Последние годы набившего оскомину застоя запомнились мне тем, что работа сделалась в радость. Несколько лет после окончания авиационно-технического училища приходилось совсем по-ленински "учиться, учиться и учиться", дабы освоить обслуживаемую технику до последней заклёпочки. Опыт сам по себе не приходит, его подгонять требуется. И не просто подгонять, но и сопровождать самыми разными телодвижениями коры головного мозга, как сказал бы мой всегдашний напарник по командировкам Саня Жёлтый. Жёлтый - это фамилия, а не прозвище. Просто вот так повезло парню с предками.
И вот ты достиг вожделенной цели - имеешь допуски на все виды работ по обслуживанию авиационного и радиоэлектронного оборудования вертолёта Ми-6, на минуточку - самого тяжёлого геликоптера на тот момент времени. Получить шестой разряд с правом самостоятельного (без внешнего контроля) обслуживания борта на оперативной точке - скажу я вам, не слишком, мягко говоря, обыденное событие в череде прочих - проходных и не совсем. Это уже кое-что в кое-чём, со слов всё того же Жёлтого.
Так вот, в конце 80-ых годов ставшего почти дремучей историей XX-го века я достиг потолка своего профессионального развития. Но, как утверждают мудрецы, многие знания - многие печали. Теперь на меня возлагалась ответственность не только за обучение молодых специалистов, недавно вылупленных системой авиационного образования, но и за приёмку бортов на авиаремонтном заводе в Новосибирске, куда периодически отправлялась одна из наших приписанных к базовому аэропорту "шестёрок".
Если к первому можно бы ещё и притерпеться: готовить себе смену - дело нужное и полезное, потом эта молодёжь сама тебе на помощь придёт, то второе мне решительно не нравилось. Куда как лучше сидеть с экипажем на оперативной точке. А там - и полевые, и сверхурочные, и за налёт - доплата.
Так что Новосибирскую командировку я почитал двумя неделями, выброшенными из жизни. Кто-то мне возразит - мол, как же приехать в столицу азиатской части державы и не сходить в театр или музей, не прогуляться по набережной Оби, в конце концов? Отвечу. Повышение культурного уровня - дело хорошее, когда есть свободное время. А если нет? В процессе приёмки борта из ремонта особо-то не разгуляешься - весь день до позднего вечера на заводе торчишь привязанный, будто коза к изгороди.
*
Рассказывая о себе и своей работе, не забуду также упомянуть, какие в то время были в ходу шуточки-приколы - по-нынешнему говоря фишки - в околоавиационных кругах. И это уже не второстепенная, а главная деталь истории; пшепрошем, как говорится.
Все технические работники АТБ (авиационно-технической базы) увлекались тогда одной заразной затеей, вскоре превратившейся в поголовную манию - подсовывать коллегам какую-нибудь железяку в сумку, портфель или дипломат - так в конце 80-ых назывался чемодан для деловых бумаг типа "кейс". Не обошла эта социальная инфекция и наш участок вертолётов Ми-6. Чуть расслабился, и вот уже принёс домой коробку с заклёпками, кирпич или списанный агрегат с матчасти. Хорошо, если не слишком объёмный и/или тяжёлый. Среди "эстетов" описанного здесь развлечения считалось высшим шиком так отвлечь предполагаемую жертву, чтоб она, жертва, то есть, не просто не обратила внимания, когда её портфель внезапно стал неподъёмным, но и вынесла "нелегальный" груз за проходную, ещё лучше - домой, осознав факт "развода" слишком поздно.
Сначала я только созерцал - наблюдал за процессом подбрасывания "кукушкиных яиц" одним техником другому, а однажды и сам втянулся. Но обо всём в порядке следования событий, чтобы не исказить факты в спешке пересказа воспоминаний. За давностью лет всякий правый может сделаться виноватым, а непричастный заслужить награду... хотя бы и виртуальную.
*
Стоял не то август, не то сентябрь... не помню точно, какого года. Одно знаю совершенно определённо - Михаил Сергеевич со товарищи виноградники уже повырубили, но до Берлинской стены ещё не добрались, а "вечно плачущий коммунист" Николай Иванович Рыжков как раз передумал отменять северные надбавки, поблудив двое суток на ГТТ по заснеженным дорогам Приполярья, попав в пургу. И это в конце мая.
К тому времени в Новосибирске подходил к концу плановый ремонт одного из наших тяжеловесов - Ми-6. Всё штатно: с завода пришла телеграмма, о дате приёмки борта эксплуатантом, и руководство приняло решение отправить в командировку нас с Саней Жёлтым. Сашка - специалист по механике, а я по авиационному оборудованию.
Будущее предопределено. Летим в Новосибирск, проверяем состояние матчасти, прошедшей ремонт, вызываем экипаж, если всё в норме. Потом обязательный облёт на заводском аэродроме и - адью-гудбай, гостеприимные сибиряки, мы уходим на базу! В общем, дело привычное и где-то даже обыденное. Правда, совсем не прибыльное в материальном смысле, а наоборот - затратное: суточных не так много, а банкета по случаю приёмки матчасти на площадке подрядчика ещё никто не отменял. Но отказаться от командировки нельзя, сами понимаете: престиж профессионала, авиационная клятва на ЦИАТИМе-201и незыблемость очереди на жильё тому порукой.
Крайнюю смену перед вылетом в Новосибирск мы с Жёлтым больше бегали, чем занимались матчастью. "Без бумажки ты какашка" - старинная заповедь института советских толкачей-снабженцев и прочего командированного люда тому способствовала в полной мере. То в техотделе разрешение на право приёмки оформить, то допуск в цеха с особой степенью секретности в первом отделе получить, то ещё какие-то доверенности по финансовой линии - чтоб заправили перед обратным вылетом нашу "шестёрочку" по "Маруськин поясок", а не на донышко брызнули - впритык до первой посадки. Вот это занятия для настоящих... менеджеров, чтоб им икалось глубже, чем отрыгивалось. А нам с Жёлтым подобная беготня поперёк горла.
К вечеру, однако, разрулив все дела, забежали на участок - с ребятами "подосвиданькаться". Санька своей бригаде наставления даёт, отвлёкся. А ему в портфель, с которым он всегда в командировку ездит тем временем положили что-то небольшое, но очень весомое. Завёрнутое в газету. Ага, привычка взяла своё. Мне тоже пытались "заслать казачка", но я заметил вовремя и пресёк одним взглядом - дескать, вижу-вижу, напрасны ваши усилия, господа - не пошли бы вы просёлком.
Утром перед вылетом Саня со смехом вытащил из портфеля до боли знакомый газетный свёрток.
- Смотри-ка, Роберт, вчера мне подсунули стервецы, а я домой притащил. Если бы жена не удумала лишнюю сменку в портфель засунуть, так бы и увёз эту каменюку из Печоры. - Жёлтый развернул газету, и моим глазам предстал великолепный образец булыжника обыкновенного, вылизанного водой и временем до идеально гладкой поверхности. Поднёс я камень к глазам и сумел прочитать надпись, мною же любовно выведенную белой нитроэмалью - "Привет из Печоры".
- Да, Саня, эксклюзивный камушек тебе подкинули. Ничего не скажешь, с любовью, можно сказать.
- И куда теперь его девать, ума не приложу.
- А чего тащил тогда?
- Тебе показать хотелось, что не совсем обычная шутка, а с затейным экслибрисом каменюка.
- Понимаю. Но всё равно - выкинуть придётся. Не тащить же с собой, в самом деле.
Жёлтый вышел на улицу и, будучи человеком культурным, бросил камень - не просто так на мостовую, а в урну. Ещё через десять минут началась посадка. Я попросил Саню присмотреть за вещами, а сам выскочил покурить, нарушая классическую пословицу - мол, перед смертью не надышишься. Минуту спустя красавец-камень оказался у меня в кармане, а чуть позже незаметно перекочевал в мою же сумку - к Сашкиной было не подобраться. Но не беда - сколько впереди будет самых разных возможностей для этого. Впрочем, пословица пословицей, но мы с напарником пока в последний рейс не собирались, он у нас проходил по категории "крайних".
Прилетели в столицу республики по расписанию и расположились в зале ожидания - до начала регистрации рейса на Москву оставалось часа полтора. Сашка убежал в буфет, а я тем временем принялся рыться в своём чемодане. И обнаружил там... автомат давления воздушной системы АД-50. Старенький, судя по всему, списанный. Ага, наверняка Жёлтый подсунул мне его в Печоре, пока я ходил курить. До этого мой чемодан и портфель были, как говорят некоторые штатские, чисты от контрабандной продукции. Что ж, краснокожий Жёлтый брат, ты сам напросился!
Переложу-ка я агрегат в Сашкину сумку. Он её в багаж сдаст, так что при досмотре ручной клади не будет повода заставлять служебного пассажира козырять годовым бесплатным билетом и доказывать, что на списанное устройство накладной или иного документа, подтверждающего права на провоз, не требуется. Сказано - сделано. Вскоре сумка Жёлтого уехала на транспортёре в жерло прожорливого багажного отделения. В добрый путь!
А камень?
Хм, камень оставался со мной, не пришло ещё его время.
*
И вот перед нами с Саней осталась последняя часть лётной эпопеи "Достигнуть Новосибирска за сутки". Сидим в аэропорту Домодедово, ожидаем вылета ночного рейса. Только что поужинали. Сытость и благость на душе.
И тут Жёлтый наконец-то полез в свою сумку - то ли почувствовал изменение веса, то ли решил устроить шмон исключительно в целях профилактики - знает, с каким бобром в командировку отправлен. Разумеется, автомат давления воздушной системы АД-50 вертолёта Ми-6 был извлечён Саней с виртуозностью фокусника.
- Роберт, три шешнадцать, какого чёрта?! Зачем ты мне "адэшку" в сумку засунул? - начал Жёлтый на высоких тонах, но, вспомнив, о пресловутой презумпции невиновности, сбавил обороты. Делать вид, что он непричастен к появлению агрегата в моём чемодане, было решительно ни к чему, но Санька продолжал гнуть свою прямую линию, пусть и не так решительно.
А я вида не подал, будто знаю, какой должен меня ожидать сюрприз в конце пути, ответил с самым невинным видом:
- Не сердись, Санёк. Я просто вернул тебе должок. Теперь мы квиты, верно?
- Верно-верно, - пробурчал Саня, выдавив из себя подобие примирительной улыбки. Он-то совершенно точно не знал, какой у меня в багаже лежит превосходный камень преткновения - почти философского порядка. - Я сейчас пойду эту хреновину выброшу, чтоб не было повода друг друга подлавливать. Согласен, Роберт?
- Хорошо, - кивнул я. А Жёлтый отправился искать урну, но поленился. До ближайшей требовалось пройти через весь огромный зал. А тут подвернулась уборщица. Она драила шваброй полы, оставив в сторонке, в углу два ведра - одно с водой, второе с мойдодыровской мелочёвкой: губка порошок и что-то ещё. Саня не нашёл ничего лучшего, как бросить автомат АД-50 в это самое ведро. Он, вероятно, полагал, уборщица не скоро заметит прибыток в оставленной на время хозяйстве, и сама отнесёт ненужный никому агрегат к урне. Как же ошибся Жёлтый, как он ошибся!
Уборщица, видимо, ощущала вёдра продолжением своих конечностей, и осквернение хозяйственного инвентаря инородным предметом отозвалось в ней мгновенно и вовсе не так, как хотелось бы Жёлтому. Женщина завопила, будто резаная, метнувшись в сторону с криками:
- Бонба! Энтот ирод бонбу принёс!
И у меня даже кожа на загривке заколосилась от нехорошего предчувствия с гадкой начинкой в милицейском сером мундире.
Народ в радиусе прямой слышимости отпрянул назад. Кое-кто залёг, прикрываясь "бронёй" пластиковых кресел. Один только Саня стоял там, где его застигло неожиданное известие о предстоящем теракте; стоял - не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. И только по губам его можно было прочитать заблудившийся обрывок зацикленной фразы: "...Роберт, выруча... оберт, ...ыручай..."
Лезть в гущу милицейского оцепления не входило в мои планы, ибо стать второй жертвой расхожих заблуждений совсем не хотелось. Поэтому я выбрал асимметричное действие - побежал к инженеру по авиационной безопасности аэропорта, благо запомнил, где находится дверь с соответствующей надписью. О сохранности вещей тогда не думал совсем, полагая, что перед лицом возможной гибели даже вокзальные воришки предпочтут взять тайм-аут, дабы явиться в Чистилище налегке.
Инженер по безопасности оказался на редкость сообразительным. Уже через пять минут мы с ним, преодолев милицейский заслон, стояли возле ведра, в котором поблёскивал так напугавший уборщицу автомат давления АД-50.
- Это, что ли, запчасть от вертолёта? - спросил инженер.
- Да, она, - ответил я.
- А сопроводительный документ имеется?
- Автомат хотели отправить по почте, но в последний момент поменяли сроки начала приёмки... - Выкручиваться приходилось в режиме импровизации и жёсткого цейтнота. - Вот нам его прямо на посадку принесли, чтобы...
- А выбросили тогда зачем? - своим простым вопросом инженер перечеркнул мой неказистый экспромт напрочь. - Хорошо, не объясняйте ничего. Я догадался, кажется, в чём тут дело. Мне тоже пару раз в портфель гантели подкладывали. Забирайте свой агрегат, и чтобы на посадке никаких инцидентов, иначе загремите по полной. Не посмотрю, что служебные пассажиры. Понятно?
- Понятно. Только теперь бы напарника выручить... Его здесь нет. Видимо, уже в отделение увели.
- Освобождение "злоумышленника" беру на себя. А вы идите к своим вещам, проверьте, чтобы всё было цело и на месте. Не хватало мне ещё потом и этим заниматься.
Как я и предполагал, с нашим багажом ничего не случилось. Мало того, скоро в сумке Жёлтого оказался заначенный до поры печорский булыжник в декоративном исполнении. Барышом назвать нельзя, поскольку предмет переместился из одной тары в другую по закону сообщающихся сосудов, но Санька Жёлтый наверняка будет рад, обнаружив "презент" в Новосибирске. Сейчас-то он уже не полезет по своим вещам рыться, да и никто бы не стал заморачиваться поиском "подкидышей" после пережитого стресса.
И точно - вернувшийся из "мест заключения" "террорист" Александр Жёлтый мог только говорить с возмущением, как ему выворачивала руки доблестная домодедовская милиция... "и если бы не один мужик в аэрофлотовский форме"... Впрочем, и мне тоже перепало маленькое "спасибо" на мой бутерброд с сырокопчёной колбасой за хлопоты. В виде ста граммов коньяка. Перед предстоящим перелётом вполне небольшая, но и нелишняя доза.
В Новосибирске мы оказались рано утром. Без труда добрались по накатанному ранее пути до авиаремонтного завода, где тут же устроились в общежитие гостиничного типа. Пока я умывался и приводил себя в порядок, мой напарник был предоставлен сам себе и очень скоро отыскал камень, вброшенный мной в тесную атмосферу Сашкиной дорожной сумки.
Силу гнева Жёлтого я мог ощутить в виде сотрясения сибирской атмосферы словосочетаниями высокой этажности. Переждав апофеоз Сашкиных - сквозь зубы - нелицеприятных излияний, выглянул из ванной, обнаружил: напарника нигде нет. Интересно, неужели побежал на улицу, чтобы предать надоевший камень земле? Выглянул я из окна в коридоре. Так и есть - вот он голубчик! Зашвыривает пресловутый булыжник в кусты, чтобы никогда его больше не увидеть. Хорошо-хорошо, возражать-то я не стану, а место запомню. Не по злобе, привычке или глупости... просто ради тренировки памяти. Тренировка лишней не бывает.
*
А совсем скоро начались наши трудовые будни по приёмке вертолёта из ремонта. История с камнем-путешественником и взрывчаткой в костюме автомата воздушного давления АД-50, казалось, закончилась. Но память-то у меня хорошо работала, и с этим ничего нельзя было поделать.
Через неделю примчался вызванный нами экипаж, и вскоре мы все вылетели на базу, сияя на солнце отдраенными вертолётными боками. О перипетиях пути рассказывать не буду. Время стояло вполне себе советское, задержек по причине отказа в заправке топливом не случилось нигде, полёт протекал нормально с двумя ночёвками в промежуточных пунктах посадки. К вечеру третьего дня выходили на финишную прямую, стартовав из Сыктывкарского аэропорта. Настроение приподнятое - как-никак к дому подлетаем. Здесь-то я и достал знаменитый камень, подобранный мною в Новосибирске. Улучив минутку, закопал сей артефакт на дно Сашкиной сумки. И через пять минут уже не помнил о булыжнике ничего ровным счётом. Что ж, вполне объяснимо: посадка в родном аэропорту - не такое уж рядовое событие, если возвращаешься из дальних странствий.
Приземлились уже в свете аэродромных огней.
Быстро попрощавшись с экипажем, разбежались мы с Жёлтым - каждый в свою сторону. А назавтра - встретились на участке.
Вокруг Сани толпился наш технический народ. Было довольно весело. Говорил Жёлтый.
- Прихожу домой. Первым делом - душ принять и переодеться, а то за время полёта весь керосином и смазкой провонялся. Поплескался в охотку. Вышел в комнату, халат на себя накинув. А над сумкой моей стоит жена и хохочет. Я к ней, а она в руках ваш, парни, камень держит и слёзы вытирает: "Ты же сказал мне, что выбросишь при первом удобном случае. Вот тютя - и в Новосибирске тебя достали!"
В этот момент я был замечен коллегами по работе. Сделалось тихо, народ расступился; мне навстречу вышел Сашка, пряча руки за спиной. Потом он улыбнулся и протянул мне булыжник с известной надписью "Привет из Печоры".
- Отлично ты меня подцепил, Роберт. Держи, на память тебе о нашей командировке.
- Спасибо, Саша! - говорю. - Мне приятно, что ты оценил по достоинству эту шутку.
- А мне-то как приятно, - отвечает Жёлтый. - А ты, кстати, в портфель-то не заглядывал после прилёта?
- Сейчас пойду отчёт по командировке писать... - начал было я и осёкся. Схватил портфель, открыл его и обнаружил что-то до боли знакомое, завёрнутое в газету. Разворачиваю, там пакет, перетянутый подарочной лентой, а в нём... Разумеется, АД-50. При внимательном рассмотрении легко обнаруживаю аккуратно выгравированную свежую надпись: "Из Новосибирска с любовью!" Теперь понятно, зачем Жёлтый у вахтёрши в общаге интересовался, где поблизости можно найти гравировочную мастерскую. И главное - открытым текстом! Внаглую! Дескать, хочу сюрприз для приятеля сделать. А я ничего не понял. Но прибор-то в Домодедово остался... должен был остаться.
- Послушай, ведь именно его мы выбросили в Москве? Саня, это же не тот автомат, который ты мне в Печоре подложил?