Аннотация: Коварный пришелец вмешивается в дела людей. Русский спецназ на Луне. Героический американский шатл, красиво врезающийся в Плато Декарта. И многое другое.
Dино Dинаев
ЛУННЫЙ УДАР
Фантастический роман.
Обожаю желания.
Нилутаифаг. 1 век до н.э.
П Р О Л О Г
Плато Арельяно. Мексика.5 часов утра
Восходящее солнце беспощадно обрушилось на остатки ночной свежести, и вскоре от них не осталось и следа. Херардо Очоа вытер разом вспотевшие руки, поочередно отрывая их от руля.
Тяжелый, похожий на бронепоезд, автобус "Мерседес" стремительно несся по узкому гладкому шоссе, рассекая невесомую утреннюю дымку. Несмотря на ранний час, салон был полон. Люди из близлежащих селений торопились на рынок в город. На полу громоздились корзины с бататом, связками горького перца и сонно сомлевшими от начинающейся жары индейками.
Были еще несколько старушек-туристов из Штатов, которые по недоразумению себя старухами не считали, нося вызывающие шорты на усохших словно у мумий задах и по-клоунски крася остатки лиц дорогущей французской косметикой, которая блекла от такого кощунства, словно старухи впитывали в себя их цвет. Херардо сплюнул на пол: не сидится дома проклятым ведьмам.
Утренняя дымка незаметно превратилась в 'сухой туман' пустыни. В абсолютном штиле в воздухе повисла взвесь из мельчайшего песка.
Однако и туман сегодня: ничего не видать дальше ста ярдов, даже может восьмидесяти. А что такое восемьдесят ярдов, если учесть скорость тяжелого автобуса, разогнавшегося до восьмидесяти миль в час. В таком случае получалось, что водитель контролирует движение меньше, чем на пару секунд вперед.
Червячок сомнения возник у Херардо, но он довольно легко от него избавился. Двенадцать лет шоферит он в этих местах, но отродясь никогда не было никаких встречных машин на этом пустынном шоссе. Правда, старики болтали разное, в том числе и про проклятие Одинокого Всадника, но все это бред, россказни глупых старух.
Херардо на всякий случай скрестил пальцы лежащих на руле рук и еще сильнее вдавил педаль акселератора. Мотор реванул, и движение стало еще более стремительным и неудержимым. Мигом подступивший вплотную туман при ударе о капот разлетался в клочья.
Херардо самодовольно подкрутил ус, никогда он еще так быстро не ездил. В этом был даже особый смак: лететь в сплошной мгле с бешеной скоростью, не видя ничего впереди дальше вытянутой руки.
Сзади завозилась одна из проснувшихся старух. Херардо всего на мгновение отвернулся от дороги и тотчас столкнулся с округлившимися от ужаса старушечьими глазами, по такому случаю вылезшими из морщин. Она смотрела мимо него, и впалый рот ее медленно раскрывался, готовый испустить вопль. Вполне вероятно, что она и вопила, но крик старухи затерялся в разом возникшем и все усиливающемся всеобщем гвалте одновременно впавших в истерию пассажиров.
Салон захлестнула волна оглушительного воя, в котором потонули отдельные крики, и пассажиры, словно в немом кино беззвучно разевали рты. Будто в страшно замедленном кино Херардо поворачивался лицом к дороге и все никак не мог повернуться, чтобы увидеть, что же там ужасного увидели все эти люди. И даже еще не видя опасности, он вдавил педаль тормоза, но все равно опоздал.
Прошли доли секунды, прежде чем масло в гидравлической системе продавилось к тормозным колодкам и прижало их к бешено вертящимся колесам. Несмотря на столь малый промежуток времени, произошла масса удивительных и столь же трагических событий.
Полоса тумана наверху вдруг разорвалась, явив взору вместо неба нечто твердое.
Там были барханы белой, словно сахар пыли, каменные кручи, полузасыпанные песком овраги и круглые впадины с возвышающимися изломанными стенами. Вся эта твердь вдруг ухнула вниз, словно потерявший управление самолет.
Херардо на большой скорости вывернул руль, чем лишил тяжелый автобус хоть какой-то иллюзии на управляемость. 'Мерседес' пошел юзом, и лишь отсутствие намека на обочину не позволило ему сразу перевернуться.
И в тот самый момент, когда Херардо отчаянно крутил руль, стараясь выправить неконтролируемое скольжение, словно посланник смерти из тумана вынырнул Одинокий всадник - каменная глыба кубической формы со стороной в пять метров, неведомо каким образом занесенная в пустыню в бог весть какие времена.
Увернуться уже не было никакой возможности.
За мгновение до того, как умереть, Херардо осознал еще одну странность: по опрокинутой земле наверху мчится автомобиль, выкидывая из-под колес брызги песка, падавшие, словно в сюрреалистическом сне одновременно и вверх, и вниз.
Когда спустя много часов спасатели пробились сквозь груду металла, в которую превратился "Мерседес", к Херардо, находящего в окружении изломанных словно куклы старух, руки его по-прежнему лежали на баранке, а пальцы были суеверно скрещены.
Часть 1.
П О Р О Х О В О Е Л Е Т О
Глава 1.
Ф Л О Р О В
Алик Флоров задумчиво смотрел с семнадцатого этажа Управления порта на медленно ползущий по кольцу бензовоз. Тот из последних сил осилил расстояние до часовни у здания научно-технического центра, обреченно фыркнул сизыми газами и направился дальше по проспекту в сторону возвышающихся вдали городских небоскребов.
Вообще-то, полное имя наблюдателя было Альберт, но все называли его Аликом. Прозвище вызывало досаду, потому что сестра Наташа Аликами называла алкоголиков. 'Алики вы все!' - частенько восклицала она в сердцах.
В отношении Альберта это было незаслуженно, потому что пил он в меру, ибо знал, что если начнет увлекаться, то ничего хорошего из этой затеи не выйдет, а выйдет даже наоборот, вернее обратно, сопровождаемое непременной депрессией и самозабвенным желанием повеситься, дабы прервать мучения.
Флоров опять глянул вниз. Вандерхузе задерживался уже на четверть часа. Хороший программист, можно сказать, классный, но понятия о дисциплине никакой - нет и дня, чтобы не опоздал.
Флоров тоже программист, но опять-таки с точностью до наоборот. Во всяком случае, у него понятие о программировании примерно такое же, как у Вандерхузе о дисциплине. Или же ему попросту хронически не везет.
Тридцать шесть лет мужику. Жены нет, и не было никогда. Даже машины нет. В зажиточном городе, где на две семьи приходится три машины, это означает, как это ни прискорбно звучит, что он опять-таки третий, а третий, как известно, лишний.
Лишь один раз в жизни ему по-настоящему повезло, когда его взяли на работу в Управление порта. Верилось, что все изменится к лучшему и наконец-то удастся переломить злодейку-судьбу.
Первое время у него все вызывало умиление, словно у пьяного, который никак не мог протрезветь: зеркальные кабины скоростного лифта, жидкое французское мыло и ароматические разовые полотенца в отделанных мрамором сортирах.
Казалось, все плохое позади, а многочисленные неудачи не смогут проникнуть сквозь строгую вахту Башни, через которую даже не каждого обладателя "Мерседеса" пустят. Не тут-то было.
Первым достал лифт. Мгновенные ускорения очень быстро стали вызывать головные боли. В конце концов, он в летчики не нанимался, чтобы по этажам носиться. Более удачливые - начальники рангом повыше либо те, у кого лапа помохнатее, осели на нижних этажах, а ему каждое утро приходилось на семнадцатый этаж взмывать аки птица.
Мыло в туалетах-оно и в Африке мыло. А вот по работе его капитально обошли. Пока он только разворачивался, молодой да ранний Вандерхузе успевал аж три круга сделать. При сдельной работе это очень важно. Считай, все выгодные заказы его. Алик как-то видел расчетный лист Вандерхузе, так там один подоходный больше, чем вся Флоровская зарплата. Лучше б не смотрел, ей Богу, меньше б расстраивался.
А в последние дни произошел еще более вопиющий случай. В компании затеяли замену локальной информационной сети, и, пользуясь отсутствием напарника (у Алика, как назло, был скользящий выходной), Вандерхузе оформил заказ на себя. Вон он, легок на помине, ни дна ему, ни покрышки.
Флоров с черной завистью лицезрел, как на спецстоянку только для работников управления выруливает выдраенный до блеска сверкающий на солнце ландолет.
Алик глянул на показавшийся из авто светлую голову Вандерхузе, отвернулся и с наслаждением сплюнул на дорогое импортное ковровое покрытие. Вот и сиди тут, среди всей этой роскоши, нищета и вшивота. Вон Дегенерат, начальник бюро, из заграниц не вылезает, 'мерсы' таскает каждый год. Обошли его, обошли. И залить тоску нельзя - организм не принимает. И тут его обошли.
Вандерхузе захлопнул дверцу и, направив на нее брелок, нажал кнопку. С легким писком дверца заблокировалась. Программист сунул брелок в карман и торопливо направился к Башне. Парню шел двадцать пятый год, светило не по-утреннему жаркое солнце, ветерок разметал легкие соломенные кудри. Все говорило о том, что у такого счастливчика все обязательно получится, да и не может быть по-другому, потому как вся жизнь впереди, столько шансов, используй любой.
Но двое, молчаливо сидящие в запыленном джипе за насмерть тонированными стеклами, думали иначе. Лицо старшего, находящегося за рулем, обтянутым буйволиной кожей, выделялось резкими чертами, словно высеченными несколькими глубокими ударами. Редкие волосы торчали ежиком. Лицо второго полностью скрывалось под черной вязаной шапочкой с прорезями для глаз. Одет во все темное. Он на все сто соответствовал своему погонялу. Черный.
-Он приехал, - сообщил водитель по сотовому телефону, полностью скрытому в широкой мосластой ладони.
-Детонатор у него? - тотчас откликнулся невидимый собеседник.
Старший направил через стекло на Вандерхузе миниатюрный сканер со светодиодом, похожий на брелок от сигнализации, которым размахивал программист, но светодиод не загорелся.
-Нет.
-Черт, куда ж он ее подевал? Мы не можем ждать. Действуйте!
Старший повернулся к пассажиру:
-Давай, Черный!
Тот качнул головой и, достав газетный сверток, стал его разворачивать. Тем временем Вандерхузе уже миновал машину и стал быстро удаляться в направлении возвышающейся громады Башни.
- Быстрей, Черный, чего копаешься! - нетерпеливо поторопил старший.
Черный достал из свертка пистолет, невероятно длинный из-за навернутого на ствол глушителя и, распахнув дверцу, устремился вслед за жертвой. Вандерхузе уже увидел знакомого в дверях, кому-то даже махнул, когда Черный коршуном настиг его и, быстрым движением приставив ствол к затылку, без паузы спустил курок.
Раздался негромкий хлопок, и пуля, не снижая скорости, вылетела изо лба жертвы. Вандерхузе умер, ничего не почувствовав, лишь синяя Башня в его померкнувших глазах вдруг резко и окончательно изменила цвет, став бездонно черной.
В дверь постучали.
-Заходи, обалдуй! - Весело крикнул Алик. - Час назад приехал. Где болтаешься?
Дверь открылась как-то осторожно, а ведь не было еще такого, чтобы Сашка ее об стенку не шарахнул. Алик обернулся и увидел двух незнакомых мужчин.
-Вам кого? - Спросил он. - Здесь нельзя находиться посторонним - компьютерный центр.
-Милиция. 'Старший лейтенант Анфимов', - сказал один из вошедших. - А это лейтенант Сураев. Нам нужен Флоров.
Оба оперативника были молоды, лет по двадцать три-двадцать четыре, и казались парнями с улицы, что кучкуются стайками на скамейках и глазеют на девчат. И еще они производили впечатление свойских ребят, что зашли узнать, как дела и попить чайку. Но все дело было в том, что эти ребята без дела не приходят. У Алика даже пальцы в ботинках поджались, когда он представил себе это Дело. С тесемками, канцелярскими скрепками - на столе у прокурора. Толстое такое дело - упаси Господи. Не я это. Восемнадцатого меня вообще там быть не могло, я за границей был, гражданин начальник. Загорской области.
Алик лихорадочно прикинул, за что его могли взять за холку. Косяков имелось уйма. На порно сайты по рабочему трафику лазил - раз. Лицензионные программы таскал помаленьку и продавал - два. Да и мало ли. За окном - крупнейший в стране порт. Тут все что-то тащат.
-Я Флоров. А в чем собственно дело? - промямлил он.
-К вам, собственно, никаких претензий. Так пару-тройку вопросов, - Анфимов широко, по-мальчишечьи улыбнулся (Пацанов понабрали, понимаешь - еще успел подумать Алик). - Александр Вандерхузе тут работал?
-Ах, это, - Флоров вздохнул с облегчением, оказывается не по его душу, хоть в этот раз ему повезло, пусть Вандерхузе теперь и отдувается. - Он сейчас будет.
Они продолжали молча стоять, улыбаясь, словно американские миссионеры из секты братьев Иеговых. Потом до Флорова дошло, что вопрос подсознательно нехорошо задел его, и только потом он понял, что старлей упомянул Вандерхузе в прошедшем времени.
-Да вы что? - Возмутился он. - Он только что подъехал. Сейчас будет.
-Не будет, - спокойно сказал Анфимов.
Флоров, не веря, снова выглянул в окно, чтобы столкнуться с необычным оживлением на обычно пустынной элитной стоянке. Там замерло несколько машин с пульсирующими полицай - лампами, а одинокая Сашкина "десятка" была огорожена праздничными пестрыми лентами.
-Жив? - Спросил Флоров, не веря себе и не узнавая собственный голос.
-Нет, - бесстрастно ответил Анфимов. - Убит. Когда вы видели Вандерхузе в последний раз?
-Вчера, - ответил Алик, не подумав.
-Вы же сказали, что видели, как он подъехал.
-Ну, да, - подтвердил Алик, уже ругая себя за длинный язык. - Я имел в виду, когда с ним общался. А сегодня я только в окно глянул и все.
-Увидели там кого-нибудь, кроме покойного?
Алика резануло, что таким словом обозвали Вандерхузе. И этот законченный бабник-покойный?
Вчера сидел за соседним столом, травил байки, подкалывал, да и что и говорить, любил поиздеваться над ним, но обычно беззлобно.
Покойник.
Наверное, менты что-то прочухали, потому что предложили ему присесть, Сураев набулькал воды. Тактично подождав, пока он выйдет из полуобморочного состояния, стали задавать вопросы.
И нудным, самому противным голосом, он начал давать показания.
Как оказалось, про Сашку он не знал практически ничего. Бабник - да. Но ни одного имени он не помнил. Звонила ему какая-то Света, кажется. Но фамилии не помню. Кто ж фамилию у девушек спрашивает. Или это была Нина.
Врагов у него не было. Во всяком случае, Вандерхузе об этом ничего не говорил. Долги?
Нет, с деньгами у него было все на мази. Вон машину купил. Когда? Пару месяцев назад, наверное. Или полгода? Точно не помню.
Последнее время ничего особенного за ним не замечал. Все было как обычно. Утренний "привет", кофе в девять, обед в двенадцать, после обеда пропадет, бывало на пару часиков.
-Куда? - сразу навострился Анфимов.
-Бог его знает - машина же под задницей, я хотел сказать, под рукой. По магазинам, наверное, а может домой поспать. Но к двум часам, на крайняк - к трем - всегда возвращался.
Ему дали подписать протокол.
-А почему тут написано: отобрал объяснительную у свидетеля Флорова? - поинтересовался Алик. - Я сугубо добровольно.
-А мы всегда так пишем, - опять широко улыбнулся Анфимов. - Кстати, где его стол? Мы должны забрать его личные вещи. Под расписку, само собой.
Они отключили и вынесли системный блок, выгребли из стола все подчистую - даже чистые блокноты, выданные секретаршей Татьяной лишь вчера.
-Мне, наверное, на опознание надо будет? - спросил Алик.
Они переглянулись и выглядели даже смущенными, словно два школяра. Тоже мне менты.
- Его уже опознали, - ответил Сураев. - И мы сразу к вам, по горячим следам.
- Думай, что говоришь! Какие следы? - одернул его Анфимов. - Видишь, товарищу нехорошо. Вы садитесь. Мы пойдем, а вы успокойтесь. Не надо так расстраиваться.
Едва они ушли, в комнате, обычно уютной, и к которой Алик успел привыкнуть, вдруг сделалось так тихо и тоскливо, что он понял, что больше не сможет находиться здесь ни минуты. Во всяком случае - не сегодня.
Совершенно потерянный Алик вышел в коридор, намереваясь выйти подышать на открытый балкончик, имевшийся на запасной лестнице, когда его окликнули. Он обернулся и сначала не поверил своим глазам. Картинка была из того же разряда нереальных, что видение двух ментов в рабочем кабинете. В нескольких шагах от него стояла Марина Азерникова. Сначала он не поверил, что она обращается именно к нему, но это было так.
Это было невозможно. Кто Азерникова и, кто он. Маринка была самой красивой женщиной отдела (да что отдела, всей Башни) и прекрасно знала это. Посему со всякой шушерой не общалась, а наглецов мгновенно ставила на место. Жгучая брюнетка, обожавшая затягиваться в яркие платья. При этом ее фигура начинала напоминать рюмку - обольстительные бедра, резкая талия и пышная, пятый номер, чувственная грудь.
Алика Флорова вид практически любой женщины приводил в сильное возбуждение, но эта знойная красотка была способна с ходу вызвать у него оргазм. Но не сейчас. Внутри лишь опустошение. Он способен лишь застыть столбом и смотреть. Он представил, какой у него затравленный взгляд, и ему самому стало противно.
У него был свой способ бороться с подобными явлениями, а именно думать всякие гадости про окружающих. Вот, например, эту неприступную красавицу, между прочим замужнюю, неспешно и качественно имеет Дегенерат. Хотя какое уж тут качественно. Старый пердун. Слюнявый рот. Что приходится терпеть ради квартальной премии.
Алика Маринка в упор не замечала, здоровалась через раз, но это на самом деле был особенный день. Азерникова его окликнула!
Они сблизились, причем Алик на ватных ногах, и остановились на расстоянии шага друг от друга. На Алика обрушился восхитительный аромат настоящих французских духов, ухоженной шелковой кожи и персикового геля для душа.
Никогда еще Алик не стоял вот так лицом к лицу с женщиной. Он буквально потонул в ее бездонных черных очах. В голове возникла шальная мысль, а что, если взять и поцеловать ее. Что будет? Ничего особенного, охладил он себя. Она его убьет и всего делов. Два убийства за один день, многовато даже для Башни в 24 этажа!
Когда она заговорила, в голосе было участие, и Флоров на время перестал ощущать земное притяжение. В коридоре мелькнула нервическая физиономия техпома, исказившаяся невероятной горечью при виде их разговора. У техпома, как и у Флорова не было никаких шансов. Но если до этого техпом это как-то переносил, видя существо еще ниже себя в сексуальной иерархии, то теперь его базовый континуум дал трещину.
Маринка с женской непосредственностью стала выпытывать подробности произошедшего, здесь у Алика не было иллюзий, с какой целью она заговорила с ним, ну и пусть. Алик почувствовал вдохновение и полным значимости голосом стал рассказывать подробности. Она не перебивала, молча слушала, слегка приоткрыв спелые губы, отчего Алик вконец распалился.
Она оказалась чуть ниже его ростом, так что взгляд так и норовил провалиться ей за глубокий вырез и ощупать ее знаменитые 'дыньки'.
Надо ли говорить, что Флоров рассказал ей все, даже про бензовоз.
-Хочешь, пообедаем сегодня вместе? - неожиданно предложила Азерникова.
Алик хотел. Сильно.
-Значит, договорились, - продолжила она его восхождение в райские кущи. - У меня есть пара лишних талонов в ресторан на двадцать четвертый этаж.
Азерникова мило улыбнулась - губы полураскрылись, сделавшись от улыбки еще чуть пухлее и оставаясь сомкнутыми - алый рот от этого сделался похожим на нежную полураспустившуюся розу.
Она медленно удалялась, специально давая рассмотреть стренги внутри слишком тесной юбки. Бедра ее плавно терлись о нежнейший шелк.
Странная штука жизнь, но понимаешь это только тогда, когда кто-нибудь умрет.
Алик вспомнил со стыдом, что так и не отдал Вандерхузе десятку. Жене что ли передать? Да не было у него жены, одернул он себя. Он только трахал всех подряд, но никогда не имел привычки жениться. На фига жениться, если все дают и так? Вот Алику никто не дает. И даже самая страшная грымза даст только после того, как женит его на себе.
Все у Сашки было без проблем. Ни с жизнью, ни, как оказалось, со смертью.
Именно в этот момент, ни секундой раньше, ни секундой позже, Алик вдруг какими-то окольными путями в своих размышлениях, пришел к довольно неожиданной для себя мысли. А была ведь у Сашки какая-то проблемка. Даже не проблемка. Небольшой косячок. Непонятка.
Все дело в том, что в последнее время Сашка был уверен, что за ним следят. Сначала в шутку все переводил, а уже потом на полном серьезе жаловался на кого-то там. На кого?
Пару раз сказал, что кто-то лазит в его комп. Нонсенс. Во-первых, там пароль стоит. Во-вторых, Башня работает в одну смену, и после них сюда просто так не попадешь.
Была, была у Сашки какая-то мыслишка, что подспудно подтачивала его. В последние дни на него вообще паранойя напала, он вбил себе в голову, что это он, Алик, к нему лазит. Вчера остановил его перед самым уходом домой и серьезно уже так спросил: не лазил ли он в его компьютер? А когда он ответил, что нет, еще переспросил: точно?
Куда уж точнее. Лежит теперь в одном интересном месте, уже вопросов не задает. Самое знаменательное заключалось в том, что вспомнил Флоров об этом только сейчас, а когда рассказывал все как на духу старлею, то об этом напрочь забыл.
И почему свидетелей сразу допрашивают, когда с испугу имя свое забудешь, не только что всякие разные подробности?
Ноутбук!
Менты забрали Сашкин комп, но они не знали, что у того был еще и ноут, который он хранил в шкафу с документацией!
Алик открыл шкаф-ноут спокойно лежал на полке среди гроссбухов. Это был тот самый девайс, который Сашка всегда использовал для своих халтур.
Вот тебе и конфисковали все! Таскайте теперь, пацаны, пустые блокноты.
Говоря так, Алик знал, что и пальцем не пошевелит, чтобы глянуть, что там. Во всяком случае, не сегодня. На недельке как-нибудь. И то по работе. Может так статься, что понадобится дополнительная оперативная память.
На недельке. На следующей.
Недобро затаившийся ноут напрягал.
Показалось, что за спиной кто-то есть, а там никого не было, кроме окна и семнадцати этажей пустоты.
Домой, что ли отпроситься? Но он знал, что не рискнет. Дегенерата видеть неохота, человек он простой, любит называть вещи своими именами, обзовет еще Сашку трупом, и вообще станет херово.
Напарника бы скорее дали, с тоской подумал Алик, оглядывая опустевшую комнату. А то одному совсем жутко.
Но напарника ему дали не скоро, но когда все-таки дали, то он самому врагу не пожелал бы и тысячной доли тех мук, которых он из-за него натерпелся.
Г л а в а 2
Н А В Я З Ч И В Ы Й С О Н
Наталью Флорову сильно тревожила судьба младшего брата. Она уже не могла видеть, как он мучается. Четвертый десяток на исходе, нет ни семьи, ни карьеры.
Сама Наталья, в силу сложившейся в последнее время на Руси традиции тянула как вол, надрываясь за всю семью. Да и кому тянуть как не ей? Муж простой докер, после всех налогов больше десяти тысяч на руки не получающий.
Наталья работала врачом. В последнее время некоторые ее коллеги, несмотря на официально нищенскую зарплату, вдруг стали резко богатеть. Деньги тянули с клиента во всевозможные нелегальные фонды добровольно-принудительных пожертвований, которые использовались исключительно на зарплату отдельных хорошо пристроившихся людей в белых халатах.
Оказавшийся у кормушки доктор мог позволить себе купить иномарку, дачу и даже, при удачном раскладе, если пациент чертовски богат и вдобавок серьезно болен, то и квартиру.
Богатели все, кроме Натальи и ее брата. На себе она давно поставила крест как на не умеющей жить: тянуть деньги с больных она, так и научилась, но брат-то, брат. Умница, все схватывает на лету. В крупнейшем в стране порту работает, а нищета нищетой. Почему Бог так несправедлив и наказывает все время одних и тех же, будто не знает других имен?
Наталья даже решилась показать брата своему хорошему знакомому Галузину Геннадию Степановичу, заведующему реанимационным отделением.
В поликлинике про Галузина болтали всякое, и про связь с портовой мафией поговаривали, но Наталья не верила никому, считая того глубоко порядочным и профессиональным человеком. Не преступление, если он получает за свою труднейшую работу заработанное потом и кровью вознаграждение.
А работа у Галузина не приведи господи. Человек каждый день людей с того света вытаскивает, поэтому и пьет, наверное, а как выпьет, часами говорит о своих травленных и задавленных, пересыпая речь отборным матом. Но, впрочем, это общая беда всех врачей. По статистике, эти люди сугубо интеллигентной профессии самые изощренные матершинники.
Галузин к просьбе пообщаться с братом отнесся благосклонно, ибо знал, что будет к беседе и плов с гусятиной и коньячок. Любил поесть на халяву, хотя никогда бы в этом не признался.
Придя по-обыкновению пораньше, он успел и принять и вкусить, когда раздался звонок в дверь, и в дешевой синтетической куртке появился Алик. Такую куртку в дорогом городе, где даже школьницы носили кожаные плащи, имел он один, и сердце Натальи жалостливо, по-бабьи, сжалось.
Галузин щедро плеснул хозяйского коньяку себе и чуть менее щедро Алику. Тот хватил с дорожки и потянулся к гусятине.
-Ты ему не наливай больше, а то алкашом станет, - сказала Наташа в сердцах, и рука Флорова замерла на полпути, а потом он взял кусок поменьше, а не тот, который хотел. Тот взял Галузин.
-Как скажешь, хозяйка, - Галузин еще более щедро плеснул себе, выпил и со вкусом продолжал начатый бесконечный рассказ. - Привезли тут одного, уксус выпил. Вместо трахей одно сопли. Выжил подлец, даже трубки не пришлось ставить. Инвалидом будет.
Сказано было так смачно, главное вовремя - Алик как раз тщился проглотить первый кусок - и Флоров не замедлил поперхнуться.
-Чего ты на плов накинулся? - Возмутилась сестра. - Голодный что ли? Ты умного человека лучше послушай. А ты ешь, Гена, я тебе еще положу. И сервелатику порежу.
-Режь, - милостиво разрешил Галузин.
Так как рюмку у Алика предусмотрительно забрали, то доктор опять налил себе одному и откушал.
-Ну, я вас оставлю, поговорите себе, - заторопилась Наталья и тактично вышла.
-Сердце не беспокоит? У тебя вдавленная грудная клетка, что ведет к недоразвитию правого желудочка сердца. Аномалия ерундовая, с такой до восьмидесяти живут.
-Я согласен до восьмидесяти.
-Ты с такими делами не шути, - сразу посерьезнел Галузин. - Инфаркт и все. Тебе сколько лет? Одного такого на днях привезли, все ребра ему переломали, но так и не откачали. Аж сердце ему порвали.
Алик признался, что да. Даже во сне от них спасения нет. Стыдно белье в прачечную относить - ей богу, а стирать самому лень.
-Понятное дело-синдром неутоленного сексуального желания. Бабу тебе надо. Я тебе потом скажу названия надежных контрацептивов. В случае чего, если что подцепишь непотребное, попринимаешь трихонопол.
Хорошо специалистам, никаких проблем, подумал Алик.
-Войну во сне не видишь?
-Какую войну? - Опешил Алик.
-Атомную. Нет? А повторяющиеся, навязчивые сновидения?
Разговаривая, Галузин поглощал безмерное количество пищи и питья. Потом внезапно поумерил свой пыл и сказал:
-Не займешь стольник по-свойски?
У Алика столько не было, и Галузин удовлетворился пяти десятью. Ведь не отдаст, с тоской подумал Алик. Можно было на диск 'Пентхауза' разориться. Своих девочек нет, так хоть на чужих полюбоваться.
-Ну, как у вас тут дела? - Вернулась на кухню Наталья.
-Замечательные у нас дела, - ответил за обоих Галузин, хотя Алик с ним был не согласен. - Хорошая специальность у твоего брательника, не то, что у нас, докторов, сплошные нервы.
-Но вам хоть деньги хорошие платят, - осмелился возразить Флоров.
-Деньги - не главное, - нравоучительно и, главное, веря самому себе, сказал Галузин. - Чего-то мы заболтались, а ведь хорошо сидели. Ставь, Наталья, свою Тефаль. С тортиком чайку попьем, оченно я твою выпечку люблю, мать твою так.
Наталья сделала вид, что не заметила его грязной брани, а так как мат слышали дети, то и дело выбегающие на кухню, и, почувствовав потребность кому-то сделать замечание, все свое вспыхнувшее раздражение вылила на брата.
-А ты не засиживайся, - напустилась она на Алика. - Иди домой. Тебе засветло надо успеть.
В прихожке он шепнула ему:
-Ну, как тебе Гена?
-А чего он матом ругается?
-Много ты понимаешь! Знаешь, у него работа какая нервная! Давай иди! Ты ногтя его не стоишь.
Не успел Алик выйти в подъезд, как услышал, как Галузин просит у сестры пару сотен взаймы. И ей не отдаст, подумал Алик.
Он вышел на улицу, задержав шаг у новенькой иномарки Галузина. "Пионер" внутри съемной панелью дразнится, даже музыку не выключил, гадский папа, и еще совести хватает полтинники стрелять. Реаниматор, туда его так.
Флоров перевел взгляд со сверкающей машины на свои прохудившиеся башмаки, альтернативы которым не наблюдалось, по-крайней мере, еще на пару сезонов и подумал:
-Деньги, конечно, не главное, но не до такой же степени!
И глаз у доктора оказался плохой, потому что, придя от него, Алик в ту же ночь увидел такой сон, хотя еще и не навязчивый, но уж и нормальным его назвать было никак нельзя.
Начиналось все замечательно. Посмотрев на сон грядущий постановку по телевизору и поддев исподнее, еще отцовское, пятьдесят какого - то года, производство Китай, еще Мао был жив и Гоминьдан - вот это качество, ничего вы не понимаете в исподнем, в хорошем исподнем, в настоящем исподнем, с ворсом вовнутрь, с пуговками наружу - улегся он спать в той комнатенке, что окнами выходила на Столичный проспект.
Заснуть надо было торопиться, не ровен час - полпервого, пойдут автобусы с докерами со второй смены, тогда точно заснешь. Но только после того, как пройдет последний транспорт.
За окном шумел тополь, что, уезжая, воткнула тонким прутиком в землю лет надцать назад одна из жилиц, приговаривая, что будет, мол, обо мне память - и шутка удалась, вымахал тополище аж с две пятиэтажки, грозя погребсти под собой весь дом, а, летом нещадно затапливая квартиры и улицы душным пухом, зудели за тонкой сеткой комары, и постепенно все эти звуки перешли в новое качество, а именно в дробный стук копыт и скрип широченных грубых рессор.
Алик находился в тесной кабинке, обшитой воловьей кожей и крест-накрест подбитой сыромятными ремнями. На нем была невероятно тугая фрачная пара из необыкновенно толстой ткани. На коленях примостился гладкий толстый фолиант.
Кабина колыхалась, колыханье сопровождалось уже упомянутым стуком и скрипом. За окном было сумрачно, но внезапно сумрак беззвучно осветился.
-Гроза идет, барин! - прокричал возница. - Укрыться бы загодя.
-Ну, так поезжай шибче в деревню, дура! - велел Флоров.
-Да деревня уж больно плоха. Нерусь.
-Эк ты, братец, отзываешься о государевых людях. Знаешь, сколько я люду переписал, и все они, про между прочим, подданные Его Величества, независимо русские они либо неруси.
Флоров заботливо погладил лежащий на коленях фолиант. На нем в очередном сполохе осветилась массивная пряжка, на которую он был застегнут. На пряжке имелся золотой барельеф в виде двуглавого орла со скипетром и булавой, а также была вытеснена надпись-1872 год от Рождества Христова.
Когда всполохи стали чаще и начали сопровождаться отдаленным грозным гулом, а по тарантасу хлестнули первые, еще слабые порывы ветра, Флоров не выдержал и крикнул:
-Семейка, дубина ты стоеросовая, поезжай немедля в деревню. Неровен час, попадем под дождь, самого запрягу.
-Слушаюсь, барин, - откликнулся Семен. - Но ежели чего случится, пеняйте тогда сами на себя. Места здесь глухие, а люди темные душой, ибо во Христа они не веруют.
Возница хлестнул лошадей, и тарантас, круто поворотив, направился в сторону слабых огней ближайшей деревеньки.
Спустя четверть часа коляска въехала в деревню, состоявшую всего из одной извилистой улицы с покосившимися вросшими в землю избами по обе стороны. Они проехали ее всю, но постоялого двора так и не обнаружили.
В одном месте дорогу им перебежала статная девушка в цветастом платье до пят и таком же цветастом платке. В руках она сжимала крупный узел.
-Уважаемая, где у вас тут можно остановиться? - просил возница. - Мы государевы люди, непогодой застигнутые, помоги заради Христа.
Девушка молча и даже с неким вызовом глазела на них. У нее оказались не глаза, а глазищи, под стать фигуре: огромные, зеленые как у ангорской кошки и игриво-хмельные. Флоров решил взять инициативу на себя.
-Где у вас староста проживает? Не подумайте худого, у нас и грамота есть.
-Фатьма! - раздался зычный голос от домов, то ли женский, то ли мужской. - Ишь чего надумала: в грозу в баню идти! Смотри, девка, прогневишь Всевышнего, хвала ему во веки веков.
Девушка прыснула через дорогу к скромненькой баньке с уже дымящей трубой. Платок при этом соскользнул с ее плеч, открыв непривычные для здешних мест тяжелые косы цвета спелой пшеницы.
-Басурманка, а хороша! - восхищенно протянул Семен, Флоров хотел осадить его, но в этот момент сделалось светло как днем, а потом так грохнуло, что кони дернулись. Толчок сопровождался истошными криками возницы и падением Флорова с сиденья. При этом он так удачно приложился лбом к деревянному облучку, что из глаз его брызнули искры размером никак не менее юбилейного золотого рубля 1870 года, и он моментально проснулся.
Некоторое время он лежал, вслушиваясь в темноту и надеясь услышать отзвуки начинающейся грозы, но как оказалось, все это был всего лишь сон.
Вообще-то, Алик любил сны, но этот вспоминался уж чересчур реалистично, казался тяжелым, каким-то материальными этим Алику не понравился. Но если б он знал, что это всего лишь верхушка айсберга. Если б знал.
Г л а в а 3
Л И Ч Н Ы Е Ф А Й Л Ы
Придя на работу на следующее утро, Алик замер как вкопанный: на двери кабинета белела табличка с надписью: "Буду через пятнадцать минут". Табличка была Сашкина, лично им нарисованная, вещь, в общем-то, бесполезная, но он обязательно вешал ее снаружи, даже если выбегал на минутку в туалет.
-Дурацкие шутки! - воскликнул Алик на весь коридор, надеясь увидеть чью-нибудь смущенную физиономию, но вдруг осекся, и ему расхотелось как-то орать.
Во-первых: дверь он закрывал вчера сам и никакой таблички не вешал, она оставалась внутри, на гвоздике. Во-вторых: дверь была не заперта. Мало того, кокетливо приоткрыта, и оттуда тянуло сквознячком. Фикция конечно, окон в Башне нет, не предусмотрено, а система вытяжки построена исключительно на кондиционерах. Даже башка трещит от этих постоянных жужжалок. Открыть бы оконце, так нет, не положено, хоть табуретом окно вышибай, форточек нет.
Алик опасливо толкнул дверь. В следующее мгновение у него вдруг возникло острое предчувствие, что он увидит Сашку живого и невредимого, тот обернется на своем стульчаке с колесиками, на котором немало изъездил вдоль ряда столов с установленными на них компьютерами, принтерами, сканерами и модемами, и скажет, как ни в чем не бывало:
-Привет! Чего уставился как на ожившего покойника?
Дверь распахнулась, по-сашкиному двинув в близко стоящий шкаф, но самого Сашки в комнате, конечно же, не было. Алик вытер выступивший на лбу пот. Наваждение какое-то. Еще немного, и действительно придется к Дегенерату идти, просить выходной, выслушивая при этом его нуднейшие наставления.
В комнате было все так же, как он оставил вчера. Стол Сашки убивал пустотой. Ящики аккуратно по-милицейски задвинуты до отказа.
Алик кинулся к шкафу и вздохнул с облегчением. Ноут был на месте.
Происшедшее Алика так задело за живое, что он сделал то, чего делать совсем не собирался: решительно вынул девайс и запустил его. Поначалу не было ничего интересного. Загрузилась 'Виста', высыпали иконки типовых рабочих программ. Ничего лишнего. Понятное дело: Сашка информацию хранил на дискетах, а дискеты все конфисковали оперативники.
Но должно же хоть что-нибудь остаться!
Тогда Алик полез в систему. Системные файлы для записи информации не предусмотрены. Более того, для предотвращения попадания вируса в сервер - это строжайше запрещено, но Алик помнил, что еще на заре компьютеризации всей страны, когда их только подключили к сети Интернет через сервер порта, Сашка как-то сбросил пару мегабайт бесплатной порнографии в сеть. По итогам года это потом оказался самый популярный файл.
Алик легко вошел в систему, хотя Сашка и использовал электронный замок, выбрав для этого нехорошее слово, но Алик его тоже знал. И сразу увидел нужный файл, который Сашка, не мудрствуя лукаво, назвал по-простому "Личное". Тогда он навел на него курсор и нажал на "Вход".
На компьютере загорелась кнопка "Турбо", а через колонки донесся записанный Сашкин голос, прозвучавший как живой, что было еще более дико, человека сутки уж как нет, а голос остался:
-Алик! Я так и знал, что ты лазишь в мои личные файлы!
Судя по объему, файл в один гиг, не меньше. Алик недоумевал, чего Сашка мог туда столько личного записывать. Фильм разве что.
Узнать об этом ему было не суждено. Зазвонил телефон, и Дегенерат велел ему прибыть лично. Алик чертыхнулся, выключил питание и пошел.
Уже запирая дверь, он вспомнил, что так и не позвонил на вахту, чтобы узнать, кто же все-таки лазил в комнату. Может, уборщицы, у них тоже ключи есть.
Он прошел по круговому коридору, толкая по очереди толстые стеклянные двери, снабженные тяжелыми инерционными компенсаторами, и, оказавшись перед безликой дверью с матовыми стеклами, ничем не выделяющейся из целого ряда точно таких же дверей, открыл ее и вошел.
Комната была близняшкой его собственной, только стол был один.
-Можно? - сказал Алик с просительными нотками, надеясь, что ему откажут, но зря надеялся: Николай Николаич посмотрел на него своим обычным смурым взглядом и кивнул.
- Всех нас затронуло это происшествие, но надо работать, другого не дано. Как у тебя самого дела?
Алик с готовностью подтвердил, что нормально, отлично зная, что любой другой ответ вызовет такое ответное словоизлияние, что ему в нем не выжить.
-У нас созрело решение поручить работу Вандерхузе по вводу новой локальной системы тебе. Как ты на это смотришь?
Алик был готов к такой постановке вопроса. Как это ни аморально звучит, но смерть Вандерхузе открыла перед ним довольно приятные перспективы. Теперь в деле адаптации новой сети у него конкурентов нет. Как-никак они вместе с Сашкой начинали, и лучше его специфики проблемы никто не понимал.
-Если тебе все ясно, то можешь идти. Иди и дерзай.