Дюгованец Ирина Ивановна : другие произведения.

Питер Гальтон. Бесконечная история. Часть первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Питер Гальтон. Бесконечная история.

Герой - дитя Европы - дворянин нового, XVIII века. Морской офицер, испанский шпион, медик, предприниматель, человек искусства и, разумеется, куртуазный любовник! Идет война за испанское наследство...

Часть I

Париж. 1703г.

  
   - Ты, кажется, чем-то расстроен, Жан? - спросил граф де Монтель своего секретаря и камердинера Жана Потье, за много лет ставшего ему почти другом. Когда-то граф - в то время просто шевалье Пьетро-Марио де Лоретто, - подобрал его на ступенях Сорбонны едва живым от голода. С тех пор прошло без малого восемь лет, но Жану казалось, что лет сто - настолько насыщена событиями была его жизнь на службе у графа.
   - Пойдем куда-нибудь выпьем, - продолжал граф, тоже выглядевший не очень веселым. - Кстати, подробнее расскажешь о поездке в Мадрид...
   - Вы, сударь, могли бы найти себе компанию получше. В Париже у вас полно друзей. Или после большого праздника в Тулузе их поубавилось? С тех самых пор вас просто не узнать. Неужели размолвка с женой так не вас подействовала? Скажу по секрету: когда вы пропадали неизвестно где почти два дня, Марселина даже плакала. И госпожа графиня тоже не находила себе места.... Ну, вы же не виноваты, в самом деле, что дамы не могут равнодушно на вас смотреть! Но я свидетель, да и вся прислуга видела! - вы не давали мадам повода подозревать вас! Со всеми вы были только галантны! Это после визита господина де Шевриера госпожа графиня надула губки.... Сеньора захотела в Париж - вы её желание выполнили. Теперь мадам весела и довольна. А вы не можете забыть какую-то обиду? Или какую-то даму?
   - Ты много болтаешь, приятель, и слишком любопытен. Я не собираюсь тебе исповедоваться. Ты чересчур много видишь, но не всегда правильно понимаешь.... Лучше расскажи, чем ты так расстроен.
   - А вы не передумали со мной выпить? - Граф рассмеялся.
   - Конечно, нет.
   - Не часто выпадает такой случай - и такая честь!
   - Полно, перестань...
   ...Они зашли в ближайшую таверну, и за кружкой хорошего вина Жан Потье продолжил:
   - Сам удивляюсь, господин граф, что это так задело меня за живое... Столько лет прошло!.. Судите сами! Как только мы приехали в Париж, я тут же отправился разыскать прежних своих приятелей и знакомых. Я мало кого нашел. Да и те стали важными господами в черных мантиях или сутанах...
   - Что же, это так тебя огорчает? Ты сам выбирал свою судьбу. Или теперь сожалеешь?
   - Нет, сударь, нет! Я вполне доволен жизнью. Даже считаю, что мне повезло. Я благодарен вам...
   - Тебе не за что меня благодарить. Мне просто нужен был слуга - и ты согласился.
   - Я оказался счастливчиком по сравнению с некоторыми моими старыми знакомыми.... Особенно одной...
   Жан опустил голову и замолчал.
   - Так-так! У тебя тогда была подружка.... Помнишь, я ставил условие, прежде чем нанять тебя? Ты ведь клялся, что совершенно один, тебе не о ком заботиться, - и о тебе никто не заплачет, хотя бы ты живым спустился в ад! Это ведь были твои слова, я их отлично помню!
   - Да, всё верно. Я и сам так думал, да вот узнал сегодня...
   - Не тяни, Жан, говори прямо - что случилось?
   - И рассказывать-то не чего... Моя бывшая подружка, Мадлен, - она ещё тогда вышла замуж.... Короче говоря, она меня забыла, и я забыл её.... А сейчас я узнаю, что она уже вдова, у неё трое детей - один меньше другого, - и сама она в больнице Сен-Лазар... Ужасное место!..
   Жан замолчал. Граф задумался. Через минуту он спокойно произнёс:
   - Ну, что ж, пойдем. Я хочу взглянуть не нее.
   - Мне думается, сударь, что даже вы со всеми вашими чудесами не сможете ей помочь.... Старуха, которая за ней ходила, говорит, что у нее отнялись ноги.
   - И что же? Я не могу посмотреть на твою подружку? Пошли, и быстро. Ты еще не предоставил мне отчет о своей поездке, а вечером у меня будут дела поважнее...
   ...В четверть часа они добрались до высоких монастырских стен. За этими стенами помещались тюрьма и больница для бедных. Жан ворчал:
   - И зачем я только заикнулся об этом!.. Негоже вам, сударь, бывать в таких местах.
   Лучше бы я один...
   - Вижу, ты сам боишься упасть в обморок? Я бывал в местах и похуже. Например, в трюме корабля, набитого рабами - три месяца плавания... Или вчера, в анатомическом театре на улице Сен-Жермен лЄОксеруа, где мэтр Жюстен препарировал труп человека, умершего от грудной жабы, а достопочтенный отец Бенедикт зачитывал отрывки из Галена, соответствующие случаю. - Граф усмехнулся и продолжал почти весело: - Если учесть, что великий Гален вскрывал, в основном, трупы животных, то получился презабавный комментарий! Везалий два века назад доказал чуть не двести заблуждений Галена, нарисовал великолепные анатомические атласы, а здесь ничего не меняется, вот что удивительно!.. Конечно, я не мог упустить случая, чтобы не извлечь для себя некоторой пользы из этой лекции: за дополнительную плату с ланцетом в руках я прояснил для себя некоторые интересующие меня детали...
   - Меня всегда интересовало, что у человека внутри. Но чтобы вот так запросто его разрезать?.. Ну, уж нет!
   - А что внутри? Потроха. Потрясающе устроенный Господом живой механизм. Тайна великая. Чем больше постигают ее, тем необозримее открываются глубины. Однако мы пришли - я уже чувствую запах четвертого круга дантовского ада...
   Они вошли в коридор больницы Сен-Лазар. От ужасного смрада нечем было дышать. В большом зале, разделенном грязными матерчатыми перегородками, помещалось множество больных и увечных. Большинство из них было совершенно беспомощно - с параличами или в беспамятстве. Загаженные постели, вонь, рои мух - и ни малейшей надежды на облегчение страданий...
   Пока Жан искал монахиню-сиделку, чтобы объяснить, что им нужно, граф с непроницаемым лицом рассматривал больных. Его внимание привлек молодой парень с ногой в лубке и со следами побоев на лице. Этот человек, видимо, бывший здесь недавно, настойчиво звал его. Граф подошел. Парень без жалоб и стонов сказал тихо и спокойно:
   - Сударь, если вы христианин, прикажите вашим слугам вытащить меня отсюда и дать мне подохнуть в какой-нибудь канаве, - только на воле, а не в этой преисподней.
   - А что с тобой приключилось, приятель? - так же спокойно спросил граф.
   - Дьявол мне помог сломать ногу, а потом она распухла и посинела.
   - Давно?
   - Уже три дня .... Так вы поможете мне, сударь?
   - Может быть, это у меня получится.... Ну а выбраться отсюда - пара пустяков.
   - Благослови вас Бог!
   Граф молча кивнул ему и направился к Жану, который уже делал ему знаки.
   - Она там, на женской половине, у окна...
   Они подошли. Питер увидел худую, бледную женщину с ввалившимися огромными глазами, в которых плясал злой огонек отчаяния. На вид ей было лет сорок. Граф внимательно посмотрел ей в глаза и неожиданно улыбнулся.
   - Жан, дружище, оказывается, у тебя хороший вкус! Никогда не думал, что ты разбираешься в женщинах. Ты уже уговорил мадам поехать с тобой?
   0x01 graphic
Мадам Персье сверкнула на графа глазами.
   - Вы издеваетесь, сударь? Куда это я должна ехать с этим шалопаем? Мне сейчас не до шуток!
   - Я и не думал шутить, Мадлен. Кажется, нормальному человеку здесь не может нравиться. А если нас ждет еще и хороший обед с бутылочкой бордо - то оставаться здесь вообще глупо. Я за наемной каретой. - И он ушел.
   - Кто это, Жан?- спросила ошеломленная Мадлен.
   - Мой хозяин, граф де Монтель - лорд Питер Гальтон.
   - Настоящий лорд?! Ты врешь! Зачем ему со мной возиться? Какой-то он странный... Молодой, красивый, как дьявол - и пришел сюда.... Это ты его просил?
   - Ничего я не просил! Он сам захотел на тебя посмотреть.
   - Ты все так же глуп, Жан! Зачем ему это надо? Я что, герцогиня какая-нибудь, чтобы на меня пришел посмотреть такой красавчик, да еще лорд и граф! Что-то тут не так!
   - Не будешь же ты ему перечить! У тебя все такой же дурной характер, Мадлен!..
  
   ...Когда Жан на руках перенес и усадил Мадлен в карету, граф сказал:
   - Там еще один парень мечтает умереть на свободе. Посмотрим, что из этого выйдет.... Пойдем, вдвоем мы его осилим...
  
   ... Питер велел кучеру остановиться возле цирюльни на улице Августинцев. Из кареты высадили всех, кроме Жана, которого граф послал домой за сменой белья и одеждой для Мадлен и Мишеля Миньяра - так звали того парня со сломанной ногой.
   - Не забудь мой несессер, - добавил граф. - И возьми кого-нибудь из женщин помочь тебе здесь!
   - Кому же из прислуги передать ваш приказ, господин граф? - с язвительной ноткой спросил Жан. - Ваши девушки не привыкли ухаживать за ранеными, да и вообще не знают, что такое тяжелая работа!
   Граф презрительно вскинул бровь.
   - Ты ведешь себя недостойно. Кто из них захочет, того и привези. Марсела точно не откажется.
  
   - ... Мэтр Жюстен! - весело воскликнул граф, пожимая руку старому цирюльнику, вышедшему в приемный зал встречать посетителей. - У тебя сейчас будет много работы, мой друг! Прикажи нагреть побольше воды для хорошей бани. Вот этих двоих требуется заново произвести на свет, а я знаю, что роль Господа Бога тебе особенно удается.
- Помилуй, любезный граф, уж ты и сказал! - пряча довольную улыбку, проворчал Жюстен, - сравнить меня с Господом Богом! Да за такие слова - прямая дорога в преисподнюю!
   - У меня там будет хорошая компания, - улыбнулся Питер, дружески хлопнув метра по плечу. - А теперь вот что: приготовь-ка свои лучшие инструменты - те, серебряные, - для них сегодня, кажется, найдется дело. И пошли кого-нибудь в ближайший трактир за коньяком. Вот мой кошелек.
   ... Мальчишка-подмастерье принес две бутылки, откупорил одну и хотел подать две кружки, думая, что это для хозяина и его гостя. Граф остановил его и улыбнулся:
   - Нам пить еще рано, малыш. Налей-ка кружку этому парню - он движением подбородка указал на Миньяра, сидевшего прислонившись к стене и опустив голову на грудь.
   - Что вы, сударь! - испуганно воскликнул тот, когда мальчик поднес ему полную кружку. - Я тут же свалюсь замертво, если всё выпью!
   - Разве ты не желал именно этого? - усмехнулся Питер. - Но не бойся, ничего с тобой не случится. Пей! Может быть, будет еще мало.
   Парень в недоумении вытаращил глаза.
   - Ну, хорошо, я тебе объясню. Ты и сам чувствуешь, что твое дело - дрянь. Я сейчас осмотрю твою ногу, но и без этого предполагаю, что с ней. Если ничего не делать, то скоро ты и в самом деле можешь отправиться на тот свет. Но почему-то мне кажется, что ты не очень туда спешишь, приятель. Ведь тебе, я полагаю, лет двадцать пять, не больше?
   - Двадцать...
   - Тем более. Так вот: мы посмотрим, что можно сделать с твоей ногой и сделаем, что нужно. Это будет больно, предупреждаю сразу. Вот поэтому тебе следует выпить столько, сколько сможешь. Надеюсь, всё ясно? Впрочем, ты можешь отказаться.
   - А сколько это будет стоить?
   Граф с некоторым удивлением посмотрел на него. Было видно, что этот вопрос просто не приходил ему в голову.
   - А разве у тебя есть деньги?
   - Ну, есть.... Вы даже не спросили, кто я.
   - Это не имеет значения. По твоей разукрашенной физиономии видно, что ты не принц. Заплатишь потом мэтру Жюстену за его труды.
   - А вам-то, сударь, какой интерес со мной возиться? Ведь вы, я вижу, знатный господин.
   - Я мог бы сказать что-то о христианском милосердии, но ты бы мне не поверил. И был бы, наверное, прав. Я делаю это из любви к искусству.
   - Радуйся, цыпленок!- вдруг раздался мрачный голос Мадлен.- Радуйся, что милостивый граф удостоил тебя своим вниманием хоть на каких-то полчаса! - В ее тоне слышался сарказм, даже злоба, желание оскорбить. Она продолжала: - Будь послушен, червяк, а то любезный граф рассердится и швырнет тебя обратно в клоаку для нищих.
   Питер посмотрел на Мадлен и обезоруживающе улыбнулся.
   - Вижу, госпожа Колючка, с тобой мне так просто не справиться. Выпей немного, и с твоего языка посыпятся еще более ядовитые жала. Я не забыл про обещанный обед - мы успеем вдоволь наговориться.
   Выпить Мадлен не отказалась. Тут подъехал Жан с двумя горничными; одна из них была действительно Марселина, камеристка графини.
   Баня была уже готова, и пока женщины помогали Мадлен, мужчины занялись Мишелем, уже совершенно бесчувственным. Подмастерья Жюстена быстро его помыли, перенесли в другую большую комнату и положили на высокий стол. Папаша Жюстен принес свои драгоценные хирургические инструменты с узорчатыми рукоятками, и они вдвоем с графом колдовали над парнем больше часа.
   Тем временем женщины успели помыть, одеть и накормить Мадлен, которая теперь тихо спала в кресле.
   Наконец граф вышел зал. Он был без камзола, с распахнутым воротом рубашки и рукавами, закатанными до локтя; на лоб влажными кольцами падали пряди волос. Его лицо было сосредоточенным и немного усталым. Марсела встала ему навстречу, чтобы выполнить любое его приказание. Казалось, он не ожидал ее здесь увидеть. Но выражение его глаз изменилось, он улыбнулся, оглядев себя:
   - Извините, мадемуазель, мой туалет не вполне достоин ваших взоров.
   Марселина смотрела на него все так же преданно - и с плохо скрытым восхищением. Граф продолжал, расправляя кружевные манжеты:
   - Вот что, моя милая. Пожалуйста, распорядись от моего имени, чтобы этих двоих поместили в комнатах для слуг на втором этаже, рядом с моим кабинетом. А Жан переберется чуть дальше, в соседнюю... Марсела, опусти глазки, прошу тебя! - рассмеялся граф. - Своим взглядом ты прожжешь меня насквозь!
   Девушка и не подумала отвести глаза, а спросила:
   - Может быть, размещением гостей займется Жюли, сеньор? Я надеялась получить два часа свободного времени - донья Маргарита меня отпустила.
   - Сеньора никуда не собирается вечером?
   - Нет, она мне не говорила.
   - Хорошо. Ты можешь отправляться по своим делам.
   Но девушка осталась стоять на месте. На вопросительный взгляд графа она попросила:
   - Позвольте мне остаться здесь, сеньор.
   - Зачем? Разве ты не хочешь отдохнуть?
   Она отрицательно покачала головой. Он вздохнул.
   - Иди, погуляй. Пройдись по магазинам, купи себе каких-нибудь безделушек, пококетничай с парнями, наконец. Французы ценят красивых девушек. Может быть, кто-то тебе понравится... - Марсела укоризненно посмотрела на своего хозяина, но тот сделал вид, что ничего не заметил.
   - Мне нужно поговорить с Жаном, - продолжал граф. - Мы посидим немного где-нибудь поблизости, можешь передать это донье Маргарите, чтобы она не беспокоилась.
   - Как прикажете, сеньор...
   0x01 graphic
   ... Закончив все дела, граф и его секретарь, наконец, могли спокойно посидеть в знаменитом погребке на улице Августинцев, поговорить о поездке Жана в Мадрид и выпить лучшего здешнего вина. Время пролетело незаметно. Уже смеркалось, когда они допивали последнюю бутылку, и Жан решился, наконец, осторожно заметить:
   - Кстати, сударь, вы ничего не спросили о некоей знатной даме, которая ...
   - О, нет! Знать ничего не желаю ни о каких мадридских дамах!
   - Господин граф, вы можете забыть их всех. Вот только они вас не забывают!
   - Жан, ты что-то приготовил мне "на десерт"? Ну-ка говори!
   - Вы же сами сказали, что знать ничего не хотите...
   - Это правда. Тогда молчи! И нечего было вспоминать!..
   - Но я обещал ей доставить вам небольшое письмецо... и даже деньги получил за эту услугу.
   - Тебя осудят как сводника! - рассмеялся Питер.
   Жан достал из кармана маленький пакет. Граф взглянул на печать и узнал ее. С минуту он сидел молча, даже немного помрачнев, потом проговорил задумчиво:
   - Умнейшая женщина!.. Не молода. Не красавица. Но есть в ней что-то такое... Вот удивительно: она совершенно свободна - и в жестких рамках этикета. Может позволить себе любое сумасбродство - и все сойдет ей с рук. Она не остановится ни перед чем - если захочет чего-то слишком сильно.... Она - донья Исабель дЄАмилья, герцогиня Фуэнтодос!
   - Да, сударь.
   Граф распечатал пакет. Оттуда выпал тонкий батистовый платок, обшитый кружевами, с монограммой графа, искусно вышитой в углу. В письме было всего несколько строк. Граф прочел и поднес листок к свече.
   - Это было признание в любви? - спросил Жан.
   - Нет. Это стихи Кальдерона...
   - Тогда зачем вы их сожгли?
   - Я помню их наизусть.
   Граф задумчиво повертел платок в руке и спрятал за обшлаг рукава.
   Тут к их столу подошел изящно одетый господин средних лет, с лицом округлым и приятным, с живыми черными глазами, крупным носом и тем оливковым оттенком кожи, который сразу выдает уроженца Юга.
   - Вот вы где, господин граф! Я вас всюду ищу.
   - О, здравствуйте, дорогой маркиз! Присаживайтесь, прошу вас! Мы тут беседуем с моим доверенным секретарем - вдали от чужих ушей. Жан Потье - это господин дЄЮссон, маркиз де Боннак. - Жан вежливо приподнял шляпу, маркиз улыбнулся и кивнул. Он с некоторой брезгливостью покосился на веселую компанию за соседним столом и, присев, обратился к Питеру:
   - Нет, граф, что за странная причуда - вы проводите время здесь?! Парижские салоны для вас слишком пресны? Так добавьте в них свежую струю, свой темперамент! Мы все еще вспоминаем ваш чудесный праздник этой весной. Теперь в Париже о нем уже ходят легенды. Приготовьтесь отвечать на множество вопросов: "а правда ли?.."
   Граф сделал безразличный жест. ДЄЮссон продолжал, понизив голос:
   - Собственно, я разыскивал вас вот зачем. Завтра вечером у меня соберутся наши друзья... Вы понимаете?.. Я не мог послать к вам слугу или передать записку - никто не должен знать об этом. Надеюсь, ваш секретарь тут же забудет то, что услышал.
   - Можете не сомневаться.
   - Мы вас ждем в десять часов.
   - Так я должен быть один?
   - Разумеется!
   - Но, дЄЮссон, что я скажу жене?
   - Разве ваша жена проводит вечера дома? - удивился маркиз.
   - Во всяком случае, где бы она ни была, я хотел быть там же, - улыбнулся граф. - Вас это удивляет?
   - Пожалуй... Но вы понимаете...
   - Да! Не волнуйтесь, я буду один. И что же, маркиз, на вашем вечере не будет ни одной дамы? - с веселым ужасом спросил Питер.
   - Ну, почему же. Будут посвященные.
   - И кто же?
   - Я не могу назвать имен, тем более здесь!
   - Все так серьезно?
   - Более чем. Вы прекрасно знаете, чем нам это грозит.
   - Знаю. Не подумайте, друг мой, что я слишком легкомысленно отношусь к этому - снова улыбнулся граф. - Просто сегодня мы были в таком месте, что теперь невольно хочется почувствовать всю полноту жизни.
   - Граф, вы не пожалеете, клянусь вам! Завтра там будет самая красивая женщина Парижа. Это будет для вас сюрпризом.
   - Вы меня заинтриговали. Я думал, что самая красивая женщина ждет меня дома!
  

*

   ...Жан зашел в комнату Мадлен узнать, как она устроилась на новом месте. Та сидела в кресле у окна и смотрела в сад, где играли две черноволосые девочки с няней в строгом платье и белокурой дамой в голубом.
   - Скажи-ка мне, Жан, что это там за "святое семейство"?
   - Это дочери господина графа. Маленькая - Диана, постарше - Франческа.
   - А та красивая дама - его жена?
   - Нет.
   - А кто?
   - Не слишком ли ты любопытна, Мадлен? Похоже, ты прекрасно себя чувствуешь!
   - Еще бы! Твой граф устроил меня здесь как принцессу, даже велел привезти сюда моих мальчуганов. Вот только не пойму до сих пор, зачем ему это надо.
   - Не ломай себе голову понапрасну. Лучше спроси у него сама.
   - Так он сюда и не заходил больше!.. А, вот вышла вторая дама, теперь брюнетка.
   Просто роскошная... Похожа на испанку.
   - Она и есть испанка. Это донья Маргарита, графиня де Монтель.
   - А кто вторая?
   - Донна Амалия Висконтини...
   - Да зачем мне знать ее имя!
   - А что ты хочешь знать?
   - Не прикидывайся большим глупцом, чем ты есть на самом деле. Я же еще не ослепла! Девочка постарше - её дочь - это ясно, как белый день!
   - Да, правда... Собственно, граф ничего не скрывает. Он был знаком с графиней Висконтини еще до своего брака. Как раз в Париже они были вместе лет восемь назад...
   - Обычное дело! Всегда так и бывает - обрюхатил девицу, а не женился!
   - Да она сама от него убежала, а потом только узнала, что понесла...
   - Ну, уж это сказки. Разве от таких убегают? Да.... Вернулась - а поздно?.. Твой граф после нее, пожалуй, тысячу таких красоток поимел! Но чтобы жить в одном доме с женой и бывшей любовницей!.. Кстати, дамы-то как ладят! Верно, твой хозяин успевает ублажить обеих!
   - Прикуси-ка язык, Мадлен! Он у тебя как у ехидны! Ты ведь не знаешь ничего, а болтаешь!..
   - Ладно, ладно! От моей болтовни вреда никакого.... Передай своему хозяину, чтоб зашел как-нибудь... Мне интересно, что он думает с нами делать...
  

*

   ... Граф прошел в комнаты жены. Маргарита с Амалией были заняты обсуждением новых туалетов.
   - О, как хорошо, что вы пришли, Питер! Вы представить себе не можете, что случилось!
   - Наверняка что-то ужасное! - улыбнулся он, целуя руку сначала Амалии, потом Маргарите.
   - Не хватило совсем немного голубого щелка к платью Лии! Вот здесь, посмотрите, должна спадать с плеч длинная накидка в виде плаща, только легкая и воздушная, как само платье, а шелка хватило только на половину длины.... И у торговца нет больше этого шелка! А шить все заново - мы не успеем!
   Дамы обновляли летние туалеты. Герцогиня Мэнская устраивала увеселительное катание на лодках по Сене. Кроме того, там будут построены купальни и накрыты столы. Им уже было прислано приглашение.
   - Вы посылали в другие лавки? - спросил граф, вполне серьезно воспринимая все маленькие женские проблемы.
   - Да, разумеется! Нас уверяют, что больше такого шелка нет во всем Париже и во всей Франции! Он привезен из Китая, и только на одно платье!
   - Прекрасно, - улыбнулся Питер. - Лия будет неповторима. В этом шелке, или в каком-то другом - не имеет значения. Хотя он как нельзя лучше подходит к ее золотым волосам и голубым глазам.... А это что за прелестный лоскут? - Граф вынул из вороха тканей, разложенных по всей комнате, бело-жемчужное полотнище нежнейшего шелка, в которое могла бы целиком завернуться Маргарита.
   - А это осталось от моего платья, которое принесли вчера, - ответила она. Питер высоко взвил белый шелк и опустил его на плечи Амалии.
   - Как вы находите это сочетание? Небесно-голубой и жемчужно-белый с радужным отливом.... С колье из жемчуга и букетиком незабудок и жасмина в волосах вы будете прелестнее самой очаровательной нимфы в Булонском лесу, carina.
   - Бог мой, Питер, как вы умеете одним жестом всё поставить на свои места! Это просто изумительно! - проговорила Маргарита.
   Амалия молча улыбалась, глядя в зеркало.
   - Надеюсь, вам нравится? - спросил Питер, перехватывая ее взгляд в зеркале.
   - Вы просто волшебник, друг мой. Действительно, получилось как раз то, что нужно, не хватало лишь какого-то завершающего штриха. И стоило появиться художнику...
   - Я польщен, милые дамы, - смеялся граф, присаживаясь на краешек кресла, на котором тоже были разложены какие-то ткани и кружева. - Истинное удовольствие обсуждать с вами эти милые хитрости. Но я пришел напомнить, что вечером мы едем в Оперу. Оставьте достаточно времени, чтобы успеть переодеться.
   - Мне не хочется ехать, - тихо проговорила Амалия. Маргарита посмотрела на мужа.
   - Питер, вы один можете ее уговорить. Меня она слушать не хочет.
   На лице у Питера промелькнуло странное выражение, как будто внезапно он почувствовал боль. Но это длилось лишь секунду. Он спокойно произнес:
   - Лия, пойдем к тебе, поговорим.
  
   -...Я не хочу создавать тебе лишних проблем, Марио! - Амалия перешла на итальянский, как только закрылась дверь в ее комнату. - То, как ты целуешь мне руку, говоришь "вы", если мы не одни, избегаешь даже подойти ко мне достаточно близко, и еще тысячи таких мелочей, которые дают понять, что тебе постоянно приходится искать компромисс с самим собой. Тебе тяжело мое присутствие рядом... Лучше мне вернуться домой, дорогой! Напрасно я согласилась приехать сюда с вами. Только из-за того, что Франческа так привязалась к тебе...
   - Вот как раз об этом я и хотел поговорить... Успокойся, пожалуйста, и послушай. Ты не хочешь появляться в свете - и напрасно. Но я не буду тебя уговаривать. Ты можешь поступать как тебе угодно. Можешь уехать, если хочешь. Я не в праве тебя удерживать. Но подумай. В Пьемонте уже идет война! Я не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось. Хочу, чтобы вы жили спокойно, если не счастливо...
   Амалия печально улыбнулась:
   - Ты все для этого делаешь. Что тебя тревожит? У меня есть всё: дом в Милане, имя, состояние...
   - Однако остаться вдовой в двадцать шесть лет совсем не сладко. Ты еще можешь устроить свою жизнь. Ты молода и прекрасна - почему ты избегаешь поклонников?
   - Мог бы и не спрашивать - ответ тебе известен... И потом, я уже пыталась - больше не хочу! Любить тебя, а потом выйти замуж за другого - это все равно что пить воду после того, как попробовал шампанского! Знаешь, я уже давно смирилась и успокоилась. Всё мое счастье в дочери. Мне больше ничего не надо. И я не хочу ничего менять. Но я вижу, как тяжело тебе. К тому же, у тебя столько дел... Хочу, чтобы ты знал: я ни на что не претендую. Мне достаточно просто видеть тебя - мне большего не надо! В твоих глазах столько нежности - этого вполне достаточно, чтобы я чувствовала себя счастливой. Правда! Я не знаю, что мне делать.... Наше положение двусмысленно... Маргарита не ревнует - она знает, как ты ее любишь. Но я не хочу, чтобы страдала твоя репутация.
   - Пусть это волнует тебя меньше всего. Мне наплевать, что болтают в свете. - Граф подошел к камину и достал портсигар. - Ты позволишь, я покурю?
   - Конечно. Обожаю смотреть, когда ты куришь! Почему бы тебе не присесть в это кресло? Я сейчас принесу пепельницу...
   Он устроился в кресле и следил за струйкой дыма, которая голубоватой змейкой поднималась вверх от кончика его тонкой сигары. Амалия села напротив и любовалась его точёной кистью с изящными пальцами... Он курил, слегка приподняв подбородок и опустив ресницы.
   - Я хочу попросить тебя, Лия... Не удивляйся.
   - Ты же знаешь, я не откажу тебе ни в чем...
   - Твой покойный муж был благородным человеком и достоин уважения... Он тебя любил. Он удочерил Франческу, дал ей свой титул и состояние... Но она моя дочь... Я хочу, чтобы она носила мое имя и унаследовала все права, принадлежащие ей по закону.
   Амалия не произнесла ни слова, только сжала руки. Граф продолжал:
   - Мне кажется, я люблю ее даже больше, чем Диану, хотя такое вряд ли возможно... Я понял, что она мне так же дорога. Тут какое-то особое чувство - не могу его определить...Она такая застенчивая, робкая - совсем не похожа на Диану. Я хочу видеть, как она растет, хочу катать ее в седле, как тогда, в Монтеле; играть с ними в серсо и учить рисовать, слушать, как они играют на клавесине... Ты позволишь мне это?
   Амалия только молча улыбалась сквозь слезы...
  
   "Посвященные"
  
   У дЄЮссона собрались последователи "Совершенных", потомки альбигойцев, живших в Париже и в южных провинциях. Кто-то приехал из Италии и швейцарских кантонов. Это были люди разных возрастов и разных сословий. Среди гостей мелькали сутаны священников, мундиры военных и темные одежды судейских. Питер с интересом знакомился с новыми людьми и отметил для себя с удивлением, что так много умных, интересных, образованных людей привержены "альбигойской ереси". Сам он уже не видел в этом учении ничего, что давало бы пищу его уму и сердцу, как было в юности, когда он изучал старинные манускрипты тайного архива "Совершенных". Теперь у него были другие взгляды, но из уважения к окружающим он не высказывал суждений относительно взглядов присутствующих.
   ...Граф беседовал с аббатом из Марселя, когда к ним подошел хозяин дома и подождал, когда они закончат. Потом маркиз, улыбаясь, взял Питера под руку.
   - Почему, дорогой мой, вы до сих пор не спросили о том сюрпризе, что я вам обещал?
   - Я уже вполне вознагражден общением с такими интересными людьми.
   - Но я не хочу, чтоб вы сочли меня лгуном, граф! Сюрприз для вас только что прибыл. И для нее вы - тоже сюрприз, поэтому прошу вас пройти вот в эту комнату. Там вы и встретитесь.
   Слегка заинтригованный, Питер вошел в небольшую, уютную гостиную, убранную в голубых тонах и изящную, как дамская табакерка. Через несколько минут туда же проскользнула какая-то дама в легком плаще с капюшоном. Она повернулась, чтобы плотнее закрыть дверь и неспеша сняла накидку. Но, даже не видя ее лица, Питер уже узнал ее. ...Тонкая талия казалась еще тоньше от тугой шнуровки корсета и пышных юбок ее парадного туалета; блестящие каштановые волосы были уложены в высокую прическу и убраны живыми цветами, но парадная прическа все же оставляла несколько нежных и пушистых завитков на ее стройной шейке; прекрасные плечи тонули в изысканных кружевах - одним словом, это была самая обольстительная куртизанка Парижа - Марион де Лорси.
   Дама повернулась и ахнула:
   - Как, вы тоже здесь?!. Граф де Монтель! Вот уж кого не ожидала здесь увидеть!
   - Скажите мне, сударыня, что вы попали сюда случайно! - почти взмолился граф, целуя ее руку. - Невозможно, чтобы и вы погубили свою душу в альбигойской ереси!
   Она внимательно на него посмотрела.
   - А вы, сударь? Совсем не ожидала увидеть вас в обществе таких людей...
   - Людей, достойных вашего уважения?
   Марион слегка смутилась.
   - Предположим.... Но все же, объясните, что вас связывает с этими людьми?
   - Сейчас уже почти ничего. Разве что обещание, данное когда-то одному из них. В свое время я учился у него в Италии.... Но то же самое я могу спросить и у вас, прекрасная Марион! Неужели это дЄЮссон вложил в вашу хорошенькую головку пагубную доктрину катаров?
   - Вы угадали.
   - Он поступил недостойно, и я обязательно скажу ему это. Как можно распоряжаться чужой душой и жизнью! Со своей он волен делать все, что угодно, но с вашей!.. Вы что, с ним... большие друзья?
   - Как вы догадались! - насмешливо ответила Марион.
   - Вы разлюбили герцога Мэнского? Наверное, он ужасно страдает.
   - Сын великого короля не очень похож на своего отца! Хотя он мил, но... почти что муж!
   - Он вам надоел, вот оно что! Большое несчастье быть мужем блистательной женщины, - улыбнулся граф.
   - Как сказать!.. Или вы о себе? Говорят, ваша жена чудо как хороша. Мне хотелось бы с ней познакомиться. Но, кажется, это будет выглядеть не совсем ...
   - Что вас смущает? Мой дом всегда открыт для друзей.
   - Приятно слышать. Но не все так свободны от светских условностей!
   - Мне кажется, где люди боятся что-то потерять - доброе имя, доходную должность, пожалованные земли или замок - они придумывают определенные правила, закрепляющие их права, и подозревают один другого как возможного конкурента. Я не имею придворной должности, ни у кого не прошу ни денег, ни привилегий - поэтому я свободен. Что обо мне болтают - мне совершенно безразлично. Свою независимость я ценю очень дорого. Согласитесь, иные религиозные догматы и философские идеи сковывают похуже колодок!
   - Оказывается, я вас совсем не знаю, дорогой граф. Как странно слышать то, что вы говорили... Если вы здесь, то вы - один из посвященных.... Но вы не разделяете нашу веру!
   - Я католик. И эта вера не хуже любой другой, насколько мне довелось их изучать. Однако они заслуживают не меньшего уважения, если что-то дают людям. Но не все так считают. Париж наводнен иезуитами, они хватают мужчин как еретиков. А если схватят вас, мадемуазель? Будет жаль, если такому волшебному и нежному созданию суждено оказаться в лапах иезуитов!
   - Да что вы, сударь! - возмутилась Марион. - Я не собираюсь оказаться ни в чьих лапах!
   Скрестив руки на груди, граф смотрел на нее задумчиво и чуть улыбался.
   - Конечно, мы постараемся этого не допустить, но...
   Ее взгляд упал на его руки. Она заметила на его пальце перстень с красным бриллиантом. Ее лицо вытянулось от изумления.
   - Кто вы такой, граф де Монтель? - спросила она тихо, с явным волнением. - Изящный, изысканный и любезный граф де Монтель, которого я запомнила при первой нашей встрече... На вашем пальце - "Красный лев", альбигойская святыня!.. Вы - один из "Совершенных"?!. Не может быть!
   - Я только хранитель. Чему вы так удивились? Я произвожу впечатление легкомысленного светского хлыща, занятого только поисками развлечений и удовольствий?
   - О нет, вы таким никогда не были. Но я не могу понять...
   - И не надо, прелестная Марион! Зачем вам это? Вы созданы для радости и любви - зачем вам знать мрачные тайны прошлого? "Далеко то, что было, и глубоко - глубоко: кто постигнет его?.."
   - Может быть, Экклезиаст имел в виду что-то другое... - она подошла к нему близко, не сводя глаз с красного камня на его руке. - Можно мне поближе рассмотреть его?
   Граф снял перстень с пальца и протянул Марион. Та заворожено смотрела на изумительную игру света на гранях бриллианта, и ее глаза расширялись от восторга.
   - Говорят, этот камень дает необычную силу его обладателю.... И охраняет от яда, и помогает распознать недобрые помыслы...
   - И покоряет сердца очаровательных дам - я бы добавил! - рассмеялся граф. - Если бы этот камень принадлежал мне, я подарил бы его вам не задумываясь!
   - Бог с вами, граф! Как можно даже подумать такое! - она благоговейно вернула ему перстень. - Наверное, тот, кто его вам передал, знал, кому он доверяет эту реликвию! Теперь я, кажется, начинаю понимать!..
   Вдруг она склонилась перед ним в низком поклоне, как перед королем.
   - Что вы, Марион, встаньте! - граф поднял ее. - Не надо воспринимать все так серьезно.
   - Это меня и удивляет: вы ни минуты не были серьезны!
   - Наверное, вам до смерти надоела светская болтовня ваших поклонников и пустые разговоры модных салонов, раз вы так искренне готовы поверить чему-то для вас новому. Но стоит ли рисковать свободой ради каких бы то ни было философских идей, пусть даже благородных и красивых? Хотите, я увезу вас отсюда прямо сейчас, пока вас никто не видел? Уверен, среди гостей обязательно найдется хоть один, кто состоит на службе у вездесущего Ордена. Я знаю, о чем говорю. Позвольте, я провожу вас?
   - Но вы тоже рискуете вместе со всеми.
   - Все-таки я мужчина и смогу за себя постоять.
   - У вас это в крови - защитить женщину?
   Граф рассмеялся.
   - Не знаю. Просто меня гложет беспокойство. Какое-то шестое чувство подсказывает, что вам может грозить опасность. Маркизу я потом все объясню. Вы согласны?
   - Да.
  

Мадлен

   Питер проводил мадемуазель де Лорси в особняк герцога Мэнского, где в самом разгаре шла карточная игра. Марион не хотела так скоро отпустить графа, и они сыграли две-три партии в обществе гостей герцога.
   ... После граф ехал по темным улицам, в задумчивости опустив поводья. Лошадь шла спокойным шагом. Вдруг перед самой ее мордой на мостовую с диким криком прыгнул человек в лохмотьях. Лошадь шарахнулась, граф резко натянул поводья, чуть не вылетев из седла, и выругался, как ругаются матросы в южных портах. В ту же секунду кто-то набросился на него сзади и стащил на землю. Два крепких оборванца скрутили ему руки за спиной, чтобы он не мог добраться до своей шпаги, а третий в мгновение ока обшарил его карманы и отстегнул ножны. Питер сопротивлялся с остервенением. Ему удалось освободить одну руку и нанести удар. Завязалась драка.
   Тут на улицу с грохотом повернула карета, сопровождаемая эскортом верховых слуг. Бродяги вмиг исчезли. Питер поднялся и едва успел отскочить с дороги. Мимо проехала карета - в ее окне мелькнуло чье-то белое лицо.
   Тихо чертыхаясь, он слегка отряхнулся, потом дотронулся до разбитой губы - на пальцах осталась кровь. Он поднял свою шляпу, валявшуюся в пыли, и свистнул, подзывая лошадь. Но она исчезла вместе с бродягами.
   Питер пешком добрался до дома и как был, не переодеваясь, поднялся на второй этаж, в комнату, где теперь жил Мишель Миньяр. Там никого не оказалось. Он заглянул к Мадлен.
   Она и Мишель мирно беседовали, когда господин граф предстал перед ними - вывалянный в пыли, в растерзанном платье, с окровавленным лицом. Они вытаращили на него глаза и не могли вымолвить ни слова.
   - Вот, полюбуйтесь! - сказал Питер иронически-зло. - Со мной поработали твои друзья, Миньяр, или как там тебя называть.... Даже шпагу сняли! И лошадь увели. И это после того, как я возился с тобой, спасая твою паршивую ногу! Не лучше ли было оставить тебя подыхать от гангрены в том вонючем притоне?!
   - Господин граф!.. - пролепетал побледневший парень.
   - Что ты можешь мне сказать? - пренебрежительно и гневно воскликнул граф. - Не прикидывайся ягненком, приятель! Я слышал, какие слова слетали с твоего языка после пинты коньяка, пока мы с Жюстеном возились с твоей ногой! Я мог лишь смутно догадываться о смысле тех выражений, поскольку не владею воровским жаргоном - твоим родным языком!
   Граф замолчал и устало опустился в кресло, поморщившись от боли, потом позвонил. Через минуту вошел Жан, протирая глаза. Ожидая хозяина, он заснул, а теперь с ужасом смотрел на него, не понимая, что происходит.
   - Приготовь мне ванну, и быстро!
   Оторопевший слуга вышел. Миньяр глухо проговорил:
   - Господин граф, никто из наших не мог напасть на вас, Богом клянусь! Я сразу же послал им весточку, все рассказал.... Они знают вас, господин граф. Никто бы не посмел...
   - Ты из банды Картуша?
   - Да...
   - Мне все равно. Будь ты хоть самим дьяволом. - Питер устало махнул рукой. Гнев его прошел, осталась одна горечь - Еще два месяца ты будешь скакать на одной ноге - я первое время посмотрю, все ли в порядке, а потом можешь уходить. Ты мне ничего не должен.
   - Господин граф, их обязательно найдут. И вернут вашу шпагу. Я видел у вас красивый золотой портсигар - его тоже взяли?
   - Да. Мне не жаль украденного, но как я покажусь в свете с таким лицом - усмехнулся Питер.
   Вошел Жан и доложил, что ванна готова. Граф встал.
   - Мадлен, ты не откажешься выпить со мной, когда я вернусь?
   - Выпить я никогда не откажусь.
   Граф кивнул ей и сказал Жану:
   - Вот еще что: завтра утром вы с Полем обойдете все аптеки. Мне нужен порошок сушеных пиявок. Или просто сухие пиявки. Не меньше четверти фунта.
   - Хорошо, сударь.
  
   ...Граф вернулся в комнату Мадлен, одетый в бархатный темно-вишневый халат, из-под которого было видно тонкое кружево белья. Его лицо пострадало, но не слишком сильно: немного рассечена нижняя губа и скула справа.
   Небольшой стол в комнате был уже сервирован на две персоны - был накрыт легкий ужин с холодной телятиной, сыром, фруктами и красным вином. Рядом стояла шкатулка с сигарами и несессер из тисненой кожи, где граф хранил свои снадобья и восточные ароматические куренья. Мадлен смотрела на все это широко раскрытыми глазами.
   - Вы могли бы найти себе компанию и получше, сударь, - проворчала она, глядя на красивые приборы и хрустальные бокалы, куда граф уже налил вино.
   - Все уже давно спят, а я не привык пить один.
   Мадлен посмотрела на него недоверчиво.
   - Что вы затеваете, господин граф? Чего вы хотите?
   - Я же сказал - выпить. Чего, по-твоему, я мог бы желать? Если ты опасаешься за свою честь, то могу поклясться, что не посягну на нее. Ты не в моем вкусе. Хотя мне нравятся сильные женщины, которые не стонут и не льют слезы, а готовы бороться до последнего вздоха. Ты такая. Дерзкие слова, слетающие с твоего языка - просто признак отчаяния. Но теперь худшее для тебя уже позади. Твои дети - рядом, в соседнем доме, в небольшой квартирке, которую Жан снял для вас. Твоя старая тетушка за ними присматривает, ей помогает одна из моих служанок. Ты можешь быть совершенно спокойна. - Говоря это, граф нарезал мясо и сыр. - Давай лучше выпьем за твоих детей, Мадлен. Кстати, старший кого-то мне напомнил, - лукаво улыбнулся Питер. - И зовут его Жан. Сколько ему - семь? Восемь?
   - Все верно, сударь. Вы угадали. Но и ваша старшая - не от вашей жены!
   Граф рассмеялся.
   - Быстро же ты все разнюхала! Через неделю ты будешь знать обо мне абсолютно все!
   - Что мне надо, я и так вижу.
   - И что же ты видишь?
   - Много странного
   - Что же именно?
   - Не пойму я, чего это ради вы меня так щедро угощаете? То-то и странно, сударь, что вы сейчас не у жены, и не у любовницы, а здесь...
   - Я же сказал - все уже спят. Давай лучше еще выпьем.
   Мадлен не надо было долго упрашивать.
   - Можно задать вам один вопрос, господин граф?
   - Хоть два.
   - А зачем вам понадобились сухие пиявки?
   Граф расхохотался.
   - Лечить синяки, дорогая!
   - Да, хорошо они вас отделали! Сейчас еще ничего, а завтра еще хуже будет - я-то знаю!
   - Издеваешься, да? Я тоже это знаю! А у меня через день важная встреча, и завтра вечером - прием у герцогини дЄЭстре!
   - Ну, ничего, дамы как-нибудь переживут недельку без ваших поцелуев, пока у вас губа заживет.
   В ответ граф только посмеялся. Он наполнил ее бокал, и она выпила еще. Питер открыл свой несессер и зажег какие-то ароматические куренья.
   - И еще один вопрос, раз уж вы позволили.... Почему вы не носите парик, как все знатные господа?
   - Иногда приходится надевать его на официальные церемонии, как велит этикет, но терпеть не могу парики.
   - На черных волосах седина бросается в глаза.
   - Если я ни от кого не скрываю грехи своей молодости, то уж скрывать седеющие виски - просто смешно. А теперь моя очередь задавать вопросы, - и он снова наполнил ее бокал. - Почему ты так на меня злилась, Мадлен?
   - Да потому что вы испортили мне жизнь, господин граф!
   - Я?! - Питер сделал круглые глаза. - Я два дня назад впервые тебя увидел!
   - Я вас просто ненавидела! Мой Жан ушел с вами.... Мы бы все равно не смогли пожениться - у него не было ни гроша... Но с тех пор Господь отвернулся от меня.... Моя тетка не давала мне житья - все сватала за соседского парня, сына мясника. Он давно на меня заглядывался... Тогда я была просто красавица - и куда все подевалось!.. Только ни родителей, ни приданого... Он был завидный жених, это правда. Но я его видеть не могла! А выбирать-то не пришлось.... После начался сущий ад! Он дико ревновал, особенно когда как бы раньше срока родился Жан.... Чего только он не придумывал, чтобы меня усмирить! Ну, я же за словом в карман не лезла, а говорила все как есть!.. И вот однажды он просто взбесился - стал гоняться с топором за Жаном... да и среднему досталось... А младший был у меня на руках....Вот тогда-то все и случилось. Я потеряла сознание - от страха, наверно, - а когда очнулась - не смогла встать на ноги. Слава Богу, хоть дети остались живы...
   Мадлен не замечала, как по ее щекам текут слезы. Граф, слушавший неподвижно, теперь поднялся и подошел к ней. Не говоря ни слова, он тихо гладил ее волосы, положив теплую ладонь ей на плечо. Она закрыла глаза, прижалась к нему и разрыдалась так, как никогда раньше не могла себе позволить. Он только молча ее обнял...
   ...Мадлен постепенно успокоилась.
   - Простите меня, сударь, - смущенно проговорила она, вытирая мокрые глаза его платком. - Не знаю, что со мной случилось...
   - Ведь ты не железная, Мадлен. Что тут скажешь... Может быть, сейчас тебе станет легче. Давай еще выпьем...
   В комнате витал аромат восточных благовоний. Граф добавил еще что-то в курильницу на столе, а сам снова сел и достал сигару. Мадлен вдруг спросила:
   - У вас поранена ладонь, господин граф? Остался след крови...
   Граф перевернул правую руку. На ладони и в самом деле была небольшая рана.
   - Это от перстня. Я повернул его камнем внутрь, потом надел перчатку. А когда сжимал кулак и наносил удары, то поранил сам себя.
   Они поболтали еще немного. Граф наблюдал за Мадлен. Ее веки тяжелели, язык стал непослушным. Наконец, она замолчала, погружаясь в сладкую дремоту. Он подвинул курильницу ближе, заставляя ее вдыхать пряный аромат какого-то зелья.
  
   ...Когда Жан утром не обнаружил графа ни в его спальне, ни в кабинете, он заглянул в комнату Мадлен и замер на пороге. На подоконнике раскрытого настежь окна он увидел среднего сына Мадлен, самого шустрого из всех. Мальчишка весело прыгал там, как маленькая обезьянка. Его мать еще спала в своем кресле. Граф стоял у нее за спиной и с напряженным лицом наблюдал за происходящим.
   - Он же упадет! - громко воскликнул Жан. Мадлен вздрогнула и проснулась. Увидев сына, скачущего на одной ножке на самом краю подоконника, она вскочила, бросилась к нему, стащила вниз и осыпала затрещинами. Граф рассмеялся. Мальчуган вырвался из рук матери и убежал в раскрытую дверь. Она осталась стоять на месте, еще не осознав, что произошло.
   - Мадлен, закрой, пожалуйста, окно и подойди ко мне, - спокойно и весело проговорил граф.
   - Это чудо!.. - прошептал потрясенный Жан.
  

*

   ... Перед завтраком Маргарита решила сама зайти в комнату мужа, обеспокоенная тем, что он до сих пор не пожелал ей доброго утра.
   Она застала его за странным занятием: граф что-то растирал в серебряной ступке, сидя у туалетного столика. Когда он поднял голову, графиня ахнула:
   - Что с вами случилось, Питер?
   - Ничего страшного, дорогая, не пугайтесь, - он был весел, как никогда. - Можно сказать, что я упал с лошади.
   - Вы как всегда смеетесь! Этого не может быть!
   - Почему же? Всякое может произойти. - Он капнул в ступку несколько капель какого-то масла и стал размешивать содержимое. - Не случилось ничего страшного, не волнуйтесь.
   - Вы это называете "ничего не случилось"?! Слава богу, вы живы. Но... все визиты отменяются!.. - Маргарита чуть не плакала. Она так мечтала о блестящих парижских салонах! И вот, когда они только получили первые приглашения!..
   - Я прекрасно понимаю вашу досаду, моя милая, но ничего не поделаешь - Судьба! - с улыбкой произнес Питер, смазывая какой-то темной пастой из ступки кровоподтек на подбородке. - Но мы можем ничего не отменять. Мы поедем и к дЄЭстре, и к де Лафоре.
   - Это невозможно! - испуганно воскликнула Маргарита.
   - Почему же? Подумаешь - пара ссадин на лице!
   - Но... все будут спрашивать...
   - Вам будет за меня стыдно?
   Она молчала, не поднимая глаз. Он тихо рассмеялся.
   - Вы можете никому не рассказывать, что я упал с лошади.
   - Ах, нет! Мы никуда не можем ехать! - у нее был несчастный вид.
   Граф смотрел на нее, чуть прищурившись. Что-то похожее на горечь мелькнуло в его взгляде. Он взял ее за руку и усадил напротив.
   - Поговорим одну минутку. Можете не смотреть на меня, если вам неприятно, - в его низком голосе появилась бархатистая мягкость и те особые модуляции, что делали его голос таким чарующим. - Разве я перестал быть самим собой? Разве я хоть сколько-нибудь изменился, получив эту пустяковую царапину?
   - Конечно же, нет! - быстро ответила она. - Просто я не хочу, чтобы на вас смотрели с усмешкой.
   - Ах, моя прелесть, я с легкостью могу пренебречь всеми усмешками и косыми взглядами на свете, кроме ваших! Вы думаете, надо мною будут смеяться? Посмотрим!
  

Прием

  
   ...Герцогиня дЄЭстре, весьма экзальтированная молодая дама, собирала в своем салоне неофициальные приемы. Сюда приглашались люди исключительно по желанию хозяйки, скучающей в отсутствии супруга, который в это время сражался где-то в Богемии.
   Ее подруга, Анна-Луиза Конде, жена герцога де Мэн, недавно поведала ей одну тайну. У нее появилась компаньонка, некая мадам ле Рош - весьма загадочная особа, - которая рассказала ей о графе де Монтель и просила устроить с ним встречу на приеме по очень важному, почти что государственном делу. Герцогиня Мэнская не могла отказать этой даме, поскольку та была ее близкой подругой и - особой королевской крови! Сама заинтригованная, мадам дЄЭстре послала приглашение чете де Монтель.
   ...Гости собрались вокруг хозяйки салона, которая очень эмоционально говорила:
   - Боже, что я пережила прошлой ночью, господа! Этот кошмар теперь будет преследовать меня постоянно! Мы возвращались из театра в моей карете. Было еще не очень поздно - мы не могли больше выдержать эту скуку, и ушли раньше, чем кончилось действие. Вдруг впереди послышались какие-то крики и шум. Я выглянула в окно и увидела страшную картину: прямо на мостовой дрались какие-то бандиты! Их было не меньше полудюжины, я думаю. Это было ужасно! У меня просто кровь застыла в жилах! Не знаю, как я не упала в обморок! Но мои лакеи, как видно, спугнули эту банду, - все разбежались, остался только один. Судя по одежде, он не принадлежал к их числу. Я его видела совсем близко и хорошо рассмотрела: очень высокий, стройный, с пышной кудрявой шевелюрой и лицом, достойным быть отчеканенным на медали. Кажется, я помню эти правильные тонкие черты...
   - Может быть, вы видели их во сне? - пошутил один из кавалеров. Герцогиня дЄЭстре повернулась, чтобы ответить, и в этот момент встретилась глазами с графом де Монтель. Она остолбенела, как будто увидела привидение. Потом всплеснула руками:
   - Так вот кто это был! - воскликнула она, и все взоры устремились на графа. Он с очаровательной улыбкой склонился в поклоне перед герцогиней:
   - Как мне благодарить вас, мадам, ведь вы спасли мне жизнь! Конечно, я не мог узнать себя в нарисованном вами портрете, но, несомненно, это ваша карета разогнала напавших на меня бандитов. Пожалуй, их было всего трое, но мне крепко бы досталось - я даже не мог воспользоваться шпагой.... И уж теперь никому не придет в голову чеканить мой портрет! - легко и весело сказал граф, дотронувшись до разбитой губы. Мадам дЄЭстре засмеялась, протягивая ему руку.
   - Не так сильно вы и пострадали, милый граф! Но что вы делали ночью один на темных улицах Парижа? Вы мне расскажете? - промурлыкала герцогиня.
   Он подошел, склонился к ее руке, непринужденно и весело сказал еще несколько фраз - только для нее.
   Маргарита услышала, как одна дама сказала другой совсем тихо:
   - Я видела его вчера вечером на игре у Мэнского.
   - Хотела бы я с ним познакомиться поближе, - ответила другая.
   - Думаю, это не составит большого труда. Знаешь, с кем он туда приехал? С Марион де Лорси!
  
   ...Граф представил свою жену герцогине. Остальные дамы нежно приветствовали графиню де Монтель, ревниво осматривая ее изысканные драгоценности и безукоризненный туалет, ее смуглое прелестное лицо с золотисто-розовым румянцем на щеках и роскошные волосы, уложенные в элегантную прическу, какой никто здесь еще не видел.
   Впоследствии дамы обменивались впечатлениями:
   - А чего ты ожидала, дорогая? У такого мужчины не может быть иной женщины.... Посмотри, Вилларсо уже от нее не отходит... И де Шевриер, и де Бриссак...Да и остальные!.. Ты только взгляни, моя милая, как наши мужчины падки на новенькие роскошные игрушки!..
   - Вот что странно: сам-то граф даже не смотрит в ее сторону...
  
   ... К графу подошел аббат Бассойет, молодой и элегантный духовник герцогини дЄЭстре.
   - Рад с вами познакомиться, граф! Такой прискорбный инцидент, - я весьма сожалею... - мягко произнес он, улыбаясь. - Мне много рассказывал о вас преподобный отец Альбертини - мы недавно виделись с ним в Риме на теологической конференции. Он такого высокого мнения о вашем уме, знаниях и талантах, что я просто мечтал познакомиться с вами, дорогой граф!
   Питер с улыбкой отвечал на приятные речи очаровательного аббата, а сам внутренне холодел. Иезуиты не забыли о нем! Но между тем он с живостью начал расспрашивать аббата о Риме, о конференции, о видных людях, с которыми он был знаком; сам вспоминал:
   - В прошлом году князь Орсини в шутку предложил мне купить виллу рядом с его, в Тиволи. Монсеньор говорил, что тогда он не будет так скучать во время летнего сезона... О, как бы мне снова хотелось побывать в Риме! Пышные пинии, белоснежные дворцы под вечно голубым небом ... Вспоминаю, как на одном из концертов у кардинала Оттобони... Или, кажется, у Барберини? - а, впрочем, это не важно, - племянник папы, дон Альбани, пожалел, что я не выбрал себе духовную карьеру. Добрый дон Альбани пророчил мне успех на этом поприще. Но, увы!..
   Граф продолжал светскую болтовню и видел, как у молодого аббата невольно брови ползли вверх от знаменитых имен, которые с такой легкостью слетали с языка у графа.
   Когда аббат, извинившись, отошел, у Питера было одно желание - поскорее уйти отсюда... Рано или поздно иезуиты должны были напомнить о себе - и они напомнили.
   Он глазами поискал Маргариту, но вместо нее встретился взглядом с мнимой компаньонкой герцогини де Мэн, мадам ле Рош. Она повелительно указала ему глазами на оконную нишу, и граф отошел туда. Через минуту мадам ле Рош, - а на самом деле - леди Джозиана Кливленд, внебрачная дочь Якова II,- скользнула в нишу и опустила драпировку, отделившись от зала.
   - Миледи, не слишком ли это смело? - с улыбкой спросил граф, кланяясь ей.
   - Ничуть, милорд! Никому и в голову не придет, что у женщины с таким мужчиной, как вы, есть какие-либо дела, кроме любовных!
   - Вы оказываете мне двойную часть, миледи. И тем, что намерены поговорить со мной о чем-то другом, кроме любви, и интимностью нашей беседы. В свете мои шансы удвоятся!
   Джозиана Кливлендская величественно склонила голову и посмотрела на графа.
   - Вы говорите слишком сложные комплименты, милорд, да еще по-французски! Сразу видно, как давно вы покинули свою истинную родину. Я хотела напомнить вам о ней, лорд Гальтон!
   Граф с нарочитым удивлением широко раскрыл свои красивые глаза:
   - В самом деле, миледи? Разве моя родина нуждается в таком "блудном сыне", как я?
   - Послушайте меня, милорд! - Леди Джозиана взволнованно приблизилась к нему и заглянула в лицо возбужденно блестевшими глазами. - Послушайте! Через три недели в палате пэров будет голосоваться вопрос о введении нового налога. Война требует огромных средств! Герцог Мальборо поглощает фантастические суммы, прикрываясь военными расходами. И это только начало! Нельзя допустить, чтобы новый налог был одобрен палатой пэров! Болингброк убедил Общины голосовать против. Это не трудно было сделать: там большинство - тори. Но в палате пэров голоса разделились. Лорды в большинстве своем довольны - правящая партия делает все, чтобы ублажить их. Сэр Сен-Джон разворачивает грандиозную кампанию. Он хочет привлечь на нашу сторону самых видных журналистов, сам пишет и выступает с блестящими речами.
   - Я читаю газеты, миледи. Английские газеты в том числе.
   - О, замечательно! Тогда вы в курсе дела. Кстати, где вы их достаете? Границы закрыты...
   - Это не важно. Вы говорили о лорде Болингброке.
   - Благодаря ему оппозиция растет и укрепляется. Но лорды!.. Они слишком ленивы! Их мозги заплыли жиром! Они равнодушны ко всему!.. Сен-Джон и кое-кто из наших друзей взяли на себя труд постараться убедить наиболее влиятельных и консервативных в истинной цели вигов - собственном обогащении. Наши друзья поистине творят чудеса силой своего красноречия. Но у них мало средств...
   - Так вам нужны мои деньги, миледи? Боюсь, их не хватит, чтобы подкупить даже десятую часть палаты, - усмехнулся граф.
   - Речь не об этом, милорд. Хотя деньги тоже бы не помешали... Лорд Гальтон! - воскликнула она с жаром, - Вы можете помочь нам и своей истинной родине!
   - Каким же образом?
   - Ну, как же, милорд! Ведь вы - пэр Англии! Неужели вы хотите, чтобы эта война продолжалась? Чтобы семейство Мальборо сказочно обогатилось, а страна была окончательно разорена?
   - Я, конечно, понимаю ваши далеко идущие планы, миледи, но разве лично от меня что-то зависит?
   - Вполне возможно! Ведь вы - член палаты пэров.
   - Если это и так, то лишь формально.
   - А что вам мешает вступить в палату и подать свой голос против грабительского налога? выступить, наконец, с речью? Нам удалось сделать очень многое, но перевес наших противников в два-три голоса может изменить ситуацию непоправимо...
   - По закону я не имею права появиться в палате пэров. Я католик.
   - О, какие пустяки! Символическое отречение - один только кивок головой в ответ на вопрос. Это ничего не значит!
   - Для меня - может быть, но не для испанцев. Они очень щепетильны в вопросах веры, вам это известно.
   - Разве это не ваше личное дело?
   - Вы забываете, миледи, что я - подданный испанской короны и женат на испанке.
   - Это достойно сожаления, милорд.
   - И тем не менее...
   Граф колебался. Вряд ли его присутствие в палате пэров могло что-то изменить. Но оказаться сейчас в Лондоне было бы очень заманчиво - можно узнать столько интересного! Посетить палату пэров... Почему бы и нет?
   - Я вижу, вы раздумываете, милорд, - произнесла леди Джозиана. - Хорошо, подумайте. Но помните - времени мало!
   Она на миг положила руку ему на плечо царственным и волнующим движением, приподняла драпировку и выскользнула в зал.
  
   ...Они возвращались домой поздно вечером. Питер был против обыкновения молчалив, Маргарита возбужденно и весело болтала всю дорогу. Неизменный интерес дам к ее мужу, казалось, подогревал и ее интерес. Ее переполняла гордость и, может быть, даже тщеславие: ее муж - самый необыкновенный и самый восхитительный! Как уверенно и непринужденно он держался в любых обстоятельствах, как он умел разговаривать с дамами! При этом и мужчины искали его общества - он никого не подавлял, не выказывал своего превосходства. Но оно было очевидно!
   Маргарита начинала смотреть на него другими глазами - глазами тех, чьи взгляды она случайно ловила в зеркалах, взгляды, брошенные украдкой, полные интереса, скрытой зависти и жадного любопытства, а порой - и неприкрытого желания... Она даже не слишком ревновала!
   Однако сейчас он молчал и его взгляд был рассеян. Немного задетая таким невниманием, она сказала:
   - Вы так погружены в свои мысли, Питер, что совсем не слышите меня!
   Граф сделал какой-то неопределенный жест - и только это было ответом.
   - Вы не хотите со мной разговаривать? - возмутилась она. - Ну, разумеется! Разве я могу сравниться с теми, с кем вы так охотно любезничали у герцогини!
   - Даже не пытайтесь, моя дорогая.
   - Вот как, сеньор?! Не думала, что вы так скоро пресытитесь моим обществом, и я буду проигрывать в сравнении с другими!
   - Разве кто-то может сравниться с вами?
   Он спокойно на нее посмотрел и задумчиво улыбнулся.
   - Как странно устроена ваша головка, моя прелесть... Вы неделю почти не обращали на меня внимания и были заняты исключительно своими туалетами, подбором к ним украшений и так далее. Не спорю, это очень важное занятие, но ничто другое вас не волновало. Вы даже не интересовались, чем занимался все это время я. Избави меня бог упрекать вас, Маргарита, - я понимаю вас, как никто другой. Но теперь вы как-то иначе на меня смотрите, в ваших глазах я читаю восхищение и какое-то новое чувство. Сейчас я с легкостью мог бы воспользоваться моментом и в конечном итоге мы быстро оказались бы в постели - к моей большой радости. Но мне грустно при мысли, что ваши чувства зависят то каких-то внешних причин. Ведь я остаюсь самим собой, и ничуть не изменился за это время...
   - Вы же знаете, что я люблю вас...
   Что-то дрогнуло в его лице.
   - Вы не произносили этих слов со времени нашего медового месяца...
   - Да? По-моему, это так очевидно.... Не могу повторять это постоянно, особенно после того, как слышала, что вчера вы проводили время в обществе некоей госпожи де Лорси, а сегодня - у всех на глазах уединились с госпожой ле Рош...
   - Неужели вы ревнуете? Почему бы вам не спросить, и я расскажу все об этих дамах. Например, с последней у нас был исключительно деловой разговор.
   - Я знаю, вы считаете ниже своего достоинства говорить неправду, но почему же так блестели ваши глаза?
   - Я слишком люблю вас, чтобы обманывать. Здесь совсем другое... Я не должен говорить то, что скажу сейчас. Но надеюсь, что вы тотчас забудете все, что услышите. Та дама, с которой я говорил - весьма высокопоставленная англичанка. Она занимается политикой и надеется на мою помощь. Наши интересы совпадают, и она полагает, что я мог бы что-то сделать для успеха ее партии. Для этого мне нужно поехать в Лондон...
   - Но мы же воюем с Англией!
   - Моя дорогая, воюют герцог Мальборо и принц Савойский, адмирал Рук и Шато-Рено, а Сен-Джон Болингброк, де Круасси и кардинал Альберони занимаются политикой...
   - Вы тоже хотите заняться политикой?
   - Нет. Я только наблюдатель. Но сегодня мне предложили, хоть и опосредованно, принять участие в политической игре. И я колеблюсь.
   - Это опасно?
   - Не в том дело. Просто я думаю о последствиях. Они могут быть непредсказуемы, а на мне лежит ответственность....
   - Но что вы должны сделать?
   - Выступить в палате пэров.
   - Это невозможно - вы католик.
   - То же самое я ответил той леди. Она пренебрегла этим доводом. И еще одно... Я говорил с аббатом Бассойет. Он упомянул Альбертини... Иезуиты нас не забыли. И не простили мне той шутки со старой рукописью - помните? Мы обработали бумагу составом, благодаря которому бумага рассыпалась под воздействием света.
   - Я совсем забыла об этом! - прошептала Маргарита.
   - А они, похоже, не забыли. Думаю даже, что вчерашнее нападение на меня - это их маленькая месть. Или предупреждение...
   - Боже мой, Питер!..
   - Не тревожьтесь, моя дорогая. Если я поеду в Лондон, то смогу получить новую ценную информацию для кардинала Альберони, а он не допустит, чтобы со мной что-нибудь случилось, пока ему это выгодно.
   - Слабое утешение!..
   - Не думайте об этом, прелесть моя, - он улыбнулся и сжал ее руку. - В данный момент меня больше занимает мысль о предстоящей ночи. Я все же надеюсь провести ее в ваших объятиях...
   - А как же ваша разбитая губа? - лукаво спросила она. - Придется пожертвовать поцелуями...
   - Ради счастья обладать вами я готов жертвовать гораздо большим...
  

*

   ...Рано утром Мадлен поджидала графа прямо в холле, откуда поднималась парадная лестница в его покои. Она не пожелала ни подняться, чтобы подождать у него в кабинете, ни пройти на кухню, куда звала ее Марсела, собиравшаяся варить графу кофе. Она упрямо ждала его у входной двери, поглядывая вверх, на лестницу.
   Не успела Марселина выйти с подносом из кухни, как на верхней площадке лестницы послышались быстрые шаги. Граф встал сегодня раньше обычного. Он был одет в костюм для верховой езды и высокие сапоги; короткий хлыст сжимал подмышкой, на ходу надевая перчатки. Было видно, что он в прекрасном расположении духа. Он весело приветствовал женщин и, быстро сбежав по лестнице, остановил Марселу.
   - Красавица моя, ты как всегда вовремя! Одну чашечку я успею выпить.
   - Надо же, ваше сиятельство, от ваших синяков почти ничего не осталось! Право слово, я уже верю, что вы колдун! Но вы спешите, сударь, - проговорила Мадлен. - Тогда я зайду позже.
   - Мадлен, все, что ты хочешь сказать - говори сейчас. Мы с Жаном скоро уезжаем, и у меня очень много дел.
   - Не смею вас задерживать, господин граф, - сказала Мадлен таким тоном, что Марселина поёжилась.
   Питер невольно сдвинул брови.
   - К сожалению, у меня нет времени снова с тобой выпить, но ты можешь передать Жану все, что хотела сказать.
   - Я хотела сказать это лично вам, господин граф.
   - Я слушаю.
   Мадлен молчала, сверкнув глазами на Марселу.
   Питер допил кофе, поставил чашку на поднос, который держала девушка, и легким движением погладил ее щечку.
   - Спасибо, моя милая. Твой кофе - просто чудо.
   Он подошел к Мадлен, слегка похлопывая стеком по голенищу сапога.
   - Вот что, дорогая. Догадываюсь, что ты хотела мне сказать. Вижу, ты слишком застенчива и в то же время строптива, чтобы произнести простые слова благодарности. Считай, что я их услышал и принял. Если хочешь - оставайся. Здесь для тебя всегда найдется работа. Обсудим условия потом...
   Лицо Мадлен просияло. Она быстро поцеловала его руку и выбежала за дверь. Марселина чуть не выронила поднос - звякнула посуда. Граф оглянулся. Девушка спросила дрожащим голосом:
   - Сеньор берет в дом эту фурию?
   - Да. У нее трое детей и ей надо их кормить. Кроме того, она прекрасно готовит мясные деликатесы - семь лет работы в мясной лавке чего-нибудь да стоят. Я еще и сэкономлю... Странная женщина! Когда она смотрит на меня своими огромными глазищами, я немного теряюсь. Она похожа на египетскую кошку...
   - Она молиться на вас должна! Почему вы терпите ее дерзости, сеньор?
   Граф улыбнулся:
   - Наверное, потому, что понимаю. Наберись терпения, Марселина. У нее была тяжелая жизнь, и она еще не отвыкла от нее защищаться.... И не вздумай ревновать. Ты знаешь, как я к тебе отношусь и не променяю ни на кого. У тебя же будет поменьше работы. Мне пора! Передай сеньорам, что я вернусь к завтраку.
  

В Рамбуйе

  
   ...На приеме в знаменитом особняке Рамбуйе граф искал встречи со своим другом, маркизом де Келюс. Его жена Мария-Маргарита, племянница великой госпожи де Ментенон, была давней знакомой Питера. Она со своей подругой Дианой дЄАнжен, внучкой известной маркизы де Рамбуйе, были первыми, с кем юный Пьетро Марио де Лоретто, приехав из Италии, в первый же день познакомился в Париже. С тех пор они стали друзьями. Говорили даже, что Диана дЄАнженн была влюблена в молодого итальянца, ставшего впоследствии шеволежером Филиппа, сына дофина.... Но потом она вышла замуж и стала маркизой де Лафоре, что не мешало ей встречаться со старыми друзьями. Например, она не могла отказать себе в удовольствии принять приглашение графа де Монтель прошедшей весной приехать на новоселье в его дворец под Тулузой, где собрались все его друзья: и чета де Келюс, и госпожа де Фуа, со своим неизменным спутником, графом де Фонтенаком, и дЄЮссон, маркиз де Боннак, - одним словом, все "южане" и многие другие... У графа было много друзей, но сейчас он хотел обратиться с одной деликатной просьбой именно к маркизу де Келюс, умудренному опытом придворной жизни. Собираясь уезжать, Питер беспокоился за жену. Она молода и неопытна, она так любит балы и приемы, восхищенные взгляды мужчин и неизменное их внимание!.. Конечно, она никогда не позволит себе ничего, выходящего за рамки благочестия - она просто так воспитана, - но... Она так прекрасна, что не только у него кружилась голова при виде ее золотистой кожи, высокой груди, роскошных волос и пленительных глаз. Он всегда был рядом, почти всегда. По крайней мере, не было ни одного случая, чтобы ее - и его! - честь пострадала. Питер безусловно доверял жене. Он всегда говорил, что она свободна, и ни в чем не ограничивал этой свободы. Но как он ревновал, знал только он сам! При мысли о том, что кто-то может сделать попытку добиться благосклонности Маргариты, соблазнить ее, приводили его в ужас. Он не считал себя исключительным и неотразимым, о нет! Он хорошо знал все свои недостатки и грехи, и в сравнении с ее чистотой сознавал себя ничуть не лучше любого другого мужчины своего круга. Да, ему нравились женщины, как все прекрасное, но он не любил никого, кроме нее.
   Де Келюсу ничего не надо было объяснять. На просьбу друга маркиз ответил тонкой понимающей улыбкой.
   - Я сделаю все, что будет в моих силах, дорогой мой. Но... Вы должны понимать, что графиня - не ребенок. Она может сама принять какое-то решение, и я буду бессилен ей помешать. Однако уверен, что она будет благоразумна.
   - Надеюсь на это, - улыбнулся граф.
   - В любом другом случае вы можете быть уверены в полной безопасности вашей прелестной жены, друг мой. И госпожа де Келюс не откажет себе в удовольствии посвятит графиню во все придворные тайны, чтобы она не скучала. Кстати, вот и они!
   К ним и в самом деле подходили Маргарита и госпожа де Келюс.
   - Наши кавалеры уединились и, похоже, секретничают! Не иначе, как о женщинах.
   Правда, граф?
   - Разумеется, вы угадали, дорогая маркиза. Есть ли более увлекательная тема!
   - Как раз о женщине я и хотела вас спросить. Взгляните туда: видите стройную даму в зеленом? Узнаете ее?
   Граф посмотрел в указанном направлении.
   - Дениза де Монсо, герцогиня де Бофор... Она не очень изменилась за восемь лет. Вы по-прежнему дружны с ней?
   - Старая дружба редко гибнет. Я бы не сказала, что мы близки, но порой оказываем друг другу кое-какие услуги. Тем и ценна дружба... Интересно, вспомнит ли вас Дениза? После того случая, как вы помогли ей бежать от дЄЭпернона с его бумагами, и каким способом сбили с толку ее преследователей, я бы на ее месте запомнила вас на всю жизнь, милый граф! Надеюсь, вы рассказывали жене о своих подвигах?
   Граф, смеясь, пожал плечами.
   - Право же, не помню!
   - Зато я прекрасно помню ваш рассказ!- заявила Маргарита. - Вы сопровождали герцогиню в коридорах Лувра, и когда преследователи уже почти вас настигли, вы, свернув в галерею, надели ее зеленый плащ белой подкладкой наружу и сделали вид, что целуетесь в укромной нише. Это обмануло ваших преследователей.
   Госпожа де Келюс рассмеялась:
   - Все так, дитя мое, за исключением одной детали. Ваш будущий муж не делал вид, что целует эту даму. Он так ее целовал, что та чуть не теряла сознание от его натиска, - она потом мне рассказывала. Зато получилось правдоподобно! Я бы вряд ли могла забыть такое, будь я на ее месте...
   - Уверен, что сама герцогиня давно забыла этот случай.
   - Сейчас узнаем! - и госпожа де Келюс решительно направилась за герцогиней де Бофор.
   Когда та подошла, граф сдержанно и любезно ее приветствовал и представил свою жену. Герцогиня окинула их внимательным взглядом и так же любезно и прохладно ответила на приветствие.
   - Моя дорогая, - сказала госпожа де Келюс, - неужели ты не вспомнишь человека, который в свое время спас если не твою жизнь, то честь! Граф сразу тебя вспомнил, как только увидел.
   - Трудно забыть такие удивительные зеленые глаза, как у мадам...
   - А, кажется, я уже где-то слышала этот бархатный голос и легкий итальянский акцент... Только вот не помню, где и когда.
   - Если позволите, мы можем познакомиться заново. Может быть, у нас найдутся общие знакомые, кроме здесь присутствующих. Например, Жан-Луи де Ногаре, герцог дЄЭпернон...
   Маргарита заметила, как вспыхнули зеленые глаза де Бофор, невольно исказилось ее лицо. Удивление, гнев, замешательство читались на нем. Граф продолжал, казалось бы, не замечая этого:
   - Какая блестящая карьера погибла! Герцог дЄЭпернон, кардинал де Лавалетт, архиепископ Тулузский - и вдруг снимает с себя сан и поступает на военную службу! И все это из-за одной прекрасной дамы с зелеными глазами!
   - Шевалье де Лоретто!.. Граф, ни слова больше! Я прекрасно вас помню, но лучше вам помолчать. Не дай Бог, кто-нибудь услышит ваши воспоминания... Я ведь тоже могу кое-что вспомнить - относительно вашей особы, что интересно было бы послушать милой графине!..
   Граф рассмеялся:
   - Да это шантаж! Уверяю вас, герцогиня, вам нечего опасаться. Столько лет прошло! А меня испугать не получится - у меня нет тайн от жены.
   - Так не бывает, - усмехнулась де Бофор.
   - Бывает, моя дорогая, - весело подтвердила де Келюс. - Ну, может быть, какие-то мелочи, о которых граф просто забыл, - добавила она лукаво.
   Все засмеялись, герцогиня только улыбнулась, понимая, что было что-то сказано еще до ее появления.
   - Желаю вам сохранить хорошую память, дорогой граф, - произнесла она с тонкой улыбкой - И не забывайте мелочи! Они, как правило, решают все...
   ...Когда герцогиня отошла, госпожа де Келюс подхватила Маргариту по руку.
   - Не удивляйтесь, дорогая. Ваш муж слегка отомстил герцогине за прошлое. Впрочем, он шутил. Пойдемте, я сейчас объясню вам, в чем тут дело. Насколько я знаю графа, этого он точно вам не рассказывал: его скромность не позволяет рассказать, как он рисковал жизнью...
   ...Питер не мог дождаться, когда этот вечер закончится. Среди гостей он не видел человека, с которым ему было бы интересно поговорить. Маргарита, как всегда, была окружена вниманием мужчин, порой ловила на себе их откровенные взгляды, но, как всегда, она неизменно видела понимающую и нежную улыбку мужа, и была счастлива и весела. Единственный, кто приводил ее в замешательство, так это хозяин, маркиз де Лафоре, изысканно одетый и причесанный по последней моде молодой человек с искусно подкрашенным лицом и томным взглядом, который уделял особое внимание графу де Монтель и почти весь вечер не отходил от него...
  
   ...Маркиз де Лафоре, наконец, выбрал момент, когда никого не было рядом, и что-то тихо сказал графу. Тот спокойно ответил:
   - Увы, я ничем не могу вам помочь, дорогой маркиз.
   Тот удержал его руку.
   - Можете. Но не хотите, - вот в чем дело...
   - Сказать вам правду, маркиз? - так же спокойно произнес Питер.
   - О, я знаю, что вы мне скажете, граф! Я знаю, как можно унизить и оскорбить за...
   - Разве я похож на невоспитанного грубияна? - улыбнулся граф. - Просто я предпочитаю грешить по своему вкусу с тех самых пор, как вышел из возраста невинности, и в данный момент меня привлекает нечто другое.
   - В ваших словах нет ни капли презрения... Уже за одно это я вам благодарен...
  

*

   ...Они ехали домой, и в полумраке кареты Питер не выпускал руки Маргариты. Она чувствовала себя счастливой и немного усталой от множества впечатлений.
   - Завтра Малый двор выезжает загород... Только бы не испортилась погода! - проговорила она, уже думая о завтрашнем дне. Купание и катание в лодках по Сене было следующим увеселением, на которое они получили приглашение. Маргарита была в восторге и уже представляла себе, как это будет замечательно.
   Питер положил ее руку себе на колено и склонился, чтобы заглянуть в ее глаза.
   - И больше ничего не занимает ваши мысли, моя прелесть? - спросил он тихо. Она улыбнулась немного смущенно - и лукаво:
   - Если только совсем чуть-чуть...
   - Ах, вот как! - возмутился он шутливо. - Значит, вы заставите меня умирать от любви в одиночестве?
   Он шутил и внешне казался спокоен, но его выдавал особенный блеск глаз и участившееся дыхание,- ему стоило немалых трудов сдержать себя. Она чувствовала это и сама загоралась...
   - О, вы не умрете, даю слово! Или мы будем умирать вместе...
   Он одним движением посадил ее себе на колени и стал целовать ее плечи и грудь в вырезе платья. Она закрыла глаза и окунула руку в его кудри. Но другая ее рука слабо упиралась ему в плечо, как бы отталкивая. Он остановился, поднял голову.
   - Что случилось, мой ангел?
   - Обещайте, что не будете терять головы.
   - Это чертовски трудно сделать!..
  
   У них была одна тайна, которую Маргарита не решалась произнести даже на исповеди. Она панически боялась снова забеременеть. Первые роды были для нее таким кошмаром, что она не в силах была себя заставить пережить это еще раз. Много часов мучений что-то надломили в ней. Теперь она чувствовала себя худшей из грешниц, винила себя за то, что не могла выполнить свой супружеский долг и еще раз подарить ребенка своему мужу. Молитвы, покаяния и посты не помогали...
   Питер не пытался ее уговаривать. Он все понял сразу, и за это она была ему безмерно благодарна. И он дал слово, что она забеременеет только тогда, когда будет к этому готова. Так продолжалось уже пять лет. Она успокоилась - он держал свое слово. Вокруг удивлялись, почему у такой молодой и красивой пары больше нет детей.
   Он проявил чудеса терпения и выдержки прежде, чем она могла без ужаса думать о близости и даже получать удовольствие. Впрочем, это удалось ему довольно быстро - он чувствовал женщин, а эту - в особенности. Их жизнь наладилась. Он был с ней так нежен, так изобретателен в своих фантазиях и всегда знал, как доставить ей наслаждение, что Маргарита невольно стала воспринимать это как должное. Но часто ей казалось, что он готов потерять голову и забыть обо всем...
  
   ...Когда карета остановилась, Питер вышел, весело поднял жену на руки и, целуя, понес в дом под бесстрастными взглядами слуг. Он был так поглощен ею, будто весь мир перестал существовать. Но она не могла, не умела так безоглядно отдаваться чувству. Оказавшись у него на руках, она с ужасом прошептала:
   - Питер, вы сошли с ума!
   - Да, и давно!
  
   Камеристка и горничная ждали в туалетной комнате, чтобы помочь графине раздеться. Питер спросил:
   - Могу я сегодня заменить вам этих девушек?
   - Не надо, прошу вас...
   - Почему же?
   Она не нашлась, что ответить. Он жестом отослал служанок.
   - Не будем терять времени на споры, моя дорогая, - непреклонно сказал он своим бархатным голосом. - Доставьте мне это маленькое удовольствие.
   Маргарита повиновалась. Ее воспитывали в религиозной строгости и готовили к усмирению плоти. Ее муж с самого начала поступал наоборот. То, что он устраивал из ее раздеваний, будоражило ее душу, волновало, заставляло колотиться сердце в предчувствии самых сладких мгновений...
   ...Через несколько минут он освободил ее от тяжелого шелка, крючков и кружев, как бабочку из кокона, потом снова поднял на руки и отнес в спальню. Оказавшись в комнате, Маргарита не поверила своим глазам. Всю ее покрывал ковер из белых и красных лепестков. В вазах стояли розы и жасмин. Всю комнату наполнял их свежий аромат.
   - Боже, откуда это?.. - изумленно спросила она.
   - С Цветочной набережной, сердце мое. Но лучше было бы сказать, что шалуны-амуры приготовили для нас это ароматное лето... - Он бросил ее на шелковистое и прохладное ложе из лепестков, покрывающее постель. Маргарита тихонько ахнула, потом засмеялась.
   - Вам нравится? - Питер, присев рядом, захватил пригоршню лепестков и стал медленно осыпать их на ее обнаженную грудь, плечи, живот... Потом еще и еще... Лепестки приятно щекотали ее золотистую кожу, и она слегка вздрагивала от удовольствия...
  

*

   ...В открытые окна кухни доносился звон скрещивающихся клинков и короткие возгласы фехтующих мужчин. В саду на лужайке граф с Жаном упражнялись на шпагах. Это происходило почти каждое утро, но Мадлен еще не привыкла к такому зрелищу. Она как раз только вернулась с рынка и разбирала корзину с овощами, когда посмотрела в окно и уже не могла оторвать взгляд от лужайки. За этим занятием и застала ее Марселина.
   - Любуешься? - спросила она с иронией. - Кто же, интересно, тебе больше нравится? Твой Жан, по-моему, выглядит пока молодцом, даже пытается нападать... Но куда ему до сеньора графа!
   - Как это у тебя не вырвалось сказать "моего графа"! Для тебя, я вижу, не существует никого, кроме твоего сеньора! Ты спишь с ним, детка? - вполне миролюбиво спросила Мадлен.
   Марсела вспыхнула, ее глаза яростно блеснули.
   - Как ты могла даже подумать такое! - воскликнула она в смятении.
   - А что тут особенного? Ты же влюблена в него, и он это прекрасно знает. И, между прочим, не остается к этому равнодушен.
   - Да как ты смеешь подозревать!..
   - Ах, ты мне расскажи еще, что у него под рубашкой спрятаны крылья!
   Марселина сделала шаг с явным намерением вцепиться ей в волосы.
   - Тихо, тихо, не злись! Я только спросила!.. Граф хороший человек, таких по пальцам перечесть. Но он молодой мужчина и его энергии и страсти хватило бы на десяток таких как ты. Взгляни только! После ночи с женой он не может укротить свою плоть и берется за шпагу вместо того, чтобы спать до обеда. Ты не задумывалась над этим, деточка? Ну, ладно, не смущайся. Давай лучше займемся завтраком.
  
   ...Спустя некоторое время в сад вышли две черноволосые девочки в белых платьях в сопровождении своей няни. Младшая, Диана, со всех ног побежала к графу. Он тут же сделал знак Жану, что поединок закончен и отдал ему шпагу. Подхватив дочь на руки, он расцеловал ее в обе щеки и опустил на землю, чтобы раскрыть объятия второй, Франческе, которая вела себя немного скованно и застенчиво. Она отличалась от сестры как небо от земли, хотя внешнее сходство между ними было удивительное. Непосредственная, импульсивная Диана в каждом своем движении и манерах была просто копией отца. Она ярко и эмоционально выражала свои чувства, не стесняясь проявлять их порой достаточно бурно, чем приводила в отчаяние свою няню, мадемуазель Николь, которую граф взял для нее по рекомендации мадам де Фуа, своей давней знакомой из Лангедока. Скромная и хорошо воспитанная мадемуазель Николь была незаконнорожденной дочерью знатного сеньора того края, и поэтому, когда в доме появилась Франческа, она прониклась к этой девочке особой нежностью. Старшая дочь графа была так же скромна и застенчива, как и она сама.
   Характер, поведение Франчески заставляли сердце графа сжиматься от боли. Он страдал от чувства вины перед этой девочкой. С самого начала он не мог дать ей того восхитительного ощущения свободы, полноты и прелести жизни, что так естественно впитала в себя Диана. Питер надеялся, что он еще что-то может изменить - ведь Франческе только семь лет...
   ...Из кухонного окна Мадлен видела, как граф опустился на траву в тени большого каштана. Девочки уселись рядом, причем непоседливая Диана никак не могла выбрать себе места около отца, а Франческа присела так, что он мог бы коснуться ее рукой, и сидела тихо, глядя на него своими черными красивыми глазами с длинными ресницами - в точности его глазами. Он что-то начал им рассказывать. Мадемуазель Николь присела поодаль, прислонившись к стволу каштана, и с интересом слушала, что рассказывает граф...
   Эта идиллия продолжалась не долго - курьер принес почту, и граф оставил зеленую лужайку.
  

Купание

  
   ...Зной, казалось, расплавлял воздух. От земли поднималось горячее марево, сливаясь с выцветшим к полудню небом. Сочная зелень прибрежной травы и кустарника радовали глаз своей свежестью. Старые ивы на берегу, склонившись над самой водой, полоскали гибкие ветви в медленных струях реки и манили под свою сень.
   Купальни были построены в живописнейшем месте неподалеку от Сен-Клу.
   Большие лодки под шелковыми пологами, убранные цветами и лентами, тихо скользили по воде диковинными пестрыми птицами.
   Под сенью старых каштанов на берегу были накрыты столы с легкими закусками, винами, фруктами и освежающими напитками. Придворные прятались в тени шелковых шатров, деревьев и купален. Самые смелые уже пробовали войти в теплую воду. Дамы целомудренно выбирали купальни как можно дальше от нескромных глаз и для смелости собирались стайками, возбужденно щебеча и смеясь.
   Граф де Монтель, одетый в белое с головы до ног, с еле заметной улыбкой наблюдал все это, стоя на зеленом склоне недалеко от накрытых столов. В руке он держал белую шляпу с золотым аграфом и белым плюмажем, и слабый ветерок с реки слегка шевелил его пышные кудри. Граф следил за одной лодкой под ярко-голубым пологом. Издалека было видно жемчужно-белое платье Маргариты и нежно-голубое - Амалии. С ними были госпожа де Келюс в розовом и герцогиня де Бофор в яблочно-зеленом. Четыре их кавалера и шесть гребцов довершали картину. Граф пока не мог составить компанию своим дамам, поскольку должен был встретиться здесь с леди Джозианой. Она хотела что-то еще сказать перед его отъездом в Лондон.
   Но вот граф увидел, что свита герцогини Мэнской направляется к трем большим лодкам, причалившим у нарядно украшенной пристани. Блеск шелков и воздушная пена кружев дам и кавалеров медленно плыли по зеленому склону берега к реке и перетекали на лодки. Леди Джозиана - мадам ле Рош - тоже была там. Она немного отстала и незаметно сделала графу знак, что не может подойти сейчас. "Ждите!" - повелительно сказали ее глаза и губы. Граф слегка поклонился, но был немного раздосадован. Он лишался свободы действий и не мог теперь никуда отлучиться надолго.
   Решив, что катание задержит миледи не менее чем на час, он подумал, что вполне успеет искупаться.
   Зайдя в свободную купальню, он стал раздеваться. Туда же в скором времени заглянул и маркиз де Лафоре, учтиво осведомившись, не помешает ли он. Граф уверил его, что нисколько. Он не обращал ни малейшего внимания на восхищенный и томный взгляд маркиза и уже собирался спуститься в воду, когда тот остановил его. С улыбкой сделав таинственный знак, маркиз показал ему небольшое круглое отверстие в стене купальни, сделанное на уровне глаз, и предложил посмотреть туда.
   - Может быть, вам понравится то, что вы там увидите, - тихо произнес он, дотрагиваясь до плеча графа. - Боже мой, какая нежная у вас кожа...
   Питер спокойно посмотрел на него, потом наклонился к отверстию... Он увидел обнаженную женскую фигуру с красивыми формами и белой кожей... Отпрянув от "глазка", он бросил маркизу:
   - Мне нравится, когда я сам выбираю женщину, на которую хочу посмотреть, - и она сама покажет мне все, что захочет показать!
   С этими словами он спустился в воду и поплыл к другому берегу. У него остался неприятный осадок от этой сцены. Он готов был выслушать признания маркиза, был готов и к более смелым его порывам, но такого не ожидал. Ему показалось, что обнаженная женщина была ни кто иная, как Диана де Лафоре... Он даже не сразу понял всего замысла маркиза!..
   Вода приятно освежала и успокаивала. Доплыв почти до середины реки, Питер уже смеялся над этим сюжетом, достойным Боккаччо. Однако он всем сердцем жалел несчастную маркизу...
   Немного дальше от купален река делала плавный поворот, а старые ивы по берегам так разрослись над самой водой, что их ветви почти смыкались, образуя в узких местах зеленую арку. Вот там-то Питер и увидел небольшую лодку с двумя пассажирами в темных одеждах. Этот цвет столь не соответствовал яркому летнему дню, пестрой толпе придворных на зеленом берегу, так неуместен был здесь, что вызывал недоумение.
   Сделав еще несколько мощных гребков, Питер достиг ветвей старой ивы, росшей на том на берегу. Под прикрытием густой листвы он забрался на толстую ветку, нависавшую над водой, и удобно устроился в развилке сучьев. Сверху лодка была видна как на ладони - она приближалась. На веслах сидел молодой мужчина в строгом испанском костюме. Он явно не часто упражнялся в гребле, а то и впервые взялся за весла: лодка двигалась медленно, "рыская" из стороны в сторону. Во втором человеке граф с удивлением узнал изящного аббата Бассойет. Только когда лодка поравнялась с его деревом, Питер узнал и второго. Это стало для него еще большим сюрпризом. Дон Родриго де Гамба, его родственник со стороны жены - ее кузен - и большой любитель корриды, где они и познакомился. "Как он, черт возьми, здесь оказался?" - подумал Питер. - "Да еще в компании с иезуитом!"
   Дон Родриго в очередной раз обдал каскадом брызг сутану своего спутника, неловко опустив весла на воду.
   - Осторожнее, сеньор, - со сдержанным терпением произнес аббат. - На мне нет уже ни одной сухой нитки. Отдохните немного, прошу вас.
   Дон Родриго послушно опустил весла. Аббат продолжал:
   - Так вы говорите, что проблем с таможенным досмотром не будет?
   - Да, монсеньор. У меня там свой человек. И потом, в документах речь идет о поставке партии шоколада из колоний. В ящиках для досмотра действительно будет шоколад. Никто даже не догадается ни о каком золоте!
   - Партия очень велика, дон Родриго, и у Ордена возникают естественные опасения... Когда же груз должен прибыть в Кадис?
   - Не позже, чем через две недели.
   - Где две - там и три: волнение на море, штиль, туман - всякое может случиться... Или, к примеру, нападение корсаров...
   - Торговое судно с грузом для Ордена будет надежно охраняться, монсеньор! В конвое два корабля - корвет и бриг, общей мощностью шестьдесят пять тяжелых орудий. Если увеличить конвой - могут возникнуть лишние подозрения...
   - Разумно, сын мой. - Он помолчал немного. - Орден надеется на вашу преданность, дон Родриго. Но вы можете не сомневаться в нашей благодарности.
   Бассойет задумчиво посмотрел вдаль и залюбовался искрящейся на солнце рекой, прибрежной зеленью, нарядными лодками.
   - Да, кстати: вы видели уже свою прекрасную кузину? Графиня де Монтель блистает и затмила собой немало парижских "звезд"! Она уже покорила Малый двор - остался только Версаль! И что главное - она отличается от парижских красавиц истинным благочестием, и это придает ее красоте особое очарование чистоты. Я имел удовольствие говорить с ней...
   - Если бы только она не поспешила выйти замуж за этого нечестивца! Он заслужил весьма скверную репутацию, и бросает тень на свою жену! К тому же, он постоянно в окружении женщин - знатных, простолюдинок, служанок - ему все равно! И все его обожают!.. Вам известно, что граф привез из Туниса несколько арабских женщин? Он поселил их в своем новом замке под Тулузой. Говорят, он устраивает там с ними настоящие оргии...
   - А я слышал нечто другое: граф со своими гостями - и мне они известны - устраивал музыкальные и поэтические состязания на своем празднике, и эти девушки там только играли для гостей на музыкальных инструментах. Так что вы слишком суровы к своему родственнику, любезный сеньор де Гамба. Он любит свою супругу, это несомненно, - я сам тому свидетель. Граф яркий человек - каждый его жест и взгляд так выразительны, что не оставляют сомнений в искренности его чувств. И донья Маргарита может очень сильно повлиять на своего супруга, если пожелает... Она может помочь нам! А теперь вот что, сеньор: давайте поменяемся местами - я буду грести...
   И молодой аббат умело и ловко развернул лодку. Она плавно заскользила по воде, держась в тени деревьев, и скоро исчезла за поворотом реки.
   Этот случайно подслушанный в таком неожиданном месте разговор заставил Питера серьезно задуматься.
   Если кто-то мог бы его сейчас видеть, то взгляду предстала бы довольно странная картина: высокий смуглый человек, обнаженный до пояса, в одних мокрых полотняных панталонах, облепивших его мускулистые ноги, сидит на дереве, обхватив одно колено руками. Его лицо сосредоточено и мрачно, с кончиков кудрявых волос медленно стекает вода...
   Однако никто его видеть не мог. И раздумывал он недолго. То, что он понял, заставило его действовать. Питер с кошачьей грацией изменил позу и почти бесшумно скользнул в воду.
   Не успел он покинуть густой полог ивовых ветвей, как увидел приближающуюся большую лодку под голубым пологом. Послышался веселый говор и серебристый женский смех, шипение шампанского и мелодичный звон бокалов вперемешку с низкими тембрами мужских голосов и плеском воды. На носу лодки расположились кавалеры и дамы, уже можно узнать их голоса... Вот Амалия в нежно-голубом, госпожа де Келюс, зеленоглазая госпожа де Бофор, их кавалеры... "Но где же Маргарита? Ведь она была с ними!.."
   Лодка медленно проплывала, чуть разворачиваясь кормой, скользила дальше... Небольшая палубная надстройка защищала кормовую скамью, покрытую ковром, от нескромных взглядов находящихся в лодке, но с воды это уютное местечко было хорошо видно...
   Питер увидел Маргариту там, и не одну. Ее кавалер - в светлом парике, с вельможной осанкой, изысканно одетый в палевый костюм, расшитый золотом, - держал ее руку в своей и нежно покрывал ее поцелуями. Это был де Шевриер, маркиз де Сен-Шомон, губернатор Лангедока. Он был красив, несмотря на уже обозначившийся живот, который придавал ему лишнюю солидность в его тридцать с небольшим. Еще в Тулузе госпожа де Фуа рассказывала, что его непоколебимая уверенность в себе, смелые манеры и нежные взгляды привлекали к нему немало женщин, и он пользовался заслуженной репутацией сердцееда. Он был опытен в обхождении с дамами - этого нельзя было отрицать. И когда он появился в Монтеле и уговаривал Маргариту поехать с ними в Париж, обещав устроить для них приглашения на самые изысканные вечера и приемы, - и даже, может быть, в Версаль! - она не могла устоять. Вот тогда-то и случилась их первая серьезная размолвка. Питер только что подарил ей дворец, который строил шесть лет и в который вложил не только сотни тысяч, но и свою душу - каждая деталь проекта была придумана им, создана по его эскизам. Все, кто видел Монтель, говорили, что по изяществу и комфорту ему нет равных, что это чудо, возникшее по велению феи из сказки. Но Маргарита не пожелала в нем остаться - она сказала, что он ей не нужен. Она хотела в Париж!
   Питер уехал, не сказав ей ни слова. Ему было так больно, что он не мог даже поговорить с ней. И потом - чтобы поехать в Париж, нужны были деньги, и немалые! Она даже не задумывалась об этом... Он пытался заглушить свою боль обычным способом - в таверне. Но это помогло мало, хотя он напился тогда так, как никогда не позволял себе раньше. Случайная встреча с одной женщиной помогла ему больше - ей удалось вернуть его к жизни. Этой женщиной оказалась Жозефина дЄАрбантес, шпионка иезуитов, которая уже много лет была приставлена к нему еще прежним генералом Ордена...
   Об этой его измене Маргарита не знала. И вот теперь де Шевриер невольно воздает ему за этот грех...
   ... Питера потрясло ее лицо - томное, с полузакрытыми глазами, пылающими щеками и влажными, чуть приоткрытыми губами. Веер вздрагивал в ее руке от сладостного волнения... Де Шевриер полностью завладел другой ее рукой и действовал уже смелее. Он сидел к ней так близко, почти прижавшись, и уже обнимал ее талию, что-то тихо и страстно говоря... Это был пламенный натиск, любовная песня, сладостный плен, из которого так трудно вырваться, не потеряв чести... Необъяснимая власть жгучих чар мужского желания, прерывистое дыхание, головокружение и тяжелый стук крови в висках... Де Шевриер обнял Маргариту и жадно припал к ее губам.
   У Питера потемнело в глазах. Маргарита выронила веер из белых перьев, и он, скользнув по шелку платья, плавно лег на воду. Она даже не заметила этого...
  
   ...Он не помнил, как добрался до купален, как переоделся и вышел на зеленую траву. Еще в воде первой его мыслью было добраться до Шевриера прямо в лодке, но бессознательное опасение испугать Маргариту остановило его. Сейчас у него в голове была звенящая пустота, как будто его оглушили ударом в грудь. У него перехватывало дыхание, когда снова и снова у него перед глазами вставало лицо Маргариты, ее сладострастно приоткрытый прелестный рот, вздрагивающие колебания веера в руке... Питер ничего не видел вокруг. Он прислонился к стволу дерева и чувствовал только тяжелые удары собственного сердца, сотрясающие тело... "Я убью его", - первое, что он подумал, немного придя в себя. Тут он обнаружил, что сжимает в руке ее веер - перламутровый, с серебряной инкрустацией... С намокших перьев еще капала вода. Питер не помнил, как подобрал его... Машинально сунув веер за отворот камзола, он прикрыл глаза... "Я убью его!" - все отчетливее звучала в нем эта мысль. Но теперь появились и другие: - "Дуэль? Но потом Бастилия?.. И пусть. К черту всё! А как же она?.. Она останется с этим мерзавцем, станет его любовницей?.. Невозможно!.. О, еще как возможно! Она была готова отдаться ему, и с какой легкостью!.. И это после такой волшебной ночи..." - Питер глухо застонал сквозь зубы и яростно ударил кулаком по шершавому стволу с такой силой, что порвалась перчатка...
   Вдруг все для него потеряло смысл. Как будто померкли все краски... Его душу внезапно охватило полнейшее безразличие - осталась только горечь... К чему вся эта суета? Для чего? Для кого? Что стало смыслом его жизни? Исполнение желаний единственной женщины. Все остальное он делал все равно только с мыслью о ней. Он отдал ей всю свою душу - отдал все, что у него было... Но для нее оказалось важнее другое?.. "Что ж, она свободна в своем выборе!.. Я не раз говорил это..."
   Какое-то отрешенное спокойствие вернуло его к действительности. Он медленно пошел к шатрам. Играла музыка. В каштановой роще придворные расположились на отдых. Там он заметил леди Джозиану. Она подошла и бросила графу выразительный взгляд, полный упрека.
   - Я жду вас уже полчаса, сэр Питер! - прошептала она. - А вы купались, я вижу? Как это неосмотрительно, милорд! Вы должны беречь себя!
   - Для чего? - иронически спросил он. Леди не узнала его голос.
   - Что с вами, милорд? - встревожено спросила она. - Вы очень бледны. Если вы схватите простуду, то все пропало!
   - Не стоит беспокоиться, мадам, все в порядке. - Он даже слегка улыбнулся той страстной энергии, с какой она подходила к делу. Что ж, оно и понятно - ей было ради чего стараться - в своих мечтах она уже грезила о троне!
   - Я готов выслушать ваши инструкции, миледи...
   - Мне не нравится ваше настроение, милорд. Что случилось?
   - Это не имеет отношения к делу.
   ...Они поговорили не более четверти часа. Прощаясь, она напомнила:
   - Перед отъездом возьмите у моего секретаря письма, которые я написала в Лондон.
   Граф молча поклонился и пошел туда, где грумы держали лошадей и стояли кареты. Вдруг кто-то окликнул его по-итальянски. Он оглянулся. Амалия спешила к нему по зеленому склону.
   - Ты уже уходишь, Марио? Что так скоро? Маргарита вон в том шатре. Ты должен пойти туда...
   - Почему должен? Пусть развлекается. Она так стремилась к этому, - произнес он бесстрастно.
   - Что случилось? Вы поссорились?
   - Нет.
   - Тогда почему у тебя такое лицо?
   - Что с моим лицом?
   - Оно застывшее, неживое... Я никогда не видела тебя таким...
   - Мы вообще давно не виделись... Тебе понравилась прогулка?
   - Да, конечно! Жаль, что тебя с нами не было.
   - Да... Мне тоже очень жаль. Ты не можешь себе представить, до какой степени... Ты остаешься или отвезти тебя домой?
   - Что мне здесь делать? Я не совсем уютно чувствую себя среди всех этих людей. У меня здесь мало друзей. Я отвыкла от светского общества, галантных мужчин... Но некоторые просто очаровательны.
   - Например, маркиз де Сен-Шомон?
   - Он? Нет, пожалуй, ему не хватает изящества и остроты ума, столь присущего французам. Он пытается быть любезен, но у него нет того шарма, что так покоряет, например, в Фонтенаке, в Келюсе или... в тебе...
   Она осеклась и опустила глаза, невольно смутившись от своих слов. Он, как видно, даже не слышал, что она сказала. Лия вздохнула.
   - Скажи мне, Марио, почему ты оставляешь Маргариту здесь? С этим маркизом... Ты ведь ревнуешь! Почему не увезешь ее?
   - Но зачем, если ей приятно его общество?.. Она не ребенок, и может самостоятельно принимать решения! Если только...
   Вдруг он остановился, и, резко развернувшись, направился к шатрам.
   - О, нет!.. Я все-таки убью его, - воскликнул он. Амалия пыталась удержать его за руку.
   - Остановись! Послушай, Марио!..
   - Подожди меня здесь! - Только бросил он ей на ходу.
   - Ничего ведь не случилось, дорогой, успокойся! Послушай меня...
   Но Лия поняла, что всё бесполезно - он был непреклонен.
  
   Войдя в шатер, граф мгновенно оценил обстановку: несколько придворных о чем-то весело болтали и смеялись, уже достаточно воздав должное вину. Маркиз де Келюс, заметив графа, тут же медленно встал и направился к нему, оставив свою даму.
   Маргарита была как-то лихорадочно возбуждена, и тоже смеялась. От звука ее серебряного смеха у Питера томительно заныло сердце... Сен-Шомон был рядом с ней - так близко, что в его намерениях уже ни у кого не оставалось сомнений. Но граф вдруг обрел невозмутимое спокойствие. Он со светской улыбкой подошел к Маргарите и спросил негромко, не желает ли она отправиться домой.
   - О, нет, дорогой! Здесь так весело! И еще будет концерт, и фейерверк вечером! Неужели вы не останетесь?
   - Нет, мадам. К сожалению, у меня много дел. Итак, вы не передумали?
   - Разумеется, нет!..
   - Я потом отвезу графиню домой, если позволите! - весело сказал де Келюс, подходя.
   - Если позволит графиня, я отвезу ее! - тут же воскликнул Сен-Шомон. Граф склонился к нему с высоты своего роста и что-то тихо сказал на ухо. Тот слегка побледнел, улыбка исчезла с его лица. Де Келюс крепко сжал графу локоть и попытался отвести в сторону.
   - Недопустимо, чтобы произошел скандал! Сейчас вам лучше уйти, мой дорогой. Не беспокойтесь, я всё устрою, - тихо проговорил де Келюс.
   - Вы будете моим секундантом? - так же тихо спросил граф. - Здесь самое удобное место.
   - Я не допущу дуэли - это слишком дорого нам обойдется! Ничего не произошло, граф. Маркиз просто выпил лишнего - вот и все!..
  

*

...Еще на лестнице они услышали нестройные звуки клавесина, раздающиеся из гостиной.

   Граф вошел в салон вслед за Амалией и остановился в дверях.
   Диана сидела за клавесином и пыталась играть, а Франческа помогала ей, подсказывая. Мадемуазель Николь с обреченным видом стояла рядом и только укоризненно смотрела на своих воспитанниц.
   - Да здесь концерт! - с улыбкой воскликнул граф. Все разом оглянулись. Воцарилась тишина. Диана первая вспорхнула со стула и подбежала к отцу. Мадемуазель Николь поспешила объяснить:
   - Недавно приходил учитель музыки, господин граф, и девочки захотели еще поиграть... хотя им уже давно пора обедать...
   - Он ужасный, этот учитель! С ним так скучно! - пожаловалась Диана. - Он даже не отвечает на наши вопросы!
   - Увы, моя дорогая, - усмехнулся Питер, - Хороший учитель музыки, господин Куперен, обучает Дофина! А вы не принцессы, к сожалению. Или к счастью... А что вы хотели узнать?
   - Почему ноты так называются? - до, ре, ми...
   Он присел к клавесину и немного подумал, быстро перебирая клавиши.
   - Это гамма!
   - Да, правильно... Когда-то давно, лет семьсот назад, в городе Ареццо жил один монах. Его звали Гвидо. Он был хорошим учителем пения: у него в церковном хоре мальчики пели, как ангелы... Но не так-то просто было научиться петь сложные церковные песнопения! И мальчики часто ошибались. Чтобы им легче было запомнить, как звучит каждая нота, добрый брат Гвидо придумал одну хитрую подсказку. Мальчики часто молились своему небесному покровителю, Святому Иоанну, чтобы тот сохранил их голос от хрипоты, - они наизусть знали эту молитву, и Гвидо Аретинский придумал мелодию к ней. Это была не просто мелодия, а как будто лесенка - одна музыкальная фраза начиналась на тон выше, чем предыдущая, кроме четвертой, отстоящей на полутон... Эту "лесенку" назвали по-латыни "гексахорд" - шесть струн... Чтобы было еще проще запомнить, Гвидо сделал подсказку из руки.
   Граф повернул левую руку ладонью вверх и будто бы нарисовал на суставах ноты.
   - Гвидо показывал на руке тон, который надо было спеть, и хор пел без ошибок. А из начальных слогов каждого стиха молитвы получились имена нот: ut, re, mi,fa, sol, la.
   - А где же "cи"? - спросила Диана.
   - И "до"...
   - Эти ноты появились гораздо позже, мои сеньориты. "Si" была составлена из инициалов Св.Иоанна и приходилась на седьмой стих этой же молитвы. А ut заменили "do" не так уж давно - в прошлом веке... Вы не соскучились? Сыграть вам что-нибудь?
   Граф придвинулся к клавесину и взял несколько аккордов.
   - Нет, это не мой инструмент! - сказал он Амалии, вставшей сбоку, чтобы видеть его руки.
   - Тебе больше идет гитара. И ты играешь на ней, как бог.
   - Гитару я просто люблю. У нее такой теплый, живой звук...
   Он заиграл менуэт Куперена. Диана встрепенулась и с удивительной природной грацией начала танцевать...

*

   ...Маргарита вернулась не слишком поздно. Когда граф открыл дверь в ее будуар, она молилась, опустившись на колени.
   - Извините, я помешал...
   Тем не менее, он спокойно вошел, не спрашивая ее позволения. Она быстро встала и бросила на него тревожный взгляд. Ничего необычного в его лице она не заметила - ни гнева, ни волнения. Он проговорил тоном легкой светской беседы:
   - Я хотел вернуть вам ваш веер - все же он стоит немалых денег! Постарайтесь больше не терять его. Особенно при таких странных обстоятельствах, как в этот раз.
   Маргарита опустила глаза и залилась краской. Она быстро отвернулась, чтобы он не заметил ее смятения, но Питер, конечно же, заметил.
   - Вы не хотите рассказать мне о своем новом поклоннике, маркизе де Сен-Шомон, моя дорогая? - спросил он уже другим тоном - негромко, с глубоко скрытым волнением.
   - Мне нечего о нем рассказывать... Среди прочих он ничем особенным не выделялся.
   - А мне показалось, вы особо его отличали. Я даже уверен в этом.
   - Вам показалось.
   - О, нет. Быть может, вы объясните мне то, что произошло сегодня между вами во время катания, в лодке?
   Маргарита опустила голову и тихо сказала:
   - Я не могу этого объяснить, сеньор...
   - Почему же? Я всегда понимал вас, дорогая. Пойму и в этот раз. Хотя, наверное, мне будет больно слышать, что вам понравился другой...
   - Нет, Питер, это неправда! - воскликнула она горячо. - В сравнении с вами он просто напыщенный самодовольный фат!
   - Однако вы с ним целовались, моя дорогая.
   - Это случилось помимо моей воли...
   - Неужели? Мне показалось, что вы испытывали удовольствие и от его общества, и от его поцелуя. Разве я не прав?
   - Я не знаю... Но это совсем не то, что вы могли подумать! - отчаянно воскликнула она. - Я не могу понять, что со мной произошло... Но это ничего не значит!
   - Успокойтесь, Марго. Все вполне естественно: дивное утро, красота природы, изысканное общество, выпитое шампанское вскружили вам голову. А тут и пылкий поклонник, увенчанный лаврами и титулами - это льстит самолюбию. Но главная причина - пьянящее чувство собственной неотразимой прелести, вашего чудесного обаяния! Они просто сводят мужчин с ума! Вы почувствовали свою власть - и, может быть, неосознанно - решили испытать ее. Со мной вам уже не интересно играть в эти игры - я уже покорен. А вот другие... Но я не предостерег вас: природа - или дьявол? - сильнее человека. Не желая того, вы сами поддались искушению! Не правда ли?
   - Я не могла разобраться в своих чувствах - а вы сделали это в одну минуту!.. Теперь я понимаю, что вела себя как глупая девчонка... Мне так стыдно... Но ваши слова как будто оправдывают меня... Значит, вы не сердитесь?
   - Ну, тут я бы употребил другие слова для определения моих чувств... В числе прочих подойдет и это. - На его лице промелькнула улыбка. Он обнял ее за плечи и прошептал: - Я чуть не умер от ревности, моя дорогая.
   - Я не могу себе простить!..
   - Постарайтесь забыть. Худшее, что может случиться - это то, что вы в моих объятиях будете думать о нем и чувствовать его прикосновения... Вот это пережить мне будет очень трудно.
   - Такого никогда не может случиться!
   - Хотелось бы надеяться.
   - Вы мне не верите?! - горячо воскликнула она.
   - Я хочу доказательств.
   Маргарита осеклась и тут же смущенно потупилась, осознав, что он имел в виду. Но потом смело вскинула голову, улыбаясь, чтобы скрыть волнение:
   - Вы получите их незамедлительно! Я докажу, что люблю только вас, мой сеньор, потому что никто не может сравниться с вами! - она прижалась к его груди, потом порывисто осыпала его лицо быстрыми поцелуями.
   Он слегка прикрыл глаза и прошептал:
   - Что ты со мной делаешь...
  

*

   ...Всю ночь лил дождь. Мокрые деревья в саду стояли тихо, опустив тяжелые ветви. Солнце только встало, но не могло еще пробиться сквозь слоистую пелену тумана.
   Жан, Марселина и Мадлен поднялись раньше обычного - еще вечером граф предупредил, что сегодня уедет по делам очень рано. Только секретарь Жан знал, куда он оправляется.
   В Ножане, на берегу Сены, жил один человек - бывший контрабандист, наживший солидное состояние на этой рискованной работе. У него была целая хорошо налаженная сеть, по которой товары, люди, информация - все, что угодно - могли попасть в любую точку Европы и даже дальше. Питеру необходимо было передать некоторые сведения в Бордо и через Пиренеи. Из порта он связывался со своими кораблями, а в Испании его сообщений ждал кардинал Альберони.
   Его очень заинтересовал невольно подслушанный разговор аббата Бассойета и сеньора Родриго де Гамба. Разобравшись в услышанном, Питер не мог допустить, чтобы золото, предназначенное Ордену, спокойно достигло места назначения.
   Два его капера не даром крейсировали в водах Атлантики вблизи берегов Испании. В основном они охотились за англичанами, но ради такого случая Питер был готов нарушить некоторые правила. Он вообще был склонен нарушать привычные и, казалось бы, непререкаемые правила. Например, ведения морского боя или каперской войны. В свое время, мальчишкой, он не раз наблюдал действия знаменитого Жана Бара, когда тот служил еще в Вест-Индии. Исключительный по смелости прием, который талантливый капитан использовал во время атаки на вражеское судно, был взят на вооружение Питером. Его друзья - теперь капитаны кораблей "Сан-Антонио" и "Эсперанса", с успехом применяли его на практике во время атак на английских торговцев, их эскорт и более серьезных противников.
   Но даже если не удастся захватить интересующее их судно, то власти непременно узнают об истинном содержимом его трюмов, и на него будет наложен секвестр. Только севильский порт имел привилегию на разгрузку трюмов судов из Вест-Индии - и на доходы от них. А когда речь шла о деньгах - компромиссы исключались. Примером тому была нашумевшая на всю Европу битва в бухте Виго, когда англичанам удалось захватить немалую часть сокровищ из колоний и потопить испанские галеоны прямо в бухте из-за того только, что капитанам вовремя не дали разгрузиться, пока английский флот был только на подходе. Местными властями на галеоны был наложен секвестр, и пока курьеры не привезли официального разрешения, ни один слиток не покинул трюмов. Не успев вовремя свезти серебро и золото на берег, союзники обрекли свои армии на полуголодное существование - без жалования, обмундирования и нового вооружения...
   И даже могущественный Орден ничего не смог бы с этим поделать.
  
   Итак, граф был одет, чтобы ехать в Ножан. Он спустился на кухню, не дожидаясь, чтобы ему подали завтрак в столовую, и весело приветствовал женщин, погладив Марселину по бархатной щечке.
   - А Жан тоже едет с вами, господин граф? - спросила Мадлен хмуро.
   - Нет, я еду один. Вы можете сегодня отдыхать.
   Но ее настроение от этого известия нисколько не улучшилось. Она так же хмуро оглядела его простой, но элегантный дорожный костюм из тонкого серого сукна, отделанный черным и серебряным сутажем, и высокие серые сапоги из мягкой кожи, облегающие стройные ноги.
   - Что-то не так, Мадлен? - с улыбкой спросил граф, принимая из рук Марселы свою обычную чашку кофе со сливками.
   Мадлен в ответ только пожала плечами.
   - Ваш завтрак остывает, господин граф.
   - Не очень-то ты приветлива сегодня. Наверное, не выспалась.
   - У вас на службе не поспишь, сударь! Ну, кто же из господ встает в такую рань? Они в это время только ложатся в постель, а у вас уж и лошадь оседлана!
   Граф взглянул в крайнее окно, откуда был виден двор и конюшня. Там под навесом действительно стояла оседланная лошадь.
   - Жан, а почему не оседлали Диаманта? Эта красавица не очень вынослива - видимо, я слишком для нее тяжел. Она быстро устает.
   - Господин граф, Диамант захромал - его нужно перековать...
   - И ты только теперь говоришь об этом? Почему же это не было сделано раньше?
   - Ну, я же не могу и на конюшне за всем следить! Пусть Поль отвечает!
   - Бездельники... Хорошо, он ответит, - спокойно произнес Питер, уже думая о чем-то другом. Жан, все же чувствуя себя виноватым, сказал:
   - Дорога вам не такая уж длинная, сударь...
   Граф ничего не ответил, закончил завтрак и уехал. Он сказал, что вернется завтра к вечеру.
   Но ни к вечеру, ни на следующее утро он не вернулся.
  

Визит.

  
   Маргарита взглянула на часы. Время близилось к полудню. Ее беспокойство нарастало с каждой секундой. Хотя где-то в глубине души не только тревога за мужа, но и досада на него не давали ей покоя. Почему она должна сидеть дома, когда их просто завалили приглашениями на всякого рода увеселения! Де Келюс обещал заехать вечером - если Питер не вернется к этому времени, она поедет с ним на ужин к герцогине, а потом останется на карточную игру! И пусть ее гложет беспокойство - она не будет сходить с ума и лить слезы в одиночестве! Ее муж слишком часто оставляет ее одну - пора бы привыкнуть. И пусть потом не устраивает ей сцен ревности!
   Ее мысли были прерваны появлением ее кузена, дона Родриго. Он накануне предупредил запиской о своем визите, но Маргарита вспомнила об этом только теперь. И что-то еще говорил о нем Питер?.. Ах, да - что он как-то связан с иезуитами и чтобы она была с ним осторожна... Кажется, они не виделись с кузеном сто лет - все возможно... О, какая же тоска эти визиты!..
   ...Холодная и торжественная испанская речь дона Родриго резали слух. Обмен официальными любезностями, потом бесконечный, чинный рассказ кузена об их родне, делах в Мадриде и при дворе... "Господи, неужели я сама тоже так говорю? - ужаснулась молодая дама. - Нет, не может быть!" Она уже давно привыкла к эмоциональной речи мужа, темпераментному языку Рима, где они были прошлым летом, к живому и веселому говору их французских гостей в Тулузе и здесь... Напыщенная речь дона Родриго ее просто коробила.
   Кузен передал ей несколько писем от ее подруг.
   - А эти четыре я должен вручить вашему супругу, - заявил он с каким-то презрительным выражением на лице.
   - К сожалению, мужа сейчас нет дома, но я передам ему, как только он вернется.
   - Где же он?
   Вопрос застал Маргариту врасплох. Что ответить? Признаться в том, что не знает, где ее муж, она не могла!
   - Он уехал по делам и вернется поздно, - ответила она холодно.
   Взяв письма, она посмотрела на печати, и ее бросило в жар. Графу писали кардинал Альберони, доктор Фронтера, герцогиня Фуэнтодос и юная Инес Альба! По поводу последних двух особ у нее были серьезные возражения!
   Несколько секунд спустя ей удалось овладеть собой. Что, собственно, странного в том, что графу пишут его знакомые? Маргарита положила письма на каминную полку и вновь обратилась к кузену. Он сидел в мягком кресле неестественно прямо, в напряженной позе, и мрачно смотрел перед собой.
   - Не желает ли мой дорогой кузен что-нибудь выпить? Сегодня опять так жарко!
   - Благодарю - нет.
   Дон Родриго нарочито осмотрел изящный и легкий наряд Маргариты, ее открытые плечи и руки, драгоценное кружево на груди...
   - Неужели я вижу перед собой свою сестру, представительницу славного рода да Гамба! - с горестным отчаянием воскликнул он. - Как видно, вы не испытываете ни малейших угрызений совести!
   Маргарита посмотрела на него с удивлением и легкой тревогой.
   - Отчего я должна их испытывать?
   - Как вы живете, дорогая сестра! Кто вас окружает? Вы находите удовольствие в суетных и нечестивых соблазнах! Ваш муж даже не считает нужным скрывать свои порочные связи. Посмотрите только: дамы столь высокого положения, цвет нашего двора, дочери древнейших фамилий, потеряв всякий стыд, открыто пишут ему, попав под власть его чар! И вас это не оскорбляет?! Вместо того, чтобы укорить его, вы сами весьма вольно ведете себя, появляясь в обществе других мужчин. И ваш супруг поощряет это, вместо того, чтобы вместе с вами на коленях замаливать свои грехи!
   - Все мы грешны, и вы не исключение...
   - Но иные осознают это и раскаиваются! Оглянитесь вокруг! Как можете вы не видеть той богопротивной мерзости, в которой живете! Кто своим развратным поведением бросает тень на ваше доброе имя? Как терпите вы присутствие в вашем доме его любовницы и побочного ребенка, которого он, похоже, думает воспитывать вместе с вашей дочерью?! Это ли не мерзость и попрание всякой морали!
   Маргарита опустила глаза. Ей нечего было возразить. Разве понял бы этот человек все то, что рассказал ей Питер с такой душевной болью...
   - Вам ничего не известно, дон Родриго! - воскликнула она как можно тверже. - Впредь я не хотела бы, чтоб кто-либо вмешивался в наши личные отношения. Я совершенно уверена в благородных побуждениях моего мужа и не позволю дурно отзываться о нем никому!
   - Вы не видите очевидного, бедная моя сестра!.. Вы сами выбрали себе мужа, но Господь не благословил ваш брак! Он больше не посылает вам детей! Почему бы вам не отправиться в паломничество к Деве Марии дель Сьюдад-Реаль? По другим святым местам? Может быть, вам посылаются испытания, но вы ничего не хотите видеть!.. Однако существует опасность гораздо более реальная...
   - О чем вы, сеньор?
   - О том, дорогая кузина, что ставит в вину вашему мужу святая церковь - его связь с еретиками-катарами.
   - Мне об этом ничего не известно.
   - Разумеется, он это скрывает! А его более чем странные занятия врачеванием!?
   - О, я слышала эти упреки уже много раз! В том, что мой муж интересуется медициной, нет ничего греховного. К тому же, он лечит бедных. Вам известно, что он какое-то время учился в Болонье у знаменитых ученых, в том числе у синьора Мальпиги, который теперь стал личным врачом самого Папы!
   - Неужели? Но ваш муж дерзает спорить с авторитетами! Отрицает признанные истины! Он использует какие-то арабские снадобья - наверняка бесовские! Но дело даже не в этом... Смотрите! Он построил роскошный дворец, содержит три дома и два военных корабля, дает блестящие праздники да еще везет вас в Париж, заказывает вам дорогие туалеты, дарит драгоценности! Откуда у него столько денег? Имение его матери в Италии давно принадлежит его сестре, его земли в Англии - сплошные болота. Неужели земли в Лангедоке приносят такие фантастические доходы? Виноградники? Апельсиновые рощи? Это просто смешно!
   - Однако вы хорошо осведомлены! Вы хотите, Родриго, чтобы я разбиралась в делах мужа?! Поверьте, мне это совсем не интересно. Конечно, граф что-то рассказывал... Ну да, в Лангедоке у него плантации жасмина, мака, розмарина и лаванды, что-то еще... Он научился делать духи и ароматические масла по восточным рецептам и уже давно занимается их производством - это ни для кого не секрет. Помню, несколько лет назад в Париже за рецепт одних духов ему сулили немалые деньги...
   - И это занятие, достойное дворянина! - поморщился дон Родриго - Ну, предположим... Однако вы представить себе не можете, сколько тратите! Вот и возникают справедливые опасения...
   - Что вы имеете в виду, сеньор?
   - Опасаюсь, как бы вы не погубили себя, дорогая сестра! Вполне вероятно, что ваш муж продал душу дьяволу!
   Маргарита рассмеялась.
   - Бог с вами, дорогой кузен! На моих глазах он принимает причастие, слушает мессу, исповедуется, как положено доброму католику! Ваши опасения совершенно беспочвенны! К тому же, он щедро жертвует на церковь!
   - Вот вы и сами признали, что граф слишком щедр. Не с неба же проливается на него золотой дождь! Или он нашел философский камень, или ему помогает дьявол!
   - Что за безумные мысли! Признаться, кузен, я вас не понимаю! Вы подсчитываете наши доходы, осуждаете моего мужа за то, что он обеспечивает мне и дочери безбедную, даже роскошную жизнь - и после этого хотите, чтобы я осудила его вместе с вами?! Никогда! Более того, я восхищаюсь им и люблю его, а он любит меня, что бы ни болтали в свете. Мне ли не знать правды! У каждого из нас есть грехи, и я не устаю молиться об их прощении... Но признайтесь по совести, дорогой брат, только ли забота обо мне говорит в вас? Не более пагубное чувство?
   - Как вы могли подумать такое! - воздев руки горе, воскликнул дон Родриго - Вижу, я не достиг своей благой цели. Я хотел, чтобы вы повлияли на своего супруга и обратили его к достойной и благочестивой жизни - ради любви к вам и ради спасения вашей души!..
   Маргарита снова рассмеялась:
   - Как видно, вы совсем не знаете графа! Повлиять на него не может никто, тем более я, как бы он меня ни любил. У него мягкий характер, но железная воля.
   - Существует сила, способная сломить и железную волю... Но не дай бог вам ее узнать!.. Позвольте хотя бы посоветовать вам достойного духовника, сестра моя, пока вы пребываете в этом городе. Вы уже встречались с ним в свете - это аббат Бассойет. Он молод, но на нем есть благословение божие...
   - Я подумаю, дон Родриго, спасибо. А сейчас извините - у меня разболелась голова. Пойду, прилягу.
   Де Гамба откланялся, а Маргарита, едва живая, упала в кресло у себя в спальне. Ее бил озноб, даже стучали зубы. Она сжала плечи руками и закрыла глаза. Ужас охватил ее, как только она представила, чем могут обернуться для них эти увещевательные речи ее кузена. Они, эти люди, могут разрушить все, что с таким упорством и энергией создавал ее муж - для нее и ради нее!..
   Без зова появилась Марсела.
   - Сеньора что-нибудь желает?
   Маргарита посмотрела на нее пустым взглядом. Девушка молча накинула ей на плечи мантилью, вышла и вернулась с бокалом сладкого вина.
   - Выпейте, донья Маргарита. Это поможет.
   Она выпила. Через минуту ее ледяные пальцы потеплели, озноб прошел...
   Как же сейчас ей не хватало Питера, его теплых рук, мягкого голоса и нежных глаз. Он мог одним только словом успокоить ее, развеять все тревоги... А волноваться было о чем! Только все наладилось - и опять приходят какие-то люди и чего-то добиваются от них, в чем-то обвиняют, угрожают... Только бы у нее не отняли ее мужа - кажется, все остальное она могла бы пережить...
   Господи, где же он?.. Почему его нет рядом, когда ей так страшно! Может быть, они уже поймали его? А может, он сейчас в объятиях какой-нибудь красотки? Родриго так уверенно заявлял о его неверности!.. Не может быть! У него нет любовницы, она это знала точно. А всё остальное - игра мужского воображения и природы, как говорит мадам де Фуа. Мудрая женщина!
   ...Когда появился де Келюс, Маргарита поехала с ним на ужин к герцогине, чтобы хоть как-то развеяться.
  

Голуби.

  
   ...С рассветом Питер выехал из Ножана и теперь миновал Венсенн. Вечером опять прошел сильный ливень с грозой, какие бывают после изнурительной жары. На дороге блестели большие лужи, и жидкая грязь летела из-под копыт. Воздух был свеж и напоен ароматами леса. Питер с удовольствием вдыхал эти запахи, но мысли его были заняты другим. До отъезда в Лондон оставалось совсем мало времени, а дел очень много. Он спешил.
   Отпустив поводья, Питер потрепал по шее уже немного уставшую лошадь:
   - Еще немного, моя красавица. Если постараешься, к обеду доберемся. Вот и парижская дорога!
   Но свернуть на хорошую дорогу он не успел. Навстречу показалась повозка с пустыми кувшинами и бидонами из-под молока. Рано утром в Париж из деревень приезжали крестьяне продавать свежие овощи, зелень, молоко, мясо, рыбу, сено. Эта повозка уже возвращалась из города. Дорога была узкая, в колеях стояла вода - им было не разъехаться. Питер натянул поводья, чтобы свернуть, но лошадь вдруг поскользнулась в грязи и вместе со всадником упала на обочину. Его нога, запутавшись в стремени, оказалась прижатой всем ее весом. Лошадь, суча ногами, пыталась встать. Питер, голосом успокаивая ее, с трудом смог высвободить свою ногу, поднялся и почувствовал отчаянную боль в лодыжке.
   Повозка остановилась рядом. С нее спрыгнул мальчик лет двенадцати и молодая женщина - энергичная и загорелая, в белом круглом чепце. Они подбежали к незнакомцу. Мальчик подобрал отлетевшую на траву шляпу и принес ее хозяину. Питер улыбнулся благодарно и чуть смущенно:
   - Мне опять повезло, мадам! Хорошо еще, что я не угодил в вашу повозку - вот было бы вам убытков!
   - Вы смеетесь, сударь?! Да вы едва не разбились! Что с вашей ногой? Вы можете идти?
   - Пожалуй...
   - Обопритесь, я помогу вам добраться до повозки.
   - Спасибо, сударыня, вы очень добры! Извините, что доставил вам беспокойство.
   - Да какое беспокойство!.. Лошадь-то ваша, сударь... Как поскользнулась! Похоже, она сломала ногу, бедняжка! Теперь будет мучиться...
   - Да, похоже... - Он внимательно посмотрел на тихо и коротко ржавшую лошадь, чуть сдвинул брови. - Постойте! Ничего не поделаешь...
   Питер вынул из-за пояса пистолет, вложил его в ухо лошади и выстрелил. Она дернулась и затихла.
   - Наверное, дорогая была... Жермен, помоги господину снять седло и сумку!
   Мальчик быстро расседлал лошадь. Седло и седельную сумку отнес в повозку.
   - Немного отдохните у меня, сударь - мы здесь недалеко живем. Не оставлять же вас на дороге с больной ногой!
   - Вы так добры, мадам. Мне ничего не остается, как принять ваше приглашение, причем с большим удовольствием! Меня зовут Пьетро Марио Лоретто, а ваше имя?
   - Просто Катрин-молочница. Все так меня зовут, - она потихоньку тронула поводья, и повозка медленно покатилась.
   - А вы живете в Париже, господин Лоретто? - с любопытством спросила она.
   - Сейчас - да. Но мы с женой и дочкой приехали в Париж ненадолго. Вообще я всегда хотел жить в доме моей матери, недалеко от Флоренции...
   Чтобы избежать дальнейших - возможно, нежелательных - вопросов, Питер сам охотно рассказал кое-что о себе.
   Светловолосый Жермен не сводил глаз с тяжелой рукоятки пистолета, инкрустированной серебром, который снова занял свое место за поясом сеньора. Заметив этот взгляд, добрый господин опять достал его и позволил мальчику подержать оружие и вдоволь им полюбоваться.
   - Я сразу поняла, что сеньор иностранец! - говорила Катрин. - Наши господа не такие вежливые и любезные, да порой и грубые бывают.
   - Зато француженки просто очаровательны! - улыбнулся Питер. - Хотя Жермен уже достаточно взрослый, но я на месте вашего мужа не отпустил бы вас в город одних!
   - Да я привыкла! Моему Бертрану частенько подворачивается хорошая работа в Париже - он у меня плотник - так что мы с моими девчонками и сыном справляемся одни!
   И она стала рассказывать, что ее старшей, Лили, недавно исполнилось тринадцать и что пора бы приглядывать ей жениха, а младшей, Женевьеве, только три года, и Лили приходится с ней нянчиться, да еще помогать по хозяйству вместо того, чтобы гулять с парнями...
   Катрин разоткровенничалась, удивляясь, что этот дворянин, так естественно и просто державший себя, болтает с ней будто со своей соседкой по улице и с неподдельным интересом слушает ее! А сверкавшая порой улыбка на его смуглом лице просто ее покорила...
   Скоро они приехали в небольшую деревню, где в аккуратном, добротном доме жила семья Катрин-молочницы. На порог вышла старшая дочь Катрин Лили - светловолосая дикарка со взглядом исподлобья - и младшей сестрой на руках. Она тут же спустила малышку на землю и исчезла в доме, как только завидела незнакомца в повозке.
   Катрин остановила свою лошадку прямо у настежь раскрытых ворот сенника, где под навесом было свалено еще не убранное сено, и быстро спрыгнула с повозки. Малышка подбежала к ней, но, увидев чужого, остановилась. Нерешительность и любопытство боролись в ней недолго. Она протянула ручку к извитой гарде его шпаги, тускло поблескивающей черненым серебром, и потащила ее к себе. Питер негромко рассмеялся:
   - Ты мой ангел! Эта игрушка слишком тяжела для тебя!
   - Надо же, сударь! Она вас совсем не боится! А стоило кому-то из чужих только заговорить с ней - такой крик подымала! Ну, пойдемте в дом.
   - О, мадам, позвольте, я устроюсь здесь, - мягко сказал он - но так, что Катрин не посмела возразить. Он накрыл своим плащом сено под навесом и стал расстегивать перевязь. - Если бы вы ненадолго оставили со мной Жермена, он бы мне помог...
   - Конечно, сударь! Давайте сюда ваш грязный камзол, я его почищу... И сейчас быстренько что-нибудь приготовлю - верно, все уже проголодались!
   Мальчик с готовностью принес из повозки его седельную сумку, пока Питер с трудом стаскивал сапог с распухшей ноги...
  
   ...Птицы щебетали в ветвях раскидистого каштана, протянувшего свои ветви над крышей дома. Питер лежал в душистом сене и наслаждался покоем. Рядом на его плаще, утомившись от игры, спали два хозяйских щенка - маленьких и толстых, цвета топленого молока. Еле заметно шевелились листья от горячего ленивого ветерка, не несущего прохлады, жужжали пчелы, пахло жарой, сеном и молоком. Стояла такая тишина, что было слышно, как по крыше навеса ходили и тихо ворковали голуби.
   Там у Жермена была голубятня, и туда из-под навеса вела деревянная лестница, на перекладине которой недавно мальчик сидел и рассказывал про своих голубей. Их тоже иногда возили в Париж на продажу, но сами предпочитали есть кур и гусей. Однако мальчишки из соседней деревни, забавы ради, устраивали настоящие голубиные гонки, и голуби Жермена, по его словам, оказывались самыми быстрыми в округе...
   - Я отвозил своих аж за Сену, в Бурже, и они все равно возвращались быстрее, чем соседские, - рассказывал Жермен. Питер внимательно слушал. Потом неожиданно спросил:
   - Ты хочешь поступить ко мне на службу?
   - Да, еще бы! А что я должен буду делать?
   - Ты будешь здесь следить за своими голубями и продавать их моему слуге - будто бы для моего стола. Однако всех я не стану жарить, раз они такие быстрые. Мне приходится часто ездить по делам - я буду выпускать их по мере надобности. А потом, когда они вернутся на твою голубятню, у них на лапках ты найдешь маленькие записки. Ты отнесешь их по адресу, который я назову. Там получишь вознаграждение. Думаю, мне часто придется пользоваться твоими услугами. Но никто не должен знать об этом. Ты все понял, Жермен?
   - О, сударь, можете не сомневаться!..
   - Я сам поговорю с твоей матерью.
  

*

   ...Молочная повозка доставила Питера домой ранним утром. Жан, всю ночь не сомкнувший глаз в ожидании хозяина, с ворчанием вышел его встретить, но первой, как всегда, оказалась Марселина. Граф улыбнулся ей и показал на клетку с голубями:
   - Прикажи позаботиться об этих птичках, моя милая, а потом расскажешь новости. - Он сделал энергичный жест - одновременно приветствие и знак Жану, чтобы тот не стоял на месте, а приготовил все для утреннего туалета.
   - Почему вы хромаете, сударь? И куда подевалась ваша лошадь?
   - Я дам тебе полный отчет только после того, как приведу себя в порядок, - желчно ответил Питер. У Жана сразу испортилось настроение. Не часто граф выходил из себя. Обычно из-за мелочей он не злился и вообще редко повышал голос, но от этого бывало не легче!
   Питер сразу прошел на кухню, где проворная Марсела уже варила ему кофе. Сев у очага, он достал из-за пазухи маленького щенка светло-бежевого цвета и опустил его на каменный пол. Щенок, переваливаясь на толстых лапах, деловито пошел обнюхивать углы кухни.
   - Какой забавный! Вот девочки обрадуются!
   - Налей ему молока. Ну, какие новости, Марсела?
   - Сеньор, вчера заходил дон Родриго де Гамба. После его визита донья Маргарита долго не могла успокоиться...
   - Ты слышала, о чем они говорили?
   - Да.
   И девушка почти слово в слово передала своему господину все, что было сказано. Она отличалась завидной памятью. За это граф и ценил ее. От себя она добавила:
   - Раньше сеньоре все же не хватало решимости возражать хоть тому же отцу Остеде с его вечными нравоучениями, но в этот раз она защищала вас просто как львица!
   Питер улыбнулся. Как приятно это слышать. Может быть, ему удалось, наконец, перевоспитать свою жену? Неужели она постепенно избавилась от того, что в юные годы ей внушали в монастыре? Он взял за руку Марселу и чуть привлек ее к себе.
   - Спасибо, моя красавица. Я бы расцеловал тебя, но боюсь оцарапать твои щечки! - Он провел рукой по своей небритой щеке. Пунцовая Марсела опустила глаза. Она ничуть не возражала бы против этого! Но граф уже поднялся, чтобы уйти.
   - И еще, сеньор... Мадлен хотела сказать вам что-то важное. Ну, это она считает, что важное. Мне она не говорит.
   - Немного позже... Во сколько легла сеньора?
   - Господин де Келюс сопровождал донью Маргариту на ужин к герцогине Мэнской. И привез обратно в четверть второго. Сеньора была в постели в начале третьего.
   - Хорошо. Девочки здоровы?
   - Да, сеньор. Веселы и здоровы.
  
   ... Конечно, Маргарита еще спала. Боясь ее разбудить, Питер только немного приоткрыл дверь в спальню и остановился, завороженный. От жары она разметалась в живописной позе. Шелковые простыни почти сползли на пол. Тонкая ткань сорочки обрисовывала прелестные формы ее фигуры. Волнистые пряди волос в беспорядке падали на лоб и плечи. Ее губы и щеки пылали... Он уже не мог уйти. Горячая волна захлестнула его. Он закрыл глаза и прислонился к прохладной стене, чтобы перевести дыхание... Беречь ее сон или немедленно утолить жгучее желание - у него не возникло вопроса. За эти годы Питер научился обуздывать свои желания, но как тяжело это ему давалось!
   Все же он вошел, не в силах отвести взгляд, и тихо сел в кресло у туалетного столика, чтобы вволю полюбоваться ею, продолжить эту сладкую и обжигающую пытку...
   ...Когда Маргарита открыла глаза, он с трудом нашел силы улыбнуться ей. При виде мужа в ее глазах сначала зажглась радость, но потом она сделала строгое лицо.
   - Почему вы так задержались, Питер? Я места себе не находила от беспокойства!
   - Я здесь, сердце мое. И уже довольно давно! - он подошел к ее ложу.
   - Вы хромаете? Что случилось?
   - Потом расскажу. Хотя уже не имеет значения...
   Он поцеловал ее нежную золотистую кожу в сгибе локтя. Для него сейчас не существовало ничего, кроме нее. Она прекрасно это видела, но не спешила раскрыть ему объятия и отвернулась от его поцелуя.
   - Питер, я должна серьезно с вами поговорить.
   - Это не терпит отлагательств?
   - Нет, не терпит. Я не могу быть спокойна, пока вы не объясните мне...
   - Сердце мое, я просто оглушен вашей красотой и не в состоянии не только думать, но и связно говорить.
   - Вот как?! Уж постарайтесь, пожалуйста! Я вчера едва не умерла от страха, когда мой праведник-кузен раскрывал мне глаза на ту богомерзкую жизнь, что мы с вами ведем! В первую очередь - вы. Он убежден, что не только порочное поведение, но и ваши неслыханные доходы - от дьявола. В его речах была прямая угроза! Я не знала, что делать... И вас не было рядом, чтобы поставить его на место! Его аргументы были неопровержимы...
   - Вы прекрасно отражали их! Дон Родриго ушел посрамленный. Я горжусь моей отважной, любящей, восхитительной женой!
   - Будьте же хоть минуту серьезны, Питер! Кончилось утверждением, что вы продали душу дьяволу!..
   - И вы сомневаетесь?
   - Прекратите смеяться!
   Питер глубоко вздохнул.
   - Я знаю содержание вашей беседы - верная Марселина охраняла вас в соседней комнате на случай действительной угрозы... Так что же я должен объяснить, дорогая? Источники моих доходов? Если вам интересно, я все расскажу, но позже. Хотите пригласить моего поверенного из Ост-Индской компании? представителей некоторых крупных банков, где я храню сбережения и беру кредиты? Однако боюсь, это займет слишком много времени. У меня осталось только два дня до отъезда...
   - Только два дня?!
   - А мы теряем время...
   - Сеньор, это еще не все!
   - Вы хотите моей смерти?
   - Это серьезно!
   - И я не шучу.
   - Выслушайте же меня, наконец! - рассердилась она. - Или вас не интересует ничего, кроме моего тела?
   Он медленно выпрямился, стиснул зубы... Довольно просто было бы заставить ее замолчать, зажав рот поцелуем, а потом она и сама не захотела бы говорить ни о чем, кроме любви... Но Питер хотел, чтобы она сама пришла в его объятия. Как он мечтал, чтобы хоть раз она бросилась ему на шею, умирая от страсти! Но нет, ее учили, что вести себя подобным образом недостойно благородной дамы!
   - Хорошо, дорогая, - сказал он спокойно и поднялся. - Здесь не место для серьезных разговоров. Я буду в кабинете и готов выслушать вас в любое время.
  
   ...Маргарита сто раз пожалела, что так себя вела! У него было бледное от страсти лицо и такой взгляд, от которого у нее самой загорелось все внутри... Ее глупое упрямство избалованного ребенка ей самой было противно! Она быстро умылась, накинула свой белый кружевной пеньюар и подошла к зеркалу. Яркие краски ее лица со сна еще не потускнели. На туалетном столике она взяла маленький флакон с духами и нанесла драгоценную каплю в ложбинку на груди, провела серебряной щеткой по блестящим волосам и почувствовала, что у нее дрожат пальцы... Почему-то ее чувства просыпались с опозданием. Она бросила щетку и побежала в кабинет к мужу.
   Питер что-то читал. Стол был завален бумагами, чертежами, газетами... Она подошла и сразу заметила письма двух мадридских дам, которые не давали ей покоя. Послания небрежно валялись в дальнем углу стола нераспечатанные! Маргарита вздохнула с облегчением.
   В свое время герцогиня Фуэнтодос оказала им услугу и потребовала в награду обещание Питера выполнить любую ее прихоть... Она умело выбрала момент!.. Маргарита прекрасно помнила, каким задумчивым и очарованным однажды вернулся ее муж из дома Исабель Фуэнтодос. Потом еще долго воспоминания отуманивали его взгляд... А ведь герцогиня лет на пятнадцать его старше!.. Но все прошло, слава богу.
   Маргарита присела возле его колен, положила голову на сложенные ладони и посмотрела на мужа виноватым взглядом.
   - Питер, простите меня. Не знаю, что на меня нашло...
   - Вы переволновались, моя дорогая, вот и все. - он погладил ее распущенные волосы. - Что еще вас тревожит?
   - Те письма... Но вы даже их не прочли!
   - Прочту обязательно. Однако вы напрасно ревнуете: уверен, герцогиня пишет о политике. Вот Инес Альба - о любви, но она еще слишком молода, чтобы разобраться в своих чувствах, и принимает за любовь свою благодарность... Откройте и проверьте сами!.. - он поднял ее и усадил себе на колени. - Вам все давно известно, Марго, вы сами были свидетельницей всех событий. Что нового может произойти между мной и этими дамами, когда мы уехали из Мадрида больше года назад!
   - И все же я ревную... Особенно к Исабель дЄАмилья, герцогине Фуэнтодос!
   - О боже! Вот уже двадцать минут я пытаюсь сказать, что никто, кроме вас, меня не волнует, а вы продолжаете меня мучить?!
   - Вам придется наказать меня, сеньор! - ее глаза лукаво блеснули...

Лондон, июнь - июль 1703г.

  
   - И как англичане умудряются находить дорогу в этом чертовом тумане? - недоумевал Жан. Секретарь и камердинер сэра Питера Гальтона кутался в плащ, чтобы хоть немного защититься от всепроникающей сырости, а поскольку он держал подмышкой тубус с чертежами, который постоянно выскальзывал, Жан потихоньку чертыхался.
   Гальтон прибыл в Лондон утром, и остановился в гостинице недалеко от Сохо, старого квартала, где жили эмигранты-иностранцы, в основном протестанты. Он не хотел привлекать к себе лишнего внимания и потому назвался своим итальянским именем. Хозяин гостиницы заметил в его багаже некоторую странность - клетку с двумя голубями...
   Сейчас граф ждал кого-то в условленном месте на набережной Темзы. Он был одет очень просто, если не сказать - скромно, но все равно казалось - с некоторой долей изящества: светло-серый плащ, чуть темнее - камзол, свободно повязанный батистовый шейный платок, мягкая светло-серая шляпа с серебряным аграфом, высокие сапоги. Неизменная шпага с витой гардой довершала костюм. Так одевались здесь художники или журналисты, но никак не аристократы.
   Над рекой плыли желтоватые слои тумана. Жан ворчал:
   - Почему бы вам не остановиться в собственном доме, сударь, а не в этой сомнительной гостинице? Я бы хоть немного смог просушить нашу одежду. А комнаты! Представляю, как противно будет вечером лечь на сырые простыни! Наверняка хозяин гостиницы не догадается зажечь камин!
   - Ты смеешься, Жан! Здесь не топят камин летом.
   - Но если так ужасно сыро!
   - Ни в коем случае. Даже зимой это делают весьма неохотно. В любом другом месте - да, ты мог бы позволить себе такую роскошь, но не здесь.
   - С ума сойти! Они что, такие скряги?
   - Ну, далеко не все...Наверное, причина кроется в распространении пуританства... Поговорить об этом можно, только все равно придется терпеть... Сколько тебе дали за пистоли?
   - Ваши пятьдесят пистолей превратились в четыре золотые монеты и еще один...шиллинг?
   - Четыре гинеи... Значит, за один испанский пистоль сейчас дают семнадцать шиллингов. Считай, что ты получил их на карманные расходы.
   - Отлично. А что вы будете делать с той кучей золота, что вам дали в банке?
   - Пожалуй, мне не хватит этой "кучи" и на неделю. Положим, только один парик для тебя обойдется не меньше чем в три гинеи.
   - Зачем мне парик, сударь? - удивился Жан. - Разве будут какие-то официальные визиты? А как же ваше инкогнито?
   - Никогда не знаешь заранее, что тебя ожидает... Вдруг тебе придется сопровождать меня в Сент-Джеймский дворец!
   - О господи! Вы уж не пугайте меня так, господин граф! Хоть вы и учили меня каким-то английским фразам, но, видит бог, если понадобится, я не произнесу ни слова! Будто камни во рту ворочаешь!
   - Тренируйся, мой милый, подобно Демосфену... А вот и мой друг Хопкинс!
   Из тумана выплыла приземистая, крепкая фигура немолодого уже человека с красным лицом, седыми волосами и острым взглядом прищуренных глаз из-под кустистых бровей. Он остановился, как будто присматриваясь. Питер шагнул ему навстречу с улыбкой.
   - Капитан Джон Хопкинс, ты не узнаешь меня?
   Человек слегка изменился в лице и пробормотал:
   - Дьявольщина! Неужели это молодой Гальтон! Черт возьми, тебя действительно не узнать, милорд! Только улыбка и осталась от прежнего мальчишки! А теперь настоящий мужчина!..
   Они обнялись. Джон Хопкинс был помощником капитана "Кальмара", быстроходного брига, на котором плавал отец Питера, Аллен Гальтон. Теперь Хопкинс занимался торговлей, а его сыновья работали на королевских верфях в Плимуте.
   Все эти годы Питер поддерживал связь со старым другом отца. Но не только многолетняя дружба связывала их. Питер получал от Хопкинса весьма ценную информацию, которую приносили контрабандисты, рыбаки, торговцы, каперы...
   Теперь друзья и деловые партнеры зашли в ближайшую кофейню позавтракать и, конечно же, побеседовать.
   - ...Французские каперы не дают нам никакой жизни, дьявол их забери! - говорил Хопкинс. - Невозможно стало выйти в море! Торговец теперь рискует так же, как солдат на поле боя, истинный бог! А нанимать конвой для сопровождения бывает ох как накладно! Они заломили такие цены! - моряк крепко выругался. - Питер, ты не поверишь: страховка груза теперь достигла трети - трети! - его стоимости! Навигационный акт лежит в гробу! Приходится показывать чужой флаг - какой-нибудь Дании или Швеции... Да не больно-то их обманешь! Эти дьяволы и по обводам, и по оснастке узнают англичан... Что твориться, Питер, ты можешь мне объяснить? Я простой человек - что-то не пойму, из-за чего мы воюем в этот раз? Они не поделили испанскую корону! А причем тут Англия?
   - Англия всегда причем, когда есть предлог урвать чужое. Это в порядке вещей. - Питер с нежностью взглянул в обветренное лицо капитана Хопкинса. - Ты хочешь знать причину войны, друг мой? Всему причиной опустевший испанский трон. Если бы Карл II Габсбург, король Испании, больной всеми известными науке болезнями, оставил наследника престола! Если бы не умер кронпринц Иосиф Фердинанд! Тогда Карлу не пришлось бы называть своим наследником младшего внука Людовика XIV, Филиппа Анжуйского. Однако в завещании Карл поставил условие, что Филипп навсегда откажется от прав на французскую корону. Людовик согласиться - в интересах государства. Не мог же он упустить такую возможность! Тем более, желающих занять испанский трон явилось достаточно.
   Три года назад Карл умер, и Людовик торжественно провозгласил Анжуйского королем Испании Филиппом V. Однако через год великий король нарушил условие Карла II - назвал Филиппа своим полным наследником, будущим королем Франции. Будто бы он сказал: "Нет больше Пиренеев!" Император, естественно, возмутился. Леопольд считает, что испанский трон по праву принадлежит Габсбургам, и хочет посадить на него своего второго сына под именем Карла III. Англия с Голландией вошли в альянс с императором - а Франция с Испанией и Португалией - против них. Войска уже во Фландрии и Северной Италии, военные эскадры, конвои, каперы - в море...Скоро вся Европа почувствует то же самое, что ты сейчас, выходя в море.
   - Ладно - Европа! Почему Англия ввязалась в эту войну? Все равно с кем - только бы против французов?
   Питер усмехнулся.
   - Думаю, не только. Наверняка Адмиралтейство уже приготовило приказы Леку, Бингу и Руку захватить удобные испанские порты. Англии нужны базы в Средиземном море... Хопкинс, черт с ней, с политикой! Давай лучше займемся собственными делами. Посмотри, что здесь у меня.
   С этими словами граф развернул на столе плотный лист бумаги с какими-то чертежами и рисунками. Джон Хопкинс внимательно его рассматривал несколько минут. Потом удовлетворенно крякнул:
   - Да, черт возьми!.. Вот это фрегат! Плавучий дворец - или крепость? Шестьдесят шесть орудий! Ты хочешь его построить?
   - Он стоит как годовое содержание целого полка! Пока у меня нет таких денег. Но когда-нибудь... Одним словом, мы отправляемся на верфи!
  
   Весь день они пробыли на верфях и только к вечеру вернулись в город.
   - Куда зайдем пообедать? - спросил Питер.
   - Я люблю кофейню "Робин". Там собираются владельцы судов, негоцианты, богатые горожане и прочие деловые люди. Всегда можно услышать свежие новости, узнать цены, заключить выгодные сделки, познакомиться с полезными людьми.
   - Это недалеко от биржи? Там еще рядом два заведения - "Гэруэй"...
   - И "Джонатан". Там встречаются торговцы акциями.
   - Я предпочел бы "Джонатан". Это может быть полезно...
  
   ...На следующее утро граф оделся иначе: бархатный камзол цвета летнего ночного неба с серебряным шитьем, белый кружевной галстук с бриллиантовой булавкой, шелковые чулки, изящные туфли с серебряными пряжками и темная шляпа с белым плюмажем.
   - Куда мы поедем сегодня? - спросил Жан.
   - В Оксфорд, в Лондонское Королевское Общество. У меня есть письмо от его действительного члена, синьора Мальпиги, моего бывшего профессора. Мне нужно кое-что найти в архиве.
   - Чувствую, это надолго. Опять мне сидеть без обеда!
   - Действительно, это надолго. Возможно, мне придется провести там не один день. Ты можешь остаться. Только не забывай кормить голубей!
   - А можно мне узнать, что вы будете искать в архиве? Ужасно любопытно!
   - Публикации Роберта Бойля от 1680 года об открытии одного вещества, так называемого "сладкого купоросного масла". Собственно, до Бойля уже были сведения о нем от одного испанского монаха, который занимался алхимией. У него он вышел как побочный продукт. А позднее Парацельс даже испытал и описал его как обезболивающее, снотворное и противосудорожное средство. Мне нужны все материалы об этом веществе. Даже не представляешь, как это для меня важно.... Если тебе и в самом деле интересно, поедем вместе.
   - Вы же знаете, сударь, я в этих вещах ничего не понимаю. Лучше вы после мне все расскажете попросту...
  
   ...В кофейне "Под соломенной крышей", где они заканчивали завтрак, к Питеру неожиданно подошла дама под вуалью и без приглашения присела за их стол.
   - Доброе утро, лорд Гальтон!
   Граф внимательно посмотрел и был вынужден изобразить любезную улыбку.
   - Доброе утро, миледи. Вы уже в Лондоне!
   - Я прибыла сюда в один день с вами, сэр, и даже видела вас в порту, но вы меня не заметили.
- Значит, вы не хотели быть замеченной! Миледи, я счастлив видеть вас. Но что привело вас сюда? Неужели вы тоже здесь завтракаете?!
   Леди Джозиана - а это была она - весело рассмеялась.
   - У меня здесь назначена встреча. Тем более приятно, что встреча двойная. Вы не сообщили, где остановитесь, сэр Питер. Я хотела пригласить вас на обед - по случаю нашего прибытия на родину. Будут все наши друзья, в том числе Генри Болингброк, Роберт Харли и небезызвестный вам маркиз де Гискар, и еще много интересных людей. Куда прислать за вами карету?
   - Благодарю вас, миледи, но, боюсь, вынужден отказаться от столь лестного приглашения. У меня срочное дело.
   - Бог мой, уже срочное дело! Вы только сутки в Лондоне, неужели нельзя отложить ваше дело до завтра?
   - К сожалению, нет.
   Это "нет" было сказано бархатным голосом, но совершенно непреклонно. Леди Джозиана в раздражении повела плечами.
   - Когда же мы сможем поговорить с нашими друзьями? У нас и так остается мало времени!
   - У меня времени вполне достаточно. Заметьте, миледи - я вам ничего не обещал. И вряд ли могу что-то изменить - тем более, в расстановке политических сил. Думаю, Генри более трезво смотрит на вещи и не возлагает на меня пустых надежд.
   Леди даже задохнулась от возмущения. Она быстрым движением откинула с лица вуаль. Ее глаза яростно сверкали.
   - Вот как, милорд?! Вы отказываетесь голосовать в палате пэров и выступить в нашу поддержку?
   - Повторяю, миледи: я никому ничего не обещал. Чтобы иметь хоть какое-то влияние, здесь надо жить постоянно, вести какую-то деятельность и - главное - не быть диссидентом. Несмотря на видимую терпимость, вам прекрасно известно истинное отношение к католикам. Давайте рассуждать здраво: я покинул Англию, когда мне не было и четырнадцати. С тех пор прошло двенадцать лет. Здесь никто ничего обо мне не знает, никто не помнит - за исключением нескольких близких друзей. Я приезжал ненадолго как частное лицо, по своим делам, но и только! И что вы можете от меня ожидать?
   - Многое, лорд Гальтон! Мне с восторгом говорила о вас леди Деверс. Уолпол и Сент-Джон считают вас очень способным человеком - они следили за вашей деятельностью с того момента, когда вы вернулись в Англию, чтобы восстановить свои права - после того, как все считали вас погибшим вместе со шхуной "Сильфида"... Вы должны как-нибудь рассказать мне эту удивительную историю, милорд! И почему вы после не захотели жить в Англии и считать ее своей родиной? Мне говорили, что отец вашей будущей жены не хотел выдать свою дочь за иностранца. Он поставил вам условие, и поэтому вы были вынуждены принять испанское подданство. Это правда?
   - Да, правда. В общих чертах...
   - Неужели только любовь заставила вас отказаться от высокого положения и множества привилегий, данных вам при рождении?
   - Я бы и теперь от них отказался, если бы кто-то поставил меня перед выбором.
   Леди Кливленд помолчала, на минуту задумавшись, потом продолжала:
   - Сэр Генри рассказывал, - когда вы вместе учились в Итоне, вы были влюблены в его сестру Анну... В Англии с тех пор не нашлось женщины, достойной вашего внимания?
   Питер улыбнулся.
   - Это судьба, я здесь ни при чем. Кстати, Анна Сент-Джон заставила меня испытать немало горьких минут... Как сейчас она поживает, будучи герцогиней Сомерсет?
   - Она прекрасно поживает! В Сент-Джеймском дворце, под покровительством лорда Лесли, ярого вига! Однако я вижу, вы осведомлены лучше, чем хотите это показать - она ведь совсем недавно вышла замуж. Я сразу заметила, что вы в курсе всего - не исключая мелочей... Почему вы так упорно не желаете заняться политикой?
   - Я уже сказал. Здесь я - отступник, предатель, к тому же - католик. Тест-акта никто не отменял.
   - Есть же процедура "временного согласия"! А с приходом к власти моего брата все изменится! Вы можете приблизить это время, если поможете нам!
   - Миледи, мы поговорим об этом позже. Мне пора, путь не близкий, прошу меня извинить.
   С этими словами граф поднялся.
   - Но куда вы едете? Надолго? Когда мы увидимся?
   - Я еду в Оксфорд. Возможно, задержусь там на день или два. Когда вернусь - оставлю в этой кофейне свою карточку, где будет указана дата и время. В этот день и час я буду свободен.
   Он слегка поклонился и вышел.
   Джозиану обуревали противоречивые чувства, в которых она не могла пока разобраться. Тут и досада, раздражение и негодование, и задетое самолюбие: кто-то не попал под ее чары, не подчинился ее воле!.. И что-то в этом человеке вызывало ее острый интерес. Помимо его яркой внешности и странной судьбы, о которой кое-что рассказал ей Сент-Джон, было в его глазах что-то особенное... Но как же воздействовать на него? Болингброк говорил, что у Гальтона не было явных пороков вроде пристрастия к вину или противоестественных связей, но были три вполне невинные слабости: женщины, итальянская музыка и живопись. Может быть, ей удастся повлиять на него, играя на этих трех струнах? С двумя последними не возникало никаких трудностей. А вот с первой...
  

*

   Питер вернулся из Оксфорда только на четвертый день. До назначенного заседания палаты оставалась три дня.
   Он передал своему секретарю и камердинеру несессер, раздувшийся от бумаг. Жан увидел, что его хозяин вернулся не просто в хорошем настроении, а светится от радости.
   - Удачная поездка, сэр? - спросил он по-английски.
   Граф улыбнулся, хлопнув Жана по плечу.
   - Ты делаешь успехи, мой дорогой! Действительно, мне повезло. Я нашел не только те работы, о которых говорил, но и еще кое-что! Черт возьми, как хорошо было бы сейчас уединиться в Зеленом павильоне и заняться опытами!
   - Вы собираетесь вернуться в Лангедок?
   - Разумеется! Вот только не знаю, когда это получится... Отнеси мою визитную карточку в ту кофейню, "Под соломенной крышей". Наверное, Джозиана уже потеряла терпение. Что же она от меня хочет?.. Но пусть подождет до вечера - мне нужно написать несколько писем и зайти на Флит-стрит к мистеру Туку - у меня целый список книг, которые нужно купить.
   Жан заметил, что его хозяин, обычно уравновешенный и спокойный, сейчас пребывает в каком-то возбуждении. Это было заметно по его стремительным движениям, когда он переодевался и умывался с дороги, закуривал и, присев к секретеру в небольшом кабинете, задумался с пером в руке.
   - Милорд думает о предстоящем свидании? - Вкрадчиво спросил наблюдательный секретарь. - Интересная дама, ничего не скажешь!
   - Что? - не сразу понял Питер. - А, Джозиана... Пора отсылать отчет Альберони, а ты все о женщинах!..
   - Вам не провести меня, сударь. Я вижу! Вы думаете о женщине!
   - Может быть... Только не о леди Кливленд.
   - Все равно, я прав! Кстати, я хотел спросить: леди Кливленд и в самом деле дочь короля Якова?
   - Говорят...
   - А что еще о ней говорят?
   - О, много всякого... То ли она сама распространяет эти слухи, чтобы пробудить к себе интерес, то ли ее недоброжелатели - трудно сказать.
   - Так что же говорят?
   - Какой ты любопытный, Жан! Говорят, будто бы она до сих пор остается девственницей, и при этом насквозь порочна. Будто бы у нее был жених, лорд Эшби, с которым она странно обошлась... Потом он то ли сбежал, то ли умер... Не знаю, в чем тут дело - вероятно, леди можно только пожалеть... Во всяком случае, мне это не интересно. Жан, ты отвлекаешь меня, отправляйся, куда сказано!..
  
   ...На Флит-стрит, пристанище типографов, издателей, газетчиков и прочей литературной братии, вместе с многочисленными кофейнями - литературными клубами - располагалась лавка Бенджамена Тука, известного типографа и книгопродавца. Когда они
   вошли, пахнуло книжной пылью, свежей типографской краской от лежавших на прилавке газет и каким-то неуловимым ароматом старых кожаных переплетов. Роскошные фолианты с золотыми обрезами и серебряными застежками, переплетенные в сафьян, были выставлены на самом видном месте. Рядом на полках стояли совсем невзрачные книги с потертыми корешками... Питер так и впился глазами в выставленные на полках сокровища. Где-то в глубине лавки возился молодой приказчик.
   - Могу я видеть мистера Тука? - спросил граф, когда парень, наконец, подошел.
   - К сожалению, мистер Тук сейчас занят. Я к услугам милорда...
   Питер положил на прилавок список и свою карточку.
   Приказчик посмотрел в небольшой листок, исписанный ровным убористым почерком, и, подняв удивленные глаза на посетителя, пролепетал неуверенно:
   - Одну минуту, милорд... Я не уполномочен продавать такие вещи... доложу хозяину...
   Мистер Тук появился в лавке на удивление быстро.
   - Неужели я снова имею счастье видеть сэра Питера Гальтона, купившего у меня Кекстона, первое издание "Истории Трои"!
   - Приветствую короля всех книготорговцев! - улыбнулся Питер.
   - Вы не были у меня почти два года, сэр!
   - Зато вы регулярно исполняли мои заказы, мистер Тук.
   - Почитал за честь, милорд! У меня хватает клиентов, но истинных знатоков все же мало. Хотите знать, кто перехватил тогда у вас второго Кекстона? "Шахматная игра" отправилась в Сент-Джеймский дворец! Но за сто семьдесят фунтов! А вы отдали всего шестьдесят гиней за свою "Историю Трои", этот несравненный клад!
   - Все благодаря вам, мистер Тук. Не правда ли, у вас у самого начинает трепетать сердце при виде какого-нибудь эльзевира с потертым переплетом и завораживающим готическим шрифтом!
   - Вы правы, сэр! Но сейчас они встречаются все реже и реже.
   - Однако мне стало известно, что вы нашли одного Марешаля... Первое издание, "Готические чудеса". Это правда?
   - О, милорд!.. Я уже его обещал... Но как вы узнали?!
   - Сколько вы за него хотите?
   - Хорошо, милорд, я покажу вам "Готические чудеса"... Я знаю, у вас тоже начинают дрожать пальцы, когда вы листаете подобные сокровища! А какой-нибудь богатый болван швыряет золотые монеты без счета даже не понимая, за что платит, лишь бы приобрести репутацию ученого человека!
   - Мистер Тук, вы не ответили. Сколько?
   - Сто сорок гиней... Но вы только взгляните! - и мистер Тук нырнул в недра своей лавки...
   ...Жан с ужасом смотрел, как граф молча выкладывает на прилавок золотые гинеи. За что?! За какую-то старую книгу! Но глаза его хозяина светились от восторга. Жан подумал, что почти так же он смотрел на новенький стройный фрегат, когда они посещали верфи Плимута...
   - Какие еще новости, дорогой мистер Тук? Как поживает миссис Мепли? Ее перо все так же неукротимо и смело? - спросил граф.
   - Более прежнего, милорд! Говорят, ее скандальные поделки хорошо оплачиваются тори. Вот здесь ее последняя статья, в "Почтальоне"... Если хотите повидаться с ней, то по вечерам ее можно найти в кондитерской "Озинда".
   - На Сент-Джеймс стрит, где собираются тори? Спасибо, мистер Тук. Было бы любопытно... Да, кстати, о "поделках". Взгляните. - и граф протянул ему листок с ровными столбцами стихов. - Тут небольшая пародия - или памфлет - называйте, как хотите. Полагаюсь на ваш исключительный вкус. Если вы сочтете это достойным печати - напечатайте. Гонорара никто не потребует.
   Мистер Тук стал читать немедленно. Сначала его брови изумленно поползли вверх, потом он начал посмеиваться, покраснев от удовольствия, и в конце-концов расхохотался. Вытирая слезы, он сказал:
   - Это, несомненно, понравится публике! Причем, как сторонникам вигов, так и тори - всем досталось! Едко, но без базарной брани, чем грешат наши авторы... "Взгляд из-за моря в подзорную трубу"... Кто это написал? Здесь стоят только инициалы - М. Л.
   - Автор хочет остаться неизвестным.
   - Он, бесспорно, талантлив! Чувствуется, что не новичок. Есть вкус, и знание предмета... Я хотел бы с ним сотрудничать. Представляю, как выросли бы тиражи!..
   - Мистер Тук, у вас нет недостатка в блестящих авторах. Аддисон, Стиль, Прайор - и много других знаменитых литераторов - зачем вам какой-то неизвестный, да к тому же иностранец!
   - Не может быть! Иностранец? Как жаль... К сожалению, наши самые талантливые литераторы так увязли в политике, что пишут теперь исключительно "на злобу дня", одобряя или критикуя речи в парламенте, высмеивая или восхваляя политических деятелей и бранясь между собою...
   - Но благодаря им ваши дела идут в гору, не правда ли, мистер Тук? Желаю вам дальнейшего процветания!..
  
   ...Потом были лавки оружейников. Питер с интересом изучал новинки - многозарядные пистолеты с системой заряжения с казенной части - порой изготовленные в единственном экземпляре. Там же была целая коллекция холодного оружия, в котором граф знал толк и любил больше, чем огнестрельное. Встречались настоящие произведения искусства с инкрустациями драгоценным деревом, серебром, перламутром и золотом, узорной вязью на клинках и драгоценными камнями на рукоятках. У Жана разбегались глаза. Но Питер выбрал себе только пару дорогих пистолетов и с тонким вкусом украшенный дамасский кинжал, который так удобно лег ему в руку.
   - Сударь, ваши приобретения слишком много весят, - говорил Жан. - И существенно облегчили ваш кошелек!
   - Это не все, дружок. Мы еще не купили подарки нашим дамам. Но мне не по вкусу здешние ювелиры. Выберем что-нибудь другое...
  
   ...Они вошли в одну лавку Ост-индской компании. Жан замер на пороге. Ему понадобилось время, чтобы окинуть взглядом поистине экзотические, чудесные вещи, выставленные для продажи. Шелк самых необыкновенных расцветок, лаковые и шелковые ширмы и экраны для каминов, драгоценный тончайший фарфор и эмалевые вазы, причудливые статуэтки из камня и кости, лаковые расписные шкатулки и ларцы сандалового дерева - у него разбегались глаза от непривычного обилия красок и форм...
   Питер неспеша рассматривал каждую вещь очень внимательно, с удовольствием. Продавец-китаец с поклоном подошел к нему и спросил по-английски, почти без акцента:
   - Что угодно господину?
   - Я хочу выбрать подарок. Но сначала мы посмотрим всё...
   Он любовался нежнейшей росписью на шелковом веере и говорил Жану:
   - Всего несколько штрихов!.. Удивительно, как достигается подобная выразительность... Три бутона на голой узловатой ветке, молодой стебель бамбука, поющая птица - и нарисована целая картина! Я назвал бы ее "Дуновение весны"...
   - Взгляните на эту ткань, милорд. Она достойна вашего внимания.
   Шелка поражали обилием красок и причудливостью узоров, неожиданной прихотливостью рисунка. Цветы и бабочки, облака и птицы, драконы и золотые пагоды...
   - Я возьму вот этот шелк, - сказал граф, дотрагиваясь до нежнейшей ткани светло-сиреневого оттенка в серебристых разводах. - Он похож на утренний иней зимой. Но невозможно представить, чтобы из него сшили бальное платье к Рождеству!..
   Продавец разложил на прилавке десятка два образцов шелка. Как будто зажглась волшебная радуга. Но граф выбрал не много - темно-серый с желтыми ирисами, и белый, с цветами распустившейся вишни, и черный, как ночь - для себя...
   Потом он взял в руки изящную и невесомую фарфоровую чашечку. Она отливала перламутром и была расписана нежнейшими, будто воздушными красками.
   - Само совершенство!
   - Слова господина - истинная правда. Что может быть совершенней самой природы? Эти чашки называют "яичная скорлупа". Их стенки так тонки, что просвечивают обе сразу. У нас такие сосуды называют "тотай", что значит "бестелесный".
   - И в самом деле бестелесна... Но если я куплю такой сервиз, я рискую не довезти его до дома, - тем более, если попадем в шторм!
   - О, об этом господину не стоит беспокоиться! - и торговец хлопнул в ладоши. В ту же минуту появилась маленькая хрупкая женщина с гладкими блестящими волосами, завернутая в красивые яркие одежды. Она поклонилась, сложив ладони лодочкой. - Моя дочь не даст разбиться ни одной чашке, мой господин, - проговорил торговец и что-то сказал дочери на своем языке. Она достала большую коробку, плетенную из тростника, с отдельными ячейками для каждого предмета, и стала укладывать туда фарфор. Заполнив первый ряд, она накрыла его плетеной крышкой с такими же ячейками, и уложила оставшиеся предметы сервиза своими тонкими, нежными и ловкими пальчиками. Потом накрыла коробку еще одной крышкой и туго перевязала.
   Наблюдавший за всем этим Жан одобрительно кивнул.
   - Просто и разумно. Но в Европе тоже догадались плести корзины для переноски яиц!
   Питер тем временем рассматривал картины на тростнике и шелке. Потом сказал Жану:
   - Все же мне придется устроить у себя китайскую гостиную! Но не в угоду моде, а из любви к искусству. Взгляни на это чудо! Корявая ветка сосны, и рядом - нежный, хрупкий цветок... Горы в сиреневом мареве, розовая дымка цветущей вишни - и сухой тростник на ветру... Кажется, что европейцу до конца не постичь всей поэзии и недосказанности этих пейзажей, как недоступны моему пониманию эти замысловатые иероглифы, нарисованные на шелке...
   - Язык красоты и поэзии доступен художнику, милорд, - вдруг негромко сказал торговец. - Я вижу, что господин наделен поэтическим даром и тонким вкусом - это говорили мне вещи, на которых останавливался его взгляд... Если позволите задержать ваше внимание... Я мог бы показать господину произведение великого Ни Цзяна.
   - Буду рад.
   Торговец что-то сказал своей дочери, и она через минуту принесла внушительный ларец сандалового дерева. Торговец открыл ларец, осторожно достал из него шелковый свиток и развернул его. Белый шелк, скупо тронутый тонкими линиями черной туши... Вот и всё. Но это уже не были только белый шелк и черная тушь. Вершины гор терялись в молочной дымке облаков, сливаясь с высоким небом, трепетали на ветру хрупкие обнаженные ветви, громоздились мшистые камни... У подножия гор разлилось тихое, без ряби, озеро. Пространство, ни разу не тронутое кистью, превратилось в гладь чистой воды, отражающей небо, с одиноким островком суши, где среди камней робко прорастали тонкие деревца... И на склонах гор, и на каменистом островке хрупкие ветви деревьев покрывались нежными бутонами...
   Затянувшееся молчание первым нарушил Жан, робко кашлянув. Питер спросил у торговца:
   - Почему вы не повесите эту картину на стену? Для нас кажется странным хранить подобную утонченную прелесть в ларце.
   - Мы вывешиваем на стену особенно ценные свитки ненадолго, в дни праздника, в особых случаях. Иначе вызванное картиной душевное волнение притупляется от привыкания.
   Питер внимательно посмотрел на торговца.
   - Пожалуй, это верно... Но почему вы показали эту картину мне, господин...
   - Ян Ци мое имя... Милорд способен понять и почувствовать то, что сказал великий Ни Цзян. Не всякого небо наделяет подобным даром ...
  
   ...Граф договорился с господином Ян Ци, что будет время то времени делать ему заказы и оставил адрес их гостиницы на своей карточке, чтобы туда доставили покупки. Они продолжили свое путешествие...
  
   ...Лавка механических игрушек просто потрясла Жана. Он в жизни не видел ничего подобного! Заводные куклы, музыкальные шкатулки, стреляющие как настоящие маленькие пушки, поющие как живые миниатюрные птицы в настоящих разноцветных перьях, мелодично играющие часы с танцующими фигурками - чего только там не было!
   Но самым удивительным был игрушечный театр. Там поднимался занавес, выходили прекрасные дамы и пели настоящие арии, кувыркались шуты и скакали охотники, трубя в рог...
   - О, сударь, купите этот театр для своих девочек! - воскликнул Жан с восторгом.
   - Может, купить его для тебя, мой милый? - смеялся Питер.
  
   ...Жану пришлось нанимать карету, чтобы увезти все покупки, поскольку граф хотел прогуляться по Сент-Джеймс стрит, посидеть в кофейне, почитать вечерние газеты и выпить кофе, пока не подошло назначенное время.
   Он не ожидал, что леди Кливленд появится в кофейне еще раз - это было бы слишком рискованно. В лучшем случае ему могли передать записку со слугой. Но тут к нему подошел маркиз де Гискар, модный щеголь лет тридцати пяти, когда-то бывший священником во Франции, а теперь - тайным шпионом Людовика в Лондоне. Питер был раньше немного знаком с маркизом. В молодости де Гискар, ревностный протестант, был вынужден покинуть Францию. Со временем его вера, должно быть, претерпела некоторые видоизменения. Теперь он водил дружбу со всяким, независимо от веры и взглядов, лишь бы тот мог быть ему полезен. В числе его друзей называли и Генри Сент-Джона, и даже Роберта Харли, графа Оксфордского, спикера палаты общин, и прочих влиятельных людей.
   Де Гискар заговорил по-французски, вполголоса:
   - Граф де Монтель, вы решили принять участие в Реставрации? Или Джозиане все же удалось соблазнить вас?
   - Ни то, ни другое. Что за вопросы?
   - Она дала отставку одному из вернейших своих воздыхателей, опальному лорду Голдсмиту. Надо заметить, леди в последнее время ведет себя странно. И много расспрашивает о вас. Никто не сомневается, что вы ее новый фаворит. Мне поручено привезти вас в резиденцию Болингброка. Он дал приют нашей принцессе-изгнаннице и предоставил в ее распоряжение роскошные апартаменты. Сегодня вечером она устраивает ужин в узком кругу "приближенных". Вы числитесь ее кавалером на сегодняшний вечер.
   - И кто же там будет?
   - Леди Элизабет Толбот, адмирал Чарльз Уэджер, миссис Гвенделен Хилл, любовница Сент-Джона миссис Бриттон и он сам, конечно. Возможно - Роберт Харли, если оторвется от бутылки... И еще кто-то - сами увидите.
   Питер слегка поморщился.
   - Что обозначает ваша гримаса, граф? Вы чем-то недовольны?
   - Все это очень лестно, маркиз, но у меня нет ни малейшего желания туда ехать.
   - Ну, конечно, при вашей внешности можно позволить себе и капризы! Другой на вашем месте почитал бы за счастье провести время с такой изумительной женщиной, а вы слишком избалованы вниманием дам!
   Питер удивленно вскинул бровь.
   - При чем здесь... Я подумал только, что предстоит довольно скучный вечер.
   - Будьте уверены, скучать вам не придется. Скорее наоборот. Карета ждет. Сами все увидите!
  
   ... Леди Джозиана, изысканно одетая и явно в хорошем расположении духа - это было заметно по ее живым и грациозным движениям - быстро сняла надушенную перчатку и протянула ему руку для поцелуя.
   - Милорд, должна признаться, что соскучилась по вашим строптивым речам. Как будто мне чего-то не хватало. Но не будем говорить о политике! Нас ждет ужин и небольшой сюрприз - специально для вас. В свое время вы всё узнаете!..
  
   ...За ужином его соседом оказался алмирал Уэджер. Речь зашла о прошедшей, так называемой Орлеанской войне - о чем еще могли поговорить мужчины, когда идет новая война! Адмирал не подозревал в собеседнике представителя противоположного лагеря. Питер знал, что тот участвовал в морском бою при Бичи-хеде, где французский флот, имея численное преимущество в кораблях и огневой мощи, все же не смог до конца разгромить союзный флот Голландии и Англии. Но и англичане не могли назвать себя победителями. Больше всего пострадали голландцы: из двадцати двух судов только три остались боеспособными...
   - Сэр Чарльз, как вы думаете, смог бы вице-адмирал де Турвиль одержать полную победу тогда, десятого июля? - спросил Гальтон.
   - Вполне, сэр. При таком численном преимуществе, какое имели французы - вполне! У них было семьдесят линейных кораблей! Не считая фрегатов и брандеров... Один флагман, "Солей Ройял" чего стоил!
   - Сто десять тяжелых орудий - это не шутки. Однако такие плавучие крепости лишены маневренности. И даже с пятьюдесятью семью линейными кораблями союзного флота можно было бы сделать многое! Если бы адмирал Герберт не берег свою эскадру, а собрал в Дувре все силы и ударил по противнику, он мог бы нанести ему тяжелый урон, лишить французский флот боеспособности, если не победить!.. Чего он опасался? У него за спиной были верфи Темзы - достаточно близко, чтобы быстро исправить возможные повреждения.
   - Вы считаете, сэр, что у Герберта недостало мужества и решимости?
   - Именно так. Конечно, легко судить post faktum, сидя за столом. Но вы были на мостике, вы все видели своими глазами, адмирал!
   - Я мог бы привести десяток аргументов в защиту его стратегии. Число союзных судов уступало французам на дюжину линейных кораблей и полдюжины брандеров! Но... я согласен с вами, милорд. Герберт оставался в стороне на протяжении всего боя! Голландцы умоляли его о помощи, но он был глух. В итоге они потеряли свой флот. А как самоотверженно они сражались! Если бы Турвиль не бросил преследование, нам бы не поздоровилось! Военный суд оправдал Герберта незаслуженно - это мое мнение.
   - Кстати, мне известно, что тогда в числе командующих центром, кроме адмирала Герберта, были еще Джон Эшби и вице-адмирал Джордж Рук. Имя адмирала Эшби я слышал еще после боя при Ла Хуге, два года спустя. С тех пор о нем не говорят. Он жив?
   Уэджер несколько смутился и не сразу ответил.
   - Странная история, сэр... Я тоже больше о нем ничего не слышал с тех пор. То, что он был сторонником Якова II, может кое-что объяснить...
   - Вот как? Значит, опасно быть приверженцем якобитов? Тогда почему вы здесь, сэр?
   - А вы?
   Питер засмеялся:
   - Мне просто нечего делать!
   - Если бы не ранение, я был бы сейчас не здесь, а на своем корабле где-нибудь у Гибралтара, вместе с адмиралом Руком!
   - Я вам завидую, милорд. Рано или поздно вы вернетесь на свой корабль, вдохнете свежий бриз, услышите скрип снастей и свист ветра в такелаже...
   - Но ведь вы, сэр, - тоже офицер флота?
   - Сейчас, к сожалению, не у дел...
   В этот момент сэр Генри рассказывал леди Джозиане, что виги подали петицию королеве, в которой выражают недовольство законопроектом тори по поводу увеличения имущественного ценза для членов парламента.
   - Ну, как же! Они недовольны! Виги - это отребье, спекулянты, разорившиеся дворяне, коммерсанты, финансисты, разношерстный сброд! Люди без чести, воспитания и морали - они достойны лишь того, чтобы носить наши ливреи! Их покровители из лордов не одобряют, видите ли, этот билль! Благородное происхождение - вот то, что дано человеку свыше, и что поможет нам избежать хаоса!..
   Сент-Джон многое сказал в том же духе. Питер слушал, откинувшись на спинку стула, и уголки его губ иронически кривились. Он молча наблюдал "лучшего оратора" палаты общин. Однако Джозиана, видя кривую усмешку своего гостя, скоро прервала поток красноречия сэра Генри.
   - Все это прекрасно, милорды, но главного вопроса нам не решить - без достаточного количества денег!
   - Правление Английского банка и Ост-Индская компания на стороне вигов!
   - Поэтому сейчас не будем портить себе настроение сложными вопросами. Сегодня я хочу отдохнуть от политики. Вот если бы кто-нибудь подсказал нам золотоносный источник, он тут же стал бы первым Лордом казначейства в новом правительстве! - пошутила она.
   Питер едва заметно усмехнулся. Леди, как видно, уже порядком выпила этого отвратительного рейнского, если стала раздавать портфели несуществующего правительства. Немного помедлив, он сказал негромко:
   - Бикер. Хенрик Бикер, глава банкирского дома "Андриес Пелс и сыновья".
   Воцарилось молчание.
   - Я где-то слышал это имя, - произнес сэр Генри.
   - Это один из крупнейших финансистов союзной Голландии. Он мог бы решить многие проблемы. Только проблемы реальные! Голландские флорины из такого же золота, что и английские гинеи...
   - К сожалению, у нас нет опыта в такого рода делах, - промолвила леди Джозиана.
   - Разумеется, - спокойно сказал Питер с некоторой долей язвительности. - Это удел низких вигов! Их портрет очень ярко нарисовал только что сэр Генри. Жаль, что некоторые тори их недооценивают... Я могу кое-что рассказать об этом банкирском доме - в свое время мне приходилось иметь с ними дело. Но не беспокойтесь, миледи, мне не нужно место первого Лорда казначейства, - улыбнулся граф.
   И он кратко изложил основные положения банкирского дома "Андриес Пелс и сыновья": какой обычно взимается процент, кто пользуется там кредитом, каков курс флорина по отношению к фунту - и прочие детали. Леди Кливленд исполнилась воодушевлением.
   - Это меняет дело, милорды! Завтра же мы подробно всё это обсудим! - Она повернулась к графу. - Так, выходит, вы поддерживаете наших противников, сэр Питер?
   - В некоторых вопросах.
   - Я полагала, что... раз вы приехали, то поддерживаете нас!
   - У меня были личные причины приехать. Кстати, вы первый раз спросили о моих взглядах, миледи. Если я выскажу свое мнение по поводу проектов и политики вигов, то вы сочтете меня их сторонником. Хотя у меня имеются и критические замечания в их адрес - равно как и в адрес торийской партии. Но мое мнение никому не может быть интересно. Поэтому я оставлю его при себе.
   Джозиана вздохнула.
   - Очень жаль... Как видно, никто не сможет вас переубедить!.. Но я обещала сегодня не говорить о политике! А почему вы не притронулись к вину, граф? Вам не нравится рейнское? Увы, по-моему, запас французских вин уже иссяк. Какое вы предпочитаете?
   - Испанское. Но выпил бы и шерри... Вот чем еще отвратительна война, кроме всего прочего! Приходится ввозить любимые вина контрабандой.
   - Вы шутите, а это и в самом деле проблема. Сейчас распоряжусь! - и она подозвала слугу...
   ...На этот раз содержимое его бокала графу понравилось. Теперь Джозиана следила, чтобы его бокал не оставался пустым. Да и сама она отдавала должное шерри.
   Когда она заметила, что глаза Гальтона заблестели ярче, складка у рта смягчилась, и взгляд из немного насмешливого превратится в просто веселый, она спросила:
   - Милорд, вы слышали когда-нибудь знаменитую Франческу лЄЭпине?
   - Разумеется! Я специально приезжал ее послушать два года назад. Замечательный голос! Она еще поет?
   - Да, поет, и как поет! Хотя ей уже немало лет... Говорят, до сих пор итальянские оперы с ее участием собирают множество любителей. Но сегодня она будет петь здесь. Болингброк по моей просьбе пригласил ее специально для вас, милорд.
   - Для меня?! Невероятно!.. Вряд ли я смогу ответить вам чем-то подобным!
   - О, вы уже помогли нам неоценимым советом!
  
   ...После ужина гости прошли в небольшой музыкальный салон с мягкими полукруглыми диванами вдоль стен и креслами в центре. Там стоял клавесин и уже сидели несколько музыкантов со струнными инструментами. Пока леди Кливленд была занята обязанностями хозяйки, граф сел на диван у стены, поближе к клавесину.
   Когда в сопровождении своего импресарио появилась лЄЭпине - полная, немолодая и не очень красивая дама, Питер встал и подошел к ней с вежливым поклоном. В этот момент Джозиана как раз направлялась к нему, чтобы занять свое место рядом, и наблюдала, как оперная дива с заученной улыбкой равнодушно взглянула на молодого аристократа. Но стоило ему произнести несколько слов, как ее лицо преобразилось. Она немного удивленно и радостно слушала и согласно наклонила голову - вероятно, граф о чем-то ее попросил, что доставило ей особое удовольствие. Потом он вернулся на свое место, где к нему присоединилась Джозиана.
   - Чем вы так порадовали нашу примадонну, милорд? - спросила она. Питер неопределенно пожал плечами.
   - Попросил исполнить одну вещь - как оказалось, ее любимую. Но, скорее всего, просто заговорил с ней по-итальянски...
   Тем временем гости, не обращая внимание на певицу, продолжали свои разговоры, пили кофе и ликеры, смеялись...
   - Как можно заставлять ждать такую женщину! - не выдержал Питер. Джозиана хлопнула в ладоши и призвала всех занимать места.
   Наконец все расселись и успокоились, заиграла музыка.
   Сопрано Франчески лЄЭпине было удивительно. Чистый и очень высокий голос, полный жизни и чувства, богатый красочными оттенками, он имел необыкновенный золотистый тембр.
   Слушая, граф замер. Джозиана с удивление заметила на его лице следы волнения. Она веером тронула его плечо.
   - Вам так нравиться ее голос?
   Вместо ответа граф только медленно наклонил голову, даже не повернувшись к ней. Он не смотрел на певицу, а сидел неподвижно, чуть опустив глаза, погруженный в себя. Удивительно - ему не было никакого дела до окружающих! Джозиана видела его лицо в профиль и уже не могла отвести от него взгляд. Ее охватило странное беспокойство. В голосе певицы она не находила ничего особенного - ее завораживало его лицо: словно он испытывал почти чувственное наслаждение... Ей казалось, что она видит обнаженной его душу... "Наверное, такое лицо бывает у него в постели с женщиной", - подумала Джозиана. Сидеть спокойно она не могла. Будто что-то ее будоражило... Она снова коснулась его плеча веером.
   - Наверное, милорд, вы могли бы влюбиться в эту женщину только за один ее голос?..
   Граф чуть повернул голову и бросил взгляд, полный сожаления. Его губы дрогнули, он хотел что-то ответить, но передумал - и снова отвернулся. Джозиана почувствовала раздражение, непонятную досаду. Ей захотелось, чтобы эта певица убиралась к черту со своим великолепным голосом!
   ...Когда, наконец, лЄЭпине закончила концерт, Гальтон подошел к музыкантам и, к изумлению Джозианы, каждому пожал руку. Импресарио он передал кошелек, а синьоре Франческе начал говорить что-то такое, от чего эта немолодая женщина таяла и улыбалась, краснея, словно девушка. Они довольно долго разговаривали, и Джозиане показалось, что Гальтон с гораздо большим интересом беседует с певицей, чем с ней или с кем-то из ее гостей. Она решительно подошла как раз в тот момент, когда граф с чувством целовал руку синьоре.
   - Милорд, я хотела показать вам картинную галерею Хемптон-Корта, - промолвила леди с очаровательной улыбкой. - Мне говорили, что вы большой любитель живописи...
   - О, миледи, кажется, я попал в рай! Вполне достаточно было бы и одной картины, которая находится здесь - моей любимой...
  
   ...Граф смотрел картины со сдержанной сосредоточенностью - и долго не задерживался ни перед одной, как будто они были ему давно знакомы. Джозиана наблюдала за своим гостем, и это казалось ей гораздо интересней, чем мертвые полотна. Вдруг его глаза зажглись восторгом.
   - Вот она!..
   Больше Гальтон не произнес ни слова. Леди взглянула на картину, перед которой он остановился. Это была "Венера с зеркалом и Амуром" Веласкеса.
   Джозиана снова посмотрела на графа и почувствовала, что у нее заколотилось сердце и перехватило дыхание... Никогда еще она не видела такой сдержанной и обжигающей страсти, с какой мужчина смотрит на обнаженную женщину... Нарисованную женщину!
   Казалось, граф забыл обо всем...
   - Вы хотели бы иметь эту картину у себя? - спросила Джозиана. Питер будто очнулся, опустил глаза и вздохнул безнадежно:
   - Если бы это было возможно! Но "Венера" принадлежит английской короне.
   - Нет ничего невозможного! Эту картину можно заслужить...
   Граф с неописуемым удивлением воззрился на леди Джозиану.
   - Думаю, ни одна услуга в мире не стоит так дорого!.. Благодарю вас, миледи, я получил истинное удовольствие. Пожалуй, мне пора. Хочу сохранить полученные впечатления ...
   - Нет-нет, милорд! Самое интересное впереди!
  
   Гальтон видел, что леди что-то задумала - ее глаза странно блестели, будто ее охватил какой-то непонятный ему азарт.
   - Идите за мной! - приказала она. Граф не сдвинулся с места. Он молча стоял перед ней со скрещенными на груди руками и легкой улыбкой в уголках губ. В его глазах плясали веселые искорки.
   - Что такое? Вы не желаете повиноваться?
   - Нет, миледи. По крайней мере, до тех пор, пока вы не объясните, куда и зачем я должен идти. Я не у вас на службе.
   - А я подумала, что вы испугались!
   Питер усмехнулся.
   - Не пытайтесь сыграть на мужском самолюбии. Просто скажите правду.
   - Хорошо, я скажу... Я хотела испытать вас. Но не будем портить такой чудесный вечер!..
   Они вернулись в гостиную. Гости уже разошлись...
   - Граф, налейте мне бренди! - Джозиана оставалась в каком-то странном возбуждении. - Давайте с вами выпьем. Как говорили древние, истина в вине! Эти древние были мудрыми людьми, милорд... Вам известна притча о красном петухе? Я расскажу, послушайте.
   Джозиана с бокалом бренди в руке уселась на изящный диванчик. Питер, с интересом наблюдая за ней, оседлал стул, положив руки на резную спинку, а подбородок - на руки.
   - У одного человека был красный петух, который в боях побеждал всех остальных. Однажды во время боя с черным петухом красный петух стал слабеть и выдыхаться. Черный наседал и ранил красного. Тогда хозяин красного петуха остановил бой и попросил хозяина черного сделать перерыв, чтобы он мог обратиться к богам за помощью. Тот согласился, уверенный в победе своего черного - тот был явно сильнее. Когда бой возобновился, красный петух был полон сил и отваги, и даже раны у него будто затянулись! Да, подумали все, боги действительно помогли ему. Но через некоторое время красный петух снова стал уставать, черный опять подмял его и нанес страшную рану в грудь. Хозяин красного петуха снова взмолился о перерыве, чтобы обратиться к богам. Так повторялось три раза. Красный петух победил. Черный, весь в ранах от шпор и острого клюва, валялся на песке бездыханный. Все были уверены, что победу красному принесли боги. Хозяин черного петуха был так расстроен потерей своего любимца, что хозяин победителя отвел его в сторону и сказал: "Я могу открыть тебе свой секрет. Твой петух тоже будет непобедим, если ты воспользуешься моим опытом. - Боги не помогают мне так, как тебе! - со слезами отвечал хозяин черного петуха. - Дело не в богах, мой милый. Просто во время перерыва я каждый раз менял петуха на нового, точно такого же! А твой тем временем терял силы, сражаясь с ними. Он был сильнее, но победил красный!"
   - К чему вы рассказали мне эту притчу, миледи?
   - Не считаете ли вы, милорд, что вам пора "поменять петуха"? - Леди Кливленд допила свой бокал и весело посмотрела на Питера. - Взгляните вокруг! Ваши сверстники, с которыми вы вместе учились, теперь известные люди! Роберт Уолпол - член парламента, Генри Сент-Джон в скором времени продвинется еще дальше! Роберт Харли...
   - У меня нет их талантов.
   - Просто у вас нет их амбиций! Сэр Генри вовремя "поменял петуха"! Он приобрел высокого покровителя в лице герцога Мальборо. А перед тем выгодно женился!
   - Вы помните, с чего начался его взлёт? С предательства. Он принимал участие в составлении документа, призывающего воспрепятствовать возвращению вашего отца, изгнанного во время переворота. Благодаря "Акту о престолонаследии" реставрация Стюартов стала невозможна. А теперь он - ваш лучший друг! Человеческая низость выше воли богов - вот мораль вашей притчи?
   - Времена рыцарей прошли! Я знаю, Сент-Джон может изменить в любой момент, как только ситуация переменится... Вот поэтому-то я и хочу заручиться вашей поддержкой, лорд Гальтон! У моего брата, будущего короля, есть сторонники и здесь, и во Франции. Их больше, чем вы думаете! Сам Людовик XIV на нашей стороне! Если вы примкнете к нашим сторонникам, я буду знать, что среди них есть хоть один человек, который не предаст ни ради денег, ни ради высокого положения или славы...
   Вы присягали Карлу II. Он умер! Ради чего вы храните верность Испании? Никогда не поверю, что испытываете хоть какое-то уважение к Филиппу Анжуйскому!
   - Я испытываю уважение к его деду, королю Франции. Но дело не в этом... Зачем эти бесплодные разговоры, миледи? Уже очень поздно. Позвольте мне откланяться.
   - Нет, прошу вас, не уходите! Даю слово больше не говорить на эту тему. Пожалуйста, выпейте со мной еще! Может быть, тогда мы сможем лучше понять друг друга...
   - Еще немного бренди, и я вряд ли смогу удержаться на лошади.
   - Я предоставлю вам свою карету, не беспокойтесь! - смеялась Джозиана. - Мне говорили, что хмель вас не берет - вы можете выпить очень много и не пьянеть. Это правда?
   - Я пью, когда испытываю жажду. А пьянею от другого...
   Она стремительно подошла, заглянула ему в лицо сияющими, лукавыми глазами цвета спелого ореха, тихо спросила:
   - И от чего же?
   Вместо ответа он только с улыбкой покачал головой. Леди тоже улыбалась, шаловливо покачав изящным пальчиком из стороны в сторону. Потом, словно что-то вдруг вспомнив, она быстро схватила его за руку мягким кошачьим движением.
   - Пойдемте, граф, я покажу вам одну забавную игру! Уверена, вы никогда в нее не играли... Нам не следует всегда быть такими серьезными! - и она увлекла его за собой через анфиладу комнат. - Вы любите рисковать, граф? Сыграете со мной!
   Джозиана смеялась, и ее серебристый смех таинственно звенел под темными сводами. Питер понимал, что леди с самого начала что-то задумала, и ему было любопытно, что же именно. Сейчас из величественной принцессы и политика она преобразилась в шаловливую и опасную кокетку. Опасную своей непредсказуемостью. Она не очень волновала его как женщина, и он мог спокойно наблюдать все ее ухищрения.
   Леди Кливленд провела его по какой-то галерее, толкнула какую-то дверь и они оказались в большой комнате, напоминающей мавританский покой. В центре, на возвышении, располагалось большое круглое ложе под балдахином из прозрачной кисеи. Ткань полога спадала каскадами из-под высокого потолка до самого пола, и казалось, что посередине тонущей в полумраке комнаты бьет огромный серебристый фонтан. К ложу вели три ступеньки розового мрамора, устланные шкурами леопарда. Вокруг по периметру покой украшали ажурные арки и резные тонкие колонны розового мрамора. В глубине поблескивали зеркала, отражая свет немногочисленных свечей. Мраморные скамьи под арками были устланы пушистыми шкурами. В воздухе струились пряные ароматы, поднимавшиеся из золотых курильниц.
   Питер остановился, осматриваясь.
   - Обещаете ли вы соблюдать правила игры, милорд? - спросила леди Джозиана.
   - А в чем же они заключаются?
   - Сейчас объясню. Только обещайте ничему не противится до самого конца!
   - Чьего конца - моего или вашего? - улыбнулся Питер.
   - Конца игры! Я знаю, как вы можете быть упрямы. Это же только игра! Однако она потребует от вас и мужества, и выдержки!
   - Умираю от любопытства!
   - Обещаете?
   - Да.
   - Если вы нарушите это обещание, вам грозит весьма неприятный штраф. Определим его размеры заранее. При нарушении правил игры вы должны будете...
   Она осмотрела его с ног до головы, будто отыскивая, что бы такое с него потребовать.
   - Вы должны будете пожертвовать... своими роскошными волосами!
   - Ого! Но я не знаю условий!
   - Вижу, милорд испугался! Это совсем не страшно, уверяю вас. Некоторым даже нравится - поначалу... Условия просты. Если вам удастся выдержать испытание хотя бы час, вы вправе будете требовать то, чего пожелаете! Но главное условие: вы ни до чего не должны касаться руками - как бы вам этого ни хотелось! Для верности я свяжу вам руки за спиной - чисто символически. Вы можете попросить освободить вас два раза. Если вы просите третий раз - это ваше поражение! Тогда не имеет смысла говорить о дальнейшем... Вам нужно продержаться всего лишь час!
   - Хорошо, - безмятежно сказал Питер. - Хотя, конечно, не вполне понятно, что предстоит...
   - Вы готовы?
   - Да.
   Леди Джозиана несколько раз хлопнула в ладоши. Из глубины покоя появились три служанки, одетые в легкие белые туники. Они были молоды и очень хороши собой. Одна из них смело приблизилась к Питеру и стала расстегивать его камзол.
   - Кажется, в такую игру я где-то с кем-то уже играл! - улыбнулся он.
   - Это совсем не то, что вы подумали, милорд!
   Его камзол был небрежно брошен на пушистую шкуру. Джозиана взяла его за руку и подвела к мраморной колонне.
   - Встаньте спиной, обхватите колонну сзади... Или вы боитесь?
   Граф с улыбкой покачал головой. Она быстро связала ему руки позади колонны широкой шелковой лентой.
   - Хочу сразу честно предупредить, миледи: при желании я смогу освободиться от этих пут довольно быстро.
   - В таком случае будет считаться, что вы проиграли! - заявила Джозиана. Она отошла вглубь комнаты, и девушки-служанки окружили ее. Они быстро освободили свою госпожу от тяжелого парадного платья, распустили ей волосы. Причем, леди не скрывалась где-то за ширмами, а переодевалась почти на глазах у мужчины. Но этот мужчина был настолько невозмутим - или деликатен - что даже не повернул головы в ее сторону.
   Очень скоро Джозиана предстала перед Питером в очаровательном легком наряде под полупрозрачной шелковой накидкой - в том же греческом стиле, только нежно-изумрудного цвета, так гармонирующего с ее волосами медного оттенка.
   Она взглянула на него с царственным величием и почти сурово. По ее знаку служанки поставили две изящные курильницы по обе стороны от колонны, и леди сама бросила туда драгоценные крупицы благовоний...
   - О, миледи, мне знаком этот запах! - тихо проговорил граф. - Теперь я знаю, что вы задумали.
   Она ничего не ответила и стала медленно подниматься по ступеням к ложу. Питер заметил, что она босая. Ее маленькая белая ножка утопала в пушистом мехе, брошенном на мраморные плиты. Он сразу представил ее ощущения: шелковистый мех приятно щекотал нежную кожу... он будто сам это почувствовал и улыбнулся.
   - Я вижу, вам весело, милорд? Подождите немного, и вам больше не захочется улыбаться! - с мрачной усмешкой проговорила Джозиана. Граф рассмеялся.
   - Как страшно! Почему так изменилось ваше настроение? Что случилось?
   - Вас ожидает испытание, которого не выдержал еще ни один мужчина!
   - Вы уже заранее сердитесь, дорогая весталка? Может быть, мне повезет?
   - Нет, не думаю! - она презрительно скривила губы. - Все мужчины теперь слишком изнежены, слишком привыкли потакать любой своей прихоти! Неужели вы исключение? Сейчас я посмотрю, сколько осталось в вас от человека, а сколько - от животного!..
   - Миледи, это опасная игра. Повторяю, мне знаком аромат этих курений. Не забывайте - вы тоже из плоти и крови...
   Она ничего не ответила и резко хлопнула в ладоши. Кто-то невидимый заиграл на лютне. Девушки в белых туниках начали медленный, грациозный танец. Джозиана стояла на возвышении с откинутой назад головой. Ее длинные волосы, чуть заколотые сзади, струились по плечам пышными волнами. Питер внимательно рассматривал ее лицо: плотно сжатые тонкие губы красивого рисунка, изящно изогнутые брови, возбужденно блестящие глаза цвета спелого ореха, округлые щеки с разгоравшимся румянцем, белая нежная кожа... Несомненно, леди была красива, но что-то в ее взгляде его настораживало...
   Девушки, танцуя, приближались к Питеру, пробегая мимо, касались его то рукой, то развевающейся одеждой... Их танец был похож на любовную игру - но только между ними. Будто они дразнили его...
   Джозиана подняла руку и нажала на золотую застежку у себя на груди. Ее накидка с тихим шелестом упала к ее ногам. Она осталась в легкой бледно-зеленой тунике с обнаженными плечами и руками. Ее грудь была чуть прикрыта полупрозрачной тканью и матово мерцала, как перламутр под слоем воды. Талия, такая тонкая, что можно обхватить двумя ладонями, была обвита широким золотым поясом.
   Граф не мог не любоваться ею. Она казалась гораздо моложе, привлекательнее и свежее, чем в роскошном парадном туалете...
   Джозиана замерла так, вдыхая пряный аромат курений, потом медленно подняла руки за голову, томно потянулась, полузакрыв глаза, и стала медленно спускаться по ступеням прямо к Питеру. Подойдя очень близко, она посмотрела ему в глаза и неожиданно провела нежным пальчиком по его щеке, по тонкой белой полоске шрама, обвела линию подбородка, потрогала неспокойный уголок губ... и вдруг отдернула руку, случайно поймав его насмешливый взгляд.
   - Чего вы испугались? Можно подумать, что я вас укусил.
   - Нет, вы меня словно обожгли...
   Джозиана легко поднялась на скамью, и ее лицо оказалось как раз на уровне его лица. Она положила руки ему на плечи и хотела поцеловать, но он спокойно отстранился. Джозиана удивленно вскинула брови. Потом медленно опустила ресницы, протянула руку к поясу и достала маленький кинжал.
   - Это уже серьезно! - улыбнулся Питер насмешливо. - Вы хотите мне что-то отрезать?
   Она ничего не ответила. Ее губы странно подрагивали... Вдруг она одним движением разрезала свою тунику от груди до пояса. Обнажилась белая упругая грудь, слегка вздрагивающая от частых ударов сердца. У него на миг перехватило дыхание. Он чувствовал, что может послать все к черту и нарушить правила "игры"... Между тем Джозиана поднесла кинжал к самому его лицу.
   - Вы чертовски красивы, милорд... Наверное, женщины без ума от вас? И ни одна не посмела отказать... Правда? Ведь вы привыкли легко удовлетворять любое свое желание, не так ли? Что будет, если я испорчу ваше прекрасное лицо?..
   - Вам доставляет удовольствие издеваться над всеми мужчинами или только надо мной?
   Питер улыбался, спокойно глядя ей в глаза. Джозиана вдруг резко взмахнула кинжалом и разрезала его рубашку так, что лоскуты батиста и дорогих кружев разлетелись по полу. Он только коротко вздохнул от неожиданной боли, но улыбаться не перестал. У него на груди остались две глубокие царапины. Джозиана оценивающе осмотрела его торс, провела ладонью по плечам и груди, проверяя на ощупь упругие мышцы под гладкой смуглой кожей... И вдруг уронила кинжал, приникла к нему горячим телом, обняла за плечи и стала слизывать выступившую кровь...
   - Довольно, миледи, перестаньте, - поморщился Питер. - Чего вы добиваетесь? Вы не простите себе этой слабости... и не простите мне!
   У него кружилась голова, перед глазами плыл туман. Джозиана медленно, как во сне, расстегнула свой золотой пояс, и зеленое облачко легкой ткани окутало ее босые ступни. Она опустилась на скамью, зарыла тонкие белые пальцы в шелковистый мех, плавно изогнулась, запрокинув лицо... Перламутровые веки, дрожащие ресницы, сладострастно приоткрытые влажные губы, белые круглые колени... Ее тело пронзала дрожь. У него пересохло во рту, сердце гулко стучало, отдаваясь в висках тугими тяжелыми ударами. Он прикрыл глаза и вздохнул.
   - Своего жениха, Джона Эшби, вы тоже испытывали подобным образом?
   Леди вздрогнула.
   - Да!
   - И что же, он оказался не достоин вас?
   - Он вел себя как животное!
   - Любой нормальный мужчина потерял бы рассудок! А он и без того был безумно влюблен... Не каждый будет искать смерти в бою после того, как ему отказала невеста!
   - Меня это уже не интересует!
   - Очень жаль. Боюсь, он не последний, кто пострадал...
   Джозиана резко повернулась и бросила гневный взгляд на Гальтона. Он продолжал, глядя на девушек в белых туниках:
   - Что ж, это не мое дело... Он даже не был моим другом. Предлагаю закончить на этом, миледи. Вы засекли время? - Он освободил свои руки и потёр изящные запястья. Потом с сожалением посмотрел на обрывки своей сорочки. - Спасибо, хоть штаны на мне оставили...Что ж, я заслужил приз! Кажется, вы говорили, что я могу выбрать? Ваши девушки прелестны! Хотя, я вижу, они любят больше друг друга и, наверное, вас, но мне они нравятся. Любая из них устроила бы меня на остаток ночи. Или все три...
   - Вот как! Вы предпочитаете служанок?!
   - Да, миледи! Да. Так проще. Мы доставили бы друг другу удовольствие и утром расстались бы без всяких обязательств, довольные друг другом. Вот и все!
   С этими словами граф поднял ее накидку, подошел и закутал ее обнаженное тело в нежный шелк. Ему показалось, что она вдруг вся сжалась.
   - Прекрасная весталка, я вполне оценил вашу исключительную красоту, но у вас уже стучат зубы, вам надо успокоиться и согреться. Прикажите унести курильницы!
   Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Но Джозиана неожиданно отпрянула и бросила дикий взгляд, полный ужаса. В его глазах промелькнуло недоумение.
   - Вы боитесь? Боитесь меня? Вот уж никогда бы не подумал!
   Он присел рядом и внимательно посмотрел. Джозиана не двигалась с места, будто парализованная страхом. Он протянул руку, чтобы поправить ей волосы, прижатые накидкой, и она снова резко отпрянула.
   - Бог мой, - пробормотал он. - Кто же так напугал вас? Или мужчины действительно были грубы с вашим нежным телом? Что ж, не удивительно, если вы играете с ними подобным образом! Это возбуждает вашу чувственность, вам нравится наблюдать, как они теряют голову от страсти... - Еще никто не владел моим телом!
   - А душой?
   Она опустила голову. Пышные волосы упали на лицо. Питер осторожно отвел рыжеватые пряди и слегка погладил ее по голове - нежным, почти неуловимым движением... Она вскинула на него глаза и удивленно заметила, что его взгляд потеплел. В нем уже не было и тени насмешки - только жалость...
  

Париж. Похищение.

  
   В саду летним вечером было замечательно! Закатное солнце бросало розовые косые лучи на песчаную дорожку и мерцало сквозь листву деревьев, темную на фоне потухающего неба. Возле живой изгороди, недалеко от ворот, девочки резвились со щенком, смеясь и повизгивая. Амалия с улыбкой наблюдала за ними с дорожки. Маргарита пошла посмотреть, как сегодня распустились розы в дальнем конце сада. Становилось прохладно, и она попросила Николь принести ей шаль...
   На тихой улице прогремела карета и остановилась, невидимая за живой изгородью. У решетки ворот показался человек в пышной ливрее и парике, с длинной тростью в руке.
   Привратник вышел узнать, кто пожаловал. Графа уже две недели не было в городе, и теперь гости у них появлялись не так часто.
   После коротких переговоров лакей ступил на садовую дорожку, важно опираясь на трость, и с поклоном приблизился к Амалии, а привратник побежал что-то докладывать хозяйке.
   В это время в ворота незаметно проскользнул еще один лакей - низкорослый и крепкий. Осторожно прокравшись в тени кустов жасмина, он незаметно приблизился к играющим девочкам. Диана была совсем рядом, спиной к кустам. Лакей схватил ее и побежал к воротам.
   От неожиданности девочка онемела. Чья-то большая рука зажала ей рот и даже нос. Но в то же мгновение она пришла в себя и стала так бешено брыкаться, вырываться и царапаться, что человек, тащивший ее к воротам, еле-еле справлялся с ней. Вывернувшись, ей удалось освободить рот, и она с яростной силой вцепилась зубами в его руку - он взвыл от боли и выпустил ее. Диана пронзительно завизжала. На ее дикий крик оглянулась и кинулась к ней Амалия. Из дома вылетели Марсела и Николь, привратник уже бежал по дорожке, собирались другие слуги... Тем временем оба лакея проворно скрылись за воротами. Секунду спустя послышался стук удаляющейся кареты.
   Амалия в ужасе ощупывала и осматривала отплевывающуюся и растерзанную, тяжело сопящую Диану. Франческа с расширенными от ужаса глазами прижималась к матери, не в силах произнести ни слова. Маргарита рухнула на колени рядом с Дианой и крепко обняла ее, задыхаясь от рыданий...
   Их окружили слуги. Мадлен, растолкав всех, сделала шаг вперед и спокойно сказала своим чуть хриплым голосом:
   - Вот что, ребята, закройте покрепче ворота. Поль, оставь здесь двух вооруженных мужчин - и возьми Мишеля! Остальные все в дом! Жюли, запри черный ход. Извините, мадам, вам не нужна помощь? Нет? Марсела, приготовь сеньорам что-нибудь выпить, и быстро!
   - Будешь меня учить! - проворчала Марселина, поддерживая еле стоявшую на ногах Маргариту.
   Девочек обласкали, зацеловали, отвели в детскую, напоили теплым молоком, переодели и уложили в постель.
   Один щенок, которому дали имя Мистраль, остался в саду. Он неспеша обнюхал смятую траву, песок садовой дорожки, побежал к воротам, понюхал там, потом несколько раз сердито тявкнул, пока не был замечен одним из слуг и не отнесен на кухню...
  
   ...Два дня девочек боялись выпускать в сад. Выставили охрану, но слуг было мало, не то, что в Лангедоке, в их дворце Монтель.
   Марселина взяла два пистолета из коллекции сеньора, тщательно их зарядила и носила с собой. В свое время граф научил ее обращаться с оружием, чтобы в случае необходимости она могла защитить свою госпожу.
  

Жозефина де Шенье.

  
   ...После завтрака Маргарита вышла на открытую веранду, выходящую в сад. Она чувствовала себя потерянной. Всю ночь ее мучили какие-то тревожные сны. И сейчас беспокойство не покидало ее. Почему обязательно что-то случается, когда Питера нет дома!
   Девочки снова беззаботно играли под присмотром Николь и Амалии. Удивительно, что Лия так спокойна. На месте Дианы вполне могла бы оказаться Франческа. И тогда похищение, безусловно, удалось бы! Впрочем, теперь не важно - удар уже нанесен. И, разумеется, он был направлен против графа! Но кому это понадобилось? И зачем?..
   Появилась сияющая Марсела с огромным букетом роскошных роз цвета утренней зари.
   - Донья Маргарита! Вам передали письмо от сеньора! И этот букет!..
   Она осторожно положила цветы на стол и подала своей госпоже маленькую кожаную трубочку.
   Питер говорил, что пошлет ей письмо "голубиной почтой", но Маргарите как-то не верилось, что это возможно. Дрожащими пальцами она достала из кожаного футляра туго свернутый тонкий листок. У нее забилось сердце, когда она увидела знакомый ровный почерк, правда уменьшенный почти вполовину.
   "Радость моя, я схожу с ума от тоски. Так хочется послать все к черту и вернуться к тебе... Ни о чем не могу думать... Мое воображение сильнее разума: стоит мне только закрыть глаза - и я вижу тебя. Это так мучительно - и так сладко... Я теряю волю и порой не могу заставить себя заниматься делами..." - от волнения Маргарита читала через строчку, буквы расплывались от навернувшихся слез. - " Любовь моя, тебе передадут розы - надеюсь, они порадуют тебя и будут столь же прекрасны, как если бы я сам выбирал их..."
   Марселина тем временем ставила цветы в вазу и краем глаза наблюдала за сеньорой.
   Послышался стук подъезжающей кареты. Маргарита с легкой тревогой подняла глаза от письма. Она уже боялась неожиданных гостей.
   - Марсела, узнай, кто приехал!
  
   ...Через насколько минут на ступени веранды из сада поднималась молодая, стройная - если не сказать худая - дама в изящном светло-сиреневом платье, белой кружевной шляпе и таких же перчатках. Ее пепельные волосы были уложены в простой греческий узел. На даме не было никаких украшений, только один медальон на узкой черной ленте спускался за глубокий вырез корсажа. Худощавое лицо, серые, чуть прищуренные, умные глаза, приветливая улыбка немного узких губ - это была Жозефина де Шенье, в замужестве герцогиня дЄАрбонтес - независимая, умная, тонкая, порой циничная, - давняя знакомая графа и тайная шпионка иезуитов. Граф не скрывал своей симпатии к ней, хотя между ними сложились непростые отношения. Маргарита ее немного опасалась, хотя Жозефина сделала все, чтобы добиться ее расположения. И она его в конце концов добилась.
   ...Герцогиня д'Арбонтес была приставлена Генералом Ордена следить за Пьетро Марио Лоретто еще в те времена, когда он только приехал в Италию и поступил в Болонский университет. Потому что юноша занимался не только учебой.
   ...Университетские власти и преподаватели начали тогда травлю профессора Марчелло Мальпиги - ученого, впервые посмотревшего в микроскоп на ткани человеческого тела и сделавшего великие открытия, не признаваемые его коллегами. Из зависти к его таланту и успехам они подбивали студентов срывать его лекции, громили его дом и лабораторию...
   Лоретто, увлеченный работами сеньора Мальпиги, большую часть свободного времени проводил в лаборатории учителя и оказался там вместе с ним, когда люди в масках напали на его дом. Он защищал шестидесятилетнего ученого буквально со шпагой в руке, и весьма энергично.
   Дело приняло серьезный оборот. Профессору грозила не только потеря места, но и жизни. Лоретто помог ему скрыться из города...
   В итоге его исключили из университета, хотя он был в числе лучших студентов...
   Нашумевшая история привлекла внимание иезуитов, давно наблюдавших за деятельностью Мальпиги. Вот тогда-то кардинал Манчиолли, Генерал Ордена, с ужасом услышал знакомую фамилию - Лоретто...
   С тех пор жизнь Жозефины де Шенье была связана с судьбой будущего графа де Монтель. Пожалуй, она одна знала его историю с самого начала - и до настоящего времени, потому что многие годы была личным доверенным секретарем покойного кардинала Манчиолли, который стоял на такой недосягаемой высоте, что память о его прошлом уже никак не могла отразиться на его карьере. Но, по мнению мадам Жозефины, отразилась на его душевном здоровье...
   Образ жизни герцогини в свете для всех оставался загадкой. Она появлялась всюду - то в Риме, то в Мадриде, то в Париже. Она навещала графа, когда ей вздумается, была в курсе всех его дел и аккуратно докладывала всё лично кардиналу Ризотти, новому Генералу ордена. С самого начала герцогиня предоставила ему полный отчет о деятельности графа, и постаралась убедить монсеньора в необходимости продолжать наблюдение за этим человеком. Ризотти заинтересовался разнообразными занятиями ее давнего подопечного. Он пожелал знать об этом человеке всё, поскольку считал, что тот может принести пользу Ордену. Но может быть для него и опасен...
   Теперь герцогиня дЄАрбонтес приехала в Париж, чтобы в очередной раз повидать графа.
   Маргарита, увидев гостью, с улыбкой пошла ей навстречу. Жозефина нежно ее приветствовала:
   - Здравствуйте, милая сеньора! Как вам удается всегда так роскошно выглядеть? Не иначе, ваш муж открыл эликсир вечной молодости!
   - У него на это просто нет времени!.. Рада вас видеть, дорогая герцогиня! Какими судьбами? - Она жестом пригласила мадам присесть и сделала знак Марселе, чтобы та подала освежающие напитки.
   - Мы с де Сен-Полем сбежали из Рима, чтобы не превратиться в жаркое. Там стоит такая ужасная жара, что город просто вымер, как во время чумы. Здесь не такое палящее солнце... Вы, конечно, помните Сен-Поля?
   - Разумеется, помню! Я, кажется, никогда не забуду прошлое лето и тот замечательный праздник на пьяцца Навона... Как поживает виконт?
   - Все такой же безудержный игрок - и как всегда без гроша в кармане! Не будь он моим дальним родственником, давно бы сидеть ему в долговой яме!.. А что граф? Он доволен своей поездкой?
   - Граф еще не вернулся.
   - В самом деле? Странно. Мне казалось, он уже закончил свои дела... Наши друзья в Лондоне сообщили, что заседание парламента состоялось почти неделю назад. Граф выступал в палате пэров, и это произвело впечатление. На следующий день ему была назначена аудиенция у самой герцогини Мальборо. Говорят, она сделала ему весьма выгодное предложение. Вот только не знаю, принял ли его граф.
   - Вы как всегда осведомлены о его делах лучше, чем я.
   - Можно сказать, мы с графом - деловые партнеры. Когда я узнала, что он так рискует, то попросила наших друзей держать меня в курсе дела. На всякий случай. Но что его задержало? Или кто?.. Скорее всего, леди Кливленд! Да вы, должно быть, видели ее здесь, у герцогини Менской. Она поехала в Лондон тотчас вслед за графом. Надо сказать, смелая особа! Она вербует себе сторонников по обе стороны Ла-Манша!
   - И она так красива...
   - О, моя дорогая, вот о чем вы тревожитесь! Конечно, граф видит вокруг много красивых дам и может быть с ними не просто любезен, однако всем известно, что не родилась еще та женщина, которая затмила бы вас в его глазах! И даже если граф провел ночь в доме леди Джозианы, это еще ровным счетом ничего не значит!
   - Так он провел у нее ночь?!
   - У нее - не значит с ней. Говорят, эта леди - весьма эксцентричная особа... Впрочем, когда граф вернется, он сам вам все расскажет!
   Маргарита подошла к балюстраде. Она смотрела в сад на играющих детей, чтобы скрыть охватившее ее смятение. А Жозефина тем временем любовалась прекрасными розами. Вдруг она заметила рядом небольшой тонкий листок, исписанный знакомым почерком. Герцогиня неуловимым движением пальцев сложила его и спрятала за корсажем. Потом подошла к Маргарите.
   - Какие очаровательные девочки, просто чудо! Диана так выросла! Она выглядит гораздо старше своих лет.
   Маргарита только вежливо улыбнулась...
   - Неужели я испортила вам настроение, дорогая? Никак не думала, что вы расстроитесь. Я уверена, что эта авантюристка просто хотела заполучить графа в свои политические союзники - и только!
   - Хотелось бы надеяться.
   - Без всякого сомнения!
   Порыв ветра всколыхнул кружевные оборки их платьев. Где-то вдали заворчал гром.
   - Наверное, будет гроза... Не хотите ли пройти в дом?
   - Благодарю вас, дорогая. Но, пожалуй, мне лучше до дождя вернуться в гостиницу. Завтра мне предстоит поездка в Версаль - надо успеть приготовиться...
   - Вы будете при дворе?
   - О, нет. Мне просто нужно кое с кем там встретиться... Двор теперь не тот, что прежде, дорогая! Мадам де Ментенон ввела суровые порядки... Кажется, она тратит на свой Сен-Сир больше денег, чем раньше Двор тратил на увеселения! Король замаливает грехи молодости в обществе этой святоши. Даже своих министров он принимает только в ее присутствии! Один знакомый дипломат рассказывал мне, что не мог сказать двух слов приватно, хотя король принял его и был заинтересован в заключении определенных договоренностей... Говорят, без совета своей благочестивой метрессы король не принимает ни одного решения! Она умудряется исподволь, будто невзначай, диктовать ему свою волю. Все придворные должны заручиться ее поддержкой прежде, чем думать о высочайшей аудиенции... Теперь иезуиты - настоящие хозяева души мадам Ментенон, а король во всем ей послушен. Это очень печально!
   - Наверное, поэтому граф не хочет быть принятым при дворе... - грустно сказала Маргарита.
   - Скорее всего. Тем более что он никогда не стремился быть на виду. Очень жаль, что мне не удалось его повидать. Я здесь не задержусь - может быть, каких-нибудь два-три дня... Кстати, виконт де Сен-Поль остаётся и просит позволения вас навестить. По-моему, они с друзьями хотят устроить верховую прогулку в Булонском лесу... Вы согласны присоединиться?
   - C удовольствием.
   - Так я ему передам. И, пожалуйста, не грустите! Ваши глазки должны сиять! Мы не должны предаваться печали из-за мужчин! Лучший способ поднять себе настроение - заставить их ревновать! Пусть почувствуют, что они не единственные на свете!..
  
   ...Маргарита и Марсела обшарили всю веранду, все кусты и траву вокруг веранды в поисках небольшого тонкого листка бумаги - записки графа. Но они ничего не нашли и решили, что листок унесло ветром.
  

*

   ...Жорж де Сен-Поль, приятный молодой человек с белокурыми волнистыми волосами и дерзким взглядом светло-голубых глаз, сидел в гостиничном номере в одном халате, положив ноги на стол, поедал засахаренные фрукты, запивая их вином, и скучал.
   Стремительно вошедшая Жозефина заставила его слегка вздрогнуть.
   - Мой милый виконт, вам предстоит важное дело!
   - Всегда к услугам моей великолепной повелительницы!
   - Для начала прекратите есть столько сладостей - у вас живот уже вываливается из панталон! А ведь вам только двадцать один год! Что же будет в тридцать!
   - Но, моя дорогая, вы же знаете, что когда я волнуюсь...
   - Да знаю я эти ваши басни! - поморщилась герцогиня. - Приведите себя в порядок! На какое-то время вам придется сменить "повелительницу".
   - Вот как! Это мило. Кому же я должен буду "присягнуть в верности", моя бесценная госпожа?
   - Графине де Монтель.
   - Не верю своим ушам! Может быть, я не правильно вас понял, драгоценнейшая? Вы приказываете мне приударить за графиней де Монтель??
   - Не приударить, мой дорогой, а выказать глубокие, серьезные чувства! Вы должны дать ей понять, что весь этот год после вашего знакомства в Риме вы по-настоящему страдали и думали только о ней! Заготовьте несколько любовных писем, которые написали ей и, якобы, не осмелились послать. Вот, прочтите образец...
   И она достала из-за корсажа записку графа де Монтель. Минуту спустя виконт со смехом вернул ей листок.
   - Что за романтическая чушь! Я могу и получше придумать!
   - Вот и придумайте. Только чтобы это было похоже на правду! Бог мой, да вы хоть представляете, о чем я говорю? Или вы способны только на то, чтоб тискать девок по кабакам?
   - Вы меня обижаете, королева! А кто соблазнил княгиню Орсини, чтобы вы смогли добраться до дипломатической переписки ее мужа? А вы забыли племянницу кардинала Барберини?.. Чем графиня Маргарита лучше? Меня смущает лишь одно: длинная шпага ее мужа. Я хорошо помню, как он фехтует. Ему ведь ничего не стоит нанизать меня на клинок, словно бабочку на булавку!
   - Тут вы правы. Ничего не стоит.
   Сен-Поль вскочил с кресла.
   - И вам меня совершенно не жаль?!
   - По-моему, вы слишком рано думаете о смерти, виконт. Во-первых, графу будет не до вас. Во-вторых, соблазнить графиню Маргариту вам будет совсем не так просто! Вы, конечно, милашка, но вряд ли можете поспорить с графом де Монтель. Впрочем, попробуйте! Чем черт не шутит, когда бог спит... И зачем я взялась за это безнадежное дело!
   - Вы меня недооцениваете, моя прелестная госпожа! Я не стану тягаться с графом ни внешностью, ни ученостью, ни изысканностью манер. У меня есть свои секреты!
   - Готова поспорить на две тысячи экю, что графиня никогда не изменит своему мужу!
   - Принято! - азартно воскликнул Сен-Поль. - Какой срок вы мне даете?
   - Чем быстрей - тем лучше. Однако не спешите, чтобы всё не испортить!..
  
  

Возвращение.

  
   ...Оставив Жана с внушительным багажом далеко позади, Питер скакал во весь опор, не вняв просьбам своего камердинера остановиться и перекусить в придорожной таверне.
   Заодно он хотел проверить достоинства лошади, которую недавно купил на конном рынке в Дувре. Молодая кобыла, гнедая красавица в белых "носочках" и с белым пятном на лбу, теперь была на удивление послушна и даже ласкова, хотя с самого начала нервно прядала ушами, переступала тонкими ногами и фыркала, обнюхивая руки нового хозяина, взбрыкивая, как только тот заносил ногу в стремя. Больше четверти часа Питеру пришлось нежно уговаривать и ласкать умное животное, угощая хлебом, зато теперь он с большим удовольствием чувствовал, что они вполне понимают друг друга. Он шептал ей на ухо по-итальянски: "Bella, ma bella ..." с такой интонацией, что его секретарь Жан воскликнул:
   - Теперь я понимаю, сударь, почему все особы женского пола перед вами тают! Даже лошади!
   Питер только рассмеялся и вскочил в седло...
  
   Он приехал домой ближе к вечеру, около пяти, и удивился, увидев усиленную охрану у ворот. Тут же привратник рассказал графу о попытке похитить его дочь. Питер помрачнел. Он больше ни о чем не спросил, спешился во дворе и, кинув поводья слуге, не касаясь перил, взлетел по лестнице наверх. И столкнулся с Марселой. Девушка присела в поклоне, радостно зардевшись.
   - О, сеньор!..
   - Здравствуй, Марселина. Сеньора дома?
   - Нет. Сеньоры обе уехали верхом с виконтом де Сен-Полем и еще несколькими господами, которых я не знаю.
   - Обе уехали? Верхом? - в голосе графа послышалась тревога. - Но каких же лошадей они взяли? Неужели упряжных?
   - Нет, сеньор... Донья Маргарита приказала оседлать вашего Диаманта, а сеньоре Амалии уступила свою Хитану...
   - О, черт! - Питер с досадой швырнул снятые перчатки в угол. - Даже мне не всегда удается сладить с Диамантом! Он слишком капризен!
   Граф говорил о своем вороном жеребце, могучем и большом, но удивительно изящном, с тонкими точеными ногами и гордой посадкой головы. Жеребца подарил графу его друг, маркиз де Гарни, в прошлом офицер флота Его Величества, а теперь капитан корвета "Сан-Антонио", каперствующего сейчас в Атлантике. Жеребец был красив, но обладал дурным характером.
   - Давно они уехали? - спросил граф. У него даже голос изменился - стал глухим и бесцветным.
   - Сразу после завтрака, сеньор...
   Ни слова не говоря, он жестом отпустил служанку и прошел в детскую, чтобы поцеловать девочек.
  
   Марсела побежала на кухню греть воду для ванны. Она хмурилась и кусала губы. Никогда еще такого не бывало, чтобы сеньор не нашел для нее ласкового слова!
   - Он сам не свой... Спущусь в подвал за вином. Надо как-то поднять ему настроение. Приготовь что-нибудь вкусненькое, Мадлен.
   - Граф теперь вряд ли станет есть, - проворчала Мадлен. - А вот выпить захочет точно. Ты скажи ему про меня, может, послушает...
   - Погоди, еще не время. Если сейчас сеньор тут же не поедет разыскивать донью Маргариту, то закроется в кабинете и будет читать бумаги. А уж потом...
  
   ...Марселина заглянула в приоткрытую дверь кабинета. Граф уже часа два разбирал накопившуюся почту. Казалось, он был так сосредоточен, читая очередную депешу, но вдруг отбросил бумагу и задумчиво посмотрел в окно. Потом встал. Служанка неслышно отбежала от двери и шмыгнула по лестнице вниз...
   - Марсела!
   Девушка остановилась и подняла глаза на сеньора.
   - Я не хотела вам мешать, простите...
   - Мне пора сделать перерыв... Что еще случилось?
   - Ничего, сеньор...вот только... Помните, я говорила, еще до вашего отъезда: Мадлен нужно сказать вам что-то важное... Она уже несколько ночей даже не может уснуть - что-то ее тревожит не на шутку.
   - Бог мой, конечно я забыл. Почему она сама не напомнила?
   - Она не любит подниматься наверх, вернее, она считает, что ее место на кухне...
   - Что ж, тогда мне самому придется спуститься к ней. Нальешь мне что-нибудь...
   - Я как раз только что принесла из подвала марсалу...
   - Отлично. Как раз то, что надо...
   Сицилийское вино было сладким, как ликер и крепким, как коньяк, и обладало неповторимым тонким букетом. На столе стояло красивое блюдо с куском копченого окорока, сыр, запеченные в горшочке овощи, на другом блюде - фрукты. Граф сел на высокий табурет у очага, положил локоть на стол и молчал, задумчиво глядя в огонь. Черный кот Пастор, названный так за узкий белый воротничок вокруг шеи, мягко вспрыгнул ему на колени.
   - Ты что-то хотела мне сказать, Мадлен.
   - Да, сударь. Уже давно это надо бы вам знать... Скажу честно - я не на шутку перепугалась... Вы не будете смеяться?
   - Не могу ручаться, пока не узнаю в чем дело.
   - У моей приятельницы Нинон, златошвейки с набережной Жерновов, окно выходит как раз на черный ход соседнего дома, где живет одна знаменитая колдунья, Рахиль...
   - Кто она? Цыганка? Еврейка?
   - Не знаю. Она здесь уже сто лет! Так вот, Нинон целыми днями сидит у окна за работой и видит всех, кто входит и выходит от этой ведьмы... У нее бывает посетителей, что в церкви в воскресный день! И все больше знатные господа, потому что простые люди боятся и приходят к ней, когда остается только камень на шею...
   - Ты тоже побывала у нее?
   - Однажды была, сударь... Когда совсем стало лихо... я вам рассказывала... Но тогда ведьма мне ничего не сказала, просто выгнала и всё... А потом... Еще до вашего отъезда, Нинон специально прибежала ко мне и сказала, что колдунья сама поманила её из окна, и велела передать, чтобы я к ней пришла. Я не понимала, что ведьме от меня нужно! Сударь, я не робкого десятка, вы знаете, но мне стало не по себе, скажу честно! А уж когда я переступила порог ее дома, то просто умирала от страха... Так вот. Рахиль посмотрела на меня и сказала: " Я кое-что тебе покажу, Мадлен. А ты расскажешь своему господину". Ведьма открыла какую-то шкатулку и достала небольшой золотой медальон, в виде сердца. Она открыла его, и я увидела внутри ваш портрет - только вы на нем лет на десять моложе, чем теперь. Откуда у старой колдуньи медальон с вашим портретом, я не знаю, но я видела его собственными глазами! Может быть, кто-то хотел навести на вас порчу?.. Старуха что-то пробормотала, и я услышала четко только слова: " Из-за Пиренеев дует ветер". Что это значит, я не понимаю. И откуда у нее этот медальон? Вы можете объяснить, сударь?
   - Может быть. Один такой медальон, с портретом моей матери, всегда носил я, а второй, точно такой же, я хотел заказал для своей младшей сестры у одного ювелира-еврея в Мадриде, когда только вернулся из Вест-Индии... У ювелира была дочь, Эсфирь. Совсем юная, нежная, с рыжими волосами... Пока ее отец работал над медальоном, я заходил к ним в лавку, и мы подружились... Почему-то все считали Эсфирь колдуньей. Она была немного странная, возможно, даже обладала какими-то способностями вроде ясновиденья - не знаю. Я тогда был слишком молод, чтобы что-то понимать... Так вот, оказалось, что Эсфирь попросила отца сделать еще один такой же медальон - для себя, с моим портретом... Она говорила, что предчувствует недоброе, и что мы увидимся с ней только в момент ее смерти. Так оно и случилось... Лавку ювелира разгромили и подожгли, он сам погиб в огне, а девушку схватили как колдунью и посадили в Сан-Исидро, тюрьму Инквизиции... Я готов был сделать всё, чтобы ее спасти. Испробовал все доступные способы, но скоро понял, что всё бесполезно. Готовилось аутодафе... Мы с моим другом Алехандро решились на последний способ - самый дерзкий и безрассудный. Мы переоделись священником и монахом и проникли к ней в камеру как будто для исповеди. Сделать это было не так просто, но у нас получилось. Я хотел вывести ее на свободу в монашеской одежде. Но бедная девочка была уже сломлена... Как будто она повредилась рассудком. Но меня она узнала. И каким-то образом узнала, что в моих чётках одно зерно было полым и содержало яд, приготовленный для ее тюремщиков. Она безошибочно нашла это зерно и раскусила его... Еще успела поблагодарить за то, что я избавил ее от страданий!.. - и граф добавил едва слышно: - Но меня это не утешает...
   Он замолчал, глядя в огонь. Женщины переглянулись. Было видно, что воспоминания ранят его душу, и он переживает эту смерть так, как будто она случилась вчера.
   - Вы любили эту девушку, сеньор?
   Граф ничего не ответил, погруженный в свои мысли. Потом он проговорил тихо:
   - После ее смерти иезуиты дело не закрыли. Они нашли на ней медальон с моим портретом. Ко мне, естественно, возникло много вопросов. Только герцогине дЄАрбонтес, вхожей в высшие круги иерархов Ордена, удалось прекратить начатое против меня дело... Это длинная история - я рассказал вам только суть. Вероятно, ты еще что-то хотела сказать, Мадлен? Продолжай.
   Мадлен пошевелила угли в очаге. Они вспыхнули и выбросили сноп золотых искр, ярко осветив ее лицо...
   - Да, сударь. Самое-то страшное было дальше. Колдунья поставила на стол большое черное зеркало - не стеклянное, а похожее на отполированный камень, зажгла две красные как кровь свечи и на их огне подожгла какие-то травы... И уж не знаю, что со мной случилось, сударь! Как будто голова закружилась, и стало все темно. Только эти свечи отражались в зеркале... И ведьма исчезла, и ее каморка - остался только ее голос...
   И в этом черном зеркале я увидала тот самый портрет, что был в медальоне. Только он не отражался там, а как будто вставал из глубины, приближался, оживал. Я видела вас там вот как теперь! А потом вдруг из черной глубины стали вырываться языки пламени и охватили ваше лицо, всю фигуру...
   - Не иначе, ты видела меня в преисподней! - усмехнулся Питер.
   - Не шутите так, сударь! Я ничего не придумала! Потом этот огонь погас. Замелькали какие-то тени - не знаю что... Вдруг там что-то вспыхнуло, как молния, потом поверхность зеркала подернулась мутной пеленой, а после, через некоторое время, в нем как будто заплескалась зеленая вода - озеро или море. И в дали что-то белое мелькнуло, яркое, как клинок блеснул на солнце... а потом все заволокло серым дымом, как будто стреляли из сотни пушек - я видела такое однажды, когда король устраивал фейерверк в Тюильри... А ведьма все приговаривала что-то, бормотала, вот только я понять ничего не могла... А потом все исчезло и через минуту мне показалось, что я проснулась и видела сон.
   - Может быть, ты и правда видела сон?
   - Но ведьма-то никуда не исчезла! Она сказала мне: то, что я видела - это дурной знак. И ей поручено предупредить вас! Кто-то хочет вам зла, сударь!
   - О чем ты, Мадлен? - Питер наклонился к ней и улыбнулся, как ребенку. - Из-за чего ты так переживаешь?
   - Я боюсь, как бы с вами что не случилось...
   - Ну, моя милая, от судьбы не уйдешь. И выброси из головы эти страхи. Надеюсь, ты не рассказывала это все графине?
   Мадлен не успела ответить. Во дворе послышался конский топот и голоса. Питер стремительно поднялся.
  
   Маргарита сидела в седле у Сен-Поля, и он одной рукой нежно обнимал ее за талию. Верховой слуга виконта вел в поводу Диаманта. Амалия замыкала кавалькаду на вороной лошади Хитане.
   Питер вышел на крыльцо. Слуги подбежали принимать лошадей, но Сен-Поль никак не отпускал Маргариту со своего седла и, низко склонившись к ее щеке, что-то тихо говорил ей, улыбаясь. Его лошадь красиво танцевала на месте...
   Амалия, увидев Питера, обрадовано воскликнула и спрыгнула с лошади. Он не двигался с места, наблюдая за женой и ее кавалером.
   - Марио, какое счастье, ты приехал!
   Граф с рассеянной улыбкой поцеловал ей руку и только мельком взглянул в глаза, а потом снова посмотрел на Маргариту и Сен-Поля.
   - Что за наглый прохвост, - сквозь зубы процедил он, и Лия увидела, как сузились его глаза, в гневной усмешке исказился рот...
   - Не сердись на него, дорогой, он так смешил нас... Такого самомнения, как у него, я еще не видела! Иногда это бывает забавно...
   - Нет, он никогда ее не отпустит! - с досадой бросил Питер и легко сбежал с крыльца. Он решительно схватил под уздцы лошадь виконта и жестом подозвал слугу, потом подал руку Маргарите и помог ей спуститься на землю
   - Кажется, вы не слишком рады меня видеть, сеньора.
   - Кажется, вы не слишком спешили домой, сеньор.
   Она улыбнулась Сен-Полю и пошла в дом.
   - Благодарю вас, виконт. И всего хорошего! - Питер хлопнул лошадь Сен-Поля по крупу, и она дернулась так, что виконт едва удержался в седле...
  
   Когда они остались одни в гостиной, Питер сказал:
   - Вы, кажется, не в духе, моя дорогая? Вы переволновались из-за Дианы - это не удивительно... Попробую узнать, кому понадобилось похищать нашу дочь. Скорее всего, они надеялись получить хороший выкуп... Но почему вы сердитесь? Будто в чем-то меня упрекаете?
   - Помилуй бог, сеньор. Как я могу! Вы вольны делать всё, что вам заблагорассудится, - язвительно проговорила Маргарита. Питер внимательно на нее посмотрел.
   - Мне не нравиться ваш тон. Не всё зависит только от меня, к сожалению... Вы получили мою записку?
   - Да. Вы умеете красиво говорить о своих чувствах. Но вряд ли то, о чем вы говорите, соответствует действительности!
   - Маргарита! - он взял ее за плечи и повернул к себе. - В чем дело, дорогая? Вы хотите меня обидеть?
   - А вы не обижаете меня своими бесконечными амурными похождениями?! Даже здесь уже известно, где и с кем вы проводите ночи!
   - Ах, вот оно что! - он улыбнулся. - Дорогая моя, у вас нет повода для ревности. Я еще не успел ничего вам рассказать, а вы уже нападаете!
   - Сомневаюсь, что вы скажете правду!
   - Сомневаетесь?! - в первый момент он даже растерялся, но потом продолжал всё тем же миролюбивым тоном: - Ну, хорошо, а что же тогда может убедить вас в правдивости моих слов?
   Теперь Маргарита не нашлась что ответить. Он спокойно продолжал:
   - Когда вы придумаете ответ, мы вернемся к этому. А теперь вот что, мой ангел. У нас оставались только две верховые лошади - это моя вина... Но ради бога, Маргарита, никогда больше не берите Диаманта, тем более под дамское седло! Вам прекрасно известно, какой он бешеный. Мне уже рисовались страшные картины. И уж точно прибавилось седых волос! - он нежно дотронулся до ее руки. - Обещаете?
   Она молча кивнула, но не подняла глаз. Он продолжал:
   - В Дувре мне удалось купить отличную лошадь вместо той, что сломала ногу. Хотите посмотреть?
   Маргарита обожала лошадей, и ей очень хотелось взглянуть, но она подумала, что муж, чувствуя свою вину, просто хочет ее задобрить, поэтому она ответила сухо:
   - В другой раз. Я устала.
   У Питера внутри все кипело. Его жена холодна к нему и даже, видимо, не слишком озабочена происшествием с Дианой. Неужели только из-за ревности она так с ним сурова? И ведь каждый раз происходит одно и тоже, стоит ему уехать! Как будто его не было лет двадцать, как Одиссея, и она его забыла! Или ей нравится, когда он снова и снова начинает добиваться ее любви? Ей доставляет удовольствие его мучить? Она хочет, чтобы он умолял о любви, как о великой милости, умирая у ее ног? Унизить его? Зачем? Или здесь что-то другое?..
   Он вздохнул.
   - Маргарита, я мог бы сейчас просто уйти. Но скажите, дорогая, вы спокойно отдыхали бы в одиночестве, не терзаясь сомнениями? И вам не приходила бы мысль, что, возможно, вы ко мне не справедливы?
   Она молчала.
   - Тогда, пожалуйста, ответьте на один вопрос: вы всё еще меня любите или уже нет?
   - Странный вопрос...
   - Самое ужасное, что я вынужден его задать. Я видел, как виконт де Сен-Поль позволяет себе, не стесняясь, обнимать вас за талию - и вы ничуть не возражаете! Возможно, он позволял себе и большее - я не знаю и не хочу оскорблять вас подозрениями. Однако меня вы встретили как врага. Почему? Что я должен думать?
   Маргарита молчала, играя кистями легкой белой шали, накинутой на плечи. Её лицо было замкнуто и холодно. У него болезненно сжалось сердце...
   Питер не мог больше выносить ее молчания. Он вздохнул и поднялся.
   - Спокойной ночи, сердце моё.
  

Таверна "Золотая лилия"

  
   Граф заехал к де Кесюсу узнать новости и пригласить его куда-нибудь с ним выпить.
   Маркиз сообщил, что по пути во Фландрию в Париже остановился полк легкой кавалерии беарнцев, и сейчас они ужинают в таверне "Золотая лилия". Их командир, герцог де Граммон, снисходительно относился к развеселым, порой даже буйным кутежам своих храбрых солдат, поскольку понимал, что не всем из них суждено вернуться в свой солнечный край с поля битвы. К тому же он сам был гасконцем.
   Жившие сейчас в Париже "южане" - Де Боннак, де Келюс, де Роган и де Фонтенак - договорились встретиться в "Золотой лилии", чтобы приветствовать земляков.
   Компания дворян из Тулузы, к которым присоединился и граф де Монтель, была хорошо принята сразу, а уж когда Питер на лангедокском наречии провозгласил тост за отважных беарнцев, то таверна содрогнулась от громового "виват!". После этого они приобрели немало новых друзей. Вечер обещал быть более чем приятным, поскольку всем известно, как умеют веселиться южане!
   Некоторое время спустя, когда была осушена уже не одна бутылка, в таверне появились еще двое: губернатор Лангедока де Шевриер, маркиз де Сен-Шомон, и какой-то господин в форме лейтенанта королевских гвардейцев.
   - Наверняка эти господа здесь не только для того, чтобы поужинать, - шепнул Питеру де Келюс.
   - Для чего бы они сюда не явились - самое время разобраться с де Шевриером, - сквозь зубы процедил Питер. - Тогда, на берегу, ты остановил меня - пришлось отложить наш разговор, и потом, мне нужно было ехать в Лондон. А теперь я свободен и секундантов - хоть отбавляй!
   - Бог мой! Ни в коем случае! Маркиз де Сен-Шомон теперь в милости при дворе! Сама мадам де Ментенон ему покровительствует. Стоит тебе вынуть шпагу, друг мой, тебя тут же схватят! Кроме того, еще и война!..
   - Я не на службе, и он не в своей провинции, а уже два месяца развлекается в Париже! Я не стану его убивать, только позабавлюсь... Он после не посмеет и глаз поднять на мою жену.
   - Какой же ты упрямый, граф! Зачем тебе неприятности? Лучше давай еще выпьем!..
  
   В это время на другом конце стола, за которым умещалось человек восемь, полковник Огюст де Граммон, выпив уже немало, сокрушённо говорил, обращаясь к тулузским дворянам:
   - Посмотрите, мессиры, во что одеты мои офицеры! У меня сердце разрывается, глядя на них... Им даже не на что подковать своих лошадей!.. Беарнцы и гасконцы никогда не были богачами, но это уж ни на что не похоже! Им не платят жалования уже пять месяцев, и мои средства давно иссякли... А нам предстоит идти в бой с англичанами! Говорят, они щеголяют в новых мундирах и вооружены до зубов, а моим храбрецам даже не каждый день удаётся поесть!..
   - Полковник! - вдруг обратился к нему Питер, вставая. - Я хотел бы поговорить с вами. Прямо сейчас. - Он подошел и представился:
   - Граф де Монтель.
   - А, мессир граф, я о вас наслышан! С тех пор, как вы в наших краях, про вас рассказывают необыкновенные вещи! Моя жена в восторге от духов, что делают ваши арабы, а про ваш дворец под Тулузой уже ходят легенды!
   - Я польщен, - слегка поклонился Питер. - Если позволите, я хотел бы поговорить о ваших офицерах, полковник.
   - А что случилось? Вас кто-то из них вызвал? Так тут я ничего не могу поделать - разбирайтесь сами!
   - Речь не об этом. Действительно, больно видеть, в каком плачевном состоянии их экипировка...
   Де Граммон вскинул глаза на графа и жестом приказал подать ему стул.
   - Лучше отойдем в сторону, сударь. То, что я скажу не для чужих ушей.
   Они отошли к трактирной стойке. Всеобщий шум был лучшей гарантией того, что их никто не услышит. Граф сказал без лишних предисловий:
   - Недавно я получил прекрасное известие: два моих капера захватили контрабандиста, шедшего из Веракруса с золотыми и серебряными слитками, замаскированными под груз шоколада. Я думаю, этого золота хватит не только на то, чтобы экипировать ваш полк, но и на жалование вашим людям. И еще останется, чтобы я мог выплатить кредиты банку... Сейчас мои корабли стоят в Ла-Рошели на кренговании. У меня слишком мало людей, чтобы по суше доставить сюда этот груз в целости и сохранности. Нанимать судно и перегружать слитки небезопасно. Если вы найдете людей, чтобы перевезти всё сюда, мы можем заключить договор - и Беарнский полк будет самым красивым во всей армии! - Питер слегка улыбнулся, выжидающе глядя на полковника.
   Герцог де Граммон, казалось, не мог поверить своим ушам. Он помолчал немного, потом спросил:
   - Но что я должен буду сделать взамен?
   - Ничего, - пожал плечами Питер. - Просто дать людей, чтобы доставить груз. Но не в качестве охраны - это всегда привлекает внимание, а как простых обывателей, путешествующих по своим делам. Ну, подробности мы обсудим после, если вы согласны.
   Полковник пристально посмотрел на графа и пробормотал озадаченно:
   - Я пятьдесят лет живу на свете и давно перестал верить в чудеса... Мессир граф, вы не шутите?
   - Нет. Я не привык шутить серьезными вещами. Но прошу вас, полковник, никто не должен знать об этом. И, пожалуйста, не упоминайте моего имени в разговорах...
   Де Граммон протянул графу руку и порывисто обнял его, не имея слов, чтобы выразить свои чувства. В его глазах блестели слезы...
  
   Возвращаясь на свое место за стол, граф проходил мимо де Шевриера и весело его приветствовал:
   - Добрый вечер, дорогой маркиз!
   Тот сделал вид, что не видит его и не слышит. Питер остановился и насмешливо проговорил:
   - Маркиз! Вы глуховаты? Или подслеповаты? Или просто плохо воспитаны?
   Де Шевриер медленно поднялся, посмотрел на него снизу вверх, поскольку был на голову ниже, и сказал вызывающе:
   - Я, сударь, не забыл вашей дерзости тогда, на берегу, и давно мечтал встретиться с вами снова!
   - Наши желания удивительным образом совпадают! Где и когда?
   - Завтра, в семь, на Пре-о-Клер.
   Граф лучезарно улыбнулся и наклонился к его уху:
   - Не забудьте шпагу подлиннее. И навсегда проститесь с вашей любовницей!
   Он поклонился маркизу со свойственной ему грацией и прошел на свое место за столом.
   Там обсуждали сегодняшнюю новость: госпожа де Ментенон велела очистить королевские покои от картин, имеющих непристойное содержание. В этот список попали полотна, написанные на мифологические сюжеты и изображающие обнаженных античных богов.
   Но самым ошеломляющим было известие, что Мадам приказала сжечь произведение Леонардо да Винчи "Леда с лебедем"!
   - Это невозможно! - воскликнул Питер, потрясенный новостью.
   - Я, пожалуй, уже ничему не удивлюсь, - проговорил де Фонтенак, самый старший из друзей.
   - Но что в ней такого особенно непристойного, не пойму? - воскликнул дЄЮссон. - Юпитер любил в кого-нибудь превращаться, чтобы обмануть свою ревнивую жену и соблазнить очередную понравившуюся девушку. К Данае он проник в виде золотого дождя, Европу похитил в образе прекрасного быка, а Леду соблазнил, превратившись в лебедя!..
   - Как можно было ей устоять перед богом!
   - Вы видели выражение ее лица? Сама невинность!
   - У Леонардо она хотя бы смущается! У Корреждо этот самый сюжет выглядит гораздо более вызывающим! Леда у него сидит и весело улыбается, и уже изящно раздвинула ножки, а симпатичный Лебедь уже ласкает ее там!
   - А это хорошая идея! Надо будет попробовать с пёрышками! Думаю, моей даме понравится.
   - Шутки шутками, но я не могу поверить, чтобы умная женщина вдруг стала ханжой и фанатиком! Каково влияние иезуитов!
   - А ведь она - дочь великого Агриппы д' Обинье, предводителя гугенотов!
   - Ее первый муж, блистательный поэт Скаррон, несмотря на паралич, был веселым, остроумнейшим человеком! Говорят, кроме языка у него работал еще только один орган. Он всему научил юную Франсину дЄОбинье - будущую госпожу де Ментенон! В их доме бывал весь цвет Парижа тех лет, самые известные люди своего времени, литераторы, политические и общественные деятели... Малышка Франсуаза, говорят, была очень разумна и мила!..
   - Скаррон развил ее ум и способности, привил вкус к хорошей литературе и языку... Кем бы она стала, если б не он? Уж точно не воспитательницей королевских детей! Сейчас Поль Скаррон перевернулся бы в гробу! Только варвары способны на подобное святотатство! - Питер никак не мог успокоиться.
   - Тише, друг мой, - вполголоса проговорил де Фонтенак. - Не дай бог вас услышат.
   - И пусть услышат! Нельзя допустить, чтобы эта дикость продолжалась! Как видно, гувернантка останется гувернанткой даже в королевских покоях!..
   - Граф, вы оскорбляете короля. Он выбрал Мадам, он ее любит, - тихо проговорил де Фонтенак. - Берегитесь!
   - Я уважаю Людовика именно за то, что он умеет любить, как настоящий мужчина. Он всегда брал на себя ответственность за своих возлюбленных и своих детей. Но кто же любил по-настоящему его самого, а не его титул? Пожалуй, только мадемуазель де Лавальер!
   - И как же он с ней обошелся? Монастырь!
   - Это был ее выбор. Возможно, ее молитвами король до сих пор в добром здравии... Но то, что он позволяет теперь!..
   - Граф, будьте осторожны! - прервал его де Фонтенак. - Картину уже все равно не вернуть...
   - Тем горше эта утрата. Утешает только одно: у да Винчи картин на этот сюжет не одна... Однако у каждой свои достоинства, и потеря действительно велика!
   - Помянем прелестную Леду! - провозгласил дЄЮссон. - Пусть она вечно живет в наших сердцах!
   - И пусть все девушки будут такими же сговорчивыми, как она - хоть мы и не боги!
   - Смейтесь, мессиры, смейтесь! Вы легкомысленны, как все южане! Мне становится страшно, стоит только представить, что останется от Луврского собрания!.. А Версаль? А Фонтенбло? Марли? И другие королевские резиденции... Представьте себе на минуту, что произойдет, если по воле госпожи де Ментенон уничтожат всё, что ей не угодно будет созерцать! Это же катастрофа! Мы не можем молчать. Надо хотя бы высказать протест!
   - Как ты себе это представляешь, мой милый? - усмехнулся де Келюс.
   - Ну, например, в виде забавного памфлета, который завтра будут распевать на улицах!.. - Граф насколько секунд подумал. - Примерно вот так! - И он спел на мотив знакомой всем песенки:
   Известная мадам в священном рвенье
   Огню предать велела дивное творенье.
   Сюжет ей показался слишком смел.
   Такого видеть здесь никто не смел!..
   - Прошу вас, граф, замолчите! Вы погубите не только себя, но и нас! - воскликнул де Фонтенак. Питер с улыбкой приложил палец к губам. В его глазах плясали бесенята...
   По его знаку трактирщик принес перо и бумагу. Через пятнадцать минут памфлет был готов и отправлен со слугой к типографу мэтру Лурье на улицу Орлож...
  
   ...Возвращаться домой Питеру не хотелось. Он слишком много выпил, чтобы иметь терпение разговаривать с Маргаритой. Что с ней случилось? Она могла хотя бы его выслушать! Но теперь он не станет с ней объясняться. Пусть спрашивает подробности у Жозефины! Разумеется, это она рассказала про его ночь у Джозианы, больше некому! Де Гискар с ней связан - он и сообщил. Возможно, даже подглядывал... Или они могли придумать такие подробности!.. Теперь любое его слово Маргарита воспримет так, как будто он оправдывается. Но ничего подобного не будет. Ни за что!
   Настроение у него было ужасное. Стоило ему только вспомнить, как вела себя с ним жена, внутри у него всё закипало. Черт возьми! Его терпение и силы имеют предел!..
   Он медленно кружил по темным улицам, отпустив повод лошади и погрузившись в свои невеселые мысли...
  
   ...Амалия тревожно прислушивалась к малейшим звукам на улице - не вернулся ли Марио?.. Нет, теперь давно уже не её Пьетро Марио, а граф де Монтель, муж ее подруги... Кажется, так давно это было! Столько всего произошло после их единственной ночи!.. Какую же она совершила ошибку, что вспылила тогда! Она случайно увидела, как Питер откровенно любезничал с юной Дианой д'Анженн, синеглазой красавицей из свиты принцессы... Да он просто не умеет вести себя иначе! Наверное, каждая женщина чувствует себя в его присутствии самой красивой и желанной! И он не прилагает к этому ни малейших усилий - для него это просто и естественно, как дыхание!..
   А она в отчаянии убежала, чтобы спрятаться в Ливорно, уговорив дальнего родственника матери, такого же юного безумца, взять ее с собой... Как же она тогда была молода и глупа! Она тогда хотела наказать Питера, а наказала себя!
   Бог послал ей испытание. И теперь она готова смиренно выдержать его до конца, как бы тяжело ей не было...
   Она не знала, что сейчас произошло между Маргаритой и Питером. Его не было дома почти три недели, и вдруг он так стремительно уехал куда-то, не сказав с ней и двух слов. И даже не вернулся ночевать! Маргарита сошла с ума, если позволила ему вот так уйти! Но это их жизнь, она не имеет права вмешиваться...
  
   ...Амалия пошла к вечерней мессе и осталась, чтобы помолиться Мадонне после того, как церковь опустела. Она потеряла счет времени, распростёршись перед статуей Пресвятой Девы, не замечая своих слез, не замечая ничего вокруг...
   ...Когда она подняла голову, свечи уже догорали, только мраморный лик Мадонны светился мягким золотистым светом. Пустая церковь тонула в полумраке.
   Лия поднялась с колен, медленно пошла к выходу и тут увидела сидящего на скамье человека. Он опустил голову на сцепленные руки, и черные кудри закрыли его лицо. Его шляпа валялась в пыльном проходе. Она подняла ее и хотела положить на скамью, но вдруг почувствовала пряный аромат знакомых духов. Внимательно посмотрела на мужчину...
   - Марио! Это ты?! - изумленно воскликнула она.
   На ее возглас он медленно поднял голову и не сразу узнал ее под темным кружевом мантильи. В его глазах промелькнуло недоумение.
   - Лия? Что ты здесь делаешь в такое время?
   Он подвинулся и освободил ей место на скамье рядом с собой. Она села, не сводя с него радостно-удивленного взгляда.
   - Я задержалась после всенощной. Но как... Бог мой, да ты пьян! Что-то случилось?
   - Ничего, - устало вздохнул он. - Извини, зрелище не из приятных...
   - Не говори так, милый. Почему бы тебе не выпить! Я просто волновалась... Но что ты здесь делаешь?
   - Странный вопрос! Что делают в церкви?
   - Ты молился...в такое время?
   - Самое время. Не отвлекают свежие личики и блестящие глазки из-под вуалей... Терпеть не могу воскресные мессы - одно лицемерие! Искренних чувств теперь не найти...
   - Почему же, дорогой? Это не всегда несправедливо...
   - И справедливости не найти тем более! Кто поступает справедливо со мной? Почему я один должен быть всегда лоялен и терпим?..
   - Ты о своем? Все же что-то случилось! Расскажи, тебе станет легче.
   - Пожалуй, ты единственный человек, который ко мне снисходителен. Но не стану жаловаться, тем более женщине.
   - Ты еще видишь во мне женщину? - еле слышно проговорила Амалия. Вместо ответа он нашел ее руку и крепко сжал. Но смотрел он не на неё, а в пространство... Усталое и грустное лицо, у губ пролегла горькая складка, а в прищуренных глазах отражаются золотые искорки догорающих свечей... Он показался ей таким красивым, что перехватило дыхание от внезапно нахлынувшей щемящей нежности... Она отвернулась, чтобы скрыть волнение, и спросила:
   - О чем ты молился?
   Он помолчал немного, потом ответил:
   - Ни о чем. Зачем что-то просить у Бога, если он лучше знает, что нужно каждому из нас... Я просто предаю себя в Его власть...
   Этот странный ответ заставил Амалию задуматься.
   Вдруг мягко и гулко ударил колокол. Питер слегка вздрогнул.
   - Сколько уже? Черт, совсем забыл! Мне в семь надо быть на Пре-о-Клер.
   Лия ахнула и вцепилась в его плечо:
   - Пре-о-Клер? Место дуэлей! О нет, только не это! Ты будешь драться?! С кем? Из-за чего?
   - Я не желаю обсуждать это.
   - А Маргарита знает?
   - Нет. Не говори ей. К чему вам волноваться из-за пустяков.
   - Ничего себе пустяк! А вдруг тебя ранят? - у нее на глаза навернулись слезы. Он нежно погладил ее по щеке.
   - Не стоит беспокоиться, дорогая. Ты ведь знаешь, я хорошо владею шпагой... Пойдем, я отвезу тебя домой, уже поздно.
   До их дома было не более пятисот шагов, и Лия пришла пешком. Он посадил ее в седло перед собой, одной рукой обнял за талию и тронул поводья...
   Она чувствовала его тепло, запах коньяка, дорогой кожи, смешанный с пряным ароматом его духов и табака... Этот запах пьянил ее, волновал так, что кружилась голова. Она прижалась к его груди и закрыла глаза. Он слегка качнулся в седле и только крепче ее обнял... Амалии хотелось, чтобы эта дорога не кончилась никогда!..
  
   ...Наверху, на лестнице, он поцеловал ее в пушистый завиток на виске и, уходя, помедлил немного, бросив тоскливый взгляд на дверь Маргариты. У Амалии сжалось сердце. Её охватило негодование, досада.
   - Почему ты не войдешь к ней, Марио? Что с тобой?! Господи! Скажи кому - никто не поверит! Блистательный граф де Монтель не решается войти в спальню к собственной жене!
   Он сверкнул на нее глазами, потом вздохнул и прислонился к стене.
   - Было бы очень просто войти. Но дело не в этом... Я задал ей вопрос - и она не ответила... Конечно, это не более чем каприз, но... Я боюсь её ответа, Лия.
   - Ты задал ей "вечный" вопрос, да? Сомневаешься в ее любви?! Ты ведешь себя как мальчишка! Она ответила на него перед алтарём шесть лет назад! Ты ее муж! - возмущенно вскричала Амалия. - Мне больно видеть, как ты страдаешь! Из-за чего?! Из ее каприза?!
   - Тише, Лия, тише, - он с улыбкой прижал кончики пальцев к ее губам. - Ты весь дом разбудишь!.. Я знаю, ты удивительная, ты просто ангел - никакая другая женщина не смогла бы так любить... Я всегда помню об этом. Наверное, ты одна можешь меня понять...
   От этих слов у нее затрепетало сердце. Она вдруг схватила его руку и осыпала быстрыми поцелуями... Его смуглая рука пахла ямайским табаком и дорогой кожей только что снятой перчатки... Этот запах ее дурманил, сводил с ума! Она припала к его груди, гладила его плечи... Он быстро сжал ей запястья и прошептал севшим голосом:
   - Что ты делаешь, сумасшедшая... Я ведь не каменный! Держись от меня подальше, мой ангел...
   Однако он не выпустил ее рук...и вдруг сжал ее в объятиях с такой силой, что она слабо вскрикнула. И тут же он отпустил ее, сделал шаг назад...
   - Извини, Лия. Я слишком много выпил сегодня... - он открыл дверь в свою комнату - как путь к отступлению. Или как приглашение...
   - О, тебе не в чем себя упрекнуть, дорогой! Я сейчас была бы счастлива остаться с тобой... но... ты себе этого никогда не простишь!..
   - Мне трудно будет простить ей!..
  
   ...Маргарита стояла, прижавшись к двери, и слышала каждое их слово, каждый вздох... Она была потрясена, ее охватил ужас. Она только теперь осознала, что сама толкает его в объятия другой женщины! Но Питер тут же ушел к себе, и Амалия прошелестела юбками мимо... О, это ее невинное обращение к нему по-итальянски, бесконечное carino, carino - "дорогой"... Теперь это звучало не так уж невинно!..
   ...Когда всё затихло, Маргарита немного пришла в себя, бросила взгляд в зеркало и поправила волосы. Потом нерешительно толкнула дверь его спальни. Она была заперта.

Поединки.

   ...Маргарита почти не спала остаток ночи и не могла дождаться утра, чтобы поговорить с мужем. Наконец она услышала, как Марсела принесла ему кофе - было еще так рано!.. Графиня накинула кружевной пеньюар и на цыпочках подошла к двери.
   Питер весело болтал со служанкой, шутил с ней, как обычно. Потом попросил холодной воды с лимоном - его мучила жажда, он вчера выпил лишнего - и, смеясь, пожаловался, что ночи такие короткие, что он не успел как следует выспаться...
   Почему-то его бархатный голос звучал немного ниже обычного, и волновал, как будто задевал какие-то потаенные струны в душе..."Ему совершенно не обязательно так откровенничать со служанкой!" - с досадой думала Маргарита. Впрочем, вполне невинная болтовня - и почему она так ее задевает? Счастливая Марселина щебетала с ним, как птичка! Графиня вдруг подумала, что, пожалуй, не было такой просьбы, которую она не исполнила бы для своего сеньора... И потом, представить только! - молодая девушка входит утром в спальню к полуодетому мужчине!.. В доме ее отца такое было просто возможно! А здесь!.. Эти свободные французские нравы всегда были присущи ее мужу. В чем-то ее святоша-кузен прав!..
   Молодая графиня злилась... и завидовала своей камеристке!
   Наконец та ушла.
   Маргарита вошла к мужу и нерешительно остановилась у двери. Он заканчивал свой туалет и даже ее не заметил.
   - Доброе утро, сеньор, - сказала она тихо.
   - Оно и в самом деле доброе, сеньора? - в его голосе звучала ирония. - Вы рано поднялись сегодня! Вам не спалось, моя красавица? Что случилось?
   Он продолжал одеваться, бросив на нее короткий взгляд в зеркале.
   - Я хотела сказать вам два слова, Питер...
   - Лучше три! Но не больше, потому что я спешу.
   - Тогда, может быть, после того, как вы вернетесь...
   - Может случиться, что я не вернусь... сегодня.
   - Вот как! Но куда вы собираетесь?
   - На свидание. Только, к сожалению, не с дамой...
   Его насмешливый тон раздражал и беспокоил Маргариту. Не всегда муж смотрел на нее влюбленными глазами и был терпелив и мягок! Она сама виновата. Она вела себя с ним как избалованная глупая девчонка! Лия права...
   Он теперь спокойно рассматривал свою коллекцию оружия и выбирал шпагу. Маргарита подошла к нему сзади и дотронулась до его плеча. Он даже не повернул головы.
   - Я слушаю, дорогая.
   - Питер, я хотела сказать... что люблю тебя...
   - Неужели? Счастлив это слышать. К тому времени, как я вернусь, постарайтесь этого не забыть, моя прелесть! - и он застегнул перевязь. - Сегодня должен приехать Жан - скажите ему, чтобы не распаковывал багаж без меня.
   И он вышел, на ходу надевая перчатки.

*

   ...Жозефина дЄАрбонтес поднялась рано и в наемной карете отправилась в Сен-Жермен-де-Пре. Не доезжая аббатства, она велела остановиться в тени деревьев, неподалеку от того места между аббатством и древним городским рвом, где сохранился пустырь, поросший деревьями. Там, вдали от городской суеты, несмотря на все запреты, дворяне продолжали выяснять отношения при помощи шпаг уже не одно десятилетие.
   Из щели в плотных шторах на окнах кареты ей был хорошо виден весь пустырь.
   Жозефина обожала смотреть, как дерутся мужчины. Это ее возбуждало. А уж посмотреть, как дерется граф - это истинное удовольствие! Раньше ей приходилось наблюдать эту замечательную картину довольно часто - он каждое утро упражнялся с друзьями или слугами, когда она гостила у него в доме. Но настоящего смертельного боя с его участием ей не доводилось видеть никогда, потому что дрался граф не часто. И это было просто удивительно при его темпераменте и энергии. Однако она собственными глазами видела на его теле следы двух серьезных ран, полученные в бою, но спросить у него в тот момент она не смогла - слишком ошеломляюще все произошло тогда там, в "Колесе Фортуны"...
   ...Она столкнулась с графом, когда выходила из кареты во дворе тулузской гостиницы "Колесо Фортуны", а он как раз собирался уезжать. Он явно ей обрадовался, хотя был к тому времени так пьян, что вряд ли смог бы держаться на лошади. Но удивительно - его ум оставался ясным, а воля - непреклонной. Он захотел поговорить с ней и решительно увел в полумрак таверны... Она, конечно же, не возражала и думала воспользоваться подходящим моментом. До сих пор ей никак не удавалось достичь задуманного и "разговорить" его на интересующую ее тему...
   Жозефина давно и безуспешно пыталась узнать, наконец, существует ли на самом деле некая тайна катаров, которой якобы обладали "Совершенные" - потомки тех альбигойцев, которых когда-то жгли на кострах католики-северяне. Ей было известно, что в юности граф учился в Болонье, и теологию ему преподавал некий отец Доменик, магистр тайного ордена катаров. Поскольку ученик и учитель были очень близки, иезуиты предполагали, что отец Доменик оставил своему ученику некое наследство...
   Собственно, выяснением этого и занималась Жозефина уже много лет по приказу своего патрона, кардинала Манчиолли. Но ей самой хотелось другого - просто-напросто затащить графа в постель. Хотелось давно. Однако сделать это было совсем не просто! В течение десяти лет ей это никак не удавалось, хотя она могла бы вспомнить не один волнующий момент их встреч и бесед - когда-то давно в Риме, в Мадриде... Разумеется, она была достаточно умна, тонка и расчетлива, чтобы не действовать грубо и не идти напролом...
   Жозефина считала, что знает своего "подопечного", как никто другой. Но даже она не ожидала, что он так тяжело переживает размолвку с женой. Граф топил в вине свою обиду... Они довольно долго проговорили тогда, и Жозефина лишний раз убедилась, что граф обладает ранимой душой и сейчас чувствует себя так, как будто с него живого сняли кожу... Ей это было по меньшей мере странно.
   Тогда она заново открыла для себя этого человека, и впервые почувствовала себя женщиной, а не хитроумным орудием в руках своего хозяина. Она с удивлением обнаружила, что её мир, в котором ей так удобно жилось, не вмещает странного щемящего чувства, похожего на боль, которое вдруг откуда-то возникло в ней...
   ...Жозефина сумела выслушать графа и повести себя так, как подсказало ей это необычное новое чувство. Вероятно, он что-то увидел тогда в ее глазах и был ей безмерно благодарен. Он выражал свою признательность красиво, как будто ухаживал за дамой сердца... Но когда он сам предложил ей разделить с ним ложе, ее удивлению не было границ! Он предложил ей это не потому, что был пьян, и не для того, чтобы отомстить жене. Это был порыв души. Как дружеский поцелуй, как тот огромный букет темно-красных роз, что он тогда принес неизвестно откуда и поставил прямо на пол возле постели... Всю ночь она чувствовала этот аромат цветочной свежести и до сих пор его помнит...
   Она знала, что граф умеет обращаться с женщинами. Но как он умеет любить, Жозефина и представить себе не могла. Так щедро ей еще никто не платил!.. За каких-нибудь полчаса она - всегда холодная и расчетливая - была просто околдована и совершенно потеряла голову. Граф, сам того не желая, будто играючи разбудил в ней такие бездны страсти, что ей самой стало страшно. Она даже и не подозревала об их существовании! Жозефина была потрясена этим открытием - и счастлива.
   В жизни у нее было немало мужчин. Ничего, кроме презрения, они у нее не вызывали. Но при одном только воспоминании об этой ночи у нее начинало сладко ныть сердце...
   Однако, что бы там ни было, у нее не возникало никаких сомнений, что граф любит только свою жену.
  
   ...Появление де Шевриера и его людей вернуло Жозефину к действительности. Следом за ними появился граф де Монтель со слугой и де Келюсом в качестве секунданта.
   Формальности были сокращены до минимума, поскольку все опасались, что им могут помешать блюстители порядка.
   ...Де Шевриер, несмотря на некоторую полноту, хорошо двигался и стремительно атаковал, сразу начав с разведки боем. Граф рассеянно отражал удары. Чувствовалось, что его тело сковано и негибко, а руке недостает твердости. Он вел себя так равнодушно, даже лениво, как будто еще не совсем проснулся.
   Вот он чуть не пропустил опасный удар сбоку! У Жозефины замерло сердце. Она разозлилась на себя - и на него! Она же знает, что граф не даст себя не только убить, но даже ранить. Он фехтует, как дьявол! Он был учеником знаменитого Савиоллы! Какого черта он спит на ходу?! Она специально приехала, чтобы на него полюбоваться, - а тут такое разочарование!
   Ах, да! Граф был вчера в "Золотой Лилии" с друзьями и гусарами из Беарна! Похоже, они крепко выпили... Ну вот, еще одна ошибка! Этот де Шевриер только с виду кажется слишком уж величественным и грузным! Шпагой он работает ловко, да и двигается красиво!.. Когда же, наконец, граф покажет себя?
   Жозефина смотрела из кареты и бледнела. Да что же такое с ним происходит? О чем он думает, черт возьми! Он еле двигается, допускает досадные промахи! Правда, все же в последний момент ему удается увернуться от удара, но как это на него непохоже! Где его кошачья грация и ловкость? Где все его неожиданные и остроумные приемы, блестящие туше и финты? Или это было только в фехтовальном зале, когда на него смотрели дамы?! Впрочем, если говорить честно, граф и сейчас хорош - высокий и стройный, с тонкой талией, перетянутой широким белым шарфом, с пышной, слегка растрепанной кудрявой шевелюрой... Только вот что-то слишком бледен - и слишком ленив!..
   Однако, похоже, атаки маркиза пошли на убыль. Тем не менее, он кажется таким уверенным в себе! Но его рубашка уже прилипла к спине, а лицо раскраснелось, как спелый помидор. И солнце вышло из-за облаков - скоро станет совсем жарко.
   Вдруг граф быстрым движением сделал пол-оборота и оказался так близко к маркизу, что их гарды столкнулись. Они обменялись несколькими фразами и разошлись. Было видно, что маркиз разозлился. Он встал в позицию, но граф опустил шпагу к ногам... Маркиз сделал опасный прямой выпад - и Питер вынужден был парировать - но как он это сделал! Прием назывался пасато сотто: он шагнул назад, одновременно быстро и плавно опускаясь и отклоняясь вниз из-под удара, левой рукой коснувшись земли для опоры. И тут же стремительно распрямившись, как сжатая пружина, граф снизу нанес удар противнику в руку. А мог бы и в сердце - маркиз все равно не успел бы прикрыться!
   Де Шевриер отскочил, схватившись за кисть. На его кружевном манжете показалась кровь. Однако это был всего лишь легкий укол. Вероятно, Питер не собирался серьезно его ранить.
   Теперь граф, наконец, "проснулся". Его движения приобрели изящество и гибкость, молниеносные атаки следовали одна за другой, и де Шевриер, ошеломленный, едва успевал парировать удары и отступать.
   Жозефина догадалась, что граф умышленно выматывал противника, изображая "легкую добычу". Сейчас она даже не успевала проследить отдельные его приемы - настолько быстро он действовал! Де Шевриер заметно устал - он не мог выдержать такого темпа! Но граф будто играл - играл с ним, как кот с мышью, давая почувствовать, что де Шевриер полностью в его власти. И маркиз отступал все дальше и дальше, до самого края поляны...
   Неожиданно граф остановился - и отбросил шпагу. Потом подошел и тихо сказал маркизу несколько слов. Тот в ужасе на него уставился... Жозефина досадовала, что ей ничего не было слышно! Тем временем де Шевриер вышел из оцепенения, повернулся и бросился к своим людям, ожидавшим его неподалёку. Спустя несколько минут они уехали, не сказав ни слова.
   Слуга принес графу его шпагу и оплетенную фьяску с водой. Жозефина видела, с каким наслаждением он пил. Потом намочил платок и отер лицо, шею и грудь в распахнутом вороте сорочки... Слуга что-то сказал ему и глазами указал на карету. Он посмотрел - и неспеша направился в ее сторону, даже не потрудившись одеться. Вероятно, граф ожидал кого-то из близких друзей...
   Жозефина распахнула перед ним дверцу. Он поднял глаза - и замер от неожиданности.
   - О, герцогиня? - его глаза холодно сузились. - Доброе утро. Не думал, что это вы.
   - Какую же даму вы ожидали, дорогой граф?
   - Другую. Что привело вас сюда? -
   - Приехала полюбоваться на вас. И ничуть не пожалела! Я понимаю древних римлянок, которые обожали бои гладиаторов! Это так возбуждает... Вы сначала заставили меня немного поволноваться, но потом доставили огромное удовольствие! Не устаю удивляться вашей силе, граф. Под одеждой не видно, какие могут быть крепкие мышцы в таком изящном теле! Вы были великолепны!
   - Польщен. Однако лучше бы вам посетить театр - там действие полнее и драматичнее.
   - Кстати, из-за чего вы дрались?
   - Ради удовольствия.
   - Кажется, маркиз никакого удовольствия не получил. Как-то странно все кончилось. Что такое вы ему сказали, что он так быстро сбежал?
   - Боюсь, это не для женских ушей.
   - Да полно, граф! Я в своей жизни слышала достаточно непристойностей. Похоже, он здорово испугался. И что могло так его напугать? Вы пригрозили ему смертью? Нет, к тому времени вы уже бросили шпагу...
   - Для мужчины есть вещи похуже смерти.
   - Ах, вот оно что! - рассмеялась Жозефина. - Как вы рискуете, граф! Подобное проклятье - обоюдоострый меч. За себя не боитесь?
   - Вы хотите знать все на свете? Даже вещи, которые вас абсолютно не касаются?
   - О чем это вы?
   - О том, что вы сказали моей жене обо мне и леди Кливленд.
   - Ваш жесткий тон наводит на мысль, что вы чем-то недовольны. И даже догадываюсь, чем!.. Но я здесь совершенно не виновата! Да я уверяла графиню в вашей верности так, что даже сама в нее поверила! А вы еще сердитесь! По-моему, я заслуживаю только благодарности! Ах, граф, вы хотели снять сливки сразу с двух кувшинов? Какой вы лакомка! Что же, леди Кливленд и в самом деле оказалась девственницей?
   - Спросите у нее!
   - Неужели не скажете? Все мужчины обожают хвастаться такими победами!
   - В самом деле?
   Жозефина вздохнула.
   - Выходит, не все... Этой леди повезло - у нее в постели был настоящий рыцарь, который не выдаст ее секретов даже под пыткой!
   - Похоже, вы хотели бы оказаться на ее месте?
   - А я этого и не скрываю!
   Жозефине не удалось поймать его на слове. Она так и не знала, правду ли сообщил ей де Гискар, уверявший, что граф на самом деле всю ночь провел с Джозианой... А сам он ничего не скажет. Но в любом случае понятно, что графиня де Монтель не допускает к себе своего мужа - иначе с чего бы ему так злиться! Что ж, Жозефина своего добилась. Хотя надолго ли?..
   - Вы что-то очень бледны, граф. У вас голова болит после вчерашнего? Или вы устали? Хотите, я отвезу вас домой?
   - Вы просто ангел милосердия, герцогиня. Но я не люблю трястись в карете.
   - Тогда я выйду - уделите мне минутку? Прогуляемся под дубами, по травке... Я хотела сказать вам два слова.
   - И вы тоже - только два слова? Женщины перестали быть щедрыми!
   - О, далеко не все! Вы же сами не позволяете...
   Он подал ей руку, и она вышла на яркий солнечный свет - в жемчужно-сером шелке, под цвет ее глаз, в белоснежной пелерине из драгоценных кружев и с живыми цветами душистой туберозы в пепельных волосах, уложенных пышным узлом на затылке... Он окинул ее взглядом и оценил простоту и изящество ее наряда - во вкусе ей невозможно было отказать. Догадывался ли он, сколько времени провела она перед зеркалом, и скольких трудов ей стоила эта красота? Впрочем, она была достаточно умна, чтобы не делать безуспешных попыток его соблазнить.
   - Граф, я хотела вернуть вам вот это... - Жозефина открыла висящий у нее на груди медальон и достала оттуда маленький сложенный листок бумаги. Она заметила, как слегка порозовели щеки графа - он узнал его. - Когда я уходила из вашего сада, то нашла этот листок на дорожке в пыли, измятый и грязный. Но я узнала ваш почерк... и невольно прочла несколько слов...Каких чудесных, искренних слов!.. Не знаю, как записка там оказалась. Не могла же графиня ее выбросить! Мне бы хотелось хранить ее, но она мне не принадлежит...
   - Не знал, что вы так сентиментальны, герцогиня, - он улыбнулся и разорвал листок. - И это всё?
   - Как жаль!.. Может быть, я и правда с некоторых пор стала сентиментальной... Наверное, старею! Ничто уже меня не радует...
   Жозефина была ни четыре года старше графа, и это обстоятельство не придавало ей оптимизма. Однако она не упускала случая пококетничать своим возрастом, прикинувшись "старой тетушкой", но выглядела при этом совершенно восхитительно.
   - Думаю, вы просто скучаете по сильным ощущениям, - ответил граф. - Со смертью кардинала Манчиолли жизнь кажется вам пресной - вы привыкли жить как на острие ножа. Я не прав?
   - Может быть... Интересных дел нет, развлечения мне приелись. Театры так скучны...Да, кстати! Король подписал указ об изгнании из Франции труппы итальянского театра. Они должны покинуть Париж в двадцать четыре часа.
   У графа вырвалось негодующее восклицание:
   - Черт возьми! Труппа Грассини? Чем же помешали ему бедные итальянцы?! Король ведь любил их... Хотя чему удивляться! Ревнители благочестия наводнили двор и весь Париж! - его глаза сверкнули острым блеском.
   - Извините, мадам, я должен ехать!
  

Будущее

  
   Графа встретил его камердинер Жан, прибывший, наконец, с багажом. Питер отпустил пару "шпилек" по поводу его расторопности.
   - Вы же знаете, сударь, какие здесь дороги! - оправдывался тот. - А по городу вообще невозможно проехать! И экипажи, и толпы людей - как будто растормошили муравейник! Говорят, король сегодня возвращается из Версаля. И все как будто с ума посходили! куда-то спешат, и кричат, и снуют!.. Похоже, я отвык от столицы! И еще... Вот, взгляните, сударь! Мальчишки продают по десять су газеты с новым памфлетом. Всюду эти листки!
   - Я знаю.
   - Что же, это правда, что Мадам приказала сжечь картины? Вы читали?
   - Писал. Успокойся и займись делами. Распакуй, наконец, гардероб - скоро мне не во что будет переодеться. Но остальное не трогай. Сейчас сбегаешь по этому адресу, в театр синьора Грассини - передашь мою записку.
   - Оставить вам ложу на вечерний спектакль?
   - Нет. Король подписал указ об их изгнании. Я хочу предоставить им убежище в своем доме в Тулузе.
   - А король возражать не будет?
   - Я не его вассал! И волен приглашать гостей по собственному выбору!
   - Ох, сударь, не нравится мне все это...
   - Поворчи еще!
   - Сеньор, к вам заходил человек от герцога де Граммона, - сообщила Марсела.
   - Я сейчас еду к нему, а потом - в Пале-Рояль. Но сначала завтрак - есть очень хочется.
   - Все уже готово, сеньор. Где вам накрыть? В столовой?
   - Что мне там делать одному? Лучше поболтаю с вами на кухне...
   Но болтать у сеньора настроения не было, да и времени тоже.
   Он съел теплый бриошь с гусиным паштетом и пару персиков, на ходу ласково потрепал щенка, быстро переоделся, и только хотел выйти, как увидел, что по лестнице к нему с радостным криком бежит Диана. Ее смуглые щечки горели, черные кудряшки растрепались - она, похоже, только что проснулась... Он подхватил дочь на руки и нежно расцеловал. Девочка взахлеб стала что-то ему рассказывать. Граф внимательно слушал, не выпуская ее из своих объятий. Он вместе с ней вышел на крыльцо и все никак не мог ее отпустить. Худенькое подвижное тельце прижималось к нему, он чувствовал ее младенческий молочный аромат... У него перехватило горло от внезапно нахлынувшей нежности...
   Диана щебетала, засыпая его вопросами:
   - Когда мы поедем с вами кататься, сеньор? Как зовут ту новую лошадь, что вы купили?
   - Ее зовут Белла.
   - Подходящее имя. Она такая красивая! Вы сами ее так назвали, или это имя было раньше?
   - Это я так ее назвал.
   - Вы позволите мне самой на ней покататься? Я ведь уже давно умею, но Николь не разрешает!
   - Потерпи, моя радость. Я тебе обещаю, мы обязательно с тобой покатаемся. Возможно, даже сегодня! Вот только расправлюсь с делами.
   - Вы едете к королю?
   - Почему ты так решила?
   Она с удовольствием осмотрела его темно-красный бархатный костюм с расшитыми золотом отворотами, нижний камзол из золотой парчи, парадную шпагу с золоченым эфесом и перчатки из тонкой кожи с золотым шнуром, потрогала усыпанный бриллиантами аграф на шляпе...
   - В Мадриде вы так нарядно одевались, когда ехали на бал или во дворец к королю!
   - Этикет требует, моя дорогая. А ты почти угадала, я еду к сыну короля, графу Тулузскому, главному адмиралу, командующему всем флотом Франции.
   - Опять государственные дела, как в Мадриде? А вы быстро вернетесь?
   - Постараюсь. Не представляешь, как мне самому хочется покататься! А Франческу возьмем?
   - Конечно! Только она боится.
   - Мы ее научим, правда?
   Девочка кивнула, но думала уже о другом.
   - А знаете, сеньор, что сказал мне вчера старший сын Мадлен, Жан-Лисёнок? - Диана таинственно и лукаво улыбнулась, сверкнув черными глазами, и склонилась к его уху. - Он сказал, что если разбойники еще раз захотят меня похитить, то он их всех убьет!
   Граф улыбнулся.
   - Скажи ему, пусть приходит по утрам в фехтовальный зал, я научу его держать в руках рапиру. Вот тогда он и вправду сможет защитить тебя - и себя.
   - Я тоже хочу научиться! Я тоже хочу! - Диана просто взвилась на его руках. - О, сеньор, только не говорите, что это не женское дело!
   Граф расхохотался.
   - Ну, хорошо, попробуем. Только вы не удержите в руках мое оружие, Диана-охотница! Я должен заказать специальное, легче и короче. А это потребует времени. Так что наберись терпения, мой ангел.
   Он еще раз поцеловал ее и спустил на землю, потом вскочил в седло, сделал приветственный жест рукой и уехал.
  
   ...Питер вернулся к обеду, и до самого вечера от него не отходили дочери.
   После верховой прогулки он показал им игрушки, привезенные из Англии. Их восторгу не было предела! Да и взрослые дамы вели себя словно маленькие девочки...

*

   ...Потом он сидел на подоконнике распахнутого в теплую ночь окна, охватив колени рукой, и курил. Он ждал её...
   И Маргарита осторожно вошла к нему в кабинет...Маленькая изящная фигурка в шелковом пеньюаре цвета персика, в нежном кружеве, с распущенными по обнаженным плечам длинными волосами... Она была похожа на фею!.. Ее нежное лицо с правильными тонкими чертами было печально, длинные ресницы опущены...
   - Кажется, вы совершенно обо мне забыли, Питер, - тихо и грустно сказала она.
   - Неужели вы соскучились, моя прелесть? - с мягкой иронией спросил он, спуская ноги с подоконника.
   - Не смейтесь... Порой я завидую даже Марселине - вы видитесь с ней гораздо чаще и так с ней нежны... А как она на вас смотрит!
   - Остается только завязать ей глаза.
   - Вы бы так не шутили, если б знали, как я на нее злюсь. И на вас тоже!.. Особенно после истории с этой англичанкой...
   - А что за история? Расскажите мне, дорогая! Как видно, кто-то знает ее лучше, чем я!
   - Питер, прошу вас!.. Вы можете иронизировать сколько угодно, но... вы сами так ничего и не рассказали о вашей поездке!
   - Вероятно, вам было не слишком интересно, Марго. Оставим это.
   - Не сердитесь, прошу вас! У меня дурной характер, ничего не могу с собой поделать!.. Стоит мне только представить, что вы ласкаете другую женщину - и я просто схожу с ума!..
   - У вас есть какие-то конкретные претензии?
   - Мне кажется, все ваши знакомые дамы в вас влюблены!
   Он усмехнулся:
   - Все сразу?! Невероятно! Вы, может быть, путаете истинную любовь с желанием... Но, исходя из собственного опыта, могу сказать, что кроме вожделения и похоти существуют и другие, более сложные оттенки чувства любви - их очень много! Восхищение, нежность, дружба, преданность, благодарность, даже иногда жалость - порой просто невозможно определить, что это. По себе знаю! - продолжал он полушутя-полусерьезно.
   - Я не желаю в этом разбираться! Мне достаточно видеть, как женщины ведут себя в вашем присутствии... И как вы на них смотрите!
   - Я не ищу себе оправданий. Ну, запретите мне дышать! Вы хотите видеть меня мраморной статуей? Я не могу изменить свою природу. Но это вовсе не значит, что я готов изменить моей любви. Вы хотите видеть рядом с собой бесполого ангела? Я не ангел. Смиритесь с этим.
   - Я готова смириться!
   Она быстро шагнула к нему и подняла на него огромные черные глаза, наполненные слезами. Ее по-детски припухлые губы вздрагивали... Питер не мог больше этого выносить! Он порывисто обнял ее и под тонким шелком почувствовал теплые округлости ее тела. У него вырвался глубокий вздох, похожий на стон...
  
   ...Позже, когда она забыла все на свете в его объятиях, он вдруг отстранился и, приподнявшись на локте, посмотрел на нее серьезно, без улыбки. Что-то в лице мужа заставило Маргариту встревожиться.
   - Что случилось?
   Он произнес тихо:
   - Мне кажется, я люблю тебя во много раз сильнее, чем ты - меня. Почему так бывает?.. Ты меня не чувствуешь... Я разбудил твое тело - это легко. Но, по-моему, твоя душа еще спит... - в его голосе звучала горечь. - И никто не виноват. Этому научить невозможно...
   Он никогда не говорил ей ничего подобного! Маргарита похолодела от страха. С минуту она лежала неподвижно, потом прошептала:
   - Может быть, поэтому ты неосознанно ищешь любви других женщин? И не только любви... Всё потому, что я не родила тебе еще детей... Ведь правда? Ты считаешь меня очаровательной девочкой, балуешь, лелеешь, восхищаешься моей красотой, осыпаешь драгоценностями - и мне это все безумно нравится! Я и в самом деле чувствую себя ребенком, а не взрослой самостоятельной женщиной - такой, например, как Лия... Кажется, она больше тебе подходит!.. Она все еще тебя любит. И ты ее...
   - Успокойся, моя дорогая. Подумай, что ты говоришь!
   - Я вообще долго не думала ни о чем, а просто наслаждалась твоей любовью... Я даже не смогла родить тебе сына... И ты не настаивал!.. Но я готова сделать все, что ты захочешь!
   - Жертвы мне не нужны. Однако пора поймать тебя на слове, моя прелесть! - он лукаво улыбнулся и привлек ее к себе, стараясь унять ее нервную дрожь. - Я скажу тебе на ушко, чего мне всегда хотелось... - он губами пощекотал ее ухо и прошептал несколько слов, от которых Маргарита вспыхнула.
   - Я совсем другое имела ввиду... Я хочу родить тебе ребенка!
   Он тихо рассмеялся:
   - Одно другому не мешает, сердце мое. Как говорила прославленная куртизанка Нинон де Ланкло, в природе нет ничего более разнообразного, чем радости любви, хотя, казалось бы, любовь всегда сводится к одному. Мы не изведали и половины всех этих радостей, моя дорогая. Но еще не поздно...
   - Питер, ты слышишь, о чем я?
   - Разумеется, слышу. Но мне кажется, ты сейчас слишком взволнована, чтобы хорошо подумать.
   - Нет-нет, я решила. Я готова...
   - И ты ничего не будешь бояться?
   - Пока ты рядом, я ничего не боюсь! Но меня охватывает страх, стоит мне только вспомнить, как нас хотели разлучить... Когда мы только поженились, всесильный герцог Медина-Коели отправил тебя на край света, в Бизерту, договариваться с Римом о каких-то якорных стоянках, чтобы иметь возможность без помех сделать меня своей любовницей... Как же он изводил меня, как пугал, что ты не вернешься... Он думал избавиться от тебя любыми способами!
   - Если бы не герцогиня Фуэнтодос...
   - О, только не говори мне о ней!.. Какой титул! Какое величие! Почти королева! Такая спокойная и холодная, словно снега Сьерры-Морены! А оказалась!.. Донья Исабель за свою услугу потребовала слишком много!.. И ведь никто, никто не подозревал, что она в тебя влюблена, даже ты сам!.. И каким чудом ей удалось тебя очаровать? За одну только ночь!.. Ей же почти сорок лет! Я просто прихожу в бешенство, когда думаю о ней!..
   Он молчал. Маргарита села и тревожно заглянула ему в лицо. Питер задумчиво улыбнулся и пальцем очертил нежный овал ее щеки. Он думал о другом.
   - Даже если случится, что меня долгое время не будет рядом - не волнуйся, о тебе позаботятся мои друзья. У Жана бумаги с моими распоряжениями, а копии - в Тулузе, у нотариуса.
   Она в ужасе широко раскрыла глаза.
   - Это завещание?! Ты меня пугаешь! Нам грозит какая-то опасность?
   - Не думаю. Но всякое может случиться. Жизнь полна сюрпризов - это нормально. Сейчас мы вместе, и я каждый раз так остро чувствую это счастье...
   Она припала к его груди, порывисто обняла.
   - Питер, я хочу подарить тебе сына. Ты умеешь рассчитывать благоприятное время зачатия, как тогда, Анне де Гарсия...
   - Я не стану этого делать, дорогая. Зачем? Освободись от всех своих страхов. Ведь нужна только любовь! Пусть будет всё как будет...
   Он спокойно поцеловал ее, погладил шелковистые волосы...
  

Подарок

   - Сеньор, вас спрашивает какой-то человек, - доложила Марсела, входя в кабинет, где граф склонился над разложенной на столе картой. - Какой-то иностранец! Я провела его в гостиную...
   Человек, с виду похожий на слугу из богатого дома, низко поклонился графу и сказал по-английски:
   - Мне поручено доставить посылку лорду Гальтону, графу де Монтель.
   - Кем поручено?
   - Милорд найдет имя в посылке.
   - И где же она?
   - Внизу, милорд. Прикажете доставить ее сюда?
   - Разумеется! - пожал плечами Питер.
   Англичанин вышел и через две минуты вернулся в сопровождении двух слуг, которые осторожно несли какой-то большой плоский ящик. Граф попросил открыть его. Тут же это было исполнено с величайшими предосторожностями. По мере того, как таинственный предмет терял свои многочисленные оболочки, Питер понял, что это картина. Англичанин говорил:
   - Нас задержали в Гавре, и мне пришлось два дня тревожиться за сохранность этой бесценной вещи... Морской воздух!.. Я боялся, как бы полотно не было испорчено...
   Когда был снят последний, самый тонкий покров, Питер ахнул. Это была "Венера с зеркалом"!
   С обратной стороны холста он нашел листок бумаги, развернул его и прочел:
   "Примите в знак благодарности и любви.

Джозиана."

   - Поистине королевский жест! - пробормотал про себя Питер. - Но я не могу принять такой подарок! Это полотно принадлежит Английской короне.
   - Оно выкуплено, милорд, - с поклоном сказал посланец. Граф хотел вручить ему кошелек, но тот отказался, взяв только несколько монет на дорожные расходы...
   Граф распорядился принести подрамник и собственноручно установил на нем картину. Он с восторгом смотрел на нежные золотистые линии прекрасного тела женщины и его душу одолевали противоречивые чувства...
   Он не заметил, как вошла Маргарита. Только ее изумленный возглас вернул его к действительности.
   - Взгляните на это чудо, моя дорогая! Как она прекрасна! Она похожа на вас, моя радость: та же фигура, тот же золотистый оттенок кожи!.. Поэтому я и влюблен в нее - так же, как в вас.
   - Но откуда она взялась, Питер?
   - Это подарок. Впрочем, весьма обязывающий... Возможно, мне придется его вернуть.
   - Вряд ли вы сможете с ней расстаться! - засмеялась графиня, глядя в сияющие глаза мужа.
   Они вместе еще полюбовались Венерой, потом Маргарита спросила:
   - Где вы сегодня будете обедать, сеньор?
   - Предпочел бы дома. Но, по-моему, нас приглашал де Келюс...
   - Меня умолял пообедать с ним де Сен-Поль... Но без вас я, разумеется, никуда не пойду. И дома сидеть мне надоело...
   Питер отвел глаза от картины - как будто очнулся от сна - и задумчиво посмотрел на жену.
   - Куда же вы хотите поехать, дорогая? К Сен-Полю? Как угодно. Я готов сопровождать вас. Но неужели вам не будет там скучно? Помниться, в прошлом году, в Риме, вы от него зевали!
   - Тогда все было по-другому...
   - Вы стали менее требовательны в выборе развлечений, - рассеянно проговорил он.- Вам хочется новых впечатлений? Или я вам наскучил?
   - О, нет, Питер. Но...
   - Виконт признался вам в любви!
   Она заметно смутилась.
   - Почему вы так думаете? Ну, он... просто красноречиво вздыхает, не смея даже и подумать о чем-то большем! На самом деле он очень робок...
   - Неужели?! Я что-то не заметил.
   - Вы ревнуете?
   - Нет. Пока нет.
  
   Тут доложили, что графа хочет видеть какой-то господин, не пожелавший назвать свое имя.
   Питер вздохнул и накинул на картину шелковую шаль жены.
   ...Вошедший оказался маленьким щуплым священником в длинной сутане и черном плаще с капюшоном, надвинутым на самые глаза. Пряча руки в широкие рукава и кланяясь, он вежливо, тихим голосом попросил господина графа уделить ему несколько минут для приватного разговора.
   - Я покину вас, господа, - любезно улыбнулась графиня и удалилась.
   Священник откинул свой капюшон, и граф увидел подвижное, маленькое худое личико, похожее на лисью мордочку, с темными проницательными глазами, острым носом и насмешливым тонкогубым ртом. Маленькому священнику было не более тридцати лет.
   - Аббат Дюбуа! - удивленно воскликнул Питер. - Рад вас видеть.
   Дюбуа, ловкий сын простого аптекаря, благодаря острому уму стал теперь заметным дипломатом, с которым графу доводилось встречаться в Мадриде. Дюбуа слыл большим любителем живописи.
   То, что господин аббат увлекается живописью, было известно всем. Но то, что он ради одной картины Пуссена переодетым тайно посещал враждебную Голландию, где напал на ее след, было известно очень немногим. Такая страсть в глазах Питера была достойна уважения.
   Любезно пригласив аббата сесть, граф сел напротив и вопросительно посмотрел на гостя. Тот, улыбаясь, устраивался в кресле, стишком большом для его тщедушного тела. Посматривая на хозяина лукавым глазом, он заговорил, посмеиваясь:
   - По дороге сюда я слышал забавную песенку... Просто прелесть! Вы не слышали? Ее поют на каждом углу... Там такой конец: "Покуда вертится земля - Искусство выше короля"! - так, кажется... Удивительный народ! При Мазарини они были недовольны распутством королевы, сейчас они недовольны набожностью госпожи де Ментенон!.. Этот памфлет во всех газетах. Не читали? Хе-хе-хе... И подпись: "М.Л." Эти инициалы вам ни о чем не говорят?
   Граф улыбнулся.
   - Что, собственно, привело вас ко мне, дорогой аббат? Вы хотели обсудить со мной достоинства какого-то памфлета? Их сейчас каждый день появляется не меньше полудюжины.
   - Конечно, мне хотелось бы побеседовать с вами и о литературе, дорогой граф. Вы, как я слышал, знаток и большой ценитель провансальской поэзии прошлых веков. Говорят, в Тулузе этой весной у вас даже происходило своеобразное поэтическое состязание, вроде турнира трубадуров? Весьма любопытно... Вы пытаетесь возродить утонченную культуру Аквитании?
   - О, что вы, дорогой аббат! Мы с гостями просто развлекались. И потом, разве можно вернуть прошлое!
   - Однако из прошлого возникает будущее... Так о чем это я?.. Ах, да! Тут мне подумалось - не вы ли автор сегодняшнего замечательного произведения?
   - Так ли важно - кто автор? Или все сбились с ног в поисках, чтобы вручить ему гонорар?
   Аббат засмеялся:
   - Ах, граф! Не устаю вами восхищаться. То вы на свой страх и риск, не скрываясь, едете в страну, с которой мы воюем, то прилюдно, в таверне, высмеиваете всесильную фаворитку короля - и, мало того! - относите стишок типографу! Вы ведете себя просто вызывающе, дорогой мой граф! Король был весьма недоволен, когда ему прочли памфлет. Но сама Ментенон восприняла его с обычной своей кротостью. Святая женщина! - Аббат едко усмехнулся, потом вздохнул. - Однако должен согласиться, что мадам погорячилась, велев сжечь картины. Я сам был потрясен, когда узнал!..
   - Всем известно, что вы большой ценитель живописи, господин аббат. Вашей коллекции позавидовал бы всякий. Может быть, вам удалось что-то спасти?
   - К сожалению, нет! Меня тогда просто не было в городе... - Дюбуа помолчал немного, задумчиво потирая свои маленькие ручки, потом продолжал:
   - Господин граф, раз уж мы заговорили так откровенно - послушайте: я мог бы избавить вас от многих неприятностей, если бы...
   В этот момент в гостиную вбежала Диана. Увидев незнакомого господина, она замерла на месте, но тут же сделала грациозный реверанс и улыбнулась.
   - Извините... Сеньор граф, позволю себе напомнить, что вы обещали поиграть с нами в серсо в три, а сейчас уже половина четвертого!
   - Вам придется еще немного подождать, мадемуазель, - спокойно ответил граф. - Будьте готовы, я пришлю за вами.
   Девочка снова весело присела, сверкнув любопытными глазами на гостя, и убежала. В приоткрытую дверь неслышно вошел черный кот Пастор. Он лениво потянулся, вытянув лапы и вонзив когти в ковер на полу, потом тихо прошелся по гостиной - и вдруг заметил чуть покачивающиеся кисти шали, наброшенной на подрамник. Они свисали почти до самого пола...
   - Какая прелестная у вас дочь, господин граф! - с искренним восхищением воскликнул Дюбуа. - Яркая внешность - и уже чувствуется характер! Думаю, ей уготовано блестящее будущее!
   - Благодарю, господин аббат. Кажется, она прервала вас, вы что-то недоговорили.
   - Я только хотел попросить вас оказать мне одну любезность... Граф, вам только что доставили картину. Покажите мне ее!
   Питер, помедлив, посмотрел на подрамник, стоявший неподалеку. Аббат проследил его взгляд... В это время кот Пастор, играя кистями шали, ударил лапой - и шелковая шаль соскользнула с полотна. Это было так неожиданно и эффектно, что из груди Дюбуа вырвался восторженный возглас. "Венера" предстала во всем своем таинственном и золотистом блеске совершенных линий и мягких драпировок. Аббат вскочил с кресла, его глаза загорелись почти безумным огнем.
   - О, я уже не надеялся увидеть ее снова! - прошептал он.
   Несколько минут он жадно рассматривал полотно, потом повернулся к Питеру.
   - Что вы за нее хотите, граф?
   Питер молча покачал головой. Он встал, снова закрыл картину шалью и поднял кота с пола.
   - Может быть, я и не согласился бы показать вам "Венеру"! Вам надо благодарить моего кота, господин аббат! - граф с улыбкой потрепал Пастора по голове и уселся вместе с ним обратно в кресло. - Не требуйте большего, дорогой аббат.
   - Хотите обмен? У меня есть великолепный Рубенс, Караваджо, Джорджоне, Боттичелли... Кто вам нравится?
   - Господин Дюбуа, я не собираю картины. У меня есть всего несколько полотен, которые особенно мне дороги. И я не хочу с ними расстаться, как и вы - со своим Пуссеном... А этот Веласкес вообще не может принадлежать никому - он собственность Английской короны, и я вынужден буду отправить его обратно.
   - Вы никогда этого не сделаете! Вы получили его в подарок - "в знак благодарности и любви"!
   Граф вспыхнул от негодования и ударил ладонью по подлокотнику кресла. Кот недовольно спрыгнул с его колен. Дюбуа замахал руками:
   - Да-да, вскрывать частные посылки нехорошо, но если они приходят из вражеской страны - в целях безопасности это вполне допустимо! Не сердитесь, милорд! Скажите же свою цену! Повторяю, я мог бы избавить вас от многих неприятностей, которые вам грозят! Согласитесь, у человека всегда есть выбор. И лучше отказаться от малого, чем потерять всё...
   - Вы мне угрожаете? - изумился граф.
   - Я только предостерегаю! - Дюбуа строго поднял палец. Потом весело улыбнулся.- Так вы и в самом деле собираетесь вернуть картину? Наверное, ваша возлюбленная будет весьма огорчена, получив свой подарок обратно. Зато в этом случае у меня будет возможность перехватить его в пути!
   "Истинный француз! - подумал Питер, тоже улыбнувшись. - Не каждый умеет неудачи обращать в шутку. А может, он и не шутит..."
   Тут часы пробили четыре, и граф поднялся.
   - Извините, сударь, меня ждут!
  
  
   ...На лужайке за домом Питер с девочками и Николь, разбившись на пары, поочередно бросали и ловили на деревянные шпаги легкие разноцветные кольца. Маргарита и Амалия с улыбкой смотрели на них с веранды, ожидая своей очереди. Дети резвились - бегали, визжали, падали и смеялись вместе с Питером, который сейчас, казалось, ничем от них не отличался, а щенок Мистраль носился вокруг, путаясь под ногами и заливаясь счастливым лаем.
   Эту идиллическую картину нарушило появление де Келюса. Его лицо было озабочено.
   - Я получил известие, что дЄЮссон и молодой де Роган арестованы.
   - Боже мой!
   - В чем их обвиняют? - спросил Питер.
   - Неизвестно. Сведения противоречивы. Граф, ты слышал? Опять начинаются гонения на гугенотов. Будто бы в Севеннах началось восстание камизаров. Но среди наших дворян их никто не поддерживает!.. Уже подписан приказ де Виллару навести там порядок...
   - Ты думаешь, их обвинили в связях с камизарами?! Мне кажется, здесь что-то другое...
   - Ничего не известно!.. Граф, я тебя предупредил. Сам решай, что делать. Моя жена боится оставаться в Париже, поскольку ее отец в прошлом - предводитель гугенотов в Провансе... Она просит меня увезти ее из Парижа. Мы едем в Тулузу!

*

   День спустя Питер отправился по делам и сказал, что попробует что-либо разузнать о судьбе друзей. Но в этот день он домой не вернулся. Не появился он и на следующий день. Маргарита послала слугу к де Келюсу в надежде на то, что маркизу что-то известно о ее муже - но те уже уехали...
   Никто не видел графа. Никто не знал, где он. Оставалось только молиться, чтобы он был жив! Графиню преследовала мысль, что Питер говорил ей о завещании... Но она ни на секунду не могла представить себе самое страшное!..
   В доме началась тихая паника. Женщины старались не пугать детей тревожными разговорами, и то и дело подходили к окнам и прислушивались...
   Тут-то Мадлен и решилась рассказать про колдунью с набережной Жерновов и про ее черное зеркало, в котором она собственными глазами видела графа.
   - Наверняка ведьма знает, где он! Хотя господин граф не очень-то поверил во всё это, когда я ему рассказала, но хуже-то не будет, если мы к ней сходим!
   Маргарита умирала от страха, но пошла бы куда угодно, лишь бы узнать правду. Они с Мадлен отправились к ведьме.
   Та встретила Маргариту насмешкой:
   - А, маленькая жемчужина! Прибежала, когда твой источник иссяк? Что ты без него? Солнце высушит тебя за один день!
   - Я не совсем понимаю...Скажи, ты знаешь, что с моим мужем? Он жив? - Маргарита положила на стол кошелек. Колдунья как будто его не заметила и покачала головой.
   - Я ничего тебе не скажу.
   - Почему?
   - Страдание послано излечить душу.
   - О, я понимаю, роптать грех, и мне дано испытание...
   - Я знаю, чего ты ждешь на самом деле. Ты никак не постигнешь своего мужа, не можешь дотянуться до него - ты еще не поняла, что его душа прошла через многие испытания - смертью, любовью, ненавистью, страданием. Она стала огромна и вмещает много любви - к миру и жизни... А ты хочешь, чтобы вся она принадлежала только тебе!
   Ведьма зажгла красные свечи перед черным каменным зеркалом, достала и подожгла несколько веточек какой-то травы..
   - Смотри! Если поймешь - облегчишь его путь.
   И в наступившей темноте Маргарита увидела в зеркале силуэт мужа в багровых отсветах пламени!.. Потом какой-то туман...и зеленые волны, какие-то черные силуэты людей, и красный бархат, а на нем - мерцающий блеск бриллианта; и ослепительные вспышки молний, белые паруса, и кровь... и синее бездонное небо, и такое же синее море - и белый песок, раскаленный солнцем, а потом - темнота...
   Она пришла в себя оттого, что Мадлен брызгала водой ей в лицо...
  
   ... Маргарита бродила по дому и не могла найти себе места. Ей виделись странные картины из черного зеркала колдуньи...
   Приезжал де Сен-Поль, но она отказалась его принять.
   Она зашла в кабинет мужа, села за стол в его кресло... Сколько бумаг, писем, какие-то чертежи - и книги, книги...На столе раскрыт анатомический атлас с цветными рисунками и латинскими надписями... Рядом - еще не до конца разрезанная, совсем новая книга: Винченцо Каравита, неаполитанский богослов - с пометками на полях рукой Питера... Он еще успевал читать!..
   Тут же стояла шкатулка для сигар. Маргарита потрогала полированную бархатистую поверхность и открыла крышку. Тонкий аромат табака так ясно напомнил ей... Она вдруг уронила голову на руки и зарыдала - от бессилия, отчаяния, одиночества...
   В кабинет заглянула Амалия.
   - Маргарита! Мы тебя ищем, - она подошла, обняла за плечи. - Не надо, дорогая! Не думай о плохом. Граф - подданный Испании, он под дипломатической защитой. Здесь никто не может причинить ему вред.
   - Лия, ты не знаешь!.. Совсем недавно ночью он говорил про завещание! Он чувствовал опасность! Ну почему он ничего мне не рассказал!..
   - Я знаю только, что у него была какая-то дуэль... Но он вернулся без единой царапины и сразу занялся делами. Дуэли запрещены - его могли задержать, когда узнали, но ведь он никого не мог убить...
   - Господи! Какая дуэль? Он ничего не говорил!
   - Он не хотел никого беспокоить - я узнала случайно... Подождем, дорогая. Обязательно что-то станет известно!
  
   ...Поздно вечером Марсела впустила в дом неизвестную даму в плаще и маске - и доложила сеньоре.
   - Эта дама сказала, что вынуждена скрываться, но вы ее знаете.
   Маргарита быстро спустилась в гостиную. Дама в бархатном темно-синем плаще и такой же маске, в атласном вечернем туалете, блистающем драгоценными камнями из-под чуть распахнувшегося плаща, повернулась к Маргарите и быстро сказала нежным голосом:
   - Здравствуйте, мадам! Вы видели меня в доме у герцога де Мэн. - Я Марион де Лорси. Мне только теперь удалось вырваться из дворца, чтобы сказать вам кое-что о вашем муже.
   Маргарита сжала руки. У нее внезапно пересохло в горле, и она не могла сказать ни слова. Жестом пригласив гостью присесть, она осталась стоять перед ней.
   - Ваш муж оказал мне большую услугу, графиня. Если бы не он, я была бы сейчас за решеткой, вместе с беднягой дЄЮссоном... Я в долгу перед графом...
   - Но что с ним? Ради бога!
   - С ним все в порядке, если не считать того, что он сейчас в Фор-Левеке.
   - Где?
   - Это королевская тюрьма. Вполне комфортабельная, даже до некоторой степени привилегированная, не то что, допустим, Шатле, где сидят одни разбойники... Видели, как некий господин, королевский эмиссар, показал графу какую-то бумагу и предложил сесть к нему в карету, после чего они направились в Фор-Левек.
   - Я ничего не понимаю!
   - Успокойтесь, дорогая графиня. Ничего страшного. Существует процедура: король пишет письмо, в котором приглашает дворянина отправиться тайно, но свободно, хотя и в сопровождении своего эмиссара, в назначенное место и оставаться там до личного указания Его Величества.
   - Но это же арест!
   - Это заключение "по королевскому письму".
   - Какая разница!
   - Разница есть. Тем более, что граф - подданный Испании. Но у меня нет времени вдаваться в подробности... Ни о чем не беспокойтесь, мадам! О, граф такой человек!.. У него достаточно друзей, чтобы выступить свидетелями против этого обвинения!
   - Какого обвинения? - захлопала глазами Маргарита.
   - О, вам не известно? Графу приписывают сочинение некоей песенки, высмеивающей мадам де Ментенон. Ее до сих пор кое-где еще распевают на улицах... Неужели он вам не говорил? Странно. Так вот, король был недоволен и приказал разыскать автора. Но поскольку в свидетелях у графа были беарнские офицеры, с которыми он ужинал в таверне, то его авторство теперь весьма спорно. Каждый из них сейчас заявляет: "сочинил я!" К тому же они все были так пьяны, что не могли вспомнить, о чем болтали. Короче говоря, обвинение не сможет устоять против беарнцев! Не посадят же за решетку их всех! Их командир, герцог де Граммон, уже побывал у короля. Его заслуги и решительность, думаю, сыграют свою роль. Вам повезло с другом!
   - Я впервые слышу это имя.
   - У вашего мужа много друзей, мадам. Скоро всё решится, дорогая графиня, не тревожьтесь! Но мне пора - надо спешить, пока мое отсутствие не обнаружилось. Герцог де Мэн такой ревнивый! Он даже приставил специальных людей за мной следить... Всего наилучшего, мадам!
   И она исчезла.
  
   Маргарите казалось, что все это происходит не с ней... Почему какой-то Марион все известно о ее муже?! И почему ей, его жене, не было известно ничего?..
   От нарядной молодой куртизанки веяло другой, веселой, беззаботной, блестящей жизнью, смыслом которой, наверное, были только флирт и любовь - и никаких других проблем! И что, интересно знать, у этой Марион было с ее мужем?..
   Почему Питер всегда попадает в какие-то истории, во что-то вмешивается? В Испании было то же самое - интриги, кем-то спровоцированная дуэль, скандал с Инес де Альба, после которого они решили покинуть Мадрид... Нет, обязательно надо заставить Питера сказать ей всё!.. Вот только когда он вернется?
  
   ...Прошел еще один томительный день. Маргарита не выходила из своей комнаты. Два раза к ней приезжал виконт де Сен-Поль и умолял принять его, но она говорила, что нездорова. Она и в самом деле чувствовала себя слабой и разбитой...
   Отказавшись от обеда, Маргарита ушла к себе, прилегла и закрыла глаза. Перед ней вставали картины прошлого. Она вспоминала, как впервые увидела Питера, как все начиналось... Восемь лет назад - ей было тогда шестнадцать...
   ...Они с дуэньей выходили к заутрене, когда прямо возле их дома остановилась крестьянская повозка. Какой-то монах попросил их именем Спасителя быть милосердными и помочь несчастному, истекающему кровью... В Мадриде почти каждую ночь на перекрестки дорог свозили жертв поединков. Кто среди них мертв, а кто еще жив - становилось известно только к утру, когда несчастного находили родственники или просто милосердный прохожий...
   Дуэнья позвала слуг, и они перенесли с повозки в дом высокого худого человека, залитого кровью. Маргарите было страшно. Она не могла найти в себе силы даже взглянуть в лицо этому человеку! Зато ее дуэнья Леонора сразу захлопотала вокруг него, распорядилась принести воды и послала за доктором...
   Раненого поместили в одной из комнат для слуг. Донья Леонора приказала устроить его поудобнее и сама несколько дней его навещала. Она окружила его заботой и розовела от волнения при упоминании о раненом "бедном юноше", когда рассказывала дону Диего, ее отцу, как прошел день.
   Маргарита не понимала тогда, что ее дуэнья донья Леонора, тридцатилетняя старая дева, была исполнена тогда не только чувством милосердия...
   Леонора и разузнала причину дуэли - поединок случился не из-за дамы. На молодого человека напали несколько вооруженных людей его могущественного врага...
   Маргарите стало любопытно, но ей было страшно увидеть обезображенное лицо или какую-нибудь ужасную рану. Однако она спустилась посмотреть на юношу - выбор развлечений у нее был невелик - посещения церкви, книги да рукоделье! Она только два месяца назад вышла из стен монастыря, где воспитывалась в религиозной строгости - и только потому, что отец думал о ее браке с доном Умберто Эскабанья, сыном его приятеля...
   ...Когда Маргарита вошла в комнату, раненый юноша спал. В первый момент она увидела только черные кудри, оттенявшие его бледность, и ресницы на полщеки... Но, подойдя поближе и подняв подсвечник повыше, она долго не могла оторвать взгляд от его лица. Красиво очерченные скулы, чистый высокий лоб, прямой нос, волевая складка рта - но с милой ямочкой под полной нижней губой... Благородные черты, которые выбивали на медалях и ваяли художники Возрождения... Однако он был так бледен и худ, что невольно вызывал сострадание...
   Видимо, свет разбудил его. Он пошевелился и открыл глаза. Маргарита от смущения чуть не выронила подсвечник. Она что-то спросила о его здоровье. И он вдруг застенчиво и восхищенно улыбнулся ей... Юноша назвал свое имя, сказал о себе несколько слов. Его голос ей тоже понравился - низкий, бархатный, с певучими интонациями итальянского акцента...
   Они разговаривали потом каждый день. Он рассказывал о своей жизни в Англии, в Новом Свете, в Севилье, в Болонье, в Париже - красочно, живо, ярко. Он держался удивительно просто и естественно. Она слушала, затаив дыхание. Невозможно было представить, что все эти события произошли с одним человеком! Их хватило бы на две жизни!.. И столько всего он знал! Он разбирался в корабельных снастях и дамских нарядах, в живописи и музыке, играл на гитаре и негромко пел для них своим бархатным голосом... С ним было так интересно, легко и весело!
   Как только он смог держать в руке перо, он написал своему поверенному и получил от него документы, подтверждающие его имущественные права и титул...
   Она видела, как Питер разговаривает с ее отцом - почтительно, но как равный! Ему в то время было неполных девятнадцать, но выглядел он старше своих лет и вел себя как зрелый мужчина. И порой он так на нее смотрел, что у Маргариты начинали пылать щеки... Она чувствовала, что тает от его голоса, что у нее начинает колотиться сердце, стоило ей о нем только подумать...
   Разумеется, они никогда не оставались наедине - донья Леонора всегда сопровождала ее. Она зорко следила за ними, и вот однажды Маргарита услышала, что дуэнья, как-то странно волнуясь, заговорила с ее отцом о раненом юноше... Каково же было ее удивление и возмущение, когда после этого разговора отец запретил ей входить в комнату к раненому!
   Донья Леонора продолжала навещать Питера. Маргарите, наивной девочке, и в голову не приходило задуматься, что делает ее дуэнья в комнате молодого человека!.. Как оказалось, у Леоноры были на него свои виды... Маргарита до сих пор с отвращением вспоминала эту мерзкую историю. Но Питер уже тогда точно знал, чего он хочет и все уладил с доньей Леонорой... Однако дуэнье все же пришлось оставить их дом...
   К тому времени Питер начал уже вставать и ходить по комнате. Он довольно быстро оправился от страшной раны и ожидал только приезда своего слуги с вещами и лошадьми...
   Но прежде чем уехать, Питер пошел к ее отцу и они больше двух часов проговорили, закрывшись в его кабинете. Маргарита до сих пор так и не знала подробностей этой беседы, но, видимо, дон Диего тоже попал под обаяние их временного постояльца. Почему дон Диего решил отложить ее свадьбу с Умберто на год? Каким чудом Питер смог убедить ее отца, какие аргументы он приводил, чтобы добиться права стать ее мужем - непонятно. Она знала только, что лорд Питер Гальтон просил ее руки и обещал через год обеспечить своей невесте достойную жизнь, где она пожелает - в Мадриде, на юге Франции или в Италии, если Маргарита к этому времени согласится стать его женой.
   Она была ошеломлена! Маргарита не могла поверить, что такое вообще возможно! Иностранец! Мало того - англичанин!! Представитель вечно враждебного им государства! Но отец почему-то не был против, хотя поставил ему несколько условий, главным из которых было принять испанское подданство. Чтобы ни у кого не возникало сомнений в истинности его веры, дон Диего просил Питера поклясться, что он никогда не исповедовал англиканство и не был протестантом.
   Лорд Гальтон исполнил все условия. Ее отец был полностью удовлетворен и дал свое согласие на их брак. Может быть, он просто чувствовал, что без колебаний может доверить этому человеку свою дочь?.. Многие, слишком многие тогда не могли поверить его решению, а некоторые родственники даже отвернулись от него... Но теперь, слава богу, все в прошлом!
   Питер подарил ей тогда первое кольцо - с розовым бриллиантом изумительной красоты... Только много позже она узнала, что у него в то время не было ничего, кроме нескольких жемчужин, привезенных из Вест-Индии, титула, шпаги и головы на плечах...
   Каким волшебным показался ей этот год! Она вышла в свет, она блистала при дворе, и Питер окружал ее таким вниманием и любовью, что она чувствовала себя больше, чем королевой! Она не догадывалась, какие интриги плелись вокруг него, каких усилий ему стоило не допустить скандалов вокруг своего имени... И в это же самое время он с поразительной энергией создавал свое состояние, чтобы обеспечить ее, иметь возможность дарить ей роскошные туалеты и украшения, которым завидовали все ее подруги. Тогда же он начал строить для них необыкновенный дворец на юге Франции... Единственное, что ее огорчало - он так часто и надолго уезжал по делам!..
   ... Сейчас, стоило ей только представить, что она может больше никогда не увидеть своего мужа, как внутри у нее что-то обрывалось, ей становилось нечем дышать и сердце останавливалось от ужаса!..
   Ночью Маргариту мучили кошмары. Ей виделось черное зеркало колдуньи, - и почему-то те времена, когда раненый юноша лежал в их доме в Мадриде... Сейчас ей казалось, что он умирает - и она, будто бы все еще не зная, кто он, в отчаянии обливалась слезами, а донья Леонора хохотала, выкрикивая: "Он все равно тебе не достанется!"... И Маргарита просыпалась в полном смятении и страхе...
   Прошел еще один тоскливый день...
   Молодая графиня стала бояться приближения ночи. Марселина заварила ей чай из трав...
  

Обыск

  
   ...В холле ждали три человека, похожих на судейских, в черных одеждах. Маргарита спускалась по лестнице и остановилась, не дойдя до конца трех ступеней, удивленно глядя на незнакомцев. Один, что постарше, в седом парике, почтительно поклонился и важно произнес:
   - Нам поручено сделать госпоже графине де Монтель некое предложение, касающееся ее мужа, господина графа.
   Маргарита пригласила их пройти в гостиную. Ее камеристка Марсела, войдя туда последней, сделала какой-то знак Полю, который открывал двери, а теперь кивнул ей и исчез.
   - Объясните, господа, в чем дело.
   - Госпоже графине, надеюсь, известно, где находится ее муж?
   - Да, известно.
   - И, конечно же, госпожа графиня желает, чтобы ее муж поскорее вернулся домой?
   - Разумеется.
   - В таком случае дело не займет и трех минут! Нам поручено получить письменное свидетельство, подписанное рукой госпожи графини, что она согласна обменять свободу своего мужа, графа де Мотель, на одну картину...
   - Что-о?
   - ...Кисти Диего Веласкеса "Венера с зеркалом и амуром".
   Человек в седом парике показал Маргарите какую-то бумагу.
   - Я не намерена ничего подписывать! Как я могу чем-то распоряжаться без ведома мужа! Вам следует обращаться к нему самому, господа.
   - Непременно. Но может так случиться, что до этого времени господин граф съест что-нибудь нехорошее - известно, какая пища в тюрьме! Или, не дай бог, во время прогулки оступится на лестнице... Надеюсь, вы понимаете? Так что лучше нам поскорее исполнить все формальности, мадам, пока еще он жив и здоров. И чем скорее он окажется дома, тем для него безопаснее.
   Маргарита вцепилась в подлокотники кресла. У нее моментально пересохло во рту, сердце колотилось как бешеное...
   - Что вас смущает, госпожа графиня?
   Она ничего не могла ответить, только покачала головой и опустила глаза, чтобы никто не заметил, какой страх овладел ею...
   - Есть два варианта, мадам: вы подписываете документ, а когда граф вернется, он сам отдаст нам упомянутую картину по подписанному вами обязательству. Или мы сейчас возьмем картину, а вам оставим расписку...
   Маргарита снова покачала головой.
   - Если бы эта картина принадлежала мне, я отдала бы ее без малейших колебаний, поверьте, господа!..
   Человек в седом парике сделал вид, будто собирается уходить.
   - Что ж, мадам, вы сами выбрали судьбу своего мужа! - и он направился к дверям. Двое других последовали за ним.
   - Постойте! - воскликнула Маргарита. - Хорошо, я согласна.
   - В таком случае, мы должны убедиться, что картина еще находится в этом доме и может быть выдана по первому требованию.
   В дальнем конце гостиной, у окна, стоял подрамник с накинутой на него белой шалью. Графиня указала на него. Один из людей быстро подошел и сдернул шаль. И все увидели, что рама пуста!
   Маргарита невольно вскрикнула:
   - Не может быть!..
   - Когда последний раз вы видели картину? - строго спросил человек в седом парике.
   - Несколько дней назад... не помню точно. Мне было не до нее...
   - С вашего позволения мы поищем ее в доме, - решительно сказал человек и, не дожидаясь ответа, пошел по другим комнатам, с шумом открывая одну за другой все двери. Его помощники, похожие на судебных приставов, обшаривали каждый уголок...
   Ошеломленная Маргарита сначала никак не могла опомниться от этого внезапного вторжения, потом, возмущенная, пыталась остановить этих людей, но все было напрасно. Они будто ее не слышали!
   Последней комнатой оставался кабинет, но и там картины обнаружено не было.
   - Где же она, сударыня? - человек в седом парике едва сдерживал ярость.
   - Я не знаю.
   - Наверняка вам известны тайники, где вы храните свои драгоценности. Показывайте! Не будем понапрасну терять время!
   - Этот дом - не наш собственный. Муж снял его только на три месяца. Даже если здесь и есть тайники, я не знаю, где они.
   - Отлично. Похоже, судьба графа весьма печальна, но, увы, она вам безразлична, мадам! - и он быстро направился к выходу.
   - Но я правда ничего не знаю о картине! Мой муж не посвящает меня в свои дела! Возможно, он уже распорядился ею по своему усмотрению...
   - Тем хуже для него, - зловеще пробормотал человек в седом парике и вышел вместе со своими людьми.
   Маргарита закрыла лицо руками и разрыдалась.
  

Вопросы и ответы

  
   ...За окном уже была глубокая ночь, когда какое-то движение и шаги на лестнице заставили Маргариту открыть глаза и прислушалась. Она даже не успела ничего подумать, но узнала эти быстрые шаги - только Питер так стремительно взлетал по лестнице!
   Он открыл дверь - и она бросилась к нему с таким восторгом и радостью, что он засмеялся:
   - Сколько же времени я мечтал о таком теплом приеме!
   По щекам у нее текли слезы, и он удивленно приподнял ее лицо.
   - Что случилось, сердце мое? Почему вы плачете?
   - Наверное, от радости... Слава богу, вы живы!
   - Ну, разумеется! Что заставило вас в этом сомневаться? Разве вам не сообщили?..
   - Сначала сообщили одно, а потом - другое!.. Наверное, Марсела вам уже всё рассказала.
   - Как искали картину? Да. Я предвидел нечто подобное и хотел поместить ее на хранение в банк, но не успел. Однако вынул ее из рамы и закрепил с обратной стороны гобелена у себя в спальне. Ну, я еще разберусь с этими любителями живописи... Бедная моя девочка, перестаньте же плакать! - он одной рукой обнимал ее, слегка прижимая к себе, а другой осторожно вытирал слезы, катившиеся по ее щекам. Маргарита вдруг почувствовала такое облегчение! Как восхитительно было ощущать его сильную, теплую руку на своей талии! его спокойствие и уверенность в себе - и его нежность... Но слезы катились сами собой...
   - Я так измучилась неведением, столько всего передумала за это время! Почему вы никогда ничего не рассказываете мне о своих делах? Питер, я хочу знать все! Я имею на это право - я ваша жена!
   - Какое счастье, что вы об этом помните!
   - Даже сейчас вы не можете обойтись без иронии! Вы не представляете себе, что я пережила! Я не знала, что и думать! И потом... мне было стыдно, что какая-то куртизанка знает о ваших делах гораздо больше, чем я! Вы немедленно должны рассказать мне, за что вас арестовали, с кем вы дрались на дуэли, какую услугу оказали Марион де Лорси и почему...
   - О, дорогая моя, как много вопросов! Боюсь, мне придется отвечать на них до следующего вечера!
   Он усадил ее обратно в постель, сел рядом, взял ее прохладные руки и прижал к своему лицу. Она только теперь заметила, что его волосы чуть влажные и завились колечками - значит, он уже успел принять ванну и переодеться, а она в это время спала, одурманенная снадобьями Марселины...
   Питер медленно целовал ее ладони, согревая и щекоча их своим дыханием, и Маргарита чувствовала, как тепло и нега волнами разливаются по ее телу... Однако она хотела сейчас же получить ответы на все свои вопросы, и уже открыла рот, чтобы повторить их, но не успела: его властные губы заставили ее замолчать.
  
  
   ...Он отдыхал, прикрыв глаза, и в уголках его губ блуждала еле заметная улыбка. Маргарита лежала рядом с мужем, рисовала пальчиком завитушки на его груди и ныла:
   - Ну, почему ты опять молчишь? из тебя слова не вытянешь! Питер, ты же обещал!...
   - Не хочу ни о чем думать...
   - Ты устал?
   - Смотря для чего...
   Он быстрым движением поднялся на локте и нежно погладил ее плечо, но Маргарита проворно отодвинулась и улеглась на живот подальше от его рук и губ. Он не стал ее преследовать и молча смотрел на нее блестящими черными глазами, чуть улыбаясь... Казалось, он никак не мог налюбоваться ею.
   - Питер, ну, прошу тебя, расскажи... Тебе было страшно в Фор-Левеке?
   - Скорее неприятно... Хотя условия там вполне сносные - не хуже, чем в какой-нибудь провинциальной гостинице. Это, можно сказать, привилегированная тюрьма, там сидели очень известные люди... Но когда много свободного времени и нечего делать, сразу начинаешь вспоминать свои грехи. А грехов у меня ох как много! Пожалуй, я за три дня всех и не вспомнил!
   - Ты все шутишь. Или просто не хочешь меня пугать? Правда, что король приказал арестовать тебя за какую-то песенку, высмеивающую госпожу де Ментенон?
   - Она велела сжечь картину Леонардо да Винчи! Я не мог удержаться...
   - Так это был твой памфлет? Мадлен принесла его с рынка вместе с продуктами. Я должна была догадаться! И Марион потом говорила... Но сеньор мой, он же почти на грани непристойности!
   - Но не за гранью.
   - Не слишком ли это?..
   - Я ничуть не сожалею.
   Маргарита только покачала головой.
   - Де Лорси еще сказала, что за тебя вступились беарнские гусары во главе со своим командиром.
   - Верно.
   - Но почему они? Ты знаешь их командира, герцога де Граммона?
   - Мы познакомились в таверне, где они ужинали в тот день.
   - Но почему в таком случае герцог пошел к королю просить за тебя?
   Питер вздохнул и встал. Накинув длинный узорчатый халат, он подошел к столу налить вина.
   - Вы не хотите говорить мне? - сдвинула брови Маргарита. - Здесь какой-то секрет?
   - Ну... почти. Это длинная история, в которой я некоторым образом нарушил закон. Не хочу, чтобы об этом узнали. Особенно в Испании...
   - Вот как? Впервые слышу, чтобы мой муж нарушал закон!
   - Это случалось... Надеюсь, моя жена не выдаст меня властям?
   Маргарита рассмеялась. Он присел на край постели, протянул ей бокал с вином, и сам неспеша отпил из своего.
   - В этот раз мои каперы поймали контрабандиста с грузом драгоценных металлов из Нового Света. Я ничего не сообщил властям об этом призе и не декларировал его. На это у меня есть очень веские причины... Но во время боя мои корабли пострадали и встали на ремонт в Ла-Рошели. Груз оставался в трюмах... И вот в "Золотой лилии", во время ужина с беарнцами я узнаю, что полк идет воевать, не имея самого необходимого! Ни одежды, ни денег, ни фуража... Одним словом, я предложил де Граммону экипировать его полк.
   - О! Это щедро. И нам ничего не осталось?
   - Нам осталось, и вполне достаточно.
   - Достаточно - это сколько? - в ее тоне проскользнули нотки недовольства.
   Он внимательно посмотрел на нее, прищурившись, и улыбнулся.
   - Кажется, вы хотите познакомиться с моими финансовыми документами, дорогая?
   - Мне хочется, чтобы вы ставили меня в известность прежде, чем делать подобные красивые жесты! Просто чтобы я знала, насколько щедрым может быть мой муж!
   Питер в недоумении приподнял бровь.
   - Вы считаете, что по отношению к вам я недостаточно щедр?
   - Я этого не говорила! Но я хочу знать.
   - Хорошо, я исполню ваше желание. Однако намерен поступать так, как сочту нужным.
   - Не собираюсь вам мешать, сеньор. Просто я хочу знать все! Я ваша жена, в конце концов!
   - Определенно, что-то с вами случилось, моя радость - уже второй раз напоминаете, что вы - моя жена! Но, тем не менее, не позволяете мне напомнить еще раз, что я ваш муж. Это несправедливо!
   - Нет-нет, постойте! Я не хочу оставаться в неведении! Скажите, что за услугу вы оказали Марион де Лорси? Она сказала, что ее ждала участь вашего друга д'Юссона, если бы не вы.
   - Вполне возможно... Моя дорогая, вы заставляете меня говорить о чужих тайнах и вещах, весьма опасных для посвященных в них. А вдруг случится, что вас спросят об этом, и не просто так, а с пристрастием?
   - Что это значит? Под пыткой?
   - Возможно. И пострадаете не только вы сами, но и другие люди... Так что вам лучше поменьше знать о некоторых моих делах.
   - Но что же за дела у вас такие, если меня могут спросить о них, применив пытку?!
   - Одним словом не ответишь... Давайте отложим этот сложный разговор, моя дорогая. Мы сейчас можем провести время гораздо веселее!
   - Я поклялась, что не успокоюсь, пока не узнаю всё!
   Он вздохнул и встал, чтобы налить себе еще вина. Маргарита сводила его с ума.
   - Питер, ну почему вы не хотите поговорить со мной серьезно?
   Он резко повернулся к ней и, слегка наклонившись, посмотрел в глаза.
   - Вы и в самом деле не понимаете, моя прелесть? Действительно не видите? - У меня мутиться в голове от аромата ваших волос... Я не в силах смотреть на вас - и говорить о каких-то пустяках!
   - Пустяках?! - она даже задохнулась от возмущения. - А что же тогда для вас не пустяки?
   - Любовь. Для вас она уже не так важна?
   - Вы ненасытны! Дайте же мне немного отдохнуть.
   - Как жаль, что наши силы неравны... или чувства?
   - Вы просто не хотите меня понять. У меня на душе неспокойно - я не могу думать о любви... И вы ничего не рассказываете, потому что это для вас - пустяки!
   Он на секунду задумался.
   - Пожалуй, всё, кроме беседы с королем и госпожой де Ментенон...
   Маргарита подскочила на постели.
   - Как! Вы видели Людовика XIV и госпожу де Ментенон?!
   - Да, дорогая. Не больше трех часов назад.
   - И вы молчали!?
   - Стоило мне только увидеть вас, и я забываю обо всем на свете. Ничего удивительного!
   - О, вы мастер куртуазных речей! Ну, расскажите же!.. Все подробно - и с самого начала!
   - Собственно, я не знаю, где начало - наверное, в Англии... Кроме герцога де Граммона за меня вступился сын Людовика от Монтеспан, граф Тулузский. Он сообщил королю, что получил от меня секретные сведения чрезвычайной важности. Это и в самом деле так, моя дорогая. Недавно я был у него с донесением относительно строительства и вооружения английского флота... Конечно, я рисковал, не поставив в известность своего патрона, кардинала Альберони, но все же французы представляют собой на море гораздо более грозную силу - им и карты в руки! Пожалуй, только благодаря этому донесению меня выпустили так быстро. Иначе пришлось бы обращаться к испанскому послу, началось бы разбирательство и всякие дипломатические препирательства - и дело затянулось бы ох как надолго! А сейчас я даже был удостоен чести - король пожелал меня видеть и лично говорить со мной! - в его тоне слышалась ирония, но Маргарита смотрела на мужа широко раскрытыми восторженными глазами.
   - Питер, какой он? Великий Король-Солнце!..
   - Он все еще красив и статен. Хотя уже без былого блеска, надо сказать, и располнел... Но по-прежнему умеет быть приветливым и любезным со всеми, даже с теми, кто ему неприятен.
   - Откуда вы знаете?
   - Некоторое время пришлось подождать в приемной и понаблюдать...
   - А о чем вы говорили? Он что-то у вас спрашивал?
   - Конечно же, ему всё заранее обо мне доложили. Кажется, он меня вспомнил, когда увидел... Сейчас Людовика интересовали чисто практические вещи, связанные с войной. Я рассказал ему о том, что видел на верфях Плимута. Вряд ли вам это интересно, моя дорогая. А вот королю было по-настоящему интересно. Меня порадовало, что он по-прежнему быстро и верно принимает решения. Он поручил своему сыну флот Франции - а теперь еще и постройку нескольких линейных кораблей на верфях Ла-Рошели. И это единственно верное решение при сложившемся положении на флоте. Но я понял, что у короля очень мало денег...
   Питер вдруг остановился и покачал головой.
   - Маргарита, душа моя, о чем мы говорим?! Бог с ними со всеми!..
   - О, нет, Питер! А что госпожа Ментенон? Она вам не понравилась?
   - Сидела в глубине кабинета с постным лицом, молчаливая и кроткая... Не могу сказать о ней ничего определенного. Зная ее тяжелую судьбу в прошлом, я испытывал к ней уважение и сострадание, но теперь...Наверное, возраст очень меняет людей, Марго... Но все же мне пришлось извиниться перед ней - из уважения к королю.
   - О, вы признались в авторстве? Де Лорси говорила, что беарнцы взяли вину на себя.
   Питер рассмеялся.
   - Неужели вы могли подумать, что я буду прятаться за спинами друзей?
   - Тогда это были бы не вы!.. Не могу себе представить, как это граф де Монтель просит прощения!..
   - Это легко сделать, если на самом деле сожалеешь о своем поступке. Но я не сожалею. И Ментенон поняла это. Хотя формально все были удовлетворены, даже король. Думаю, этим дело не закончится. Надо совсем не знать Людовика, чтобы думать, что он забудет! Он не забывает ничего.
   - Питер, я боюсь... Вы же умеете быть таким очаровательным и любезным! Ну что вам стоит не ввязываться в скандалы?
   - Ну да, и наш мудрый де Фонтенак считает, что следует идти на некоторые компромиссы... Я готов! Но есть вещи, которые, по-моему, компромиссов не допускают.
   - Знаете, мне хочется уехать из Парижа... Питер, вернемся в Тулузу, прошу вас!
   - Я только об этом и мечтаю. Мне вообще не хотелось сюда приезжать.
   - В следующий раз не потакайте моим капризам, сеньор, иначе вы совсем меня избалуете!
   - Вы обещаете быть послушной женой?
   - C радостью! - и она подставила ему свои соблазнительные губки.
   Их поцелуй прервал осторожный стук в дверь. Маргарита вздрогнула.
   - Бог мой! Кто смеет беспокоить нас здесь в такое время!
   Питер, запахнув халат, открыл дверь. Слуга передал ему какую-то записку. Граф быстро прочел ее и велел седлать лошадь. У него был озабоченный вид.
   - Это от мэтра Жюстена. Я просил его сообщать мне, если будут интересные случаи.
   - Какие случаи? Медицинские?
   - Да. Мне придется уйти, дорогая - надеюсь, ненадолго.
   - Неужели вы уйдете сейчас, из моей постели?!..
   - С огромным сожалением!..
   - Невероятно! - возмущенно воскликнула Маргарита. - Ради кого?!.
  
   ...Как оказалось, ради тощей полумертвой проститутки лет четырнадцати, с полупрозрачной голубовато-грязной кожей в свежих кровоподтеках и ссадинах, с костлявыми коленками, в лохмотьях и с невероятно большим для ее худобы животом последнего месяца беременности. Она лежала на столе в заведении мэтра Жюстена и время от времени слабо корчилась от боли - она уже не могла даже стонать.
   - Я подобрал ее у своего порога не больше сорока минут назад - вышел, думал приблудная кошка скребется... Уж не знаю, сколько времени она мучается, но, похоже, что давно... Никогда ей самой не разродиться, видит бог! Смотри, она сама как ребенок - ни бедер, ни зада! Послушал - ребенок, по-моему, уже не шевелится... Да и ей не долго осталось... Извини, граф, если зря побеспокоил, но ты сам просил... У тебя легкая рука - сколько раз делал кесарево сечение, и женщины оставались живы!
   - В четырех случаях из шести... И дело вовсе не в руках.
   - Ну, этой драной кошке была бы одна дорога, а так хоть есть шанс... Все равно наш мэтр Луван ее отправит на тот свет - у него они все умирают!
   - Он и другие всегда делали эту операцию уже на мертвой женщине, потому что церковь должна отпевать и хоронить тела женщины и плода отдельно. И часто случалось, что ребенок оказывался жив. А потом стали в безнадежных случаях делать это и у живых, но не ушивали рану матки. Вот в чем ошибка мэтра Лувана! Я показывал ему монографию доктора Морисо, который говорит об этом, и по которой я работал раньше, но мэтр слишком упрям и не хочет поступиться своим авторитетом... Ну, приступим. Ты все прокипятил и приготовил?
   - Да, сударь.
   Граф кивнул, снимая перчатки, и открыл свой несессер из тисненой кожи.
   - У меня есть одно средство - "сладкое купоросное масло" - она понюхает его и заснет, и не будет чувствовать боли. То, что пишет о нем Бойль, похоже на сказку. Я хотел попробовать его как раз в таких случаях...
   - Думаю, хуже-то ей уже некуда!
   Граф посмотрел на несчастную девчонку, похожую на синего костлявого цыпленка, со смешанным чувством жалости и брезгливости, но его лицо казалось совершенно невозмутимым...

*

   Питер вернулся домой около восьми утра. У крыльца его поджидал старший сын Мадлен Жан по прозвищу Лисенок. Это прозвище дала ему сама мать - за симпатичную мордашку с остреньким носом и хитрыми круглыми глазами, похожими на отцовские.
   Секретарь и камердинер графа Жан Потье был сначала удивлен и растерян, когда узнал о том, что у него есть сын, а сейчас в глубине души гордился этим. Но суровая Мадлен до сих пор не давала ему никаких шансов на возобновление их прежних отношений и ворчала, когда Жан пытался проявлять свои отцовские чувства...
   Когда граф спешился у подъезда, проворный Жан-Лисенок уже подхватил поводья его лошади и сказал, что мадемуазель Диана велела ему спросить у сеньора графа, когда он будет учить их фехтованию. Граф на секунду задумался, потом спросил:
   - Ты готов начать?
   - Да, сеньор!
   - А где Диана?
   - Наверное, еще спит.
   - Ну, пусть поспит. С тобой мы можем начать прямо сейчас.
   - Прямо сейчас?! Вы же только приехали...
   - Поэтому сегодня я покажу тебе только несколько позиций или стоек, ты их должен будешь запомнить и повторять в течение дня. Это не так просто, дружок, нужно иметь большое желание и терпение.
   Они прошли в небольшой фехтовальный зал, где мальчик с восторгом увидел две тонкие блестящие рапиры с золочеными рукоятками, лежавшие в длинном футляре на черном бархате. Граф показал ему, как правильно держать оружие и в каком положении должны находиться руки и ноги, чтобы отражать удары и нападать самому...
   Через некоторое время в зал заглянул взрослый Жан и от удивления открыл рот.
   - Вот это да, сударь! А я вас везде ищу... После такой длинной ночи, какая была у вас, я бы три дня отсыпался!
   - Счастливец! У меня так не получается... Ну, поскольку у нас первый урок, мне под силу с этим справиться. А теперь, Жан, можешь продолжить вместо меня: проконтролируй правильность выполнения молодым человеком примы, секунды, терции и кварты. Он быстро все схватывает, и очень гибкий - просто талант!
  
   ...В кабинет постучалась Амалия. Граф сидел на подоконнике с книгой и курил.
   - Марио, я только узнала, что ты вернулся... Я так счастлива, что все обошлось!.. Можно поговорить с тобой?
   - Конечно, Лия, входи!
   Он быстро встал ей навстречу, поцеловал обе ее руки так, как когда-то раньше, и усадил на небольшой диванчик у книжного шкафа, а сам присел на край стола напротив. Внимательно на него посмотрев, Лия спросила:
   - У тебя усталый вид... Ты чем-то расстроен?
   - Наверное, просто не выспался. Казалось бы - что делать в тюрьме? Только спать. А у меня не получалось - воображение не давало... Но прошедшая ночь превзошла все самые смелые фантазии! Она началась в королевском кабинете - Людовик до сих пор не изменил своей привычке работать ночами - и закончилась в цирюльне на улице Августинцев в обществе маленького беременного заморыша, похожего на дохлого цыпленка...
   - Бог мой! - Лия быстро подошла к нему и взяла за руку. - Я сразу поняла, что ты из-за чего-то переживаешь. Она умерла?
   - Пока нет. Но что удивительно - и ребенок жив! Правда, пришлось с ним повозиться, чтобы заставить дышать, но он очень быстро очухался... А теперь я себя спрашиваю: зачем я вмешиваюсь в волю Провидения, которое судило им умереть? Может быть, в другой жизни они были бы счастливее?.. Эта жизнь не сулит им ничего, кроме страданий... Теперь они не выходят у меня из головы!
   - А разве не Провидение послало им тебя?
   - Возможно...
   - Я помолюсь за них. Как ее зовут?
   - Понятия не имею, - пожал он плечами. Лия тихо улыбнулась:
   - Видно, тебе было не до этого ...
   Он только сейчас обратил внимание, что Лия, никогда не любившая ярких нарядов, теперь одета более чем скромно, как будто старалась быть еще незаметнее. Однако простое серое платье без украшений только подчеркивало природные краски ее лица. У нее была белоснежная кожа, удивительная для итальянки, темно-голубые сияющие глаза, естественный нежный румянец и золотисто-русые пышные волосы, тяжелыми волнами спадающие на плечи...
   Под его взглядом она смущенно опустила ресницы.
   - Почему ты так смотришь, Марио?
   - Я любуюсь. Ты очень красива.
   Она вспыхнула, как девчонка, и отошла от него.
   - Не говори так, пожалуйста...
   - Почему же? Я говорю правду. Что тут плохого?
   - Может быть, и ничего, но... я как раз пришла сказать тебе, что... должна уехать!
   - Почему?
   - Маргарита теперь совсем по-другому на меня смотрит... Она...будто подозревает меня в чем-то... Внешне все остается по-прежнему, но она неосознанно дает понять, что не хочет меня видеть в своем доме... Одним словом, я чувствую, что должна уехать. Зачем тебе неприятности с женой!
   - Если только в этом дело - я не вижу причин тебе уезжать. Маргарита прекрасно знает, что повода для ревности у нее нет.
   - Тем не менее, ей неприятно мое присутствие... Она будет рада, если я уеду.
   - Она сделает так, как захочу я.
   - Да? Совсем недавно ты не мог переступить порога ее спальни...
   Он вскинул подбородок и холодно взглянул на нее. Лия потупилась и быстро сказала:
   - Прости... Единственное, чего я хочу, это чтобы ты был счастлив...
   - Я позабочусь об этом сам! - он встал и подошел к окну. - Скоро мы возвращаемся в Тулузу, детям там будет хорошо... Подумай.
   - Все это может однажды плохо кончиться. Помнишь, как тогда, я не сдержалась... Я ведь тоже не каменная, мой милый, как и ты... Я уже все решила, так будет лучше!
   Он помолчал, глядя в окно.
   - Мне будет вас не хватать...
   Амалия сделала движение, чтобы подойти к нему, но в этот момент дверь открылась и в кабинет вошла Маргарита.
   - Доброе утро! Неужели мой муж сегодня дома и будет с нами завтракать! - воскликнула она с легкой иронией. - Я уже забыла, когда это случалось в последний раз! Надеюсь, вы никуда не намерены больше исчезать, сеньор мой?
   - Это как придется, - он улыбнулся невесело. - Надо закончить дела. Мы сможем уехать не раньше, чем через две недели. И Лия, как я понял, тоже хочет вернуться домой... Думаю, нам лучше будет ехать вместе до Лиона, а там... Черт, у меня даже нет здесь надежного человека, чтобы сопровождать тебя!..
   Тут раздался деликатный стук в дверь, и показалась лохматая голова Мишеля Миньяра.
   - Простите, ваше сиятельство...
   - Входи, приятель. Что случилось?
   Дверь открылась полностью, и Миньяр, хромая, вошел, неся в руках шпагу и золотой портсигар графа, когда-то украденные бандитами.
   - Я обещал вернуть вам ваши вещи, мессир граф - я выполняю свое обещание.
   - Как же это тебе удалось? Впрочем, потом расскажешь. - Питер положил шпагу на стол, а портсигар задержал в руках. На нем был изображен его герб: на щите в верхнем поле два скрещенных меча, под ними - роза, инкрустированная рубинами; щит венчали шлем и жемчужная корона с перемежающимися зубцами и земляничными листьями. Присутствие в гербе алой розы Ланкастеров говорило о том, что английские предки графа были из этого древнего рода.
   - Мне было бы жаль потерять эту вещицу, - сказал граф, обращаясь больше к Амалии. - Я сделал ее сам, используя метод Бенвенутто Челлини... Что ж, спасибо, Мишель, - и он протянул ему руку. Парень оторопел. Он смотрел на руку графа и не решался ее пожать, а потом, смутившись, протянул свою, и мужчины обменялись крепким рукопожатием.

*

   ...Служанки убирали посуду со стола после завтрака. Диана и Франческа с двух сторон висли на отце, который присел на диван, чтобы им было удобнее до него добраться, а ему - их приласкать. Маргарита просила Питера покататься с ними в открытой коляске где-нибудь подальше от города.
   - Мы так давно никуда не выходили вместе, Питер! И девочки будут рады.
   Он на секунду задумался.
   - Ну, хорошо, милые дамы. Я и в самом деле соскучился по вашему щебетанью. Только прежде нужно сделать кое-какие распоряжения... Марсела, позови Мадлен, я хочу поручить ей одно дело.
   Когда Мадлен появилась в столовой, граф попросил девочек подождать его в гостиной, а ей сказал:
   - Ты поедешь со мной на улицу Августинцев, к известному тебе мэтру Жюстену. Возьми с собой все необходимое, чтобы пожить там несколько дней. Будь готова к трем часам. И еще: надеюсь, ты умеешь готовить мясное и овощное суфле, паштеты, суп-пюре, фруктовые муссы и балансе?
   - Кое-что умею, сударь. А зачем?
   - Сегодня приготовь к этому времени полстакана куриного бульона, немного суфле из цыпленка и... пожалуй, два желтка, взбитые со щепоткой ванильного сахара и ложкой коньяка.
   Маргарита удивленно воскликнула с улыбкой:
   - Не думала, что у вас так изменились вкусы, сеньор! Это меню из Фор-Левека?
   Питер засмеялся.
   - Это меню не для меня, дорогая, а для одной моей пациентки. Если Мадлен ее не подкормит, она вряд ли встанет на ноги.
   - Это к ней вы ушли сегодня ночью?
   - Да.
   - И кто же она?
   - Только не сейчас, Марго! - он поморщился, как от зубной боли. - Мне становится плохо, стоит только ее вспомнить! Впрочем, Лия может рассказать тебе, пока я буду переодеваться...

*

   ...Мадлен вслед за графом вошла в маленькую комнату в доме мэтра Жюстена, где не было ничего, кроме узкой кровати, стола и двух стульев. Им навстречу проворно встала монахиня-сиделка. На кровати лежало худое бескровное существо с синяками и ссадинами на лице и полупрозрачных руках, лежавших поверх чистой белой простыни.
   Граф вполголоса поговорил с сиделкой, потом отправил ее отдохнуть, а сам подошел к кровати, бесцеремонно откинул простыню и с невозмутимым видом начал осмотр. Мадлен с любопытством вытянула шею, но подойти поближе боялась - вдруг граф рассердится? Она заметила, что граф избегает смотреть в лицо своей пациентке и отводит глаза от ее испытующего взгляда. Мадлен пристально всмотрелась в его лицо. Оно оставалось бесстрастным, но что-то было в его глазах такое, чего она не замечала раньше. Граф не произнес ни слова и только слегка хмурил брови. Она удивлялась его молчанию - это было на него совсем непохоже... И вдруг Мадлен поняла, в чем дело! Острая жалость сдавила ему горло, и он злится на себя за это.
   Первой нарушила молчание пациентка, когда граф накрыл ее и хотел отойти.
   - Спасибо, сударь, что избавили меня от живота! - сказала она хриплым голосом. - Вот оклемаюсь немного и отдам вам деньги. А захотите - расплачусь натурой... Я многое умею!
   Граф остановился и наконец посмотрел ей в глаза.
   - Как тебя зовут?
   - Като.
   - Катрин, твоего сына отдали кормилице в Шайо, - сказал он спокойно. - Прибереги свои деньги для него.
   - Да на черта он мне сдался! Самой есть нечего! Я только и мечтала, как бы поскорее от пуза избавиться. Ну, теперь будет что продать!
   Граф ничего не ответил ей и сказал Мадлен:
   - Покорми ее, только не давай сразу много. А на ужин сделаешь паштет из говяжьей печени, бриошь с фруктовым пюре и полстакана красного вина, - и он вышел в другую комнату, чтобы поговорить с мэтром Жюстеном.
   Мадлен, доставая из корзины судки с теплым обедом, сказала:
   - Ну, ты даешь, крошка! Видно, тебе последние мозги отшибли. Разве ты не видишь, с кем говоришь?
   - А что? Доктор тоже мужчина... да еще такой красавчик... Все равно мне платить нечем!
   - Да ты посмотри на себя, красотка! Как еще графа не стошнило, когда он полночи с тобой здесь возился! А я-то думаю, для какой такой принцессы он придумал столь изысканное меню? С тебя хватило бы и свиных ножек с капустой!
  

В Тюильри

  
   Спустя день Питер отправился в Ножан, чтобы повидаться со своим приятелем-контрабандистом и получить очередную порцию новостей, которые нельзя было доверить почте.
   Он вернулся из Ножана озабоченным, даже мрачным. Марсела видела графа таким не часто.
   - Скажи сеньоре, что я жду ее в кабинете, - сказал он, едва переодевшись с дороги. Марселина не поверила своим ушам - обычно сеньор сам не то что приходит, а просто летит к жене, а тут!..
   Маргарита была удивлена не меньше своей камеристки.
   - Что случилось, Питер? В чем дело? - встревожено спросила она, входя.
   - Собственно, ничего особенного, моя дорогая. Я выполняю свое обещание и хочу сделать это поскорее. Вы хотели знать всё о моих финансовых делах? Так вот - мне нечем вас порадовать. Если вас интересуют цифры - я вам их предоставлю. Но, боюсь, с непривычки вы мало что поймете. Так что расскажу основное, - его тон был ровен и спокоен. - Мне стало известно, что то золото с кораблей, которое было предназначено мною для де Граммона, доставлено по назначению. Что же касается оставшейся части, предназначенной для выплаты банковских кредитов, то ее участь плачевна. Как плачевна участь людей, перевозивших ее - все шестеро в разное время и в разных местах были найдены мертвыми, а золото исчезло. Это первое. Второе...
   - Постойте, Питер! Как же такое могло случиться? Почему?
   - Сейчас можно только строить догадки. Но, пожалуй, у меня есть одно предположение... - он посмотрел на жену с сомнением. - Не хотелось бы вас в это впутывать, моя дорогая...
   - О, пожалуйста, продолжайте, прошу вас!
   - Ну, хорошо... Корабль, везший золото из Нового Света под видом груза шоколада, принадлежал иезуитам. Ваш кузен дон Родриго сам сказал это аббату Бассойет, а я случайно услышал... Мои каперы потопили конвой и захватили само судно, потом разгрузили его в свои трюмы и тоже потопили, а сами пошли на ремонт в Ла-Рошель. Разумеется, иезуиты искали следы своего судна и, как видно, нашли. Впрочем, кто б мог сомневаться в их способностях!
   Маргарита ужаснулась при мысли, что Питер перешел дорогу могущественному ордену.
   - Пресвятая Дева, что же теперь будет?!..
   - Вы о чем, душа моя? - он обнял ее за талию и слегка привлек к себе. - Вы испугались, моя радость? Не проще ли вам ни о чем не знать и не думать? Все равно изменить ничего невозможно.
   - Я о том, что вы опять задели интересы иезуитов! Питер, они чуть не убили вас восемь лет назад! И вы снова их дразните!
   Он засмеялся.
   - Ну что поделаешь с моим характером!.. Однако меня беспокоит другое: я рискую не выплатить кредиты вовремя и потеряю доверие банка.
   - Но почему вы решили взять кредит? Вы же говорили, что на проценты от той суммы, что лежит у вас в Лондонском банке, мы могли бы жить, ни в чем себе не отказывая.
   - Это если бы мы жили в Тулузе. А поездка в Париж потребовала дополнительных средств, и немалых. Второй кредит, поменьше, мне пришлось взять для поездки в Лондон. Но он хотя бы оправдал себя...
   Маргарита опустила голову.
   - Если бы я знала все это раньше!..
   - Не стоит сожалеть, дорогая, - сказал он мягко. Его глаза улыбались ей, и чувствовалось, что ему не хочется говорить о делах. - Чтобы сразу покончить с неприятными новостями, скажу и второе: две партии духов, ароматической воды и прочей продукции Монтеля, предназначенной для продажи в северных провинциях, были задержаны почему-то на границе с Голландией и конфискованы как контрабанда, хотя все документы, сопровождавшие груз, были оформлены должным образом. Что произошло и почему всё это оказалось на границе - непонятно. Разбираться в этом деле придется долго. Таким образом, мы потеряли еще, по меньшей мере, двести тысяч ливров.
   - Господи, что же будет?
   - Посмотрим! Вы хотели знать о наших делах - я посвятил вас в общих чертах. Но решать проблемы предоставьте все же мне, моя радость. И ни о чем не беспокойтесь.
   Он привлек ее к себе и поцеловал так, что у нее закружилась голова... Но потом, видимо, еще что-то вспомнив, с сожалением оторвался от ее губ и сказал:
   - Чуть не забыл. Есть и приятный сюрприз для вас: король прислал нам приглашение на концерт в Тюильри.
   Маргарита вскрикнула от радости. Как же она мечтала увидеть короля Франции и его двор! Она уже и не надеялась, что ее мечта сбудется!
   - О, неужели это не сон! - воскликнула она, вырываясь из его объятий, а потом снова бросаясь ему не шею. Питер, смеясь, только пожал плечами:
   - И что привело вас в такой восторг, моя прелесть? Там будет ужасная скука. Вы бы видели концертную программу! Я просто пришел в ужас. Представляете, одни церковные песнопения и духовные гимны в исполнении воспитанниц Сен-Сира мадам Ментенон!..
  
   Для Маргариты этот день был сравним с днем ее первого выхода в свет. Нет, кажется, тогда она волновалась меньше! Питер успокаивал ее как мог, сам оставаясь совершенно равнодушным к этому событию. Маргарита попросила мужа подобрать ей наряд для этого случая.
   - Видите ли, в чем дело, моя дорогая, - задумчиво произнес Питер. - Сейчас при французском дворе господствует Скромность. Тон задает госпожа де Ментенон. Она ходит в мрачных туалетах, которые почему-то кажутся черными, хотя это не так, поскольку Людовик ненавидит черный цвет! Он любит жизнерадостные цвета, роскошь и изысканность. Наша задача не из легких: не изменяя собственным вкусам нужно выглядеть не слишком ярко, иначе это могут счесть вызывающим. Поскольку я уже знаю, что надену, наши туалеты должны подходить друг к другу. Думаю, вам пойдет атласное кремовое платье с вышитой золотом шемизеткой и кремовые розы в волосах. Вместо колье можно ограничиться только золотой цепочкой с крестиком. В любом случае вы будете выглядеть как райская птичка в стае галок!
  
   Концерт в Тюильри был назначен на четыре часа пополудни, поскольку девочки-воспитанницы госпожи Ментенон рано ложились спать.
   Маргарита хотела приехать пораньше, погулять по парку и как следует рассмотреть прибывающих гостей. Питер говорил, что она только устанет, и все же они приехали за час до начала. В парке и павильонах было не так много гостей - в основном священнослужители, кое-кто из городской знати, удостоенные быть приглашенными благодаря своим пожертвованиям на благотворительные цели, аристократы-попечители городских больниц и приютов - вот, пожалуй, и все. Двор еще не прибыл.
   Маргарита во все глаза смотрела на гостей и с трепетом ожидала появления короля.
  
   Жозефина д'Арбонтес, прогуливаясь в тихой боковой аллее, сразу заметила высокую фигуру графа де Монтель на главной аллее. На нем был элегантный бархатный костюм цвета слоновой кости, отделанный тонким золотым шнуром, шляпа с белым плюмажем в руке и парадная золоченая шпага на перевязи светло-бежевой кожи с золотым тиснением. Гордая посадка головы, разворот широких плеч, стройная талия, непосредственные и изящные манеры - все в нем просто завораживало герцогиню.
   Он что-то весело говорил, время от времени наклоняясь к Маргарите, а та рассеянно слушала и улыбалась, незаметно бросая взгляды по сторонам. Они под руку неспеша прогуливались по аллее. Жозефина не могла отвести взгляд от этой чудесной пары.
   Чувствовалось, что Маргарита взволнована и напряжена, а граф вел себя так, будто он гуляет в своем собственном саду, и вокруг нет никого, кроме его жены.
   Но вот по парку будто прошла какая-то волна - все ринулись на главную аллей, ко входу, где показались придворные. Маргарита сделала движение, чтобы устремиться туда, но граф удержал ее руку в своей и что-то тихо сказал, слегка прижав ее локоть... Они остановились возле мраморной фигуры Флоры и ждали, когда король с придворными проследуют мимо. Жозефина подошла совсем близко, сбоку и чуть сзади встала по другую сторону скульптуры.
   Король приближался. На шаг позади за ним следовала госпожа де Ментенон - в светло-коричневом простом платье, единственным украшением которого был кружевной воротничок. Все, кто стоял по бокам аллеи, склонились в глубоком поклоне. Граф тоже поклонился, но из-за его высокого роста казалось, что поклонился он не достаточно низко. Вдруг госпожа де Ментенон сделала несколько шагов и остановилась перед графом, глядя на него своими все еще прекрасными карими глазами. Людовик замедлил свой и без того неторопливый и величественный шаг и тоже остановился. Питер выпрямился и поднял голову.
   - Граф де Монтель, - сказала Мадам своим тихим мелодичным голосом. - Мне стало известно, что вы помогаете самым обездоленным и падшим, своими собственными руками лечите их не хуже знаменитого Амбруаза Паре, даёте им все необходимое, даже сверх того! - и при этом ничего с них не берете. Сиделка-монахиня, которую вы наняли для очередной своей пациентки, рассказала о вас своей настоятельнице, а та - мне, потому что в подобное трудно поверить! Я впервые встречаю столь необычные и полезные занятия у дворянина вашего положения, господин граф. Ваши знания и милосердие заслуживают награды. От имени всех тех несчастных я благодарна вам, сударь. Да вознаградит вас Господь!
   На долю секунды граф смутился, но тут же ответил, дерзко вскинув голову:
   - Я не посвящаю в свои занятия никого и ни с кем не желаю обсуждать их, мадам! Тем более не хочу получать за них похвалы и благодарности - они того не стоят.
   Сначала все опешили от такого ответа, потом смысл его постепенно стал ясен, и госпожа де Ментенон слабо улыбнулась:
   - Ваша скромность делает вам честь, граф!
   Людовик, с рассеянным видом рассматривающий Маргариту, добавил:
   - Наверное, тоже из скромности граф до сих пор не представил нам свою жену.
   Питер с легким поклоном вывел вперед трепещущую Маргариту и представил ее. Она еще раз низко склонилась перед королем, даже не подозревая, что ее слегка растерянная и нежная улыбка, сияющие от восторга глаза, смуглый румянец, зардевшийся от волнения, были так обворожительны, что не только все вокруг, но и король не остался равнодушным. Людовик сказал ей несколько любезных слов, и все заметили, что королю нравится смотреть на молодую графиню де Монтель. Маргарита казалась нежным, пленительным и загадочным экзотическим цветком среди красивых, но привычных цветов королевского сада.
   - Надеемся скоро увидеть вас снова, граф, - произнес Людовик и прошествовал дальше.
  
   Жозефина, повидавшая на своем веку немало, была поражена. Она не могла поверить, что всё возможно решить гораздо проще и быстрее! Герцогиня делала все, чтобы рассорить графа с женой, но она не хотела действовать грубо и прямолинейно, поскольку знала, что граф никогда не простит ей, если узнает!.. Все ее осторожные усилия устранить со своей дороги Маргариту, чтобы представить все как естественное развитие событий и охлаждение чувств, до сих пор терпели неудачу. И неудивительно! С таким мужчиной невозможно было пресытиться любовью и превратить ее в будничный и скучный ритуал исполнения супружеского долга. Она убедилась в этом, когда сама побывала в его объятиях. После у нее не осталось никакой надежды, что Маргарита охладеет к мужу или так сильно обидится на него, что не подпустит к себе, и он будет искать утешения у другой... А теперь может случиться так, что сам Людовик сможет помочь Жозефине!..
  
   После разговора с королем и госпожой де Ментенон взгляд графа омрачился и стал рассеян. К нему подходили знакомые и едва знакомые люди, расспрашивали и поздравляли с таким невиданным успехом, но он отделывался только несколькими сухими фразами. Маргариту окружили плотным кольцом и осыпали комплиментами и кавалеры, и дамы...
   Еще совсем недавно, когда узнали, что граф арестован, никого из этих людей и близко не было рядом. Но Маргарита сейчас не думала об этом. Она была как в лихорадке и возбужденно щебетала что-то, но граф почти не слышал ее. Еле дождавшись окончания концерта, он увел ее, чтобы отвезти домой. В карете Маргарита прижалась к его плечу.
   - Питер, почему ты молчишь? Сегодня такой счастливый день!.. Почему ты хмуришься?
   - А чему мне радоваться, моя дорогая? Тому, что Людовик смотрел на тебя почти с вожделением?! Я с трудом сдержался, чтобы не влепить ему пощечину! О, не будь он королем, я сделал бы это с удовольствием!
   - Ты сошел с ума, Питер! - ужаснулась Маргарита. - Что ты говоришь?!
   - Если б ты знала, что я думаю! - мрачно пробормотал он. - Ты еще не знаешь Людовика, Марго. Если он что-то задумал, он не остановится ни перед чем! Он опасен.
   - Прошу тебя, перестань! Всё так чудесно!.. Какой замечательный день, дорогой мой! - и она нежно обвила руками его плечи...
  
   ...В спальне, уже освободившись от парадного туалета, в одном кружевном пеньюаре и с волосами, убранными в золотистую шелковую сетку, Маргарита все никак не могла успокоиться и с горящими глазами мечтательно повторяла:
   - Как чудесно!.. Король сказал, что скоро снова пригласит нас!..
   Питер смотрел на нее, стоя у окна со скрещенными на груди руками, и молча слушал ее восторги.
   - О, как он величественен и прекрасен!.. Ты заметил, какой у него властный и в то же время ласковый взгляд?
   - Что вы хотите этим сказать? - Что король очаровал вас?
   - О, конечно! Разве можно остаться к нему равнодушной! Он такой...такой!.. - она даже не могла найти слов. Питер не выдержал:
   - Маргарита, очнитесь! Людовику шестьдесят пять. Его младший сын - мой ровесник!
   - Это не имеет никакого значения! Он - великий Король-Солнце! И этим все сказано. Скорей бы он снова пригласил нас!..
   - Если это случится, я не приму приглашения.
   Маргарита изумленно посмотрела на мужа.
   - Как такое возможно? Ты сошел с ума!
   - Может быть. Но я никуда не поеду, если нас пригласит король.
   - Питер, вы не можете так поступить со мной! - отчаянно воскликнула Маргарита. - Я всю жизнь мечтала об этом!
   - Вы мечтали занять место одной из фавориток короля? - воскликнул он, шагнув к ней. - Разве не об этом вы говорите весь сегодняшний вечер? Что ж, пожалуйста! - он сделал выразительный жест в сторону двери. - Отправляйтесь к нему! Я не держу вас!
   Он побледнел, его глаза метали молнии. Маргарита, приоткрыв рот, испуганно посмотрела на мужа и будто очнулась от наваждения. Она вдруг вспомнила, что совсем еще недавно приходила в отчаяние от мысли, что может больше не увидеть его... Но он вернулся к ней, а теперь она быстро забыла все свои страхи!... И сколько же ему пришлось пережить за все эти дни...
   Он медленно провел ладонью по лицу, будто приходя в себя, и вдруг шагнул к ней, с силой сжал в объятиях.
   - О нет, я никому тебя не отдам, любовь моя, - проговорил он внезапно севшим голосом. - Тебя могут отнять у меня только вместе с жизнью...
  

Дорога

  
   Кортеж графа де Монтель направлялся на юг. В первой карете ехали Маргарита, Амалия и Марселина. Там оставалось место и для графа, но он предпочитал путешествовать в седле, со смехом говоря, что его длинные ноги не помещаются под сидением и он не знает, что с ними делать. Он скакал недалеко от окна кареты или чуть впереди, чтобы не глотать пыль, поднимаемую копытами и колесами, и время от времени подъезжал поближе, чтобы обменяться с дамами несколькими фразами. Иногда Питер все же уступал просьбам Маргариты и Амалии, и садился к ним в карету, чтобы развлечь заскучавших путешественниц каким-нибудь рассказом из своей богатой приключениями жизни.
   Все слуги-мужчины тоже были верхом, охраняя кареты. Во втором экипаже ехали дочери графа с няней Николь, служанкой Жюли, и горничная Амалии. В крытой повозке с багажом помещались остальные служанки, в том числе и Мадлен со старшим сыном. Когда граф спросил у нее, хочет ли она поехать с ними или остаться в Париже, она без колебаний выбрала первое, отправив своих младших детей в деревню под опекой тетки. Граф немного удивился такому решению, но у него было слишком много забот, чтобы думать еще и об этом.
   Двух других своих пациентов он оставил в Париже с легким сердцем: Мишель Миньяр, бандит из шайки Картуша, был почти совсем здоров, а Като две недели провела у мэтра Жюстена и чувствовала себя неплохо. Граф скоро перестал появляться на улице Августинцев, поскольку его пациентка стала знаменитостью после того, как о ней узнала мадам де Ментенон. Монахини боролись за место у ее постели, а знатные дамы наперебой навещали ее и одаривали сладостями и новыми платьями, соревнуясь в щедрости. Граф иронически заметил мэтру Жюстену по этому поводу:
   - Бедняжку Като ждет завидная участь: или мадам Ментенон выдаст ее замуж, или отправит в монастырь. Во всяком случае, теперь уж ее точно не оставят в покое!
  
   На третий день их кортеж нагнал королевский курьер. Он передал графу какой-то пакет. Прочитав послание, Питер чертыхнулся и сделал знак остановиться. Подъехав к окну кареты, он сказал, слегка наклонившись с седла:
   - Милые дамы, я вынужден вас покинуть на какое-то время. Вы можете продолжить путь или подождать меня в ближайшей гостинице, но лучше все же двигаться вперед. Я быстро нагоню вас.
   - А что случилось, Питер?
   - Король созывает военный совет и желает, чтобы я на нем присутствовал. Кто б мог подумать!.. Я удивлен его решением, но раз так - предстоит серьезная работа. Прежде мне нужно встретиться со многими людьми... Де Круасси, - государственный секретарь по иностранным делам, - пишет, что предварительные консультации должны начаться уже завтра. Одним словом, мне нельзя терять ни минуты - совет назначен на двадцать второе, а до Версаля еще нужно добраться!
   - Совет состоится в Версале?! - воскликнула Маргарита. - Я еду с вами, сеньор! Прикажите оседлать для меня лошадь! - она решительно открыла дверцу и вышла.
   - Нет-нет, дорогая, вы меня задержите. Будьте благоразумны.
   Он уже повернул, чтобы отдать распоряжения слугам, как вдруг Маргарита схватила поводья его лошади и крикнула:
   - Вы не можете меня здесь бросить! Я хочу увидеть Версаль!
   - Когда-нибудь, вероятно, у вас будет такая возможность, но не теперь.
   - Именно теперь! Бог знает, сколько мне придется ждать подобного случая! - чуть ли не со слезами вскричала она. Ее своенравная настойчивость поразила Амалию, наблюдавшую эту сцену. Однако граф не выказал ни малейшего раздражения и увещевал ее спокойным тоном:
   - Маргарита, вы представить себе не можете, что там будет твориться! После Совета назначен большой прием для иностранных дипломатов. Кроме двора туда съедется огромное количество людей - и все ещё вместе со слугами! На сен-жерменской ярмарке спокойнее, чем во дворце в такое время!
   - Я хочу быть в Версале вместе с вами!
   - Вряд ли я смогу уделить вам хоть минуту. Вы не увидите меня даже ночью - король не считается со временем, когда работает.
   - Вы отказываетесь взять меня с собой?
   - Я вынужден!
   - В таком случае забудьте, что у вас есть жена!
   Он натянул поводья и с улыбкой посмотрел на нее, покачав головой:
   - Маленькая шантажистка! Думаете, мне самому не хочется взять вас с собой? Но я даже не знаю, смогу ли устроить вас на ночлег!
   - Мне все равно. Я готова на любые условия!
   - Я вас предупредил, моя дорогая. Смотрите, потом не жалуйтесь!
  
   ...Они приехали после полудня. Мест в небольшой гостинице почти не оставалось, но им удалось получить одну комнату с кроватью под пологом, маленьким столом с туалетными принадлежностями да парой стульев. Даже кофр с бельем и одеждой едва помещался там. Жан и Марсела вынуждены были ютиться в маленькой каморке внизу, рядом с кухней.
   Питер переоделся и тут же отправился во дворец, сказав Маргарите, что она может пока погулять в парке.
   - Если у меня появится свободная минута, я к вам выйду. Прошу вас, не уходите далеко. Там есть лабиринт, из которого не так легко выбраться! Осмотрите фонтаны и будьте слева от Латоны, недалеко от Умирающего Оленя - я найду вас или пошлю Жана... Только умоляю вас, Марго, во дворце без меня не появляйтесь. Пожалуйста, будьте благоразумны!
  
   Маргарита надела любимое свое платье из темно-розового шелка, отделанное золотом и жемчугом. Оно необыкновенно шло к ее теплому оттенку кожи, темным волосам и глазам. Открытые плечи обрамляло золотое кружево с вкраплениями жемчужин, которое только подчеркивало нежность ее округлых золотистых плеч и груди.
   Накинув кружевную мантилью, она в сопровождении Марселы отправилась в Версальский парк. Оставив девушку у фонтана Латоны, она решила осмотреть рукотворное чудо, гордость Людовика, фантастический и прекрасный мир богов и нимф, прозрачной, прихотливо и бурно извергающейся воды и не менее прихотливо и гармонично подобранных цветов и деревьев...
   Роскошь и красота парка потрясли ее. За новыми поворотами аллеи открывались новые поляны с еще более изумительными, причудливыми и изысканными фигурами в бассейнах фонтанов. Особенно восхитил ее Грот с нимфами и Апполон. Однако ей подумалось, что грот в парке их Монтеля как-то уютнее, теплее и привлекательнее. А уж что касается его сюрпризов, то Людовику они определенно бы понравились, если бы он там оказался! Впрочем, король никогда не посетит скромного имения графа де Монтель...
   - О, кого я вижу! - послышался женский голос у нее за спиной. Маргарита оглянулась. К ней подходила герцогиня д'Эстре. - Очаровательная графиня де Монтель - вот это кто! Любуетесь парком, моя дорогая? А почему в одиночестве? В такой чудный день! Где ваш великолепный муж? - она подхватила ее под руку и повела.
   - Я как раз жду его. - отвечала Маргарита. - Король пожелал, чтобы граф участвовал в заседании Военного Совета...
   - Да-да, собирается расширенный Совет. Мой муж тоже там будет. Что-то они там готовят для англичан... А после состоится большой прием! Уже все съезжаются.
   В лучах клонящегося к закату солнца блестели позолоченные фигуры фонтанов. Дамы вышли на широкую аллею. Герцогиня приостановилась и с ног до головы осмотрела Маргариту.
   - Вы просто восхитительны, душенька! Так грациозны и обольстительны... От вас веет свежестью и невинностью, как от совсем юной девушки! Сразу видно, что вы не жили при дворе, - она снова взяла ее под руку и задумчиво произнесла: - Все помнят, как король смотрел на вас тогда, в Тюильри... Вне всякого сомнения, вы ему понравились!.. Бедный король! Он уже давно не рад, что уступил уговорам этой святоши Ментенон и сделал ее своей женой. После смерти Марии-Терезии он здорово испугался, наш Людовик... Он вдруг сделался богобоязненным. Что ж, его можно понять, он тоже человек, хоть и король! Но время прошло, и страх божьего наказания уже не так пугает... К тому же, характер не переменишь, как платье, тем более, в таком возрасте... Представить только, она его старше на три года! Европа смеется! Передавали, будто покойный Оранский сказал однажды, что "французский король - противоположность другим государям - у него молодые министры и старая любовница!" Может, поэтому он и не хочет официально оглашать свой брак?.. О, эта постная Мадам! Видеть ее не могу! С каким презрением она смотрит на придворных дам! Она всем своим видом преисполнена осуждения! Решительно ничего ей не нравиться. При ней никто не смеет достать табакерку или выпить лишний бокал вина, а уж если, не дай бог, она услышит бранное слово - можно считать, что ты впал в немилость на долгие годы!.. И при этом - она сама кротость! А на самом деле ею движет только холодный расчет!
   Мой брат сказал, что король Людовик жаловался духовнику Мадам, епископу де Маре, на ее холодность! Вы можете себе это представить, моя дорогая?! Быть суровой с королем! У меня в голове не укладывается! Она любит только власть - и, может быть, бога, но в этом я не уверена!..
   А какое счастье быть любимой королем! Слышать его признания, чувствовать его страстный трепет... Король в любви необуздан, нежен и пылок!.. Как же он теперь должен жестоко страдать! И как только он терпит эту расчетливую посредственность, гувернантку своих детей, директрису Сен-Сира! Вот уж поистине достойная "королева!" - герцогиня гневно и презрительно скривила губы. - Осуждая всех вокруг, для себя она делает исключение, только лишь бы сохранить все в тайне и выглядеть добропорядочно! О, как я ненавижу эту лицемерку!..
   - Лицемерку?! - Маргарита слушала, открыв рот.
   - Ну да! У нее был любовник, де Вилларсо. Говорят, он даже собственноручно написал ее портрет - обнаженной! Сейчас он висит в его фамильном замке...
   Маргарита забыла о времени, слушая и поражаясь услышанному.
   Они долго гуляли по парку. Герцогиня д'Эстре болтала без умолку:
   - Конечно, сейчас не то, что было раньше! Все хотят выглядеть пристойно и благочестиво, скрывают свои любовные интрижки, но поверьте мне, милочка, их ничуть не становится меньше!
   Аллея повернула на запад, и розовые лучи солнца осветили фигуру Маргариты. Герцогиня смотрела на ней с завистью.
   - Ах, моя дорогая, какая у вас высокая и упругая грудь! Наверное, вы используете миндальные притирания? Или еще какое-нибудь средство?
   - Уверяю вас, ничего... - смущенно пролепетала Маргарита.
   - Моя дочь - фрейлина принцессы, ей надо выглядеть привлекательной. Что только я ни пробовала, чтобы улучшить ее бюст! Я слышала, что ваш муж был на Востоке и знаком со множеством полезных снадобий. Наверняка он знает какой-то секрет! Его духи и ароматические масла - это просто чудо! Представьте себе, дорогая, что маркиза де Рокруа с их помощью вернула в свою постель любовника, который уже было совсем ее покинул! Надо только правильно подобрать сочетание... Приходится прибегать и не к таким хитростям! Ничего не поделаешь - любовь необходима нам ничуть не меньше, чем хлеб и мясо, а может быть и больше!.. Ну, так вы поговорите с графом по поводу средства, моя дорогая?..
   Тут герцогиня замолчала, потому что из-за поворота аллеи показался король в сопровождении своей свиты. Он совершал свою обычную прогулку.
   Дамы склонились в глубоком поклоне. Но король не замедлил шаг и даже, кажется, их не заметил. Он был занят разговором с одним из своих маршалов. Когда Маргарита подняла голову, он уже прошел мимо, зато кавалеры из свиты не остались равнодушны: она услышала нарочито страстный вздох, у кого-то увидела недвусмысленную усмешку, а один нагло подмигнул ей! Маргарита смерила его высокомерным взглядом и гордо отвернулась. Герцогиня не обратила на них никакого внимания. Все ее помыслы были устремлены к королю.
   - Даже на прогулке он думает о государственных делах! После смерти Мазарини - вот уже сорок лет! - он работает ежедневно помногу часов в день, не смотря ни на что! Ни один из его подданных не трудится так много и с такой самоотдачей, как король! Мазарини хорошо воспитал его... И поэтому Франция процветает, как ни при одном государе ранее! - герцогиня вздохнула и как будто очнулась от грёз: - О, уже так поздно! Мне пора бежать переодеваться, - спохватилась она. - Скоро вечерняя месса! Прощайте, милочка, рада была поболтать с вами.
   И она исчезла за поворотом аллеи.
   Маргарита вдруг вспомнила, о чем договаривался с ней муж. Наверняка он приходил, искал ее. И Марселы нигде не видно... Теперь уже поздно, солнце село... Неужели ей придется вернуться в гостиницу, не увидев дворца? Может быть, Питер все же придет и проводит ее?..
   На всякий случай она прошла мимо бронзовой фигуры поверженного оленя, на спине которого стояла огромная собака. Олень еще пытался поднять голову, но было ясно, что его смерть неминуема... Графиня потрогала бронзовые рога, постояла немного в ожидании, а потом повернула к огромному, великолепному и гармоничному зданию, украшенному множеством колонн и статуй и блистающему огнями.
   Ей навстречу мчался Жан.
   - Госпожа графиня, наконец-то я вас нашел! - у него был необыкновенно озабоченный вид, подмышкой - папка с бумагами. Секретарь графа был одет таким щеголем - в зеленом бархатном камзоле с серебряной вышивкой, в кружевных манжетах и шелковом галстуке. - Господин граф просит вас вернуться в гостиницу, сеньора. Он не сможет уделить вам времени, сейчас идет подготовка к завтрашнему Совету и она может продлиться всю ночь!...Позвольте, я провожу вас до кареты, госпожа графиня. Мне нельзя задерживаться - у меня важные бумаги...
   - Я сама знаю дорогу, иди, Жан. Я хочу еще немного полюбоваться парком.
   - Господин граф будет недоволен и отругает меня! Вам нельзя здесь оставаться совсем одной!
   - Сейчас придет Марсела, и мы вместе уедем. Не волнуйся.
   Жан с сомнением покачал головой, но ему ничего не оставалось, как уйти.
   Поднявшись на северную террасу, Маргарита остановилась. Великолепие и роскошь восхищали ее. Она заметила, что даже цветочные кадки, стоявшие здесь, были отлиты из серебра!
   Маргарита вошла в галерею и вспомнила слова Питера про сен-жерменскую ярмарку. Толчея была ничуть не меньше! Придворные, военные, лакеи, курьеры, священники, союзники-иностранцы - кого только здесь не было! Она все же решила немного посмотреть на дворец и стала продвигаться по галерее, потом прошла по нескольким залам, не уставая восхищаться таланту художников, создавших все это великолепие, богатству, пышности и торжественности убранства.
   Дойдя до какой-то мраморной лестницы, она поднялась по ней и оказалась в почти пустой галерее. Здесь только иногда пробегали озабоченные слуги. Она остановилась у огромного окна, выходящего в партер парка. Отблески вечерней зари освещали причудливый и правильный цветочный орнамент, разноцветным ковром раскинувшийся по всему партеру. Это было необыкновенно красиво!
   Вдруг Маргарите показалось, что у нее за спиной приоткрылась дверь. Она оглянулась, но дверь уже бесшумно закрылась. Графиня пошла дальше по галерее, любуясь видом из окон, потом свернула и дошла до другого крыла. Быстро темнело. Колокол в королевской капелле прозвонил к вечерней мессе. В дальнем конце галереи лакеи начали расставлять зажженные канделябры. Маргарита почувствовала усталость и голод и решила, что пора возвращаться. "Наверное, Марсела там сходит с ума! - подумала она. - Надо поскорее найти ее". Она повернула, чтобы возвратиться к той мраморной лестнице. В следующем переходе лакеи еще не успели зажечь свечи, но Маргарита хорошо помнила дорогу. Она слегка приподняла юбки и ускорила шаг.
   Тут кто-то вышел из боковой двери. У нее за спиной раздались тяжелые мужские шаги и слегка позвякивали шпоры. Графиня оглянулась и увидела только темный силуэт на фоне окна. Мужчина догнал ее и развязно поклонился:
   - Позвольте проводить вас, прелестная незнакомка! - сказал он галантно и чуть насмешливо. - Наверное, вам страшно одной в этом огромном дворце?
   - Благодарю, я знаю дорогу - холодно и высокомерно произнесла она, пытаясь идти дальше. Военный - она в полумраке определила это по мундиру и шпорам, - быстро загородил ей дорогу и схватил за руку.
   - Я приметил вас еще днем, моя красавица, и вы разбили мне сердце! Давайте познакомимся поближе - клянусь, вы не пожалеете! У меня здесь рядом чудесный "Приют Венеры"!..
   - Как вы смеете прикасаться ко мне! - возмутилась Маргарита, пытаясь выдернуть свою руку из крепких пальцев.
   - Ну-ну, моя милая, не бойтесь меня! Что за дикарка! Я умею обходиться с дамами, еще никто не жаловался! Даже наоборот! - он громко засмеялся, и Маргарита поняла, что он пьян. Мужчина схватил ее за талию и резко привлек к себе. Не успела она опомниться, как оказалась в железных объятиях. Он запрокинул ей голову и жадно впился ртом в ее губы. Ее обдало запахом вина, табака и чего-то противного, чем были смазаны его усы. Дрожа от отвращения, задыхаясь, она уперлась руками ему в грудь и попыталась освободиться, но он только еще крепче сжал ее.
   - Зачем сопротивляться, моя козочка? Неужели мы не сможем договориться? Я бываю очень нежен с такими восхитительными созданиями! Вы получите удовольствие, обещаю вам, моя куколка! Вы так соблазнительны...
   - Пустите меня! Я не жела... - она не договорила. Мужчина сгреб ее в охапку и снова поцеловал так, будто хотел съесть, одновременно подталкивая назад, к раскрытой двери. Он втолкнул ее в совершенно темную комнату, такую маленькую, что, сделав два шага, Маргарита споткнулась о низкое ложе и упала. Он тут же придавил ее сверху и зашептал пошловатые нежности. Его руки гладили ее тело, мокрые губы целовали - и эти грубые ласки приводили ее в отчаяние! Она дрожала от отвращения и только поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, чтобы избежать его губ. Несколько раз она пыталась вырваться и ускользнуть, но ее усилия были напрасны! Потом она почувствовала, как он одной рукой поднимает ей юбки, а другой нетерпеливо рвет корсаж...
  
   ...Она не помнила, как оказалась у золоченых ворот Версальского дворца. Судорожно запахнув на груди кружевную мантилью, она сжимала ее концы так, что побелели пальцы. У нее пылало лицо, стучало в ушах, подкашивались ноги и колотилось сердце, но глаза были сухи. Она внешне казалась даже спокойной, сама удивляясь своему отрешенному безразличию. Она не верила, что все это произошло с ней. Она отказывалась в это верить!
   Постепенно приходя в себя, Маргарита осмотрелась и медленно пошла прочь от дворца. Вдруг ее пронзила страшная мысль: если узнает Питер? Что он сделает? Захочет отомстить за нее? Несомненно. Но она даже не знает имени своего оскорбителя! Лица его она не видела и наверняка не сможет узнать, если увидит при свете дня... О, лучше все забыть! Забыть, как дикий кошмар. Да, так будет лучше! Зачем причинять боль ему и себе, вспоминая это ужасное наваждение? Питер ведь не сможет найти это грубое животное, чтобы отомстить, поэтому он бессилен что-либо сделать! И это бессилие для него - самое худшее, что вообще можно представить!...
   Маргарита попыталась привести в порядок прическу, а потом накинула на голову мантилью, запахнув ее на груди. Она медленно пошла туда, где стояло множество карет и экипажей.
   - Сеньора! Сеньора! Скорее сюда! - услышала она крик Марселины от одной из карет. Девушка бросилась к ней. - Пресвятая Дева, как же долго вас не было! Я обежала почти весь этот огромный парк, но вас нигде не было! Как же я боялась, что с вами что-то случилось! Сеньор бы мне никогда не простил!..
   Маргарита неспеша села в карету.
   - Я немного заблудилась, - сказала она спокойно.
  
   В гостинице она потребовала теплой воды и хорошего вина, а потом отправила Марселу отдыхать, заявив, что сама справиться со своим вечерним туалетом. Удивленная девушка повиновалась. Она падала с ног от усталости и пережитой тревоги.
   Графа еще не было.
   Маргарита цепенела от холода, ее бил озноб. Чтобы унять дрожь, она выпила вина, поскорее привела себя в порядок и легла, накрывшись одеялом до самого подбородка.
   Она закрыла глаза и хотела забыться сном. Перед глазами возник тот омерзительный солдафон, что так грубо надругался над ней. Она снова дрожала от отвращения, вспоминая случившееся... И он еще смел шептать ей слова любви!.. Почему она не умерла? Как она пережила вес этот ужас?! Она быстро открыла глаза, стараясь прогнать видения...
   Когда за окном едва начало сереть, Маргарита услышала, как потихоньку открылась дверь, и вошел Питер. Маргарита сделала вид, что спит, сжалась и затаила дыхание. Он быстро разделся, потом послышался плеск воды... У нее бешено колотилось сердце. А вдруг он каким-то чудом узнал, что с ней произошло?..
   Он осторожно лег, стараясь ее не потревожить - постель для этого была достаточно широкой. Но потом Маргарита почувствовала, как его губы нежно коснулись ее виска. Ей вдруг захотелось расплакаться, прижаться к нему, рассказать все, чтобы он утешил ее и пожалел - он ведь так ее любит!.. Но нет, она умрет от стыда!..
   Она лежала, не смея шевельнуться. Теперь Маргарита прислушивалась к его дыханию и ждала, ждала долго. Он тоже лежал неподвижно и о чем-то думал... Наконец его дыхание стало ровным, глубоким и спокойным. Она с облегчением вздохнула...
  
   Маргарита не слышала, как муж ушел, когда солнце едва вставало.
   Почти весь день она провела в постели. Она чувствовала себя измученной и разбитой. Но постепенно силы возвращались. Маргарита постаралась стереть из памяти тот злополучный вечер.
  
   Питер вернулся только после полуночи - оживленный, веселый. На нем был расшитый золотом мундир офицера испанского флота с повязанным на талии широким шелковым шарфом белого цвета с золотыми кистями и шпагой в ножнах, украшенных золотыми арабесками... Маргарита украдкой восхищенно смотрела на мужа. Он был неотразим! Когда же он в последний раз надевал мундир? Давно... Он стал ему немного тесен в плечах...
   - Ну, слава богу, все закончилось! Мне ужасно не хочется оставаться на завтрашний прием. Надеюсь, Людовик не заметит моего отсутствия среди такого количества гостей, - говорил Питер, быстро сбрасывая с себя и шпагу, и пояс, и мундир. - Вы не скучали, моя дорогая?
   - Нет-нет! Я встретила герцогиню д'Эстре, и мы долго гуляли по парку. И видели короля на прогулке. Но он нас даже не заметил, - Маргарита говорила совершенно естественно и сама себе удивлялась. - Герцогиня такое мне рассказала про Людовика и маркизу де Ментенон, что я и представить себе не могла! По-моему, герцогиня влюблена в своего короля, впрочем, как и все... Придворная жизнь кажется интереснее самого увлекательного романа!
   - Господи, какой вы еще ребенок, Марго! Ангел мой, французский двор - это большой роскошный вертеп. Впрочем, как и любой другой двор... Там грязные интриги, сплетни, разврат, преступления, алчность, предательство... Однажды по молодости я сунул нос в эту клоаку - с меня довольно! - он задумчиво смотрел на пламя свечей, что-то вспоминая. - Тогда, восемь лет назад, они смеялись над моей искренностью и простодушными рыцарскими порывами, потому что в моде был расчет, хитрость и лицемерие. Впрочем, как и сейчас... Они даже сначала думали, что я так ловко притворяюсь! А потом стали просить, чтобы я им служил - им необходимы были именно те качества, над которыми они смеялись. Они считают, что за деньги можно купить все, даже сердце... - Питер тряхнул волосами, будто прогоняя видения прошлого. - Предпочитаю держаться от двора подальше - слишком противно окунаться в эту грязь. Только с виду там все красиво...
   Он лег, вытянулся на постели во весь рост и блаженно потянулся.
   - Как же хорошо, что все закончилось. Скоро мы будем в Тулузе! Там уже виноград поспевает... Мы устроим праздник с артистами труппы Грассини. У него есть удивительно красивые голоса! Как я мечтаю послушать хорошую музыку, да еще в приятной компании! - он приподнялся на локте и наклонился к Маргарите, кутавшейся в одеяло. - Вам холодно? Идите же ко мне, моя радость. Что-то вы молчаливы сегодня. Ваши глазки печальны - вы хорошо себя чувствуете? - он губами коснулся ее лба.
   - Все хорошо, Питер, я здорова.
   - Наверное, обилие впечатлений так на вас подействовало, - он ласково привлек ее к себе. Маргарита невольно сжалась. Он не мог понять, что с ней такое. Он отвел волосы от ее лица и заглянул в глаза, нежно коснулся щеки, погладил шею... Вдруг его рука застыла в воздухе. Он увидел небольшой продолговатый синяк у нее на шее. Отметина такой формы и вида не могла вызвать сомнений в ее происхождении.
   Его глаза расширились, лицо застыло и побледнело. Маргарите стало страшно. Он медленно встал и оделся. Прошло несколько минут, прежде чем он смог выдавить из себя хоть слово.
   - Откуда это? - спросил он глухим, изменившимся голосом. - Кто запечатлел на вашей шее столь страстный поцелуй?
   - Питер, успокойтесь, я сейчас все объясню. Я не виновата!..
   Он отвернулся к окну, вцепившись в подоконник и едва справляясь с собой. Маргарита сбивчиво рассказала ему о случившемся. Когда она закончила, он повернулся к ней с лицом, искаженным болью и гневом. Ей показалось, что он готов был ее ударить! Но, не сказав ни слова, он стремительно вышел и так хлопнул дверью, что посыпалась штукатурка. Маргарита вздрогнула... и разрыдалась.
  

*

  
   ...Теперь граф скакал далеко впереди, избегая даже смотреть в сторону первой кареты, ехавшей во главе кортежа. Маргарита, немного оправившись от потрясения, подумала, что, собственно, ни в чем не виновата, и не заслуживает его гнева. Конечно, она его ослушалась и не уехала сразу, до наступления темноты, но ей хотелось посмотреть дворец - только и всего! В чем же еще ее вина? Она только жертва! Питер проявил бы настоящую любовь, если бы посочувствовать ей! Подумав так, она гордо выпрямилась и превратилась в надменную знатную испанку, которую с рождения в ней воспитывали. Но, если говорить честно, на душе у нее было скверно.
   То, что с ней случилось, было, без сомнения, ужасно. Но она даже не представляла себе, как ей повезло. Она попала в руки капитана гвардейцев, слывшего при дворе дамским угодником. Он был такого высокого мнения о своем любовном искусстве, что даже не сомневался в том, что дамы мечтают оказаться в его объятиях. И дамы при дворе действительно были весьма к нему благосклонны и чуть ли не сами вешались ему на шею! Но Маргарита не знала всего этого и была потрясена его грубостью. Она до сих пор знала лишь одного мужчину - своего мужа. И по сравнению с изысканной нежностью его ласк, "любовь" капитана повергла ее в шок. Она не догадывалась также, что тысячи женщин каждый день терпели насилие не от кого-нибудь, а от своих собственных мужей и считали это делом обыденным. Для них это было в порядке вещей - им не с чем было сравнивать!..
   Больше всего Маргариту угнетало отчуждение мужа. Его выразительное, всегда подвижное и живое лицо теперь было замкнуто и холодно.
   На четвертый день Амалия все-таки спросила:
   - Что происходит с графом? Он ни с кем не сказал и трех слов с тех пор, как вы вернулись. Что случилось?
   - Спроси у него сама, Лия. Боюсь, я не смогу тебе рассказать...
   - Как же его спросишь? - невесело улыбнулась она. - Его теперь сам дьявол не догонит!
  
   В Лионе, где они хотели проститься с Амалией, при расставании с отцом маленькая Франческа разрыдалась, и ничто не могло ее утешить. Диана даже отдала ей своего любимого щенка Мистраля, но ничего не помогало! Питеру пришлось взять девочку к себе в седло и проехать вместе с ней несколько лье, разговаривая и отвлекая от грустных мыслей. С ними поехала и Амалия верхом на красивой лошади Белле, которую граф подарил ей на прощанье.
   Добравшись до придорожной таверны, они зашли туда, поскольку Франческа очень устала и клевала носом. Она, наконец, успокоилась и смирилась с неизбежной разлукой. Ее уложили наверху, и она уснула.
   Амалия и граф остались в соседней комнате и несколько минут молчали. Питер расстегнул перевязь, бросил на стул пропыленную куртку из тонкой замши и присел за стол. Он задумчиво играл снятыми перчатками и казался подавленным и грустным.
   - Если Франческа опять начнет плакать, скажи ей, что я обязательно приеду навестить ее... как только смогу, - произнес он тихо.
   - Ты и правда приедешь? - с волнением спросила Лия.
   - Разумеется, если я обещаю.
   - Марио... Я хотела просить тебя... Только не сочти меня безумной! Я не понимаю, что со мной происходит... Мне кажется, что я умру, как только за тобой закроется эта дверь!.. Вдруг мы больше никогда не увидимся?..
   - Лия, успокойся, прошу тебя. Мне самому нелегко... Конечно же, мы увидимся еще не раз. Все будет хорошо.
   - У меня дурное предчувствие... И мне очень страшно.
   - Тогда поедем в Тулузу.
   - Не могу! Я больше не в силах напускать на себя спокойный и равнодушный вид, когда у меня внутри бушует буря! Я ничего не могу с собой поделать... Я схожу с ума, когда тебя вижу. Это дьявольское искушение!..
   Он поднял на нее глаза. Ее губы дрожали, лицо было бледно. Казалось, она готова лишиться чувств... Он быстро встал и подошел к ней, обнял за плечи, прижался щекой к теплым золотистым волосам...
   - Успокойся... - еще раз повторил он.
   - Прошу тебя, Марио, - ее голос прерывался от волнения. - Чтобы до конца жизни я могла помнить это счастье... Еще только раз... люби меня!
   Он вздрогнул. И отстранился, опустил руки, отвел глаза от ее молящего взгляда...
   ...Граф верхом поехал провожать Амалию до Вуарона, а кортеж повернул на Сент-Этьен. Маргарита с напускным спокойствием в молчании приняла волю мужа, но почувствовала болезненный укол в сердце. Что теперь творится в его душе? Может быть, он вспомнил свою прежнюю любовь, чтобы забыть тот удар, который ему нанесла она, сама того не желая?..
  
   ...Когда он вернулся, кортеж стоял на постоялом дворе в Сент-Этьене. Был поздний вечер. Маргарита сидела в комнате гостиницы перед мутным зеркалом в одной ночной сорочке, и Марсела расчесывала ее густые блестящие волосы, ниспадавшие крутыми волнами по ее спине и плечам. Граф вошел и замер на пороге на какую-то долю секунды. Но и эта задержка была вполне красноречива. Маргарита знала власть своей красоты, всегда знала свою власть над ним. И поэтому она чувствовала свою силу. Она, конечно же, любила мужа, но иногда капля чувства превосходства утешала ее. Вот, например, как сейчас. Она знала, что, может быть, он и презирает ее, оскверненную, но смотрит на нее теперь и умирает от желания! Она знала это, она это чувствовала.
   Граф сделал знак Марселе, и та ушла. Маргарита смотрела на мужа в зеркало. Он был спокоен и сдержан, и казался немного усталым - за короткое время он покрыл верхом несколько десятков лье. Его лицо показалось ей осунувшимся и бледным, но она увидела, что его глаза чуть улыбаются ей в старом мутном зеркале.
   - Добрый вечер, Марго. Не утомила вас дорога? - спросил он обычным своим тоном и стал неспеша раздеваться.
   В глубине души Маргарита ликовала. Теперь все будет по-прежнему! Но, тем не менее, он должен понять - она не считает себя виновной. Она только жертва! И он должен, наконец, признать это, а не считать себя оскорбленным!
   - Я вижу, сеньор сменил гнев на милость? - горько усмехнулась она.
   - Похоже, вы этому не рады? Может быть, мое присутствие тяготит вас - в таком случае я могу занять другую комнату.
   - Как угодно, сеньор. Мне все равно, - с напускным равнодушием ответила она.
   - Прекрасно. Доброй ночи, сударыня, - и, одной рукой подхватив со стула камзол, он вышел.
   Маргарита онемела от неожиданности. Рано она радовалась! Роль гордой грандессы, которая так прочно приклеилась к ней, только все испортила. И даже магия ее красоты в этот раз не возымела действия. Но ничего, он все равно придет к ней рано или поздно!..
  
   ...Кортеж останавливался в придорожных гостиницах, чтобы люди и лошади могли отдохнуть. Казалось, графу нравилась дорога вообще, ему доставляло удовольствие весь день скакать на лошади, вечерами сидеть в прокуренном зале таверны у большого закопченного очага, пить местное вино из грубых кружек, есть простую пищу, что готовили там, и довольствоваться жестким тюфяком на узкой кровати. Но для Маргариты и дочери он требовал самого лучшего. Граф платил щедро.
   Случалось, они спали в одной постели, когда в гостинице не было больше комнат, но Питер не прикасался к Маргарите и не делал ни малейшей попытки ее приласкать. Она была в недоумении. Муж разговаривал с ней как обычно - ну, может быть, все-таки сдержаннее, чем всегда, - но не бросал на нее влюбленных взглядов и ничем не выдавал своих чувств. Он казался совсем безразличным!
   И вот тогда-то ей вдруг неудержимо захотелось, чтобы он сжал ее в своих объятьях, чтобы ласкал ее, как прежде. Раньше она не знала голода плоти - муж даже сожалел, что ее так легко насытить, и весело преподносил ей свои фантазии, чтобы, не дай бог, она не почувствовала пресыщения или скуки. Когда он уезжал, она принимала подруг, развлекалась, читала, или была занята шитьем новых туалетов, и не особенно скучала. А теперь почему-то все было иначе. Она тосковала по его ласкам, когда он был совсем рядом! Кто выстроил между ними эту невидимую стену? Она сама? Или его гордость? Ведь она сказала ему, что ей все равно! Но на самом-то деле ей не было все равно! Неужели он этого не понял? А как он мог понять? Она была холодна, как лед!
   Теперь она боялась первой подойти к нему. Вдруг он оттолкнет ее? Вдруг он не простил ей того вечера в Версале? Невыносимо было видеть его таким далеким, безучастным!
   Маргарита мучилась почти до самого Альби, а потом не выдержала. Чего ради она должна страдать, когда может быть так счастлива?!
   Она дождалась, когда он разденется, чтобы не дать ему возможности уйти сразу...
   Он лег и закрыл глаза, и стал вполголоса говорить о планах на завтра: он хочет остановиться в Альби и навестить свою кормилицу, которая живет в доме, где он увидел свет двадцать пять лет назад...
   - ...А выше по течению Тарна есть живописный водопад - хочу показать его Диане, она такого еще не видела ...
   Почему он закрыл глаза и не смотрит на нее? Может быть, чтобы не подвергаться соблазну?
   Маргарита украдкой рассматривала его, как будто видела впервые. Четкий профиль, резко обозначившиеся скулы, кудрявая прядь, упавшая на лоб, длинная тень от ресниц на щеке, выразительный чувственный рот с немного иронической складкой в уголках губ - раньше она ее не замечала... Или это просто свеча ночника так отбрасывают тень? Кажется, он осунулся и похудел за эти дни...
   Маргарита задумалась. Неужели она настолько привыкла к нему, что его красота и обаяние уже не слишком ее волновали? Она считала естественными его нежность, его обожание. Может быть, она не достаточно ценила его любовь? Но теперь она почему-то смотрела на него иначе, какими-то другими глазами, и ее взгляд туманился от нежности.
   Она осторожно положила свою маленькую руку ему на грудь. Его ресницы дрогнули. Он своей ладонью накрыла ее руку и глубоко вздохнул. Потом поднес ее пальцы к губам и стал медленно целовать...
   Ее охватило чувство безумной радости. Она прижалась к нему всем телом, и он обнял ее.
   - Питер...
   - Что, дорогая?
   - Ты простил меня?
   - Мне нечего прощать... Но почему ты отвергала меня?
   - Я?! Нет! Я только хотела вернуть свое достоинство. Мне казалось, что ты презираешь меня...
   - Просто я долго не мог справиться с собой, с этой болью... Самое ужасное, что я не в силах ни помочь тебе, ни отомстить... Не могу говорить об этом.
   - Забудем всё!
   - Забудем. Все, кроме нашей любви. У нас впереди целая жизнь!
  

Альби

   ...В предместье Альби, на берегу Тарна, стоял добротный каменный дом кормилицы графа, Жанны Карно.
   Так получилось, что кормилицей новорожденного лорда стала простая гугенотка из Лангедока. Хитросплетения судьбы лорда Аллена Гальтона и его жены Марии Лоретто были известны лишь немногим близким друзьям.
   В то время, в1678 году, в Англии как раз обострилась борьба между королем и парламентом. Оппозиция требовала от короля Карла II лишить наследных прав его младшего брата, герцога Йоркского, поскольку тот был католиком. Борьба разыгралась нешуточная. Начались гонения на католиков, и лидеры католической партии эмигрировали из страны. Лорд Аллен Гальтон был в их числе.
   У него было много друзей во Франции, но в столицу ехать было рискованно, и семья решила провести зиму и лето на юге Франции. Во время путешествия они остановились в Альби, и леди Мария уже не захотела никуда уезжать из этого цветущего края. Дом на берегу Тарна очаровал ее. Она была беременна вторым ребенком и захотела родить его здесь...
  
   Сейчас кортеж графа де Монтель остановился у крыльца этого старого дома, увитого виноградом до самой крыши, и началась суета - беготня слуг, ржание лошадей, крики форейторов... На крыльцо вышла сама хозяйка, Жанна Карно, высокая полная женщина лет пятидесяти, загорелая, черноглазая, в темно-синем платье с белоснежным воротником, таком же белоснежном чепце, скромно отделанном кружевом, и белом переднике. Она выглядела как состоятельная горожанка. Жанна радостно улыбалась, узнав герб на карете.
   Граф купил этот дом, и всё многочисленное семейство Карно уже лет восемь назад перебралось сюда. Питер частенько навещал свою кормилицу, когда ехал из Тулузы в Париж и обратно.
   Он взлетел на крыльцо и обнял кормилицу. Ее лицо расцветало в улыбке.
   - По-моему, Питер, ты стал еще выше, мой милый! Наклонись, я тебя расцелую!
   Жанна увидела подходившую к высокому крыльцу Маргариту.
   - О, кто это с тобой? Неужели твоя жена? Какая красавица! Я давно хотела ее увидеть. Знаешь, она чем-то похожа на твою мать!
   Питер спустился к Маргарите и подал ей руку, чтобы помочь подняться по крутым ступеням.
   Жанна низко склонилась перед графиней.
   - Милости просим, госпожа!
   Маргарита вошла в дом. Все оказывали ей такое почтение, как будто принимали королеву.
  
   ...После обеда граф хотел показать Диане знаменитый водопад выше по течению Тарна, и они с Дианой, Николь, Жаном и его сыном отправились на прогулку. Маргарита, утомленная жарой и дорогой, осталась в обществе Марселы в просторной прохладной комнате, выходящей окнами в сад. Хотя жалюзи были закрыты, оттуда доносились ароматы цветов и трав, нагретые жарким солнцем. Ее камеристка принесла графине освежающей апельсиновой воды и спросила:
   - Сеньора позволит мне отлучиться ненадолго?
   - Куда же ты собралась?
   - Только на кухню, поболтать с женщинами... Там кормилица сеньора графа интересно рассказывает...
   - Хорошо, иди.
  
   Жанна, Мадлен и Марсела сидели у очага в просторной чистой кухне. Марсела молола кофе в старой деревянной мельнице, и по всей кухне разносился приятный кофейный аромат. Мадлен перебирала фасоль. Жанна выставила с кухни всех своих домочадцев, чтобы те занимались делами, а не глазели на гостей. Она наполнила три рюмки лимонной наливкой, и они еще раз выпили - за знакомство.
   - Мадам, а правда, что сеньор граф родился в этом самом доме? - спросила Марсела.
   - Чистая правда, девочка моя. Там, наверху, в той самой комнате, где сейчас отдыхает сеньора. Вот ведь как бывает!.. Никогда бы не подумала, что доживу до такой радости! А ведь как все начиналось - не приведи бог! Милорд, сэр Аллен, занимался тогда политикой, часто уезжал надолго, а миледи оставалась тут одна со своими слугами-итальянцами. Они все были такие веселые и жизнерадостные, эти итальянцы! Похожи на гасконцев, честно сказать. Среди них был один музыкант, Джованни Пинезо, не молодой уже, но такой красивый... А как он пел и играл на гитаре! Даже я млела от его песен, хотя тогда только второй год была замужем... Вот только сначала я ничего не понимала, что они говорят, но потом быстро научилась...
   Мадлен тут же ядовито вставила:
   - Вот если бы вы говорили немного медленнее, мадам, я бы тоже хоть что-то поняла из ваших речей!
   - А ты, северянка, что ты делаешь в свите мессира графа?
   - А что, только южане - люди?
   - Да ты задиристая девчонка... Знай, здесь северян не любят!
   - Ладно, мадам, это господин граф взял меня к себе на службу, не вы!.. Какая же вкусная у вас наливочка, мадам Жанна!.. Дали бы рецепт, а?
   - Так уж и быть, дам. Питеру тоже она нравиться... Господи, он уже взрослый женатый мужчина! Даже не верится, право слово... Кажется, ведь только недавно он был вот таким крошкой!
   - Не могу даже себе представить!
   - А я как сейчас вижу!.. Такое жаркое было лето... Привели меня сюда, в этот дом. Я робела - незнакомые господа, непонятный говор, а как увидела ребеночка - чуть не расплакалась... мой-то как раз четыре дня как умер...А этот был даже чем-то похож - такой же смугленький, такой хорошенький, просто маленький ангелочек!.. И аппетит же у него был, скажу я вам!.. Он родился в необычное время. В то лето все цвело, как никогда! Даже старики говорили, что не упомнят такого буйного цветения, а это, говорят - знак, божье благословение! Как раз перед днем святого Петра это случилось... Вот только матушке его в тот день явился сам дьявол!..
  
  

Первый день жизни.

  
   ...В спальню сквозь опущенные жалюзи пробивались жаркие лучи южного солнца, выхватывая из полумрака предметы обстановки просторной комнаты в старом доме в Альби. По комнате в беспорядке были разбросаны кружевное шёлковое белье, ленты, нижние юбки и прочие предметы женского туалета. На ковре в полосе света сиял опрокинутый серебряный кувшин старинной работы. Большое венецианское зеркало отражало живые цветы - жасмин и розы, рассыпанные на туалетном столике среди хрустальных флаконов с духами, черепаховых гребней, инкрустированных перламутром шкатулок и прочих изящных безделушек, говорящих о хорошем вкусе знатной хозяйки. На кресле у окна вместе с рукодельем и мотками щёлка блестел лакированный бок лютни.
   В глубине спальни, в алькове под атласным пологом спала черноволосая и смуглая молодая женщина, разметавшаяся на смятых тонких простынях. Её красивое лицо с правильными точеными чертами, было пугающе бледно, вокруг глаз пролегли голубые тени, а губы сохранили страдальческую складку. Женщина пошевелилась во сне и застонала от боли. Она прошептала что-то по-итальянски, и, просыпаясь, открыла глаза. Лицо ее все больше светлело, её большие нежные глаза засветились счастьем. "У меня родился сын!" - вслух сказала она. Но тотчас грустно вздохнула, подумав: "Где-то теперь его отец?.."
   Несколько минут она лежала неподвижно. В ее черных глазах попеременно то зажигалась радость, то блестели слезы, улыбка то гасла, то вновь расцветала на губах, и можно было читать малейшие оттенки чувств и мыслей на этом тонком, выразительном лице.
   Наконец она вздохнула с улыбкой и потянулась к шнуру сонетки, чтобы позвонить. Это движение стоило ей некоторого усилия, но едва она коснулась звонка, как в комнату вбежала горничная-итальянка, улыбаясь во весь свой румяный рот. Служанка была лет на десять старше своей синьоры, немного полная, что ничуть не мешало ей быть живой и подвижной и такой жизнерадостной, что один только её вид вызывал желание улыбнуться.
   Против своего обыкновения, служанка молчала, внимательно всматриваясь в лицо своей госпожи и пытаясь угадать её настроение. Молодая женщина ласково улыбнулась ей и тут же, быстро поднявшись на локте, в волнении спросила:
   - Ну, что маленький? Почему ты не принесла его, Франческа? С ним всё в порядке? Он спит сейчас? Вы нашли кормилицу? Как я хочу посмотреть на него, Франческа! На кого он похож, как тебе кажется?
   Франческа со смехом всплеснула руками:
   - О, синьора моя, сразу столько вопросов! Маленький ангелочек, он спит сейчас. Кормилицу мы нашли, и она еще до рассвета была здесь. Наредкость здоровая женщина. У неё, бедняжки, ребеночек недавно умер, а груди полны молока.
   - Бог мой, Франческа, её ребенок умер! Как же ей будет тяжело смотреть на чужого младенца... Сколько слез она, должно быть, пролила...
   - Не стоит расстраиваться, моя госпожа. Она спокойно это принимает - на все воля божья! Она как увидела вашего ангелочка, так просто его затискала, - такой он красивенький и здоровенький, что просто загляденье!
   Молодая мать не могла сдержать торжествующей улыбки.
   - Позже приведи её ко мне.
   - Да, моя госпожа, - Франческа присела и тут же кинулась собирать разбросанные по комнате бельё и одежду.
   Она не переставая говорила о главном событии прошедшего вечера и ночи, и вообще этого года, этого лета - шестого июня 1678 года. Рождение мальчика, наследника, сына английского лорда Аллена Гальтона. Его молодая жена леди Мария сделала ему такой роскошный подарок. Впрочем, сам милорд еще не знал об этом.
   Он занимался политикой, потом много путешествовал, чем приводил в замешательство не только высший свет, родню и знакомых, но и собственную жену. Леди Мария, собственно, удивлялась меньше остальных, потому что познакомилась со своим будущим мужем как раз во время его путешествия в Рим.
   Тогда она с семьей приехала туда на праздник из своего родового поместья совсем юной девушкой, и была поражена умом и эксцентричностью этого англичанина с белой кожей и проницательными светлыми глазами. Его звали лорд Аллен Гальтон. Он говорил почти на всех европейских языках, побывал в Индии и в Африке, рассказывал, как добывают золото и алмазы люди, черные как ночь... Он быстро покорил сердце пылкой красавицы-южанки, и она была готова ехать с ним куда угодно, даже в холодную дождливую Англию, невзирая на увещевания родных. Однако этот брак ее семья сочла выгодным, поставив единственное условие: все родившиеся дети должны были быть крещены в католической вере. Милорд был уже в таком возрасте, что мог сам принимать решения. Он не возражал против этого условия. Честно говоря, его не особенно волновали вопросы веры, хотя и считалось, что он поддерживает партию Стюартов. Он был страстно влюблен и готов на все.
  
   В первый год замужества леди Мария родила девочку, которую назвали Джулией. Муж нежно любил и ребенка, и молодую мать, но неуёмная жажда путешествий будто толкала его из дома, ему не сиделось в его фамильном замке под Кройдоном и он уезжал снова и снова. Возможно, он избегал таким образом своего участия в политических "войнах", что бушевали в то время между королём и парламентом, между вигами и тори. А когда король вновь восстановил правление англиканской церкви, и парламент начал гонения на католиков, милорд предложил жене провести некоторое время на юге Франции. Леди Мария с радостью согласилась. Ей хотелось разнообразия, новых впечатлений, тепла и солнца. В мрачном фамильном замке мужа ей было совсем не весело; она почти ни с кем не общалась, за исключением двоих - троих друзей милорда, иногда приезжавших к нему по делам. Соседи в основном принадлежали к старому дворянству, отстаивали нерушимость королевских прав, незыблемость существующих порядков и своих исконных привилегий. Их ничего не интересовало, кроме политики. Были и другие, так называемые новые дворяне, которые занимались делами, поддерживали различные реформы и держали сторону парламента, - с некоторыми из них Аллен Гальтон учился в Итоне и разделял большинство их взглядов, однако всегда имел собственную точку зрения по спорным вопросам. Он не посвящал жену в свои дела, предоставив ей заниматься хозяйством и дочерью. Леди Мария принимала это как должное, - чему же еще учили её в монастыре, где она воспитывалась! Но её живой и пылкий нрав не мог удовольствоваться обыденными делами. От скуки и тоски миледи спасали люди, которых она привезла с собой из Италии: музыкант Джованни Пинезо, художник Филиппо Виано, камеристка Франческа и еще несколько слуг-итальянцев. С ними она, по крайней мере, могла поговорить на родном языке, они стали её друзьями, её семьёй.
   Приехав в цветущий Лангедок, леди Мария уже не могла покинуть этот очаровательный край. Яркое солнце, обилие зелени и благоухающих цветов, быстрый живой язык и темперамент местных жителей - все это напомнило ей родные края, покорило её душу неповторимым своеобразием. Казалось, она даже внешне изменилась: похорошела, расцвела - одним словом, она была счастлива. Однако милорда призывали дела, и он вынужден был снова уехать. Но прежде он позаботился о том, чтобы у его жены, ожидавшей появления второго ребенка, было всё необходимое, и исполнялась любая её прихоть.
   Второй ребенок не доставил матери много хлопот при рождении, и она хотела назвать мальчика Феличе - "счастливый", или дарующий счастье?.. Но, соблюдая традиции, ребенка назвали Питер Марио, в честь Святого Петра и матери, поскольку он родился накануне дня святых Петра и Павла. Известно, что чем больше у ребенка небесных покровителей, тем лучше, и донна Мария верила, что её мальчик будет счастлив - она будет молиться об этом всю жизнь!
   ... Уже причесанная и одетая, молодая мама полулежала, опираясь на подушки. После легкого завтрака и бокала местного сладкого вина краски вернулись на её красивое смуглое лицо. Ей нетерпелось посмотреть на своего ангелочка - на кого же он будет похож? Её первая девочка все больше становилась похожей на отца - такая же белокожая брюнетка с синими глазами - казалось, в ней нет ни капли итальянской крови! Каким же будет ее сын?..
   Вошла Франческа, ведя за собой кормилицу с ребенком на руках. Следом слуга внес легкую маленькую колыбель и поставил ее рядом с кроватью матери. Леди Мария уже протягивала руки, чтобы взять сына из рук пышногрудой улыбающейся кормилицы, которая не понимала ни слова, но очень хорошо понимала их чувства и, похоже, разделяла их. Младенец безмятежно спал в белоснежном кружеве пеленок, и его мать с интересом рассматривала крошечное смугло-розовое личико с уже сейчас правильными точеными чертами, так похожими на её собственные!
   - А глаза? Какие у него глаза? - шепотом спросила она.
   - Темные, синьора. А ресницы! Мадонна, какие длинные у него ресницы!..
   Молодая мать в этот день принимала поздравления своих домочадцев, соседей, которые уже приняли ее в свой круг с чисто южной лёгкостью, и даже церковь не обошла ее своим вниманием, потому что она была частой посетительницей собора в Альби. Викарий его преосвященства передал синьоре и новорожденному благословение святого отца. Донна Мария с трепетом приняла эту высокую честь и просила его преосвященство о милости быть крестным отцом ее ребенка. Она не пожалеет даров на храм, только бы у её сына с самого начала были могущественные покровители - как знать, благополучно ли сложится жизнь у её малютки.
   Джованни Пинезо и Филиппо Виано в праздничных одеждах принесли большие букеты цветов и украсили колыбель, комнату, усыпали ими постель своей госпожи, которая пришла в восторг от этой выдумки. Она приколола себе в волосы две большие розы - алую и белую.
   - Донна Мария, я должен написать ваш портрет! Вы прекрасны, как Мадонна! - воскликнул молодой художник, а музыкант Джованни Пинезо, взяв лютню, исполнил нежную и пылкую канцону, сочиненную им в честь его прекрасной госпожи. Румянец ярче заиграл на щеках леди Марии.
   - Благодарю вас, друзья мои! - растроганно сказала она и протянула обе руки, которые они почтительно поцеловали. Потом подошли полюбоваться младенцем. Действительно, малыш был прелестен. Художник, подняв голову от колыбели, мечтательно произнес:
   - Когда он вырастет, я научу его владеть кистью и резцом, научу его видеть совершенные формы и живые краски, мимо которых многие люди проходят не видя, равнодушно. Может быть, он станет талантливым художником...
   Во время этой тирады малыш проснулся и громко закричал.
   - Ого! - воскликнул музыкант Пинезо. - Просто великолепно кричит! Когда он подрастет, я поставлю ему голос, и он будет покорять своим пением прекрасных дам!
   Молодая мать, укачивая ребенка, с улыбкой сказала:
   - Вы похожи на добрых фей из старой сказки. Все пожелали ему столько добра и счастья, что хватило бы на две жизни! Спасибо вам, друзья, я так счастлива!..
   "Дай бог, чтобы не явилась та злая фея, которую забыли позвать в той самой сказке! Чего доброго, она ещё рассердится и пожелает малышу что-нибудь дурное... Помилуй, Пресвятая Дева!.." - подумала Франческа, склонившись над рукодельем.
   К вечеру все разошлись, чтобы дать отдых молодой матери и новорожденному. Но леди Мария была так возбуждена множеством гостей и впечатлений, что и думать не могла о сне. Устав от лихорадочно проносившихся в голове мыслей, она, осторожно ступая, добралась до кресла у распахнутого окна. Из темнеющего сада поднималась приятная прохлада, и запахи ночных цветов смешивались в густой поток с запахом нагретой за день земли, листвы и камней. Южная ночь благоухала. У нее сладко и тоскливо сжалось сердце. Мария остро чувствовала прелесть этой ночи, но ей не с кем было поделиться полнотой своих чувств! Она смутно ощущала какое-то беспокойство - может быть, это от одиночества?.. Или просто усталость?..
   На ясном небе зажигались звезды. Она любила это время суток - время мечтаний, любви и тихой грусти, навеваемой наступающей тишиной и спокойствием. Постепенно на молодую женщину снисходило умиротворение.
   Вдруг в дверь тихонько постучали, и вошла служанка со свечой в руке.
   - Я думала, синьора уже спит... Пусть простит меня моя госпожа...
   - Что случилось, Джованна?
   - Там пришел какой-то синьор, он просит принять его. Ему говорили, что уже очень поздно и синьора отдыхает, но он так умолял, что я решилась вас побеспокоить...
   - Кто же он такой?
   - Он не назвал себя, но по всему видно, что этот синьор из Рима.
   - Почему ты так решила?
   - А по говору, моя госпожа. В наших краях говорят иначе.
   - Хорошо, я приму его. Может быть, это кто-то из знакомых милорда. Но сначала позови Франческу, пусть поправит мне прическу.
   Когда незнакомец вошел и отвесил молчаливый поклон, его лицо оставалось в тени. Комната была освещена слабо, но стоило вошедшему заговорить, как донна Мария невольно вздрогнула.
   - Простите ради бога, дорогая синьора, за столь поздний визит. Я только что бросил поводья на ближайшем постоялом дворе - я здесь проездом... Позвольте мне поздравить вас и пожелать всего наилучшего вам и вашему сыну, - вошедший говорил быстро, с мягкими, вкрадчивыми интонациями. - Я волнуюсь, дорогая донна, ведь прошло почти три года, как мы с вами виделись в последний раз. Наверное, вы уже забыли обо мне... - в его голосе звучала печаль и в то же время - легкая ирония.
   В первый момент Мария не знала, что ответить, она растерялась. Трудно было забыть этого человека, когда-то предназначенного ей в мужья. Он страстно любил её когда-то, совсем еще девочку, воспитанницу монастыря. Она испытывала к нему смутную неприязнь и даже какой-то непонятный, необъяснимый страх. Что-то необычное было в его тонком красивом лице, густых бровях, в таинственной глубине черных, глубоко посаженных глаз, взгляд которых, казалось, пронизывал насквозь. Она помнила, как не могла без содрогания ловить на себе этот парализующий и жадный взгляд.
   - Каким образом вы оказались здесь, синьор Манчиолли? - спросила она, стараясь говорить спокойно и непринужденно, даже не заметив, что забыла поблагодарить за поздравление, и что ее пальцы, которые поцеловал синьор, сразу стали холодными и слегка дрожали...
   - У меня были дела во Франции, мадонна, и вот вдруг я случайно узнал, что вы живете теперь в Альби. Я сейчас возвращаюсь в Рим, и не мог уехать, не повидавшись с вами. Извините, что побеспокоил вас так поздно. Я лишь хотел узнать, как ваше здоровье, моя дорогая, но ваш цветущий вид не оставляет сомнений...
   - Садитесь же, синьор, благодарю вас...
   Манчиолли бросал выразительные взгляды то на Марию, то на служанку, которая никак не уходила, и давал понять, что последняя здесь лишняя. Мария упорно не хотела понимать этого и вообще избегала встречаться с ним глазами.
   - Донна Мария, могу я сказать вам несколько слов наедине?
   Она опустила глаза.
   - Франческа, принеси синьору бокал вина... Что вы хотели мне сказать?
   - О, всё, что я хотел бы сказать вам, дорогая, уже давно сказано и, надеюсь, не забыто вами. Но вы не отвечаете на мои письма, донна Мария, на вполне дружеские послания...
   - Мне нечего ответить вам, синьор. Вы прекрасно знаете, что я никогда...
   - Не говори так! Никто не может знать, что ждет его завтра. Можно только надеяться на что-то...
   - В отношении меня вам не на что надеяться, синьор Манчиолли.
   - Мария, у тебя нежная, чуткая душа и острый ум, ты должна понимать, что такое...
   В эту минуту вошла Франческа и поставила бокал с вином на стол перед синьором. Он властным жестом отправил её прочь из комнаты. Служанка вышла. Мария похолодела.
   - Следует соблюдать приличия, синьор Манчиолли! Тем более, что моего мужа нет дома...
   - А его никогда нет дома! Вспомни, когда ты видела его в последний раз? Удивительно, как это он успевает делать тебе детей! Ты не нужна ему, Мария, ангел мой, неужели ты этого не понимаешь?
   - Я не хочу слушать вас, уходите!
   - Прости меня, дорогая, но я не могу смириться с той жизнью, которую ты вынуждена вести благодаря этому холодному и равнодушному англичанину!
   Он опустился на колени у её кресла.
   - Уедем, мой ангел! Ты ни о чем не пожалеешь! Клятвы влюбленных смешны, но я уже не мальчик - мне скоро тридцать. Я не бросаю слов на ветер. Я могу дать тебе всё! Я на пути к могуществу, Мария. Любое твое желание будет исполнено. Твоя красота расцветет в блеске роскоши, твоя власть над людьми превысит королевскую. Ты сможешь окружить себя лучшими произведениями искусства, великими поэтами и музыкантами - я знаю, что твоя тонкая поэтическая душа не может жить без этого. Ты получишь всё, ангел мой, ты этого достойна!
   - Мне ничего не надо, оставьте меня в покое!
   - Мария, скажи откровенно, как перед Богом - ты счастлива?
   - Да! Да...
   - Кто же этому поверит! Посмотри на себя: ты роскошная, обольстительная, лучезарная женщина! Тебе бы блистать в свете, при королевском дворе, а не сидеть в этой дыре! Что может дать тебе твой муж? Титул, холодную страну и такую же холодную любовь! Он тебя недостоин!
   - Вы не смеете так говорить о моем муже!
   - Как ты прекрасна, мой ангел! Разве такая любовь тебе нужна! Ты еще ничего не знаешь о настоящей любви, моя дорогая! Ты сердишься, потому что знаешь, что я прав, и только из гордости не хочешь признать этого! Но рано или поздно ты должна со мной согласиться.
   - Никогда! Я люблю своего мужа.
   Лицо Манчиолли исказилось гневом и болью, но это выражение тут же исчезло. Он иронически усмехнулся:
   - А он тебя любит? Я в этом уже давно сомневаюсь. Неужели ты думаешь, что за время своих бесконечных путешествий твой муж ни разу не изменил тебе!? Просто наивно так думать!
   - Как знать, - прошептала Мария. - Но я уверена, что душой он мне верен!
   - Ты еще дитя, мой ангел, если веришь в эти сказки. За три с половиной года у тебя было время повзрослеть и подумать. Я не могу больше ждать! Решай сейчас - едешь ты со мной или нет?
   - Нет.
   - Ты не можешь быть так жестока ко мне. Да и к себе тоже!
   - Напрасно вы ждете иного ответа.
   - Когда-нибудь ты пожалеешь, Мария. Но тогда уже будет поздно. Не доводи меня до отчаяния, скажи последний раз, подумай!
   - Нет.
   Манчиолли вскочил на ноги. Он задыхался, его взгляд блуждал, он походил на безумного.
   - О, больше я не буду унижаться перед тобой! Я подожду и выберу подходящий момент... И тогда получу все сполна, клянусь богом, чертом - чем угодно! Ты не можешь себе представить, какие муки заставляла меня терпеть все эти годы! Я сходил с ума каждую минуту! Я сто раз думал, что легче умереть, и был готов к этому!..
   Вдруг его безумный взгляд остановился на колыбели, в которой днём спал новорожденный.
   - Сегодня у тебя родился сын! Пусть же он всю жизнь будет страдать от любви в три, в десять, в сто раз больше, чем я сейчас! У него будет все, будет твоя лучезарная красота - но не будет счастья в любви! - и Мадзини стремительно вышел из комнаты.
  
   ... Когда Мария немного пришла в себя после этого ужасного визита, её еще долго била нервная дрожь и на глаза наворачивались слезы. Служанка дала ей чай из трав и пошла спать только после того, как убедилась, что её госпожа успокоилась. Но Мария не могла и подумать о сне. Она опять села у раскрытого окна и задумалась. Уже наступила настоящая черная и бархатная ночь. В тишине, полной едва уловимых таинственных звуков, громко звенели цикады. И вдруг слуха молодой женщины коснулись отдаленные звуки нежной музыки. Мария прислушалась, затаив дыхание. Низкий, сильный и страстный голос пел кому-то о любви. Несколько минут Мария с трепетом и восторгом упивалась этими чудесными звуками, потом вдруг резким звоном колокольчика вызвала свою камеристку.
   - Ты слышишь, Франческа? Слышишь? - прерывающимся от волнения голосом спросила она, указывая на открытое в сад окно.
   - Всё спокойно, мадонна. Чудесная ночь! Кто-то поет серенаду своей милой. В этом краю тоже по ночам поют и играют на гитаре для своих возлюбленных...
   Из сада ночной ветерок приносил дурманящие ароматы мирта и ночной фиалки - и упоительные звуки любовной песни. Мария закрыла лицо руками и разрыдалась...

*

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"