Солнце медленно всходило в нежно-розовой облачной дымке и пелене над осенним лесом. Хлопнули ставни, и солнце ворвалось в темную комнату замковой башни. Девушка зевнула и, протирая глаза кулачками, села на своей шелковой кровати под балдахином, глядя на открывающийся из окна вид и солнце. Зашептала слова молитвы, сжимая в руке медальон с изображением Девы Марии.
- Доброе утро, ваше высочество, - поприветствовала ее служанка Альбертина, хлопотавшая над тазом с водой для утренних процедур, и опять наклонилась над тазом, помешивая воду рукой.
- Доброе, Бертель.
Служанка недоуменно повернулась и тут же добродушно рассмеялась от греха подальше:
- Никак не могу привыкнуть, что вы зовете меня так. У нас меня зовут Тина, или Тини. Но я привыкаю, уже почти привыкла.
Девушка, не слушая ее, подошла к окну и высунула кудрявую со сна голову наружу, чтобы посмотреть на замечательных птичек на уже умывшихся деревьях, которые тоже говорили ей "Доброе утро!". Дымился утренний туман. Желая подольститься к своей новой госпоже, служанка сказала ей, когда девушка умыла лицо:
- А вы знаете, что к нам сегодня приезжают венды?
- Да, конечно.
- А вы знаете, что приедет сын их короля?
Девушка - ее звали Зузанне - раскрыла от удивления глаза и заморгала. Вода текла по слипшимся ресницам. "Славянский принц! Это что-то необычное". Она попыталась представить его, но не смогла. Помотав головой, отчего досадливые волосы закрыли лицо, девушка спросила:
- А он христианин?
- Да, ваше высочество. Впрочем, в этих краях, христианство не почитается особой доблестью... Простите.
"Интересно, как он выглядит? Может, он как косматый угрюмый сакс, который вечно ходит с топором в руке и бурчит что-то в рыжую бороду, когда ему оказывают милость, задавая вопросы о его хижине? А может... он прекрасен? Прекрасен, как молодой олень, как вольный буревестник? В этой глуши он, вряд ли видел красивых девушек!"
- Бретель... Тина! А вендские девы красивы? Ты ведь славянка. Они выглядят как ты?
- Что вы, ваше высочество, - засмеялась служанка, махнув тряпкой в руке, - я саксонка по матери. Мой отец был венд. Он ушел к саксам от своего племени.
- Почему?
- Не помню... я была слишком мала, когда он рассказывал, а теперь некого спросить, - заколебалась почему то служанка и девушке показалось это странным. Но опомнилась:
- Знаете, среди славянок бывают красивые девушки, но им с вами ни за что не сравниться!
- Да, точно! Кстати, раз уж так, принеси озерной воды со льдом...
Омывшись, умыв свое прекрасное свежее личико отвратительно ледяной водой, Зузанне села с медным зеркальцем в руке и стала глядеться в него, и постепенно вместо своего отражения задвигались меняющиеся, туманные образы:
Слышатся лай собак, и звонкий молодой голос. Прыткий зайчик проскакав возле ее ножек, скрылся за деревьями, а тут, раздвинув кусты, вылезла свора собак, которых едва держит на поводке молодой парень... Какой он? Наверное, высокий, стройный, в плаще. Плащ алый, бархатный. Он скреплен золотой застежкой... Нет, платиновой. С прекрасным драгоценным камнем серого цвета на ней. А какое лицо? Какие волосы? Наверняка, светлые, непокорные. Он смеется. Он видит прекрасную девушку и замолкает. И даже собаки послушно садятся на траву, машут хвостами. Что же дальше? Она смущена. Он подходит и называет свое имя... А какое у него имя?"
- Ваше высочество! Пора завтракать.
- Бертель! Какое у него имя?
- Рорик.
После обеда Зузанне побежала в сад, по песчаным дорожкам, которые скрипели и ныли, к реке. Ее башмачки мелькали под платьем. Медленно летали шмели, и река так же неспешно текла на заход солнца... Наигравшись, и вдруг затосковав, она радостно вздрогнула, услышав рев труб и скорым шагом пошла обратно к замку: приехали гости! Недалеко от зданий стояла старая, закопченная часовня. Сожженная когда-то то ли вендами, то ли саксами. Ей вдруг страшно захотелось туда зайти, даже зачесалось между лопатками. Подергав плечами, она решительно направилась к узкому входу. Влетев туда, она замерла, увидев спину, а на ней плащ... Он медленно повернулся с изумлением глядя на пришелицу своими серыми, как драгоценный камень глазами:
- Прости, если я напугал тебя. Каждый раз, когда я сюда приезжаю, я первым делом захожу в эту часовню - здесь проявляется Бог в душе, и я получаю мир и покой. Меня зовут Рорик, я сын короля Годлава! Как зовут тебя?
Девушка застеснялась, и опустила пышные ресницы чуть ли не на розовые щечки. В затхлой тишине часовни слышалось ее дыхание. Принц ждал ответа.
- Зузанне! - выпалила она, и, подхватив полы платья, убежала.
- Зузанна... - повторил Рорик.
Перекрестившись, он пошел за ней ко всем остальным.
К вечеру они уже пошли гулять вместе под присмотром служанки Альбертины.
- Рерик! Рерик!!! - послышался рев.
Они обернулись. К ним шагал, широко раскинув руки, медвежковатый бородач.
- Бернхард! - воскликнул королевич.
Даже глаза у него были похожи на медвежьи. "Типичный сакс!" - подумала Зузанне и заскучала. Когда он подошел, то стало ясно, что и по повадкам он типичный уроженец Саксонии - не представившись девушке, как то было принято во Франконии, он зашумел:
- Рерик! Здоров ли ты? Как поживаешь? Знаешь, какое я наварил пиво в этот раз? Голова идет кругом отдельно от тела! Мы напились, как свиньи, устроили целое наводнение! Приезжай!
Девушка поморщилась и отошла в сторону, ощипывая цветки роз. Принц к ее удивлению обрадовался этому невеже и пообещал приехать и привезти с собой братьев, чтобы отправиться вместе на охоту. Когда бородач, подмигнув Рорику, все же удалился, она осталась стоять спиной к ним.
- Продолжим нашу прогулку?
- Пошли.
Через некоторое время она спросила:
- Почему тебя зовут Рорик? Что это означает?
- Старшего в роду всегда зовут так, это родовое имя. Означает - сокол.
- Твой отец владеет всеми вендами?
- У нас правитель не владеет своими подданными... И мой отец король, но мой дядя Дражко считается главным королем.
- Это как? Король может быть только один. Иначе это смута!
- Это наши славянские обычаи. Их трудно понять человеку, незнакомому с ним.
- Как же вы живете с такими обычаями? Почему король не изменит их?
- Думаешь, это так легко? Уже одно то, что у нас появился один верховный король значит многое. Пусть хотя бы продержится на своем престоле. У дяди Дражко нет детей, после него верховным правителем будет мой отец.
Девушке надоела эта тема.
- А... - понизила она голосок так, что он пригнулся, - ты женат? Сколько тебе лет?
- Мне восемнадцать лет и я еще не женат.
- В восемнадцать и не женат?
- Неужели ты тоже такая же, как и все? - искренне огорчился Рорик, - я думал, ты необычная...
Девушка поняла, что допустила промашку.
- Нет, - тут же стала выкручиваться она, попутно обдавая его теплой волной из своих глазищ, чтобы отвлечь, - наоборот мне это кажется хорошим, и я сразу увидела, что ты не рядовой парень...
"Кажется, получилось! Игра продолжается!"
- Так ты говоришь, что твоим вендам кажется странным, что ты не хочешь жениться? - продолжила она болтать, чтобы отойти как можно дальше от того неприятного момента.
- Им не сколько это кажется странным, а то, что я хочу жениться по любви. Я не понимаю, как можно жениться просто так. Чтобы жениться. Я хочу, чтобы мы с моей возлюбленной так же шли рядом и смотрели на закат, как... как мы с тобой сейчас.
Зузанне поняла, что сейчас самое время для того, чтобы стрельнуть лукавым глазом снизу вверх, тут же отвернуться и идти молча, чтобы тишина была громче слов.
"Интересно, почему он не спрашивает, что означает мое имя?". Она решила надуться, но Рорик казался очень обрадованным, каким-то посветлевшим и только молча, улыбался ей, когда они шли вдоль берега реки.
- Ну что, брат, как ты съездил? Рассказывай, - спросил Сивар, валявшийся на шкурах у очага. Он приподнялся на локте, когда дверь открылась, и в темный покой вошел старший брат. Младший, Трувар, обрадованно пошел навстречу, поднявшись со скамьи.
- Отлично, братья! - Рорик был очень вдохновленным, на губах его застыла улыбка, которую он не замечал, и которая во время обратного пути вызывала улыбки у старших воинов, которые его сопровождали.
- Ого! - встрепенулся и Сивар, - я вижу, что дело не обошлось без женщины!
- Да, брат, впервые в жизни я увидел ту, о которой мне захотелось мечтать! И знаешь где? В церкви! Это явно не случайно, таких совпадений не бывает! Не поверите - как раз в тот самый миг я просил Бога дать мне мою любимую и тут послышался шорох. Я повернулся и не поверил своим глазам: прекрасная молодая белокурая девушка. Она тяжело дышала, ее глаза - неземные - были широко раскрыты, она казалась пичужкой, увидевшей сокола...
- Ну и ты не растерялся? - толкнул его локтем Сивар.
- Я пошел за ней... она дочь нового франкского графа, который приехал сюда по приказу императора.
- Погоди... так она немка?
- Да.
- И как ее зовут, брат? - обратился Трувар, до этой поры внимавший.
- Зузанна.
- Как жужжанье, - неодобрительно проворчал Сивар, - так что ж, ее отец приехал следить за порядком в стране замиренных саксов?
- Нет, брат, она - чудо! Я никогда не видел такой красивой, такой хорошей и такой умной женщины! Она так меня понимает! Как никто.
Тут погрустнел и Трувар.
- Братья! Да вы что! - обнял он их за плечи, - вы же понимаете меня! Я встретил ту, о которой мечтал! Вы же сами все время спрашиваете, когда я женюсь! Вы - мой род, а она теперь будет моей половиной!
- Если граф за тебя ее отдаст.
- Отдаст, я видел, что он хорошо относится к вендам. Он был милостив со мной. Хоть он и королевских кровей, но все же граф. А я - сын короля. И его дочь может стать королевой.
- Наша дочь может стать королевой вендов, - говорил супруге граф, укладываясь в постель, в то время как служанка расчесывала ей на ночь волосы, - этот принц Рерик спокойный малый и не будет бунтовать против империи. Особенно, если он будет женат на немецкой дворянке. А со временем вся его страна перейдет бескровным путем в наши руки.
- Королева вендов, - думала Зузанне, закрывая глаза, и представляя себя в блистательном окружении, среди висящих бело-красных знамен, ликующих лиц, звуков труб. Она идет плавно и мягко, благосклонно смотря на своих новых придворных, как будто она нарисована свежими яркими красками на сером фоне подданных... И он - поднялся со своего трона и ждет, указывая на соседний трон для своей королевы, - говорят, славян очень много, и его страна обширна и богата. Они принесут дары и будут чествовать свою новую повелительницу. Их девы, конечно, будут кривиться от зависти к такой красоте и благолепию, тут уж ничего не поделаешь.
Она сладко потянулась и быстро заснула с такой же улыбкой на устах, что была и у Рорика, который сейчас мчался со своими братьями и самыми близкими слугами во весь опор к ее замку. К седлу его был приторочен мешок.
Зузанне проснулась от аханья служанки: Бретель как всегда утром открыла ставни, и увидела висящий пучок цветов - болотных лилий. Подскочив к окну, девушка обомлела. Она схватилась за грудь - "Так он все-таки узнал, что означает мое имя!". Почему она была уверена, что это "он" - Рорик, Зузанне и сама не могла бы сказать. Да и нужно ли? Интересно, как он залез по отвесной стене? Она выглянула: высоко! Надо покататься с ним в лодке... Спохватившись, она стала читать утренние молитвы. После совершения всех процедур, поворачивая зеркало в руках, начала обдумывать решение сложнейшей проблемы: как сидеть во время катания - лицом к нему, в профиль, или вполоборота? Решила, что лучше всего смотреть вниз, показывая одновременно свою скромность и ресницы, а также часто красиво поворачивать голову вправо и грустно смотреть вдаль.
- Благодарю тебя за подарок, - сказала она.
Улыбка тронула губы Рорика, он хитро посмотрел на Зузанне и погреб к берегу, возле которого на воде распластались листья и белые коронки цветов. Перегнувшись, сорвал несколько длинных влажных стеблей и с шутливым поклоном вручил девушке. Она положила цветы на колени, уже отработанным движением опустила голову к цветку, как бы вдыхая его аромат, и лукаво взглянула исподлобья, взметнув брови.
- Я думал, ты сделаешь венок.
- Венок? Что это такое? Вендский обычай?
- Переплетенные цветы, украшение на голову.
Рорик горячо рассказывал о войнах с саксами, о том, как в одном бою они убили его деда Витслава, о том, что надо за это отомстить. Он впервые оживился, перестал быть задумчиво-мечтательным, но девушке наскучило это.
- Скажи, а ты мог бы полюбить саксонку?
- Саксонку?
- Да. Если бы она была из рода убийц твоего деда? - вопрос был опасный.
И тут полыхающий местью Рорик к ее удивлению произнес:
- Да.
- Но почему?
- Потому что любовь - выше всего, - со странной улыбкой, глядя на застывшие облака заката, ответил он. Ее душу что-то взволновало при этих словах, но что - она и сама не могла понять. Да и нужно ли было понимать...
Славянские воины играли во дворе замка в кости, сидя на бочонке. Увидев проходящую Альбертину с корзиной подмышкой, кто-то из воинов хмыкнул:
- Идет, ублюдочная дочка.
Она недовольно покосилась на них, окрысившись - она понимала вендскую речь. Но воинам было все равно:
- Хорошо, что ее отца прогнали из нашего рода, гнилой был человечишка.
- Да и она, должно быть, такая же. Все передается по наследству.
Покачав головами над этой общей мудростью, воины, которые сопровождали Рорика и его братьев, вновь устремили свое внимание на игру.
Альбертина за всю жизнь так и не смогла привыкнуть к таким высказываниям в свой адрес, которые постоянно слышала от вендов, приезжающих на рынок, в гости, по делам и так далее. Ее постоянно это злило - отец давно умер, а память в народе осталась.
Зузанне сидела на балконе, выходящем во двор. Ей наскучил Рорик. Увидев приближающегося брата Кристофа, она оживилась: вот ему можно высказать все, что она думает об ободритском принце.
- Сестра, как ты можешь думать об этом венде?
Это было зря.
- Чем он тебе не нравится? Он хорош собой, он христианин.
- Давно ли венды стали христианами, - сказал Кристоф в пустоту.
- Он образован, умеет читать и писать! А ты умеешь?
- Рыцарю необязательно уметь держать перо, главное - уметь держать меч в руке. Разве он умеет? Все глядит на облака... Его младший брат, - как его там, - и то кажется воинственен.
Девушка фыркнула и поднялась со стула.
- Кристоф, зачем ты дразнишь ее? - подошел отец.
Кристоф пожал плечами и спустился по каменной лестнице во двор, чтобы предаться любимому занятию: скачкам на лошади. Чему и посвятил весь остаток дня.
К Зузанне приехала ее подруга, Свенджа. Девушки болтали, ходили по парку, смеялись о своем, хватали друг друга за руки и стремились рассказать побыстрее какую-нибудь сногсшибательную новость. Свенджа повернула голову и увидела Рорика, который радостно шагал к ним от часовни - той памятной часовни - и таким ясным было его лицо, такой золотистой короной обрамляли его волосы, что Свенджа тихонько ахнула, и замерла.
- Что, дорогая? - обратилась к ней Зузанне, горделиво ожидая похвалы, - как тебе мой вендский принц?
Свенджа опомнилась и, вздернув бровки и носик одновременно, отвернулась в платочек:
- Это принц? Я думала, это вендский конюх из прислуги, который приехал с ними из-за реки.
Зузанне вспыхнула, ее щеки стали зарделись, и она как-то скомкалась, не зная, что сказать. А Свенджа продолжала, упиваясь триумфом, тем, какое воздействие слова производят на ее подругу:
- Посмотри на его штаны! Эти венды носят уморительные полосатые штаны! Даже не знаю, как это назвать.
Зузанне увяла, но когда радостный Рорик подошел к ним, она вылила весь свой гнев на его голову, так что парень мгновенно превратился в недоумевающего, растерянно глядя им вслед... Что случилось?
А Свенджа ковала железо - перед вечерним обедом она уже шепталась с одним рыцарем возле колонн, в темном углу:
- Пожалуйста, не отдавай бедного светлого ангелочка в лапы свирепого вендского пса!
- Но он мне сам кажется ангелочком, - со смехом отвечал рыцарь и в упор глядел в ее глаза.
Тогда Свенджа намекнула, что не оставит без признания такую любезность и рыцарь пал. Потом она стала оплетать в паутину служанку Адальберту, всучила ей золотые монеты в ладонь, но та, узнав, что дело идет о том, что напаскудить каким-то образом славянам, с готовностью согласилась обработать госпожу. Послеобеденное время было посвящено рассказу вымышленных баек о молодом принце, его детстве, и юности. Из рассказа выходило, что он был кем-то вроде деревенского дурачка, мочившего постель, что якобы известно всем окрестностям.
Когда на вечере Рорик увидел, что рыцарь раз за разом штурмует растерянную, ходящую весь вечер, "как не своя" Зузи, он вскипел, и схватился за рукоять меча:
- Я вызову его на поединок!
Братья заглядывали ему в лицо: Трувар с готовностью помочь, Сивар с одобрением и воинственной радостью. Но Рорик побледнел и братья оглянулись: Зузи, уступив подзуживаниям Свенджи и служанки, стала щебетать с рыцарем. Такого предательства он не ожидал... Прямой, бледный, как клинок, он вышел с пира, и, сев на коня, ускакал с братьями и свитой в ночь. Замок увидел только их темные спины и лошадиные зады, да подковы.
- Почему не едет Рорик? - думала Зузанне на следующее утро, стоя в парке, на берегу реки. Болела, как с похмелья голова, будто нанюхалась она ядовито пахнущих болотных цветов. Вдалеке Свенджа что-то выговаривала сердито наклонившемуся рыцарю, и он вскоре пошел прочь от нее. Подруги посмотрели друг на дружку и Свенджа, медленно поднявшись, так же медленно подошла к ней.
- Зачем ты сказала, что Рорик уродлив? - спросила с горечью Зузанне, - он строен и молод.
- Да, он прекрасен, как молодой тополь, - ответила подруга и мечтательно сжала голову руками.
Зузанне могла лишь молча взирать на нее. Она пошла по тропинке к замку. Кристоф! Цепляясь за него, как за последнюю соломинку, она забормотала:
- Братец, хорошо же, что уехал этот противный венд?
Кристоф странно посмотрел на нее и ответил:
- Он хороший парень.
- Почему? Ты ведь был о нем другого мнения!
- Вчера я увидел, как он схватился за оружие, когда ты стала любезничать с тем выскочкой. Он храбрый. Я ошибался в нем.
Зузанне утонула. "Нет! Нет! Нет!" - думала она, - "Он всего лишь обиделся, но он приедет. Обязательно приедет. И я выскочу ему навстречу, обниму его, сделаю этот дурацкий венок! Точнее, я прощу его и разрешу сплести для меня этот вендский венок... Только бы он приехал... Сколько он будет сердиться? День? Два? Неделю? Только бы приезжал"
- Отец, - обратился юноша к сидящему на троне Годлаву, - у нас давно не было войны. Прошло довольно много лет, и выросло уже целое поколение, не знающее битвы.
- Ну не так уж много лет прошло, - послышался скрипучий голос Годлава. Князь зорко оглядел палату. Воины на своей скамейке ободрились, как будто осенняя паутина мгновенно слетела с их одежд. Старейшины же зашептались, загрустили. Братья стояли, держа ладони одна на другой, ожидали, чем все закончится.
- Мы не можем сражаться, - подал голос отец, - сравнительно недавно наступил мир, который нам так нужен, наше княжество стало больше. К чему рисковать? Лютичи только и ждут войны, чтобы отрезаться от нас и зажить своим племенем.
- Но мы должны отомстить саксам за деда!
Годлав прищурился, как бы говоря: "Где раньше была твоя жажда мести, сынок?"
- Мы вассалы немецкого императора, ты хочешь пойти войной на него? К чему это все? Мы же стали одним государством, у нас появились новые земли, выход к новому морю, торговые связи, а ты все хочешь нарушить? И ради чего?
Рорик дернулся. Да, все знают ради чего. Или кого. Не желая показаться полностью зависимым от немцев, великий князь добавил строго:
- И у немцев мы многих важных и знатных людей убили. Они тоже хотели бы мстить, но император решил на суде все наши споры и заставил простить друг другу старые обиды. Сейчас настало новое время. Вы все были свидетелями.
Старейшины согласно клевали носами - тем более что у них были свои торговые интересы. Воины опять потускнели.
- Я не могу пожертвовать королевством, людьми, миром ради застарелой мести и твоего желания воевать! Да и Дражко будет против, я знаю.
Переглянувшись с соседями, которые на мгновение опустили в знак согласия подбородки, встал воевода и поклонился на все стороны и князю особенно. Князь привстал и церемонно поклонился в ответ. Воевода начал:
- Княже. Не только у твоего сына есть желание воевать. Мы как клинки, ржавеем без дела, носим немецкие плащи и береты... Сейчас, как правильно сказал Рорик, твой сын, растет поколение, не державшее еще в руках меча. Они больше учатся владеть немецкими тростями. Мы не юны. Если мы не передадим им свой опыт, который передается только на войне, у них его не будет. Как они передадут свой опыт следующему поколению? Никак. Дозволь, княже.
Один из стариков пытался было подняться в ответ со своей скамьи, опираясь на узорную трость, но тяжелый взгляд князя пригвоздил его к месту. Старик понял: князь и так на их стороне. Выступление будет лишним.
- А что вы скажете, сыны? - спросил он Сивара и Трувара.
Сивар с готовностью блеснул глазами:
- Я хочу побед, отец!
- А ты, сын?
- Я тоже пойду воевать с братьями, - обвел взглядом старших преданный Трувар.
Кивком Годлав дал понять воеводе, что тому надо сесть. И погрузился в тяжкое раздумье. Солнечная полоса медленно ползла по полу, уже почти не согревая зябнущих стариков в меховых шубах.
- Что ж, - наконец разлепил губы князь, - я нашел решение. Как нам известно, три десятка лет назад словене на востоке отказались посылать в наш стольный Велиград дань, и прогнали наших поселенцев. Тогда мы были заняты войной, потом забыли про них. Пусть каждый желающий - я говорю - только желающие пусть едут с вами в те земли и снова покорят их. А потом те, кто захочет, вернутся, и будут опытными воинами.
Старый князь снова доказал, что не зря дожил до таких лет. Мудр он был и опытен. Годлав устало прикрыл веки: он уже давно не смотрел на реакцию людей после оглашения своих решений, и так понятно, что на лицах начертано удовлетворение. Но он ошибся: на склоненных к полу знатных лицах ничего нельзя было разобрать из-за тени, хотя внутри шипело и скворчало недовольство - причем на обеих скамьях сразу, что было не так часто. Князя можно было извинить: он думал о старших сыновьях. Соколята оперились и должны вылететь из родительского гнезда.
Как-то странно пролетели годы. И война была вроде не так давно, и словене откололись тоже не так уж давно, а князь принимает решения один, не спрашивает не то что мнения народа, а и мнения знати! И с таким видом, как будто это было всегда! Чудеса, - саркастично думали известные люди страны.
- Мой брат Дражко в Велиграде? - спросил он поклонившегося в ответ на обращение парня из знати, одного из помощников и слуг.
- Да.
- Поезжай к нему и скажи, какое я принял решение. Я знаю, он не будет против. Покличь там на городской площади охотников, пойти в поход...
Наверняка соберется куча молодых и не очень охотников, которым опостылела домашняя, мирная жизнь и орущие, пахнущие младенцы в душном доме, а также сварливые жены. Так будет лучше, спокойнее...
Подождав еще немного для приличия, парень опять поклонился князю, остальным собравшимся и скорым шагом вышел из залы. От скамьи у входа, где сидели слуги, оторвались четверо, сделали общий поклон до дощатого пола, и торопливо вышли за ним.
Прошло много лет. И снова был золотистый, осенний закат. Теперь земля клонилась все ближе к зиме. Город шумел - сам великий Рорик посетил его! Он собирался навестить могилы отцов и дедов, и по дороге остановился здесь.
До Зузанне - госпожи Зузанне, только так ее теперь называли - доносились возбужденные сплетни толпы из окна. Великий! Великий завоеватель! Бескрайние, необозримые пространства покорил он! Она не слушала шум, и крики. С тревогой смотрела на осенние морщины в зеркальце. Осень не скрыть, не оттянуть.
- Глупый Рорик, почему он так поступил? - думала она, - из-за его глупости вся жизнь пошла прахом.
Она ворошила вновь воспоминания, и не могла понять, почему он так и не вернулся на следующий день.
Потом был пир. Плоские чаши светильников на столбах, пищавшая волынка, звенящие гусли, трубы. Столы, заздравные речи, кубки в руках, бородатые красные то ли от отблесков, то ли от выпитого морды, и трон во главе стола. Справа от трона сидел человек с острым и неприятным взглядом. Олег - как его называли славяне. А на троне величественно и спокойно сидел великий князь Рорик, с мудрым и вежливым лицом, корона венчала его. Обитатели Поморья, представлявшие масштаб покоренной им страны, с ужасом смотрели на лицо завоевателя, а он пил из кубка, тихо разговаривал с соседями, наклоняясь в их сторону, улыбался услышанному, поднимал руку, когда кто-то из пьяниц выкрикивал тост в его честь. В сторону Зузанне он смотрел так же вежливо, и она уже было подумала, что зря приехала сюда, но когда, после вечера она выходила в сопровождении служанок во двор, спускаясь по темной деревянной лестнице в бревенчатых коридорах при свете факелов, к ней подошел служащий муж, и, поклонившись, передал просьбу Рорика явиться завтра для личной беседы.
Завтра все решится! - подумала она и, приехав домой, заставила служанок искать ароматы, коренья и прочие штуки.
Подойдя к князю Рорику близко, госпожа Зузанне увидела глубокие каньоны на его лице, снега, лежащие на вершине. Следы прожитого, свидетельства тяжких раздумий. Следующая мысль была еще ужаснее: "Как же тогда выгляжу я?". Он вежливо усадил гостью в креслице и сам сел рядом. Они были на втором этаже хором, с открытым видом на поля, леса, осень. Золотой закат. Паутина с ветром.
Рорик стал рассказывать гостье о своих приключениях и скитаниях с братьями. Оживившись, он говорил все увлеченнее, а она, как и встарь, заслушалась, и засмотрелась на него. Он рассказывал о том, как после бесконечных стычек с пруссами, ятвягами и другими племенами, их мелкий отряд прибыл в неведомую землю, куда очень редко ездили купцы. Жители той страны - словене, чудь, весь, кривичи - враждовали между собой, и никто не мог найти решение для спора. Странно, что они не могли объединиться, даже перед лицом опасности - ведь им угрожала страшная сила, иго, против которого они уже не осмеливались восстать, тратя свои силы на междоусобные склоки - потому что это позволялось, это давало возможность безопасно излить свою ярость, выкинуть семена на каменистую почву. Рорик увидел здесь то же самое, что и дома. Вечная угроза от немцев, которая медленно, но неотвратимо, как скала, надвигалась на дерущихся человечков. Они видели скалу, видели, как медленно она давит их, но не могли сойти с места, не могли расцепить рук, так как руки врага-друга-соседа были на собственном горле. Каждый думал так же. А скала все двигалась. Медленно и неотвратимо.
Рорик и его братья были новичками в этой стране, в их сердцах страх еще не пустил цепкие корни. А жители той страны были поражены ползучей паникой, как плесенью. Приход свежих войск под руководством братьев вдохновил их. Тем более что Рорик, учитывая заразность паники, поставил свой градец и не позволял своим воинам общаться с местным населением. Подняв бучу, возбудив народ, он повел соединенные отряды на врага и разбил его. Благодарные жители, в порыве чувств, просили его стать их королем, заботиться, править, царствовать.
Рорик думал ночами над этим предложением, в кругу братьев в одиноком покое, когда только стражи стоят на стенах, а вокруг безмолвие северной темноты. Ему пришлось по душе предложение - создать в этой стране то государство, которое не удалось создать его деду и отцу в Велиграде. Вагры, в большинстве своем составлявшие их войско, ушедшие с семьями и родами из разоряемой Вагрии, горячо поддержали это стремление создать форпост сильного славянского общества, которое может окрепнуть вдали от немецкой руки и потом посылать войска назад, за море, к своим, оставшимся там соплеменникам, которые едва сдерживали натиск. Это государство было бы в безопасности из-за далеких расстояний. Племя русь, которое они подхватили своим потоком по дороге, состоявшее из балтов, славян, немцев, также высказалось "за".
Рорик стал строить государство. Он построил новый город, который стал бы столицей. Но страсти улеглись, и граждане стали потихоньку киснуть, видя, что править ими будут железной рукой. Им хотелось невозможного - жить, как и прежде по своей воле, но при этом, чтобы все было так, чтобы они не ссорились между собой и могли бы отстоять свое добро от захватчиков. Рорик рассвирепел. История повторялась. Взрыв произошел, когда племенной князь словен Вадим Храбрый поднял восстание. С трудом пришельцы удержали свой городок, куда сбежали из Нового города, или, как говорили местные, Нова града. Но переселенцам было некуда отступать - вернуться с позором на разоренные пепелища? Им не хотелось тратить время на долгую дорогу, чтобы так же погибнуть - только в другом месте. Накопив силу, пошли они на разрозненных "хозяев", которые уже успели перессориться между собой, свернули железной рукой голову Вадима - голову восстания, и Рорик стал править уже без помех.
Он рассказывал, как потом они решили подчинить своей власти весь речной путь, который вел на юг, как медленно плыли по необозримо широкой реке, среди лесных пустынь, где только речной путь был доступен. В краях, где мелкие неведомые роды обитали на широких полянах, расчищая их для земледелия, роды, которые жили сами по себе и не общались ни с кем. Иногда путешественники видели на крутом берегу крохотных людей, которые что-то кричали, потрясая кулаками, и пускали стрелы, втыкавшиеся в медленно волокущееся тело змеи-реки, где-то далеко от кораблей... Потом, однажды, путники увидели впереди на холмах, в тумане, град. Это был конец путешествия. Рорик покорил город и отдал бразды правления Олегу.
- Олег - неприятный человек, - сказала Зузанне, все еще зачарованно глядевшая на картинки, которые он развернул.
- Он мудрый.
- Берегись его... Он опасен.
- Мы с ним верные соратники. У него свои цели, но они совпадают с моим путем.
- Ты женат? Ведь так?
- Да, я был женат несколько раз. Живу с последней женой, она из Норвеге. Есть сын. Братья мои умерли.
- Понятно, - опустила она голову с пробором, на который он смотрел, не отрываясь, зная, что она не видит сейчас этот взгляд.
- Ты счастлив.
- Я?
- Ты покорил необозримые пространства, ты стал королем земли, которую даже мне трудно представить, так она велика. Ты сотворил то, о чем многие даже не мечтают. Ты выполнил свою мечту. Ты настоящий мужчина.
Странно усмехнувшись, Рорик отвернулся, глядя на закат, и она с испугом смотрела на него. Через некоторое время он произнес, так же глядя вдаль:
- Но я отдал бы все эти годы и земли ради одного часа с милой хохотушкой Зузи. И это не купишь за все золото Волина. Не было ни дня... Я хотел покорить тебя, а легче покорил всю ту необъятную землю...
Зузанне ахнула.
- Но... но почем... - начала, было, она, но Рорик положил свою ладонь с перстнями на пальцах поверх ее и тихонько качнул головой, и улыбнулся, как бы говоря - не стоит. И вдруг она словно бы увидела себя его глазами, почувствовала то, что чувствовал он, вернулась из-за этого аромата воспоминаний в прошлое, увидела себя тогда на балу, его, совсем молоденького, его братьев, подружку Свенджу, служанку Адальберту, братца Кристофа, и, главное, свое поведение со стороны и все поняла. Говорить было незачем. Они просто повернулись к проему и вместе стали смотреть на золотистый закат.