Долог был твой путь домой. Роман о сэре Гае Гизборне. Часть первая. Глава восемнадцатая.
Акра на рассвете казалась странно четкой и розовой. Резкие линии строящихся крепостных стен и башен, угольно-черные тени, золотые от солнца листья пальм. Чайки у пристаней, вьются, вопят... С берега пахнет чем-то незнакомым. Хотя и знакомым тоже... Да уж, тухлая рыба воняет везде одинаково.
Глухо ударились о берег сходни. Началось...
Кэп Хебден, уперев руки в бока, надрывался, командуя, и в ответ на его вопли по палубе заметались мухами матросы, подгоняя и торопя паломников. Живей, живей, надоели до смерти, крысы сухопутные, корми их тут... Пилигримов ведь содержать приходится. По повелению Его Святейшества Папы Римского капитан обязан снабжать неимущих - а таких было полным-полно - едой и одеялами. Траться, Намп Хебден, а то мало тебе расходов...
Паломники загалдели, кинулись к сходням, хорошо, хоть в воду никто не свалился - притерло бы бортом "Сейнт Маргарет" - и всё, конец настал твоим странствиям, о незадачливый путешественник.
В толчее, которая поднялась на палубе, Гизборн почти растерялся. Куда им идти-то? Где здесь хоть один христианский храм?
Капитан, забрав бороду в горсть, ждал, когда схлынет людской поток. С нетерпением ждал. Правильно, хоть проезд и стоил денег, но за английскую древесину и муку выручка будет больше. Ведь дерево ценится в Палестине на вес золота. Вот закончится эта дурная суета, и можно будет разгружаться. Кэп надеялся неплохо заработать на этот раз...
Гизборн прекратил хлопать глазами и решил предпринять нечто более полезное. И направился к капитану. Остальные потянулись за ним, в основном, из любопытства.
- Мой лорд Гизборн? - предупредительно вопросил кэп, оторвавшись от сладостных мечтаний о соверенах, которые вскорости наполнят его кошель.
- Мне нужна церковь, любая, - буркнул рыцарь.
Гизборну очень не хотелось проявлять неосведомленность, претило вообще хоть что-то спрашивать, но что ж ему остается, раз он здесь ни мили не знает... А кэп Хебден вроде уже свой, за четыре месяца рыцарь привык к нему. И большого урона для чести не будет.
Хебден удовлетворенно кивнул. На подобные вопросы он отвечал чуть не сотню раз и, в принципе, был готов и услужить, и не кичиться тем, что он тут все наизусть давно выучил... Между прочим, с господ рыцарей еще расчет полагается... Да к тому же кэп проникся с сэру Уидону. Стрикстон действительно много чего умел по лекарской части и никогда не отказывал в помощи. Его усилиями Намп Хебден сохранил в здравии большую часть команды... Поэтому можно было и начальство стрикстоновское, вздорное и оручее, потерпеть немножко. Да, в сущности, сэр Гай не так уж плох...
- О, разумеется. Вот, смотрите, мой лорд, вон невдалеке - церковь святого Иоанна. Там можно предъявить Ваши бумаги, только обождите немного, толчея ж начнется, сами понимаете. А рядом квартал пизанцев и Хан-аш-Шуна, ну, трактир-амбар по-нашему. Там многие останавливаются...
- Чего? Хаш-аш... Что за дикое название для трактира?
- О, название обычное здесь, сэр. Хан построили еще до прихода наших рыцарей. И это вполне достойное заведение. А шербет подают там самый сладкий в Палестине, лимонный, а то и фиалковый, его стоит попробовать, уж поверьте старому Нампу...
Гизборн покивал, совершенно не представляя, что за шербет такой.
- Хотя господам рыцарям, поди, надо быстрее в королевский замок? Правда, самой королевы вы, мои лорды, не увидите, я чай... Это на севере Акры, замок-то. Не ошибитесь, мои лорды, королевину резиденцию вполне можно спутать с крепостью иоаннитов, она у них несусветно большая. На месте королевы я б с ними поменялся.
- Королевы? - Гэвин встрял в разговор, - В Акре правит королева? Не король?
- Именно так, сэр, - подтвердил капитан. - Королева Мария де Монферрат*. По правде сказать, она-то не правит, мала еще... Правит ее дядя по матери, регент, королевский коннетабль и бальи Акры Жан д"Ибелин**.
Н-да... То есть мы служить королеве будем? Или кому, получается?
Даже странно было осознать, что всё, приплыли. Закончилось путешествие по воде. Свели коней по сходням, осторожно, не торопясь. Кони все-таки заметно ослабели, пока висели на веревках в трюме. Разобрались с барахлом - чего куда. Гизборн, разумеется, тщательно проследил, чтобы забрали все вещи, ничего не посеяли в суматохе. Особенно Стрикстон на это мастер, с его способностью погружаться в мечты в самое неподходящее время. Распрощались с капитаном. И расплатились.
Нашли церковь святого Иоанна, что поминал Хебден, преклонили колена, всё, как полагается... Специально приставленный к тому монах прицепил к их бумагам здоровенные восковые печати. Ладно, одно дело сделано...
Влезли в седла и вперед, искать резиденцию своего нового начальства. Нанять их на службу должен был самолично Жан Ибелин, коннетабль королевы и регент Марии Иерусалимской. Пока искали, поняли, что жара в Неаполе - это были цветочки. Бесстрастное солнце поливало своими лучами все подряд в Палестине: выжженную добела землю, пыльные редкие деревца, белый известняк домов и стальные шлемы рыцарей. Хорошо, что Гизборн накануне вспомнил рассказы Мыша и велел соорудить на шлемах так называемые намёты - нечто вроде занавесочки, прикрывающей затылочную часть шлема от солнца. Выглядело довольно нелепо, но помогало. Оказалось, не врал монах - здесь все ходят с чем-нибудь на голове накрученным, иногда, похоже, что с целой простыней. Правда, в самой Акре большая часть улиц и даже улочек были крытыми, потому там было темновато, но зато не так жгло солнцем головы в шлемах. Однако стоило оказаться на открытом месте - и казалось, что ты у ворот ада.
Искали долго, зато вздохнули с облегчением, добравшись до резиденции Ее Величества королевы Марии де Монферрат. А потом еще раз вздохнули - с восхищением... Размах строительства поражал воображение. Дома, в Англии, мало кто осмеливался на такие объемы.
Толстые каменные стены берегли людей от жары, внутри небольшого помещения, где было велено шестерым рыцарям ждать, царила тишина и прохлада. Оруженосцы остались с лошадьми, правда, все же под навесом во внутреннем дворе замка, но там было жарче. Гораздо. Вдоль стен ожидальни стояли широкие полированные дубовые скамьи. Правда, отполированы они были, возможно, задами ожидающих аудиенции. Похоже, торчать здесь придется долго.
Вон в уголке удобно расселся важный купец-венецианец. Старый уже, но щеголь - коричневый бархатный плащ, подбитый куницей, высокая шляпа. Интересно, как его удар не хватил по такой жаре в этакой одежде? Правда, он не просто худой, а тощий. Может, ему холодно... Лицо узкое, нос с горбинкой, прикрытые тяжелыми веками черные глаза и угрюмые складки у рта, выдающие старого брюзгу. Сидит, положив руки на оголовье резного посоха, выпрямив спину. Будто и не купец всего лишь, а владетельный сеньор. Правда, говорят, в Венеции многое решают деньги, а не знатность и заслуги. Хотя... А что, у нас деньги ничего не значат?
Парни расселись по лавкам, разглядывая яркие, пестрые фрески. Такое чувство, что это нарочно сделано для того, чтоб ожидающим было не так скучно сидеть здесь. Тоже непривычно, между прочим. Но здесь же много итальянцев... А итальянцы, особенно венецианцы, любят комфорт и роскошь, это все знают.
Сам Гизборн остался стоять на ногах. Почему-то ему казалось, что если он сядет, то как бы потеряет последние остатки достоинства. Сравняется вон с тем купцом... Уж больно здесь все было огромное. И красивое, чего греха таить. Даже свет в зальце был непривычно ярок, потому что вместо того, чтобы робко заглядывать сквозь обычные отверстия в ставнях, здесь солнце уверенно проникало внутрь через окна, забранные мелкими круглыми стеклышками. На стекла ложились блики, свет дробился и рассеивался, от свинцовых переплетов на полу укладывались пятна узоров...
И из-за всего этого сэр Гай Гизборн был вынужден изображать из себя столб. Водруженный у окна, облаченный в синий плащ и снабженный мечом столб. Черт, да когда уже...
***
Спустя некоторое время дверь перед Гизборном и его отрядом аж из целых пяти человек открылась, и они вошли в зал столь невероятных размеров, что, будь они мальчишки, а не зрелые мужи, рты б у них пораскрывались. Потому как зевать по сторонам подобает лишь мальчишкам - и Стрикстон ткнул кого-то из близнецов в бок.
Предшествуемые герольдом, шестеро рыцарей все шли и шли, слушая, как их топот гулко разносится под сводами зала. И, не сговариваясь, почему-то зашагали в ногу. Подобрались, напряглись в ожидании неких перемен. Кто знает, каких именно... Гизборн краем глаза видел, как хмурится бледный Сиуэлл, резким движением стряхивая рыжие волосы с глаз. Как сдвинулись поближе друг к другу Когенхо, одинаково играя желваками на скулах. Как Стрикстон улыбнулся сам себе обычной своей чуть растерянной улыбкой. А Спраттон норовит идти последним.
Солнечные лучи, проникая через узкие арочные окна невиданных до сих пор англичанами стрельчатых очертаний, косыми полотнищами падали на мозаичный пол через равные промежутки, создавая удивительно ясный и стройный ритм. Потолочные своды, опиравшиеся на высокие колонны, сходились пучками узких ребер, как будто ты был внутри выгнутой над твоей головой чаши колоссального цветка. Свет и тень резко контрастировали, не давая рассмотреть пространство дальше, чем на десять шагов. В зале было немного народу: несколько почтенных пожилых купцов, пара-тройка рыцарей и, наконец, тот, от кого зависела дальнейшая судьба Гизборна и компании. Дошагали... Герольд пристукнул жезлом об пол и внятно объявил имена вновь прибывших.
Сеньор Жан д"Ибелин, коннетабль Ее Величества королевы Марии Монферрат и регент Иерусалимского королевства, помещался на возвышении, как и положено, за столом, покрытым свитками пергамента, уставленным канделябрами с ненужными сейчас оплывшими свечами и засыпанным ровным слоем всей той чепухи, которая создается, когда за столом долго и много пишут: кусками воска для печатей, ленточками, чтоб эти печати прикреплять к документам, сломанными перьями и тростниковыми палочками, пустыми тушечницами с остатками чернил. Там же валялась пара ножей для очинки перьев и срезания печатей, и стоял тигелек для плавки воска.
Командир отряда набрал воздуху в грудь, шагнул вперед, поклонился и протянул коннетаблю бумаги. И поднял, наконец, голову. Перед ним в высоком дубовом кресле восседал смуглый, сухощавый и крючконосый средних лет воин, не сказать, чтоб слишком грозный с виду, но привычно облаченный величием должности. Бархатный плащ, каштановые с проседью волосы, высокий лоб, темные внимательные глаза. Мягким движением взял из рук Гизборна документы, не глядя ни на кого, просмотрел их по диагонали. Чуть внимательнее прочитал письмо Нортгемптона, где граф ходатайствовал об определении вновь прибывших англичан под начало к его родственнику. Коннетабль пробормотал себе под нос нечто кислое о том, что снова прислали молокососов и преступников, но тихо пробормотал, так тихо, что Гизборн предпочел не услышать.
Ибелин чуть обернулся куда-то вбок, тут же из тени быстро и беззвучно вышел монах, поклонился и приготовился записывать. Коннетабль посмотрел Гизборну в лицо. Спокойно смотрел, вдумчиво, как на многих и многих рыцарей, прибывавших сюда: кто - полным надежд и упований, кто в поисках забвения, кто искупать грехи, истинные и мнимые. Мало кто из них вернулся в родные края...
Продиктовав приказ о том, что сэр Гай Гизборн направляется со своим отрядом в распоряжение барона Гийома де Норвиля, держателя крепости Сен-Макари, коннетабль вопросительно глянул на пятерых рыцарей за спиной Гизборна: "Кто из вас, добрые рыцари, сэр Уидон Стрикстон?" Названный шагнул вперед, ожидая решения своей судьбы. "Вы, сэр, как я понял, еще не определились, каким именно образом Вы желали бы служить Господу? Хорошо. Пока Вы можете следовать за теми, кто - за долгий путь сюда - стали, надеюсь, вашими братьями. Но вот Вам письмо к Магистру Гарэну де Монтегю***, если решитесь наконец. - И д"Ибелин черкнул самолично пару строк на клочке пергамента, - А уж он сам направит Вас в английский ланг либо сразу к Главному Госпитальеру. Думаю, уже очень скоро Орден святого Иоанна обретет нового воина... И Вы наденете черный плащ с белым крестом... Я немного разбираюсь в людях... Де Кордс, подите сюда!"
Гизборн ушам своим не поверил. Он уже некоторое время чувствовал на себе взгляд стоявшего у колонны высокого рыцаря. Но что это - Лис...
Загорелый дочерна, с лихо накрученным вокруг плеч пестрым шелковым платком поверх видавшей виды кольчуги, заимевший косой шрам на щеке, но все так же победно улыбающийся Лис. Со знакомым взглядом вечного заговорщика и ухватками пройдохи и дамского любимца. Де Кордс вышел на свет, степенно поклонился регенту, ожидая распоряжений, и ухмыльнулся, откровенно наслаждаясь Гизборновской растерянностью. Взгляд его призывал сохранять спокойствие, мол, сейчас выйдем отсюда, и вот уж тогда-то...
Коннетабль изволил распорядиться, чтобы сэр Ренар де Кордс со своим отрядом отправлялся вместе с сэром Гаем Гизборном к совместному теперь месту службы их обоих. Незамедлительно, потому что все донесения де Кордса будут рассмотрены должным порядком и приняты к сведению. Более коннетабль его не задерживает.
Ренар изящно поклонился, кивнул Гизборну и двинулся к выходу. Странно, но в речах коннетабля Гизборн заметил некий еле уловимый оттенок неприязни к Лису. С чего бы это? Ладно, неважно, и вообще, может, показалось.
А вот это точно не показалось: навстречу им степенно направлялся к столу регента давешний купец. Дождался своей очереди. И вот, завидя его, Лис даже с шага сбился. Рывком, как-то дергано, сочинил на бегу легкий поклон и чуть не рысью припустил к дверям, обойдя купца полукругом, чтоб не сойтись лицом к лицу... Это еще что? Уже у дверей Гизборн услышал, как герольд выкликает имя купца: "Мессир Никколо деи Каприколлини". И что? Имя как имя...
За дверями приемного зала Лис махом обрел былую самоуверенность и прекрасное расположение духа.
- Гизборн, как же я тебе рад! - воодушевленно орал Ренар уже во дворе, ухватив светловолосого рыцаря за плечи. Подчиненные Гизборна понимающе ухмылялись и даже где-то радовались за компанию. Нечасто им доводилось видеть на лице сэра Гая настолько открытую улыбку. А сейчас их зловредное начальство даже на человека похоже сделалось.
- Вот теперь-то мы тут всем покажем, что такое настоящее английское рыцарство! Экий ты здоровенный-то стал, сэр Гай, ты ж должен теперь всадника с конем пополам рубить, как император Карл!
- А ты, Лис, всё такое же трепло, - и Гизборн довольно хмыкнул, уверившись в том, что старый друг ничуть не изменился, - Грех тебе ныть, ты, знаешь ли, тоже уезжал куда хлипче нынешнего. И шрамом на роже обзавелся. Откуда?
- Долгая история! Некогда сейчас. Пошли, заберем моих людей, быстренько выпьем - и вперед. До Сен-Макари полдня пути. Солнце почти в зените - надо торопиться. Нет, ну какая же удача, что я сегодня именно здесь! Ты б, конечно, и без меня б добрался, но... Но я рад. Серьезно, Гизборн, не смейся! - Лис внезапно сделался серьезен на секунду и тихо проговорил: - Мне не хватало тебя, сэр Гай. Твоей упёртости, надёжности. И твоего молчания. Здесь все так много говорят... И никому нельзя доверять.
Гизборн смутился до такой степени, что пришлось срочно проверять подпругу. Лицо спрятать. Ладно, хоть не слышал никто... Но на душе стало заметно легче. Лис. Все тот же болтливый, хвастливый, но проницательный Лис, точно рассчитавший момент, когда и что следует сказать Гизборну, чтоб купить его со всеми потрохами. И ведь не нарочно. Совершенно искренне, что самое смешное.
И отряд - двенадцать и двенадцать конных - бодро поскакал за выпивкой.
А после, уже не столь бодро, но вполне размеренно - к месту несения службы, в крепость Сен-Макари, коей был держателем сэр Гийом де Норвиль - кузен графа Вильяма и теперешний, стало быть, сюзерен Гизборна сотоварищи. Ведь еще утром на корабле плыли, а сейчас... Да, не Англия.
Все меньше делалось зелени вдоль дороги. Трава почти совсем исчезла, и только узловатые мелколиственные кустарники ютились среди желтых каменистых склонов унылых осыпающихся холмов. Пыль, мелкая и едкая, облачками вилась у конских копыт и скрадывала стук подков. Жарко, все время хотелось пить. Хорошо, хоть Ренар вовремя посоветовал запастись вином в кожаных мехах, назвав их смешным словом "бурдюк". Пузатый бурдюк хранил теперь Джек, можно было подозвать оруженосца, но вино наверняка теплое под таким неистовым солнцем. Если не горячее... Нет уж.
А вот Лис, тощий и загорелый, чувствовал себя отлично. Вертелся в седле как встарь, покрикивал, чтоб отряд подтянулся, и с насмешливым любопытством рассматривал рыцарей Гизборна.
- Ну, чисто дети! Откуда ты их взял, Гай? Скажи, эти твои Когенхо, случаем, не валлийцы? Глянь, как гарцуют. Дай им волю, бросятся взапуски играть, а? - и Ренар весело рассмеялся, - Смотри, рыжий малец сейчас напополам разорвется, ему и неловко, и хочется тоже дать себе волю. Да уж, насиделись вы на корабле-то, помню-помню, каково это... Спраттон твой - настоящий саксонский кабан. Об заклад побьюсь, у него в роду ни одного норманна. Нет, ну ты где их выкопал? Да ты сам посмотри, вон Стрикстон сейчас с коня свалится от счастья. У него на роже такое блаженство, словно он уже в раю с гуриями.
Гизборн недовольно нахмурился. Вообще-то, это - его люди, нечего над ними ржать. Ему хотелось уже грозно рявкнуть: "Какими еще, к дьяволу, гуриями?!" - но он сдержался и только лишь обиженно буркнул:
- Ты ж знаешь, откуда они все. Граф Вильям отправил их... нас... сюда.
Рассказывать по дороге о том, что случилось с ним в Ноттингеме за десять лет, Гизборну совершенно не улыбалось. Не здесь, не сейчас, да и вообще... Даже если и расскажет он Ренару... то не все. И так, чтобы никто не слышал, даже слуги, если они имелись в Сен-Макари.
Лис учуял, что пересолил, и примирительно улыбнулся:
- Ладно-ладно. Всё потом. Но я хочу знать, что тебя довело до Святой земли. Не набожность же аббата де Рено, у которого ты собирался служить лесничим. Я все помню, не думай! Слушай, сэр Гай, у меня есть, - он заговорщицки наклонился к Гизборну, - шесть бочонков бордоского вина. Один из них сегодня вечером наш. Нектар богов, слово чести! Вот тогда и побеседуем, согласен?
- О да! Я мастерски развязываю языки! - Ренар сверкнул белозубой, особенно яркой на смуглом лице улыбкой.
Гизборн быстро глянул на друга, хорошо расслышав двусмысленность в его ответе. Лис почти отвернулся, а в прищуренных глазах был не только смех, но и... да, жесткость. В детстве за ним такого не водилось.
А куда он смотрит? Нет, уже не смотрит, похоже, прислушивается. Там кто-то идет, далеко по дороге, слышно размеренный топот. И пение, как ни странно...
Паломники. Теперь понятно. Навстречу отряду по дороге двигался караван богомольцев. Впереди, пешие и безоружные, шли с хоругвями те, кто приехал в Святую землю поклониться святыням. Или искупить грехи... Шли и пели, слаженно и... и даже красиво. Что-то о чистых сердцем, о жертве и божьей воле... Да, а чтобы им лучше пелось, по краям дороги тихо ехали рыцари, сопровождающие пилигримов. Вот уже совсем близко. Всадники чуть подняли копья, приветствуя друг друга, а затем люди Гизборна и де Кордса уступили дорогу богомольцам, съехав к обочине. Вот и разминулись, каждый идет своей дорогой. И пение затихло за поворотом.
- Немцы. Палестинзонг поют, - заметил Ренар и снова завел свое, - А Стрикстон все же странный у тебя. - Де Кордс кивнул назад, в сторону сдвоенного отряда, - Смотри-ка.
Они пустили коней медленнее, наблюдая за Уидоном, который с отрешенным видом вглядывался в пышные виноградные лозы, вившиеся на опорах по обеим сторонам от дороги. В садах английских монастырей таких лопушистых листьев и таких огромных кистей с изумрудно-прозрачными ягодами просто не бывает, и Гизборн мог понять удивление своего рыцаря. Но вот Стрикстон наклонился к сложенной пирамидой куче камней, служившей, видно, знаком. В ней-то что интересного?! А теперь в небо уставился и смотрит с каким-то детским интересом в густую синеву, без малюсенького облачка. Конь Стрикстона, предоставленный самому себе, преспокойно пошел на сближение с соседом.
- Эй, монсеньор англичанин! - возмутился по-французски рыцарь, с которым чуть не столкнулся Стрикстон. - Следите за своей лошадью!
Уидон очнулся, дернул поводья, растерянно посмотрел на француза и пробормотал слова извинения. И тут влез кретин Спраттон, благополучно забывший уже урок, полученный на Мальте.
- О! Наш святоша не почешется, даже если ему небо на голову упадет, - съязвил он и заколыхал брюхом, хрюкая от смеха.
"Нет, Лис не прав, это не кабан, это боров", - неприязненно подумал Гизборн, наблюдая за ними. Но Стрикстон мог постоять за себя. Обернувшись к Спраттону, он резко ответил:
- А ну заткнись! Тебе бы лишь набить брюхо да сопеть в теплом углу!
Спраттон и хотел бы огрызнуться, но вовремя увидел начальство и захлопнул рот.
- А правда, Уидон, что ты там углядел? - это уже Айвор вмешался. - Небо как небо. Камни и песок. Тоска смертная!
- Тоска?! Смертная?! - взорвался Стрикстон, доведенный впервые на памяти Гизборна до белого каления. - Вы что все, слепые?! Да разуйте глаза наконец! Поглядите вокруг!
Айвор старательно повертел головой в стороны и пожал плечами.
- Не понимаешь? Проклятье, ведь здесь, именно здесь, проповедовал апостол Павел! Может, его ноги ступали по этой вот дороге, по которой мы сейчас едем. А на этих камнях сидел Спаситель наш, отдыхая после долгого пути. На этих самых, да!
Уидон ткнул пальцем в оставшуюся позади непримечательную в общем-то каменную груду.
- Вон под теми пальмами могла скрываться от жары Матерь Господа, всеблагая Мария, когда бежала в Египет от проклятого Ирода. И Она пила ту же воду из источника, из которого и мы будем пить, - уже тише, но все так же благоговейно сказал Стрикстон. - Поймите же. Здесь же все... свято. Мы идем по их дорогам, наступаем на их следы, дышим тем же воздухом...
Не только Когенхо были изумлены речью рыцаря, но и кое-кто из отряда Лиса согласно покачивал головой.
- Давненько я такого не слышал, - вполголоса сказал Ренар, отворачиваясь и пришпоривая коня. - Мало кто едет в Святую землю ради ее святости, Гай. Все больше за золотом. А Иерусалим в руках сарацин.
В его голосе прозвучало сожаление. Странно, ведь и сам Лис отправился в Палестину десять лет назад за богатством... О чем же он жалеет?
Гизборн не думал ни о святых, ни о золоте. И даже слова Стрикстона его не вдохновили. Ходили или не ходили здесь апостолы... неизвестно. А вот ему, Гизборну, придется четыре года пылить по дороге из Акры в Сен-Макари. Четыре долгих года. И никакой награды впереди не светит. Разве что... Разве что можно будет вернуться.
- Смотри, Гай! - Де Кордс возвел очи горе и тихонько, но весело, явно передразнивая Стрикстона, объявил, - Оазис, в котором, возможно, мыла ноги Мария Магдалина. Сейчас отдохнем.
***
Отдохнем? Да чертов болтливый Бургундец, накаркал! Это что ж такое творится-то?!
Едва отряд достиг примерно половины пути до крохотного обложенного камнями озерка в центре оазиса, началось нечто невиданное. Прямо из-под копыт коней без единого звука взмывали серые пыльные фигуры, вооруженные кошмарного вида оружием. Нечто вроде громадных серпов... Засада!
Гизборн выхватил меч.
Завизжали кони, которым теми страшенными серпами почти насовсем перерубало ноги, завопили падающие с коней всадники, и лишь нападавшие остались пугающе безмолвны. Серые, цвета песка, одежды, серые, до глаз укрытые тряпками лица - только белки сверкают. И в поднятых клубах пыли уже ничего не разобрать даже в двух шагах, только взблески стали, свист стрел, лязг оружия и отвратительный хруст ломаемых костей.
Где-то недалеко что-то орал Ренар. Видимо, пытался собрать своих. Смерть Христова, а мои-то где? Гизборн привстал на стременах, пытаясь хоть что-то разглядеть, и тут прямо из-под копыт Фьюри выпрыгнул очередной пыльный демон. Широко размахнулся своим трехфутовым серпом, норовя угробить коня, но вороной жеребец вовремя отскочил, вскинулся на дыбы, замолотил передними копытами по воздуху. А вот Гизборн от рывка вылетел из седла. Грохнулся с маху на песок, так, что зубы лязгнули. Однако упал удачно, тут же собрался и мельком подумал, что пешим прирезать этого полоумного придурка, может, и полегче будет. Мимо уха свистнула стрела. Счастье, что на этот раз шлем не свалился, как обычно. Хорош бы я был со стрелой в ухе...
Фьюри прыгал по песку, визжал и лягался, не подпуская к себе. Сарацин размахивал своей чудовищной железякой, имея верное намерение лишить жизни и вороного, и его хозяина. Ах ты, паскуда, да что ж ты мне коня-то! Стой! Гизборн кинулся вперед, краем глаза углядел совершенно дикий, безумный взгляд над тряпкой, закрывающей нос и рот сарацина, и как-то неожиданно понял, что противник его вовсе не дорожит жизнью. Ну, как хочешь... А я вот еще поживу, пожалуй... Этой своей штуковиной он мне меч сломает, плохо дело. Ну уж нет, черта лысого... И Гизборн, уловив, что сарацина после очередного взмаха тяжеленным серпом чуть занесло инерцией, уколом в бок, под легкий кожаный нагрудник, уложил врага на серый песок. И вовремя... Справа из клубов пыли выпал почти надвое располовиненный рыцарь Ренарова отряда. О Господи, я даже не помню, как его звали... Стрикстон! Когенхо! Ко мне! Зуб Господень, да чтоб вас всех... Гэвин!
Продолжая орать, Гизборн поймал коня и вскочил в седло. Из пыли кто-то показался... Близнецы. Джек. Целые и даже на конях. Велев им держаться всем вместе, Гизборн направил вороного на самый сильный шум. Оказалось, уже можно было не суетиться.
Все закончилось. На песке остались лежать несколько сарацин. Худые, невысокие, голоногие... Коней вот жалко. Некоторым из нас придется добираться до дому, сидя вдвоем на одной лошади... Пыль оседала, потихоньку становилось легче дышать. Тот убитый рыцарь из отряда Лиса был единственным. Остальные отделались пустяками. Только что-то Лиса не видно. И вообще, какого черта?! Кто-нибудь объяснит мне, что это было? Тьфу...
Гизборн вздохнул, сошел с коня и принялся подводить итоги. Огляделся, отдав поводья Фьюри Джеку. Да, в общем-то, неплохо всё...
Когенхо ржали, глядя друг на дружку. Правда, смешно: у Айвена наливался синяк под правым глазом, у Айвора - фонарь под левым. Красавцы... Но в остальном близнецы умудрились уцелеть, а ведь это был их первый бой, настоящий-то... Молодцы. И сами целы, и оруженосцы их целы - везучие, черти. Это хорошо.
Спраттон спешился и методично обшаривал убитых. Нет, это не запрещалось, но всегда вызывало у Гизборна нечто, сходное с желудочным спазмом. Он отвернулся.
Бледный, но с сияющими глазами Гэвин оглаживал коня, успокаивая. Что творится с парнем такое? Как приехали, он ходит, как будто ему завтра уже райские кущи пообещали. Но дерется хорошо, надо отдать ему должное. Так, а Стрикстон-то где? И Лис...
Гизборн нашел обоих невдалеке, за небольшим песчаным холмом. И растерялся. Лис, оправдывая прозвище, уполз подальше с чужих глаз, как только почуял, что дело плохо. А дело и верно было плохо: теперь, когда Стрикстон умудрился стащить с Ренара доспех, кольчугу и рубашку, стало очевидно, что Лис заработал вывих плеча. Да на той же самой руке, в которую стрела попала... Вот же свезло-то, на редкость удачный денек... Видно, падая с коня со стрелой в плече, де Кордс грохнулся аккурат на раненую руку. Древко он, сильно умный и храбрый, конечно, уже отломал... Правда, не все так ужасно, это всего лишь вывих, но если не вправить... Плечо на глазах опухало. А обломок стрелы жизнерадостно торчал из руки над локтем. Полуголый Лис с нежно-зеленого цвета лицом улыбался с песочка, демонстрируя, что все прекрасно. Стоящий рядом на коленках Стрикстон хмурил черные брови и кусал губы. Глянул на Гизборна и, видно, на что-то решился. Почесал нос и тихо спросил:
- Сэр Гай, могу я рассчитывать на Вашу помощь?
- А? Я? Ну да, конечно... Что ты делать-то собрался, Стрикстон?
- Я собрался вправлять вывих... И удалять стрелу. Видите ли, сэр Гай, я читал у Гиппократа, давно, правда... В общем, я примерно знаю, что нужно делать. Можно попробовать. Но Вам придется мне немножко помочь.
Он мягко толкнул Лиса на спину: "Лягте, сэр Ренар". Кивнул Гизборну: "Встаньте на колени у него за головой и держите, прижимайте к земле". Гизборн повиновался. В ушах у него шумело - это ж Лис, не кто-нибудь... Тем временем Стрикстон скрутил из рукава Лисовой рубахи жгут, аккуратно вставил его Ренару в зубы: "Извините, сэр Ренар, но у меня больше ничего нет, Вам придется терпеть". Де Кордс кивнул. И перестал улыбаться.
Невдалеке ренаров оруженосец Ахмет, вдумчиво покачивая головой, разводил костерок из сухих стеблей каких-то местных кустов - он знал, конечно же, что рану придется прижигать. Уже и кинжал достал, накалить чтоб...
Стрикстон уселся на землю, стащил сапог, уперся босой ногой Лису в подмышку, крепко ухватил его чуть повыше запястья. Кивнул Гизборну: "Прижимайте". Гизборн вдавил Ренара в песок со всей дури, стараясь не видеть того, что там делает без пяти минут лекарь. Стрикстон коротко вздохнул, напрягся и уверенно потянул руку Ренара на себя. Ренар взвыл, а Стрикстон продолжал тянуть, медленно, без рывков, но все сильнее и сильнее. Гизборн зажмурился, не в силах смотреть, но продолжая держать Лиса так, будто от этого зависела жизнь. Собственно, она и зависела сейчас...
Раздался тихий щелчок, плечо встало на место. Ренар захлопал глазами, на его лицо постепенно возвращались краски. Гизборн отпустил Лисовы плечи и обнаружил, что все это время не дышал. Выдохнул.
Но понял, что поторопился - Стрикстон взялся тянуть обломок стрелы из раны и Ренар снова задергался. Как только наконечник удалось вытащить, тут же подоспел Ахмет с раскаленным кинжалом и почти торжественно подал его новоявленному Гиппократу. Стрикстон глянул вверх, в небо - и быстрым движением приложил раскаленное лезвие к ране. Де Кордс потерял сознание и обмяк. Гизборн перестал его прижимать и подумал, что когда на себе такое, почему-то легче переносится... Тем временем Уидон хлопал Лиса по щекам и поил водой из притащенного Ахметом бурдючка. Гляди-ка, кажется, оживает приятель... Стрикстон забинтовал ему руку вторым рукавом рубашки.
Лис сел, чуть покачал плечом: "О, сэр Уидон, гляньте-ка, получилось! Ну Вы даете..." Стрикстон обулся, поднялся с земли и велел де Кордсу не тревожить руку: "Вообще, надо б Вам руку подвязать, чтоб не тревожить понапрасну. А ехать-то далеко. Чего б такое приспособить?"
Чего-чего, а насчет "приспособить" Гизборн умел. Сорвал плащ с плеч, резким движением отполосовал кинжалом угол, краем глаза уловил какой-то крохотный предмет, вывалившийся из-за подкладки... Но это все потом, некогда сейчас. Протянул Стрикстону получившийся треугольный кусок голубой материи: "Пойдет?" "Ну конечно, благодарю, сэр Гай". Подвязав Лису руку понадежней, Стрикстон медленно направился куда-то за холм. А Гизборн попытался, призвав на помощь Джека, не тревожа ренаровой больной руки, напялить на Лиса то, что могло б его укрыть от солнца хотя бы: остатки рубахи, плащ поверх накинули... Ну, сойдет, чтоб доехать.
Так, вот теперь можно поглядеть, что это там такое брякнулось на землю. Где уж оно там? О, вот.
- Эт-то еще что? Сроду у меня такого не водилось... Глянь, Лис, - крест. Вроде бы... - и Гизборн протянул де Кордсу на открытой ладони литой серебряный кружок, на котором среди угловатых завитушек можно было угадать очертания креста.
- Гизборн...
- Ты смотри, она серебряная, эта штука. Хэ, вот обнищаем, так будет, на что выпить!
- Гизборн! Опомнись! Кто пропивает серебряные кресты?! Ну, хоть раз-то в жизни не будь ослом, Гай... Говоришь, у тебя такого отродясь не бывало? Да я собственными глазами видел, как она выпала из твоего плаща, подвеска эта! Она что, сама туда приползла?
Гизборн нахмурился. То, что говорил Лис, было верно. Сама не приползла. Но и он туда ее не клал. Так значит, кто-то положил? А ну-ка...
И рыцарь широкими шагами пошел искать своего оруженосца, свирепея все больше по дороге. И найдя, сгреб Джека за грудки, чего не позволял себе уже давным-давно: "Откуда это взялось? Ты украл и спрятать решил? Когда? Я ж плащ не снимал, считай, со дня отъезда! Даже и спал под ним! Отвечай!"
- Да что взялось-то, сэр Гай?! Чего Вы взъелись? Что я украл и спрятал, Вы о чем?
- Вот об этом! Из плаща выпало! - и Гизборн сунул Джеку под нос раскрытую ладонь с серебряной вещицей. - А плащ я тебе велел зашить, там, в Нортгемптоне, я край порвал, я помню! Кто еще мог, кроме тебя?!
- Сэр Гай, хотите, убейте меня, но я - не вор! И я знаю... я же знаю, кто у Вас был... ну, не вот прям - кто, но все-таки...
- Что ты несешь, кретин?
- Вы уснули, мой лорд, Вы же выпимши были... А я замерз тогда и тоже, того, ушел. На кухню я ходил, сэр Гай, мне там эля горячего дали. А когда возвращался, не гневайтесь, но в той комнате, где Вы спали, духами пахло! Так вот, знаете, и сладко, и холодно, как леденец... Да Вам-то лучше знать! И я видел кого-то в покрывале, темно, правда, было. Но я пришел, а Вы спите уже снова. Но я ничего не крал, я и плащ-то тогда не зашил, грешен, забыл той ночью. А наутро уж совсем не до того стало... И не вспомнил бы никогда, если б сейчас не сказали.
- А край был зашит... - и Гизборн потерянно опустил руку с подвеской. Разжал пальцы, все еще сжимавшие у горла Джекову одежду, отвернулся и пошел прочь. Ему надо было подумать. Ведь что-то такое всплывало в памяти, странное, стертое... Будто полузабытый сон, о чем-то хорошем, небывалом... Вроде, старая Гвен ему снилась тогда, он еще удивился сквозь сон. А может, и не Гвен... но кто-то ведь был там?
Надо было ехать. Усадили Лиса в седло, близнецы с шутками и прибаутками взялись: Айвен - ловить сэра Ренара, чтоб не упал с коня, с одной стороны, и Айвор - вести его коня в поводу, с другой. Спраттон, сидя в седле, давно всех дожидался, всячески своим видом демонстрируя, что он-то вполне бодр и здоров.
Из-за холма вышел Стрикстон. Похоже, ему недавно было нехорошо. Бледный и растрепанный, он утирал рот, а на висках выступила испарина. Но сейчас это уже неважно - добраться теперь скорей до Сен-Макари, а там разберемся.
Кажется, сам Стрикстон имел иное мнение на этот счет. Но пока молчал, и это хорошо...
По дороге Гизборн подъехал к Джеку и буркнул: "Шнурок есть?" Оруженосец невозмутимо покопался на ходу в каких-то бесчисленных сумках, выудил тонкий кожаный шнурок и протянул своему лорду. Гизборн отъехал, ни слова не говоря, прицепил серебряную вещицу на шнурок и засунул за ворот. Чтоб не потерялась. Глянул угрюмо на верного слугу и неловко, даже чуть виновато, усмехнулся. А Джек, трясясь на своем жеребчике, задумчиво смотрел в небеса, видимо, там происходило нечто очень интересное.
* Королева Мария де Монферрат - Мария Монферратская (итал. Maria di Montferrat; 1192 - 1212) - 11-я королева Иерусалима с 1205 по 1212 годы, дочь Конрада де Монферрат и Изабеллы, королевы Иерусалима.
** Жан I Ибелин Старый (ок. 1179-1236), сеньор Бейрута.
После смерти матери и её четвёртого мужа, короля Амори II, Мария Монферратская в 1205 году была провозглашена королевой Иерусалима. Поскольку она была несовершеннолетней, регентом королевства стал бальи Жан I д"Ибелин, сеньор Бейрута, приходившийся ей дядей по матери.
*** Гарэн де Монтегю, Garin de Montaigu (1207-1227/1228), Магистр ордена Иоаннитов (Также "госпитальеры". "Суверенный военный гостеприимный орден Святого Иоанна, Иерусалима, Родоса и Мальты" - официальное полное название)