Всатен Дмитрий : другие произведения.

Книга 2. Хладный холларг. Глава 2. Битва бооров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Грухх трубно заурчал и зашевелил своими маленькими ушками. Его мощные лапы, обутые в красивого покроя мягкие сапожки, вокруг которых обвилась железная лоза с позолоченными жилками, нетерпеливо переступили одна подле другой.
  - Бургон, - ласково проговорил брезд в простой одежде, подошедший к стойлу.
  Брезд был немолод. Его лицо сморщилось от времени и рубец, раскрасневшийся от холода на щеке, потонул среди других похожих рубцов, бывших морщинами. Холодно-серые глаза брезда с теплотой ласково смотрели на боевого грухха.
  Брезд вытащил из-за пояса широколезвийный топор на короткой ручке и протянул грухху. Животное с довольным урчанием принялось лизать холодную сталь.
  Мальчик-брезд, стоявший подле старого воина и едва доходивший ему до пояса, с восхищением смотрел на это действо.
  - Видишь, Налагт, только боевой грухх лижет оружие, поднесенное ему. Только боевой... - довольно проговорил старик. Он погладил нос животного и похлопал его по мощной скуле.
  - Поедем ли, деда? - спросил мальчик и настороженно ожидал ответа.
  Старый воин с улыбкой смотрел на него. Он завидовал мальчику. Для него все было вновь: и грухх, и первый выезд в долину, - все, что приелось и стало обыденным для старого брезда.
  - Сильно хочется? - поинтересовался с деланным безразличием дед.
  - Очень сильно. - Голос мальчика дрожал от волнения.
  - Ну, коли сильно, то поедем...
  - Деда! - не дал договорить ему внук, и прижался к ноге воина.
  - Чего ты? Не кричи, а то вон Бургон на тебя глядит, как на девку. Девкам кричать к лицу, а воинам - нет.
  Налагт испуганно отпрянул и уставился на Бургона.
  - Не девка я, Бургон, ты не попутай нас, - заговорил он в свое оправдание.
  - Комт, дозволь говорить тебе, - раздалось позади них.
  - Девок я видел... как кричат они, особливо, когда за ними гонются. Не такой я. Ты не думай чего... - Мальчик, казалось, позабыл обо всем на свете.
  В конюшне стояли, помимо них, еще несколько брездов. Двое из них почтительно расступились и склонили головы, зажав их между своими ладонями. Между ними стоял высокий брезд, волосы которого были абсолютно белы.
  - Ты снова пришел тревожить мое спокойствие, Эвланд. Не хочу видеть тебя; говорить с тобой не хочу, - отмахнулся устало Комт.
  - Я не отступлю, боор, и ты знаешь, что не можешь отослать меня. Всяким здесь можешь повелевать, но не мной. Я буду говорить с тобой, а ты будешь слушать. Боги дали мне право говорить с тобой, когда время придет.
  - Оно пришло? - без тени раздражения спросил Комт.
  - Да. Теперь не отстану я.
  Старый воин зевнул.
  - А ну-ка! - Он подхватил внука на руки и посадил на грухха. Бургон с интересом наблюдал полет маленького брезда, от которого пахло молоком и чем-то сладким, а когда тот оказался у него на спине, стал деликатно его обнюхивать. - Не трепыхайся. Он знакомится с тобой. Покуда не фыркнет, ты руки к нему не тяни. Откусит враз.
  - А когда фыркнет - можно?
  - Да, тогда можно. - Комт отошел от внука и предстал перед беллером. - Где говорить будешь со мной?
  - Буду говорить там, где душа твоя открытие всего. Ты хотел быть с Налагтом, так будь с ним.
  Комт недоуменно посмотрел на мага. Эвланд взмахнул рукой. Нечто холодное пронеслось по левую руку от боора, лязгнула щеколда, и дверца стойла открылась. Маг издал странный гортанный шипящий звук, и грухх заурчал ему в ответ. Животное вышло из стойла и подошло к боору. С высоты восьми локтей на них взирало восторженное личико Налагта.
  Беллер повернулся и пошел прочь из конюшни.
  У выхода боора поджидала его личная стража в количестве двадцати топоров, но Комт увидел их спокойно-безмятежные лица и понял, что маг уже околдовал воинов и они не двинутся с места.
  В замке, по двору которого они шли, время, будто бы замерло. Комт дивился тому, что даже служанка, наливавшая воду в большую бадью, в которой потом будет стираться белье, замерла, подняв на уровень груди тяжелое деревянное ведро. Вода, выливаясь из него, также замерла.
  Комт невольно ухмыльнулся.
  - Угадал ли я, боор, что по душе тебе придется? - спросил беллер, не оборачиваясь.
  - Угадал, шельма, - хохотнул по-детски Комт, - давно не водил ты меня по Остановью.
  - Бургон, посмотри, видишь ли ты во-о-он ту башню? - Налагт продолжал говорить так, как будто ничего необычного не произошло.
  - Разве он не заметил, Эвланд? - спросил боор.
  - Заметил, но для него это не волшебство. - Беллер начал спускаться по мосту, ведущему на склон горы, уводивший путников по широкому тракту в Брездскую долину. - Я не побоялся показать ему Остановье, потому что дети близки нам, магам. Они верят в чудеса и принимают их безбоязненно. Они дивятся каплям дождя, но безропотно, как обычное, встречают даже самую грозную магию. Ты не знаешь, Комт, но маги - это взрослые дети, овладевшие уменьем повелевать и убивать, вот и вся разница между нами.
  - Ты прав, беллер. Не надивлюсь я на него, когда рядом с ним, - согласился боор. - Долгие зимы, что я провел в походах, сделали мои глаза слепыми. Я видел лишь то, что шевелится. Он для меня живое. Иного не видел ничего вокруг себя, пока Могт не принес мне внука. Ты знаешь, Эвланд, он говорит с камнями. Он видит в них жизнь. Он знает птиц, и они о чем-то советуются с ним. Мой топор и меч - даже и они поведали ему за день более, чем мне за все те зимы, что провели на моем поясе. Это волшебство, беллер. Это магия!
  - Погоди, - усмехнулся Эвланд, - пройдет совсем немного зим, и Налагт ослепнет так же, как и ты ослеп. Как ослеп твой сын. Как слепнете все вы, которые зовете себя воинами.
  - Когда мы утрачиваем это, беллер?
  - Беды накрывают покрывалом наши головы. Они слепят нас. Боги наперед выдумали это, дабы не наделали вы Владии большой беды, ибо, пока дети вы, нет сил на свершение волшебства, а когда сильны - то исчезает волшебство.
  - В этом есть смысл, Эвланд. Боги, как и всегда, мудры.
  Они стали спускаться по тракту, старательно огибая повозки и путников, замерших на нем.
  - Я слышу песнь души твоей. Она поет о Слезе Огвиды, - сказал Эвланд. - Направим же туда стопы свои, и там будем говорить, мой боор.
  Они неспешно пересекли долину и спустились в небольшой овраг, который вывел их к могучему дереву, на стволе которого из причудливого смешения коры проступало печальное лицо брездки. Дерево стояло подле озерца, опустив к нему свои руки-ветви. Ходили легенды, что дерево это было в стародавние времена Огвидой - брездкой, так и не дождавшейся своего любимого из дальнего похода. В успокоение боги послали ей лик воина, проступивший на большом камне, но девушка еще больше печалилась и наплакала озеро над каменным ликом, а сама окаменела от горя.
  Слеза Огвиды было местом встреч вдов и влюбленных, ожидавших своих возлюбленных из долгого путешествия или дальнего похода.
  В последнее время Комта все чаще тянуло приходить сюда. Душу теребила стародавняя рана, нанесенная в то время, когда он был еще юнцом. О несчастной любви знал лишь беллер.
  Боор и сам не знал, почему к окончанию жизни лицо той, даже имени которой он не упомнит, все чаще наведывалось ему во снах. Они о чем-то говорили много и долго, а поутру Комт никогда не мог вспомнить, о чем, хотя воспоминания о неупомненном оставляли в его рту чувство сладости.
  Эвланд снова что-то проговорил гортанно, и грухх повернул в сторону.
  - Не опасайся, боор, он не уйдет с поляны, - сказал маг.
  Громко дышащий зверь с внуком, болтавшим без умолку обо всем, что видел вокруг, скрылся с глаз боора за деревьями рощицы.
  Боор подошел к озерцу и посмотрел на свое отражение в воде.
  - Ты слишком часто стал смотреть в свое прошлое, Комт, - проговорил Эвланд. - Проглядеть настоящее и не предугадать будущее много опаснее, чем то, что тянется к тебе из прошлого.
  - Знаю про то и без тебя, - нахмурился Комт, но, впрочем, его лоб тут же перестал хмуриться. - Я часто вспоминаю. Многое вспоминаю, беллер. Я, наверное, уже стар, и Кугун подослал мне свиток свершеного мной. В него смотрюсь.
  - Цур желает вернуться в Земли Дыкков. Он прослышал об этом Маэрхе, что от холведов приходит, - резко перевел тему Эвланд.
  Комт поморщился, словно бы ему дали понюхать что-то отвратительное.
  - С каких это пор оридоняне справляются о холведах у меня?
  - С тех пор, как воин по имени Маэрх ступил на Синие равнины с их земель. Я знаю лишь часть того, что скрывают они от нас. Но в узнанном мною, появление Маэрха - это дурная весть для оридонян.
  - Не тот ли это Маэрх, что был рипс. Еще Могт гонялся за ним. Потом этот... как зовут того лизоблюда, который прислуживает Цуру?
  - Ты говоришь о Кине Хмуром?
  - Да. - Комт обернулся к магу. - Я устал. Сделай мне скамью. - Маг повел руками, и земля исторгла из себя удобный трон. Боор сел в него и откинулся назад. Он закрыл глаза и тяжело выдохнул. Это был знак Эвланду, что боор готов много слушать и мало говорить.
  - Я пришел сказать тебе о миге, который отделяет величие твоего рода от его заката; о мгновении, в которое решается все. Подобно полету стрелы на входе в грудь...
  - Эвланд, умерь пыл. Я слишком стар, а твои слова слишком красивы. Молодые оценят их, но старик - нет. Я могу уснуть, беллер, ежели ты продолжишь поэзию. Говори о сути. Мне не так долго осталось, а красоту я вдоволь испил за зимы, которые не вернешь.
  - Оридоняне знают о некоем пророчестве...
  - Пророчестве? - только со второго раза расслышал Комт. Он был дряхл, но когда что-то интересовало его, не было его уму равных по цепкости. - Расскажи мне его.
  - Я многое не знаю, но, что известно, я расскажу. - Эвланд стал рассказывать:
  - Многие зимы назад, оридонским магам снизошла от богов весть о Великонеобратимом, что ожидает весь род их. Великонеобратимое - именно так они называют пророчество - донесло о свершениях, которые уготованы их народу. Некто, кого они называют Слышащий Голос, сумел войти в поток Великонеобратимого и уяснить то, что несло оно в себе. Он и передал увиденное и услышанное владетелям оридонским. Они говорят о письменах, которые содержатся в месте, называемом Чертогом Трех.
  Не знаю доподлинно, но, может быть, там и сидят те, кто повелевает нами и ими. - Губы Комта вдруг тронула улыбка, и Эвланд прочитал его мысли о том, что и оридонцами повелевают из темноты, как и владянами. Боора порадовала эта новость. Беллер продолжал: - Чернец из Глубокой пещеры поведал мне об этом. Он же наговорил и о пророчестве.
  Настанет время, гласит оно, когда боги отвернуться от нас, а мы отвернемся от них. Никогда в веках не было такого времени, но оно настанет. То будет эпоха, когда старые боги оставят Владию. И народятся новые боги, которые будут нам хуже врагов. То будут не чужие боги, но наши. Душами своими, мыслями своими породим мы их, и от них сами претерпим великие страдания. И когда случится такое, то будет лучшее время, чтобы прийти во Владию всякому, кто хочет отъесть от тела ее, ибо новые боги с готовностью отдадут любой кусок от плоти нашей тому, кто поможет им нас пожирать. - Комт резко открыл глаза и вперил взгляд в мага. Губы его сжались так, что почти исчезли с лица. - Оридоняне...
  - Чернецы знали об этом? - спросил вдруг боор, хотя в его правилах было не перебивать Эвланда, когда тот говорил.
  - Да, боор.
  - И...
  - Да, боор, - расслышал мысли владыки маг, - но дай мне досказать и до этого. - Он продолжал: - Великонеобратимое было прочтено не только Слышащим Голос, но и другим магом. Никто не знает его имени. Чернец из Глубокой пещеры сказал мне, что имя его ушло со старыми богами. Тот маг передал весть о пророчестве доувенам. От них и чернецы узнали о нем. Так оридоняне стали властвовать над нами. - Беллер несколько нахмурился, ибо проговорил про себя фразу, которой завершил первую часть рассказа чернец: и начнется безбожие и новобожие, сказал он, с того, чье прозвище станет по другую сторону от дел его.
  Комт, по прозвищу Верный, продолжал восседать на троне, внимательно слушая мага.
  - После, гласит пророчество, много крови изольют старые и новые боги на Владию. Много претерпим мы, но с этого начнется то, чего боятся оридоняне более всего.
  - Чего же они боятся?
  - Великонеобратимое остановится, а после, потечет вспять.
  - Как такое возможно? - удивился боор.
  - Никому то не ведомо, но так будет.
  - Что это значит?
  - Никому то не ведомо, боор.
  Комт задумался. По лицу его было заметно, что Верный пребывает в растерянности.
  - А Маэрх? Этот рипс. При чем тут он?
  - Он людомар, боор.
  - И чего же с того?
  - Людомары - это один из ликов Многоликого-безымянца. - Маг помолчал и решился: - Лишь ты из простых смертных будешь знать это. - Беллер огладил бороду. - Людомары равны пред ликом богов доувенам. Доувены знают об этом, а потому продолжают род людомаров, ибо лишь от доувена может родить людомара. - Брови Комта взлетели на середину лба, но он молчал. Беллер продолжал: - Но не одно дитя рождает людомара, а всегда двух. Одно из них с ликом доувена, а второе - людомара.
  Повисла долгая пауза. Комт сидел, нахмурившись, и смотрел себе под ноги. У его ног тихо колыхалась гладь озерца. Старик видел в нем что-то, что было неведомо даже беллеру.
  - Слушай далее, - осторожно приступил к продолжению рассказа маг. Комт едва заметно кивнул, слушаю. - Рипс Маэрх был сохранен Дорандом, беллером Глыбыра. Много зим старался я проникнуть в ту часть лугов Кугуна, где обитает дух Доранда, и лишь однажды увидел я его образ. Из этого понял я, что Доранд не оставил Владию, и дух его еще здесь, а коли так, есть на то воля Владыки, ибо не может Кугун возвращать живым увядший дух без воли Многоликого. Я уверился в том, что старые боги давно покинули нас, - глупец! - я видел лишь сущее, но битва скрылась от меня в мире бестелесном. И там она жарче идет, чем здесь была.
  - Наши боги с нами пребывают? - лицо Комта неожиданно стало наливаться краской жизненной силы.
  - Да, старые боги здесь, но они уже не наши боги, и потому я привел тебя сюда и говорю, берегись. Берегись, ибо ты положил начало окончанию их владычества, и до сих пор именно ты стоишь первым перед ними.
  - Разве новые боги не охранят меня?
  - Их слишком мало в тебе, боор. Еще много тебя преклоняется перед старыми богами.
  - Я часто молюсь, беллер.
  - То сложно объяснить, мой боор, ибо магия это, но, молясь новым богам, большей частью своей ты лобызаешь руки старым. Неизменно это для тебя. Слишком много ты отдал им в прошлой жизни.
  - Чего мне бояться?
  - Я вижу тучу, мой боор, собирающуюся на востоке, в землях Холведовых. Она нависает над Холведской грядой. Скоро, мой боор, очень скоро грянет гром, и смердящий вонью старины холодный восточный ветер придет в Синие Равнины. Он принесет с собой дыхание старых богов, от которого сгинет все то новое, что создано тобой. Он иссушит твой род и окончит его навсегда.
  К удивлению беллера, его речь не произвела ожидаемого впечатления на Комта. Последний лишь усмехнулся.
  - Налагт! - неожиданно позвал боор, поднимаясь с трона.
  - Деда! - отозвался голосок внука из-за деревьев.
  - Веди Бургона ко мне. Нам пора возвращаться.
  - Мой боор, - подступил к нему маг.
  - Эвланд, - резко обернулся к нему старый владыка, - я стар, а ты продолжаешь говорить со мной, словно бы за моими плечами несколько зим. Вы, маги, должны знать того, кому служите, и ты знал меня - хорошо знал - до недавнего времени. А теперь, вдруг, перестал знать. Вы прикрываетесь магией, но мне немало лет, и я вижу, где магия, а где политика, беллер. Ты изменил мне. Предал меня, и я это знаю, и не виню тебя, ибо предать предавшего не зазорно. - Боор подошел к магу и положил руку ему на плечо: - Когда в следующий раз захочешь истратить то немногое, что осталось мне здесь, - он обвел глазами долину, - помни о том, о чем я просил тебя сегодня: говори мне суть. Старость слаба и не любит слушать шелуху, ублажающую слух молодости. Слабость и есть моя сила сейчас. Ты говорил о богах и о туче, а я услышал приказ идти походом на Глыбыра; ты говорил об опасности моему роду от старых богов, но я услышал угрозу из уст новых. И я повинуюсь, беллер, так и передай тем, кто правит мной. Погоди, не ублажай мой слух елеем своего красноречия, он горек мне. Благодарю тебя за волшебство, что даровал ты моему внуку.
  - Деда, погляди, что нашел я! - выскочил из-за ближайшего дерева Налагт и бросился к Комту. В руке он держал простую кривую палку. За ним, мерно покачивая боками, шел грухх. - Гляди, как змея она! И глазки есть, деда, гляди...
  
  ***
  
  - Сопона, умерь недовольство. Долго не свидимся мы. - Комт нагнулся в седле и погладил девушку по голове. Сопона была его последней, девятой по счету женой. Она происходила из благородного брездского воинского рода и умела держать себя сообразно древним традициям брездов.
  В глазах девушки проглядывала любовь и холодность, одновременно; на лице ее невозможно было прочитать чувств, которые обуревали ее сейчас - это была маска, маска благочестия, самоотстраненности и достоинства, присущая лишь женщинам из благородных брездских семейств.
  Во Владии о брездах ходили не самые лучшие перетолки. Их считали солдафонами, которым не чуждо благородство и обостренное чувство справедливости. Их женщины, были уверены владяне, мало чем отличались от мужчин по замашкам и отношению к жизни. Однако в Боорбрезде наличествовала совсем другая картина.
  Войско боора, состоявшее, большей частью, из брездов и холкунов, густым однородным потоком спускалось по тропе, коей еще несколько дней назад Комт вел своего внука, восседавшего на Бургоне. Теперь Бургон вез на себе самого боора, а Налагт с завистью смотрел на то, как его дед и отец, Могт, уходят в Синие Равнины на битву со злом, имени которого юному брезду не сказали.
  - Лишь вернись. Об одном этом прошу, - проговорила Сопона и холодно улыбнулась. Она, все же, не сдержалась и несколько раз моргнула быстрее прежнего.
  - Вернусь, - пообещал ей Комт, - иди за стену. Брур еще силен.
  Ветер и впрямь мчался по глади реки, разрывая в клочья остатки утреннего тумана. Он выл в арке стены Боорбрезда и хищно набрасывался на знамена войска боора, древки которых стонали от его напора, а полотнища громко хлопали.
  - Труби поход, - приказал Комт и радостно зажмурился, когда в небо взметнулись вихрями резкие звуки десятка боевых труб. Он ощутил, как тело его на миг сжалось, словно бы очнулось от долгого сна, встрепенулось и расправило затекшие от долгих годов бездействия мышцы.
  Сотни глоток радостно загомонили, и войско пришло в движение.
  Шли вдоль Синего Языка или Брездского потока, так называли во Владии реку, вытекавшую из Брездской долины и катящую свои воды по Немой лощине. К середине дня войско оказалось в землях дыкков.
  Земли эти представляли собой широкий пояс укреплений, которые запирали Немую лощину с юго-востока, позволяя брездам беспрепятственно проникать лишь в безжизненные земли на Деснице Владыки. Сердцевина Владии была недоступна брездам, отделенная от своих бывших хозяев "землями дыкков".
  Прошло совсем немного времени с тех пор, как Цур - рагбар-он оридонцев во Владии, неожиданно, известил Комта о том, что в Оридане принято решение передать земли дыкков брездам. Решение было странным, но Комт, умудренный жизнью, не стал задавать излишних вопросов и не потратил ни дня на размышление. Боор тут же распорядился отрядить к дыккам многочисленный отряд стражи, которая приняла укрепления из рук оридонцев.
  Земля дыкков не представляла собой ничего особенного. Укрепления состояли изо рва, вала, низкого частокола и приземистых башенок, которые протянулись с юга-запада на северо-восток. Лишь провинциалу и невоину это громадное фортификационное сооружение могло показаться эпохальным. Для глаз опытного воина, коим был Комт, укрепление не представляло никакого интереса. Его умозаключения подтверждались действиями того, кто поднял во Владии такой переполох.
  Маэрх без труда преодолевал земли дыкков вот уже несколько раз. Вернее сказать, его заметили всего один раз, а сколько раз не замечали.
  - Открыть ворота! - закричали в голове отряда, и массивные деревянные врата, усыпанные громадными иглами, торчавшими во все стороны, жалобно скрипя несмазанными петлями, начали медленно открываться.
  За стеной, обращенной в сторону Боорбрезда, не обнаружилось ничего необычного. Об укреплениях ходили невероятные слухи: будто бы это уже целый город: дворцы, заселенные оридонянами, - чего только не говорили во Владии про это место.
  В действительности, глазам войск предстало убогое зрелище: покосившиеся казармы, зловонные сточные канавы и ямы, грязь и смрад, которые всегда сопутствуют местам, где долгое время стоят войска.
  - Отец, - подъехал к Комту Могт, - Муравей просится к тебе.
  - Не подпускай пока. Как расположусь, тогда и подпустишь. С ним разговор долгим будет. Негоже ему раньше времени меня рассмотреть, да что и как у меня разнюхать. Держи его к себе ближе. Прикажи беседой его извести, а как я с ним поговорю, так выпроводи далеко от войска.
  Могт понимающе кивнул. Он с трудом, но постигал ту жизнь, которой жил его отец.
  Могт был точной копией Комта, но увеличенной почти в два раза. Таких гигантов Владия навряд ли когда-либо носила на себе. Однако, рост забрал у царевича все умственные силы. Он был туповат и знал это, а потому робел и злился одновременно. Ему не исполнилось и двадцати лет, когда про Могта заговорили плохо. Тупость может мирно уживаться лишь с добродушием и прямотой, в самом наивном ее виде. Могт полностью соответствовал этому закону. Между тем, повзрослев, он осознал, что недостатков от "пустой головы" у него много больше, чем достоинств. Именно тогда, когда он понял это, тупость его стала приобретать самые омерзительные черты. Она переродилась в подлость и зависть.
  В Могте словно бы поселилось два брезда: один беззлобно шутил и от всей души хохотал на пирушках, в кругу друзей и семьи, другой - постоянно прислушивался к шепотам за стенами, ловил взгляды, бросаемые по сторонам другими, и постоянно выдумывал себе все новые и новые загадки о том, кто и с кем хочет навредить ему и его семье.
  Единственным живым существом, которому Могт безгранично доверял, беззастенчиво поклонялся и восхвалял, ставя выше себя, был Комт - его отец, ибо только Комт поощрял в нем то, что другие порицали.
  - Когда ты станешь боором, то не будешь принадлежать самому себе, - учил сына отец. - Когда ты боор, твой народ - твоя семья, и думать тебе надлежит о благе твоего народа, как о благе твоей семьи. И для этого ни перед чем не остановись. Тебе все проститься, ибо ты заботился о многих. Кугун примет тебя на лугах своих и опоит медовым настоем, как героя и праведника.
  Комт был тем, кто заложил в недалеком Могте веру в то, что политика - дело мерзкое, но необходимое, и подменять мерзость благонравием есть ни что иное, как пытаться уничтожить политику. Последнее же невозможно!
  Для Комта уже поставили большой шатер, уставленный по кругу жаровницами, в которых горело разноцветье дорогих во Владии рочиропсов зеленого и красного цвета. У самого же ложа горели фиолетовые кристаллы.
  Боор спустился с грухха. Мало, кто заметил, как подбородок его слегка дрогнул. Лишь пройдя в шатер и оставшись один, Комт тихо застонал, тяжело осел на ложе и потер рукой колени. Старость отдавалась в них нестерпимой болью.
  Старый брезд приказал слуге придвинуть жаровни поближе, почти к самым коленям, и с наслаждением ощущал, как жар от кристаллов заставляет боль утихомириться.
  Пола шатра шевельнулась и на пороге возникла невысокая фигура.
  - Аб? - бросил в нее еле слышно Комт, и фигура приблизилась. Молча она протянула боору фолиант, поклонилась и выпорхнула вон.
  - Отец, - заглянул в шатер Могт, - я прикажу вести его.
  - Кого?
  - Муравья.
  - Да... да! Веди... теперь надобно мне его... - Говоря это, Комт незаметным движением убрал фолиант под валик подушки и уселся поудобнее.
  - Мой боор, - вошел в шатер Эвланд и поклонился. За ним последовали еще несколько брездов. Предпоследним вошел Могт, а за ним Муравей.
  Муравей был пасмасом невысокого роста с тем типом лица, которое не выражало ничего и не было заметно нигде. Муравей обладай той исключительной особенностью, которая подталкивает либо стать шпионов, либо вором, - внешность Муравья была настолько обычной, общепринятой и легко воспринимаемой, что он казался холкуном среди холкунов, реотвом среди реотвов и сараром среди саараров. Окажись он среди брездов и оридонян, он сошел бы и за них, хотя роста был малого и имел всего две руки.
  - Владетель, - поклонился боору Муравей и замер.
  - С чем вернулся ко мне? - спросил Комт.
  - Хорошие вести, боор. Нам удалось выманить холведов. Едва перевалы откроются, они придут. В том Грозор заверяет тебя клятвой.
  - Грозор слишком часто дает клятвы. Пусть клянется за себя, за других же нечего клясться. Не ему клятва за них принадлежит, но им только.
  - Я передам Грозору твои слова боор.
  - Что еще?
  - Грозор также предупреждает тебя, что в ларгах неспокойно. Смута в них зреет. Против нас смута. Советы их промеж собой много разговоров ведут.
  - Грозор может говорить лишь за Холкунию Прибрежную. В Чернолесской Холкунии нет такого, - вмешался в разговор Эвланд, испросив разрешение на это у боора одними глазами. - Но дурные вести это. Кого за смутой видит Грозор?
  - Конублов саарарских, мой беллер, - обернулся на мага Муравей. - Много шуму делают они в Пасмасии и Холкунии Прибрежных. Земли скупают. Пасмасов притесняют, а с холкунами дела делают, соблазняя их доходами.
  - Кто у нас там сидит хол-холларгом? - грозно спросил Комт. Один из стоявших рядом с Эвландом беллеров закопошился и изрек: "Неикарп". - Поступали ли от... Неикарпа подобные известия? - обернулся боор на сына. Тот, в свою очередь, обернулся себе за спину, что-то спросил и ответил: "Нет, боор". - Слепец, али предатель? - риторически бросил в толпу приближенных Комт. "Предатель", выдохнули стоявшие под сводами шатра. Боор кивнул в такт выдоху придворных и бросил грозный взор на сына. Последний тут же повернулся себе за спину и прорычал: "Пригнать сюда!" Один из воинов поспешно вышел вон. - Какие еще вести от Грозора? - продолжал выспрашивать Комт.
  - Холмогорье замирено, хотя пираты продолжают тревожить прибрежье у Холведской гряды. Изловили их без числа в последний поход на них, поутихли... но это пред Хладовеем всегда бывает, а по Жаровею вновь обретем врагов у вод своих. Коли...
  - Грозору надобно одно понять, - перебил вестового Комт, - рубить не ветви надобно, а коренья. Без толку гоняться за пиратами, коли деревни их в беспечности пребывают от разбоя. Повесите одних, народятся новые. Надобно сделать так, чтобы не нарождались. Реотвы, я слышал, нам подобны, и плодоносят через женщин. Здесь и корень. Али Грозору такую истину понять невмоготу?
  - Понимает он, мой боор, - несколько быстрее обычного отвечал Муравей. "Неплохо ему при Грозоре живется, коли бросился защищать", - подумал про себя Комт, глядя на пасмаса. - Да только флот ты запретил держать при Грозной твердыне, а без него войску твоему, что в Эсдоларге стоит, не переправиться через Великие воды. Через холведов только Грозор сможет до Холмогорья добраться. Через...
  - На перевалах Глыбыр Длинномеч стоит, мой боор, - шепнул на ухо Комту Эвланд.
  Комт и не собирался гневаться на слова посланца, хотя они больно кольнули его. Боор был слишком мудр, да и слишком устал, чтобы тратить силы на гнев, причиной которому были вовсе не бездействие Грозора, а его собственное положение. Цур запретил брездам держать флот у Грозной крепости, ибо оридонцы отдали Великие воды саарарам, которые мало, что смыслили в мореходстве. Боор понимал, почему оридоняне совершили такое. Только через это, они могли малыми силами контролировать владянское прибрежье. Из этого и приходилось исходить Комту.
  Он бесстрастно посмотрел на беллера. Тот угодливо кивнул, и не заметил, как в глубине глаз боора вспыхнули огоньки ненависти и обиды.
  - Все ли у тебя? Коли нет, то остальное отдай Могту. Иди с ними, Эвланд. Я устал и хочу отдохнуть, - сказал бесцветным голосом Комт.
  Когда все удалились, старый владыка боком повалился на свое ложе. Его глаза смотрели прямо перед собой, словно бы он видел нечто внутренним взором. Мысли, роившиеся в его голове, наконец, выстроились в правильные шеренги и медленно прошествовали во тьму.
  Старость многому научила Комта, но самое главное, о чем он не уставал повторять всем, хотя и понимал, что его никто не слышит, - самое главное, чему научила старость, - видь корни проблемы.
  Мало, кто понял бы сейчас, зайди он в шатер, что боор оглядывал далекое прошлое, настолько далекое, что даже и Эвланду не дано было проследить мысли боора на такое расстояние.
  Комт любил власть. Сначала, он думал, что любит ее, и стыдился этого, ибо негоже воину любить власть. Власть сладка, учили его, а потому до нее падки лишь слабые, к коим причисляли беллеров, холкунов и реотвов. Именно поэтому все они находились в подчиненном положении к настоящим брездам-воинам. "Ни одна власть не защитит от удара добротного топора!" - гласила самая главная присказка брездов. Потому-то бооры, коими становились исключительно высокие брезды-воины, занимались военным контролем над Владией и мало внимания уделяли политике.
  Таким был Глыбыр, этот выскочка-дровосек из бедняцкого полувоинского рода, таким же был и Фугт, великий боор до Глыбыра. А Комт таким не был.
  Долгое время он пребывал у власти, ходил вокруг нее, как ребенок ходит у конфеты, лежащей перед ним, но запретной. У него текли слюнки; он изнывал от вожделения и томился истомой, попутно совестясь и изводя себя самобичеванием.
  Комт был доблестным воином, и воин кричал в нем обидное в адрес тому, кто много лет зарождался в будущем бооре.
  Эвланд много зим назад донес ему слова Черного мага-безымянца, возглавлявшего чернецов при Боорбрезде. Черный маг передавал ему послание богов о том, что во Владию пришли перемены, и что ему надлежит быть их орудием. У Комта-воина не хватило мозгов понять то, что потом понял Комт-боор. Но было слишком поздно.
  Чернецы выполняли волю магов из Оридонии. Комту было неизвестно, когда они впали в зависимость (и впали ли вообще!) от воли оридонян, и почему позволили врагу захватить Владию, которая столько веков оберегала чернецов от доувенов.
  Комт-боор не спрашивал ни о чем подобном. Он видел, все, кто задавался подобными вопросами, исчезали за непроницаемой завесой, которая отделяла мир живых от мира мертвых. Борясь с отвращением к себе, боор пил столько, сколько не пил никогда. В пьяном бреду он твердил лишь два слова: "обман" и "пользуют". В конце концов, он извел себя так, что хотел было восстать против оридонян, но Эвланд уговорил его не делать этого. "Коли и ты пойдешь против, лишь хуже сделаешь", - сказал он ему. - "С тобой владяне имеют правителя, и ты можешь защитить их в меру своих сил. Без тебя же они останутся сиротами, и претерпят многое из того, от чего ты их уберечь сможешь".
  "Трус!" - кричал воин в Комте. Но боор задавил воина в себе и стал политиком. Душа его почернела от этого, он чувствовал, но мысль, единственная мысль билась в его голове подобно тонкой жилке: "Без тебя они останутся сиротами, и претерпят многое из того, от чего ты их уберечь сможешь".
  Комт получил власть, но сладка ли была она для него?! Нет, она была горька. Очень горька! Ее вкус на губах боора отливал предательством, трусостью и терпким металлическим запахом крови.
  Глыбыр был оболган и очернен. Из него сделали предателя, свалив на бывшего боора все грехи боора нынешнего. За Глыбыром придумали некий народ, который обозвали холведами. По Владии усиленно разносились слухи о том, что Глыбыр был не брездом, а полукровкой, холведом, а потому все сделал, чтобы холведам жилось хорошо.
  Владяне плохо знали окружающий мир, а потому не составляло большого труда ввести их в заблуждение. На вопрос о том, кто такие холведы, лжецы боора отвечали, что это подленький народец, веками проживающий в Холмогорье. Такого объяснения было достаточно, чтобы все вопросы отпадали. Реотвов и Холмогорье во Владии никогда не любили. И мало, кто знал, что придумке о холведах нет еще и тридцати зим.
  "Фр-р!" встрепенулся за стенкой шатра грухх. Что-то приснилось ему, что-то неприятное, раз он проснулся в восклицании.
  Могт вздрогнул. Его взгляд, из помутневшего, стал ясным и живым. Боор перевернулся на спину, а после сел. Выудив из-под подушки фолиант, он углубился в его чтение.
  
  ***
  
  "Мой боор, благословения тебе и долгих зим пребывания над нами", - так начиналось то, что оставила одному лишь Комту известная рука на шкуре-фолианте. Боор поморщился. Давно, очень давно он перестал придавать значение высокопарности, а потому пробежал глазами еще с десяток строк и... улыбнулся.
  После множества восхвалений и низкопоклоннических витиеватых фраз письмо вдруг и сразу стало сухим и по-деловому прямым. Перед глазами старого воина всплыл образ грязной клетушки с низким потолком, черным от копоти, и согбенная фигура, сидевшая за рассохшимся подобием стола. Рядом с ней сидела еще одна фигура, много моложе.
  Комт никогда не называл имена этих двух существ, не позволял себе даже думать о них определенно, ибо это были олюди, которым он доверял больше, чем себе.
  "Ты многое написал мне про пророчество, многое объяснил, но того не знаешь, что очистил под ногами моими сор, и я вижу, ясно вижу теперь дорогу, по которой проведу тебя.
  Эвланд - предатель, и о том я говорил тебе не раз. Ежели ты ему об этом прямо сказал, преклоняюсь я перед тобой, а коли у тебя после этого ни колик, ни резей зубных, али животных не было, то правильно все мы с тобой порешили. Нынче ты им нужнее нужного. Нужнее, чем когда-либо нужен был.
  Пророчество, которое Эвланд поведал тебе, не пророчество вовсе, а легенда. Есть в нем и пророчества чуток, но более обман. Как и тогда обман был, когда чернец-безымянец тебе советы давал.
  Ты выступил. Я знал, что выступишь. Не сможешь долго такое удерживать. И ты не смог. За то преклоняюсь перед тобой, ибо предавший оправдает себя только, ежели от удара всеискупающего падет, и тем обернет предательство свое на славу тому, кого предал.
  Эвланд многое сказал тебе, но одного не сказал, - тот, кто прошел равнины, тот, кого зовут они Маэрхом - не есть он начало возврата к истинам владянским, ибо должен он встать на перепутье, и куда пойдет Великонеобратимое не ему решать, но тебе. Ты есть и начало, и конец Великонеобратимому. Это они от твоего ума охраняют. Этого более всего боятся, а потому, едва белое око Владыки достигнет середины небес, отпей. Но прежде, чем отопьешь, вспомни того, кого предал".
  Комт отложил письмо и поднялся на ноги. Осторожно выглянув из шатра, он посмотрел на небосклон. Луна находилась в зените. Боор возвратился в полумглу своего становища, освещаемую всполохами кристаллов, и с тяжелым вздохом опустился на ложе.
  Перед его взором встало молодое, но волевое лицо Глыбыра Длинномеча. Он смотрел на Комта с улыбкой, открыто и ласково. Никогда иного взгляда не видал от него Комт. Тем тяжелее было предательство, на которое пошел старый теперь боор. Эвланд призывал убить Глыбыра и всю его семью до третьего колена. И Комт поддался его уговорам, но когда воины вернулись на место битвы, то не смогли найти тело прежнего боора. В Боорбрезде также не оказалось ни самого боора, ни его семьи. Погоня настигла их лишь у Эсдоларга, но город не выдал их Комту. Потом была осада и резня за неповиновение, но и в том кровавом месиве семью боора эсдоларгцы сумели спасти и переправить за Меч-гору.
  Комт заскрипел зубами. Как и всегда, когда он долго думал о Глыбыре, образ последнего перед его взором становился все более размытым и приобретал очертания зверя с ощерившейся пастью. Глаза его более не смотрели дружелюбно, но горели огнем ненависти.
  Комт не выдержал, отвернулся и замотал головой. После этого, судорожным движением он схватил небольшой бутылек, вокруг которого был обернут фолиант, и залпом осушил его. Со вздохом облегчения боор улегся на ложе и тут же заснул.
  
  ***
  
  Войско боора шло с севера на юг. Везде и всюду на пути движения брездских войск сообщалось, что боор идет наказывать саараров за наглость, которая толкнула их на разбой в землях холкунских и пасмасских.
  Однако у самой границы Прибрежья армия Комта резко развернулась и спешным маршем пошла на восток, к Холведской гряде.
  
  ***
  
  Гулкий лязг от камня, соскользнувшего в небольшую расщелину, громом отозвался в ушах Глыбыра Длинномеча. Он задохнулся от набежавшего потока крови и, не открывая глаз, вскочил на ноги.
  - Боор? - окликнули его осторожно.
  Глыбыр открыл глаза и осмотрелся. Всюду, насколько хватало глаз, он натыкался на воинов, лежавших на камнях. Брезды, холкуны, пасмасы, реотвы и даже саарары пребывали в войске, которое ему удалось собрать для решающей битвы за Владию.
  Много зим он готовился к этой битве; много сил было потрачено на переговоры и убеждения, и вот, наконец, срок пришел. Под его началом находилось более двадцати тысяч воинов. Почти все пехотинцы, но была и конница. Немного, но была.
  "Не надобна она мне особо", - успокаивал себя Глыбыр. Полководческое чутье говорило ему, что он прав. Битва произойдет у стен Эсдоларга. Конница при штурме твердыни ни к чему. А если к проклятому Грозору - холларгу Эсдоларга, подоспеет подкрепление, то местность у крепости лесистая и Глыбыру без труда удастся остановить удар конников. На этот счет уже даны были распоряжения, и отряд дровосеков был готов вытесать колья, едва армия достигнет лесов у твердыни.
  Особо душу Глыбыра грела мысль о том, что в крепости у него много сторонников, и, возможно, Грозора ему просто швырнут со стены, а врата сами собой откроются.
  Длинномеч потянулся и широко зевнул. Кольчуга на его могучей груди вздыбилась, как шерсть на хищнике и со звонкими переливами опала, едва он опустил руки. Тут же ухватив свой любимый меч, Глыбыр поднял его над головой и несколько раз взмахнул им. Он почувствовал, как напряглись мышцы, а по сосудам волнами разошлось тепло от прилившей крови.
  - Гедагт, - позвал он, - спишь ли?
  - Нет, отец. Я жду сигнала.
  - Не вернулись еще глаза наши?
  - Нет. Я указал им не возвращаться, но знак подать рочиропсами во-он с того склона.
  - Хорошо. Поднимай войско.
  - Похо-о-од! - зычно закричал Гедагт, вставая на ноги при помощи громадного топора.
  - Похо-о-од! - подхватили его клич в разных концах воинского стана.
  Подошва горы пришла в движение. Из-под грязно-серых плотных шерстяных плащей один за другим появлялись воины. Зевая и протирая глаза, они нехотя поднимались на ноги и сходились к тропе, по которой намеревались продолжить движение, прерванное на ночь.
  Вскоре армия двинулась вперед.
  - Не ждут нас, - сказал Гедагт, указывая отцу на бледное свечение на одном из склонов горы. Разведка доносила, что путь открыт.
  - Все одно, вышли во все стороны соглядатаев. Опасность никогда нельзя приуменьшать, - приказал Глыбыр.
  Солнце медленно выползало из-за горного хребта и стыдливо заглядывало в сумрачные ущелья и трещины Холведской гряды, будто бы боялось открыть в них нечто такое, за что мир не скажет ему спасибо.
  Перевал скрипел под ногами Глыбыра мелкой каменной крошкой. Дойдя до самой высокой точки, боор остановился и на мгновение замер восторженно. Далеко впереди чернела главная башня Эсдоларга - то, к чему Глыбыр стремился много-много лет.
  
  ***
  
  Лязг железа и грохот удара топора о щит сотрясли округу. Деревья, еще опушенные снегом, вздрогнули и будто бы застонали. Стайка крошечных птах, неизвестно как оказавшихся в этот час на перевале, взметнулась к небесам и стремглав понеслась в низину. Тяжелый хрип вырвался в морозный воздух, густо хлюпнула мутная лужица под ногой.
  Холкун оступился и повалился спиной в жижу, состоявшую из талого снега и грязи. Он прикрывался щитом, носившим на себе следы двух мощных ударов.
  Второй холкун, стоявший поодаль, не был обременен тяжелым щитом, а потому проворно уворачивался от ударов топора и меча, которые обрушились на него.
  - Злой, поднимайся... одному мне... ух! - Второй холкун повалился на землю, но не распластался, а покатился в сторону.
  - Поднимаюсь, - прорычал его более грузный товарищ. Холкун с большим круглым щитом встал во весь рост. Его противник сделал шаг вперед и замахнулся. Он не ожидал, что холкун не отступит и прикроется щитом, но, наоборот, сделает стремительное для его комплекции движение и схватит его за горло.
  Хруст. Хрип, и тело врага обмякло и повалилось снопом в весеннюю жижу.
  Лес, в который раз вздрогнул от грома ударов и от лязга железа.
  - Братцы, на помощь! - закричал враг Злого, оставшийся в одиночестве. Он тоже был холкун, но значительно меньше ростом, нежели Злой.
  - Ты держи его, - тяжело сипя, скомандовал еще один холкун, нападавший на сноровитого врага, своему товарищу и поспешил на помощь противнику Злого. Но не успел...
  Отразив очередной удар врага, Злой сделал вид, что отступил, ловко снял с руки щит, и, держа его за край, резко выбросил вперед. Словно громадный диск, щит обрушился своим ребром на холкуна и сбил его с ног. Злой напрыгнул следом и размозжил лицо холкуна своей ногой. Подняв с земли два топора, он с улыбкой повернулся к подбегавшему холкуну. Последний остановился и мертвенно побледнел.
  - Ну, чего стоишь, достопочтенный? - позвал его Злой. - Подходи уж.
  - Дай дух перевести, хол, - отвечал ему враг, насторожено следя за каждым движением Злого.
  - Хорошо, отдохни чуток, а я покамест Птенцу помогу.
  - Не ходи к нему, пусть уж вдвоем порешают, чья правда сильнее.
  - Нет за вами правды, - Злой спокойно пошел туда, где Птенец дрался за свою жизнь, - потому и нечего нам с тобой говорить.
  - Коли правды нет, так почему же мы Владией владеем, а вы, как тати, в углу темном сидите? - подначил его враг.
  - Потому что за вами оридоняне хоронятся... И не владеете вы ничем...
  Холкун неожиданно бросился на Злого. Его лицо искривила гримаса полу боли полу страха. Удар меча врага Злой принял на топорище, а кривым лезвием другого топора закрыл лезвие меча в замок. Удар ноги Злого был настолько силен, что холкуна отшвырнуло в сторону. Из его рта потекла слюна вперемешку с кровью.
  Птенец вскрикнул и упал навзнич. Холкун, его враг, бросился на него, но Птенец успел схватить топорище и предотвратил смертельный удар. Оба воина повалились в талый снег, принявший их с гулким скрипом.
  Злой усмехнулся, завидев эту картину. Он подошел к лежавшему на боку врагу, легким ударом топора поддел его за ключицу, отвел плечо, и вторым топором срубил голову. Покончив с этим, Злой направился к борющимся воинам.
  Оба они, и Птенец, и тот, кто навалился на него, были юнцами, а потому дрались с неподдельной злобой и ненавистью. Пыхтя, а, иной раз, и взвизгивая, они толклись в жиже, как деревенские боровы по лету. Ни один не готов был уступать.
  Злой остановился подле них, возвышаясь над вояками подобно утесу. Потом он крякнул, что означало у него смех, опустил руку, схватил холкуна-врага за пояс и поднял его вместе с Птенцом, который вцепился в противника мертвой хваткой.
  - Будет вам. - Злой стряхнул Птенца с врага, а последнего поставил на ноги. Тот попытался снова пойти в бой, но скрючился надвое, получив тычок пальцем в бок.
  - Ой... чего ты!.. - Противник-молокосос осел на землю.
  - Откель ты будешь-то? - спросил Злой.
  - От боора я, - прохрипел молодой воин.
  - Чего тебе здесь?
  - Разведываю.
  Злой понимающе кивнул.
  - Далеко ли?
  - Нет. Близко. За той горой идет.
  Злой снова кивнул и что-то пробормотал себе под нос.
  - Ладно, - сказал он, - беги отсель.
  Юноша резко поднял голову и посмотрел на Злого глазами, полными слез. Он не поверил его словам.
  - Отпускаешь разве?
  - Да. Мне не с тобой повстречаться надобно. Не моего ты поля ягодка. Пошел прочь!
  Легкий пинок подкинул юнца над землей, и тот понесся прочь, что было духу.
  - Ты жив-то? - спросил Злой.
  - Жив, дядько, жив...
  - Бежим к ручью. Весточку передадим, а там пусть Владыка судит нас.
  - Чего это?
  - Вижу конницу их. От нее не уйдем. Вон, завидели они своего. Теперь до нас дело дойдет. Поспешим, братец! - И оба воина бросились наутек.
  
  ***
  
  - Какого ларга ты житель был? - Комт подался вперед с интересом всматриваясь в воина-холкуна, стоявшего перед ним.
  - Валноларга, боор, - отвечал тот со спокойствием.
  - Как звали тебя... тогда?
  - Зол из рода Дасков.
  - Вижу, умудрен ты годами. Посечен немало. Умел ты, Зол из рода Дасков, как я погляжу.
  - Есть такое, боор. - Легкая улыбка польщения тронула губы холкуна.
  - А этот, кто?
  - То племяш мой. Птенец его кличут.
  - И впрямь, похож! - Комт расхохотался. - Люблю я вас, холы, за смекалку. Птенец...
  Злой и Птенец стояли перед боором из Боорбрезда и более походили на правильно оформленную кучу грязи, чем на воинов. Конная разведка нагнала их за ручьем, и вдоволь изваляла в грязи и намяла бока, помятуя о четырех трупах, которые оставили после себя соглядатаи Глыбыра.
  Комт с интересом разглядывал обоих, и глаза его, помимо воли, наполнялись болью. Перед ним стояли ровно такие же холкуны, как и те, кто стоял позади плененых. А битва соглядатаев, так ее уже окрестили в лагере боора, ярко показала глубину раскола владян, ибо в ней двое холкунов дрались против пяти. Холкуны убивали холкунов!
  - Ты, я слышал, Злым зовешься?
  - Да, боор.
  - Злой, а отпустил моего воина? Чего так?
  - Без надобности кровь холкунскую проливать не хочу. Только и всего, боор.
  Комт неожиданно изменился в лице и отвернулся.
  Птенец со страхом посмотрел на Злого, а вдруг не то сказал, но Злой стоял спокойно и гордо смотря на повелителя Владии.
  - Как с Глыбыром разделаюсь, пойдешь ли ко мне в войско? - неожиданно спросил боор.
  - Нет, - без раздумий отвечал Злой.
  - Верен ему?
  - Стар я, боор. Все своими глазами видел, а дальше... дальше ты и сам поймешь.
  Комт потупился, и поднялся с трона.
  - Коли так, то... - Комт подозвал к себе другого брезда и что-то ему тихо сказал. Брезд блеснул зло глазами в сторону пленных и кивнул.
  - Чего теперь, дядька?
  - Теперь... воля Владыки теперь над нами...
  
  ***
  
  - Окончим это да уйдем, боор. - Сухопарый воин-брезд поднялся с камня и подошел к краю выступа, с которого открывался прекрасный вид на Эсдоларгскую долину.
  - Нет, Накогт, нам должно здесь... Отец, нельзя уходить. Надо биться! - Гедагт отмеривал шагами ту же площадку и с тревогой смотрел на отца. В глазах его плясами нездоровые огоньки. Они всегда появлялись в его глазах перед битвой.
  Глыбыр с тоской смотрел в глаза сына. Он видел эти огоньки и знал то, что не решался высказать. Никогда не быть Гедагту боором. Он хороший воин, но плохой боор, ибо воинский раж овладевает им задолго до начала боя и не дает думать.
  - Комт прошел ручей и лишь один пеший переход отделяет его от Эсдоларга.
  - Что думаешь, Скоробой? - Глыбыр обернулся на другого воина-брезда, который сидел подле боора и медленными движениями камнем оттачивал лезвие своего топора. Иной раз он сплевывал на исцарапанную поверхность полотна и внимательно вглядывался в нее, ища одному ему понятные знаки.
  - Думка у меня, боор, такая, - начал он. - Делать нам шаг назад, али шаг вперед. Коли назад пойдем, то при том же останемся, при чем были...
  - Нет, отец, - вмешался Гедагт, - покинут нас и саараряне, и реотвы. Опять при нас лишь немногие усядутся. Пока согласие есть...
  - Погоди, Гедагт, ты свое слово скажешь. Всему свое время, - остановил его Длинномеч. - Продолжи, - обратился он к Скоробою.
  - Коли же мы вперед идем, то надобно тебе, боор, решить, либо мы их по-разному бьем, либо всех сразу.
  Глыбыр кивнул его словам. Он и сам так думал.
  - Брер, - заговорил Накогт, обращаясь к Скоробою, - ты обрекаешь нас на поражение. Куда спиной стоять? К твердыне, али к войску Комта?
  - То-то и оно, Кузнец, - согласился точивший топор, - что тяжелее всего выбор у нашего боора.
  - Как бы ты сделал? - спросил Глыбыр.
  - Я бы пошел на Комта потемну и разбил его. А после уж осадил Эсдоларг и взял его.
  Длинномеч отвернулся лицом к долине и замер на некоторое время.
  
  ***
  
  - Боор, - голос Эвланда звучал мягко, но настойчиво.
  Комт открыл глаза и сел на ложе: - Чего тебе, беллер?
  - Опасность близка, мой боор.
  - Ты слышишь?
  - Да, боор. Они уже близко.
  Комт свесил ноги долу и с трудом встал. Кольчуга, надетая на нем, гулко звякнула своими чешуйками. Он поднял шлем с изголовья и пошел вон из шатра.
  Стояла густая туманом эсдоларгская ночь. Сизые тучи сокрыли луну, не давая свету от нее пробиться на землю; горные цепи ограждали от взгляда горизонт, делая пространство непроницаемо темным. Свет от рочиропсов тускло освещал пространство лишь на два шага вокруг.
  Мало, кто в войске боора понял его замысел, а те, кто понял его, не принял. Могт не принял, хотя и сделал вид, что покорен приказу отца. Войско могло без труда дойти до Эсдоларга ночью и лечь спать за мощными каменными стенами крепости.
  Вместо этого, войска разместились посреди леса, где враг мог подойти вплотную, оставаясь незамеченным.
  - Призови Меченого, - приказал Комт. Через некоторое время к нему подошел худощавый пасмас, половина лица которого была сокрыта черным родимым пятном. - Поднимай своих воинов, Меченый. Будем идти к крепости. Остерегайся нападения.
  - Первым мне сниматься, боор?
  - Нет, пойдешь в отряде левой руки. Будь настороже.
  - Да, мой боор. - Меченый скрылся в темноте.
  Комт улыбнулся, когда спина воина слилась с туманной мгой.
  Он неплохо придумал направить неудержимую злобу воров, убийц и других преступников в нужное ему русло. Сколотив из них несколько отрядов по две сотни воинов, боор пообещал им свободу за поход с ним - небольшая плата взамен на то, что им предлагалось заплатить.
  - Аб, - тихо позвал боор, - где они?
  Рука лазутчика указала вправо от боора.
  Армия поднялась, выстроилась в походные колонны, и двинулась вперед. Шли как можно тише.
  
  ***
  
  - Вижу их. Видишь ли? - Голос Гедагта взволнованно дрожал.
  - Уткнись ты, трещалка, - осадил сына Глыбыр, - да лежи, не шевелись.
  Теперь уже и Глыбыр различал, как между деревьями белыми зайчиками прыгали пятна света, отбрасываемые рочиропсами.
  - Много их, - снова вырвалось у Гедагта.
  Скоробой и Кузнец одновременно потерли руки, готовя их к работе с топором, а Глыбыр, сам неведая того, нервно поводил ладонью по навершию меча.
  Лесную тишину все отчетливее и отчетливее нарушали звуки шагов. Вскоре можно стало различить и дыхание, которое испускало воинство.
  Глыбыр оттолкнулся от ствола дерева и медленно пошел навстречу вражескому войску. Дышалось отчего-то тяжело. Он всем телом ощущал прелость, исходившую от земли. Остановившись на пути первого врага, боор поднял над собой меч и обратил лицо к небесам:
  - О, Владыка, - зашептал он, - пусть этот удар положит начало освобождению Владии.
  - А-а, - выдохнул изумленно пасмас, в свет от кристаллов которого попало могучее тело боора. Молнией блеснуло широкое лезвие меча, и тело пасмаса развалилось на две части.
  
  ***
  
  - Ар-р-р! - донеслось слева.
  Могт и Комт одновременно повернули головы в ту сторону. Эвланд невольно направил своего грухха ближе к телохранителям боора.
  - По Меченому вдарили, - проговорил Могт. Он скосил глаза и с надеждой посмотрел на отца. Но Комт продолжал ехать вперед. Он словно бы задумался о чем-то, что находилось далеко от этих мест.
  - Бафогт, - вдруг позвал Комт, и когда перед ним возник лучший его полководец, боор кивнул ему, делай.
  - Да, боор.
  Через несколько мгновений мимо Комта проскакали отряды конницы. Шум битвы на левом фланге воинства нарастал.
  - Пришел и наш черед, сын, - проговорил, наконец, Комт, и направил грухха влево.
  Сомкнув ряды, двести телохранителей боора рысцой пошли на врага. Их удар был силен, но не всесокрушающ - бегу груххов мешал лес. В тот момент, когда боор пришел на помощь Меченому, отряд последнего был почти перебит.
  Телохранители боора наскочили на темные фигуры, заполонившие собой пространство между деревьями. Рубка вспыхнула с новой силой.
  Могт был в первых рядах. Комт видел его спину и несколько мгновений залюбовался спокойными уверенными размеренными действиями сына - он стал опытным воином.
  - Мой боор, - услышал вдруг у своих ног Комт голос Меченого. Он опустил глаза и наткнулся взглядом на пасмаса. У Меченого была рассечена бровь, порвана щека, а правая рука болталась на одном сухожилии. Он был с ног до головы вымазан кровью и дрожал от слабости. - Нас разбили, мой боор, - прошептал одними губами Меченый и повалился на землю.
  - Я знаю, - ответил Комт, заглядывая в глаза воина, покрывавшиеся мертвой поволокой. Устало вздохнув, боор сказал себе: - Теперь и мне срок настал. - Он ударил грухха по бокам и понесся в гущу схватки.
  
  ***
  
  - Еще немного бы, братцы, и я дотянулся! - Воинский кружок у ярко светивших рочиропсов взорвался одобрительным хохотом. - Самую малость не достал! Самую малость!
  Холкун, говоривший все это, сидел среди разномастной воинской братии и весело хмурился. На щеках его пылал румянец. Огорчение никак не шло на его лицо. Было заметно, что он горд собой и тем, что едва не совершил.
  - Удачливый был сегодня. Мало того, что едва Предателя не укокошил, дык еще и без синяка, без царапины из сечи вышел, - по-доброму завистливо говорили его товарищи, толкая счастливчика в плечи, спину и бока.
  Глыбыр улыбался, слушая разговоры солдат. Давненько не было такого, чтобы он одерживал победы. Вернее сказать, давненько не было таких больших побед.
  Сам Комт Предатель - ни кто иной, как он - был разбит сегодня Глыбыром в лесу у стен Эсдоларга. Не помогла даже вылазка гарнизона, который тоже попал в засаду и был сильно потрепан.
  На поле битвы остались лежать более двух тысяч вражеских воинов и всего семьсот воинов Длинномеча.
  Комт с остатками воинства закрылся в Эсдоларге.
  Однако и там, Глыбыр это точно знал, Предатель не найдет успокоения. Слишком многие помнят, как он предал их Владию, сдав ее оридонянам.
  - Ну врешь жежь! - донеслось до слуха Глыбыра от другой кучки солдат. - Прямо перед ним стояли?!
  - Прямо перед ним.
  - И говорил с вами?!
  - Вот как сейчас ты со мной, так и он говорил с нами.
  - А какой он? Чего же ты ему сказал?
  - Старый очень и... спокойный... Ничего... я ничего, а дядька сказал... Чего сказал? Гордо сказал, что не предадим мы нашего боора!
  Длинномеч посмотрел в сторону говоривших. Среди десятка воинов стоял холкун не более двадцати зим от роду. Он походил на едва вылупившегося птенца, так худы были его шея и руки. Но грудь, гордо выпяченная вперед, говорила о том, что этот хлюпик тоже чем-то гордится.
  - Потом чего же?
  - Потом отвели нас к дереву да привязали. После, когда выступили они, нас следом погнали, а как вы напали, позабыли про нас. Тогда дядька распутался и меня распутал. Мы и побегли.
  - Вот это да-а-а! Не зря про Злого легенды ходят, холы, ой, не зря!
  - Отец, - окликнул боора Гедагт, - посмотри.
  Глыбыр пошел на звуки голоса сына и вскоре очутился подле него. Гомон воинского стана стих за его спиной и отчетливее стали слышны звуки, доносившиеся из Эсдоларга. Словно бы маленькие скляночки переливались за стенами.
  - Ты знаешь Злого? - спросил боор неожиданно даже для себя.
  - Злого? Коли о Золе говоришь, да, знаю. Кто же его не знает, - отвечал Гедагт. - Вроде, дерутся. - Он кивнул в сторону стены.
  Если бы не темнота, которая опускалась в долину тогда, когда на равнинах лишь вечерело, Гедагт заметил бы, как его отец побледнел.
  - Кузнеца и Скоробоя мне призови, - выдохнул он единым рыком. Гедагт оглянулся, кроме него подле отца никого не было, и бросился исполнять приказ. Накогт и Скоробой подбежали к боору. - Твердыню брать надобно, - заговорил Глыбыр в волнении. Лишь сейчас он разгадал звуки, долетавшие из-за стен.
  
  ***
  
  На улицах Эсдоларга шла резня. Слух о том, что Комт разбит (распущенный Грозором по приказу самого боора) быстро разнесся по городу, а вид пришедшего в расстройстве войска придал несогласным с властью Предателя новые силы.
  - Сейчас или никогда! - раздались крики, и горожане подняли восстание.
  Того и надо было боору. Усмехаясь в пышные усы, он прищурено смотрел на олюдские толпы, подобно грязному потоку залившие улицы города.
  - Более всего я, сын, этого боялся, - Комт указал на восставших. Могт стоял подле отца с непониманием глядя на него. - Я предатель, сын. Для них я предатель. Не видели и не увидят они того, что мне виделось и видится. Никогда не признают они, что сделал хорошее. Никогда! А потому я - Предатель. А ты - сын Предателя. С этим и окончишь свою жизнь. Смирись.
  Помни, сын, что я тебе сказать хочу. Битва, коли уж грядет, лишь шаг в долгой дороге. Глыбыру никогда меня не победить, ибо я вижу дорогу, он - лишь шаг.
  Я долго стоял у стен Эсдоларга, за что ты мне упреки слал. Но, коли видеть дорогу, то выходит, что прав я оказался. Когда бы мы в ларг зашли, то не осмелился бы Глыбыр ударить - слишком силен я для него, а он не дурак. Потому сделал я ему ошибку. Не такую ясную, чтобы он разгадал, ибо нет хуже случая, когда замысел твой разгадан.
  Он напал на меня и теперь, я знаю, он всегда делает так, ходит по полю битвы и считает, сколько воинов я ему оставил. Оставил я много, но токмо не воины они, а презренные воры и убийцы. Пусть его, считает! Пусть крепнет в нем мысль, какая должна окрепнуть. Она помощница моя. Самый верный мой союзник.
  Угадал я и то, что восстание будет, а потому через Грозора вести в ларг дурные передал. Не прав был? - Комт довольно кивнул на улицы, запруженные горожанами.
  - Прав отец! - восхищенно прошептал Могт. - Как и всегда, прав ты! Все по-твоему выходит.
  Боор криво усмехнулся и отчего-то подумал о пере, которое, согласно легенде, выпало из крыла птахи, пролетавшей над головой Сина - бога, восставшего против Владыки, когда Син натягивал тетиву лука, чтобы священной стрелой поразить Многоликого-безымянца и захватить себе власть над Владией. Перо, как рассказывал Эвланд, попало в глаз Сина, и он промахнулся. С тех пор, подобные случаи величали во Владии "пером Сина".
  - А коли так, то завершим задуманное мной. Бафогт, - позвал Комт, - сходи в ларг да побей этих тварей. Ты же, Могт, ступай к вратам, что со стороны Грозной крепости, да их открой. Но так открывай, чтобы не видно было, что ты открыл. Приодень своих воинов в ветошь, в какую местные олюди рядятся. Как войдет Глыбыр, ты его пропусти...но помни о пере Сина...
  
  ***
  
  Злой, прикрываясь широким щитом, бежал впереди Птенца.
  - Голову втяни, - кричал он на бегу. - Стрелы!
  Птенец, как мог, поспевал за дядькой после смерти родителей ставшим ему и матерью, и отцом. Юноша изо всех сил втягивал голову в плечи, но по шлему все равно пару раз цокнули хищные клювы стрел. Под этими ударами голова Птенца начинала болтаться, как болванчик, и бежавший рядом с ним старый воин-реотв, невольно улыбался.
  Отряд Злого оказался у стен Эсдоларга одним из первых. Атака была неожиданной, а потому лучники не успели взбежать на стену в том количестве, в котором их было в городе.
  - К стене жмись, ребята, - зычным голосом закричал Злой, - на колено присядь да щит не на голову ложи, а на топорище. Да держи щит не ровно над собой, а косо. Жди каменьев!
  Едва воины разместились под стенами, на их головы и впрямь посыпались камни. Щиты гудели, натужно принимая на себя их удары.
  - Чего дальше делать-то? - раздавалось со всех сторон.
  - Мелю убило, братцы! - закричали издалека.
  Мелей звался тот, кого боор поставил во главе отряда. Смерть командира вызвала бы панику в любом отряде, но только не там, где был Злой. Воины разом обернулись на матерого вояку.
  - Прижмись к стенам, да погоди. Я обдумаю, чего делать дальше, - проговорил Зол.
  Он не мог знать того, что сказал Глыбыр Меле, когда тот готовился к атаке. "Все на себя принимай, ибо, чем лучше ты изобразишь штурм, тем меньше мне сил понадобиться, чтобы стену пробить!"
  - Делали мы и так... - неизвестно, кому, сказал Злой. Он пребывал в глубочайших раздумьях.
  - Ай! - завопил Птенец, которому камень, отскочив от промерзшей земли, попал в ногу. Его крик вывел Злого из оцепенения.
  - Холы, те, у кого глаз меткий, выходи от стены на четыре шага, да рази их, когда камни швырять будут! - закричал он. - Те, кто ближе к вратам, тарабарьте в них, что есть силы, но наверх смотрите, как дым пойдем над вратами, тикайте, не то обварят вас.
  Воины, в быту разбитные и вальяжные, словно губки впитывали и передавали слова командира. Война меняла всех. Бесповоротно и страшно! Те, кто не успевал поменяться, лежали в грязевой жиже, орошая ее своей кровью и согревая вывалившимися внутренностями.
  Топоры заколотили во врата замка. Лучники нападавших, отбегали от стен и разили воинов, пытавшихся сбросить камни. Лучники, оборонявшие замок, не могли стрелять по вражеским стрелкам, потому что нужно было забираться на стену во весь рост и наклоняться опасно вниз. Некоторые смельчаки, которые попытались сделать это, были тут же нашпигованы стрелами.
  Через некоторое время камнепад прекратился. С грохотом и шипением на воинов у ворот обрушился кипяток, но они успели отскочить и лишь двоим ошпарило ноги.
  - Злой, - подбежал к холкуну-великану воин, - сказывают, что наши врата взяли, да в ларг зашли. Что делать будем?
  - Не к добру такое, - нахмурился Злой. - Так просто такие твердыни врата не открывают.
  - Меля! - подскакал к стене всадник. - Меля!
  - Убит он. Чего тебе?
  - Приказ боора. Хранить врата, уберечь по-всякому. - Вестовой умчался прочь.
  - Дядька, ждать надобно, - заговорил Птенец. Он потирал зашибленную ногу. - Ты куда это?
  Злой отошел от стены и опустил щит.
  - Эй, вы!.. Там, на стене. Слышали ли, врата нам открылись. Тикайте в башню к боору.
  - Лжешь ты, мразь! - отвечали со стены. - Не бывать такому.
  - Вам виднее оттуда. - И придав себе беспечное выражение лица, Злой прошел к стене.
  На самой стене послышались возбужденные голоса. Кто-то с кем-то спорил.
  - Мне велено вас стеречь, чтобы не убегли, - закричал из-под стены Злой. - На вас идти не велено. Не здесь решается все. - Дядька повернул тревожное лицо к Птенцу: - Слушай меня. Тебя, да еще с десяток воинов здесь оставляю. Коли выбираться будут, то не иди на них. Сильнее они. Ты к стене жмись, и дерись.
  - Здесь мне быть, что ли? - не понял Птенец.
  - Да.
  - А ты куда же?
  - Не твоего ума дело.
  Злой собрал отряд и стремглав помчался к открытым вратам.
  Давно это было, думалось ему, но он жил в Эсдоларге, и помнил хорошо каждую трещинку на стене замка. Память подсказала ему, что открытые ворота будут от него через одни врата.
  В поле у замка лежали несколько сот убитых воинов боора Глыбыра. Пронзенные стрелами, почти все молодые солдаты, трупы лежали в разных позах, погребаемые медленно падавшим с небес снегом.
  - Погоди, - остановил топорищем особо ретивого воина Злой. Он осторожно заглянул в открытые настежь врата.
  Ворота выводили на небольшую площадь, заваленную мешками и разного рода мусором. Площадь расходилась в стороны двумя кривыми улочками, сплошь заваленными убитыми солдатами и жителями города.
  - Чего же так? - пробубнил себе под нос Злой. - Даже стражу не оставили подле...
  Он не успел добормотать свои мысли, как врата задрожали и стали закрываться.
  Злой сделал скачок вперед и проскользнул между створками. Его появления никто не ожидал. Два брезда, одетые в добротную кольчугу, с удивлением уставились на холкуна-великана, продолжая толкать створки врат.
  Злой отвесил одному из них удар ногой в бок, от чего брезд скривился в болезненной гримасе. Ключица второго брезда приняла сокрушительный удар топора и громко треснула под напором лезвия.
  Тут же между створками проскользнули еще несколько воинов из отряда Злого. Второй брезд захрипел, получив удар клювовидным топором прямо в лицо.
  Злой обернулся и замер. За его спиной, на площадь в полной тишине выходила колонна войск. Закованные в броню, брезды мягко ступали на землю ногами, обмотанными тряпьем.
  "Ловушка!" - промелькнуло в мозгу у Злого. Наступил один из тех моментов, какие имеют место быть в любой битве. Это мгновение, когда нужно принять решение, которое определит будущее: останешься ли в живых или умрешь.
  Злой не боялся принимать подобные решения. Ему было немало лет, и много битв оставили след в его памяти. Но впервые он очутился в ситуации, когда его решение изменит ход всей битвы.
  Холкун не знал это доподлинно, но каким-то неуловимым чутьем понял, что так оно и будет.
  - На стены! - выдохнул он, и стремглав побежал к входу в привратную башню. Воины устремились за ними.
  - Стоять! - заорал Бафогт, когда некоторые из его воинов хотели было уже броситься следом за врагом. - Это стража. Пусть сидят в темноте, мы же пойдем по свету! - Он хохотнул. - Ускорить шаг!
  Однако Злой и не думал останавливаться и караулить ненужные теперь никому врата. Выскочив на вершину стены, он побежал по ней, и издали заметил, что вход в другую башню закрыт, а из бойниц торчат пики.
  Холкун остановился и огляделся по сторонам. Где-то у мясного рынка шла битва. Над крышами возвышалось полотнище боора Глыбыра.
  - Погодь! - снова остановил он того же ретивого воина.
  Выглянув за внешний край стены, потом за внутренний, Злой наконец-то принял решение. Подхватив лежавший на стене труп, он швырнул его вниз. Труп пробил крышу пристенной постройки и хрястнулся о землю.
  - Нет, - порешил Злой, подхватил другой труп и швырнул его в соседнюю постройку.
  Пришлось еще четыре раза швырнуть трупы прежде, чем тело убитого зарылось в соломе, сбитой в плотные комки. Злой улыбнулся и тут же последовал за трупом.
  Он рухнул на сеновал и пробил его почти насквозь. Слегка заболела нога, но воин поднялся на ноги и поманил свои товарищей за собой. Один за другим, они начала прыгать вслед за ним.
  Злой выглянул на улицу. Она была пустынна. Слева, с той стороны, где находилась соседняя башня, был навален завал, за которым виднелись силуэты вражеских воинов.
  - Чего же так, - застонал Злой, - чего же не посмотрели?! Коли завал, так ясно же, что ловушка!
  Он оглядел улицу. Она делала небольшой поворот, благодаря тому, что у одного из строений образовалась большая куча навоза.
  - Ломай стену, холы, - приказал Злой.
  Чтобы не выходить на улицу, воины проломили стены двух близлежащих домов. Оказавшись за кучей навоза, они стали быстро перебираться на другую сторону.
  - Слышишь ты, ретивый, - стукнул холкун-гигант по шлему воина-забияку. - Коли драться тебе приспичило, то ты так же, стороной, через стены, обойди тех, кто из-за завалов стоит, да напади. Делай быстро, чтобы успеть к тому моменту, как мне врата понадобятся. - Обернувшись к воинам, он сказал: - Поровну поделитесь. Кто битвы спешной хочет, к ретивому иди, кто тяжесть еще не всю испил - за мной!
  Злой, кряхтя, вскарабкался на крышу и перелез на соседний дом:
  - Давненько я... уф!.. так не ходил... С младости... как от голубушек по утречку шел... ха!..
  
  ***
  
  Комт несся на своем груххе во весь опор. Благо, улица была прямая, а морозец держал глину твердой. Ему в лицо смотрели десятки пик, а он закрыл глаза и наслаждался этим своим полетом. Все замедлилось для него, - все замерло, вдруг!
  Сквозь полуприкрытые веки он видел, как груххи врезаются в строй воинов Глыбыра; как лопаются красным острия пик, вонзаясь в тела груххов; как исчезают под ногами-тумбами животных те несчастные, которые стояли в первых рядах; как валятся на землю те всадники, которые напоролись на пики.
  Тело боора тряхнуло - Бургон вклинился в строй вражеских солдат. Комт открыл глаза и улыбнулся. Руки и ноги наливались силой. Такой силы он не чувствовал в своем теле уже очень много лет.
  Тяжелый топор взметнулся вверх и обрушился на первую попавшуюся голову, вмяв ее в плечи и расплющив.
  - Гедагт, не оставляй спину! - закричал Глыбыр. Он стоял среди воинов и метал вперед подаваемые дротики и копья. Гедагт со скучающим видом восседал на груххе далеко позади отца, всматриваясь в пустынную улицу, по которой прошла армия Длинномеча.
  - Груххи-и-и! - разнеслось по рядам.
  - Наш черед, бреры! - закричал Глыбыр, обращаясь к всадникам на груххах. - За мной! - Понукая грухха, он поехал вперед.
  Со стороны головного отряда послышался гулкий топот, раздался гром и десятки воинов из его армии взмыли в воздух, а после обрушились на своих же товарищей.
  Отряд дрогнул и побежал. Однако бегство это не было паническим. Едва завидев своего боора, воины дружно прижались к стенам или проникли за двери домов.
  Глыбыр повел свою кавалерию в бой. Он выбрал правильное время для удара. Всадники Комта разбрелись по улице, добивая тех немногих, кто сопротивлялся, и оказались не готовы к тому, что на них обрушится груххская лавина.
  Несколько десятков врагов были мгновенно убиты, остальные обратились в бегство. Глыбыр не стал их преследовать, опасаясь далеко уходить от армии. Он уже догадался, что завел армию в ловушку, но было поздно. Лазутчики сообщили, что путь отрезан перевернутыми телегами, за которыми встали пикинеры. Оставалось одно - идти к вратам. О штурме думать не приходилось.
  Судя по радостным лицам воинов, они еще не поняли отчаянности своего положения и думали, что идут к победе.
  Вдруг, в арьергарде заревел тревожно рог. Гедагт дал знак, что его атаковали. Тут же послышался топот груххской кавалерии, которая снова пошла в атаку на воинов Глыбыра.
  Пикинеры заняли свои позиции и приготовились.
  - Копьеметателей вперед выстави, - приказал Накогту Длинномеч. - Пусть собьют ход у груххов. - Он оглядел своих всадников. Их было не более ста воинов. У Комта подобных солдат было во много раз больше.
  Гедагт увидел Бафогта, узнал его и зло осклабился.
  - Эй ты, слуга Предателя! Не обознался ли я? - закричал сын Длинномеча врагу.
  - Ты обознался. Я служу истинному боору Владии и Боорбогских гор. Ты же, жалкий вор, прячущийся по темным углам!
  Гедагт заревел и бросился вперед. Удар его отряда, состоявшего сплошь из брездов, быстро смял и опрокинул холкуно-пасмасское воинство Бафогта, но остановилось перед отрядом из брездов. Последние походили на железную стену, возникшую посреди улицы.
  Гедагт налетел на эту стену, ранил одного из брездов и повернул назад. Сняв с груди небольшой свисток, он два раза протяжно просвистел. Никто, кроме него и отца не понял этот сигнал.
  Груххи из авангарда стали быстро переходить в арьергард. Очутившись рядом с Гедагтом, они тут же бросились в атаку, смяли и отбросили брездскую тяжелую пехоту за баррикаду.
  Комт подозвал Грозора и что-то приказал ему. Комендант крепости кивнул.
  - На крыше! - закричали сразу несколько глоток, и в тот же миг с крыш нескольких домов, прилегавших к улицам, по котором шло войско Глыбыра, ударили лучники.
  Воины Длинномеча тут же полезли на крыши, и там завязалась схватка. В этот же момент Комт дал сигнал. Взревели трубы, и войска владыки Владии бросились на Глыбыра сразу со всех сторон.
  - Там, где у него брезды, и от нас брезды должны быть! - закричал своим полководцам Длинномеч. Он отвел войска за завал из трупов, который образовался после первого столкновения.
  Комт больше не мог использовать груххов, и отправил вперед себя пехоту. У него было больше брездов, а потому именно ими он старался продавить оборону Глыбыра.
  Холкуны и реотвы Длинномеча снова дрогнули и побежали. Брезды Комта бросились за ними, но тут же напоролись на встречный удар груххской кавалерии. Это был последний раз, когда они обманулись ложным отступлением.
  Между тем, завал из трупов спешно растаскивали, давая возможность пройти груххам. В этот момент до воинов, занятых этим делом, докатилась конница Глыбыра во главе с самим боором.
  - Не останавливайтесь! - проревел боор своим солдатам.
  Затоптав немногих несчастных, которые были у завала, Глыбыр перебрался через гору трупов, давя их ногами своего грухха, построил отряд и пошел вперед, набирая скорость.
  Ему на встречу двинулись груххи Комта. Две силы встретились лоб в лоб. Стены окружающих домов сотряслись от удара громадных тел друг о друга, и от боевого клича брездов.
  Глыбыр увернулся от удара молодого брездского воина, сполз со спины грухха, и снизу вверх ударил воина мечом. Лезвие прошло под юбку кольчуги, разорвало бедро, впилось в живот несчастного, а после ушло глубоко в его внутренности. Схватив меч двумя руками, Длинномеч с силой потянул вверх, валя умирающего противника навзничь.
  Второй, кто набросился на боора, был отброшен ударом ноги. "Нынче так не умеют! А мы умели!" - хмыкнул про себя боор, подметив, что молодые воины Комта дерутся лишь тем, что у них в руках.
  Всадники Глыбыра, прошедшие старую школу обучения, дрались не только оружием, но и кулаками, ногами, лбами и зубами, а потому каждый из них стоил троих врагов.
  Грухх под Глыбыром застонал от боли и упал на колени. Брезд, несмотря на возраст, легко соскочил с него и отбежал назад. С болью он отметил, что из сотни всадников осталось в живых не более двадцати.
  Комт тоже понес большие потери. Красными от злости глазами он оглядывал место битвы.
  Их глаза встретились неожиданно. Они вперились и сверлили взглядом друг в друга до тех пор, пока один из них не дрогнул. Дрогнул Комт. Он отвел взгляд, когда разгадал, что губы Глыбыра прошептали: "Предатель!"
  Комт слез с грухха и, где обходя, а где и перелезая через трупы, стал пробираться к Глыбыру.
  Длинномеч стоял, тяжело дыша, и смотрел на приближающегося врага. Он сжал зубы и с ненавистью смотрел на бывшего своего лучшего полководца.
   Внезапно, громадная стрела, просвистев над головой Комта, пронеслась в сторону Глыбыра и впилась ему в руку. Подобно толстому канату, рука Глыбыра отлетела назад и безвольно закрутилась, ударившись о спину.
  Длинномеч с изумлением посмотрел на свою руку, а после на Комта. "Ар-р!" - закричал он, и на глазах брезда выступили слезы обиды и боли.
  - Отец! - закричали из-за спины Глыбыра и к боору стал пробираться громадный брезд.
  - Неужели?! - не смог сдержать удивления Комт. - Гедагт, - и глаза боора потеплели. Он помнил Гедагта еще мальчишкой. Тот постоянно крутился подле казарм, выглядывая в щели, как воины рубились друг с другом учебными топорами и мечами. А теперь, вон он, какой стал. Комт сокрыл улыбку в усах. Ему вспомнилось, что он называл Гедагта "малявкой" за его небольшой рост.
  - Я заменю тебя, - подбежал к Глыбыру Гедагт. Он посмотрел на Комта, и боор не нашел в его глазах ненависти. Гедагт осмотрел его, скорее, с любопытством, как давнего знакомца.
  - Не должно тебе со мной драться. Не по мне ты, - сказал Комт.
  - Отчего же, - возразил Гедагт. - У моего боора перебита правая рука. Он не может держать ни меч, ни топор. Закон гласит - когда такое с боором, то сын заменит ему руку.
  Комт подумал и кивнул.
  За то время, пока они стояли один против другого, за спинами обоих бооров собрались воины. Комт дал знак, и его солдаты пошли в атаку. Рубка возобновилась с новой силой.
  Глыбыр побледнел, закрыл глаза и осел.
  Гедагт на некоторое время растерялся. Он любил битву, но драться и руководить сражением - он понял это давно - не одно и то же. Через мгновение, впрочем, он обрел прежнее самообладание и отдался любимому делу.
  Сын Длинномеча не понял, как очутился в окружении воинов Комта. Однако, когда его схватили за руки, сжав их как в железных тисках, в висках Гедатга что-то лопнуло и пролилось на кожу холодным липким потом.
  Его толкнули вперед, и он упал на колени перед Комтом. Гедагт вскочил и зло заглянул в глаза боору. Тот бесстрастно смотрел на него. В глазах Предателя читались отрешенность и задумчивость.
  - Ты хотел драться со мной, - сказал Комт. - Мы будем драться. Бой будет честным.
  Глыбыр очнулся вдруг от ощущения тоски и черной тревоги. Над ним плыли сизые тучи. Грязные стены домов дрожали от рева войск и звона клинков.
  - Гедагт! - вдруг возопил боор. - Сын! - И провалился в забытье.
  - Ммм... - вырвалось у Гедагта, когда он принял на топорище удар Комта. Старик был все еще очень силен.
  Предатель сделал шаг вперед, целясь ногой в колено воина, но тот ловко отвернул ногу и отпрыгнул.
  - Отец хорошо выучил тебя, - улыбнулся Комт, и снова напал.
  Его топор витиеватыми движениями пошел сверху вниз, но затем, вдруг, изменил направление и ударил Гедагта сбоку. Удар был смертельным, но топор боора снова натолкнулся на топорище Гедагта, которым тот закрыл руку.
  Вдруг Гедагт резко подался назад, ухватил лезвием топора лезвие топора боора и дернул. Комт потерял равновесие и повалился на него. Лицо боора ударилось о кулак Гедагта. Из носа брызнула кровь. Но теперь уже Гедагт не заметил локоть боора, которым тот ударил его под ребра.
  Оба брезда крякнули и отпрянули друг от друга.
  Комт закрутился, размахивая топором, и обрушил его на голову Гедагта, но тот увернулся и попытался дотянуться до груди боора тупым концом топорища. Ни тот, ни другой удар не достиг цели.
  - Отец, - подскакал на груххе Могт, - дозволь мне вспороть ему живот.
  - Нет, - покачал окровавленным лицом боор, - нет! - И бросился в очередную атаку. - Щенок... - вырвалось у него сдавленно.
  Гедагт отпрянул назад, но затем вдруг сделал скачок вперед и схватил руки боора своими руками. Комт тут же ударил лбом Гедагту в лицо, но тот подставил лоб, сделал боору подножку и отбросил его назад. Комт упал в грязь, выругался и стал медленно подниматься. Его глаза наливались бешенством.
  Гедагт отступил назад, но его тут же толкнули в спину и занесли топор.
  - Нет, - сказал Комт, отирая кровь. Бешенство в его глазах потухло, - пусть идет. Он хорошо бился.
  - Мой боор, - подскочил к Предателю холкун-вестовой, - холведы у Меч-врат.
  - Как? - вскричал Комт. - Как они там оказались?.. Когда?
  - Не знаю, боор, - задохнулся от страха гонец. - Они исчезли от тебя и объявились там.
  - Перо Сина, - прошептал еле слышно Комт и потупил взор.
  Злой не зря решил идти самым необычным, самым трудным путем. В первом доме, в который он проник, холкун без труда прорубил проем в стене, но лишь ступил в него, как провалился ногой в какую-то холодную жижу, не удержался и рухнул в эту жижу всем своим телом.
  Понося домашних божков этого города, холкун поднялся на ноги и пригляделся. Оказалось, что он стоит по колено в ручье, которые течет откуда-то от башни в сторону стены. Он проходит под улицами города, сокрытый от чужих глаз каменными трубами.
  Выбравшись из ручья, Злой... снова провалился в ручей. Орудуя топором, он расчистил пространство перед собой, нашел берега ручья и выбрался из него окончательно.
  Посмотрев путь, которым тек ручей, Злой убедился, что местные жители, зная о ручье, не строили на его пути серьезных препятствий. Самое большее, что было сделано - легкие заборы, которыми отделили одни владения от других. Эти заборчики разлетались в щепы при первом нажиме топора.
  Вскоре ручей снова ушел под стену дома. Ее пришлось пробивать.
  Когда Злой очутился в комнате, то разглядел в углу несколько пар испуганных глаз. На него смотрели мужчина, женщина и несколько детей.
  - Прошу тебя, хол, не убивай нас, - дрожащим голосом попросил мужчина.
  - Не до вас, - буркнул Злой. Он подошел к двери и приоткрыл ее. В комнату ввалился убитый пасмас. Злой втащил его внутрь и отшвырнул в угол. Женщина в углу тихо завыла.
  Выглянув на улицу, холкун увидел, что двери дома выходят на ту часть улицы, которая разделяет армии Глыбыра и Комта.
  - Сеамль, ты не мог пошутить в другое время, - проговорил холкун, недобрым словом поминая бога смеха.
  Пришлось снова приняться за работу. Еще две стены были пробиты прежде, чем Злой очутился среди своих.
  - Где боор? - спросил он воинов, удивленно взиравших на него. Лицо и одежда Злого были покрыты толстым слоем пыли и паутины. Он походил на мертвеца, только что покинувшего свой склеп.
  - Боор ранен, а Гедагт схвачен Комтом. - В войске царило уныние.
  - Кузнец жив?
  - Живой. И Скоробой жив.
  - Отведите меня к ним.
  Едва Злой оказался подле Кузнеца, без вступлений он стал говорить о сути. Накогт тут же подозвал Скоробоя. Между ними завязался жаркий спор.
  - Я не оставлю его ему. Нет, Кузнец, и не проси. Ежели и прикажешь, не оставлю. Убей меня, тогда только промолчу.
  Кузнец сжал губы. Его желваки заходили ходуном.
  - Собери лучших, - обратился он к Злому. - Лучших из лучших. Мы нападем еще раз... в последний раз. - Кузнец скосил глаза на Скоробоя. Тот согласно кивнул. - И после этого мы уйдем. На все воля богов, воины. На все воля богов!..
  Семья пасмасов, стиснутая в углу своей крохотной комнатушки, с изумлением наблюдала, как через их комнату стали проходить десятки воинов.
  Тоненьким ручейком армия Глыбыра уходила из ловушки. Темнота, поглотившая долину, способствовала этому.
  Скопив достаточно сил, воины Длинномеча единым ударом заняли баррикады у Меч-врат и открыли их нараспашку.
  В тот самый момент, когда Комт узнал об этом, несколько сотен смельчаков, возглавляемых Кузнецом, Скоробоем и Злым появились из-за груды трупов и бросились на воинов Комта, связав их боем. Дрались отчаянно, без надежды на спасение. Они не знали, что Гедагт ехал на груххе другой дорогой и должен был покинуть замок через врата у Грозной крепости.
  Первым пал Кузнец. Его проткнули сразу три пики. Враги подняли воина над головами, глубже насаживая на острия, и бросили его себе за спину.
  Скоробой сражался, как и всегда, стремительно. Но и ему боги определили остаться навсегда на этой улице. Поскользнувшись на луже крови, он упал на спину. Брезд и сам не понял, что проткнуло его шею, но подняться он не смог. Два удара топором погрузили его в вечный мрак.
  Злой с остатками храбрецов был оттеснен к стене и окружен.
  - Снова ты, - расхохотался Комт, когда увидел своего старого знакомца. - Злой?
  - Боор, - кивнул ему холкун.
  - Иди прочь, - дал разрешение ему уходить Комт. К нему снова подскакал вестовой:
  - Они вышли в Приполье, боор. Что велишь делать?
  - Пусть идут. Пошли гонца к грирникам на Меч-гору, - проговорил Комт Бафогту, не оборачиваясь. - Извести их о провизии, которая сама спешит в их животы.
  Бафогт захохотал и отдал приказ всаднику. С места пустившись в бешенный галоп, вестовой промчался по улицам, свернул в одном из переулков, через Меч-врата вылетел из города, сошел на тайную тропу, ведущую к Меч-горе, и, прильнув к шее коня, пустил его во весь опор.
  Это, впрочем, не уберегло его от боевого топора, который ударился в грудь коня. Животное споткнулось и на всем скаку рухнуло наземь, размазывая хлипенького вестового своей могучей спиной.
  От ближайшего дерева отделилось две фигуры. Они подступили к лежавшему коню.
  - Слава богам, Птенец, ты не промахнулся. Теперь есть мясо, а потому не подохнем с голоду.
  Птенец гордо посмотрел на своего нового знакомца - матерого вояку, правую руку которого прошлым днем перебил камень, брошенный со стены. Лишь они двое остались в живых от отряда, оставленного Злым, после схватки, которая произошла у Меч-ворот, через которые разбитая армия Глыбыра покидала город.
  Комт поднял глаза ввысь и с улыбкой подумал о том, что и ему, простому смертному, даны силы изменить Великонеобратимое. Ему напророчили смерть от сына злейшего врага, но Гедагт уходит из города под охраной его воинов, и не опасен.
  Что же до чудесного спасения жалких остатков холведов - пусть их, маятся своим поражением. Перо Сина прилетело ему, Комту, в глаз, но оно коснулось глаза слишком поздно для Глыбыра.
  Боор повернулся и поехал в башню. У него сильно болела скула и нос, а правый глаз стал заплывать. В голове, в висках что-то тяжело ухало.
  - Отпей, - проговорил Эвланд, протягивая боору чашу с настоем дурно пахнущих трав. - Ты снова победил, мой боор.
  Комт с удивлением обнаружил себя сидящим в зале замковой башни. Как сюда попал, он не помнил. Напротив него, прямо со стены на боора взирало нечто бездонно величественное. Комт не мог оторвать взор от этой бездны.
  Эвланд с тревогой заглянул ему в глаза и позвал по имени.
  - Он пришел за мной, - прошептал боор. - Я не понял главное... все это... не главное... основное - это... - Глаза Комта широко распахнулись. Ему показалось, что на него дохнуло холодным ветром. В свете рочиропсов блеснули смотрящие на него глаза. Огромные зелено-желтые глаза хищника.
  Комту хотелось закричать, но он не мог вымолвить ни слова.
  - Ма... Ма... - тянул он еле слышно. Эвланд вливал ему в рот чашу живительной влаги, но она стекала по усам на грудь обессилевшего боора.
  - Придержите его рот, - приказал Эвланд двум телохранителям. Они осторожно открыли рот своего владыки и ждали, когда Эвланд наполнит настоем вторую чашу.
  Порыв ветра скользнул по стене и всколыхнул бороду одного из телохранителей.
  Для Комта вдруг все замерло. Остановье, понял он, и похолодел от ужаса. Он понял, что это не магия Эвланда. От его магии пахло теплом. От этой магии веяло смертью.
  "Ты слышишь меня?" - проявилась в его голове требовательная мысль. "Да", - невольно отвечал он. "Настало время ему потечь назад. Ты понял все, я знаю. Не противься воле, которой покорились сами боги. Прими его удар, как тот, о котором я писал тебе. Лишь чрез него ты снова войдешь в кущи Кугуна, и не проклянут тебя вовеки"
  Большие зелено-желтые глаза на миг сокрыли от боора убранство залы, а когда исчезли, на Комта снизошла легкость, какую он не знал никогда. Он слышал музыку, кугунову песнь, которая звала его душу за собой, распыляя ее в вечном блаженстве по всей широте Вселенной.
  - А-а-а! - невольно заорал телохранитель, когда через пару мгновений обратил свой взор на боора. Голова последнего была почти отрезана и кровь обильно хлестала во все стороны.
  Беллер, заливаемый этой кровью, сидел, беспомощно таращась на рану и шептал нечто, одному ему известное, посиневшими от ужаса губами.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"