Долог был твой путь домой. Роман о сэре Гае Гизборне. Часть первая. Глава восьмая.
Уже в ту самую секунду, когда в дверях аббатства вместо добродушного монаха-привратника нарисовалась замотанная в волчьи шкуры фигура валлийца Гренделя, у Гизборна начала кружиться голова. Было чувство, что он медленно, но верно теряет чувство реальности. Согласился орать вместе с бандитами Гренделя всю эту их муть, согласился надеть их мерзкое хламьё из волчьей шкуры... Жить хотелось. Любой ценой. Выжить и добраться - до проклятого предателя шерифа, мгновенно решившего сдать Гизборна королю Джону, как пешку, чтоб уцелеть самому. До Робин Гуда, неубиваемого мерзавца, до проклятого злобного коротышки-короля... Стоп, сэр Гай, с ума-то не сходи...
Это - политика. Всего лишь политика, и только. Король велел предоставить зерно? А чертов Робин Гуд украл то, что вы с шерифом добыли? А де Рено решил откупиться от короля твоей головой? Все верно. Как верно и то, что валлийцы взбунтовались. И то, что их ненавистью умело воспользовался Гульнар-колдун. Непонятно - на кой, но тебе-то что за дело?
Вся эта дурацкая суета вокруг жуткого в своей топорной чудовищности деревянного волка Фенриса... Глиняный урод, кадавр, нежданно превратившийся в Роберта Хантингдона в брюхе этого монстра. Выходит, Гульнар и вправду что-то мог, а не был просто хитрым шарлатаном? Но тогда, получается, что то, чему он поклонялся - существует?... Как же это... Захват деревенских в заложники... Дети... А плевать... Бой... уже без меня.
***
После того, как Гизборн вытащил де Рено из начавшейся в аббатстве заварухи, у них было время вдоволь поорать друг на друга. Повыяснять: кто, кому и сколько должен, кто кого спас, кто кому - и чем - обязан... И, как всегда, как много-много раз за столько лет, Гизборн повелся на шерифские россказни. Ведь всегда чуял некий скрытый подвох, но всегда - верил. Снова и снова верил де Рено, обещавшему все уладить, договориться и привести все дела в полный порядок ко всеобщему, включая Его Величество короля Джона, удовлетворению. И сейчас, найдя на лугу посреди Каменного Кольца бездыханного Роберта Хантингдона и погрузив его тело на весьма вовремя подвернувшуюся крестьянскую телегу, протесты хозяина которой были робки и почти неслышны, донельзя воодушевленный шериф расписывал Гизборну блестящие перспективы их дальнейшей жизни.
Колесо завязло в грязи. В очередной луже. Дьявольщина... А ведь опять придется пойти и толкнуть чертову колымагу, иначе мы отсюда до Ньюарка только через неделю доберемся...
- Итак, Гизборн, мы с вами явимся к королю не как жалкие бездельники, а как победители гнусной банды валлийцев, предводительствуемой злобным язычником. Ныне успешно покойным, кстати. И мы предоставим королю вполне весомые доказательства нашей невиновности и преданности! Вот они, полюбуйтесь, Ваше Величество!
Осознав, что он вдохновенно вещает в тишине уже минут эдак пять, де Рено соизволил наконец повернуть голову к своему подчиненному. Сколько же можно возиться с несчастным колесом, да еще и вдвоем с возницей в придачу? Пора бы уж... Гизборн стоял у телеги как столб, с совершенно неживым лицом, окаменевший и безгласный. Так, это еще что? Де Рено слез с коня, подошел поближе, заглянул в телегу - и застыл рядом со своим недавним подчиненным на манер второго столба. В телеге, тщательно наряженная в зеленую одежду, лежала рассыпающаяся на глазах куча глины...
- Гизборн... нам надо ехать отсюда... скорей и подальше.
- Да, мой лорд. Надо. Но куда?
- Все пропало, Гизборн. Пропали наши головы... На вашу мне плевать, признаться, вы - болван! Что вы стоите тут, как истукан с ваших северных холмов? Когда появилось - вот это? Где треклятый чертов Робин Гуд? Собственно, уже неважно... В общем, надо спасаться. Король... король нас очень не любит сейчас, уверяю. Поэтому... Поэтому единственная наша надежда - мой братец, благослови Господь его душу! Аббат Хьюго, тебе придется вспомнить о том, что я - твой любимый братик! О, Господи... А вы, вы, Гизборн... Вы можете сопровождать меня. Обеспечивая мою безопасность. Если доберемся в целости, может, Хьюго вас куда-нибудь спрячет до поры...
***
К аббатству они подъехали на другой день, в сумерках. Знакомо вилась узкая лесная дорога, уже вон оно, видимое сквозь листву - аббатство святой Марии на Холме. И чего мне тут не сиделось? Сторожил бы королевских оленей и Хьюговых карпов, горя б не знал... Ну да. Верный кусок хлеба, тихая старость. Всю жизнь мечтал.
Де Рено все громче и громче, расхрабрясь, оповещал окрестности о том, как славно будет жить в родовом поместье в Нормандии. Гизборн слушал и думал о том, что неизвестно - где и насколько славно будет теперь жить он сам. И будет ли вообще...
Внезапно, когда до ворот оставалось каких-то двести ярдов, вокруг них сомкнулось кольцо солдат, вынырнувших из придорожных кустов, как тени. Черт, да на них королевские цвета... За их спинами, на дороге, замаячил некто в шлеме с наносником, одетый в котту с гербами Ньарка-на-Тренте. Гизборн онемел, казалось, навсегда. Острие солдатского меча довольно грубо упиралось ему в горло, ясно давая понять, что всё - добегался. Всадник с гербами въехал в круг, крякнул, огляделся и произнес странно знакомым Гизборну голосом:
- Мой лорд де Рено, сэр Гай Гизборн. Вы взяты под стражу по приказу Его Королевского Величества. Отдайте мечи.
Гизборн отстегнул меч с пояса, бросил наземь, зыркнул на солдата, чтоб тот прекратил тыкать его в горло... И вдруг услышал, что опомнившийся де Рено, подъехавший к командиру в гербах, доверительно наклоняясь к командирскому уху, говорит о том, что только его, шерифа Ноттингемского, рассудительность и предусмотрительность позволили арестовать такого отпетого негодяя, как его бывший помощник. И что именно он, изменник Гай Гизборн, виноват в досадной потере королевского зерна и, более того...
У Гизборна было чувство, что сейчас земля под ногами разверзнется... Совершенно потеряв самообладание, рыцарь, не думая о последствиях, наконец-то дал выход несколько дней клокотавшей внутри него ярости. Развернув коня к разговаривавшим, Гизборн взревел дурным голосом: "Ах ты паскуда! Они же ждали здесь, в засаде, ты, выродок! Ты заранее решил меня сдать, себе жизнь купить?!" Мощный удар в ухо свалил шерифа с коня наземь. И бывший его помощник собрался уже было спрыгнуть с вороного, чтоб продолжить начатое и убить де Рено голыми руками... Если б не командир отряда, вовремя рявкнувший на своих солдат. У горла Гизборна снова оказался меч, а командир, спешившись и сняв для удобства шлем, склонился над шерифом.
- Тааак... А ну слезь с коня, сэр Гай. Слезай, распротудыть твою! Ты что, совсем сдурел?!
Гизборн, растративший последние силы на свою дикую выходку, уже не мог удивляться, поэтому просто тупо посмотрел на командира.
- Мертон.
- Мертон, говоришь?! Да, я-то Мертон, а вот тебя я совсем не узнаю! Гизборн, ты спятил? Что ты творишь? Ты ж его убить мог...
Рыжий, толстый и до смешного сердитый сэр Реджинальд Мертон распрямился, упер руки в жирные бока и принялся отчитывать Гизборна, одновременно оправдываясь и поглядывая на обеспамятевшего де Рено.
- Нет, ну почему вас черти именно этой дорогой понесли, а? Ведь как я надеялся, что куда-нибудь в другое место рванете, не сюда, чтоб без меня обошлось! И что мне теперь делать с тобой, Гизборн? И с шерифом твоим?... Гляди, лежит, слюни пускает. Головой, похоже, приложился. Ну, ладно, допустим, что милорд шериф нас испугался и с коня упал... Мое-то какое дело? Ежели я чего не видел, то и вины моей нету... А ежели видел и допустил, так это ж я виноват буду... Не, мне это совершенно ни к чему. Ох, пятки Господни, а напялено-то на тебе что?! По всей округе валлийцев ловят, а ты в шкуре разгуливаешь? Постой-ка, это что же...? Да я ж тебя не довезу, тебя по дороге на клочки порвут! А ну, снимай быстро эту дрянь...
Тут только Гизборн сообразил, что все еще носит на плечах волчью шкуру. Забыл... И он принялся медленно, как во сне, негнущимися пальцами отцеплять от себя кожаные лоскуты. Вот это вляпался, дальше некуда... Теперь Мертон догадался - где Гизборн был. И с кем. И если Реджи-Верзила сложит два и два, а он сложит, не сейчас, так через час, дурак бы понял... Как хорошо, что мать померла...
Рыжий меж тем продолжал разъяренно кудахтать, адресуясь к Гизборновой спине, в основном:
- Дьявол тебя возьми, сэр Гай, но не голым же тебя везти-то... И чего? Ты пойми, Гизборн, у меня приказ! Короче, ладно, вот тебе мой плащ, прикройся. Потом - чего-нибудь, как-нибудь, сейчас ночь наступит, надо искать место для ночлега... Эй, кто там! Подберите милорда де Рено, да аккуратней, болваны! Ну, клади его на седло, как тебя там, и вези осторожненько, как яйца на ярмарку... Поехали, сэр Гай, мне тебя к королю доставить велено.
Рыцарь почти перестал осознавать происходящее. Мало того, что все в очередной раз полетело к чертям собачьим, так командиром отряда был ни кто иной, как донельзя растолстевший Реджинальд Мертон. Какая встреча... Это после ярмарки-то. И я еще над ним ржал втихомолку, вот, мол, дурень рыжий, экий самодовольный толстый петух. Ну что же, теперь его очередь смеяться...
Пасли Гизборна прочно и надежно - не дернешься. Мертон молчал, решивши, что уже достаточно наговорился и теперь ему следует вести себя, как положено человеку на службе. Велено доставить - доставлял. Бывшего шерифа Ноттингемского пасти было не нужно. Он тихонько ехал, мирно свисая поперек седла одного из солдат.
"Интересно, Джек-то где? Ну, ладно, не пропадет... Там, вроде, оставалось что-то, в шкатулке у изголовья. Сообразит украсть, поди? Наверняка ведь знал. А мне эти деньги, скорей всего, не понадобятся, - и Гизборн усмехнулся, - как и новая одежда. Если просто казнят - полбеды. А вот если Джону придет охота позабавиться... и меня станут пытать..." - и рыцарь похолодел, додумавшись, наконец, до того, о чем де Рено давно знал.
***
Джек между тем задумчиво созерцал козявку, ползущую по листу лопуха. Самого же Джека было за теми лопухами никому не видно. Что радовало.
Потому как Джек имел намерение оставаться незамеченным и дальше.
Лишь только он уразумел, что господин его пустился в бега, оруженосец кинулся собираться. Вытряс горсть монеток из старой глиняной кружки, вытащил из-под лавки мешок с пожитками... Пока шериф не вспомнил, что пойманный оруженосец - это лучше, чем сбежавший оруженосец, Джеку необходимо было улизнуть. Иначе милорд шериф может спросить у Джека, не знает ли он, куда направился его господин. И тогда у Джека точно чего-нибудь недосчитается к утру. Возможно, что и жизни...
Повертев головой, не забыл ли впопыхах что важное, Джек почувствовал сожаление. Даже стен было жалко - почти дом родной. И как теперь без господина? Черт, за десять-то лет как привык... Уехал хозяин, даже кольчугу не напялил, не успел, вон она валяется. Так я и не собрался ее в кузницу сносить, заново воронить надо бы... И доспех остался. И плащ... Стоп, а добро-то все, что же, бросить? Чай, оно сколько стоит-то? Ну, нет, мне сэр Гай голову оторвет. А если сам без головы будет - ну, тогда это все и мне пригодится...
Покидав на синий плащ хозяйские доспехи, Джек связал его за углы, закинул за спину, прихватил хозяйские три серебряных марки из шкатулки и бегом припустил по стене замка - там была лесенка. И дверка, которая не всегда охранялась. А уж тем более - сейчас, в суматохе сборов на поимку сэра Гая, можно было ожидать, что стражника у дверки не будет.
Меч, конечно, у Джека имелся, а то. Болтался у пояса, как и кинжал. Но бежать с мечом и узлом за спиной прям на стражника - более чем глупо, особенно сейчас, когда весь замок взбудоражен... Авось, пронесет, нет там никого... А вот камушек прихватить из-под стены - не мешает, хороший камушек, увесистый.
Ошибся, был стражник... Что ж делать, пришлось прямо так, с разбегу, приложить отважного воина по шлему прихваченной по дороге каменюкой. Досадно, конечно, в кости вместе играли не раз, ну да ладно, ведь не убил же...
Сиганув по склону со скоростью перепуганного зайца, Джек рухнул в заросли лопухов, здраво рассудив, что до темноты ему лучше не высовываться. А хорошо б еще и подумать...
Делать-то чего теперь? Если в город, к вдове - можно, наверное, отсидеться, переждать беду... А хозяин-то как же? Добро вот хозяйское...
Да и вообще, за десять лет, вроде, притерпелись друг к дружке. Сэр Гай часто замахивался, но бил нечасто. Иногда даже денег давал... А Джек исправно доволакивал сэра Гая до лавки, в случае полной бездыханности последнего, что случалось нередко, признаться... Хоть и крепкая голова у лорда, но столько пить - никакого здоровья не хватит. А не пить - он со злости лопнет. Приходит, начинает кружить по комнатке, всякими попавшими под руку вещами бросаться, на стену не лезет разве что. Только и слышишь: "Да чтоб тебя разорвало, крыса пучеглазая! Командир, мать его курица... Ведь все время о деньгах и больше ни о чем... Вот граф был настоящий... и командир, и сюзерен... Заботился о нас, придурках, да и не только о нас..." Однажды Джек спросил-таки, что за граф. Сэр Гай буркнул, что не его собачье дело, но потом, поостыв, ответил, что вспоминает графа Нортгемптона. И что пора б ему, Джеку, выучить хоть что-то путное о своем нынешнем житье, потому что если он, сэр Гай, помрет бездетным, то земля сюзерену отойдет. Вместе с Джеком. И вместе с остальным населением двух деревушек, конечно.
"Значит, что?" - думал Джек, продолжая любоваться козявкой на лопухе. Пока любовался, козявка уже примерно четверть дюйма прогрызла и за ней в листе оставался ровненький туннельчик. "Значит, ежели хозяин попадется шерифу, шериф, чтоб свою задницу прикрыть, сэра Гая потопит. А ведь попадется хозяин мой, как пить дать. С его-то везением... И тогда, если попадется - казнят его. Нортгемптон, в общем-то, не так уж и далеко... и я примерно знаю, как туда попасть... Вот коли я приеду, да исхитрюсь пасть графу в ноги, чтоб, стало быть, заступился за моего господина... Захочет ли граф? Ну, это уже только Господь ведает. А я знаю только то, что назад в деревню мне неохота... Хорошо тебе, ты зеленая, тебя не видать. И лист вона какой большущий... На все лето хватит. А мне без хозяина... Н-да. Надо, стал быть, двигать..."
Решившись на столь серьезный шаг, Джек испытал заметное облегчение, как будто гору с плеч скинул. Надо сказать, оруженосец Гизборна вообще был скорее ленивым созерцателем, чем мыслителем. Но, если припирало, думать головой умел.
И, надумав чего, обычно исполнял задуманное. Поэтому к ночи, навалявшись в лопухах до одури и набеседовавшись с козявкой, Джек поднялся на ноги и зашагал на юг.
Но шагать ему не слишком-то хотелось. А обращаться с лошадьми он всегда умел. И к списку грехов Джека прибавилась еще и украденная лошадь.
***
К ночи, на биваке, шериф очухался. Под глазами у него выступили здоровенные синяки, есть он не мог, говорить - мог, но не шибко хотел. Жаловался, что голова у него раскалывается, и он ничего не помнит.
Последнее внушало некие смутные надежды, но не Гизборну, которому было уже почти плевать, а Мертону. Реджинальд Мертон, смешно сказать, маялся сомнениями. А Гизборн тем временем маялся, сидя на земле в мертоновом плаще и испытывая непривычные для себя чувства. Неловко ему было, за давешнее презрение к рыжему толстяку. Да и за сегодняшнее свое позорище.
Ночью, распинав солдат от костра и наругавшись вдосталь, Мертон, убедившись, что отряд его благополучно захрапел, подошел к Гизборну, руки которому на стоянке-то велел связать. Принес ломоть хлеба, кружку эля, грузно плюхнулся рядом.
- Дай слово, что не сбежишь. Тогда руки развяжу.
- Дурак ты, Верзила. Был и остался. Сбегу, конечно.
- Тьфу ты, пропасть! Да не могу я тебя отпустить! Вот же черт меня дернул именно сейчас наняться, вот подгадал-то... Как я тебя отпущу? Я - на службе... Хоть и сосед ты мне, считай, и выросли мы вместе, и сюзерен у нас один... Пятки Господни, вот граф-то не знает... Сбежишь, значит? Ну, так тогда жуй, на, - и всунул горбушку меж связанных рук.
- Женился я, Гай. Да я ж говорил тебе, тогда еще... А жена и пилит, и пилит, и пилит... Денег ей все мало. А тут еще и дитё родилось... Мальчик у меня, Гизборн! - и Мертон на секунду возликовал, позабыв, где он и кто с ним. - Мальчик! Здоровый, рыжий, толстый, как я! Но... Ну да, с владения моего невелик доход, признаться. Вот, пришлось службу искать. Нашлось в Ньюарке место капитана стражи. И что ж мне теперь-то делать? Король ведь не только сюда отряд послал, зря ты шерифа чуть на тот свет не отправил. Это не де Рено, это король Джон сам придумал, что, так или иначе, а вы драпанете. Вместе или по отдельности, какая разница... Дороги на Север тебе нету, там везде заставы стоят. И в Нормандию вы б тоже не прорвались... А что шериф к брату кинется за помощью, король первым делом и решил.
- Король?
- Ну да, король. А вовсе не шериф твой придурковатый. Слышь, Гизборн, ты - того, молчи в тряпку. Тогда ни тебе, ни мне ничего за это не будет. Гляди, как хорошо - он не помнит ни черта. А то я ведь места лишусь, за недосмотр... А ты - головы. Правда, головы у тебя и так, сдается мне, скоро не станет. За зерно-то... А вот за шкуру волчью... Ты что, правда, что ли, с валлийцами стакнулся?
Гизборн молчал, жевал. Не хватало еще перед Мертоном исповедоваться. Да и зачем? Все равно ж не отпустит. А так - меньше знает, крепче спать будет.
- Ладно, молчи себе. Хоть и неспроста шкура-то на тебе была, я думаю. Однако чего я думаю, то мое дело. А вот заложить тебя со всеми потрохами, когда ты и так уже все равно, что покойник - не по нутру мне. Поэтому я тоже смолчу. Я, как-никак, рыцарь.
На следующий день, проезжая мимо постоялого двора, Реджинальд Мертон стребовал у хозяина одежду для Гизборна. Пусть не новую, оставшуюся в сундуках некоего скончавшегося недавно проезжего, но вполне приличную.
И вот за это Гизборн был ему благодарен. Мог ведь и не заботиться... А, поскольку благодарность Гизборну было переживать непривычно и неуютно, то он надулся на Мертона, на себя и на весь белый свет. Вроде, как ничего важнее и не было в мире, чем дурацкий наряд покойного купца, и не грозила рыцарю за все его подвиги скорая расплата...
На третий день после полудня доехали до Ньюарка.
Всё, как всегда и как везде. Стража в воротах, ковыряющая в зубах после обеда, стража на замковой площади, играющая в камушки... Н-да, Мертон, а орешь-то ты громко. Спохватились, похватали оружие, встали по местам. Приняли аккуратно с коня бывшего шерифа Ноттингемского, прислонили к стеночке, приглядели, чтоб не сполз по ней в навозную жижу под ногами, бедолага. Посмотрели сочувственно, как Гизборн, стиснув зубы, провожает своего вороного взглядом. Лошадок-то надо в конюшни, так, сэр Реджинальд? Парни-то наши отдыхать отправятся, вот и лошадок поставят рядышком со своими... Э?
Отряд явно наладился отдыхать, праздновать счастливое исполнение королевской воли. А дежурная стража хорошо знала свои обязанности по части препровождения заключенных. Довести до ямы, открыть решетку, спустить лестницу... Де Рено и Гизборн были аккуратно доставлены, куда следует - в подземелье. Стражники ежились от холода, для примера дышали в воздух и тыкали друг друга локтями, призывая полюбоваться на получающиеся от дыхания облачка пара. Развлекались, как могли. Скучно же... Мертон не препятствовал, накануне наоравшись на два года вперед.
Сгрузили пленников в подвал замка, беззлобно подтыкивая в спину древками пик и приговаривая, что теперь, де, они уж точно не протухнут. Заодно с королевскими припасами. Тоже "припасы", своего рода... После чего Мертон, пыхтя и отдуваясь, поспешил к королю, докладывать.
Доложить немедля, да развязаться с этим паскудным делом. Реджинальду очень не хотелось присутствовать при казни Гизборна, а хотелось куда-нибудь деться побыстрей. И напиться. А что казнь будет скорой и жестокой, Верзила Мертон нисколько не сомневался.
***
Герольд распахнул дверь перед Мертоном и тот ввалился в залу, утирая пот со лба и являя всем своим видом образец служебного рвения и верноподданнических чувств. А в зале-то тем временем шло совещание, чего Мертон с лёту не уразумел, так торопился. А посмотрел бы внимательнее, заметил бы, что в зале присутствуют духовные лица, коим знать о пленных не должно бы...
- Сир! - и Мертон повалился на колено - Мой король, я привез пленников! И шерифа де Рено, и Гизборна - у аббатства Святой Пречистой Девы Марии их взяли, как Вы и предполагали, государь!
Джон, сидящий в высоченном кресле, окруженный баронами и чиновниками, побагровел и рявкнул: "Сэр Реджинальд! Прикусите язык немедленно! Покиньте нас и ждите распоряжений, там, за дверью".
Похолодевший Мертон боком просочился в двери и сел, обессилев с перепугу, на лавочку, на которой иногда отдыхали караульные. А посидевши, принялся про себя читать молитву Пресвятой Деве, чтоб поскорее это все закончилось и ему не пришлось более за пленных отвечать. И чтоб не видеть казни...
Король пригладил клочковатую бородку, скосил глаза на аббата Хьюго, привставшего со скамьи и слегка побледневшего. Но ничего, аббат смолчал и снова сел, только руки в лиловых перчатках сцепил в замок. Да стал несколько рассеян...
После окончания совета аббат склонился в поклоне перед Джоном:
- Сир. Я прошу Вас уделить мнению церкви несколько минут после того, как Вы изволите отобедать. Затеваемая Вашим Величеством война потребует немалых средств. Церковь может несколько облегчить груз, легший на плечи Вашего Величества...
Джон поправил корону - да когда уже ее подгонят-то прилично - и махнул рукой: "Хорошо, аббат де Рено. Я выслушаю мнение Церкви по поводу больших, подчеркиваю, больших денежных затрат моего Величества". После чего король отправился обедать, что и проделывал долго и со вкусом, облизывая выпачканные в меду пальцы. Свои и своей очередной пассии. Это же так поучительно - стать королем стоило хотя бы ради того, чтоб совмещать приятное с полезным. В целом Джон был доволен жизнью сегодня - желудок его не мучил, метресса была свежа и игрива, а из аббата можно было вытрясти теперь кучу денег, раз уж сам напросился.
***
- Ну, так что может предложить Церковь своему Богоданному королю?
- Сир... Церковь может лишь уповать на милосердие Помазанника Божия и на его снисхождение. И то, и другое Церковь готова оплатить. Я доставлю денег вдвое больше того, что было мною обещано утром, сир. Но, мой Государь, меня волнуют некоторые обстоятельства... Семейного порядка.
- Вы хотите сказать, что заплатите за своего братца? Ну-ну, аббат, не знал, что Вы так сентиментальны. Мне казалось, Вы с бывшим шерифом Ноттингемским не слишком-то жалуете друг друга... Ладно, забирайте! И вы заплатите за свои сантименты, нет, не вдвое... Втрое больше того, что Вы пообещали утром! И это касается только де Рено, я так думаю? Ваше человеколюбие не распространяется на подручного Вашего братца? Это было бы уж слишком... Я казню Гизборна, для порядка и примера! И для собственного удовольствия...
Дверь в залу грохнула о стену. Оттолкнув герольда, разъяренно сверкая глазами, к креслу Джона стремительно шагал старый граф Нортгемптон.
- Что слышу я, мой король?! Гизборн - изменник? Сей рыцарь - мой вассал, сир, потому, подозревая его в измене, Вы порочите и мое имя! А вы, аббат де Рено - ведь Вы отлично знаете Гизборна, как можете Вы молчать? Ведь именно я Вам его рекомендовал на службу, и именно Вы допустили все это беззаконие! Если бы не Ваше попустительство своему помешанному брату...
Король Джон вскочил с кресла, - а обычно он этого не делал, чтоб не был так заметен его малый рост, - лицо его пошло пятнами.
- Нортгемптон! Что Вы себе позволяете?! Как смеете Вы упрекать своего короля и его ближайшего помощника? Аббат только что предложил мне пожертвование - и весьма серьезное - для моей войны с валлийцами...
- Но я...
Нортгемптон, еще крепкий седой великан, нависал над королем, подобно горе. Лицо его раскраснелось от гнева, руки яростно сжимали пояс с серебряными бляхами.
Аббат, почуявший уже совсем неладное, поспешил вмешаться, пока Джон не взбесился окончательно и не заломил цену вчетверо против начальной.
- Да-да, граф Вильям, Вы правы, я только что хотел предложить... Ваше Величество! Иоанн Добрый - так следовало бы увековечить Ваше имя благодарным потомкам. Поэтому, сир, даруйте прощение и несчастному сэру Гаю. Он молод, и у него есть шанс искупить свои грехи - перед Богом и перед Вашим Величеством... Отправьте его в Святую Землю, мой король. Года на четыре, по году службы во имя каждого из святых Апостолов - Евангелистов. И там, воюя с сарацинами, Гизборн по мере своих возможностей послужит нашему Господу и Вам, мой Государь, к вящей славе Вашей... Простите Гизборна, сир, ведь его смерть не принесет Вам никакой пользы...
Услышав слово "польза", король несколько остыл и плюхнулся назад, на бархатные подушки своего резного кресла. Поправил тяжелую золотую цепь на узкой груди, помолчал, как будто нарочно заставляя своих приближенных подольше помучаться, ожидая его решения.
- Ладно, милорды... Эй, кто там! Тащите сюда де Рено! Нортгемптон, сколько людей Вы привели?
- Двадцать пять, мой король. Двадцать пять конных рыцарей с оруженосцами, лошадьми и припасами на месяц. Всего - шестьдесят всадников.
- Да, недурно... больше у Вас и нет, пожалуй... Весь здешний гарнизон - всего около сотни солдат. Говорите, Гизборн - Ваш вассал? Ладно, граф, забирайте... Можете спуститься за ним сами, если уж Вам так хочется. Мне он здесь теперь не нужен, хотя было б интересно...
- Но мой, король, необходима грамота о помиловании...
- Ступайте, граф. Завтра. Все бумаги - завтра. Но я ничего не забываю, Нортгемптон. Никогда.
***
Холод. И сырость. И вонь гнилой соломы, вонь пропитанного застоявшейся в лужах на полу мочой сырого камня, крысиного помета... Который раз он в темнице? Второй? Ну, и последний, надо думать... Я - покойник. Как там: "Жил грешно - и помер смешно". Щит сломают... И не только щит... Уж король Джон постарается сделать казнь интересной.
Как же это меня угораздило? Вон в углу постанывает де Рено... Бледный, пришибленный, жалкий. А ведь было время...
Тогда Гизборн засыпал и просыпался с одной и той же навязчивой мыслью: сдавить эту тоненькую шейку так, чтобы мерзкие глазищи выкатились из орбит окончательно. Но почему-то он не мог этого сделать... Да и куда б он делся от де Рено, пробовал же... Шериф, которого Гизборн запросто бы пришиб одной рукой, обрел над своим подчиненным власть - сродни власти жестокого хозяина над своей собакой. Гизборн чувствовал себя в точности как цепной пес, которого травят для забавы, зная, что цепь прочна и зверюга может только молотить лапами воздух и хрипеть, захлебываясь от ярости и скаля клыки. Зато потом как забавно отвязать пса и напустить на кого-нибудь...
Слыхали: "Зачем лаять самому, если есть собака?"
Умный и хитрый шериф умело манипулировал Гизборном, потакая его жестокости, маня безнаказанностью, провоцируя на глупости и получая от всего этого очевидное удовольствие. И если аббат Хьюго был образчиком нелюдимого скопидомства, то братец его сумел за десятилетие вытравить из Гизборна почти все человеческое и довести своего рыцаря почти до умопомешательства. Идиотическая история с неубиваемым Человеком в капюшоне весьма этому способствовала. Подумать только, всего лишь бунтующие саксы, язычники, да достаточно было просто спалить пару лачуг и они бы заткнулись навсегда...
Хотя и сам шериф, пожалуй, уже давным-давно не владел ситуацией. Как две стороны одной медали, шериф Ноттингемский и Робин Гуд. А ты-то, сэр Гай, ты - что здесь делаешь? Подыхаешь... вернее, завтра подохнешь.
Сейчас, в вонючей грязной яме, всплывали в его голове обрывки тогдашних мыслей, но как-то странно, будто чужие. Как будто не он за каким-то чертом вляпался в историю с глазастой сучкой Дженет. Да уж, глазищи были... Не он задыхался от стыда и унижения, чуть не захлебнувшись в мерзком пруду. Не он терял голову от сочетания презрительно оттопыренной губки прекрасной еврейки с ее же невыносимо вызывающими грудями, плотно и недвусмысленно обтянутыми светлой тканью. Не он наряжался в тряпки прокаженного, сам не очень уже понимая, что творит и зачем. Не он позволил задурить себе голову заговором разведенной королевы и чудом уцелел, отделавшись плевком в лицо. Не он? А кто ж тогда? Кто, а, сэр Гай? Кто, напялив на себя вонючую шкуру волка, остался жив? Кто старается сейчас отодвинуть это воспоминание подальше, поглубже, чтоб хоть перед смертью не чувствовать себя по уши в дерьме?
Проклятье, да где был мой рассудок?! Сколько раз собирался бросить все и сбежать... и почему-то оставался, мало того, стоило хоть немного меня похвалить, я готов был горы свернуть, лишь бы ощущать себя победителем. Добиться хоть небольшой похвалы... Да на кой она мне сдалась?! Ведь я ж понимал, что это просто какое-то мерзкое колдовство, сродни беллемским чарам. А уж история с пчелами, господи... Как де Рено ржал потом надо всеми, перебирая монеты в сундуке, любуясь их светлым блеском, слушая, как они звенят... Ничто его не интересовало на самом-то деле, только деньги. А я-то, кретин... Да уж, прославился. Прямо как мечтал.
***
- Мой лорд граф!
Мертон вскочил с лавки, словно укушенный. Он не успел ничего сказать графу Нортгемптону, когда тот проломился мимо, сметая стражников, как игрушечных солдатиков. И только рот открыл, как за Нортгемптоном уже затворилась дверь в королевские покои. Зато теперь вцепился намертво, надеясь, сам не зная на что.
- Граф Вильям, сэр, я хотел сказать Вам...
- Это Вы, Реджинальд? Здесь - на службе? Если у Вас что-то срочное, следуйте за мной, я тороплюсь, - граф понесся вниз по ступенькам, предоставляя Мертону успевать за ним или не успевать, на выбор. - Мне нужно забрать арестованного из ямы... пока Его Величество не передумал... помните Гизборна?
- Сэр, так это я его привез! Я должен был арестовать его, и арестовал, у меня был приказ. А они с шерифом, как на грех, прямо на мой отряд выехали, как бараны. И отчего Гизборн засаду не учуял, не понимаю... Но он вообще малость не в себе, мне кажется, сэр. А уж когда я шкуру на нем разглядел волчью, прям как у валлийцев, решил, что он и вовсе рехнулся...
- Шкуру? Волчью?
- Ох, черт... Простите, сэр, я не должен был этого говорить...
- Уже сказали. А я сделал выводы.
По дороге вниз граф, сопровождаемый задыхающимся Мертоном, чуть не столкнулся со стражей, препровождающей наверх, в королевские покои, бывшего шерифа Ноттингемского.
- Мертон, король только что даровал Гизборну прощение.
- Ох, мой лорд... Господь всеблагой, пронесло!
Тем временем Нортгемптон уже стоял у решетки, за которой, как следовало думать, были тюремные ямы.
- Так, вы - начальник караула? Я граф Нортгемптон, забираю у вас заключенного. По дозволению короля Джона. И при свидетельстве гарнизонного капитана сэра Реджинальда Мертона. Быстро, приведите мне сэра Гая Гизборна! Да, и меч его не забудьте!
Когда потащили наверх шерифа, Гизборн подумал, что король решил допросить их поодиночке. Чтоб сравнить показания. Ну, по крайней мере, сам Гизборн поступил бы именно так. И в таком случае, ему рассчитывать было совершенно не на что: если де Рено вспомнит, как было дело - он непременно утопит своего бывшего помощника, выгораживая собственную жизнь. А если не вспомнит, напрашивается вопрос - почему? Почему де Рено не может ничего вспомнить? Что с ним такое случилось? "А это было покушение на убийство, мой Повелитель", - скажет Мертон. Или все-таки не скажет?
- Сэр Гай!
- Мой лорд граф...
Вот кого не ожидал Гизборн увидеть, так это Нортгемптона. И уж совсем не ожидал, что, повинуясь мановению руки сэра Вильяма, стража отомкнет засов. И что за спиной Нортгемптона окажется Реджинальд Мертон с совершенно обалдевшей от происходящего счастливой рожей. Хлопнет Гизборна по плечу, поклонится графу и чуть не бегом кинется куда-то по коридору.
Стража расступилась перед графом Вильямом и деревянно шагающим за ним Гизборном. Они довольно долго шли по темным переходам замка Ньарк-он-Трент, что дало рыцарю достаточно времени, чтоб осознать, что прямо сейчас его еще не убьют.
Странное дело, радости Гизборн не чувствовал. Да он вообще ничего не чувствовал, будто оледенел внутри. Только мысли вновь побежали по привычному кругу: сказал Мертон, не сказал? Знает граф, не знает? Я помилован? Или это лишь отсрочка? Что теперь будет... Или я нужен Нортгемптону для каких-то мне неизвестных целей? Что с того, что я его вассал, никогда и ничего не бывает просто так, за здорово живешь, уж это я выучил. За столько-то лет. Через минуту узнаю, во что я ему обошелся и зачем ему это надо...
Гизборн накручивал себя, готовясь защищаться. По привычке. Сейчас будет всё то же самое, к чему он давно притерпелся: злобный рев мечущего громы и молнии начальства. А то еще и швырнуть могут чем-нибудь. Просто переждать, зубы сжать и слушать. Наорется - и скажет, что ему нужно.
Но почему-то Гизборну очень не хотелось, чтоб граф узнал о нем всё. Всё, что было за десять лет в Ноттингеме и за последние пять дней.
Нортгемптон отворил дверь в отведенные ему покои, жестом велел слуге убраться с глаз. И стоял молча, не оборачиваясь к своему вассалу и глядя на узкую полоску золотого закатного света, пробивающегося сквозь ставни. Почему-то от этого молчания Гизборну стало совсем уж не по себе: оно не казалось ни угрожающим, ни давящим. А будто... укоризненным, что ли... Наконец граф Нортгемптон, что-то решив про себя, обернулся.
- Ну... ты и дров наломал... Сам-то понимаешь это?
Гизборн почувствовал, что у него горят уши. Он-то ждал ярости, гнева, проклятий и упреков, был готов защищаться и оправдываться... Но сейчас, под внимательным взглядом старого графа Вильяма - ушла злоба, ушла готовность умереть немедленно, а остался только стыд, которого он не испытывал почти никогда в жизни. Перед сюзереном, в доме которого вырос... Позор. Пылали уже и щеки. Гизборн хотел было что-то сказать, открыл рот, но, не найдя слов - опустился на колени и низко склонил голову.
- Простите меня, мой лорд... Я - дурак...
- И это еще мягко сказано, сэр Гай. Встань. Мне нет дела до того, что было в Ноттингеме. И нет дела до того, о чем молчит Мертон.
Я знаю только то, что тебя оклеветали. Твой шериф, за которого его братец, аббат де Рено, заплатит выкуп королю.
А тебя король Джон помиловал на условии, что ты уедешь из Англии. Поедешь воевать с сарацинами, в Палестину. Послужишь Богу и Королю, в общем...
Радуйся, Гизборн, у тебя хороший, верный слуга: я и так ехал сюда, в Ньюарк-он-Трент, с отрядом. Но не торопился. Твой Джек исхитрился найти меня в Лестере, прорвался, рассказал...
Послушай меня... Ты вырос в моем доме. Много вас там выросло... Но, не знаю, почему, я всегда особо выделял тебя и Лиса. Ты ведь знаешь, Гизборн, я потерял младшего сына. Давным-давно, там, в Палестине. Никто, конечно же, не сможет за него отомстить - убийц разве найдешь? Но, если кто-то отвоюет Гроб Господень, возможно, мой сын погиб не зря... В общем, я решил вот что: вскоре в Палестину должен отправиться небольшой отряд - совсем молодые рыцари, безземельные буяны, в отличие от тебя. Так вот, раз уж все равно тебе ехать, я поставлю тебя начальником этого отряда. Ты их поведешь по праву старшего и более опытного. Поведешь, не потеряешь ни одного, и доведешь до Святой земли. Кстати, де Кордс жив-здоров там, в песках. Служит под началом моего дальнего родственника, Гийома де Норвиля. Так что ты еще и выиграешь. Здесь тебе уже ничто не светит. Да и лучше будет, если уберешься с Джоновых глаз, пока цел. А там... кто знает. К тому же и друг у тебя там есть, хотя бы один. Здесь, как я погляжу, ты ни одного не нажил.
Сейчас, не мешкая ни минуты, ты поскачешь подальше отсюда, на северо-запад, в Мэнсфилд. Вечереет. Надо, чтоб король, если ему, не приведи Господь, за ночь что примстится, не передумал тебя прощать. А если тебя здесь уже не будет - это надежнее. Я утром вытрясу у Джона грамоту о помиловании. И твой Джек привезет ее тебе назавтра в Мэнсфилд.
Поедешь домой, а к Рождеству - явишься в Нортгемптон. Так-то... Идём. - Граф быстро зашагал по переходам замка, по дороге четко, как на учениях, командуя - куда ехать, по какой именно дороге, в каком постоялом дворе ждать. И сколько. И куда нестись сломя голову, если все же не дождешься... Сам гаркнул на солдат, чтоб привели коня Гизборна, сам провел до ворот, которые вскоре должны уже были запереться на ночь. И в последнюю минуту впихнул в руку с поводом небольшой кошелек. Прихлопнул своей ладонью руку Гизборна, как бы запрещая отказываться и протестовать, легонько шлепнул Фьюри по крупу и пошел прочь.
Гизборн пригнулся к шее коня и послал Фьюри в галоп.
Мелькнули золотящиеся в закатных лучах бревна подъемных решеток... Ударил в лицо свежий ветер... Свободен!