Аннотация: Времена викингов, жестокие и одновременно романтические. Всё на пике страсти: ненависть, жажда мести, любовь...
1.
Сигни, мейконунг* Флайнгунга, Свальдбрюде и Кронфильда, пяти Голубых озер и необъятного Чёрного леса, владелица края, чьи границы простирались от морского побережья до далеких гор, сидела, разглядывая себя в серебряном отполированном зеркале, пока служанка Марит расплетала ее косы и старательно расчесывала каждую прядь.
Марит, еще не старая, но от множества родов раньше времени увядшая женщина, с наслаждением перебирала пушистые цвета рыжего лисьего меха волосы своей госпожи. Иногда она поглядывала на отражение Сигни - не кривится ли хозяйка от боли, не вспыхивает ли раздражение в ее больших синих глазах, когда гребень порою запутывается в слишком густых длинных кудрях.
Правительница огромного края, множества земель, вод и гор, Сигни на людях всегда вела себя сдержанно и в то же время властно. С восемнадцати лет управляя доставшимися ей от отца владениями и множеством слуг и рабов, она хорошо научилась скрывать свои чувства, приобрела выдержку, спокойствие и умение внушить к себе и уважение, и страх.
Но перед старыми, знавшими ее с младенчества, как Марит, слугами, Сигни становилась другой: она могла и поплакать, и покапризничать, и даже сорваться. Последнее было особенно страшно: в такие моменты Сигни напоминала своего отца, конунга Эриксона Краснобородого, который, приходя в ярость, крушил все, что попадалось под руку, и мог запросто зарубить или даже разорвать голыми руками и человека, и зверя, - любого, кто посмел бы встать у него на пути.
От отца Сигни унаследовала рыжие волосы и стать. Была она высока, широкоплеча, с длинными стройными ногами, свою довольно большую грудь скрывала под свободными рубашками или латами, и поэтому напоминала скорее юношу, чем девушку. Только толстые косы, достигающие талии, выдавали ее пол. А вот глаза были материнские, - даже сейчас, когда Альфлауг из Свальдбрюде не было на свете уже много лет, нет-нет да и звучали на пирах песни о ее бездонных как воды Голубых озер глаз.
...Из песен скальдов узнал Эриксон из Флайнгунга, только вступивший после смерти отца в права наследования, о красоте Альфлауг. Он тогда тяжело болел, только начал поправляться, и к постели выздоравливающего юного конунга, дабы развлекать его, часто звали музыкантов, скоморохов и певцов.
Не было ему еще и восемнадцати, и он даже не носил бороды, благодаря которой получил впоследствии свое прозвище. Эриксон влюбился в Альфлауг, не видя её, захотел жениться на ней - и, едва поднявшись с постели, хоть и был еще бледен и худ как щепка, снарядил корабли и поехал в Свальдбрюде. Но опоздал. Просватали уже Альфлауг за конунга Рагнара Черноголового из Рисмюнде, и неудачливый искатель руки красавицы попал как раз на свадебные торжества.
Приняли, однако, Эриксона в Свальдбрюде хорошо: и его, как знатного гостя, и его дружину родители невесты пригласили на пир, на котором чествовали молодых.
Нерадостная сидела в пышном свадебном уборе тоненькая как стебелек прекрасная синеокая новобрачная. Рагнар был необычайно пригож: высок, черноволос, чернобров, смугл, но далеко разнеслись по свету слухи о его жестокости, невоздержанности в выпивке и бесчинствах, чинимых им и его людьми не только во владениях недругов, но и в своем собственном крае.
Вот и на свадебном пиру он пил за пятерых и осушал рог за рогом. Рука его властно лежала на плече невесты, длинные пальцы то и дело по-хозяйски оглаживали дорогое оплечье свадебного платья, будто предвкушая мгновение, когда сдерут его вниз, обнажая белоснежное трепещущее тело.
Как случилось, что Альфлауг и Эриксон в наполненной орущими пьяными возбужденными людьми, полутемной и дымной от горячих блюд и чадящих факелов огромной зале увидели друг друга? Как вышло, что Альфлауг предпочла рослому широкоплечему красавцу-жениху тощего бледного юношу с горящими как уголья глазами? Как произошло, что взгляды их встретились - и одно и то же чувство вспыхнуло в обоих?.. О том ведомо только бессмертным богам.
Доподлинно известно лишь одно: в ту ночь не стала Альфлауг женою Рагнара Черноголового. Сбежала красавица вместе с Эриксоном, уплыла вместе с ним и его дружиной во Флайнгунг.
Одни шептались, будто Рагнар был так пьян, что попросту заснул на пороге, не добравшись даже до супружеского ложа, - но вряд ли это было возможно, ведь если невеста наутро после брачной ночи оставалась невинной, то жениха ждал несмываемый позор. Другие уверяли, что Альфлауг напоила Рагнара каким-то питьем, которое заставило его заснуть мертвецким сном. Третьи говорили, что вся дружина Эриксона пробралась в ту ночь в спальню жениха, что сразу дюжина воинов набросилась на молодого мужа, повалила и оглушила.
Сигни же знала - мать рассказывала ей - что дверь в спальню Рагнара охранялась крепко, и что Эриксон пробрался в ту комнату через единственное маленькое окошко, в которое втиснулся подобно кошке. Ни один из его людей - все здоровые крепкие молодцы - при всем желании не мог последовать за своим господином.
Эриксон и Альфлауг, с ужасом ожидавшая появления мужа, поняли тогда друг друга без слов. Гость спрятался за дверью - и, едва пьяный Рагнар ввалился в спальню, оглушил его страшным ударом в висок. Затем взял новобрачную за руку - и они вылезли из окошка наружу, и побежали к ожидавшим их кораблям...
Рагнар, конечно, наутро снарядил погоню, быстро сообразив, кто увез молодую, - но корабли его попали по воле богов в страшный шторм и, изрядно потрепанные, ни с чем повернули назад.
Эриксон же с Альфлауг добрались до Флайнгунга и немедленно сыграли свадьбу. Радостно пировали гости и дружина молодого конунга. Вскоре пришло известие от родителей сбежавшей невесты: они простили дочь, которая была их единственной наследницей, и прислали молодым свое благословение. Это была хорошая новость - значит, Свальдбрюде достанется детям Эриксона и Альфлауг!
...Только бабка Эриксона, старуха Гунндис, пророчила недоброе. И скоро предсказание Гунндис исполнилось: Рагнар Черноголовый, оскорбленный жених, собрал войско, снарядил корабли и приплыл по морю во Флайнгунг, чтобы отомстить за нанесенное ему бесчестье.
Много полегло тогда людей и с той, и с другой стороны. Именно тогда бабка Эриксона прокляла молодую жену конунга. "И тебя, и сыновей твоих проклинаю за то зло, которое причинила ты нашей земле!"
В конце концов, однако, обоюдные злость и ярость были потушены реками пролитой крови. Начались переговоры, и Эриксон и Рагнар пошли на мировую: за оскорбление последнего конунг Флайнгунга готов был выплатить огромную сумму золотом и серебром. Рагнар согласился. Много кованых сундуков с сокровищами увезли его ладьи в Рисмюнде, в том числе драгоценнейшее древнее украшение рода Флайнгунг: золотую ожерелье-гривну необыкновенной красоты с двадцатью подвесками из жемчуга, янтаря и рубинов...