Аквелов Доминик : другие произведения.

Номад

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Клянусь, если этот шебу выкарабкается, - он обернулся к спутникам, - я подарю ему свой яту! Нет, я подарю ему яту, меховой плащ и копьё с наконечником из змеиного зуба!" - "Этот шеду потонет вместе со своей палкой, как чугунная чушка!" - рассмеялся другой ройку, постарше. Третий просто свистнул, а остальные засмеялись. Закусив губу, Ноди смотрел на этих людей, и чувствовал поднимающуюся в нём злость. Они смеялись над ним, над простым охотником-шебу, который добывает им мясо, сало и жир, кожу и кость морского зверя, точнее - будет добывать... если выживет. Они смеялись, свистели, подбадривали и улюлюкали. Подбадривали, как задиристого алокрыла на арене или ручного саблезуба на бегах... Только в глазах молодого ройку Ноди увидел интерес и искреннее переживание за него. "Давай, - подбадривал взгляд. - Давай, маленький охотник-шебу".

Часть 1. Полутундра

   1
  
   Тёплый ветер, пришедший с дальних холмов, почти разогнал утренний туман, устлавший всю долину, от селения Лийчу на юго-востоке до рощицы невысоких деревьев на юго-западе. Туман густыми пластами лежал у ног, доходя почти до колен, до орнамента на детских сапогах из мягкой замши, и тёк вниз, на север, через болотистые земли и навечно вмёрзшие в почву камни, через мелкие озёра и широкие луговины, заросшие алыми, жёлтыми и фиолетовыми цветами - вниз, к холодному океану, до которого три или четыре дня пути.
   Но это - для взрослых ног, не обременённых поклажей, а для маленького Ноди путь занял бы семь, десять, а то и двадцать дней - большего и вообразить невозможно, потому что больше не было пальцев у Ноди, а значит, численная премудрость на этом заканчивалась. Тем более Ноди был тяжело нагружен: у него в сумке-заплечке лежала тыква с кислым молоком - ценная вещь, привезённая с юга, где эти тыквы, если верить Ану, растут в изобилии, и людям незачем мять глину, чтобы смастерить миску или кувшин. Ещё в сумке была лепёшка - вторую Ноди уже съел; несколько точильных камней, как у взрослого, будто собрался на долгую охоту; запасной нож; кожаное одеяло. Да ещё один нож - на поясе, и кошель со всем необходимым, чтобы добывать огонь, и парой галек - ну, это как будто деньги... настоящими Ноди пока не обзавёлся. И в руке - костяная острога.
   Отличная вещь! С удобным полированным древком, с прекрасно выточенным наконечником из зуба большого Хоггу. Сам Ану точил зуб, вырванный им же у издыхающего чудища. Ноди, затаив дыхание, часами сидел подле дяди, глядя, как под умелыми пальцами рождается грозное оружие. Большой Хоггу - ужасный зверь; не каждый сумеет его убить, и когда десять охотников отвлекают старика, самый смелый бросается под тушу, чтобы пронзить жировой мешок под шеей. Это смельчак поедает сердце, печень и почки поверженного исполина, и первый выбирает себе зубы для острог.
   Зубы старого Хоггу - ночной кошмар. Длинные, острые, и, главное, покрытые зазубринами. У Хоггу восемь таких клыков, выпирающих из пасти. Остальные - обыкновенные молотилки, еду пережёвывать, их женщины берут на зернотёрки. А из клыков старика делают остроги. Восемь клыков - восемь острог.
   Только раз в два-три года удаётся охотникам подкараулить Хоггу. Хоггу зовут по имени - это почти бог. Молодые звери, дети и внуки Хоггу, живут в море. Это тоже хорошая добыча, отличные клыки для зазубренных стрел. Но до старости доживают немногие - большинство детей Хоггу гибнет в брачных играх от смертоносных клыков соперника. А тот, кто дожил до старости, по реке, против течения, удаляется от молодняка и ищет спокойный затон, или болотце, или затопленный луг, над которым поднимается его старая, могучая туша. Старый Хоггу издали похож на большой холм, и потому многие звери идут к нему, надеясь найти холмянок-землероек или просто отдохнуть у подножья... Но клыки старика вспарывают доверчивым шеи, а зубы, похожие на камни, крошат кости в муку ...
   Много страшных историй слышал Ноди о старике Хоггу! Много видел покалеченных им охотников. Потому и не сразу поверил, когда Ану, принеся домой три клыка, сказал, указав на тот, что поменьше:
   - А вот это острога для тебя.
   Ноди не поверил... И не верил ещё долгие вечера, когда Ану щурил глаза, полируя кость у неровного горящего очага.
  
  
   Перекусив и с сожалением завернув обратно в широкий лист зеленца оставшиеся пол-лепёшки, мальчик глянул на небо - далеко ли до полудня? не будет ли искать мать? - сложил аккуратно кожаное одеяло, взвалил сумку на плечи. Поднял острогу и пошёл вперёд. Солнце пока ещё только встало, отличное время для охоты.
   Лийчу осталось далеко позади, а за рекой, к которой держал путь Ноди, уже видны были тотемные столбы и дым очагов Селу. Соседи тоже уже поднялись... Но у реки, на том берегу, никого не было, и Ноди порадовался, что один: с жителями Селу жили дружно, обменивались женихами, но всё же не хотел юный охотник, чтоб кто-то его увидал, да ещё начал расспрашивать, что он делает так далеко от дома, да отпустила ли его мать, да кто его дядя, да известен ли отец, да не украл ли он такую хорошую вещь, как эта вот острога... Хотя всякому видно, что древко под его руку! "Вырастешь, - сказал Ану, - древко поменяем".
   Ноди подошёл к обрывистому берегу, оценил местность. Как взрослый, прищурившись, стоял, выбирал, где ждать белорыбицу. Пожалуй, вон там - на тот камне, что выдаётся вперёд над самой быстриной, над бурным порожком, где белорыбица вынуждена будет выпрыгнуть, выставить шипастую серебристую спину... Ноди потёр взмокшие ладони. Он впервые шёл на такую охоту. Мать узнала бы - не отпустила, да ещё выдрала бы как следует. Бил Ноди из маленького лука птиц, грызунов, как-то тонконогую, невысокую кослицу подстрелил, когда Ану взял его с собой в далёкий лохматый лес, что к югу от посёлка. Но на реку его не отпускали. Река быстра и коварна, камни скользки... Да и вообще, признаться, мать не слишком одобряла охотничью страсть в сыне: не возражала, конечно - маленький мужчина растёт, но и не пела, как другие женщины, охотничьи песни-полумолитвы, насыпая зерновую кашу на ужин или штопая куртку... Зато заставляла Ноди учить тайные значки - зачем, непонятно. Никто больше не зубрил эту глупость, а он зубрил... Единственное, что утешало мальчишку - что дядя Ану тоже знал эти значки, да порой даже метил ими свои копья, остроги и стрелы: писал молитвы и заклинания, будто шаман.
   Что ж, если Ноди тоже научится заклинать свою острогу, можно, пожалуй, помучиться над глупыми значками...
   Так, размышляя обо всём понемногу, думая, не ищет ли его мать и что скажет, когда он принесёт домой белорыбицу, Ноди спустился почти до самого камня, нависшего над речным порогом. Берег у реки был высокий, в три-четыре человеческий роста, и приходилось спускаться, прыгая по камням, цепляясь за корни, пробившие скалу, ставя ногу в расщелины, примериваясь к очередному прыжку... Левую руку Ноди расцарапал, стёр ладонь. Но упрямства ему было не занимать: видел, как внизу, в холодных струях, ликует в брачном восторге царевна-белорыбица, и желал её страстно, как голодный посёлок - весну. Чуть откинув спину назад, так как негде было взять разбег, всей силой перенёс тело вперёд... нога оскользнулась, камень был неровный, торчал под уклоном. Ноди, поехав вниз, едва успел зацепиться левой, исцарапанной рукой, обнять камень, лечь на него грудью...
   Так и висел над водой, собираясь с силами. Старался дышать ровно, как учил Ану, не паниковать. Подкопить силы - и рывком! Жаль, тянула плечи тяжёлая сумка. Но как бросить? Там нож, там камни точильные, новенькое совсем одеяло, и нож, и дорогая тыква, южная диковина. И пол-лепёшки, тоже жалко. Её бы на обратном пути...
   Неожиданно охотник-недоросток понял, что обратного пути у него может и не быть. Колено правой ноги упиралось в едва заметный, сглаженный высокими штормовыми волнами выступ на камне, а левая висела над рекой, и вода захлёстывал ступню. Несмотря на замшевую защиту и летнюю пору, ледяной холод уже давал о себе знать: ещё немного, и ногу начнёт сводить судорогой. И с каждым моментом держаться становилось всё и тяжелее и тяжелее. А внизу играла белорыбица и мчалась вверх, по порогам; другие рыбы, с иным норовом и характером, плыли вспять по течению, к далёкому океану, где и летом плавают льдины и резвятся сыновья и внуки старого Хоггу... Ноди прекрасно понимал, что сорвись он - проживет не дольше пары десятков вдохов: никакие морские звери ему не страшны, потому как перекорёжит тело на бурных порогах, напоит водица ледяным сном. И маленькое, в пол-роста Ану, тело понесёт обломанной веткой к далёкому устью... Мать будет бегать, кричать, звать - не найдёт. Дядя пойдёт по следам, дойдёт до реки - поздно...
   Ноди сцепил зубы. Из-за того, что вода холодила ногу, они начали постукивать друг о дружку.
   Значит... придётся расстаться с сумкой. Он пошевелил плечами, сбрасывая обузу, и замер. Внутри, глубоко, в груди и в животе, похолодело. Будто кусок льдины проглотил... Заплечку не скинуть! Поняв это, Ноди вскрикнул от ужаса и изумления. Не скинуть никак! Левой рукой он обнимал камень, держась изо всех сил и стараясь не замечать струйки крови, тянувшейся к холодным брызгам. А в правой была острога.
   Острога Ану.
   Ноди скорей бы прыгнул с обрыва, чем разлучился бы со своим оружием. Закрыв глаза, дрожа от холода, который подбирался уже и со стороны камня, через куртку и замшевую рубашку, и пытался представить, что бы сделал на его месте взрослый охотник. В голову ничего не приходило. Ноди едва не заплакал, но сцепил зубы и уткнулся губами в предательскую поверхность камня. Губы морозно поцеловали гранит. Плеснула внизу белорыбица, ударила по ноге хвостом в высоком прыжке, обдала брызгами чуть не до пояса. Со стороны океана дул ветер - несильный для путника, но для гибельный для человека, обречённо висящего над пропастью. Ноди стало обидно, что так кончается его первая настоящая охота.
   - Эй, ты! - с той стороны реки раздался насмешливый возглас. - Чего висишь, маленький норогрыз? Кинь острогу, дурила, ведь рухнешь вместе с ней!
   Мальчик приподнял голову, разлепил слезящиеся от ветра глаза. На обрывистом берегу стоял всадник, снисходительно посматривавший вниз, на ребёнка. Низкорослый, но красивый конь в дорогой сбруе скучающе перетаптывался на скале. Молодой воин в островерхом шлеме, с криволезвием стального яту на перевязи, с колчаном на седле, в сверкающих металлических украшениях, поглядывал на незадачливого охотника, но не делал никаких шагов к тому, чтобы как-то ему помочь. Сзади посмеивались другие воины, одетые не так роскошно. Тоже воины-ройку, но не такие знатные... молодой был, наверное, князем, или сыном князя, не простым ройку, а настоящим ройем. Наверное... Ноди никогда не видал ройев, да и воинов в своём селении видал нечасто... тем более таких блестящих. Солнце на мгновение выплыло из-за низких туч, и от лучей, отражённых металлом, ослепило глаза. Ноди снова зажмурился и уткнулся головой в камень. По виску стекал пот. На ресницах показались слёзы. Это от ветра и солнца, конечно...
   - Эй, ты! - мальчик снова приподнял голову и увидел, как воин покручивает длинный ус. - Брось острогу, мальчик-шебу. Я тебе подарю такую же, как вылезешь на берег. Даже лучше.
   Ноди не был глуп. Он понял, что этот воин незлобен и более того - переживает за него, маленького охотника-шебу, но, конечно, считает ниже своего достоинства показать это. Не будет же ройку, а может, сам рой, заботиться о судьбе какого-то грязного обитателя полуземлянки! Молодой человек в блестящих украшениях явно обладал острым умом и отлично понял, что держит Ноди - боязнь потерять острогу. И теперь предлагал ему отличный, просто княжеский по размаху вариант...
   Мальчик скосил голову на острогу, выточенную Ану. На полированный клык старика Хоггу. На древко, выпиленное под его, Ноди, руку. На оружие, сделанное для него, с любовью. Его оружие.
   - Нет, - прошептал он.
   Воин наверняка не слышал его, потому что Ноди опустил голову, глядя в камень. И ветер стал сильнее. Он свистел в ушах, поднимал волны, доходившие уже до колена левой ноги и целиком захлёстывавших ступню правой.
   - Нет! - крикнул мальчик-охотник, обернувшись к всадникам. - Я просто отдыхаю, чтобы собраться с силами! Мне незачем бросать мою острогу! Я сейчас вылезу на камень!
   - Да ну?! - расхохотался воин, и с интересом посмотрел на ребенка. - Ну-ка, сделай это! Клянусь, если этот шебу выкарабкается, - он обернулся к спутникам, - я подарю ему свой яту! Нет, я подарю ему яту, меховой плащ и копьё с наконечником из змеиного зуба!
   - Этот шеду потонет вместе со своей палкой, как чугунная чушка! - рассмеялся другой ройку, постарше.
   Третий просто свистнул, а остальные засмеялись.
   Закусив губу, Ноди смотрел на этих людей, и чувствовал поднимающуюся в нём злость. Они смеялись над ним, над простым охотником-шебу, который добывает им мясо, сало и жир, кожу и кость морского зверя, точнее - будет добывать... если выживет. Они смеялись, свистели, подбадривали и улюлюкали. Подбадривали, как задиристого алокрыла на арене или на ручного саблезуба на бегах... Только в глазах молодого ройку Ноди увидел интерес и искреннее переживание за него. "Давай, - подбадривал взгляд. - Давай, маленький охотник-шебу".
   Волна захлестнула ноги до поясницы, с противоположного берега донёсся новый взрыв смеха. "Я силён, - подумал Ноди. - Я собрал силы. Ану сделал бы так же. Теперь я на миг расслаблюсь, как учил Ану, и - рывком..." Следующая волна ударилась о камень мириадами брызг, не успев укусить взметнувшиеся сапоги: сильно впечатав больную ладонь в камень, оттолкнувшись правой ногой от покатого выступа, мальчик напряг все мышцы так, что болью сдавило грудь и спину, и рванул тело вверх. Распластавшись на голом камне, он слышал одобрительные возгласы с той стороны реки.
   Полежав несколько десятков сердцебиений, Ноди приподнялся на руках, встал на четвереньки, а затем, стараясь двигаться спокойно, деловито, развязал заплечку и достал одеяло, расстелил на камне, сел, оперся спиной о скалу. Внизу жестоко бурлила вода, но теперь Ноди чувствовал себя её ройем-покорителем, алдыку-повелителем.
   - Эй! - в голосе молодого воина чувствовалось радостное одобрение. - Откуда ты такой, юный победитель скал?
   - Из Лийчу, - ответил Ноди - громко, но не крича, так, чтобы чувствовалась степенность его взрослого поведения.
   Ройку переглянулись. На их лицах было странное выражение, но Ноди не понял, что оно значило.
   - Мы едем туда, - крикнул воин. - Вверху нас ждёт переправа. Подходи туда, я отдам тебе, что обещал!
   - Я должен наловить рыбы, - важно ответил Ноди, показывая на острогу. - Пока не могу.
   - Ну, как знаешь! Я оставлю подарки в селении! Как тебя звать, будущий ройку?
   "Будущий ройку?" - Ноди задохнулся от удовольствия. Будущий ройку! Этот воин, возможно, сам князь, знатный повелитель-рой, видит в нём не простого охотника - ройку! Ройку!
   Ноди знал, что самые смелые и отважные шебу могут стать ройку, так же, как малодушные и трусливые ройку могут быть изгнаны в какое-нибудь болотное селение, ловить лягушек-горлопевок и жирных пиявок на корм домашним свюкам. Вот Ану - тот тоже скоро станет младшим воином... все в селении знали это, и Ноди отчаянно гордился дядей. Он, конечно, тоже хотел в будущем стать ройку...
   И, конечно, ему это удастся! Не зря молодой воин в богатой одежде сказал это!
   - Так как тебя зовут, чей ты сын? - крикнул воин, и Ноди понял, что слишком уж задумался...
   - Нодар! - крикнул он вслед разворачивающимся всадникам. - Нодар! Если целиком! А так - Ноди!
   Молодой воин улыбнулся, кивнул и погнал коня навстречу ветру.
   - Сын Малу, племянник Ану! - добавил мальчик, хотя его уже не слышали.
   Потом он сел поудобней, достал тыкву, допил молоко, и на верёвке опустил её в реку - волны чуть не выдернули её из рук, но Ноди был ловчее реки. Он её теперь совсем не боялся. Промыв рану на ладони, он допил воду, спрятал тыкву и, не торопясь, осмотрел острогу, и остался доволен. Он действовал неторопливо, с достоинством, как взрослый человек. Солнце уже поднялось в зенит, и прорывалось из-за туч редкими стрелами лучей. Ветер дул всё сильнее, гнал тучи к морю, но и ветра теперь не боялся Ноди. Он поправил одеяло, чтоб на нём не было ни складки, лёг на камень и замер в ожидании добычи.
   Солнце не прошло и двух ладоней по небу, как на остроге Ноди затрепыхалась первая в его жизни серебристая белорыбица.
  
   2
  
   Лето, короткое, холодное, всё-таки было прекрасной порой: если б сейчас была зима-лютовка, сапоги Ноди наверняка бы обледенели. Пока же была надежда вернуться в селение, не простудившись. Поймав одну белорыбицу, юный охотник не стал задерживаться - уж больно жгла грудь радость, которой хотелось поделиться с матерью, с Ану, со всеми соседями! "Потом поймаю и две, и три, и пять белорыбиц", - думал он, быстро шагая по скудной, высохшей в преддверии надвигающихся холодов августовской траве, огибая мелкие озёрца и не останавливаясь на привалы.
   Острогу Ноди положил на плечо, предусмотрительно выпотрошив рыбину прямо у реки, на камне, который чуть не стал причиной его погибели, и, снова насадив на острогу, крепко привязал тушку, чтоб не свалилась по дороге. Что и говорить, у Ноди был повод чувствовать себя взрослым, умудрённым, предусмотрительным охотником...
   На ходу дожевав лепёшку и запив ледяной речной водой из тыквы, Ноди прибавил ходу. Хотя ноги ныли от дальней дороги, ладонь саднила, а в груди почему-то пекло, мальчик-охотник торопился дойти до селения. Белорыбицу показать, и, быть может, застать того молодого ройку... Зачем, интересно, тем воинам понадобилось ехать в Лийчу?
   Подойдя к селению, Ноди издалека увидел толпу, собравшуюся в центре, на вытоптанной круглой площадке, где устраивались жертвоприношения, танцы, праздники или совещания. В центре площадки стояли каменные и деревянные фигуры богов, священные столбы, тут же разводили большой общинный костёр... У Ноди было прекрасное зрение, Ану всегда хвалил его за то, различал по полету птиц высоко в небе, и сейчас паренёк увидал, как несколько человек тащат на себе какие-то охапки... Наверняка травы, веток из рощи, мха, чтобы сложить вместе с жиром и поджечь. Праздник? Какой-то человек на коне замахнулся плёткой на сгорбленного шебу с охапкой, и тот побежал быстрее, волоча поклажу к центру селения... Ноди замер на мгновение с занесённой ногой. Нет, не праздник...
   Похоже, на площадке собралось всё население Лийчу: подходя ближе, Ноди различал мужчин женщин, прижимавших к себе ребятишек, мелькнуло лицо матери, Малу... Что-то важное творилось в посёлке. Обитатели всех тридцати семи полуземлянок (Ноди считал - двадцать и ещё семнадцать...) собрались вокруг всадников-ройку, что возвышались над толпой, сверкая шлемами, оружием и металлическими пластинами поверх плотной кожи доспехов.
   Быть может, ройку приехали за данью? Но ещё не время. Ещё не били детей и внуков Хоггу, не подстерегали стада убегающих на юг тонконогов. Ещё не наполнились до верху ямы мясом и жиром, а кожи висят на шестах, сушатся, ожидая умелых женских рук... Может, ройку собирают какую-то несезонную дань? Ноди слышал, такое бывало перед большими войнами или свадьбами дочерей роев и верховных алдыку.
   Ноди ускорил шаг, почти побежал. Их полуземлянка стояла в третьем круге, почти на отшибе. Сначала он хотел нырнуть внутрь, за кожаный полог, но увидал рассыпанное зерно у входа, на площадке, где мать занималась хозяйством, перевернутую миску с алой пылью тобу, дорогой пряностью и краской, которой вычерчивали узоры на лицах... Отчего все так спешили? Не задерживаясь, Ножи скинул сумку с плеч, белорыбицу кинул наземь - собаки? Да пусть... Что же творится в селении-то? Закинув за спину острогу, в ременную перевязь, Ноди со всех ног кинулся к людям.
   Подбежал, взглянул снизу вверх на лицо матери, молодое и бледное, будто молочный туман, сейчас совсем светлое по сравнению с лицами соседей, глянул сквозь просвет в толпе на то, что торилось в центре... и обхватил ноги матери, прижавшись лицом, разом превратившись из сильного, смелого охотника в беззащитного ребёнка.
   Ибо если сам Ану стоит на коленях, согнув шею притянутый , кто может противостоять этому миру?
   ... Шаман селения мрачно переминался у костра. Как представитель сословия алдыку, пусть и мелкого, местного значения, символ власти среди тридцати семи землянок Лийчу, он был обязан присутствовать при любой подобной церемонии. Тут же стояли староста и вождь Но роли они, как понял Ноди, присмотревшись к разворачивающейся драме, не играли. Приговор зачитывал другой алдыку, в богатой одежде, расшитой бисером и тонкими разноцветными нитями, ещё несколько алдыку и много ройку стояли вокруг. Среди всадников, возвышающихся над толпой, парнишка заметил и того молодого воина, что - Ноди не мог этого отрицать - в какой-то степени спас его на реке.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"