Тихо. Кажется, что тихо - просто ухо привыкло к неровному перестуку колес. Вытертая дорожка в коридоре глотает быстрые шаги проводницы. Соседи спят. Угомонившись, разметался на нижней полке ребенок, одеяло сбито в ногах. Мать, молодая совсем женщина, проснувшись посреди ночи, осторожно укроет его снова. Рядом наверху посапывает командированный инженер, почти лысый безбородый острослов, тебе такие нравятся. Ты не спишь. То ли чай - на обжигавшем руки подстаканнике было выбито "Смоленск" - получился слишком крепким, то ли обычная дорожная бессонница. Ты откидываешь колючее одеяло, спускаешь ноги вниз и, повиснув на руках, нащупываешь на полу туфли. В большом зеркале на двери купе отражаются короткие вспышки света бегущих вдоль полотна фонарей, и в этих вспышках виден твой силуэт, театр теней, спектакль для себя самого...В тамбуре прохладно и задымлено. Прислонившись к холодной металлической стене, ты закуриваешь. Держишь сигарету большим и указательным пальцем, огоньком вниз, как подросток, скрывающийся от родителей, и жадно затягиваешься. Осталось полпути. О чем ты думаешь - об этом? О завтрашнем дне? Обо мне? Что в опущенных уголках этих глаз, когда их никто не видит? Созерцание? Запоздалое, как оно обычно бывает, осознание пережитого счастья? Привычная ноющая боль одиночества? Оглушительная пустота - дремлющий джинн в непрозрачном сосуде?
Слишком много вопросов. Ты задумчиво открываешь дверь купе. Ничего не изменилось, только малыш внизу снова укрыт тонким одеялом, разбросал сны по подушке. Засыпай и ты. Я начинаю тебе сниться.