|
|
||
Постмодернизм есть, по сути, безумное заигрывание с самим собой... |
ПОСТМОДЕРНИЗМ
Постмодернистской литературе уже известны случаи, когда написанное от лица психически нездорового человека в корне изменяло его (психически нездорового человека) жизнь. Взять хотя бы хорошо известное произведение хорошо известного писателя В.Е. Не путать с очень хорошо известным писателем В.Е.(*) Я же хочу вам передать историю еще более невероятную. Поведала мне ее доктор Ежичко, которая в то время только начинала работать в психиатрической клинике и потому происходящее в ее стенах не успело еще приесться и осточертеть ей, вот она и записывала особенно интересные случаи.
Ее больной, Петушков, страдал довольно странной формой мании преследования: он полагал, что он - персонаж книги, которую пишет неведомый ему автор и что именно от этого автора зависит его судьба. И вот Петушков надумал написать автору открытое письмо. А поскольку он считал, что автор этот вездесущ и всеведущ, справедливо рассудил, что отослать это письмо можно по любому адресу. Засим он написал письмо и отправил его в литературный журнал. Вот его произведение слово в слово:
"Уважаемый автор!
Благодарю вас за то, что живу на этом свете! Ведь если бы вы не написали свой рассказ (басню, поэму, драму, роман - нужное подчеркнуть), то меня бы не было. Также - заключаю из того, что живу и благоухаю - что творение ваше опубликовано. Для чего же вы его опубликовали? Очевидно, для того, чтобы узнать мнение читателей о вашем творчестве. Не премину и я поделиться своими мыслишками.
Очень, очень не в восторге я от произведений современной литературы. Тоже вот еще выдумали: постмодернизьм какой-то; чернуха, попросту говоря. То ли было дело в древние времена, когда разные там Гомеры и Вергилии писали. Таким персонажем, как у них, быть всяко приятно: основать там славное царство, или там погибнуть в борьбе за него; Добиться любви прекраснейшей (хотя и неверной) женщины, или, наоборот, стать предметом любви преданнейшей (хотя и некрасивой) - тоже неплохо. А теперь что? Сплошной постмодернизьм. Тьфу.
Вот, скажем, мой сосед Сидоров. Ему по ночам крокодилы разноцветные мерещутся. И это еще самый примерный больной у нас, потому что тихий: боится он их, крокодилов. Эпилептики тоже ничего. Ну или паралитики там. А вот маньяки: маньяков вы зачем придумали? Ведь от них житья нету. Издеваются, садисты, пока санитары не смотрят. Жека Хаджев вот меня давеча чуть в унитазе не утопил. Хорошо еще, что я кричать и кусаться умею и не боюсь никого. Не родился еще такой человек, чтобы я его боялся. Я просто, без причины боюсь. Зато почти постоянно. И вот эту черту вы зря для меня придумали. И вообще, почему бы вам меня президентом или королем не изобразить? Или хоть наделили бы меня манией величия, все какая-то отрада. Тоже ведь верно сказать: главное, что ты себя хорошо чувствуешь, величие свое ощущаешь. А если ты его ощущаешь, кто докажет тебе, что ты не великий человек? Да и не чисто у нас тут в отделении, потому что санитары только смотрят, чтобы мы чего не наделали, а так у нас самообслуживание. А с психов что возьмешь? Вон, Петров у нас тарелки грызет, а кашу в товарищей катапультирует. Да и каша, если тарелку перевернуть, не падает: словно приклеенная, зараза.
Так что, многоуважаемый автор, прошу исправить положение, поупражняться в авторском мастерстве.
ваш герой".
Продолжение истории, натурально, предугадать не сложно: Рукопись Петушкову вернули. Но вот что странно: прочитав ее, он уверился, что у него действительно есть герой, которого он создал. Ходил такой довольный. Ежичко, к своему изумлению, зафиксировала переход депрессивного психоза в маниакальный. Шум поднялся грандиозный: открывалась перспектива нового немедикаментозного лечения психопатологий. Все врачи настаивали на продолжении эксперимента.
Петушков же выхаживал павлином, задирал нос и вообще ничего кроме высокомерных грубостей не изрекал. Ежичко под нажимом взбудораженных коллег уговорила его написать второе письмо: ответ герою. После долгих уговоров Петушков согласился и отослал в журнал письмо следующего содержания:
"Твое хамство, ханурик, беспрецедентно. Да где это видано, чтобы герой автора осмелился критиковать? С чего ты взял, что меня вообще интересует мнение читателей? Его-де в унитаз не макнули. Скажи спасибо, что не изобразил тебя аскаридой, там бы и жил. Мания же твоя для того и понадобилась мне, чтобы ты всех боялся и куда не надо носа не совал. Ты же, козявка ты этакая, осмелился мне писать и указывать, что хорошо, что плохо. Вот она жизнь писательская: нигде покоя не дают. А казалось бы, как могло бы быть мне хорошо здесь, в этом санатории, где я в данный момент подлечиваю слегка расшатавшиеся нервы.
А санаторий-то этот и-и-и-и, таких и в Швейцарии нету. Врачи вокруг меня увиваются именитейшие. Помимо личного психоаналитика, миленькой такой дамочки, что надо мной так и квохчет, всё доктора да академики. А ты еще свое хайло в мою тарелку суешь, аппетит портишь. Живи давай, пока я тебе инфаркт или инсульт не устроил.
Автор".
Написав письмо, Петушков стал еще больше важничать. Доктора ликовали. Продолжалось все это до тех пор, пока журнал не вернул и второе письмо Петушкова (его, видимо, даже не распечатывали). Когда Петушков прочел это письмо, ему сделалось худо. С тех пор, если верить Ежичко, к больному вновь вернулись беспричинный страх и подавленное состояние. "Не повезло мне, - жалуется, - с автором: хам, каких мало."
А вы говорите постмодернизм...
17.10.2001