Чваков Димыч. Жизнь впопыхах

ЖИЗНЬ ВПОПЫХАХ

Жизнь впопыхах

Не комедия, в общем, не драма...

а какая-то жизнь впопыхах...

Не аккорд и, конечно, не гамма,

дисгармонии лиц потроха;

не сомнений тревожных обуза,

не сияние дальних светил,

не ракет улетающих дюзы

и не классики фирменный стиль;

не стремление вылезть из ямы,

не желание что-то познать,

не комедия, в общем, не драма,

а пустяшная в норке возня...

Билеты в Лету

"И прикусил язык в обряде целовальном,

когда себя заметил в образах..."

Димыч Чваков, фрагмент морали из ненаписанной басни

"Мимо станции налево -

наливные поезда..."

Диктор, выпив "для сугрева",

возомнил, что он звезда.

А в вопросе о билетах

философится ответ:

если едешь скорым в Лету,

то в плацкарте места нет.

И купейный отцепили,

и СВ сгорел дотла,

в общем вестовой Крапилин*

в бликах адского котла.

Поезжайте-ка в товарном...

Что, нельзя? И там аврал?

В Лету я б элементарно,

если хочется, попал...

Поскорей отправлюсь к топке,

угольком её пленю...

Я хотя чуть-чуть неловкий,

но в душе-то парвеню!

Ты сжигать себя наверно

не стремился, милый друг.

В Лете смраден запах серный:

есть и здесь девятый круг -

не с осадками из пепла,

не с тропинкою кривой,

а холодным свистом реплик,

леденящею молвой,

поношеньем добрых сказок,

униженьем тиражей,

ожерельем из отказов,

небрежением пажей...

Так что: в Лете искупаться -

наслажденье ещё то...

Черепаха носит панцирь,

ну, а бездари восторг

от читателя пустого

почитают за успех,

заскорузлостью из слова

дутый свой триумф воспев.

Черепаха панцирь носит,

так её устроен быт.

...я ж на болдинскую осень

не устану ворожить...

* Крапилин -- герой пьесы Михаила Булгакова "Бег", вестовой Чарноты, человек, погибший из-за своего красноречия по приказу генерала Романа Хлудова и являющийся тому во сне, символизируя угрызения совести Романа Валерьяновича.

Процесс

Потрепало жёстко время,

по лицу морщинами...

Постучало нервно в темя.

Отзвуками длинными

в уши вылило экстаз -

грома первозданного,

а потом в который раз

запустило заново

свой трагический процесс

бурного старения...

Время - длительный эксцесс

с разных точек зрения!

Зима как предтеча души

О! Времена... Какие нравы

для сердца русского слились!

Зима - извечная халява

румяных от мороза лиц.

Мороз! Как много в этом слове

сплетает праздничный аршин.

Какой-то дед девчонку ловит,

а мы поддатые лежим

под нашей ёлочкой нарядной -

совсем с собою не в ладу...

Лежали там неоднократно

и в прошлом, стало быть, году.

А Дед Мороз - отец порока -

читает детские стихи.

Мужчина пьющий, одинокий,

дела его совсем плохи...

Он гордым соколом взовьётся,

когда рванёт с утра коньяк.

Коньяк - напиток благородства,

но литру выпил - и дурак...

Тут не поможет умный доктор

или же гений от сохи.

Мороз из линий снежных соткан,

поют и пьют снеговики.

Вверх

Взлетает с крыши разрывною пулей

зелёный, будто холм, аэростат.

Несёт волной артерий душных улиц

пульсаций неумеренных закат.

Аэростат заносчивых амбиций

на курс ложится, будто самолёт.

Внизу мелькают люди, звери, птицы

и рек молочных ноздреватый лёд.

Огонь и пламень, серп и полумесяц -

синонимы и образы затей.

Аэростат совсем немного весит;

он на своей небесной высоте

нам кажется почти невидной точкой -

ему не светит прилететь домой...

...в Сети петляет не готовой строчкой -

отчаянной, не сыгранной, хромой.

Душа стартует с крыши, как ракета,

во сне летает всем смертям назло.

Зима уходит, на пороге лето -

не дирижабль, а девушка с веслом.

путь пут

путь короток,

хотя важней длины

нам кажутся его крутые горки...

спит городок

в предчувствии войны

или преддверии войны большого торга!

предместья спят

в неведенье сто лет,

не выходя из чар анабиоза;

а мне опять

тащить спито'й билет

экзамена "всемирная угроза";

а в том билете -

хакеров вагон

и Скрипалей скрипящая тележка;

держу в секрете

тайный перегон,

где застолбил я не орла, но решку;

я новичок

в компаниях блатных -

мне foreign office горше, чем обида;

подставь плечо,

коль нет причин иных

припрятать от народа "дольче виту"...

путь светел был,

хотя важней, чем свет,

играют роль, взлетая, полутени;

в пылу борьбы

в мятежной голове

родится вор и умирает гений!

Сочинение, процесс

Сочилась мысль,

как тысячи слогов

сочиться не способны между пальцев.

Сломалась кисть

об абрисы врагов,

распятых и растянутых на пяльцах...

Глаголы жгли,

как руки жжёт порой

в золе седой печёная картошка.

Глоток любви,

затем - глоток второй

и для причастий маленькая ложка -

инструментарий, в общем, невелик,

ещё есть, правда, несколько союзов...

Душа опять от нежности болит

и сердце полнит невесомым грузом

назревших поэтических затей

бессмертного в идеях гражданина...

Не сказано ни слова в простоте,

а сказанное - всё-таки рутина.

Куда важнее не озвучить мысль,

а в ноосферу передать посланье.

Как при Баяне, буквы сеет мысь

и не свои перебирает сани...

Нереализованный потенциал

Он мог бы много и всего,

но не хватало козырей...

А был удачный тучный год,

пока в пути п о в о д ы р е л...

...и вёл баранов на убой,

себе выгадывая жизнь...

Он не любил тупых рабов,

но обожал закат кулис

и был завзятый театрал,

как кто-то древний завещал.

Трудился с ночи до утра

и цену знал простым вещам...

Он мог бы много и всего,

но быстро вылетел в трубу

в тот самый-самый скверный год,

который всех почти "обул".

Недодоил, недохотел...

Писал прошения в суды...

В своей наивной простоте

ходил в ста метрах от беды,

но всё же выкрутился сам,

зато всем прочим не помог...

В чужих глазах блестит роса,

ну, а в его - лишь серый смог!

На ять

"На ять" прожить? Тогда ужо держи

две унции ядрёного пространства,

пять лун, десятка три протуберанцев,

для измерений гендерных аршин.

Быть ангелом небесным хорошо

и крылья раскрывать по мере вдоха....

Но вам сказать я в сотый раз пришёл:

стать человеком тоже бы неплохо

в среде пустой и откровенной лжи,

когда словам нет веры ни на йоту,

когда в прицеле, как мишень дрожит,

предчувствие волшебного полёта.

Прожить "на ять" выходит не всегда,

и нет здесь никаких ограничений.

Быть ангелом - известная беда,

как мчаться с Ниагарой по теченью.

"На ять" прожить? Тогда ужо держись -

за поручни на палубе хватайся

до напряженья узловатых пальцев,

до исступленья раненой души!

Удачи!

В моей избе

не всякая звезда

достойна жить...

В окне - Казбек

блестит:

ледник лежит.

Без лишних сантиментов

по сантиметру выбираю жир

из киноленты....

и по резьбе

верчёная езда -

в полвека сантиметр

червяк бежит...

такая передача!

лжи

в избе?

и есть успех,

и есть скандал

и оттиск щедрый

в витражи

блажить

устал...

щепотку ветра

на все -

без сдачи!

Я досчитал до ста -

удачи!

Свет

Я Свету нужен, как и он

мне нужен был, покуда не окрепну...

Эйнштейн, Эпштейн, "Декамерон"

и иже с ними "мёртвая царевна" -

мои друзья из разных лет...

Я странным фактом сильно озадачен:

давно живущий на земле,

с умом в разводе и пока безбрачен.

Всегда мне нужен этот Свет

я без него тоскую то и дело;

он мной не раз уже воспет -

конгломерат души с астральным телом.

Бесплатный сыр

Скрижали слишком много обещали...

Я верил, что они изменят жизнь.

Так ты не утолишь моя печали,

взрастив из ожиданий миражи?

Да, ты напёрстком вычерпал мне душу,

не ангел и не слишком гадкий бес.

Но мне такой подлец как раз и нужен,

как инвалиду фирменный протез,

чтоб было с кем бороться перманентно,

ломая представления о том:

вся жизнь моя - какой-то сыр бесплатный...

Не в мышеловке, а вдвоём с котом!

Тревожное

И снова жесть, и нет покоя,

и угодил фигляр в капкан...

Луны прожектор сбит рекою.

И низвергается вулкан

в ущелье дымной Ниагарой,

встаёт фонтан из-под земли...

Раздавит лавой Божья кара!

Но плакать громко не велит,

а лишь тихонечко молиться

с улыбкой сдержанной зовёт,

сменяя в инстаграмме лица,

мой удивительный пилот...

...который ангелом з о в ё т с я,

хранит меня на склоне лет

по совокупности эмоций

не в небесах, а на земле...

И мы идём с ним, словно братья,

пределы сокрушая снов,

как будто кстати... и некстати

своё шлифуя ремесло,

к какой-то незнакомой цели -

кому известна эта цель?

Задорный дух в субтильном теле

и след терновый на лице!

Обратный отсчёт

Сменив ориентиры между строчек,

расставил скобки смыслу поперёк...

А червячок-то нервы днём и ночью

подтачивает, как тяжёлый рок!

Считает метроном чужие мысли

на каждый мах упрямой головы;

плевок звучит, как одиночный выстрел

в мишень судьбы, четырежды увы!

Отсчёт обратен,

как из фарша шейка

на кухне возрождается легко...

Завзятой блядью

пляшет канарейка

в одном ряду с когортой дураков,

лимоном в чай

решительно ныряет,

и перья облетают в тот же миг...

Опять молчит

пустой reception рая,

не наводнённый глупыми людьми.

Зато в аду

шумовки по талонам

и кочерёжек страшен дефицит.

В каком году

закончатся патроны

и Фаустов бессмертье посетит?

лето-осень, водораздел

над нивами кружит бродяга ветер

и против шерсти гладит урожай...

ты вспоминаешь, милый мой, о лете?

оно ж тебя не помнит - очень жаль!

оно такое было... гнулись мачты,

и я согнул июль в бараний рог!

тут - хочешь пой, а хочешь - тихо плачь ты

в букете бездорожий и дорог -

не изменить ведических усилий,

поставив силу магии на кон...

всё будет так почти, как мы просили,

но, как всегда, мешает Рубикон!

небольшое неудобство

я на премьере спёр из дневников

осколки слишком ветхого завета...

без памяти трудился дырокол,

вгоняя непутёвого поэта

в реестры строф,

в кадастры трудодней;

а в них один банальный all inclusive...

как рыболов

цепляет рыб на дне,

я бреднем добывал каскад аллюзий,

а после, отправляя на убой,

ласкал во рту с убоя свеженину...

свободно петь на празднике рабов -

напиться допьяна адреналина!

я на премьере гвозди забивал

в трофейные метафоры и тропы...

кружился циркуль, "чёрная вдова"

ломала фреймы мыслей на синкопы!

лишь я один тревожил ритмострой

в застенках утончённого холопства...

здесь где-то рядом вырыто метро,

здесь рабство - небольшое неудобство.

Хозяин в доме

Умирал да не умер,

взялся петь да не спел...

Жил неспешно безумен,

как анчутка в избе.

Запирался в чулане,

прятал мысли в киот,

был до крайности крайним,

словно Саймон Зилот.

Спал на сене, пил мёды,

скорбно стыл на ветру;

нёс в анналы природы

героический труд:

драл берёзу, плёл лыко

между фирменных строк;

в общем, горе не мыкал,

свой лелея мирок.

Только вышел однажды

беспримерный конфуз -

из продвинутых граждан

хатник*, снявши картуз,

проявился на фото,

будто пламя из тьмы...

Славный город Киото

за киотом зимы

охладел к Куросио,

близ Гольфстрима побед...

...небо, сакура, слива,

скромный прочерк в судьбе!

Золотые рулады,

хатник вышел в окно

и стремительно падал,

как французский прононс...

...был ругательств проворных

слышен бурный букет -

оборотов отборных

упоительный бред...

Умирал да не умер,

до земли долетел...

...отработавши нумер,

в свой укромный удел

отползая неспешно,

провоцируя бой...

Несознательный, грешный,

недовольный собой.

Распростёртые мысли

опрокинув в закат,

время вынесло числа

каббалою цитат.

* хатник (белорус.) - домовой.

с песней по...

стараниям моим предшествует гешефт;

я маржу получу,

неграмотный портняжка:

слова твои горчат в почти пустой душе -

не трогая ничуть,

как с паперти бумажка!

распахнуты с утра врата моих церквей

и служба в них идёт,

и слёзы точат глотку...

просвитер иерей поёт, как соловей,

и в сердце тает лёд,

и закипает водка...

конечно, не кагор, но тоже есть предлог,

чтоб душу приобщить

до таинства Христова...

неся какой-то вздор, легко вскочу в седло -

пусть звякают ключи

побудкой оркестровой...

стараниям моим предшествует печаль;

я сдачу получу

прогорклою росою:

на происки судьбы мне трудно отвечать

в край избранных причуд

отправился босой я!

сжирает саранча рукав на парандже

отчаянно кричу

я, словно бы сирена...

слова мои бренчат в почти пустой душе -

не трогая ничуть,

как безголосый кенар!

Осенняя призывная

Бросаю женщин, пить унылый брют,

ловить сигар вонючих ароматы.

О, смертный бой, "как твой характер крут"!

Идём, поём не в ногу "аты-баты"...

Шартрез, шабли - дурной аперитив -

не слишком аппетитная добыча...

солдат привык "наркомовские" пить -

такой уже сложившийся обычай.

И, чёрт возьми, сигары ни к чему!

Приятнее разжиться самосадом -

махорка ближе сердцу и уму,

достойная солдатская услада.

А также непонятен разносол,

Нет ничего милей перловой дроби -

надёжный гений кашу изобрёл,

а не какой-то там продажный лобби!

А впрочем - нет, налейте коньяку!

И дев сюда в стилистике хайтека!

Служить был рад... и разводил тоску,

но "нет" сказал один знакомый лекарь!

Студенческое

Я водку пил, пожалуй, что - и раньше:

лет сорок будто сорок сороков...

Носил тогда с собой пустой стаканчик:

хватил сто грамм в пивной... и был таков.

А плавленый сырок с ломтём ставриды

так хорошо ложился в тяжесть строк.

А если пива, то три с гаком литра...

Пивнуха нам - гештет или бистро...

Тянулись там прекрасные беседы,

закуски были в самый аккурат:

сухарь солёный, кружка пива следом.

По этой части мы профессора.

Нам сопромат натягивал не балки,

а в комнате верёвки для белья.

Картошка с салом - ешь, дружок, не жалко,

пока соседи курсовой "козлят"*.

Вахтёрша, как обычно, на измене -

в общаге притаились чужаки:

того гляди, ещё сожрут варенье

или девчонок станут от тоски

тащить в кровать, где панцирные сетки

затейливо и весело скрипят.

Общага - не казарма и не клетка,

и здесь порой не в одиночку спят...

И вот диплом - как гром из деканата,

а мы ещё хотели погулять!

В большую жизнь пока нам рановато,

Учите нас и дальше - вуаля!

* - "козлить" - переносить чертёж с миллиметровки на ватман или с другого ватмана при офмспомощи снятой оконной рамы, настольной лампы и двух столов. Карандаши ТМ, М, рейсфедер, рапидографы, тушь и пара рук прилагаются.

Поэт - перо сплетения аллюзий

В голове, опустевшей упрятана мысль -

и никак не унять бессловесную боль:

мне бы мчать прямо к солнцу с экватора ввысь,

ну, а я норовлю - по экватору вдоль.

Ну, а я всё стараюсь куда-то бежать,

позади оставляя лишь хаос и тлен.

Мои режет глаза вековечная ржа,

когда я, как бамбук, вырастаю из вен

и взлетаю себе и Планиде назло -

нет причин, чтоб не пробовать этот приём,

и бурлю, будто призрак поганых болот,

когда страхом и болью паденье моё

рассыпается в пыль утомлённых дорог,

разлетается пеплом вулканов седых...

Я лечу невесомым гусиным пером

по скрижалям метафор и тропам беды...

Лирик во времени

Поэт летит пером гусиным

по апельсиновой строке,

и день - такой ужасно длинный -

прилип к его пустой руке!

А солнца глаз блестит на небе,

как чистокровный бриллиант...

Меня послушай, авва ребе -

поэт - непризнанный талант -

сонм неудач пером гусиным

стремится обратить в успех,

как ветер яхты парусину

вдруг развернёт во всей красе

и унесёт кораблик утлый

туда, где слава и почёт.

Ну, а поэт, оставив судно,

себя не в сказку увлечёт,

а в край романтики чудесной;

он лирик - скромный наш поэт...

И это каждому известно

уже три тыщи с гаком лет!

обращение к классику

поэтических трупов полно,

ну а вы-то, маэстро, причём?

коль Пегас ваш внезапно рванёт

это значит, что мир обречён

восторгаться шедеврами строк

год, столетие, сутки подряд!

как прекрасен аллюзии рок -

и метафор ведических ряд!

не топтать бы из ржи урожай,

не гулять бы по нивам худым...

под ногами трепещет межа,

испуская, как облако, дым

фимиама и прочих причуд -

от поклонниц один только лак...

я помочь дарованью хочу,

но пока не выходит никак

Засохшие чернила

Расстрельных перьев высохли чернила,

а может, пересохла чья-то кровь.

Меня рука судьбы остановила

обилием пустых дежурных слов.

И нет отбоя от витий натужных,

которым мало нежности души.

Они приятны только лишь наружно,

а что внутри? Сплошные миражи!

Утро намолено...

Клокочет кочет,

разрывая в клочья отходы ночи,

в ней доживаем мы остатки снов,

объедки пищи дожевывая,

запивая прокисшим вином

дешёвым,

как опера трёхгрошовая,

наплевав на прохожих,

румяных да гладкокожих...

Ожидаю дождя

поднебесную хмурень;

урожай вырождать

желаю в натуре -

вот дурень! -

как пифия или безумная гурия.

Свято место пустым не намолишь,

свято место имеет исток

там, где царствует вольная воля

и горит на груди образок,

словно уголь костра краснотелый,

будто божий намоленный знак...

Церковь белит извёсткой и мелом

чуть смурной от похмелья монах.

Солнце пахнет сеном!

Обессилел косой махать

и прилёг под кустом в тенёчке.

Да и что там таить греха -

накануне такая ночка

приютила в свой первый стог,

одурманила губ зефиром...

в сарафане совсем простом.

Пролетая над грешным миром,

заплутала судьба, на кон

выставляя последний козырь!

Вмиг растаял тревожный сон -

ехать легче, коль баба с возу...

На покосе амбре-дурман:

травы вялятся постепенно.

Там, где наш отгорел роман,

солнце пахнет просохшим сеном!

На переломе летошних иллюзий

От резиновой пули воняет гудроном,

спит по рощам народ, измождённый войной.

С неба ухают вниз недобитые дроны

и вздыхают пронзительно тварью ночной.

Заневестится утро кровавым рассветом,

расплескав серый смог по укосам в овраг.

Пронесёт сквозь сентябрь прободение света

бесшабашного бабьего лета аншлаг.

Дождевик отзывается каплями ливня -

напряжён и натянут, как ханский шатёр.

Доложу, довожу, доношу конспективно:

мой горит, будто осень, кленовый костёр.

От резиновой крошки воняет асфальтом,

спит по рощам народ, утомлённый и злой.

С зачарованных стен тупо щерятся скальды,

утомлённые Летой и славой былой.

Плакатный ангел

Плакатный ангел обломал перо

о странные видения Аида;

по коже побежал скупой мороз.

Как матадор, захваченный корридой,

я вылетаю выше проводов,

размахивая красною мулетой,

срывая с труб оркестров ноту "до"

и с клёнов расписные эполеты.

Вот мне бы подобрать к себе ключи,

чтоб внутрь впустить осеннюю святыню.

Желание на облако вскочить

пока горит, но всё-таки остынет.

затерянный в миру'

следы дуэли - разведённый мост...

как брошенное в панике оружье,

встаёт пожаром рыжий лисий хвост

и сотни лет над миром бренным кру'жит;

а на Дворцовой высыпан горох,

неизданного Богом урожая...

я б этим летом вышел за порог,

да вот воображение мешает...

Его судьба - магический маяк,

сверкающий из Ветхого Завета...

не вера, а уверенность моя

библейскими героями напета!

Мой календарь

Мой календарь рождён на передозе,

его брутальность штырит без предела...

...и всё подправить жаждет сука-осень...

...но стужа обведёт бедняжку мелом!

Включите свет, чтоб я увидел топку,

а которой дни рассыпаны в детали...

Мой мир - как из-под обуви коробка.

Мой мир - две стороны одной медали...

На аверсе фигура Дед Мороза,

а реверс - с упоительной наядой.

Мой календарь украсят смех и слёзы

и пятьдесят недель ещё в награду!

Дурман

Арест, уезд, болото, переезд,

насест, устав, мосты в большую жизнь;

наезд, рыбалка к перемене мест

и бреднем арестованный турист.

Бедро, ведро, блистательный бердан,

бризантные безликие полки;

стакан, сто грамм, гармоники каданс

и белая дорожка вдоль реки.

Усталость, склеп, фамильное добро,

бревно взлетает поперёк пути;

туман, дурман, затуплено перо,

и вместо нонпареля прёт петит!

десант

я тяготился временем в себе,

а время тоже тяготилось мною...

но мне оно в критический момент

раскрыло крыльев веер за спиною

и понесло меня по тучам строк,

и раскатало фейерверком тропов...

я стану не поэтом -- дайте срок! --

философом, прозаиком, Эзопом...

и полечу над морем, как Икар,

и, забавляясь озорным дельфином,

пойму внезапно -- я совсем не стар,

а в очаге не пламя -- там холстина;

за ней отличный кукольный театр,

в котором очень много разных кукол...

я в детство снова высадил десант,

а без него одна тоска да скука!

С молоком...

Любит родину сызмальства сущий

и живущий на этой земле,

если не был он в детстве упущен

на заре человеческих лет.

Если не был отвергнут страною,

как какой-нибудь жалкий червяк;

если кто-то вам скажет иное,

это будет немного не так.

Только полнятся роты готовых

разбазарить и домик, и сад...

Шов нордической масти крестовой

повязал в мой киот образа.

Здесь намолено тьмой поколений

из глубин очень мрачных веков.

Нет в реестре моих преступлений

Буратино в стране дураков.

Нет Пьеро и жеманной Мальвины,

Барабас в ней дежурный палач...

Мой очаг от отечества сдвинут,

как копилка чужих неудач.

Жизнь и мирЪ

Нагуляна, неистова, дебела,

накачана кальяном и вином,

с утра вдыхает грим осоловело,

вибрируя меж грёзами и сном;

запутана в пылу кровосмешений,

классически заточена на "ять",

потеряна в портале отражений

под крики и команду: "Расстрелять!";

проверена на прочность автогеном,

разложена на части в ряд Фурье,

разнежена волной в густую пену,

подсвеченная солнцем на заре;

отложенная в адресную книгу,

вошедшая не в свой фотоальбом,

умеющая выстроить интригу,

простая жизнь - бессмертия диплом!

К любви

Не суетите танцами оркестр,

наивные попытки в том оставьте!

Молчание непуганых невест,

дыханье с придыханием некстати -

всё это создаёт в душе фонтан

из чувств любви, коленопреклоненья...

А всё иное - просто суета,

исчезнувшее юности мгновенье!

Любить легко, когда ты молодой,

и на двоих в тебе достанет силы,

а поседел - увядшая ладонь,

которая любовь вчера носила,

уже не в силах высечь фейерверк

и распалить феерию желаний...

Да вот душа стремительная вверх

взлетит к твоим ногам быстрее лани!

Сверяя генотип

Такая масть - ненастье всуе

нести оттуда и до сих...

Протуберанцы в дышло сунем...

Что "не могу"?! Давай неси!

Такая жесть - ковать железо,

когда не слишком горячо.

В моих словах экспромтов пьеса,

а вы-то думали - расчёт.

Такая стынь - сидеть в засаде,

ну, а с небес - то снег, то град.

Ещё труднее - на ночь глядя -

когда планет тугой парад

расправит вектор вглубь вселенной,

где прячет Разум сам Господь...

Такая доля - сверив гены,

себя в себе перебороть!

О времени!

Струится время; словно кур во щи,

несётся свежевыпившим спортсменом.

А утром - как будильник - верещит!

Ломать-перелоМАТЬ через колено

все эти заливные жернова

от мельницы Создателя келейно!

Ах, мамочка, как ты была права -

за кружечкой горячего глинтвейна:

струится время; словно жидкий смог,

по улицам и весям повсеместно.

Ушедшая эпоха - как пролог,

в котором жить бывало интересно,

в котором я гулял по мостовой

и разносил газеты, сплетни, ссоры...

...мальчишка, начинающий плейбой,

конструктор, позабывший про рессоры.

И по ухабам жизнь моя текла,

и по сусалам беспощадно била...

О, Господи, чудны твои дела!

Спасибо, что мне дал на в р е м я силы.

Предчувствие

От предчувствий несмелых

густая молва

расплескала манерные мансы.

Милый мой, что же делать -

болит голова

в век блестящего сучьего глянца?

Забирается в небо

малиновый век

неуёмного грешного счастья.

Вместо зрелищ и хлеба

предчувствие бед

непутёвой непуганой масти.

Ухожу я за зверем

за дальний кордон,

увлекаясь, как егерь на выстрелЪ...

Я открыл эти двери

в космический дом,

заглушая в себе атеиста.

Как вольная птица

Наплевать мне на плющ,

виноград нипочём...

Кто-то в небо бамбуком стремится.

Я хронически пьющ,

коньяком увлечён,

и свободен, как вольная птица!

Развенчаю невольно

классический миф

о бессмертных героях Эллады;

это даже прикольно -

мой голос дрожит

нисхождением вод водопада,

когда я говорю,

как языческий бот,

словно тролль в маске мелкого беса...

Кислый, словно бы брют -

даже мёд не берёт -

неуступчивый тормоз прогресса!

Я хронически пьющ,

мой прекрасен коньяк,

я свободен, как вольная птица.

Только воздух гнетущ,

хоть и воет сквозняк

и по древу смолою сочится.

Мальчишник

В таверне пахло элем и дерьмом,

клубился дым под потолком табачный.

Мы пили водку - много, но с умом...

И пал закат, и было всё удачно.

И раскрывался весело портал

в пространство к девкам, где стриптиз ночует.

Всяк отсчитал от одного до ста,

пока красотка танцами врачует,

какой-нибудь валютный гонорар

и притулил за тонкую резинку.

В таверне разжигали мы пожар,

а после шли в свободную кабинку...

Кибер-бот

Зевал, чихал, смеялся в полноздри,

крутился юзом в оркестровой яме.

Никто не знал, что у него внутри

да и снаружи - в захолустном храме,

в среде наивных простодушных муз,

заботливых неопытных дурнушек,

где он один - почти бубновый туз -

себя в оркестре как-то обнаружил.

Кипел партер: там, накаляя страсть,

кричали "бис" почти на каждой ноте...

Бубновый туз - провинциальный князь -

такой один из очень многих сотен.

Его релиз программных тиражей

распространили, кажется, к премьере.

Ах, кибер-мозг - прекрасная мишень

из всех недавно насаждённых серий.

В его душе лишь тоненький смартфон,

фотоальбом в виньетках инстаграмных,

три промокода, скидочный купон

и ролик упоительно рекламный.

"В душе, mon cher, такая ерунда:

нет ни добра, ни зла, ни равнодушья...

А жизнь моя - без ручки чемодан...

Алло-алло, спасите мою душу!"

в полутора верстах

пил сок секвойи, ел арбуз,

гаремом нежным наслаждался...

и вот мешок подарков пуст,

остался лишь линялый галстук...

как будто спящая змея

он замер на уставшей шее,

но снять его, увы, нельзя -

он стал пристрелянной мишенью

для тех, кто целит в мой удел

ворваться варварским кагалом;

я с ним когда-то песни пел,

как в караоке - на сто баллов...

а он теперь меня гнобит,

бездумно загоняя в угол...

и нет давно во мне любви

помимо родственного круга,

и нет сочувствия... и слёз

не проливаю по потерям;

когда-то я огромный воз

вёз на другой... нездешний берег,

а вот теперь подрастерял

едва ль не половину сути

и стал в полутора верстах

от точки финишной в маршруте

Приземляя возвышенное

Сам продвигаю дело лихо,

за идеалом вслед лечу...

Моя весьма простая прихоть -

быть трубочистом так хочу! -

чтоб вылезая из камина

кричать нелепое: "Come in!"...

Я - трубочист наполовину,

а на вторую я акын,

поэт, вагант и мейстерзингер,

всем скальдам звонкий трубадур.

На крыше... мира, как на ринге,

но не хватает нежных дур,

которым петь устало в уши

вовек никто не запретит.

Я б им сознанье отутюжил,

как псу-заёмщику кредит,

как змею-ворогу десантник,

на крыше... около трубы.

Я - мейстерзингер... Так некстати,

что дымоход опять забит.

болит

(молитвенное)

...свеча горит;

и прикипает

к дурным манерам голова...

взлетаю к шпилю, неприкаян,

внизу же скатертью - Нева,

играет сальными боками,

толкая влажный парапет

и лезет на' берег рывками,

как затрапезнейший поэт,

бывало, тянется к Олимпу,

а там его ужо не ждут...

поэт сегодня - бледный символ,

давно исхоженный маршрут...

сам большей частью неустроен,

как упорхнувший банный лист;

его движение простое:

он - налетевший с моря бриз...

поэт, пожизненно гонимый, -

легко взлетает над рекой;

и время вслед неутомимо,

грозя не свёрстанной строкой

пшеницей всходит, будто солнце

из унавоженной земли...

поэт контуженный смеётся,

душа его за всех болит!

Вторичность

Паразитирую на классиках, увы...

мне не пристало быть оригинальным.

Не поднимая буйной головы,

забудусь сном в буфете привокзальном,

где свежестью не первой впопыхах

не мудрено изрядно отравиться...

И где-то здесь подкована блоха,

и Нос сбежал, исполненный амбиций.

И барышня, крестьянкою представ,

ломает представление о чуде,

хохочет сильно выпивший Фальстаф,

с Алисой говорит творожный пудинг,

и достаёт Алеко острый нож,

и Маугли по веткам ловко мчится,

Портос сосёт бордосское вино,

и воет в небо римская волчица...

На классике я выехать горазд,

раз не выходит новым стать Гомером.

А критику же просто между глаз

я заряжу в себя стальную веру.

Долги

Рельефно, в несколько заходов

над полем восстаёт рассвет,

и, наполняя соты мёдом,

и мёд качая на обед,

плету в уме интриг вагоны

с собой немного не в ладу.

Мироточа'щие иконы -

античным жрицам на беду -

на солнце "зайчиков" пускают...

Взлетают бабочек полки,

и воробьёв речистых стаи

Христу вернуть свои долги

спешат... спешат в небесном тире

и что-то в панике кричат.

Я ж, воскресая, как Осирис,

ломаю в хлам свою печаль...

Сплин

(триолет)

Звенит, как колокольчик на ветру,

души моей унылое томленье.

"Я душу, как умею, отопру, -

звенит, как колокольчик на ветру, -

развею сквозняком тоску-хандру

и очарую мир сердечным пеньем".

Звенит, как колокольчик на ветру,

души моей унылое томленье.

Любимый писатель детства

беллетристу, романтику, маринисту

Рецидивист убийственных метафор,

тягучих тропов нежный господин,

с уменьем записного каллиграфа

воссоздаёт оснастку бригантин

так романтично - с бака до бушприта,

что хочется хоть юнгою на борт -

пройти от Галифакса и до Крита,

забыв в процессе бытовой комфорт;

с пиратами сражение затеять,

на абордаж идти с одним клинком

в костюме главаря и лицедея,

судьбу морскую выставив на кон.

Создатель потрясающих метафор,

внезапных тропов записной храбрец,

с уменьем золотого каллиграфа

воссоздаёт романтики венец:

морские приключенья для мальчишек,

впоследствии - решительных мужчин;

без фейерверков, пафоса и вспышек,

без дураков и мнимых величин.

Мои отношения с Создателем

Я Богу улыбался сотни раз,

он мне в ответ частенько пел дождями,

сквозь тучи щуря свой лукавый глаз...

...ломая небо щедрыми ломтями!

Вкусив едва волшебнейший букет

хмельного ливня с терпким небосводом,

я грел стило дыханием в руке,

разыгрывая тексты, как по нотам.

Ему я посвящал свои стихи

и, тихие молитвы вслед направив,

порой грешил решением плохим,

желая угодить сермяжной славе.

Но дело в том, что Бог меня простить

сумеет даже в случае фиаско.

Я не поэт, тома мои пусты,

а мой апломб - всего лишь только маска.

Какие шутки, если жизнь одна...

Я долго ждал движения судьбы,

Купаясь в переброженном рассвете.

Не потому ль легко тобой забыт,

Хотя всю жизнь был за тебя в ответе?

Меня ты, рисом-сечкой перебрав,

Всё шлифовала надфилем усердно.

И я, забыв, как водится, устав,

Попал в твой плен легонько, незаметно.

И всё молчал, а ты меня в ответ

Сопровождала молча, словно спутник.

Мы так с тобой вращались много лет,

И не добились ничего по сути.

Про дело чести вспомнив иногда,

Я жемчуг дней нанизывал на нитку,

Они сложились в долгие года,

Они сливались в медленную пытку.

Теперь я - тень сгорающей звезды,

Чей свет летит с огромным опозданьем.

Меня винить во всём решила ты,

Ссылаясь на устройство мирозданья.

Мол, нужно первым, судя по всему,

Со козырной дамой, там, где гуж, хвататься.

И дело сердца передать уму,

Чтобы потом уже не сомневаться...

...любил украдкой твой потухший взор,

Не понимая страсти недотроги.

Я выглядел, увы, как тот танцор,

Которому весьма мешают... ноги.

И вот итог: ты, бросила меня,

Рассталась, словно временный попутчик.

Что ж, хорошо, ты всадник без коня.

Теперь скажи, кому-то стало лучше?

Под лежачий камень

Ущелье вездесущего Аида

ведёт Орфея задом наперёд...

Здесь Цербер служит на полставки гидом,

а иногда дождями слёзы льёт...

Офелия, назвавшись Эвридикой,

стремится в ад, как завещает Глюк -

без проявлений паники, без крика,

нимало не заламывая рук...

Навстречу Гамлет гордому Орфею,

а с ним - неугомонная семья:

Гертруда-мама, дядюшка злодей и

ещё четыре трупа окромя.

Харон улов не помещает в лодку,

как будто бы путина на носу...

Орфей уходит с песней очень кроткой

он "заблудился в сумрачном лесу"...

А где-то Данте их второго круга

ведёт непритязательный учёт...

Об этом обо всём молчит наука

и под лежачий камень не течёт...

К итогу

Спешат часы и подгоняют время

механикой разболтанной своей.

Стучит "тик-так" любым героям в темя,

когда в разлёт нахмуренных бровей

нас время подгоняет, как надсмотрщик,

преследуя по жизни;

по пятам -

фискальный кнут таинственный извозчик

оттягивает именем Христа...

...и воздаёт до самых до окраин

по тонне трудового киселя.

Так далеко до сердцевины рая,

когда пропал растраченный талант!

Комментарии: 6, последний от 18/01/2022. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 17/01/2022, изменен: 18/01/2022. 56k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2
Аннотация: не комедия, в общем, не драма...

Чваков Димыч : другие произведения.

Жизнь впопыхах