Мы часто почти отождествляем слова СТИХИЯ и ХАОС. Есть еще наглядное представление о них в виде броуновского молекулярного движения. Ясность в эту проблематику вносит только Библия, в которой говорится, что, сотворив весь материальный мир, Бог предоставил продолжать это творение Адаму, первому человеку, видимо, Сам Он от дальнейшей работы уклонился. Адам же создал множество языков, поименовав все, на чем сумел остановить свое внимание в броуновской суете сует. Что можно еще добавить? Материальным или инерционным, мы называем, очевидно, все безымянное, что наверно, хотел определить Виттгенштейн в последнем тезисе своего "Логико-философского трактата": о том, что нельзя высказать в нашем языке, остается только молчать, заменяя молчание разве что музыкой. Но и о музыке в этом ключе говорил Пастернак: "Тишина - ты лучшее, из всего, что слышал. Некоторых мучает, что летают мыши". И кто-то добавил: "Пастернака слушая, понимаешь смысл тишины как лучшего из всего, что слышал".
***
Мы постоянно имеем дело со своим самосознанием, то есть сознанием зачехленным, при наиболее очевидном опыте мы имеем дело не с предметом своего внимания, а с изнанкой того чехла, в который сознание наше зачехлено с самого нашего рождения. Как это у Гоголя происходит с губернатором, для которого главное удовольствие - вышивание на пяльцах, в частности, по канве.
ИЗНАНКА, изнанки, ж. 1. Внутренняя, обратная сторона (ткани, одежды), противоположная лицевой. Вывернуть пальто на изнанку. 2. перен. Скрытая сторона события, явления; подоплека (разг.). Обывателей интриговала изнанка последних событий.
Пяльцамогут бытькруглымииквадратными. Круглые пяльцы обычно употребляются для наборов для вышивки и для вышивки на машине, квадратные пяльцы - для больших. Круглые пяльцы состоят из двух обручей - большего и меньшего (меньший должен свободно входить в больший). Натянуть материал на круглые пяльца просто. На меньшее кольцо кладут материал для вышивания. Потом сверху накладывают большое кольцо, нажимают, и ткань натянута. При запяливании ткани в круглые пяльцы надо следить за тем, чтобы материал натянулся туго, для этого меньщее кольцо рекомендуется обертывать узкой полоской марли или мягкой ткани. Хорошо иметь несколько пялец разных диаметров.
***
В свои школьные годы, милый Лев, я прочел роман Джека Линдсея "Адам нового мира", героем которого был Джордано Бруно. В каком смысле он был Адамом, я тогда не понял, а теперь догадываюсь, что речь шла о нем, о Бруно, как о человеке, переосмыслившем во времена Шекспира весь современный ему европейский мир, поскольку он как бы дал всем вещам новые имена и новый язык. Я бы скорее такое название отнес к Шекспиру, но, в общем, их мир был общим миром. Подсказкой мне послужили сочинения Гоголя, герои которых, в отличие от пушкинских и лермонтовских, своими именами испестрили русский мир их общего времени. Я имею в виду не столько Тараса Бульбу, сколько всяческого Акакия Акакиевича и партнеров Чичикова по его бизнес-проектам.
Я подумал, что специфические украинские и русские фамилии у Гоголя отражали его собственное фамильное недовольство, хорошо знакомое мне по случаю с моей собственной фамилией: какого черта я какой-то Динабург? Так было со мной, когда я жил в Челябе. Наша страна представилась мне как бы языковым миром, в котором царит милицейский сержант, наделяющий всех именами навроде Башмачкина, Чичикова, Зверева и Грызлова. Вот кто всех нас заклеймил почище Гоголя, особенно после войны: чего стоит Самолетов или Бомбометов. Лена говорит, что это мелочь, а я чувствую, что это ничуть не мелочь. Царство милиции, или как раньше это называлось, управы благочиния.
Теперь, кроме изданий мемуаров и стихов подтверждаю еще мой проект на обозрение русской литературы от Ивана Андреевича Крылова до Владимира Высоцкого. Поясняю, что первоначально проект начинался с уяснения роли Пушкина, но тут я наткнулся на очевидность, что у Пушкина была всего одна только тема: как важно быть в России веселым. Но после него самого никто ничего веселого найти не умел, кроме разве что Высоцкого, который с Пушкиным вместе нашел веселье в картине дороги зимней скучной, веселье в бесах и от этого, небось, перепало и Достоевскому. Пушкин лично находил веселье даже просто в успокоении погоды зимней снежной или в ночной тишине. Даже женившись при любых домашних беспокойствах он просто уезжал куда-нибудь в Болдино или на Урал.
Но тут я заметил, что веселье a la Высоцкий доступно было уже Крылову в ситуациях, когда "ягненок в летний день зашел к ручью напиться", и тут попойка у ручья и выпивка оказывалась очень смешительной, и оставалось только поработать Гоголю с его именами и Достоевскому, который всех превзошел, найдя фамилию Свидригайлов.
Даже Мандельштам ограниченно прокомментировал Пушкина его веселостью a la Ариосто. Даже дальше Адриатики Пушкин не мечтал никуда удирать. Помнишь, кто ему виделся: "Во всей Италии, приятнейший, умнейший любезный Ариост немножечко охрип. Он занимается перечисленьем рыб и перчит все моря нелепицею злейшей. В России холодно, в Италии темно.... и что-то там еще... Открыть бы поскорее на Адриатику широкое окно солдатам герцога, юродивым слегка от винопития, чумы и чеснока."
А если хочешь быть счастливым, то скорее и будь им. Приторможусь пока, чтобы поблагодарить тебя за присылаемые тобой тексты. Милославский очень близок моему восприятию Бродского. Мне никогда с ним не хотелось вступать в разговоры, а слушать было интересно, хотя и слегка неприятно, потому что хорошо читать Бродского он сам не умел .
Однажды году в 82-ом было устроено публичное чтение "Зимних эклог" Вергилия и Бродского на латыни, английском и русском. И все закончилось Лениным чтением, тогда необычайно отчетливом, и вызвавшем бурные аплодисменты. Но об этом тоже стоит поговорить отдельно.
Бродский читал всегда очень саркастично, как бы перешибая Тютчева, с его "Умом Россию не понять...". Не то время нам выпало, пожалуй.