Чваков Димыч : другие произведения.

Пятнадцать общих тетрадей или абсолютное счастье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Избранные истории Славки Салеева о детстве, юношестве, студенчестве, собранные под одной крышей

  

Пятнадцать общих тетрадей или абсолютное счастье

  
   Мой друг Славка Салеев, как ни странно, тоже был маленьким. Глядя на его "взрослый портрет" с паспорта, сказать так совершенно определённо почти невозможно. Это примерно - как если на основании знаменитой фотографии Альберта Эйнштейна утверждать, будто он произошёл от волосатого орангутанга Зигфрида из Гамбургского зоосада конца XIX-го века. Хотя, с точки зрения банальной эрудиции, отрицать сей знаменательный факт со стопроцентной вероятностью просто невозможно.
   Сейчас Слава, по свидетельству о рождении - Ислям, уроженец города Мелекесса, что в Ульяновской области, частенько рассказывает мне о своём детстве, отрочестве и студенческих годах. Некоторые из его историй довольно забавны, занимательны и поучительны. Попробую передать их в печатном виде со слов и согласия автора. Хронологию соблюдать не обещаю, поскольку не соблюдал её и Салеев - рассказывал в той последовательности, в какой давние истории приходили в голову.
   Итак, передаю эстафетную палочку повествования своему другу Славке.
  

Присказка

  
   Люблю я посещать места далёкого безвозвратно канувшего в Лету детства, там каждый старый заулок о чём-то тебе говорит. И пусть застроено всё давно так, что не узнать без длительного анализа, но то и дело выглянет из-за многоэтажек какое-нибудь дерево, которое сам и сажал когда-то - ещё в девятьсот мохнатом году прошлого века во время субботника, посвящённого началу учебного года... И тогда, тогда пронзит сердце лёгкая грусть; от неё захочется снять очки и достать из кармана носовой платок.
   А вот здесь когда-то стоял деревянный магазин, и возле него сидели на ящичной таре бабульки, торговавшие семенами подсолнуха. Денег на подобное баловство родители нам, пацанам из бедных семей, не давали, и приходилось идти на хитрость, дабы приобщиться к культуре коллективного лязганья. В этом мальчишкам очень помогал однажды разбитый термометр, за его утрату кто-то уже получил по полной программе целую задницу синяков посредством папашина брючного ремня. А ртуть-то никуда не делась - вот она, в баночке.
   А дальше всё - сплошная химия дворового разлива. Берёшь "двушку" - монету достоинством в две копейки, жёлтого оттенка из сплава меди и цинка, по размеру почти соответствующую десятикопеечной монете, но уже серебристого цвета, изготовленной из никелевого сплава - в ртути замачиваешь, а потом затариваешься семечками у старушек на полновесный гривенник. "Посеребрённую" двушку вполне можно было принять за десять копеек, если не присматриваться. Только одна торговка почуяла непорядок. "Ребятки, это медаль, что ли?" - спросила. Ну, а мы, понятное дело, сквозанули огородами, рассосались по окрестным кустам и долго потом обходили импровизированный рынок у продмага стороной.
  

Глава 1. Мальчиш Кибальчич1

  
   Помнится, когда я учился классе, наверное, в третьем или даже четвёртом, появилась у нас в школе мода стрелять из поджиги. Знаешь, что такое поджига? Расскажу, как её делали мы, мелекесские малолетние хулиганы с рабочих окраин.
   Берёшь медную трубку, загибаешь один конец и сминаешь его пассатижами или ударом молотка, потом этот расплющенный конец забиваешь в обработанную деревяшку, которая служит в дальнейшем казённой частью. Затем вытачиваешь в трубке, в поперечном направлении, канавку треугольным напильником, такую, чтобы в неё укладывалась спичка, но "только-только" - плотно очень. В середине канавки "цыганской" иглой протыкаешь маленькое отверстие, а внизу устанавливаешь скобу для фиксации "хвостовой" части спички (головка должна располагаться как раз напротив микроотверстия в трубке), обычно из гвоздя. Всё, поджига готова.
   Теперь её осталось зарядить. Заряд производится со стороны ствола и забивается шомполом. Сначала смесь пороха и серы (со спичечных головок), потом вата, заменяющая пыж, следом дробь или шарики от подшипников, а затем - снова ватный пыж.
   Далее...
   ...прилаживаем спичку, чиркаем ею о коробок и производим выстрел с вытянутой руки. Если руку не вытягивать, то увеличивается риск получить травму лица, поскольку бывали случаи, когда трубка разрывалась прямо в процессе стрельбы. Особенно опасно было иметь дело с бездымным порохом. Но, слава богу, ни у кого из моего окружения столь опасного наполнителя для поджиги не водилось.
   Отменно-прекрасно стреляло такое импровизированное оружие, если пускать в ход его боевые качества не сразу после зарядки, а спустя день-два. Пороховая смесь за это время скоксовывалась внутри медного ствола; при запаливании заряда получался очень громкий звук, напоминающий выстрел из настоящего ружья. Именно с целью эффективного использования своего оружия (как ты понимаешь, поджига у меня имелась) я, туго забив заряд в ствол саморучно изготовленного "винчестера", сразу же притырил его от любопытных глаз под матрас - вместе с мешочком, где порох для зарядов хранился. Ну, думаю, приду завтра из школы, тотчас побегу за огороды, чтобы пальнуть по воронам; их обычно много крутилось возле мусорной свалки.
   Уж не знаю, каким образом, но к утру поджига перекочевала в наволочку. Возможно, перед сном я любовался своим сокровищем, а потом неудачно под матрас спрятал, да ещё и заспал. Эта ошибка стоила мне глубоких человеческих переживаний вместо предполагаемого удовольствия, на которое я рассчитывал.
   Стоял конец сентября. Дождь, холодно. Идём мы с пацанами после школы домой. Вижу, из нашей трубы дым вали'т, словно при пожаре. Чёрный-чёрный. Будто рубероид горит. Нужно ли объяснять, сразу хреновое предчувствие появилось - засосало "под ложечкой".
   Так и есть. Только я за порог, маманя мне сразу в лоб зарядила. За что, мол, эни, кричу? Она не отвечает, а, знай себе, методично меня бельевой верёвкой по заднице мутузит тяжёлой рукой передовика социалистического производства.
   Оказывается, мама нашла мою поджигу, когда бельё перебирала, чтобы в стирку отложить. Рассмотрела её, приняла за мусор, и непонятную штуку в печь бросила. А ещё и мешочек с самодельным порохом - селитра и древесный уголь, смешанные в пропорции "фифти - фифти" - туда же. На одну чугунную конфорку поставила ведро с водой, на другую кастрюлю. Третья - пустая. Знаешь, какие на старых печках конфорки? Точно, наборные из литых колец, не при их Властелине будет помянуто.
   Так вот, Колечки разлетелись, подобно ступеням ракеты, отделяясь в предписанный законами физики момент времени. Хорошо, что ведро стартовало несколько менее удачно, чем позволила б себе легкомысленная алюминиевая кастрюля на её месте. Та бы точно подпрыгнула до потолка. Ну, а ведро всего только опрокинулось, вода пролилась... иначе б пожара не миновать...
   Однако выволочкой дома дело не ограничилось. Тут ещё дама одна классная нравоучительно пальчиком сделала книксен вокруг моего носа... и участковый смастерил пару намёков, что, дескать, поставит меня вскорости на учёт в детской комнате нашей родной милиции...
   Кибальчич, как я помню, в тюрьме свою ракету проектировал. А я хоть и на свободе, хоть и не ракету... но пострадал ничуть не меньше, если соотнести степень наказания за содеянное сообразно возрасту. Я же малолетком был... да и царь к тому моменту уже не занимался деспотизмом, "Народную волю" по стенке деревенской избы не размазывал.
  
   1 Герой (он же автор) истории имеет в виду КИБАЛЬЧИЧА, НИКОЛАЯ ИВАНОВИЧА (1853-1881) - изобретателя, автора первого русского проекта реактивного двигателя и летательного аппарата для полетов людей, социалиста-революционера, народовольца, умельца, изготавливающего бомбы для проведения террористических актов.
  

Глава 2. Гуси-лебеди

  
   Однако, несмотря на свою техническую продвинутость, я очень долго верил в сказки...
   Сравнялось мне тогда лет семь, пожалуй. Не то уже закончил первый класс, не то только собирался в школу идти. Горячее приволжское лето. Каникулы. Все мои старшие братья-сёстры с утра пораньше на речку убегают, кто рыбалить, а кто и просто без особой цели: искупаться, поваляться на горячем песочке, покурить втихаря в кустах - как бы взрослые не увидели.
   Старшие меня обычно не будили, чтоб потом ответственности за мало'го не нести. Никому же из нормальных пацанов не понравится с мелюзгой целый день возиться, а не заниматься нормальными мальчишескими делами.
   Просыпался я, как придётся, быстро съедал, что мать на столе оставляла: кашу на разбавленном молоке или пару яиц варёных и чай. Особо не разъешься - бедно жили, но мне тогда и не хотелось особо тратить время на ерунду, когда вокруг масса интересных дел. Не хлебом единым!
   После нехитрого завтрака выбегал я на улицу и отправлялся искать соседских пацанов - моих ровесников. Место встречи изменить было нельзя уже и в те неправдоподобно далёкие времена. Собирались на пруду у кривой берёзы и строили планы на день: к кому в огород забраться - гороху надрать или малины; во что играть - в ножички, расшибалочки, "штандара-мёртвого", лапту или в партизан; куда пойти - в лес или на речку.
   В тот июльский день я точно так же, как обычно, бежал вприпрыжку по тропинке, ведущей к пруду. Вот уже и к самой воде спустился. Смотрю, а там гуси гуляют с окрестных дворов. И что самое для меня интересное, несколько маленьких гусят. Видно, недавно вылупились. Ну, я немедленно схватил прутик и к ним. Поиграть с юным поколением животных и птиц для детей вполне естественно.
   Но тут всё гусиное семейство обернулось ко мне, распахнуло крылья и принялось судачить своим шипящим языком... Ш-ш-ш-матри, мальш-ш-ш-иш-ш-шка... наших деточек ш-ш-штукнуть хош-ш-шет. Так мне представлялась их птичья реакция, интерпретированная моим детским сознанием. А что, спрашивается, могло возникнуть в мозгу пацана, всё ещё верящего в волшебные превращения и сказочные обстоятельства?
   В общем, сначала на меня шипела вся пернатая стая, а потом группа из трёх-четырёх гусей во главе с самым большим тёмно-серым вожаком кинулись в мою сторону с ужасающим гоготом.
   Я немедленно сделал правильные выводы и пахучий от избытка нахлынувших чувств вылетел пулей на тропинку. А гуси не отстают. Крыльями себе бежать помогают и не скрывают агрессивных намерений. Тут бы мне свернуть в рощицу, гуси тогда б наверняка бросили преследование, а я вот не догадался... и не по малолетству, а от страха, под воздействием которого ноги меня несли со скоростью вылетевшего из-под сапога гренадёра шелудивого котёнка.
   А тут ещё одно жуткое обстоятельство: гуси, выбравшись на ровное место, принялись взлетать. Прямо вот так: приподнялись на лапах, подпрыгнули, зашипели и полетели. Тут уж моей ужас перешёл в неуправляемую стадию: мешал думать и принимать сколь-нибудь адекватные решения. И до сего момента был напуган, а когда летящих преследователей увидел, и вовсе мне крышу гусиными крыльями смахнуло. Оглядываюсь... самые настоящие гуси-лебеди. Будто в сказке. Заслонили солнце. Шипят нагло и угрожающе: "Не уйдёш-ш-шшшш! Не спрячеш-ш-ш-ся! Шшша-лиш-ш-ш-шшшш".
   Затылком чувствую воздушные потоки, которые они во время своего полёта поднимают. Вот-вот унесут к Бабе-Яге в логово - на свайном фундаменте из куриных ног. Жутко сделалось так - словами не передать. Ощущение того давешнего ужаса до сих пор помню отчётливо.
   Долго меня гуси по дороге гнали. Пока не свернул я на обочину. Нет, не догадался - не в состоянии оказался ситуацию проанализировать. Просто из сил выбился и упал в кусты. Ну, что сказать - текло с меня изо всех отверстий со страху в тот момент совершенно точно. Сначала только слегка обмочился, но когда себе Бабу-Ягу представил и полёт к ней, то тут уже прорвало плотину по полной. Я и сейчас высоты боюсь, свыше метра - к Ихтиандру за справкой обращаюсь, ну, блюю, стало быть, а тогда-то и подавно... Никогда в дальнейшем за всю свою жизнь подобного унижения не испытывал.
   Эни меня дома больше часа потом успокаивала да отмывала дегтярным мылом, покуда в себя не пришёл. Впрочем, ещё какое-то время ходил с опаской, огибая злополучное место, где подвергся воздушному налёту в сказочном варианте.
   Однако через месяц отомстил я гусям-обидчикам за пережитый позор. Из рогатки каменюкой вожака приласкал из кустов, когда он в пруду по зеленоватой от ряски воде скользил, будто белый теплоход по синю морю. С первого раза попал, веришь-нет. Шея сразу набок, глаз закрылся, а гусь - знай себе, плавает, словно бы в тире парка культуры и отдыха. Только там мишень вся разом опрокидывается, а здесь - исключительно голова: висит себе, словно на живую нитку пришитая.
   И так мне гуся вдруг жалко стало, что я сразу заревел белугой, рогатку бросил и домой побежал. К вечеру, правда, успокоился, но тут соседи пригласили родителей на гусятинку в честь какого-то семейного праздника, и я снова впал в состояние вселенской несправедливости. За что? Почему именно я столь примитивно и подло расправился с вожаком?
   Иногда этот убиенный и съеденный гусь является ко мне во сне, и я буду нимало не удивлён, если на Страшном Суде сей роковой выстрел из рогатки закроет передо мной райские врата, где так и не дождутся меня прекрасные гетеры.
  

Глава 3. Дунькина радость

  
  
   Но бывали и сладкие дни...
   Мама, эни - на татарском, относилась очень строго к нам - восьми своим детям, невзирая на возраст. Наверное, даже не от того, что любила нас мало, просто жизнь была суровой и скудной и потому, как мне представляется, она готовила нас заранее к трудностям взрослого бытия и их преодолению. Но иногда - правда, крайне редко - мама всё же баловала младших братьев и сестёр: конфеты покупала. Ну, да какие, собственно, конфеты - подушечки "дунькина радость", обычно слипавшиеся в большой невразумительный комок.
   Помню, сестра однажды увидела, что мама прячет кулёк с нехитрыми сладостями на голландке. Дело летом было, потому печку эту не топили. Место для нычки удобное: с высоты детского роста не разглядишь. Позвала меня сестра и говорит:
   - Давай-ка, мы, Ислям, по конфетке достанем. Эни не заметит. Кулёк-то вон, какой, большой. Я б тебе и говорить не стала, потом бы угостила, да мне одной не суметь, высоко.
   Провокация ей удалась. Много позже, когда прочитал я у Зощенко рождественский рассказ, где Лёля и Минька объедают угощение с праздничной ёлки, мне очень живо представился наш с сестрой поход за конфетами. Будто с нас Михаил Михайлович жизненную ситуацию скопировал.
   Поставили мы две табуретки одну на другую. Сестра держит их, чтобы не упали, а я лезу, словно бы монтажник, на самую верхотуру. Вниз стараюсь не смотреть. Для меня ж высота - первый враг. А тут ещё фантазия разыгралась - вот тебе раз!
   Пацаны из старших классов рассказали. Посреди Пизы, город такой в Италии, стоит башня. И наклонено сие сооружение столь чудесным образом, дабы туристов заманивать. Наверху у башни есть смотровая площадка, откуда хорошо обозревать итальянские окрестности бывшей Древнеримской империи.
   И тут в моём богатом воображении мальца, недавно изучившего в школе античный мир горделивых латинян, вырисовывается довольно странная картина: будто туристы гуськом карабкаются на изрядно покосившуюся башню, а потом опадают с самого верха, как спелые груши на сильном ветру. Да, ребята, пизануться с наклонённой башни, судя по всему, не такое уж и приятное занятие.
   Стараюсь об итальянском городе с чудны'м названием не думать, в руках себя держу. Вот уже и цель недалеко. Но чтобы конфеты нащупать, пришлось на цыпочки привставать. Тут, наверное, я сильно верхнюю табуретку качнул. Сестра не удержала падение "пизанской башни", я сверзнулся на пол, аки ангел, из рая изгнанный. Лежу, ору благим матом. Рядом сестра плачет - зашиб я её в полёте. А весь пол усеян "дунькиной радостью". Все обозреваемые окрестности в кристаллах сахарного песка. Казалось, вот оно счастье, хватай конфеты, да ешь. Но не до едьбы нам было. Эни вот-вот прийти из магазина должна. Некогда разлёживаться и себя жалеть. Постанывая и поохивая от полученных ушибов, смели мы всё рассыпанное добро в кучу веником. В кулёк кое-как сложили и в тайник запихнули, практически - забросили: некогда в спешке правила гигиены соблюдать. Конфеты, разумеется, потеряли свою первозданную чистоту, но деваться-то некуда.
   Что говоришь? А потом не ели? Как не ели? Ели, конечно, чтоб не заподозрили нас сестрой в намеренном злодействе. Хрустели песком, уже не сахарным, и ели. Только сестра всё возмущалась, с чего вдруг продавщица такой грязи дала... Но не очень настойчиво, иначе бы мама пошла в магазин и, кто знает, не открыла бы она тогда нашу тайну.
   Что ты сказал? Тайное становится явным? Вот-вот, и я про то же.
  

Глава 4. Вам взлёт!

  
   Но не всегда всё так удачно протекало, как в случае с конфетами. Иногда тайное и в самом деле становилось явным, и вот тогда...
   Любил я с пацанами в футбол гонять между домами и огородами. Жил-то на окраине Димитровграда, там, где частный сектор силился оправиться от хрущёвских налогов на личное подворье. Но это сейчас пригород. А тогда, в моём детстве, наш посёлок ещё отдельно стоял, и в Мелекесс автобус рейсовый ходил. Что значит, что за Мелекесс? Димитровград до 1972-го года назывался данным именем.
   Название, говоришь, странное. Не без того. Особенно, ежели задом наперёд прочитать... да, кроме того, на татарском языке для остроты понимания.
   Собственно, город-то таким был долгое время, что напоминал своим видом глухую провинцию ненавистного самодержавия. Вместо тротуаров везде (кроме, пожалуй, центра) прохудившиеся дощатые панели. Асфальт на дорогах - огромная редкость, всё больше мостовая. Нет, не из брусчатки. Обычный бутовый камень раскрошенный. Летом пыль, весной и осенью грязная жижа. А зимы-то снежной и нет почти. Одним словом - полный Мелекесс. Сейчас, правда, намного лучше стало.
   Но не о том речь веду, о футболе.
   Основное поле для игры в нашем районе представляло собой по форме косопузую трапецию, немного вспученную в центре и по углам. Из чего можно заключить - мяч всегда стремился самопроизвольно укатиться в сторону каких-либо ворот, если не держать его в ногах. Со всех сторон наш импровизированный стадион ограничивался забором от соседских домов. Сбоку же поля имелся узенький проход, который выводил на улицу. Он также был сжат штакетинами забора. С виду деревня деревней, а находилось-то данное "спортивное великолепие" практически в городской черте.
   Играть на таком с позволения сказать стадионе можно, но крайне неудобно, поскольку мяч то и дело улетал в огород к соседям, и кому-то из игроков приходилось перелезать через забор. Хорошо, если никого из хозяев в это время не оказывалось дома, или - когда урожай уже находился в собранном виде, и никто из пацанов не мог нанести ему ущерб своими ногами. А иначе последствия подобного вояжа могли бы оказаться и не совсем весёлыми. Любить в ту далёкую пору соседских детей умели крепко, даже уши порой не выдерживали чрезмерной симпатии.
   Впрочем, данное членовредительское обстоятельство не настолько сильно нас беспокоило. Ради игры и сохранения мяча на ботиночной шнуровке, купленного в складчину, можно вполне потерпеть физическое насилие и унизительные крики взрослых, словно б они сами никогда не были детьми и не носились по дворам с криками и улюлюканьем. Да-а-а... что там говорить - приходилось сносить и не такое, не зря же нам с самого раннего возраста внушали, мол, советский человек после первой не закусывает, как бы тяжело ему ни приходилось.
   Однако имелся ещё один фактор, неизбежно, влияющий непосредственно на игру, который портил всё. В одном из углов поля нагло расположился деревянный домик, подобных сейчас уже почти и не найдёшь на дачных участках народонаселения страны. Нынче всё иначе, по-европейски. А тогда - патриархально, с рубленым сердечком на дверях неказистого клозета.
   И вот этот самый клозет сильно нам, футболистам, мешал, поскольку занимал значительную площадь на взгорке, как раз на том самом пятачке, где было удобно поставить ворота, вместо того чтобы притулять их в низинке; там благоухала сероводородом гнусная сырость и произрастал рогоз - растение-мечта для каждого мальчишки среднего возраста. Из его, рогоза, стебля можно плести корзины, делать прочные верёвки, а молодые корни употреблять в пищу. При случае расскажу тебе, как мы с пацанами пекли на костре лепёшки из муки, полученной путём толчения корня рогоза, но история нынешняя не о том, потому наберись терпения и приготовься записать эксклюзивный рецепт в недалёком будущем.
   Вернёмся к культовому сооружению, однако.
   Туалет был, собственно говоря, ничей. Когда-то давно его построил кто-то из проживающих на улице граждан, что называется, на нейтральной территории для общего пользования. Им, вообще-то, и пользовались, но достаточно редко, поскольку благосостояние советского народа выросло до таких фантастических высот, когда каждая семья могла себе позволить индивидуальный домик для "отправления известных потребностей отхожего свойства" (спасибо Ю.М. Лужкову за подаренное выражение). В связи с этим раз в два-три года полагалось вызвать ассенизаторскую машину для чистки "авгиевых конюшен".
   Ты говоришь, что городской столичный голова никогда не употреблял термин "отхожего свойства", а только что-то про аммиачную направленность в подъездах рассказывал с высокой трибуны? Хорошо, соглашусь с тобой... и не соглашусь. В деталях ты, безусловно, прав. Но, в общем и целом... отнюдь! Однако не станем отвлекаться на мелочи.
   Так или иначе, в чью-то бесшабашную голову, не исключаю, что и мой разум, угнетённый разного рода домашними проблемами (в многодетной семье не всегда младшего жалеют все без исключения ассоциированные члены клана, скорее, наоборот) пришла одна замечательная идея, каким образом расширить границы игрового пространства без особых усилий.
   Ой, чуть не раскололся раньше времени.
   Так...
   ...вот...
   Решили мы, местная пацанва, склонить взрослых к добровольному акту коллективного трудового подвига. Не понял, ещё? Ну, раз они, взрослые, никак не хотят убрать старый туалет, раз уж он им не мешает, то необходимо сделать так, чтобы помешал, встав, как говорится, поперёк горла. Не мытьём, так катаньем: пусть туалет станет теперь помехой.
   Тьфу, опять чуть не проговорился, не добравшись до самого главного.
   А какая может быть причина, чтобы убрать сортир с нейтральной территории? Правильно, переполненность выгребной ямы, не приглашать же ассенизаторов на чистку не принадлежащего никому туалета, в самом деле. За чей, позвольте узнать, счёт? Жили же, сам знаешь, тогда небогато. Вряд ли бы кто-то захотел благотворительностью заняться, если, конечно, провокатором не выступает сама великая держава, склоняя к покупке облигаций, во избежание скачка цен.
   Но я отвлёкся. На чём остановились-то? Ага, чтобы взрослые добровольно убрали сортир с нашего футбольного поля, нужно... что? Ты умный, я знал. Верно, переполнить подземные закрома. А как это сделать, если до краёв ещё очень и очень неблизко. Так нам разведка доложила. А ей можно было доверять, поскольку она фонариком с тремя сменными цветными стёклышками (атрибут пехотного офицера или геолога того времени) осветила ароматные внутренности общественного места. Осветила в стиле "Прожектора перестройки" задолго до выхода в эфир первого выпуска данной программы.
   Итак, как говорится, краёв не видать. А время-то идёт, а мы же взрослеем. Скоро и в футбол играть не захочется. И что нам тогда прикажете делать с лозунгом товарища Сталина про счастливое детство?
   С другой стороны, какие действия могут предпринять с десяток мальчишек от семи до двенадцати лет для ускорения процесса и быстрого достижения своей цели? Что ты говоришь? Мы про это тоже сразу подумали, но после того, как целую неделю, позабыв домашний очаг, ходили задумчиво скорбеть в место общественное, поняли, ничего наша затея не стоит. То ли оттого, что калорийность питания в те времена не была такой изрядной, то ли аппетит у пацанов оказался неважным, только прибылей особых в "подземных кладовых" мы не добились.
   Между тем, и родители волноваться начали, с какого перепугу их возлюбленные чада перестали "по большому" дома ходить - не болезнь ли какая, не эпидемия ли? Согласись, если бы они встретились друг с другом (я родителей имею в виду) и поговорили, легко б нашу хитроумную комбинацию выбили потом из самой нестойкой задницы при помощи ремня, а лучше всего - крапивы.
   Определённо, назрела смена стратегии, как подумал бы маршал Даву, переходя с жареных каплунов на мороженую конину с обочины старушки-истории где-нибудь на старой Смоленской дороге.
   И что?
   Мы соображали недолго. Озарение пришло в одночасье. И опять не берусь утверждать, дескать, мысль сия пришла не ко мне в голову, а кому-то другому. Итак, мальчишеское воображение и кое-какой житейский опыт позволили нам сделать нужный вывод. И вот в чём он заключался: если мы сами не в силах решить поставленную задачу, необходимо подключить тех, кто бы действовал без нашего на то провокационного участия, то есть - по собственной воле. А ещё лучше, чтоб силы природных катаклизмов словно бы сами собой подвигли взрослых на определённые действия. Идея понятна?
   Ага, только кажется вам, батенька, будто не может детский ум подростков хрущёвской закалки родить нечто такое, отчего все половозрелые жители в округе кинутся убирать никому не мешающий туалет в стиле "услада на пленэре"? А вот - может. Может, уверяю почтеннейшую публику!
   И что же мы придумали? Сейчас расскажу.
   Целую неделю наша компания вела себя дома подозрительно образцово. Думаю, ты правильно всё понял. Действительно, зачем заранее привлекать внимание к действиям, за которые вряд ли кто похвалит, раскройся наши планы по чьей-то злой воле, либо по недомыслию. Что-что? А ты думаешь, достать дрожжи в то полуголодное время пацанам с окраины маленького волжского городка было просто?
   Собирали этот катализатор нашей операции понемногу: в меру сил, возможностей и плутовских способностей. Сам понимаешь, приходилось же из-под носа не всегда беспечных родителей тащить стратегический продукт. Ну, да... Как же! Откуда мы могли знать, сколько самодельных газетных пакетиков с дрожжами поможет нам в решении общественной футбольной проблемы? Чем больше, тем лучше - сами так для себя определили, не мудрствуя лукаво.
   А-а-а... ты всё же не совсем понял, что мы задумали? Поясняю, как говорится, для тех, кто в штольнях. Взбодрённые дрожжевым брожением продукты человеческой жизнедеятельности, по нашим понятиям, должны были слегка подняться и создать эффект переполнения стека (если пользоваться компьютерной терминологией), в окрестностях футбольного поля. Судя по всему, такой момент истины просто не мог не разбудить, если уж не Герцена, то царя Авгия и всех соседей непременно.
   И ведь разбудил... и ещё как!
   Но не стану сам себе дорогу перебегать. Каждому овощу свой Мичурин. Каждому Мичурину свой шесток...
   Дрожжи по крупицам собирали в большой пакет из газеты, в какой в те незлопамятные времена любили заворачивать атлантическую малосольную сельдь, пряники, сухари и сушки. Прошла неделя, и тут мы поняли, уже пора. Внезапно. Интуитивно. Поняли! Критическая масса достигнута. Полураспад гуаноидных отходов жаждал возгонки. Процесс просто обязан начаться и возбурлить. Причём нельзя было медлить, ибо родители вот-вот могли обнаружить недостачу, и тогда - полный кирдык... ховайся... глына... мертвы пчэлы не гудуть...
   У мамы моей, я уже говорил как-то, рука тяжёлая, ей не коня, слона на скаку... А распластать мою задницу по лавке для неё - так это вообще полный замечательный презент, вроде новогоднего. Для поднятия жизненного тонуса. И как же тут не поторопиться, спрашиваю?
   Собрались мы всем своим коллективом с самого утреца, скинулись по очередной порции дрожжей, уже последней, и направили стопы в квадрат "икс", где общественный туалет старославянской вязью старался помешать проникновению прогрессивных футбольных веяний на территории, неподалёку от которой родился великий космополит прошлого века по фамилии Ульянов.
   Пересыпать содержимое пакета в стиле "расцвет социализма" в скворечный вход деревянного сортира труда не составило. Оставалось затаиться в кустах и ожидать результата, не привлекая к себе внимания взрослых.
   День выдался тёплый, двери в туалет закрывались плотно. Не было особых сомнений, что затея наша по очистке футбольного поля от ритуального здания общечеловеческого культа удастся в полной мере. Стояли, сбившись в кучу, как, наверное, стоят конструкторы, отправляющие в полёт своих питомцев где-нибудь на Байконуре. И точно, теперь только сообразил, деревянное строение напоминало своей слегка покосившейся в сторону неизведанной Вселенной устремлённостью какой-то космический аппарат внеземной формы. Ключ на старт!
   А на стартовом поле поддымливало и подванивало. Но мы близко подходить не спешили, ожидая, когда попрёт через верх, издали. Кому это нужно, чтобы попасть в число подозреваемых, если заметят лица непосвящённые? А угодишь в число подозреваемых, вовек не отмыться. В переносном, разумеется, смысле. О прямом его, смысла, толковании и думать не хотелось.
   И вот свершилось. Мы все к тому времени уже домой пообедать успели сбегать. Мимо тёти Вали и дяди Гриши, неспешно окучивающих картошку у себя на огороде, как раз напротив стартовой площадки гуаноносителя "Засланец-1". Внимания на нас взрослые не обращали, только изредка поводили по сторонам взволнованными ноздрями, и что-то говорили о народных приметах. Дескать, если дерьмом пахнет - точно к дождю. А на небе-то ни облачка. Как сейчас говорит молодёжь, солнце жгло не по-детски. Им бы барометр - дяде Грише с тётей Валей...
   Ах, да, перехожу к развязке. Знаешь, когда Томас Эдисон делал первую запись на фонограф про овечку Долли, он даже представить себе не мог, как задолбает всё население планеты другая Долли, исполняющая финскую полечку со всевозможных носителей, главным образом, с мобильных телефонов. Вот так и мы не могли предположить, как феерически закончится наша затея с дрожжами.
   Ах, не Долли, а Мэри, и не овечка, а баран? Больно грамотный, что ли, капитан запаса Иванов? А полька-то всё равно задолбала2. Или станешь оппонировать?
   Говоря коротко, дерьмо взошло почище всякого теста. Хоть пироги пеки! Мало этого: образовавшиеся в процессе возбуждения газы скопились под деревянной конструкцией "места гнездования" и сорвали верхнюю, видимую часть фекального айсберга с мёртвой точки. Сам же понимаешь, настоящего фундамента у таких произведений архитектуры обычно никто никогда не проектировал. А ещё соприкосновение с сырой землёй снаружи и со стороны выгребной ямы (с сырыми отходами человеческой жизнедеятельности) делали конструкцию стен окружения непрочной, вызывали гниение досок. Вот и получается, усилий для отрыва верхней и нижней частей сортира, много не требуется.
   Так или иначе, вскоре наш ракетоноситель, подрагивая в жарком летнем мареве вонючими боками, приподнялся над землёй, как тогда показалось, произвёл отделение нижней, загруженной выше номинала ступени и заскользил под горку, скрежеща ломаемыми досками, вырываемыми с корнем гвоздями, оставляя за собой жалкие фекальные следы жутко неприятного оттенка.
   Мы и ахнуть не успели, как аппарат неземного применения "Фекал-2" вторгся на территорию огорода дяди Гриши и тёти Вали, предварительно выломав не слишком монументальный забор. Если бы ты слышал, насколько изящные загогулистые речевые конструкции умеет выстраивать дядя Гриша, измазавшись в дерьме. Это сказка! Необузданный полёт фантазии шкипера, на ногу которого опустили трёхтонный якорь! Сказки Шахерезады! Разглагольствования учёного Лукоморского кота в нетрезвом состоянии духа! Проверка бойцами ОМОН самого бандитского казино в пределах Большого Кавказского кольца столицы! Песня смерча, срывающего крыши не только со зданий!
   Но мы с ребятами не стали наслаждаться обличительными руладами димитровградского соловья, местами, разбойника. Все быстренько разбежаться по домам. Успели, правда, заметить, как на месте старта безобразно бурлит пузырями отвратительная бурая жижа с устойчивыми ароматами цивилизации.
   Тётя Валя дядю Гришу не поддержала, просто блажила, что вот ужо она заставит "этих засранцев" уважать чужой труд. Она, мол, и в милицию... и родителям, и в школу, и в Политбюро... Как она догадалась о нашем участии в "природном катаклизме" - бог весть.
   Однако ж, не зря говорят в народе, дескать, ОНО обязательно всплывёт. Как в тот раз меня мама охаживала бельевой верёвкой, никогда не забуду. Лучше бы я сразу родился взрослым.
   Забор дяде Грише помог мой батя поправить, а нелегально проникший на его территорию домик он, дядя Гриша, присовокупил к своей личной (не дай бог, не частной!) собственности в качестве боевого трофея, разобрал на доски и затем использовал для починки курятника. Только зря он так сделал. Яйца с той поры у них с тётей Валей никто из местных не покупал. Брезговали.
   А яму от сортира взрослые, конечно, засыпали, и теперь мы могли играть в футболе без опасения, что мяч угодит в раскрытую ветром дверь незатейливого деревянного строения с кокетливым скособоченным сердечком, вырубленным на уровне глаз присевшего на насест человека.
  
   2 Салеев имеет в виду мелодию финской польки, ставшей невероятно популярной в интернете и распространяемой в качестве рингтонов мобильных гаджетов операторами сотовой связи в начале 21-го века.
  

Глава 5. Черемшан

  
  
   Да-а-а, не мытьём, так ка'таньем. Воистину. Добились своего. Значит, с футболом всё наладилось. Но игрой в мяч наши мальчишеские интересы не ограничивались. Была же ещё и рыбалка...
   Всё детство моё связано с речкой Черемшан. И летом, и зимой она под боком. Летом рыбу в ней ловим, зимой снег расчистим и на льду в хоккей гоняем. Ну, что ты, без коньков, конечно. Коньки, настоящие, комбинированные с ботинками, по тем временам - безумная роскошь. Правда, кроме того, имелись в закромах "двухполозки" - коньки, которые можно к валенкам привязать при помощи шнуровки. Но скользить на них по бугристому льду очень тяжко, можно лодыжки запросто повредить. Таким образом проходили наши хоккейные схватки с командами, обутыми, главным образом, в валенки.
   Черемшан - звучит красиво. Не оттого ли, что по его берегам обильно растёт дикий чеснок - черемша? Или на то есть другие причины3?
   Местные названия, вообще говоря, бывают иногда забавными. Вот, например, в Димитровграде уклейку называют не уклейкой, как принято везде Волге и её притоках, а синтёпкой. И никто не знает, отчего такое закадычное и доброе заглавие у жирной рыбки-невелички.
   А с ним, с этим названием, у меня почему-то всегда ассоциируется картинка из детства. Сидим мы на берегу и на простенькие снасти ту самую синтёпку тягаем. Завяленная, она столь прекрасна, что и словами не передать. Недавно, будучи на родине, наловил ведёрко, приготовил и в охотку десятка три рыбной мелочи уговорил разом. В одно лицо. Вкус - тот самый, из детства.
   Река Черемшан неподалёку от города протекает, огибая его полупетлёй. Местами маленькая, узка - впору пешком перейти, но кое-где и вполне себе - водная артерия: вброд не переправишься.
   Помню: мостик деревянный. Мы с пацанами недавно закончили девятый класс. Каникулы. Рыбалка. Прикорм и всё такое. Выпили малость для куража - что за рыбалка всухую? Рыбалка без спиртного - рядовое мероприятие, а с водкой - деяние культурное. Но на водку обменять складчину для школьных завтраков никогда не получалось. Как правило, не хватало терпения накопить на поллитровку, а на "мерзавчик" размениваться - себя не уважать. Потому и винная карта была у нас особая.
   Что пили? Бормотень какую-то, в самый раз плинтуса красить. Да уж на что денег хватало, мой милый... Не Рокфеллеры, чай...
   Винище тогда у нас самодуром звали, на местной "гандонно-макаранной фабрике" разливали. Где-то его "слёзами Мичурина" нарекли, а у нас в Мелекессе иначе. "Хрушовкой" эту мерзость величать изволили - что-то между Хрущёвым и грушей. Дивный букет! Но ничего, пацаны пили и не жаловались. И выросли большие и местами красивые. Там, где молью не побило, и кукурузу вопреки природе не культивировали.
   Как сейчас помню, на полуострове Баянда' тогда промышляли. Место в те времена считалось почти диким. Можно и рыбы наловить, и ягод набрать. Главным образом - ежевику.
   О чём бишь я? Ах, да... О рыбалке.
   Ага, расселись на берегу, значит, рыбалим. Поплавки у всех замерли, будто приклеенные.
   На другом берегу стоит дед, седой и тощий, словно сучок на высохшей берёзе. У деда язи, а у нас хрен, да малявки в этой связи. Ни одной синтёпки тебе для полноты рыбацких ощущений. На что ловите, дедуня, спрашиваем? А рыбак вдруг ни с того ни с сего на нас окрысился, точно мы у него рыбу уводим, а не он у нас, и говорит со злой ухмылкой:
   - На гимно жёванное ловлю, унучки. На гимно...
   И хихикает так гадко, что аж не по себе от неприязни. Но мы сдерживаемся - дети советские, хоть и на улице воспитанные.
   Может, и нам, дескать, нажуёте, спрашиваем? Вежливо, на "вы", а не то, чтобы там без уважения. Тогда взрослых уважали изо всех сил. Однако дед осерчал, цыкнул зубом, сделал руками какие-то факирские пассы и скрылся в кустах. Перебрались мы немного выше по течению на другой берег, вышли на его месте. Хоть бы одна поклёвка. Представляешь? Мне тогда дедов фокус волшебством показался... Да и сейчас я, наверное, тоже бы удивился...
   Люблю возвращаться на это место, когда приезжаю в отпуск на родину. Посидеть с удочкой здесь люблю. Не рыбачить, нет. Ни раза, ни единой рыбки на том берегу не поймал, будто заколдовал дедок тоню на много лет вперёд. Закрыл силою мысли портал рыбацкой удачи, и - как отрезало. Не только я, но никто из моих знакомых там больше ничего не выудил. Видать, очень сильное заклятие обиды оказалось. Да мне, собственно, и не нужна добыча - сиречь улов. Мне бы вспомнить далёкое детство, помечтать чередом вдали от суеты людской. Очень тому заколдованная тоня способствует.
   И вот однажды...
   ...стою на берегу, словно в прошлое попал, где ещё пацанами в Черемшане рыбу ловили. Удочка в руках. Червяк на крючке. А за спиной жена, тёща и пацаны, сыновья, лужайку к пикнику готовят. Поначалу поплавок даже не пытался шелохнуться - обычное дело, впрочем! А тут так взяло, так поплавок притопило - мама дорогая! Чую, хороший лещ на крючок подсел. Неужели дедово заклятие снято?! И тут сзади крик - как серпом по граблям:
   - Витёк!
   Пытаюсь подсечь, веду к берегу... Кажется, взял что-то крупное, а сзади снова:
   - Витёк! Ты с каких пор стал морду воротить?! Это же я, Бурый...
   Сошёл лещ с крючка. Оборачиваюсь в гневе, а там мужик весёлый и симпатичный. Пьяный? Думаю, да... Посмотрел на меня и говорит:
   - Хм...м... а со спины точно - Витёк!
   У меня сразу вся злость испарилась. И теперь Верочка Ивановна, супружница моя, то есть, когда хочет подчеркнуть, что я иногда сильно увлекаюсь своим делом, не обращая внимания на происходящее вокруг, так и говорит:
   - А со спины - точно Витёк!
   Не женщина - пе'тля, Черемшан в юбке. Точно говорю. И это она ещё о моих пятнадцати тетрадях ничего не знает...
  
   3 Слово Черемшан - булгарского происхождения. Джарамсан - луговая река, современное чувашское название гарамсан (диалект - геремсен) - луговая (река) от Гарам (Герем) - луг и аффикса -сан/-сен соответствует русскому аффиксу -ая.
  

Глава 6. Пятнадцать общих тетрадей

  
   Но не только Черемшаном примечателен мой город Димитровград, Мелекесс - в девичестве. Из водных ресурсов, я имею в виду. Ещё и приток у этой речки наличествует, чуть крупнее ручья. А название у него и вовсе непритязательное и вполне себе очевидное - Мелекесска.
   Так вот, на ту Мелекесску бегал я совсем сопливым пацаном, чуть не каждый день. Уж если Черемшан сам по себе невелик, думаю, понимаешь, что Мелекесску и вовсе в некоторых местах перепрыгнуть можно. Уже не в переносном смысле. Потому родители спокойны были - ничего со мной не случится, даже если в воду сверзнусь. Там глубина - лягушке по пояс даже в самое дождливое лето.
   Надежды родителей оправдывались с завидной регулярностью. Ничего-таки со мной не случилось за все годы детства. Один раз, правда, по дороге на рыбалку был сбит каким-то нетрезвым жителем, проезжающем мимо на мопеде. Но ничего, на лбу шишка, на локтях и коленях ссадины. Переживаемо. Это для меня легче обошлось, нежели для брата жены... когда он ещё пешком под стол ходил. Как, говоришь, его называть? Шурином? Верно, шуряк.
   Тогда младшему брату Верочки Ивановны лет шесть или семь сравнялось. Помню, я в гостях сижу в доме у родителей будущей супруги, а он перед домом на трёхколёсном велике вышивает. На тротуаре, между прочим, а не на проезжей части. Я за этой картиной в раскрытое окно наблюдаю. Вот тут-то его, шуряка моего (почти без пяти минут родственника, поскольку Верочка Ивановна уже сказала своё решительное "да", и дело оставалось за родительским благословением), сбил какой-то урод на мопеде. Представь себе - точно на таком же, как и меня в детстве.
   Пацан полетел кубарем и коленом о бордюр (или, там, поребрик, если по-питерски) ударился. Орёт благим матом. Вижу, кровь льётся обильно. Ну, я - жопу в горсть - полетел на улицу. От рубахи рукав оторвал и ногу парню туго перетянул, чтоб кровотечение остановить. Чую, время дорого - покуда транспорт поймаешь, мальчишка сознание потеряет или того хуже - о том лучше даже и не думать. Вот потому подхватил я шуряка на руки и к станции скорой помощи понёс. Благо - не очень далеко та располагалась. Метров триста-четыреста, если память не изменяет.
   Оттуда нас на рентген отвезли, а следом - в травматологию. Шурина сразу на операционный стол, а меня за дверь выставили. Только прикрыли её не плотно. Потому слышу, как там внутри, эскулапы пацана развеселить пытаются, отвлечь и параллельно обезболивающий препарат в вену колют.
   - Тебя папа привёз?
   - Нет, Славка... Веркин жених.
   - А Вера - это сестра?
   - Ага, сеструха.
   - Свадьба когда?
   - А чё им свадьба, они уже и спят вместе. Одни родители пока не знают, а соседи уже болтают вовсю.
   Вот вспомнилось чего-то. Наверное, оттого, что шуряка своего недавно видел. Жив курилка, только до сих пор чуть прихрамывает - серьёзная травма колена у него тогда в детстве случилось.
   Но опять меня не туда понесло. Совсем другое хотел рассказать. Что говоришь? Да-да, про рыбалку, да не совсем. Слушай, одним словом. Сам поймёшь.
   Относительно ловли рыбы на удочку с берегов Мелекесски знал я всё почти: когда, в какой сезон года, при каких погодных условиях, что следует применять в качестве приманки для ловли рыбы, где она лучше клюёт в разное время суток, чем и когда нужно прикармливать (пусть кришнаиты успокоятся, не о карме в космическом смысле речь).
   И вот - однажды летом...
   Рыбалю на Мелекесске. Её в том месте переплюнуть можно, если через длинную трубку рогоза сушёным горохом.
   На другом берегу тюрьма. Сейчас, даже номер скажу... ЮИ-78/Т. Нынче там особо опасные сидят, а во времена моего боевого детства всё обстояло проще - почти по-домашнему. Почему? Так режим был - не режим, а "шаляй-валяй". Чуть не каждый день там местное начальство кого-то из обитателей камер выпускало порыбачить на удочку. Наверно, в качестве поощрения за примерное поведение и в виде прогулки.
   Сбежать с этого пятачка практически невозможно, поскольку оформлено всё вроде санаторского пляжа - края высоким забором с декоративной колючкой огорожены, а на вышке страшила стоит. Да не просто с "калашом", а с пулемётом на турели.
   Если рвануть - только через водную преграду, но и тут не судьба, поскольку берег крутой и топкий - пока приступишь к форсированию, тут тебя пулей и срежет. Вероятно, именно так думало руководство спецучреждения, когда место для рыбалки подбирало. Сначала, видимо, для себя исключительно, но потом и заключённым позволять стали единение с природой посредством рыбной ловли. Думаю, не совсем бесплатно.
   Подойти к означенной географической точке с противоположного берега тоже было не совсем просто. Кругом косогор, поросший густым кустарником - не очень-то и захочешь через него ломиться и ноги ломать, если специально не задаться целью.
   Как я вышел на это место? Не знаю, не могу вспомнить. Либо сам пробрался по наитию, либо показал кто-то из старших. Только несколько пацанов знало, как напротив тюрьмы из диких кустов малинника вынырнуть, предварительно преодолев изгородь из колючей проволоки в трёхстах метрах от реки.
   А, кстати. Вот ещё что вспомнил. Отец о нашей знаменитой Мелекесской тюрьме анекдот любил рассказывать, когда кто-то из родственников в гости заезжал. Анекдот такой.
   Встречаются двое друзей - русский и татарин. Русский спрашивает:
   - Как дела?
   - Якши!
   - Как семья?
   - Якши!
   - Слушай, Равиль, что-то я давно твоего сына не видел. Уехал куда-то?
   - Нэт. Нэ эхал никуда. На турма пошёл!
   - Крышу кроет?
   - Нэт. Нутра' сидит!
   А я-то не "нутра", снаружи. Мне ничего не страшно. Тем более, товарищ на вышке строгим взглядом окрестности обозревает, будто богатырь земли русской Тугарина Змеёвича высматривает.
   Ага, стою с удочкой. Одним глазом на поплавок, вторым - на страшилу в звании сержанта внутренних войск. Он на меня не кричит, не гонит, хотя и полагается. Оно и понятно: стоять на вышке скучно, а тут хоть какое-то развлечение - наблюдать за пацаном, который на другом берегу синтёпку тягает.
   Часа полтора прошло, и тут заскрипела металлическая дверь, и на берегу оказался дядька - весь в наколках и с удилищем в руке. Босой, в тренировочных штанах "конец олимпийскому движению" с пузырями пиратских парусов на коленях и в майке неопределённо-уголовного цвета.
   - Эй, кент, ты на какую наживку удишь? Поделись! - окликнул меня заключённый.
   - А что вы мне дадите взамен? - буквально оборзев от собственной значимости, ответил я вопросом на вопрос.
   - А это видел? - зэк достал откуда-то из закромов прямоугольный предмет коричневого цвета.
   Смотрю, тетрадка. Общая. Школьная. Обычная с виду тетрадь.
   В то время я от старших пацанов уже слышал, уголовники ТАКИЕ стихи пишут, что просто... просто... никакого учебника анатомии не нужно. Всё и без него понятно... в упоительных деталях и подробностях, даже...
   - Дядь, а там что?
   - Там, керя, самое оно! Никогда ты ничего подобного не видел, в натуре. Гы, а читать-то умеешь?
   - У меня по чтению пятёрка! - обиделся я.
   - Тогда лови!
   Нимало не сомневаясь, кинул в обмен банку червей, выдержанных в анисовом чернозёме.
   Открыл я тетрадь и тут же забыл, зачем к реке пришёл. Словно по голове обухом топора ударили. Читаю и краснею, покрываюсь горячим по'том и прерывисто дышу. Народное творчество, блатной фольклор, чтоб ему.
  
   "...так говорил он умирая,
   упёршись хреном в потолок,
   а сам рукой держал, играя,
   свою подругу за сосок..."
  
   И это самое скромное четверостишие из тех, что врезались в память. А ещё же и рисунки химическим карандашом, от которых сердце начинает биться в два раза быстрее. Ничего не скажешь, умеют зеки рисовать.
   Очнулся я, только когда уголовник крикнул мне:
   - Эй, шкет! Спасибо за червей! На хлебные мякиши тут ни хрена не ловится, хотя кум говорил, что, мол, в жор никакого спасу от синтёпки. Ты каждый день сюда приходишь?
   - Да, почти.
   - Тогда давай в пятницу в то же время подгребай. С наживкой. Банка червей - тетрадка на бочку. Я тебе ещё не такую маляву притараню. Но ты помелом, баклан, не сильно мети. Мусорню под беспредел не подставляй - мне-то ещё долго на киче рога мочить. Расход?
   - Это как?
   - Забились, говорю... Договорились, то есть.
   - Ага!
   - Ну, бывай, керя, до скорого. Отчаливаю. Крытка ждёт.
   С этими словами мой компаньон по внезапно возникшему бизнесу собрал манатки, в том числе, десятка три рыбёшек, продетых жабрами сквозь ивовую ветку, и исчез в стене. Вероятно, где-то там имелась тяжёлая металлическая дверь. Но я её не видел, только слышал скрип давно не смазанных петель и глухое лязганье засова.
   Вернувшись домой, тетрадь немедленно спрятал в сарае, чтоб родители и братья с сёстрами не обнаружили. Там она у меня и ночевала. А днём мы с пацанами картинки с ничем не прикрытой натурой в ней рассматривали и озорные стихи читали, сдобренные увесистой порцией нецензурных выражений.
   А уж процессуально-криминальную версию поэмы "Евгений Онегин" у меня приходили штудировать всем классом. Но это уже по осени, когда учебный год начался. Ах, Пушкин, жаль, не дожил... А так бы точно посмеялся да позабавился над уморительными эвфемизмами - вроде следующего: "Татьяна утром рано встала, з в е з д у об лавку почесала и приготовилася сечь, как Бобик Жучку станет влечь".
   Что с тем зеком, спрашиваешь? Он меня не подвёл. Правда, чаще потом с другими урками приходилось дело иметь в процессе обменных операций. Понятное дело, у осуждённых своя очередь на рыбацкий "курорт" имелась. Тут я на него не в обиде. Да и за что было обижаться, если за лето и начало осени удалось мне пятнадцать общих тетрадок накопить. Веришь, нет? И когда только уголовнички успевали очередную порцию скабрезностей написать, ума не приложу.

*

   Салеев сделал паузу, а потом неожиданно спросил:
   - А ты член с резьбой видел?
   - Шутишь?
   - Нет, у свинтуса точно - вроде винта. Сам в детстве наблюдал, как говорится, процесс. Впечатление такое... такое... Потрясение на всю жизнь!
   - В детстве, говоришь. Хм. Впервые слышу, чтоб татарские семьи свиней держали.
   - Нет, мы, конечно, не держали. Это у родителей моего школьного приятеля свиньи в хлеву имелись. Здесь ни о каком мусульманском запрете речи идти не могло. И ещё - у того самого друга-одноклассника Серёги жила собака, охотничья. Уши до земли, масть тёмно-рыжая. Кобелёк. Красивый пёс, лохматый. Утятник. Замечательный парень, но слишком уж сексуально озабоченный. Кличка - Плутон. Всю сухопутную живность во дворе с ума сводил своими недвусмысленными намерениями.
   Не знаю, по какой уж причине, только единственно, кого не трогал сеттер по фамилии Плутон, это - уток. Петуха же гонял так, что гребешок и борода у последнего голубели прямо на глазах. Куры со смеха неслись, с социальной ответственностью передовиков социалистического соревнования, оплодотворённые собственным позитивным отношением к происходящему сексуальному насилию. Куры - одно слово. Мозгов-то днём с огнём... И добавить нечего.
   Серёга ржал, будто заведённый, глядя на дворовой харассмент4 со стороны сеттера и увещевал бедного куриного султана назиданием:
   - Видишь, Петюня, что значит находиться под постоянным давлением? А каково твоим курицам, брат - понимаешь теперь?
   А если б у Сергея ко всем его прочим достоинствам оказалась ещё и хорошая память, то он бы непременно процитировал что-нибудь их пятнадцати "магических тетрадей из-за речки".
  
   4 Харассментом обычно называют приставания и сексуальные домогательства, но в данном тексте рассказчик, равно, как и автор, хотят обратить внимание читателя на происхождение этого понятия. Термин "харассмент" - транслитерация английского слова harassment, которое, в свою очередь, происходит уже от французского слова начала XVII века. В те времена оно обозначало "натравить охотничью собаку на дичь".
  

Глава 7. Неру из волжских предместий

  
   Своё прозвище "Неру" Равиль получил по имени знаменитого борца за независимость Индии Джавахарлала Неру, исповедующего ненасильственный приход к власти. Класса до восьмого парень учился с моим брательником в одной школьной параллели. Потом ушёл куда-то в ПТУ, но поговаривали, будто бы Неру там долго не задержался - выгнали его за пропуски занятий.
   С той поры Равиль предпочитал работать время от времени - подённо, разгружая машины вместе с мужиками на какой-то оптовой базе. Неру трудился лишь тогда, когда кончались деньги на самое необходимое. А требовалось ему не так и много: ел он чуть побольше воробья, что твой китаец в неурожайный год - "горсточка риса в горячей руке, цитатники Мао шелестят", портвешок пил дешёвый, а "травку" курил только ту, что доставалась ему в качестве комиссионных за распространение небольших партий этой самой "травки", в основном - среди учащихся ПТУ. Там клиентура самая надёжная, самая постоянная. Обычно при деньгах. Хоть и невелика стипендия, а всё же - свои личные деньги, не мамины-папины, отчёта не требуют, как правило.
   Одевался Неру эпатажно, особенно для нашего провинциального городка. Узкие брюки-дудочки канареечного цвета в крупную зелёную клетку, а из-под них всегда видны красные носки, заношенные до состояния перкали - они светились насквозь так, что можно было различить буйную растительность на лодыжках Равиля. Вероятно, другой подобной пары носков в гардеробе у Неру больше не имелось, и оттого они застирывались буквально до дыр.
   Летом Неру ходил в ковбойке и жилетке с вытертой шёлковой грудью, явно с чужого плеча, а зимой - в обычной телогрейке.
   Иногда брат затаскивал меня в гости к стиляге Равилю. Тот жил вдвоём с матерью, которой всякий раз не оказывалось дома, когда к сыну кто-то приходил. И у Неру имелась своя, совершенно отдельная комната - большая редкость в то время. Там-то впервые я и узнал, что такое "джаз на костях" и проникся божественными звуками музыки Чака Берри, трубы Армстронга, голоса Эллы Фицжеральд.
   А уж, какое было наслаждение копаться в старинных фолиантах с иллюстрациями, защищёнными бумагой, похожей на папиросную, не передать. Буквально - слов нет. Книги беспорядочно валялись у Неру по всей комнате, пизанясь кособокими стопками там и сям. Богатство это досталось ему от отца, уехавшего в столицу на заработки много лет назад, там и сгинувшего. Впрочем, Неру данное обстоятельство не очень угнетало. Он был фигурой самостоятельной, примером для подражания не только несоюзной молодёжи, но и самых активных комсомольцев. Последние, правда, привыкли скрывать свои истинные чувства. Такое царило время в стране, не мне тебе объяснять.
   Мы, пацаны младшего школьного возраста, очень любили, когда Неру заглядывал в наши края на окраине Димитровграда, сам-то он жил где-то в центре. В эти судьбоносные дни старшие парни, уже подростки, разрешали нам покрутиться рядом с собой. Таково было обычное требованье Неру к "свободным народам доброй воли". Особенно мне нравились визиты Равиля, если происходили они летом, когда огромной разношёрстной компанией "от мала до велика" отправлялись мы, как сейчас говорят, на пикник.
   Уходили на пустынный берег Черемшана, купались, ловили рыбу и раков. А вечером пекли картошку на углях, старшие пили "портюшу", курили "травку", а мелким пацанам - ни-ни, исключительно чай или какао с коржиками. Только, разве что, дадут нам пару раз дёрнуть обычную беломорину - вот и весь неформат. Ты спрашиваешь, откуда бралось невероятное роскошество - какао и выпечка? Объясню. Если Неру недавно получал расчёт за погрузочно-разгрузочные работы, то обязательно всех угощал. Пацанов младшего возраста - в первую очередь.
   И так мы могли сидеть на берегу почти до полуночи, покуда не приходили родители и не разгоняли восхитительный "джем-сейшн" при помощи ненормативной лексики и нормативного ремня из кожзаменителя, который легко можно приобрести в любом галантерейном магазине, и никакая "Педагогическая поэма"5 близко не стояла!
   Но пока нас не начинали загонять по домам, можно было полежать, глядя на звёзды и вести непринуждённый разговор о девчонках и о том, что скоро, буквально вот-вот, в город приедет специальная комиссия - с целью набрать здоровых и умных пацанов в космонавты.
   Но самое интересное начиналось в тот момент, когда Неру брал гитару и как бы нехотя принимался исполнять композиции собственного сочинения. Песни те казались мне очень необычными, даже - шедевральными. Отдельные их фрагменты, а то и целые куплеты, помню до сих пор. Самая знаменитая из песен была ярко выраженным образчиком советского плакатного искусства. Миролюбивое прозвище Неру никак не соответствовало воинственному настрою отрывистого воя под гитару. Однако никто из его ровесников с уже полученным неполным средним, кто мог бы уличить Равиля в несоответствии имиджу лидера индусского народа, делать это не спешил.
   Да, кстати, вот послушай. Куплет сей казался мне тогда, во времена моего детства, чем-то невообразимым, смелым, вдохновенным, предвестником новой, невероятной, сказочной... взрослой жизни. Чем-то никак не меньшим, чем полёт Гагарина. Оцени сам.
  
   Ракета межконтинентальная,
   лети в Америку, лети.
   Многоступенчатая, дальняя.
   Ракета, мать её етти!
  
   И другая песня из репертуара Неру меня поразила. В ней угадывался некий девиз той свободе поведения, коей не встречалось практически нигде в реальной жизни, если в этом месте оказывались взрослые. Там, в обществе на свою беду выросших детей, вечные собрания, митинги, демонстрации. А здесь, в мире, воспетом красавчиком Равилем - вольный дух, товарищество, настоящее счастье. И Неру, хоть и не пацан уже, но не стал скучным, не превратился в запойного пролетария, вечно недовольного жизнью. Взрослый, но совершенно не вписывающийся в рамки уложений, которые в школе завуч обухом в наши тупые головы вколачивал с марксистской прямотой и ленинским прищуром в глазах.
   А ведь текст-то такой, в сущности, дурацкий и ёрнический.
  
   Два дня мы похмелялись,
   на третий день нажрались,
   а на четвёртый - просто волком вой...
  
   Интересно, когда-то эти слова казались мне картинкой из какой-то незнакомой и прекрасной жизни, ожидающей меня в будущем. Когда я уеду из родного города навсегда. Что ж, позднее случалось мне переживать нечто подобное, и даже не раз случалось, как ты понимаешь. Но никогда я не мог достичь того состояния лёгкой возвышенности, в которое впадал нетрезвый Неру, исполняющий свои пассажи на расстроенной гитаре.
   Позднее, когда мне стукнуло лет, кажется, тринадцать, Неру куда-то пропал. Болтали, что его задержал пограничный наряд при попытке перехода "рубежей нашей великой Родины", а потом Равиля осудили на длительный срок. Но подтвердить или опровергнуть сомнительное известие никто не сумел. Вот так ушёл из моей жизни стиляга Равиль по прозвищу Неру. Ушёл, но много доброго, иногда разумного и местами вечного оставил в душе впечатлительного парнишки, коим я тогда был - вне всякого сомнения.
   Счастливая пора детства. Но настоящее счастье довелось мне испытать несколько позже - после окончания школы...
  
   5 "Педагогическая поэма" - Широко известное во всём мире и наиболее значительное произведение советского педагога и писателя А. С. Макаренко. В нём содержится художественно-документальное описание создания в 1920 г. под Полтавой и руководства автором до середины 1928 г. Колонией им. Горького, где удалось весьма успешно возвращать в полноценную культурную и общественную жизнь несовершеннолетних беспризорников и правонарушителей на основе посильного общественно полезного труда.
  
  

Глава 8. Абсолютное счастье

  
   Счастье, братцы, очень непонятная и непредсказуемая нематериальная субстанция; просто порой не знаешь, от какой малозначительной плесени оно вдруг расцветёт фейерверком сказочным, и индикатор состояния души так зашкалит в груди - того и гляди, в ангелы подашься с милым графским непротивлением. Да, нынче не то, что давеча в юности. Это тогда всякий раз по бабам тянуло, а сейчас всё больше - по пабам. Ты гляди-ка, прям, в рифму сложил. Тогда по бабам, а сейчас - по пабам. Забавно.
   Ну, да что-то отвлёкся я от своего рассказа о достижении счастья по шкале позитивного абсолюта. С чего бы начать? История-то плёвенькая, а вот врезалась в подкорку, будто самое дорогое из случившегося когда-либо. Мне ведь, и впрямь, приходилось всяких мармеладов зарубежных ещё в застойные годы употреблять, и дам сладких любить с непременной взаимностью, и с друзьями-товарищами в разных приключениях участвовать. А поди ж ты, ничто так в память не запало, как тот случай - вполне рядовой и ординарный до самозабвения.
   Начну-ка, я, пожалуй, издалёка, когда ещё мамонты кой-какие живы были, гарпун им в лохматый хобот. Я тогда совсем мелким для многих представлялся, не выше табуретки. Родился в большой татарской семье. Восемь человек детей, нас у папы с мамой росло-подрастало. Я - самый младший. Время тяжёлое, полуголодное. Каждый работник в семье на вес золота. А с меня что взять - ученик общеобразовательной школы, нахлебник, то есть. Много ли с меня толку, сами подумайте? Впрочем, вы уже сии обстоятельства, наверное, не раз от меня слышали.
   Это сейчас в большинстве семей мамаши младшеньким поблажки делают, и всё вкусненьким порадовать стремятся. У нас в семье не так всё обстояло. Держали меня в чёрном теле. Из вкусного только сахар кусковой пробовал, которым меня отец угощал, когда эни, мама, то есть, по-татарски, не видела. Он всё по командировкам пропадал. Редко мне счастье выпадало сахарку отведать отцовского, оттого, наверное, и сладок он был как-то по-особенному. А чаще исключительно на одной картошке сидел. Её, наверное, за всё детство съел вагона три. Ничуть не меньше! Так что сейчас смотреть на крахмалистые "голландские ягоды" не могу без содрогания.
   Нет, мама тоже иногда нас с младшей сестрой баловала, изредка покупая дешёвые конфеты, но подобные случаи "неслыханной щедрости" случались настолько редко, что каждый из них отложился в памяти отдельным воспоминанием.
   Но не о том речь.
   История же про счастье, не забыли, думаю? Учился я в школе прилежно, и в один прекрасный день закончил её без посредственных оценок. Тут эни мне и говорит, дескать, довольно на шее у старших сидеть, пора самому в мир выходить и самостоятельно свою судьбу устраивать... Отец лишь покивал головой утвердительно. Жалко ему меня было, но с мамой спорить не стал. Что ж, у нас в классических татарских семьях не принято родителям перечить. Если сказано, мол, пора самому средства к существованию зарабатывать - так тому и быть. Собрали мне маленький баул с нехитрым скарбом, картошкой отварной, надоевшей до чёртиков; в путь-дорогу снарядили, и поехал я с батей в райцентр до железнодорожного вокзала на попутной "полуторке", мотались тогда ещё по нашим неухоженным дорогам горбатые полуфанерные монстры.
   Из дома вышли затемно, в рань-прерань, чтоб мог я к обеду в областной город поспеть. В Ульяновск меня понесло - путь по железной дороге не близкий, а ещё на финише через Волгу перебраться нужно, на пригородном поезде. Батя мне руку на перроне пожал, дав напутствие, чтоб сразу работу искал с предоставлением жилья, наспех приобнял суетливо, посадил в общий вагон и на работу к себе в правление помчался. А я смотрел ему вслед в окно и чуть не плакал - прощался, стало быть, с детством.
   В областном городе мне и раньше бывать доводилось, но одному, без родителей или братьев - никогда. Вышел я на перрон, на привокзальную площадь перебрался. Огляделся. На столбе фонарном объявление висит, мол, на кирпичный завод "требуются". Не долго размышляя, я сразу туда, на завод, и отправился, и уже через полтора часа числился садчиком кирпича и получил жильё в общежитии.
   Кто такой садчик кирпича? Это очень просто объяснить. В мои обязанности входило укладывать сухие кирпичи на поддон, чтобы потом их подать в печь на обжиг. То есть сажал я кирпич в печь, как деревенская баба чугунки, да пироги на противнях. Только для неё - дело привычное, а мне тяжеловато с непривычки. Первые дни буквально с ног валился после смены. Но потом пообвык малёха и даже иногда стал в клуб заводской захаживать. Танцевать - не танцевал, смотрел больше, ума-разума набирался на предмет общения с женским полом.
   В комнате общежитской, кроме меня, ещё четверо проживало, но они в основном ходили в вечерние и ночные смены, и видеть мне их доводилось редко, да, и то всё больше спящими. Одним словом, работал я садчиком уже целый месяц, когда всё ЭТО и случилось. Ну, то самое, что потрясло меня на всю жизнь. Словно бы контузило, честное слово не вру. Только не смейтесь, если повод покажется пустяковым.
   Так вот, в тот день получил я первую в своей жизни зарплату. Когда в кассе подпись в ведомости изображал, отчего-то расчувствовался, чуть было не заплакал. Хорошо, в коридоре заводоуправления лампочка слабенькая висела, не заметил никто моих мокрых глаз.
   Вы, наверное, слабо себе представляете, что такое для маленького татарского мальчика почувствовать экономическую свободу. Мне, семнадцатилетнему (!), заплатили самые настоящие деньги. И теперь я мог бы смотреть в лицо своей эни безо всякого стыда, поскольку уже не являюсь нахлебником. Также я мог выпить лимонаду, которого никогда раньше не пробовал, и - чёрт возьми! - даже кружку пива в кривобоком ларьке "Пиво-воды" рядом с заводской проходной.
   А что особенного - я теперь уже не рядовой школяр-бездельник, а представитель класса-гегемона! С момента, когда поставил подпись в зарплатной ведомости против своей фамилии, имел право позволить себе буквально всё! Даже эклер в шоколадном одеяле с немыслимо-белым, будто накрахмаленная сорочка отца, кремом внутри (я видел однажды, как чистенькая девочка откусывала от сказочного пирожного, демонстрируя миру его волшебные потроха), даже трёхлитровку маринованных огурцов, даже жестяную прохладную банку с атлантической сельдью, даже (страшно подумать!) бисквитный торт из кулинарии ресторана при единственной в городе (речь здесь идёт о Димитровграде начала 70-ых годов, прим. автора) гостинице. Мало того, после этого беззастенчивого кутежа у меня оставалось бы столько денег, чтобы прожить безбедно до следующей получки (про аванс мне ещё не рассказали) и на оставшуюся сумму купить цветастый платок, увиденный пару дней назад в магазине возле вокзала - гостинец для эни.
   С такими наполеоновскими планами я двигался от проходной в таинственном направлении, куда вела меня проказница Фортуна, всё не решаясь, на что же употребить своё несметное богатство. Незаметно для себя оказался в гастрономе, и не просто в гастрономе, а в кондитерском отделе. А рядом ещё и бакалея! Можете себе представить чувства мальчика, который, кроме сахара, не пробовал никаких сладостей, не считая "дунькиной радости"! Можете?
   Ах, уж эти ощущения пацана, угодившего в сказку, погружённого в чудесные ароматы тропических пряностей из пещеры Али Бабы: волшебное амбре имбиря перемешивалось здесь с еле уловимым ассорти из запахов корицы, ванили и гвоздики. А если учесть, что поверх всего этого благолепия струился кофейный дух, подобный дыханию одалисок, то вовсе не удивительно, что я чуть не падал в обморок от почти сладострастного чувства, исследуя кондитерские витрины и полки, забитые бакалейной продукцией.
   И как знать, чем бы всё закончилось, если б в тот момент деловой магазинный грузчик не принёс в отдел три коробки с медовыми пряниками. Продавщица открыла одну из них и принялась выкладывать товар на витрине. Запах мёда с имбирём от свежайшей продукции так на меня подействовал, что я совсем потерял голову, когда говорил дрожащим голосом:
   - Дайте, пожалуйста, три килограмма ... этих пряников...
   Мне казалось, бдительная продавщица, сильно удивившись, откуда у пацана такие большие деньги, немедленно вызовет постового милиционера. Конечно, в конце концов, всё выяснится, но праздник будет испорчен.
   А в жизни всё произошло более буднично и, вместе с тем - более прекрасно. Толстая дородная тётка, позёвывая, взвесила мне три пакета по килограмму, лениво отсчитала сдачу и пропела в звонкую пустоту закрывающегося магазина:
   - Есть ещё кто-нибудь в отдел? Подходите.
   Ура, меня приняли за настоящего полноценного покупателя!
   Бережно прижимая к груди три свертка с пряниками, я проскочил мимо вахтёра в общежитии и поднялся к себе на третий этаж. Соседи по комнате были на смене, посему свидетелей моего кондитерского торжества не оказалось вовсе. Я вывалил пряники в единственную кастрюлю из имеющейся в наличии посуды, куда могла поместиться вся моя добыча целиком. Получилось с горкой. После этого оставалось завернуть на кухню и поставил на огонь чайник. А пока тот не закипел - в умывальник. Тщательно и не спеша отмыть руки от сажи и присохшей глины хозяйственным мылом, чтоб не изойти слюной в предвкушении волшебного пира в честь первой зарплаты.
   Вода в чайнике, будто дразнила меня, всё никак не желала закипать, а я нервно мерил шагами кухню, не решаясь вернуться в комнату, где медовые пряники взывали к их немедленному употреблению. Но мне казалось кощунственным - жрать пряники всухомятку. Это всё равно, что на неподкованной лошади ездить. Наконец, чайник вскипел. Я закрасил кипяток в пол-литровой "сиротской" кружке слабыми разводами утренней заварки и заспешил в комнату.
   Первые два пряника съел, практически не разжевывая, наслаждаясь непередаваемым ощущением деликатесного насыщения. Потом остановил себя и начал поглощение степенным манером, то есть, запивая чаем. Так, наверное, всякие английские лорды проводят свои аристократические завтраки где-нибудь в предместье Шеффилда за старинным фамильным столом. О, это воображение!
   Когда кружка опустела, пряников ещё оставалось изрядно. С некоторым усилием, подволакивая надувающийся Первомайским шариком живот, я снова прибыл на кухню. Под вторую кружку остатки пряничных россыпей таяли, но уже не слишком быстро, не со скоростью фирменного поезда, а скорее - почтово-багажного, кланяющегося каждому телеграфному столбу.
   Всякий очередной пряник, попадающий в сферу моих гастрономических интересов, вызывал у меня чувства родственные, исполненные благодарности за доставленное наслаждение. Я относился к медовым кругляшам, словно к младшим братьям; их необходимо спасти от многочисленных врагов, затаившихся в вечерней смене. А спастись они могли только лишь в моём желудке. Другой путь мне был абсолютно неведом.
   И вот свершилось - все ароматные коврижки спасены, чай выпит, а я лежу на панцирной сетке кровати с руками, безвольно вытянутыми вдоль огромного, как у богатыря Святогора, тела. Со стороны, наверное, я своим видом напоминал Серого Волка из сказки про Красную Шапочку, который уже полакомился и бабушкой, и внучкой, и с лёгким сердцем ожидал прихода охотников, дабы разом покончить с серым, несуразным существованием.
   Только я отличался от волка тем, что охотники мне не могли угрожать. Эта простая мысль вселяла в меня покой и тихую радость. Шевелиться не просматривалось никакого желания. Тут же прикрыл веки и погрузился в сытую полудрёму. Мне даже привиделся некий господин в исподнем, принятого мною за Господа. Он улыбался редкозубой улыбкой, гладил меня по голове и говорил добрые слова ласковым тоном. Тут мою голову и посетила одна замечательная мысль: "Вот это есть самое настоящее счастье!" И, что греха таить - думаю так и поныне. То состояние полного и абсолютного умиротворения мне не доводилось почувствовать никогда больше. А видел и испытал я всякого, можете мне поверить. К Чехову не ходи!
  
  

Глава 9. Татарский Хэллоуин или страшная месть

  
   - Как ты относишься к религии, имя которой носишь? - спросил я Славку Салеева, имея в виду, конечно же, не адаптированное для повседневности имя, а первоисточник, висанный в метрику, зафиксировавшую факт появления на свет моего друга... давно тому назад. И в документе вышеназванном написано - Ислям.
   Салеев хитро улыбнулся сквозь амбразуру своих внешних очков (в процессе особо точной пайки электронных изделий Славка надевает сразу обе пары) и ответил следующим образом:
   - Слушай меня сюда, мой махонький птенчик. Пострадал я на религиозной почве... Ещё в детстве. И этот случай близко свёл меня с одним замечательным человеком, одним из двух взрослых, оказавших на моё мировоззрение самое сильное влияние. После отца, конечно.
   Что говоришь? Тебе историю подавай? Хорошо, слушай сюда, маленький любопытный друг. Поведаю тебе не одну, а целых две истории о людях, благодаря которым я стал тем, кем стал. А уж тебе судить - получилось ли из меня что-то путное.
   Начну в хронологическом порядке.
   В те времена, когда я учился в школе, летом перед многими родителями в многодетных семьях вставала одна и та же не всегда просто решаемая проблема - куда отправить на отдых порядком уставших за учебный год школяров. На всех-то пионерских лагерей не хватало, и брали туда за особые заслуги в учёбе, спорте, общественной работе или по блату. А если возрастом в пионеры не вышел, то и вовсе о лагере не мечтай. И куда бедному ребёнку на каникулы податься прикажете? Хорошо, если есть родственники где-нибудь подальше от пыльного города, поближе к природе с дикими малинниками и земляничными полянами, которые и Бергману не снились.
   Мне, можно сказать, повезло. У моей мамы была сестра. Жила она совсем недалеко от Мелекесса - в незагаженной промышленными отходами местности. Часа полтора-два на автобусе ехать до той татарской деревни, уютно возникающей в стекле ПАЗика среди буйной зелени. Ты точно угадал. Меня, как самого младшего в семье, в пионерский лагерь летом не отправляли. А ездил я к тётке, начиная с первого класса. Сам добирался. Да, собственно, что там добираться-то... На автостанции отец сажал в автобус, а дорогу от остановки до тёткиного дома я знал.
   В тот год, когда произошли описываемые события, мне лет десять исполнилось. Это что получается? Точно, третий класс как раз закончил. Ещё год, и вот оно - начальное образование, можно сказать, в полном объёме. Взрослым себя ощущал, куда там иным-прочим!
   От автобуса до тёткиного дома сам шёл. В руке чемоданчик фанерный, дерматином обшитый, знаешь, были такие: верно-верно, небольшой чемоданчик, не как у дембелей. В свой бы, дембельский, я и сам в школьном возрасте целиком влез... да ещё место для небольшой дворняги оставалось.
   Ага, иду с чемоданом. На голове картуз, на ногах сандалии. Чувствую себя настоящим полярником, вернувшимся домой после опасной зимовки откуда-нибудь с арктических островов, где полно моржей и белых медведей, будто на фантике от шоколадных конфет; их мы с мальчишками любили рассматривать в продуктовом магазине. Конфеты лежали на витрине. Долго лежали. Их никто не брал - больно уж дорого. А мне и в голову не приходило помечтать, как бы я насладился шоколадом и вафельной начинкой (я тогда, впрочем, и не подозревал, что внутри конфеты могут быть ещё и вафли). Вот фантик - другое дело. Уж я бы точно нашёл ему применение... Но не сложилось. Когда хотелось, не вышло, а после уже и ни к чему. Так всегда в жизни: нечаянная радость приходит, когда её не ждёшь совсем, и не в коня корм...
   В общем, не стану о детских мечтах тебе распространяться. Лучше рассказ продолжу.
   Тётка встретила меня радушно, поставила на нехитрое довольствие, каким отличалась хрущёвская деревня, и отправила в люди - пообщаться с окружающим миром. В мире этом совсем не оказалось моих ровесников. Все пацаны года на четыре старше или на два-три младше. Девчонки-одногодки в той сельской местности, правда, имелись в наличии, но в тогдашнем моём возрасте - не тот контингент, с которым хочется водиться. Старшие сёстры дома настолько надоели, что ни о каких особах прекрасной половины человечества думать не хотелось. Так что пришлось мне решить для себя нелёгкую задачу: либо верховодить младшими мальчишками, либо пойти в адъютанты к старшим парням. Я на свою голову выбрал второй вариант, хотя поначалу эта дружба не предвещала ничего плохого.
   Аккурат против тёткиного дома, через улицу и наискосок, стояло жилище Муси'-бабая. Именно Муси', а не Мусы', как ты успел уже переиначить в своей голове, зашоренной традиционными заблуждениями. Муся-бабай был маме каким-то тоже родственником, правда, на более жидком киселе, чем родная сестра, моя, стало быть, тётка. Не могу точно вспомнить, кем же я ему приходился. Но то, что приходился, совершенно точно.
   Высоченный, широкий в кости и абсолютно гладко выбритый "под ноль", Муся-бабай напоминал мне могучего дива из восточных сказок. А когда я посмотрел фильм "Белое солнце пустыни", сразу понял, Абдулла в исполнении Кахи Кавсадзе настолько походит на этого деревенского великана; мне даже жутко сделалось - случается же такое сходство!
   Сосед иногда зазывал меня, пацана, к себе в гости на правах родственника, если его жена надумывала испечь что-нибудь вкусненькое в русской печи. И я обычно бежал к нему в дом с удовольствием, хотя поначалу немного опасался суровой внешности своего не то двоюродного, не то троюродного деда, а может быть, даже и прадеда.
   Мусю-бабая в деревне называли Цыганом. Не просто так называли. Он и в самом деле долгое время, ещё до войны, промышлял конокрадством, но ни разу не был пойман. За такую удачливость моего родича все жители уважали и здоровались первыми. Хотя я могу и ошибаться относительно причины всеобщего почитания, поскольку Цыгану в те времена уже перевалило изрядно за шестьдесят, а у татар с малолетства воспитывается чувство уважения к старшим. Так, быть может - именно это обстоятельство стало причиной повсеместного пиетета жителей деревни к Мусе-бабаю, а вовсе не его пропитанное вольным ветром и духом мятежного ночного ковыля прошлое? Кто знает. Что говорить, человек из 19-го века, ёпырмай!
   Во время Великой Отечественной Цыган остепенился, был призван в армию. Сражался в полковой разведке, ловко воруя тягловый скот из-под носа противника. И с немцами ему повоевать довелось и с самураями раскосыми в монгольских пустынях. Получил Цыган орден, несколько медалей и лёгкое ранение навылет. Ну, точно! В разведке же из деревни никто не воевал... Наверное... даже нет, не наверное... наверняка поэтому Мусю-бабая уважали, а не за его похождения по колхозным табунам.
   Видишь, сколько версий перебрал, пока на правильной свой выбор ни остановил. Вот она - память-то, сбоит временами.
   Кстати, после победы, когда, как говорится "и на Тихом океане...", Цыган снова принялся за старое. Числился в колхозе счетоводом, а сам торговал на чёрном рынке крадеными жеребцами. Но возраст и последствия ранения брали своё, и пришлось Мусе-бабаю осесть навсегда в деревне, женившись на своей старой зазнобе, абием (аби, абием в переводе с татарского - бабушка, прим. автора) Банат. Вернее, это мальчишкам она была бабушкой, а для Муся-бабая оставалась иртангэ шафекъ Банат (утрення заря Банат), йолдыз минем Банат (звезда моя, Банат).
   Очень Цыган любил свою супругу, как сейчас понимаю. Ревновал жутко в молодые годы. Говорят, даже плёткой отхлестал из-за своей горлинки какого-то уполномоченного городского - во френче и с руководящими директивами в кожаной папочке. Хорошо, того уполномоченного через день арестовали за саботаж, а то бы Мусе-бабаю несдобровать.
   И вот под старость лет бывший конокрад и отважный разведчик решил подумать о душе, о Всевышнем вспомнил. Начал Коран почитывать и примкнул к группе особо религиозных старушек, отправляющим культовые обычаи ислама коллективным манером в дни больших праздников.
   Как ты понимаешь, в начале шестидесятых о строительстве мечетей в татарской деревне и речи быть не могло, в связи с чем молиться собирались у кого-нибудь из верующих дома, по очереди. А Муся-бабай, лишь только почувствовал тягу к сакральному, тут же предложил свою избу в качестве молельного храма на постоянной основе. Может, таким вот образом хотел побыстрей грехи перед Аллахом искупить, а может быть, и просто широкая, сродни цыганской, душа не могла смириться, что нашествие верующих в часто небольшие домишки местных бабушек могут доставить им какое-то неудобство. А у Муси-бабая домина огромный, хоть в футбол играй. Всех религиозных людей округи принять сможет, и тесно никому не покажется.
   Так или иначе, все праздники, которые Коран предписывал проводить в молитвах, были у нас, мальчишек, перед глазами. Через улицу и немного наискосок.
   Однажды летним вечером я играл со старшими пацанами в расшибалочку возле тёткиного дома. Мне невероятно везло, взрослые парни злились, но ничего с этим поделать не могли. А я уже представлял, что через недельку приеду в город и смогу купить в автомате газировки (хоть с газом, хоть без), сколько душа пожелает. Выигрыш предполагал и не такие расходы, но о покупке заветной конфеты с изображением белого медведя я всё ещё мечтать не осмеливался.
   И тут кому-то из взрослых парней, как я сейчас понимаю с высоты полученного опыта, пришла идея "отвлечь этого соплюна Славку" от игры, а то ведь так можно и последние штаны просадить.
   Вот один из обиженных мной игроков и говорит:
   - Ну чё, пацаны, давайте шуганём богомольцев? Чтобы им мало не показалось... А то прямо у всех под носом опиум для народа раскуривают. Видите, сколько их сегодня! Человек тридцать к Цыгану в дом притащилось, не меньше.
   - А как шугануть-то? - заинтересовался я, и в самом деле забыв об игре.
   - Нет ничего проще. Сейчас мы идём в огород к твоей тётке. Там есть большая тыква. Она с краю растёт, её никто, кроме меня, и не видел даже. Так что хозяйка не хватится, а хватится, всё на алкаша Пашку свалить можно. Он и себя-то не помнит. Скажешь, будто сам видел, как он возле вашего огорода крутился... если что. А мы потом подтвердим.
   - А тыква зачем?
   - Притащи, тогда узнаешь.
   Точно, дорогой мой птенчик, очистили мы тыкву изнутри, днище ей отрезали ровненько, чтоб стоять могла, не шатаясь, а потом... да, потом - то самое, что в голливудских фильмах о Хэллоуине показывают. С одной только разницей. Американцы привыкли глаза и нос тыкве ножом вырезать, а местные пацаны откуда-то коловорот притащили и насверлили отверстий ровно столько, сколько посчитали необходимым. И рот щербатый, и нос, и глаза... всё круглое.
   Ни о каком Хэллоуине мы, татарская ребятня, разумеется, слыхом не слыхивали. Так всё делали, по наитию. Или это американцы традицию у нас спионерили, пока весь цвет тимуровского движения по лагерям друг дружку ночью зубной пастой мазал...
   Потом, когда тыква оказалась обработанной описанным выше методом, мы тихонько прокрались во двор Муси-бабая и подслушали у незапертой форточки, что в доме творится. Хоть и неверующие пацаны старшие были, но понимали чуть-чуть арабский (именно на данном языке ведётся служба у мусульман) и могли догадаться, когда закончится всё.
   Ага, время ещё есть. Поставили тыкву на пенёк, который от старой берёзы остался прямо за калиткой во дворе у Муси-бабая. Внутрь "пустой головы" - поместили свечку зажженную, а сами старой фуфайкой тыкву прикрыли, дабы никто с улицы раньше времени не приметил. Стемнело-то быстро, фонарей в деревне нет; огонёк далеко ж видать.
   И вот слышим - голоса в доме усилились, в сени выходят молельщики. Ну, мы, недолго думая, фуфайку с тыквы сорвали и бегом в сарайку, что у тётки возле дома стояла. Лишь носы и глаза в щели повылупили, эффекта ждём от своей шутки.
   И эффект был, смею тебя уверить. Такой эффект, что мы сами перепугались. Крики "О, шайтан!", "Хозар Ильяс, ярдем ит-эрга!", "Эжел мине кил-эрга!"6 смешались в истошный выхлоп контуженного слона и привели в замешательство всех окрестных жителей. Не только верующих, между прочим. Мы с ребятами не стали дожидаться, чем закончится выступление татарского духовного хора имени не Турецкого, и разбежались по домам от греха подальше.
   Следующим утром я проснулся, как ни в чём не бывало. События вчерашнего вечера с затаптывающими друг друга старушками стёрлись из памяти, будто ластиком. На душе - хорошо и покойно, ласковое, но не грозное солнце конца августа убаюкивало чувство опасности и зазывало поскорей выбежать во двор.
   Я даже не обратил особого внимания, когда тётя спросила:
   - Славка, где это ты вчера лазал, пострелёнок? Вон как рукав-то у тебя подран?
   - Зацепился где-то, апа... не помню.
   - Я тебе латку поставлю. Мама точно ругать будет. И-э-эх... сорванец. Никакого на тебя угомону нет. Хорошо, скоро в школу уже пойдёшь - там тебе учителя спуску-то не дадут.
   Дело шло к обеду, когда я оказался неподалёку от дома Муси-бабая. Хозяин стоял возле калитки и чему-то загадочно улыбался. Потом Цыган поманил меня к себе своим корявым, словно причудливый корешок, пальцем:
   - Ислям, улым, киль али мында. Ислям, сынок, иди-ка сюда...
   Я не стал дожидаться повторного приглашения, начисто забыв вчерашнее приключение, и подошёл.
   Муся-бабай, ласково посмотрел в мои глаза, а потом задумчиво уставился на рукав рубашки, где весело сияла свежая тёткина латка. Потом он сказал:
   - Ислям, мальчик, хочешь пирожки с творогом попробовать? Банат-аби испекла вот только. Молоко парное... Пойдём?
   Я настолько сильно любил пирожки с творогом, что даже не стал возражать, хотя бы из приличия... один раз и сомневающимся голосом. Просто пошёл за Цыганом и всё.
   Когда мы оказались в сенях, Муся-бабай закрыл дверь на крючок изнутри и протянул клок моей рубахи; на его месте сейчас предательски сверкала тётина заплата. Он лишь показал глазами на этот кусок материи, спрашивая телепатическим методом: "Твоё?", и я сразу всё понял. Однако бежать было поздно и совершенно некуда.
   Цыган снял со стены плеть - возможно, даже ту самую, которой некогда отходил уполномоченного из города - и дважды приложился к задней части моего крупа. Я кричал, как недостреленный заяц, мечась по сеням, словно юный Маугли, украденный бандерлоги. Сейчас-то понимаю, что Муся-бабай только обозначил удары, а тогда казалось, будто старый конокрад хочет буквально забить меня насмерть.
   Не помню точно, как удалось бежать, поскольку был объят ужасом. Скорее всего, сам Цыган выпустил меня, откинув крючок с двери, поскольку очень напугался полученному воспитательному эффекту.
   Вылетел я зарёванный к тёткиному дому, а там, на куче брёвен уже местные пацаны меня выпасают. Дождались, когда подойду, и давай подзуживать: дескать, хочешь поквитаться, Славка? Тогда соверши своё героическое возмездие. Вот тебе молоток для этого. Специально припасли.
   А план мести, предложенный мне старшими парнями-провокаторами, оказался настолько по-иезуитски гнусным, что впору брать его на вооружение в специальные подразделения "преподлейшего мщения" при президенте любой державы.
   Но в тот момент обида душила меня и не давала поступить зрело, поступить по-мужски. Что ты хочешь, десять лет пацану. Очень сложно в щенячьем возрасте удержаться от крайних мер.
   Ага, о мести расскажу...
   Муся-бабай после обеда имел сибаритскую привычку спать пару часиков, а потом гулять выходил. Моцион - дело важное. Особенно в зрелых годах, в каких находился мой крёстный-через плётку-папа. А ходил он по улице, хочется отметить, в калошах, причём в любой сезон года. Такая была деревенская мода в тех краях моего местами счастливого детства.
   Что значат калоши для татарина? Тогда, во времена кукурузных мечтаний генерального секретаря КПСС, это самый главный предмет одежды в деревне. Уважающие себя татары просто обязаны носить калоши. Татарские калоши высокие, немного отличаются от традиционных. Их как правило надевают с длинными вязанными носками, почти гольфами, чаще всего из козьей шерсти. Может быть, знаешь?
   Так вот, поддразниваемый старшими мальчишками дождался я того момента, когда Муся-бабай затихарится после обеда. Пацаны специально даже к раскрытому настежь окну подкрадывались, послушать, захрапел Цыган или нет. Очень уж им хотелось совершить акт вопиющего хулиганства моими руками.
   А я ничего не видел, не понимал, к чему идёт дело. Пепел Хэллоуина стучал в моём мальчишеском сердце. Подумать о возможных последствиях мне тогда и в голову не приходило. И вот я уже сижу на крыльце, где всякий татарин оставляет обувь летом, если нет дождя.
   Старался вбивать гвозди потихоньку, чтобы, не дай бог, не разбудить Мусю-бабая. Но, думаю, помогал мне тогда не Всевышний, а сам шайтан. Не проснулся Цыган, не услышал судьбоносный тамтам молотка в моей гневной руке.
   Выполнив предначертанное фатумом, я перебежал через улицу и уселся с мальчишками на завалинке. Играть ни во что не хотелось. Всем не терпелось узнать, что же выйдет из подлой шутки. Даже больше, чем накануне - с использованием тыквы с установленной внутри свечой - хотелось.
   И вот из дверей показался бывший конокрад, бывший полковой разведчик, а ныне - жертва моей страшной мести, Муся-бабай.
   Не стану смаковать подробности того, как Цыган летел с крыльца. Отмечу только, полёт этот выглядел неожиданно красиво и величественно... но ровно до той самой минуты, пока бывший полковой разведчик не узнал о странной особенности закона всемирного тяготения - разбивать человеческий нос о деревянные мостки, совсем недавно установленные самим пострадавшим, но для совершенно иных удовольствий.
   Крик Цыгана был страшен и печален. Минут пять он практически не шевелился, лишь посылал нецензурные мэссиджи грядущим поколениям, которые будут жить на нашей планете после нас. Думаю, если б их, эти послания, удалось зафиксировать на каком-нибудь носителе акустической информации, то не один нынешний НИИ сломал бы себе... нет, не нос, а голову над расшифровкой завещания Муся-бабая. Там, в частности, звучало и такое судьбоносное послание:
   - Ананны! Урыс сикк кен!
   Я бы не стал произносить подобное при детях, ёлки-иголки!
   Потом жертва прибитых калош (мужской род, единственное число; русский язык, 3 класс) кое-как пополз на крыльцо, зажимая рукой роскошно расквашенный нос. Мы с парнями сидели, словно заворожённые, не проронив ни слова и не делая попыток ретироваться. А зря.
   Недаром охотники говорят, что раненый зверь куда как опасней зверя здорового. Муся-бабай вновь появился на крыльце уже в совершенно новом обличье: без залитой кровью майки, но с плёткой в руке. Той самой, с которой мне буквально сегодня довелось познакомиться накоротке.
   Цыган выглядел прекрасно с обнажённым волосатым торсом, красным, как знамя революции, носом и с оружием древних в мощной деснице. Бег его был стремителен и грозен, подобный самой неизбежности. Думаю, так, наверное, бегали по ещё тёпленькой Земле тираннозавры в поисках белковой травоядной добычи. И это в его-то почти семьдесят лет, да к тому же и босиком.
   Большие деревенские парни мчались быстро, и вскоре почти все они рассосались по заулочкам, а меня и ещё двоих Муся-бабай загнал в тупик. Впереди только высокий забор. Другого пути нет. Деревенским-то старшеклассникам что, они - лбы здоровые - любую корову могли покрыть без подставки... при желании. Махнули через препятствие и - один лишь ветер в ушах.
   А я бежал и не верил, что смогу перебраться на другую сторону. Туда, где свобода и где себя можно почувствовать вольным мустангом, а не колхозной клячей во власти плохо управляемого конюха... с плетью. Не верил-то, не верил, но перелетел через забор за милую душу. Как Валерий Брумель на Олимпиаде в Токио.
   Муся-бабай, правда, в последний момент ещё разок успел меня зацепить... чисто символически. И всё... Вот она желанная победа! Оглянулся я и затрепетал - там же почти два моих роста, а тут я его в один приём... Ни черта ж себе!
   И через три года с огромным трудом здешний забор преодолевал. А в то лето воспарил над ним, словно шар, накачанный кислородом. Да-а-а-... Такого Мусю-бабая нужно на Олимпиаду в качестве тренера послать для бегунов и прыгунов. Верно ведь говорю, ёлки-иголки. Этакий Карабас Барабас от государственного спорткомитета.
   А что дальше было?
   Вернулся в тёткин дом поздно вечером, оглядываясь с опаской, вдруг да Цыган меня во дворе поджидает. Но всё выглядело тихо и безмятежно. А назавтра я уехал рано утром первым же автобусом. Чуть свет вскочил, вещи в чемодан покидал и на автостанцию рванул. Тётя даже сообразить ничего не успела.
   Два следующих лета в деревне не появлялся. Боялся, что Муся-бабай меня на азу по-татарски вмиг переведёт. Без специй. И фамилию не спросит.
   И вот уже после окончания шестого класса, когда всё позабылось, решился я и поехал в деревню к тётке. И в первый же день лоб в лоб столкнулся со своим крестником. История повторилась с пугающей точностью. Представляешь, стоит Муся-бабай у своей калитки. Пальцем подманивает.
   - Ислям, улым, киль али мында.
   Тут я уже решил стать фаталистом. Да и что толку от неизбежного бегать; я мужчина, в конце концов, или ссыкун малолетний?!. Пошёл. В сенях Муся-бабай усмехнулся и дверь на крючок закрыл. Посмотрел на меня вопросительно, словно проверял - боюсь я или нет. А потом сказал без предисловий, будто недавно прерванную беседу продолжил. Будто знали мы оба, о чём речь... Да, собственно, так оно и было. А произнес Муся-бабай следующее:
   - Ты мне отомстил?
   Я кивнул.
   - Дай теперь и мне отомстить. Я хоть и старый, но тоже хочется.
   Затем Цыган снял свою знаменитую плеть с гвоздя, сложил её пополам и обозначил удар, чувствительно, но не больно. А потом мы сидели с ним за столом и ели расстегаи с фаршем из бараньего желудка, испечённые в русской печке Банат-аби. Но это не главное. Главное то, что там ещё румянились свежей корочкой пирожки с творогом, мои любимые. Очень вкусно. Я же целых три года ждал, надеясь - когда-нибудь мне снова посчастливится отведать их от пуза.
   Муся-бабай дожил до ста двух лет, а умер в результате обширного инфаркта. Об этом рассказала мне младшая сеструха, когда я приезжал в Димитровград уже солидным человеком, со своими взрослыми детьми.
   И ещё я узнал вот что: умер Цыган за столом с кружкой пива в руке. Смерть достойная конокрада и разведчика, не так ли?
  
   6 в переводе с татарского приведённые выражения означают примерно следующее:
   - О, дьявол!
   - Святитель Николай, помоги!
   - Смерть моя пришла!
  
  

Глава 10. Большой спор

  
   Славка вздохнул, поправил очки и продолжил:
   - А теперь об Артурыче - который появился в моей жизни уже позднее. Я, когда пацаном был, голубятничал за милую душу. А как получилось-то... Один из старших братьев завёл пару турманов7, чердак для них оборудовал. Немного позабавился и бросил. С почтарями же нужно постоянно заниматься, не считаясь со временем. А брательнику моему юные девы стали на ум приходить, заиграли кифары на небесах, одалиски заподмигивали с обложки журналов "Физкультура и спорт". На них в то время как раз стало модно помещать фотографии улыбающихся гимнасток во всей своей девичей красе. Какие уж тут голуби, когда одни шуры-муры на уме, ёлки-иголки?
     Мать ворчала и без того, а тут голубиный начальник свою паству бросил на произвол судьбы. Хотели уже родители продавать птиц, но тут я выказал желание заниматься бесхозными голубями. Батя тут же у мамы соизволение выспросил, и началась для меня новая жизнь. Практически взрослая.
   Голубятником быть - дело настолько азартное, что ни с каким казино и сравнить нельзя. Стоит хорошенько втянуться, тут тебе сразу начинается веселье. Задница в мыле, ни секундочки свободной. Зато дисциплина появляется и организованность. Лишь только я почтарями заниматься начал, так у меня успеваемость в школе улучшилась. Верно говорю, не преувеличиваю.
   У нас в городе голубей держали в основном блатные, все они меня значительно старше. А действиями голубятников управлял сам смотрящий из уголовных авторитетов. Его по имени никто не называл, обращались просто по отчеству - Артурыч. А те, которые из воровских кругов, те и вовсе Керосином величали.
   Так что оказался я самым молодым из голубятников. Ко мне с подачи Артурыча прозвище приклеилось - Принц Ислямка.
   Поначалу все неплохо к пацану, то есть, ко мне, относились: типа, пусть себе мелюзга потешиться. А уж когда я начал споры выигрывать, тут сразу ко мне блатняк охладел до состояния предвоенной боевой готовности. Что за споры? Расскажу, ты не меня гони - не на пожаре, здесь спешка ни к чему.
   Через пару лет моего голубиного промысла двум своим самым старшим братьям подарил я, одному - мотороллер "Вятка", второму - мотовелосипед "Рига". Они только рот от удивления открыли. А откуда у мальчишки такие деньги, как считаешь? Ну да, чтобы дорогую технику покупать - это в виду и имею.
   Тут всё дело в спорах. Ради них, собственно, голубей большинство и держало. Что собой представляют споры голубятников? Сейчас поясню. Вот, скажем, малый спор. Червонец ему цена. Тут суть в следующем: двое спорщиков держат голубей за лапки на уровне пояса. По команде независимого судьи птиц отпускают. Чей голубь о землю ударился, тот проиграл. Тут главная хитрость - не кормить птицу перед самым спором. Отсаживать от остальных и питать по распорядку. Голуби жрут дурью: не понимают, что наелись. А если им, болезным, диету устроить, взлетят за милую душу лёгким пёрышком.
   Вот ещё один популярный спор, бытующий в братстве голубятников - от десяти до тридцати рублей за ставку. Нужно выпустить в небо двух молодых почтарей разного пола. И тут в чью лаву обе птицы залетят, тот голубятник и победил. Вроде, "мой голубок твоего заманил".
   Что такое лава? Лава - сетчатый ящик с предбанником; через него голуби попадают на чердак, к месту, как говорится, своей прописки и зимнего проживания. Ну, да, это если в доме птицу держишь. А если в отдельной голубятне, то там и чердак, и всё помещение для них исключительно предназначено.
   От чего размер банка в каком-либо "голубином" споре зависит, спрашиваешь? От возраста птиц, разумеется, и оттого, достаётся ли заманенный голубь победителю или нет. Один раз на пятьдесят рублей при мне спорили. Но очень редко высокие ставки практиковались - мало кто мог рискнуть столь значительной суммой разом.
   Ещё Большой Спор был. На участие в нём подписывались практически все голубятники города, поскольку ставки небольшие, а выигрыш просто огромный по тем временам - от двухсот до пятисот рублей. Это уж как договоришься. Суть Большого Спора следующая: хозяин, чей гулька прилетит быстрей из незнакомой местности и найдёт свою лаву, тот все деньги из банка - за исключением комиссии организаторам - забирает.
   В Большом Споре обычно участвовали исключительно почтовые голуби или на крайняк полукровки, но никак не "бабочки". Так, сейчас поясню разницу. "Бабочки" - обычные голуби, умеющие летать вертикально, у которых две дюжины перьев в хвосте.
   Почтовые голуби имелись не у всех, очень дорого стоили. У них и перьев только двенадцать - следовательно, скорость полёта значительно выше.
   Кроме того, наряду с почтарями пользовались популярностью полукровки - помесь "бабочек" с почтарём. У меня было два таких голубя. Помню, первого обменял чуть не на десяток молодняка из "бабочек". Второго же в споре выиграл. Они, полукровки, почти не уступают в скорости почтовым, а иногда и превосходят. У полукровок обычно в хвосте четырнадцать перьев. Ну, а о двух турманах, доставшихся от брата, я уже говорил.
   А ещё есть прямыши - сизые голуби, не отличить от диких. Прямыши летают прямо вперёд, вертикально подниматься не умеют. Высоту набирают вроде самолёта гражданской авиации... с натугой и под углом.
   А также в нашей среде мелекесских голубятников выделяли, как особый подвид - лихих голубей. Это практически те же дички'. Молодняк нельзя рядом с подобными птицами выпускать, поскольку те частенько норовят в лес сорваться и сманивают с собой домашнюю птицу. Или, хуже того, до смерти заклёвывают.
   Голуби очень жестокие птицы. Своих собратьев насмерть забивают, если те болеют. Но, с другой стороны, естественный отбор - стаю от эпидемии сберегают...
   Вот, собственно, и весь ликбез для начинающего заводчика голубей.
   Итак, большинство голубятников города готово было не просто меня растерзать, но и всех моих птиц забрать по праву сильного. Одно их останавливало - Артурыч спуску беспредельщикам не давал. Меня сразу под опеку взял, а ухарям и сявкам пояснил так:
   - Покуда я здесь смотрящий, Ислямку чтоб никто и тронуть не смел, иначе распишу "под хохлому", ни один лепила не сошьёт!
    И всё было бы хорошо...
     ...но однажды, это глубокой осенью случилось, Артурыч передал через пацанов, чтоб я к нему зашёл. Жил Керосин на съёмной квартире, хозяина которой никто не видел. Говорили, "хату" воровской общак спецом для смотрящего оплачивает. Точно не знаю, а вот врать не стану.
   Пришёл я к Артурычу, он меня на кухню провёл, лимонадом угостил и коржиком свежим, ещё горячим, как сейчас помню, а сам всё чефирь сосал, заедая таблеткой. Как мне ребята потом сказали, новокаин, скорее всего. И называется подобный "бутерброд" "калики-моргалики". Смотрел на меня Артурыч, прорисовывая пожилую улыбку сквозь жёлтую седину прокуренных усов и коричневые зубы... от частого употребления крепчайшего чая. Это мне тоже потом объяснили.
     Смотрел Керосин с нескрываемой отеческой теплотой, но погладить не пытался... хотя ему хотелось. Я совершенно явственно ощущал некие магнетические флюиды, словно бы кто-то невидимый мне в мозг мысли воровского авторитета транслировал.
     Молчали. Я не смел и рта раскрыть, а Артурыч о чём-то своём думал. Хотя, как оказалось, не о своём, скорее - о моём.
   - Слушай меня сюда, пацан, - прервал молчание Керосин, - весной я уеду из вашего города. Так братва решила. А вместо меня кто придёт, тому до голубятников нет никакого дела... кроме пополнения общака. Потому сам прикинь, Ислямка... Придётся тебе либо голубей продавать, либо в бой идти, будто панфиловцу. Третьего не будет. Раздерут твоё хозяйство сявки с босотой приблатнённой, если сам раньше птиц не продашь. Но это путь для слабого. Хочешь оставаться в деле, должен себе авторитет завоевать.
   Ты ещё пацан... Понимаю. Но если сейчас не станешь мужчиной, то можешь не стать им никогда. Я вот в своё время испугался... Захотел лёгкой судьбы, не смог дружкам отцовским противостоять... вот и покатился по жизни, как юла-волчок с батарейкой в заднице. Потом спохватился, стал себе авторитет зарабатывать... да он уже не тот... воровской...
     Что смотришь так, думаешь, я с рождения в урках-то хожу? Это папашка у меня в законниках был, пока на сходняке под перо не подставился. Потом его друганы и меня на воровское дело развели. Жомкнул8 я с ними сельпо одно по малолетке, так вот и начал заниматься не тем. Я же в детстве очень хотел моряком стать. По ночам во сне великое множество морей обошёл на паруснике вместе с Колумбом и Магелланом - просто не сосчитать!
    А ты хочешь, Славка, в иноземных портах побывать? Бомбей, Сан-Франциско... Вальпараисо... Даже не представляешь, пацан, как меня порой туда тянет... Спать неделями не могу от возбуждения, если фильм о моряках посмотрю, веришь... нет?.. 
   А Керосином, знаешь, почему меня зовут? Я три автоцистерны с авиационным керосином увёл и продал в течение суток. Дело громкое было. "Мусора" меня срисовали, но доказать ничего не смогли в тот раз... Складского какого-то посадили по косвенным уликам. А ты его, парень, не жалей. Он, гад, столько на том складе у народа упёр, что мне и не снилось... И причём - даже со стула не вставая.
   А теперь давай о твоих делах потолкуем.
   Не желаю я того, чтобы сломали тебя об колено, а потом ещё и пристебаться у хозяйского сапога заставили, когда уеду... Потому хочу научить уму-разуму. Выбор у тебя невелик: два варианта всего. Сам выбирай, что тебе делать.
   Первый путь самый простой - продашь голубей, и на том конец... А если задумаешь на своём стоять и птиц разводить, как прежде, то нужно тебе, парень, ружьё доставать. Это определённо.
   - А кто же мне ружьё-то продаст? И стрелять я не умею...
   - Я тебе и куплю... дело житейское. Помогу обрез сделать, чтобы от родителей прятать удобней было. Потом, когда уеду, прибежит к тебе шакальё всякое, начнёт права качать... Ты не ссы... Скажи, мол, согласен на все условия, только сбегать на чердак... или, куда там, нужно. Вроде боишься ты сильно. А сам обрез заряжай - оба ствола. И пару патронов с собой прихвати... Научу-научу стрелять, не волнуйся...
   Только об одном прошу, Славка, людного места избегай... Всё, что хочешь, делай, но отвлекай сявок на отдалённый участок. А там уже пали... но не по ногам, а под ноги этим засранцам.
   - А они испугаются?
   - Поверь мне, так испугаются, что в штаны наложат больше, чем унести смогут. Стреляй аккуратно - не подрань ненароком. Вот если сделаешь, как говорю, станут тебя уважать и бояться. А с придурками, Ислямка, только этак-то и нужно. Разговаривать с ними - лишь время терять.
   Не отвечай мне сразу, подумай хорошо. Время пока есть. Потом скажешь, делать тебе обрез или нет.
   - Дядя Артурыч, а нельзя миром решить?..
   - Думаю, нет! Понимаешь... Тут вот какая штука... готов ли ты, если прижмёт, остаться верным себе, не стать предателем своего дела. И в зависимости от того, как всё обернётся, назовут тебя - то ли героем, то ли подлецом. Или, скорей всего, назовёшь ли ты сам себя... Что куда важнее. Осуждать твоё решение никто будет не вправе. Решение исключительно твоё. Но помни, уважение к себе - самое главное!
  
   Знаешь, я потом две ночи спать не мог. Такое в голову приходило, когда глаза закрывал - кричать хотелось. То Керосин прямо в грудь из ружья стрелял, то какие-то серые люди в полосатой арестантской робе пытались меня на кусочки порезать хреновиной, похожей на армейскую хлеборезку...
   И самое что плохое - посоветоваться-то ни с кем нельзя: ни с отцом, ни с братьями... дело очень уж криминальное.
    Решение пришло как бы вдруг. Понимаю теперь, что оно зрело и потом выкристаллизовалось не мгновенно, а тогда показалось - наитие снизошло. Одним словом, поднялся я наверх к голубям, стал их кормить... И тут один мой полукровка, я его Очучы9 называл, самый быстрый, самый на подъём скорый, который трёх голубок к стае за один раз переманил, подошёл ко мне вразвалочку и в глаза посмотрел. Так мне тогда представлялось. И, что характерно, не стал со всеми зерно клевать... а ведь голодный...
   Посмотрел Очучы на меня, будто спросил: "Ай-ай-ай, Ислям, бросить нас захотел? В чужие руки отдать? И не стыдно тебе, малай10, ещё же пионером был недавно? Разве пионеры друзей в беде бросают?"
   Через неделю Артурыч отвёз меня в лес, где научил заряжать обрез и стрелять из него точно: так - чтобы не дай бог! - ни в кого не попасть случайно.
   И вот наступила весна. Роскошная красавица весна, своим половодьем обозначив, что зима было невероятно снежной, живо распространялась по Нижнему Поволжью. Текли ручьи. Словно настоящие реки. Спешили куда-то люди, перемещались по стране, что-то строили, что-то возводили, давали "на-гора'". Радио каждый день рассказывало нам "о новых неуклонных успехах строительства развитого социализма".
   В один из череды тёплых солнечных дней я проводил Артурыча до автобусной станции, где он на прощанье сказал мне просто:
   - Славка, ничего не бойся! Ты не должен никого убивать, кроме своего страха... И... если удастся попасть на океан, поклонись ему от меня... скажи, мол, любит тебя Артурыч... хоть и заочно...
   А ещё через день, в воскресенье состоялся Большой Спор. Спор начинался с того, что каждый голубятник две недели готовил самого быстрого голубя к предстоящему соревнованию. Голубей кормили немного, чтобы они были легки на подъём.
   В назначенный час соревнующиеся принесли своих пернатых спортсменов судьям, назначенным новым смотрящим. Всех птиц увезли в Самару, тогда ещё Куйбышев, на специальной машине в большой клетке. Их сопровождали несколько представителей так называемой общественности; как сказали бы сейчас, активистов неформального профсоюза голубятников.
   В областном центре голубей одновременно выпустили неподалёку от железнодорожного вокзала. А в Димитровграде их уже ждали независимые арбитры с заранее синхронизированными часами . Победителем станет тот, чей голубь быстрее всех вернётся в свою лаву. Победитель будет один, и он получит всё.
   В тот раз призовой фонд составил триста рублей. Полтинник ушёл на организацию проезда судей и в качестве процента с прибыли смотрящему (уже новому). А остальные две с половиной сотни... Тебе, думаю, не нужно напоминать, что такое в середине 60-ых годов означали эти деньги.
   И мой Очучы прилетел первым!
   Когда я получал приз из рук нового смотрящего, услышал, как двое парней лет восемнадцати, уже посидевшие в зоне для малолетних преступников, пообещали наведаться ко мне вечерком - с целью "купить" у героя голубя-победителя и "справедливо разделить призовой фонд". В голове у меня моментально щёлкнуло: "Пришло время, когда выяснится, кто же я на самом деле..." Ну-да, ну-да, почти как у Достоевского: "тварь я дрожащая или имею право..."
   Собрать волю в кулак мне удалось довольно быстро, а технически подготовиться к схватке - и того быстрее. Но в тот день напрасно прождал я лихих гостей у себя на чердаке с заряженным обрезом. Уф-ф-ф... наверное, они совсем передумали. Обошлось... Но выводы мои оказались несколько преждевременными. Момент истины наступил через неделю.
   В субботу мы учились практически до обеда. Только я на улицу выскочил, когда из школы вернулся... глядь - у калитки стоят два моих давешних "покупателя".
   - Славка, привет! Видишь, мы слово держим. Обещали - пришли. Призовые ты наверняка уже потратил. Не боись, требовать их не станем. Мы за твоим Космонавтом пришли. Так ты его, кажется, называешь? Даём хорошие деньги - по полтинничку с брата, целый рубль! - говорит это здоровенное мурло, а сам... или само... не знаю, как правильно будет, усмехается мне в глаза нагло:
   - Ну, давай... тащи своего рекордсмена.
   И тут, ребята, я буквально ослабел мебелью... Но виду не показал. Спорить не стал, быстро на чердак поднялся, посадил голубя в клетку. На дно тряпку кинул, а под неё обрез между прутьев протиснул...
   - Ага, принёс! Может быть, ты нам голубя-то подаришь?.. У меня сегодня день рождения как раз... Зачем тебе рубль пацан? Деньги портят, слышал, небось? - с издёвкой сказал старший. - Давай сюда клетку!
   Хорошо, у меня хватило ума не затеять стрельбу у себя во дворе. Я повернулся к парням и, стараясь выглядеть безобидным дохляком, жалобным голоском попросил:
   - Разрешите, я сам голубя донесу?.. Попрощаюсь по дороге.
   - Хорошо, тащи сам, раз нравится. Нам же легче. Однако не вздумай сдуру сигануть куда-нибудь в кусты. Найдём, ноги повыдёргиваем. Эй, Толян, глянь, голубь тот ли? Вдруг пацан вихляет!
   - Не-е-ет, точно тот... Тот самый, что ни на есть... победитель... Чемпион! Из тысячи его узнаю. Пошли...
   Дорога вела через пустырь. Я лихорадочно старался досчитать до ста, чтобы успокоиться и определить безлюдное место по числу сделанных шагов, поскольку глаза ничего толком не видели от нахлынувшего возбуждения и буквально льющегося ручьём пота. В голове всё крутились слова Артурыча... Сявкам нужно только один раз показать, что они сявки... И всё...
   Но вот... дальше идти смысла нет. Я попытался выдернуть обрез, но тот, как назло, не проходил через решётку. Пришлось останавливаться и выпускать голубя в небо. Через дверцу в клетке обрезанное ружьё вылетело будто по маслу. И тогда я направил стволы в сторону начинающих рецидивистов:
   - Пошли вон, суки! Сейчас как пальну! Будете кровью срать, пока не сдохнете!
   - Ты глянь, Толян, этот чижик решил нас пукалкой пугнуть... ха-ха... Ну, теперь, ты нам "Катеньку"11 ещё будешь должен за нападение... каждому... - Парень так и не понял, что в руках у меня было настоящее оружие, а не самодельная поджига. Он двинулся ко мне, поигрывая невесть откуда взявшимся воровским ножиком-трансформером.
   И тут я собрался и произвёл классический выстрел под ноги нападавшему. Точно так, как показал мне Артурыч по прозвищу Керосин. Мой визави вдруг запричитал неожиданно визгливым голосом:
   - Ой, мамочки, он мне фуй отстрелил! Доктора сюда скорей! Ай, больно!
   Я очень испугался, что ПОПАЛ. Но оказалось, ничуть не бывало. Просто от звука выстрела яростный голубятник неожиданно для себя обмочился и принял тёплые аммиачные массы за бешенную кровопотерю. Он опустился на колени и голосил:
   - Только попробуй, только попробуй... ещё раз... я... милицию позову...
   Второй парень не стал дожидаться, чем закончатся боевые действия, и рванул так, словно за ним гнались дикие собаки... или шальная пуля. Но на самом деле никто за ним не гнался, а выстрел я сделал вверх - вроде бы, отсалютовал бегущему противнику.
   Забрав клетку, вытащил картонные гильзы, не забыв, впрочем, дать обмочившемуся голубятнику понюхать, чем пахнет отработанный порох... это скорее из мальчишеского озорства, чем для профилактики.
   Итак, противник был деморализован и развеян по ветру, и мне не оставалось ничего иного, кроме как вернуться домой. Там меня с нетерпением поджидал уже вернувшийся восхитительный Очучы, одобрительно курлыкавший в лаве.
   Руки потом дрожали ещё неделю, мешая уснуть... Ночью же, когда я провалился в какую-то странную полудрёму, мне привиделось, как вхожу в лаву с чердака, чтобы забрать свою пару замечательных полукровок.
   За спиной кто-то таится. И этот кто-то сопит простуженным носом, будто особо и не заботится, чтобы остаться незамеченным. Я резко оборачиваюсь и вижу глубоко посаженные очки двустволки... Они уставились мне в лоб, словно выискивали местечко поудобней, куда отрыгнуть свою запыжёванную огненную пищу.
   Кто держит ружьё, не видно. Один лишь звонкий голос отчётливо чеканит слова в мальчишеском мозгу:
    - Отдашь полукровок, останешься жив, не отдашь - быть тебе, Славка, мертвее мёртвой кобылы...
   Сон сном, но я тогда ещё даже подумать успел, мол, почему это мёртвая кобыла, а не, скажем, осёл? Отчего, зачем?
   А потом из полумглы перед лицом появилась ладонь с корявыми, как ветки на старой яблоне, пальцами. Указательный перст погрозил мне, потом поманил к себе и отломился с характерным звуком взводимого курка... Пальцы стреляют?
   Стояло раннее воскресное утро. За окном пропел соседский петух, заквохтали куры во дворе - значит, мама уже встала... Как всё-таки хорошо, что я вчера пальнул холостыми... А если б дробь случайно попала в ногу, тогда детской комнаты милиции точно не миновать. Или того хуже... Мне же совсем недавно исполнилось четырнадцать... А с этого возраста даже "самый гуманный в мире" советский закон становится суровым.
   Потянулся, побежал к рукомойнику, потом к столу. Шаньги ещё дымились, а молоко отдавало теплом. И не было в тот момент никакого более счастливого во всём белом свете, чем я. И в самом деле, никому больше не приходило в голову отобрать у меня голубей или деньги, воспользовавшись отроческим возрастом.
    А через несколько месяцев я получил красивый конверт с заграничными марками возле чуть размытых почтовых штемпелей. От конверта пахло какими-то восточными специями и солью. Адрес был написан латинскими буквами... но почти по-русски: "USSR, Uliyanovskaya oblast, Dimitrovgrad, ... , Saleevu Slave". Когда вскрыл конверт, обнаружил внутри фотографию Артурыча в тельняшке, на плече которого сидела обезьяна, с виду -мартышка из иллюстраций к басням Крылова. Внизу я обнаружил подпись: "Bombay, 196Х", а на обороте: "Славка, жизнь - это Большой Спор! Я знал, ты справишься... Твой Георгий Артурович".
   Больше весточек я от него не получал, и где находится тот Бомбей с фото, так и не понял. Очень хотелось верить, будто в Индии...  
   Уже будучи взрослым, попав на службу в подводный флот, я таки передал привет от криминального авторитета по прозвищу Керосин всем морям Тихоокеанского бассейна, на которых удалось побывать за три года.
  
   7 турманы - уникальные голуби с компактным корпусом, длинными, мускулистыми крыльями и непропорционально маленькой головой. Они очень ценятся за красоту полета, поскольку проделывают в воздухе сложные пируэты;
  
   8 жомкнуть (феня) - ограбить;
  
   9 очучы (татарск.) - лётчик;
  
   10 малай (татарск.) - мальчик;
  
   11 "Катенька" (сленг) - в советские времена в околокриминальных кругах так называли купюру достоинством в 100 рублей.
  

Глава 11. Бермуды, история создания образа

  
   Приключилась сия оказия в городу Новосибирском, где я тогда учился на инженера-энергетика, весной 1969-го года. В году том, как и во все прочие краснознамённые времена, наступила праздничная дата - Первомай, день солидарности трудящихся в мировом масштабе, по утверждениям наших вождей, два раза в год попиравших подошвами усыпальницу своего идейного вдохновителя.
   Денёк, как говорится, задался. Уже ранее утро радовало так, что я сразу, едва лишь бросив неодобрительный взгляд на брюки, влез в шорты и в сандалиях на босу ногу, после чего пошкандыбал к месту сбора для предстоящей демонстрации. Кто постарше, должен помнить, студиозов на подобные мероприятия силком волокли, вплоть до отчисления. А мне было в радость - лишний повод с дружбанами пообщаться и накатить портвешка для тонуса.
   Вы утверждаете, будто шорты в СССР толком ещё не придумали в обозначенное мной время? Не знаю, как в остальном государстве, а в Новосибирске точно придумали. Я сам и придумал. И зря не верите. Не похожи мои на те, конечно, какие сейчас молодёжь, да и разные прочие старпени носит. Нет-нет. У нынешних шорт между ног обычно настолько объёмная мотня болтается - туда можно аж пять килограммов огурцов припрятать, а у моих иначе всё - там только один помещался... и то - с трудом. Бермуды, считаете? Ах, если от слова "мотня", тогда оно конечно. Пусть будут берМУДЫ, раз уж вам столь мил сей приближенный к курортному термин. Как говорят в Одессе, Моня не трясите бейцами, я вас умоляю.
   А про свои, так сказать, шортовы Бермуды я вам вот что скажу - они у меня из старого трико были слеплены. Помните, думаю - я к тем, кто постарше обращаюсь; сами, небось, в похожих на уроках физкультуры вышивали словно социалистический Адам без яблока? О, кстати, отгадайте-ка, дорогие мои, загадку: с луком и яйцом, но не пирожок. Ну, как, слабо'? Так ведь всё просто до неприличия - перед нами Робин Гуд. Почему - не к месту? Очень даже к месту, если припомнить, в чём ходили лесные братья по средневековому Шервудскому лесу.
   Штанины с резинками у трико я обрезал почти до колена, чтобы ногам свободнее дышалось. Чем не Версаче? Ну, да ладно, не привык я гордиться собственной изобретательностью. Не вводите меня в краску под старость-то лет.
   Это сейчас понимаю, тогда - 1 мая 1969-го года - у меня премьерный показ образчика крутой мужской моды состоялся. Мог стать чем-то судьбоносным, но не стал. А почему? О том и рассказ.
   В общем, приодевшись, поехал я в обновке к месту сбора нашего курса. Народ в троллейбусе всё на мой нетрадиционный вид косился, покуда мне не пришло в голову старушкой с авоськой срамные свои ноги цвета социалистического цыплёнка из магазина полуфабрикатов со скромной вывеской "Птенчик" прикрыть. Хоть и жарко на улице, а раздеваться, как я, ещё никто особо не рисковал. Просто мода до Новосибирска поздно доходит, а в те времена и подавно. Но ничего, я, в отличие от моды, дошёл, вернее - доехал, вполне себе мирно, без драки и скандалов.
   Построились мы в колонны всем студенческим миром и к трибунам под музыку двинулись. Мир! Труд! Май! И все полагающиеся почести ЧК КПСС. Куратор наш, лишь только меня увидел, сразу плакатом загородил, который во весь мой рост рассказывал миру о кривой посещаемости общественных наук студентами физиками. Она практически почти распрямилась, достигнув отметки 99,9%. Ещё на плакате были изображены отличник с отличницей, взявшиеся за руки в припадке не вполне контролируемого ленинизма.
   Сначала-то препод хотел меня сразу домой отправить, утверждая, будто обнажённые ниже колена волосатые мужские ноги невероятно угрожают буржуазным разложением молодых строителей коммунизма. Я же старался напирать на бытовые плюсы своего облачения. Говорил при этом столь убедительно и вдохновенно, что куратор группы вздохнул тяжко - дескать, некогда с тобой спорить - и, закрыв меня выше помянутым плакатом, поставил в общий строй.
   Иду я, значит, со своим выдающимся во все стороны фанерным образчиком победившего социалистического благолепия, жизни радуюсь. Кругом ребята из группы. Песни под гитару поют, винишком балуются в полутайне. Как-как? А сами не догадались? Это когда преподы знают, что ты пить будешь, но делают вид, словно бы не догадываются. А ты делаешь вид, будто прячешь стакан и бутылку. И всем хорошо и привольно. Ну, уж... нет. Нет "загнивающему" унылому Западу! Мы вполне себе без стыдливых пакетов и без газет обходились. Карманы-то в те социалистические времена были, как и деревья, достаточно большими. Туда не то, что ноль седьмую модель бормотени упрятать труда не составляло, но и малое собрание сочинений отцов-основоположников вместе с конспектом лекций по сопромату утоптать ничего не стоило.
   Вообразите себе, демонстрация трудящихся и примкнувших к ним студентов прохладной жизни проходит по заведённому обыкновению. И движемся мы этаким вот замечательным манером, от незатейливых советских радостей в экстаз приходя. Шарики, кумач, здравицы в честь живых и усопших вождей. Душа радуется. Одно неважно - из-за плаката почти ни хрена не видать. Только ноги впереди идущих да неба кусочек пронзительной голубизны, словно "синий экран смерти" на "упавшей" от встречи с беспринципным хакером "винде".
   Подошли к Оперному театру. Я взгляд с привлекательных женских лодыжек в стилистике Анны Павловой, что мне прямо по курсу показывали, перевёл на купол местожительства сибирской Терпсихоры. Зна'ково получилось, лучше не бывает. Будто смотрел на балетные ножки... глядь, а тут тебе и сценические подмостки прямо по курсу.
   Только внезапно почуял я... Ну, ощутил, если вам угодно. Понял, говоря короче, темно становится ни с того ни с сего. Как поздним вечером, в общем. Глянул вверх - прямо над собой - и обомлел, словно бы дамочка экзальтированная при звуках духового военного оркестра. Из-за оперного театра выползала абсолютно чёрная туча, я таких в своей жизни не видел. Знаете, будто днище свежепросмолённой лодки, или спина эфиопа в бане, когда свет выключили.
   Почему в бане? Собственно, я эфиопов только в бане и видел... Где-где? Во Владике. Мы туда на плавбазу ремонтироваться заходили, когда я на субмарине электриком служил. Ну да, это уже чуточку позже по времени. А я почём знаю, откуда на Дальнем Востоке эфиопы взялись на пятьдесят пятом году советской власти. Может, их там выращивали нарочно, дабы японцев пугать - я, что ли, доктор, чтоб ставить на весь Приморский край диагнозы? Да точно эфиопы, к бабке не ходи. Мы, когда на губе сидели, кавторанг тамошний так и сказал, мол, избили двух граждан из дружественной Эфиопии возле пивного ларька из хулиганских побуждений. Ну-у, вы будете слушать или перебивать всякими дурацкими вопросами?
   Ага, на туче остановились. Народ, который внимание, как и я, на атмосферу обратил, почувствовал недоброе. А остальным природные обстоятельства пока замечательными и праздничными кажутся. Тепло-то, оно, знать, не только снаружи греет теперь. Раз есть горячительное в природе, отчего бы ему не оказаться в организмах социалистически спроектированных людей, хех.
   Но - кто о чём, а я о туче. Короче говоря, всё настолько стремительно случилось, я даже понять ничего не успел или слова, какого, немудрящего, дескать, сейчас осадками приголубит в полный рост, сказать соседям по колонне.
   Солнце с неба, словно корова языком по всему периметру, ветер жуткий поднялся, и повалил снег. Представляете? Не такой снег, какой обычно случается в периоды осенних междувластий. Нет, самый настоящий снегопад, будто в разгар зимы. Причём настолько обильный и густой, что весь транспорт встал разом. Остолбенел словно бы от подобной наглости, остолбенел и ласты склеил.
   Сне'га за полчаса по колено навалило. Тут уж не до демонстрации, до дому б досквозить поскорей. А я ещё в своих чудо-шортах и сандаликах на босу ногу, аки полный и конкретный пердимонокль среди полноценных лорнетов выгляжу. Бросил я плакат в первый же образовавшийся сугроб и попёр флагманом ледокольного флота на дорожку, осваиваемую первопроходцами. Какое там - пока не натоптали тропу-то толком. По целине шурую, будто эскимос с похмелья.
   Мне и на троллейбусе-то не ближний свет добираться в свой Кировский район на другом берегу Оби, а тут полное потрясение для молодого парня - пешком топай по снежному бурьяну. Весь Коммунальный мост, кажется, тогда он так назывался, выглядит парализованным. Транспорт стоит на протяжении всей его длины. Гремят клаксоны, воют сирены. А посередине я в своих бермудах вышиваю фигурным крестиком, притаптывая голой пяткой снег к асфальту. Если б в этот момент на мосту оказалась Голливудская съёмочная группа, то ей бы удалось запечатлеть лучший эпизод из фильма о России со мной в главной роли. А в роли белого медведя, кто? Лоуренс Оливье, в крайнем случае, Фрэнк Синатра. Никак не меньше!
   Не помню, сколько шёл, но даже, когда добрался до частного домика, где комнату снимал, транспорт ещё не курсировал, хотя смеркаться начинало. Не успели дороги расчистить. Ну, хорошо, согласен, не мог я настолько долго идти, чтобы сумерки наступили. Выходит, это у меня в глазах всё помутилось. Так или иначе, добрёл я до заветной калитки и на крыльцо упал в своём гениальном изобретении от кутюр. Мокрый. Потный. Измочаленный. Но-но, о резине ни слова!
   Хозяйка моя, тётя Паша, дверь открыла и запричитала с белорусско-кубанским акцентом, который приобрела в процессе сексуально-национальной ассимиляции от двух первых своих мужей:
   - Славка, бес! Да, ты зовсим змерз ли чё ли, али ещё живой, байстрюк неразумный? Ну хто ж в мае в трусах басиком гуляе? У нас тут такая метилогия, шо ни адному прогнозу верить никак нэвозможна. У Сибиры живом, Славка, эта тебе не в Новочеркасске на рынок сбегать. Ой, да у табя ж усе ноги, хлопец, белые, як смятана. Давай быстро у койку. Буду тебя лячить по-народному.
   Тётя Паша растёрла меня крепчайшим самогоном торговой марки "первач", завернула в три одеяла и напоила крутым кипятком с калиной и мёдом.
   - На вот - хлебни гарачэнького. Вада усё помнит, - делилась со мной тётя Паша. - И думай о хорошем. Иначе - она табе потом твои же мысли дурные вернёт с лихвой. Не знаю - пачему так. Нэ гаварил мне никто. Сама догадалась... Голос мне был. Ты, Славка, всегда добра людям желай, когда будешь чайник ставить на огонь, из бутылочки разлив вести, или чем другим угощать. Верно тебе гавару, как Бог свят. А больше ничего не спрашивай, всо тебе и так сказала.
   После полученных профилактических процедур спал я почти сутки. Не заболел. Даже не кашлянул ни разу.
   К чему я рассказал вам эту историю, спросите? А к тому, что сандалии свои и бермуды спрячьте подальше, когда по первому весеннему теплу гулять пойдёте, иначе провалится ваше дефиле на массовом зрителе, как и моё - тогда, в мае 1969-го. А иначе быть мне известным кутюрье почище, что там скромничать, самого Жана-Поля Готье!
  

Глава 12. Свадьба Ройфы

  
   Не спал я тут недавно, навалы памяти в мозгу ворочал, будто кочегар уголёк лопатой. Случай один припомнил. В общем и целом, ничего особенного, ничего экстраординарного, обычная жизнь. А гляди ты, зацепило конкретно. Вот послушайте.
   Я тогда в Новосибирске учился - в инженерно-строительном. Вместе со мной в одной группе гранит научный грыз некий молодой парень по фамилии Ройфа. Лёня, если память не изменяет, а она не изменяет. Жил он в общаге, как все иногородние, но в отличие, скажем, от меня приехал он откуда-то с Дальнего Востока, а не из Европейской части СССР. И родители у него где-то рядом крутились во время вступительных экзаменов. Имелась, видать, у них в те не слишком богатые времена возможность приехать за тридевять земель и поддержать отпрыска.
   Папа Леонида служил в войсках ПВО каким-то невероятно удачливым интендантом. Фамилия, разворотливость и обширные связи тому способствовали. Его как раз в Новосибирск перевели, когда сын второй семестр обучения заканчивал. О маме нам, однокурсникам, ничегошеньки не было известно, поскольку Ройфа не отличался многословностью. Чаще молчал и слушал звуки извне, чем сам пытался тревожить атмосферный столб своими рассуждениями о жизни.
   Никогда в связях ни с одной из факультетских девиц Леонид замечен не был, вёл себя тише воды в трёхдневный штиль, ниже английского газона в парке Виндзорского замка - резиденции герцога Эдинбургского с супругой. Ходили слухи, будто бы наш сокурсник даже решил оставаться пожизненным холостяком из-за своей крайней стеснительности. Кто их распускал, не знаю, но могу предположить - обиженные Лёнькиным невниманием однокурсницы; парень-то смазливый, хоть и субтильный да в очках с неслабой диоптрией. Наверняка - подкаблучник... в будущем, в теории.
   Думаю, девчонок невероятно злило, что к концу первого курса Лёна собирался съезжать из общежития под родительское крылышко в папино служебное жильё, а всё ещё был не целованным, как красивый манекен из модного магазина. Получается, не смогли парня затащить на сладкий греховный путь Евы-однокурсницы и оттого бесились.
   И тут - словно трубный гром среди ясного города Иерихона - Ройфа женится! Слух возник, будто бы, из ниоткуда и сразу же вызвал бурные обсуждения среди прекрасной половины курса. Ничего удивительного - всегда ведь хочется понять, откуда и, главное, как появилась вторая половинка у завзятого тихони и рохли.
   А потом слухи из разряда сплетен перетекли в реальность, когда пригласил означенный Ройфа меня и ещё человек шесть-семь с нашего потока на свадьбу. Мы, как я уже заметил, собственно, и не знали никаких подробностей о его амурных делах, поскольку Лёня жил тихо, по вечерам зубрил начитанный на лекциях материал, к семинарам готовился. На танцы или другие массовые мероприятия - ни ногой. О девчонках в общаге и вовсе разговора не было. Шарахался от них, словно протодьякон от "Плейбоя". Если только где-то на стороне... Но когда, если парень всё свободное время отдавал посещению институтской библиотеки?
   Не стали мы свои головы занимать рассуждениями о том, откуда у нашего Ройфы завелась невеста. Не стали, а просто отправились утром одной из суббот в пригород Новосибирска. Как сейчас помню, к обеденному времени оказались мы в чистеньком частном доме. Ничего себе домик: два этажа с мансардой, веранда - хоть в футбол гоняй, водопровод, газ. Всё честь по чести. Интенданты армейские хоть и не обладают такой ничем не ограниченной властью над личным составом, как господа офицеры от инфантерии, но тоже весьма и весьма значимы из-за своей близости к дефицитным продуктам, произведённым уже почти победившим социализмом.
   Из хозяев - папа с мамой нашего сокурсника, их карманный шпиц по кличке Ройфа, чтоб уж точно не спутать ни с каким другим, и он сам, Леонид, что характерно, тоже Ройфа - в качестве запасного игрока. Из гостей - мягкотелая и равнодушная ко всему усатая плохо прореженным саксаульником для гномов невеста лет тридцати, да наша великолепная, хоть и не вооружённая стрелковым оружием системы полковника Кольта, семёрка из общаги. Плюс домработница. И никого больше. Никого, представляете, никого? Хорошо, скажем, молодая - сирота детдомовская. Но подруги-то у неё должны быть. Хотя б одна, чтобы подпись в районном ЗАГСе поставить. Но там мама к документу, удостоверяющему акт гражданского состояния, приложилась. За свидетеля был ничем не замечательный чернявый парень, которого позднее за праздничным столом не оказалось.
   Удивлены, с чего бы я невесту в категорию гостей определил? Знаете, она именно так себя и вела: будто забежала на минуточку, причём не по доброй воле, а в силу не совсем понятной, не видной невооружённым взглядом необходимости. Но оставим эти подробности.
   Торжество началось после того, как гости расселись вокруг раздвинутого специально для торжества стола. Все двенадцать персон уместились тютя в тютю - видать, очень хорошо Ройфа-папа считать умел. Да и мама с домработницей тоже не подвели - угощенье оказалось на славу: кастрюля щей (по полторы порции на каждое студенческое рыло), тазик винегрета и ровно двенадцать рубленых бифштексов, такие в те далёкие и сказочные времена любили подавать в привокзальных ресторанах, плюхнув сверху жареное яйцо с вуайеристическим прозвищем глазунья. На десерт внесли два кувшина компота из сухофруктов. Пить его полагалось, как мы сразу отчего-то догадались, после второй перемены блюд. А спиртное запивать - ни-ни, иначе останешься без сладкого.
   Мама нашего сокурсника выглядела очень гротесково. Она напоминала мне особу из разряда бендерш - хозяек провинциального публичного дома, коими их описывали классики литературы начала века, тогда ещё - двадцатого. Полная брюнетка с излишним количеством импортного макияжа и парфюма, скорее всего, со стратегического склада строительных материалов, байковых портянок и этилового продукта, известного в узких кругах ГОСТа - со склада, где служил супруг, не иначе.
   Кроме того, мама-Ройфа вся аж светилась разного рода украшениями из благородных металлов и элегантной бижутерией от "Яблонекса" - связи военных интендантов с ювелирными и прочими брендами уже и в пору моей юности были развиты не на шутку. И ещё одна почти незначительная, но очень характерная деталь - щёку хозяйки венчала небольшая эффектная бородавка в стиле мушки по моде средневековой аристократии. Александр Иванович Куприн, думаю, непременно использовал бы этот типаж в какой-нибудь повести.
   Папа-Ройфа привычным движением развёл бутылку водки на девять человек пьющих. Восславили молодых и приступили к празднованию. Причём наши попытки выкрикнуть традиционное "горько!" были немедленно пресечены мамой, которая заявила, что в благопристойных семьях кошерных еврейских атеистов не принято потакать не лучшим образцам творчества так и не воспитанного веками лапотного народа.
   Съели суп. Умяли добавку и приступили к бифштексам. Второй раз никто не наливал. Спиртного на столе не наблюдалось, и, мало того, похоже, его не предполагалось в принципе. Вот так раз. Не свадьба, а воскресный обед пролетария в чайной "Три поросёнка" в сокращённом с точки зрения алкоголя варианте, поскольку жена обнаружила заначку в тайном кармане трусов озабоченного похмельным синдромом люмпена во время стирки оных.
   А с начала свадебного банкета прошло всего-то минут двадцать, не больше. Мы с ребятами переглянулись, поздравили молодых ещё раз, подняв гранёные стаканы, по всей видимости, оказавшиеся лишними в солдатской столовой. Правда, второй тост можно было назвать исключительно лечебно-диетическим - с компотом имени Мичурина вместо водки.
   Спустя ещё пять минут мы откланялись и потянулись к выходу трезвым клином порядком озадаченных, но не успевших пасть ангелов.
   В дверях Ройфа-папа каждому из нас пожал руку и осчастливил персональным напутствием.
   - Молодцом, так держать! Как говорится, делу время, на свадьбу - час!
   - Учитесь строительному делу настоящим образом, молодой человек! Это далеко не воздушные замки... Здесь полёт мысли!
   - Рад был знакомству! Передавайте привет маме.
   - Свадьба в жизни мужчины занимает особое место, четвёртое - после службы, азартных игр и торговли.
   - Главное, парни, чтоб голова работала! Тогда и желудок будет трудиться регулярно.
   - Любите родителей, которые произвели вас на свет, и берегите материальные блага, коие вам от них достанутся. И тогда уже ваше поколение, возможно, увидит, что же есть коммунизм... и стоило ли так надрываться в погоне за ним.
   - Помните, ребята, партия - наш рулевой! И это не пустые слова. В вашем возрасте уже пора присматриваться к рулевым тягам.
   И затем папа однокурсника напутствовал всех нас вместе, когда мы вышли за порог:
   - Будете в наших краях, заглядывайте. Не пропадайте. Роза Борисовна любит гостей. Правда, Розочка?
   Оказавшись на улице, бывшие гости за исключением, разумеется, бывшей невесты (теперешней законной супруги) принялись шарить по карманам. Денег хватило на три бутылки ликёра "Розовый" - единственный более или менее достойный благородных донов напиток, который удалось обнаружить в ближайшем магазине.
   Вы никогда не употребляли ликёр "Розовый"? И хорошо. Впечатление после его проникновения в организм такое, будто из парикмахерской вышел. Причём там тебя постригли, побрили, освежили чем-то упоительно-розовым, а потом вывернули наизнанку.
   Вот на столь необычной свадьбе мне посчастливилось погулять самым чудесным образом. А Ройфа развёлся уже через пару месяцев, оставив, правда, от "счастливой супружеской жизни" фамилию загостившейся жены. Теперь наш однокурсник стал Леонидом... э-э-э... не то Спиридоновым, не то Смирновым. Вероятно, ему с новой фамилией было более удобно подступиться к рулевым тягам партии, о чём его отец-интендант позаботился столь стратегическим образом. Как сказал бы друг моего друга Гульбарий, это вам не в шкапчике сидеть! И точно - не в скворешнике!
   Дальнейшая судьба сына Ройфы и Розы Борисовны осталась бы для меня тайной, если б спустя несколько десятилетий меня не отыскал в социальных сетях мой бывший новосибирский однокурсник. Разговорились, вспомнили давние годы, а потом он мне и поведал, что Лёня Ройфа одним из первых в годы перестройки решил уехать в Израиль на ПМЖ. Всё бы у него, теперешнего Смирнова или Спиридонова, сладилось и без лишних манипуляций, но Ройфа оказался перфекционистом. Потому затянул отъезд, меняя вновь обретённую фамилию на родовую.
   - Выходит, зря мы на свадьбе гуляли! - скорее утвердился я во мнении, чем спросил давнишнего приятеля.
   - Выходит, зря, - поддержал меня он. - Зато ликёр "Розовый" навсегда запал в душу.
   - И не говори: как вспомню - так с души воротит!
  

Глава 13. Подкурил

  
   Расскажу вам историю, отчего я не понимаю голландцев. То есть, как это в каком вопросе? В вопросе лёгких наркотиков, разумеется. Не перебивайте, мои юные други, а слушайте, что вам старшие товарищи донести хотят. Подобного ни один путёвый нарколог не расскажет. Работал я тогда на... однако... не скажу, каком, предприятии. В Томской губернии дело было. В общем, суконно-валяльная фабрика имени самого продвинутого сибирского валенка. Я там электриком числился в штатном расписании, по невероятно счастливому стечению обстоятельств, между прочим.
   В городе предприятие, можно сказать, одно такое. Большое, в смысле. Как сейчас говорят - градообразующее. Рабочих мест в цехах полно, одни вакансии, а никто туда идти не хочет. Этакий парадокс: город фабрика вроде же образует, а трудятся там аборигены из-под палки, словно б наплевать народонаселению на процветание родного края. А всё почему? Работа на предприятии тяжёлая и вредная. В основном одни бывшие зеки на валяльном фронте стаж трудовой мотают. Этим всё равно, на каком производстве мотать или наматывать. Больше-то нигде не устроишься с их "ксивами" об освобождении. Ну, а электрики и слесаря на фабрике из обычных граждан.
   Ну и, чего скалитесь? Мол, сам же говорил, будто полно вакансий, о каком тогда удачном случае речь? Нет-нет, ни буя не привираю. Сказал же, по счастливому стечению обстоятельств туда устроился в дежурную смену, стало быть так и есть. Мне после армии, кровь из носа, требовалось стаж по специальности заработать перед институтом, чтоб вне конкурса идти. А электрики - элита предприятия, не чета валяльщикам.
   Те, кто помнил из курса средней школы закон Ома, считали себя вправе претендовать на должность и в очереди за воротами строились дивными шеренгами. Я-то должен был оказаться в тех рядах вне конкуренции, поскольку три года на субмарине этим самым электриком служил, но у местного руководства иные воззрения на производственный процесс: блат и уважение в виде подношений дефицитных товаров, желательно - импортных, превыше профессионализма. Потому мне, собственно, не светило устроиться на работу в текущей девятой пятилетке. Но всё до поры, покуда жареный петушок в лице инспектора энергонадзора в задницу не клюнул.
   На мою удачу, как раз, когда я документы в кадры принёс, и мне уже успели отказать, где-то в цеху один из электриков неумех свалился со стремянки, попав под напряжение, и сломал руку. Сыр-бор, всем не до меня. На фабрику вот-вот прибудет комиссия энергонадзора: нашлась добрая душа - донесла по инстанции, едва лишь событие случилось. И теперь готовится грандиозный шухер с увольнением директора и лишением его партбилета. И не сколько за несчастный случай на производстве, а больше за то, что сменным электриком трудился человек, не имеющий на это права. Мало того, работничка данного ещё и приказом не успели провести. Скандал!
   Едва я вышел из отдела кадров, меня останавливают и вернуться просят. Сметливый кадровик доложил начальству, дескать, есть у него в загашнике самый настоящий электрик "с корочками", недавно демобилизованный из рядов ВМФ СССР. Ушлый директор, не будь дураком, сразу велел меня оформить задним числом вместо пострадавшего и после краткого напутствия в цех выпустить. Переодели меня в робу с чужого плеча, дали в зубы инструмент и велели пока суть-да-дело создавать видимость, будто сгоревшие лампы меняю.
   Комиссия по наводке доброжелателя приезжает на фабрику, шасть - в кадры, где, мол, пострадавший? А им в ответ - нет никакого пострадавшего, работа идёт штатным порядком. Второй вопрос - а тогда электрик из валяльного цеха где? На рабочем месте, где ж ещё-то! Он недавно работает, второй день, только из армии вернулся - взгляните на документы. Делом занят, можете убедиться: всё с ним в порядке - "жив здоров и невредим мальчик Вася Бородин".
   Таким образом, я оказался в дежурной смене со стажем "ещё со вчерашнего дня". То есть заступил на первое дежурство по бухгалтерским документам за сутки до того, как фактически вышел на работу.
   Поработал я с недельку по пятидневке, а потом поставили меня в смену. Ходил со мной в напарниках один сильно подозрительный сучильщик "из бывших". Словно "датый" вечно. Глаза всегда в одну точку, слова воспринимает раза с третьего. Ходит и лыбится, будто бы котейка Чеширский. Сам доходно'й, но валенки валяет, "как здрасьте". Талантом, знать, не обижен. Да, нет... не электрик... Лишь числился таковым. Сам всё больше по валенкам, а на мне все Амперовы дела, вся Кулонова вольница. Вольтануться можно от подобной нагрузки!
   Я долго не мог понять, чем же так дорог бывший "сиделец" директору, если он дефицитную должность для того не пожалел. Оказалось, выполняет специальные заказы: необычные красивые валенки, по большей части белые, с узорами, подшитые и с небольшим каблучком. Не иначе, для взяток и на продажу. В цех парня поставить нельзя, поскольку нужно будет план по валу горбатить, и тут уж не до изысканной зимней обувки.
   Быстро я смекнул, что не стоит на судьбу сетовать и просить нового напарника, иначе вылечу со свистом с фабрики, а мне стаж позарез нужен. Потому тяну свою лямку и не жужжу понапрасну, а с напарником липовым общаюсь исключительно по мере производственной необходимости.
   И вот однажды во вторую смену предложил мне этот "дух Акатуйский" разделить с ним пару затяжек какой-то "дури". Сели мы в подсобке. Дёрнули по паре раз от щедрот "косячка", помещённого в чрево "беломорное". Зека моего бывшего растащило, плывёт весь. А мне - хоть бы хрен по деревне. Запах специфический чувствую, а в голове ни шиша.
   Посмотрел на меня напарник и говорит, дескать, с первого раза не всегда забирает-торкает. Ничего, мол, вот всё начальство с фабрики уедет, мы с тобой, Славка, под водочку это дело повторим в самый расплетык сказочный. Под водочку, оно, знаешь, как замечательно будет. Оттопыришься непременно! Ништяк! Вштырит - словно сам Христос по душе босыми ножками!
   Хорошо, проходит время окончания рабочего дня для "пятидневщиков". Снова сели мы в подсобке. Бывалый мне полстакана из чекушки на глазок отмерил.
   - Делай затяжку, - говорит, - и запивай. Но сядь сперва, чтоб с непривычки головой не удариться, если падать вздумаешь.
   Сидим. "Травку" с напитком мешаем. Смотрю, уркаган мой конкретно торчит, будто лом в дерьме. От смеха его пополам сгибает. Взгляд безумный, а руки совсем не слушаются парня. Мне же - опять всё по якутскому ритуальному барабану, голый Вася. Плюнул я, водку допил и пошёл в цех.
   Однако чувствую, что-то со мной не в порядке. Жрать хочу, как из пушки. И такое впечатление - если не поем немедленно, то все кишки запутаются, а мне придётся "дубовицкого" во цвете лет играть. Побежал в столовую. Она у нас прямо на территории фабрики была. Бегу и думаю: "Только б не закрылась, только б не закрылсь..." Ноги, словно ватные. Успел еле-еле. Уже дверь запирать собирались.
   - Тётя Дуся, - кричу, - не осталось ли у вас чего, спасительница моя ясновельможная?!
   Та от неожиданности замок навесной с двери сняла и говорит:
   - Что случилось, Слава? Ты, как будто не в себе сегодня... Не пьян ли часом?
   А мне не до объяснений. Хорошо, смышленая тётка попалась. Сразу поняла - нельзя до каннибализма дело доводить. Короче говоря, съел я полбуханки хлеба и трёхлитровую кастрюлю холодных склизких макарон умял, всё киселём позавчерашней дойки запил. Тётя Дуся на меня смотрит, словно на узника Освенцима, жалеет и приговаривает:
   - Я ведь не знала, что такое дело... Остальное всё свиньям на подсобное хозяйство... С чего ж оголодал-то, милый мой? Или в карты зарплату проиграл?
   - Всё нормально, - говорю, - всё путём. Просто аппетит сегодня зверский.
   Тогда тётя Дуся, добрая душа, дала мне яблоко, пряник и две конфеты, заначенные для внука. Залудил безо всяких угрызений совести, хотя и поблагодарил сердобольную повариху.
   Всё, вроде бы, наелся.
   Ошибся, как оказалось. Через час та же история повторилась. Еле до конца смены дотерпел. А в общаге поздним вечером всех соседей на ноги поднял. Сожрал три котлеты с батоном, сковородку тушёной капусты опростал, выпил две кружки чая с баранками, а заодно ещё литруху варенья домашнего приговорил.
   Позднее просыпался два раза среди ночи. Первый раз достал пельмени, которые висели в авоське за окном на морозе - в холодильнике "Форточка", принялся варить на кухне. Не дождался, покуда будут готовы - сожрал полусырыми.
   Второй раз просто попил чаю с печеньем. Уже и не лезло. Впихнул насильно.
   Стоит ли рассказывать, чем всё закончилось? Крепость моего "стула" оказалась назавтра такой прочной - три дня еле ползал не в состоянии согнуться. Как только по шву не лопнул, удивляюсь.
   Вот с этих самых пор я голландцев не понимаю. Хотя, наверное, у них уже тогда нечто вроде "Мезима" и "Дюфалака" в аптеках водилось. Капиталисты, чтоб им...
  

Глава 14. Разум силу ломит

  
   Учился я в этот период не то на втором, не то на третьем курсе Ульяновского политеха. Да-да, заочно учился. В первой попытке в Новосибирске очным образом пытался получить высшее образование, но не вышло. Пьянки-гулянки, девочки-припевочки... Вырвался, как говорят, на свободу из-под родительской опеки - и вот вам результат: был насильно разведён с отсрочкой от службы в армии и отправлен на Тихоокеанский флот за хронические пропуски занятий и вытекающую из данного обстоятельства академическую неуспеваемость. Три года постигал потом науку подводного электрика на субмарине проекта С-613. После дембеля устроился на работу, а образование получал уже заочным манером.
   Не знаю, как в иных ВУЗах, а в Ульяновском политехе сессии у заочников в годы переразвитого социализма тянулись, словно резинка от старого эспандера - будь здоров: месяц, а то и полтора. Приезжаешь из своей глубинки, тебе в две-три недели принимаются такой объём материала вмантуливать в жутком темпе, который тем, кто на дневном отделении обучается, целый семестр вдалбливают; лабораторные - с той же интенсивностью. Какие уж тут терапевтические дозы. Беспредел полный.
   Сдаёшь потом эти лабы, зачёты, курсовики навалом, в суматохе, вперемешку. Не сдаёшь, собственно, а спихиваешь. Голова к концу дня порой ничего не соображает. Бывало, некоторые мои сокурсники путали, по какому предмету зачёт получен, по какому ещё нет - повторно приходили. Мало весёлого-то. Время только зря теряешь, а его можно было на что-то другое потратить.
     А ведь мы же умудрялись и гульнуть хорошенечко, кроме всего-прочего. Но не в процессе зачётной гонки, разумеется. Просто рано или поздно приходит такой момент, когда всё - отстрелялся почти. Зачётка с правой стороны разворота ломится от записей, значит, пора к экзаменам голову готовить. Если и дальше ко всему относиться серьёзно, с ума можно сдвинуться в результате чересчур насыщенного учебного процесса. Но лучше, как говорится, вычистить трюмы для погрузки основного багажа знаний, что обычно заочники и делали.
   Вот помню, сдали мы с ребятами из группы последний зачёт, и вдвоём с приятелем, решили отметить радостное событие походом в ресторан - на людей посмотреть, себя показать и не получить при этом в морду. И девчонок с дневного отделения с собой позвали, дабы не терять времени на поиск партнёрш для танцев. А то, сами понимаете, подвыпившему мужчине непременно захочется пригласить даму на тур вальса. А если выделенная тобой дама уже с кавалером, а не одна, будто былиночка? А если кавалер тот, нервный боксёр с "корочками" мастера спорта международного класса? Ага, вот-вот... тут и до мордобоя недалеко.
     Таким образом, по старинной народной традиции припёрлись мы с дружком институтским "в Тулу" со своим, что называется, самоваром. Сидим, музыку живую слушаем, выпиваем, закусываем, танцуем. Девчонки рады. Не часто им удаётся в увеселительное заведение выбраться - у студентов-очников не настолько велик доход, чтобы запросто по злачным местам шляться, да ещё и подружек с собой водить. Другое дело - заочник, человек самостоятельный, по большей части - обеспеченный, не жадный... если на выезде.
   Вечер, кажется, удаётся. Сидим, отдыхаем вчетвером. Настроение чудесное. Расслабуха.
   И тут, ровно, как у классика, "средь шумного бала случайно", начинает к моей даме один хлыщ приставать. И так к ней подъедет и этак. Разрешите, де, с вами тур вальса станцевать и угостить шампанским. Расфуфыренный мужик, что твой индюк, только вместо бороды жабо из невыносимо-бледно-лиловой ткани под самыми брылами болтается. Зрелище не для слабонервных, должен заметить. Тогда же о добрых голландских бисексуалах нам ничего неизвестно было, вот и злились при виде подобных господ, не понимая, от чего конкретно.
     Девица моя ни жива, ни мертва: чувствую, отказать впрямую почему-то не может, но и соглашаться не спешит. Бледная вся, а саму колотит, будто в лихорадке. Понял, нельзя Катерину, так студентку-очницу звали, в лапы гоголя расфранчённого отдавать. Оттёр я его подальше от столика и говорю:
   - Извините, дама не танцует. Она вам русским языком объяснила, неужели непонятно?
   - А вас не спрашивают, молодой человек! Это моя невеста, а вы её по ресторанам водите... И не стыдно?
   - Вот тебе раз. О женихе мне ничего сказано не было. И какая ж она вам невеста, если с вами даже танцевать не хочет?!
   - Посмейте мне здесь ещё указывать! Быстро укорот дам! Хам!
   Настроение у меня всё равно благодушное, невзирая на приключившуюся неприятность, потому замечаю:
   - Не стоит ругаться. Вы бы отношение со своей невестой выяснили для начала. Мне, собственно, охоты нет - в ваши разбирательства влезать.
   Мужичок ничего мне не ответил, а лишь схватил Катю за руку, крайне грубо схватил и принялся на неё кричать совершенно жутким образом. Та в слёзы. А франту, видно, этого и нужно, будто подпитывается он чужим негативом. Чисто вампир энергетический.
   Взял он потом девчонку за плечи и, ну, трясти, как грушу в период сбора урожая. А сам лыбится, чисто фарфоровый Будда, такой у моего отца на книжной полке стоял. Я не рассказывал разве? Ну, да - с отбитым носом. Только фарфоровой копии нос отшибли по неосторожности, а у возникшего перед нашим столиком франта...
   Тут я не выдержал. Не моё, конечно, дело, но, если не умеешь с девушками обращаться, то лучше при мне руки не распускать. Зарядил я господину под глаз легонько, нос, правда, ломать не стал. Завизжал мой оппонент, Катю выпустил и в сторону отскочил с криком:
   - Ты мне заплатишь, скотина! Убью, по стенке размажу! Будешь кровью дристать до старости.
   На последнюю реплику я отреагировал адекватно, настолько адекватно, что у мужика на лице случилась полная симметричность осветительной атрибутики. Появился метрдотель с вышибалой подмышкой и заблажил, мол, не нужны ему здесь драки, дескать, прямо сейчас вызовет он милицейский наряд, и ещё много рассуждал о каких-то моральных издержках. Оказались они не так уж и велики, громогласно заявленные издержки - хватило трёх рублей, чтобы погасить начавшийся было пожар.
   Господин в жабо, тем временем, исчез из поля зрения. Катя же всё не могла успокоиться. А когда в себя пришла, сказала:
   - Ой, Славочка, это ведь преподаватель по сопромату. Он и у заочников экзамены принимает... Что ж ты наделал?!
   - Позвольте, сударыня, это я наделал? А кто надумал свои личные проблемы за счёт других решать? Тоже я?
   - Ты всё неверно понял. Николай Сергеевич давно за мной ухаживал. Я всё отказать не могла, а потом решилась. И тут его словно подменили. Стал он меня всюду преследовать и разные гадости говорить, мол, если замуж за него не выйду, со свету сживёт, ославит перед сокурсниками. Я даже из общаги вечером выходить боялась, если не в компании.
   Прошёл месяц, Николай Сергеевич, вроде бы, перестал за мной волочиться в своей агрессивной манере. Я и успокоилась. А тут такое... Не удивлюсь, если узнаю, что он за мной следил.
   - Ничего себе, Катюша, ты рассудила. Всё тебе хиханьки, а мне ещё экзамен сдавать. Хотя, конечно, вероятность к этому змею Коленьке попасть - один к четырём. Буду надеяться на лучшее.
   Не успели мы успокоиться, как в поле моего зрения вновь обозначился Николай В Жабо Сергеевич. Он расположился через столик от нас с огромным и вдоль, и поперёк мужиком, больше напоминавшим аккуратно постриженный кипарис с мордой орангутанга в середине кроны, чем на обычного человека.
   Преподаватель сопромата, обнаружив, что вся наша компания его заметила, начал гадливо подмигивать, показывая большим пальцем на своего соседа. Я немедленно догадался, "оружие возмездия рейха" уже приведено в полную боевую готовность. Требовалось просчитать, как же действовать дальше, дабы следующим утром прийти на консультацию своими ногами.
   Понятно, затевать драку прямо в зале моим оппонентам будет не с руки: реноме преподавателя - прежде всего. К тому же, сражение в пределах "внутренней Монголии" обязательно будет сопровождаться изрядными финансовыми издержками. А вот на выходе из ресторана, там, где начинаются нейтральные степи "Монголии внешней" -другое дело. Там, вероятно, меня и будет ожидать премилая горилла с повадками каннибала - ишь, как шашлык по-карски мурцует - только звон шампуров о металлический прикус гиганта по всему залу распространяется со зловещим текстом: "Я те дам, засранец! Я те дам!".
   И ведь даст. А как быть-то? Такое тут меня зло взяло - я просто взвился с места и прямиком в сторону оппонентов направился. Телеграмму летописного содержания - типа "иду на Вы!", правда, не послал предварительно. Да знал я уже, что делать стану. Конечно, знал. Я же с головой-то дружу, как вы понимаете.
   Короче говоря, препоручив Катю заботам приятеля, двинулся я к столу, где сидел Жабо Сергеевич и Орангутанг Гориллович. У преподавателя даже глаза на лоб полезли от неожиданности. Не мог он понять, отчего мне вдруг в голову втемяшилось развязку ускорить.
   Подошёл я поближе и сказал, насколько возможно дерзко:
   - Ну, и что вы, пацаны мои славные, хотите? Помахать кулаками? Давно, видать, в чужих руках не обсирались? Келеш-мелеш, трёшь-мнёшь, сейчас я вам предоставлю такую возможность.
   - Че-го? - привстал Кипарис Каннибалович. - Что здесь за клоп варнякает? Да я... тебя... С говном покойной Жучки смешаю! Слышь ты, урод?
   - От Спинозы спинного мозга слышу!
   - Коля, я сейчас этому... этому... прыщу грызло-то расплющу!
   - Стой, Витёк! Не видишь, он тебя провоцирует? Дождёмся, когда на улицу выйдет, там делай, что хочешь.
   Я не стал дальше дразнить Орангутанга Кипарисовича, а просто предложил:
   - Смелый, говоришь? Тогда пошли сразу на воздух, там и разберёмся, чьи трусы сильней полиняли?
   - Че-го?
   - Выйдем, говорю, шкаф безмозглый!
   - Ну, я тебе сейчас сделаю козью морду!
   И мы направились к выходу. Я двигался быстрым шагом, поскольку свист и сопение господина Кипариса Квазимодовича подгоняло меня в спину.
   И вот мы на крыльце ресторана. Маленький я, а напротив преподаватель в жабо и его дрессированный Годзилла Каннибалович, который жаждет немедленной сатисфакции за то, что ему пришлось познакомиться с игрой моего интеллекта, выраженного в словах и словосочетаниях.
   Монстр орал, будто я украл у него туалетную бумагу в самый ответственный момент, ничего не предоставив взамен - ни газеты, ни лопушка, ни фанерки, ни даже трамвайного билета:
   - Держись, гадёныш, сейчас я сделаю из тебя котлету по-киевски с дроблёными косточками!
   - А ты быстро бегаешь?
   - Че-го?
   - Тогда догоняй!
   Свои последние слова я сопроводил стартовой позицией и отчалил на непредсказуемую дистанцию в темпе первого юношеского разряда. Мои добрые друзья - гражданин, увенчанный облаком жабо, и стриженный под "полуДУбокс" кипарис с кулаками - опешили. Они просто не ожидали от меня настолько вопиющей наглости. Да и бегать, видно, с детства были не обучены. Так что вскоре оказался я в полной безопасности и спокойно вернулся в общежитие, куда через несколько минут после меня примчался на такси мой напарник с девчонками. Вечер мог бы оказаться испорченным, но по дороге ребята посетили привокзальный буфет и прихватили оттуда две бутылки шампанского и даже коробку дефицитных конфет с просроченным сроком реализации. Праздник продолжался ещё достаточно долго... О его подробностях умолчу, чтобы не поколебать нравственных позиций преподавателя сопромата. Пусть засыпает спокойно и спит без кошмаров, вспоминая молодость.
   Но на этом, как вы понимаете, дело не закончилось. Иначе стал бы я распинаться битый час перед вами. Верно-верно, экзамен по сопромату принимал у нашей группы тот самый незабвенный Николай Сергеевич, один из четырёх преподавателей кафедры, прикрепленных к заочникам. Только теперь он выглядел более торжественно в своём костюме советского клерка средней руки. Особенно знаково выглядели тёмные очки с возможной диоптрической составляющей, прекрасно скрывающие следы недавних похождений. Словно и не случилось ничего пару дней назад, и перед студентами сейчас сидит не любитель закатывать истерики в публичных заведениях, а сама социалистическая благонамеренность.
   Было совершенно отчётливо понятно, "ледового побоища" не избежать. И ещё не факт, что псу-рыцарю из ордена заочников удастся удержаться на поверхности. Топить будут! И топить самыми извращёнными способами.
   Так, собственно, и вышло. Николай Сергеевич с трудом скрывал своё торжество, когда я скромно к нему подсел, готовый к ответам на все вопросы доставшегося мне билета. Процедура "месть хана Гирея своему проштрафившемуся евнуху" продолжалась минут тридцать. За это время экзаменатор успел насладиться вендеттой а'ля сопромат в полной мере.
   Я узнал, что подобных лоботрясов и невежд, как я, ещё не видел свет. Что система заочного обучения должна немедленно избавляться от подобных "субчиков, дискредитирующих светлый лик лучшей в мире советской высшей школы". Что нельзя давать дипломы кому попало только лишь потому, что у меня хватает наглости прийти на экзамен неподготовленным. Логики в последнем заявлении практически не обнаруживалось, но Николаю Сергеевичу было совершенно на сей факт наплевать. Гнобил он бедного студента-заочника со знанием дела. И будь на моём месте кто-то со слабыми нервами, неизвестно, чем бы всё закончилось.
   Сессия моя затянулась. Всё сдано, кроме сопромата. Пришлось давать телеграмму на родное предприятие, испрашивать разрешение на получение пары недель в счёт очередного трудового отпуска, за свой счёт у нас не полагалось.
   Прошло дней десять, мне удалось сделать две попытки сдать экзамен, но, как вы догадались, всё напрасно. И главное, что обидно, я прекрасно знал сопромат с той поры, когда учился до службы "на флотах" ещё в Новосибирске. И самое неприятное - не просто прекрасно владел предметом, но и знал о своём знании, был уверен в нём. Мало того, Николай Сергеевич тоже прекрасно понимал, что Я ЗНАЮ!
   Необходимость принимать экстренные меры обозначилась очень отчётливо, иначе всё могло закончиться не совсем весело. И я отправился к заведующему кафедрой. Тот очень удивился обрисованной ситуации. Никогда доселе не случалось, чтобы заочник не сдал экзамен за три попытки. На "удовлетворительно" всегда можно было сговориться. А тут такое дело - нашла коса на кастинг.
   Через день я сдавал экзамен целой комиссии. Ух, и пытали ж меня. Столько эпюр распределения напряжений в разнообразных балках, сколько нарисовал я на доске в тот день, не строил целый курс за семестр обучения.
   И вот, наконец, заведующий кафедрой взял слово:
    - Хорошо, Салеев, вы нам продемонстрировали, что научились разбираться в материале. "Отлично" мы вам поставить не можем, поскольку, как говорится, не с первого раза (многозначительный взгляд в сторону Николая Сергеевича), а вот четвёрка ваша очень крепкая. Поздравляю со сдачей!
   Вылетел я из аудитории счастливый и пьяный от хлынувшего в кровь гемоглобина. Присел на подоконник, просто хотел успокоиться, а тут и мой визави вываливается. Увидел, что я никуда не спешу, и давай меня костерить:
   - Теперь доволен? Всю жизнь мне испортил, гадёныш. Теперь хоть с кафедры уходи. Сука ты, Салеев, а не студент!
   Хорошенькое дело - я же ещё и виноват! Взыграло во мне ретиво'е, и очки с затемнением Николаю Сергеевичу снова оказались очень необходимы. Он визгнул фальцетом оскоплённого евнуха, будто вызовет милицию, только придёт в себя - сразу вызовет, но на этом всё и закончилось. Не вызвал - взбзднул. Коллеги-преподаватели тоже суетиться не стали, хотя и видели весь процесс обновления фонарей под глазами кичливого ассистента. Они просто улыбались и проходили мимо.
   Что вы говорите? А всё - больше мне на данной кафедре ничего сдавать не довелось. Я же инженер-энергетик, ё-моё, но ни разу не механик. Слышал, правда, краем уха, что вскоре Николай Сергеевич уволился по собственному желанию и скрылся в неизвестном направлении. А Катя? Её я встретил через полтора года. Она вышла замуж за своего однокурсника, родила, сидела тогда в академическом отпуске. Посмеялись с ней, вспоминая давнишнее приключение, погуляли с коляской, будто молодая семья. Но с мужем она меня знакомить не стала. Видно, боялась, тот приревнует, а бегает он точно лучше меня, поскольку имеет разряд по лёгкой атлетике.
  

Глава 15. Бальные танца, вместо послесловия

  
   В возрасте примерно с десяти до четырнадцати лет я посещал студию бальных танцев при дворце пионеров. Класс танго и самбы. Потом меня выгнали за бесперспективность - ростом оказался мал и никак вытягиваться не желал. Сначала думали - вот-вот, а мальчик не рос... Поэтому и выгнали. Но основным движениям выучился я так, что не забуду при всём желании до конца жизни.
   Когда уже в лицее информатику преподавал, молодые девчонки на вечерах со мной предпочитали танцевать, а не со сверстниками. Сейчас же из парней, кого ни возьми, никто толком и двигаться не умеет. А уж о том, чтобы правильно вести даму в туре вальса, речи нет вовсе.
   А я танцевальному искусству три года отдал и ничуть о том не жалею. И партнёрша у меня всё это время одна и та же была. И чувство влюблённости у нас на втором году общения появляться начало, несмотря на то что очень мы с Валентиной поначалу вздорили. Чуть не до драки дело доходило. Потом как-то притерпелись. И знаешь, удивительное дело - должны бы мы с ней надоесть друг другу по всем законам, поскольку не только во время танцев общались. Частенько провожал я её после школы (мы в соседних учились). Должны были друг другу приесться хуже горькой редьки, а не надоедали. Наоборот, чем старше становились, тем сильнее друг к другу привязывались. Но тут меня выгнали по причине малого роста - партнёрша на полголовы выше (и это без каблуков) - куда такое годится! Недели две я переживал, даже заболел, из дома - ни ногой. Всё ждал, когда Валя ко мне зайдёт. Но не зашла. Я про неё и забыл. Голуби помогли. А потом как-то всё рассосалось: пропала любовь, так и не состоявшись.
   И вот во время отпуска, через сорок с лишним лет, встретил свою бывшую партнёршу Валечку... теперь уже Валентину э-э-э,.. а вот отчества не вспомню.
   - Как же ты её узнал?
   - Очень просто: когда три года по семь часов в неделю смотришь в глаза девчонки с расстояния детской ладони, неужели не запомнишь?
   Итак, через сорок с огромным хвостиком лет...
   ...шёл по улице родного Димитровграда, и вдруг - бац! Словно взрыв в голове. Только женские глаза вижу. А больше никого и ничего. Чувствую, она, женщина эта, тоже меня из толпы выделила, но не может понять, почему. Окликнул коротко:
   - Валя, здравствуй!
   - Славка? Ты?.. Ты меня вспомнил?.. А я вот так бы и прошла мимо, если б не позвал... по имени.
   Сразу все дела побоку - завернули в кафешку, которую я бы на месте хозяина переименовал в "Ностальгию". Почему - только мы? Ничего подобного. Там ещё несколько пар, скажем так, не пионерского возраста воспоминаниям предавалось. Вот здесь за бокалом красного вина Валя мне и призналась:
   - Знаешь, ещё в те времена... ты был маленький, но сексуальный... зараза... Я к тебе прикасалась и не понимала, что со мной происходит...
   Тут у меня, мой махонький дружок, даже уши вспотели от возбуждения. Боже ж мой, столько лет прошло, а тут оглушительное признания! А я ведь ни о чём не догадывался тогда. Не зря говорят - девочки раньше взрослеют.
   Но, как говорится, задним умом, как бы ни был ты им крепок, дверцы в прошлое не сломаешь. Если только - на уровне сверхсознательном, впрочем... что говорить о мечтах, растаявших много лет назад. И единственное, что мне осталось после этой встречи, а оказалась она катастрофически недолгой по причине обязанностей бабушки у моей давнишней партнёрши по танцам - пойти и толком выпить пива. А назавтра я уехал.
  

Заключительное слово автора

  
   Мой друг Ислям Хуснуттдинович Салеев скоропостижно скончался в январе 2009-го года в возрасте 58 (без двух месяцев) лет. Всё истории, опубликованные выше, написаны при его жизни, а собраны вместе в виде повести о детстве героя значительно позднее.
   История не терпит сослагательного наклонения? А история Славкиного детства и отрочества сможет. Пусть потерпит. Потерпи, история! И хотя это всё было писано-переписано 2,5 миллиарда лет тому назад... И повторится ещё не раз... Цикличность процессов неизбежна. Спираль Салеевского бытия закручена туго, и "татарский генезис" - её первое имя.
   И даст Бог, всё развернётся снова и снова. И мы встретимся со Славкой когда-нибудь в новой жизни. И я скажу ему:
   - Добрый вечер, дяденька Салеев! Мир ничуть не улучшился в наше отсутствие, не находишь?
   А Славка поправит очередную, пока не потерянную пару очков и ответит со свойственным ему лукавым прищуром:
   - Это всё от мракобесия! Хренотень по Чехову! Ты сильно не переживай - ещё сумеем тряхнуть серпом по граблям.
   И мы со Славкой уйдём в ту сторону, где восходит солнце. И земля раскрутится под нашими ногами, и запоёт натянутыми струнами ЛЭП, и придёт тот самый день, когда у нас всё начнёт получаться с первой попытки, как мы мечтали "много лет тому обратно" в том самом счастливом детстве, которое штатные и заштатные либеральные блогеры привыкли называть периодом "ужасающего совка".
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"