-Надоело по гаражам пить, - заявил как-то наш бригадир Михалыч. - Как к моей Клавдее приходят подружки, так они, значит, на кухне заседают со всеми удовольствиями, а я чем хуже?
А тут как раз по зиме аванс подоспел, который Михалыч называл не иначе как "аванец".
-Пойдем в ресторан аванец обмывать, всякие прения по данному вопросу отменяются, - заявил он.
Какие уж тут прения, мужик сказал, мужик сделал.
Ресторан попался тихий. Полная противоположность нашему участку. Когда у нас "Кикинду" включают, слабонервных с приступом уносят.
-Респектабельный, - сказал Михалыч, который обожал всякие иностранные слова даже больше отечественных ругательств.
Затемненный зал с несколькими столиками, в углу белый рояль, пианист нестриженный, на нашего сантехника похожий, только без прыщей, на нем что-то тихонько навтуливает. За соседним столом компания развлекается: девица и трое здоровя
ков, про таких обычно говорят: что поставь, что положь.
Девица глянула на мои выходные голубые клеши с зауженным черным пиджаком и захихикала, понравился, небось. А что, мы ремонтники, парни видные.
Один из здоровяков, бритый налысо, глянул на меня и дружелюбно предложил:
-Осади назад.
Хороший человек плохого не посоветует.
Мы с Михалычем и осадили. Литр на двоих. Надо сказать, алкоголь на меня странно действует. То ничего, то потом полная отключка случается, словно телик кто выключает на самом интересном месте.
Пианист что-то там веселенькое нарисовал, соседняя компания задвигала стульями и пошла танцевать. Я оправил пиджачок приталенный, застегнул единственную уцелевшую на нем пуговицу и направился следом.
Вот, собственно, и все. Ибо на этом месте кто-то щелкнул выключателем и начисто вырубил меня из окружающего пейзажа. Когда он заново включил меня, то пейзаж был другой.
Каким-то непостижимым образом я очутился вдруг в насквозь промерзшем троллейбусе. Пиджака на мне уже не было, не говоря уже о пальто, а ведь не июль месяц, зима, минус двадцать на дворе. Причем я был вынужден смотреть на мир одним глазом, ибо второй открываться категорически отказывался.
На этом культурная часть программы заканчивается, начинается голая правда, которую на следующий день до меня довел Михалыч.
-Пошел ты, значит, танцевать, - начал он. - Не знаю, что у вас там произошло: то ли ты кому на ногу наступил, то ли тебе кто. В общем, вернулся ты, пиджачок аккуратно на спинку стула повесил, а потом вернулся и с ходу бритому в рыло. Тот откинулся, а его дружки за тебя взялись. Должен тебе заметить, ну ты и крут, братец. Те двое тебя мордой об стол, а ты орешь: "Не злите меня!" - Михалыч задумчиво помолчал, потом продолжил. - Но самая главная апория со мной произошла. Сначала я, конечно, вмешался и стал лупить здоровяков, чем бог послал, а именно, крышкой от рояля. Пианист на ней поначалу вис, но потом на полировке не удержался. Когда все успокоились, ты пропал бесследно, как ни искали, даже в рояле смотрели, собрал я все твои шмотки и поехал к тебе домой. В троллейбусе меня что-то разморило, и заснул я. Просыпаюсь, вокруг темно, не видно ни зги, и кто-то дышит, - Михалыч сделал драматичную паузу. - Я руку вперед протягиваю и натыкаюсь на чью-то мордуленцию, веду рукой выше, а там-уши! Поверьте, братцы, ни в какую мистику никогда не верил, а тут как молнией ударило: "Черт!" Я как заору. На крики водитель троллейбуса прибежал. Он-то все и обьяснил. И знаешь, что оказалось? Когда приехали на конечную остановку, шофер никак не мог меня растолкать, а оставить не рискнул-мороз же. У них там загончик есть, где они кроликов держат, так он меня туда оттащил. Я ведь кролика за черта принял! - Михалыч сокрушенно покачал головой. - Нет, братцы, с этими ресторанами и другими злачными местами пора кончать!
Мы и закончили, теперь как аванс, то сразу в гараж идем и никуда не сворачиваем.