Аннотация: Прошлое и будущее крепко связано ниточкой настоящего. Бабушка и внучка...Между ними - целая жизнь.
В ОДИН ИЗ ЗИМНИХ ВЕЧЕРОВ
За окном падал снег. Тихо, плавно летели снежинки, ложились на тротуар ковром, белый ворс которого сминался под ногами прохожих. Я смотрела на улицу, разглядывая все, что позволяли рамки окна: серые, голые деревья выстроились в ряд вдоль дороги, по которой пробегали шумные автомобили с усердными дворниками на ветровых стеклах. Важные вороны прохаживались по бело-черной земле, оставляя за собой черточки следов. Некоторые из птиц неспешно взлетали из осторожности при приближении прохожих, которым не было никакого дела ни до ворон, ни до деревьев - они торопились в тепло домов, подняв воротники, натянув шапки чуть ли не до носа, раскрыв черные, как те же вороны, большие зонты.
Прямо под окном прошел невысокий пожилой мужчина в черной кожаной куртке и такой же кепке. Он шел, с трудом отрывая ноги от земли и опуская их целиком на всю ступню, отчего походка его казалась странной. Мое сердце сжалось:"Папа!" Я припала к окну, провожая взглядом человека так похожего на моего отца. На глаза навернулись слезы. С тех пор как не стало родителей, я ощущала себя полной сиротой. Это чувство появилось внезапно - пустота в сердце, тоска и понимание одиночества. И только с бабушкой я еще могла быть ребенком.
Как наяву передо мной появилось ее лицо в обрамлении белоснежного пуха волос - прозрачного, легкого. Бабушка смотрела на меня так, словно звала:"Приходи внучка!"
"Я уж недели две не была у тебя, родная, как ты там? - подумалось мне, и, оглянувшись на кухню, где ожидал своего часа еще не готовый ужин, я вдруг решила, - Успею! Только туда и обратно, да там с часик - успею до вечера!"
Знакомая дорога, весной с двух сторон утопающая в облаках белоснежных цветов вишни, вела от рынка к старому дому. Этой улочке, пожалуй, лет шестьдесят, а то и больше. Кое-где в последние годы появились современные особняки. Среди них старые дома, некогда красивые и ухоженные, с маленькими палисадниками под окнами, выглядели совсем убого. Перед окном бабушкиного дома рос огромный куст сирени. Цвела она каждый год обильно, и цветение ее приходилось как раз на мой день рождения; отец щедро срезал большие ветки и приносил мне огромную охапку сиреневых цветов, отчего вся квартира на неделю погружалась в нежное благоухание. Сейчас куст спал, раскинув голые ветви по стене дома, на которой в этот сумрачный, ненастный день желтым уютом светилось окошко, наполовину пришторенное белыми занавесочками с резной вышивкой по углам.
Я как всегда подошла поближе к низкому деревянному забору и позвала, вглядываясь в открытую форточку:
- Бабуля!
"Сейчас она встает, надевает тапочки, идет к окну, выглядывает", - и за занавеской показалась бабушка!
Я помахала ей и пошла к калитке.
Круглая и большая печка-контромарка, еще дедом покрашенная серебристой краской, шипела газом, превращаемым в огонь, прогревающий кирпичное нутро громадины. Помню, такая же печь была и в родительском доме, только черная. Мама зажигала ее бумажным фитилем, заглядывая в глазок, проверяя - загорелась ли.
Я прислонила руки к печи, обняла ее.
- Греешься? - радостно спросила бабушка.
Она заварила чай и поставила старый пузатый чайник на стол. Круглый стол, тоже сделанный дедом - он был мастер по части мебели! - бабушка накрыла белой скатертью с вышитым рисунком по всему краю. Стол стоял посередине комнаты, между двумя кроватями с высокими железными спинками. Одна из них давно была пуста, но пухлые подушки на ней всегда красовались белоснежными наволочками, прикрытые ажурными накидками.
- Ба, я там принесла всего, давай устроим пир!
Бабушка слушала меня, сложив руки, так внимательно, будто боялась чего-то не запомнить. Ее почти слепые, но все еще синие глаза и собранные бантиком губы придавали лицу наивность ребенка. Это трогало и умиляло. Я подошла к ней, обняла.
- Бабулечка моя! Я так соскучилась! Ты прости меня, что давно не была, дома столько дел, да погода слякостная, сегодня вон первый день снег пошел.
- Да-а-а! - искренне удивилась она, - А я чувствую запах другой с улицы, свежий такой... снег! Утром надо будет дорожку чистить.
- А где твоя квартирантка? Уж почистит, наверное...
Бабушка махнула рукой:
- Уехала, с неделю как нет, домой поехала.
У меня сердце сжалось. Значит, целую неделю у бабули и хлеба свежего нет - она сама давно никуда не выходит!
- Так как же ты одна всю неделю? Мы же договорились, что она мне позвонит, если соберется уехать, а? Я ведь просила.
- Да я сказала, чтоб не беспокоила тебя - и своих забот хватает, а я сухарей насушила, и блины пекла, - она хитро улыбнулась, - только половину мимо.
- Это как так - мимо?
- Да не вижу, куда тесто лью, всю плиту замарала...
Я пошла на кухню - и точно! - коричневая корка подгоревшего теста облепила комфорку, да край плиты.
- Ладно, плиту вымоем. А ты зря сказала, чтоб не звонила, я бы раньше пришла. И, бабуля, ну пошли ко мне жить! Я тебе комнату отдельную выделю, квартира-то большая. Кушать всегда есть, и опять же - туалет, ванна - все в доме, и я беспокоиться не буду, как ты тут, одна, а?
Бабушка достала чашки из серванта, поставила на стол тарелочки, сахарницу. Она все точно брала и точно ставила. Я удивлялась про себя:
"Ведь не видит почти, а руки все помнят!"
- Не пойду, внучка! Ты не обижайся, - она села за стол, и я тоже, - Я привыкла одна, хозяйкой, да здесь я каждый угол, каждую ступеньку знаю, не промахнусь, почитай лет пятьдесят живу в этом доме. А у тебя я мешать буду. Да и шумно у тебя - муж, детки.
Я молчала. Тяжело слушать. Были бы родители живы! Не было бы таких проблем. Как все случилось, неправильно, страшно! Отец с матерью всегда с ней были. Даже, когда отца не стало, мама часто приходила к бабушке, оставалась у нее по несколько дней. Им всегда было о чем поболтать, что вспомнить.
- Ладно, ба, давай чай пить, пока горячий, что уж там, знаю я - ты всегда была самостоятельной, справишься! Я вот тебе курочку принесла, сейчас варить поставлю, пока чай пить будем и сварится.
Я старалась говорить оптимистично, а у самой комок в горле застрял. Пока я кастрюльку на огонь ставила, бабушка чай по чашкам разлила, банку с вареньем открыла, нюхает.
- Ох, дух какой! Смородина!
- Угу, иссык-кульская, душистая! А ты вот давай с бутербродом, колбаса докторская, не жирная.
Так, беседуя за чаем в тепле маленькой комнаты, мы и не заметили, как стемнело на улице. Зимние ночи приходят быстро, растворяя в темноте заботы дня. Летом в это время еще нещадно палит солнце, но в этот вечер мы с удовольствием грелись у добродушной печки, забыв про слякоть, ветер и повседневные заботы.
- Бабуль, а как мои родители познакомились? - я вспомнила маму, ее грустные глаза. Серые, с голубинкой, они достались мне в наследство. И грусть в них - тоже.
Бабушка приосанилась, сложила ладони на столе - одна на другую, и начала рассказывать:
- Отец твой, Алик, только вернулся с армии, такой, знаешь, красивый, все девки на него заглядывались.
Я слушала, улыбаясь:
- И с такими же как у тебя синими глазами!
- Да, - важно подтвердила бабушка, - они, родители твои, и раньше друг друга знали, Валя с матерью на Узбуме жила, и Алик с тетей Зиной недалеко, у завода. Вот. Валя ехала на трамвае, когда увидела Алика, да так и спрыгнула на ходу, к нему побежала.
- Прям - побежала?
- Да! Она его любила... , - бабуля замолчала, ушла в те давние воспоминания, когда ее сын - молодой и здоровый, покорял сердца девчонок, - Так о чем я... а! Потом он пришел ко мне, сюда, и говорит - Я женюсь! Я тогда ахнула, молодой был, но спорить не стала - женись, говорю, и квартира есть, что отец получил, Саша, перед тем, как на фронт уйти. Пустая ж стоит!
- Бабуля, а ты любила своего первого мужа, Александра?
Бабушка удивленно посмотрела на меня:
- Любила! Он хороший был, только мало мы прожили, четыре годка всего, а потом..., - бабушка прослезилась. Слезинки катились по ее щекам, а глаза смотрели прямо, и далеко - в те времена, когда ее Саша живой был и любил ее, нежно, ласково.
- Ну, ладно, что ты, давай дальше про моих, - я погладила бабушку по руке, - не плач, пожалуйста.
Бабушка встрепенулась и снова с видом сказочницы продолжила рассказ:
- Ну, привел он Валю знакомиться. Она тогда тоненькая была, как ты. А грудь у нее такая была пышная, красивая. Познакомились. Они зарегистрировались.
- А свадьбу играли? - снова перебила я.
- Свадьбу? А как же! Тут и справили, на улице, лето было, июнь.
Я спросила, в чем мама была одета. Бабушка вздохнула, улыбка расправила ее губы, осветив все лицо.
- У нее платье было крепдешиновое, нарядное, с рукавами "фонарик". Тогда бедно жили, особых нарядов не было.
- А папа?
- Алик? Он в рубашке, белой.
Я представила себе папу в белой рубашке, сидящего рядом с мамой в цветастом крепдешиновом платье. У мамы русые волосы, не длинные, лежат волнами, собранные за ушами заколками-невидимками. У платья глубокий круглый вырез, ткань красиво лежит на ее груди. Отец не намного выше мамы, но ладный, с прямыми плечами и сильными рабочими руками. Волосы зачесаны назад, так он ходил всю жизнь.
- Ой! Гала! - образы родителей растаяли от возгласа бабушки. Она испуганно смотрела то в окно, то на меня.
- Что там?
- Темно совсем! Ах, старая, разговорилась, а как же ты домой пойдешь по такой темноте?!
Я глянула на часы - было около девяти. Как быстро время пролетело!
- Да уж, проговорили мы с тобой! - рассмеялась я, - Там и курица давно сварилась!
Бабушка засеменила на кухню. С курицей все было нормально, только бульона поубавилось. Я начала собираться. Как там мои мужички без ужина? Но бабушке ничего не сказала - еще больше расстроится.
- Бабуля, а ты с дедом, с Николаем, как жить стала, вы где познакомились?
Бабушка не любила своего второго мужа. И вспоминать о нем не любила - много неприятного произошло с ней за время жизни с ним. Дед был намного старше ее и ревновал даже к нам - детям, внукам. И общались мы в те времена мало. Бабушка всю жизнь страдала от этого, даже подарки мне дарила тайком, пряча от деда.
- После войны голодно было, Галочка. Я с Аликом одна, это потом его тетя Зина, сестра Саши забрала к себе. А Николай на складе работал - всегда у него и поесть что было и вещи всякие. Он долго за мной ходил. Мама моя однажды сказала:"Что ты, Маруся, так и будешь теперь всю жизнь одна? Николай человек обстоятельный, тебя любит, не смотри, что у него семья, он всех обеспечит. Соглашайся с ним, живи". Вот я маму и послушала. А Николай дом этот купил, свою семью оставил, и стали мы тут жить.
Я обняла ее.
" Мягкая ты, бабушка, податливая и послушная. Как сказала мама, так и сделала, а счастья в жизни - только те четыре года и было!"
- Ну, я пойду, родная, а то и, правда - поздно! Приду послезавтра. Продукты принесу, лекарства, - бабушка слушала с огромным вниманием, кивая, соглашаясь, как ребенок, - Ты на улицу не выходи, не мети ничего, я приду - все сделаю! И не возражай!
Мы вышли во двор - снег мягко ложился под ноги, в свете одинокой лампочки на террасе снежинки блестели, как елочная мишура. Дорожка к калитке сияла первозданной белизной, а за нами оставались неглубокие черные следы, как от ворон, только большие.
Бабушка поцеловала меня в обе щеки и в губы - так только она прощалась и встречала меня. Я напоследок поправила платок на ее голове, из-под которого белым снежком проглядывал пух мягких волос.
- Ну, все, запирай калитку, я, когда приду, крикну, ключ мне кинешь в форточку, чтоб не выходить. Все, пока.
Проходя мимо окошка за спящей сиренью, я остановилась. Дождалась, когда бабушка выглянет. Не знаю, видит ли она меня, но главное, что я ее вижу! Я помахала рукой, она тоже махнула одной ладошкой.
"Видит!" - на сердце полегчало.
Я раскрыла зонт и почти бегом пошла по одинокой темной улице, тишина которой удивляла. Уже за поворотом город гремел машинами, музыкой кафе, сиял светом многочисленных окон высотных домов. В одном из таких домов на другой улице, каких немало, меня ждала моя семья, мое настоящее - продолжение того прошлого, что хранится глубоко в памяти и в сердце, с чем меня еще наяву связывает моя родная одинокая старушка. Она всегда ждет меня. Я всегда думаю о ней и знаю, что она ждет. Как это важно, когда есть, кому ждать ... и кого... .