Дмитриева Виктория Александровна. Sehnsucht

Пролог

Гравий успокаивающе шуршал под колесами блестящей черной машины. В этом дождливом городе, на этой узкой дорожке, где места хватало только для одной машины, и двум встречным было не разъехаться, у этого большого дома, когда-то бывшего гнездом счастливой семьи, - везде, не было ничего, что стоило бы того, чтобы об этом помнили. Машина не цепляла взглядов, она просто проплывала мимо живой изгороди, как большая ленивая акула, мягко урча, не включая фар, то ли подбираясь к своей добыче, то ли уплывая в свое логово. Ни парочка девиц, совершавших утреннюю пробежку под противным моросящим дождем, ни владелец прекрасной колли, горделиво вышагивающей по тротуару, ни старушка с коляской не замечали этого подбитого, но всё еще опасного зверя. Вопреки всяческой логике машина не остановилась у дома, а обогнула его с правой стороны и продолжила красться дворами, брезгливо огибая мусорные баки, вытащенные на проезжую часть для удобства мусороуборочной машины. Зверь остановился лишь через несколько кварталов, у дома, окна которого выходили на порт. На хмурый, ощерившийся мачтами судов, вечно галдящий, вечно живой, порт. Зверь заурчал как-то особенно интенсивно, моргнул фарами и затих. Дождь продолжал стучать по крыше, стекал по лобовому стеклу. Зверь не был против этого. По крайней мере, он не попытался смахнуть надоедливые капли дворниками. Зверь просто стоял под дождем.
Его ожидание не было напрасным, всего через несколько часов тот, кого он ждал, проснулся в своей кровати на последнем этаже небольшого дома, понял, что опаздывает, и уже через четверть часа сбежал по лестнице. Зверь заурчал. Теперь ему незачем было прятаться, зажужжали дворники, позволяя тому, кто управлял зверем, наблюдать за тем, что происходило вокруг. Светловолосый юноша бежал под дождем. Он не успел взять зонтик, и теперь клял себя за это, подняв руки вверх и прикрыв голову портфелем. В этом они с хозяином зверя различались. Хозяин зверя никогда не забывал зонтик, он просто не пользовался им, хозяин зверя никогда не поднимал руки в жалкой попытке защитить себя от дождя, он сливался с дождем, и, наконец, хозяин зверя никогда не опаздывал. Но юноша не был бы собой, а хозяин не был бы хозяином, если бы хотя бы в этом они не отличались друг от друга. Зеленые глаза юноши волею судьбы встретились с глазами зверя. С яркими, прорезающими утренний дождливый туман, желтыми глазами машины. Дождь бил по ним, так же, как и по глазам юноши, но глаза зверя не переставали светить. Их свет указывал путь. По нему можно было безошибочно дойти до того места, куда все запутавшиеся юноши рано или поздно попадали. Парень остановился и поднял взгляд. За пеленой дождя, как ни старайся, разглядеть того, кто сидел за рулем, было невозможно. Увидеть его губы, изогнувшиеся в самодовольной, слегка ироничной, чрезвычайно обаятельной улыбке - тем более. "Ты опаздываешь", - с мягкой отеческой заботой подумал хозяин зверя. Юноша ойкнул и прянул с места, забавно размахивая руками и больше не укрывая голову от дождя. Хозяин зверя смотрел ему вслед до тех пор, пока парень не скрылся из вида. Затем зверь всхрапнул и медленно двинулся в сторону школы. Он должен был быть с ним сегодня. Особенно - во второй половине дня. Ведь тогда закончатся уроки. Парень будет вызван к директору. Не за плохое поведение, отнюдь, ведь он образцовый ученик старшей школы. Хозяин зверя хотел видеть его глаза, когда мальчик выйдет из здания. Он хотел видеть его лицо, хотел видеть его жесты, хотел чувствовать его мысли, хотел ощущать его чувства, когда он выйдет из здания с мыслью о том, что его мать мертва. Он не хотел знать, что там, в директорском кабинете, ему скажут. Несчастный случай, мокрая дорога, не справилась с управлением - что еще можно сказать несчастному сироте теперь? Что они вообще могут знать об обстоятельствах ее смерти, и о том, с кем она разговаривала по телефону перед тем, как окончательно потеряла управление и поняла, наконец, во что впуталась сама и впутала своего сына?
Ожидание длилось слишком долго, но хозяин зверя умел ждать. Это умение он полагал лучшим из своих достоинств, и не раз убеждался в том, что именно оно было лучшим, что он приобрел за всю свою жизнь. Поэтому раздражение не проникло в его мысли, не помешало с удовлетворением разглядеть плоды своих трудов. Когда мальчик поравнялся со зверем, брови хозяина взметнулись вверх, описав удивленный полукруг. Зеленые глаза юноши оказались сухими, губы - плотно сжатыми, брови дрожали, не решив, хмурится им или же принять свое обыкновенное положение. В общем - было совершенно понятно, что парень принял всё, что было ему сказано. Что понял всё, что было ему сказано. Что осознал всё, что сказано ему не было. И из двух вариантов - сломаться или же идти дальше, выбрал второй. Хозяин зверя откинулся на спинку сидения и потер переносицу указательным и большим. Становилось совершенно не нужным окончательное решение вопроса семейки Нойвилль. В конце концов, в своей жажде справедливости, жажде идти до конца, жажде борьбы, наконец, мальчик всё равно окажется в месте, куда, так или иначе, попадали все, хоть сколько-нибудь похожие на него. Хозяин зверя мягко улыбнулся. Он умел ждать. И за долгие годы своей насыщенной жизни пришел к выводу, что ожидание имеет обыкновение вознаграждаться. Зверь заурчал, соглашаясь со своим хозяином, и мягко двинулся к порту. В какой-то момент он снова поравнялся с юношей, допустив непоправимую ошибку, привлекая к себе внимание в третий раз за день. Светловолосый парень шел неспеша, расслабленно неся портфель в левой руке, запустив правую в волосы и щурясь на внезапно появившееся солнце. Черная акула, проплывавшая мимо него с угрожающим урчанием, совершенно его не волновала. Ведь солнце, пробившееся сквозь неиссякающие тучи - событие куда более важное, чем очередная тень в городе, погруженном в сотни точно таких же теней.

Глава первая

- Куда собираешься поступать? - Лотар сидел на парте, болтая ногами и крутя в пальцах сигарету. - Я в колледж хочу. Буду юристом.
- Какой из тебя юрист, - Ларс рассмеялся и застегнул портфель. - Ты путаешь право с правонарушением. Я пойду в университет. В какой - пока не решил, но точно знаю, что хочу стать журналистом.
- Будешь пописывать статейки за бабки, которые тебе будут отваливать крутые дядьки?
- Пошел ты, Ло.
Ларс вышел из класса, плотно закрыв за собой дверь. Выпускной класс, и как всегда - последние, кто уходит из школы. Ларс и Лотар, два сапога пара. Ларс уже не помнил, как они подружились, но точно знал, что было это в первом классе начальной школы. Они как-то сразу заметили друг друга, светловолосый мальчик и ребенок, чьи волосы были темны словно уголь. У Ларса глаза были зелеными, у Лотара - голубыми. Это бешеное сочетание цвета волос и глаз выдавало в них обоих такой же сумасшедший характер. Однако Ларс был примерным мальчиком. О Лотаре такого не скажешь. Это был союз, странный для всей школы, хулиган городского масштаба и мальчик-тихоня, образец для подражания и предмет вожделения первокурсниц. Ларс выглядел старше своих лет. Лотар - намного старше. Он вечно болтался в каких-то кабаках, где восемнадцатилетнему молокососу и пива-то не нальют, и всё равно умудрялся приходить к Ларсу пьяным. И с добавкой в сумке. Ларс ел пиццу и пил колу, глядя на то, как Лотар допивает остатки былой роскоши. Нельзя сказать, что он не пытался проводить воспитательных бесед со своим другом, однако беседы эти заканчивались раньше, чем успевали начаться - едва Ларс открывал рот, Лотар говорил ему: "пошел ты, дядя", разворачивался и уходил. Без него Нойвилль чувствовал себя одиноким, поэтому разговоры такие пытались начаться не чаще раза в несколько месяцев, когда Ло надирался совсем уж неприлично.
- Гляди-ка, небо чистое.
Лотар стоял на школьном стадионе, запрокинув голову и разглядывая медленно чернеющие небеса. Загорались первые нерешительные звездочки.
- В этот день небо всегда чистое, - ответил Ларс, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. - Пойдем домой, Ло.
Нойманн улыбнулся. Он помнил этот день так, будто он прошел только что. Он помнил, как Ларса вытащили с урока толерантности, а ведь он был последним. Он помнил, как ждал его на пороге учительской, и никто почему-то не сказал ему уйти. Он помнил этот день так, будто он прошел только что. Потому что в этот день Ларс впервые попросил его уйти. Лотар так и остался стоять в учительской, пытаясь понять, как так - его, почти брата, прогоняют, ничего не объяснив. И только потом, когда Ларс всё-таки открыл ему дверь в три часа ночи, Лотар узнал, что в этот день его мать умерла. В ту ночь Нойманн не выпил ни капли. В ту ночь он не выкурил и половины сигареты. Они сидели на кухне, молча, держа в руках остывшие чашки с чаем, до тех пор, пока не взошло солнце. А потом снова пошел дождь. Ларс никогда не ходил на кладбище, во всяком случае, в этот день. Этот день они всегда проводили вместе, Лотар не пил и не курил, он даже старался поменьше ругаться. Нойманн искренне считал, что это лучше, чем унылые посиделки на кладбище. Мертвым ведь всё равно.
- Пошли, - Лотар улыбнулся и неторопливо двинулся к выходу со стадиона. - Так ты точно решил стать журналистом?
- Я же тебе сказал, Ло, я считаю, что это лучшее, что я могу сделать.
- Ты заболел этой идеей, да?
- Да.
Эта идея пришла к ним обоим на очередном уроке толерантности. Ларс ненавидел эту дисциплину с того самого дня. Потому что его мать лежала в морге, собранная по кусочкам, а он не имел права ненавидеть психа, который сел за руль фуры на несколько тонн. Потому что психи не виноваты в том, что они сошли с ума. И в тот момент, когда ему говорили о том, что его мать не справилась с управлением на скользкой трассе, потому что говорила в этот момент по телефону, учитель твердил о том, что каждый человек достоин уважения и сострадания. Ларс не верил ни одному слову директора. Он знал о делах, которыми занималась его мать. Он знал, что любая смерть, кроме естественной, будет спланирована. Мать предупреждала его об этом. И потому каждый раз на уроке толерантности Ларс спрашивал себя, неужели тот, кто виновен в ее смерти, достоин уважения? Однажды он повернулся к Лотару и сказал, что всё это - ложь, с первого и до последнего слова. Нойманн улыбнулся, и Ларс понял, что его друг тоже так думает. В те дни они не могли еще осознать всей этой лжи, они только чувствовали, но их чувства были правильнее логики взрослых. Ведь они были еще детьми. А дети не видят выгоды в такой лжи.
Иногда Ларс писал небольшие рассказы. Чаще всего - хмурые дождливые зарисовки, но и они производили впечатление на учителей. Ему советовали стать писателем, выбрать литературный университет, однако Ларс понимал, что писательское будущее ему не светит. Слишком много книг, слишком много людей, которые могут выразить его мысли лучше, чем он сам. Тогда он выбрал журналистику. Да, печатных изданий теперь навалом, и все пытаются рубить правду-матку. Но так он хотя бы будет получать фиксированный заработок, и получит возможность пробраться в структуры, о жизни которых он мог пока только догадываться. Впрочем, что за структуры могли быть в таком городке как Гамбург? Ларса это не останавливало.
- Смотри, - Ларс схватил Лотара за руку и указал на черную машину, уютно устроившуюся неподалеку от его дома.
- Такую же хочешь? - усмехнулся Ло.
- Нет, дурак. Это та самая машина. Помнишь, я говорил тебе, что каждый год в этот день она попадается мне на глаза?
- Думаешь, это убийца приходит полюбоваться на тебя? Брось, Ларс, они никогда не возвращаются на место преступления. К тому же, я не думаю, что он вообще подозревал о тебе. Просто выполнил заказ и получил деньги. Да, и... Ларс, тебе не кажется, что... что твоя мама... могла просто...
- Отъебись, Ло, - поморщился Ларс. - Не могла. И я не думаю, что это убийца, потому что я, конечно, идиот, но не настолько. В тот день я видел эту машину с самого утра. Она как будто вела меня, понимаешь? Я всё равно не оставался один. Когда тебя не было, она была совсем близко, я думаю, сейчас она так далеко, потому что ты рядом.
- Откуда ты знаешь, что это именно она? Таких машин сотни.
- Чувствую.
Лотар удивленно уставился на друга.
- Чувствуешь?
- Я видел глаза этой машины в тот день, - кивнул Ларс. - Ни с чем их не спутаю.
- Фары как фары. - Лотар поморщился, глядя на машину, пока Ларс открывал дверь.
- Про наши глаза тоже можно так сказать, но они уникальны, - улыбнулся Ларс, поднимаясь по лестнице и прислушиваясь к шагам Лотара за своей спиной.
Он не любил ездить на лифте, хоть путь до квартиры и был неблизким. Дом не был таким уж высоким, всего десять этажей, однако уже к пятому пролету ноги начинали гудеть, требуя отдыха. Обычно Лотар падал на пятом этаже и закуривал, а Ларс поднимался выше, чтобы не дышать отвратительным дымом ментоловых сигарет. Затем они продолжали путь, и Лотар не переставая пыхтел в его квартире. Но сегодня всё будет иначе. Нойманн не будет курить, и смиренно поднимется на десятый этаж без единого стона. Ларс улыбнулся.
- Два года прошло, Ло. Мне уже не больно. Если ты хочешь курить - кури на здоровье.
Лотар похлопал Ларса по плечу и пошел быстрее, демонстративно заложив руки за голову. Демонстративность присутствовала во всем, что он делал. В самом его облике. В черных как уголь волосах, казалось бы, небрежно взъерошенных, а на самом деле - тщательно уложенных. В серьгах в виде перевернутых крестов, которые неизбежно привлекали к себе внимание, хотя и были не очень-то большими. В неизбежной сигарете в зубах, даже если он не курил или сидел на уроке, она всё равно была, и это не могло не приковывать взгляды. Весь его образ был тщательно спланирован, Лотар работал на публику, Лотар приносил в класс оттенок необычности, он был звездой городского масштаба, его знал весь Гамбург, но нравилось ли это Нойманну, мог знать только Ларс. И Ларс знал. Не нравилось. Ни капельки.
Мать Лотара, как и мать Ларса, работала в полиции. И если Ларсу нравилось соответствовать тому образу жизни, который предусматривала семья полицейского, то Лотара это не устраивало совершенно. Нойманн ненавидел предопределенность, он не понимал, с какой стати должен жить так, как "надо", а не так, как "хочется". От него постоянно чего-то ждали. И если Ларсу нравилась такая жизнь, если он был примерным сыном своей матери, то Лотар - нет. Он начал курить раньше всех, проколол себе уши в девять лет, сам, ржавой иголкой, он матерился уже в начальной школе, а в средней начал таскаться со старшеклассниками, угощавшими его спиртным. Весь его образ выражал протест. Но если взрослые думали, что он протестует в силу переходного возраста, то они жестоко ошибались. Лотар протестовал против предопределенности. Лотар протестовал против системы. Лотар протестовал против излишне глупой толерантности. Ларс безмолвно одобрял его протест, про себя считая, что так его друг ничего не добьется, и нужно действовать иначе. Однако в своих диспутах на эту тему они редко достигали консенсуса. Лотар не желал действовать иначе. Он уже стал заложником собственноручно изготовленной маски.
- Ты не понимаешь, почему в этот день я не делаю того, что делаю обычно, - заметил Лотар, усаживаясь в кресло и вытягивая ноги. - Я делаю это не для того, чтобы не нервировать тебя дымом и своими пьяными воплями. Твоя мать заслуживает, чтобы хотя бы в этот день я был настоящим. Таким, каким она хотела бы меня видеть.
- Глубокомысленно, - Ларс откупорил бутылку добытого невесть откуда пива и разлил напиток по кружкам. - А я, знаешь, вдруг решил, что ей всё равно, какой ты. Да, мы росли вместе, и она, без сомнения, переживала за тебя. Пока была жива, - Нойвилль передал другу кружку, они чокнулись и отпили по глотку. - Прошло два года, Ло. Если она и была где-то рядом, то теперь ее точно нет.
- Ты же всегда верил в то, что после смерти жизнь только начинается.
- Я и сейчас в это верю. Поэтому я ее отпустил. Это ее жизнь. Я не хочу цепляться за то, что было, жевать сопли и вечно держаться за призрачную мамочкину юбку. Когда моя мать умерла, солнце всё равно светило. Я не сразу понял, смысл этого, но... Когда ты умираешь, гаснет твое личное солнце. Гаснешь только ты. Но жизнь идет дальше. Память о мертвых - это не особое поведение в день их смерти и не походы на кладбище. Мертвые всегда в наших сердцах, именно это дает им возможность начать новую жизнь. Я думаю, если мы будем жить так, как считаем правильным, это будет лучшей памятью о ней.
- А как правильно? Кто знает, как правильно жить? - Лотар прикончил кружку и помахал ею в воздухе, требуя добавки.
- По справедливости, - ответил Ларс, выполняя просьбу друга. - Не важно, как. Главное, чтобы твой внутренний голос точно знал, что ты живешь по справедливости, и никогда не укорял тебя за твои поступки. По твоей собственной справедливости. Потому что общей не бывает.
Лотар задумчиво пригубил начинающее теплеть пиво. Ларс цедил свое, внимательно глядя на друга. Они никогда не говорили так серьезно. Ларс никогда не пил пиво. Лотар никогда добровольно не отказывался от курева.
- Это всё выпускной класс, - заметил Нойманн, отставляя кружку в сторону. - Нам кажется, что мы повзрослели, говорим чушь. Мы ведь дети еще, Ларс. Тебе вон машины разные глючатся. С глазами. А я тебе верю. О чем это говорит? - он постучал пальцем по виску. - Мы еще дети, выпускной класс ничего не значит. Мы повзрослеем только когда работать начнем. Почувствуем ответственность. Ты не думал уехать из этого города?
- Куда? - удивился Ларс.
- В Берлин. Что ты забыл в этом захолустье? Ты - молодой, перспективный, Берлин зовет тебя. Давай поедем туда вместе прямо с выпускного. Начнем жизнь с чистого листа. Я вольюсь в какую-нибудь группу, я же неплохой ударник. Ты будешь работать в каком-нибудь издании и писать про меня хорошее... Это будет по-настоящему взрослый поступок, разве нет?
- Езжай, Ло, - Ларс грустно улыбнулся. - Если тебе это нужно - езжай. Я останусь здесь. Я люблю этот город, понимаешь? Я люблю этот порт, который гудит под окнами день и ночь. Я люблю нашу школу, я люблю наши улицы. Я уверен, что и здесь смогу найти подходящую работу, а ты - подходящую группу. Я не хочу никуда уезжать. Я не рисковый парень.
- А еще ты любишь Лину из кружка журналистики, - Лотар фыркнул и залпом осушил кружку. - Собираешься признаться ей на выпускном?
- Собираюсь пригласить ее на танец, наверное.
Ларс улыбнулся. Лина была красивой девушкой. Очень хрупкой. У нее были длинные темно-русые волосы, серо-голубые глаза, красивые, не тонкие и не слишком пухлые губы. У нее были необыкновенно нежные руки, Ларс понял это, когда она держала его за руку в учительской в тот день, как его мать умерла. Она не имела ничего общего с признанными красавицами школы. У нее не было аппетитной попки и большой груди. Но Ларсу нравилось смотреть, как она идет, неуверенно переставляя длинные ноги. Она не чувствовала своей красоты, ей казалось, что все смотрят на нее с усмешкой. Она была единственной, кто носил школьную форму. От этого она казалось совсем маленькой, никак не похожей на старшеклассницу. И она ходила в кружок журналистики. Потому что, как поведала она однажды, хотела написать самую интересную книгу на свете. Или что-нибудь, что положило бы конец всем войнам на планете. Лина искренне считала Ларса своим другом, и частенько звонила ему по вечерам, чаще всего зачитывая новые главы своих бесконечных романов. Ларс слушал ее красивый голос, лишь слегка вникая в повествование, и представлял себе, как она выглядит в этот момент, когда читает.
- Ну попробуй, - усмехнулся Лотар. - Зуб даю, если ты не поговоришь с ней об этом завтра же, то опоздаешь. Может, Лина и не очень популярна, но я лично видел, как на нее глазеет Шварц из параллельного класса.
- Боже, Ло, я не знаю, что ей сказать, - стушевался Ларс. - Я никогда не приглашал девушек на танец, и уж тем более никогда не танцевал.
- Ну, тут много уметь не надо, вам же не вальс танцевать придется, так, потоптаться на танцполе. А пригласить... Просто будь самим собой. Скажи, что хочешь потанцевать с ней на выпускном и сказать кое-что важное. А лучше - напиши, у тебя это лучше получится.
- Написать? Добро пожаловать в детство золотое? - Нойвилль усмехнулся, представив себе, как это будет выглядеть.
- А что? - искренне удивился Лотар. - По-моему, вполне себе хорошая идея. Напиши ей письмо от руки. Только ради бога, не как курица лапой, постарайся, ты же на каллиграфию ходил. Напиши и кинь в почтовый ящик. А я, пожалуй, не буду сегодня у тебя ночевать.
- Почему? Я тебе надоел?
- Ты не можешь мне надоесть по определению. Просто тебе надо побыть одному. Что-то подсказывает мне, что письмо писать ты будешь часа четыре, а я хочу поспать, вместо того, чтобы постоянно отвечать на твои дурацкие вопросы. Адьос, амиго, и удачи.
Лотар отсалютовал расстроенному Ларсу и покинул квартиру, осторожно закрыв за собой дверь. Нойвилль вздохнул, достал чистый листок, ручку и принялся писать, тщательно выводя каждую букву. Триста листков спустя, Ларс перечитал написанное на последнем чистом листке в квартире, аккуратно сложил его и бережно вложил в добытый из недр маминого ящика розовый конверт. Утром, по дороге в школу, Ларс остановился перед домом девушки, неожиданно почувствовав, что у него не достает уверенности даже на то, чтобы просто положить конверт в ящик.
- Привет.
Лина лучезарно улыбнулась, откидывая волосы за спину и оглядывая Ларса цепким взглядом.
- Привет...
- Кого-то ждешь?
- Тебя, - неожиданно для самого себя выпалил Ларс.
- Правда? - девушка искренне обрадовалась. - А зачем?
- У меня есть для тебя кое-что.
Он протянул конверт. Лина взяла, нерешительно повертела его в руках, улыбнулась, достала письмо и начала читать. Вслух.
- Дорогая Лина. Я долго думал, что же написать тебе, а точнее - как, и, наконец, кажется, мои мысли пришли в согласие с моими руками. Если бы я попытался сказать тебе это, то, несомненно, произвел бы жалкое зрелище, потому что, видит бог, я не достоин такой прекрасной девушки, как ты. Во-первых, я хотел бы пригласить тебя... нет, не так. Вот видишь, Линхен, я опять сбился. Я хотел бы танцевать с тобой на выпускном, потому что мне будет больно видеть тебя, танцующей с другим, из чего следует другой закономерный вывод. Я люблю тебя, Лина. Кажется, с того самого дня, как ты пришла за мной в учительскую. Я не могу забыть твои глаза и твое искреннее сочувствие, в то время как остальным было глубоко плевать, и они только радовались, что это случилось не с ними. Я люблю тебя с того самого момента, как почувствовал нежность твоих ладоней, как услышал твои добрые рассказы, как почувствовал тебя рядом с собой. Если бы ты знала, милая моя Линхен, как мне больно слышать иногда твой грустный голос, когда ты рассказываешь о своих неудачах. Я хотел бы защитить тебя от всего, от этого мира и от тебя самой, я хотел бы сделать тебя счастливой. К сожалению, этот листок не может вместить всего, что я хотел бы сказать тебе, поэтому я заканчиваю поток своих глупых мыслей и просто спрашиваю тебя, Линхен, будешь ли ты танцевать со мной, будешь ли ты моей девушкой? Что бы ты ни решила - вечно преданный тебе, Ларс Нойвилль.
Когда Лина подняла на него взгляд, ее руки дрожали. Ларс стоял, сжав кулаки и приготовившись к самому худшему, потому что в глазах девушки уже начали появляться слезы.
- Ты... ты правда так думаешь? - спросила она. - Ты... не смеешься надо мной, правда?
- Два года ты звонишь мне почти каждый вечер, и ты думаешь, что я могу смеяться над тобой? - удивился Ларс.
- Это самое романтичное признание, которое я когда-либо видела, - Лина уронила конверт с письмом и принялась тереть глаза, чтобы не заплакать.
- Тогда почему ты...
- Потому что я всё равно тебе не верю! Ты почти самый популярный парень в школе, после Ло, конечно, и ты признаешься мне? Мне?
Ларс рывком притянул девушку к себе, с неожиданным удовольствием чувствуя, как ее тонкие пальчики цепляются за его шарф. Это действие прорвало плотину, и Лина все-таки заплакала. Они стояли посреди тротуара, укутанные похожим на сигаретный дым гамбургским туманом, обнявшись, и он гладил ее по голове, а она тихонько всхлипывала, с каждым всхлипом прижимаясь к нему всё сильнее.
- Глупенькая, - сказал Ларс, улыбаясь. - Я люблю тебя, а ты плачешь.
Лина подняла на него заплаканное лицо, глядя на него с мольбой и какой-то необъяснимой тоской, ища, требуя доказательства правды, боясь, что он лжет, и что в школе все уже знают об этом розыгрыше и смеются над ней. И тогда Нойвилль наклонился и поцеловал ее. Губы Лины были теплыми и мягкими, и только поначалу нерешительными. Почувствовав, что Ларс дрожит, что его руки нерешительно гладят ее спину, Лина подалась ему навстречу, раскрывая его губы язычком, и ответила на поцелуй так, что в глазах Нойвилля потемнело.
- Что там говорили про тихий омут? - весело поинтересовался Ларс, ероша волосы Лины и отступая в сторону.
- Ты еще пожалеешь, что выбрал меня, - серьезно сказала девушка, приводя себя в порядок и хватая его за предплечье цепкими пальчиками. - Я тот еще чертенок, помяни мое слово.
- Ты так и не ответила мне, кстати.
Лина удивленно уставилась на него.
- Когда я не дала тебе по морде за попытку меня поцеловать, я сказала, что согласна танцевать с тобой, - сказала она. - А когда ответила на поцелуй, сказала, что согласна быть твоей девушкой.
- Кажется, я по этому поводу совершенно счастлив, - Ларс улыбнулся и раскрыл зонтик, потому что опять начинался дождь.
- Зря, - весело ответила девушка. - Ты еще не раз проклянешь этот день.
И прижалась к нему, чтобы капли дождя не попали на новое платье.

- Блин, Лотар, какого черта ты не сказал мне, что нам все-таки придется танцевать вальс?! - Ларс готов был убить друга, весело улыбающегося в ответ на его выпад.
- Потому что я хотел дождаться, пока ты приползешь ко мне на коленях, умоляя научить тебя.
- А ты умеешь? - мгновенно сменил гнев на удивление Нойвилль.
- Я умею все, - загадочно ответил Ло. - Но не всем дано это увидеть. За уроки тебе придется заплатить.
- Мы с начальной школы вместе, - ошарашено сказал Ларс. - Не думал, что теперь ты будешь...
- Деньги мне от тебя не нужны, - отмахнулся черноволосый. - Сводишь меня пару раз в пивнушку за свой счет, и будет.
- Это все равно деньги, - проворчал Нойвилль. - Только опосредованные.
- Блин, Лассе, ты можешь отдать натурой, раз так набиваешься, - скривился Лотар. - То не хочу, это не хочу, что мне, корячиться с тобой за красивые глаза, что ли? По старой дружбе подставлять свои бесценные ноги под твои, прости господи, копыта? Любой труд должен быть вознагражден, ты можешь найти учителя танцев, да только его уроки будут стоить куда дороже пары кружек пива.
- Убедил, - вздохнул Ларс. - Ты заполнил анкету кстати?
- Профориентацию-то? А то.
- Так и не изменил своего мнения, да?
Лотар с улыбкой покачал головой.
- Кто будет прикрывать твои грязные делишки, если не я? - сказал он, протягивая другу анкету. - Отнеси в учительскую, будь добр, не хочу лишний раз посещать сей корень разврата.
Ларс вздохнул, принял анкету, достал свою и направился в учительскую. Уже на подходе к кабинету он услышал чьи-то голоса. Вообще-то обычно там было довольно тихо, поэтому Нойвилль замедлил шаг и прислушался. Из-за плотно закрытой двери слов было не разобрать, только тембр. Разговаривали директриса, судя по ее взволнованным повизгиваниям, и какой-то мужчина. Ларс решил бы, что это преподаватель, если бы не привык полагаться на интуицию. А она говорила ему, что это чужой. Нойвилль вздохнул и постучался. Голоса как по приказу резко умолкли.
- Да-да? - неуверенно пропищала директор.
- Госпожа Бергман, я принес анкеты по профориентации.
Мужчина что-то тихо проговорил, и директор еще более взволнованно позволила Ларсу войти. Нойвилль открыл дверь и протиснулся через небольшую щель. Он не мог объяснить, почему решил не распахивать ее совсем, ему на мгновение показалось, что было бы лучше, если бы о визите незнакомца знал только он, раз ему так повезло.
- А, Нойвилль, - бледная женщина радушно улыбнулась. - Давайте их мне, я посмотрю. Так вы решили выбрать журналистику? Я надеялась, что вы с Лотаром пойдете в один университет...
Она осеклась, покосившись на гостя, и замялась, не зная, видимо, что говорить теперь. Мужчина стоял у окна, спиной к двери, и Ларс внутренне досадовал на то, что не может видеть его лица. Он был достаточно высок и молод, это было видно даже со спины. Дорогой костюм, блестящие черные туфли, запах дорогого парфюма витал по кабинету. Почему они решили переговорить в учительской, куда любой может зайти, а не в кабинете у директора? Там их точно никто не побеспокоил бы, а ведь видно, что посетители им совершенно ни к чему. Ларс топтался на месте, дожидаясь, пока директор отпустит его. Она была, в общем-то, вполне привлекательной женщиной. Возможно, она решила снова выйти замуж, и предполагаемый муж решил навестить ее в школе. Да, скорее всего, так оно и было.
- Отпустите ученика, госпожа Бергман, - мягко проговорил посетитель. - Если вам не о чем больше с ним говорить. Не тяните время, прошу вас. У вас осталось десять минут.
Директор вздрогнула от глубокого баритона мужчины, едва не выронив анкеты. Натянуто улыбнулась Ларсу и кивком разрешила ему идти. Нойвилль вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь, потопал ногами, создавая иллюзию того, что он ушел, и припал к двери. В кабинете царило молчание. Версия с мужем мгновенно отпала. Женщина никогда не выйдет замуж за мужчину, которого панически боится. А ведь госпожа Бергман никогда не была трусихой. О ее железном характере по школе легенды ходили еще когда она была учительницей. Ларс и сам почувствовал холодок, пробежавший по спине, когда щелкнул дверной замок.
- А вам, господин Нойвилль, - прошелестел из-за двери голос мужчины. - Здесь делать совершенно нечего. Отправляйтесь, пожалуйста, в класс.
Ларс попятился, как был, согнувшись, уперся в стену, вздрогнул и побежал так, что два раза чуть не упал с лестницы.
- У директора хахаль, которого она боится до усрачки? - удивился Лотар. - Да ну нах.
- Я своими глазами его видел! - воскликнул Ларс, делая несколько больших глотков пива. - Правда, со спины, но я сам чуть не обосрался, когда он из-за двери интеллигентно послал меня гулять!
- Как он вообще догадался, что ты за дверью стоишь?
- А я знаю?! - Ларс дрожащими пальцами достал из пачки Лотара сигарету и закурил.
- Ты же не куришь.
- Теперь - курю.
Нойвилль закашлялся и выпил еще пива. Лотар потрясенно наблюдал за другом, так и не открыв свою банку.
- Как думаешь, он до сих пор там?
- Я без понятия. Но если он не мафия какая, то обязательно пройдет через главный вход и наткнется на нас.
- Мдааа, - протянул Лотар, прислоняясь к воротам, открывая банку и делая глоток. - Не его машина, случаем?
Ларс проследил за взглядом друга. Блестящий черный "мерседес" стоял, аккуратно припаркованный в отведенном для этого месте. Пожалуй, единственный из всех присутствующих на школьной парковке автомобилей. Учительская парковка находилась на заднем дворе, а остальные парковали свои машины как попало. Школа, в которой учился Ларс, не относилась к образцовым заведениям.
- Его, как пить дать, - хрипло ответил Нойвилль. - Только у него может быть такая чистая машина, да еще и припаркованная аккуратно. Педант, мать его.
- Слушай, а это его "у вас осталось десять минут" тебя не напрягает?
- Напрягает, но мало ли что он в виду имел.
- Ага, скажи еще, что к Бергман заявился хастлер, а она так разволновалась, что вместо своего кабинета повела его в учительскую, мало того, не закрыла дверь...
- Да при чем тут хастлер!
- А как еще понимать "у вас осталось"?
- Может он ее убил? - шепотом предположил Ларс. - Взял и зарезал.
- Ага, и сейчас педантично отмывает руки в школьном туалете, и еще морщится от того, что у нас полотенец нет как в отелях. А ты свидетель, - Лотар ткнул в Ларса пальцем и рассмеялся. - Гляди, придет за тобой.
- Он идет, - заявил внезапно Ларс, уронив банку и разлив пиво. - Идет, ты не чувствуешь?
- Мне кажется, тебе надо отдохнуть, - подозрительно ответил Лотар. - Что я, по-твоему, должен чувствовать?
- Его одеколон. Этот запах... Очень дорогой, у нас никто его себе позволить не сможет.
- Лассе. Мы стоим на улице. Какой, к черту, одеколон!? Ветер в другую сторону!
Ларс вздрогнул и вжался в ворота. Ему казалось, что он слышит шаги. Слышит, как он спускается по лестнице. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук. Три пролета, холл, дверь главного входа.
- Лассе?
Дверь действительно открылась, она была плохо смазана, это услышал даже Лотар. Однако он не мог знать, что происходит сейчас в голове его друга. Ступени главной лестницы, тук-тук-тук-тук-тук... Он перемахнул через пару ступеней. Шаги по асфальту. Бодрые, уверенные, вбивает каблуки в землю.
- Лассе!
Ближе. Ближе. Совсем близко. Он подходит к воротам. Калитка открыта, но он пройдет через ворота, запах одеколона становится невыносимым, Лотар стоит, выпучив глаза, глядя куда-то поверх плеча Ларса. Нойвилль не оборачивается, он знает, что мужчина проходит мимо него, слегка задевая плечом. Их руки соприкасаются, Ларс чувствует его кожу. Лотар потрясенно смотрит вслед. Урчит мотор. "Мерседес" плавно покидает двор. Нойманн присвистнул и похлопал Ларса по плечу.
- Красавчик, а. Черт меня дери, какая шишка навещала нашу железную бабенку? Пахнет действительно вкусно, но я не понимаю, чего тебя так накрыло. У тебя аллергия на одеколон?
- Не смешно, - Ларс залпом допил оставшееся пиво и сполз на землю. - Ты что, не испугался?
- А чего я должен был испугаться? У него что, копыта вместо ног, или проказа на лице?
- Я не видел его лица. А что, ты... Ты видел?
- Конечно, видел, это ты трясся как эпилептик. А он, кстати, здорово на тебя зыркнул, дружище. Видать, ты им там крепко помешал. Так на добычу смотрят.
- Ты серьезно? - испуганно спросил Ларс, закуривая еще одну.
- Абсолютно. И знаешь, что... Ночевал бы ты сегодня у меня.
Ларс медленно поднял голову и посмотрел на абсолютно серьезное лицо друга.
- Ты же сказал, что его нечего бояться.
- Мне - да. А вот насчет тебя - не уверен. Я без понятия, что там в кабинете происходило, и знать об этом не хочу. И тебе не советую об этом думать. Мало того, что ты приперся, когда тебя не ждали, так еще и вздумал подслушивать. Ты хотел его обмануть, а он, судя по всему, этого очень не любит. И точно захочет тебя проучить. Откуда ему знать, подслушивал ли ты, пока ждал под дверью? И что тебе удалось услышать?
- Но ведь он догадался, что я подслушиваю, когда я ушел, - заметил Ларс.
- Это трудно было не заметить, - вздохнул Лотар. - Ты так топочешь, когда изображаешь, будто ты уходишь, что даже идиоту ясно, что ты сидишь и уши греешь. А он не идиот, и это видно. А вот как ты не услышал, что он подходит к двери - это большой, друг мой, и интересный вопрос. Ты услышал, как он спускается по лестнице с третьего этажа, а как он подходил к двери, к которой ты ухом вплотную прижимался - нет. Как это понимать?
- Так, что его замечают только тогда, когда он сам этого хочет, - с ужасом ответил Ларс.
- И это значит...
- Это значит, он хотел, чтобы в учительскую зашли. Чтобы его заметили. Чтобы знали, что он здесь.
- Только не ты, так?
- Выходит, так. Выходит, он кого-то другого ждал.
- Из всех анкеты не сдали только мы двое, - Лотар нервно покосился в сторону, куда уехала машина.
- Выходит, это вовсе не мне его опасаться стоит. Какого хрена он приперся туда и ждал, пока припрешься ты с анкетами?
- Послушай, Ларс, мы пересрали, это надо признать. Особенно ты. Вот и выдумываем сейчас всякую хрень. Давай домой. Уже темнеть начинает, ты же не хочешь идти по темноте?
Ларс молча встал, выбросил окурок и двинулся вперед.
- Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз... спину прямо! Раз-два-три, раз-два-три, голову держи!
Ларс чувствовал себя деревянным болванчиком в руках своего друга, умудрявшегося пить на ходу.
- На тебе для расслабона, - Лотар вставил горлышко бутылки в открывшийся для какой-то реплики рот товарища. - Ты пей, пей. То не пиво, то виски из маминых запасов.
- А тебе не влетит? - поинтересовался Ларс, откашлявшись.
- Она в свои запасы и не залезает. По сути, это не ее, а мои запасы, так что все в порядке. Жаль, что сегодня ее не будет, этот красавчик так и торчит под окнами.
Ларс помрачнел и выпутался из объятий Лотара. "Мерседес" вырулил из какого-то переулка в нескольких кварталах от дома Ло. Ларс чувствовал его приближение и почти бежал, но ему не под силу было спрятаться от зверя намного более сильного, чем он сам. Юноша мысленно сравнивал себя с мышью, а таинственного мужчину - с черным котом. Голодным как черт. Тем не менее, Лотар тоже был котом, пусть и уличным. И нападать в его присутствии лощеный не решился. Ввалившись в квартиру, напившись чаю и наевшись пирожных, Ларс даже начал думать, что он действительно напугался и накрутил сам себя, что никто на него нападать и не собирался, мало ли кто какими путями ездит. Но через некоторое время Лотар пошел открыть окно, потому что в комнате стало так накурено, что не продохнуть. Тут-то он и заметил "мерседес", припаркованный на виду, под фонарем. И мужчину, стоявшего, запрокинув голову, курившего и смотревшего прямо в их окно. С того момента прошло уже несколько часов. Мужчина изредка поглядывал на часы, возвращался в машину, прогревал ее, и снова выходил. Небо было чистым. Ни облачка. Незнакомец курил, всем своим видом изображая терпеливое ожидание.
- Послушай, Ларс, - сказал Лотар серьезно. - Я сын прокурора, и если он приходил в нашу школу за мной, то наверняка это знает. Связываться с моей матерью он не станет, да и ты здесь, в любой момент можешь вызвать полицию. Так что спущусь-ка я вниз да поговорю с этим красавчиком.
- Не надо, Ло, не ходи! - умоляюще проговорил Ларс, бессильно наблюдая за тем, как его друг зашнуровывает кроссовки. - Откуда ты знаешь, может быть, он приходил за тобой именно потому, что ты сын прокурора! Может быть, у него какие-то счеты с твоей матерью! Пожалуйста, останься здесь, а если он не отстанет - вызовем полицию!
- И что мы им расскажем? Наши домыслы? Если все так, как ты говоришь, директор не подтвердит наши слова. Других свидетелей у нас нет. А он скажет, что ждет девушку. Или просто припарковался, где захотелось, потому что поругался, например, с женой, и домой не хочет. И они станут проверять? Ему достаточно сказать "да вы посмотрите на них, они же пьяны", и всё! Мы в участке, а не он!
- Там мы будем в безопасности хотя бы!
- До тех пор, пока нас не заберет моя мать, и мы снова не окажемся дома. Нажраться дома родительских запасов - невелика вина, испугаться незнакомого дядьки - тем более. А уж он нам отомстит, будь уверен. Все, Лассе. Я пошел. Телефон держи в руках. Если что, я позвоню тебе или скину смс. Стой у окна, если боишься. На. Сигареты оставляю, тебе нужнее, а я, если все в порядке, добегу до круглосуточного.
- Ло...
- Адьес, амиго!
Лотар закрыл дверь на ключ и бегом спустился по лестнице. Ларс выключил свет, чтобы было лучше видно, и припал к окну. Через некоторое время его друг показался на улице и бодрым шагом направился к мужчине. Тот стоял, спокойно докуривая сигарету. Лотар остановился метрах в двух от него и начал разговор. Ларсу не было слышно, о чем они говорят, даже с открытым окном. По-видимому, они переговаривались очень тихо. Спустя пару минут, Лотар подошел ближе, плюхнулся на капот машины и угостился сигаретой. Ларс вздохнул: этого парня только могила могла исправить. Они о чем-то оживленно переговаривались, парень вглядывался в лицо мужчины, но, несмотря на то, что машина стояла под фонарем, его собственное лицо оставалось в тени. Телефон в руке Ларса завибрировал. "Все ок, этот парень друг моей матери. Я вернусь минут через двадцать". Когда Нойвилль поднял взгляд, Лотар уже садился в машину. Ларс не понимал, как можно быть таким доверчивым, но выйти из дома возможности у него не было. Ло буквально запер его, и если он не вернется... Если он не вернется, Ларсу придется звать на помощь соседей. Еще хуже - если вернется не он.
Нойвилль налил себе виски, достал из холодильника колу и лед, сделал коктейль и устроился на подоконнике с сигаретами и пепельницей. Он убеждал себя в том, что они поехали в круглосуточный, но страшные картины все равно вставали перед глазами. Смерть матери не сделала его более взрослым. Только взрастила те страхи, что прятались в глубине его души.
Лотар вернулся через полтора часа, всклокоченный, с блоком сигарет и наполовину пустой бутылкой виски в руках. Ларс бросился к нему, забрал бутылку, блок положил на стол, и критически осмотрел своего друга.
- Двадцать минут, говоришь. Что вы делали? О чем вы говорили? Где вы были, черт возьми?
- Катались по городу и разговаривали, - отмахнулся Лотар. - Он интересовался деталями дела, которое вела моя мать. И твоя тоже.
- И тебе не показалось это странным?
- Что именно должно было показаться странным? - устало поинтересовался Нойманн, опускаясь на стул и закуривая.
- Если он друг твоей матери, почему не спросил у нее самой? С чего ему так приспичило, что он ночь напролет готов дежурить под твоими окнами? Что конкретно он спрашивал?
- Я не помню, Лассе, - поморщился Лотар. - Он много говорил, так много, что у меня голова разболелась.
- Ты выпил полбутылки виски, как тебя не стошнило только.
- Это потому, что виски дорогой. Качественный.
- Еще кое-что, опять же. Тебя не удивило, что друг прокурора спаивает ее сына дорогим виски, нет? Несовершеннолетнего сына, Лотар! Сигареты, знаешь, тоже не самые дешевые, как я погляжу!
- Ну какое тебе дело, он же не полицейский, - пробормотал Лотар, по-видимому, засыпая.
- А кто?! - заорал Ларс, расталкивая друга. - Кто?!
- Журналист, - недовольно ответил тот. - Редактор хрени какой-то...
- И ты журналисту проболтался? - Ларс вздохнул спокойнее, усаживаясь рядом.
- Угу... Он сказал... Что если я скажу тебе... То он меня... - Лотар сладко зевнул, устраиваясь на руках поудобнее. - Прикончит.
Ларс вздрогнул и внимательно вгляделся в беспечное лицо своего друга. На ум внезапно пришла еще одна странность. Если он действительно интересовался только материалами дела, и его интересовал только Лотар, что он делал в учительской? О чем он беседовал с госпожой Бергман, чем так напугал ее, что она едва не тряслась? Ларс глотнул из бутылки и потянулся за зажигалкой.

Глава вторая

Ларс вышел из душного здания и уселся прямо на ступеньках, доставая сигарету из пачки и закуривая. Вступительные испытания он выдержал с достоинством, с легкостью набрав нужное количество баллов. Проблемы начались немного позже, когда выяснилось, что ему не хватает публикаций. Приемная комиссия очень сожалела, что школа Ларса не позаботилась об этом и была весьма впечатлена его результатами, так что юноше пошли навстречу и предложили альтернативный вариант. У него оставалось время до августа, и в заднем кармане джинсов покоилась бумажка с номером телефона некоего господина Фишера, содержащего собственное издание и специализирующегося как раз на таких вот юных дарованиях. Ларс глубоко затянулся и запрокинул голову, щурясь на беспощадное июньское солнце. Он еще не звонил ни Лине, ни Лотару, предпочитая обстоятельно рассказать всё при личной встрече, которая должна была состояться в начале восьмого. Юноша тяжело вздохнул и поднялся со ступенек, отряхиваясь и метко бросая окурок в урну.
Он шел по улице, стараясь держаться в тени и натянув кепку поглубже на глаза, спасаясь от солнца и избегая ненужных встреч с бывшими одноклассниками. Сейчас, после того, как волнение от экзаменов улеглось, школьная жизнь казалась такой далекой, что впору было думать, будто это была и не его жизнь вовсе. Происшествие с таинственным незнакомцем, которое так напугало его, казалось всего лишь фантастическим сном. От выпускного осталась только фотография в альбоме да вкус ликера на губах Лины, всё остальное слилось в нечто, что видишь, когда проносишься на большой скорости мимо всего окружающего тебя мира. Погруженный в себя, он не сразу заметил как дошел до порта, и в задумчивости остановился неподалеку от бортика. Вечно хмурый Гамбург неожиданно решил подарить своим жителям солнце, и Ларс не мог сказать, что был очень рад этому. Он привык к дождю, он любил дождь, и неожиданная жара спутала все его планы. Хотелось спрятаться где-нибудь в тени, переждать, перетерпеть это марево... Нойвилль бросил взгляд на часы. Стрелка едва перевалила за полдень. Ларс достал бумагу с телефоном Фишера и внимательно вгляделся в цифры. Красивые, лаконичные цифры, идеальные для быстрого запоминания, после второго прочтения бумажку уже можно было выбрасывать - номер прочно укоренился в памяти, будто Фишер сам выбирал каждую циферку. Ларс улыбнулся, достал телефон и набрал номер. На третьем гудке его посетило какое-то странное чувство, похожее на испуганных бабочек в груди, но быстро прошло, и юноша так и не понял, откуда оно и чем оно было вызвано, потому что после четвертого гудка Фишер снял трубку.
- Господин Фишер? - поинтересовался Ларс просто потому, что не знал, как начать разговор.
- Да, слушаю вас.
Фишер обладал приятным, чуть хрипловатым баритоном. По спине Ларса пробежал холодок. Точно такой как у двери учительской. Баритон Фишера показался ему странно знакомым.
- Вас беспокоит Нойвилль. Ларс Нойвилль, мне порекомендовали вас в университете, как человека, который может помочь мне с публикациями до поступления. Понимаете ли, я набрал высший балл, однако мне не хватает трех публикаций для поступления. У меня осталось два месяца, и я подумал, что, может быть...
Судя по звуку, человек на том конце провода (если у мобильных телефонов они всё-таки есть) усмехнулся и затушил сигарету.
- Ну что же, господин Нойвилль, - Фишер каким-то непостижимым образом промурлыкал его фамилию. - Полагаю, у вас найдется свободная минутка для более детального обсуждения ваших планов. Такие вещи по телефону не обсуждаются, не так ли? Где вам угодно побеседовать? В офисе или же в неформальной обстановке?
- Если вам удобно, я хотел бы подъехать в офис, - извиняющимся тоном проговорил Ларс.
Фишер назвал адрес и отключился, не дожидаясь ответа. Юноша удивленно посмотрел на экран телефона, пожал плечами, и отправился по указанному маршруту.
Как ни странно, в офис его впустили сразу, стоило только назваться. Видимо, Фишер предупредил о нем, и его ждали, потому что любезная секретарша проводила его в кабинет и закрыла за ним дверь, сообщив, что вскоре вернется с напитками. Ларс остался стоять на пороге, сжимая кепку во вспотевших от волнения руках, неловко переминаясь с ноги на ногу и чувствуя, как отвратительный комок волнения подступает к горлу и захватывает его целиком. Фишер сидел к нему спиной, созерцая солнечный город, и курил, аристократично изламывая пальцы. Докурив и дав Ларсу помариноваться в собственных сомнениях, хозяин кабинета медленно развернул стул.
Обладатель приятного баритона оказался хорошо сложенным мужчиной лет тридцати пяти, с коротко стриженными каштановыми волосами и небольшой челкой, тщательно зачесанной назад. Глубоко посаженные карие глаза казались почти черными, кожа у Фишера была бледной, и весь его облик производил драматичное и весьма волнующее впечатление. Этот человек следил за собой, об этом говорило всё, от идеально сидящего светлого костюма до ухоженных ногтей. Дав Ларсу понять, что именно он находился в учительской, а так же ездил с Лотаром неизвестно куда и неизвестно зачем, Фишер поднялся, обошел стол и протянул ему руку. Ларс, помедлив, вложил в нее свою ладонь. Пожатие Фишера было крепким и сухим, типично деловым пожатием, и прежде чем Ларс успел составить свое мнение еще и об этом, мужчина снова очутился в кресле, жестом пригласив своего гостя присесть с противоположной стороны стола. Вошла барышня с подносом, на котором стояли два бокала с... Ларс вскинул на Фишера удивленный взгляд.
- Вы что-то имеете против виски?
Фишер красиво изогнул бровь, и Ларс поспешно помотал головой, сжимая кепку еще сильнее. Секретарша вышла, оставив бокалы на столе, и Ларс уставился в пол.
- Итак, молодой человек, вы пришли сюда, чтобы...
Фишер открыл бутылку колы, которую Ларс не заметил, и добавил шипучий напиток в один из стаканов.
- Чтобы получить публикации. Мне говорили, вы охотно принимаете талантливых людей, и я...
- Вы уверены, что талантливы? - Фишер улыбнулся, и Ларс почувствовал себя неуверенно.
- Но... Я с отличием сдал экзамены, и диплом...
- Меня не интересуют ваши заслуги в школе, господин Нойвилль, - хозяин кабинета улыбался, но взгляд его был цепким и холодным. - Меня интересует, считаете ли вы себя талантливым.
- У меня неплохо получалось писать, и...
- Я не спрашивал вас, как у вас получалось. Я спросил, уверены ли вы в своем таланте. В своей исключительности, если вам угодно. Пожалуйста, пейте. Вы, верно, утомились. Прохладный напиток - самое лучшее, что вы могли бы получить сейчас.
- Спасибо.
Ларс сделал глоток, радуясь отсрочке ответа и одновременно обдумывая его. Если Фишер действительно интересуется юными дарованиями, чем объяснить его холодный тон, насмешку в голосе и явное желание унизить? Неужели все еще злится, что в учительскую пришел Ларс, а не Лотар? Может быть, Ларс ошибся, или это жестокая шутка...
- Я считаю себя талантливым, - ответил он, наконец.
- Хорошо. Что вы можете мне дать? - тут же продолжил допрос Фишер. - Хорошо, я помогу вам, в чем вы считаете себя наиболее сильным? Ваша личная тема?
- Толерантность, - не задумываясь, выпалил Ларс. - Точнее, её полная бессмысленность.
Фишер сделал глоток и улыбнулся, как показалось юноше, немного теплее.
- И в чем же ее бессмысленность? - поинтересовался он, снова закуривая.
- Толерантность - это тот случай, когда твой собеседник идиот, а ты разговариваешь с ним как с нормальным, - тщательно подбирая слова, ответил Ларс. - Люди изначально рождены не равными, и это естественно. У каждого своя ниша в обществе, и это естественно. Толерантность - это особая форма лицемерия, основанная на нежелании личности реализовывать себя, на непротивлении злу, на полнейшем бездействии и взгляду на любые межнациональные проблемы сквозь пальцы.
- На основании чего вы пришли к такому выводу?
Теперь Фишер щурился, глядя на него, взгляд его стал максимально цепким и внимательным, было видно, что его действительно интересовал этот вопрос, и Ларс минуту цедил виски с колой, обдумывая ответ.
- На основании собственных наблюдений. В отличие от большинства нашего толерантного и политически бесплодного населения, я зряч.
- Браво.
Фишер несколько раз размеренно и четко хлопнул в ладоши, улыбаясь подобно Чеширскому коту и окутывая себя облаками дыма. Ларс почему-то улыбнулся в ответ, чувствуя, что прошел испытание, и выдержал его с таким же успехом, как и вступительные экзамены. Фишер снова протянул ему руку, и Ларс снова вложил в нее свою ладонь, с удивлением чувствуя, что протянутая рука стала мягче и теплее.
- Ингвар, - представился хозяин кабинета.
- Ларс, - улыбнулся юноша.
- Я дам тебе одну публикацию. Но, поверь мне, тебе ее хватит. Если выдержишь, и мне понравится исполнение, поступишь на бюджет с возможностью подработки в штате. Если нет - ищи другое место. Всё по-честному. Я не держу бесполезных людей.
- Я согласен.
- Ну а что тебе еще остается делать, - Ингвар рассмеялся, глубоко и немного глухо, и стряхнул пепел. - Значит, так. Возьмешь у девушки, которая приносила нам виски, контакт владельца крупной рыболовной сети. Ты должен помнить, что это его хобби, основной его деятельностью является государственная служба. Возьмешь у него интервью, раскроешь тему толерантности так, чтобы она звучала, но не была лейтмотивом. Приносишь мне. Я смотрю, редактирую, и, если мне нравится - ты счастлив, а у меня свежий материал. Господина зовут Йозеф фон Клинсманн, постарайся обойтись без официоза, но в то же время без ненужного панибратства.
- Сочетаете не сочетаемое, - хмыкнул Ларс.
- Отнюдь. Держусь своей стороны.
Фишер улыбнулся, поднимаясь и жестом приглашая Ларса пройти с ним к выходу. Юноша шел по коридору, ощущая на себе взгляды служащих, и чувствовал, как в груди снова мечутся обезумевшие бабочки. Так бывает, когда стоишь на железнодорожных путях, и на тебя несется электричка. Но Ларс уже не мог сойти с путей. И когда они пожали друг другу руки, прощаясь, и Фишер задержал пожатие, заставив пальцы Ларса медленно выскальзывать из его ладони, поезд на полном ходу врезался в гипотетического Нойвилля на гипотетическом железнодорожном полотне.
В этот вечер ему определенно везло. Видимо, Фишер воспользовался своим влиянием, и предупредил фон Клинсманна о прибытии журналиста, потому что в приемной с ним поступили точно так же как в офисе Ингвара, а именно - сразу проводили в кабинет. Ларс почти ощущал на своих плечах груз ответственности, и потому собрал всю волю, что когда-то у него была, и искренне надеялся, что со стороны выглядит уверенно.
Фон Клинсманн радушно принял его, и с удовольствием отвечал на вопросы, посвященные его государственной деятельности, отмечая, как много лично он сделал для облагораживания города и даже (ну как же без этого) посылал свои личные разработки нормативных актов для органов местного самоуправления. О своем увлечении рыболовством Клинсманн говорил с не меньшим удовольствием, показывая это как помощь в развитии естественного промысла и попытке снизить риск браконьерства. О том, какую выгоду Йозеф имеет с этого предприятия, Ларс твердо решил не спрашивать.
- Скажите, а по какому принципу вы набираете штат? - как бы между прочим поинтересовался Нойвилль. - Ту же команду для рыболовного судна.
- Нет никакого принципа, - улыбнулся Йозеф. - Мои подчиненные здесь выбираются отделом кадров, и, надо полагать, по принципу компетентности. Что до рыболовства - заниматься этим может каждый, было бы желание. Мы охотно контактируем с иностранными компаниями, у нас даже работают их представители, это очень помогает, знаете ли. Обмен опытом, полезные знакомства.
- Да, кажется, я вас понимаю, - Ларс улыбнулся и захлопнул блокнот. - Спасибо, был рад с вами познакомиться.
- Взаимно, господин Нойвилль, взаимно. Надеюсь, Фишер пристроит вас куда-нибудь, нам нужны чистые, незамутненные студенческие умы.
Клинсманн рассмеялся, и Ларс улыбнулся в ответ, уходя. Йозеф не стал его провожать.
К вечеру жала значительно спала. Подул прохладный ветерок, запахло дождем, город возвращался в привычное русло. Несмотря на понизившуюся температуру, было всё еще душно, и Ларс решил, что ночью непременно будет гроза. Он позвонил Лине и сообщил, что немного опоздает. Идя по улице мимо старого особняка по дороге к своему дому, юноша снова и снова перечитывал ответы фон Клинсманна, и приходил к выводу, что на бумаге это будет смотреться лаконично и дружелюбно. В них даже не чувствовалось фальши, этот человек действительно верил в свое дело. Возможно, он даже действительно был искренен в своих порывах, и Нойвилль с нарастающим ужасом понимал, что материал Фишеру, скорее всего, не понравится. Мимо медленно прошуршала гравием черная машина. Ларс вздрогнул, узнав ее по фарам. Тот самый автомобиль, но если раньше лицо водителя нельзя было узнать, то теперь юноша точно знал, кто находится за рулем. Безотчетный страх, такой же, как во дворе школы, накрыл его с головой.
Ларс спрятал блокнот и поспешил скрыться в подъезде. Лина ждала его у двери, по-видимому увидев из окна, и повисла на его шее, едва юноша переступил порог. Он уже успел пересказать ей суть по телефону, еще не зная, когда вернется, и вот теперь она прижималась к нему, восхитительно юная, восхитительно нежная, словно награда за тяжелый и беспокойный день. Ларс поцеловал ее, изгоняя мысли о Фишере, статье и машине с глазами акулы. Не здесь. Не сейчас. Не этим вечером. Он целовал ее. Она отвечала ему. И весь мир мог катиться к черту.
Утро встретило Ларса мелким, хмурым дождем. Лина спала, свернувшись калачиком на краешке кровати, и, уходя, Ларс подоткнул одеяло, чтобы она не замерзла. Он не знал, не понимал, зачем вышел на улицу. Возможно, ему просто не спалось. Возможно, он просто любил дождь. Но он вышел как раз вовремя, чтобы увидеть, как открываются двери особняка рядом с его домом, и на крыльцо, не спеша открывать зонтик, выходит мужчина в черном плаще. Ларс остановился, не веря своим глазам, и оглядываясь в поисках человека, который мог бы разуверить его в своем предположении. Но утренний Гамбург был пустынен. Тем временем Фишер неспеша достал сигарету и закурил, внимательно глядя на небеса, будто стараясь разглядеть самую первую капельку дождя, срывающуюся с хмурых туч. Ларс собирался вернуться домой, когда Фишер медленно повернул голову и посмотрел на него каким-то странным, отчужденным взглядом.
- Доброе утро, Ларс, - проговорил он негромко, но в утреннем тумане его голос прозвучал неожиданно четко. - Ищешь вдохновение?
- Пожалуй, оно само меня находит, - юноша виновато пожал плечами и улыбнулся.
Фишер хмыкнул и затянулся, продолжая внимательно рассматривать юношу.
- Так и будешь под дождем стоять? - поинтересовался он неторопливо. - Заходи, у меня есть замечательный кофе. Тебе сейчас согреться просто необходимо.
Ларс смущенно пересек проезжую часть, взбежал на веранду и остановился рядом с Фишером, глядя на дождь из безопасного укрытия. Едва он перевел дух, мелкий дождь превратился настоящий ливень, встав стеной и скрыв от взгляда не только порт, но и соседний дом, в котором мирно спала Лина. Тем временем Ингвар докурил, швырнул окурок в ливень, потянулся и исчез в доме, оставив дверь гостеприимно открытой. Ларс постоял на веранде еще немного, решая, удобно ли идти в дом вот так просто, но тут по небу прокатился раскат грома, и юноша юркнул в дверь, плотно закрыв ее за собой.
- Боишься грозы? - раздался голос Фишера откуда-то справа.
- Да не то чтобы, - задумчиво ответил Ларс, оглядываясь. - Можно даже сказать, люблю ее. Просто я ее... не понимаю.
Фишер возник из ниоткуда, поставил на журнальный столик две чашки с дымящимся напитком и прислонился к стене, задумчиво поглаживая подбородок.
- Я мог бы рассказать тебе о грозе сухим научным языком, мой мальчик, но тебе, боюсь, это ничего не скажет, - он улыбнулся и взял свою чашку. - Так что ничем не могу тебе помочь в ее понимании.
- Если честно, мне всегда хотелось оказаться в ее эпицентре. Там, в облаках. Посмотреть, как она зарождается, как рождаются молнии и клубится гром.
- Гром не клубится, он возникает одновременно с электрическим разрядом. Это моя работа - разрушать романтические иллюзии, - Фишер отхлебнул кофе и потянулся за сигаретой.
- Вы женаты? - неожиданно для самого себя спросил Ларс, грея руки о кружку с кофе.
Ингвар отвернулся и задумчиво выдохнул дым.
- Был, - коротко ответил он, поглаживая пальцами сигарету. - И, мне казалось, мы перешли на "ты".
- Извини, - Нойвилль присел на краешек кресла и отхлебнул кофе, оказавшегося действительно чудесным. - И вы жили здесь?
- Да. Я, она и сын.
- У тебя был сын? - удивился Ларс.
- Совсем маленький, - Фишер улыбнулся. - Очень его любил.
- Вы развелись? Почему?
Фишер помолчал, подбирая слова, и Ларс мгновенно устыдился своей настырности и любопытства. Так запросто лезть в чужую личную жизнь, давить на больное... Вдруг Фишер еще переживает по этому поводу? А если бы он внезапно стал спрашивать про его мать? Ларс потупился и закусил губу.
- Она умерла, - ответ Ингвара прозвучал четко и громко, как последняя точка в беседе.
Ларс сидел, ожидая, что Фишер сейчас выгонит его и больше никогда не станет с ним работать, но вместо этого Ингвар присел рядом, поставил пустую чашку на стол, затянулся, откинулся на спинку кресла и сказал:
- Это случилось не так уж давно. Год, может быть, два. Я был таким как ты. Мне хотелось всему миру рассказать о том, как ему надо жить. Я верил в спасительную силу слова и пера, я писал обо всем, и благодаря тому, что осталось мне от отца, у меня весьма неплохо получалось распространять это. Однажды вечером я пришел домой, как всегда. Было без четверти девять. Она сидела на кухне. Я разговаривал с ней, пока переодевался к ужину, точнее - говорил ей. Обо всём, как всегда, но она совсем не отвечала. И вот я вошел, положил руку на ее плечо. И она мягко упала на пол. Убийцу нашли быстро, он особо и не скрывался. Это был мой лучший друг, Ларс. Человек, с которым я вместе рос, которому доверял. Сына найти так и не удалось. И ему даже пожизненного не дали.
- Почему он убил ее? - хрипло спросил Ларс, допивая кофе.
- Кто знает, - задумчиво проговорил Ингвар. - Может быть потому, что она вышла замуж за меня. Может быть потому, что мои идеи, кстати, схожие с твоими, зашли слишком далеко, а он далеко не немец. Множество причин.
- Тот, кто убил мою мать, вообще не был наказан, - ответил Ларс, ставя кружку на стол и извлекая сигарету из пачки. - Все говорят, что это было несчастным случаем. Обыкновенным дтп. Мокрая дорога, фуру занесло, мать заснула... Каждый раз новые версии. Мне даже не дали посмотреть на нее, и хоронили в закрытом гробу. А ведь если бы удалось доказать виновность водителя, если бы... Но у него же, черт возьми, такие же права, как и у нас. И, мать его, обязательно найдется сволочь, которая с пеной у рта будет доказывать, что виновата моя мама! И мы должны обеспечивать их всем? Мы в этих долбаных камерах должны удобства им создавать за то, что они убивали наших родных?!
Ларс нервно закурил и почувствовал успокаивающее прикосновение Фишера к своему плечу.
- Ты журналист, Ларс, - глухо проговорил Ингвар. - В твоих руках инструмент, позволяющий это прекратить. В моих руках структура, которая может позволить тебе заявить об этом на всю страну. Не сразу, по капле, любое событие освещать так, чтобы было ясно: вот черное, а вот белое, серого не бывает в принципе. Рано или поздно это войдет в человеческое сознание, как вошла удобная идея о человеколюбии и непротивлении злу.
Ларс недоверчиво покосился на Фишера. Тот выглядел серьезным и расслабленным, несмотря на то, что буквально только что говорил о смерти своей жены, которая предположительно оставила в его сердце глубокий след. Сколько же должен был выстрадать этот человек, думал про себя Ларс. Сколько же должен был он вынести за это время, перетерпеть, перестрадать, перемолчать, когда поговорить было наверняка не с кем, и оставалось только беззвучно впиваться зубами в подушку или крушить мебель в бессильной ярости и невозможности возмездия. Ингвар перестал казаться парню опасным. Все вопросы, терзающие его с момента их нечаянной встречи в учительской, отошли в небытие. Это было слабой стороной Ларса - он воображал, что понимает людей, что ему не нужно многого, чтобы узнать человека. Вот и теперь, он решил, что может себе представить, как чувствовал себя Фишер, это дало ему эгоистичный повод считать, будто это сроднило их, хотя, скорее всего, это лишь увеличило пропасть между ними. Но сейчас Ларс не задумывался над этим, он с сочувствием смотрел на профиль отвернувшегося к окну редактора и думал, что меньше всего хотел бы оказаться на его месте. Ведь у него, Ларса, впереди всё. Женитьба на прекрасной, нежной, внимательной и страстной Лине, будущее великого писателя и известного журналиста, весь мир раскрывался перед ним, а Фишер... Фишер добивался всего для своей жены и сына. Самому ему это нужно не было, Ларс полагал так, видя, как небрежно Ингвар относится к своей собственности и как скованно он чувствует себя в собственном доме. Поэтому Нойвилль считал, что это его рука должна успокаивающе покоиться на плече редактора, а не наоборот. Фишер почувствовал его пристальный взгляд и повернулся к Ларсу, рассеянно улыбаясь.
- Солнце, - возвестил он. - Кажется, день снова будет жарким.
О чем ему разговаривать с этим человеком? По какому праву он сидит здесь, так нагло пользуясь его положением и спокойно попивая кофе из чужой кружки? Ларс подумал, что надо бы встать, извиниться и уйти, и больше никогда не тревожить его, ведь сколько хлопот может принести зеленый, идеалистичный, горячий и непримиримый в своих идеях студент. Будто почувствовав его мысли, Фишер внимательно взглянул на Ларса и тихо проговорил:
- Я рад, что встретил тебя, Ларс. В тебе я вижу себя, и надеюсь, что при должной помощи, тебе удастся то, что не удалось в свое время мне. Надеюсь, со временем мы станем друзьями, если ты мне, конечно, позволишь. А пока, мне кажется, было бы лучше для тебя вернуться.
Ларс кивнул, хотя ему совершенно не хотелось уходить. Он еще успел подумать про себя, что Фишер каким-то образом влияет на людей, заставляет их чувствовать то, что он хочет, чтобы они чувствовали. В апреле он хотел, чтобы Ларс боялся его. Теперь он хочет, чтобы Ларс чувствовал привязанность к нему. Он ведет себя так потому, что так хочет Фишер, он покорно уходит потому, что так хочет Фишер, он делает все, что хочет Фишер, как и множество других людей, окружающих этого странного мужчину.
- А знаешь, я, пожалуй, останусь, - с вызовом сообщил Ларс.
Фишер тепло улыбнулся.

Август неуклонно приближался, с утра до вечера Ларс просиживал в уютном кабинете Фишера, наблюдая через его плечо за процессом редактирования статей, а духу спросить о том, понравилась ли Ингвару работа Ларса с фон Клинсманном, Нойвилль так и не набрался. Глядя на то, как безжалостно Фишер удаляет гениальные, на взгляд юноши, фразы, ему все меньше и меньше хотелось напоминать о том, что интервью с чиновником, аккуратно переписанное на чистый лист бумаги, лежит в первом ящике стола редактора. Фишер терпеливо ждал, когда Нойвилль сам заведет разговор на эту тему, то ли не желая расстраивать парня раньше времени, то ли просто забыв об этом под наплывом работы. Ларс не был безнадежен, это становилось понятно, когда Фишер оборачивался и спрашивал, как бы Ларс построил то или иное предложение, и куда бы он поместил материал, однако юноше нужна была публикация, а не неоценимая помощь в редактировании статей и очерков. Одним их жарких, не по-гамбургски погожих вечеров Лина поставила перед Ларсом тарелку с салатом, уселась напротив с серьезным видом и заявила о том, что проблему с поступлением пора было решать. Больше она не сказала ничего, но Ларс понимал, к чему она клонит. Даже Лотар, раздолбай и бездельник, умудрился поступить в университет, причем сразу, не откладывая до августа с сомнительной надеждой отделаться одной лишь публикацией и рекомендацией Фишера, к которому Лина, ни разу не видевшая его, почему-то питала особую неприязнь. Ларс обещал решить.
И вот теперь он снова стоял за спиной редактора, отстраненно наблюдая за тем, как его ухоженные пальцы бегают по клавиатуре, набирая недостающий текст. Решимость как рукой сняло, и неуловимая, изредка вспыхивающая улыбка Фишера говорила о том, что тот прекрасно понимает состояние своего подопечного.
- Господин Фишер, - начал Ларс издалека.
"Господин" хрюкнул и сложил ноутбук.
- Ну, господин Нойвилль? - в тон ему поинтересовался редактор. - Созрели? О чем вы хотите со мной поговорить? И учтите, у меня нет времени от слова совсем.
- Месяца два назад вы давали мне поручение...
- Так какого черта вы говорите мне о нем только сейчас? - Фишер красиво изогнул бровь. - Или вы полагаете, работа журналиста заключается в том, чтобы дать материалу отлежаться как можно дольше?
- Я отдал его вам на следующий день.
- И тут же забыли о нём.
Ларс тяжело вздохнул. Фишер извлек из ящика его листок и пробежал взглядом.
- Никуда не годится, - резюмировал он. - И это было ясно в самом начале.
- То есть...
- То есть твое интервью - дерьмо, - Фишер откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и закурил. - Самое дерьмовое дерьмо, которое я когда-либо видел. И в моем издании этого никогда не будет, я еще не выжил из ума. Если тебе нужна публикация, я дам тебе адреса изданий, которые это напечатают. Я даже напишу тебе рекомендацию со словами о том, что материал был слишком хорош для меня и всё такое прочее. Но ответь мне, Ларс. Что тебе нужно. Бумажка с ничего не значащими словами и статья, которую никто не прочитает, или работа и общественное признание?
- Я думаю, ответ очевиден...
- А я думаю - нет, - Ингвар казался серьезным, и Ларс мгновенно стушевался. - Кто-то выбрал бы бумажку, гордо заявив, что трезво оценивает свои силы и еще не готов к тому, чтобы работать на меня. Но знаешь, что на самом деле кроется за этими словами? Неспособность принять ответственность. Да, мой мальчик, неспособность расти над собой, усердно работать, чтобы заслужить имя.
- То есть, ты говоришь, что моя работа дерьмо, но при этом предлагаешь мне работать на тебя?
- Бинго! - Фишер рассмеялся и встал, чтобы разлить виски по бокалам.
- Но почему? Я не понимаю твоей логики, честно.
- Моя логика очень проста. Всему, что необходимо тебе для того, чтобы стать моим лучшим работником, я научу тебя за полгода. В университете ты будешь учиться пять лет, и безнадежно устареешь, будешь не нужен никому, включая меня, потому что я живу сегодняшним днем, и Ларс, которого я знаю сейчас, вовсе не тот Ларс, которого я буду знать через пять лет, с мозгами, наполненными ахинеей, которую несут в университетах. Когда мы приходим в детский сад, нам говорят: забудьте, что говорили вам родители, и слушайте нас. Когда мы приходим в школу, нам говорят: забудьте, что вам говорили в детском саду, и слушайте нас. Когда мы приходим в реальную школу, нам говорят: забудьте, что вам твердили эти идиоты, и слушайте нас. Когда мы приходим в университет, нам говорят: забудьте, чему вас учили в школе, здесь все иначе, и слушайте нас. Когда мы приходим на работу, нам говорят: забудьте, чему вас учили в университете, на самом деле все иначе, и слушайте нас. Теперь ответь мне на вопрос, Ларс. Если работа предлагает нам забыть все, что мы учили раньше, зачем вообще учить? Такова ли система образования, что она дает нам только необходимые знания?
- Детский сад скорее убежище для родителей, которые хотят жить только ради себя, - ответил Ларс с улыбкой. - Это нельзя считать частью системы образования. Предположим, школа нужна для того, чтобы научить нас читать и писать, научить счету и прочим полезным вещам, реальная школа дает специальность и возможность укрепиться в мире с аттестатом зрелости. Университет дает более точное понимание специальности, ведь, например, юристу нельзя к работе сразу приступать. Нужно ориентироваться в материале, и...
- Всё это можно выучить и самому, только без диплома ты никому не нужен, - отмахнулся Фишер. - Бумажки решают всё. Равно как паспорт не может удостоверять личность, так и эти сраные бумажки не могут говорить о том, кто ты есть.
- Почему паспорт не может удостоверять личность? - удивился Ларс.
Фишер молча извлек документ из внутреннего кармана пиджака, раскрыл и поднес к лицу юноши.
- Посмотри. Фотография, дата рождения, подпись, даже адрес проживания есть. Но. Разве это свойства личности? Кто, взглянув на это, сможет сказать, какой я? Что эта штука может сказать о личности? Ровным счетом ничего. О личине - может быть. Но не о личности.
Ингвар убрал паспорт и приложился к виски.
- Что-то ты сегодня больно красноречив, - улыбнулся Ларс, глядя на темнеющее небо за окном офиса.
- Это единственный способ снять напряжение, - Фишер пожал плечами и поставил пустой бокал на стол. - Кому как не тебе знать, что мне не с кем поговорить.
Ларс опустил взгляд.
- Ты не ответил на мой вопрос. Отделался общим ответом, но я хочу знать. Что тебе нужнее.
Нойвилль задумался. Лина будет недовольна. Лина будет очень недовольна. Как любая примерная дочь образцовой матери, она искренне полагала, что человек без высшего образования человеком считаться права не имеет, да и сам Фишер имел как минимум три высших, ему легко было так рассуждать. Но Ларс отчего-то чувствовал, что если уйдет, то возвращаться ему будет уже некуда. Фишер впустил его в свою жизнь, позволил ему узнать нечто, что знать нельзя было никому, и уйти сейчас - было бы предательством. Ларса никогда не интересовали деньги, где-то на задворках сознания он осознавал, что постоянный заработок немного уменьшит гнев его возлюбленной, ведь за учебу надо было платить, а деньги ее семьи не безграничны. Но основной причиной все же оставался...
- Конечно, я буду работать с тобой, - Ларс встал и улыбнулся. - Ты же привык теперь ни хрена не делать, а куда это вставить, а куда то, а что написать, а что писать не надо. Знал бы кто, какой ты редактор...
- Вот и будешь моим помощником, - невозмутимо откликнулся Фишер. - По крайней мере до тех пор, пока не научишься строить фразы так, как это делают люди, чьи работы я принимаю. Завтра в восемь на рабочем месте, опоздаешь - напишу тебе бумажку и отправлю в университет.
- Есть!
Ларс рассмеялся и выбежал из кабинета, окрыленный надеждой и восторгом от собственной незаменимости.
Лотар курил, закинув ногу на ногу и внимательно изучая виноватое лицо Ларса. Лина резала овощи с таким видом, будто страстно желала, чтобы на месте баклажана оказался Нойвилль. Когда очередная порция нарезанных овощей с шипением улеглась на раскаленную сковороду, Лотар выдохнул дым и мягко поинтересовался:
- Скажи мне, Ларс. Этот Фишер. Он действительно такой хороший человек, как ты говоришь?
Ларс неопределенно повел головой, отвлекшись на Лину, и Лотар расценил этот жест по-своему.
- Ну, в любом случае, я не вижу причин для ссоры, Линхен, - резюмировал он. - Кем бы этот мужик ни был, он дает вам возможность пожениться раньше, чем вы собирались. Твоему отцу не придется платить, а я знаю, что ему это никогда не нравилось, гарантированный заработок в довольно известном издании... Не понимаю, что тебя так беспокоит.
- Меня беспокоит то, - Лина грохнула графин с морсом об стол так, что напиток едва не расплескался. - Что без Фишера он никто! Никто! А если у него завтра появится такой же подающий надежды Ларс? Он выгонит его и даже не задумается над тем, через что нам придется пройти!
- С рекомендацией с места работы он может пойти в любое другое издание, у него уже будет опыт работы хотя бы, - спокойно возразил Лотар, цапнув баклажан прямо со сковороды.
- А если не сможет?!
- Если все время думать о плохом, так оно и будет.
- Линхен, дорогая, почему тебе так не нравится эта затея? - спросил Ларс, всем своим видом показывая внутренние противоречия, раздирающие его преданную натуру.
- Потому что твой Фишер - мразь и подонок! Кто ты без диплома! Кто!
- Я человек. Хоть с дипломом, хоть без.
- Придурок ты! Легких денег захотелось? Так иди раздавай листовки!
Ларс медленно поднялся из-за стола, окинул девушку внимательным взглядом, подошел к тумбочке, взял сигареты и спички, положил их в задний карман джинсов, накинул пиджак, проверил, на месте ли документы и кошелек, кивнул самому себе и направился к двери. На пороге на секунду остановился и бросил короткий взгляд на Лотара, наблюдавшего за его действиями с каменным лицом решившего ни во что не вмешиваться человека.
- Возможно, ты решишь, что я сделал тебе предложение, исходя из того, что у тебя достаточно богатые родители, а я сирота и мне нужна чья-то поддержка. Это твое право, и я не виню тебя в таком мнении. Но решать, что я решил работать на Ингвара только потому, что это дает мне гарантированный заработок, ты не в праве. Пожалуйста, в следующий раз думай, что говоришь.
Ларс вышел, мягко прикрыв за собой дверь. Медленно спустившись по лестнице (она даже не пыталась его остановить), и оказавшись на улице (она даже не пыталась ему возразить), Ларс внезапно осознал, что забыл зонтик дома (она даже не пыталась его понять). Нойвилль бросил взгляд на особняк Фишера. Было уже довольно поздно, но в окне на втором этаже все еще горел свет. Ларс закусил губу, быстро пересек проезжую часть и утопил кнопку звонка. Фишер открыл дверь почти сразу (дежурил он там, что ли), и с удивлением уставился на позднего гостя, не делая, однако, попыток его прогнать.
Согревшись глинтвейном, укутавшись в теплый плед и высушив волосы мягким полотенцем, Ларс снова почувствовал себя живым, и сосущее ощущение пустоты и скребущихся крыс в груди куда-то пропало. Ингвар внимательно выслушал его, потягивая кофе со сливками и задумчиво перебирая нефритовые четки.
- В чем-то твоя пассия права, - признал Фишер задумчиво. - При таком положении вещей без меня ты действительно никто, но она упускает из виду одну возможность. У нас в стране вроде бы нет возрастного ограничения на поступление в университет. Так что если я тебя выгоню, ты всегда сможешь поступить. К тому же, публикаций у тебя будет завались.
- Ты ей просто не нравишься, - отмахнулся Ларс. - Вот она и уцепилась за этот дурацкий диплом как за последнюю соломинку.
- Не нравлюсь? - удивился Ингвар. - Почему это? Мы же даже не виделись ни разу.
- Она говорит, что ты мразь и подонок.
Фишер глубоко рассмеялся и поставил чашку с недопитым кофе на небольшой стеклянный столик у кресла.
- Я действительно мразь и подонок, - сказал он мягко, отсмеявшись. - У тебя еще будет возможность это узнать. А если она не вырвет тебя из моих лап, станешь таким же.
На этот раз рассмеялся Ларс.
- Знаешь, мне кажется, я совершенно не против, раз так.
- А мне кажется, ты еще не вполне понял, куда вляпался, - Фишер вздохнул и потер переносицу. - Если хочешь, оставайся сегодня у меня. После твоей выходки возвращаться домой было бы не очень разумно. Пусть и она подумает обо всём в одиночестве, так думается куда лучше, поверь мне. Я постелю тебе в гостиной. Или ты предпочитаешь наверху? Ларс?
Фишер легонько потряс юношу за плечо, но тот только завалился на бок и уютнее устроился в кресле.
- Господи боже мой...
Ингвар закатил глаза, круто развернулся на пятках и отправился на второй этаж. Приготовив комнату, Фишер вернулся вниз, осторожно взял Ларса на руки и отнес туда, уложив в кровать и ловя себя на том, что старается плотнее укутать его в одеяло, хотя это совершенно не нужно, потому что ночь достаточно тепла, несмотря на ливень, да и Нойвилль давно уже не младенец. Ингвар прислонился лбом к холодному окну и уставился на дождь, слушая мерное дыхание своего подопечного позади себя. Когда в окне на втором этаже его особняка погас свет, Лина поняла, что Ларс оставил мобильный дома, и опустилась на кровать, обессилено сложив руки на коленях.
Фишер проснулся поздно. Часы на прикроватной тумбочке показывали начало одиннадцатого, голова неприятно гудела, напоминая о выпитом на ночь кофе. В доме было подозрительно тихо, из чего Ингвар сделал справедливый вывод о том, что Ларс всё же отправился на работу. Несмотря на то, что его начальник спокойно дрых в соседней комнате. Мужчина потянулся, упираясь ладонями в изголовье кровати и удовлетворенно жмурясь, заставил себя встать и кое-как направился в ванную. Судя по беспорядку, который там творился, Ларс умывался второпях и успел кое-как принять душ, залив пол водой и уронив пару-тройку тюбиков и примочек. Быстро умывшись холодной водой, Фишер спустился вниз и приготовил себе кофе с тостами, не потрудившись нарезать колбасу или хотя бы достать сыр, предпочитая позавтракать слегка поджаренным хлебом с маслом и сахаром. Когда завтрак был окончен, посуда вымыта, костюм отутюжен и надет, часы показывали начало первого, и Фишер с неудовольствием поджал губы, понимая, что показывает себя не с лучшей стороны, настолько опаздывая после того, как обещал наказать за опоздание Ларса. Фишер надел ботинки и открыл дверь. С улицы пахнуло сыростью. Ингвар захватил зонтик и остановился во дворе, запрокинув голову и внимательно изучая хмурые небеса. Ливень мог начаться в любой момент. Следовало поспешить, если он хотел успеть до дождя.
Ингвар не знал, что заставило его свернуть к рынку. Скорее всего, это было его природное чутье, потому что холодильник был полон продуктов, и Фишер вообще-то предпочитал ужинать вне дома, полагая, что легче заплатить за достаточно сложные в приготовление блюда, чем тратить свое драгоценное время, если удовольствие от еды не с кем разделить. Но, как бы то ни было, к рынку он все же свернул. И, едва на безупречный его пиджак упали первые капли дождя, он понял, что сделал это не зря.
Лина шла с несколькими пакетами в обеих руках и большим шоколадным тортом. По-видимому, она решила приготовить особенный ужин, чтобы как-то загладить свою вину, а она ее, конечно, уже почувствовала. Бедная девушка жалась к стенам домов и деревьям, но разыгравшийся ливень нещадно поливал ее тонкое хрупкое тело, а пальцы побелели от тяжести ноши. Фишер ловко обогнул ее справа, резко развернулся на каблуках и раскрыл над ее головой зонтик.
- Вы не будете против, милая барышня, если я помогу вам с этим? - мягко поинтересовался он, наклонившись к ней и приветливо улыбаясь.
Лина не могла знать, кто он, она никогда не видела его, а мужчин с подобным описанием внешности - тысячи, и, конечно, она со смущением согласилась. Фишер шел чуть позади, предоставляя ей указывать дорогу и прятаться от дождя под большим черным зонтом. Пакеты и впрямь были довольно тяжелыми, даже для него, так что мужчина всю дорогу удивлялся про себя упертости этой женщины, ее готовности сделать что угодно ради... ради мира или ради спокойствия собственной совести? Лина остановилась у двери в нерешительности. Ингвар знал, что представляет собой весьма жалкое зрелище. Девушка улыбнулась и жестом пригласила его войти. Поднимаясь по лестнице, Фишер прислушивался к ее шагам. Легким, но в то же время чрезвычайно четким. Такая поступь свойственна серым кардиналам, он сам ходил именно так. Пакеты с шуршанием опустились на пол. Лина поставила торт на стол и скрылась в ванной. Через несколько минут она вернулась оттуда с большим синим полотенцем и протянула его Фишеру, чрезвычайно при этом покраснев. Ингвар улыбнулся и слегка поклонился, благодаря ее за гостеприимство.
- Если хотите, можете воспользоваться ванной, - тихо предложила она. - Иначе вы непременно простудитесь. А я пока просушу ваш костюм.
Фишер согласился. Стоя под тугими струями горячей воды, он размышлял о том, какой результат будет иметь эта встреча. Ведь теперь уйти, не назвавшись, было бы невозможно. Женщина не могла представлять для него особой опасности, даже ее гнев, возможно, справедливый, не мог ничего изменить. Однако выходить из дома Ларса врагом Фишеру не хотелось. Он тщательно вытерся, аккуратно повесил полотенце на крючок, накинул оставленный Линой халат и вышел из ванной. Девушка обнаружилась на кухне. Когда Ингвар вошел, она как раз разливала чай, и, по-видимому, очень обрадовалась тому, что чай не остынет.
- Звонил мой муж, - сказала она с улыбкой. - Он будет сегодня пораньше. Его работодателя, этого жуткого Фишера, сегодня нет на месте, и он устал ждать. Если хотите, можете подождать здесь. Все равно дождь еще льет. Вы далеко живете?
- Совсем близко, - Ингвар улыбнулся и опустился на стул. - Позвольте спросить, почему вы считаете Фишера жутким?
- Вы его знаете?
- И очень хорошо.
- И что же? Хороший он человек?
- Кто знает, - Ингвар иронично ухмыльнулся, помешивая ложечкой чай. - Например сегодня он помог одной леди донести до дома тяжелые пакеты и отдал ей свой зонтик. Это, без сомнения, хорошо. Но сейчас он злоупотребляет гостеприимством и сидит на кухне в чужом халате и пьет чудесный чай из чужой чашки. Это, без сомнения, плохо. Так что хорош он или плох, судить только вам, моя прекрасная хозяйка.
Лина вспыхнула и поспешно отвернулась, делая вид, что очень занята печеньем. Судя по всему, она не собиралась устраивать скандалов и обвинять его в том, что он сбивает бедного маленького мальчика с пути великого высшего образования.
- Я представляла вас немного другим, - призналась девушка, усаживаясь за стол и складывая руки на коленях.
Видно было, что теперь она чувствует себя более скованно, и старается не смотреть на него, то и дело одергивая себя, когда взгляд против ее воли останавливался на расслабленном, без сомнения, красивом лице собеседника. Фишер рассмеялся.
- Ларс рассказал мне, каким вы меня представляли. Смею вас заверить, все не настолько страшно. И все же, вы первая женщина, назвавшая меня так. И это при том, что вы не имели со мной никакого дела. Отчего вы так категоричны, милая леди?
- Теперь я вижу, что вы совсем другой, - промямлила Лина, сминая подол фартука. - Просто изначально мне показалось, что вы хотите забрать у меня Ларса, вот и всё... Он даже ко мне никогда так не бегал, как к вам. В первую же вашу встречу вы послали его к какому-то чиновнику, так он задержался чуть ли не до ночи, и потом еще рассказывал мне, как все прошло, а я вынуждена была слушать, хотя...
- ... вам требовалось нечто иное, - улыбнулся Ингвар, отпивая глоток.
Лина нервно хихикнула. Ее губы подрагивали в смущенной улыбке, глаза блестели, щечки пылали нежным румянцем. Она была восхитительна в этот момент, Фишеру хотелось сказать ей об этом, но он промолчал, осознавая, что женщины давно перестали воспринимать комплемент от мужчины в их адрес как нечто естественное. Теперь это только сигнал к каким-либо действиям, а ему вовсе не хотелось в одночасье стать разрушителем крепких семейных отношений между этой девочкой и Ларсом, которому сейчас женщина была необходима.
- Вы назвали Ларса мужем, - вспомнил Ингвар, допивая чай. - Но мне известно, что вы еще не женаты.
- Мы живем вместе, - просто ответила Лина. - Этого достаточно. Когда он приходит домой, я жду его здесь. Мне кажется, это уже семья.
- Моя жена рассуждала так же.
- Наверное, она была прекрасной женщиной. Ларс рассказывал мне, сочувствую вам.
- И, несмотря на это, считаете меня подонком? - Ингвар коротко хохотнул.
- Я же уже сказала, что это не так!
- Не сердитесь на меня, милая барышня, - Ингвар поднялся и поцеловал ее маленькую дрожащую ладошку. - Полагаю, мне лучше уйти сейчас. Не думаю, что Ларс обрадуется, увидев меня здесь, в то время как он ждал меня совершенно в другом месте.
- Как бы вам не встретиться с ним на лестнице... - Лина всплеснула руками и кинулась в комнату за костюмом.
- Вы говорите так, будто нас с вами связывают более крепкие отношения, чем банальная помощь нуждающейся в этом барышне, - заметил Фишер, застегивая рубашку.
Лина не ответила. Однако взгляд, брошенный на нее через плечо, дал Фишеру возможность понять, что эта мысль уже давно сидит в ее прекрасной женской головке, но пока остается только мыслью. Бедная маленькая девочка. Они с Ларсом не встречаются даже года. Она никогда не знала общества взрослого мужчины, она никогда не умела себя держать. В обществе Нойвилля скрывать свои мысли было не нужно, и теперь всё, о чем она думала, тут же отражалось на ее милом лице. Фишер не размышлял и минуты. Во всём, что он делал, присутствовал смысл, направленный на достижение конечной далекой цели. Всё, что он делал, не было направлено на удовлетворение сиюминутных потребностей. Но всё, что он делал, никогда не было продуманным и логичным, хотя со стороны казалось таковым. Поэтому когда Лина пискнула в его руках, упираясь ладошками в грудь больше от невозможности деть их куда-либо еще, чем от желания оттолкнуть, Фишер позволил порыву вести себя. Ее сердце колотилось так, будто готовилось выпрыгнуть из груди. От нее пахло моющим средством и, слабо, духами. Ее губы сами потянулись к нему, руки обвили шею, притянули к трепещущей юной груди, пальцы зарылись в волосы. Она целовалась так, будто провожала его на войну, хотя они виделись впервые, и Фишер не сделал ничего, чем заслужил бы такое отношение. Он поневоле задумался над тем, любила ли Лина Ларса, или же согласилась быть с ним просто потому, что не знала, как это - быть вообще с кем-то. Такие мысли вернули его к неизбежному исходу ситуации: следовало уходить, и немедленно. Он с трудом оторвался от жадных губ девушки, поцеловал ее в шею, с удовольствием чувствуя, как она вздрагивает от неожиданной ласки, и отстранился, оправляя воротник и надевая пиджак. Лина стояла, вжавшись в стену с большими, как у кошки, глазами, и тяжело дышала, пытаясь осознать, что сделала только что, и как теперь с этим быть.
- Благодарю за гостеприимство, прекрасная Линхен, - Фишер поцеловал ее руку и взялся за дверную ручку.
- Вы...
- Да?
- Вы что сейчас... вы что сделали?
Ингвар вздохнул. Отличительная черта всех женщин - как бы они не набрасывались на вас в порыве страсти, виноваты всё равно всегда вы.
- Вам это было нужно, - он пожал плечами и сделал шаг за порог. - Я не мог вам отказать.
Дверь захлопнулась с глухим щелчком. Ингвар не стал патетично стоять за дверью, ожидая, пока Лина откроет ее и скажет что-нибудь в ответ, времени оставалось совсем мало, поэтому он быстро сбежал по лестнице и почти бегом пересек дорогу, скрываясь в собственном доме и опасаясь оборачиваться назад, не желая видеть ни Лину, которая теперь казалась ему не больше чем глупой студенткой, не знающей, чего она на самом деле хочет, ни Ларса, которого ему было искренне жаль, потому что оказаться рядом с такой женщиной для парня, который еще не мужчина, но уже готов ради нее умереть - слишком тяжело. Фишер знал, что Ларс позвонит ему вечером. И, быть может, даже придет. Также он знал, что рано или поздно ему нанесет визит Лина, которая, наконец, разберется со своими предпочтениями и выберет уже состоявшегося мужчину, дорисовав себе образ рыцаря без страха и упрека, уничтоженного жизнью и нуждающегося в спасительнице вроде нее. Всё это складывалось в благоприятный сюжет его личного очерка, и Фишер не видел причин для того, чтобы грустить. Однако удовлетворенности почему-то не было. Он поднялся на второй этаж, разделся, забрался под одеяло, включил телевизор и стал смотреть бессмысленный набор программ, который только мешал осознавать действительность. Дождь, прекратившийся было, снова начал накрапывать, вскоре превратившись в полноценную грозу, которая так интересовала Ларса. И когда по дому разнеслась трель дверного звонка, Фишер уже знал, кого ждать на пороге. Завернувшись в плед и вооружившись пультом от телевизора, нацепив на губы удивленную улыбку, Ингвар отправился открывать дверь.

Глава третья

Ларс в очередной раз смущенно поправил салфетку на коленях и исподтишка взглянул на своего спутника. Фишер оставался спокойным и невозмутимым, его аккуратные не слишком тонкие аристократичные пальцы с легкостью манипулировали столовыми приборами и красиво удерживали ножку бокала с вином, когда мужчина желал насладиться букетом вкуса и аромата великолепного французского полусладкого. Лина не выказывала особой нервозности, наоборот, она с таким же изяществом расправлялась с бифштексом и лакомилась вином, не забывая с интересом разглядывать остальных посетителей достаточно дорогого ресторана, о котором Фишер, тем не менее, оставался не лучшего мнения.
- Ингвар, - отважился обратиться к нему Ларс.
Мужчина взглянул на юношу из-под челки, которую на этот раз почему-то решил не зачесывать, уложив волосы на косой пробор и мгновенно благодаря этому преобразившись.
- Зачем ты нас сюда привел? - Ларс понизил голос и слегка подался вперед, опасаясь, что выдаст себя, и красивые люди вокруг будут внутренне над ним смеяться.
- Твоя невеста была обо мне весьма невысокого мнения, и я решил, что она имеет на это право, - Фишер едва заметно улыбнулся Лине, и та покраснела. - Поэтому я решил реабилитировать себя в ее прекрасных глазах. Но, почти спланировав всё до последней секунды, я пришел к выводу, что было бы неправильно по отношению к тебе красть замечательный вечер в компании с такой девушкой, посему приглашение получили вы оба. Вам что-то не нравится?
Ингвар выглядел озадаченным, и Лина накрыла его руку своей, тепло улыбаясь.
- Нет, что вы, господин Фишер, - мягко проговорила она. - Если бы не вы, мы никогда не смогли бы побывать в таком месте, разве что посмотреть с улицы.
- Ты испугался, что я буду ревновать? - просто спросил Ларс.
Фишер поперхнулся вином, и Лина наградила юношу таким взглядом, что тот был уверен: если бы не люди в ресторане, она устроила бы ему разнос прямо здесь, в сотый раз повторив, что у него действие опережает мысль, а не наоборот. Ингвар неопределенно мотнул головой, закашлявшись и приложив к губам белоснежный платок. Ларс расценил это как подтверждение своих мыслей и сказал:
- В любом случае, я достаточно тебе доверяю, и думаю, что ты многое мог бы рассказать моей Линхен, чтобы она не так часто ворчала на меня дома. Я был бы счастлив, если бы вы подружились, потому что, признаться, напряженность между вами меня совсем не устраивает.
Фишер, наконец, прокашлялся, аккуратно сложил платок и убрал его во внутренний карман идеально сидящего пиджака.
- Я надеюсь, милая леди не будет против такой перспективы, - заметил он, бросая на нее весьма красноречивый взгляд, оставшийся не замеченным ее женихом.
- Милая леди будет рада такой перспективе, - искренне заверила его Лина, наконец, убирая ладонь с его руки и удивленно вскидывая на него глаза.
В ее маленькой ладошке оказался зажатым много раз сложенный клочок бумаги. Девушка извинилась и слилась со стайкой таких же девиц, в конце зала. Ларс казался совершенно счастливым, ничто не могло омрачить его настроения, и когда Лина вернулась, ее раскрасневшиеся щечки и блестящие глаза лишь подчеркнули ее красоту в глазах молодого человека. Она взглянула на часы.
- Бог мой, уже половина девятого!
- В самом деле? - лениво протянул Фишер, промокая губы салфеткой и щелкая пальцами, привлекая внимание официанта, обслуживающего их столик.
Выйдя на улицу, Ларс достал сигарету и закурил, ожидая, пока выйдут Лина и Фишер, который ожидал, когда ему вернут карточку. Они вышли через несколько минут. Тоненькая ручка Лины покоилась на сгибе локтя Ингвара, девушка смущенно улыбалась, ее губы слегка подрагивали. Фишер, судя по всему, что-то говорил, но слишком тихо, чтобы Ларс мог услышать, что именно. Да он и не считал нужным это слушать. Если Ингвар решил, что следует говорить тихо, значит, так оно и есть. Мужчина открыл дверь, помогая Лине устроится на переднем сидении, захлопнул ее, распахнул дверь перед Ларсом, дождался, пока он усядется, обошел машину и устроился сам. "Мерседес" заурчал и мягко тронулся, шурша частичками песка или земли. Ларс не мог представить, сколько надо было работать, чтобы заработать на такую машину. Сколько ночей не спать и каким талантливым быть. Подумать о том, что Фишер мог заработать деньги не совсем честным путем, Ларс не мог, и правильно делал, потому что все свое не слишком большое, скорее, приемлемое состояние Ингвар заработал совершенно самостоятельно. В машине было тепло, часы показывали начало десятого, и не было ничего удивительного в том, что Нойвилль задремал, доверчиво прижавшись лбом к стеклу, на котором уже появились первые капли неизменного дождя.
Машина остановилась прямо напротив подъезда, в котором жили Лина и Ларс. Девушка комкала подол платья и то и дело прислушивалась к дыханию юноши, опасаясь, что он может проснуться в любой момент или услышать...
- Побудьте здесь, юная Линхен, - Фишер улыбнулся и открыл дверь. - Дайте мне, пожалуйста, ключи, я уложу нашего спящего принца в кроватку.
- И почему вы с ним так носитесь... - проговорила Лина себе под нос. - Он ведь вам никто, вы не знали его до этого лета, откуда столько заботы, будто он ваш сын.
Фишер вздрогнул, принимая ключи и бросая быстрый взгляд на спящего юношу. Абсолютно никакого сходства. Ингвар неопределенно повел плечами, подхватил бесчувственное тело Ларса на руки и скрылся в подъезде.
Он вернулся, когда Лина уже начинала нервничать, оставленная одна в постепенно охлаждающейся машине без возможности даже включить радио.
- Спит как младенец, - заявил Ингвар, устраиваясь на своем месте и поворачиваясь к ней. - Вы прекрасны сегодня, вы знаете?
- Вы говорите такие вещи так... просто, но почему-то... - Лина явно не знала, хочет ли вообще это говорить, но чувствовала потребность сказать хоть что-то, только бы он не отправил ее домой сейчас, когда они так близко. - Я должна была бы обидеться на вас после того, что произошло в моем доме, вы были резки со мной, но я не могу... Я совершенно не могу на вас злиться... Скажите. Тот клочок бумаги. Вы... Вы действительно хотите...
- Да, я действительно хочу пригласить вас в свой офис, - Ингвар казался предельно серьезным. - Должны же вы знать, где работает ваш муж.
Лина вздрогнула, пораженная возможной двусмысленностью фразы и решилась поднять на своего мучителя глаза, полные какой-то тоски и надежды. И Фишер не мог ее не оправдать. Он подался ей навстречу, запуская пальцы в шелк ее густых, приятно пахнущих волос, притягивая к себе, заставляя вцепиться пальцами в его пиджак, ощущая бешеное биение ее сердца, в тот момент, когда рука его плавно соскользнула с волос, очертив покатое плечо и остановившись на небольшой красивой груди. Решив, что этого вполне будет достаточно, Ингвар отстранился, но Лина снова притянула его к себе с такой страстью, что мужчина на некоторое время оказался сбит с толку, дезориентирован и даже слегка ошарашен. Ее напор, без сомнения, был достоин похвалы, однако Ингвар вовсе не желал быть застигнут врасплох соседом Ларса или самим Ларсом, проснувшимся и пожелавшим узнать, куда запропастилась его невеста.
- Остановитесь, - твердо приказал он глубоким, не терпящим возражений тоном, отстраняя опьяневшую от поцелуев Лину и изящным движением приводя челку в порядок. - Неужели в вас нет ни капли гордости, что вы позволяете себе вести себя подобным образом прямо под собственными окнами?
- Но... вы сами...
- Не додумывайте за меня, милая леди, - Фишер напряженно вгляделся в начинающее темнеть небо. - Своим поведением вы говорите, что предполагали, будто я собираюсь взять вас прямо здесь, у двери вашего дома, не потрудившись должным образом очертить круг своих намерений. Вы говорите, что предполагали, будто мне нужно от вас только это, или же вам самой необходимо только удовлетворение сиюминутных потребностей?
Лина покраснела и отчаянно замотала головой. Мягкие пальцы Фишера погладили ее по щеке, взяли за подбородок и заставили повернуться.
- Не сердитесь на меня, - почти виновато произнес мужчина, наклоняясь к ней, чтобы поцеловать. - Иногда я бываю слишком резким. А теперь, пожалуйста, возвращайтесь в свое уютное семейное гнездышко, и не забудьте, что я буду ждать вас через две недели.
- До этого... я совсем вас не увижу? - тихо поинтересовалась Лина, собираясь выходить.
- Совсем, - серьезно подтвердил Фишер. - Ведь вы не хотите, чтобы мой дорогой друг узнал об этом.
- Вы так лицемерны. Как вы можете так говорить, ведь вы обманываете его.
- Мы оба обманываем его, - Ингвар злорадно ухмыльнулся, заставив девушку вздрогнуть, пробормотать слова прощания и поспешно скрыться в подъезде.
Дождавшись, пока на кухне зажжется свет, Фишер откинулся на спинку сидения и потер переносицу указательным и большим. Дождь усилился.
На следующее утро Ларс, как ни в чем не бывало, катался на стуле по кабинету редактора, наблюдая за тем, как напряженно тот вглядывается в монитор ноутбука, постукивая пальцами по столу и не спеша почему-то что-то исправлять или закрывать документ. Казалось, он перечитывает одну и ту же статью раз за разом, и Ларс приблизился для того, чтобы разглядеть, о чем читает Фишер. А Фишер читал сводку новостей. Ларс присвистнул. Всего через несколько кварталов от его дома, неподалеку от рынка, где Лина всегда покупала продукты, произошла достаточно масштабная стычка. Губы Фишера дрогнули, он как раз собирался закрыть окно, когда Ларс остановил его и пробежался неверящим взглядом по спискам потерпевших. Лотар Нойманн. Студент. Лотар Нойманн? Лотар? Его Лотар?
- Увидел что-то интересное? - лениво поинтересовался Ингвар. - Здесь такое происходит достаточно часто, я удивлен, что никого не укокошили.
- Там мой друг! - воскликнул Ларс.
- В самом деле?
- Мой бывший одноклассник, Лотар Нойманн!
Ларс бесцеремонно спихнул Фишера с кресла и перечитал статью. По всему выходило так, что группа людей национальности различной, кроме коренной, совершила разбойное нападение на группу студентов, покидающих рынок с продуктами и имеющих как раз национальность коренную. Это было всё, что говорилось в статье по этому поводу, далее шли размышления автора над тем, что студенты вполне могли сами спровоцировать нападение, и несчастные чернорабочие были вынуждены защищаться от их, бесспорно, пьяных денежных притязаний.
- Они понимают, что говорят? - Ларс едва не расколотил ноутбук, но Фишер вовремя спас свою собственность, круто развернув кресло с Ларсом. - Лотар никогда бы не...
- Никогда бы не что, - спокойно поинтересовался Ингвар, протягивая Ларсу кружку с кофе. - Никогда бы не нажрался после пар?
- Нет, он любил выпить, но...
- И что, он никогда ни с кем не дрался и был спокойным маменькиным сынком с четко выраженным чувством всеобщего расового равенства?
- Нет, он таким не был! - Ларс едва удержался от того, чтобы выплеснуть горячий напиток в лицо своему собеседнику. - Но я уверен, что он не виноват!
- Хорошо. Тогда, быть может, виноваты его дружки, а он просто оказался не в том месте не в то время.
- Да нет же! - Ларс грохнул кружкой по столу, и кофе расплескался. - Я лучше его знаю, чем кто бы то ни было! Он никогда бы не связался с такими... с такими...
- Сейчас ты тоже хочешь выпустить "несчастным чернорабочим" кишки. Просто потому, что они немножко помяли твоего друга, - заметил Фишер, спокойно закуривая. - Чем сейчас ты лучше "таких"?
- Ничем, - согласился Нойвилль, успокаиваясь и все-таки отпивая глоток кофе. - И меня это радует.
- В самом деле?
- Да что ты заладил "в самом деле", "в самом деле"! - взорвался Ларс, швыряя кружку о стену и со злорадным удовольствием наблюдая за тем, как темнеет на идеально белой стене кофейное пятно и текут капли к полу.
Фишер покачал головой, самостоятельно собрал осколки и вызвонил секретаршу, которая была призвана уничтожить последствия гнева его подопечного. Дождавшись, пока девушка уйдет, Фишер приобнял Ларса за плечи и развернул лицом к себе, заставляя смотреть в глаза, а не поверх плеча куда-то в сторону. Добившись необходимого результата, и с твердым, непоколебимым выражением уставившись в изумрудно-зеленые глаза Ларса, Фишер спокойно сказал:
- Важно не то, что говорит тебе делать общество. Важно то, что говорит тебе делать твоя совесть. Если ты считаешь, что, разбив мою кружку в моем кабинете, ты исключил возможность социального неравенства, я дам тебе их столько, сколько необходимо, чтобы ты успокоился. Если ты придерживаешься позиции, противоположной высказанной в сводке новостей или высказанной мной, чтобы разозлить тебя, я дам тебе то, что тебе нужно на самом деле.
- Что мне нужно на самом деле? - беспомощно выдохнул Ларс, теряя ощущение действительности.
Оставались только глубокие, почти черные глаза Фишера, блестевшие в свете ламп. Ощущение его рук, сжимающих плечи юноши, притупилось, хотя Ингвар держал его достаточно крепко, и Ларсу должно было быть больно. Нойвилль напоминал самому себе беспомощную тряпичную куклу, если только куклу можно было загипнотизировать как кобру в бочонке. Ответ Фишера утонул в его собственных мыслях, Ларс не сразу понял, что снова сидит в кресле, а Ингвар заваривает чай и курит, опять курит, кажется, этот дым и вывел юношу из какого-то ватного состояния. Звуки ворвались в уши, запахи - в нос, и Нойвилль запоздало потер предплечья, которые ныли от орлиной хватки редактора.
- Думаю, неплохо сегодня вечером прогуляться было бы, м? - игриво поинтересовался Фишер, открывая верхний ящик стола и доставая хорошо заточенный тесак.
Ларс улыбнулся. В глаза ему светило солнце.
"Мерседес" Фишера плавно затормозил в грязном переулке неподалеку от рынка. Ингвар справедливо полагал, что привлекать к себе внимание было бы излишне, и предпочитал прогуляться пару кварталов. Выйдя из теплого салона, Ларс поневоле поежился - холодный вечерний воздух не способствовал решимости и непоколебимости. Прикосновение ветра было подобно прикосновению ножа к коже.
- Куртку я советую оставить в машине, - заметил Ингвар. - Она сковывает движения.
Тесак, заткнутый за пояс, опасно блеснул лезвием, когда Фишер наклонился, чтобы поднять незаметный с первого взгляда осколок стекла. На нем еще оставалась чья-то кровь, засохшая и не возбуждающая воображения. Ингвар покрутил его между пальцами и отдал Ларсу, который тут же об него порезался. Фишер ободряюще похлопал его по плечу и прислонился к стене, недовольно глядя на часы.
- Кстати, Ингвар, ты так и не сказал мне, что за люди...
- Наци, - спокойно ответил мужчина, подбрасывая тесак и ловко ловя его за рукоять.
- Что?!
- Я полагал, ты понимал, на что идешь, и какие конкретно люди могут помочь тебе разобраться с теми, кто довел твоего друга до реанимации.
- Но это же не те... не те люди, которые...
- Именно те, - с удовольствием заключил Ингвар, глядя на тени, начинающие покрывать асфальт.
- Но...
- Послушай, парень, - Фишер снова резко развернул его к себе и заставил посмотреть в глаза. - Зачем ты пришел сюда. Ответь себе, я-то ответ и так знаю. Мужчина - человек, который отвечает за свои слова. Ради тебя и твоего чертового друга я притащил сюда добрую половину своих хороших товарищей, и если сейчас ты обосрешься и убежишь, я, мать твою, придам тебе такого ускорения, что ты и оглянуться не успеешь, как окажешься на соседней койке со своим дружком и никогда больше меня не увидишь!
Ларс снова почувствовал себя упакованным в вату. Ингвар продолжал что-то кричать, Ларс видел, как вздулись вены на его висках и какой яростью пылали его глаза, но ничего, ровным счетом ничего не слышал, кроме тяжелых шагов мужчин, которые на поверку оказались такими же, как он сам. Нойвилль медленно повернул голову, будто через силу разрезая воздух, и встретился взглядом с коротко стриженным светловолосым парнем, идущим впереди остальных. Всё происходило как в замедленной съемке. Парень остановился, смерил его презрительным взглядом, развернулся к своим и заговорил, вскинув руку вверх и потрясая кулаком. Фишер снова дернул его на себя. Ларс перестал что-либо понимать. Вернулось ощущение прохладной рукояти ножа в руке. Вслед за этим вернулось ощущение рук Ингвара, больно сжимающих и так уже ноющие предплечья. Ларс поймал себя на мысли, что место светловолосого парня занял Фишер. В отличие от него, Ингвар говорил спокойно и надменно, поигрывая тесаком и зачем-то кивая в его, Ларса, сторону. Нойвилль смотрел на это широко распахнутыми глазами, слыша только бешеный стук сердца и собственное тяжелое дыхание. В другом конце переулка показалась группа еще более агрессивно настроенных людей. Ларс вдруг понял, что он стоит ровно посередине и улыбнулся, оценивая символизм. Где-то совсем рядом разбилась бутылка, окатив его остатками жидкости. Фишер медленно развернулся и прянул с места.
- Sieg... - донеслось до медленно возвращающегося слуха Ларса.
- HAIL!!!! - неистово откликнулась толпа, ринувшаяся вслед за Фишером.
Ларс стоял на месте, заворожено следя за четким ритмом мягкого, как у пантеры, бега Ингвара. Люди проносились мимо него, но юноша не мог сдвинуться с места. Наконец, кто-то грубо задел его плечом. Ларс охнул и окончательно пришел в себя. Задевшим его человеком оказался тот самый светловолосый юноша, который теперь замыкал процессию.
- Это твоя война, парень, - хрипло проговорил он, врываясь в ревущую толпу, и всё, наконец, встало на свои места.
Ларс поудобнее перехватил рукоять ножа и кинулся следом. Это было похоже на прыжок в негостеприимные воды холодного моря с большой высоты. Нойвилль наугад сделал выпад, кто-то закричал, по руке потекло что-то теплое. Ларс протянул вторую руку, вытягивая из копощащейся массы араба с перекошенным от боли лицом. Удар юноши пришелся ему в бок, и кровь растекалась бурым пятном по рубашке, просачивалась сквозь прижатые к ране пальцы. Нойвилль подумал, что точно так же и Лотар мог держаться за бок, точно так же медленно оседать на землю, взглядом умоляя оставить его в покое. Но никто не оставил. И Ларс ударил снова.
- Какого черта, - кричал он хрипло. - Я должен жалеть тебя!? Какого черта, ты, кусок дешевого дерьма, посмел прийти сегодня сюда и сметь просить меня о пощаде!? Один за всех, да, сука! Так получай, дрянь! Получай за всех! За всех! За Ло! За его друзей! За мать!
Араб давно уже лежал на земле, и Ларсу пришлось оставить его корчиться и кашлять кровью. Обернувшись, он с удовольствием отметил, что люди Фишера теснили грязную толпу с рынка. Воодушевленный маленькой победой, Ларс ринулся вперед, пытаясь отыскать Ингвара в толпе, но натыкаясь только на обозленных, непохожих совсем на людей, немецких юношей. Он бил направо и налево, падал и резал связки, бил вверх, выбивая челюсти, он выкладывался так, как не выкладывался никогда, даже в школе, и внезапно осознал, что его охватывает чувство небывалой эйфории от того, что злость и беспомощность, копившиеся в нем так долго, наконец, нашли выход.
- Ларс! - какой-то неправильный, совсем не радостный крик Фишера.
Нойвилль обернулся, глядя на него через толпу. Черные глаза Ингвара кричали об опасности, сам он несся к нему, легко отбиваясь от остатков противника. Внезапно он затормозил. Сверкнуло дуло пистолета. Два события произошли одновременно: грянул выстрел и что-то тяжелое, враждебное, холодное опустилось на голову Ларса, выбивая воздух из легких и землю из-под ног. Нойвиллю казалось, что он падает целую вечность. Одно оставалось предельно ясным - они победили, он победил. Кровь текла по вискам и щеке, капала с подбородка, заливала шею и рубашку. Твердые руки Фишера подхватили его, не дав упасть на землю, усыпанную битым стеклом. Ларс собрал последние силы, чтобы улыбнуться. Глаза болели от невыносимого света. Капризное гамбургское солнце выбрало удачный момент, чтобы согреть его своими редкими лучами. Нойвилль хотел что-то сказать, он даже набрал в грудь воздуха, но теплое, темное покрывало накрыло его с головой, и он уснул.
Сознание возвращалось медленно, толчками. Сначала появился звук. Тишина стала почти осязаемой, слышались только шаги где-то в коридоре и дыхание человека, что сидел рядом. Оно казалось громким, слишком громким, и Ларс поморщился, пытаясь открыть глаза. Затем вернулось ощущение тепла и боли, тупой боли ближе к затылку. И ощущение прикосновения к правой руке. Свет резанул глаза, и Нойвилль тихо застонал.
- Лина...
- Очнулся, слава небесам.
Фишер осторожно погладил кисть юноши и улыбнулся. Ларс непонимающе огляделся и тут же пожалел о том, что вообще совершил какое-то движение.
- Где... Лина...
- Дома. Она не знает ничего, я звонил ей, и сказал, что ты заночуешь у меня. Ни к чему лишние переживания.
- Где... где я?
- В больнице, где тебе еще быть, - проворчал Ингвар. - Тебе повезло, что не в морге, парень. В отличие от пары-тройки ребят, которым не повезло попасть тебе под руку.
- Я... убил людей? Я убил людей?! - Ларс резко сел на кушетке, и тут же со стоном повалился обратно.
- Не говори мне, что ты не хотел этого делать. Ты сражался как лев, - мужчина хохотнул и откинулся на спинку стула, не отпуская, тем не менее, руки Нойвилля.
- Кто... кто меня достал?
- Это не имеет значения, потому что я его уложил, - безразлично откликнулся Фишер. - Как ощущения, парень?
- Что это было? - простонал Ларс. - Весло?
- Банальный лом. Ты же не рыбаков гонял, мальчик. Хотя идея интересная, я бы взял ее на вооружение.
- И давно ты...
- Давно. Со смерти жены, пожалуй. Нет, даже раньше. Но масштабность это приобрело именно сейчас. Ты, наверное, ненавидишь меня за это.
- Ненавижу?
- Я позволил тебе участвовать в этом, не подготовив как следует. Мне следовало остановить тебя, потушить в тебе это. Лотар пришел бы в себя, и вы со смехом вспоминали бы его стычку с этими... отбросами, да. Вместо этого ты получил ломом по голове и лежишь теперь здесь. Я провел несколько часов с полной уверенностью в том, что ты не выкарабкаешься.
- Но я выкарабкался.
- И ты меня ненавидишь.
- Нет, - Ларс позволил себе слабо улыбнуться. - Напротив, я тебе благодарен. Ты даже не представляешь, как. Кажется, что-то дремало во мне, и теперь оно проснулось.
- Не самая лучшая часть человеческой натуры.
- Пусть так. Я не жалею об этом, о нет, не жалею. Когда я поправлюсь, я хочу, чтобы ты взял меня снова.
- Ты с ума сошел.
- Нет. Когда я буду в состоянии понимать, я хочу, чтобы ты объяснил мне все. Научил меня драться как следует, и... И я хочу... с тобой... снова...
Фишер приложил ладонь ко лбу Ларса и покачал головой.
- До тех пор, пока ты не оклемаешься, я запрещаю тебе даже думать об этом.
- У меня будет стимул, чтобы оклематься как можно быстрее.
- А теперь спи, - почти приказал Ингвар, пожимая ладонь юноши и поднимаясь. - Я приду завтра. Принесу тебе чего-нибудь вкусного.
- Сколько сейчас...
- Полпятого утра. Обычно в это время люди умирают, ты знаешь. А ты наоборот. Очнулся.
- Наверное, тот Ларс, которого я знал раньше, действительно умер, - задумчиво проговорил Нойвилль. - Родился новый. И ты его отец.
Фишер вздрогнул и натянуто улыбнулся, пожелав Ларсу скорейшего избавления от головной боли и поспешно покинув палату. Он шел по светлым коридорам больницы, темное пятно в стерильном лазарете, погруженный в свои мрачные, тяжелые размышления.
Лина ждала его у ворот. Фишер вышел из машины и поправил челку, слипшуюся от пота и крови, своей и чужой. Девушка кинулась к нему и ахнула, приложив пальцы к губам. Ингвар прикрыл глаза, ожидая гневной тирады относительно его бесчеловечности. Вместо этого Лина бросилась ему на шею и принялась покрывать его лицо короткими поцелуями, рыдая и ощупывая его на предмет повреждений.
- Что случилось, Ингвар?! - воскликнула она, наконец. - Вы ранены!!!
- Не я, - устало отмахнулся мужчина. - Ваш жених, господин Нойвилль, недавно пришел в себя в реанимации после того, как ему проломили голову ломом. На вашем месте я поехал бы сейчас к нему. Подвезти вас?
Лина покачала головой, раздираемая противоречивыми желаниями и страшными мыслями. Она стояла, заламывая руки, и с болью смотрела на Фишера, устало ожидающего ее ответа. Наконец, девушка прижалась к его груди и сжалась в дрожащий комок.
- Вы были с ним, - проговорила она, всхлипывая. - И вы не защитили его.
- Я не успел. Я пытался предупредить его, однако вместо того, чтобы среагировать на угрозу, он среагировал на меня, и долго не мог понять, что вообще происходит. Что, черт возьми, может происходить в самом сердце битвы, когда у тебя в руке нож с кровью как минимум пяти человек!
- Он такой, наш Ларс, - улыбнулась Лина. - Маленький глупый мальчик.
Фишер стоял, плохо скрывая раздражение, однако девушка, похоже, не замечала этого.
- Вы помогли ему, - с нежностью сказала она. - Хотя могли ведь...
- Не мог, - отрезал Фишер. - Я несу за него ответственность, и я не мог.
- Вы сами возложили на себя эту ответственность.
- Это вовсе не так благородно, как вы полагаете.
- Ингвар...
Она подняла на него блестящие от слез глаза, в которых плескалась мольба и безумная надежда. Фишер молча провел ее в дом и бросил на диван. Пока Лина искала подходящие слова, Фишер отправился в ванную и критически оглядел себя в зеркале. Во время боя он находился в безопасном месте, лишь в самом начале делая вид, что участвует в нем, поэтому видимых повреждений не было. Только кровь Ларса, кровь мальчишки повсюду. Ингвар со злостью сорвал с себя окровавленную одежду и встал под душ, смывая с себя любое напоминание об этой ночи. Он не чувствовал себя виновным в случившемся, напротив, он был рад, что все произошло именно так, иначе вся эта затея оказалась бы бессмысленной. Однако какая-то часть не укладывалась в мозаику, слова Ларса о его гипотетическом перерождении и символическом отцовстве твердо врезались в воспаленный мозг Фишера, они не шли из головы, стучали в ней набатом, и мужчине пришлось включить холодную воду, чтобы избавиться от этого хотя бы на секунду. Вернувшись в гостиную, он внезапно осознал, что совершенно забыл о Лине, которая в момент его возвращения теребила пуговицу на блузке, по-видимому, решая, расстегивать ее или нет.
- Чаю? Или вы предпочитаете что-то более крепкое? - холодно поинтересовался Ингвар.
Лина покраснела и неопределенно кивнула. Такая предсказуемая, такая... обыкновенная. Фишер приготовил ей виски с колой, добавил немного льда, отдал ей бокал и уселся рядом, положив руку на спинку дивана так, что казалось, будто он приобнимает ее за плечи. Усталость давала о себе знать, Лина сидела молча, и Фишер поймал себя на мысли, что вот-вот отключится. Он как раз собирался встать и предложить ей вернуться домой, когда Лина повернулась к нему и нерешительно застыла в миллиметре от его губ, согревая дыханием и опьяняя запахом превосходных духов.
- Ингвар... - нерешительно начала она.
- Да? - откликнулся он, накручивая на палец локон ее густых, мягких волос.
- Ингвар, пожалуйста...
- Пожалуйста что?
- Я...
- Что вы?
- Я думала о вас всё это время, и...
- Польщен.
- Ведь я... я нравлюсь вам, не так ли?
- Полагаю, отрицать это было бы глупо. Вы довольно привлекательная девушка, и я не знаю мужчины, который мог бы не заметить вашей красоты.
- Раз так, то... Я думала... Вы захотите продолжить... то что начали, и...
Фишер резко поднялся, едва не сбросив девушку с дивана и вцепился пальцами в волосы, глухо застонав.
- Бог мой, леди, вы настолько опьянены собственным желанием, что не замечаете очевидного?! Ваш муж, по вашим же словам, кстати, лежит в реанимации с пробитой головой, а вы в это время предлагаете мне заняться с вами сексом?! Вы в своем уме?! Вы вообще понимаете, что произошло?!
- Понимаю, - тихо проговорила Лина. - Я навещу его завтра утром...
Фишер взвыл и едва удержался от того, чтобы удариться головой о стену.
- Поймите меня, Ингвар, я не прошу вас ни о чем... таком. Я просто... Он ведь мальчик еще совсем, почти ребенок, а я... Мне тоже что-то нужно, и вы... Вы могли бы вести себя иначе, если бы не хотели, и...
Ингвар метнулся к ней, грубо схватил за руку и почти протащил по лестнице на второй этаж, а затем и в свою спальню. Громко охнув, Лина упала на кровать и стала испуганно смотреть на то, как мужчина развязывает халат и приближается к ней с выражением отчаяния и ярости на лице.
- Если тебе так хочется, я покажу тебе, что бывает, когда не умеешь вовремя остановиться и понять, с чем вздумала играть, глупая, посредственная, отвратительная, испорченная девчонка, - прошипел Фишер, заставляя ее подняться и швыряя к стене.
Лина сжалась и затравленно огляделась, понимая внезапно, что все идет совершенно не так, как она хотела. Ингвар грубо рванул блузку, и пуговицы разлетелись в разные стороны, стуча по паркету. Лина взвизгнула, когда он впился болезненным укусом в ее шею, резко потянув при этом за волосы. Девушка тяжело дышала, слезы текли по ее щекам, но Фишеру было глубоко, глубоко, глубоко на это плевать. Он целовал ее, глубоко, страстно, так, как она хотела, и вскоре она совсем успокоилась и подалась ему навстречу, взяла его руки и положила себе на грудь, заставила себя оторваться от его губ и принялась покрывать поцелуями все его тело, пока глубокий, холодный, резкий голос не сказал:
- Достаточно, юная леди.
Лина ошарашено вжалась в стену, раскрасневшаяся, тяжело дышащая, в рваной блузке. Фишер смерил ее оценивающим взглядом, открыл дверь и вытолкнул девушку в коридор.
- Где дверь вы, полагаю, помните.
- Но... мне казалось...
- Боже мой, барышня, вам постоянно что-то кажется, - издевательски протянул Ингвар. - Неужели вы думаете, что мне нужно... это? Что мне нужно ваше незрелое детское тельце и ваш эгоизм, ваша похоть, возвышающаяся над всеми общечеловеческими нормами? Ваш муж лежит в реанимации, очнитесь, наконец! И я был тем, кто держал его за руку все эти часы, хотя на моем месте должны были быть вы! И на его груди вы должны были проливать слезы, а если нет - то какого черта вы до сих пор дурите мальчику голову и заставляете его жить одураченным?! Решитесь уже, наконец, кто вам нужен, он или я! Я вам не нужен, это очевидно, по крайней мере, мне. Вам нужен удобный мужчина, вроде Ларса, который будет потакать любой вашей прихоти и носить вас на руках. За него вы выйдете замуж. И вам нужен сильный, состоявшийся человек, вроде меня, с которым вы будете спать, и чувствовать себя при этом превосходно! И вы полагали, что мне может быть необходима настолько отвратительная, лживая, похотливая сучка вроде вас?
Фишер рассмеялся и прикрыл глаза рукой. Лина задохнулась возмущением, не зная, что ответить.
- Я ненавижу вас! - воскликнула она перед тем, как сбежать с лестницы и захлопнуть за собой дверь.
Убедившись, что возвращаться она не собирается, Ингвар открыл окно, чтобы избавиться от запаха ее духов, и улегся на кровать поверх одеяла. Через несколько часов беспокойного сна он собирался снова сесть за руль и отправиться к Ларсу. В его шахматной партии наступала новая стадия, гораздо более интересная, чем была в начале. Партия, в которой Ларс внезапно перестал быть пешкой, поднявшись на принципиально новый уровень. Ингвар поймал себя на мысли, что ему жаль парня. Впервые за несколько лет ему действительно было кого-то жаль. Ларс полюбил его, это было очевидно. Он доверял ему, своему невольному инквизитору, больше, чем самому себе. Он вообще оказался слишком доверчивым. Эту его черту необходимо было искоренять, и Фишер знал, что скоро это случится, он только что посеял хорошие семена, и скоро они должны были дать всходы. Ингвар никогда не ошибался в людях. От напряженных мыслей его оторвал звонок мобильного телефона. Фишер поморщился.
- Да, Йозеф.
- Я думаю, это совершенно недопустимо, Фишер! - взорвалась трубка. - Ты понимаешь, что творишь?! Ты понимаешь, каких средств мне будет стоить твоя выходка?!
- Информацией в этом городе правлю я, - холодно ответил Ингвар. - И тебе это не стоит ни копейки. И, если мне не изменяет чутье, ты неплохо наваришься на этом инциденте, защитник слабых. Я дам тебе пресс-конференцию, где ты в пух и прах разнесешь моих славных наци. Любой инцидент важно подать под правильным соусом, и завтра к вечеру...
- К вечеру информация уже будет устаревшей!
- Хорошо, я вброшу ее сейчас, - устало ответил Ингвар. - Йозеф... По-прежнему... ничего?
- Ничего, друг мой, - сочувственно и как-то... обреченно проговорила трубка. - Ничего.
Фишер утопил кнопку отбоя и закрыл глаза. Тоска действительно была безжалостна.

Глава четвертая

Дождь лил седьмой день подряд. Для Гамбурга это не было чем-то особенным, однако ощущение тоски, незавершенности и одиночества только усиливалось благодаря ему, мелкому и поначалу неприметному, но именно потому неприятному и колкому явлению природы. Ларс полусидел на кушетке, откинувшись на мягкую подушку, и смотрел на дождь. Его капли попадали на стекло, стекали, рисуя причудливые линии. Во взгляде Нойвилля присутствовала некоторая отрешенность, не присущая ему прежде. Он чувствовал, что меняется, но пока не понимал, насколько и в какую из возможных сторон. Фишер навещал его каждый день, утром и вечером, Лина изредка приходила к нему днем, однако ее визиты почему-то больше не приносили юноше радости, и перед ее приходом больше не ощущалось парения бабочек в груди. Что-то сломалось в их отношениях, и Ларс не был уверен в том, что хотел бы знать, что именно. Теперь было шесть утра. Мглистая серость за окном не добавляла особого энтузиазма, мысли текли как-то вяло, но парень уже проснулся, и заснуть снова для него не представлялось возможным. Дверь палаты тихонько скрипнула. Вошел человек. Ларс удивленно повернулся на звук. Для Фишера было еще рано, для Лины - тем более, Лотар все еще приходил в себя, и не мог самостоятельно передвигаться по больнице. Неожиданный посетитель установил букет по-видимому только что сорванных где-то незабудок в шаткой вазе и присел на краешек кушетки.
- Эммм... - неуверенно протянул Ларс.
- Привет, - дружелюбно поздоровался посетитель, оказавшийся тем самым коротко стриженым блондином, что запомнился Ларсу из всей той круговерти. - В общем... Ингвар сказал, тебя здесь можно найти. Я... эммм... не слишком рано?
- Нет. Яблоко хочешь? Или персик? - Ларс замялся, не зная, о чем начать разговор и снова стал смотреть на дождь.
- Нет, спасибо, я ненадолго, просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
- Спасибо за заботу.
- Да не... это... - парень явно ощущал схожую проблему. - Меня Гансом зовут.
Ларс улыбнулся, не зная, как реагировать и что говорить, если Ганс вообще ожидал ответ. В относительном молчании, прерываемом попытками начать разговор и смущенным смехом, прошло около четверти часа.
- Вообще я пришел, чтобы тебя подбодрить, - нашелся, наконец, белобрысый. - Фишер сказал, что ты новичок в этом деле, и, по правде, никто особо на тебя не надеялся. Я так вообще сразу сказал, что тебя надо бы домой отправить, нечего тебе...
- Рисковать, - подсказал Ларс.
- Точно, - благодарно улыбнулся Ганс. - Рисковать нечего. Интеллигент ты, вот что я скажу. А таким у нас не место.
- Я журналист, - обиделся Нойвилль.
- Одна херня, - махнул рукой Ганс. - Даже хуже еще. Напишешь чего не того - отмывайся потом.
- Вообще-то я на Фишера работаю.
- Не, я знаю, я просто... Например, вот.
- Иди ты с такими напримерами. У меня, может, профессиональная гордость задета.
- У тебя башка задета, а это поважнее гордости будет, - философски заметил белобрысый. - Болит кстати?
- Уже нет. Скоро выписать должны.
- Друга твоего выписали?
- Еще нет... Видать ему крепко досталось. Мне вставать пока нельзя, а то давно уже проведал бы.
- Ясно. Ну... я пошел?
- Чего ты меня-то спрашиваешь? - искренне удивился Нойвилль. - Сам пришел, сам уходи, когда захочется.
Ганс пробормотал что-то неразборчивое, крепко пожал протянутую руку Ларса и стремительно покинул палату, врезавшись в проходящую мимо медсестру и перепугав ее до смерти. Нойвилль улыбнулся и отвернулся к окну.
- Это хорошо, что у тебя появляются новые друзья, - неожиданно сказала Лина, навестив его за обедом.
- Тебя не смущает, что они... такие? - поинтересовался Ларс, откусывая кусочек яблока.
- Не смущает. Может быть, это сделает из тебя мужчину.
- А, то есть сейчас я не мужчина, - прищурился Нойвилль.
- Биологически - конечно, да, - девушка чистила второе яблоко, стараясь не порвать кожуру, и потому не глядела на парня. - Чисто психологически - слабак ты, вот что я тебе скажу.
- Мне казалось, раньше тебя всё устраивало.
- Устраивало, потому что я не знала, что может быть иначе.
- А теперь, выходит, знаешь.
Лина вспыхнула, внезапно осознав, что вот-вот может сказать лишнего, и пожала плечами, всё-таки повредив кожуру и моментально расстроившись.
- Да, ты милый, романтичный... и только, Ларс. Мужчина должен уметь защитить свою женщину, а защитить - это не только броситься сломя голову в толпу противников, но и уметь не получить при этом по балде. Ничего, что кроме тебя, никто не пострадал? Один ты умудрился, да и то господину Фишеру пришлось спасать тебя и чуть ли не на своей собственной спине тащить в лучшую больницу города, хотя для урока с тебя хватило бы и районной.
- Мне кажется, или тебя больше волнуют неудобства господина Фишера, чем мой пробитый череп?
- Конечно, кажется, - Лина улыбнулась, разложив дольки на тарелке и нежно поцеловав Ларса в лоб. - Я просто хочу, чтобы ты стал сильнее, правильно усвоив преподанный тебе урок. Пока ты тут валялся, я устроилась на работу, - внезапно похвасталась она.
- И на какую же?
- У господина Фишера очень большой дом, - озвучила девушка очевидное.
- Господи, Лина, ты устроилась к нему горничной?! - взвился Ларс. - Ты с ума сошла?!
- Сейчас нам нужны деньги, - серьезно ответила та. - Кроме этого я больше ничего толком не умею, у меня даже на учебу не хватит. Ты валяешься тут, и... В общем, я устроилась в лучшее место, которое только могла найти. Нет, я могла бы пойти прачкой, но... Или ты во мне сомневаешься?
Это было ее любимым доводом, когда она чего-то требовала. Ларс вздохнул и поставил пустую тарелку на прикроватную тумбочку.
- Не сомневаюсь, любимая. Просто волнуюсь за тебя. Дом действительно великоват для тебя одной.
Лина нежно улыбнулась и подарила Ларсу короткий поцелуй, после чего стремительно засобиралась, чмокнула его еще раз и ушла, оставив после себя запах любимых духов и ощущение непонятной тревоги.
Персик оказался гнилым. Ларс пожевал испорченную мякоть еще немного, отказываясь верить в такое злодейство, достал салфетку и, скривившись, выплюнул пожеванный кусок. Пальцы оказались липкими и вымазанными в сладкой плоти персика, поэтому Ларс встал, и, слегка пошатываясь, отправился в туалет, вымыть руки. Он все еще болезненно реагировал на яркий свет, поэтому в его палате лампы почти не включали - Фишер умел договариваться с персоналом. В коридоре же свет был по-больничному ярок, и Ларс щурился и немного шипел от боли в уставших глазах. Вымыв руки, Ларс достал сигарету из пачки и с наслаждением затянулся - в палате курить ему, естественно, не разрешали, и тут уж никакой Фишер ничем помочь не смог бы. Он полусидел на подоконнике, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрел на внутренний двор больницы. Там, легкомысленно откинув зонтик и подставив лицо дождю, прогуливалась Лина, взяв под руку... Лотара. Ларс сразу узнал его и изумленно вскинул брови: разве Нойманн не лежит еще под надзором врачей? По всему выходило, что уже не лежит. Лина смеялась, ее платье промокло, и соблазнительно очерчивало контуры ее тела, она знала это, и потому старалась встать так, чтобы это было наиболее заметно. Лица Лотара с места Ларса видно не было, и он не мог сказать точно, как его друг реагировал на это представление, но одно для себя он мог сказать точно: никто не остался бы равнодушным, и, если Лотар до сих пор стоял перед ней как идиот, ему это наверняка нравилось. Ларс встал с подоконника, затушил сигарету и зло сплюнул в раковину, глядя яростным взглядом на свое потрепанное отражение. Персик оказался гнилым.
Ингвар вошел в палату, жестом отметая персонал в стерильных халатах. Бросил на стул мокрый плащ - рассадник вирусов в самом сердце чистоты. Аккуратно сложил перчатки, немного покачал их в руках, как бы раздумывая, с чего начать разговор. Задумчиво поджал губы, вздохнул, отряхнул брюки от капель дождя с помощью перчаток, положил их, наконец, на прикроватную тумбочку и осторожно присел на край кровати.
- Ты хотел поговорить о чем-то важном, - глухо произнес он, внимательно глядя на Ларса.
Нойвилль не смотрел на него. Он смотрел на дождь. Фишер подумал вдруг, что за те несколько часов, что они не виделись, мальчик стал еще более взрослым, чем был, когда Ингвар держал его на руках в переулке. Изменения происходили ежеминутно, ежесекундно, будто удар ломом по голове был именно тем, что требовалось, чтобы снять с глаз розовую пелену. И, да... Не было же этой упрямой складочки между бровей, не было же этих жестко опущенных уголков губ. Фишер опустил голову. Он не мог смотреть на такого Ларса.
- Послушай, Ингвар, - начал Ларс, и Фишер вздрогнул. - Сегодня, немногим позже ухода Лины, я пошел в туалет.
- Один?
- Могу я хотя бы руки сам помыть?
- Продолжай.
- Так вот. Я решил выкурить сигарету-другую и присел на подоконник. Я полюбил смотреть на дождь, знаешь... И увидел во внутреннем дворе замечательную картину. Лина прогуливалась там без зонта. Нет, он у нее был, но она убрала его, и совсем промокла. И знаешь, что самое интересное?
Ларс резко перевел взгляд на Фишера, и тот непроизвольно вздрогнул.
- Она была не одна, - глухо сказал Ларс. - Как думаешь, Ингвар, с кем она могла там быть?
Мужчина напряженно соображал, что ответить парню. Действительно, он был во внутреннем дворе, когда Лина уходила от Ларса, он ждал ее у другого выхода, потому что его машина была слишком заметна у главных ворот, и он действительно не сидел в салоне, стоял у входа, и... Лина действительно шла без зонта, вся вымокшая, и потом долго согревалась в машине, Фишер даже привел ее в дом и дал ей полотенце, чтобы она обтерлась, но...
- Не могу представить, - мужчина ответил на взгляд Ларса таким же твердым и решительным взглядом.
Ларс не выдержал. Отвел взгляд. Ингвар усмехнулся.
- Она была с Лотаром, - бесцветно закончил Ларс.
Фишер удивленно взметнул брови.
- С Лотаром? Но ведь это замечательно, это значит, что он, наконец, может ходить. Что странного в том, что они гуляли вместе? Вы ведь втроем дружите со школы, насколько мне известно. Нет ничего плохого в том, что они прогулялись. Почему она должна сидеть только с тобой?
- Дело в том, что она не сказала мне, что Лотар может теперь ходить. И он ни разу не пришел ко мне. Ингвар, у меня есть к тебе просьба.
Фишер едва сдержал себя, чтобы не ухмыльнуться самой довольной из всех своих ухмылок. Ларс просит его. И, кажется, он даже знает, о чем.
- Я хочу, чтобы ты... - парень замялся. - В общем...
- Камеру устанавливать бессмысленно - Лина не настолько глупа, чтобы изменять тебе в месте, которое можно легко найти. Однако проследить за ее перепиской я, пожалуй, смогу. Как только что-то появится - принесу тебе распечатки, и тогда уже тебе решать, как с ней поступать.
Ларс благодарно улыбнулся, радуясь тому, что Ингвар понял его без слов, и ему не пришлось говорить все это вслух, подбирая слова и унижаясь.
- И еще кое-что, Ингвар... А с тобой... Она никогда не... не пыталась?
- Ты проницателен, - неожиданно для самого себя сказал Фишер вслух. - Однако на твое счастье я неплохо разбираюсь в женщинах и их потугах привлечь к себе внимание, так что ты можешь быть спокоен.
Ларс снова отвернулся к окну. Теперь он ни в чем не был уверен. Ни в том, что попытки Лины были так очевидны или невинны, как говорит Фишер. Ни в том, что отношения его невесты и лучшего друга действительно так непорочны, как он видел в окне или, опять же, как говорит Фишер... Ни в том, что Лина вообще когда-либо любила его... Единственное, в чем он не сомневался - так это в словах Ингвара, в его искренности и прямоте. Ларс полагал, что если бы тот был заинтересован в его женщине, то не беспокоился бы так о нем самом, и - еще больше - о его счастье с этой самой женщиной. Ларс часто ошибался. Причина его появления на больничной койке была тому подтверждением.
- Меня что-то на философию пробило, - честно признался Ларс несколькими часами спустя. - Скажи, Ингвар, как ты думаешь, почему люди становятся друзьями?
Фишер лежал на другой половине койки поверх одеяла, скинув ботинки и чувствуя, как мерзнут ноги. Ларс повернулся, в полумраке белки его глаз болезненно блестели, Фишер чувствовал его дыхание на своей шее и не знал, как ответить на заданный вопрос.
- Наверное, они чувствуют потребность в конце своего одиночества.
- Но ведь... Мы с тобой друзья?
- Конечно.
- Разве можно вот так просто подружиться, когда мы знакомы всего ничего?
- Я одинок, Ларс. Возможно, по мне не скажешь, но это так. Я потерял любимую женщину, я потерял сына, я потерял всё, что было у меня, и создал что-то другое, но это что-то не может заменить того, чем я обладал. Каждый вечер я лежу на кровати, на нашей с ней кровати, щелкаю каналы телевизора, и даже не понимаю, не осознаю, что по нему показывают. Я слышу, как идет дождь. Кстати, почему говорят "идет"? Почему не "падает", например? Или не "летит"... Впрочем, это не важно. Я слышу дождь, что бы он там ни делал, ненавистный, отвратительный, холодный, одинокий дождь. И чувствую, как тоска пожирает меня изнутри. Я желаю положить конец своему одиночеству, я везде таскаю тебя с собой, потому что с тобой моего одиночества больше нет. Но оно возвращается каждый раз, как я переступаю порог своего дома.
- А я... Я не уверен теперь, что у меня есть Лина или Лотар. Совсем недавно, чуть больше года назад, я потерял мать. Она любила меня. Она всегда была такой... Улыбалась, когда все вокруг опускали руки. Она была адвокатом, знаешь, защищала людей... А когда проигрывала - очень расстраивалась, потому что все их проблемы переживала как свои. И вот... Ее не стало. И я вот сейчас понял, что вырос никем. Я был ее сыном, но теперь я больше не ее сын. Я ничей. Я...
- Ты мой, - хрипло проговорил Фишер, пожимая руку Ларса. - Я нуждаюсь в тебе. Ты нуждаешься во мне. Это и есть дружба. Иррациональное чувство. Что-то вроде любви, я полагаю, только куда более крепкое. Дружба - это когда тебя тянет к человеку, и тебе хорошо с ним, и не нужно ничего взамен.
- Значит, тебе со мной хорошо?
- Мне с тобой спокойно.
- А без меня?
- Одиноко.
- И что ты делаешь, чтобы избавиться от одиночества?
- То же, что и все, - Фишер рассмеялся. - Пью или работаю.
- Алкаш и трудоголик, все с тобой ясно.
- А тебе?
- Что "а мне"?
- Тебе со мной хорошо?
- Да, - Ларс улыбнулся в темноте. - Послушай, а когда в животе начинают порхать бабочки, и в груди потом тоже, и когда тебе не хочется, чтобы человек уходил даже на полминутки, это...
- Любовь, Ларс. Настоящая.
- Настоящая?
- Давным-давно люди были... целыми, мальчик. У них было два сердца, две головы, мужчина и женщина были единым целым. Но боги разделили их и раскидали по миру. И теперь они все... Все они ищут ту самую, свою, единственную половину. И бабочки - единственная подсказка, которая говорит нам: вот оно, не упусти, хватай, пока не поздно... Извини, плохой из меня рассказчик, я эту легенду слышал от своего отца очень давно.
- То есть... Бабочки бывают только когда половинку свою найдешь?
- Только тогда.
- А у тебя... были когда-нибудь бабочки?
Ингвар молчал несколько минут. Он лежал, глядя в потолок, гадая, зачем Ларс заговорил о таких совершенно не мужских вещах, что ему за дело до того, откуда появляются бабочки, и что они...
- Да, - ответил он, наконец. - Были. Очень, очень давно.
- И больше... никогда не появлялись?
- Я же сказал, это бывает только один раз, - Фишер улыбнулся и приложил ладонь ко лбу Ларса. - У тебя температура, кажется, не надо было тебе столько двигаться и волноваться. Ты засыпай, а я поеду домой, иначе хорошим отношениям с администрацией придет конец.
Ингвар встал, надел перчатки, завернулся в плащ, взял со стула зонтик и почувствовал, как слабые пальцы ухватились за край его рукава.
- Ингвар... - тихо проговорил Ларс. - Твои бабочки... Куда они делись?
- Умерли, Ларс. Одна за одной. Это было очень больно. И знаешь, теперь я думаю, что лучше не иметь их вообще, чем испытывать такое. Спи и ни о чем не беспокойся, если что-то случится, я обязательно тебе сообщу.
Фишер пожал руку Нойвилля и бесшумно покинул палату. "Легко сказать - спи", - ворчливо подумал Ларс и тяжело вздохнул, устраивая подушку поудобнее и усаживаясь на кровати, чтобы смотреть на дождь. Во внутреннем дворе горел фонарь, почему-то только один, светил он прямо в окно Ларса, но задергивать шторы тот не стал, иначе не было бы видно, как капли дождя оставляют мокрые дорожки на холодном стекле. От усталости ему стало казаться, что мокрые дорожки образуют на окне имена Лины и Лотара, причудливо переплетенные, соединенные множеством ниточек. Как долго это продолжается у них? Эти встречи во внутреннем дворе. Теперь Ларс внезапно вспомнил, насколько легко и как-то по-хозяйски Лотар вел себя у них дома. Это ему совершенно не понравилось, но что делать теперь? Вдруг он и впрямь ошибается, вдруг Лина просто устала сидеть постоянно с ним, соскучилась по другу и решила повеселить и его тоже? Хотя, трудно было сказать, что Ларса она веселила... Скорее высказывала свое недовольство и ставила перед фактом устройства на работу... Кстати, он так и не спросил у Фишера, как так получилось и почему тот на это согласился. Ларс посмотрел на часы. По всему выходило, что Ингвар уже успел доехать до дома, да и звонить ему снова после всех тех часов, что тот просидел с ним, было как-то неудобно. Поэтому Ларс, снова вздохнув, кое-как устроился под одеялом и неожиданно для самого себя погрузился в тревожный, липкий, мрачный сон.
Фишер действительно успел доехать до дома. Он даже успел переодеться и привести себя в относительный порядок. Следовало нанести визит Лине, чтобы выполнить просьбу Ларса и свое собственное намерение. Он не спешил, поднимаясь по лестнице, игнорируя лифт, вслушиваясь в шуршание своих кошачьих шагов. Лина открыла ему почти сразу, она была предупреждена о визите, едва Фишер завел мотор, и все это время наводила марафет, судя по безупречному макияжу и ненавязчивому аромату розовой воды. Девушка обхватила его за шею и приложилась напомаженными губами к тщательно выбритой щеке, втаскивая в квартиру, попутно избавляя от плаща и зонтика, швыряя все это куда-то в угол. Его жена не была такой.
- Ларс видел тебя сегодня с Лотаром, - сказал Фишер, вытирая губы салфеткой и внимательно глядя на Лину, которая все еще продолжала есть.
- Правда? И что с того? - весело поинтересовалась девушка. - Мы ведь просто гуляли во дворе. Можем мы погулять во дворе?
- Не сказав ему, что Лотар в порядке? Ты понимаешь, что теперь он подозревает тебя в связи с ним?
- Главное, что он не подозревает меня в связи с тобой, - Лина подмигнула Ингвару и налила ему вина.
- А у нас она есть? - сухо поинтересовался Фишер, стерев улыбку с ее лица.
Лина промолчала.
- Значит, и подозревать не в чем. Я прошу тебя быть осторожнее. Ты ведь знаешь его характер. Хотя бы обеспечивай себе алиби, что ли. Он ведь простит тебе все что угодно! Дура, ты хотя бы знаешь, как он к тебе относится?!
- А тебе-то что? - искренне удивилась девушка.
Фишер задумчиво погладил ножку бокала и пригубил вина, которое оказалось слишком кислым. Сейчас все зависело от того, что он ей ответит, у него был только один способ поставить на ноутбук Лины программу-шпион. И ему следовало играть свою роль хорошо до конца.
- Что бы ты ни думала, он мой друг, - ответил Ингвар. - Я никогда не рассматривал его как вещь, в отличие от тебя. Если ты не заметила до этого, выгоды мне от него нет никакой, он и в издательстве числится-то... Моими молитвами. И, если ты вдруг забыла, весь ваш семейный бюджет в моих руках. Ты не настолько хороша как хозяйка, чтобы я платил тебе такие деньги. Он не настолько хорош как журналист. Так что вы получаете это исключительно потому, что нравитесь мне, я так хочу.
- Значит, все, что мне нужно делать - это нравиться тебе? - Лина встала и зашла за спину Фишера, положив руки ему на плечи и начав аккуратно их разминать.
- Полагаю, ты совершенно права.
Лина наклонилась и прикоснулась губами к его шее. Ее руки продолжали разминать его плечи.
- Ты готова делать всё, что угодно, лишь бы только получать эти деньги? - едва скрывая раздражение, поинтересовался он.
- Я полюбила тебя еще до того, как ты стал мне платить, не забывай, - острые зубки восхитительно осторожно прикусили мочку чувствительного уха. - Но, естественно, мне вовсе не хочется разонравиться тебе и остаться ни с чем.
Фишер резко поднялся, ударив ее плечом в подбородок, грубо схватил ее за талию, перекинул через плечо и отправился в спальню.
- Глупая, никчемная, грязная, продажная сучка, - прошипел он ей в лицо, кидая на кровать и пинком закрывая дверь.
Ее вскрик заглушила подушка. Ингвар намотал ее волосы на кулак и потянул, Лина задохнулась от боли. Прижатая к кровати его коленом, она не имела возможности повернуться, и могла только гадать о выражении его лица. Оно было спокойным. Абсолютно спокойным, почти безразличным и слегка изучающим. Она бессильно водила руками по простыне, пытаясь за что-то зацепиться, найти опору. Фишер изучал ее. Изучал ее прогибающуюся спину, узкие плечи, тонкие пальцы, сжимающие простыню. Он хотел бы видеть ее искаженное болью лицо, но внезапно проявления человеческих страданий перестали его интересовать. Перед глазами всплыло лицо Ларса. Ларса с пробитой головой, полулежащего на земле по его, Фишера, вине. Мальчик должен был умереть в ту ночь. Зачем он его спас? Ингвар ткнул девушку лицом в подушку, не особо заботясь о том, задохнется она или нет, и, почти не напрягаясь, разорвал свободной рукой ее платье, потянув за ворот. Если это не сломало ей шею, можно было продолжать. Она всхлипывала и пыталась дергаться, он вдавливал ее лицо в подушку, неторопливо избавляясь от одежды, думая вовсе не о ней. Все, что заполняло его мысли - это окровавленное лицо Ларса, и его глаза, глядящие с непониманием, и... Фишер наклонился, вслушиваясь в бессвязное бормотание Лины. От ее тела исходил едва уловимый запах Нойвилля. Так бывает, когда что-то принадлежит человеку, оно неизбежно пропитывается его запахом. Фишер провел по ее шее языком, пробуя кожу на вкус. Она была соленой. Девушка затихла, и он слегка ослабил хватку. Запах ее духов в сочетании с едва заметным запахом Ларса волновали что-то в его груди.Ингвар чувствовал, как в нем постепенно закипает желание. Желание обладать этой женщиной. Желание сломить ее, уничтожить, тем самым уничтожая мальчишку, отбирая у него последнее, на то он может надеяться. Ингвар зарычал, рывком поставил ее на колени и резко вошел, запрокидывая ее голову, впиваясь жестоким укусом в нежную шею. Шею, которая пахла другим мужчиной. И всегда будет пахнуть. Он хотел впитать этот запах. Хотел уничтожить его. Навсегда. Двигаясь в ней, он не хотел видеть ее лица. Он ненавидел ее. Но он был одинок. И с этим приходилось считаться.
- Ты со всеми такой жестокий? - сыто поинтересовалась Лина, лежа у него на плече и рисуя на груди пальчиком какие-то неведомые узоры.
- Нет, - честно ответил Фишер. - Просто мне противна твоя мотивация.
- Когда я встретила Ларса, я понятия не имела, что есть ты, - прошептала Лина, прижимаясь к Ингвару так крепко, как только могла. - Если бы я знала, то ответила бы ему отказом, но я не знала, а теперь не могу остановиться... К тому же... Ингвар, я же вижу, что не нужна тебе. Точнее... Нужна, но на какое-то время и не так. Мы, женщины, куда проницательнее мужчин. Ты плетешь что-то, и тебе нужна я, и Ларс тебе вовсе не такой друг, как ты говоришь, иначе ты не лежал бы здесь. Из той же дружбы хотя бы. Ингвар... Ларс был моим первым и по совместительству единственным до этого вечера мужчиной. Я просто не знаю, как себя вести, что говорить, я... Я влюбилась в тебя с первого взгляда, еще когда ты помог мне донести сумки, это была единственная случайность в наших с тобой отношениях, если можно их так назвать, и я боготворю ее, потому что тогда ты был... Совсем не таким, как теперь. Я влюбилась в тебя, хотя еще не знала, кто ты, сколько ты зарабатываешь, где живешь... Я ничего не знала, но почему ты думаешь, я впустила тебя в дом? Я не хотела, чтобы ты уходил. Я и сейчас не хочу, чтобы ты уходил, даже если ты пообещаешь вернуться, даже в туалет!!! Я люблю тебя, Ингвар, - Лина заплакала и уткнулась носом в его плечо.
- И долго ты еще собираешься продолжать в том же духе?
- Ты не веришь мне?
- Верю. Вы, женщины, хорошие актрисы. Но ты - исключение. Актриса из тебя отвратительная.
- Я... я не знаю, Ингвар... Мне... мне нужно какое-то событие, повод, что ли... Внешнее воздействие... Пусть он сам меня бросит, в конце-то концов!
- Ты же знаешь, что он никогда не сделает этого, - Фишер запустил пальцы в волосы Лины, и та вздрогнула от неожиданной ласки. - Но у меня есть кое-какая идея.
Никогда еще его планы не реализовывались так просто, как теперь. Ингвар был доволен, он чувствовал, что делает все верно, что его план, уже начавший трещать по швам, теперь срастается.
- Какая? - все еще всхлипывая, спросила девушка.
- Я поставлю на твой ноутбук программу, которая отследит нашу с тобой переписку. Ты изменишь мой ник на ник Лотара. В удобный момент эта переписка попадет в руки Ларса. Соответственно, у вас все будет кончено, и ты сможешь перебраться в один из моих загородных домов, где я присоединюсь к тебе, когда закончу все свои дела здесь.
Раскрывая карты, Фишер не рисковал ничем. Даже если Лина откажется, переписка всплывет все равно. Даже если она станет доказывать обратное - ей веры не будет, он позаботился о том, чтобы Ларс хорошенько помариновался в собственных подозрениях на ее счет. К тому же, слова давно перестали быть доказательством чьей-то вины. По крайней мере, в том суде, где рассматривалось дело его единственного друга, убившего его жену и, предположительно, ребенка. Собственно, Фишер рассчитывал как раз на то, что Лина откажется, это было бы удобнее всего. В таком случае он укрепился бы во мнении, которое составил о ней еще во время инцидента в собственном доме, и брешь в его безупречной обороне была бы устранена.
- Я согласна, - тихо сказала Лина, приподнимаясь на локтях и глядя в глаза Фишера. - Правда, согласна. Если это единственный вариант... Только... ему же больно будет... У него же больше никого нет... У меня ведь будешь ты, а у него... у него кто будет?
Ингвар моргнул. Затем моргнул еще раз. И еще. Если на секунду допустить, что Лина говорит искренне, получается, что она готова отказаться от обеспеченной жизни с ним ради непонятно какого существования с "бедным Ларсом" только потому, что, по ее мнению, Ларс будет несчастен. Жалость - великое чувство, удел слабых женщин, недоступное для мужчин.
- Все будет хорошо, - неожиданно для самого себя пообещал Фишер, привлекая ее к себе и накрывая ее губы своими.
В этот раз все вышло иначе. Он смотрел на нее совершенно другими глазами, она застенчиво улыбалась и гладила его по щеке. Поцелуи получались глубокими, теплыми и немного солеными, потому что она плакала. Ее хрупкое тельце дрожало в его руках, такое чувствительное к самым незначительным прикосновениям. Он целовал каждый сантиметр ее нежной кожи, а она плакала. И потом, когда он встал, чтобы принести ноутбук и выполнить свое намерение, Лина пошла с ним. Только потому, что не хотела отпускать его даже на секунду, и он не разозлился, усадил ее себе на колени и позволил посмотреть, как работает профессионал.
- Забавно, - проговорил Фишер, когда установка была завершена, ники изменены, ноутбук выключен, а часы показывали начало шестого утра. - Только этой ночью мы с Ларсом говорили о бабочках.
- О бабочках? - удивленно спросила Лина.
- Это то чувство, которое возникает у тебя в животе, и поднимается к груди, когда любишь кого-то. Оно появляется только тогда, когда ты встречаешь свою вторую половинку, единственный раз в жизни. Он говорил о тебе, это было ясно. А теперь...
- Я не могу быть его половинкой, потому что мои бабочки думают о тебе, - сказала девушка, положив голову на грудь Фишера, от чего по всему телу разлилось приятное тепло.
- Мои бабочки умерли, - в который раз ответил Ингвар. - Боюсь, я...
- Это ничего, - прошептала Лина. - Моих бабочек с головой хватит. И если ты захочешь уйти, я не стану тебя держать. Потому что... Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Когда ты взял мои пакеты, тогда, под дождем, ты был... Очень, очень несчастен...
- И именно поэтому ты ходишь за мной хвостом, даже когда я в уборную отлучаюсь, - хохотнул Фишер.
- Именно поэтому, - серьезно ответила Лина. - Ведь если ты уйдешь завтра... Я хочу, чтобы у меня было как можно больше воспоминаний о тебе.
- Я не уйду. Ни завтра, ни послезавтра, ни на следующей неделе, ни в следующем месяце.
- Дальше месяца загадывать боишься? - девушка хихикнула.
Ингвар не ответил. Сквозь плотно задернутые шторы пробивались первые лучи редкого гамбургского солнца. Фишер поцеловал спящую девушку в лоб и на самом пороге сна поймал себя на том, что впервые за долгое время глупо улыбается непонятно чему. Он решил подумать об этом, когда проснется, перевернулся на бок, обнял теплое женское тело и почти сразу заснул, не успев додумать без сомнения важную какую-то мысль. В этот раз ему впервые за долгие годы одиночества не снились кошмары.

Глава пятая

- Послушай, Ларс. На твоем месте я был бы осторожнее с этим Фишером, и не доверял бы ему так, как доверяешь ты.
Лотар сидел на подоконнике, болтая ногами, и ел яблоко. Он пришел к Ларсу на следующий день. И, к его удивлению, не стал утаивать своей встречи с Линой. Наоборот, это было первым, о чем он рассказал. По всему выходило, что Лина по каким-то причинам не захотела видеть Ларса, а время ей для чего-то надо было скоротать, причем именно в больнице. Лотару это показалось странным, однако заходить в тот же день он не стал. По понятной вполне причине. В палате Нойвилля весь вечер просидел Фишер.
- Я не понимаю, почему он тебе так не нравится, - улыбнулся Ларс. - Ежу понятно, что в школе мы банально пересрали, и напридумывали себе...
- В школе, может, и пересрали, - отрезал Лотар. - Однако ты совершенно забываешь о том, что он приехал к моему дому. И возил меня черте где полтора часа. До тех пор, пока я не рассказал ему все, что знаю. Шантажировал, угрожал. И у меня нет оснований не верить тому, что он прикончит меня, как только такая возможность представится!
- При Лине ты говорил совершенно другое. Тогда, за ужином. Когда я говорил, что устраиваюсь к нему на работу. Тогда мне показалось, что ты рад этому.
- Я не хотел волновать ее. И думал, что у тебя достаточно мозгов, чтобы понять: этот сукин кот что-то замышляет, что-то крупное. То, что он втянул тебя в это... Не нравится мне это, Лассе. И я больше чем уверен, что по его плану ты должен был умереть.
- Но ведь именно он меня спас!
- И теперь ты ему предан до гробовой доски?! - Лотар ударил кулаком по подоконнику, соскочил с него и опустился на колени у койки Ларса, взяв его за руку и сильно сжав. - Господи, Лассе, это же не смешно! Он не рыцарь в сияющих доспехах! Тебя не удивляет тот факт, что из всех, кто там был, у него единственного оказался пистолет?! Откуда бы ему быть у добропорядочного гражданина?! А тесак в столе? Зачем редактору газеты тесак разделочный в первом ящике стола, мать его за ногу?!
- Ну, его издание известно своими спорными взглядами, - примирительно сказал Ларс. - Мало ли какие люди могут прийти к нему. Нужно же и защищаться как-то. Это ведь очень опасная профессия.
- Это-то меня и волнует, - Лотар вздохнул и отпустил Ларса. - Ты ввязался в то, к чему совершенно не приспособлен. Кстати. Где сейчас этот твой... спаситель? Вроде бы, время его прихода, а любезного все нет.
- Сегодня он не придет, - немного грустно ответил Нойвилль. - Нужно же и работать. Не все же со мной сидеть.
- Надо же, - умилился Лотар. - А я-то думал, работа теперь для него ничего не значит. Ты и только ты, славный зеленоглазый мальчик, так преданный человеку, которого боялся до усрачки в первую встречу. Так боялся, что не хотел отпускать меня к нему, строил догадки, пытался вызвать полицию. А теперь ты сам готов защищать его с пеной у рта. Зачем, что он дает тебе, кроме пробитой головы? Что? Кто он для тебя?
- Мой друг, и этого достаточно.
- Да? И на основе чего же возникла столь трогательная дружба?
- На основе нашего общего одиночества. На основе его одиночества.
- Ларс, ты говоришь как выпускница старшей школы, ты в курсе?
- А ты говоришь как сумасшедшая мамаша! - разозлился Нойвилль. - Чего ты так на него взъелся!
- А то, что он подбирался ко мне из-за тебя!
- Что?
- Он подбирался ко мне из-за тебя, - чуть тише повторил Лотар. - И не хотел, чтобы ты видел его, потому что не хотел, чтобы ты знал об этом. Он пригрозил, что если я расскажу тебе, он убьет меня. Я собирался рассказать. Когда узнал, что ты собрался работать с ним. Я не мог позволить себе говорить у тебя дома, я не мог даже намекнуть, потому что я не знаю, прослушивается ли твоя квартира.
- Ты в своем уме? Как он мог проникнуть в мою квартиру?
- Ключи твоей матери. Ты их получил? Среди прочих вещей?
- Лотар, ее машина на полном ходу впечаталась в груженую металлом фуру! Как ты думаешь, что я мог получить?!
- А чья газета написала об этом первой, Ларс? Ты не помнишь, какими фотоматериалами он располагал? Как он оказался на месте аварии так быстро? Откуда он мог о ней узнать, если не...
- Если не что, Лотар? - тон Ларса становился угрожающим.
- Если не он огранизовал ее! - почти закричал Нойманн. - Он выспрашивал у меня...
- Кто выспрашивал у вас, господин Нойманн?
Лотар подскочил и резко обернулся.
- А, Ганс, - Ларс широко улыбнулся и сел на кровати. - Заходи, присаживайся. Мы с Ло что-то засиделись.
- Попомни мои слова, Лассе, - Лотар пожал товарищу руку и покинул палату, с подозрением покосившись на Ганса.
Белобрысый неуклюже опустился на стул и принялся вертеть в руках складной нож, не зная, куда деть руки.
- Ты что-то хотел? Что-то случилось, может быть?
- Не. Ничего не случилось. Фишер послал меня узнать, как ты себя чувствуешь.
- А позвонить не мог? - удивился Ларс.
- У него совещание. Волновался за тебя.
- Что за меня волноваться, я же под присмотром.
- Я вижу этот присмотр, - Ганс неожиданно саркастически усмехнулся и кивнул в сторону двери. - Только свободу почуял, решил поселить в тебе сомнения. Ладно, пойду я. Вижу, ты у нас бодрячком. Фишеру передать что-нибудь?
- Чтобы не засиживался на работе и не пил много виски, это вредно для сердца.
Ганс хохотнул, пожал Ларсу руку и вышел, бросив на прощание:
- А оно у него есть?..

- Не пил много виски? - Фишер рассмеялся и залпом осушил бокал. - Повторить. Ну так что, Ганс, говоришь, наш маленький порочный дружок растявкался?
- Еще как. Все выложил бы, если б ты меня не послал.
- Чувствовал, - Ингвар плотоядно усмехнулся и слизал шоколад с пальчика юной официантки, сидящей у него на коленях. - А ты говоришь, у меня нет сердца.
- Чувствует, Инго, не сердце. А в твоем случае то место, на котором ты сидишь.
Мужчины весело рассмеялись, чокнулись бокалами и сделали по глотку. Ганс - пива, Ингвар - виски. Официантка пошевелилась, разминая затекшие ноги, и Фишер шикнул на нее, пребольно сжав предплечье. Девушка не стала жаловаться. Она знала, что от этого человека зависит не только то, останется ли она здесь работать, но и то, останется ли она жить.
- Как прошло кстати?
Фишер пожал плечами.
- Не скажу, что блестяще. И не скажу, что скучно. Ребята, которых ты подобрал, вполне внушаемы, но слегка туповаты, на мой взгляд.
- Тебе Нойвиллей подавай? - усмехнулся Ганс, раздевая официантку взглядом.
- А почему бы и не подать, - в тон ему ответил Ингвар. - Но если мы наберем таких целую команду, то один Ларс перестанет быть уникальным и интересным мне. И с ним придется расстаться. А это нехорошо, я планировал поиграть с ним подольше.
- В твое понимание игры входит полное обладание игрушкой?
Фишер поморщился.
- Оставь свои глупые шутки при себе, Ганс. Иначе моей игрушкой станешь ты, и я не думаю, что тебе это понравится.
- Я и так твоя игрушка, Инго, - Ганс отхлебнул пива и закусил гренкой. - Мы все твои игрушки. Тебя родители не любили, что ли? Машинки тебе не дарили, пистолетики там...
- Я был ребенком, не заслуживающим подарков. Зато теперь я вполне могу позволить себе красивых кукол, - Ингвар рывком притянул к себе девушку и впился в ее полные губы полуукусом-полупоцелуем. - И машинки, и пистолетики, и даже солдатиков.
Ганс рассмеялся и допил пиво.
- Тебе повторить?
- Да, пожалуй.
Ингвар сбросил девушку с колен, звонко шлепнул ее по попке, придавая ускорения в сторону барной стойки, и положил подбородок на сцепленные пальцы рук, внимательно глядя на Ганса.
- А теперь серьезно, друг мой. Как ты оцениваешь шансы Лотара?
Ганс сделал скучающую мину и пошевелил пальцами в воздухе, рассчитывая процент.
- Ну, примерно... Процентов двадцать у него есть. При подозрительности Ларса, виной которой, кстати, ты.
- Ага.
- Если он все-таки сболтнет ему все, есть шанс, что Ларс начнет копать под тебя. Он парень юркий, мало ли чего накопает.
- Да что он накопать может...
- Э, нет, братец. Ты недооцениваешь их обоих. Это дружба школьная, они всю сознательную жизнь бок о бок идут, а ты? Появился внезапно, причем таинственно, в лучших традициях шпионских романов. Напугал его, он напридумывал себе непонятно чего. С Лотаром еще... Вот зачем ты его утащил на глазах паренька?
- Блядь, откуда мне было знать!
- Глаза тебе на что, дурень? Ехал за ними впритык и не додумался до того, что Нойвилль остался у него?
- Я отлучался в круглосуточный, и был в полной уверенности, что он свалил.
- Ага, свалил! Когда твой мерс под окнами маячил!!!
- Ладно, я лоханулся, признаю.
- Ты не только лоханулся, ты вел себя с Нойманном отвратительно. Не мог доиграть до конца? Тебе обязательно было его мучить?
- Я купил ему виски и сигарет.
- Ты сжег об него половину своей пачки!
- Не забывайся, Штайнер, - прошипел Фишер, наклонившись к нему и сверля подчиненного взглядом. - Видит бог, однажды ты у меня допоешься. Принесла? Хорошая девочка, - Ингвар усадил официантку обратно на колени и погладил ее по волосам. - А твоя забота, Ганс, заключается в том, чтобы заткнуть этого парня по-хорошему. Если у тебя не выйдет, им займусь я, и мои действия будут на твоей совести.
- Э, нет. Это ты у нас по болтливой части.
- А болтать с ним и не надо, - Ингвар усмехнулся, поглаживая девушку по внутренней стороне бедра. - Тебе надо сделать то, что ты умеешь лучше всего. Напугать. Чтобы он молчал. Не захочет - ты слажал, а он вырыл себе могилу. Ну что, киска, ты готова немного прогуляться?
- Да, господин Фишер, - едва слышно пролепетала девушка, напуганная настроением мужчины.
- Не говори так, - он нежно погладил ее по лицу и улыбнулся. - Называй меня по-имени, золотце.
- Да, Ингвар, - еще тише сказала она, заметно дрожа.
- Если ты будешь хорошо себя вести, унесешь домой свое месячное жалование. Или даже двухмесячное, тут уж как повезет. Поняла, от чего это будет зависеть?
- Да, Ингвар.
- Ну вот и молодчинка. Ганс, ты идешь?
Парень кивнул, залпом допил оставшееся пиво и вышел вслед за Фишером, закуривая на ходу.

Лотар открыл глаза и огляделся. Легкое движение головы отозвалось тупой болью в затылке и сопутствующими неприятными ощущениями. Где-то с потолка капала вода. В темноте щелкнула зажигалка, и Лотар поморщился от неожиданного света в нескольких сантиметрах от своего лица.
- Я тебя знаю, - хрипло сказал он, прочищая сухое горло. - Это ты приходил сегодня к Ларсу. Что тебе от меня надо?
- Это не мне от тебя, - поправил его Ганс. - Это тебе от меня надо. У тебя есть полчаса, чтобы переубедить меня, а заодно и Фишера в том, что ты нарушил свое обещание. Кое-кто сегодня чуть не разболтал игрушке шефа очень ценную информацию. Кое-кто забыл, как обещал не говорить об этом?
- Я ничего не забыл, - прошипел Нойманн, пытаясь освободить руки от клейкой ленты. - И молитесь, чтобы так и было. Потому что если я внезапно что-то забуду, вы все...
- Что? - Ганс наклонился, выдыхая дым в лицо Лотара. - Что мы все? Нам ничего не будет, глупый мальчик, а вот твоя мать вполне может случайно не справиться с управлением или упасть с моста.
- Заткнись, подстилка! - выплюнул Нойманн, падая вместе со стулом и заходясь в сухом кашле. - Только и можешь, что прыгать на задних лапках и подмахивать своему господину! Мне насрать на то, что ты можешь со мной сделать! Слышишь, ты, тупой ублюдок! Хоть на части меня разворви, мне похуй и поебать, слышишь! Но я сделаю все, чтобы твои руки никогда не посмели прикоснуться к Ларсу! А уж руки Фишера - тем более! Понадобится - отгрызу!
Ганс перевернул Лотара на спину носком ботинка и улыбнулся.
- Впечатлен твоей смелостью, - сказал он, усаживаясь рядом с ним на корточки и щелчком отбрасывая окурок. - Но она здесь бесполезна, понимаешь? В машине Фишера ты говорил совсем другие вещи.
- Откуда тебе знать, что и как тогда было!
- О, Инго рассказал мне, как ты пытался выпрыгнуть на ходу. Еще он рассказал мне, где ты боишься боли больше всего. И, - Ганс намотал волосы Лотара на кулак и дернул на себя, едва не сворачивая шею. - О чем тебе не хотелось бы, чтобы узнал твой друг, которого ты так защищаешь.
Лотар вспыхнул и закусил губу, не оставляя попыток освободить руки. В лежачем положении сделать это было проще. Другое дело, что он не был уверен в том, что кости еще не сломаны. Когда он очнулся, то сидел на стуле, причем его лодыжки были примотаны клейкой лентой к передним ножкам, а руки скреплены ею же за спинкой. Упав на бок, Лотар совершенно точно повредил левую руку, теперь же он лежал на спине, всем своим весом и спинкой стула упираясь в сцепленные под ней руки. Он почти не чувствовал боли, она отошла на второй план. Главным сейчас было выбраться во что бы то ни стало, добежать до полицейского участка и по свежим следам доказать свою правоту.
- Ларс не из тех, кто станет меня ненавидеть за это, - сказал Лотар только для того, чтобы отвлечь Ганса от того, что он делает.
- Это в том случае, если парень поверит, что ты вообще пытался сопротивляться, - гоготнул белобрысый. - А знаешь, я ведь подробностей-то не знал. Так, наобум предположил, зная характер Инго. Так выходит, помимо сигарет, было что-то еще, так? Я начну говорить, а ты поправляй меня, если я где-то ошибусь, - Ганс встал и стал расхаживать по помещению, вертя в руках складной нож.
- Сука, - прошипел Лотар, чувствуя, что скотч начинает поддаваться.
- Сначала ты отказывался раскрывать тайны следствия, - говорил Ганс, изредка поглядывая на дергающегося пленника. - Потом вы остановились недалеко от порта, там, где никто не смог бы помешать вашему разговору.
Лотар высвободил левую руку и осторожно шевельнулся, проверяя, не сломана ли она. По всей видимости, он вывихнул ее. Вывихнул, но не сломал.
- Он угостил тебя виски, как водится. Ты порядком набрался. Ты набрался так, что у него не оставалось иного выхода, кроме как перенести тебя на заднее сидение, пока ты не заблевал переднюю панель.
Ганс остановился у окна и принялся вглядываться в темноту. Лотар с трудом вытащил руки из-под спинки и занялся освобождением ног, радуясь, что в помещении не горит свет, и единственным его источником был фонарь, лежащий на подоконнике.
- Я бы предоставил слово тебе, да боюсь ты станешь говорить, будто бы Инго каким-то мистическим образом умудрился зафиксировать тебя ремнями безопасности. На деле же все было гораздо прозаичнее. Ты побоялся, что он отвезет тебя в участок и предложил сделать кое-что в обмен на свою свободу.
- Вот именно, - неожиданно согласился Лотар из-за спины Ганса. - В обмен на свободу.
Из-за вывихнутой руки удар стулом по голове получился не таким сильным, как Лотар рассчитывал, но Ганс упал, матерясь и завывая, и этого было достаточно. Что более важно - падая, он смахнул фонарь. Нойманн был первым, кто завладел им. Ноги пострадали не так сильно, всего лишь немного затекли, и парень метнулся к выходу, освещая себе путь фонарем. Выбежав из здания, он юркнул за доски и отдышался. По всему выходило, что они находились то ли на каком-то заброшенном складе, то ли на заводе. Выход был только один, через массивные ворота, под цепочкой. Видя, что Ганс не покидает помещения (в темноте это становилось почти невозможным), Лотар покинул свое укрытие и побежал к цели. Он почти достиг ворот, когда в спину ударил неожиданно яркий свет. "Фары", - мелькнуло в голове у Нойманна. При свете фар стало очевидно, что ворота закрыты, и щели под цепью не хватит, чтобы пройти через них. Лотар замер, чувствуя, как по спине стекает капелька пота. Колени дрожали. Вывихнутая рука болела. Его никто не найдет. Здесь его никто никогда не найдет. За спиной послышались легкие шаги. Нойманн дождался, пока Фишер подойдет поближе, резко развернулся и попытался ударить его фонариком. Ингвар перехватил его руку, сжал и вывернул так, что Лотар не смог сдержать крика. Колени подкосились, и парень повис на руках Фишера, от которого пахло тем же парфюмом, который так запомнился Ларсу.
- Очевидно, что Ганс не смог тебя вразумить, - мягко проговорил Ингвар, забирая у Лотара фонарик и внимательно осматривая его лицо. - Пойдем. Поговорим в более спокойной обстановке.
Лотар не пытался освободить руку. Он чувствовал иррациональным каким-то образом, что с Фишером это не пройдет. Ни это, ни что-нибудь другое. Будь у Лотара нож, и это не спасло бы его. Разве что пистолет. Впрочем, в такого как Фишер, нужно еще исхитриться попасть. Нойманн с трудом устроился на заднем сидении, придерживая левую руку в локте.
- Давай я посмотрю.
Лотар вздрогнул от прикосновения Фишера, дернулся и зашипел от боли. Кажется, такой вывих принято вправлять. С другой стороны, лечат только живых людей, а Нойманн чувствовал себя мертвецом. Ингвар помог ему снять свитер, осторожно и почти нежно придерживая вывихнутую руку. Его осторожность и внимательность была обманчива. Лотар знал это, и потому ощущал себя натянутой струной. Оголенным нервом, по которому Фишер прохаживался подушечками пальцев. Пока - подушечками. Но, как известно, у кошек за мягкими лапками кроются очень и очень острые когти.
- Он бил тебя? - сухо поинтересовался Ингвар, осматривая вывих сквозь стекла продолговатых очков.
- Нет, - тихо ответил Лотар.
- В таком случае, как подобное вышло? В мои планы не входило калечить тебя. Пожалуйста, не думай, что я получаю от этого удовольствие.
- Получаешь, еще какое. Ты ведь приехал сюда для того, чтобы понаблюдать за тем, как он будет выколачивать из меня дурь, так?
Ингвар хохотнул и взялся за руку чуть выше локтя.
- Сейчас будет очень больно, - резким движением он вправил вывих, и Лотар непроизвольно уронил голову на его плечо, прокусывая губу до крови, но не желая скулить в присутствии этого человека. - А ты мне нравишься, Лотар. Мне нравится, как ты со мной разговариваешь. Я приехал сюда, потому что знал, что ты сбежишь. Знал, что Ганса ты не испугаешься, но мне хотелось дать ему шанс. Мне хотелось посмотреть, как далеко ты зайдешь в спасении своего друга.
- Если потребуется, я своими зубами тебе горло перегрызу, - прошипел Лотар, чувствуя, как немеет рука.
- Грызи, - Ингвар наклонил голову, подставляя шею.
- Я устал.
- Я знаю. Сиди здесь и никуда не уходи, я отвезу тебя домой.
- Куда я могу уйти? - невесело усмехнулся Лотар. - Если ты здесь.
Фишер похлопал его по плечу и ушел к Гансу. Нойманн лег на сидении, закинув здоровую руку за голову, и уставился в потолок. Если Фишер говорил что-то, то не кричал, потому что со стороны завода ничего слышно не было. В любом случае, Гансу Лотар сейчас не завидовал. Парень явно не справился со своей задачей, а если Фишер ему подобное поручил, то был зол на него за что-то, и искал способа выместить свою злобу. Через некоторое время Лотар почувствовал руки Фишера на своих лодыжках, и попытался привстать на локтях.
- Лежи, лежи, - Ингвар снял с Нойманна ботинки, бросив их под сидение, согнул его ноги в коленях и захлопнул дверь.
- Куда мы едем? - спросил Лотар, дождавшись, пока Фишер сядет за руль и пристегнет ремень.
- Я же сказал, что отвезу тебя домой.
- Хорошо, поставим вопрос иначе. Куда ты отвезешь меня до того, как привезешь домой?
- Никуда. Я просто отвезу тебя, а по дороге мы с тобой поговорим, если у тебя еще есть силы.
- Ради этого все затевалось, так что говори. Я тебя внимательно слушаю.
Лотар смотрел на полосы света, мелькающие на потолке. Повернув голову, смотрел на руки Фишера, свободно лежащие на руле. Машина мягко урчала, легко и невесомо проносясь по темным улицам города. Пошел дождь, дворники скребли по стеклу.
- Ты обещал мне, что наш с тобой разговор останется между нами, - спокойно напомнил Ингвар, мягко вводя машину в поворот. - И ты нарушил обещание. Ты не раскрыл всего разговора, ты не раскрыл подробностей, но ты сказал достаточно, чтобы Ларс стал относиться ко мне с подозрением. Мягко говоря, мне это не нравится. Ты испортил мне вечер, а Ларсу сократил жизнь на неопределенное время.
- Что? - Лотар резко сел на сидении и ударился головой о потолок.
- Что слышал, золотце. От отношения Ларса ко мне зависит продолжительность его жизни. Я уже говорил тебе, что передумал решать вопрос своей вендетты сразу. Но я не говорил, что собираюсь отложить его совсем. Так вот, как только ему станет что-то известно, или же он начнет относиться ко мне с подозрением большим, чем того требует банальная осторожность, я покончу с этим. Если он будет виноват в этом сам - один на один. Если в этом будешь виноват ты - на твоих глазах. Тебя я оставлю в живых. Более того, буду очень пристально следить за тем, чтобы ты ничего не смог с собой сделать.
Дождь усилился. Фонари стали попадаться чаще.
- Я не скажу ему.
- Более того, - машина мягко остановилась, и Фишер заглушил мотор. - Ты не только не скажешь. Ты будешь всячески мешать ему искать компрометирующую меня информацию. И ты не имеешь права высказываться обо мне в негативном тоне. В конце концов, - Ингвар вышел из автомобиля, открыл заднюю дверь, и поймал Лотара за плечи. - Ты кое-чем мне обязан, разве нет?
- Я ничем тебе не обязан кроме геморроя, - отрезал Нойманн, чувствуя, как проваливается в смертельные объятья человека, который мог свернуть ему шею или оторвать голову автомобильной дверью, не поморщившись.
Ингвар рассмеялся и вытащил Лотара из машины, ставя так, чтобы его босые ноги опирались на ботинки самого Фишера. От подобной близости Нойманна затошнило, запах одеколона усиливал этот эффект, и он сблевал бы, если бы ладонь Ингвара не закрыла его рот, запрокидывая голову так, чтобы их глаза встретились.
- Ты слышал меня, - сказал он.
- Слышал, - согласился Лотар.
- Ты сделаешь так, как я сказал.
- Сделаю.
- За это я донесу тебя на руках.
- Пошел ты.
- Я не хочу, чтобы ты простудился, стоя на мокром асфальте. Ботинки свои получишь через пять минут после того, как окажешься дома.
- Почему рядом с Ларсом столько людей, которые готовы ради него даже на самые унизительные вещи? - спросил Фишер, допивая чай, предложенный Лотаром.
- Я на твоем месте спросил бы самого себя, почему рядом с тобой их нет, - ответил парень, хмуро следящий за тем, чтобы Ингвар поскорее исчез из квартиры.
- Действительно, - мужчина рассмеялся, поставил чашку, потрепал Лотара по волосам и вышел, не прощаясь и не закрывая за собой дверь.
Устраиваясь в машине, Ингвар понял, что мобильник все это время провалялся в ней выключенным. Включив его, он первым делом проверил, кто звонил ему за это время и писались ли смс. От Лины было два. Одно - бессмысленное выражение женской привязанности, второе - пожелание спокойной ночи. От Ларса - двенадцать. Ингвар удивленно пересчитал и присвистнул. Набрав его номер, он засомневался в том, стоило ли звонить ему теперь, в такое время. После того, как Ларс определенно обиделся на такое игнорирование. К его удивлению, Нойвилль снял трубку почти мгновенно, с энтузиазмом поприветствовав звонившего в столь поздний час.
- Ты писал мне все это время. Извини, мне нужно было отъехать по делам. Ты спишь уже, я тебя разбудил?
- Нет, я ждал, когда ты мне позвонишь. Послушай, тут такое дело... Мы с Линой крепко поругались, и...
- Когда? - удивился Ингвар.
- Ну, я часа три стою у твоего дома...
Фишер отключил телефон, и машина сорвалась с места.
Ларс действительно стоял там, промокший и чихающий. Он даже открыл ворота и закрыл их, когда "мерседес" Фишера прошелестел мимо. Ингвар не стал загонять его в гараж. Выйдя из машины, он тут же бросился к двери, впуская промокшего Ларса и бросая недоверчивый взгляд на соседний дом - решила поссориться с Ларсом? Теперь? Без его разрешения? Связываться с женщиной - глупость большая, чем просто ее трахать.
Дождавшись, пока Ларс уснет, Ингвар спустился вниз и включил телевизор. В такое время обыкновенно показывали какую-нибудь детективную хрень или порно. Его тошнило и от одного, и от другого, но мозгу требовался отдых. Мельтешение цветных картинок перед глазами отвлекало, расслабляло. Ингвар вытянул ноги и потянулся, усмехаясь иронии судьбы. Он бы даже назвал это сарказмом. Так уж вышло, что единственным человеком, который готов был ради него пойти на что угодно, оказалась его игрушка. Ларсу и в голову не пришло пойти к своему лучшему другу. Конечно, дом Фишера прямо напротив. Но ведь он мог передумать, когда понял, что хозяина нет дома. Нет, вместо этого Ларс как пес просидел под окнами до его возвращения, предпочитая сидеть так хоть целую ночь. "Послушай, - сказал он самому себе. - А ты сам-то чего так полетел его выручать, если так уж хотел вдоволь поизмываться?" Ингвар стал переключать каналы, и заснул под утро, так и не найдя ответ на простой вопрос.
К Рождеству в Гамбурге выпал снег. Осень незаметно кончилась, уступив место теплой зиме. Ноги месили грязь и старые листья, холодный ветер пронизывал до костей, надоедливый мокрый снег забирался за шиворот. Но за неделю до Рождества выпал настоящий, пушистый, белый снег. Лина, Ларс и Лотар часто ходили прогуливаться втроем по заснеженному городу к порту. Ларс оказался отходчивым парнем, и червь, что точил его доверие к Лине, ненадолго успокоился. Лотар не давал повода сомневаться в нем, Лина окружала Ларса любовью и заботой, бабочки вернулись в его сердце, и мир казался прекрасным и удивительным, закутанным в белое снежное покрывало. Ингвар надолго заперся в своей норе, посадив Ларса на свое место и сказав, что работает над важной информацией. Ларс справлялся и с удовольствием рассказывал Лине и Лотару о каждом дне, проведенном в кресле Фишера.
Ингвар пришел в их дом только 23 декабря. Лина занималась планировкой Рождественского ужина, Лотар сидел на подоконнике, выкуривая сигарету за сигаретой и жалуясь на тяжелую судьбу студента юридического факультета, Ларс читал газету и улыбался его рассказам. Когда Фишер вошел, Лотар, помня последнее обещание, с улыбкой пожал ему руку, Лина как примерная хозяйка предложила ему чаю, Ларс с нескрываемой радостью похлопал его по плечу.
- Мне нужно с тобой поговорить, Ларс, - неожиданно серьезно сообщил Фишер.
Лина вскинула не него обеспокоенный взгляд, Ингвар улыбнулся ей, и девушка продолжила заниматься своими делами. Лотар проводил мужчин внимательным взглядом и затушил сигарету, не докуренную даже до половины.
- Ну и? - поинтересовался Ларс, падая на кровать и закладывая руки за голову. - О чем ты хотел со мной поговорить?
- Ты работаешь со мной уже полгода, и за это время у меня не было к тебе никаких претензий. Кроме того, Ганс очень хорошо отзывался о тебе, да и ты, еще лежа в больнице, просил меня взять тебя с собой, когда ты оклемаешься. Ты все еще этого хочешь или это было последствием удара ломом по башке? - Фишер лукаво улыбнулся и достал сигарету.
- Не кури в спальне, пожалуйста. Лина очень это не любит, - сказал Ларс задумчиво. - Я буду рад помочь тебе, правда. Но боюсь, что буду только мешаться. Не знаю, что я могу для тебя сделать, но сделать что-то очень хочу. Честно.
- Можешь не сомневаться, я найду способ тебя использовать, - Ингвар сел в кресло, закинув ногу на ногу. - У нас есть своя пресса, ты будешь писать для нее. И чем больше людей это прочитает, тем лучше будет для нас.
- То есть, помимо твоего издательства...
- Да нет же, Ларс. Ты не понял. На самом деле мое издательство и есть "наша пресса". Но не то издательство, что ты видишь утром или днем. Или даже вечером. Погрузись во тьму, лиши себя зрения, оно мешает, полагайся только на чувства.
- Ты говоришь так поэтично, - Ларс засмеялся.
- Тебе следовало бы научиться говорить так, - невозмутимо заметил Фишер. - Тупые бритые головы очень отзывчивы к поэтичности. У них плохое зрение, поэтому они видят только яркое. У них плохой слух, поэтому они слышат только громкое. У них плохая ориентация в пространстве. Поэтому они бьют того, на кого укажешь. Но у них очень хорошо развиты чувства, поэтому они яростны, верны и непобедимы в своей беззащитности. Ты, - Фишер резко встал и навис над Ларсом. - Никогда не станешь таким, как они. Потому что ты замечаешь едва тронутое краской, слышишь малейшее дуновение ветра и прекрасно ориентируешься на местности. Однако чувства твои весьма и весьма ограничены.
Ингвар вернулся в кресло и закурил, плюя таким образом на номинальный запрет Ларса. Парень сел на кровати, задетый словами Фишера.
- Мои чувства не ограничены, - обиженно заявил он.
Фишер покачал головой.
- Именно потому, что ты видишь, слышишь и понимаешь, ты не бросишься слепо на потенциального врага. Ты поймешь, что мой враг - далеко не всегда твой враг. Что мои интересы далеко не всегда совпадают с интересами страны, которую ты защищаешь. Этим ты ценен и этим ты опасен для меня. Именно поэтому я так боюсь тебя потерять и так хочу, чтобы ты помогал мне. Парни, которых ты видел, не предадут, потому что не понимают, что можно предать. Потому что я дал им всё, и они сражаются за меня. И если бы нашелся человек, поступивший с ними так же, и решивший, что я его враг, он собрал бы такую же армию. Политические термины - говно на лопате, которое я сую им в морду каждый раз, как собираю их вместе. Я говорю им то, что они хотят услышать. Твоя задача - говорить им то, что ты хочешь сказать.
- Звучит так, будто наши с ними мысли совпадают, - хохотнул Ларс.
- Мысли - нет. У тебя цель благородная, Ларс. Им понравится.
- Ничто не может сравниться с твоим голосом и с твоим взглядом, Ингвар, - Ларс встал и присел на подлокотник кресла, в котором устроился его собеседник. - И ты совершенно прав, это ты дал им все, и это за тебя они будут сражаться.
- Я далеко не всегда могу быть с ними. Ты заметил, что после минуты моих ярких слов их добивают куда более доступные слова Ганса, такого же, как они сами? Они вдохновляются непонятными красивыми словосочетаниями, а Ганс просто говорит им что-то типа "мочи", и они понимают, что от них требуется. Все остальное, по сути, красивая обертка, но без этой обертки никто не потянулся бы к самой конфете. Вот в чем всё дело.
- Собаки никогда не пойдут за тем, кто им не нравится, - заметил Ларс. - Ты правильно заметил, они плохо видят и плохо слышат, но замечательно чувствуют. Это называется "чутье", и я доверяю этому чутью. Ты замечательный человек. Я буду счастлив делать то, о чем ты меня просишь.
Фишер улыбнулся и крепко пожал протянутую ему ладонь.
- Мальчики, ужин готов! - донеслось из кухни.
- Не спешите, тут одни баклажаны! - добавил Лотар.
Снег шел и шел. Большими, мягкими хлопьями опускался он на крыши и карнизы домов. Ларс скользил по снежной дороге, оставляя след, похожий на лыжню. Фишер шел рядом, сложив руки за спиной и задумчиво глядя на темное небо, будто пытаясь разглядеть самую первую снежинку, рождающуюся в нём. В Сочельник Лина и Лотар остались дома, украшая стол и ожидая возвращения друзей. Планировался тихий семейный ужин, а Фишер давно уже считался частью семьи, и без него праздновать Лина отказывалась категорически. Ларс разделял ее настроение, Лотару было абсолютно все равно, где напиться, и потому консенсуса удалось достичь легко и непринужденно. Фишер пришел раньше и вытащил Ларса на улицу, мотивировав это тем, что парню надо дышать свежим воздухом и вообще им надо поговорить. Лотар иронично отметил, что как-то часто они стали вот так вот "разговаривать", уединяясь то в спальне, то где еще, на что Лина мгновенно отвесила ему подзатыльник и посоветовала больше так не шутить.
- Лотар просто ревнует, - сказал Ларс после получаса прогулки по холодному Гамбургу. - Раньше мы всегда были вместе, а теперь появился ты, и наше общение значительно сократилось.
- Только из-за меня или ты избегаешь его из-за подозрений относительно Лины? - Фишер наклонился и зачерпнул снега.
- Только из-за тебя, - улыбнулся Ларс, повторяя его маневр. - Ты ничего такого мне не приносил, значит, всё в порядке. Точить на него зуб и отказываться от веселья... Да кто на это способен?
- Параноик, пожалуй.
Ларс вскрикнул от неожиданности, когда плотно скатанный снежок угодил ему точно в затылок, и резко обернулся, ища глазами обидчика. Фишер покатывался со смеху, зачерпывая еще снега.
- Ах, так!
Ларс метнул в него снежный снаряд и поспешно скрылся за углом дома, пополняя боеприпасы. Перестрелка длилась около часа, пока возмущенный Лотар не зарядил обоим снежком по лбу и не заметил, что ужин вообще-то давно готов.
- Нет, ну они вообще нормальные? - риторически возмущался он, сидя за столом. - Два взрослых мужика носятся по двору, распугивая бабулек, и играют в снежки! А мы тут с тобой...
- Ой, не примазывайся, - махнула рукой Лина. - Ты весь салат пожрал, что теперь на стол ставить прикажешь?
- У меня в холодильнике, кажется, есть овощи, - сказал Фишер. - Давайте я принесу, все равно ведь есть их не буду.
- Транжира, - пробурчал ему в спину Лотар.
Едва за Фишером захлопнулась дверь, Нойманн повернулся к другу и обвиняющее уставился на него.
- И как это понимать? - спросил он обиженно. - Носишься с ним как курица с яйцом! Или кто еще с кем носится! Не звонишь, не пишешь, в гости не зовешь, сам пришел - так вы тут же свалили! И, что самое противное - с собой позвать меня не надо! Да если б я знал, чем вы там собрались заниматься, я бы прямо тут вам все высказал! Поговорить они пошли! Я-то думал, у вас там серьезное, а ты...
- Не кипятись, Ло, - Ларс улыбнулся и протянул другу кусок колбасы. - Все не так страшно, как ты себе рисуешь. И, между прочим, именно ты всего лишь раз навестил меня в больнице, пока я там валялся. Я ведь из-за тебя туда попал.
- Из-за меня?
- Я прочитал, что ты пострадал в драке у рынка. И так вышло, что... В общем...
- Значит, ты все-таки был среди тех наци, которые укокошили пару арабов, - тоном матери, узнавшей о том, что ее дочь беременна, сказал Лотар. - Я так и знал. Я так и знал, что Фишер тебя до добра не доведет! Он тебя до суда доведет, так и знай! А меня - до могилы!!!
- Господи, Ло, не говори глупостей! - возмутился Ларс. - А если бы в той драке тебя убили? И мне кажется... что мы с тобой уже обсуждали это.
- А если бы в той драке тебя убили? - Лотар потянулся и стукнул Ларса по лбу, совершенно игнорируя его последнее замечание. - Ты об этом не подумал, когда туда лез? Было бы мне хорошо, если бы тебя укокошили из-за меня? А Лине? А твоему разлюбезному Фишеру? Кому от этого было бы хорошо?!
- Я овощи принес, - возвестил Ингвар, облокотившийся на дверной косяк.
- О чем ты думал, когда позволил ему туда полезть?! - накинулся Лотар на новую жертву.
- Исключительно о себе, - Фишер приторно улыбнулся и протянул пакеты с овощами довольной Лине. - Благодарность, я смотрю, в роду Нойманнов штука редкая.
- Как я могу быть благодарен за то, что моему другу по твоей милости чуть голову не снесли?!
- Но ведь не снесли же, - простонал Ларс.
- Боже, Лотар, торжественно клянусь, что этого больше не повторится, - сказал Фишер, закатив глаза и приложив ладонь к груди.
- На газетенке своей поклянешься, изверг!
- Обязательно. Этого не повторится. Только если ты сам не создашь повода для того, чтобы мой подопечный возжелал отомстить за тебя, - Фишер улыбнулся, усаживаясь за стол. - Если бы не твоя легкомысленность и тяга к приключениям, ничего этого не произошло бы. И еще - бросай пить, Лотар. Алкоголь пробуждает в людях далеко не самые приятные инстинкты.
Нойманн вспыхнул и задохнулся от возмущения, Лина нежно рассмеялась, Ларс торжественно пожал Фишеру руку, с удовольствием почувствовав теплоту ответного пожатия. Часы в спальне звякнули, возвещая о том, что Спаситель родился.
- С Рождеством! - радостно воскликнула Лина, поднимая свой бокал и восстанавливая мир за столом.
- Обидно, что Рождество больше не воспринимается как религиозный праздник, - заметил Фишер, прогуливаясь с Линой по заснеженному городу после ужина.
На этот раз в доме остались Ларс и Лотар, им было о чем поговорить, и было что выпить. Лина воспользовалась этим, чтобы тихонько улизнуть с Фишером на улицу, где легко можно было затеряться среди домов.
- Правда? - ее ручка покоилась на сгибе локтя Ингвара.
- Ну, подумай сама. Для тебя Рождество - повод приготовить ужин и раздарить подарки. Только и всего.
Лина с улыбкой поправила подаренный Фишеру шарф и положила голову ему на плечо. Ей нравилось слушать, как он говорит, ей нравилось слушать его голос. Ему нравилось разговаривать с ней, ему нравилось, как она слушает. Это было похоже на его обычные разговоры с женой. Та тоже чаще молчала, но Фишеру и не надо было, чтобы ему кто-то отвечал. Ему нужно было, чтобы его слушали.
- У меня для тебя тоже кое-что есть, - неожиданно заявил он, останавливаясь в сквере, в котором Лина ни разу раньше не была.
Деревья сверкали, увешанные золотистыми гирляндами, однако в сквере почему-то никого не было. Ингвар извлек из внутреннего кармана продолговатый футляр и вложил в ее руки, с улыбкой ожидая, пока она откроет. В футляре оказалось колье из белого золота с небольшим рубином в центре. Лина потрясенно взглянула на Ингвара. Ее губы дрожали.
- Боже... Ингвар... Такой... Такой подарок... Это ведь очень дорого!
Она спрятала футляр и уткнулась носиком в грудь мужчины, который тут же обнял ее и принялся гладить по волосам.
- Я хочу, чтобы ты надела его, когда всё закончится, и ты приедешь ко мне. А до тех пор под подушкой тебя ожидает носок, в который добрый Санта-Клаус засунул твое месячное жалованье и кучу сладостей, - Фишер взял ее за подбородок и поцеловал в нос.
- Ты так меня балуешь, - она покачала головой.
- Потому что причинил тебе много неприятностей.
- Я и подумать не могла, что всё так кончится. Лучшее, на что я могла надеяться - работать у тебя горничной и изредка попадать в твою постель. Я даже не думала, что... Если честно, я даже на постель не особо-то надеялась. Просто хотелось... Чтобы ты хотя бы начал мне доверять.
Фишер подхватил ее на руки и понес к дому. Вернувшись, Лина сразу же кинулась в душ, согреваться. Лотар уже ушел, оставив недопитую бутылку пива и полпачки сигарет. Ларс сидел на кухне, неторопливо курил и поглаживал футляр из красного дерева, в котором покоилась бутылка чуть ли не самого дорогого вина, подаренная Фишером "для вдохновения".
- Ингвар, ты на меня не сердишься? - виновато спросил Ларс, как только заметил мужчину на кухне.
- С чего бы? - Фишер присел на подоконник и закурил.
- Я... так ничего и не подарил тебе.
- Ты подарил мне свою компанию, прогулку с твоей очаровательной женой и свое согласие на куда более важную помощь, чем ты оказываешь мне в издательстве. Этот подарок важнее остальных, и ты подарил мне его гораздо раньше, чем я тебе свой.
- Но это не считается!
- Но послушай, что, по-твоему, может быть мне нужно? У меня есть деньги, я живу в огромном доме, содержу популярное издание, у меня есть всё, что я хочу! Но я уже говорил тебе, что я одинок. И... у меня давно не было Рождества, Ларс. Очень давно. Так что ты... Ты подарил мне нечто куда более ценное, чем я умудрился тебе впихнуть.
- Спасибо, - Ларс улыбнулся и положил футляр на стол.
- Еще и ты меня благодаришь, - Фишер всплеснул руками и слез с подоконника. - Оставляю парочку наедине со своими Рождественскими фантазиями. Судя по тому, что вода больше не шумит, твоя прекрасная Линхен скоро выйдет из душа, и, несмотря на то, что я вряд ли хочу пропускать это возбуждающее зрелище, я все же покину тебя и отправлюсь в свою одинокую холодную берлогу.
Ларс рассмеялся и встал, чтобы проводить Фишера. Едва он закрыл за ним дверь, нежные руки Лины обвили его шею сзади, обнаженное влажное тело прижалось к его спине, и Ларс понял, что его совершенно не волнует, о ком думает эта женщина, когда он смотрит в ее искаженное наслаждением лицо.
Ларс сидел в уютном кабинете, словно школьник, вызванный к директору. Его взгляд блуждал по помещению, ни на чем особо не задерживаясь, пальцы мяли нижний край свитера, нижняя губа была искусана чуть ли не до крови. Ларс волновался. Он слышал, как внизу собирались наци, переговаривались о чем-то, слышался смех. Фишер привел его в старое здание фабрики, оказавшееся его собственностью и только снаружи казавшееся старым, посадил на диван в своем кабинете и ушел куда-то, ничего толком не объяснив. То, что именно сегодня он будет представлен как член "группы поддержки Фишера", как Ларс про себя всё это называл, он уже понял. Но спокойствия это не прибавило. Наоборот, только усилило мандраж. Парень до смерти боялся быть осмеянным, это было одной из его фобий, именно поэтому он довольно тяжело сходился с людьми и постоянно подозревал, что они смеются над ним за спиной. Даже если на улице он проходил мимо смеющихся людей, то для него они смеялись над ним. Только Фишер не смеялся. Это Ларс почему-то точно знал.
- Извини, что оставил тебя здесь, и даже выпить не принес, - виновато сказал Фишер, входя в кабинет вместе с Гансом.
Белобрысый парень с улыбкой пожал руку Ларса и протянул ему бутылку пива, от которой Нойвилль отказываться не стал по причине осознания того, что немного алкоголя ему сейчас не помешает. Фишер с размаху опустился в свое кресло и закинул ноги на стол, переплетя пальцы и зловеще ухмыльнувшись.
- Итак, Ларс, можешь считать, что сегодня твой день рожденья, - сказал он. - И, как в любой день рожденья, тебя ждет вечеринка. Но сначала - небольшая вступительная речь, чтобы твои гости узнали, с кем имеют дело.
- Но я не готов! - возразил Ларс. - Ты меня не предупредил ни о чем таком!
Фишер рассмеялся.
- А ты и не должен быть готов. Разве так будет интересно? Правда, Ганс?
Белобрысый молча кивнул.
- Но это не честно!
- Не честно у младенца соску отнимать, а то, что я делаю - честно, - Ингвар явно получал удовольствие от происходящего. - Допивай свою гадость и иди, я тебя провожу и даже представлю, всё остальное - сам, не ребенок уже.
- Да мне двадцать только-только исполнится!
- Ларс, - Фишер посмотрел на него с отеческим умилением. - Ты перестал быть ребенком тогда, когда пустил кровь первому нечеловеку в своей жизни. Мало кому удается это сделать в свой первый раз, так что тебе есть, чем гордиться. Иди и скажи об этом. Но помни, что я говорил тебе. Слова должны идти от сердца. Пока оно у тебя еще есть.
Фишер встал, что-то тихо сказал Гансу, хлопнул Ларса по плечу, взял его за руку и вывел из кабинета. Коридоры фабрики были темными и пустыми. Пахло ржавчиной, Фишер в восстановлении своей собственности не нуждался, и уютными были лишь несколько помещений, включая подвал, в котором проходили так называемые собрания. Войдя в него, Ларс обомлел, увидев, сколько собралось народу. Помещение не было просторным, и было забито до отказа. Создавалось впечатление, что в этом заброшенном месте собралась добрая половина города, что, конечно же, не было правдой. Фишер умел использовать всё, что попадалось ему под руку для создания нужной ему атмосферы. В подвале присутствовало даже подобие сцены и трибуна, похожая на те, что используют в университетах, когда проводят конференции. На стене даже висела большая черная доска, и лежал мел.
- Все вы пришли сюда для того, чтобы я научил вас отличать белое от черного, - сказал Фишер, проследив направление взгляда Ларса. - Вы пришли сюда учиться, и, точно так же, как в школах или университетах, вы будете слушать лекции и посещать практические занятия. Ты у меня особенный, вступительные испытания ты сдавал в практической форме, таких тут единицы, так что не хвастайся особо, если будут спрашивать. Ну, иди.
Фишер легонько подтолкнул его в спину, и Ларс понял, что выкатился за трибуну под внимательные взгляды людей, собравшихся в тесном зале. В горле пересохло, в ушах зазвенело, ноги стали ватными, взгляд Фишера обжигал спину, ему надо было начинать, надо было что-то говорить, но Ларс не знал, что... Фишер солгал, он обещал начать за него, но не сказал ни слова. Нойвилль обернулся. Ингвар стоял в тени, прислонившись к стене и сложив на груди руки. На губах его играла довольная улыбка, кивком он показал Ларсу, что всё в порядке. Парень глубоко вздохнул и снова повернулся к залу. Он решил для себя, что Фишер поступает так со всеми, проверяя, как новые ученики говорят, и что они говорят. Определив аудиторию как "группу поддержки Фишера", Ларс установил, о чем, или, точнее, о ком ему следует говорить. Его привели сюда не для того, чтобы он говорил о себе. Его привели сюда для того, чтобы он говорил о своем учителе.
- Добрый вечер всем, кто собрался сегодня в этом зале, - начал Ларс спокойно. - Меня зовут Ларс Нойвилль. Нет смысла говорить о том, кто я такой, где я родился и как я жил до того, как встретил господина Фишера. У каждого из вас была такая жизнь. И если бы она устраивала вас, сегодня этот зал был бы пуст. Всех нас объединяет одна цель. Все мы готовы пожертвовать чем угодно ради спасения нашей Родины от чумы, что окружила нас со всех сторон и стремится отобрать наше великое прошлое. Но мы слепы, и нас собрал тот, кто укажет нам путь. Мы глухи, и нас собрал тот, кто вольет в наши уши правду. Мы - дети своих отцов, внуки своих дедов, правнуки своих великих прадедов с великой историей. Нам говорят, что наше прошлое было ошибкой. Нас хотят лишить его. Нам говорят, что мы должны всему миру. Но единственное, что мы должны - гордиться своей историей! Гордиться тем, чего нам удалось достичь в тот период, который трусливые враги нашей Родины называют ошибкой! Поднимите головы, вы, забитые американской пропагандой нашего унижения! Оглянитесь вокруг. Разве в нашей стране в то время, что называют ошибкой, могло быть такое? Разве мог немец бояться банально выйти из своего дома? В своей стране! Разве мог немец бояться отпустить жену на рынок за продуктами? В своей стране! Нет! Мы не должны бояться! Должны бояться те, кто ступает на нашу землю с паразитическими мыслями, с желанием взять как можно больше от нас, покорных и извиняющихся за ошибки, которые на самом-то деле были победами! Посмотрите, кто подает нам хлеб. Посмотрите, кто строит школы для наших детей. Посмотрите, кто руководит компаниями, производящими товары для наших семей. Посмотрите, кто строит больницы и кто лечит! Если не мы сами - никто больше не сможет спасти нас. И вы прекрасно это знаете, раз стоите здесь, и до сих пор не сказали мне ни слова. Но наше знание - ничто без твердой руки, направляющей нас. Ингвар, - Ларс резко обернулся и протянул руку. - Пожалуйста, выйди сюда.
Зал загудел, оценивая слова Ларса и его неожиданное воззвание к фюреру. Фишер чувствовал себя неуютно, на мгновение потеряв контроль над ситуацией, и потому ему немалых усилий стоило сохранять невозмутимость и некоторую надменность во взгляде. Ларс взял его за руку, крепко сжал ладонь и снова повернулся к залу.
- Этот человек работает усерднее, чем вы можете себе представить. Он дает нам цель. Он дает нам средства. Он дает нам информацию, и, что более важно, дает информацию обществу. Представьте, насколько сложно дать правильную информацию обществу, которое уже почти полностью легло под своих врагов. Наше дело - не просто разделять его идеалы, не просто собираться здесь и не просто молотить первого попавшегося врага. Наше дело - трудиться так же усердно, ведь что стоят наши слова, если мы, немцы, не можем сами заменить нелюдей, которые продают нам хлеб, строят для нас дома, больницы и лечат наших детей. Этот человек дает нам пример жизни настоящего воина. И если каждый из нас будет стараться, выкладываясь на сто процентов каждый день - мы победим. Спасибо.
Ларс слегка поклонился и стремительно покинул сцену, чувствуя на себе взгляды людей из зала и желание Фишера придушить его как можно скорее за то, что он вытащил его к себе, когда это не требовалось.
Коридоры фабрики оказались больше похожими на лабиринт. На исходе второго часа его нашел Ганс, оказавшийся в том же коридоре случайно. После минутного замешательства выяснилось, что белобрысый, вообще-то, искал туалет. Ларс вспомнил, что проходил мимо него около четверти часа назад, и молодые люди отправились на поиски вместе. По крайней мере, Ганс помнил, откуда он пришел, и как выйти к людям.
- Ты сегодня дал жару, - весело провозгласил Ганс, ополаскивая руки и разглядывая себя в зеркало. - Вообще-то от тебя требовалось просто представиться и сказать Фишеру большое спасибо за то, что ты не помер в той стычке, а тебя вон как понесло.
- Я смотрю, ты тоже разговорился, - улыбнулся Ларс.
- А то. Вдохновился, так сказать, примером младшего товарища. Я вообще люблю поговорить, - внезапно признался белобрысый. - Просто не могу вот так сразу, да и непонятно было, что ты за человек. А сейчас всё ясно.
- И что же тебе ясно?
Молодые люди вышли в наиболее освещенный коридор, в конце которого находился кабинет Фишера.
- Что хвастаться ты не любишь. А это важно. Парни потом говорили, мол, языком-то он треплет хорошо, а что будет, если на него в деле посмотреть. Ну так я им рассказал, как ты махался в тот раз, кто там был - все подтвердили, так что ты парням понравился.
- А... Ингвар?
- А что Ингвар, - добродушно расхохотался Ганс. - Выпорет тебя твой Ингвар, как пить дать выпорет!
Белобрысый толкнул дверь кабинета и пинком помог Ларсу войти. Фишер сидел в кресле, переплетя пальцы и положив на них подбородок. Дверь закрылась. Ганс в кабинет не вошел. То ли пошел праздновать с друзьями, то ли просто получил приказ оставить их наедине. Ингвар жестом показал Ларсу, что тот может садиться. Парень осторожно опустился на диван. Фишер встал. Ларс вздрогнул.
- Бить не буду, - пообещал Ингвар, и Ларс немного успокоился. - Ругать, пожалуй, тоже не буду. Сам виноват, что не объяснил, что от тебя требуется. Сказал - вступительная речь, вот ты и двинул. Одно могу тебе сказать - к работе в нашей прессе ты готов. Только теперь все думают, что ты мой протеже и чуть ли не сын, потому как ты проявил излишнюю фамильярность. И, прости господи, нес такую вдохновенную ересь...
- Извини, - Ларс потупился и вздрогнул, когда Фишер неожиданно взъерошил его волосы.
- Всё в порядке. Ты действительно мой протеже, да и ведешь себя как ребенок, так что они не сильно ошиблись с приоритетами. Ты поступил правильно. О тебе по-прежнему никто ничего не знает, однако с первого же вечера популярность твоя сильно возросла. Будешь писать. Я буду держать тебя в тени. Хочешь, скажу честно, почему?
Ларс кивнул. Фишер снова сел в кресло, достал из ящика стола бутылку виски, открыл ее, сделал глоток, поморщился, закурил, повернулся к Ларсу и неприятно улыбнулся.
- В этом деле соперники мне не нужны.

Глава шестая.

За окном шел дождь. Один из первых мартовских. Лил нещадно. На мгновение Ганс даже порадовался тому, что находится в помещении. Если вообще стоило радоваться тому, что находишься в кутузке. Пожилой полицейский взглянул на него только поверх очков, покачал головой. Они встречались не в первый раз. Ганс устроился на диванчике рядом с окном. Остальные протопали за решетку. Такова была договоренность. Молчаливая договоренность между ним и пожилым офицером, который помнил его еще мальчишкой, бьющим окна в подъездах.

- Штайнер, Штайнер, - проскрипел полицейский. - Неужели тебе нравится эта глупая игра. Ты убегаешь, тебя ловят. Приводят ко мне. За тобой приходит хозяин. И снова ты попадаешься как бездомная кошка.

Ганс фыркнул и сделал вид, что его очень интересует дождь за окном.

- На вот, - старик протянул ему чашку чая. - Замерз поди.

Штайнер молча принял ее, подул, остужая. Снова отвернулся к окну.

- Мне жалко тебя, Ганс, - не сдавался полицейский. - Тебя водят за нос, и на тебя же сыпятся шишки. Ну подумай. Пожалуйста, просто подумай. Ты столько раз попадался отнюдь не за мелкое хулиганство, и ни разу тебя не призвали к ответу, - старик пожевал губами. - Хотел бы я, чтобы ты понял.

- О чем вы говорите? - подал Ганс, наконец, голос. - Что вы хотите этим сказать? Ну, не призвали. Так ведь за меня платят залог, и не только за меня. Вы довольны, мы довольны. Никто не убит, никто не ограблен. Вы предупредили акцию, которая могла и не состояться. Может, мы решили собраться пива попить.

- Вот! - полицейский торжествующе поднял палец вверх. - На твоем месте я подумал бы о залоге. И о том, почему мы вообще вас нашли.

Ганс отвернулся и сделал глоток, обжегший горло. Его разозлили слова старика, который сидел на ключах, не желая уходить на пенсию. Разозлили, потому что были созвучны его собственным мыслям. Его собственным подозрениям. Он не мог не понять, что среди них завелся стукач. Но он не хотел думать, что...

- Спасибо, что приглядели за ним, господин Бергман.

- Э-эх.

Ганс обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как старик с независимым видом отворачивается от улыбающегося Фишера. Когда Ингвар поднял взгляд на него, улыбка уже успела исчезнуть с его лица. Ганс понял, что снова допустил ошибку. Недопустимую в свете его последних провалов. Он молча встал и покинул помещение, спиной чувствуя пронизывающий ледяной взгляд. "Сегодня бродячую кошку вышвырнут под дождь, старик" - с горечью подумал Ганс.

- Ты разочаровал меня, Штайнер.

Ганс не ошибся. Ингвар назвал его по фамилии - первый признак того, что он был в ярости. Вторым признаком ярости было то, что Ингвар стоял у машины, не снимая ее с сигнализации и не раскрывая зонта под проливным дождем. Ганс стоял, взявшись за ручку дверцы, вынужденный смотреть прямо ему в глаза. Он чувствовал себя неуютно. Да кто бы мог чувствовать себя уютно в таком положении. Наконец, автомобиль тихо щелкнул, и Ганс юркнул на свое место, пристегивая ремень и не глядя на Фишера. Ингвар заговорил только когда машина тронулась с места.

- Ты разочаровал меня, Штайнер, - повторил он. - Очень разочаровал. Я надеюсь, ты понимаешь, что после твоей неудачи с Лотаром я дал тебе шанс. И не один. И ни один из них ты не использовал.

- Инго, они знали! - попытался оправдаться Ганс.

- Заткнись! - заорал Фишер, не выносивший, когда его перебивают. - Заткнись и слушай, что я тебе говорю, а не то ты вылетишь из машины, и мне насрать, соберут тебя или нет!

Ганс вздрогнул и отвернулся к окну.

- Ты облажался, так имей храбрость это признать. Вместо того чтобы сдаться сразу, ты оказал сопротивление. Твое счастье, что никто серьезно не пострадал.

- У нас стукач, но тебя, похоже, это не волнует, - Ганс протер запотевшее стекло.

Фишер молчал. Он не выполнил своей угрозы выкинуть Ганса из машины, и тот знал, что не выкинет. Они значили друг для друга слишком много, чтобы поступать так.

- Тебя это не должно волновать, - неожиданно ответил Ингвар. - Приехали. Ступай домой, ложись спать. Я даю тебе время отдохнуть. Я слишком о многом прошу тебя. Это неправильно.

Ганс проводил "мерседес" Фишера удивленным взглядом и скрылся в подъезде, твердо пообещав себе разобраться в ситуации.

Ливень настиг Ларса чуть позже, чем тот отказался от предложения Фишера подвезти его от издательства и проводил взглядом его "Мерседес". Парень горестно воздел глаза к небу. В Гамбург пришла весна, а это значило, что дождь снова вернулся в город. Холодный ветер, сгибающий молодые деревья, бил по лицу и забирался за шиворот, грозя принести простуду или грипп. Зонтик в этот с утра еще погожий день был оставлен дома, конца дождю не предвиделось, и Ларс, тяжело вздохнув, смело шагнул в лужу, обдав и себя и идущего мимо человека веером брызг.

- Куда прешь, гнида! - опасно возмутился прохожий, и добавил извиняющимся и радостным тоном одновременно: - Ларс, ты что ли?

Парень поднял глаза и встретился взглядом с Гансом, таким же промокшим, несмотря на зонт, в который тот вцепился как утопающий в спасательный круг. По-видимому, это была его, Ларса, вина.

- Привет, Ганс, - дружелюбно поздоровался Нойвилль, хотя настроения у него совершенно не было. - Если ты к Фишеру, то он уже уехал.

- А тебя что с собой не взял? - искренне удивился белобрысый. - Я думал, вы всегда вместе ходите, где один там и второй, ну, ты меня понимаешь.

- Вообще он хотел, конечно, но тогда погода еще была сносной, и я думал прогуляться на рынок, купить Лине цветы.

Ганс рассмеялся и хлопнул парня по плечу, складывая зонтик и выкидывая его в ближайшую урну.

- Это достойно того, чтобы парням рассказать! Нойвилль ходит на рынок за цветами!

- Что в этом такого? - обиделся Ларс, увлекаемый Гансом в какую-то подворотню.

- Да ничего, кроме того, что половину тех, кто их там продавал, ты самолично оприходовал, - гоготал парень, неожиданно гибко лавируя в изгибах улиц.

- Куда мы идем? - сообразил, наконец, Ларс. - Я собирался домой.

- До твоего дома отсюда идти и идти, - резонно заметил Ганс. - Это на машине быстро. Сюда ты приехал с Фишером, значит, денег на автобус у тебя нет. Потому что если ты хочешь купить хорошие цветы, то пойдешь пешком, чтобы сэкономить. Дождь перестанет часа через полтора, от рынка до твоего дома минут пятнадцать ходьбы, а я живу прямо напротив. Вывод: резоннее дворами добраться до моего дома, обсохнуть, выпить чего-нибудь для согреву и уже тогда идти домой. Или сначала за цветами, тут уж тебе решать.

Ларс молчал, пораженный длинной логической цепочки, выстроенной туповатым, по мнению Фишера, Гансом. Дворами действительно оказалось намного быстрее, да и лило так гораздо меньше, потому что пробирались в основном под козырьками подъездов, а не по оживленной улице. Ганс жил на первом этаже старого жилого дома. Местами краска в подъезде была ободрана, чувствовался характерный запах, с верхних этажей доносились стоны и характерные всхлипывания, из чего Ларс сделал вывод, что чердак популярен среди парочек, которым некуда пойти. Ганс открыл дверь и отошел, пропуская гостя вперед.

Квартира Ганса оказалась небольшой и куда менее убогой, чем Ларс предполагал. Слева от двери - чистенькая кухня, туда Ларс заглянул в первую очередь. Небольшой белый стол, два табурета, черная пепельница в середине стола, газовая плита, шкафчики, полочки, веник с совочком - все как надо. Никакой горы немытой посуды в раковине, старый, дребезжащий, маленький холодильник, из которого Ганс тут же выудил две банки пива и полез в морозилку за пиццей. Следом за кухней по левой же стороне была единственная комната, служившая Гансу и кабинетом и спальней. Небольшой, явно раскладной, диван у правой стены. Напротив, ближе к окну - стол с компьютером. Новенький музыкальный центр и коллекция дисков. Ларс подошел к стеллажу и наугад вытащил пару экземпляров.

- Бетховен и... Rammstein? - удивленно прокомментировал свою находку Ларс.

Ладно Rammstein, но классика никак не укладывалась в понимание Нойвилля интеллектуальности Ганса. Белобрысый, по-видимому, очень смутился, забрал диски и поставил их на место.

- Фишер приучил, - признался он. - И к тому, и... к другому.

Ларс улыбнулся. Ингвар действительно был таким. Стремился сделать похожим на себя каждого, кто появлялся в его жизни. Или в чью жизнь он входил сам.

- А мне не нравится классика. Вот хоть убей, - доверительно сообщил Ларс. - Разве что в обработке какой-нибудь электронной. А насчет Rammstein... Да меня даже приучать, пожалуй, не надо было, и так вырос на этом.

Ганс благодарно улыбнулся и протянул гостю банку пива.

- Чисто тут у тебя, - заметил Нойвилль.

- Вообще у меня сегодня день рожденья, - неожиданно грустно заявил Ганс, с размаху плюхаясь на диван и умудряясь не расплескать пиво.

- День рожденья?! - воскликнул Ларс. - Что же ты раньше молчал! Пойдем, сходим куда-нибудь! А торт, торт ты купил? Я позвоню Фишеру, он...

- Не надо, - неожиданно резко отрезал Ганс. - Не надо звонить Фишеру.

Ларс поник и присел рядом, готовый выслушивать объяснения, которые, несомненно, должны были последовать. Ганс мрачно буравил взглядом темный монитор, поглаживая указательным пальцем края банки. Просидев молча минут пять и поняв, что Ларс ничего не скажет, пока не услышит объяснения его отказу, белобрысый тяжело вздохнул и сказал:

- Когда-то я был таким же как ты для него. Подающий надежды студент (меня он сцапал гораздо позже, чем тебя), идущий на диплом и проходящий практику в издании, где он был редактором. Тогда я относился к нему как к надоедливому шефу, который, конечно, ни черта не понимает в журналистике и только портит мои работы. Которые, кстати, были посвящены популярной теме мира во всем мире и счастливому сосуществованию нашей, увы, многонациональной страны.

Ларс рассмеялся, мигом представив себе возможные возражения Фишера по поводу тем и их изложения. Ганс натянуто улыбнулся и продолжил:

- Диплом я не защитил, это ясно. Фишер предложил мне работу, от нее я отказался. Я видеть его не хотел и подозревал его в том, что это он виноват в моем профессиональном провале. Я впервые увидел несправедливость мира и про себя звал его "Фишерман", ища в его внешности хоть какие-то намеки на еврейскую кровь. Естественно, не находил, и злился еще больше. А потом он спас мне жизнь. Знаешь, это ведь мы вдвоем заварили всё это. Я и Фишер. Все эти люди, и ты тоже - результат нашей работы, кадровой - его, воспитательной - моей. У него появились новые игрушки, меня он оставил в покое. Знаешь, когда-то эта квартира была дорогой и красивой. Он подарил мне ее просто так, потому что я жил с родителями, и не мог полностью погрузиться в нашу работу. Хочешь водки?

- Думаю, мне следует позвонить домой, - вздохнул Ларс. - Где у тебя телефон?

За окном темнело. Дождь не прекратился ни через полтора, ни через два, ни через пять часов. Порядком напившиеся парни сидели на кухне, курили, слушали музыку и говорили каждый о своем. В основном говорил Ганс, Ларс внимательно слушал, продираясь сквозь туманность водки и пива и не веря, не желая верить до конца в то, о чем Ганс говорит.

- Я все-таки думаю, что...

- А тебе не надо думать, - жестоко хохотнул Ганс. - Никому из нас думать не надо, пока есть он. Если он заметит, что ты думаешь - вышибет тебе мозги, и дело с концом.

- Да, он жесток, но ведь это оправданная жестокость, наверное.

- Возможно. У него свои представления о том, как всё должно быть.

- Может, я все-таки позвоню...

- Не сметь. Раньше мы каждый раз заваливались куда-нибудь вместе. Только он и я, никого больше из нашей команды. Никаких женщин, никакой попсовой хрени, только пиво, гренки, я и он. Однажды, в мой последний день рожденья, он отвел меня на концерт. Я стоял, потрясенный, чувствуя, как огонь проникает в меня. Он стоял рядом и смотрел на меня краем глаза. Он был серьезен. После этого дня... Мы никогда больше не собирались вместе. Это был его прощальный подарок. Я... я не понимаю, Ларс, как тебя угораздило попасться так просто. Возможно, ему действительно стало одиноко, или я не оправдал его ожиданий, и этот концерт был проверкой, которую я не прошел... Ты интересен ему, пока умудряешься играть по его правилам и утирать ему нос. Пока удивляешь. Потом... Потом тебя ждет то же, что и меня. Слепая вера в его гениальность, бессильная перед фактами.

- Почему же ты тогда не уйдешь? - удивился Ларс. - Если тебе так плохо.

- А ты когда-нибудь пробовал представить себе жизнь без этого психа? - Ганс рассмеялся и закурил. - Это невозможно. Как Тилль в балетной пачке, например.

Fuhre mich, halte mich,

Ich fuhle dich, ich verlass dich nicht ...

- Вот типа того, - улыбнулся белобрысый, с помощью пульта заставляя Тилля замолчать.

Ингвар сидел в кресле, закинув ноги на подлокотник, и читал газету. Ларс сидел на диване, бездумно переключая каналы телевизора и раздумывая, не мешает ли он Фишеру читать. Вопрос об этом стоял в горле комом. Ларсу казалось теперь ненужным что-то у него спрашивать или проявлять инициативу в чем бы то ни было. С вечера, который Ларс провел с Гансом, прошло несколько месяцев. Май близился к концу, общие посиделки в пивнушках потеряли счет, расистские вылазки превысили порог успешности, о чем не уставали рапортовать в газетах. Незадолго до этого вечера Ганс с компанией попал в руки полиции, но отделался предупреждением. Ларс гадал, кто мог их сдать, ведь предугадать, куда двинется толпа националистов с четко выраженными намерениями, а главное - когда, и направить туда почти целое подразделение просто так не выйдет. Фишер отмалчивался, считая, что сделал свое дело, когда заплатил за каждого из них залог. В свете этих событий все, что сказал ему Ганс, становилось логичным и вполне обоснованным.

- Сегодня ты совсем со мной не разговариваешь, - внезапно сказал Фишер.

Ларс вздрогнул, повернулся к нему и понял, что тот давно уже отложил газету и смотрит на него поверх узких очков.

- Впрочем, я немного неточен сейчас. Ты в принципе перестал со мной разговаривать, - холодно продолжил Ингвар. - Этому есть какая-то причина? Или у тебя весенняя депрессия?

- Нет никакой причины, - Ларс пожал плечами. - Лина со мной тоже редко стала говорить.

Фишер снял очки и закусил дужку как учительница литературы.

- Но Лина твоя женщина, и она тебе изменяет, это можно понять. Ты мне изменять еще не начал, надеюсь.

- Но мы с тобой как бы и не...

- А ты хочешь?

- Твою мать, Фишер!!! - Ларс вскочил и запустил в него пультом.

Ингвар ловко увернулся и свалился с кресла, весело хохоча.

- Прости, Ларс, - донеслось с пола. - Просто у тебя была такая морда... Такая морда... Я не удержался.

Фишер снова забрался к кресло, закинул ноги на подлокотник и похлопал по соседнему. Ларс, крякнув, встал и переместился на указанное место. Фишер снова уткнулся в газету, и Нойвилль не совсем понимал, в чем смысл его присутствия на подлокотнике кресла, обитого красным бархатом.

- Ты совсем меня не любишь, - вздохнул Ингвар, дочитав колонку и запрокинув голову, чтобы лучше видеть собеседника.

- Если ты сейчас не прекратишь, я из тебя фарш сделаю, - пообещал Ларс.

- Мда? И как ты собираешься это сделать? - заинтересовался Фишер.

- Разозли меня - и узнаешь.

Фишер рассмеялся, сложил газету и бросил ее на журнальный столик.

- Но вообще я серьезно говорю. Ты стал редко приходить, в кабинет заходишь только по долгу службы, если мы ходим куда-то, то только с остальными, да и сидеть ты стараешься ближе к кому-то еще, - Фишер вздохнул, и Ларс почувствовал укол совести. - Давно ли ты лежал на больничной койке и спрашивал меня о причинах возникновения дружбы? Давно ли я говорил тебе, насколько я в тебе нуждаюсь, а ты говорил, насколько ты нуждаешься во мне? Да что с тобой, черт возьми, такое?!

Ларс поискал глазами пульт, не нашел, встал и выключил телевизор вручную. Затем вернулся на подлокотник, взглянул на Фишера сверху вниз и ответил:

- Наверное, это потому, что у Ганса был день рожденья, а ты даже не позвонил.

Фишер мгновенно помрачнел и отвернулся, продолжая по инерции покусывать дужку очков и покачивать тапок на кончиках пальцев.

- Однажды, не так давно, он начал вести себя так же, как ты, - сказал он полчаса спустя. - Перестал звонить, перестал приходить, перестал разговаривать. Мне казалось, в этом есть какая-то причина, и я не стремился узнать. Я был одержим идеей найти Клауса как можно скорее, мне казалось, что я уже близко, и скоро все разрешится. Ганс продолжал выполнять свои обязанности, и я успокаивал себя тем, что он просто стал взрослее, и больше не нуждается во мне для того, чтобы совершенствоваться. Он был со мной, когда это случилось, он помнит еще мою жену и сына. Мы через многое вместе прошли, и вот однажды, после разговора, на который я его вывел в надежде, что он заговорит со мной хотя бы после этого, Ганс отдалился окончательно.

- Мне кажется, он, так же как и я, почувствовал свою ненужность, - решился сказать Ларс.

- Ненужность? - воскликнул Фишер. - Ты с ума сошел? Я когда-нибудь говорил, что ты не нужен мне? Это ты отказался ехать со мной в тот день и отказываешься до сих пор!

- Ты говоришь как ребенок.

- Да, я говорю как ребенок, потому что тебе не понять, что это такое - возвращаться в огромный дом, где ты будешь спать один! У тебя есть Лина, пусть она и ходит налево, но не говори мне, что ты не получаешь взамен больше, чем можешь желать! У тебя есть Лотар, пусть он и дерет твою невесту, но, черт возьми, он никогда не отказывался прийти к тебе! Именно к тебе, мать твою! Почему после всего, что я для тебя сделал, ты считаешь возможным вот так поступать?!

Фишер впадал в бешенство, это было видно по его глазам. Ларс почувствовал себя неуютно, но не мог не признать, что всё это выглядело так, будто они с Гансом, и бог весть сколько еще народу попользовались положением Фишера, его возможностями и состоянием, а исчерпав надобность в нем, перешли на другой уровень, забыв поблагодарить. Ларс встал и направился в кухню. Достав из холодильника пиво и сцапав со стола оставшиеся кусочки пирога с мясом, он вернулся на свой насест и протянул добытое Фишеру. Ингвар взял, подозрительно косясь на Ларса, вздохнул и уселся в кресле как нормальный человек, откинувшись на спинку и положив ноги на журнальный столик.

- Иногда мне кажется, что мы с тобой поменялись ролями, - улыбнулся Ларс. - Еще недавно я говорил бы то же, что говоришь ты сейчас, и ты точно так же пошел бы на кухню и заткнул бы меня чем-нибудь вкусным. Мне всегда казалось, что ты скуп на эмоции, и немного не понимаю, как реагировать на то, что сейчас вижу, извини. Ганс слушает Бетховена, потому что это нравится тебе. Я не удивлюсь, если он читает те же книги и смотрит те же фильмы. Я был у него дома, там чисто и уютно, хотя куда более одиноко, чем тут у тебя. Он говорил мне о том, что однажды ты бросишь меня так же, как и его, что мы для тебя всего лишь игрушки, и когда становимся неинтересны - ты уходишь, что...

- Это я становлюсь вам неинтересным, давай называть вещи своими именами, - резко заметил Фишер. - И если ему так без меня плохо - мог бы и сам поговорить об этом.

- Думаю, он боится, - задумчиво проговорил Ларс, откусывая от куска пирога Фишера и отпивая пива из его банки. - Что если заговорит об этом, ты окончательно укажешь ему на дверь.

- Идиот, прости господи, - Фишер отправил кусок пирога в рот, спасая его таким образом от посягательств Ларса. - Сейчас же пойду к нему и поговорю. Ты ведь подождешь меня здесь? Или пойдешь домой? Хотя, идти домой я бы тебе не советовал, ведь ты обещал Лине, что останешься у меня на ночь, мало ли что...

- И не стыдно тебе копаться в моих ранах? - кисло поинтересовался Ларс.

- Я не копаюсь, я спасаю ваш шаткий брак, - ответил Фишер из соседней комнаты.

В дверь позвонили. Ларс подпрыгнул от неожиданности, он не привык к тому, что к Фишеру может кто-то прийти так поздно. Точнее, так рано. Часы показывали половину пятого утра.

- Я открою! - Фишер выбежал из комнаты, на ходу застегивая рубашку. - Кого принесло так рано?

- Может быть, тебе стоит подождать с Гансом? - резонно заметил Ларс. - Рановато как-то для дружеского визита.

- Думаю, ты прав. Поедем к нему вместе перед работой, - Фишер открыл дверь и замер на пороге. - Ан нет, мы никуда с тобой не поедем, Ганс пришел к нам сам. Привет, дружище, ты чего так рано?

- Солнце восходит, - донеслось из-за двери. - Интересно... Что мне приснится?

Ларс вздрогнул от неожиданности, когда прозвучал выстрел. Уши заложило, и он не слышал мягкого стука, с каким тело Ганса падало на землю. Он видел только, как метнулся вперед Фишер, подхватывая его. Ларс не мог подняться. Ноги внезапно сделались ватными, кишки будто сжала стальная рука, к горлу подкатывала тошнота от запаха крови, смешанного с запахом поздней весны и мокрой травы. Он открывал и закрывал рот, хватая воздух как рыба, выброшенная на берег. Глаза жгло, все вокруг будто застилало пеленой тумана. Он протянул руку, она не нашла поддержки, Ларс упал и ползком добрался до двери. Фишер стоял на крыльце, держа на руках обмякшее тело Ганса и внимательно глядя в остатки его лица. То ли он устал держать его, то ли руки отказали ему, как тело отказывало Ларсу, но когда Нойвилль подполз ближе, тело Ганса с мягким стуком опустилось на землю прямо перед ним, обдав его кровавыми брызгами и чем-то еще, кусочками чего-то липкого, мягкого, и...

- Не смотри, - донеслось сквозь пелену тумана. - Не смотри, не смотри, не смотри, не смотри, не смотри...

Ларс поднял голову. Фишер стоял на коленях, вцепившись пальцами в волосы.

- НЕ СМОТРИ НА МЕНЯ!!!!!!

Остекленевшие глаза Ганса безжалостно жгли его. Мир взорвался. Ларс подполз к Фишеру, обнял сзади и закрыл ладонями его глаза. Пальцы Ингвара безжалостно вцепились в руки Ларса, царапая, пытаясь убрать. Нойвилль держал крепко, и отпустил только, когда Фишер относительно успокоился и безразлично обмяк, прислонившись спиной к его груди. Ладони оказались мокрыми. Ларс подхватил Фишера под руки и буквально втащил в дом. Усадил в кресло, завернул в плед, приготовил чай, позвонил в полицию. Прошло несколько часов, прежде чем все было кончено, Ларс говорил что-то, давал показания, Фишер сидел в кресле, бездумно глядя в одну точку. Было около семи, когда полицейские уехали, а тело увезли в морг. Ларс закрыл дверь и окинул Фишера критическим взглядом. Мужчина был весь в крови Ганса. Ларс осторожно присел на подлокотник и положил руку на его плечо. Ингвар вздрогнул как от удара и медленно перевел на него взгляд. От этого взгляда защемило сердце. Пустой, абсолютно пустой, безумный, с болью где-то в самой глубине.

- Не уходи, - хрипло попросил он, невидяще глядя на Ларса и протягивая руку в пустоту, словно слепой, ищущий опоры. - Не уходи сегодня. Не оставляйте меня одного. Пожалуйста. Не оставляйте меня одного...

Ладонь Фишера встретилась с ладонью Ларса. Пальцы переплелись, руки сжались. Фишера еще трясло. Ларс отвел его в душ. Ингвар вышел через полтора часа. Нойвилль перекинул его руку через плечо и повел по коридору в спальню. Самому спать не хотелось. Было десять утра, когда Ингвар, наконец, заснул. Ларс достал плеер, установил случайное воспроизведение и воткнул наушники в уши, устраиваясь на большой кровати поудобнее.

Und der Haifisch der hat Tranen,

Und die laufen vom Gesicht.

Doch der Haifisch lebt im Wasser,

So die Tranen sieht man nicht...

Рука Фишера до боли сжала его собственную руку. Ларс повернул голову. Ингвар лежал, уткнувшись носом в подушку. Уголки рта опущены, брови сдвинуты, дыхание частое и тяжелое. Ларс погладил его по внутренней стороне запястья, и хватка ослабла.

- Акулы, говоришь, тоже плачут, - усмехнулся Ларс. - Да только слезы их... В действительности всего лишь морская вода, стекающая по щекам.

Солнце действительно появилось. Ларс закрыл глаза. Он лежал, вспоминая детали разговора с Гансом в день его рождения. Когда он уже собирался уходить, Ганс задержал его. Было видно, что он мучается, не зная, стоит ли говорить это Ларсу. Но он сказал. "Послушай, парень, - сказал он. - Я соврал насчет концерта. Это был... Это был разговор в машине по дороге от полицейского участка до моего дома. Фишер был в ярости. В наигранной ярости, потому что именно он... Короче, парень. Я был с ним с самого начала и думал, что буду до конца. Но теперь сомневаюсь. Он чувствует, когда сомневаются. Ему не нужны такие, как я. Поэтому если ты не уверен до конца в том, что ты делаешь - беги от него. Собирай монатки и езжай с бабой в Берлин. У тебя еще есть женщина, у тебя есть друг. Я же отдал ему все, что у меня было, включая себя. У меня нет больше ничего, я не знаю, что я еще могу отдать ему, чтобы он посмотрел на меня. Твоя задача - быть полезным как можно дольше, если ты не хочешь закончить как я. Быть полезным или по крайней мере любопытным. Любопытство, парень, не порок. Это ключ. Единственный способ знать правду". Нойвилль помнил, что был потрясен такой длинной тирадой. Видно было, что для Ганса она значила очень много, что он так и не смог сказать того, что хотел сказать. И теперь Ларсу оставалось только быть любопытным. Не забывая при этом быть полезным. Потому что только достигнув уровня полезности Ганса он получит возможность узнать то же, что узнал он. Только вот... Ларс повернулся на бок, подложив руку под голову, и открыл глаза. Лицо Фишера не было безмятежным. Если он и видел сны, то они были отнюдь не радужными, между бровей залегла глубокая складка. Нойвилль с горечью осознал, что Ганс ошибался. Что бы он ни нашел, Фишер дорожил им. И либо опасался подставить его под удар, либо хотел, чтобы Штайнер жил собственной счастливой жизнью. Из подобных организаций редко удается уйти, Фишер давал ему явный шанс это сделать. Проблема оказалась в том, что Ганс не представлял себе жизни без этого. Без этого у него жизни не было. Кто из них совершил большую ошибку, оставалось загадкой, и загадкой печальной. Ларс не любил загадки. Поэтому он еще раз восстановил в памяти разговор с Гансом, повторяя про себя как заклинание: "быть полезным и быть любопытным".

Похороны прошли так, как и положено проходить похоронам. Шел дождь. Лина всхлипывала, утирая глаза платочком. Лотар стоял рядом, бросая мрачные взгляды на людей, пришедших попрощаться с Гансом. Ларс знал, что его друг ищет Фишера. Как знал и то, что не найдет. Ингвар сидел в машине, судорожно вцепившись в руль и глядя сквозь лобовое стекло ничего не видящим взглядом.

- Ты знаешь, почему он это сделал? - спросил Лотар шепотом, отведя Ларса в сторону и оставив Лину на попечительство неизвестно откуда взявшихся бабулек.

- Знаю, - Ларс закурил и глубоко затянулся. - Но не хочу об этом думать. В его крови не найдено ни алкоголя, ни наркотических веществ. Он был трезв и хорошо понимал, что собирается сделать. Скорее всего, он планировал это уже тогда, когда мы случайно встретились. Я полагаю, он шел к Фишеру, чтобы поговорить. И либо подтвердить свои мысли, либо опровергнуть. В тот день он уехал с работы пораньше. Это все решило.

- Что такого произошло?

- Ганс был обязан Фишеру всем. Его это только радовало. Он был счастлив отдавать ему долг своей работой и помогать в поисках сына. Я думаю, Фишер по-настоящему любил его, раз захотел его отпустить. Ганс же решил, что он стал бесполезным. Что он больше не нужен, что вместо того, чтобы отдавать долг, он только плодит новые долги. Когда он понял, что Фишер больше к нему не обратится, его жизнь потеряла всякий смысл, потому что без всего этого он был никем. Он не защитил диплома, у него не было женщины, даже квартира принадлежала не ему. Таким образом, Ганс убил себя потому, что Фишер вовремя не сказал ему, как на самом деле дорожит им.

- Он вообще может кем-то дорожить? - прошипел Лотар. - Тебя ждет та же участь, если ты не прекратишь этим заниматься.

- Я сказал не все. Ганс узнал, что именно Фишер продавал полиции информацию о том, где и когда будут совершены нападения или провокации. Это вполне естественно, полиции отчетность, Фишеру материал, мясу тренировки духа и озлобленность на систему, против которой они якобы борются. Но в глазах Ганса это только подчеркивало его ненужность.

- Может быть, он был прав, - задумчиво проговорил Лотар. - Он вообще здесь?

- Сидит в машине. Я не думаю, что он выйдет, пока здесь кто-то есть. Вот что. Забирай Лину и езжайте домой, ей здесь совершенно нечего делать, тебе тоже.

- Не задерживайся, - Нойманн похлопал Ларса по плечу и отправился за девушкой.

Ларс проводил их мрачным взглядом. Лина шла, взяв Лотара под руку и прижавшись к нему, насколько это было возможно. Зонт был довольно большим, так что выглядело это вполне однозначно. Отпевание не проводилось. Ганс был самоубийцей, и ему не полагалось слышать Святого Писания в конце своего пути. Немногочисленные люди быстро разошлись. Ларс стоял у свежей могилы с небольшим памятником, поставленным вопреки. "Надеюсь, ты видишь хорошие сны с каждым восходом солнца", - прочитал Нойвилль. Фишер возник позади него совершенно бесшумно и встал, засунув руки в карманы и мрачно глядя на надгробие.

- Und er wird jede TrДne von ihren Augen abwischen, und der Tod wird nicht mehr sein, noch Trauer, noch Geschrei, noch Schmerz wird mehr sein: denn das Erste ist vergangen, - глухо проговорил он, поддевая носком камешек и отправляя его в полет до надгробия. - Und er sprach zu mir: Es ist geschehen. Ich bin das Alpha und das Omega, der Anfang und das Ende. Ich will dem DЭrstenden aus der Quelle des Wassers des Lebens geben umsonst. Теперь я жажду. И где же источник мой?

Ларс молча взял его за руку и легонько пожал. Ингвар никак не отреагировал на это, продолжая мрачно смотреть на свежую могильную землю. Дождь кончился, из-за туч пробились первые лучи солнца. Влажный камень засверкал, земля запела, поглощая влагу. Ларс незаметно взглянул на часы и еле удержался, чтобы не присвистнуть. Прошло уже около часа.

- Und der Geist und die Braut sagen: Komm! Und wer es hЖrt, spreche: Komm! Und wen dЭrstet, der komme! Wer da will, nehme das Wasser des Lebens umsonst, - тихо ответил Ларс. - Пойдем домой, Инго. Ты замерз и промок. Я говорил тебе, чтобы ты взял зонтик, но ты меня не послушал, как всегда.

- Лина ждет тебя дома, - глухо откликнулся Фишер. - На твоем месте я не заставлял бы ее ждать так долго. Иди, оставь меня здесь. Мне нужно подумать.

- Я отправил ее с Лотаром. Думаю, им будет, чем заняться в мое отсутствие.

Ингвар тяжело вздохнул и перевел на Ларса мученический взгляд.

- Я прошу тебя, Лассе, - умоляюще проговорил он. - Пожалуйста, иди к ней. Не оставляй ее одну, это мне надо одному побыть, послушай меня хоть раз.

Нойвилль пожал плечами и пошел прочь с кладбища. Когда он обернулся у поворота, Ингвар стоял на коленях на мокрой земле, обхватив себя руками, и медленно раскачивался из стороны в сторону. Лица его Ларс не видел.

Глава седьмая.

Солнца не было. Казалось, в Гамбург пришла тьма. Непроглядная, всеохватывающая, влажная тьма, и несвойственный для конца весны холод. Ингвар редко возвращался домой, задерживаясь в офисе до темноты, и оставаясь в нем до утра. Он спал на сдвинутых креслах, подложив руку под голову, укрываясь пальто и ничем больше. Он не пил виски и не курил сигар, осунулся и как-то внезапно постарел. Не отвечал на телефонные звонки и не принимал посетителей. Фишер работал, но все материалы приносил для него Ларс. Сидел за своим столом, украдкой глядя, как Ингвар устало потирает переносицу указательным и большим, тяжело вздыхая, чувствуя, что сил уже нет. И откуда бы им взяться, если мужчина внезапно возненавидел гул улиц, и редко открывал окно, не говоря уже о том, чтобы выбраться куда-нибудь прогуляться. Его меланхолия потихоньку настигла весь офис, перебросившись также и на тех, с кем он каким-либо образом общался. Лина беспокоилась о нем, Ларса это злило, он все чаще оставался в офисе на ночь вместе с Фишером. Не оставлять его одного, не дать ему сделать что-то с собой. Это стало для него важнее, чем не оставлять одну ее. И не дать уйти ей. В верхнем ящике - пустые пачки антидепрессантов. И коробка с пистолетом, из которого стрелял Ганс. Фишер не знал, но Ларс видел, как он доставал его вечерами и поглаживал ствол. В эти моменты Нойвилль подбирался как гончая, готовый в любой момент выбить оружие из ослабших рук. Он не знал, кем Фишер был для него, и не знал, кем он стал. Каждый раз глядя через плечо на его изломанную фигуру, Ларс задавал себе один и тот же вопрос: что он делает здесь, почему он не дома, с Линой, и чем этот странный человек вызывает в нем жалость. Жалость и сострадание, потому что Ларс читал документы, обнаруженные в его ноутбуке. Читал их все, и чувствовал, как ярость, сопряженная с ненавистью, закипает в нем. А потом пришло сострадание.

Ингвар был импульсивен и самонадеян. Он не заботился о том, чтобы тщательно скрывать свои следы, свято веря в то, что не будет никогда человека, которому будет позволено прикоснуться к его вещам. Он никогда и никому не позволял этого делать. Ларс работал на его ноутбуке, перебирал бумаги из его стола, ходил привидением по офису и дому, открывая ящики, распечатывая коробки. Не составило большого труда получить номера, на которые он звонил. Не составило труда получить распечатки волнующих его разговоров.

- Здравствуй, Магдалина.

- Здравствуй, Ингвар. Послушай, я сочувствую твоему горю, но ты должен понять, этот человек...

- Я знаю, Магдалина. Я все знаю. Ты хорошо поработала. Он ведь заплатил тебе, верно?

- Этот человек вошел в мое положение, я не... Я никогда бы не стала бы защищать убийцу только ради денег, ты же знаешь, я социальный адвокат, я не получаю за это...

- Но ведь теперь получила.

- Но это ничего не значит! Я приняла эти деньги, потому что Ларс... Потому что я должна воспитать моего сына! Никто, кроме меня, не может дать ему...

- Кто воспитает моего сына, Магда?! Кто воспитает моего сына?!

Фишер лежал на сдвинутых креслах, спиной к нему. Ларс читал распечатки, стараясь не шелестеть бумагой. Он знал, он чувствовал, что найдет там, в конце. И не мог понять, почему, зная это, он волнуется о том, чтобы не разбудить спящего мужчину.

- Здравствуй, Магдалина.

- Здравствуй, Ингвар. Зачем ты звонишь мне снова? Все закончилось, твой протест отклонили, и я бы не советовала тебе протестовать снова, улики...

- Что улики, Магдалина?

- Улики говорят против тебя. Я не говорила об этом на суде, я использовала другие аргументы, и я просила прокурора не упоминать об этом только из уважения к тебе, только из веры в то, что ты не мог этого сделать. Но, Ингвар...

- Верно, Магдалина. Я не мог этого сделать, и я не делал этого. Это сделал человек, которого ты оправдала. Полностью, дорогая моя, пол-ность-ю. А тебе не стоило лезть в то, что не касается твоей защиты.

- Как раз именно защиты это и касается. Я могла бы доказать, что он невиновен, основываясь на виновности твоей, но я этого не сделала, и ты должен быть мне благодарен!

Фишер стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на дождь. Он почти не разговаривал, будто не замечая присутствия Ларса рядом с собой. Молчаливого и незаметного почти присутствия. Если бы не шелест бумаг за его столом. Ингвар обернулся и взглянул на то, что читал Нойвилль. Его губы дрогнули в попытке ироничной усмешки. Фишер тяжело опустился в кресло и положил голову на сложенные руки. Ему нечего было терять.

- Мы должны встретиться, Магдалина. Сегодня, сейчас. Там, где встречались в прошлый раз.

- Что тебе нужно, Ингвар?

- Мне нужен нож, который почему-то оказался у тебя, хотя должен был быть совсем в другом месте. Ты хранишь его как средство против меня, ты боишься, только он может тебя защитить, да?

- Не говори глупостей, ты хочешь забрать его?

- Я хочу забрать его и больше никогда не возвращаться к этому. Магдалина...

- Да, Ингвар?

- Ты не должна была забирать его.

Ветер усилился. Ветки стучали по стеклу, Ингвар полулежал на столе, освещенный слабым мерцанием монитора. Ларс перевернул последний листок.

- Здравствуй, Магдалина.

- Я уже еду, Ингвар, дорога скользкая, сильный туман, так что я, наверное, немного опоздаю. Ты можешь подождать?

- Ты уже приехала, дорогая.

- Что?

- Обернись.

В распечатку не вошел звук удара, визг тормозов и отчаянный крик женщины, но Ларс слышал его. Он отложил распечатки и медленно повернул голову. Ингвар смотрел на него. Пустыми, темными глазами, которые так завораживали, когда он говорил. Теперь он молчал, и глаза производили впечатление опустошенного космоса. Вакуума. Без звезд. В голове Ларса вертелось множество слов. "Ты убил мою мать!" Он мог бы крикнуть это, обличающее указуя перстом, вызвать полицию, предоставить неопровержимые доказательства. Но Ингвар смотрел на него. Он мог бы достать тот самый тесак, который Ингвар отдал ему в самом начале их знакомства, торжествуя, насмехаясь над сыном Магдалины, которая полезла туда, куда не должна была, которая осмелилась взять этот нож. Он мог бы достать его и прирезать Фишера прямо здесь, в кабинете, и это был бы аффект. Но Ингвар смотрел на него. Он мог бы просто уйти. Уйти и забыть обо всем, уехать с Линой и Лотаром в Берлин, ведь становилось совершенно очевидно, что все подозрения, которые зародились в его сердце относительно Лины - всего лишь очередная интрига Фишера. Можно было забыть обо всем и пытаться жить по-прежнему. Но Ингвар смотрел на него. Ларс встал. Ингвар следил за ним взглядом, спокойный, отрешенный. Он готов был принять все, потому что все потерял. Нойвилль знал, что не все. Он знал, что так ему только казалось. Ларс молча достал бокалы и наполнил их виски, разбавив свой колой. Поставил пепельницу и достал сигареты.

- Ты достал меня, Фишер, - сказал он, опускаясь в кресло напротив него и закуривая. - Ходишь как тень отца Гамлета, чуть ли не воешь на луну. Ты перестал пить, это особенно пугает. Пей.

Ингвар послушно осушил бокал, поморщился. Ларс протянул ему сигарету. Фишер затянулся и внимательно посмотрел на своего собеседника.

- Не таращись на меня так, - Нойвилль улыбнулся, и улыбка получилась вполне искренней. - Что-то проходит, что-то кончается. Или кто-то. Люди покидают нас, по своей воле или не по своей, не дождавшись, пока мы скажем, как сильно мы любим их. А иногда и не успев это услышать. Тяжело расставаться с любимыми, но еще тяжелее - когда привык сам решать их судьбу. То, что его больше нет, вовсе не значит, что ты остался один, - ладонь Ларса накрыла холодную руку Фишера. - Ты не представляешь, сколько еще у тебя осталось. И что ты можешь потерять, вот так вот плюя на все это. На меня, которого ты даже не замечаешь, хотя я не появлялся дома с того момента, как перестал приходить домой ты. Не думал я, что тебя можно сломать. Но ты надломился. Пока - только надломился, и мой долг склеить тебя обратно. Потому что мой вождь - ты. Если в твоих глазах нет звезд, где они вообще есть? Если не смеешься ты, кто вообще может смеяться? Если не убиваешь ты, - Ларс сжал его руку и подался вперед. - Кто вообще смеет умирать? Ты мой друг, Ингвар. Мое последнее пристанище. Завтра мы едем гулять, хочешь ты этого или нет.

Ингвар не ответил. Сигарета истлела, янтарная жидкость неподвижно покоилась в бокале. Дождь кончился. Пришел рассвет. Первый рассвет, который увидел Гамбург со дня смерти Ганса. Первые лучи солнца, упавшие на холодную землю. Солнце взошло. Ингвар, освещаемый самыми красивыми лучами, как ангельским орелом, молчал. При свете его глаза казались еще темнее. Глаза, неотрывно следящие, притягивающие, даже будучи пустыми.

- Пойдем домой, Инго, - сказал Ларс, поднимаясь, и чувствуя, как пальцы Фишера медленно скользят по покидающей их руке. - Солнце взошло.

Ингвар встал, покачиваясь, чувствуя слабость в коленях, ища опоры и не находя ее. Ларс подставил ему плечо, и мужчина тяжело облокотился на него, сгибаясь, низко опуская голову.

- Пойдем, - тихо проговорил он, открывая дверь, и щурясь на свет.

Они спускались по лестнице главного входа. С каждой пройденной ступенькой в сердце Ларса крепла решимость. Ему казалось, будто он только теперь понял, что на самом деле важно, что на самом деле хотел сказать Ганс. И как вернуть звезды. Он понял, что остановило Ларса от акта мести, что погасило в нем ненависть, чего хотел Штайнер, когда взводил курок. Он хотел еще раз увидеть глаза, похожие на звездное небо в летнюю ночь. Он хотел, чтобы Ингвар смотрел на него. Он хотел, чтобы Ингвар его увидел.

- Я найду Клауса, Инго, - сказал Ларс, усаживая мужчину на пассажирское сидение и устраиваясь на водительском.

Ингвар повернулся к нему. Поднял взгляд. Звезды. Ларс улыбнулся.

- Правда? - как ребенок, тихо, неслышно почти.

- Конечно. Ведь один ты ну ничегошеньки не можешь сделать.

Ингвар улыбнулся и откинулся на сидении, закрывая глаза. Мотор заурчал. Кажется, на улице потеплело.

В воздухе чувствовалось лето. В дуновении ветра, слабого, нетипичного, чувствовалось тепло. Дождя не было уже довольно долго, больше недели. Май подходил к концу. Фишер не любил, когда что-то подходило к концу. Ларс давно это заметил. Вот и теперь он наблюдал за тем, как Ингвар отставляет в сторону тарелку, на которой еще оставалась добрая половина его завтрака, и чашку, в которой оставалось еще пара глотков кофе. Его удивляло, почему его так занимает наблюдать за манипуляциями и привычками Фишера. И почему его совершенно перестало интересовать, оставляет ли недопитым кофе Лина. Она спокойно восприняла известие о том, что Ларс на неопределенное время перебирается к Ингвару. Сказала, что так будет лучше, учитывая его состояние. Но ни разу не зашла навестить их. И даже ни разу не позвонила. Ингвар поначалу делал вид, что беспокоится. То и дело пытался отослать Ларса домой, уверяя его в том, что с ним все будет в порядке. Но Ларсу не хотелось возвращаться в дом, где его, как ему казалось, не ждут. Более того - он боялся увидеть там то, чего видеть еще был не готов. Лина просиживала темными вечерами на кухне, болезенно напрягая слух в ожидании щелчка замка. Через некоторое время она стала ожидать в спальне. Еще чуть позже ждать перестала. И, наконец, закрыла дверь. Лотар не вмешивался. Он видел Фишера после похорон, смотавшись от заснувшей после долгих рыданий Лины и узнав то, чего ему знать не следовало. Он знал, что на месте Ларса поступил так же. При условии, что на месте Фишера при этом был бы кто-нибудь другой. И при условии, что на месте Ларса он знал бы о том, что его невеста давно его не любит. Но так сложилось, что каждый был на собственном месте. Лина - в одинокой постели, глядящая на сухую ночь и ласкающая себя с мыслями о мужчине, который стал для нее куда более далеким, чем был до их знакомства. Лотар - в забитой хламом комнате, прячущийся от истеричной матери-прокурора и собственных подозрений. Подозрений в том, что он струсил, пожертвовал жизнью Ларса, а не своей. На самом-то деле. Ларс - в соседней с Фишером комнате, готовый в любой момент войти и положить конец молчаливым страданиям условного друга. Пролистывающий распечатки разговоров, счета и контакты раз за разом, перечитывая и заново осмысливая. Фишер - в собственной спальне, с ножом под подушкой и сомнениями в мыслях. Сомнениями в самом себе, в Ларсе, в молчании Лотара, преданности Лины, которую он почти бросил, занятый собой и своими мелкими неприятностями. Он ни за что не назвал бы смерть Ганса мелкой неприятностью. Если бы был тем, каким хотел казаться. Но он казался. И начинал думать, что совсем позабыл о том, каково это - быть. Он думал, что до смерти Ганса никогда и не был. Что только со щелчком взводимого курка начал быть. Что только после того, как безжизненное тело глухо упало на ступени, сделал первый настоящий вдох в своей насквозь фальшивой жизни. Что только после этого по-настоящему, по-своему взглянул на Ларса, сына почти уничтожившей его женщины. И боялся взглянуть на Лину. Потому что девушка, напоминавшая ему Марию в минуты естественной близости, на самом деле имела с ней мало общего. Что она, как и он, только казалась, и, по сути, никогда не была. С ним она думала о Ларсе. С Ларсом думала о нем. У нее никогда и ни о чем не было собственного мнения, никогда и ни о чем, кроме женской болтовни о любви, которой, как точно знал Фишер, не существует. Потому что если бы она была, он не сомневался бы в том, что маленький Клаус действительно должен был носить его фамилию. Потому что если бы она была, в его телефоне высвечивались бы смс не от оператора. Потому что если бы она была, Ларс не сидел бы с ним и не готовил бы бульон. Потому что если бы она была... Многое, очень многое обрело бы смысл. И еще большее бы этот смысл потеряло.

Ингвар подумал и допил кофе. Достал сигарету из пачки, закурил, не обращая внимания на недовольную мину Ларса, постучал пальцами по столу, выбивая незатейливый ритм, крутившийся в голове с момента пробуждения. Хотелось что-то сказать. Слова клубились в горле, как кашель. Мешали дышать. Но о чем он мог говорить с этим мальчиком, который, как ни посмотри, оказался куда более настоящим, чем он сам?

- Ты не думаешь, - кашлянул Ингвар, - Что нам следует подышать свежим воздухом вместо того, чтобы накуривать помещение?

- Это риторический вопрос, как и предыдущие, или предложение? - откликнулся Ларс, убирая тарелку.

- Самое что ни на есть, - Фишер заставил себя улыбнуться и удивился тому, насколько легко это у него вышло. - Погода прекрасная, хрен его знает, когда еще такая будет. Давай сядем в мою развалюху и рванем куда-нибудь подальше от вонючего города.

- Просто возьмем и рванем, - уточнил Ларс, включая воду и наливая на губку чистящее средство. - Просто куда-нибудь. За город, да?

- Именно, мой недоверчивый друг. Возьмем и рванем.

- На все выходные, - продолжил полувопросительно Ларс, намывая тарелки. - И будем ночевать в лесу в лучших традициях людей, которые бегут от кого-то, да?

- Было бы странно, если бы мы вдвоем ночевали в отеле, согласись, - справедливо заметил Фишер, затягиваясь.

- Ну, я не думаю, что это более странно, чем то, что мы уже чуть ли не полгода живем вместе.

Ингвар поперхнулся дымом и закашлялся. Действительно, такая постановка вопроса никогда не приходила ему в голову, и он не думал, что когда-нибудь придет. Но Ларс это озвучил, и теперь это действительно становилось странным. Он просто хотел держать его на виду, не дать добраться до того, что ему видеть не следует, но он так и не дал себе труда хоть как-нибудь объяснить это Ларсу.

- Я думаю, на месте Лины я поступил бы аналогично, если бы мой парень вот уже который месяц предпочитал ночевать в компании подозрительного мужчины, - безжалостно продолжил Ларс. - Я был здесь, потому что ты постоянно что-то выкидываешь. Я волновался за твою жизнь, но теперь пришла пора поволноваться за свою. Поэтому сейчас я соберусь и пойду к Лине, наконец. Чтобы провести выходные с ней.

- Ты уверен, что она ждет тебя? - Фишер, наконец, справился с кашлем, и теперь внимательно следил за движениями Нойвилля.

- Ждет или нет, я не могу вечно прятаться под твоим одеялом, - неожиданно жестко ответил Ларс, бросая полотенце на стул и резко оборачиваясь. - Ты меня так опекаешь, следишь, как бы я не узнал чего, что мне не положено. Но я сам отвечаю за свою жизнь, ты просрал собственного ребенка, так нехрен реализовывать свои родительские потребности на мне, черт возьми! Я и без тебя прекрасно справлюсь, мать твою, Фишер! А вот ты, - Ларс наклонился над ним, сверля взглядом. - Ты - вряд ли.

Он стремительно покинул дом, громко хлопнув дверью. Ингвар медленно затушил сигарету, внимательно глядя на тлеющий пепел. Он не был уверен в том, что все еще остается прежним. Не был уверен в том, что все еще имеет власть над чем бы то ни было.

Когда Ларс вошел в квартиру, Лина заканчивала собирать вещи. Их было не так много, поэтому у дверей стояли всего пара чемоданов. Она резко обернулась, расправив на себе платье, и стало ясно, что ждала она не его. В воздухе повисло неловкое молчание.

- Я подумала, - сказала она, поняв, что Ларс не начнет разговор. - Что в сложившихся обстоятельствах мне лучше пожить у родителей.

- Почему ты так решила? - Ларс облокотился на дверной косяк и скрестил руки на груди.

- Ты не появляешься дома, - она пожала плечами. - Ты не звонишь мне, не пишешь. Ты... ты забыл про меня. Ты не проводил меня с похорон, ты...

- Я подумал, компания Лотара тебе больше по вкусу.

- Знаешь, теперь так и есть, - Лина гордо вскинула голову и сжала кулачки. - Он звонит мне каждый день! Он все спрашивает о тебе, знаешь.

- Если его так интересует моя скромная персона, он знает, где меня искать.

- По каким-то причинам он не хочет лишний раз связываться с Фишером. Просто... просто он спрашивает каждый раз, все ли с тобой в порядке. И... Все ли в порядке с нами.

- А то он не знает.

- Нет. Я... Он приходил пару раз, ты был на работе, а вечерами... Вечерами я притворяюсь, что...

- Ты только что говорила, что он не хочет связываться с Фишером. Значит, он знает, где я. Так что не лги, мне пожалуйста, Линнхен. Кого ты ждала сейчас? Ты хотела, чтобы кто-то забрал тебя, остановил, но не я. Кто, Лина?

- Фишер, - выплюнула девушка, обхватывая себя руками и отворачиваясь.

- Ты любишь его, - утвердительно проговорил Ларс.

Лина кивнула.

- Давно?

- С тех пор, как впервые увидела.

- Похоже, это становится нашей семейной чертой. Что давало тебе повод думать, что он придет за тобой?

- Ничего. Мне просто хотелось, чтобы так было.

- Что было между вами?

- Ничего.

- Не лги мне!

- Ничего. Он слишком дорожит тобой.

- Скажи мне только одно теперь. Ты когда-нибудь любила меня? Вообще, когда-нибудь.

- Наверное, Лассе. В школе. Но я выросла, знаешь. Мы оба выросли. И ты... Тебе лучше без меня.

Спускаясь по лестнице, Ларс с удивлением понял, что она права. С некоторых пор для него перестало иметь значение, ждут ли его дома. Перестало иметь значение, готов ли ужин, потому что он сам решал, что будет есть, когда и с кем. Что вообще связывает людей? Секс? Лучше не иметь его вообще, чем заниматься им с женщиной, которая думает о другом. С кем она была, когда его не было? Говорил ли Фишер для разнообразия правду, спала ли она с Лотаром, и если да, то как долго это продолжалось? Ларс остановился в дверях и приложил руку ко лбу.

- Это уже перестает быть смешным, - сказал он, кивком указывая на сумки у дверей. -Ты-то куда собрался?

- Я знал, что ты вернешься, - улыбнулся Фишер. - Здесь еда, выпивка и одеяла. Мы будем ехать очень-очень долго. И не будем ночью спать. Ты расскажешь мне что-нибудь, я расскажу тебе что-нибудь... Мне кажется, нам о многом нужно поговорить.

- Это верно, - Ларс повесил куртку на вешалку и улыбнулся. - Но сначала я хочу тебя кое о чем попросить. Только не удивляйся и не звони в психушку, ладно?

- Хорошо, - Ингвар удивленно изогнул бровь. - Если ты согласен поехать, то все что угодно.

- Обними меня.

Ингвар был теплым. От него пахло кремом после бритья, слабо - парфюмом. Тем самым, который так запомнился Ларсу в тот день в школе. Только тогда казалось, что этот запах заменил собой все запахи мира. Ларс чувствовал, как стучит его сердце. Быстрее, чем должно. Оказалось, Ингвар выше него как минимум на полторы головы. Ларс сжал пальцами его рубашку, отмечая где-то на подкорке, что она мокрая от пота. Лучи солнца на потолке образовывали неровные полосы. Ингвар стоял, слегка нагнувшись. Ларс оказался маленьким и хрупким. Он почти не чувствовался в его руках. С улицы подул теплый ветер, взъерошив светлые волосы Нойвилля. Это должно было выглядеть странно. Это выглядело странно. Это выглядело очень странно, Фишер чувствовал себя смущенным, должно быть, впервые в жизни. Ларс сделал шаг назад. Ингвар не смог отпустить его, сделав шаг вслед за ним. Они вышли на улицу. Остановились лишь на лужайке, под сенью старого дуба, из-за которого Ингвар и купил участок. Каблучки цокали по асфальту. Ларс поднял голову, внимательно глядя в глаза Фишера. Стук каблуков отдавался болью в воспаленном мозгу. Не было никаких звуков, только дыхание Ларса и стук каблуков по асфальту. Нойвилль уткнулся лбом в грудь Фишера. Ингвар вздрогнул и повернул голову. Лина стояла на другой стороне улицы, вцепившись пальчиками в ручки чемоданов, и смотрела на них удивленно распахнутыми глазами. Ингвар хотел что-то сказать, но она стремительно развернулась и побежала прочь. Это было удивительно, учитывая, что далеко с двумя чемоданами не убежишь.

- А теперь поехали, - серьезно сказал Ларс. - Я узнал все, что хотел.

My horror story is nearly over
I said I'm sorry,
But I was sober
I'd beg for mercy
From my infernal friend
The one that drops the nails
Into my coffin

Зелень проносилась за окном. Ларс сидел, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Руки Фишера покоились на руле. Расслабленно, повелительно, уверенно. Ларс думал, как он держал руль, когда посылал свой автомобиль вслед его матери. На этом ни царапинки. Другой? Ингвар производил впечатление человека, который может себе это позволить. Что он сделал с тем автомобилем? Избавился от него? Отремонтировал? Поставил в гараж и перестал о нем вспоминать? Последнее было более вероятно, учитывая возможный риск от обращения в мастерскую и отношение Фишера к собственным вещам. Забыть о них и избавиться от них - не одно и то же. Ларс усмехнулся. Точно так же он поступил и с Линой. Забыл о ней, когда она перестала играть минимально значительную роль в его плане. Впрочем, об их отношениях он пока знал только то, что они имели место. Насколько глубокие, насколько фальшивые, насколько длительные - этого он не знал. Он не знал также и того, как они умудрялись встречаться, учитывая, что Фишер всегда был у него на виду. Ларс чуть опустил стекло. Сейчас это не имело значения.

I dug a hole so deep

I'm gonna drown in my mistakes

Can't even sell my soul

'Cause it ain't worth shit to take

Это было похоже на падение в бездну, подобное тому, которое испытываешь, когда засыпаешь. Темнота засасывает тебя, чувствуешь головокружение, и кажется, что ты еще можешь проснуться, но, когда открываешь глаза, оказывается, что уже семь утра, и ты проснулся ровно за секунду до звонка будильника. Все, что Ларс делал, все дни, проведенные с этим странным человеком, были подобны падению в бездну. Он бессмысленно продолжал копаться в себе, пытаясь найти ответ на единственный вопрос: что он до сих пор делает с ним, почему не упек его за решетку, с такими-то доказательствами на руках. Почему не заставил его ответить за все, почему отчаянно пытается найти причину, по которой Фишера все еще можно было бы любить. Ведь Лина любила. За что-то любила же. Ларс откинулся на спинку. Понятно, за что. Но для него это не актуально. Да если бы и было, Фишер сделал достаточно для того, чтобы перестало быть.

- О чем думаешь, Лассе? - Ингвар не смотрел на него, он смотрел на дорогу, расслабленно поглаживая руль.

- У тебя удивительно сильные руки, Инго, - задумчиво ответил Ларс, не поворачиваясь к нему.

- Меня пугает ход твоих мыслей сегодня.

- Прости, я довольно рассеян.

- Я заметил.

- Мне надо выпить.

- Выпьешь.

- Инго, за что тебя любят женщины?

- Еще один подобный вопрос, и мы попадем в аварию, - предупредил Фишер.

- Удовлетвори мое любопытство, будь добр.

- Они не любят меня, Лассе, - Ингвар усмехнулся. - Они меня боятся.

I got the devil on my shoulder

(over and over)

And I just can't sink any lower

(lower and lower)

They come to take me, take me over

(closer and closer)

I got the devil on my shoulder

(over and over)

Фишер держался в седле превосходно, как и следовало ожидать. Учитывая, что все, что он делает, было превосходно. По крайней мере, Ларс не видел ничего, в чем Ингвар был бы плох. Сам он угробил как минимум полтора часа на то, чтобы перестать сваливаться с лошади. Фишеру пришлось подсадить его, и все полтора часа он не уставал напоминать об этом, ехидно ухмыляясь и сыпля остротами. Становилось жарко. Ларс снял куртку и положил ее перед собой, держа поводья правой рукой и следя за тем, чтобы она не свалилась. Ему не хотелось слезать за ней и оказываться в неприятной ситуации снова.

- Почему именно лошади? - не удержался он, наконец. - Они кусаются, они гадят, вот, посмотри, посмотри!

- Ты расстраиваешь меня, Лассе, ты не болен? - хохотнул Ингвар. - Сначала просишь обнять тебя, потом делаешь комплименты, спрашиваешь, за что меня любят женщины, а теперь, поглядите-ка, заставляешь меня смотреть на то, как кобыла срет. Что дальше? Уединимся в палатке и будем пасти овец?

- Обойдемся без овец, - огрызнулся Ларс. - С тебя хватит и палатки. Кстати, мы вернемся на базу или...

- Или, здесь недалеко есть отличное местечко. И, не хочу тебя шокировать, но палатка действительно будет.

- Господи, Фишер...

- Да, я читаю твои мысли.

- Что еще ты делаешь?

- Прямо сейчас слезаю с лошади и иду отлить. Мне пригласить тебя с собой или ты ограничишься тем, что посмотришь свысока?

Ларс фыркнул и отвернулся, чувствуя, как внутри него медленно клубится яростное желание хорошенько треснуть по иронично ухмыляющейся роже своего собеседника.

- Ты освоился? - спросил Фишер откуда-то справа.

- В смысле?

- В седле. Освоился? Не упадешь, если мы поедем чуть быстрее, чем ползет улитка?

- Чтобы ты снова ко мне прикасался? Нет уж.

- В таком случае, пришпорь свою клячу, - Ингвар взлетел в седло и натянул поводья. - Хотелось бы успеть до дождя.

Ларс поднял голову. Небо затягивало тучами.

- Блеск, - прокомментировал он. - Ночь под дождем в лесу. Всегда об этом мечтал.

- О, но ты наверняка и мечтать не мог о том, чтобы исколоть себе задницу об спальник, быть искусанным мошками и проснуться голодным в сотне километров от ближайшей закусочной, - снова поддел его Фишер.

- Судя по твоей довольной роже, ты испытываешь подобные сомнительные удовольствия довольно часто.

- О, да. Если бы ты дал себе труд узнать меня немного получше, то заметил бы, что до того, как ты поселился у меня, я делал это каждые выходные.

- У меня не было времени на то, чтобы изучать твой досуг до моего появления в твоей серой и скучной жизни.

- О? Мне показалось, что только этим ты и занимался в последнее время, - голос Фишера резко изменился, заставив Ларса вздрогнуть и повернуться к нему. - Изучал мою жизнь до того, как ты пришел в нее. Точнее, до того, как я позволил тебе это сделать.

- Ну, меня не волновали мелочи, подобные этой.

- Дьявол кроется в мелочах, Нойвилль, - лицо Фишера стало подобно небу, стремительно затягивающемуся грозовыми тучами. - Я зря учил тебя? Без мелочей ты не соберешь целого. Только разрозненные факты.

- Да? Ну так открой же мне часть этого целого.

- Открой целое сам, Лассе. Не часть, не кусок, не крупицу, не кучу других эпитетов. Собери целое, и ты поразишься, насколько все было просто.

- По-твоему, убить человека - это просто? - не выдержал Ларс, сжав поводья так, что кобыла присела.

- О, - губы Фишера сложились в ужасающий оскал. - Ты не представляешь, насколько. Это проще, чем открыть тюбик зубной пасты и выдавить все содержимое разом.

- Если ты не прекратишь, я убью тебя, Фишер, - процедил Ларс. - И узнаю, так ли это просто, как ты говоришь.

Ингвар рассмеялся, и лошадь заплясала под ним.

- Нет, мой мальчик, ты этого не сделаешь. Для тебя сейчас это так же сложно, как доказать теорему Ферма при условии, что я профессор, а ты - несмышленый первоклассник. Потому что ты слишком хорошо понимаешь, - Фишер протянул руку, схватил Ларса за грудки и резко потянул на себя так, что тот едва не упал, - что должен быть благодарен мне. Ты должен быть благодарен мне, Нойвилль, за то, что сидишь сейчас здесь, на этой старой кляче, еще не под дождем, но уже скоро промокший, если не поторопишься. За то, что дышишь этим воздухом, имеешь счастье созерцать живыми своего друга и свою женщину. За то, что я позволил тебе узнать то, что осталось бы для тебя загадкой до самой смерти. Ты должен быть мне благодарен, и ты будешь. А теперь догоняй.

Ингвар отпустил его так же резко, как схватил, и послал лошадь в неистовый галоп. Ларс закачался, но удержался в седле, впервые глядя ему вслед с ненавистью, граничащей с инфернальной. И пришпорил кобылу. В первые минуты ему казалось, что он разобьет себе голову. Он чувствовал себя кульком, неизвестно как держащимся в седле. Но с минутами пришло привыкание, он привстал в стременах, распределяя вес. Глядя между ушей лошади, он увидел Фишера, уже ворвавшегося в стену дождя. Секунды спустя, он ворвался за ним следом. Он не слышал ничего, только свист ветра в ушах, шум ливня и топот копыт. Он видел спину Фишера, несущегося во весь опор, он мчался за ним, убеждая себя в том, что, догнав, уничтожит. Сбросит с лошади и затопчет к чертям, объяснив все несчастным случаем и испуганными грозой животными. Сверкнула молния, выхватив из черноты силуэт Ингвара, остановившегося неподалеку и с насмешкой глядящего на Ларса. Нойвилль неистово лупил лошадь. Он не знал, сколько уже продолжалась гонка. Кобыла хрипела, Фишер по-прежнему был недосягаем. С шестым раскатом грома Ларс понял, что уже давно поравнялся с ним, что они несутся во весь опор рядом, слишком близко, слишком далеко. Ингвар, смеясь, протянул ему руку. Эйфория сумасшедшей гонки под дождем внезапно стала сильнее ненависти. Ларс ответил ему еще более безумным смехом и крепко сжал его ладонь. Если бы они свалились на такой скорости, это стало бы смертью для обоих. Но они не свалились. Фишер не дал. На мгновение Ларсу показалось, что он держится в седле до сих пор только потому, что держит его руку. А потом гонка кончилась так же внезапно, как началась. Ингвар соскочил с лошади, помог спуститься Ларсу и стал с улыбкой смотреть на то, как тот корчится от боли в затекших ногах. Его лицо внезапно оказалось слишком близко, Ларс отпрянул, ударившись спиной о дерево. Ладонь Фишера уперлась в ствол на уровне его головы.

- Ты можешь догнать меня, Нойвилль, - прошептал Ингвар прямо в ухо так, что по спине пробежали мурашки. - Но ты никогда не сможешь вырваться вперед.

Гроза вскоре кончилась, можно было разглядеть кусочки звездного неба. Фишер умудрился разжечь костер, у которого оба теперь грелись, развесив одежду на ближайших кустах и завернувшись в одеяла. Пили неразбавленный виски и молча курили. Лошади щипали траву, стреноженные неподалеку.

- Ненавидишь меня? - нарушил молчание Ингвар.

- Нет. Сейчас - нет.

- Это помогает, - Фишер рассмеялся и откупорил вторую бутылку. - Такие скачки. Ветром выдувает всю дурь из башки.

- Значит, ты специально привез меня сюда?

- Естественно.

- Откуда ты мог знать, что на меня это подействует?

- Мы похожи, - Ингвар сделал глоток и поморщился. - Иначе я не допустил бы тебя к себе, а ты не выдержал бы меня дольше недели.

- А Ганс? С Гансом вы тоже были... похожи?

- Нет, - Ингвар помрачнел и выпил еще. - Мы были абсолютно разными. Но с ним... С ним другое. Я ошибся в нем. Но в тебе - нет.

- Откуда ты знаешь?

- Я когда-нибудь ошибался? - Фишер лукаво улыбнулся. - Все, что ты знаешь, все, что ты себе напридумывал - я позволил тебе узнать. И позволил подумать. Все мои "ошибки" - для тебя, Лассе. И до сих пор у тебя замечательно получалось следовать моему плану. Приятно чувствовать себя марионеткой?

- Не очень. Ты блефуешь.

- Докажи, - Ингвар продолжал улыбаться, и Ларс с ужасом понял, что он не лжет.

- Что будет со мной, когда я тебе надоем?

- Ты не можешь мне надоесть. С тобой я перестал быть одиноким.

- Значит, и я имею какую-то власть над тобой.

- Очевидно, - не стал спорить Фишер. - Но моя все же сильнее. Потому что ты все же не можешь уйти. Мы с тобой одинаковые, тебя притягивает ко мне, потому что ты слабее меня. И так будет всегда, до тех пор, пока я не решу иначе. Или ты не станешь сильнее.

- Во втором случае я убью тебя. Ты это понимаешь?

- Вполне. И знаешь, - Ингвар пристально взглянул на него и тепло улыбнулся. - Я был бы счастлив, если бы так вышло.

The one that drops the nails

Into my coffin

Глава восьмая.

- Поразительно, - издевательски протянул Лотар. - И как это тебе, такому занятому дяденьке, удалось выкроить время для меня, маленького хулигана?

- Любопытство - одно из самых сильных моих пороков, - улыбнулся Фишер. - Когда-нибудь это доведет меня до могилы. Я просто не мог не прийти, изнывая от любопытства, почему я, а не твой дорогой Лассе.

- Потому что мой дорогой Лассе большую часть своего дорогого времени предпочитает проводить со своим дорогим Инго, что очень меня волнует, учитывая, что от моего дорогого Лассе сбежала даже его дорогая Лина, а он в тот же день поехал со своим дорогим Инго на лошадках кататься.

Фишер резко обернулся. Достаточно быстро, чтобы успеть заметить неприятное, торжествующее выражение лица Лотара.

- Откуда ты знаешь, где мы были? - отрывисто спросил Ингвар.

- Занервничал? - улыбнулся Лотар. - Кто-то тебя обскакал, а ты и не знал, Фишер. Кто-то знает о тебе кое-что неприятное, а ты и не знал, Фишер. Ты поразительно многого не знаешь, как ты еще умудряешься держать наци? Они что, не видят?

- Не видят чего?

- Пойдем, прогуляемся. Не стой как вкопанный, ты мешаешь дамам, - Лотар галантно поклонился двум проходящим мимо бабулькам.

Солнце палило нещадно. От воды шла приятная свежесть, и, сказать по совести, Фишеру не хотелось отходить далеко от озера. Но Лотар, пропустив старушек, задал довольно быстрый темп, и уже вовсю вышагивал по уходящей вглубь парка дорожке. Ингвар вздохнул и последовал за ним. В тени не было прохладнее, наоборот, казалось, что кроны деревьев создают своего рода парник. Фишер расстегнул несколько пуговиц рубашки и оттянул ворот, с неудовольствием отмечая про себя, что сильно вспотел. Лотар шел впереди, изредка весело подпрыгивая и срывая листочки с деревьев. Фишер нервничал. Лотар шел вприпрыжку. Ингвар оттягивал ворот и подумывал над тем, чтобы снять рубашку вообще. Лотар не выказывал никакого неудовольствия жарой. Поняв, что так скоро Нойманн говорить не начнет, Фишер сдался и закатал рукава рубашки.

Лотар остановился приблизительно через полчаса, уселся на лавочку и похлопал по месту рядом с собой. Фишер устало опустился и тяжело вздохнул.

- Человек дождя, да? - с улыбкой заметил Лотар. - Не любишь солнце, и оно тебя не любит. У, вампирюга поганый.

- Я жду ответа, - напомнил Фишер.

- Да чего ты такой скучный! - взорвался Нойманн. - Солнце светит, травка зеленеет, девчонки чуть ли не голышом вокруг ходят! Твою мать, Фишер, мимо тебя, крутя жопами, прошли штук десять как минимум! И что?! Наш дождливый рыцарь на них даже не посмотрел, нет!

- Ты меня сюда с девушками знакомиться повел?

- Может быть, если тебе будет, кого трахать каждый день, ты отстанешь от Ларса, наконец, - беззлобно поддел его Лотар.

- Мне казалось, - задумчиво продолжил Фишер, - Ты не оборачивался. Как ты узнал, что девушки вообще были?

- Я много чего знаю, Инго, - Лотар запрокинул голову и прищурился на солнце. - Мне не нужно для этого следить, как делаешь ты. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы знать. У меня мозг устроен иначе, чем у тебя, и поэтому ты был у меня на крючке с самого начала. Я знаю больше, чем Ларс. Больше, чем даже ты, потому что, - Нойманн резко обернулся. - Ты ведь не убивал несчастную Мари, правда, Инго? Это сделал кто-то другой, да?

Фишер молчал, чувствуя, как сосет под ложечкой, как уходит куда-то уверенность и силы на ответ.

- Но, понимаешь ли, Инго, тут такое дело, - издевательски протянул Лотар. - На рукояти ножа твои отпечатки. И нож твой. И я даже знаю, где ты его купил. И я даже знаю, у кого он сейчас. Ты, конечно, можешь и меня убить, чтобы не узнал никто больше. Как убил Магдалину. Но, уверяю тебя, в случае моей смерти все это обнародуется. Автоматически. Ты будешь уничтожен, Фишер, а ведь это тебе не нужно.

- Чего ты от меня хочешь?

- Ничего, - весело ответил Лотар. - Мне от тебя абсолютно ничего не надо. Я не собираюсь тебя шантажировать, не собираюсь просить тебя отстать от Ларса. Если он счастлив, готовя тебе кофе, пусть делает это. Мне достаточно было узнать, что ты... псих, Фишер. Натуральный.

- Это не так.

- Так, так. Ты убил свою жену, но ты отрицаешь это. И кто тогда это сделал, если всё очевидно указывает на тебя? Магдалина не оправдала "убийцу", она выгородила тебя, а ты убил ее, потому что она знала. Отдавать тебе ребенка попросту опасно, а я знаю, где он находится. С ним все в порядке, если тебя это волнует. Лучше, чем было бы с тобой. Как ты живешь с этим, Фишер? Стреляешь в зеркала?

Ингвар вздрогнул и отвернулся. Не выдержал внимательного взгляда Лотара.

- Мы повзрослели, Инго, - неожиданно серьезно сказал тот. - Мы больше не те дети, которых ты знал. Я скоро получу диплом. И если ты думаешь, что всех полицейских можно купить, то ты ошибаешься. Нас там все-таки учат, а ты... Ты гений, да. Но ты псих. И очень опасный. Если умрет кто-то еще, хотя бы один человек, я буду вынужден... Ты понимаешь меня.

- Зачем ты это делаешь?

- Потому что мне жаль тебя. Лассе возится с тобой, потому что ему тоже тебя жаль. А еще он такой же псих, как ты. Это будет прогрессировать. Потому что пока ты был один, ты мог держать себя в руках. Ты лелеял свое одиночество, это было твоим наказанием самому себе. Ты убеждал себя в том, что весь мир тебя ненавидит, а теперь есть человек, который любит тебя со всеми твоими грехами, и ты не можешь этого принять. Ганс был таким же, просто сломался раньше. Ты думаешь, это не дало свои плоды? Кто угодно свихнется, если его парень мозги себе вышибет.

- Ганс не...

- Заткнись ты, шизик. Приступы неконтролируемой агрессии, частичная амнезия, мигрени. Чего еще ты не помнишь, о чем еще ты пытаешься забыть? Я виделся с Линой, она рассказала мне все. Бедная дурочка, и она еще ждет тебя. Ты помнишь, как мы с тобой впервые встретились?

- Да.

- Расскажи мне.

- Я... Я приехал к твоему дому, мне нужен был Ларс. Он видел меня в школе, это могло плохо кончится. Я подумал, что лучше всего воздействовать на него через тебя, ты заметил меня, вышел. Мы прокатились до круглосуточного, я купил тебе виски и сигарет. Ты... - Ингвар помассировал виски и сморщился как от зубной боли. - Черт, я помню только, как привез тебя назад.

- О чем я и говорю, - кивнул Лотар.

- Что было тогда? Что я сделал?

Нойманн рассмеялся.

- Не бери в голову, куда важнее, что ты делал с другими. Послушай, если ты не хочешь идти к врачу... Я понимаю, это отразится на твоей репутации, все такое... Есть же другие способы, ты просто должен признать, что... Ты должен признать, что иногда ты не контролируешь себя, и это приводит к печальным последствиям. Ты вцепился в Ларса, потому что он единственный, кто умеет различать эти твои два состояния, кто понимает, что тот, кто убил его мать, и тот, кто спит в соседней комнате - разные люди. И это даже не раздвоение личности, это просто психологическая травма, тебе надо отдохнуть, отпустить ту ситуацию, и все еще может быть хорошо.

- На твоем месте я не пытался бы помочь мне, - резко ответил Фишер. - У меня нет никаких оснований тебе верить, у тебя нет никаких причин меня жалеть.

- Я не хочу, чтобы с Ларсом случилось то же, что со Штайнером. Они все так заканчивают. Все, кто тебя любит. Они не могут это выносить.

- Послушай, Лотар. Тебе никогда не приходило в голову, что вы с Ларсом глубоко ошибаетесь? Что я прекрасно себя контролирую. И что никогда не пытался забыть о том, что сделал.

- Н-нууу... Это было бы слишком... Страшно, наверное.

- А ты подумай, - мягко посоветовал Ингвар. - Подумай, что так может быть на самом деле. Что я не псих, что я абсолютно нормален, что я контролирую и тщательно просчитываю каждое свое действие, и что я получаю удовольствие от того, что я делаю. И что я прекрасно помню, что сделал с тобой в тот вечер, и знаешь, мне это тоже понравилось.

- Ты в курсе, что "тщательно просчитывать" и "получать удовольствие" от чужих страданий как раз психам и свойственно? Ну, маньякам всяким...

- Что нормально в нашем мире, Лотар? М?

- Не знаю, - честно ответил Нойманн, поднимаясь и потягиваясь. - Я сказал тебе все, что хотел. Беседа получилась сюрреалистичная. Но если у тебя действительно не бывает никаких помутнений, и ты отдаешь себе отчет в своих действиях, то я спокоен за своего глупого друга. Потому что он, скорее всего, не будет сопротивляться. А тебя возбуждает, когда жертва пытается убежать. И только. Поэтому я, пожалуй, тоже не стану убегать. Ты вполне нормальный мужик, пока не начинаешь тебя бояться и делать вид, что собираешься тебе противостоять. Да, и вот еще что, - Лотар улыбнулся, окинув Фишера оценивающим взглядом. - Соберешься гулять в такую погоду, надень что-то типа хлопковых брюк. Ты сейчас производишь впечатление курицы в микроволновке. Чао, крошка!

Лотар развернулся на пятках и, пританцовывая, скрылся за поворотом дорожки. Фишер откинулся на спинку скамейки и уставился в начинающие грозоветь небеса.

Гроза пришла ночью. Ветер ломал ветки, бился в окна. Темный дом напоминал декорацию к фильму ужасов. Что-то ухало и гремело в подвале, видимо, Ингвар не закрыл вентиляционное окошко, и теперь ветер врывался в него, сметая с полок инструменты. Не спалось. Да и кто стал бы спать в такую ночь. Гром перекатывался в небе как льдинка на языке, где-то вдали мерцали всполохи. Ингвар сидел на веранде, не включая свет, откинувшись на спинку кресла и задумчиво перекатывая между ладонями пустую чашку. От нее еще пахло кофе, на снежно белом фарфоре остались темные разводы. Он не знал, но чувствовал, что Ларс сидит на просторной кровати, положив подбородок на колени согнутых ног, задумчиво глядя на стену, где шевелились зловещие тени веток и вспыхивали отсветы зарниц. Тонкое одеяло сброшено, ночь, несмотря на грозу, все еще душна. Его окно наверняка открыто, иначе не объяснить холодок, пробегающий по босым ногам. Ингвар поставил чашку на стол и закурил. Он мог бы пойти сейчас к нему и рассказать о встрече с Лотаром. С другой стороны, черноволосый проныра вряд ли забыл сообщить своему единственному другу об этом, и ничего нового из разговора Ларс для себя не откроет. Ингвар помассировал переносицу и зажмурился. Этот разговор должен был нести в себе другой смысл, он должен был восстановить хрупкое доверие между ними. Ингвар встал и направился в ванную. Остановился напротив зеркала. Свет включать не стал или просто забыл. Гром прогремел особенно близко, однако всполоха заметно не было.

- Чего ты хочешь? - спросил он сам себя. - Чего?

Отражение молчало, с отчаянием глядя на своего хозяина. Через мгновение отчаяние сменилось грустной улыбкой. Ингвар ополоснул лицо холодной водой и вернулся в кресло. Решение написать пришло само собой. Казалось бы - это просто, возьми ноутбук и набери текст. Но Ингвар отверг этот вариант, решив оставить после себя хоть что-то настоящее. Поэтому он тихо поднялся в кабинет, прошлепав босыми ногами мимо комнаты Ларса. Нойвилль напрягся на кровати, готовый к разговору, ждущий его. Но хлопнула дверь, шаги прозвучали в обратную сторону, и юноша окончательно сник, спрятав лицо на коленях. Ингвар поудобнее устроился в кресле и начал писать, аккуратно выводя каждую букву. Это послание должно было стать последней точкой и окончательно все прояснить. Ингвар не задумывался о том, как передаст его Ларсу, главное было - написать, выбросить это из себя. Возможно, ему стало бы легче. Наверное, следовало поговорить об этом с Линой. С ней все было проще, она слушала и не задавала вопросов, это было лучшей ее чертой - молчать и внимать его истерикам. Впрочем, можно ли было называть это истериками? Нет, скорее... Ингвар невесело улыбнулся. Скорее приступами.

- Просто поговори со мной, - тихо сказал Ларс, напугав, тем не менее, Фишера до полусмерти.

- О чем? - напряженно спросил Ингвар.

- О том, что ты пытаешься написать совершенно бездарно и так непохоже на тебя, - юноша аккуратно присел на подлокотник и заглянул Фишеру в лицо. - Ты ведь хотел со мной поговорить. Я чувствовал, когда ты поднялся.

- Связь террориста и жертвы, забыл, как называется этот синдром, - хмыкнул Ингвар. - Только и всего.

- Возможно, для тебя это и так. Ты впадаешь в меланхолию, ходишь в сомнамбулическом сне, затем следует кратковременная вспышка, во время которой мне хочется тебя убить, но после нее, после этого неконтролируемого выброса, ты приходишь в норму и становишься вполне нормальным человеком. У нас только одна проблема.

- Да? Какая же? Я убил твою мать?

Ларс помолчал. Ингвар нервно крутил ручку в руках.

- Нет, - мягко ответил Нойвилль после очередного раската грома. - Во время приступов ты нравишься мне намного больше, чем в обыкновенном состоянии. И мне кажется, я знаю, почему.

- Я слушаю тебя. Вам с Лотаром следовало идти в психоанализ, неплохая вышла бы команда.

Ларс рассмеялся.

- На самом деле ты такой и есть. Невыносимый, злобный тролль.

- Вот не надо, я благородный эльф, - обиделся Фишер.

- Пусть будет эльф, - не стал спорить Ларс. - Но злобный и кровожадный. После определенных событий загнавший себя в рамки. Скажи, почему ты... Почему ты так поступил, ты сам понимаешь?

- А ты сдался бы так просто, мальчик? - глухо поинтересовался Фишер, и Ларс с удовольствием понял, что фаза меланхолии прошла. - Ты позволил бы сграбастать себя тем, кого водил на поводке так долго? К тому же, раскаиваться пристало тем, кто осознает свой грех. У меня множество других грехов, однако этого я за собой не признаю.

- Не признаешь греха убийства? Как же так?

- Обстоятельства вынудили меня это сделать.

- Надо же. Вынудили.

- Именно так, - Ингвар яростно зыркнул на Ларса, но быстро взял себя в руки и отвернулся. -Принеси виски.

Когда Ларс вернулся с бутылкой, Ингвар разлил напиток по бокалам, закурил, похлопал по подлокотнику кресла, дождался, пока Ларс устроится, и продолжил:

- Это долгая история, но до утра мы точно не уснем. Да и ты не отстанешь от меня, так что слушай. Слушай, что я сделал. Мы учились в одном классе. С начальной школы. Она бесила меня, выводила из себя. Типичная отличница, староста, активистка. Я всегда был плохим парнем. Дрался, прогуливал. В старшей школе попробовал кокаин. Собственно, это меня и погубило. Не могу сказать, что считаю это пагубным пристрастием. Моим родителям давно было на меня плевать, они желали другого сына, ночами я пропадал в клубах с Гансом... Да-да, он ненамного младше меня. Она пыталась меня исправить. Глупая девочка, всегда верила в то, что зло можно спасти. Меня спасти было нельзя, я проклят с самого рождения, собственная мать прокляла меня, я не был желанным ребенком, но и избавиться от меня она не могла, иначе родители лишили бы ее денег и всяческой поддержки, а мой отец зарабатывал не так много. Откровенно говоря, вся наша семья держалась на бабушке и дедушке. Они, впрочем, тоже меня не любили, считая позорным выблядком, порождением пьянства и разврата, - Ингвар хрипло рассмеялся и отхлебнул виски. - И она пришла за мной в один из этих клубов. Пришла и долго отчитывала на виду у всех. Над ней смеялись, лапали ее, свистели. Не знаю, что заставило меня хорошенько отделать своих вчерашних дружков. Единственным, кто не смеялся над ней, оказался Ганс, да и тот только потому, что упился и валялся под столом. В результате я проводил ее до дома, на следующий день - проводил снова, она заменила мне кокаин. Я понял, что счастлив, родители с удивлением поняли, что я изменился, и без возражений благословили наш брак, когда я решился сделать ей предложение. У нас была маленькая комнатка под самой крышей у доков. Маленькая, но - своя. Мы учились, а ночью трахались как кролики. Она забеременела, когда меня взяли в издательство, владельцем которого я сейчас являюсь. Я купил его позже, Клаус тогда уже лежал в своей колыбельке. Я пропадал на работе, чтобы накормить и одеть их, я спал в офисе, как сплю иногда и сейчас. Однажды я плюнул на все и вернулся домой раньше. Это была наша годовщина. Я открыл дверь, вошел в дом. У нас уже был этот дом, мы только въехали, и никому еще не говорили. Но она сказала. Парень, который ухлестывал за ней в школе. Я даже не сразу вспомнил его. Она с улыбкой представила нас друг другу. Я стоял и смотрел на них. Она накрыла стол. В нашу годовщину. Ужинала с ним. А наверху плакал ребенок. Это взбесило меня. Я спросил, как долго они встречаются. Если бы она ответила что-то вроде "он просто пришел проведать нас" или "я пригласила его, потому что мне было страшно одной", я не стал бы... Но она ответила "мы не встречаемся, мы просто пьем вино". Так спокойно, пьем вино, когда ребенок заливается плачем наверху. Я увидел, как она изменилась, как... постарела. А ведь она совсем молода, и я понял, что она давно пьет. Я знал, что виноват в этом сам, но ребенок плакал, и это действовало мне на нервы. Я спросил у нее, почему она не пойдет к сыну. И тут она рассердилась, стала кричать на меня, стала говорить, что я бросил ее с ребенком, что я изменяю ей, хотя я не притрагивался ни к одной женщине с тех пор, как мы начали встречаться. Ты смеешься? Я серьезно. А потом она сказала... Она сказала, что не хотела этого ребенка. И тогда... Меня словно обухом по голове ударило. Она не хотела этого ребенка, но все равно родила, потому что иначе, как и в случае с моей матерью, ее родители перестали бы поддерживать нас. Их деньги она тратила на выпивку и платья, а я... А я просиживал ночами в офисе, пытаясь заработать хоть что-нибудь, я купил этот шикарный дом, чтобы им было просторно. Она нашла себе любовника, удобного разгильдяя, который только и ждал этого момента, турка. Господи, эту грязную скотину. И я представил, как они, на нашей с ней кровати, когда в другой комнате плачет Клаус. Я не выдержал и зарезал свою любимую жену тесаком, которым она резала индейку. Я убил единственную женщину, которую смог полюбить. Турок сбежал. Когда я поднялся в комнату Клауса, пораженный тишиной, я нашел ее пустой. И все мои поиски провалились. Турок смылся в штаты, там мне его не достать, это понятно. А Клаус... Он позаботился о том, чтобы я не получил ребенка. До полиции я дозвонился первым. Он, как человек, живущий на пособия, получил социального адвоката. Которая оправдала его и позволила ему смыться. И которая стащила нож с моими отпечатками.

- Если бы ты рассказал это, к тебе было бы проявлено снисхождение. Даже мне тебя жалко, хотя это нисколько не оправдывает твой поступок, ты мог просто развестись.

- Я любил ее, - Фишер поднял на Ларса взгляд, странный, болезненный и одновременно яростный. - Я мог только любить ее или уничтожить.

Ларс вздохнул и взял сигарету из пальцев Ингвара.

- Что ж, по крайней мере, теперь ты все знаешь, - устало проговорил Фишер, допивая виски и морщась.

- Не все, - задумчиво ответил Ларс. - Но теперь мне, по крайней мере, понятно, от чего отталкиваться.

- Для чего?

- Для прыжка, - Нойвилль улыбнулся. - Если ты думаешь, что я оставлю тебя, то глубоко ошибаешься. Я хочу тебе помочь, унаследовал эту пагубную привычку от своей матушки. Все хотят тебе помочь, Инго, но ты почему-то не удосуживаешься эту помощь принять. Ладно, уже пять утра, давай по койкам.

- Ты иди, - Ингвар погладил его по плечу и слабо улыбнулся. - Я еще посижу здесь.

Ларс пожал плечами и медленно поднялся по лестнице.

Небо было белесоватым. Тучи разошлись, солнце готовилось подняться из-за горизонта. На донышке стакана блестели капельки янтарной жидкости. Сигарета давно истлела, сохранив, однако, форму, и теперь являла собой странный памятник изничтоженным легким. В распахнутое в спальне окно влетал легкий ветерок, запах озона и сбитые дождем листья. Солнце всходило. Ларсу снилась мать. Фишеру не снилось ничего.

Глава девятая.

Середину дня нельзя было считать часом пик, поэтому поезд не торопился. Ингвар стоял, перекатываясь с пятки на носок, поражаясь самому себе. Насколько далеко ему удалось забраться, и насколько далеко он забрался бы, если бы вовремя не вынырнул из раздумий. Постояв на тихой незаметной улочке около пяти минут, Фишер анализировал и прокладывал маршрут. Его мозг представлял собой систему, в десятки раз превосходящую любые навигаторы. Вот только навигаторы прокладывали маршрут моментально, а Фишеру для этого сначала потребовалось сообразить, куда он вообще пришел, и почему именно пришел, а не приехал. Постепенное возвращение к жизни позволило ему понять, что машину он сдал в ремонт, не от неумения починить самостоятельно, а от нежелания возиться в грязи. И надо же было такому случиться, что именно оставшись без машины, ему внезапно приспичило погулять. Ингвар недовольно цыкнул на самого себя, нетерпеливо глядя в ту сторону, откуда должен был приехать поезд. Ингвар не любил метро, но с наземной частью мог как-то мириться, и его раздражение не достигло тех высот, каких могло бы, если бы ему пришлось спускаться под землю. Наконец, поезд пришел, Ингвар шагнул в вагон, пристроился у двери, выслушал предупреждение о том, что ему следует быть осторожным, и уставился в окно. Поезд мягко тронулся, и Фишер мельком оглядел вагон. Он был пуст, если не обращать внимания на девушку, стоящую у дверей прямо напротив него. Она стояла спиной к нему, прислонившись ладошками к дверям, вглядываясь в пейзаж за окном, который вскоре должен был смениться тоннелем. Дождавшись, пока это произойдет, и гул, стоящий в тоннеле, заглушит его шаги, Фишер пересек вагон и грубо схватил девушку за запястья, прижав их к стеклу еще плотнее. Девушка вскрикнула, но попытки вырваться не предприняла, из чего Фишер сделал вывод, что она, в общем-то, не имеет ничего против того, что он собирался сделать. Поезд затормозил, приближаясь к станции. Ингвар не отпустил ее запястий, от нежелания ли показаться извращенцем, бегущим от справедливости, либо от полной и безоговорочной уверенности в своей безнаказанности. Как бы то ни было, в вагон никто не вошел, и у них оставалось несколько минут до следующей станции, на которой должны были войти как минимум три человека. Ингвар прижал девушку к стеклу уже в тот момент, когда закрывались двери. Она всхлипнула и слабо дернулась, как бабочка, попавшая в паутину. Ингвар усмехнулся, сравнение ему понравилось, только вот пауком он себя не считал. Одной рукой он перехватил запястья жертвы, второй огладил ее по спине, с удовольствием ощущая, как она прогнулась, остановил ладонь на упругой попке, сжал, потерял голову от легкой дрожи, пробежавшей по телу жертвы, и впился укусом в ее шею. Жертва извернулась, обхватила Ингвара ножками и подарила страстный поцелуй, приобретавший особую прелесть в условиях гула и уходящего из-под ног пола.

- Ты следила за мной, - выдохнул он в покрасневшее от удовольствия лицо Лины.

- Следила, - девушка прикусила мочку его уха и устроилась поудобнее, с удовольствием ощущая растущее напряжение.

- Я могу тебя разорвать прямо здесь, и ничего мне за это не будет, - сбивающееся дыхание немного подпортило угрозу.

- Давай, - Лина озорно подмигнула и опустила ножки, безупречно вычислив момент полной остановки поезда.

- Вот же стерва, - почти восхищенно заметил Ингвар.

Они выкатились из вагона, благоухая парфюмом и животной страстью. Направились в ее пустой дом, забыв о том, что их могут увидеть. Целовались на лестнице, кусая друг друга, попутно избавляясь от деталей одежды. Танцевали в прихожей, путаясь в брюках и юбке. Чертыхались и всячески злословили, воюя с застежкой бюстгальтера. Жадно ласкали друг друга, запоминая ладонями каждый изгиб. Сбрасывали одеяло с кровати, перекатывались по ней, оставляя друг на друге отметины страсти. Раздражали соседей, царапали спину, целовали ключицы, любили глазами, шептали "не люблю", распаляя друг друга. Кричали, не видя смысла в молчании. Лежали, тяжело дыша, не глядя друг на друга, не думая друг о друге, думая каждый о своем, и об одном в то же время. Их время прошло. Ее время прошло. Ингвар сел на кровати, не видя смысла в том, чтобы стыдливо прикрываться одеялом - стесняться ему было нечего, и окинул взглядом девушку, завернувшуюся в простыню чуть ли не с головой.

- Я хочу, чтобы ты понимала, - сказал он спокойно. - То, что сейчас между нами произошел потрясающий секс, не значит, и никогда не будет значить, что я люблю тебя или хочу с тобой встречаться.

- Я знаю, - спокойно ответила Лина, стараясь выглядеть взросло и таинственно. - Сейчас это в порядке вещей.

- Это не делает тебе чести, но ты по-прежнему отличаешься от шлюх, которые попадаются мне время от времени.

- И как часто?

- Так часто, как это требуется, - отрезал Фишер. - Будешь плакать - не при мне, пожалуйста, ненавижу это бессмысленное распускание соплей. Женщина рыдает в двух случаях: когда она что-то клянчит или когда она хочет, чтобы ее пожалели. Жалеть тебя я не собираюсь, и клянчить у меня ты не в праве - у нас не те отношения, так что поморгай и пошли меня на хрен, так будет гораздо проще.

- Пошел на хрен, - послушно повторила Лина, злобно зыркнув на мужчину из-под простыни.

- Сию секунду, моя дорогая, - Ингвар издевательски улыбнулся, встал и начал одеваться, попутно разглядывая себя в зеркало и качая головой. - Лассе мне голову оторвет.

- Он видит тебя голым? - искренне удивилась Лина.

- Нет, - Фишер почему-то смутился, представив себе эту, без сомнения, удивительную картину. - Но и я не мумия, в конце концов, я выхожу из душа в полотенце, и что мне сказать? Из крана внезапно вылезла кошка и поцарапала меня?

- Послушай, какая ему разница, с кем ты спишь и кто сделал это с тобой?

- Потому что он знает, что женщина, которая позволила себе такое обращение со мной, скорее всего мертва, - Ингвар лучезарно улыбнулся, и Лина поежилась. - Но ты будешь жить, котеночек, потому что, как я уже сказал, все еще отличаешься от шлюх, которые попадаются мне время от времени.

- Чем же? - поинтересовалась Лина, приподнимаясь на локте.

Ингвар поневоле залюбовался ею, ее почти царственной позой, ее взглядом, линиями ее тела. Лина поняла это и позволила простыне приоткрыть небольшую упругую грудь.

- Ты совершенно не умеешь соблазнять мужчин, - Ингвар фыркнул и продолжил застегивать пуговицы.

- Да? - ее голосок раздался в опасной близости от уха, и Фишер понял, что он захвачен. - А твой потрепанный вид говорит об обратном.

Маленькие ладошки проникли под рубашку и принялись бродить по телу. Упругая грудь прижалась к спине, горячее дыхание приятно ласкало шею. Фишер задумчиво посмотрел на часы, секунду подумал, развернулся, прижав обнаженную нимфу к себе и сказал:

- Пожалуй, я останусь с тобой до вечера.

Остаток фразы потонул в поцелуе.

Ларс сидел, подобрав под сидение ноги, и смотрел на проносящиеся деревья, мерно покачиваясь в такт поезду. Он проехал уже больше половины пути, плеер проигрывал музыку по третьему кругу, но мысли упорядочить так и не удалось. Капюшон сполз, и Нойвилль зябко передернул плечами, поправляя мягкий серый материал. Женщина напротив смотрела на него с явным интересом. Юноша почему-то смутился и отвел взгляд, ставший осмысленным лишь после столкновения с взглядом ее голубых глаз. Поездка по такому важному делу без Фишера казалась бессмысленной и странной, но Ингвар выскользнул из дома, пока он спал, и его местонахождение до сих пор оставалось неизвестным. Ларс полагал, что мужчина сам позвонит ему, если сочтет нужным поставить его в известность. А если он слишком занят для того, чтобы говорить, так и тревожить его не стоит. Поезд остановился на очередной станции, и заинтересованная женщина сошла, не обернувшись. Ларс поправил очки, которые носил теперь постоянно. Из-за ноутбука зрение значительно ухудшилось, но Ларс не видел в этом проблем. Он повзрослел, но не вырос. Для пассажиров он оставался все тем же едва оперившимся школьником, сидящим чуть расслабленно, но все же смущенно, в своем мешковатом сером свитере с капюшоном, узких джинсах и кедах. Его волосы были все так же растрепаны, только чуть отросли, и не являли теперь такого ужасного зрелища. Большие наушники надежно защищали его от шума и разговоров, очки поблескивали, когда он поднимал голову, чтобы посмотреть, на какой станции находится. Он был обычным и необычным одновременно, он знал это, чувствовал взгляды случайных людей на себе. Слишком серый, слишком задумчивый, не от мира сего. Если бы с ним был Лотар... Но с Лотаром они договорились встретиться лишь в контрольной точке, до которой оставалось еще около часа, включая путь на автобусе. Ларс тоскливо проводил взглядом уплывающий перрон. Поезд входил в тоннель, и грохот, внутренний грохот, становился невыносимым.

Just like the sun

I tried to touch but it's freezing

You are my gun

You know, you can shoot me, it's easy

You wanted a star and I say it is easy.

Ларс улыбнулся и увеличил громкость. Теперь оставалась только музыка, никакого грохота, никаких огней. Болезненно напряженные глаза закрылись, Ларс откинулся, поджав ноги еще сильнее, чтобы никто не споткнулся. Напряжение уходило, как и всегда, когда он переслушивал эту спокойную, лишенную всяческого смысла и одновременно такую важную песню. Она была похожа на него самого. Смысл в ней присутствовал лишь для одного.

Caribbean blue - the eyes of my dancing angel

Fire is cold for you my lovely stranger.

Ларс печально улыбнулся и выключил плеер. Лотар сидел на скамейке и даже не притворялся, что читает газету. Юноша снял наушники и с улыбкой подошел к другу.

- Все ходишь с ними? Слушаешь музыку в своей голове, которую вызубрил наизусть? Послушай, Лассе, я начинаю всерьез за тебя волноваться, этот псих и тебя таким же сделает. На вот, я принес тебе небольшой подарок.

Лотар с видом фокусника извлек из сумки коробку с новыми наушниками. Ларс недоверчиво уставился на нее, смущенно принял, покрутил в руках, открыл, достал подарок и восхищенно присвистнул.

- Ло, они же дико дорогие, - укоризненно проговорил он.

- Ничего, ты на мою выпивку больше потратил, - примирительно ответил Лотар. - Я ж не просто так, я ж со смыслом. Смотри!

Лотар ткнул пальцем в логотип на наушниках и зашелся в веселом хохоте. Серебряной краской по черному пластику, буква за буквой. Наушники "Fischer", конечно, как Ларс мог забыть об их существовании, как и о том, что сам носил точно такие же все это время. Нойвилль молча постучал по собственным мертвым наушникам.

- Разница в том, что твои не работают, а эти работать будут, - терпеливо пояснил Лотар. - Ты таскаешь их, мертвые, и не покупаешь новые. Я понимаю, почему. Но все равно это выглядит странно. Пожалуйста, возьми их. Когда ты слушаешь музыку, на самом деле слушаешь, с тобой вполне можно иметь дело.

Ларс улыбнулся и молча выполнил просьбу друга, аккуратно сложив старые в коробку и выбросив в ближайшую урну.

- Ты не станешь хранить их под подушкой? Не станешь ритуально сжигать, подкладывать под ноги этому психопату, чтобы он споткнулся, и сломал себе, наконец, шею?

- Зачем? - искренне удивился Ларс. - Ведь не важно, новые они или старые. И не важно, что на них написано. Не важно, дают они музыку или нет, по большому счету.

- Так зачем тебе вообще наушники? - Лотар остановился и удивленно вперился в спину уходящему вперед другу.

- Я просто их люблю, понимаешь, - бросил Ларс через плечо. - Просто обожаю большие наушники.

- Псих.

Ларс был рад, что Лотар поехал с ним. Что спустился прямо в метро, а не стал ждать на автобусной остановке. Все получалось как в прежние времена, как в последнем классе школы, когда они были уже достаточно взрослыми для того, чтобы ценить дружбу, но еще слишком юными, чтобы опасаться ее исчезновения. А теперь это становилось возможным. Ларс осторожно вздохнул и спрятал руки в карманы кофты. Он не хотел возвращаться в свою квартиру. Потому ли, что в пустом помещении воспоминания о матери доконали бы его, потому ли, что запах духов Лины впитался в мебель и полотенца - не хотел и все. Ему было страшно вернуться туда, но он корил себя за то, что ему не пришла в голову мысль поселиться у Лотара. Конечно, отговорки были. Мол, у Фишера дом больше, Лотару учиться надо. Но Ларс знал, всегда внутри себя знал, как каждый знает, когда обманывает самого себя, что он не прав. Всегда внутри себя чувствовал, что врет себе, врет Лотару, как врал Лине о причинах своего переезда. Разобраться, выяснить... Выяснил. И что? Ларс не мог позволить Фишеру остаться безнаказанным, но не хотел уподобляться ему, и совершенно справедливо полагал, что его мать не хотела бы такого сына. Поэтому он позвонил Лотару и предложил встретиться. Что характерно - вдали от ареала обитания Фишера.

- Скажи, Ло, - начал Ларс издалека.

- М? - черноволосый друг отпил пива (и где только взял?) и подмигнул нерешительному товарищу.

- Я ненавижу эту чертову скотину не меньше тебя, - выдавил Ларс. - Но я не могу, понимаешь?

- Что ты не можешь? - Лотар сотворил непроницаемое лицо. - Собрать вещи и уехать? Это ты не можешь? Забыть про него вообще, и пусть получает свое наказание? Ты не можешь отправить все, что собрал в полицию, и свалить? Нет? Это слишком сложно для твоего возвышенного мозга?

- Это слишком просто для моего возвышенного мозга, - огрызнулся Ларс. - Он играл со мной, он забрал у меня все, я обязан ему отомстить. И я хочу знать, как.

- Ты его не переиграешь, - Лотар плюхнулся на свободную лавочку и закурил. - Даже не надейся. На каждый твой ход - у него тридцать ходов вперед, а то и все сто. У тебя на мордочке написано, что ты замышляешь, будто ты ходишь с огромным плакатом "я обязательно тебя укокошу, когда придумаю, как" или "я буду пытать тебя в подвале, но пока не придумал чем". А у него на морде огромными красными буквами: "администрация не несет ответственности за идиотства персонала". Так то.

- И что же мне делать?

- Как я и сказал: собрать вещи и уехать. Например - со мной в Берлин, но все-таки лучше до этого найти себе девушку, меня пугает твоя наметившаяся тенденция куда-то уезжать с мужчинами.

- Да пошел ты. Я серьезно.

- Я тоже. Откуда ты знаешь, может, он маньяк-извращенец, которого накрывает в полнолуние, он насилует все, что движется, или что теоретически может двигаться, потом тыкает ножом, или чем еще, до смерти.

- Ты не можешь обойтись без своего дурацкого юмора? - устало поинтересовался Ларс.

- Да я совершенно серьезно, Лассе! - Лотар всплеснул руками, и разлил пиво. - Правда! Открой глаза! Ты живешь с каким-то мужиком, который зарезал собственную жену, просрал ребенка (и до сих пор не нашел со своими связями, кстати!), убил твою мать (мать, Лассе, не черепашку и не кошечку!), увел твою женщину, угрожал твоему другу и явно собирается покончить с тобой, предварительно наигравшись! И я, черт возьми, совершенно не хочу знать, как именно он собрался с тобой играть, извращенец чертов!

- Успокойся, а.

- Лассе, я бы понял тебя, будь ты сопливой студенточкой. Честно. Влюбилась, все дела, плохих людей не бывает, тра-ля-ля... Но ты-то, ты-то! Да ты должен был его сдать сразу, как только узнал все это!

- Скорее всего, полиция в курсе и ничего не делает, - заметил Ларс. - Полиция никогда ничего не делает с ним.

- Мои слова о сопливой студенточке ты благополучно проигнорировал.

- Потому что ты несешь чушь!

- Тогда почему же ты не уедешь? А? Что, он запер твои вещи в подвале и денег не дает?

- Ну... мы вроде как...

- Подружились, - тоном матери, узнавшей, что ее несовершеннолетняя дочь беременна, констатировал Лотар. - Я так и знал. Я знал, что этим все закончится. Тебе надо было слушать меня, и бежать, пока можно было, а теперь ты никуда не денешься. Все. Это конец. Скажи, он тебя пометил? Тапки не сгрыз? Приходил спать под дверь? Или это ты его домашнее животное?

- Ло, я сейчас тебя убью, честно.

- И попадешь в тюрьму, - радостно сообщил Лотар. - И Фишер тоже, потому что перед смертью я все расскажу властям. И там ты обязательно уронишь мыло, и...

- Лотар!

- Молчу.

Лотар действительно замолчал, давая Ларсу возможность обдумать сказанное, игнорируя издевательства и подколы. Нойвилль понимал и принимал правоту друга, он осознавал, что собрался играть в покер, не зная правил, но ничего не мог с собой поделать. Да, они подружились, и это было фатально. У Ларса было мало друзей, фактически - один Лотар. И теперь он имел с одной стороны ревнующего школьного товарища, с другой стороны - человека, которого он, совершенно не подумав, впустил в свое личное пространство. Ларс даже не мог вспомнить, когда это произошло, это просто случилось, и все.

Они погуляли еще около часа, потом Лотару позвонила мать, и он сорвался, извиняясь и грозя пальцем. Повзрослев, Лотар понял, насколько любит эту странную женщину, и насколько должен быть ей благодарен. Он оставил свои юношеские замашки, избавился от пирсинга, облачился в костюм. Не бросил пива и сигарет, разве что перешел на более дорогие. И с успехом проходил обучение. В чем-то Ларс завидовал ему. Он сам ничего не понял за это время, ни до чего не дошел своим умом, и ничего не имел, кроме огромного дома в своем распоряжении, пустого и холодного. Уютное кресло за небольшим рабочим столом в кабинете Фишера привлекало его куда больше. Можно было опустить жалюзи, и печатать до утра, прикидывая, как лучше вставить фотографии и разместить столбцы. В доме Фишера можно было есть, смотреть телевизор и спать. Редко - разговаривать. Понять, почему они вдруг стали друзьями, у Ларса не получалось. Спускаясь на станцию, он понял, что мысль промелькнула мимо, настолько тонкая, что ухватить ее не получилось. Непреодолимое желание что-то делать, как-то сравняться с безупречным Лотаром, давило и жгло изнутри.

Приехав домой, Ларс первым делом проверил, не дома ли Фишер. Стрелка часов приближалась к полуночи, однако Ингвара все не было. Телефон стоял на автоответчике, Ларс наговорил около пяти сообщений и бросил это бессмысленное дело. Подспудная обида побудила его снова зарыться в бумаги. Было около двух часов ночи, когда пустая бутылка из-под виски отправилась в увлекательный полет до мусорного ведра и даже в него попала, а Ларс, наконец, услышал вместо гудков мужской голос. Он звонил не Фишеру. Но ради него.

Ингвар вернулся под утро, но Ларс не мог заснуть. Сон как рукой сняло, сердце колотилось, мысли скакали в голове, не поддаваясь никакому порядку. "Этого не может быть", - красной нитью через мозг, напряженным нервом. Ларс в очередной раз случайно прикоснулся к тайне, которой Фишер не мог знать, потому что меньше всего хотел прикасаться именно к этому краю ее покрова. Он узнал, почему Клаус не находился, и почему найтись не мог, он узнал, почему все поиски оказались безрезультатными, а если бы результат и был бы достигнут, ребенок не смог бы вернуться домой. Вот только он не знал, как сказать об этом Фишеру, который поднимался по лестнице, стараясь не шуметь. Ларс чувствовал, что вот сейчас он зайдет, чтобы его проведать, все увидит и все поймет, и его тоска станет настолько глубокой, что никто, даже Ларс, не сможет ему помочь.

Ингвар замер на пороге, с удивлением глядя на растрепанного юношу, сидящего поверх одеяла в ворохе бумаг и с телефоном в руке. Комнату заполняли короткие гудки.

- Что случилось, Лассе? - ласково спросил Фишер, переступая порог, присаживаясь на край кровати и забирая телефон из ослабевших рук.

- У меня? - встрепенулся Ларс. - У меня ничего. И вообще ничего.

- Зачем ты опять в этом копался?

- Я... Я искал кое-что.

- Нашел?

- Да. Это... это касается Клауса, Инго. Скажи... Ты... ты точно хочешь знать?

- Конечно. Что тебе удалось найти? - глаза Ингвара так загорелись, что Ларсу захотелось отвернуться, что он и сделал.

- Твоя жена изменяла тебе, это факт, - сказал он глухо. - Я звонил Михаэлю, этому турку. Клаус в штатах, и он не вернется сюда.

- Почему?! - взревел Ингвар. - Кто дал ему право...

- Бог, - тихо ответил Ларс. - И Мария.

- Я ничего не понимаю, - Ингвар растерянно заглянул в лицо Ларса. - Что ты говоришь? Что это значит?

- Что Клаус - не твой сын.

В комнате повисло напряженное молчание, нарушаемое лишь глухими короткими гудками из телефонной трубки.

- Экспертиза?

- Проведена. Ее результаты вышлют тебе по почте, в ней указан телефон центра, в котором это проводилось, ты можешь позвонить, и проверить, если не доверяешь ему.

- Доверяю.

- Мне казалось, у тебя нет на это причин.

- Когда ты сказал это, кое-что встало на свои места. Я не мог понять, зачем он схватил ребенка. Не мог понять, почему в минуту опасности он помчался в детскую и забрал моего мальчика. Зачем он ему, это не логично, он должен был бежать сию же минуту. А он боялся. Он боялся, что я знаю об этом, что мне достанет ума сложить два и два и получить на выходе ноль. И что в ярости я убью ребенка. Я не смог бы этого сделать, даже если бы знал, ребенок не виновен в том, что сделали его родители, но откуда ему было это знать... Он просто спасал свое чадо. Михаэль хороший отец. Ложись спать, завтра рабочий день, я хочу, чтобы ты был на месте свежим и готовым к великим свершениям.

Ингвар рассеянно потрепал Ларса по волосам и вышел из комнаты. Нойвилль ждал какого-нибудь стука, звука погрома, криков, ругательств. Ничего не было. Просидев на кровати два часа, Ларс выскользнул в коридор и остановился напротив спальни Фишера. Дверь оказалась приоткрыта. Юноша наклонился и осторожно уставился в щель. Ингвар сидел в кресле у окна, курил и что-то тихо говорил. Ларс попытался вслушаться, но услышал только невнятное шептание безэмоционального рода и успокаивающий гул в ответ. В его комнате кто-то был, кто-то, кто пришел с ним или был здесь все время. Но как такое возможно, ведь Ларс никого не видел и не слышал? Темная фигура отделилась от стены и остановилась спиной к двери, положив руку на плечо Фишера. Ингвар пожал ее и откинулся на спинку кресла. Ларс передумал входить и раскрывать себя, в конце концов, у Фишера могут быть свои гости. Досадно было лишь то, что своей тоской Ингвар решил поделиться не с ним. Он просто отправил его спать, как маленького ребенка, не готового к взрослым разговорам. Недоверие, сомнение, все это имело место, просто Ларс ухитрялся этого не замечать. Возможная обуза, от которой Ингвар ищет способ избавиться. Ларс взглянул на часы. Рассвет. Лотар должен скоро встать. Незаметно собрав необходимые вещи в рюкзак, Ларс выскользнул из дома. Когда он остановился, чтобы взглянуть на дом в последний раз, Фишер погасил свет.

- Ты уверен? - Лотар с сомнением вгляделся в лицо друга и раскусил леденец.

- Абсолютно, - почти радостно ответил Ларс, поправляя рюкзак, набитый вещами благодаря заботливым рукам матери друга.

- И ты не будешь жалеть.

- Нет.

- И не попросишься назад с полдороги.

- Ло, можно я убью тебя, и поеду один, зануда?

- Нет, - Лотар рассмеялся и подтолкнул Ларса к дверям автобуса. - Без меня ты заснешь и уедешь куда-нибудь в Мюнхен.

- Я всегда хотел спросить, ты в географии собственной страны-то разбираешься, неуч?

- А зачем? - искренне удивился Лотар, удобно устраиваясь на сидении в самом хвосте салона. - Без этого как-то веселее. Слушай, а если твой дружок нас отыщет?

- Не отыщет, - ответил Ларс, внезапно помрачнев. - Он не станет искать.

Лотар спал, забавно приоткрыв рот и пуская слюни на спинку кресла. Ларс смотрел в окно, не задерживая свой взгляд ни на чем особом. Телефон лежал на коленях, не подавая признаков жизни. Сначала он ожидал звонков и текстовых сообщений, гневных криков или спокойных вопросов. Потом он понял, что не ошибся насчет Фишера, и не услышит на этот счет ничего. Возможно, так оно и лучше. Да, Ларс повел себя эгоистично настолько, что бросил человека после такой информации. Но ему внезапно пришло в голову, что это лучшее наказание для него. Остаться в одиночестве. Тот человек, странный силуэт которого показался Ларсу смутно знакомым, не считается.

Автобус разогнался достаточно для того, чтобы его мерное урчание и пейзаж за окном усыпили уставшего Ларса. Два друга, Инь и Ян, спали без снов на задних сидениях автобуса, следующего в Берлин. Ингвар сидел в своем кресле у окна, играя четками, глядя в начинающие грозоветь небеса. Телефон лежал на коленях, не подавая признаков жизни. Сначала он ожидал звонков и сообщений о том, куда Ларс запропастился, извинений или хотя бы объяснений. Потом он понял, что ошибся насчет него, и не услышит на этот счет ничего. Возможно, так оно и лучше. Да, он повел себя эгоистично настолько, что бросил его одного, когда должен был допустить до своей тоски. Ведь иначе смысл их общения терялся совершенно. Но ему внезапно пришло в голову, что так будет лучше для него. Остаться в одиночестве. Человек, странный силуэт которого показался Ларсу смутно знакомым, вошел в комнату и спокойно сообщил:

- Они уехали на девятичасовом. Направление - Берлин. Едешь?

- Нет, пожалуй, - задумчиво ответил Фишер. - Садись.

Человек скользнул на подлокотник кресла и замер античной статуей.

- Продолжай следить, пошли за ними ребят. Пусть надавят на то, что от меня можно уйти, от них - нет. Он жалостливый мальчик, однако будь осторожнее с Лотаром. Этот может укусить, и, похоже, давно ожидает именно от тебя какой-нибудь пакости.

- От меня ничто ничего не должен ожидать.

- Это лишний раз доказывает то, что у него, в отличие от Нойвилля, хорошо развита внимательность и логическое мышление.

- Будет сделано. Инго?

- Слушаю тебя.

- Никто никогда не приносил мне столько цветов, сколько каждый раз приносишь ты.

Тонкая усмешка тронула бледные губы Фишера. Ночь без сна давала о себе знать, голова кружилась, он не смог бы теперь встать, но не хотел, чтобы его посетитель знал об этом. По стеклу сползли первые капли дождя. Тонкая изящная молния пронзила небеса и воткнулась в землю, гром сотряс стекла. Порыв ветра распахнул окно и брызнул в лицо ливнем. Пахнуло озоном.

- Иди, Ганс. Не заставляй меня разочаровываться в тебе дважды.

Входная дверь хлопнула спустя несколько секунд после того, как Фишер замолк, из чего следовало, что Штайнер снова не дослушал до конца. Телефон завибрировал на коленях, Ингвар схватил его и жадно вперился в экран. Интерес потух в его глазах после первого же слова. Это оказалась смс от Лины.

- Ну что же, - произнес Фишер вслух скорее от потребности говорить, чем от привычки разговаривать с самим собой. - Давай поиграем по-взрослому, Лассе.

Фишер цитирует строчку из песни Rammstein - "Sehnsucht"

И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло (Откр.21:4)

И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой (Откр.21:6)

И Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет прииди! Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром (Откр.22:17)

Brainstorm - It is easy

Комментарии: 2, последний от 04/08/2013. © Copyright Дмитриева Виктория Александровна (franca@spartak.ru) Размещен: 15/06/2011, изменен: 15/06/2011. 318k. Статистика. Роман: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: Тоска прячется, как насекомое. Во сне ты не замечаешь, как оно жалит тебя. Как далеко ты зайдешь, чтобы избавиться от своего одиночества? Как далеко ты зайдешь, чтобы скрыть свои грехи? Сможешь ли ты сосуществовать с человеком, который уничтожил твою жизнь, только лишь потому, что тоска жалит тебя во сне? Гамбург, 2009 год. Гравий успокаивающе шуршал под колесами блестящей черной машины. В этом дождливом городе, на этой узкой дорожке, где места хватало только для одной машины, и двум встречным было не разъехаться, у этого большого дома, когда-то бывшего гнездом счастливой семьи, - везде, не было ничего, что стоило бы того, чтобы об этом помнили. Машина не цепляла взглядов, она просто проплывала мимо живой изгороди, как большая ленивая акула, мягко урча, не включая фар, то ли подбираясь к своей добыче, то ли уплывая в свое логово. Готов ли ты последовать за ней? Первая часть романа.

Дмитриева Виктория Александровна : другие произведения.

Sehnsucht