 |
Lacrimosa dies illa,
Qua resurget ex favilla
Judicandus homo reus
Huic ergo parce, Deus,
Pie Jesu Domine,
Dona eis requiem. Amen.
"Dies irae"
|
Вам нравится звучание скрипки? Что вы слышите, когда она играет, плач или радость? Счастье или отчаяние? Скрипка - совершенный инструмент с идеальными формами, но многим людям она режет слух.... Её не все понимают, не все принимают. Так отчего каждый слышит её по-разному? Потому что у каждой скрипки есть свой скрипач, который возьмёт любовно её в руки, заставит милую и плакать, и смеяться. Мы услышим её крик души, но ровно настолько, насколько ей даст это сделать любовник-скрипач. На первый взгляд, может показаться, что он контролирует, сдерживает её, не даёт сорваться.... Сорваться? Нет, он держит её на грани, даруя возможность, докричатся до сердец людей, не порвав свои струны. Разве это контроль? Скорей всего - забота.
В большом зале играла скрипка. Простите за оплошность, играла не только она, а целый оркестр, но маленькая чаровница отбивалась луной о стены и заполняла всё пространство. Сегодня у неё конкурентов нет. Другие инструменты, не понимали её, они давно уже устали играть на этом балу. Зачем? Ведь их никто уже не слушает, все слишком поглощены друг другом. Музыка из искусства на этом вечере превратилась в фон.
По шахматному черно-белому паркету пробежал маленький десятилетний мальчик Глашатай, напевая про себя: "Сегодня у нас бал-маскарад, Король всем гостям безмерно рад, идите вы гости, спешите сюда, смеху-потехе пришла пора". Он сильно фальшивил и коверкал слова, лукаво поглядывая на окружающих. Нашептывал: "Ха-ха, идите все сюда". Странно то, что на этом балу детей не было, а этот мальчик был. Он постоянно не находил себе места и что-то считал: "шестьдесят девять..., семьдесят шесть..., восемьдесят... сто два, ха, ха, ха ". Его смех отдавал каким-то безумием. Правда, разве может быть безумным ребёнок?..
Упомянутый Король в черной маске, величественно сидел на троне. Он наблюдал за собравшимися гостями. Уже три часа ночи, разгар праздника, но он только наблюдал, только время от времени позволял себе прогуляться залой, окунутся в атмосферу веселья, попробовать его на вкус, как редкий, драгоценный деликатес, только чуть-чуть и вернутся назад, довольным этим праздничным вечером. Его не одолевала скука, никак нет, он просто не видел смысла смешивать себя с толпой.
А вокруг царил хаос. Не слушайте тех, кто вам скажет, что так не бывает. Бывает и ещё как. Все уже забыли о правилах и приличиях, откинули их в сторону. Громкий похабный смех оплетал кокетливый, какофония цветных ярких нарядов кружила голову, ведь каждый хотел, чтобы его заметили. В этот вечер все хотели чувствовать себя особенными. Правда лишь в том, что в этой радуге цветов, особенным, заметным казался лишь одетый в черный камзол Король.
А музыка? А танцы? Как без них? Конечно, большинство гостей танцевали. Кружились, вертелись, меняя партнером в хаотичном порядке. Казалось, будто опьяневшим весельем дамам уже было всё равно с кем танцевать: с прекрасным принцем, блиставшим белозубой улыбкой, или же с краснокожим, лукаво подмигивающим чертом. Какая разница, это ведь маскарад... Для всех присутствующих, пары кружились в танце идеально, но в реальности каждый танцевал под свою мелодию, отбивая свой ритм. Удивительно, как они ещё все не сбились в кучу нежных принцесс, рисковых разбойников, шахматных королев, животных, птиц, цветов и многих других.
Чуть в стороне на балконе, присел Шут, подобрав ноги. Они уже ныли от боли, а горло палила жажда. Всё-таки шутить и язвить - это очень утомительное дело. Девчонка наигранно вздохнула, поймав взгляд Короля. Разве я не сказала, что это она? Задорный Шут с кудрявыми, непослушными, цвета белого золота волосами, в которых было несметное количество маленьких колокольчиков. Разукрашенное черно-белой краской лицо привлекало взгляд, покрытые серебряной помадой губы, то игриво улыбались, то коварно скалились. Темно-карие глаза, подведенные синей подводкой, лениво оглядывали прохожих, надеясь найти себе следующую жертву.... Ах, как трудно быть шутом!
Придворная Дама сморщила свой припудренный носик. "Опять этот Шут, вечно всех достаёт". Сегодня пава решила быть в красном, по нечетным числам она обожает носить красное. А почему бы и нет? Высокая причёска, острые черты лица, высокомерный, уверенный взгляд, заставляли прохожих, Даму принимать за саму Королеву. Представляете, какой ужас? Хотя не будем лукавить, главной Даме это очень льстило. Ей на вид можно было дать где-то тридцать лет. Только поговаривают, что она пережила уже четырёх мужей. Она резко взмахнула белым веером, надела маску доброжелательства, уже прошло семь минут, а она не с кем не общается и не танцует. Всё пора на арену, ой, простите за этот цирк, пора в высшее общество.
Всё так называемое "высшее общество" этого вечера, как уже упоминалось, танцевало в огромной зале. С каждой минутой гости всё ещё прибывали, их никто не объявлял, они просто безликими тенями входили внутрь по большим витым ступенькам. Зала была не огромной, а если можно так описать, бездонной. С приходом каждого гостя она то удлинялась, то расширялась. Этого никто не замечал, может быть из-за того что стены заменяли зеркала? А может быть из-за обычной человеческой глупости й недальновидности? Скорей всего второе.... В этом зале не было крыши, её заменяло звёздное небо и большая полная луна. Лунный свет, придавал этому действу, какую-то загадочность и непонятное до конца очарование... Луна в этот вечер была щедра на свой свет. На украденный у солнца свет. Хотя кто докажет что это так? Кто осудит? Может они с ним лучшие друзья и это знак их вечной дружбы. Кто его знает. Да, в зале были ещё источники света, но отчего-то они тоже издавали белый, едва голубоватый свет. Скорей всего свечи побоялись конкуренции. Проще ведь поддержать, подыграть, нежели быть собой...
Поправив серебряные подсвечники Камердинер, устало вздохнул, поскорей бы всё закончилось. Он был одет в серую и неприметную одежду. На лице только намёк на маску - белыми красками был нарисован узор на пол-лица. Это работа Шута.... Сам мужчина был уже в возрасте, он на всё смотрел усталыми, мутными белыми глазами. Он достал свои старые потемневшие от времени серебряные часы, провёл по своему сокровищу ласково морщинистой рукой. Потом очнувшись, от нахлынувших воспоминаний, открыл. Через разбитое стекло, тоненькой молнией-трещинкой, он посмотрел на циферблат. Маленькая чёрная стрелочка показывала на серединку между цифрой три и четыре. "Уже скоро рассвет, - подумал про себя, - уже совсем скоро...". И на его устах заиграла улыбка.
В зале не было часов, ни маленьких, ни больших, ни громких, ни тихий, ни дешевых, ни дорогих, только те старые, серебряные часы Камердинера и то скрыты от посторонних глаз. Безудержное веселье не должны были раздражать размерные тики часов. Пусть все забудут о времени! Пусть забудут о своих делах! Пусть эта ночь превратиться в тягучий чёрный шоколад, так одурманит! Затянет трясиной! Ночь - длиной в вечность! А время? Здесь его нет. Его придумали люди. И здесь они о нём же и забудут.... Всем тем кому нужно, те его знают, чувствуют... Каждая секунда, равна их сокращению сердечных мышц. Тик-так-тик-так... Сердце отсчитывает время. Оно их часы. В этом марафоне.... А пока нужно улыбаться, пусть не искренно, но улыбаться - это главное, говорят психологи, что вынужденная улыбка со временем превращается в настоящую. "Со временем" и "кажется", как вы понимаете, в этом случае это ключевые слова.
Одной из тех, чье сердце замирало ударами, была девушка в серо-белом полупрозрачном платье в стиле ампир. Без имени. Просто девушка. Точнее призрачная тень. Она была неприметной, какой-то незапоминающейся, безликой, без эмоций на лице. Каждое её движение было размеренным и лёгким. Её никто не видел, точнее все делали вид, что она невидима. Только почему-то она как ледокол разрезала толпу так, что никто её даже не касался. Девушка ходила из стороны в сторону. Плыла на поверхности моря безликих людей. Её руки были увешены разной длины и толщины серебряными браслетами-цепочками, но и они были молчаливы. Её кожа была до крайности бела и самое страшное... Самое страшное было то, что маски на ней не было... Она, та единственная, чьё лицо можно было разглядеть во всех подробностях, увидеть настоящую, живую, пусть и не до конца, красоту, а не лицезреть искусственную маску, была окружающим не интересна, чужая, не похожая на них, по этому девушка была не заметна и нема. Она была здесь лишней. Так считали все. Почти все.
Безликая бродила в основном в толпе, подальше от зеркальных стен. Этого с первого взгляда не поймёшь, но Глашатай, маленький проказник, наблюдал за ней со всей своей детской непосредственностью. Он заметил, что она мелькает то тут, то там и вместе с тем ни с кем не разговаривает. Ведь это странно, она могла бы пойти в тень. Только девушка, как бы наоборот, искала убежище во всём этом сборище. Этим она мальчишку й зацепила. Его сердце билось очень трепетно, а взгляд стал очень задумчивым с какой-то озорной хитринкой, как у картёжного шулера. Гостей он уже не считал, уже их было достаточно. Знать их количество больше никому уже не было нужды, кроме него. А последнюю цифру он специально не скажет. Кто умный - поймёт, а кто сообразительный сам посчитает. С этим решением, он потёр свои маленькие ручки и побежал к призрачной. Она стояла чуть ли не в центре залы, так что мальчишка подбежал к ней со спины. Он хотел, чтобы она обернулась, но она всё стояла, слегка опустив голову. Мальчик посмотрел вперёд, чтобы увидеть куда пройти, и в этот момент, люди впереди в такт разошлись и на пару секунд образовался небольшой коридор. Раздался крик. Детский крик отчаяния. В этот момент девушка упала на колени....
Никто ничего не увидел. Никто ничего не услышал. Почти никто. Те, кто услышал, стояли молча, понимали, что ничем помочь не могут.
Маленький Глашатай кричал. Это его голос никто, почти никто, за громкой музыкой и голосами не услышал. Впервые за весь вечер безумие в глазах пропало, оставив детский испуг и одновременно с тем смелость, желание как-то помочь. Он увидел в этом случайно неслучайном человеческом коридоре её отражение: молодую, золотоволосую с яркими зелёными глазами девушку. Прекрасное создание. Намного красивее, чем все те разряженные в пух и прах леди танцующие в зале. Она стояла в белом полупрозрачном, платье, которое переливалось всеми цветами радуги, но в глазах была убивающая боль и отчаяние - она мучилась. Её руки опутывали чёрно-белые змеи, которые оставляли красные следы на коже, по всему телу порезы и укусы из которых сочилась кровь. Весь её образ кричал о помощи и безнадежности. Он видел истину только пару секунд, но незасорённый лишней информацией мозг, запечатлел увиденное и проматывал в голове снова и снова... Когда Глашатай заметил, что она упала на колени, он вынырнул из грёз и побежал. А там увидел на полу серую, безликую девушку с отсутствующим взглядом. Мальчик сел к ней на пол рядышком и взял своими ручками её лицо. Это была она и не она. Все черты те же, только обесцвеченные, холодные. Он посмотрел в чёрные глаза и прошептал: "Почему?". В ответ по её щеке побежала маленькая прозрачная слезинка. Значит не всё потеряно. В глазах что-то незримо менялось. Мальчик стал всматриваться и увидел в глубине её глаз зеленеву, которая постепенно становилась всё четче и чётче, а взгляд с каждой секундой становился всё осознанней.
Где-то в зале, прозвенели маленькие колокольчики и быстрый разрезающий воздух взмах веера, где-то в зале, мужчина в чёрном встал с трона с бокалом салютируя, где-то в зале, резко закрылись серебряные часы... На мгновенье всю залу охватила тьма, при этом всё вокруг шло как и прежде. Толька ещё пару личностей замерли, как будто к чему-то прислушиваясь.
В зале раздался оглушительный треск - разбились все зеркала. Осколки разлетелись во все стороны, никого не задевая. Сердца забились чаще, отбивая последних чётких четыре удара. Тук-тук-тук-тук. Солнце взошло. Всех опалил золотой свет. Музыка вся смолкла. Время замерло.
А в центре залы сидел на полу маленький десятилетний мальчик,у него на руках лежала израненная девушка. Настоящая. Он осмотрелся вокруг и ужаснулся. Все кто как стоял, так и остались на своих местах. Позы, выражения лиц, застывшие в воздухе элементы одежды. Время как будто остановилось и все как мухи в янтаре застряли во временной ловушке. Только они были уже не такие как раньше. Это были не люди, а только фасады, куклы, скелеты. Их одежда потеряла краски и прямо на глазах тлела, превращаясь в лохмотья. Осколки зеркал, замершие в воздухе, усиливали свет, он был везде. Солнечный свет. Истинный свет. Откуда-то пришел слабый ветер. И все стали осыпаться, развеивается в пыль, который уносил в разные стороны холодный лёгкий ветер. Мальчику стало страшно и он прижался к девушке, крепко-крепко закрыв глаза.
Кто его знает, сколько прошло времени, но в какой-то момент прозвучал высокий, мелодичный голос у него над ухом: "Уже можешь открывать. Тебе больше не от кого прятаться. Не надо бояться. Посмотри." Он её послушался. Живая сняла с него чёрно-белую маску и та истлела у него на глазах рассыпаясь в пыль. "Вот так." Он оглянулся - кругом всё поменялось - вокруг был лес. Место не было ухоженным, нет, оно было диким, и этим прекрасным. Вокруг росли самые разные деревья, кусты, цветы. Всё играло живыми естественными красками, смотря на которые хотелось жить. Где-то слышался ручеек, который своим плеском напоминал колокольчики, а вон там, бросался в глаза красивый куст красных роз и много чего ещё интересного.... Нужно только приглядеться.
Здесь было тихо, очень тихо, но если прислушаться, то где-то далеко играла музыка. Играла скрипка. Она звучала в сердце мальчика. Он знал, что он со своей спутницей уже не там где был изначально. Там остался только одинокий, верный своей скрипке скрипач.
Высокий, стройный юноша, стоял с закрытыми глазами и играл на скрипке. Вокруг были осколки зеркал, а пол по колено устилал пепел, он стоял в центре бывшей залы и играл. Ему было не дано увидеть тот зелёный лес. У него был свой мир. В котором он был и будет счастлив. У него свой рай.
Играла скрипка. Она играла впервые не зная ограничений. Впервые она играла не для кого-то, а для себя и своего любимого. Здесь и сейчас воцарилось искусство в вечности. Amen.
|  |
