Людомар спал с таким наслаждением, с каким спят только малые дети. Когда он проснулся, то почувствовал, как слюна сладкого сна засохла на его щеке. Перед глазами стояла пелена. Когда она разошлась, он увидел лицо другого людомара. Тот с интересом наблюдал за охотником.
Сын Прыгуна быстро сел, а потом вскочил на ноги. Пора было пускаться в обратный путь. Слишком многое предстояло сделать.
До его слуха донесся детский смех. Примерно в двух полетах стрелы от донада Светлого играли девочка и иисеп. За время его сна оба сдружились друг с другом с такой силой, словно были знакомы всегда.
Людомар потянулся, захрустев затекшими костями и сухожилиями.
Путь домой затянулся лишь на день и половину ночи. Этого срока хватило людомару, чтобы зайти в смердящую яму и захватить порошка для женщины. Он не понял, как, но ему еще всучили и идол Зверобога в виде разинувшего пасть чудища.
Проблема с прокормом малышки разрешилась сама собой. Иисеп вошел в интуитивный контакт и с ней, и заведомо знал, когда ей хочется пить и есть.
Лишь тогда, когда они подошли к Чернолесью, малышка заставила всех остановиться, потому что захныкала, поняв, что ее ведут во мрак. Пришлось взбираться на самый верх кроны для того, чтобы девочка не теряла связь с солнцем.
- Тссс! - наказал ей людомар, хотя это и было излишним.
Восторг по поводу того, что ее вознесли на сотню метров к небесам, быстро истощил силы малышки, и вскоре девочка крепко спала. До дома Сын Прыгуна добрался без каких-либо заминок. Ааги - растения, извечные стражники, охранявшие вход в донад людомаров, расступились, узнав хозяина.
- Ты! - улыбнулась Дочь Прыгуна и обняла брата. От нее пахло жареным мясом и лесными пряностями. Вопреки мнению окружающих, Чернолесье, при умелости, давало многое для хорошей жизни. Людомара заглянула в глаза Сына Прыгуна и быстро изменилась в лице. - То был омкан-хуут? - Ее интонация чуть-чуть не дотянула до вопроса. И она разочарованно оглядела свою вотчину.
'Кхи', донеслось до них. Дочь Прыгуна изменилась в лице, с ужасом посмотрев на брата. Ее губы готовы были зашевелиться, когда он остановил ее жестом, не надо.
- Ессь. Ессь хосю, - прогрохотало позади.
Оба вздрогнули. Глаза людомары распахнулись еще шире, и она с опаской заглянула за спину охотнику, так, словно на его спине сидела опасная тварь.
- Это пасмасский детеныш. Ты украл их детеныша? Зачем? - изумленно проговорила женщина.
- Нет. Они отдали сами. Они заплатили.
- Детенышем?
- Да. Я вернул им одного. Они мне дали... этого. Я отдам его дремсам, когда уйдем отсюда. Ему не место с нами. Он громкий. - Людомар почесал затылок, вынул оттуда какую-то гниду и съел. Потом взял большой кусок жареного мяса и жадно впился в него своими полу зубами полу клыками.
Женщина принюхалась и пошла в сторону иисепа, который стал отчего-то отступать от нее.
- Се-е... Пить... хосю пить, - громко требовали с его загривка.
Краем глаза людомар наблюдал, как маленькие белые ладошки взвились над холкой зверя и ударили его. Девочка не только не боялась, она уже не просила, но требовала поесть и попить - окончательно обвыклась.
- Иисеп, стой. Куда ты пятишься? Отдай ее, - подошла женщина к зверю.
- Р-р-р-р, - неожиданно донеслось от него.
Людомара остолбенела. Иисеп никогда не рычал на нее. Удивило это и охотника.
- Иисеп, отдай ей детеныша.
Спорить с хозяином зверь не решился, и людомара наконец-то заполучила ребенка в свои руки. Едва девочка оказалась близко к женщине, она тут же намертво вцепилась в ее волосы и с силой потянула.
- Что ты делаешь? - вскричала та, а ребенок от всей души расхохотался:
- Впеле-е-ед... ессь... ессь...
- Отпусти. Брат, она... непонятная...
Охотник поднялся с места и подошел к ним. Девочка тут же приняла самый смиренный вид. Она отпустила волосы женщины и улыбнулась ему во всю ширь своего рта. Едва он отошел, она пнула ножкой людомару по руке и уже двумя руками вцепилась в прядь ее волос.
- Ай! - встрепенулась та. - Пусти же!
- Говори громче. Пасмасы плохо слышат... очень плохо, - пережевывая куски мяса, проговорил охотник.
Бросив часть еды иисепу, он пошел собираться в дорогу.
Войдя в удлиненный угол одной из двух комнат, Сын Прыгуна протянул руку и вытащил толстое древко. Древко оканчивалось виловидным наконечником, состоявшим из двух острых как бритва кинжалов. Это был знаменитый людомарский хар. Традиционное оружие, которое выделяло людомаров из всех олюдей. Его толстое древко содержало внутри себя два небольших дротика и ниус - плевательную трубку, с помощью которой в тишине Чернолесья находила свою кончину мелкая дичь.
Покончив со сборами, он вышел вон, призвал иисепа и отправился в путь даже не распрощавшись с людомарой, занятой борьбой с цепкими ручонками пасмасского детеныша.
***
То, что посоветовал ему Светлый, не шло ни в какое сравнение со всеми задачами, которые людомару доводилось выполнять до этого момента. Оказалось, что отстроить донад - это не такая уж и легкая задача. На это потребуется очень много времени, учитывая те особые меры безопасности, которые должен предпринять людомар, чтобы уберечь свой дом от омкан-хуутов и гигантских змеев.
Сначала предстояло сделать самое простое: найти дерево-мек, на котором расположится донад, затем пойти в Глухие леса и раздобыть там взрослого окрунистого паука, после этого разыскать растения под названием крацирик и чапа, и только потом начать возводить дом.
Больше всего не нравилось людомару то, что Светлый указал ему переселиться ближе к Редколесью. Хотя там и больше пищи, но в Редколесье любой охотник чувствовал себя неуверенно, так как людомары привыкли к тесноте чащобы, полутьме и безмолвию. В редкие минуты, когда не нужно было идти на охоту или делать иные дела, Сын Прыгуна любил понежиться в гамаке, созданном из искусно переплетенных веток верхней кроны мека.
Бескрайнее сине-зеленое море колыхалось в те моменты прямо под ним, а он плыл в тишине его мощи, спокойной и безмятежной. В такие моменты в душе людомара поселялся тот особый вид покоя, который можно смело назвать вечным. Сотни звуков и запахов мерно вплывали в его голову. Он ловил их, делил или складывал, и составлял из них невообразимые букеты образов.
Пребывая в подобных мечтах, Сын Прыгуна дошел до соуна. Там он заставил себя возвратиться в реальность, по-охотничьи подобрался, насторожился и осторожно продолжил путь, следуя по кромке Чернолесья, и к концу второго дня достиг границы Чернолесья с Глухим лесом.
Глухолесье отличалось от Черного леса тем, что хранило под собой заливные луга. В незапамятные времена, неизвестно по каким причинам ручьи изменили свои направления и стали стекаться в небольшие низменности. Растительность, покрывающая подобные территории отличалась однообразием. В Глухолесье рос лишь один вид деревьев. Это были пышные фразаны, стоящие на длинных гладких стволах, уходящих наполовину под воду. Пышные шапки фразанов из изогнутых кругом тончайших ветвей, усыпанных мелкими листиками-пушинками, создавали непроницаемую для воздуха словно бы перьевую преграду. В фразанах селились тучи мошкары, которые привлекали пауков.
Убив по дороге нескольких мелких зверьков, людомир взобрался на дерево и разложил их на верхних ветвях, прикрыв листьями. Ужин готов.
Меков в этих краях было множество. Удивительно, как эта мысль раньше не пришла ему в голову: здесь, в этом месте шла чересполосица из Глухолесья, Чернолесья и Редколесья. Сюда уж точно никто не будет заглядывать. Сизые болота, располагавшиеся в двух днях пути, порождали такое количество комаров и иных гнид, что отбивали у олюдей, кроме людомаров, всякое желание здесь жить или даже ходить. С другой стороны, в кроне Глухих лесов было так мало кислорода, что любой олюдь, кроме дремсов и людомаров, не имел шансов выжить среди них даже один день.
Людомара охватила странная лихорадка. Он впервые в жизни создавал нечто свое - только свое! Все, что он имел, досталось ему от отца, и он до сих пор не понял, насколько был готов к переменам.
Опираясь на хар, иногда используя его для перехода с ветки на ветку, охотник довольно быстро передвигался по вершинам вековых деревьев. Хотя он был готов всякий раз 'встретиться' с Глухолесьем, его начало было несколько неожиданным. Разлапистое высокое дерево как-то резко оборвалось. Удивительно было видеть, как оно росло ветвями только в одну сторону - противоположную сторону от Глухолесья. Далеко внизу простиралась мягкая перина светло-серых, вперемежку с желтым, крон фразанов.
Держась за ствол дерева, людомар стоял над бескрайним, как ему виделось, серо-желтым морем. Его кроны напоминали сверху облака, неведомо как заблудившиеся на небесах и сбившиеся в испуганную кучу в этом месте, зажатые мощными древесными стенами Чернолесья.
Чувства охотника вмиг обострились. Зрение, слух, обоняние и осязание, но, самое главное, чутье хищника обострилось до предела. Пауки, за которыми он начинал охоту были ловки и быстры. Сами по себе они были неопасны, но место, в котором они обитали - не было опаснее этих полу болот полу лесов. Комары размером с ладонь, разнообразные жуки и тараканы, мошкара, - все эти твари приняли в Глухолесье весьма недружелюбные формы. Особенно были страшны сурны - паукообразные ящерицы, размером с локоть, обладающие мощнейшей челюстью и острейшими резцами. Они кишмя кишели под кронами фразанов. Ко всем этим особенностям добавлялось и то, что фразаны пропускали под свой покров мало воздуха, а испарения делали внутренний климат леса чрезвычайно жарким и влажным.
Людомар знал, что проникнуть внутрь можно только через узкую щель, и делать это нужно как можно скорее, чтобы тучи обитателей не прознали по проникновению свежего воздуха, что в их мирок прошел чужак.
Обрубив несколько веток, охотник спустился на кроны фразанов и пошел по ним. Пространство вокруг него слегка колыхалось, однако разводы от его шагов не были слишком сильны.
Нос людомара беспрестанно двигался. Наконец он уловил запах паука. Наскоро сложив ветки одна с другой и покрыв их сверху щитом и клибо, снятым с себя, охотник соорудил небольшой шалаш.
Прорезав отверстие в кроне фразанов ровно настолько, насколько было необходимо для протискивания внутрь, людомар тут же заткнул этот прорез самим собой, глубоко вдохнул и скрылся внутри, закрыв отверстие щитом словно люком.
***
Несмотря на то, что крона фразанов была светла, у подножия деревьев царил полумрак.
Охотник спускался осторожно. Самым опасным был спуск по стволу фразана, ибо ствол этот был абсолютно гладким.
Людомар спустился по нему практически бесшумно. Лишь у самой кромки воды его левая ступня соскользнула и чрезмерно быстро вошла под воду. Раздался едва различимый всплеск.
Охотник замер, прижавшись к стволу, и стал вслушиваться.
Его обоняние уловило тонкую струйку свежего воздуха, который витиевато проникал вслед за ним, поэтому Сын Прыгуна подтянулся и плотнее задернул место спуска. Он обнюхал себя, так и есть, от него пахло лесной свежестью. Мгновение, и охотник погрузился в стоячие воды Глухолесья. Вылезя обратно, он осторожно отерся. Вода у корней фразанов пахла затхлым, и тело людомара впитало этот запах. Теперь он полноправный житель этих мест.
Необычайная тишина поразила слух людомара. Нос доносил ему, что под сводами деревьев есть жизнь, но она никак себя не проявляла. Оглядевшись, он убедился, что его приход никем не замечен и осторожно ступил на ветку, ведущую вглубь Глухолесья.
Через некоторое время ему пришлось снова погрузиться в воду. Вода была нестерпимо горячая. От нее поднимались испарения щипавшие глаза, но людомар не обращал на это внимание. Ему нужна была паутина, и он намеревался ее добыть. Закрыв уши пробками, он осторожно погрузился под воду. То, что он услышал, повергло его в необычайное волнение. Вода молчала!
Такого просто не могло быть! Ни звука, ни одного раздражения не передавала водная толща. В абсолютное безмолвие не поверил бы даже и болван. А людомар болваном не был. Как ни пытался он сохранять спокойствие, но нутром охотник резко ощутил присутствие смерти.
Кровь рванулась, разрывая сосуды своим напором и давлением. Воздуха стало резко не хватать. Людомар приказал себе успокоиться и не двигался до тех пор, пока сердце не пришло в норму.
Легкий всплеск привлек его внимание. Вода передала не только всплеск, но и легкое шуршание влаги между ячейками. Шуршание было множественным и значит воду задела сурна.
Людомар опустился под воду и стал вслушиваться. На звуковом уровне водная толща была абсолютно спокойна. Все жизненные процессы в организме охотника постепенно замирали. Он весь превратился в слух.
Внезапно его едва не смело нечто крупное. Оно с невероятной скоростью пронеслось мимо него и с легкостью забралось на ствол фразана, откуда он спустился. Раздался клекот.
'Нашли!' - пронеслось в мозгу Сына Прыгуна, и он погрузился под воду.
Очень медленно вытащил он с боков два кривых ножа и осторожно вогнал их в илистое дно. После этого, распластавшись над дном, Сын Прыгуна стал осторожно двигаться прочь от фразана, с которого слез.
Звонкая трель, хотя и приглушенная водой, сотрясла Глухолесье. Ее отзвуки в виде ряби еще некоторое время звенели вдалеке, но уже не могли сокрыть сотни, тысячи всплесков, которые буквально вскипятили заливные луга Глухих лесов.
Людомар чувствовал, что повсюду мимо него движутся тела: и под водой, и над ее гладью, - везде! Колыхания воды очень ему помогали. По их волнам он без труда ориентировался между деревьями. Воздух заканчивался. Нужно было подниматься вверх, дабы вдохнуть.
Неожиданно водную толщу прорезал натяжной скрежет и быстрое перестукивание, а после этого слух людомара донес, как нечто очень большое приближается к нему. Оно двигалось именно к нему, прямо на него, не мимо, не поверх него, а к нему. Хорошо развитое чутье подсказало ему, что его заметили.
Сгруппировавшись, людомар подобно пружине выскочил из воды и, почти не останавливаясь, устремился вверх по гладкому стволу фразана. Вода вокруг ствола вдруг закипела и вздыбилась. Охотнику не пришлось прорезать себе путь. Его вышвырнуло на поверхность Глухолесья вместе с деревом.
Земля и небо стали быстро меняться местами. Свежий воздух, ядовитый пар из-под фразана, и дикий рев смешались в один тугой протяжный звук, оглушивший Сына Прыгуна. Это обстоятельство помешало ему собраться в нужный момент, поэтому он плашмя плюхнулся на кроны деревьев.
Путаясь в клоках желто-оранжевой тины и хлопьях фразанового дерева, увязая в пышности его кроны, он не сразу поднялся на ноги. Едва у него это получилось, как фразан с силой ударил его по торсу и снова подкинул вверх. Но людомар не был бы людомаром, если бы его можно было застать врасплох дважды. В очередной раз, крутясь в воздухе, он быстро выровнял свое тело и с ужасом увидел громадных размеров змея, который тянулся к нему. Из пасти чудовища струился ручейками пар
Морда чудовища расщеперила шесть щупалец сплошь утыканных присосками и клыками, размером с людомарскую голень. От змея исходил острый никогда не слышанный людомаром смрад.
Глаза хищника сфокусировались на кувыркавшемся в воздухе охотнике, пасть его разверзлась и испустила струю горячего пара. Тяжесть тела спался Сына Прыгуна. Он падал быстрее, а потом залетел за опускавшийся с небес фразан. Пар ударил по падавшему дереву и заставил крону съежиться.
Едва охотник свалился на кроны деревьев, как его снова подняло в воздух хвостом змея.
Чудовище не знало, что людомары - это самые трудноуловимые жители Великолесья. Раскинув руки и ноги в стороны, охотник слегка изменил траекторию падения, ногой оттолкнулся от одного щупальца, и, закрутившись при падении, кубарем покатился по кроне фразана и, прорезав ее, провалился внутрь.
С громким треском и оглушительным для Глухолесья всплеском он свалился в воду. На сетчатке глаза остались нижние кроны и стволы деревьев густо усыпанные гигантскими сурнами. Обоняние донесло до него их измененный запах. Никогда до того сурны так не пахли.
'Что же это?!' - с этими мыслями охотник погрузился в воду.
Прямо за ним нырнули и все ближайшие хищники.
Ориентируясь исключительно на слух и ощущения, людомар перевернулся головой к поверхности и встретил первую сурну ударом кривого ножа. Воды наполнились трескучим клекотом. Не дожидаясь его окончания, людомар схватил нож зубами так, чтобы его острие торчало перед ним, и стремительно полез вверх по стволу.
В этот момент на дерево со всей тяжестью обрушился гигантский змей. Он сложился кольцами. В их внутреннем пространстве осталось колодезеобразное отверстие, из которого были вышвырнуты людомар вместе с убитой им сурной.
Охотник не на шутку испугался. Они видел, внизу больше не было мягких крон, на которые можно было бы плюхнуться безопасно для себя. Змей изломал лес, оставив под летящим людомаром лишь острия преломленных стволов. Вода кипела и не только потому, что ее баламутили сурны и змей, - нет, они кипела от того, что сделалась чрезвычайно горячей. Клубы удушливого пара поднимались вверх, отравляя воздух.
Десятки сурн, бросившихся в воду в надежде добраться до людомара, сейчас выбирались из нее, а некоторые, оказавшиеся среди переломанных фразанов, с диким клекотом перебирали лапками, варясь заживо.
Все это людомар заметил и оценил в мгновение ока. В тот же миг краем глаза он увидел пасть чудовища, тянущуюся к нему. К удивлению змея людомар не стал брыкаться, но ухватился за край его пасти, быстро перебирая руками и ногами, перебрался на голову и быстро съехал по туловищу гиганта на кольца его тела. Сын Прыгуна скоро скользил по странной чешуе змея, одновременно обнюхивая ее. Заприметив уцелевший фразан, охотник прыгнул на него.
Ствол дерева оказался поврежденным, поэтому надломился и начал падать в кипяток. Еще прыжок и игловидный ствол ближайшего фразана, натужно заскрипев, принял тело охотника. Еще прыжок, еще и еще. Наконец, он достиг кромки нетронутого леса. К несчастью это был лес на другой стороне места битвы. Для того чтобы достичь Чернолесья нужно было оббегать змея и проплешину Глухолесья, созданную им.
Змей снова бросился на него, а людомар, быстро перенявший способ укрываться, снова скрылся под фразаном. Прыгая со ствола на ствол, а иногда и на застывших от неожиданности сурн, пару раз едва не сорвавшись в воду, Сын Прыгуна стал петлять по Глухолесью словно заяц, преследуемый волком. В конце концов, ему удалось сбить змея со следа.
Людомар задыхался от недостатка кислорода. Его движения стали менее быстрыми. Он приказывал себе прыгать и сам же замечал, что тело исполняет команду с длительной задержкой.
Неожиданно стало очень тихо. Людомар приник к стволу фразана и тоже замер. Широко открыв рот, охотник тяжело отрывисто дышал.
Змей прислушивался.
Вскарабкавшись к кромке кроны и свежего воздуха, Сын Прыгуна осторожно прорезал отверстие размером со свою голову и глубоко вдохнул. В голове стучало от перенапряжения. О прежнем страхе не было и речи. Второй раз за свою жизнь и второй же раз после дождя он оказывался в роли добычи.
Очередной вдох замер у охотника в горле, ибо он услышал, как змей поднялся на лесом. Чудовище слышало его.
Людомар быстро скрылся под кроной и стал петлять, а потом снова высунулся над кронами. Змея не было видно. Стояла оглушительная тишина.
Отделив от пояса одну из двух коробочек, людомар свесился кверху ногами и бросил ее между стволов фразанов. С громким всплеском она ударилась о воду.
Несколько секунд тишь поглощала этот звук, а после раздался грозный рев и мощный всплеск. Змей ринулся в атаку.
Людомар быстро прорезал крону и выбрался наверх. У него было некоторое время, дабы обогнуть проплешину, сделанную чудовищем. Не теряя ни минуты, он бросился бежать.
Ветер свистел в его ушах. Воздух пьянил и бодрил одновременно. Силы прибывали, насколько могут прибывать силы в борьбе. Он уже почти добежал до переломанного змеем леса, когда снова услышал абсолютную тишь, установившуюся в Глухолесье. Охотник тут же замер.
Змей был скор. Поразительно скор. Ни разу за свою жизнь Сын Прыгуна не сталкивался с таким хищником.
Вторая коробочка была снята с пояса и запущена в воздух. Змей взбудоражил воду, а людомар помчался прочь. Как же жалел он в тот момент, что не взял с собой шмуни. С их помощью он добрался бы до крон Чернолесья за пару мгновений.
Треск от поднимаемых в воздух фразанов подсказал людомару момент, когда необходимо было скрыться под пушистыми кронами Глухолесья.
Змей был взбешен. Он стал изрыгать странные звуки, которые оглушили людомара и дезориентировали его. Дабы прийти в себя охотник остановился.
Грохот, гул и треск, влившиеся в его уши минуту спустя, показали ему, что змей каким-то неведомым образом его обнаружил. Пришлось снова петлять, но змей теперь не отставал.
Людомар снова выбрался на кроны фразанов и бросился бежать. Но змей был быстрее. Он почти настиг охотника и даже отшвырнул его в сторону вместе с деревьями, когда их обоих оглушил звериный рев.
Сын Прыгуна сразу узнал голос своего иисепа и даже увидел его на вершине одного из меков у кромки Чернолесья.
Иисеп ревел не останавливаясь. Его рык заглушал все звуки, в том числе и шаги, и биение сердца людомара, поэтому, когда охотник снова скрылся под кронами и стал передвигаться по стволам, змей быстро отстал.
От рева иисепа рябь шла по кронам фразанов и даже по водной глади.
Сын Прыгуна собрал остатки сил и быстро продвигался на голос зверя. Он не видел, что змей, замерев на несколько секунд, стал делать то же самое.
Вдруг людомар застыл. Его глаза расширились.
Все пространство, какое было видно его глазу, всю водную гладь между стволами деревьев на сотни метров вокруг покрывали тельца мертвой мошкары, сурн и пауков привычного для Глухолесья размера. Они лежали здесь давно, потому что успели растолокнеть.
Эта остановка спасла охотника. Только тут он заметил, что змей движется параллельно его курсу. Прижавшись к стволу фразана, он закрыл глаза и вдруг взмолился. Он просил Зверобога о заступничестве. Молитва часто слетала с уст охотников, но она всегда была 'о добыче'. В среде людомаров лишь женщины молились о защите, сами же охотники негласно считали такие молитвы недостойными себя.
Рев иисепа стих. Змей также остановился.
Куда делся иисеп? Что теперь делать? Две этих мысли молотами стучали о наковальню распаленного мозга охотника. Но, слава Зверобогу, иисеп снова огласил своим рыком Глухолесье. Только слышался он уже с несколько другой стороны.
Змей тоже заревел, и это послужило сигналом для людомара сорваться с места. Под кронами фразанов он быстро достиг кромки Чернолесья, и был в очередной раз поражен. Булькая и рыкая, создавая водовороты и бурля, вода заливных лугов Глухолесья уходила прочь по прорытым в сторону леса норам.
Охотник выбрался наружу, взобрался на ближайший мек и в изнеможении пал на его ветви.