Аннотация: Вспоминая рассказы учителя, я теперь начинал понимать, что до сих пор существует множество неизведанных мест со своими "особенностями".
Солнце поднялось над горизонтом, а я приближался к своей цели. Впереди наконец замаячили деревья - значит, лес уже близко. Именно за ним, как когда-то давно рассказывал мне учитель, находился тот самый каньон, полный невиданных и диковинных чудес.
Вот только учитель давно остался далеко позади, под грудой камней недалеко от большой автострады, из которых я соорудил ему импровизированную могилу. Но перед смертью он взял с меня слово, что я дойду туда сам.
Ступая по мягкой весенней траве мокрыми от утренней росы тяжелыми сапогами и вдыхая едва уловимый аромат молодой травы, я не забывал поглядывать по сторонам. Однако даже птиц не было поблизости - наверняка стояла бы оглушительная тишина, не дуй над полем легкий, но холодный ветер. Даже сквозь плотный комбинезон было довольно прохладно. Но я не обращал на это внимания. Цель была уже рядом. И во что бы то ни стало, я должен дойти. Внезапно пустой желудок напомнил о себе громким бурчанием. Лук с плеча я не снимал уже второй день - вся живность будто попряталась или вовсе вымерла, бессовестно лишая меня даже надежды хоть на какой-нибудь завтрак. Почесав отросшую до неприличия за время путешествия бороду и поправив рюкзак на затекшей спине, я мысленно пожал плечами и двинулся дальше.
В лесу было совсем тихо и, несмотря на то, что день только начинался, довольно темно. Старые, покрытые мхом деревья уходили далеко ввысь, и лишь редкие колючие лучи солнца пробивались сквозь их ветвистые кроны, почти не достигая поросшей густой травой земли. Сверившись с картой, я продолжил путь вглубь леса. Деревья становились все массивнее, а листва на ветвях, как мне показалось, стала все больше приобретать желтый, а иногда и оранжевый оттенок. Впрочем, я мог и ошибаться - было совсем темно, а потому я включил заготовленный на этот случай фонарь. И действительно, освещая себе путь, я убедился в своей правоте. Чем ближе я подходил к центру леса, тем отчетливее понимал - в лесу словно стояла глубокая осень. Под ногами уже шуршала отнюдь не трава - то были опавшие и потемневшие листья.
Вспоминая рассказы учителя, я теперь начинал понимать, что ошибался, считая его старым чудаком. Все то, что он втолковывал мне, открывалось перед моими глазами, и невольно мне приходилось признавать, что до сих пор существует множество неизведанных мест со своими "особенностями". В далеком прошлом, когда мне не было еще и четырех лет, я со своим учителем видел ураган. И тогда мне показалось, будто небо от вспышек молний становилось красным. Но учитель в тот день не дал мне увидеть окончание шторма. Укрывшись со мной в подвале какого-то дома, он долго рассказывал мне про красное небо и некую опасность, но какую именно - я так и не мог вспомнить.
И сейчас, глядя на осень посреди весны, я не мог придумать этому объяснение. Однако даже такие метаморфозы меня не остановят. Я дал слово, а значит, увижу конец пути.
Впереди сквозь деревья наконец забрезжил свет, и в лицо вновь подул прохладный ветер. Вместе с тем я ощутил странное напряжение вокруг. По мере моего приближения к кромке леса это напряжение нарастало, переходя в дрожь. Но дрожал не я - дрожало все вокруг. Шелестела листва, скрипели стволы мертвых деревьев. Ветер, завывая в ушах, подул с новой силой, и чем дальше я продвигался, тем сильнее становилось сопротивление. И вот вдалеке я увидел наконец выход. Ломая низкие сухие ветки, я рванулся вперед, однако поторопился и не заметил овраг, в который тут же и полетел. Больно приложившись затылком об торчащий из земли корень, я потерял сознание.
У костра сидели двое. Первый - с виду непоседливый паренек в потрепанной черной куртке и старых, но добротных армейских штанах, которые были ему явно велики. Через плечо у него был перекинут самодельный лук, а за спиной - колчан с кривоватыми стрелами. На простом, но приятном лице особенно выделялись глаза, лучившиеся любопытством и наивностью. Вторым был старик в каких-то серых лохмотьях, лишь отдаленно напоминающих некогда удобный походный костюм. Лицо его избороздили глубокие морщины, борода давно поседела, а редкая шевелюра торчала в разные стороны. Глаза, впрочем, все еще сверкали из-под кустистых бровей. Рядом, у его ног, лежал дорогой, но давно уже потерявший приличный вид посох с множеством глубоких царапин. А неподалеку от посоха в землю был воткнут большой охотничий нож. Было похоже, что в прошлом путешественники немало повидали.
Старик с грустной, даже слегка виноватой улыбкой что-то втолковывал пареньку, а тот глядел на него сквозь проступившие слезы. Внезапно вскочив, юнец ухватил собеседника за плечи и принялся что-то ему объяснять, чуть ли не встряхивая. Но старец лишь кивал в ответ и виновато улыбался. В конце концов, парень отмахнулся, отчаянно сквозь слезы что-то прокричал ему, а затем побрел прочь, закрывая лицо руками. Но старик так и остался сидеть у костра, потирая озябшие ладони. Только он уже не улыбался, а лишь с грустью смотрел вслед уходящему спутнику.
Сознание возвращалось медленно и неохотно. Помотав головой, я попытался осмотреть себя. Руки-ноги были вроде бы целы, и я поднялся. Голова жутко гудела, в ушах раздавался звон, а ветер завывал вверху, словно призывая продолжить путь. Прихрамывая, я двинулся в сторону, где был виден свет. И, спустя недолгое время, овраг вывел меня почти туда же, куда я и бежал. Не без труда преодолев так и не ставший пологим откос, я добрался до выхода из леса. А там творилось нечто невообразимое.
В оцепенении я стоял на краю высокого обрыва. Ветер безжалостно хлестал меня по лицу, выбивая слезы. Прикрывая лицо руками, я пытался разглядеть происходящее. Вокруг носились сломанные ветки и сухие листья, а у подножия обрыва клубился бледный зеленоватый туман. Каким образом ветер не разогнал его - я не понимал. Приглядевшись, в тумане я заметил неяркие и нечастые вспышки, будто небольшие молнии в густых облаках. Странные тени петляли между ними в тумане, то собираясь в больше черные пятна, напоминающие силуэты фантастических чудовищ, то вновь превращаясь лишь в серые неясные кляксы. Было в их движениях нечто завораживающее, отчего я не мог пошевелиться, лишь безвольно вглядываясь в переливающуюся дымку.
Меж тем ветер усилился еще больше, и вскоре раздался раскат грома. Вспышка была настолько яркой, что я зажмурил глаза. Может быть, это игра воображения, но мне показалось, что вспышка была ярко-красной. Вскоре гром грянул вновь, и уж теперь-то я был уверен - небо точно полыхнуло красным! Судорожно пытаясь вспомнить, что же мне в детстве говорил учитель, я наблюдал, как небо затягивала красная пелена. Молнии били все чаще, и ярко-красные, почти слепящие вспышки было видно все отчетливее. И хотя я осознавал настигающую меня опасность, моим вниманием всецело завладел медленно текущий внизу туман. А буря, не успев как следует со мной наиграться, уже была готова поглотить меня в любую секунду.
Двое путешественников неспешно брели по старой, заросшей мхом широкой дороге, обыскивая изредка попадающиеся машины. Хотя поживиться в них, как правило, было почти нечем. Рядом, как назло, не было даже маленького поселка, и припасы достать было негде. Все чаще старик опирался уже не на посох, а на своего спутника - с каждым днем он становился все слабее, однако был непреклонен. Каким-то образом по вечерам, когда можно было дать отдых уставшим ногам, ему удавалось уговорить своего друга идти дальше. Однако оба понимали: конец их совместного пути близок.
Буря продолжала рвать все вокруг на части. Огромные ветки носились в воздухе, красные вспышки с гулкими раскатами грома болью отдавались в голове. А сзади нарастал громкий треск. С трудом оглянувшись, я увидел, что ветер безжалостно срывает с деревьев листья вместе с ветвями, унося добычу вверх, в гигантскую воздушную карусель. Тогда, предчувствуя гибель, я окончательно сбросил оцепенение и, крепко сжав в руке фонарь, прыгнул с обрыва вниз, подальше от жуткого красного неба и беспощадного ветра, прямо в загадочный бледно-зеленый туман. Казалось, небольшие молнии внутри немного притихли, а серые тени сразу потянулись ко мне, приобретая почти материальные очертания.
Последней мыслью, промелькнувшей у меня в голове, отдались только эти слова: