Самое противное на войне - это запах. Война пахнет человеческим дерьмом, раздавленными вшами и блевотиной механика-водителя Хершеля. Он блюет уже третий час прямо на своем рабочем месте. Конечно, перепутать в танке шнапс с керосином может каждый. Но ведь не вовремя прорыва русской линии обороны. К тому же, иваны так прижали артиллерийским огнем, что и не высунуться до темноты.
Ночью командир батальона пришлет ребят из ремвзвода, а лучше, если другой 'Тигр' и нашу машину с бортовым номером '545' вытащат из воронки, в которую завалил ее Хершель. Знал ведь, что задний ход без команды нельзя давать. Вернемся домой - буду искать себе другого механика-водителя. А Хершеля - под трибунал.
Каждый 'Тигр' обходится фатерлянду в миллион рейхсмарок . Шестьдесят три тонны, спокойно развивающие сорок пять километров по шоссе и двадцать по пересеченной местности, семьсот лошадиных сил, четыре карбюратора, пятьсот тридцать литров топливных баков - и все это отдать в руки студенту - недоучке из Нюрберга.
Все героя из себя корчил. Герои на этой войне погибают первыми. Героев в экипаж брать нельзя. Пусть они в пехоте в рукопашную с иванами дерутся. В танке должны воевать спокойные и рассудительные. Особенно сейчас, в конце августа 43, когда русские прижали нашу 8-ю армию к Харькову. И меня, командира Т-VI Вальтера Хорна, этот факт весьма беспокоит.Когда мы вошли в Россию на чешской пукалке 38-т с 37-мм орудием с двумя пулеметами, и когда пересели на Т-IV с 75-мм пушкой я радовался жизни и считал дни до победы. А еще мне очень нравилась черная форма и рассказы дома во время отпуска о героических подвигах немецких солдат и о трусливых иванах, сдающихся в плен при одном виде наших танков.
Сейчас в армии есть и 'Тигры' и 'Пантеры' и шестиствольные реактивные минометы а мы отступаем. Впрочем, долой сомнения. Я солдат и должен выполнять приказы. Сейчас самое главное - дождаться темноты и не подпустить русских к танку. Вот и наши уже показались. Судя по номеру - машина моего друга Отто Штайнера идет на помощь. Он заводит буксир и вытаскивает нас из злополучной воронки. 'Тигры' отходят на безопасное растояние. Отто открывает люк командирской башни, высовывается по пояс и кричит:
- Вальтер, ты не видел мои очки. Мне надо срочно оплатить счета за квартиру. И хватит спать, скоро к нам придут Кнобельсдорфы.
Я открываю глаза и вижу Марту, склонившуюся надо мной.
- Тебе опять снится все тот же сон, - устало спрашивает она.
- Да, - качаю я головой и снова засыпаю.
Из 'Тигра' вываливается экипаж и падает на пожелтевшую от жары и гари траву. Я подхожу к Хершелю и бью его кулаком по худому, заблеванному лицу. Все отворачиваются, делая вид, что ничего не замечают.
- Вальтер, если ты не встанешь, то будешь принимать гостей в постели. Кнобельсдорфы уже звонили. Они будут с минуты на минуту. Тебе все-таки надо обратиться к психиатору. Этот сон тебя доконает. Надо же умудриться тридцать лет видеть одно и тоже.
Тридцать лет, из них десять в России. Пермская область, поселок Родимовка. Лесозаготовки и фройлен Люба из столовой. Три года войны, десять плена, двадцать лет в бундесвере. Жизнь прожита. Но сейчас к нам идут Кнобельсдорфы. Надо просыпаться.
Вилли Кнобельсдорф - командир нашего батальона. Мы верили в него, как в Бога, еще в сорок первом, получившим из рук фюрера рыцарский крест с дубовыми листьями.
- Все спишь. Все видишь Хершеля. Кстати, откуда взялся керосин в танке. Ведь это было строжайше запрещено.
- На войне много, что запрещено. Керосином мы заправляли лампы для освещения блиндажа. Когда Хершеля растреляли по приговору военного трибунала, я взял нового механика-водителя. Это нас и погубило. Хершель бы никогда не свернул в лес.
Приказ о контрнаступлении поступил поздно вечером. Мы должны были разбить 5-ю гвардейскую танковую армию и отстоять Харьков. 22 августа ровно в полночь около сотни русских Т-34 через кукурузное поле атаковали наши позиции. Красная Армия стремилась во что было ни стало овладеть городом. Русские не ожидали контратаки. Наши танки сходились настолько близко, что стрельба шла с расстояний, едва превышавшей длину орудий. Темноту все больше и больше освещали горящие машины. Мой танк первым ворвался в боевые порядки русских, сминая противотанковые орудия, утюжа блиндажи и поливая из пулеметов рассыпающуюся по сторонам пехоту. Казалось, вот-вот и наш батальон вырвется на оперативный простор. Мы прорвали линию обороны, и тут я совершил ошибку, приказав повернуть к лесу. Хершель никогда бы не выполнил такой глупый приказ. Он обладал, ни смотря ни на что особой интуицией, присущей только повоевавшим механикам-водителям. Плохо, конечно, что задним ходом ездить не умел.
Я должен, должен был повернуть направо и двигаться вдоль кукурузного поля. Кто знает, чем бы тогда закончилось то сражение. Ведь за мной в прорыв Вилли Кнобельсдорф наверняка бы бросил все машины нашего 503 танкового батальона. Но я ошибся. 'Тигр', взревев всеми своими семьсот лошадиными силами, устремился в лес, в ловушку, приготовленную русскими. Когда мы на полном ходу свалились в танковый ров, замаскированный ветками, я сразу понял, что все кончено. Слава богу, что успели взорвать машину. Иваны расстреляли весь экипаж.Всех, кроме меня. Им очень нужен был пленный офицер. И я не застрелился. Струсил в последнюю минуту. Потом лагерь, поселок Родимовка и девушка Люба, подкармливающая меня тайком от своих. И тридцать лет снится одно и тоже: я бью по лицу Хершеля и наш 'Тигр', сворачивающий в лес навстречу своей гибели.
Доктор Франк говорит, что надо сменить обстановку и все пройдет. Что зря я женился после русского плена на Марте - бывшей девушке Хершеля. Но она тогда была такая одинокая, такая несчастная.
- Да, Вальтер. Много ты наделал в этой жизни ошибок. Сходи на исповедь к пастору, может полегчает.
- Русские отучили меня от Бога. Пока Вилли.
- Пока Вальтер.
"Дойчланд, Дойчланд юбер аллес", - пел наш батальон в России. В лагере мне отбили почки за отказ выйти на работу.
- Марта, я собираюсь в парк на прогулку. Ты со мной?
- Нет, Вальтер. У меня дела. Фрау Шлоссер пригласила сегодня на курсы вязания. И помни, вечером приезжают дети. Не вздумай сегодня пить пиво.
Не пить пиво. Какая глупость. Что еще делать в этом захолустном городишке. Пить пиво и гулять по парку - все, что мне осталось. Делаю три круга вокруг озера и присаживаюсь на свою лавочку. Маршрут известен до последнего камушка на дорожках. Мимо бегут школьники. Что они знают о войне. Только то, что мы проиграли? Я ушел на фронт немного старше их. Полицейские, что им надо? Один, с толстой от пива рожей, явно болееющий за Кайзерслаутен, наклонился надо мной.
-Получен приказ о наступлении.Необходимо разбить русскую танковую армию и отбросить иванов от Харькова. Вам все понятно.
- Так точно, господин полковник!
И вот мой 'Тигр' в непролазной черной мгле выходит на боевую позицию. Вверх взвиваются десятки ракет и сотня русских Т-34 через кукурузное поле устремилась на нас. Вот она минута славы! Завтра - заслуженный отпуск и, быть может, рыцарский крест.
Вперед, и 'Тигры' урча покатились с горы на на 5-ю гвардейскую. Русские не ожидали контратаки. Наши танки сходились настолько близко, что стрельба шла с расстояний, едва превышавшей длину орудий. Темноту все больше и больше освещали горящие машины. Моя машина первой ворвалась в боевые порядки русских, сминая противотанковые орудия, утюжа блиндажи и поливая из пулеметов рассыпающуюся по сторонам пехоту. Танк пересек линию обороны, я приказываю идти вдоль кукурузного поля и вырываюсь на оперативный простор. Следом за мной пошла вся мощь нашего танкового батальона. За ним в прорыв устремились 7-я танковая и мотопехотная дивизии СС 'Викинг'. Фронт русских смят. Мы победили. Завтра вся Германия узнает о нашей великой победе. Завтра сам фюрер...
Полицейские подошли к лавочке, на которой сидел, наклонив голову старик в болониевом плаще и мятой шляпе.
- Посмотри, Клаус, - наклонился над стариком один из них. - По-моему, он уже не дойдет до дому.
Клаус взял руку старика и пощупал пульс.
- Да, кажется, готов. Звони в управление. Как надоело мне в этом парке собирать наркоманов и стариков.
В этот момент послышался лязг гусениц. Полицейские оцепенели. Прямо по дорожкам парка, ломая кусты и деревья на них двигался 'Тигр' с бортовым номером '545'.
- Это, что. Это, наверное кино снимают, - пробормотал Клаус, хватаясь за кобуру.
'Тигр' урча медленно подъехал к полицейским и с лязгом остановился. Откинулась крышка люка и из командирской башни показался молодой танкист в черной, запыленной форме. Он ловко выбрался из машины, не обращая внимания на полицейских подошел к старику и взял его за руку.
- Хершель прощает тебя и передает благодарность за то, что помог Марте. Теперь ты свободен.
Старик улыбнулся и улыбка застыла на его лице.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________