Беспощадное солнце плавило гудрон в карманах мальчишек, плевок не долетал до земли, даже брошенный окурок, словно комета, горел в атмосфере. Праздношатающиеся граждане пользовались всякой тенью, чтобы сесть и допить свое теплое пиво. Над асфальтом струился небольшой городок с пальмой посредине.
Однако внутри было сухо и прохладно. В дебрях некоего вьющегося куста гудел вентилятор, с плаката улыбалась реклама мороженого, запыленная секретарша в углу зевала на всю комнату мятной свежестью. Я работал. Считал измочаленным карандашом количество пельменей, выполненных в третьей декаде 2006 года. Их было очень много, сколько точно не знал никто, поэтому я всё еще работал. Иногда я ел, когда Коля в оранжевой рубашке приносил в термосе кипяток, мы ели эту проклятую растворимую лапшу. Я отвернулся к стене и стал ковыряться в носу. Секретарша вздохнула и снова опрокинула голову на спинку стула. Секретарша всегда сидела в углу, старые сотрудники вспоминают, что она еще в Советском Союзе так сидела.
Секретарша наравне со всеми остальными сотрудниками получала зарплату пельменями. У меня, например, в ящике стола слипся годовой запас. Я посмотрел на календарь. Завтра зарплата, пожалуй, надо сломать ногу, или что-то около того. На первом этаже грохнула железная дверь.
Кто-то ушел. И, вправду, почти пять. Тягостная жара за окном притягательно гудела. Вентилятор цокнул и затих - стены моментально начали нагреваться. Запахло жареной краской, и я поспешил выскользнуть из комнаты, успев заметить, что на секретарше дымится униформа.
У выхода я встретил Колю, который натужно прикуривал, нацелив сигарету в середину солнечного диска. Коля посмотрел на меня и сообщил:
-Жара.
Ага.
И мы пошли пить пиво. Пока мы искали свободную тень, пиво испарилось, и мы разошлись по домам трезвые.