Дорога то круто поднималась вверх, то ныряла под гору, и машина то появлялась, то вновь исчезала в море зеленой листвы. Заходящее солнце расцветило золотом бескрайние леса и невысокие сизые горы с белевшими кое-где ледниками.
В открытое окно машины влетал прохладный вечерний ветер. Надя дремала, положив голову на сидение. Мимо проносились километровые столбы и редкие дорожные указатели. М-18 была почти пуста. Бесконечная лента асфальта убегала вдаль, изгибаясь и петляя на холмах. Изредка грохотали мимо фуры да со свистом пролетали легковушки, тряслись на колдобинах старые военные уазики.
Дин открыла глаза и близоруко сощурилась. Поправила на носу очки, отбросила за уши темно-рыжие волосы, настороженно огляделась. Но ничто вокруг не таило в себе опасности. Безоблачное вечернее небо, ряды тоненьких березок вдоль обочины, проплывавшие мимо сопки - все было пронизано незыблемым, мирным спокойствием.
Тревога улеглась в ее душе. Как-то сразу ушел в прошлое, стал очень далеким тот день, когда она смотрела в прицел винтовки на людей, подходивших к машинам. На груди одного из них вдруг образовалась маленькая дырочка. Перепуганные лица женщин, растерянность. Отголоски их криков. Кто-то спешил спрятаться за машину, кто-то бежал обратно в дом. В суматохе никто не обратил внимания на вышедшую из дальнего подъезда пятиэтажки непримечательную женщину в очках.
- По этой дороге в Каменск не проехать, - сказал водитель. - Мост треснул еще в феврале, морозы. Проехать можно только по восточно-объездной...
- Не беда, - Дин протерла очки салфеткой. - Меня встретят. Высадите меня на повороте.
Водитель кивнул. Дин поглядела на мобильный и, убедившись, что связи нет, убрала его в карман.
- Как тут у вас обстановка? - спросила она. - Давно я тут не была. В Каменске у меня мама и сестра, вот решила в отпуск съездить...
- Да как, никак, - водитель вздохнул. - Шахты позакрывались, работы нет. Все, кто могут, уезжают. Дочка моя, твоих лет примерно, уже четвертый год живет в Финляндии. А здесь делать нечего.
- Н-да, - протянула Дин. - Я еще помню времена, когда все было по-другому. Мой отец работал в Каменске на карьере, взрывотехником. Зарплаты были хорошие, все строилось, школы открывались.
Она, сощурившись, поглядела на километровый столб.
- Ну а сейчас все заглохло, - водитель вздохнул. - А когда военных вывели, то... - он умолк и вздохнул. - Только мне деваться все равно некуда. Кому мы на старости лет нужны? Все равно где помирать.
Через несколько минут машина остановилась и Дин вышла. Расплатилась с водителем. Взвизгнув сцеплением, шестерка уехала прочь. Дин прошла по обочине, заросшей хвощом и почти отцветшим иван-чаем к синему указателю с надписью
"Каменск 30".
Она забросила на плечо холщовую дорожную сумку, и по размытой дождями тропке спустилась вниз, в зеленые березовые заросли.
Она остановилась поглядеть на старый мост. Сколько раз они ездили по нему в райцентр за покупками! Весной река, вышедши из берегов, бурлила и взбивала пену там, где сейчас из воды выступали огромные валуны. Дин смотрела на прозрачную воду, а в ее душу хлынули воспоминания. Здесь они ловили рыбу в далеком детстве. Казалось, вот сейчас она поднимет глаза, и увидит на берегу стайку ребятишек лет 10-12 с удочками. Дин медленно подняла голову, но берег был пуст. Только шелестели листья ивняка, да река продолжала свой бег, где-то там, за мостом, вливаясь в чашу большого, спокойного озера.
Дин перешла реку по камням и стала подниматься вверх по склону холма,раздвигая ветви березок. Под ногами стелился мягкий ковер из зеленых мхов. Дин вышла на старую, проторенную в лесу дорогу и зашагала по ней. Эта дорога выводила прямиком на шоссе, в километре от поселка. В детстве они ходили сюда за грибами.
Сколько же лет прошло с тех пор, как она была здесь последний раз? Двадцать, никак не меньше.
Вот впереди показались стены домов, лиловые в лучах вечернего солнца. Дин ощутила, как к горлу подступил комок, и вытерла набежавшие на глаза слезы.
Хорошо, когда есть, куда вернуться. Дин шла по центральной улице поселка. Все так же рядами стояли панельные пятиэтажки, все так же зеленая трава и лютики забивали клумбы. Вот ее детский садик. А вот рощица, где они по осени убирали опавшие листья. Все это было таким родным, таким до боли знакомым!
Под окнами домов стояли немногие машины, откуда-то доносилась приглушенная музыка. Но улицы были пустынны. Кругом не было ни души.
Наконец, Дин подошла к дому, в котором прошло ее детство. Это был кирпичный четырехэтажный дом, самый старый в поселке. Под крышей красным кирпичом была выложена цифра "1962". За десять лет до ее рождения.
Но земля перед домом заросла высокими светлыми злаками, "соломой". Дин по бетонным плитам подошла к подъезду. Дверь была заколочена, на ней висела фанера с надписью, что дом расселен, находится в аварийном состоянии, и нахождение внутри опасно для жизни.
Дин в растерянности огляделась. Куда идти, где искать сестру и мать? Она пошла наугад, и вдруг застыла, как вкопанная. Навстречу ей шла женщина с мальчиком лет восьми. Они тоже остановились и женщина недоверчиво поглядела на Дин.
- Аня, - выдохнула та.
- Надя, - промолвила ее сестра. Анна была еще молодой, но морщины на ее лице были глубокие и печальные. Ее рука опустилась на плечо сына и сжала его. - Вот так встреча. Какими судьбами?
- Я взяла отпуск, - Дин поправила на носу очки и отбросила волосы за уши. - Приехала, а наш дом...
- Расселен. Система отопления не выдержала морозов, и трубы полопались. Пошел уже второй год, - Аня говорила отрывисто, и мерила сестру взглядом.
- Да... Мама ничего не писала...
- Потому что она умерла. Три года назад, - Анна произнесла это с ледяным спокойствием. - Что ж, пошли.
Дин бросила взгляд на дом, в котором прошло ее детство. А теперь он, покинутый, безмолвный, одиноко возвышался на фоне закатного неба.
Сумерки сгустились. Дин отодвинула занавеску на кухне и выглянула в окно. На улице зажглись тусклые фонари. Аня жила теперь в панельном доме. Она была учительницей, и на столе Дин заметила стопку тетрадей.
- Как работа? - спросила она.
Обе школы в Каменске закрыли, - ответила она, убирая тарелки в раковину. - Теперь приходится ездить на 12-й километр.
- Понятно, - Дин отпила из чашки. - А что остальные учителя?
- Большинство уехали в райцентр, - Аня протирала тарелки губкой со средством. - Там еще работают четыре школы из десяти.
Дин вздохнула и задумалась. Ее сестра и прежде была замкнутой, но посуровела она после смерти мужа. Он был маркшейдером и погиб во время обвала на шахте. Они вместе учились в школе и поженились, когда она закончила пединститут.
- Слушай, Анечка. А почему бы тебе не уехать? Я могу помочь деньгами...
- Нет, - Аня на мгновение повернулась и смерила сестру холодным взглядом. - Я никуда отсюда не уеду. Эй, Володя! Что ты там делаешь?
Из комнаты донеслись звуки телевизора. В новостях что-то передавали об убийстве мэра одного подмосковного городка.
- Выключи это, - резко прикрикнула она, и новости сменились какой-то другой, более спокойной программой.
- Аня, чего ты так...
- Я не позволяю смотреть ему всякую ерунду, - резко отозвалась она. - Если бы у тебя были дети, ты бы меня поняла.
Она вышла из кухни.
Дин снова выглянула из окна. В густой синеве сумерек чернел лес. На улице по-прежнему не было ни души. По лицу Дин скользнула улыбка. Ее искали, но навряд ли кто-то знал, что она здесь. Она задернула занавески и поглядела на полку кухонного шкафа. Там стояли разные фотографии в рамках, которые так любила их мать. На одной из них была изображена худенькая девочка лет одиннадцати, в белой блузке. Очень серьезное лицо, завитые темно-рыжие кудряшки, в руках - огромный букет цветов. Очков не было, тогда она надевала их только для чтения.
Дин снова улыбнулась и прищурилась.
"На этой фотографии изображен убийца, тихий и скромный", - подумала она.
Только в те времена, когда было сделано это фото, это не приходило в голову даже ей самой.
И все же убийцей ее сделала тихая и спокойная жизнь в Каменске.
Двадцать пять лет прошло с тех пор.
Первое сентября. Надя идет в пятый класс. На ней безупречная, парадная школьная форма. Белые банты в рыжих косичках, в руках - цветы. Астры. И настроение у нее - самое светлое, праздничное.
После линейки, когда она идет домой, позади раздается свист, и в спину ей летит комок грязи. Пятеро школьников на год-два старше окружает ее. Надю сбивают с ног, таскают за банты, валяют в грязи. Они обзывают ее, дразнят. Они это делают, потому что она отличница, потому что она тощая, рыжая, потому что носит очки. А заводила компании - Таня Самойлова и ее приятель Пашка Зузин.
Надю душат слезы, в голове вопрос - за что, за что? Что я вам сделала? Она поднимается на ноги и бежит, а в спину ей летят камешки и насмешки.
У берегов озера тихо плескались волны.
А когда же она впервые взяла в руки оружие?
Да здесь же, все это было здесь. Стрелять ее научил отец, и поначалу у нее не очень-то получалось, но потом дела пошли на лад. Папа похвалил ее тогда.
Она вспомнила отца, его добродушное, веселое лицо, вспомнила мать, маленькую сестренку. Как они всей семьей ходили в лес за ягодами, и губы Ани были всегда перепачканы черникой.
Надя сидела на плите, выступающей из воды, и смотрела на смутное отражение своего лица - узкого, некрасивого, с приплюснутым носом. Волны исказили его, и ей почудилось, будто она смотрит на себя из далекого детства.
Нет, здесь ей не будет спокойной жизни. Куда бы она не смотрела, все здесь вызывает воспоминания, возвращает к жизни ее прошлое. И обида, давно позабытая, вновь оживет и отравит ее существование своей непримиримой горечью...
Надя нахмурилась и метнула взгляд туда, где мирно плескались волны на месте лодочного гаража. Там было их место, где они собирались, втихаря курили, а потом и выпивали. Как она мечтала добыть динамит, чтобы вся их компашка взлетела на воздух!
Дин с ненавистью смотрела на это место. Но обломки гаража давно покоились под водой, а ее обидчиков жизнь разметала кого куда. Да ей самой уже тридцать шесть! Давно пора все забыть.
Она поглядела вдаль, на светлый лес. Когда-то, зимой, на замерзшем озере устраивали лыжные соревнования. А летом как здорово было вечером возвращаться домой с полными ведрами ягод и грибов!
Все-таки, хорошее это было время. Далекие дни.
Дин вспомнила, как стояла в своей комнате со светлыми обоями. Надо было садиться за уроки, но у нее был подбит глаз, и руки в синяках. Ее били и пинали на снегу, сорвали шапку, хотя был сильный мороз. Таня ржала так, будто это была самая веселая забава в ее жизни.
Сколько раз ей хотелось взять в школу ружье и положить конец всем этим издевательствам! У Нади перехватило дыхание. Она безотчетно закрыла лицо руками, и повернулась к двери.
На пороге комнаты стояла ее сестра.
В глазах ее слишком ясно читалась холодная усмешка.
Наде хотелось крикнуть: пожалуйста, Аня, не смотри на меня так! Я не хотела ничего плохого, и нет моей вины, в том что родители развелись. Тебе было восемь, а мне двенадцать...
- Где Володя? - спросила Надя, чтобы нарушить тишину.
- Пошел гулять, - ответила сестра.
У него, наверное, мало друзей здесь...
- Он общается с друзьями в школе. Послушай, Надя, я хотела спросить - ты надолго к нам?
- Хмм... Не знаю... А ты что, хочешь, чтобы я уехала? - спросила Надя.
Анна пожала плечами.
- Да так. Ты знаешь, от тебя всегда были одни неприятности.
- Слушай, Аня, мы не можем продолжать так. Ведь у нас на всем свете никого кроме друг друга нет. Ты это понимаешь? Мы не можем быть чужими, не должны...
- Ты прекрасно все понимаешь, - сестра поглядела в потолок, потом снова смерила Надю взглядом, который трудно было выдержать.
Надя сглотнула. Ей пришлось сжать пальцы, чтобы унять дрожь в руках.
- Слушай, Аня, прошло двадцать пять лет. И нет моей вины в том, что развелись родители. Мне было всего двенадцать, тебе восемь... Что случилось то случилось, и надо просто оставить это и жить дальше...
- Я не могу это оставить, - Анна мотнула головой. - И время ничего не лечит. Иногда оно может застыть на месте. Как здесь, в Каменске. И боль никуда не уходит, а возвращается, снова и снова...
- Так дальше нельзя, - Надя покачала головой. - Давай уедем отсюда. Я помогу тебе деньгами, столько, сколько нужно...
- Я говорила тебе, мне ничего не нужно, - холодно и безмятежно ответила Аня. - Я не выгоняю тебя. Но я не понимаю, зачем ты сюда приехала.
Между плитами школьного двора росла высокая трава. Когда-то на клумбах цвели фиалки и желтые купальницы. Росли они здесь и теперь. Дети больше не срывали их, на плитах больше не было нарисованных мелом рисунков, и эхо не отражало голоса от углового трехэтажного здания школы.
Как и во всем Каменске, здесь царила тишина.
Сложенные штабелями батареи ржавели за углом.
Надя посмотрела в темные окна, вздохнула и медленно пошла обратно в город.
Школа стояла на отшибе, и Дин шла по растрескавшейся асфальтовой дорожке через небольшую рощу. Краснели гроздья на тоненьких веточках рябин. Скоро трава по утрам начнет покрываться инеем, наступит сентябрь. Надя шла медленно, все больше погружаясь в воспоминания о первых школьных днях, когда ничто не омрачало ее жизнь. Все плохое появилось потом... А тогда ей очень нравилось учиться, и каждый день приносил что-то новое.
Ноги сами привели ее к этому месту. На земле валялся бетонный столб с торчавшей ржавой арматурой. Надя похолодела. Здесь много лет назад она чуть не погибла.
Это случилось зимой, в марте. Ей было двенадцать, и это был последний год ее жизни в Каменске. Пашка налетел на нее, когда она шла домой из школы, сбил с ног и помчался дальше. Она упала в сугроб, и наткнулась на ржавый штырь, скрытый снегом.
На ее боку до сих пор остался шрам. Целый месяц она провалялась в больнице, с температурой. А когда вышла, решила, что больше так продолжаться не будет. Но про Пашку никому ничего не сказала...
Она стояла, закрыв глаза и пошатываясь. Вдруг сзади раздались злые детские голоса, и обидные прозвища, которыми они ее наградили.
Надя бросилась бежать, сломя голову. Ее подошвы увязали в мягкой почве, когда она сбежала с асфальта. Они убьют ее, если догонят.
Как полоумная, она вылетела на улицу, и остановилась, тяжело дыша. Быстро оглянулась, но сзади никого не было.
"Ты когда-то хотела иметь ребенка, помнишь? - пронеслось в голове. - А дети могут быть очень, очень жестоки".
- Я знаю, - зло ответила она сама себе, сняла очки, протерла их и положила в карман. Ей пришло в голову, что из-за очков люди не раз принимали ее за школьную училку, которой на самом деле была ее сестра.
Она, пошатываясь, подошла к деревянной лавочке у подъезда. Когда-то кто-то играл на ней в ножичке, и на толстой доске было видимо-невидимо зарубок.
Надя закрыла лицо руками, а когда опустила руки, вдруг увидела их всех. Пашку Зузина, Катю Самойлову, их троих прихлебателей Вику, Аську и Ромку. Их шестерку.
Они сидели на лавке напротив и усмехались над ней, но выглядели как-то невесело. На вид им все еще было лет 12-13. Хотя на самом деле этого не могло быть. Им впору было иметь детей такого возраста.
- Видишь, Надька, рыжая швабра! - злобно сказала Катя, показывая вырванный предний зуб. - Ты выросла, а из-за тебя мы все так и остались детьми! Теперь мы никогда не сможем уехать из Каменска!
"Я схожу с ума", - подумала Надя и крепко зажмурилась. Но поняла - жмурься, не жмурься, они никуда не исчезнут.
Заходящее солнце оставляло лиловые блики на стенах панельных пятиэтажек.
- Простите меня! А я прощаю вас...
Хотя для этого ей понадобилось двадцать пять лет.
Убивать ей было легко. Даже впервые. Она не испытывала эмоций, когда нажимала на спусковой крючок. Чтобы быть снайпером, не обязательно иметь стопроцентное зрение, но в жизни, чтобы разглядеть случайного прохожего, ей понадобилось надеть очки.
- Что с вами? - к ней участливо склонилось лицо старика. Надя поняла вдруг, что это первый живой человек кроме ее сестры и племянника, встреченный ею в Каменске.
- Все в порядке, - она растерянно огляделась. Соседняя лавочка была пуста. Позади нее она увидела давно покинутую песочницу и опоры качелей с облезшей краской.
- Скоро дождь, - пенсионер показал на горизонт. - Закат такой красный и в дымке. А я вас, кажется, где-то когда-то видел...
Надя покачала головой и поспешила домой.
Аня прибиралась на кухне, Володя читал книжку. Он невесело глянул на тетку, и снова погрузился в чтение.
Надя села на диван и включила телевизор. За окном небо заволокло серыми тучами. Она задернула шторы, а затем отогнула краешек, чтобы выглянуть из окна.
Белая пелена скрыла пологие сизые горы с белевшими в ущельях ледниками.
"Прости, Аня, - думала она. - Может, я виновата, что родители развелись, хотя тебе было восемь, а мне двенадцать. Мы с отцом уехали, а вы с мамой остались. Просто я больше не могла жить в Каменске".
Только в глубине души Надя знала, что эти ее мысли навсегда останутся без ответа.