Всатен Дмитрий : другие произведения.

Книга 1. Людомар из Чернолесья. Глава 1. Дикая охота. Омкан-хуут

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Владия - срединная земля, раскинувшая свои пределы между Оридонией на западе, Красноземьем на востоке и Велиководьем на юге - бескрайняя и многоликая. Множество народов населяет ее, множество чудес кроется в ее чреве. Одним из величайших является неспособность самой могучей стихии - огня - овладеть этой землей. Ни одно пламя, ни даже искра не вспыхивали на просторах Владии много эпох. То была воля Многоликого - великого бога, создавшего первых обитателей Владии и даровавшего им невиданную силу. Превратившись в магов, Ярчайшие, так они сами величали себя, возгордились своими силами и захотели встать вровень с великим богом. Произошла битва за власть над сущим, и Владия - арена битвы - пылала, подобно костру. В том пламени сгорели все, и не было ни победителей, ни побежденных. Многоликий понял свою ошибку, оплакал погибших от его упущений, и даровал Владии новую жизнь без огня и великих магов. Тех из Ярчайших, кто пережил битву, он заточил в глубокие подземелья гор, поставив над ними стражей, прозванных доувенами.Так надеялся он более никогда не повторить прежней ошибки. Но Ярчайшие не смирились с поражением. Эпохи сменяли одна другую и усыпляли очи Многоликого. Великий бог не заметил тьмы, которая выползла из подземелий Доувенских гор и тонкими ручейками растеклась по известному миру. Опасная, но размеренная и привычная для людомара жизнь нарушается чередой неприятных встреч и странных явлений, которым нет объяснения. Меньше всего людомар хочет найти объяснение им, но круговорот событий резко меняет его жизнь и утягивает в воронку, из которой нет возврата к прошлому.

  Мир запахов. Трудновообразимый, невидимый, оттого необычный и такой заманчивый. Иное измерение, определяющее предметы не по образам, контурам или теням, но по тонам, полутонам и оттенкам. Запахи передают время, они передают событие, его накал, его силу, его штрихи. Запахи доносят историю жизни: печальную или счастливую. Они указывают след, воспроизводят борьбу, каждый удар, каждую рану. Мир запахов является миром более насыщенным, чем мир света и звуков.
  Людомар остановился и неслышно глубоко втянул в себя аромат Чернолесья. Его не смущал нестройный ряд плотно стоявших древесных стволов; он не замечал густого переплетения ветвей, лиан и разного рода вьюнов, подавляющее большинство из которых представляло смертельную опасность для существа из плоти и крови. Людомар не боялся Чернолесья, ибо оно было его домом; он не боялся ядовитых растений, ибо вышел на Дикую охоту, и лес помогал ему.
  Дикая охота была преследованием самого опасного хищника, который обитал в лесах Владии - омкана. Только этот монстр не различал границ между частями большого леса, протянувшегося через всю Владию с востока на запад. Жители Владии называли большой лес Великолесьем, и делили его на самую опасную часть - Глухолесье, лес для охоты - Редколесье и лес, где сокрыта душа Владии - Чернолесье. Владяне боялись Чернолесья. Сказания доносили из глубины веков леденящие душу истории об исчезновении олюдей под кронами Черного леса, где даже в самый солнечный полдень царил вечерний полумрак. Глухолесьем и Редколесьем правил Лесной бог, имен у которого было нескончаемое множество, но даже его власть не распространялась на Чернолесье. Владыкой Черных лесов был Зверобог. Лишь некоторые из олюдей осмеливались нарушать границы владений Зверобога. И только два народа - дремсы и людомары - не боялись его, ибо происходили от его семени. Так гласила легенда.
  Олюди заселили Владию много веков назад, заняв земли, по которым прокатилось Всеопустошение - война магов и колдунов, длившаяся столь много лет, что о дне ее начала не помнили даже священные свитки беллеров.
  Сила магии была такова, а сражения так ожесточенны, что единый континент развалился на части, и Великие воды, хлынув в проломы, образовали моря и бескрайний океан.
  Много лет прошло с окончания Всеопустошения прежде, чем первые полудикие олюди смогли выбраться из глубоких пещер, выйти из дремучих лесов и спуститься с высоких гор, чтобы увидеть, что им оставлено магами. Так встретились они друг с другом, и узнали друг друга, а также и другие расы, которые пристали к побережью Владии.
  Олюди нарекли чужаков реотвами, грирниками и эврами, и сами представились им. Пришельцы увидели среди олюдей народ пасмасов-селян, холкунов-горожан, саараров-кочевников и брездов-воинов. Рассказали им и о еще двух лесных олюдских народах, коих нечасто увидишь на владянских равнинах. Этими народами были дремсы и людомары.
  Дремсы охотно общались с жителями равнин, а людомары были нелюдимы; дремсы жили, как пасмасы, в небольших деревеньках, часто захаживали в величественные холкунские города и грозные брездские замки, а людомары проживали отдельно даже друг от друга в донадах - домах на гигантских деревьях - меках, и сторонились любого общения; дремсы уважали Чернолесье и поклонялись ему и его богу, а людомары любили Черные леса и почитали Зверобога себе за старшего брата.
  Все олюди, кроме дремсов, боялись людомаров - этих высоких охотников с серой кожей и большими зелено-желтыми глазами, мерцавшими во тьме лесов подобно очам диких зверей. Людомары были хранителями Великолесья, заботились о нем и очищали от всякого, кто пытался навредить лесам.
  Более всего людомары ненавидели омканов. Не было в лесах хищника равного омкану по силе и хитрости. Лишь опытный охотник-людомар мог выследить это чудовище, пожирающее всякое живое существо на своем пути.
  Раз в год, тогда, когда весенние ливни очищения в последний раз обрушивались на Великолесье, людомары устраивали Дикую охоту на омканов, безжалостно убивая их и погибая от их клыков и игл.
  Людомар, что стоял теперь в роще величественных свидиг, с разлапистой кроной, вышел на такую охоту. Он легко скользил сквозь непроходимую чащу, созданную переплетением бурелома и вьюнами. Утопая по пояс в кустарнике, взбиравшемся высоко вверх по стволам деревьев, охотник словно бы не замечал жалящих ядом шипов и присосок. Не глазами, но носом ощущал он то напряжение, которое исходило от растений вокруг. Они как будто бы вглядывались в него, всматривались всеми листьями, колючками, шипами, бутонами и даже почками своих плотоядных ветвей.
  Ноги людомара жилистые и длинные были укутаны в сплошной покров выпуклых натянутых как стальные канаты мышц. Каждая из них трепетала в напряжении, ожидая всякий раз тот миг, когда нужно будет стремительно рвануться вперед, подпрыгнуть и начать преследование добычи.
  Несмотря на оглушительную тишину, которую хранила в себе чащоба, для охотника не составляло труда наблюдать за бурной жизнью, которая протекала в темноте и безмолвии всюду вокруг него.
  Чернолесье, как и всегда, хранило звенящее молчание, густой поволокой разлившееся между стволами бесчисленных деревьев. Казалось, в лесе нет ни капли жизни...
  Внезапно глаза охотника моргнули, подбородок потянулся вверх и вбок, уши невообразимо вытянулись и поднялись над головой. Они напряженно двигались, постепенно сужая полукруг поисков. Людомар снова потянул ноздрями воздух и замер.
  Замерло его тело, но не мысль. Она работала бурно и без остановок. Перед глазами его вставало недавнее прошлое того места, где он стоял. Запах донес ему о том, что уфан - небольшой мохнатый зверек-осьминожка, еще совсем недавно вылез из-под куста дукзы, взобрался на корень свидиги и стал усиленно счищать с себя землю и лиственный перегной. Внезапно что-то привлекло его внимание, потому что уфан облокотился одной из своих лапок на ствол дерева-гиганта и надолго замер.
  Людомар ясно слышал остатки страха животного, которые еле различимыми струйками скопились в нижней части кроны дерева. Уфан не любопытствовал, он боялся и боялся настолько, что в первые несколько мгновений оцепенел от ужаса.
  Неизвестно сколько прошло времени, но зверушка была убита на том же самом месте. Смрад ее внутренностей был различим явственнее всего. Дурманящим обволакивающим облаком он отрывался от коры свидиги и, слегка взвихриваясь, струился вверх по стволу.
  Но были и два других запаха. Запаха, от которых у людомара невольно вырвался рык.
  Уфана убил омкан, - людомар знал это. До сих пор сквозь холодный запах смерти явственно проступал удушливый смрад языка омкана, которым он издали ударил уфана.
  Людомар неслышно подошел к месту убийства и присел подле корня свидиги, на котором окончилась жизнь зверька. Охотник протянул руку к стволу дерева и тут же ее отдернул.
  На конце его пальца остался след от иглы. Она была вогнана глубоко в кору дерева.
  Тело людомара вмиг напряглось, а дыхание сбилось. Посидев, притаившись, некоторое время, он осторожно поднялся и, потягивая воздух носом, прошел вперед. Там охотник нагнулся и поднял с земли часть полусгнившей олюдской ступни. Он обнюхал ее и снова зарычал. Лишь очень тонкий слух различил бы его слова. Людомар произнес: 'Омкан-хуут'.
  Омкан-хууты - порождение Утробы Зверобога, пришли в Великолесье из Сизых болот у Гнилого озера. Дремсы принесли людомарам это имя, прослышав о нем от беллеров - брездских магов. Эти лесные чудовища - тени Чернолесья - давно не тревожили места близ жилищ людомаров. Лишь те из людомаров, кто доживал свой век, помнили о нескольких чудовищах, которых породила Утроба Зверобога много лет назад.
  Охотник помнил, как давным-давно, когда был жив его отец по прозвищу Прыгун, в их донад пришел людомар по прозвищу Светлый. Он был сильно изранен и рассказал о битве с омкан-хуутом и о гибели двух людомаров от его клыков и языка.
  Светлый поведал, что омкан-хуут, с которым ему довелось биться, походил внешностью на обычного омкана, но был во много раз крупнее. 'Подобно быку пасмасскому был он', - рассказывал Светлый, - 'и иглами покрыты хвост и грива у него. Все те же шесть лап, все та же пасть, как и у омкана, но промеж игл его свисает лоскутами кожа, и двигается она, когда дерется он. Я видел сам, не кожа это, но иные лапы, только маленькие очень. Они меняют цвет, и даже я смогу пройти лишь в шаге от него и не заметить, так умеет он скрываться'.
  Поведал Светлый и о страшном оружии, какое явил им омкан-хуут. Чудовище обламывало свои же иглы и, держа их языком, выбрасывало его вперед, насквозь пронзая тело жертвы.
  Охота на омканов была опасной. Размером не более собаки, омканы боялись людомаров и брезговали мясом олюдей. И лишь омкан-хуут, однажды вкусив плоти олюдя, начинал охотиться только на него.
  Возвратив плоть дремса на прежнее место, людомар стал медленно отходить к свидиге. Глаза охотника шарили по сумраку подлеска. Рык вырвался у людомара, рык слышимый всеми. Рык, разнесшийся в тишине на много шагов вокруг, что было для Чернолесья сродни громкому крику.
  Рык еще не затих вдалеке, когда дернулась крона свидиги и лишь слегка примятая листва дукзы напоминала о том, что мгновенье назад на этом месте кто-то стоял.
  
  ***
  
  Людомар мчался по вершинам деревьев. Ветер свистел в его ушах, хлестал по щекам, врывался в нос, швыряя в него тысячи запахов. Кроны деревьев, по которым он пробегал, кряхтя, прогибались под весом его тела, но привычные к подобному ступни охотника умело находили опору достаточную для того, чтобы сделать следующий широкий шаг.
  Три больших жука - шмуни - безмятежно дремавшие до того на запястьях рук и на голове людомара, изо всех сил работали своими крылышками, перенося хозяина над прорехами в кроне свидиг, высота которых иногда доходила до трех сотен локтей.
  Охотник тяжело дышал. Солнце нижним краем уже стало скрываться за горизонтом, а он все бежал прочь от того места, где услыхал запах смерти уфана.
  - Тя! Тя-я! - прохрипел он, наконец, и шмуни тут же перестали перебирать крылышками и заерзали на его руках, устраиваясь удобнее.
  Людомар, вмиг отяжелев, съехал, обламывая молодые ветви, на достаточно толстый сук, крепко ухватился за него и, прижавшись, долгое время стоял недвижим.
  Отдышавшись, он с опаской посмотрел себе за спину. Вдалеке слегка заметно покачивались вершины свидиг и меков.
  Охотник сел на ветвь, свесив ноги, снял со спины небольшую котомку, развязал ее и достал комок липкой жижи. Отщипнув три небольших кусочка, он огляделся, сорвал молодую листву, завернул в нее жижу и по очереди покормил троих шмуни.
  Жуки с удивительным для их лености проворством расправились с пищей. Оставалось подождать некоторое время, когда они наберутся сил. Как только сзади под крыльями жуков образуются желеобразные пузыри, можно будет снова пускаться в путь по кронам деревьев.
  Пока же оставалось только ждать.
  Людомары были слишком крупны, чтобы самостоятельно бродить по кронам. Без малого два метра роста мешали им делать это. Рост был одним из немногих недостатков этих почти совершенных охотников.
  Людомары считали себя лучшими из олюдей, хотя и догадывались, что каждый народ, берущий начало от олюдей приписывал себе только лучшие качества. Однако для жизни в Великом лесу, а особенно для проживания в Чернолесье людомары могли дать фору и холкунам, и пасмасам, и даже дремсам. Хотя последние и стояли с ними почти на одной ступеньке.
  Нельзя сказать, что людомары были заносчивы, ставя себя выше всех, - нет, им было все равно до подобных сравнений. Они просто знали, что они лучшие и ни с кем себя не сравнивали. У них было слишком много забот, чтобы думать о подобных глупостях.
  Пусть холкуны в своих смердящих ямах - городах - или брезды в каменных трубах - замках, или пасмасы в норах - деревнях думают о подобных честолюбивых сравнениях.
  Людомар выше всех олюдей, кроме брездов, народ которых также отличается высокорослостью. Но только у людомаров зрение, слух и обоняние развито не хуже, а иногда и лучше, чем у самых лучших охотничьих псов, коими славится Холкуния Чернолесская. Именно людомарам Зверобог даровал тело достаточно стройное, чтобы скользить промеж стволов деревьев, растущих в Чернолесье на расстоянии не более одного локтя друг от друга; и только людомарам ведома лесная магия, которая зиждется только на созидании, на сосуществовании с природой.
  За столетия своего пребывания в Чернолесье, людомары поставили себе на службу многих из его обитателей. Все эти верные служки по сей день несут свои вахты верой и правдой, так, как могут нести только животные: честно и без упреков.
  Погладив шмуни и заглянув им под крылья, людомар не нашел там жижицы. Он понял, что время еще есть и стал осторожно спускаться вниз.
  Яркий солнечный свет, правивший бал на вершинах крон; зной, опускавшийся с небес на Чернолесье, уже в пяти метрах ниже уровня крон превратился в серость и прохладу, а на двадцати метрах - в полумрак и удушливую холодную сырость. У корней солнечные лучи и вовсе не видели, да и не ждали.
  Пять небольших продолговатых телец лювов, перебирая четверкой длинных костлявых ног, беспокойно мельтешили у выступавшего в сторону корня. Запах падали донесшийся от них, дал людомару понять, что пиршество почти подошло к концу.
  Падаль в Чернолесье была явлением необычным. Под кронами Черного леса наплодилось столь много ртов, что даже и изглоданные кости оставались лежать недолго. Удивительным для людомара было то, что падаль пролежала здесь с раннего утра. Все тот же нюх доносил, что падалью была молодая древоедная змея.
  Вдруг удар потряс лес. Лювы и сам людомар вздрогнули от неожиданности. Слух без труда определил, откуда донесся звук, а также его источник. Это жижица в виде капли выскользнула из-под крыльев одного из шмуни. Мгновение длилось это расследование, но его хватило для того, чтобы лювы исчезли под землей.
  Пришло время продолжить путь.
  
  ***
  
  - Омкан-хуут, - глаза людомары расширились, явив миру красивое сочетание разноцветья контура зрачка. Один в другом поселились в нем тьма ночи и червонное золото рассвета, бирюза безбрежных небес и сухая серость приближающихся сумерек.
  Людомар кивнул.
  - Мы должны уйди, - сказал он. - Так учил отец. Так учил Светлый.
  Людомара прикусила губы, зажмурилась и отвернулась.
  - Никак не остаться? - спросила она с надеждой в голосе.
  - Нет. Он придет сюда. Надо уйти. Светлый не зря сказал, их много. - Омкан-хууты, о которых ходили лишь легенды, вдруг наводнили Великолесье. Никто не знал, откуда они пришли, но их становилось все больше и больше.
  - Ты не мог ошибиться? Ведь ты его не видел. - Людомара закрыла ладонями глаза так, что ее иссине-черные волосы, отливавшие зеленым, сползли на лицо, и присела на скамью у небольшого узкого стола.
  - Он пожрал дремса. Мы уйдем. Хочешь ты этого или нет. Держись за жизнь, не за донад.
  - Я никогда не меняла донад, - проговорила она растерянно. - Я не знаю... - Она спросила: - А как его поменять? Где найти? Как все это делается?
  - Не знаю, - пожал плечами людомар. - Дай мне в дорогу поесть. Я пойду к Светлому.
  - Да-да, - быстро оправилась она. - Иди к нему. Может быть, это и не омкан-хуут.
  - Это он.
  - Ты не знаешь. Спроси у Светлого, он скажет тебе... Ты возьмешь кого-нибудь из тааколов? Мне их покормить?
  - Нет, я пойду с иисепом. Шмуни останутся здесь. Не корми их, я уже кормил.
  - Не забудь взять клибо. Мало ли что будет на пути.
  - Да, я возьму его. - Людомар опустился на пол своего жилища. Усталость с неимоверной тяжестью давила на его тело. Ноги, казалось, прирастали к полу, и их всякий раз нужно было с усилием отрывать.
  - Если Светлый подтвердит про омкан-хуута, то ты не иди в донад сразу, а зайди в смердящую яму к холкунам. Спросишь там благовоний для Владыки. Их неси мне. Я буду уповать на милость Владыки и молитвой помогу нам найти новый донад.
  - Хорошо, - снова с усилием выдавил людомар. Ему не нравилось, что сестра уверовала в равнинного бога, но перечить ей он не желал. У охотника один бог и имя ему Зверобог. Сестра не была охотником, пусть верит в кого ей угодно.
  Глаза слипались. Подходило время сна.
  Людомары могли не спать четверо суток, но после засыпали на два дня. Вчера закончились четвертые сутки, как охотник не спал. Он и сам не заметил, как задремал. Из полусна его вывели маленькие ручки, вынырнувшие из тумана, застилавшего глаза и протянувшие ему небольшой мешочек.
  - Ки, - произнесли рядом с ухом.
  В нос его ударил приятный аромат, напоминавший парное молоко.
  - Таакол, не дай ему уснуть. Он должен идти, - послышался голос людомары.
  Охотник с трудом разлепил веки и посмотрел в добродушное квадратное лицо таакола.
  Тааколы много столетий исправно и всюду следовали за охотниками. Они не были пригодны ни на что, кроме ведения домашнего хозяйства. Ростом они еле-еле дотягивали людомарам до бедра, не отличались ловкостью, но были расторопны, хотя передвигались так неуклюже, что это более походило на перекатывание. Черты их лица мягки, и в каждом случае сохраняли неизменную квадратность: лоб, большой мясистый нос, синие глаза, подбородок, тельце и даже пальцы на руках и ногах, - все это было правильной или почти правильной квадратной формы. Кожа у тааколов была бледная почти прозрачная, сплошь покрыта мягчайшим рыжевато-бурым мехом, делающим их похожими на медвежат. Меха не было только на лице, кистях рук и за ушами, похожими на правильные квадратики.
  Маленькие тааколы всегда пахли молоком, потому что не могли питаться ни чем иным, и людомарам приходится держать в хозяйстве не менее пяти древесных коров - зогитоев, гусениц-веткоедов размером с небольшую собаку, и охранять их от хищных птиц.
  У охотника проживало семейство тааколов состоявшее из четверых: трех взрослых и одного ребенка. Малыш и разбудил людомара.
  Сестра охотника хозяйствовала у очага, перекладывая в него из кожаной корзины рочиропсы - фиолетовые и сиреневые кристаллы. Каждый из них она погружала в воду, и кристаллы загорались ярким светом. Если вода попадала на них еще раз, они начинали шипеть и исходить паром.
  Только так можно было готовить пищу во Владии. Только так можно было обогреваться. По легенде подобное продлится до тех пор, пока боги не остудят свой гнев и не простят магов, устроивших Всеопустошение. Лишь в этом случае во Владию снизойдет огонь, и древесина сможет возгораться.
  Каждый владянин в детстве слышал от родителей эту легенду.
  Много веков назад, когда еще солнце могло спалить все, что было на земле; когда погреться можно было даже от растения, положив его в огонь, - в те далекие времена олюди, жившие повсеместно, безраздельно правили всеми землями. Не было ни магов, ни пасмасов с дремсами и людомарами, не было грирников и эвров, - многих народов и рас, которые живут теперь во Владии. От тех первых олюдях священные свитки беллеров сохранили лишь название - Ярчайшие.
  Ярчайшие походили на богов. Они сами были богами. Они служили Многоликому богу. Легенды говорят, они могли все: призывать огонь и лед, воду и песок, ураган и знойную тишь. Обретя большую власть, олюди возгордились своей силой и выступили против богов, и за это были изведены под корень. Их земли были заселены малыми богами, от которых пошли маги и колдуны. Но прошли века и снова гордость и спесь направили владян против богов и против друг друга. Разразилась война, коей дали страшное имя - Всеопустошение.
  Многоликий бог разгневался на гордецов и спесивцев, и наслал на них кару, поделив Владию между великими богами, своими сыновьями и дочерями, кои принялись изводить род магов и колдунов, разя их страшными огненными стрелами, топя в морях и океанах их города и поселения.
  В тот день родился Зверобог, и Моребог родился в тот день. Земля раскололась от их страшного гнева и от битв с магами. Собрал Моребог гордецов из магов и утопили их в Великих водах, где Кровавый омут кружил свои струи; собрал спесивых магов Зверобог и низверг их под землю, а чтобы не вылезли они поставил им на головы огромную камень-гору, да залил сей камень сверху водами из Сизых болот, за что те воды Гнилым озером прозвали, а местность, подле которой не растет даже и дукза-куст - Утробой Зверобога.
  Взглянул Многоликий бог на земли свои и возопил, увидев, что горят они в огне. Тогда возжелал он всем сердцем своим более никогда подобного не видеть.
  С тех самых пор не знает Владия огня. Все, что родит она, не горит в огне.
  Те из Ярчайших, которые сумели выжить, спустились в неведомые до того гроты Заскалья, что у Немой реки и отыскали там рочиропсы - кристаллы, способные согревать, ибо не действовала более огненная магия. Много веков Заскалье у Немой реки охраняется потомками Ярчайших - доувенами. Нет никому прохода в их владения, и всякий кто войдет туда без проса, лишается и зрения, и слуха, и становится беспомощным как дитя.
  Оглядел Многоликий свои владения и оплакивал их много дней, а после возжелал он родить таких детей, которые бы любили Владию, как свою мать, как отца своего. Взял он лучшее от прежних своих творений: доброту и честность, любовь и благодарность, и создал из них новых олюдей. Остатки же - самое плохое, что было в Ярчайших, забросил он далеко за горизонт, где утопли они в холодных водах.
  В то время как доувены купались в тепле, остальные олюди, появившиеся на землях Владии, гибли от холода. Прознав об этом, некоторые из доувенов предали собратьев, похитили немало рочиропсов и бежали с ними в Чернолесье.
  За это доувены прокляли их, напустив на головы предателей черную бахрому или чернявицу - болезнь, страшнее которой нет на свете. Плоть бежавших каждый день гнила на половину ногтя и облезала со скелета черной бахромой.
  Доувены, принесшие другим расам Владии тепло и свет в ночи, с тех пор называются черными колдунами или чернецами. За годы они научились заговаривать проклятье и их тела гниют на дню лишь на одну сотую ногтя младенца.
  Чернецы нашли иные кристаллы, которые дают тепло. Хотя все их называют рочиропсы, но бывают они не только фиолетовыми или сиреневыми, но и синими, голубыми и даже зелеными, желтыми и оранжевыми - эти самые плохие для обогрева. Чернолесские кристаллы не идут ни в какое сравнение с заскальными по жару, но все же могут согреть.
  Людомары обладали первыми кристаллами - сиреневыми и фиолетовыми, ибо охотников было очень мало, и жили они так долго, как живут четыре поколения пасмасов - самых примитивных из всех олюдей...
  Гулко ударилась о деревянный пол небольшая дорожная сума, которую положила рядом с охотником людомара. Она присела рядом с братом и положила голову ему на плечо. Оба молчали.
  - Ты должен идти, Сын Прыгуна, - сказала людомара и погладила его по голове. - Я буду тебя ждать.
  Ему повезло, что она была рядом с ним. Ему повезло, что у них был такой отец, как Прыгун - сильный смелый охотник, многому научивший своих приемышей.
  В далеких землях, Сын Прыгуна знал это, их называли Нерожденными, потому что никто и никогда не видел, как рождается людомар. Немногочисленные женщины среди них ни разу не понесли от своих мужчин. Сей народ одаривала детьми роща Явления, что в долине Красных Свидиг у Дымящего источника. Уже много лет Светлый приносил оттуда маленьких людомаров и разносил их в донады охотников, на которые ему указывал Зверобог.
  Прыгуну, их отцу, повезло дважды. Светлый приходил к нему не один раз со своей ценной ношей. Так у Сына Прыгуна появилась сестра, которую прозвали Дочь Донада за нелюбовь к охоте.
  Нос людомары ткнулся в ухо охотника, что означало, иди. Людомар с трудом вывел себя из оцепенения и поднялся. Нужно собираться в дорогу.
  
  ***
  
  Путь к донаду Светлого предстоял неблизкий. Людомары не любили друг друга и предпочитали жить как можно дальше один от другого. Часто между их жилищами пролегало не меньше пяти дней пешего пути. Охотники не считали такие расстояния слишком большими. Их громадность скрадывала бесконечность Чернолесья.
  Природа хорошо подготовила людомаров к жизни в лесу, поэтому они не роптали на сложности. Никто из них не знал, что такое лениться, болеть. Их кости и сухожилия были достаточно крепки, чтобы выдерживать удары и падения, а тело быстро избавлялось от паразитов и ран от клыков лесного зверья. Это были свободолюбивые, себе на уме, обитатели темных лесных чащоб, единственным жизненным маяком которых было не входить ни с кем ни в какие формы сношений, не путаться ни у кого под ногами, всячески не допускать, чтобы кто-то путался у них под ногами, и, наконец, жить в согласии с собой и Зверобогом. Присутствие бога они видели на каждом шагу и привыкли подчиняться его едва уловимым повелениям.
  Людомар проглотил хорошо прожаренного уфана, тщательно вытерся, смывая запах Чернолесья, который так пугал обитателей Владии, и поднялся на ноги.
  - Повернись, я оботру тебя, Сын Прыгуна, - сказала людомара, и принялась скрупулезно исследовать тело брата на предмет насекомых, гнид и другого зверья.
  Людомары были чрезвычайно чистоплотны. В отличие от дремсов они старались оставаться незаметными даже на уровне запахов. Подобно кошкам людомары вычищали себя и умащали тела различными травяными мазями. Чернолесье не терпело разгильдяйства, и если дремсы защищались от лесных хищников своей многочисленностью, то людомары могли рассчитывать только на себя.
  Сестра натирала охотника экстрактами йордона - древовидного безлистного растения произраставшего на границе Чернолесья и Редколесья. Именно туда намеревался идти людомар для встречи со Светлым.
  - Таакол, принеси клибо.
  Олюдь-медвежонок с криком 'тике' неуклюже помчался прочь и через некоторое время вернулся с большим ворохом травы.
  Мало, кто с первого взгляда понял бы, насколько сильную защиту нашли для себя людомары в симбиозе с вьюном, имя которому клибо. Вьюны клибо произрастали в самой опасной части Чернолесья, у Ревущего камня. Они были плотоядны, за что повсеместно подвергались изничтожению со стороны олюдей. И только высокие охотники сумели приспособить этих хищников для своей пользы.
  При хорошем питании вьюны достигали длины многих сотен шагов и толщины с ногу взрослого мужчины. Людомары сумели вывести вид клибо, который не достигал той силы, которая позволяли его диким собратьям передавливать седока вместе с лошадью в кровавую жижу. Мощные липучки, намертво прикреплявшиеся к жертве, можно было снять, только лишь отрубив лиану.
  Таакол осторожно положил кучу вьюна перед ногами людомара и снова скрылся из глаз. Через мгновенье он, впрочем, вернулся, неся под мышкой кожаный сверток, похожий на бревно.
  Охотник, убедившись, что людомара покончила с его обтиранием, взял кожаное бревно и осторожно приторочил его к своему заплечному мешочку. Потом он подошел к вороху вьюна и разделил его на две части: одну из них образовывал овальный плетеный щит, сделанный из тонких прутьев твердокаменного дерева сплошь увитых вьюном, а вторая часть свисала безвольно к его ногам.
  Людомар быстро отыскал корни вьюна, очистил их от кусочков мяса и поднес к кожаному бревну. Вытащив нож, охотник разрезал бревно поперек, и из-под кожи вылезло свежее мясо уфана, куда он погрузил корни вьюна.
  Неожиданно, растение преобразилось. Его лианы в мгновение окрепли и даже зашевелились.
  - Таакол, принеси ему еще два куска. Наш ждет долгий путь, - сказал охотник.
  Подождав пока вьюн упьется свежей кровью и плотью, людомар водрузил на себя лианы растения, распределил их так, чтобы они равномерно скрывали его торс и часть ног. Липучки растения тут же впились в его одеяние и кожу. Улыбнувшись, охотник быстро провел ножом по одной лиане, и весь его костюм вдруг сразу ощетинился мелкими иголочками и небольшими треугольными листочками, жесткими и острыми, как лезвие.
  Сам костюм соединялся со щитом одной единственной довольно толстой лианой, которая обвила прутья твердокаменного дерева и в точности повторила все те же движения, что и сам костюм.
  Забросив мешок за спину и прикрыв его щитом, людомар повернулся к подбежавшему тааколу. Тот подал ему еще два кожаных бревнышка и несколько маленьких плетеных коробочек. В одной из них кто-то недовольно копошился, в другой - предупреждающе жужжал. Коробочки заняли место на груди охотника, прилипнув к лианам.
  Повязав свои голени от коленей до ступней тонкими веревками: и защита, и нужда в веревках в лесу немалая - людомар притянул к себе женщину и дотронулся носом ее уха. Она улыбнулась и протянула ему посох, служивший одновременно луком, и тонкий колчан со стрелами.
  - Иисеп, - позвал он.
  Полы донада натужно застонали, и на площадку перед домом вышло громадное животное. В холке оно достигало не менее полутора метров, было очень похоже на кошку, если бы не чересчур мощные передние лапы и худощавые задние. Морда у иисепа лишь верхней частью напоминала кошку, но там где у кошки есть маленький нос, у иисепа был большой раздвоенный надвое с четырьмя ноздрями. Привычной челюсти у него тоже не было. Внимательный наблюдатель заметил бы, что челюсть у иисепа была похожа на руку сильно согнутую в локте, и занимала все пространство от груди через шею и под нос. Иисеп протяжно зевнул.
  Людомара улыбнулась.
  - Ему бы еще поспать, - сказала она, подошла к животному и потрепала его за ухо. Иисеп заурчал от удовольствия.
  - В путь! - приказал охотник, и животное, услыхав эти слова, встрепенулось и довольно зарычало.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"