- Так вот он нынче на какие штуки пустился! - сказала она себе, -
совесть в кармане завел!
(М. Салтыков-Щедрин)
Не было никакого туннеля. Совсем. Артем попытался почувствовать своим вновь обретенным телом хоть что-нибудь, а глазами - найти злополучный туннель и узреть, в конце концов, свет. Внезапно его пронзили тысячи игл, долгожданный свет не блеснул холодной далекой звездочкой, а шарахнул со всей мощью взрыва сверхновой, прижав и расплющив в пространстве. Накатила нешуточная боль, такая, что хотелось закричать. Артем раскрыл рот и...
* * *
- Что с ним такое? - спросил Никодимыч, с трудом удерживая извивающееся тело юноши.
- Кричит, не видишь, что ли? - сердито буркнула знахарка. - Больно ему сейчас.
Кузнецу многое довелось повидать в жизни. Но как можно кричать, не издавая при том ни звука?
Наконец, странная опухоль на груди Артема лопнула, брызнув кровавыми каплями на зеленую траву. В тот же миг юноша закрыл глаза и перестал вырываться.
- Ну, вот и все, - со вздохом облегчения сказала Варвара.
Она пошептала над раной. Там, где только что красовалась жуткого вида опухоль, не осталось и следа.
- Что? Неужто сызнова помер?
- Нет, только небольшое беспамятство, - молвила Варвара.
Она устало побрела к дому, отирая пот со лба, на полпути остановилась и, повернувшись к кузнецу, сказала:
- Ты, Василий, его водицей колодезной спрысни, а очнется - в дом веди, разговор есть.
Никодимыч проводил знахарку взглядом и обернулся к Артему. Тот сидел на траве и растерянно смотрел на кузнеца.
- Жив, стало быть! - обрадовался Никодимыч.
- А что, непохоже?
У кузнеца изумленно отвисла челюсть. Однажды на стольноградской ярмарке он видел скомороха, чье искусство показалось ему чудом: затейник держал в руках деревянную говорящую куклу и вел с ней скабрезный разговор на потеху толпе. Игрушка открывала рот и противным, слегка придушенным, голосом рассказывала, до чего же ласковая и приветливая жена у соседа. Мужики, обступившие скомороха со всех сторон, гоготали, ведь соседи-то есть почитай у каждого, а потому они наперебой выспрашивали подробности и бросали мелкие монетки в лежавшую у ног затейника шапку. Скоморох белозубо скалился, во все стороны вертя размалеванной рожей, и разливался соловьем. Вот тогда-то Никодимыч и приметил, что хоть губы-то затейника и не шевелятся, но зато горло его дергается в такт словам деревянной игрушки. "Вон оно что! - сообразил кузнец. - Дык это ж он сам говорит и за себя и за куклу! Но до чего ж искусно!" - и тоже бросил монетку - за мастерство.
Однако губы Темы были плотно сомкнуты, а голос его прозвучал чисто и без искажений. Более того, в глазах студента через мгновение отразилось недоумение, словно он и сам не понял, что произошло. Артем сперва осторожно коснулся своих губ, а потом и вовсе принялся испуганно их ощупывать.
- Что за фигня-то? - продолжал звучать голос. - Кто это говорит?
- Мать честная! - ахнул Никодимыч. - Да он спятил!
- Сам дурак, - отозвался голос.
- Что-о?! - начал было заводиться кузнец, засучивая рукава и стискивая кулаки.
Затем он увидел ошеломленное лицо юноши и остыл.
- Варварина работа, как пить дать! - определил Никодимыч. - Это ж чего учудила-то! А ну, айда в избу!
- Не пойду, - упрямо заявил голос, - будет опять всякую дрянь мне в рот совать!
Противореча сказанному, Артем поднялся с травы и послушно поплелся вслед за Никодимычем к дому.
Входя в жилище ведуньи, парень забыл пригнуться и больно стукнулся макушкой о брус дверной рамы.
- Проклятая дверь, - с чувством отреагировал голос, - понарыли тут нор кротовых, порядочному человеку не войти толком!
- Полегче, паренек, - отозвалась из глубины дома Варвара. - Сам виноват, что шишку набил. Не задирай нос выше потолка - целее будешь.
- Тебя, старая ведьма, спросить забыл.
Знахарка засмеялась:
- Вот, стало быть, что ты обо мне думаешь, Тема.
Варвара вышла навстречу мужчинам и, взглянув на встревоженного Никодимыча, сделала нетерпеливый жест рукой и сказала:
- Давайте-ка к столу, и червячка заморим, и о деле поговорим. Ты, Василий, не бойся. У мальчишки твоего с головой все в порядке. Главное, что теперь он может говорить.
Ведунья хитро улыбнулась.
- Но пока не свыкнется, ему будет нелегко, - добавила она.
Стол со снедью стоял у окна. Артем ощутил острый голод, словно неделю не ел, и подумал: "Как кстати! Только больно уж зелени многовато, вегетарианцы они, что ли?"
- Бабуся, а что-нибудь поинтересней у тебя пожевать нету? Что ж вы одним силосом питаетесь? Не коровы поди, чтоб репе да морковке радоваться! Да и Никодимыч, культурист местный, на такой жратве долго не протянет.
- Ты, Варвара, эта... - Никодимыч выразительно скосил глаза на пунцового от смущения Артема. - Что ж такое с ним сотворила-то? И как он умудряется говорить, рта не открываючи?
- Ежели б ты не спал ночью, а слушал, какие чары я наводила, - отмахнулась ведунья, - не спрашивал бы.
Она тяжелым взглядом посмотрела студенту в глаза, потом вздохнула, подошла к накрытому столу и сказала:
- За то, что сыроядствуем, тебя, Тема, благодарить надо. Аль забыл, кто всю деревню без огня оставил? Вон и тесто подошло, а огонь в печи не развести и хлеба не испечь.
Ничто так не сближает людей как совместная трапеза. Даже если они грустно хрумкают морковку.
- Ты вот что, Василий, - сказала Варвара, - несколько деньков за парнем догляд нужен. Справишься?
Кузнец важно кивнул.
- Вот и хорошо, а то оберег-то его токма ночью защиту дает, да и с голосом свыкнуться потребно.
- Да уж, с голосом ты действительно - того, - Никодимыч хлопнул себя по ляжкам и гоготнул, - перемудрила.
- Сам ты "того", - обиделась ведунья, - то волшба древняя, ее секрет мне мать перед смертью как великую тайну доверила.
- Дык разве я против! Только уж больно охальный голос получился, может, чего запамятовала на старости-то лет? - продолжал посмеиваться Никодимыч, не замечая сгустившихся над ним туч.
И грянул гром: разгневанная Варвара влепила деревянной ложкой аккурат в центр Никодимычева лба.
- Ой, чего ты? - Никодимыч схватился рукой за пострадавшее место.
Артем смущенно улыбнулся, а его голос принялся хохотать:
- Вот это да, бабуся! С самой песок уж сыпется, но зато боевая - страсть! Ха-ха!
Несколько мгновений ведунья сверлила глазами студента, потом в сердцах отшвырнула ложку.
- Ты, я вижу, не уймешься, - буркнула ведунья, - токмо лясы точить горазд!
Потом окинула парня презрительным взглядом.
- Так вот, - продолжила она, - отправляйся до Селивановой хаты, чай не забыл, где она, и принеси осколок идола. Да чтобы одна нога здесь, другая там!
Выскочив из-за стола, студент стремглав выбежал во двор.
- А теперь слушай, меня внимательно, Василий, - торопливо проговорила ведунья. - Может, все так и должно было случиться, не ведаю. Мать не все успела рассказать. Чародейством-то голос я отделила, но оставить его послушным инструментом для парня не удалось.
- И что ж теперь будет? - спросил Никодимыч.
- Оберег подчинит голос после заката. Должен, во всяком случае, - ответила знахарка.
- А ежели нет?
Варвара пожала плечами.
- Стало быть, такова воля лесных богов.
Из заветного сундука старуха извлекла ивовую корягу: узловатую, потемневшую от времени рогатину - инструмент лозоходца.
- Это ж... - ахнул кузнец.
- Да. Это палец Лесной богини. Но другого способа найти дорогу к вамирэхам я не знаю, - сказала Варвара.
Она благоговейно посмотрела на корягу, коснулась ее сухими морщинистыми губами, затем решительно протянула Никодимычу:
- Владей! Отдаю по доброй воле!
Никодимыч взял лозу, почтительно склонил голову и сказал:
- Принимаю по доброй воле.
- Больше я ничем помочь не могу, - проговорила Варвара. - Осколок статуэтки привяжи к навершию, и палец Лесной богини укажет вам путь.
Ведунья помолчала, пристально вглядываясь в лицо Никодимыча.
- Прощай! - сказала она неожиданно дрогнувшим голосом и отвернулась.
* * *
Огневка вымерла. Дома зажмурились ставнями, распрощавшись с обитателями. Заколоченные досками двери словно говорили прохожим, что хозяева не ушли по грибы, а покинули жилища надолго, если не навсегда. Вот только не было никаких прохожих - улицы опустели вслед за домами. Осталась тишина - первозданная, в которой не нашлось места человеку, только шелесту ветра в кронах деревьев, да стрекоту кузнечиков в траве. На краю леса вопросительно-печально куковала кукушка. "Ку-ку? - спрашивала она. - Ку-ку?".
- На кудыкину гору! - раздраженно отозвался голос Артема.
- Ку... - поперхнулась обидой кукушка и умолкла.
Староста Селиван так же, как и остальные огневцы, обезопасил свой дом от вторжения непрошеных гостей. Артем потоптался у входа, затем подергал одну из досок, перекрывающих дверь.
- Да уж... - присвистнул его освобожденный голос. - Хороший гвоздодер тут бы не помешал!
- Посторонись! - мускулистая рука Никодимыча легко отодвинула студента в сторону.
Тот отступил, и язвительный комментарий голоса не заставил себя ждать:
- А ты не спешил, как я погляжу, неужто решился, наконец?
- Ты эта... об чем? - недоуменно спросил Никодимыч.
- О ком, - поправил голос, - о Варваре, конечно! Сам посуди: дама в девках засиделась, глаз на тебя положила, а ты скромничаешь...
В следующее мгновение огромные руки кузнеца стиснули горло студента:
- Придушу, охальник! Вот-ить пакостная душонка! Чего домыслил! Да чтобы я?!
- Правильно, - радостно согласился голос, - дави его, дави! Хоть освобожусь, а то надоело уже за этим олухом таскаться.
Кузнец выпустил жертву и брезгливо вытер ладони о штаны.
- Сволочь! - Никодимыч презрительно сплюнул и отвернулся к заколоченной двери.
Гвозди жалобно взвыли, но устоять перед гневом кузнеца не смогли - через минуту освобожденная дверь распахнулась.
- Ну, чего ждешь? - поторопил кузнец.
Артем, сидевший на крыльце, поднялся и послушно скрылся в доме.
Никодимыч все еще сердился. Умом-то он понимал, что парень не вполне отвечает за то, что говорит его голос, но продолжал злиться - уже на самого себя.
"Что ж это я, - мысленно сокрушался Никодимыч, - ведь чуть его не убил! Но голос-то каков! Освободиться хочет... Эх, Варвара, Варвара, ночью оберег, стало быть, подействует? Так до ночи-то еще дожить надо!"
Думы Артема тоже весельем не отличались. Все определенно шло наперекосяк. Как можно сохранить рассудок, оказавшись в чуждом мире? Особенно, когда понимаешь, что на самом деле ты даже не герой второго плана, а статист, которому отвели роль живой декорации и передвигают с места на место по воле сумасбродного режиссера!
Если посмотреть на все со спокойной рассудительностью, то Артем привык, что за него постоянно кто-то что-то решал. Мать, отец, немногочисленные друзья. Родители, едва дело касалось компьютеров, сразу впадали в ступор и, если мать еще как-то пыталась сохранить свой авторитет, отмахиваясь фразой "не морочь мне голову", то отец честно признавал пальму первенства за сыном, говоря: "Тема, ты ж знаешь, что я в этом дундук и нифига не понимаю". Приятно, что и говорить! Надо же и маменькиным сынкам потешить собственное самолюбие. Хотя бы изредка. А то и лайф не в кайф.
Но попав в этот мир через вирутально-магические врата, Артем понял, что полагаться здесь можно на себя и только на себя. Всего пара дней прошла с момента переноса, а он успел вляпаться в кучу неприятностей. Причем самым ярким потрясением стала собственная смерть. Настолько сильным, что теперь он знал наверняка, что жить хочется. Очень. Если не вечно, то хотя бы долго и счастливо. И чтобы снова плутать во мраке небытия... нет уж!
Жилище Селивана хранило следы поспешного бегства: веселые зановесочки, расписная утварь исчезли. Повсюду царил полумрак. Дневной свет едва просачивался в щели закрытых ставней. Поднявшись на второй этаж, Артем пустился на поиски, и оказалось, что осколки обсидиана рачительная хозяйка вымела еще с вечера. Наконец, возле ножки кровати он обнаружил искомое и вздохнул с облегчением.
"Неужели и впрямь хочешь моей смерти?" - Артем впервые мысленно обратился к голосу, не особо рассчитывая на ответ.
"Спрашиваешь! - тут же отозвался голос. - Рано или поздно дело кончится тем, что ты сыграешь в ящик. Я, можно сказать, милосердно иду тебе навстречу, ускоряю процесс..."
"Пессимист?"
"Ничего подобного, - возразил голос. - Я реалист, не чуждый гуманизма, кстати".
Кузнец завернул осколок в тряпицу и убрал в заплечный мешок.
- Ого! - обрадовался голос и тут же ядовито осведомился: - У тебя ж, помнится, никакого мешка не было. Неужто ограбил-таки старушку? Ну и правильно!
Никодимыч покосился на Артема. Парень мотал головой, показывая то на свои сомкнутые губы, то на уши.
- Ну-ну, - кузнец утешительно похлопал его по плечу, - я все понимаю, жаль, что не сразу смекнул. Не держи на меня зла.
- Чего? Не понял, что это еще за нежности? - рассердился голос. - А посильнее стукнуть руки отвалятся, да?
Никодимыч покачал головой, усмехаясь. Потом взял паренька за локоть и повел прочь от дома старосты.
- Огневку, Тема, надо покинуть поскорее. Лучше еще до вечера оказаться от нее подальше. Нечисть уже разведала, что огня тут нет. Нет огня - стало быть, нет и защиты Огненного короля.
* * *
До жилища кузнеца дошли быстро, но у входа Никодимыч остановился. Дверь была приоткрыта, а ее прочная дубовая поверхность оказалась изрыта глубокими царапинами.
- Та-ак, - негромко сказал Никодимыч и входить не стал. Сначала он прошел под навес в примыкавшую к дому кузницу, увлекая за собой Артема.
Студент терпеливо молчал, хоть ему и хотелось знать, что происходит, но даже мысленно сформулировать вопрос он не рискнул - кто знает, как все переиначит взбунтовавшийся голос.
- В дом забрался чужак, - пояснил Никодимыч, взяв с наковальни огромный молот. - Там ли он или уже ушел, не ведаю, но лучше нам быть готовыми ко всему. Вот, держи пробойник, а то мало ли...
Артем взял предложенный молоток размером поменьше, но увесистый. Пробойник это или что еще - для неопытного студента разницы не имело. По виду - так очень похоже на молот с прочной деревянной рукоятью, вот только с одной стороны металлической головки угрожающе выпирал заостренный конус. Таким орудием можно пробить отверстие не только в раскаленном металле, но и в черепе врага. Если уметь, конечно. Артем не умел. Да и откуда бы у законопослушного студента взяться навыкам убийства? Такому в институтах не обучают. Вот разве что в компьютерных играх или американских боевиках. Но даже там любая битва - всего лишь смесь графических спецэффектов, далеких от реальности.
Стиснув рукоять пробойника, Артем твердо посмотрел в глаза Никодимыча и кивнул. Если для собственного выживания потребуется проломить череп-другой, он это сделает.
Входили с опаской. Дверь в сени отворилась, скользнув на хорошо смазанных петлях. Кем бы ни были таинственные визитеры, покуролесили они на славу: опрокинутые лавки, разбитый ларь с высыпанным и безнадежно испорченным содержимым. Черепки посуды усеивали пол, блестевший липкими пятнами растоптанных медовых сот. В жалком искореженном куске металлолома с трудом можно было узнать меднобокий самовар. Его смяли, словно бумажный стаканчик, и бросили. А вот стол уцелел каким-то чудом и теперь одиноко стоял у окна среди всеобщего разгрома.
- Ух-ты! А вечеринка-то была крутая! - оживился голос и заорал, что было мочи: - Эй! Есть кто дома, а?! Пиво осталось?
-......! - в сердцах выругался Никодимыч настолько непечатно, что у Артема изумленно отвисла челюсть. Студент собственными ушами нашел подтверждение тому, что русский мат уходит корнями гораздо глубже, чем подозревают историки.
Богатое воображение Артема тут же услужливо нарисовало картинку: весь преподавательский состав кафедры истории во главе с заведующим - профессором Иваном Васильевичем Конягой - дружной вереницей ползут на четвереньках, ощупывая окружающее пространство лопухастыми перепончатыми ушами. Люто, и не без взаимности, ненавидящий студентов профессор Коняга, само собой - впереди. Его багровое от усилий круглое лицо лоснится от пота...
Улыбнуться приятным грезам Артем не успел, потому что перед ним внезапно возникло другое лицо - реальное. Тоже багровое, правда, не от усилий, а от гнева. Никодимыч сердито смотрел на парня, нервно стиснув в руке тяжелый молот.
- Тьфу, ты! - сплюнул кузнец, - Ну, удружила ты мне, Варвара! Ладно. Чего уж тут таиться, от таких воплей и мертвые из гробов повылазят, не то что...
Не договорив, Никодимыч рывком распахнул дверь в избу и замер на пороге. Артему было и любопытно, и боязно, что же задержало кузнеца, но широкая спина местного культуриста заслоняла обзор. Наконец, Никодимыч шагнул в проем.
Залитая солнечным светом горница не избежала разрушений - все, что возможно, сломали и раскрошили, однако следы вандализма скрывал белый, словно снег, пух из растерзанной перины. Он устилал все ровным слоем. Лишь возле печи черной квадратной пастью зияло отверстие распахнутого люка в подполье.
- У-у! Кина не будет? - прокомментировал голос. - Как все запущено!
- Нечисть орудовала, по всему видать, - сказал Никодимыч в ответ на вопросительный взгляд Артема.
Мужественно проигнорировал подначку голоса и пояснил:
- Человек не станет громить все без разбору.
Артем покосился на окна - от вышитых занавесок остались лохмотья.
- Эх, не запер я дом, а зря! - между тем сокрушался кузнец. - Но, ежели знать, где упасть, так соломку бы подстелил.
И он махнул рукой. Оставаться в комнате дольше было незачем, но кузнец медлил, переминался с ноги на ногу, потом склонился над тем, что когда-то было кроватью, и подозрительно шмыгнул носом.
Едва слышный шорох привлек внимание Артема: "Эге, - подумал он, - а у кузнеца-то мышки водятся..."
Студент сделал несколько шагов к люку подполья и, любопытствуя, вытянул шею. В то же мгновение во тьме обозначилась мышка, при этом она предъявила столь выдающиеся портретные данные, что наивный студент остолбенел. Не испугался, а именно остолбенел - сказалась давняя закалка любителя фильмов ужасов. Артем разглядывал чудовище исключительно с познавательными целями, привычно оценивая качество работы художника-гримера и мастера по спецэффектам.
Тварь щеголяла удлиненным черепом, поросшим тускло-серой шерстью, заостренными ушами и массивными клыкастыми челюстями. Пара глаз зловеще светилась из глубины глазниц. Вместо носа посреди морды красовался бесформенный бугор с двумя щелевидными ноздрями. Остальные причиндалы чудовища таились во мраке подполья.
"Так себе, спецэффекты, на троечку!" - успел разочарованно подумать студент, и тут же уши троечницы прижались к черепу, а пасть ощерилась клыками. Затем, смазанной серой тенью мелькнула когтистая лапа...
- Ах, что б тебя! Вот-ыть балбес малохольный!
Кузнец отшвырнул Артема словно куль муки и принялся отчаянно дубасить молотом по лапе чудовища, помогая жутким когтям твари еще глубже увязнуть в деревянном полу. Лапа, оказавшись в потоке солнечного света, задымилась, а тварь немузыкально завизжала. То ли ей не нравились солнечные ванны, то ли массаж кузнеца - молотом по пальцам пришелся не по вкусу, однако хищная скотинка протестовала так, что можно было оглохнуть.
Удовлетворившись результатом, кузнец отступил и неодобрительно взглянул на Артема. Тот сидел, воткнувшись пятой точкой в останки кровати, а вокруг, золотясь в солнечных лучах, кружились взметнувшиеся к потолку перья из разорванной перины.
Артема словно ведром ледяной воды окатило - он понял, что это не кино, и вслед за кузнецом рванул к выходу. Выскочив в сени, беглецы поспешно закрыли за собой дверь. Нужды в том не было никакой, пользы - тоже. Впрочем, визг чудовища теперь не столь жестоко терзал уши.
- Эх, теперь припасов нам не видать! - сокрушался Никодимыч. - В подполье все осталось, в погребке.
- Угу, - ехидно подхватил голос Темы, - все, что нажито непосильным трудом, все погибло.
- Верно говоришь, - усмехнулся кузнец, - да не дело об том тужить, чему нельзя пособить.
За дверью стихло.
- Неужто истлела-таки нечисть поганая? - Никодимыч приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
Лапа чудовища исчезла, но там, где в половицу вонзались когти, остались глубокие борозды.
- Хмм, посмотрим... - кузнец предостерегающе взглянул на Артема и переступил порог.
Раздался сухой треск древесины, и две когтистые лапы, пробив половицы, попытались дотянуться до ног Никодимыча.
- А, чтоб тебя! - бросил Никодимыч, поспешно отступая за порог. - Тут не достанешь.
Чудовище разочарованно взвыло и втянуло начавшие дымиться лапы в спасительную темноту подполья.
- Стало быть, обойдемся Варвариными подарками, - кузнец дернул плечом, встряхивая мешок, - токмо вот снарядимся понадежней.
Мотнув кудлатой головой, словно одобряя принятое решение, Никодимыч проследовал в знакомую Артему горницу с памятным сундуком. Затем, откинув крышку, он принялся выкладывать содержимое сундука прямо на пол.
"Ни дать, ни взять, хранилище музейных артефактов, - подумалось Артему.
Артефактами Артем считал все, чему не мог найти объяснение или применение. Если "железяки" Никодимыча худо-бедно поддавались разумению, то изделия местной кожевенной промышленности внушали невольное уважение: тяжелые, громоздкие, похожие на панцирь черепахи, проклепанные и "изукрашенные" железными пластинами кирасы, наплечники и наручи.
Мелкой звенящей дробью сползла на пол выпущенная из рук кольчуга, замерла серебристой грудой сплетенных колечек.
Никодимыч бросил раздраженный взгляд на стоявшего возле окна паренька и вдруг замер, прислушиваясь. Где-то под полом скреблась мышь. Артем испуганно заозирался, тут же сообразив, что это за "мышка". Не иначе как та самая, с милой улыбкой и влюбленными кровянистыми глазками.
- Вот-ить шельма! - воскликнул Никодимыч с досадой и ловко выхватил из вороха скарба на полу пернач, сверкнувший стальными лезвиями. - Таких бы работников да погреба копать - милое дело! Токмо через дверь выйти у нас не получится. Чуешь? Возле порога роет, нечисть поганая, чтоб мы никуда не делись.
Никодимыч поднял из вороха доспехов кожаную рукавицу, проклепанную металлическими бляшками, критически оглядел, потом вздохнул и, прицелившись, швырнул к двери. Рукавица, звякнула металлом.
"Мышь" затихла на мгновение, а потом охотно продемонстрировала коготки, раздирая древесину пола, словно старый картон. Бесплодно мотнулись в воздухе страшные лапы и скрылись во тьме, где возобновились скребущие звуки. Очевидно, тварь решила вернуться к суровому труду рудокопа, тем более что жертвы так сладко пахли страхом и потом.
- Времени у нас мало, - посетовал Никодимыч. - Но ты не бойсь, Тема, не пропадем!
Кузнец распахнул окно. Солнце облило его фигуру золотым потоком света. Огненно-рыжая шевелюра казалась охваченной пламенем.
- Ну! Что застыл? Сигай во двор! - скомандовал Никодимыч.
Артем кивнул и ринулся в объятия крапивы, росшей под окном.
Вслед за студентом последовало снаряжение: это Никодимыч торопился выбросить в окно все, что возможно. Нечисть под полом загребала землю, руки кузнеца - оружие и доспехи. Наконец, в окне показалась потная, но довольная физиономия хозяина:
- Кажись, все! - улыбаясь, сообщил он. - Успели.
Никодимыч, вцепившись в подоконник, по пояс высунулся из окна, но позади затрещала древесина, и его разом побледневшее лицо исказилось от боли - тварь успела тоже.