Я сидел за компьютерным столиком и курил. Муха бродила между стаканами с недопитым чаем, заворачивала за пепельницу, взбиралась на колонку, оттуда перелетала на настольную лампу. На лампе она всегда делала передышку, а потом одним рывком, скорее прыжком, чем перелетом, оказывалась на светящемся мониторе. Здесь она долго ходила между разбросанными на рабочем столе осенними листьями, ненадолго останавливаясь и потирая свои мохнатые лапки. Она была похожа на какой-то иероглиф, меняющийся в зависимости от того, в каком положении оказывались ее лапки при остановке. Набегавшись вдоволь, она спрыгивала на стол, перебегала к стаканам, и все начиналось заново. Я хотел было прихлопнуть глупую муху одним резким движением, как это делает Боня, когда из ласкового пушистого сонного комочка вдруг превращается в хладнокровного хищника, но вдруг заметил, что муха, подергивая одним крылом, словно пританцовывает, попадая в такт музыке. Я слушал музыку и смеялся над забавной мухой. А потом она улетела, и было немножко одиноко, но следующей ночью снова бродила между стаканами, заворачивала за пепельницу, перелетала на лампу, прыгала на экран. Мне было интересно, может ли прийти в ее пучеглазую голову мысль, что сегодня она бегает, смешно перебирая своими мохнатыми лапками, не по вчерашней опавшей листве, а по буквам своей истории.