Городское месиво тянулось серыми фасадами многоэтажек. Мэт шёл, перепрыгивая лужи, обходя зеркальные проплешины льда. В воздухе насыщенном парами выхлопных газов и ртутными городскими испарениями тянуло весной. Чем-то таким, что вызывает внутри смешанную гамму чувств. Радость от узнаваемого запаха весны, тревога и ожидание непонятных перемен. "Мало здесь солнечного света" - думал Мэт - "Всегда полутьма, не могу понять который час". Город проваливался в себя, грозя раздавить Мэтью как букашку, выгибался дугой, оставляя маленькую фигурку идущего по влажному асфальту человека на дне. "Наверное, уже к полуночи. Невыносимо. Как бы снова не ухнуть в пропасть, из которой так долго выбирался. С таким трудом!"
Спустившись под землю на бибиревской станции, прошёл по перрону до предполагаемого места головного вагона. Застыл, глядя в никуда, на стену. Проскрежетал поезд, чавкнули двери, заглушив вечное бормотание. Мэт прошёл в пустой вагон, сразу направился в конец, сел на крайнее сидение. Закрыл глаза.
***
- Нарисуй зайца!
- Что?
Мэт просыпаясь, пытается осознать окружающее.
- Нарисуй зайца!
Мэтью тряхнул головой, сбрасывая капюшон, приходя в себя. Малыш рядом сидел и пристально смотрел огромными, цвета неба, глазами. Вагон мерно стучал и лязгал. Пара припозднившихся попутчиков, словно зёрна в железной банке, затерялись в пустоте вагона. Мальчишка лет пяти-шести смотрел строго и изучающе. Мэт поёжился - однако! Мальчик держал в руках несколько листов и пару карандашей. Вязаная шапочка с помпошкой, курточка в звёздочках, рукавички на резинках. Этакий благополучный домашний малыш, непонятно как оказавшийся в полуночном вагоне метро. Мэт поискал глазами того, кто мог бы быть его родителем, но в мерном раскачивании вагона увидел лишь немолодую женщину с капризно поджатыми губами, сидевшую через десяток сидений и спящего парня совсем уж далеко, в другом конце вагона. Машинально взял в руки протянутый листок бумаги и карандаш. Карандаш оказался красного цвета.
- Будет красный заяц - сказал Мэт, как бы извиняясь.
- Я знаю. - малыш опять окунул в синюю бездну.
Положив лист на колено Мэт осторожно, чтобы не продавить лист карандашом, начал рисовать.
- Вот! - сказал он, возвращая листок.
- Это же кошка! - возмутился малыш - Нужен заяц!
- Погоди, - Мэт решил всё выяснить - ты один здесь? И куда ты едешь?
- Это кошка! А нужен заяц! - малыш был непреклонен.
- Ладно, давай. Нарисую тебе другого зайца, только потом ты расскажешь мне, куда ты едешь.
Мэт старательно водил карандашом, высовывая кончик языка при проведении особо сложных линий.
- Так пойдёт?
- Но этот слишком толстый! Зайчик должен хорошо прыгать, а как будет прыгать такой большой?
Мэт подумал - "Когда же станция? Надо бы в отделение малыша, пусть начнут разыскивать непутёвых родителей"
Поезд шёл и шёл. Мелькали за окнами редкие лампы, змеилась по стенам паутина кабелей...
- Нет, нужно другого нарисовать!
- О, господи! Ну, давай. - Вспоминая Экзюпери, быстро рисует ящик, в нём дырки в ряд и вручает малышу.
- Это зайчик. Он внутри ящика. Когда захочешь с ним поиграть, откроешь ящик - "быстро дорисовываем дверцу" - и выпустишь его. "Быстрыми росчерками рисуем прямоугольник с непонятными былинками"
- А это что?
- Это? Это - морковная грядка! Вырастет морковка, будешь его кормить.
Смотрит внимательно на рисунок своими глазищами. Мэт чувствует как начинает ворочаться внутри беспокойство. "Блин, как на экзамене. Цирк какой-то..."
- Хорошо! Привезу его домой и выпущу! - улыбнулся. Словно солнышком осветился.
- Но, Антуан рисует лучше. Он мне слона нарисовал. В змее. И барашка. Теперь у меня и зайчик будет!
Мэт чувствует как совершенно теряет связь с реальностью. Это настолько неожиданно и сильно, что сердце, прыгнув, застревает между ребёр, а паника проступает влагой на ладонях. Судорожно пытаясь удержать свой разум в этом мире, Мэт порывисто встал, и сделав два шага ухватился за поручень. "Приехали. Всё. Опять началось..." - от этой мысли становится так тяжело, будто положили огромную плиту на грудь. "Сгинь, наваждение!"
Обернувшись, медленно открыв глаза, посмотрел на малыша. Тот, напевая песенку, что-то про чёрненького петушка, весело болтая ногами, рисует что-то в измятых листах.
Поезд, качнувшись, начинает сбавлять ход - ...бббубуббууб... станция Боровицкая....бубубу..
Мэт бросается к малышу, хватает его за руку и несмотря на его протесты почти выбегает с ним на платформу.
- Да не тащи меня!
- Тебе нужно домой, к маме.
- Сам иди к своей маме!
Навстречу по платформе вразвалочку топают три шинели.
- Да пусти ты, уже поздно и я хочу домой!
- А где твой дом? Мэт останавливается, наклоняется к малышу, присаживается на корточки.
- Далеко. Мне нужно наверх. - Тычет пальчиком в потолок - Как теперь выйти? Я тут не знаю...
Смотрит открыто в лицо такой синевой, что вдруг становится ясно - шинелям его отдавать никак нельзя, а то и правда найдут какую-нибудь маму.
- Давай тогда за мной.
Малыш и Мэт выпрямляются и спокойно за ручку идут навстречу патрулю, спокойно проходят мимо и, дойдя до эскалатора, поднимаются наверх. Наверху небо ударяет в глаза звёздами, луна катит своё щербатое блюдо... Сказка!
- Странно - Мэтью озадачен - только что было пасмурно, а тут - такая красота.
- Мне пора - малыш улыбается, машет маленькой рукой, в которой зажаты карандаши.
- Стой, погоди! - мысли путаются - мне ещё у тебя много спросить нужно!
Вдруг, невовремя, вспоминается, что малыши любят что-то сладкое, вкусное - вон и магазинчик светится-подмигивает.
- Ты подожди! Я сейчас...
Мэт бежит к магазинчику. Сонная продавщица отпускает шоколадку, сок, и Мэтью опрометью мчится обратно.
Освещённый изнутри переход светит ярко, как будто специально для того, чтобы было лучше видно - никого нет.
- Улетел. Вот маленький засранец! Не дождался...
Мэтью улыбается, совершенно позабыв про зажатый в руках шоколад и пакетик сока. Запрокинув голову, он смотрит, как в бесконечной высоте удаляется в ночное небо маленькая звёздочка.