Аннотация: Так часто слышишь: "подарю тебе солнце", а что если действительно подарить?
Из ворот Академии вышел импозантный декан в зеленых ботинках и коротком плаще желтого цвета. Для декана Ласкогляд был молод, его виски только начали седеть, в остальном сохраняя привычную рыжину. Его вид, несмотря на все желание волшебника выделиться, был таков, что он легко бы затерялся в раскинувшейся перед воротами осенней роще. Расхлябанная погода вконец расквасилась - краски мира потускнели, и закапало небо. Три молоденьких студентки прошмыгнули мимо Ласкогляда в Академию и сдержанно хихикнули, представляя, как он сейчас вымокнет.
Они плохо его знали, эти первокурсницы. Ласкогляд привычно выгнул дугой пространство над головой так, что все капли теперь падали мимо. Он прошелся до стоянки за углом, требовательно махнул рукой, и его аккуратно взял в рот стоявший там таксодракон. Как и полагалось, он был желтым, в тон плащу, с черной полосой по тушке. В пасти немного воняло, и Ласкогляд в очередной раз подумал, как неплохо бы было, приспособь драконоводы под заправку какое другое отверстие, нежели глотку в кабине. Магистр, поудобнее устраиваясь на языке, бросил взгляд на стены Академии и брезгливо скривился - не далее как сегодня старший дизайнер Безвкусец, поддавшись веяниям моды, оформил Академию в стиле а-ля-пряничный-домик. Лишь ворота остались нетронутыми - должно быть, привратник сильно возмутился предложением сделать их шоколадными и скорее всего даже немного побил Безвкусеца.
- К Лилии, - буркнул волшебник, - и поскорей, плачу вдвое.
Дракон закрыл пасть и с короткого разбегу взвился в небо. Для человека путь был неблизкий - Академия расположилась далеко за городом. Ее директорат так и не смог договориться с новым мэром Толстосумом, который издал указ, запрещающий зданиям иметь внушительный вид и быть выше одного этажа. Поговаривали, что у мэра есть какие-то подвязки с областным депутарием, и потому магистры поостереглись превращать Толстосума в пыль, чтобы затем разметать ее по галактике. Пришлось переносить здание Академии. Хотя, на взгляд Ласкогляда, оно от этого только выиграло - на холме здание смотрелось куда как внушительнее. Над городом было солнечно, поскольку не далее этого утра мэр распорядился разогнать облака пироснарядами - дабы не лишать себя привычной предобеденной прогулки. Магов и магию Толстосум взаимно не любил.
Красотка Лилочка жила в низеньком домике под красненькой черепичкой... в общем, она была до того мила, что автору, описывая девушку и окружавшую ее обстановку, пришлось бы довольно долго икать суффиксами, ибо по другому представить эту прелестницу было невозможно. Однако же из-за того, что девушка мало выходила из дома и обычно сторонилась магов, она не скоро попалась на глаза Ласкогляду. Но когда попалась, отвертеться уже не смогла - Ласкогляд в деле соблазнения поднаторел не меньше, чем в деле искривления пространства... вернее будет сказать, почти не меньше, ведь кафедру эмпатии все же вел Кривоух, а не он. Известный (разумеется всем, кроме Лилочки, ведь она жила почти затворницей) ловелас Ласкогляд приручил милашку и так привязал ее к себе, что она влюбилась в нашего декана без памяти.
Они пили на веранде кофе, Ласкогляд ласкал взглядом нашу красавицу, отчего та млела, как кошечка на солнышке... Надо сказать, к разговору о солнце речь у них и шла.
- Лилочка моя, я люблю вас до последнего протончика. Вы так милы, что я задыхаюсь от счастья, того и гляди вспыхну, как фосфор, от чувства к вам!
Ласкогляд продолжал упражняться в велеречивости, волшебнику было мало уже принадлежавшего ему сердца красавицы, он хотел владеть и остальными частями ее тела. Красавица, будучи благовоспитанной, отдаваться целиком не спешила и хотела посмотреть, как ее возлюбленный распорядится тем, что уже имеет. Сердце ее, безусловно, разбилось бы вдребезги, узнай она о работе Ласкогляда, ведь Лилочка во многом разделяла взгляды своего дядюшки Толстосума, который, только заслышав слово "волшебник", скрипел зубами. Для Лилочки Ласкогляд был всего лишь директором местного филиала гномьего концерна "Строймастер". Надо отметить, что к упомянутому концерну Ласкогляд все-таки имел некоторое отношение, поскольку часто оказывал гномам услуги по расширению пространства внутри построенных домов.
- Правда ли, что вы так полны любви ко мне? Однако же вы всячески избегаете, чтобы я знакомила вас с дядюшкой, - с укором произнесла девушка.
- Милочка, - парировал волшебник, - я бы желал познакомиться с вами поближе прежде, чем заводить столь деловые связи. Ваш заботливый дядюшка окружит меня богатством и даст мне высокое положение, только бы я сделал вас счастливой. Я же хочу осуществить это от одного только чувства, так же даром, как проливает свой свет солнце!
На это Лилочке возразить было нечем, она томно вздохнула и с умеренно-благоразумным кокетством ответила:
- Вы говорите, что любовь ваша столь велика, что затмевает собой солнце. Право, я не уверена - ведь солнышко все также светит над нами.
Волшебник заговорщицки улыбнулся и сказал:
- Я брошу это солнце к вашим ногам, кому оно нужно, ведь моя любовь к вам ярче солнечного света!
Красавица рассмеялась, а Ласкогляд с пылом юного любовника воскликнул:
- Если, моя любовь, я преподнесу вам это невзрачное солнце, вы будете моей?
- О, тогда я буду вашей, - со смехом отвечала Лилия, - но лучше бросьте эти сумасбродные мысли, ведь такое, я уверена, даже волшебникам не под силу. Лучше почитайте мне еще ваших прекрасных стихов!
Он прочел ей пару сонетов и с закатом заспешил обратно на работу, одолеваемый неудовлетворенной страстью и смелыми мыслями. Дарить солнце - тонкая наука, и Ласкогляд погрузился с головой в чтение древних манускриптов библиотеки Академии Волшебства и Мистики. Мало было поймать солнце, надо облечь его в надлежащую форму, ведь об него можно обжечь руки. На этой мысли взгляд магистра упал на стойку секретаря, где стоял стеклянный шарик на подставке, в котором кружились снежинки. Кроме того волшебник сильно задумался на тему, что жить в ночи будет не очень приятно и придется много тратиться на свечи. А потому следовало что-нибудь сделать с освещением, ведь не ему же самому, чтобы там не говорил, быть лампочкой для целого мира - это обременительно, и у лампочек для миров наверняка не запланировано отпусков. В конце концов, Ласкогляд решил все вопросы и в Самой Главной Зале наверху Главной Башни начал опасный ритуал. Иллюминации, какие обычно возникают, когда за дело берется мастер иллюзий или шарлатан, не было - но звезды на ясном ночном небе придвинулись и ярче засияли над городом. Ласкогляд простер руку в сторону Сириуса - звезда начала расти в объеме, давая все больше света. Ласкогляд взмок, вычисляя точную корректуру гармоник пространства-времени для того, чтобы свет от звезды дошел до Земли не раньше и не позже утра. К утру Сириус должен был вырасти размером с небольшую луну. Оставалась сущая мелочь - упаковать Солнце.
Утром всполошились все - холодный голубоватый свет острозубых звезд заливал округу, и плошка явно другого солнца горела вовсе не на востоке, к чему все давно привыкли. А самое главное - было слишком холодно для ранней осени. Директорат Академии затеял разбирательство, вследствие чего были отменены на радость студентам все занятия. Кое-что пряча под пальто, которое выглядело этим утром не просто желтым, а солнечным, Ласкогляд направился к Лилии. Девушка оказалась дома, пребывала в расстроенных чувствах и куталась в изящную шаль, а потому волшебник, переступив порог ее дома, тщательно прикрыл дверь и воскликнул:
- Лилочка! Мое любовь к тебе полыхает и рвется из груди, она больше солнца! Я дарю тебе солнце, будь моей, и тогда я подарю всю свою любовь!
Ласкогляд встал на колено и протянул подарок - в шарике на подставке из оникса горело Солнце. Его приятное тепло тут же согрело девушку, свет же был ярок до вполне тусклого, чтобы на Солнце смотреть не моргая - тьмовое стекло надежно прятало избыток солнечных лучей.
- Право же, я совсем не подозревала, что вы настолько безумны, - задумчиво произнесла девушка, рассматривая подставку, она искала гравировку мастера. Там горела надпись "Твоя навсегда", но никакого клейма Лилия не нашла. Ласкогляду стоило немалых усилий удержаться от соблазна пометить изделие "Солнце" своим клеймом. Клеймо могло выдать волшебника с головой, тогда как без него при неблагоприятном стечении обстоятельств, коим могла стать антимаговая дыба, все можно было свалить на эльфов. Те всегда были столь гордые, что воротили нос и отказывались отвечать на вопросы "каких-то временщиков".
- Остерегитесь, ради вас я готов и на большие безумства! Будьте моей!
Он начал с усердием совращать ее, все более и более углубляясь в пикантную сторону их возможных отношений. Девушка не выдержала напора и сдалась под натиском поцелуев. Любовники переместились в спальню, а Солнце неблагоразумно поставили на подоконник. Однако никто из прохожих ничего предосудительного, за исключением самого действа в спальне, не заметил, ведь многие в тот день разожгли подсвечники и камины. Да и любовников смогли заметить лишь высокорослые эльфы, они воротили нос и спешили скорее пройти мимо окна.
Ласкогляд дремал, Лилия лежала у него на плече. Оба набирались сил для следующего рывка, когда случилось вот что - Толстосум, проходя мимо дома племянницы, решил заглянуть "на огонек". Мэру, известному на весь город скупердяю, казалось чрезвычайно растратным жечь свечи в спальне посреди дня, когда никому и в голову не могло прийти спать. И поскольку Тостосум был не только мэр, но и дядюшка, у него нашлось, чем отпереть дверь, после чего он прошел в спальню.
Толстосум сразу распознал волшебника и с ревом кинулся на него, отчего Ласкогляд вскочил на ноги. Спросонья не разобрав, кто именно набросился на него, но обладая достаточным и не безболезненным опытом, Ласкогляд просто дал деру через окно, вспоминая добрым словом мэра и его указ. Будучи неловким, волшебник сшиб и Солнце. Шар упал и разбился, а горе-любовник предстал перед горожанами во всей своей ослепляющей наготе.
Долго ли - коротко ли (хотя на самом деле - очень даже долго, сказал бы Ласкогляд), но ожоги на теле волшебника залечили, было это столь трудным делом, что Академии пришлось выписывать архидорогого архимага-лекаря из-за границы. Волшебника лишили звания магистра, да и не уволили только потому, что самоцветов на его лечение ушло столько, что отрабатывать ему их надо было сто двадцать три года и еще три недели - за койко-место. Известное дело - зарплата у уборщиков совсем невелика.
Лилия, прознав, что ее возлюбленный оказался волшебником, долго оплакивала свою любовь. Однако же калитка ее была открыта - и вскоре в нее постучал приятного вида купец. Что же касается Солнца, оно пожгло весь садик, но было вовремя водворено на место. К счастью, декан кафедры левитации не успел улететь в командировку, и потому сумел справиться с этой задачей прежде, чем Солнце превратило в пепел городок и его жителей. Хитрость же Ласкогляда состояла в том, что пространство Солнца и области вокруг Земли было всего лишь свернуто в тугой многомерный клубок. Со временем ничем не сдерживаемое искривление расправилось, словно сильно сжатая пружина, и все стало буднично - на целых два года.
Ласкогляд протирал плафон люстры в подвале, когда до волшебника донесся нарастающий гул из-под земли. Задребезжали дубовые стеллажи, они оторвались от пола и поплыли прямо на волшебника, как стая кашалотов, сопровождаемая косяком всякого хлама, слетевшего с полок. Ласкогляд не растерялся и, схватившись за люстру, прижался к потолку. Определенно напортачили с левитацией - поначалу решил он. Дверь растворилась, и в подвал вплыл пышноусый декан кафедры изменений, страстный любитель делать из угля алмазы паршивого качества.
- Дружище, мне очень нужен ваш совет! - начал декан.
Ласкогляд припомнил, что, кажется, того звали Скородохом, он откуда-то приехал, и его взяли на работу полгода назад. Помнится, он был в трактире, когда волшебник по пьяной лавочке в который раз рассказывал историю своей любви, как всегда скромно умолчав о финале. Ласкогляд с неприязнью взглянул на Скородоха, на секунду у волшебника мелькнула шальная мысль, что вот как раз этот тип и устроил творящийся бедлам. Декан продолжил:
- Понимаешь, дружище, я Солнце сжал, чтобы в шарик засунуть - а оно чего-то взяло и почернело.