылся одеялом и понял, что я - ничтожный человек. Не смог уберечь ту, которая была мне дороже всех. Всю жизнь я кого-то слушал. Мне казалось, что я самостоятельный и самодостаточный, но сейчас я понимаю насколько заблуждался. Сначала мать вдалбливала в голову важность денег, за которыми я света белого не видел, гнался за навязанной ей планкой, которую должен достичь каждый, сейчас Ден уболтал снять шлюх. Я - конченный человек. Вместо Эллин должен был умереть я. Я ошибся в выборе цели и в средствах. Кто я теперь без нее? Пустое место. Эллин всегда была рядом, находила нужные слова, чтобы поддержать, но никогда не пыталась объяснять, что происходит с ней, хотя всегда досконально расспрашивала о том, что творилось со мной. Моей целью должно было быть ее счастье, а остальное бы приложилось, но я слишком поздно это понял.
3
Зазвонил будильник, и я с огромным трудом открыл глаза. Отключив мерзкую пищалку, поднял тушу с кровати и пошел в душ. Я включил холодную воду, струи которой лились на меня сверху, мгновенно приводя в чувства. Помотав из стороны в сторону головой, я поднял лицо к верху и стоял так пару минут. После душа я побрился и сварил кофе, затем сразу же двинулся на работу.
Дорога в среднем занимала где-то около часа, большую часть времени я, естественно, простоял в пробке, слушая радио. Ничего путного, как правило, кроме новостей и прогноза погоды там нет, но и на том спасибо.
Дежурство прошло непримечательно, пару часов я просидел в ординаторской, точнее пролежал, тешась пустой надеждой о сне, но о сне вне стен дома я мог только мечтать. Суматоха остального персонала обходила меня стороной, я пару раз отвечал дежурными фразами на вопросы молоденькой медсестрички, которую совсем недавно взяли на работу, с этого времени она постоянно консультировалась у меня. На самом деле она, конечно, пыталась меня склеить, но как только девушка закрывала за собой дверь, я уже не мог вспомнить, как она выглядит. Думаю, это о многом говорит.
Мне осталось полчаса до конца смены, после чего мне предстоит вернуться домой и добровольно окунуться в реку немой боли. Нет, не нужно думать об этом раньше времени. Я иду по коридору к дежурной сестре, спросить, не привезли ли кого тяжелого. Она смотрит на меня из подо лба, говорит, чтобы я уже шел домой, а то без того намучился за сегодня - целых три операции. Три операции? Да я бы в два раза больше выдержал, работа хоть как-то отвлекает от гнетущих мыслей леденящих конечности. Что ж, дежурство почти окончено, кто-то другой на моем месте, уже бы вовсю собирался уходить, но я не спешил.
Медленно переставлял ноги, стараясь казаться естественным, я считал двери палат, пока не настиг рекреации, у которой стояла Жанна и бурно жестикулируя, разговаривала по телефону. Жанна была единственной подругой Эллин, она перевелась к нам недавно, точнее не перевелась, а вернулась на старое место. Года четыре назад, Жанна ушла в частную клинику, которая занималась пластическими операциями. Она была хорошим хирургом и ее бы с руками оторвала любая клиника, но после громкого скандала, когда по вине Жанны умер человек, ее вышвырнули как дворняжку без выходного пособия на улицу. Обычно клиника стоит за свой персонал до конца, но там репутация была важнее, хотя Эллин говорила, что вина Жанны шита белыми нитками. Так это или нет, я не знал.
Не смотря на то, что мы и работали с Жанной вместе, после смерти Эллин, мы редко разговаривали, хотя и до этого мы особо тесно никогда не контактировали, ограничиваясь короткими "привет/пока", не больше и не меньше. Пару раз я встречал Жанну у Эллин на кладбище, но и там мы в лучшем случае обмолвились чуть больше, чем парой слов. После смерти жены я хотел поговорить о ней с Жанной, но она всячески меня избегала. Правда, почему, я до сих пор так и не понял.
Я вернулся в ординаторскую, снял халат, уже собрался переодеваться, как в нее влетела Жанна, на которой не было лица. Губы нервно подергивались, а глаза влажно блестели, от накопившихся в них слез. Она дернула головой, дескать, поправляя прическу, и спросила:
- Уже уходишь?
- Да, а ты остаешься?
Эту смену мы дежурили вместе, в этом нет ничего необычного, нас часто ставили в ночь вместе, но удивительным было то, что Жанна впервые заговорила со мной первой.
- Макс, какие у тебя планы на сегодня? - напрочь проигнорировав мой вопрос, спросила девушка.
Я усмехнулся.
- Никаких.
Разве у меня могут быть какие-нибудь планы? Со смертью Эллин они все исчезли, захватив с собой мою жажду жизни.
- Тогда, может, ты составишь мне компанию? - Она заглянула в меня зелеными глазами так, словно смотрела сквозь прозрачную витрину вглубь магазина. - Я хочу выпить, а пить в одиночку как-то нехорошо.
Я согласился и, переодевшись, мы отправились в небольшой кабак недалеко от больницы. Было раннее утро и это место оказалось единственным круглосуточным заведением, правда, там не было никого кроме нас.
Стоило войти внутрь, как Жанна сразу же рванула к барной стойке, я присел рядом. Она заказала водки, я взял коньяк. Она не проронила ни слова, я тоже молчал, наблюдая, как краем глаза на нас косится блондинистый бармен.
Всю дорогу мы шли, молча, кажется, и сейчас ничего не изменится. Что ж, пусть так. Я залпом выпил коньяк, даже не думая, насладиться вкусом, меня давно перестала прельщать эта прелюдия: я стал абсолютно равнодушен к алкоголю и еде. Мне все равно, что закидывать в себя.
Здесь довольно уютно: высокий потолок, деревянные столы и скамейки, да и ни кабак это никакой вовсе, а самый настоящий трактир. Впрочем, какая разница?
Я наливаю себе еще, Жанна пьет уже третью рюмку не закусывая, от нее пахнет дорогими духами, отдающими свежестью морского бриза поутру. Она красива, но Эллин говорила, что девушка никогда не считала себя таковой из-за носа с горбинкой, который, кстати сказать, очень ей шел. Вообще-то в ней полно несовершенств, которые могли бы изуродовать кого-нибудь другого, но только не ее.
Жанна носит короткую стрижку, которая вроде бы называется каре, и челку до половины лба, которая, как я думал, никому вообще не может идти, но ей она была как нельзя кстати. У нее темные волосы и тени к ним в тон, которыми она жирно подводит глаза, от чего иногда становится не по себе. Ее взгляд и без этого слишком выразителен, а в таком исполнении и вовсе порой кажется зловещим. Губы девушка красит яркой красной помадой и если бы не ее умение одеваться со вкусом, она была бы похожа на девушек, которых мы недавно сняли с Деном в ночном клубе.
- Козел, - презрительно выплюнула она, со звоном поставив рюмку на стойку.
Я не знал, кому адресованы ее слова, но не исключаю варианта, в котором она обращается ко мне.
- У нас с ним свадьба через месяц. Все приглашения разосланы, ресторан заказан, платье почти сшито и тут я узнаю, что он уже полгода трахается с какой-то шалавой. И как я должна на это отреагировать? - договорив, она бросила в рот кружок лимона, взглянув на меня.
- Думаю у тебя всего два варианта: простить его или не простить.
- Простить или не простить, - она сквозь нервный смех повторяет мои слова и выпивает еще рюмку водки, снова не закусывая. - Как можно изменить мне с какой-то бесхозной блядью? Я не понимаю. Ему что, меня мало было? Накануне свадьбы. Кабели. Проклятые кабели.
Бармен только и делает, что периодически наполняет осушаемую Жанной рюмку, после ее слов я не выдержал и сам выпил еще. Она права. Чертовски права. Кабели. Я и сам такой же, переспал с шлюхой, чтобы попытаться начать жить заново. Изменил любимой черт знает с кем. Ее слова режут по живому.
- А знаешь, что самое смешное? - она снова впивается в меня взглядом, от чего становится не по себе: осколки ее боли задевают меня, попадая в глаза, словно она снежная королева, разбившая зеркало, осколок которого попал в глаз Каю. - Он мне сам
об этом рассказал. Совесть загрызла! Представляешь? - она снова смеется, а я не могу ничего сказать. Ей плохо, а я не могу помочь даже словом. Когда то и моей Эллин было настолько плохо, что она не выдержала, а я даже не заметил этого...
- Да какого хрена? От меня не убыло бы, если б он продолжать с ней спать, не говоря мне ни слова. А так, что мне теперь делать, Макс? Я не такая и измены не потерплю. Все насмарку. Столько лет и все в трубу.
Жанна ставит локоть на столешницу и кладет лицо на ладонь, из ее глаз хлынули слезы и начали стекать по щекам нескончаемым потоком. Она старается не показывать, что плачет, но этого невозможно скрыть. Изредка издаваемые всхлипы смутно напоминают вздох, но зная ситуацию, глупо считать, что это выглядит реалистично.
- Жанн, он идиот, если променял тебя на блядь. - Я кладу ей руку на плечо, пытаясь хоть как-то помочь. Ума не приложу, как успокоить плачущую женщину. Вообще не выношу женских слез.
- Нет, - она отрицательно мотает головой и пьет еще. - Он обычный мужик.
- Не все такие.
- Все, - горько усмехнувшись, она продолжает. - Только Эллин с тобой повезло. Кто бы еще спустя год, после смерти жены, часами продолжал сидеть у нее на кладбище? Про меня бы сразу после поминок все забыли.
Я хочу выпить еще, но в горле стоит ком. Память, обнажается под ее словами, перед глазами всплывает Эллин, ее поцелуи в шею, которые всегда сводили с ума...Следом я в гостинице с той девчонкой, которую чуть не придушил, затем надгробие жены - холодное и серое, которое является последним пристанищем моей любимой. Я не могу и не хочу слушать эту женщину, ее слова причиняют мне боль, я знаю, что она вряд ли думает об этом, ей самой не многим лучше моего. Я хочу встать и уйти, но не могу бросить ее в таком состоянии.
Бармен наполняет рюмку, и Жанна тянется за ней. В последний момент, я чуть ли не выхватываю из ее рук рюмку и сталкиваюсь с ее мутным и непонимающим взглядом.
- Хватит.
Она, молча, смотрит, но уже не вглубь меня, а сквозь, явно просчитывая что-то в уме. Я не удивлюсь, если мои мысли не далеки от истины: готов поспорить, что даже в состоянии опьянения Жанна способна прооперировать пациента, не то уж, что решить математическую задачу.
- Ты прав.
Я выдыхаю на автомате, расслабившись, что не придется убеждать ее остановиться, но не успел я моргнуть глазом, как Жанна расплатилась и выбежала на улицу. В спешке бросив официанту пару тысяч, я отправляюсь за ней.
4
Я выбегаю следом за девушкой, и нахожу ее на углу кабака. Жанна стоит, облокотившись спиной на стену здания, и медленно затягивается сигаретой, наблюдая за проезжающими мимо автомобилями. С облегчением выдыхаю: я думал, она уже уехала на такси.
Подхожу к ней, останавливаюсь и достаю винстон, после чего прикуриваю от спички. За каждым моим действием внимательно следил правый глаз девушки.
- Впервые в жизни вижу, чтобы кто-то прикуривал от спички, - выдохнув пар через нос, сказала она.
- Не люблю зажигалки.
Она снова затягивается.
- А я терпеть не могу сигареты, но без них никуда.
- Что поделаешь? Работа у нас нервная.
Жанна усмехнулась.
- Жизнь поганая просто.
Мы снова погрязли в безмолвии, потому что у меня не нашлось ответной реплики. Жанна докурила сигарету и уже принялась за новую. Мы стояли как идиоты на углу кабака, провожаемые неодобрительными взглядами прохожих, которым до нас не было никакого дела. Изредка я ловил на себе ее взгляд, который она сразу же отводила, как только наши глаза встречались. Она курила и думала о чем-то своем, а я просто стоял рядом, не думая ни о чем.
- Макс, ты поможешь мне?
- Помогу, если это в моих силах.
Тогда я еще не знал на то подписался. Жанна попросила проводить ее домой, что собственно я и сделал. Я поймал такси, водитель которого относительно быстро домчал нас до ее дома, я бы мог сделать это сам, но уже был под градусом, это же вынудило меня на время забыть о машине, оставленной у больницы.
Жанна жила в просторной двухкомнатной квартире, довольно уютной, но в тоже время какой-то нежилой, хотя, может быть, мне это просто показалось. В квартире был абсолютный порядок: ни пылинки, ни каких-либо других вещей лежащих не на своем месте не было. Это похоже на Жанну, не удивлюсь, если девушка исповедовала ничто иное как порядок.
- Хочешь выпить? - сразу же спросила она, как только сняла туфли и аккуратно повесила плащ в шкаф.
- Нет.
- А я выпью.
Девушка оставила меня одного в гостиной, а сама удалилась на кухню. Я присел около электрокамина, подле которого стоял стол с двумя креслами, на одном из них я и устроился. Не смотря на то, что я отказался от выпивки, Жанна все-таки принесла два пустых бокала и бутылку виски.
Я, было, хотел спросить, уверена ли она в том, что стоит напиваться, но столкнувшись с ней взглядом понял: уверена. Девушка выглядела чрезмерно спокойной и от нее на километр несло решительностью, меня это настораживало. Ее глаза пропитаны едким ядом, который с каждым взглядом все сильней прожигает меня насквозь. Я вижу этот взгляд каждый день в своем зеркале и представляю, какой у нее в душе шторм.
Жанна поставила на стол выпивку и присела в кресло. Я взял виски, и, открыв бутылку, наполнил бокалы. Судя по тому, что Жанна не принесла закуски, она хотела напиться. Что ж, имеет право.
Она лишь пригубила, после чего посмотрела на меня и сказала:
- Макс.
Я ожидал продолжения фразы, но его не последовало.
- Что?
- Давай помянем Эллин.
- Давай. Только не нужно говорить о том, какой она была. Мы все равно никогда не выразим этого словами...
- Не говори о ней в прошедшем времени. Пока мы помним - она живет.
После этих слов, Жанна залпом выпила бокал, я последовал ее примеру, но у меня это получилось гораздо хуже. Поставив бокал на стол, Жанна поднесла к носу ладонь и, прикрыв глаза, шумно вдохнула воздух. Я ничего подобного не делал, разве что, просто прикрыл глаза, когда пил.
Девушка откинулась на спинку кресла и, глядя одновременно на потолок и на меня сказала:
- Несправедливо, что лучшие уходят молодыми.
- В жизни много несправедливости.
Она ядовито усмехнулась, скосившись на часы, висящие на стене.
- Одна из них скоро придет на обед. И ты поможешь мне убедить его, что все это время я ему тоже изменяла.
- Ты хорошо подумала?
- Я никогда не делаю чего-то, если не уверена, - металлическим тоном заявила Жанна.
- Хорошо. Что мне нужно делать?
- Лежать со мной в постели и притворяться спящим.
- Думаю, это несложно.
Ее взгляд снова пробежался от меня к стене с часами, которые показывать 13.02, после чего снова вернулся ко мне. Губы Жанны легонько дернулись вверх, изображая мимолетную, но чувственную улыбку.
- Спасибо.
- Пока не за что. Когда спектакль закончится, тогда и поблагодаришь.
- Макс, - она сделала акцент на моем имени, - только пообещай, чтобы ни случилось, сохранить мою просьбу в секрете.
- Могла бы и не просить об этом.
- Будешь еще? - Жанна скосилась на бутылку виски.
Я не задумываясь, отказался. Как только я ответил, Жанна поднялась и принялась убирать выпивку. Я помог ей вымыть бокалы, после чего переместился в спальню. Я разделся до трусов и занял половину кровати. Вскоре появилась девушка в легком ночном халатике, в который она переоделась в гостиной. Однако, это было не все. В руках она держала ведерко со льдом, в котором покоилась бутылка только что открытого шампанского, половину которой она вылила в раковину. На тумбочку рядом со мной, она поставила ведерко и бокал, который до половины наполнила шампанским, на тумбочку рядом с собой Жанна поставила бокал, который слегка был им смочен. Мы накрылись одеялом и лежали на разных частях кровати, разглядывая потолок.
- Почему ты не спрашиваешь кто он?
- Разве это важно? - у меня не было привычки отвечать на вопрос вопросом, но иногда все-таки, подобные ответы у меня случались.
Недолго подумав, она сказала:
- Может быть важным. Представь, что сейчас сюда войдет здоровенный шкаф, который обезумеет от злости, увидев нас вместе, и захочет тебя убить.
- Значит, мне суждено умереть, помогая тебе.
- Неужели тебе совсем не страшно?
- Нет. Мне уже нечего бояться. Все за что мне стоило бояться, безвозвратно утрачено.
Наверняка она поняла, что я говорю об Эллин, поэтому больше не задавала никаких вопросов. Остальную часть времени мы просто лежали, молча: она в ожидании мести, я, погруженный в омут воспоминаний об Эллин.
5
За дверью послышались шаги, а вскоре и звук поворачивающегося ключа в замочной скважине. Жанна мгновенно среагировала и легла мне на грудь, закрыв глаза, я последовал ее примеру. В следующую минуту произошло то, о чем я не мог подумать: в комнату вошел Ден. Конечно, я не сразу его увидел, потому что притворялся спящим, но стоило ему демонстративно кашлянуть, как Жанна "проснулась" и, растолкав меня, сказала, чтобы я одевался.
Открыв глаза, я столкнулся взглядом с опешившим другом, глаза которого медленно наливались свинцом. В руках Дена был букет роз, который он сжал до такой степени, что тот хрустнул, после чего он швырнул его Жанне в лицо.
- Это тебе, шлюха.
- Не большая шлюха, чем ты. - Язвительно сказала девушка, поймав букет, который повертела в руках, после чего швырнула обратно. - Можешь оставить себе.
Ден не поймал его, и цветы остались лежать на полу между кроватью и дверью. Я слабо представлял, что мне делать, и поэтому надевал брюки, пытаясь казаться безучастным, по крайней мере, пока. Ден - мой лучший друг, но, тем не менее, я только сейчас узнаю о том, что он встречался с Жанной и собирался на ней жениться. Тем более, если верить Жанне, а причин ей не доверять у меня нет, приглашения на свадьбу уже разосланы, а это значит лишь одно - меня никто не собирался приглашать. Но это пол беды, потому что я уже не узнаю, что послужило причиной такой секретности, ведь с этого момента я могу считать, что потерял друга, ведь ему не объяснишь, что ничего не было и Жанна попросила помочь разыграть спектакль. Я дал ей слово, что это останется тайной, значит, так и будет. Пусть даже такой ценой.
- Мириться пришел? - засмеялась Жанна. - А я говорила, что не желаю тебя больше видеть. Меня без тебя есть кому утешить.
- Какая же ты ссс, - Ден так и не договорил, лишь с силой сжал кулаки. Все его тело было напряжено, лицо передавало бурю эмоций, которая жгла изнутри и была готова в любой момент вырваться наружу. Даже его голос был не таким, его пропитала желчь и злость, глаза неистово светились от ненависти к Жанне, казалось, он и вовсе забыл о моем существовании. - И давно это у вас?
- Полгода, - не снимая с лица ехидной улыбки, сказала Жанна. - Мы друг друга стоим, правда?
После этих слов озверевший Ден бросился на Жанну, повалив ее на кровать, и начал душить. Я рванул к ним, и, схватив за плечи, еле оттянул Дена, который позеленел от злости, и только и делал, что повторял: "сдохни сука". Ден не отбивался, ему, наверное, до сих пор мерещилось, что он душит Жанну, потому что он продолжал желать ей смерти. Я вытащил его в коридор, и швырнул к стене, после чего закрыл дверь в спальню.
Друг попытался заехать мне в челюсть, но я увернулся, Ден плохо координировал движения, казалось, что пил сегодня он, а не я. Его трясло от злобы, и он снова попытался мне врезать, мне не оставалось ничего другого, как заехать ему под дых. В ответ я получил аналогичный удар, который мог бы перехватить, если б не подумал, что смог усмирить друга.
- Дай я убью эту суку.
Ден снова замахнулся, но раньше его настиг ответный удар в челюсть, прежде чем он смог отодвинуть меня от двери.
- Ден, не делай глупостей. Уходи.
- Тоже мне защитничек хренов нашелся, - Ден плюнул кровью на пол. - Еще труп жены как следует не остыл, а он уже прыгает в койке ее подружки.
Я снова ударил Дена. Его наконец-то отпустило. Пар поостыл, но он начал дико смеяться, его смех разрывал ушные перепонки, но тут крышу сорвало у меня, я набросился на него, вжав в стену, прижал его горло локтем и оказался в нескольких миллиметрах от его глаз. Он дышал мне в лицо теплым воздухом, глаза были полны ненависти, а идиотский смех наконец-то сошел на нет.
- Не смей даже словом касаться Эллин, понял? - голос звучал обезумевшим, и, казалось, принадлежал вовсе не мне, а дикому совершенно незнакомому человеку.
- А то что? - сузив глаза, спросил он, едко усмехнувшись.
Я с две минуты испепелял его взглядом, после чего отпустил руку.
- Уходи.
- С превеликим удовольствием. - Фыркнул Ден, направившись к двери. - Передай этой шлюхе, что вы - два сапога пара.
С этими словами, он захлопнул дверь с обратной стороны, а я вошел в спальню. Жанна сидела на крае кровати, уткнувшись лицом в ладони.
- Он ушел. - Я постарался сказать это, как можно было спокойней в подобной ситуации, но не смог совладать с голосом, он прозвучал слишком напористо, словно я не пытался ее успокоить, а отдавал приказ взводу солдат.
Жанна ничего не ответила. Я присел рядом, и какое-то время молчал, после чего все-таки спросил:
- Как ты?
- Лучше не бывает. Спасибо тебе.
Она наконец-то подняла голову, я ожидал увидеть все-то угодно, но только не довольное выражение лица с улыбкой победителя. Жанна светилась изнутри удовлетворением, ее лицо переменилось только встретившись с ссадиной на моем лбу, которая взялась неизвестно откуда.
- Прости, что втянула тебя во все это - одними губами прошептала девушка, еле коснувшись ссадины пальцем. - Я принесу лед.
С этими словами она вышла. Я остался сидеть на кровати, глядя на валяющийся на полу букет сломанных роз, стараясь не думать о произошедшем, невольно восхищаясь Жанной. Я еще никогда не видел настолько хладнокровную женщину, которая не способна смириться с поражением. Не смотря на всю трагичность ситуации, я был рад, что хотя бы немного смог узнать ее.
Вскоре она вернулась и приложила лед к моему лбу, стало немного легче, хотя до этого я не чувствовал физической боли, только внутри осьминог с ядовитыми щупальцами вальсировал в сумасшедшем темпе, жаля меня в самое сердце каждым новым своим касанием.
6
Я еще немного посидел у Жанны, чтобы убедиться, что с ней все хорошо, после чего ушел. Девушка пребывала в прекрасном расположении духа, и, если честно, все-таки я списывал это на алкоголь: не думаю, что месть может доставить такое удовольствие. А, может, я просто чего-то не понимаю.
Было около пяти часов вечера - слишком рано, чтобы прямо сейчас вернуться домой, но с другой стороны мне даже некуда пойти. Раньше можно было позвонить Дену и предложить пропустить вечером по кружке пива, но теперь у меня нет друга и с этим предстоит смириться.
Сегодня произошла очень глупая ситуация, идиотская, но уже не отмотать время назад и ничего не изменить. Хотя будь такая возможность у каждого человека хотя бы раз в жизни: я бы несомненной ей воспользовался, чтобы вернуть Эллин...
Пока я ехал в метро, мое зрение несознательно фокусировалось на парочках, которые выглядели и вели себя по разному: одни держались за руку и ворковали, другие ссорились, третьи мило общались взглядом, не прибегая за помощью к словам. Я глядел на них, а в груди ржавел нож, который чья-то незримая рука вынимала и с силой засаживала обратно, заставляя рану кровоточить вновь и вновь. Я смотрел и завидовал им: у них вся жизнь впереди, но вряд ли, даже те, кого я встретил сегодня, проведут ее вместе до конца. В нашем мире отношения обесценились быстрее денег, а люди превратились в эгоистов.
Мне хотелось встать и подойти к тем ребятам, что ссорились, сказать, что в этом мире нет ничего важнее любви и счастья дорогого тебе человека, но у меня онемело все тело и я не смог пошевелиться, не то, чтобы что-то сказать. Я не имел никакого права учить кого-то. Счастливые не учат. Я знал это как никто другой.
Я вышел за две станции до дома, но несознательно провалился в небытие, когда я смог вернуться, передо мной возникла дверь дома. Вздохнув, я достал ключи и открыл ее. Меня ожидала пытка тишиной.
Сегодня Линкольн не обратил на меня никакого внимания, даже не поднял головы, когда я почесал его за ухом. Я присел с ним рядом и включил телевизор, принявшись хаотично переключать каналы, остановив свой выбор на стареньком документальном фильме о войне. Я слушал откровения ветеранов, рассказы о том, как в нескольких метрах от них взрывались бомбы и товарищи прикрывали их своими телами, как останки людей усеивали километры леса - это было страшно, ужасно страшно, я, наверное, даже не до конца представляю, что чувствовали они в то время...Моя боль по сравнению с ними другим покажется ничтожной, но для меня все наоборот. Каждую секунду, проведенную без Эллин, я виноват в ее смерти, виноват в том, что дышу этим воздухом, хожу по земле, могу наслаждаться закатом, работать, любить, страдать, рыдать...Я был виноват в ее боли, которую не смогу искупить никогда. Только с ее уходом я начал понимать как это страшно, когда тебя не слышат. Эллин просила у меня ребенка, умоляла, но я ее не слышал, не хотел слышать. В моей голове был совершенно другой план будущего, за которое я заплатил самую дорогую цену.
Какое-то время я смотрел телевизор, но потом живот начал урчать, пытаясь хоть как-то обратить на себя мое внимание. До этого чувствовалась легкая тошнота, которую легко было заглушить небольшим сандвичем, но я был слишком сосредоточен на самобичевании, чтобы просто так встать и отправиться на кухню. В данный момент выбора особо не оставалось, поэтому я все-таки встал и отправился к холодильнику, открыв который, из съедобного мне на глаза попалась только колбаса. Вся остальная еда была безнадежно испорчена: сыр покрылся плесенью, а фрукты сгнили.
Вздохнув, я выбросил в мусорное ведро испорченные продукты, и отрезал кусок хлеба, на который положил половину оставшейся колбасы, другую половину я вернул в холодильник и принялся есть бутерброд. Некоторое время живот еще урчал, после чего, видимо понял, что добавки не будет и на этом успокоился. Я вернулся на диван и прилег, потушив свет в зале, и принялся гладить Линкольна по голове, но пес продолжал притворяться спящим, никак не реагируя на меня.
В зале было темно, только мелькающие вспышки телевизора неестественно били по глазам, ослепляя необъяснимой яркостью. Звук пропал, стоило ему исчезнуть, как Линкольн проснулся и, навострив уши, принялся жалобно выть. Я снова потрепал его по голове, но пес лишь ближе подвинулся ко мне. Странно и совершенно не похоже на него, он был обижен и никогда не позволял себе подходить на расстояние ближе полутора метра ко мне, однако, это не мешало мне время от времени гладить его, правда, он всегда при этом выражал полное безразличие.
Вскоре я понял, в чем дело, за окнами послышались раскаты грома, да и вспышки молний не заставили себя ждать. Линкольн подвинулся ко мне еще ближе, и я обнял пса.
- Млечный, - из прихожей раздался нежный голосок Эллин, но я подумал, что брежу, хотя, скорее всего, я просто напросто выдавал желаемое за действительное. Я слишком скучал по жене, чтобы даже спустя год после ее похорон взять и признаться себе, что больше никогда не услышу ее голос.
Но это не было галлюцинацией, я слышал, как она зовет меня, это действительно был голос Эллин. С каждым новым раскатом грома, который по идее должен был заглушить голос Эллин, Линкольн вздрагивал, но этого не происходило, я отчетливо слышал, как она зовет меня. Я встал с дивана и столкнулся с карими глазами пса, жалобно смотрящими на меня, которые просили не уходить, но я не мог остаться с ним, мне нужно к Эллин, она зовет меня, она совсем рядом. Как только мог быстро я вышел в прихожую и застыл на месте: там была Эллин.
Моя милая Эллин стояла у двери в легком ситцевом платье под цвет глаз, вся промокшая насквозь, от чего платье прилипло к телу точно очертив его точеный силуэт. Растрепанные мокрые волосы спадали на лицо, скрывая ее впавшие скулы. Она улыбалась, глядя да меня, а ее ресницы с каждым взмахом улыбались вместе с глазами.
- Эллин, родная, - я бросился к ней, но прошел сквозь, врезавшись в дверь. В непонимании я обернулся, она стояла на том же месте и так же смотрела на меня.
- Млечный, - снова повторила она.
- Эллин, - я протянул к ней руку, она на встречу протянула мне свою, но мои пальцы прошли сквозь нее, в этот момент глаза наполнила соленая влага. - Эллин, прости меня.
Это было единственным, что я смог сказать перед тем, как начал рыдать. Слезы полились нескончаемым потоком, но не из глаз, а внутрь, попадая в нос, рот, затекая в легкие. Я пытался кашлять, но горло свело, и я был вынужден захлебнуться в собственной горечи. Я задыхался, глядя на Эллин, вновь любуясь ее красотой, но внутри все жгло. Она стоит передо мной, сплю ли я или вижу ее призрак, я не знаю, да это и не было важным, важно, что она тут рядом со мной, но даже сейчас я не могу прикоснуться к ней, моя ладонь проходит сквозь нее и от этого становится еще больнее, я почти захлебнулся. Я чувствую, как мутнеет голова, как тяжелеют веки и опускаются на глаза, я не в силах поднять их вновь, мои веки превратились в утопленника с повязанным на шею камнем, что нырнув единожды, больше не выплывет из болотной толщи.
- Млечный, спаси ее. - Я еле слышу голос Эллин, он отдается в моих ушах слабым эхом. Она говорит что-то еще, но я больше ничего не понимаю, уши заложило так, словно я в горах, и как я не пытался расслышать слова любимой ничего не удавалось. Я все глубже погружался в соленую воду, которая словно осьминог, заглатывала, подталкивая склизкими щупальцами внутрь.
Вдруг я почувствовал прохладное дыхание и цепкую хватку когтистой руки, опустившейся за мной, что схватила меня за шкирку так, как мать кошка впивается в котенка зубами, чтобы перенести его на новое место. Меня с силой выдернули из воды и, очутившись на ее поверхности, я принялся жадно хватать воздух ртом, от нехватки которого, уже начало сводить конечности, которыми я был не в силах шевелить.
Не знаю, что со мной происходило, но когда, зрение вернулось ко мне, я лежал на коленях Эллин. Жена нежно гладила меня по лбу, ее прикосновение было реальным, я чувствовал его. "Эллин" - хотел прошептать я, но губы меня не слушались, она поняла, что я хочу что-то сказать и приложила палец к моим губами.
- Молчи Млечный, тебе нужно беречь силы. - Эллин опустилась и поцеловала меня. Ее губы были влажными и холодными словно лед, который плавился, соприкасаясь с моим телом. Лед таял, а вместе с ним таяла и Эллин.
- Спаси ее, - оторвавшись от поцелуя, прошептала Эллин, после чего сразу же встала, переложив мою голову на пол.
- Эллин, постой. - Я понял, что она собралась уходить.
Но она словно не слышит моих слов и идет к карнизу. Все повторяется. Нет, я не могу второй раз допустить это. Я встаю и бегу за ней, но с каждым новым движением меня начинает сковывать паралич. Что, черт возьми, происходит?
- ЭЛЛИН! - ее имя, криком срывается с губ, я протягиваю руку ей в след, но она вот-вот исчезнет. Она реальна, она застыла в двух метрах от меня, такая близкая, но в тоже время далекая. Я готов отдать все, что угодно, чтобы она еще раз прикоснулась ко мне, я бы остановил время, чтобы застыть в этом моменте, где мы снова вместе, пусть даже не совсем так, как хотелось, главное - она рядом. Я должен сделать все, чтобы снова ее не потерять. Эллин, милая, только не уходи. Но губы не слушаются, тело окаменело оно не мое, я не могу пошевелиться, это какая-то напасть, сердце внутри обрывается, я застыл в бездействии и ума не приложу, что мне нужно сделать, чтобы снова почувствовать тело.
Эллин отодвигает в сторону шторы, затем занавески, открывает окно, и только сейчас оборачивается. На ее губах застывает фальшивая улыбка, это не улыбка вовсе, думаю, она пытается приободрить меня, но это слабо выходит, я замечаю, что это фальшь. Слишком поздно замечаю, раньше я этого не замечал...
После этих слов, она залазит на подоконник. Только не это! Я понимаю, что она хочет сделать и пытаюсь изо всех сил сдвинуться с места, но не могу: все тело налилось свинцом, меня словно превратили в монолитный памятник. Нет, нет, нет, Эллин, пожалуйста, не делай этого.
Она застывает на подоконнике, смотрит вниз, я мысленно уже возле нее, схватил и снимаю, обнимаю, говорю какая она глупенькая...Эллин поворачивает голову и смотрит на меня из-за плеча, она вот-вот заплачет, я надеюсь, что она знает, о чем я думаю, и сейчас слезет, но она делает шаг вперед и летит вниз. Внутри снова все обрывается как в тот момент, когда я увидел ее повешенной на карнизе. Я, думал, не переживу это, но переживаю ее смерть во второй раз.
В горле стоит ком, слезы только сейчас подло подкрались к глазам и застыли в двух миллиметрах от них, заставляя меня давиться горьким предвкушением, от которого сводит горло. Я по-прежнему не могу пошевелиться, глаза медленно становятся влажными, и я снова рыдаю внутрь. Жидкость медленно заполняет нутро, я задыхаюсь в безмолвии и на этот раз мне незачем сопротивляться. Эллин умерла, мне незачем жить, я во второй раз не сумел ей помочь. На глаза надвигается пелена, я погружаюсь в безмятежное небытие, словно булыжник в воду, которому больше не суждено всплыть...
Я просыпаюсь в холодном поту и от неожиданного ощущения всего тела вскакиваю. Линкольн косится на меня в непонимании, я окидываю взглядом зал: телевизор затянула черно-белая заставка, ничего необычного, но только до тех пор, пока я не столкнулся взглядом с окном - оно открыто! Я точно помню, что оно было закрыто, когда я пришел. Я подбегаю к распахнутому настежь окну, сердце неистово колотится, выпрыгивая из груди, я застываю, оперившись руками о подоконник, у меня не хватает смелости посмотреть вниз. Ветер дует в лицо, откидывая назад занавески, я вдыхаю воздух полной грудью и все-таки смотрю вниз, где стоят аккуратно припаркованные машины, ни намека на Эллин. Я выдыхаю и опускаю голову на подоконник, к глазам подступают слезы, с которыми у меня нет сил бороться. Я схожу с ума.
У меня нет объяснения произошедшему, но готов поспорить, что это было что-то большее чем сон! Окно было закрыто, я не открывал его. Я впиваюсь руками в волосы, я в отчаянии и не знаю, что делать. Это первый раз за все время, когда мне приснилась Эллин, я ожидал много от этого сна, но чтобы так...
7
Но это был не просто сон - это предупреждение! Эллин, просила спасти Жанну...Но от чего или от кого? Я схожу с ума. Я просто схожу с ума. Это был просто сон, ведь так? Но если это был сон, я не могу объяснить каким образом окно оказалось открытым. Это был не сон, не сон!
Я хватаюсь за голову и хожу из стороны в сторону, пытаясь привести мысли в порядок. Да, черт возьми, что я делаю? Я опять сомневаюсь в словах Эллин, пренебрегаю ее просьбами. Я срываюсь с места и, схватив на бегу в коридоре куртку, выбегаю из квартиры. Ступеньки тают под ногами, я их не чувствую, я мчусь сломя голову, мне нужно к Жанне, нужно разобраться во всем. Консьержка провожает меня неодобрительным взглядом, но я не замечаю этого. Внутри все кипит, в голове сумбур, я уже ничего не понимаю, меня рвут на части противоречия, я не уверен, что поступаю правильно, но с другой стороны меня переполняет уверенность и я не знаю чего опасаюсь больше, того что все это было реально, или того, что все это сон...
Вылетаю на дорогу, меня чуть не сбила машина, водитель нервно сигналит, я отсюда слышу, как он матерится, не смотря на то, что он уже отъехал. Я отхожу немного в сторону и пытаюсь поймать машину, но никто не останавливается. Я наверняка выгляжу чудаковато, но я не понимаю этого и продолжаю стоять с вытянутой рукой, вглядываясь в лица проезжающих мимо водителей. Ну остановись кто-нибудь!
Наконец-то мне повезло, ко мне подъезжает черное BMW, я спешно открываю дверь и залажу внутрь, называю адрес Я понимаю, что мои действия более чем нахальны, ведь, сначала, водитель осведомляется по пути ли его попутчику, но мне в ответ не сказали ни слова, тронувшись. За рулем сидела девушка, честно сказать, я даже не обратил на нее внимания, я ни на кого сейчас не обращал внимания.
Мы ехали, за окнами сменялись дома, деревья, фонари и я вроде бы смотрел в окно, но не видел за ним ничего. Я был одержим просьбой Эллин, она запалила во мне второй дыхание, ведь, если это действительно не сон, я видел ее. Видел! Я лежал на ее коленях, она ко мне прикасалась, и это был не сон, нет. Это не могло быть сном...
Она остановилась, я оставил на сидении тысячу, и вышел из машины, рванув к дому Жанны. Девушка высадила меня на дороге и чтобы зайти в подъезд нужно обогнуть дом. С каждым шагом, сердце начинает биться быстрей, я слишком взвинчен, и волнение дает о себе знать. Я подхожу к дому, но вокруг кольцо толпы, на которую я не обращаю внимания, мне нужно зайти внутрь. Я хочу войти, но парень, заслоняющий мне вид на происходящее возле дома отходит и я цепенею на месте, от увиденного: на земле лежит Жанна. Девушка лежит на спине, голова повернута в мою сторону и я сталкиваюсь с остеклянившимся взглядом навсегда уснувших глаз, я отсюда вижу насколько вдавлены внутрь ее ребра, и все становится ясно. Мне не хватает воздуха, я с ужасом поднимаю голову вверх и вижу распахнутое настежь окно девятого этажа...