Аннотация: Юрий Динабург ( 05.01.1928 - 19.04.2011)
Былое и Думы Юрия Динабурга,
Или Разговоры с самим собой.
" С кем протекли его боренья?"
Воспоминания - Мемуары - Юрия Динабурга написаны - скорее рассказаны, потому что это не линейная организованная проза, это скорее мозаика , из кусочков которой требуется составить картину, и тут требуется творческое участие читателя - слушателя.
Юрий был необыкновенным рассказчиком, прекрасным лектором. И его письменная речь несёт на себе печать живого разговора. Отсюда отступления, повторения, стремление поточнее сформулировать мысль, подойти к теме с разных сторон.
Если говорить о главной, по-моему, теме всей его жизни - начиная с детства - это его особость, избранничество, цель которого ему не была ясна, но в его юношеских стихотворениях уже была заявлена пророчески :
В ночь, когда я ушёл из дома,
Осень сеяла грусть свою.
Мне, весёлому, молодому,
Опостылел родной уют.
Ветер гнал облетевшие листья
Вдоль пустынных полей и дорог,
Мир в холодных туманах продрог.
Захотелось далёких раздолий
На неведомом тёмном пути
За отчаянной сказочной волей
Голубой горизонт перейти.
Но всегда бесприютный странник,
Всё вперёд и вперёд иду.
Свежим вечером, утром ранним
Знойно мне от сомнений и дум.
Чей пророк я и чей избранник?
Для кого моя кровь, мой труд?
Кто поднимет на поле брани
Мой холодный израненный труп?
Но когда и кто это видел,
Чтобы жизнь для грёзы губя.
Кто-нибудь так любил-ненавидел,
Презирал и славил себя?
Свежий ветер, в лицо моё дующий,
О далёком о чём-то поёт.
Я вернусь к вам обратно, приду ещё
В лучезарное завтра своё.
Далеко от дорог моих светятся
Озарённые города.
На пути моём радость не встретится,
Не встречается никогда.
И порой голова моя свесится,
Голова тяжела-тяжела....
Но в сиянии синего месяца
Снова грёза моя ожила....
Накину плащ в пурпурных коймах
И шляпу набекрень надев,
Пойду опять путём знакомых
Не оправдавшихся надежд.
В глубоком тинистом затоне,
Где ил и шелест камыша
Вдруг всколыхнётся и застонет
Болота тёмная душа.
Пойду, оставивши надгробья,
Плащом размашисто плеща,
Широким взмахом на подобье
Крыла, нависшего с плеча.
Пойду, сбивая с неба звёзды
И осыпая синий снег
В холодный сумеречный воздух,
В каком-то просветлённом сне
Дышать широкими глотками
Туманом, ветром и рекой,
И далей голубые ткани
Срывать стремительной рукой.
О, как таинственны, как робки
Вдали мерцают огоньки!
Дома-холодные коробки
Над тёмным берегом реки-
Там догорает и коптится
Мещанский будничный уют.
А я живу легко, как птицы
В привольном воздухе живут!
Под всяким соусом, без соуса
Мне яства жизни хороши
И вдохновенное бесовство
Вступает в сумрачность души.
***
Что сбылось, чем закончилось?
Можно выделить несколько периодов его биографии. Это детство в обществе умного и внимательного отца, развившего в мальчике любознательность. После ареста отца - трудные и мало хорошего оставившие в воспоминаниях школьные годы, пришедшиеся на войну, " недозволенные речи" в беседах с несколькими друзьями по школе, которые и привели его после школы сразу в "университет" ГУЛАГа. 8 лет в избранном обществе политических заключённых.
Этим заканчивается героический период жизни. Дальше - свобода расконвоированного, отсроченная на годы студенческая жизнь, общение с новым для него поколением в общем благополучной молодёжи, с общим вниманием к его яркой и непривычной для челябинского трудового захолустья личности.
После окончания филфака Челябинского пединститута - работа в ЦБТИ Совнархоза, в Челябинском политехническом институте, потом аспирантура в Ленинградском университете, преподавательская работа в Пермском университете, где его вольные интерпретации марксизма на семинарах вызвали восхищение студентов и доносы преподавателей. Всегдашней целью Юрия было поселиться в Ленинграде, что в конце концов ему правдами - неправдами после многих мытарств удалось. Дальше - полоса разных работ, из которых самой длительной была работа в Музее города. Здесь пригодился его дар преподавателя- рассказчика. И что ещё ?
Об этом периоде его жизни, в 70-х - 80-х годах по Ленинграду- Питеру ходило много легенд. Он был своим во всех слоях тогдашнего андеграунда, и среди Митьков, и в среде благополучных подпольных " абстракцистов", дружил с трагическим поэтом Виктором Кривулиным, с верлибристом Геннадием Алексеевым, в диссидентские круги он тоже был вхож, но активных политический акций сторонился - сказывался опыт ГУЛАГа, попасть туда вторично было бы гибелью. Встречавшиеся с ним попадали под обаяние его личности, его мыслей, его изящной старорежимной манеры поведения и речи. И - переписка. Его корреспонденты со всей страны получали письма, иногда рассылаемые под копирку, всегда с самиздатовскими стихами, выписками из книг. Он говорил, что целью его переписки было расшевелить адресатов, заставить думать, и приводил в пример литературного политрука, который ходил между спящими солдатами и поворачивал их с боку на бок, чтобы выспались к бою. Однако публика оказалась в массе совсем не боевая, у всех были свои "мещанские" заботы.
Такой была бурная внешняя жизнь, однако между тем у него шла внутренняя работа - дни, проводимые в БАНе ( Библиотека Академии наук), чтение в оригиналах научных и литературных новинок, поступающих туда с грифом " Для научных библиотек", продолжение работы в области математической логики, начатой в аспирантуре. И было ещё множество разнообразных тем, которыми он занимался, заполняя тетради выписками и размышлениями. Записи делались для доработки впоследствии, как памятки, как теоремы для дальнейшего доказательства. Но часто руки до этого не доходили в непрестанном поиске нового. Мне кажется, эта нескончаемая работа над разными областями знания была ещё и результатом того, что в его кругах не оказывалось людей со сходными научными интересами, а ведь среда очень важна для плодотворной работы по генерации идей и их критическому осмыслению. Например, его попытка познакомить с математическими идеями математика Есенина - Вольпина оказалась неудачной. Каждый копает свой колодец Он в своё время не захотел вписываться в научную среду, не стал защищать свою диссертацию - ему не нравилась обстановка тогдашней научной жизни. Поэтому его идеал жить " легко, как птицы" обернулся жизнью достаточно трудной, однако он другой и не искал.
В начале нового века с появлением у него возможности публиковаться в Интернете, открылась отдушина для выхода написанного " в стол" . Ещё в 80- годы он задумывался над состоянием современной поэзии, и хотя высоко ценил многих современников, пришёл к выводу, что русской поэзией незаслуженно отодвинут в тень белый стих. Его опыты - философские поэмы, Археология Петербурга - опубликованы в сети. Однако, как он говорил, в своё время показывать свои работы поэтам другой манеры - Кривулину, Алексееву - он побаивался. Его поэтическая практика - поэзия мысли, которая прихотливо проявляется в фрагментарности его поэм, отклоняясь от линейного развития сюжета - так, как и мыслим мы, от вопроса перескакивая непосредственно к результату. Поэтому эти тексты требуют внимательного и эрудированного читателя, хотя и непосредственно внушаемое ими впечатление необычно и глубоко.
Другим итоговым результатом работы стали его Мемуары. Стиль этих воспоминаний сходен с поэтическими текстами Динабурга. Первыми опубликованы были "Отрывки из воспоминаний " В стране Арестань". Они появились в одном из Петербургских Интернет - журналов , были замечены и растиражированы в Интернете. "Мемуары" в пяти главах с дополнениями, фотоиллюстрациями, а так же и поэтические произведения опубликованы на персональной странице Юрия в " Народе. Ру."
Остаётся ещё огромный архив заметок, выписок из книг, переписки - часть его отсканирована, но поместить этот объём в сеть просто немыслимо.
Надо отметить, что Челябинск, не слишком богатый знаменитостями и известными личностями, не забывает о Динабурге. О нём пишут. В основном как о герое сопротивления. Появившаяся недавно в журнале Нева ( 11, 2010) работа Р. Черепановой " Заведомый антигерой". Русская интеллигенция в комплексах борьбы и подвижничества" основывается на авторских мемуарах, часто попадая впросак, потому что произведение это не столь фактологическое, сколько поэтическое. Многие мысли Черепановой верны, однако сказывается какая-то чисто женская неприязнь к достаточно откровенному в описаниях личной жизни автору. В любом случае, даже такое упоминание об этом неординарном человеке полезно.