Небольшой городок на берегу Средиземного моря основательно пропах разнообразными запахами моря. Один из запахов был особенно настойчивым,- это был запах йода,- так пахнут морские водоросли, из которых мощные волны нагромоздили на берегу замысловатые сооружения, похожие на замки, крепости, возникшие по мановению палочки волшебника из детской сказки. Волны уже почти стихли, лишь иногда, еще не потеряв окончательно былую силу, набегали на пляж, обнажая белоснежный, как улыбка юной девушки, песок.
Шел декабрь 1987 года...
Была пятница, в мусульманских странах, выходной день.
Мартынов проснулся рано, привычно выглянув в окно, убедился, что сегодня можно будет сходить, наконец, с сыном к морю. Предстояла непростая командировка и по всему видно, надолго, в самое пекло ливийской пустыни, и ему хотелось побыть подольше наедине с семьей.
Разбудив пятилетнего Димку, и позавтракав, на скорую руку они, одевшись в легкие куртки и джинсы, двинулись к морю. Несмотря на зимний месяц и только что бушевавший шторм, погода стояла неплохая, как раз, то, что и нужно было для неспешной и увлекательной прогулки. Солнце уже стояло высоко, небо было голубым и прозрачным.
Термометр, закрепленный на металлической стенке небольшой веранды перед виллой, показывал плюс двадцать пять градусов по Цельсию.
Идти было недалеко, метров пятьсот, светловолосый Димка крепко держался за руку и с удовольствием дышал свежим морским воздухом. Обычно он вырывался, когда Сергей пытался взять его за руку, старался, как и все дети выглядеть взрослым, но в этот раз, или забылся, или предчувствовал своим еще наивным умом, что предстоит скоро долгое расставание с отцом.
Оглянувшись, Сергей увидел сзади одноэтажные дома городка на крышах, которых высились телевизионные антенны, различной конфигурации. Ветер дул приличный и задевая об естественные препятствия, поток воздуха издавал звук, напоминающий свист какой-то экзотической птицы.
По вечерам к этому свисту добавлялись жужжащие звуки редукторов установленных на верхушках антенн, которые нещадно вращались, стремясь уловить более четкие сигналы каналов итальянского телевидения.
До Италии было далековато, но, особенно в пасмурную погоду телевизионная картинка была такого высокого качества, что ей могли бы позавидовать все немногочисленные каналы советского телевидения. Этот эффект достигался за счет рефракции волн, которая создавалась воздушными массами морского воздуха и советские военные специалисты жившие в этом маленьком городке на окраине ливийского залива Сирт, могли воочию наслаждаться недоступными в то перестроечное время картинками "загнивающего капитализма". Это не возбранялось командованием и политработниками, только иногда, если кто-то приходил на службу с заспанным видом, начальник группы полковник Марченко Иван Степанович подтрунивал над подчиненными:
-Что опять, мол, насмотрелся зарубежной пропаганды, глаза красные, как у кролика...
Так не торопясь, Сергей с Димкой дошли до моря.
Там где раньше был ровный пляж, теперь волны образовали огромные промоины. Посмотрев направо, Димка увидел вдали огромные кучи морских водорослей и побежал в их направлении, но через несколько метров остановился, вода слишком близко подступала к берегу, мешала ему бежать. Сергей догнал его, они вернулись назад по направлению к городку, повернули направо и зашагали к водорослям. Путь им преградили глубокие, но уже слегка осыпавшиеся одиночные окопы для пехоты и бронетехники. Сейчас они были пусты, но еще не так давно, во время агрессии со стороны США, здесь располагались передовые отряды ливийской армии, которые по замыслу должны были первыми вступить в бой с высадившимся на берег десантом.
Песчаный берег кончился и они, добрались до прибрежных рифов высотой метров по три-четыре. Рифы были темно-коричневого цвета, острые и колючие, да еще и скользкие, ко всему этому в придачу. Волны бушевавшего шторма прибили к берегу такое количество водорослей, что они оказались на одном уровне с рифами, и было тяжело определить, где еще камень, а где уже начиналась морская трава. Эти сказочные замки привели Димку в восторг, он прыгал по ним, топтал их ногами, они не сдавались и подбрасывали его вверх. Он хохотал, раскраснелся, было видно, что все это доставляло ему огромное удовольствие. Вдруг впереди в море, появилось белое пятно непонятного вида, и только когда волна прибила его поближе, стало ясно, что это всего лишь кусок пенопласта с удивительно ровными краями, как будто только, что отпиленными острой пилой.
После шторма к берегу часто прибивало разные интересные штуковины, - пустые емкости из полиэтилена разных цветов и вместимостей, которые обычно приспосабливались под запасные емкости для воды. Все - таки пустыня, есть пустыня и за воду здесь шла настоящая борьба. Один раз волнами вынесло на берег полную емкость, с какой - то жидкостью по запаху напоминающую портвейн, но, несмотря на сухой закон, когда казалось, русские люди должны были с жадностью наброситься на этот подарок судьбы, никто не рискнул попробовать на вкус дивно пахнущую жидкость. Пришлось возвратить ее морю, а себе оставить, лишь оболочку - емкость для воды...
Димка выловил кусок пенопласта из воды и, протянув его отцу, сказал:
- Папа давай придумаем, что это кораблик и отправим его назад, на север, в Союз.
-Давай придумаем, - ответил Сергей.
Здесь, в долгой разлуке от близких людей, милых сердцу берез и тополей, никто иначе не говорил, тоскуя порой, взгляд, устремив в морские дали, про нашу страну, как Союз.
Опуская кораблик на воду, и толкая его в волну, они оба, словно угадывая мысли, друг друга молча смотрели, как его подхватила свежая струя воздуха и понесла, понесла. Кусок пенопласта, становился все меньше и меньше. Потом совсем исчез из виду, но они еще долго стояли молча, пытаясь разглядеть далекий, но близкий душе родной берег.
Их молчание прервал чей - то крик, обернувшись, Сергей, увидел, что к ним приближался человек небольшого роста в зеленой цвета хаки форме. Когда человек подошел, ближе они его узнали, это был Фархад Норов, один из переводчиков группы советских военных специалистов. Фархад по национальности был таджик, окончил педагогический институт в Душанбе. Молодой парень двадцати пяти лет отроду, на русском языке говорил с большим акцентом:
-Сэргей, меня за тобой послалы, уже пора лэтэт.
Когда Фархад впервые появился в группе, многие не сразу могли понять, о чем он говорит, но потом привыкли, и уже не обращали внимания на этот его своеобразный акцент. Когда его спрашивали, на каком языке он во сне разговаривает, он отвечал: - Конечно, на таджикском.
Если к Фархаду обращались на арабском языке, то ему сначала приходилось переводить в уме на таджикский. Затем с таджикского на русский и озвучивать. Все происходило наоборот, если обращались сначала на русском языке для перевода на арабский язык.
Схема эта была очень запутана, но выручала, особенно начальников, которые не утруждали себя в изучении разговорного арабского языка, а другие члены группы уже после нескольких недель общения с местным населением могли на бытовом уровне неплохо понимать друг друга.
** *
О том, что предстоит длительная и неприятная командировка в город Кофру на границу между Ливией и Чадом, члены группы узнали неделю назад.
Уже несколько месяцев там, на границе шла война, хотя советское командование упорно называла все происходившее вооруженным конфликтом. Это можно было объяснить довольно простым образом, во-первых, если советские военные специалисты участвовали в боевых действиях на стороне Ливии, то это попахивало международным скандалом, что, конечно же, не входило в планы государства. Во- вторых, тогда этим самым специалистам нужно было присваивать титул воинов- интернационалистов, и засчитывать каждый день, проведенный на войне за три дня, и еще полагался целый ряд социальных льгот по возвращению домой,- внеочередное право на получение жилой площади, установка телефона в квартиру и т.п.
Конфликт, так конфликт, но дело осложнялось тем, что обычно в Кофру ездила другая группа специалистов из г. Бенгази, это был их регион по обслуживанию техники войск Противовоздушной обороны ливийской армии, на вооружении которой находились почти все современные зенитно-ракетные комплексы и комплексы радиотехнических войск Советского Союза. А в этот раз пришла телеграмма из Триполи от главного советского военного советника с содержанием не приятным для специалистов из Сирта:
-В кратчайшие сроки сформировать группу специалистов ЗРВ и РТВ для отправки в Кофру, для обслуживания вооружения и военной техники.
В это время, как раз произошла смена руководства группы специалистов из Сирта, полковник Марченко, благополучно пробыв в Ливии три года, отправился на пенсию в Союз. Ему на смену прибыл новый руководитель, полковник Ковалевский, полная противоположность Марченко, и по внешнему виду, и по характеру, и по поведению в отношении подчиненных ему офицеров. Марченко слыл либералом, был грузноватым человеком пятидесяти лет, редко повышал голос и старался, как, по крайней мере, казалось, не особенно вникать в технические вопросы, связанные с эксплуатацией техники и вооружения. Речь его была несколько медлительна, не любил суеты и каких либо внезапных изменений в процессе службы. К нему и обращались все по имени и отчеству, а не воинскому званию, кроме конечно официальных мероприятий, где воинская субординация была просто необходима. Любимой его поговоркой была такая фраза:
-Выпил свои 200 граммов и не высовывайся, держи нос по ветру.
В городке распоряжением вышестоящего начальства специальным приказом был установлен сухой закон. Этот приказ полностью соответствовал существующему запрету на употребление алкоголя в Ливии, за нарушение которого местные жители подвергались суду, и, как правило, длительных сроков заключения, а то и смертной казни. Но, какой русский продержится на протяжении нескольких лет без спиртного? Какой?
В местных магазинах, естественно ничего алкогольного не продавалось, даже не было пива, любимого напитка Сергея. И приходилось особенно жаждущим вспоминать домашние рецепты изготовления браги, самогонки из томатной пасты, сухофруктов и т.п.
Официально самогоноварение запрещалось, но на деле все обстояло иначе, лишь бы не попасться на глаза начальству. Поголовного пьянства не было, но для снятия стрессовых ситуаций и во время праздников многие позволяли себе выпить, и можно было, выходя на прогулку, почувствовать давно забытые спиртовые ароматы, распространяющиеся то от одного, то от другого специалиста.
Так вот, Марченко покинул Ливию и появился Ковалевский, высокий сутулый с дрожащими руками полковник сорока восьми лет, от которого постоянно пахло другими запахами, запахами валерьянки и корвалола. Новый человек в коллективе, это всегда событие неординарное, к нему по долгу присматриваются, прощупывают со всех сторон с целью уяснить, как строить с ним дальнейшие отношения. А если новый человек, начальник, то естественно, для подчиненных это могло принести самые разнообразные изменения в жизни. Хороший начальник, хорошие изменения, плохой и изменения соответствующие...
Ковалевский сразу резко отгородился от всех защитной маской чиновника,
отношения только по уставу, согласно воинской субординации:
-Есть! Так точно! Никак нет! Разрешите идти и т.д.
Прописные и несколько подзабытые фразы устава приводили в уныние офицеров, но что поделать, приходилось привыкать, спорить с начальником в советской армии было невозможно, да и опасно, можно было нарваться на крупные неприятности, вплоть до отправки раньше времени на Родину, что было крайне нежелательным.
На положительной военной карьере в дальнейшем можно было смело ставить большой и жирный крест.
Бытует мнение, что хороших начальников не бывает, но это глубокое заблуждение. В любые времена, в любой обстановке, в мирное время, или в военное, на родине, или на чужбине, хороший человек, являясь начальником, всегда найдет способ не дать в обиду своих подчиненных, отстоять честь своего коллектива.
Показатель работы коллектива и есть характеристика начальника, если работа ладится, значит, люди доверяют друг другу во всем, в любой обстановке. А если в коллективе начинаются склоки, шушуканья за спиной, нет прежнего настроя на работу, значит, виноват начальник, и ему не место на руководящей работе.
Так произошло и здесь. Пан Ковалевский, как его прозвали в группе, продолжал свою политику. Постоянные построения, проверки, занятия в личное время делали обстановку нервозной. Появились любимчики, с которыми он мог шептаться по долгу в курилках, хотя сам, естественно не курил, и появились неудобные люди, к таким относился и майор Мартынов. Многие были недовольны новыми установившимися порядками, но высказать это, открыто в лицо Ковалевскому боялись, только в разговорах между собой, делились впечатлениями от общения с новым начальником. Мартынов попытался поговорить по душам, но даже сама попытка была остановлена довольно грубым окриком, и после этого Сергей почувствовал на себе все прелести "любви" начальника к подчиненному: неплановые командировки, дежурства и просто косые взгляды Ковалевского и его бездарных любимчиков. Бездарных потому, что под свою опеку он взял приспособленцев, непонятно, каким образом проникших за границу. Их технические знания были на самом низком уровне, приходилось всей группе подчищать за ними хвосты, устранять неисправности, проводить обслуживание техники. Но, зато в других вопросах,- нашептать, донести, подсказать им не было равных. Пели и нашептывали, пели, и нашептывали...
Ковалевский все дальше и дальше отдалялся от коллектива, а часть коллектива от него. Он это чувствовал и, пытаясь что - то предпринять, устраивал по выходным дням, то посиделки на природе, то викторины в клубе с привлечением семей, но все было настолько неинтересным и стандартным, что люди сначала принимали в этом "детском саде" участие, а потом просто перестали посещать эти мероприятия. А тут еще неподалеку от пляжа, прекрасного пляжа, где при палящем зное пустыни можно было на некоторое время отдохнуть от жары, обнаружили глубинную бомбу.
Ее довольно быстро обезвредили ливийские саперы, взорвали в один из рабочих дней, когда специалисты находились на работе, а семьям посоветовали не выходить из помещений, никто даже грохота не услышал, так все было мастерски исполнено.
Но, несмотря на это пан Ковалевский заставил сделать график посещения пляжа, установил четкие его границы. Были натянуты в море буйки на расстоянии 25метров и выставлены дежурные офицеры с красными повязками на руках, которые должны были по свистку объявлять начало купания и его завершение.
Эта его выходка, этот цирк, окончательно и бесповоротно испортила и так донельзя сложные отношения с группой. Единственная отдушина на чужбине, купание в море, оказалась под запретом из-за прихоти самодура в полковничьих погонах.
Люди, конечно, ходили на пляж, но приходилось это делать тайно, уходить далеко от городка, что было, не совсем безопасно. В сложившейся обстановке можно было ожидать любых провокаций, но люди шли на это, лишь бы не исполнять волю зазнавшегося перестраховщика, начальника. Позднее стало ясно, что он просто боялся, как бы чего не вышло, не случилось, боялся испортить отношения с вышестоящим начальством, боялся принимать самостоятельные решения и все перекладывал на плечи подчиненных. Вот такой достался начальник вобщем-то не плохой по составу группе военных специалистов зенитно-ракетных войск в Сирте, и рассчитывать на то, что он будет выяснять причину замены группы из Бенгази на свою группу, не приходилось.
Причина стала ясна, когда в один из вечеров в городок въехала машина консульства СССР в Ливии. После небольшого совещания в вилле Ковалевского по громкой связи всех специалистов вызвали в летний клуб.
Служебное совещание проводил консул, он сказал присутствующим, что несколько дней назад при невыясненных пока обстоятельствах пропали без вести два
специалиста из группы ПВО в Бенгази, которые находились в районе боевых действий на границе Ливии и Чада. Попросил всех соблюдать бдительность и внимательность, как в городке, так и при посещении магазинов и рынков.
На этом совещание закончилось, не были озвучены не звания пропавших, ни их фамилии. Консул со своей группой отбыл на своей новенькой "Мазде" на юг, разбираться в случившемся происшествии.
Подобные ЧП случались и раннее, но все обходилось без жертв со стороны советских военных специалистов.
Сначала было брошено взрывное устройство в один из офисов агентства "Аэрофлота" в Ливии, но террористы просчитались, в этот момент там никого не находилось и пострадало только дорогостоящее оборудование. А через некоторое время в Бенгази была раскрыта террористическая группа, которая намеривалась уничтожить группу советских военных специалистов.
Заговор был раскрыт ливийской разведкой, которая долго выслеживала эту группу. Подробности остались неизвестны, удалось только выяснить, что террористы планировали расстрелять группу военспецов в момент их выхода из гостиницы для отъезда на работу и тем самым расстроить дружеские отношения между советским руководством и лидером ливийской революции Каддафи.
Автобусы не всегда подавались вовремя, люди в ожидании толпились, перекуривали, и это был удачный момент для теракта. По другому сценарию должна была быть отравлена вода в емкости для питья в гостинице. Обоим вариантам не суждено было исполниться, честь и хвала за это ливийской разведке, так, как жертв было - бы очень много, в гостинице проживали и жены с детьми, и можно было себе представить, что могло произойти в случае удавшегося теракта.
По ливийским законам за попытку совершить теракт все члены преступной группы были приговорены к смертной казни. Казнь происходила публично в одном из спортивных залов Триполи, присутствовало много людей. Мало того, что они присутствовали, но и каждый желающий мог сам осуществить исполнение приговора. Желающих было очень много. Виселицы были сделаны на спортивных кольцах. По сигналу судьи люди подбегали к осужденным накидывали петли на закрытые черными колпаками головы, выбивали скамейки и с остервенением дергали несчастных за ноги, другие кидали в уже повешенных камни с гневными криками. Эту жуткую картину в прямом эфире транслировало ливийское телевидение, так что аудитория наблюдавших за казнью, благодаря техническому прогрессу была расширена практически до всего населения страны. И потом в течение почти полугода, в каждом выпуске новостей, сцены казни повторялись в записи в профилактических целях.
Больше попыток террористических актов в отношении советских людей предпринято не было, слишком тяжелым и наглядным было наказание.
Но в случае с пропажей без вести двух военных специалистов явно прослеживалась другая версия, так как трагические события произошли в зоне боевых действий, и ждать можно было всяких известий.
Искали их довольно долго, почти целую неделю. И всю эту неделю люди терялись в догадках, строя различные версии. К сожалению, подтвердилась самая тяжелая и грустная, впервые за все время существования военно-технических отношений между СССР и Ливией погибли в боевых действиях советские военнослужащие. Долго скрывать информацию о погибших у руководства не получилось, надо было продолжать работать, а люди хотели знать правду о своих товарищах.
Выяснилось, что группа военспецов из Бенгази находилась в командировке в Кофре, обслуживали технику зенитно-ракетных войск и радиотехнических войск. Боевые действия шли полным ходом, в них принимали участие сухопутные войска и бронетехника. Шла интенсивная воздушная разведка, и было ясно, что применение противниками комплексов ЗРВ и авиации неминуемо. Военспецы находились в Кофре уже почти месяц, техника была настроена и подготовлена к боевому применению.
Неподалеку от Кофры, в двух часах езды на машине, в местечке Саара был военный аэродром, на котором располагалась авиация ВВС Ливии и радиотехнические комплексы для ведения наблюдения за воздушным пространством.
В последний день пребывания в командировке командир ливийской бригады РТВ попросил старшего группы еще раз проверить работу РЛС П-12, на этом аэродроме. Что значит попросил? Несмотря на завершения сроков выполнения отказать было нельзя, тем более в такой напряженной обстановке.
За военспецами прибыла машина и двое специалистов капитан Нежин, и прапорщик Басов поехали в Саару. РЛС оказалась неисправной, и они целую ночь занимались устранением неисправности. В этот момент и началось наступление регулярных войск армии Чада.
Конфликт между Ливией и Чадом существовал давно и причиной тому служи ли спорные территории в ливийской пустыне. Неподалеку от местечка Саара геологоразведкой было обнаружено большое месторождение нефти, и надо же было, так случится, что оно находилось как раз на границе двух стран. Собственно говоря, и границы, как таковой, там нет. Нет погранзастав, нет рядов колючей проволоки и контрольно следовой полосы, вокруг сплошные пески, барханы и камни.
Если посмотреть на карту, то видно, что граница между Ливией и Чадом прочерчена длинной прямой линией, и если бы не нефть, то никому эти пески не нужны были бы, как и много веков назад. А вот когда нефть обнаружили, то обе страны начали вести ожесточенные дебаты, которые закончились объявлением войны.
Если Ливийской Джамахирии военно-техническую помощь многие годы оказывал СССР, то Чаду активно помогала Франция, видимо заинтересованная в "черном золоте".
Армия Чада была хорошо обучена, оснащена и мобильна. Подготовку к боевым действиям помогали вести французские военные специалисты. И традиционно, в таких конфликтах участвовал французский военный легион, укомплектованный в основном иностранными добровольцами, в числе которых в основном были преступные элементы.
Наши парни попали в пекло борьбы за нефть, в этот ад войны. Оружие по контракту советским военным специалистам иметь воспрещалось, оставалось уповать только на случай и помощь Господа Бога. Но Аллах оказался не милосерден к христианам.
Чадские войска усыпили бдительность ливийского командования, несколько дней стояло затишье в боях. А потом две механизированные бригады пошли в наступление, обошли аэродром без всякого шума с севера, и уже с Ливийской стороны, неожиданно его захватили. Вся техника: самолеты, РЛС, танки ливийской стороны были уничтожены. Взлетно-посадочная полоса была изуродована глубокими воронками, людей погибло несколько сотен человек и среди них, к сожалению, были Нежин и Басов. Невозможно себе представить, что испытали безоружные русские парни, о чем думали они в последние минуты своей жизни...
Их нашли через неделю после окончания боев за аэродром в Сааре, далеко от него. В поисках помогали местные жители, они и принесли командиру отряда, который искал пропавших специалистов, документы Нежина и Басова. Видимо в случившейся трагедии не обошлось без участия добровольцев французского иностранного легиона, тела погибших были сильно изуродованы, с множественными штыковыми ранениями, волосы еще молодых ребят стали от пыток седыми.
Жарко и душно, солнце истошно парит, в зените высоко, сверкая, ореолом стоит. Пальмы пыльные низко земле поклонились, зеленые мухи роем над финиками закружились. Лето в пустыне, ливийское лето... Вентилятор сизый воздух бестолково гоняет, занавески, в окне не колышась, бессильно висят. Хамелеон словно ветка замер, тоскливо моргает. Ноги в песке, как в снегу по колено увязли, лицо ожогом горит, в этом аду ничего не спасает. Лето в пустыне, война на границе, все длится и длится и это уже не конфликт. Кровь людская черной рекою по барханам струится, домик в Сааре, домик в Сахаре, в нем никто кроме нас не бывает. Журналы разбросаны в хаосе, початая "Прима" красной пачкой одиноко лежит на столе.
Два парня советских Нежин и Басов убиты в пустыне, в проклятой и страшной войне.
Вдовы рыдают, слезы не сохнут в жаре, мы угрюмо стоим в стороне, две медали блестят на красном сукне.
Жарко и страшно, душно и тошно в душе. "Туполев" через Средиземное море в Россию летит, два цинковых гроба, два траурных груза в себе он таит.
Прощайте друзья, прощайте ребята, память о вас, как монолит, долго в сердцах наших будет жить!
Никаких существенных выводов из гибели двух военных специалистов сделано не было, хотя стало ясно, что необходимо было предпринимать какие-то меры по охране жизни, как специалистов, так и членов их семей.
Людская жизнь в России, пожалуй с времен Петра Первого перестала цениться: любыми средствами достичь цели, не смотря ни на какие жертвы среди простых людей, будь то постройка северной столицы, или взятие крепости, цель оправдывает средства и это главное стремление власти. Достижение светлого будущего, разворот русел рек, освоение целины и т.д., все на костях, на изуродованных жизнях целых поколений. В России люди веками не живут, а выживают. А хорошо " живут" в основном приспособленцы - чиновники, лизоблюды, угодные во все времена, и для любой власти готовые петь дифирамбы и писать гимны с разными словами, но с одной и той же мелодией, мелодией униженного стона русского народа. А люди хотят просто жить, любить, рожать и растить детей и быть свободными от всяких, навязываемых сверху идей, иметь при этом свое мнение на происходящее, и главное иметь право, на возможность его открыто высказывать, и отстаивать в любой обстановке.
Меры по защите своих людей военное начальство в Ливии предложило такие, что хотелось одновременно и смеяться и плакать. Оружие выдавать запретили, но зато предложили каждому специалисту на верхнюю одежду, на спину нашить белые круги из материи с надписями на арабском и английском языках:
-Не стрелять, Я русский военный специалист!
И второе нововведение: в городках по всей территории Ливии, где проживали военные специалисты и семьями установили круглосуточные дежурства с целью
усилить охрану этих городков. В инструкции дежурному были четко расписаны его обязанности и права. Устанавливалась форма одежды: светлая рубашка с обязательным галстуком (в летнее время) и костюм темного цвета (в зимнее время), с тем же обязательным галстуком. Когда специалисты стали задавать вопросы, чем же защищаться при внезапном нападении, ответ был такой:
-Берите в руки палку и с ней несите дежурство, а в случае нападения, громко кричите: " Помогите, убивают!"
Как можно было нормальным людям на такие ответы, инструкции и приказы реагировать? Конечно, все возмущались, пытались спорить и что-то доказывать, но в армии приказ - закон для подчиненного, пришлось этот бред выполнять.
Только люди с больной психикой могли до таких мер додуматься и с вполне серьезными выражениями лиц объяснять подчиненным необходимость их выполнения.
Становится грустно оттого, что ничего не можешь противопоставить устоявшейся бюрократической системе, не желающей уступать свое статус-кво новым идеям, мыслям, способным изменить положение вещей в обществе. Чувствуешь себя букашкой, летящей навстречу урагану, сметающему все на своем пути, лягушкой болтающейся в вонючей болотной жиже и мечтающей о чистой голубой родниковой воде. Опять привязалась хандра, ну что же это за страна такая, никак не может от проклятья отвязаться она. Проклятья над ней тучей мрачной кружатся, на головы людей русских копотью страданий ложатся. То янки, то шведы, то немцы, то собственные клерки, петлю накинуть на шею хотят, культуру и веру святую злом растоптать. Но, верю, наступит пора! Ветер свободы тучи разгонит, крепко станет на ноги нищий народ, священную песню во весь голос затянет и вольно грудью вздохнет. Но, только не знаю, когда откроет Россия свои чудо-глаза!
В конце концов, от дурной затеи с надписями на спинах решили отказаться и, слава богу, а то арабы уже начали показывать пальцами и откровенно смеяться над русским братом.
* * *
С того момента, как погибли Нежин и Басов, прошло несколько месяцев, потихоньку люди стали приходить в себя, жизнь в городке, вдали от родины потекла своим чередом. Мужчины каждый день уезжали рано утром на службу, женщины занимались бытовыми проблемами и воспитанием детей.
На обслуживание техники в Кофру группа из Бенгази ездить отказалась, да и не было больше морального права у начальства, не обеспечившего безопасность, заставлять их это делать. Телеграмма о вызове специалистов легла на стол Ковалевскому, и конечно он даже не пытался сопротивляться этому, а просто уточнил количество необходимых человек, ответил, "Есть" и на очередной утренней планерке огласил фамилии тех, кому "повезло" в этот раз, позагорать на юге страны.
Конечно, следует прямо сказать, все кто оказался в этом списке, испытали небольшой шок. Хотя к этому времени боевые действия с Чадом протекали довольно вяло, но погибать раньше времени, и главное во имя чего, какой-то нефти, да еще в чужой стране, никто не хотел. Не было никакой паники, просто чувствовалась необычность обстановки.
Ну, и конечно никто из любимчиков пана Ковалевского в этот список не попал.
Мартынов, как и все волновался, переживал, но день отъезда приближался, и постепенно пришло какое то необъяснимое чувство, нет, не чувство обреченности, а скорее, чувство успокоенности. Чувство страха сменилось чувством заинтересованности в предстоящей поездке и даже хотелось быстрее уехать, чтобы не видеть взволнованных глаз жены и сына, быстрее уехать, а значит, возможно, и быстрее вернуться.
** *
Городок постепенно приближался, Сергей с Фархадом шли рядом, беседуя, а Димка бежал впереди, палкой отгоняя налетевшую тучу мошки.
Фархад, небольшого роста, черноволосый молодой человек, с приятными чертами лица, тщедушного телосложения. Издалека его можно было принять за подростка. Он имел звание лейтенанта советской армии, но военную форму никогда не носил, был далек от военной службы и субординации. В Таджикистане у него осталась жена и маленький ребенок. Никто в группе не знал, как звали его жену и ребенка, даже Мартынов, у которого с Фархадом были хорошие отношения.
Фархад не любил рассказывать о своей личной жизни, но кое-что за годы, прожитые вместе, удалось узнать.
Он жил в высокогорном памирском ауле Таджикистана. Окончил там десятилетку. Поступил в пединститут и только там научился говорить и писать на русском языке. В его родном ауле все разговаривали исключительно на таджикском языке, да и не было необходимости знать русский язык. Русских людей там видели один раз примерно в 10-15 лет, когда какая- нибудь археологическая экспедиция прокладывала свой маршрут в тех местах, где был расположен аул, или если была суровая зима, то провиант доставляли вертолетами, и в состав экипажа входил, кто-нибудь из русских.
В ауле жили в основном старики и дети, которые, подрастая, стремились уехать в город, поближе к цивилизации. Когда Фархад учился в институте, у него была любимая девушка, но жениться ему на ней не пришлось. Жену по мусульманским обычаям ему выбрали родители из родного кишлака, которую он не любил, но пойти наперекор родительской воле не смог. Он женился, вскоре родился ребенок, а через некоторое время появилась возможность стать переводчиком, и он с удовольствием уехал из страны, встречаясь с семьей только во время отпусков.
Основным желанием Фархада было как можно лучше изучить арабский язык, Коран, и, вернувшись, после этого домой поступить в медресе, чтобы после его окончания стать муллой. Самой почитаемой профессией в Таджикистане была профессия партийного руководителя и духовного служителя, что приносило не только уважение среди населения, но большие материальные выгоды.
Поэтому все его речи, думы были далеки, как казалось от происходящего вокруг.
Но видно события, которые произошли, затронули и его душу.
Посмотрев на Сергея, Фархад задумчиво спросил:
-Сергей, скажи, ты волнуешься? Что за жизнь такая у вас русских, нет постоянства, спокойствия, все время какие-то перемены происходят, которые почему-то затрагивают всех окружающих.
Мартынов засмеялся:
-Фархад, ты такие вопросы задаешь, фундаментальные, философские, что я со своим инженерным образованием, не знаю, что тебе, сразу так вот, сходу, не подумав, ответить. Спроси что нибудь полегче, пойдем, лучше чемоданы собирать, вон видишь, Женя уже меня ожидает.
-Но ты же старше меня намного, повидал немало, что ты думаешь по этому поводу?
Настаивал на своем Фархад.
Они остановились, Димка, увидев маму, побежал к ней, после прогулки, видно захотел кушать.
-Знаешь Фархад, что такое жизнь, я точно не знаю. Этого никто не знает. Я могу тебе только сказать, что я думаю о своей собственной жизни. У каждого своя тропа, тропа на небеса. Есть у той тропы крутой начало и привал, остановившись, чтоб подумать, как поступить, куда податься, в ловушки не попасться. И конец тропа имеет, к нему ты не спеши, смелей иди, но ...тяжело решится право.
Ступая на тропу, ты гадостей не делай, ошибайся, падай и скорби, но, поднимаясь вновь и каясь, друзей не предавай, и не ищи защиту ты у лжи. И та тропа покажется тебе святой тропинкой, что протянулась к алтарю.
Жизнь не ручей, а шумная река, бежит, ломая все круша.
Она, как та война, что миллионы покосила, не пожалела ни юношу, ни старика, что делать с ней никто не знает. Никто еще не выстроил плотину, чтоб обуздать ее гордыню. Течет она, вливаясь в океан судьбы бездонный, законы все ума пренебрегая. Простить бы нам ее, а мы порой над ней смеемся. Простит ли нас она?
Мы этого друг мой, увы - уж, не дождемся. Вся вытечет она до дна, из русла ускользая.
Обняв Фархада за плечи, Сергей, повернувшись лицом к жене, которая уже махала ему рукой, заспешил домой обедать, размышляя о будущей поездке...
Женя встретила Сергея и Фархада натянутой улыбкой:
-Идите обедать, самолет прилетит через три часа, еще будет время поспать перед дорогой.
Самолет для отправки специалистов обещали прислать еще четыре дня назад, но каждый день поездка откладывалась, тем самым, нервируя и улетающих и провожающих.
-Может и сегодня, не полетим, отменят снова поездку?
Сказал Фархад.
-Да нет, приходил Выражейкин, сказал, что на этот раз можете не рассчитывать на перенос командировки,- обронила Женя, не смотря на Фархада и Сергея.
Выражейкин был личным переводчиком Ковалевского, и по совместительству его портфеленосцем и осведомителем,- скользкий тип, всю жизнь проведший в зарубежных командировках и поднаторевший в вопросах обустройства жизни своей и начальников. Он, конечно, никуда лететь не собирался, а отправлял вместо себя менее опытного Фархада.
Еще раз, проверив содержимое чемоданов, Сергей и Фархад на некоторое время расстались, побыть наедине. Сергей с женой, а Фархад с Кораном и Аллахом.
День клонился к вечеру, Димка гулял на улице, посматривая на площадь в центре городка, туда должен был подъехать автобус, и увезти отца на аэродром.
Стемнело, Женя уже собирала пакет с приготовленными в дорогу продуктами,- жареная курица, картошка в мундирах, вареные яйца, традиционный набор советского командированного, когда в дверь вилы влетел Димка с криком:
-Папка, автобус, автобус подъехал.
Мартыновы все вместе вышли из дома, по пути к ним присоединялись другие военспецы, кто с семьями, а кто в одиночку. Не все за границей жили с семьями.
Автобус стоял на площади. Это был автобус местной зенитно-ракетной бригады
" Мизен". Каждая бригада в Ливии имела свое звучное название.
Мизен - означало - Гроза.
Возле автобуса стояли провожавшие люди, из числа других, не ехавших специалистов, их жен и детей. Здесь же был и Ковалевский.
Он заставил всех десятерых отъезжавших построиться, проверил по списку, и, не дав толком попрощаться с семьями, приказал садиться в автобус. При этом, чуть-чуть отвернувшись в сторону, произнес слова, которые Мартынов, стоящий к нему близко, запомнил на всю жизнь.
-Скорее бы эту группу отправить, надоели мать их...
При этом, как всегда из его рта донесся запах валерьянки. Было уже темно, и он видимо не рассчитывал, что кто-то его услышит, но Мартынов не удержался от возмущенного возгласа и последнее, что он увидел, сквозь пыльные окна автобуса, это был испуганный взгляд этого пана Ковалевского, который понял, что Мартынов услышал его слова.
* * *
Итальянский "Фиат" мягко шурша широкими шинами, ехал по ночным улицам Сирта. Город освещался многоцветными фонарями. Широкие улицы были пустынны, только иногда под колеса автобусу бросались с лаем одичавшие собаки.
До аэродрома ехать было недалеко, минут тридцать, они пролетели незаметно.
На взлетной полосе одиноко стоял "АН-24-Т", маленький грузовой салон которого был почти полностью заполнен ящиками с автоматами и боеприпасами, на откидных сиденьях сидели вооруженные люди, арабы. Многие из них были ранены, возвращались из госпиталя в свои части, долечиваться в медсанбатах. Их лица были печальны и грустны. Без всякого интереса, посмотрев на русских, они продолжили заниматься своими делами, кто неторопливо ел, кто просто беседовал с соседом, стараясь не нарушать ночной тишины. А тишина стояла необыкновенная, создавалось впечатление, что в мире все на какое - то время специально замерло, как перед бурей, или на стыке двух эпох, когда одна уже потеряла свою силу, а другая раздумывает, с чего начать свое царствование на этой маленьком перед временем и пространством клочке земли.
Для десятерых советских военспецов места в самолете еле хватило, они разместились в хвосте салона.
Было довольно прохладно, все были одеты в куртки, типа "Аляска", но все равно поеживались под напором настойчивого ветра, заглядывавшего
не прошеным гостем в салон самолета.
Экипаж самолета оказался советским. Постояв на ВВП с командиром самолета, перекурив, перед длительным перелетом, они прошли в самолет и заняли свои места.
Лететь предстояло долго, при удачном стечении обстоятельств, четыре часа через ночную пустыню.
Самолет взревел своими двумя двигателями, вырулил на рулежку, и немного постояв, бойко разбежавшись, как маленькая птичка, впорхнул во тьму неизвестности.
Мартынов посмотрел на прибор, который висел рядом с его головой, и показывал высоту полета самолета. На нем, почему-то значилась высота, минус 2500 метров.
" Ну, вот начинается,"- подумал Сергей.
Показал на странный прибор сидевшему рядом Ивану Машанову. После того, как тот, потерев свои глаза, тоже изучил показания прибора, они дружно расхохотались. А затем надолго замолчали.
Сергей вспомнил, что перед посадкой в автобус он успел обнять Димку, а вот жену поцеловать не успел, его внимание отвлекла гнусная фраза Ковалевского.
Не успел поцеловать на прощание жену.... Об одном я тебя попрошу, подари мне на память поцелуй ты прощальный, последний. Последний, как первый, он самый искренний, верный. Словно трясина в болоте, тянет ревниво, засасывает, отпускать из памяти не спешит.
Я в него с тобой опускаюсь все ниже и ниже. Вот-вот сомкнется вода над гловами, откроется бездна под ногами и вечная нежность, в дыхании поспешном твоем. Глотаем мы воздух, надышаться не можем. Прощание близится, друг без друга мы долго прожить не сможем, захлебнемся в мире бездомном, пустом.
На долгую память люди многое, разное дарят.... О многом я тебя не прошу, подари мне на память поцелуй твой прощальный, воздуха последний глоток....
"АН-24" набрал неизвестно какую высоту, гул моторов стал равномерным и этим гулом убаюкивал своих пассажиров, сон не заставил себя долго ждать, и после нервной нагрузки, незаметно навалился почти на всех пассажиров маленькой искусственной пташки.
Голова Сергея незаметно для него наклонилась к плечу Ивана, и он заснул глубоким сном. Ему снился другой самолет, другой аэродром, другой город, иная страна...
** *
Звонок прозвучал в кабинете майора Мартынова перед самым окончанием рабочего дня. Сергей недовольно посмотрел на дергающийся и подпрыгивающий на его столе телефон и подумал, что звонят издалека, уж очень настойчивые были трели аппарата.
Брать трубку не хотелось. По неписанному правилу, если телефон звонит в конце рабочего дня, то ничего хорошего ждать от предстоящего разговора не стоило,- наверняка получишь какое - нибудь срочное задание, и придется задержаться на службе, или вообще собрать вещички и ехать в очередную командировку, которые порядком утомили за последнее время. Хотелось немного отдохнуть и расслабиться в спокойной домашней обстановке. Но, так как в кабинете кроме Сергея больше никого из офицеров не было, а телефон все голосил и голосил, пришлось его успокоить. Сергей поднял трубку и на другом конце провода услышал знакомый голос своего начальника из управления вооружения армии ПВО майора Лесняк. После взаимных приветствий, Лесняк поинтересовавшись, как обстоят дела, вся ли техника исправна, и какие есть проблемы, неожиданно для Сергея резко сменил тему разговора и задал ему, вопрос которого он не ожидал:
-Сергей, тебе на раздумье тридцать секунд, и я жду ответа. Я хочу предложить тебе поехать в длительную загранкомандировку в страну с жарким засушливым климатом.
Если вопрос понял, то время на раздумье пошло, я жду ответа.
Сергей был ошарашен этим вопросом, недаром видно, так разрывался бедняга телефон, удивил, так удивил. Подумав и моментально взвесив все за и против, Мартынов ответил в трубку, что согласен и услышав в ответ:
-Молодец, я так и думал, что ты не откажешься, жди телеграммы с вызовом,-
продолжал стоять, держа трубку у уха, хотя там уже не было слышно ни каких звуков, телефонистка разъединила абонентов.
Возможность поехать в спецкомандировку, да еще в страну с жарким климатом, предоставлялась очень не многим советским офицерам, это говорило о том, что тебя высоко ценят, как специалиста и такая командировка могла в корне изменить всю оставшуюся жизнь. Конечно по сравнению с гражданским населением военные в то время, да и, пожалуй, всегда зарабатывали больше денег, и квартиры получали чаще, не ожидали в очередях, как рабочие или ИТР на заводах по пятнадцать, двадцать лет. Мартынов только недавно получил новую квартиру, которую ожидал пять лет, живя при этом в офицерском общежитии.
250 рублей майорского денежного довольствия хватало только на приобретение товаров первой необходимости, а те счастливчики, которым повезло, и они во здравии возвращались из таких командировок, то сразу же приобретали себе автомобили, кооперативные квартиры и т. д.
Мартынову к тому времени уже было тридцать три года, у него была семья, жена и четырех летний сорванец Димка. В этой части он уже служил семь лет главным энергетиком, давно освоил всю специфику и проблематичные технические вопросы своей должности, и в последнее время, честно говоря, ему на ум все чаще приходила одна и та же мысль, что пора менять обстановку. Когда все знаешь заранее, предугадываешь предстоящие проблемы и этих проблем в результате, не возникает, то становится просто откровенно скучно и неинтересно существовать далее.
Перемен в жизни он не боялся, так как армейская служба приучила к разным сложностям. Ему не на словах, а на деле пришлось испытать и бытовые неурядицы, не спать несколько суток подряд на полигонах и учениях, а если и спать, то в грязи, и в лужах холодной воды на голой земле в армейских палатках. Да и до службы в армии Мартынов работал на вагоноремонтном заводе в Улан-Удэ мастером участка, в котором люди подобрались разные, от бывших уголовников, до целой бригады глухонемых. Так, что за свои тридцать три года, жизнь его хорошенько потрепала, и он был ко многому готов, многое испытал, и поэтому, не задумываясь, положительно ответил, на предложение Лесняка.
Размышления Сергея прервал, вошедший в кабинет начальник службы вооружения майор Ростошинский. Увидев Сергея в кабинете, он посмотрел на часы и спросил:
- Ты чего задержался, вроде бы никаких срочных дел у тебя не должно быть?
-Да вот, появилось срочное дело, и как я, думаю интересное.
Сергей рассказал Валерию Георгиевичу о состоявшемся телефонном разговоре и спросил:
-Как Вы думаете, командир даст добро на мой отъезд?
-Я, думаю, что против он не будет, ведь ты у него на хорошем счету. Да, и не заменимых людей не бывает, пришлют кого - нибудь, тебе на замену. Ты за это не переживай, главное, собрать необходимые документы, пройти все положенные проверки, и чтобы за это время ничего не случилось из ряда вон выходящего.
Тем более что, насколько я знаю, изучение твоего личного дела займет несколько месяцев. И на каждое вакантное место, обычно подбираются несколько кандидатов, так, что рано не радуйся, и особенно по этому поводу среди коллектива не распространяйся, так будет лучше и спокойней.
Опечатав сейфы и кабинет, они дружески распрощались и пошли по домам.
Позвонив в звонок своей квартиры на последнем этаже новенькой свечки, стоявшей на высокой скале, нависшей над Черным морем, Сергей думал о том, как сказать о предстоящих переменах в жизни своей супруге. Евгения открыла с улыбкой дверь, зная, что это звонил он. Только Сергей звонил так, отбивая морзянкой, начальные слова из фразы "Привет, это я".
-Знаем, знаем, что это ты, быстрей проходи, давай ужинать, а то скоро по телику
"Спрут" начинается.
Сергей обрадовался, что ему представилась возможность, как можно дальше оттянуть сообщение о новости, так как он не знал о предстоящей реакции со стороны жены на его сообщение о загранкомандировке.
Поев жареной картошки и сосисок, они уселись поудобней на диван и стали смотреть очередную серию итальянского боевика. Димка в своей комнате с энтузиазмом собирал очередную замысловатую конструкцию из подаренного недавно на день рождения конструктора. На экране одна за другой разворачивались детективные сцены погони карабинеров за мафией - шикарные квартиры, шикарные женщины, шикарные автомобили.... Сергею надоело оттягивать далее разговор:
-Слушай, подруга, давай ты завтра досмотришь эту серию, у меня есть новость для тебя.
Женя, встав с дивана, приглушила громкость старенького цветного телевизора и спросила, насторожено:
- Какая новость, хорошая, или плохая?
-А с какой начать?
-Сережка не тяни, заинтриговал. Давай с любой, излагай.
-Возможно, у нас с тобой в скором будущем появится возможность пожить в обстановке, немного похожей на эту,- сказал Сергей, при этом жестом указал на экран телевизора.
- Не поняла, тебя, что в кино сниматься пригласили и при чем здесь я?
спросила его удивленно жена.
-Ага, в кино, в цирке выступать, клоуном - рассмеялся Сергей и начал подробно рассказывать всю историю сначала.
Быстро наступил южный вечер, они вышли на балкон, Сергей удовольствием закурил, и тут ему пришла на ум мысль, что жена, так и не ответила, согласна, она ехать, или нет.
-Ну, так что, едим, или как?
-А ты спросил у Лесняка, как называется страна и с семьей ехать, или одному?
Сергей понял, что жена задала тот, вопрос, который он забыл сам задать начальнику из управления армии. Если с семьей, то это нормально, а вот если нет, то это может оказаться Афганистан, что несколько меняло его планы. Война в Афгане шла полным ходом седьмой год и Мартынову, как военному человеку, не надо было объяснять, что такое ВОЙНА.
-Слушай, он мне сам ничего не сказал, только дал тридцать секунд на размышление, а я и не успел даже об этом подумать,- произнес Сергей.
- Ладно, пойдем спать, завтра разберемся.
Сергей долго не мог заснуть, ворочался, то ему мешала подушка, то мысли лезли в голову дурные, он их гнал прочь, но они опять надоедливо возвращались. Женя, тоже не спала, лишь, переживая, вздыхала. Промучившись пол ночи, Сергей, не помня, как, но заснул....Вот звезда упала, с неба ночного скатилась, загадать желание надобно, чтоб не забылось, чтоб обязательно сбылось, то о чем мечталось и снилось. Месяц, на небе лениво качаясь, за тучки уходит, уносит дневные тревоги, ночка идет к середине, не торопит, не терпит потехи она. Стоит тишина, даже сверчок беспокоить боится тревоги. Мы с тобой, как две недотроги, в сновиденьях забывшись, лежим. Звезда с неба упала, между нас желаньем прокатилась своим.
Что сбылось, то сбылось, а не сбылось, следующей ночи мы подождем....
Утром они, как всегда вместе отправились на автобусную остановку.
Доехав до центра города, Сергей с Димкой пересели в другой автобус, Женя, помахав им рукой, заспешила на работу. Димкин детский сад находился недалеко от воинской части, где служил Мартынов, и когда у него не было ночных дежурств, то он отвозил сына в садик.
Попрощавшись с Димкой до вечера, Сергей заспешил на работу, до утреннего построения оставалось всего несколько минут.
Командир быстро провел утренний развод личного состава по местам службы, офицеры разошлись по кабинетам, начался обычный и рядовой день части ПВО, каких много было разбросано по всему черноморскому побережью.
Сидя за столом, Сергей думал о том, знает уже командир или еще нет о поступившем ему предложении, и как будет выглядеть его беседа с ним по этому поводу?
В кабинет вошел Ростошинский и, нагнувшись к Сергею, сказал:
-Серега, иди к папе, вызывает...
Папой за "глаза" в части называли командира (мамой - начальника политотдела).
-Ну, с Богом - сказал Мартынов, поднявшись со стула, и пошел по направлению к кабинету полковника Орлова. Постучав в двойную дверь и услышав приглашение войти, он зашел, доложив о своем прибытии.
Внимательно посмотрев на майора, командир тихим голосом спросил:
-Что, сбежать хочешь? Не нравится со мной служить? Жаркий климат ему подавай, а тут, что тебе, Крайний север?
Сергей насторожился, за долгие годы службы вместе он хорошо изучил командира, когда тот говорил тихим вкрадчивым голосом, это означало одно,- он не доволен чем - то. И командир тоже хорошо знал характер Сергея, знал, что тот не будет спешить с ответом. Сергей пришел в часть еще только - только получив звание старшего лейтенанта и все его становление, как зрелого офицера прошло под руководством Юрия Михайловича Орлова, своего рода легендарной личности в войсках ПВО.
Дело в том, что только у одного Орлова во всех Вооруженных силах страны того времени было три ордена всех степеней " За службу Отечеству", что в мирное время приравнивалось к званию Героя Советского Союза. Все эти награды, конечно, были заслуженными, и как говорил сам Орлов, после возвращения из Москвы, где ему в Кремле вручал последний орден " За службу Отечеству" первой степени
А.А. Громыко, будучи к тому времени Председателем Верховного Совета СССР, это не его личные награды, а награды всего коллектива части.
Пауза в разговоре несколько затянулась и Сергей, набравшись храбрости, спросил командира, откуда он знает, ведь разговор о его командировке за границу состоялся вчера вечером, и кроме Ростошинского о нем никто не знал.
Командир, усмехнувшись, ответил:
-Ишь, чего захотел, так я тебе и сказал, вот когда станешь командиром части, тогда и узнаешь, как я это узнал. Ладно, езжай в свою Ливию, грейся на солнышке, я все равно скоро на дембель буду собираться, так что, мне в принципе все равно, кто теперь здесь будет энергохозяйством руководить. Иди, скажи начальнику строевой, что я дал команду оформлять на тебя бумаги и пусть не тянет, они там, наверху торопят.
Спросив разрешения выйти, Мартынов вышел из кабинета командира, и только потом до него дошло, что он весь мокрый от пота. Столько лет знаешь человека, но все равно, заходя к нему в кабинет, ждешь, чего угодно, в любой момент. А тут такой щекотливый вопрос решался, так, что было, отчего вспотеть.
Посмотрев на часы, Сергей с удивлением понял, что он пробыл в кабинете Орлова почти целый час. Получалось, что говорить они вроде бы не о чем много не говорили, а время пролетело незаметно. Получалось, что они просто долго молчали, смотря, друг другу в глаза. Получалось, что все это время, пока Сергей был в кабинете командира, тот еще не принял окончательного решения, отпускать его, или нет, и что послужило толчком к положительному решению вопроса, Сергей пока не понимал.
Зайдя в строевую часть и передав приказ командира начальнику строевой, Сергей заспешил выйти за пределы расположения части, нужно было подниматься на гору, там находился один из дивизионов части, который заступал на боевое дежурство по охране южной границы страны, необходимо было проверить готовность энергосредств к выполнению поставленных задач.
Подниматься на гору, в спокойном темпе надо было минут пятнадцать, тропинка была очень крутая, но Сергей знал все ее выступы и камни, почти наизусть. Он почти год прожил в стареньком офицерском общежитии дивизиона и ходил каждый день по нескольку раз, то вверх, то вниз. Изучил эту тропу досконально.
Даже темными вечерами, бегая на свиданья к будущей жене, он редко оступался в темноте и обходился без фонарика, на этой крутой и пока, счастливой для него тропе.... Как горная река извилиста дорога.
По серпантину жизнь течет, не минуя ямы и ухабы, натыкаясь на преграды. Все закольцовано вокруг и повторяется через столетья.
Преодолев крутой стометровый подъем, Сергей быстро пошел к дивизиону.
-Мартынов,- услышал он оклик и обернулся.
Сзади, положив руку на крышу новенького красного "Запорожца", стоял майор Тимофеев, офицер особого отдела. На нем была длинная, почти до пят шинель, темного цвета. Тимофеев недавно прибыл в часть и мало был знаком Сергею. Запомнился только тем, что каждое утро он совершал длительные пробежки, завершавшиеся купанием в море.
Его шинель, почему - то напомнила Сергею кожаное пальто Дзержинского из старых фильмов про революцию. Подойдя к Тимофееву, и поздоровавшись с ним за руку, Сергей подумал, что он даже не знает его имени и отчества, и поэтому просто произнес:
-Слушаю Вас.
Тимофеев в отличие от Мартынова, оказалось, его имя знал:
-Сергей, у меня к тебе есть разговор, садись в машину, поговорим.
-У меня мало времени, я спешу, надо дивизион готовить к боевому дежурству.
-От этого разговора будет зависеть твоя поездка за границу.
Сергей внимательно посмотрел в каменное, без всяких видимых эмоций, лицо особиста. Что, за черт, только вчера по телефону состоялся разговор с Лесняком, а сегодня утром уже и с командиром беседа состоялась, и этот тип в курсе дела. Интересно, что ему надо от меня?