Аннотация: Сбежать от старого имени, от друзей, врагов, от памяти? Почему бы и нет. Вот только однажды мир, которому ты принадлежишь, все равно за тобой вернется. Эпос Хромого-6
Глава 1
Где происходит странная встреча с прошлым.
1
Дверь внезапно распахнулась, и прекрасная темноволосая женщина стремительно ворвалась в нудную, сонную жизнь Академии. Зевающие челюсти застыли на полпути; лекция по высшей математике, и без того не особо интересовавшая присутствующих, была забыта напрочь. Даже пожилая, но бодрая доцент Фастовец, видевшая на своем веку немало экстравагантных студенческих выходок, выглядела ошарашенной. Не то чтобы раньше никто не вламывался в аудиторию под конец лекции - такое, хотя и редко, но случалось - но уж точно никто не приходил на лекцию с мечом на боку...
Незнакомка, нимало не смущаясь, вышла уверенным шагом на середину лектория и внимательно пробежалась взглядом по амфитеатру. Ее глаза, отсвечивая в солнечных лучах, падающих из окон, игнорировали девушек, а на высоких, здоровых и красивых парнях задерживались подольше. Особенно пристально она изучала мужчин, переваливших второй десяток. Таких оказалось всего четверо - двое отслужили в армии, одного вообще туда не брали, четвертый, похоже, учился уже пятый год на первом курсе, но выглядел солидным и семейным человеком. Его незнакомка изучала дольше всего, но вот в ее глазах мелькнуло разочарование и яркий свет зеленых глаз несколько потускнел.
Я сидел неподвижно, успешно сохраняя каменное лицо. Изучающий луч глаз прошелся и по мне, но меня это не волновало - если прекрасная незнакомка кого-то ищет, то этот кто-то заранее не я. Все считают меня умным, даже те, кто впервые меня видит, но девушки обычно обращают внимание совсем на других парней. Так и есть, взгляд скользнул по мне, даже не задержавшись.
Хотя, в принципе, меня никогда не забывали - ни меня, ни моего имени. С любым другим человеком может быть так: говорит Наташа, скажем, Инне, зажигая сигарету, помнишь, мол... "Вадима... такого белобрысого, высокого, он еще на Новый год заснул под елкой, упившись вдрызг." Та ей в ответ: "...Вадим... Вадим... а как же! Помню!" А сама в этот миг представляет высокое, белобрысое существо с туманом вместо лица, сидящего под елкой. Помнит случай, а человека забыла. Со мной не так. Совсем не так.
От раздумий меня отвлек глубокий, свободный голос, произнесший с заметным акцентом:
- Мне нужен Аксак! Кто-нибудь его знает?
Н-да, ну и вопросик. Аудитория оживленно зашевелилась - прекрасная иностранка ищет какой-то аксак, или может, Аксака. Сразу началось обсуждение, зачем оно или он ей нужен. Мнения разделились.
Меня охватило чувство "deja vu", сильное и повелительное. Уже давно я замечал за собой эту странность - все сильные события кажутся странно знакомыми. Сдавая экзамен или смотря новости по телевизору, я почти знаю, что дальше произойдёт. А иногда и просто знаю - без всяких почти. Интересно, "deja vu" у меня - это признак шизофрении или подсознательной умственной деятельности, делающей далеко идущие выводы?
Незнакомка растерянно оглядывается, её засыпают вопросами. Позади неё, у доски, Фастовец пытается справиться то ли со ступором, то ли с любопытством. Но пока неудачно.
Я решил сделать запрос туда, в тёмную область памяти, откуда не пробивается ни один образ, ни один звук. Только мёртвая чернота. Ответ пришёл сразу. Странно, что это не было обычное "ДАННЫХ НЕТ". Нет. Это было как вспышка света, разложенного в спектр, как выхлест спокойной некогда реки, снёсшей обжитые берега, заглотив в себя заодно радугу. Шарик лопнул и тебя обдало брызгами.
Я на мгновение оглох, световые пятна заскакали в глазах. Когда же ощущение мира вернулось, я негромко спросил:
- Аксак говоришь?
Мгновенно установилась тишина. Незнакомка повернулась, недоумение и надежда отразились на её лице. Странно, что я не видел, как она подошла к двери. Плевать.
Она посмотрела на меня. Судя по глазам, я мог с тем же успехом назваться её покойным дедушкой. На Аксака, её Аксака, я не походил. На Ленга тоже.
Какого ещё Ленга?! - проорало подсознание. "Не твоё собачье дело!" - я был, как всегда, колоритен и лаконичен.
- Ты знаешь, где он?
Ага, это уже незнакомка. Странно, куда подевался её акцент; говорит как на родном языке; чисто, но без искусственности. Плевать.
Выходить из-за парты не хотелось, тем более что я сижу - как на зло! - посередине ряда: справа пять человек, слева шесть. Но надо.
Медленно встал. Уловив моё намерение, группа справа освободила дорогу. Вот только почему у них такие жутко заинтригованные и не менее удивлённые лица? Ничего, потом разберусь, тем более что двое из них наши. Коробков и Дорошенко. Ладно, потом...
Она на меня смотрит. Спускаюсь; левая нога плоховато гнётся и колено болит. Чёрт, опять на неё что-то нашло (имеется в виду нога, а не незнакомка)! Колено иногда болит неделями, иногда отпускает на месяцы, но здесь это не причём. Сейчас всё дело в имени. Аксак. Ленг. Кто ещё?
Бывшая тёмная, а ныне сверкающая, подобно остывающему металлу, зона памяти искрится образами, но почерпнуть их нет никакой возможности. Попытка оставила плывуще - кричащий образ вспышек и мазков, не несущий никакой информации. Плевать.
- Кто тебе нужен? Аксак... или Ленг? Кто? - говорю я.
Аудитория напряжённо вслушивается, но, похоже, ничего не понимает из моих слов. Странно...
Акцент исчез из речи незнакомки, но появился у меня. Едва заметный, как будто я долгое время жил за границей и не говорил на родном языке. На родном?! - восклицает подсознание. "Что?" И тут понимаю. "Мой родной язык - русский, а мы с ней говорим по-норманнски." Откуда я его знаю? Аксак оттуда же. Немного непривычно - я владею иностранными языками, причём уже не существующими в наше время. Древними языками. Вот, вот...
Теперь все смотрят на меня. Я подхожу к незнакомке и, не доходя, двух метров, останавливаюсь. Знаю, что ближе нельзя. Как будто и без него не ясно.
Провожу взглядом по её красивой ладной фигурке, слегка цепляю взглядом вырезы в одеянии амазонки, но тут моё внимание притягивает к себе меч.
Странно видеть в индустриальном городе, в Москве, в техническом институте, в окружении благ и проклятий цивилизации такой меч.
Не дешёвая декоративная подделка, не ветхий музейный экспонат. Нет. Боевой меч. И не простой боевой клинок. Особенный. Из тех, что по поверьям пьют кровь врага, удесятеряя силы воина. Из тех, в чьём стальном, покрытом серебристым узором лезвии можно увидеть Валгаллу и свою смерть. Из тех, что имеют собственное имя.
Но я не помнил имени меча. Хотя мне страшно хотелось снова взяться за рукоять и почувствовать свою силу.
Я поднял голову и встретил ответный взгляд. В глубине её зеленых глаз таились золотые искры, вспыхивая от лучей солнца, угасая от тени... Похоже я прослушал ответ.
- Что ты говоришь? Повтори.
Хм-м, я опять перешёл на русский. Незнакомка недоверчиво, но с едва заметной надеждой в голосе сказала:
- Я не знаю Ленга. Мне... нужен Аксак.
Что ж, если Ленг ей не известен... Ну ладно, пришла пора сделать то, из-за чего вылазил со своего места. Пристально глядя в её глаза, я сказал, твёрдо и спокойно:
- Я Аксак. Зачем я тебе нужен?
Аудитория взорвалась возбуждёнными криками и горячим обсуждением. Незнакомка, однако, не проявила особой радости. Меч вылетел из ножен, и у меня появилась прекрасная возможность получше изучить его остриё. Причём - застывшее у меня под самым носом. Однако! Мне не доверяют? Однако! - поддержало меня подсознание. Пришла пора во всём разобраться.
- Ты лжёшь!
Голос её слегка подрагивал. Как и кончик меча у меня перед глазами. Сохраняя спокойствие, я спросил:
- С чего ты решила?
Незнакомка тщательно взвесила, рассказывать мне что-нибудь или не стоит. Решилась.
- Он намного старше. Лет на двадцать или даже больше...
Вот так да! Мне уже сорок, оказывается... Может, это какой-нибудь другой Аксак? Вот совпадение - два Аксака, оба говорящие по-норманнски, обоих ищут в нашем институте, только один из них на двадцать лет старше другого... И почему именно на двадцать?
Я задал следующий вопрос, чувствуя, что повторяюсь:
- Но зачем он тебе нужен?
Правда, в прошлый раз мне не ответили. Поэтому я изобразил очаровательную, немного наивную улыбку, не раз поражавшую троллейбусных старушек в самое сердце. Странно, но моя улыбка подействовала и на эту юную красавицу. А её ответ поверг меня в шок, даже челюсть отвалилась.
- Он мой отец.
Аудитория на несколько секунд затихла, а затем взорвалась гомерическим хохотом.
Несмотря на шок, рассмеялся и я. Совершенно напрасно. Меч нервно дёрнулся, едва не угодив мне в глаз. Мне начинало это надоедать.
Рванувшись вперёд и едва избежав удара клинком, я подхватил незнакомку под локоть, другой рукой за кисть руки с оружием. Плавным движением завернул ей руку за спину, уложив воительницу лицом вниз на пол. Меч упал рядом.
Я уселся верхом и слегка надавил на её локоть. Наверно, жестокость - неотъемлимая часть моей натуры, так как жалобный крик доставил мне удовольствие. Незнакомка как змея извивалась подо мной и шипела, словно кошка.
- Отпусти! Отпусти, тебе говорят!!
Ярость в её голосе рассмешила меня. Я усмехнулся и собрался уже задать ей несколько вопросов, касающихся Аксака, её отца и всего остального, как чья-то сильная рука дёрнула меня за плечо.
Меня развернули. И я оказался лицом к лицу с несколькими крупными и, судя по выражению их физиономий, крутыми парнями. Лицом к лицу, ой не могу! - надрывалось подсознание. Определение "лицом к лицу" здесь действительно было неуместно - скорее уж моё лицо да к их могучей груди.
- Ты, хамло! Чего к девчонке пристаёшь?!
Да, джентльменов у нас хватает. А вот насчёт хамла я не согласен...
Я очаровательно улыбнулся, заметив недоумение на лице ближайшего ко мне "джентльмена" и воспользовался грязным приёмчиком, оставив "джентльмена" верещать тонким голосом, валяясь на полу. Резко выкинув в бок ногу, свалил ещё одного.
Меч! - всплыло в подсознании. Да, это главное. "Джентльмены", ошеломлённые отпором, временно отступили. Я повернулся.
Незнакомка уже была на ногах и схватилась за меч. Застыла в боевой стойке, словно приглашая.
Вокруг бушевал хаос. Студенты неистовствовали; шум стоял невообразимый, доцент схватилась за сердце. Н-да, такой экстравагантной студенческой выходки она ещё не видела.
Я двинулся к незнакомке, ещё не зная, что хочу сделать. " Голой пяткой да на мою саблю!" -- издевалось подсознание. Вдруг, в открытой позади незнакомки двери появилась фигура женщины.
Знакомая фигура.
Бывшая тёмная область моей памяти, игравшая теперь многоцветьем красок и звуком, взорвалась вновь. Зрение погасло, забитое вспышками образов. Звуки резанули по ушам. Старые, непонятные крики, стоны, голоса, команды, грохот и затмевающий всё плавный свист разрываемого воздуха оглушили меня. Чувствуя, как гаснет сознание, я прыгнул, бессмысленно раскидывая руки и выбрасывая вперёд правую ногу...
2
Очнулся, сидя на полу, чувствуя что-то горячее над правой бровью. Тонкая струйка закапала на пол, разбиваясь чёрно-красными каплями.
Кровь?
А ты чего ожидал? Томатной пасты?!
Заткнись! - я разозлился.
Есть, сэр! - вытянувшись по струнке и щёлкая воображаемыми каблуками отозвалось подсознание. И действительно заткнулось.
Я поднял взгляд. Юная незнакомка держала меч направленным на меня; лицо её исказилось сомнением и недоверием. Ухватившись за её руку и что-то быстро и умоляюще говоря, стояла женщина в расцвете зрелости и красоты. Лицо её было мне страшно знакомо. Только вот я знал её совсем юной...
Заметив, что я очнулся, она отпустила руку дочери (сейчас их сходство бросилось мне в глаза) и сказала дрожащим от волнения голосом:
- Как похож... Ты сын Аксака?
Я недовольно буркнул:
- Я и есть Аксак!
Она охнула. Меч её дочери приблизился, угрожая задеть моё "нежное личико". Я добавил, глядя на эту парочку:
- Я никогда не меняюсь... Здравствуй, Данка.
Вслед за матерью охнула и дочь. Уронив меч, она закрыла лицо руками и расплакалась.
Только слёз мне сегодня не хватало!
Она безусловно похожа на мою мать. - сообщило подсознание. Сам знаю.
Теперь мне всё стало ясно, и волна радости всколыхнула тело, разогнав завесу над неизведанной областью памяти. Мешанина в мозгу сменилась чёткими образами. Весьма болезненно, но теперь я вспомнил всё. Или почти всё.
- Здравствуй, дочка. Аксак, он же Ленг, что в переводе на норманнский означает всего-навсего Хромой, твой отец, приветствует тебя.
Молчание затянулось. Она вытирала слёзы; я ждал, когда она назовёт своё имя. Имя моей дочери.
Первой не выдержала Данка.
- Двадцать лет... А ты всё такой же?! Как это может быть?
Женская обида так явственно прозвучала в её голосе, что я чуть было не рассмеялся. Но сдержался и лишь повторил:
- Я никогда не меняюсь.
Идиотское объяснение. Я и сам понимаю, но что сказать ещё ?
Я поднялся, чувствуя как на лбу засыхает кровь. Потёр висок. Моя новоприобретённая дочка слегка меня задела. Сильная, уверенная, упрямая (это родовая черта), красивая (это тоже родовая черта, но по женской линии) и юная. Ей сейчас девятнадцать.
Тебе тоже, - ехидно подсказало подсознание. Да, мой биологический возраст - 19 лет. Но прожил я намного больше. Намного.
Я поднял меч. На лезвии осталось несколько капель моей крови. Потрогал лоб. Ничего страшного - поверхностный вертикальный надрез над правым глазом. Но этот шрам останется мне на память, в отличие от тех страшных ран и переломов, которые я получал раньше. Ничего.
Осмотрелся. Студенты стеной окружили нас: в первых рядах самые крутые и крепкие, позади более робкие и с ними девушки. Н-да! Разговоров теперь хватит на семестр. Или больше. А это происшествие, вполне может быть, пополнит студенческий фольклор ещё одной легендой.
Выбрав ближайшего "крутого", вытер о его красный пиджак лезвие. Лицо его приняло возмущённое выражение, но свои возражения он оставил при себе. Правильно. Красное на красном в глаза не бросается! Всё-таки у моего подсознания извращённый юморок.
Я подошёл вплотную к заплаканной дочери и осторожно вложил оружие в ножны. Она открыла прекрасное лицо; зелёные глаза странно сверкнули. Посмотрела на меня долгим взглядом. Боль в её глазах постепенно сменилась пониманием; лицо выразило что-то вроде симпатии. Она сказала:
- Моё имя Табитина,... отец.
В глазах у меня потемнело. Я почувствовал себя так, словно получил по голове прикладом винтовки "Бур" образца 1896 года. Дикая боль сжала сердце, лицо исказилось. Сквозь черноту, заволакивающую зрение, я видел, как в испуге отшатнулась Та... Табитина... Табитина! Заткнись! - крикнул я подсознанию и тут понял, какую со мной сыграли шутку. Дикий, истерический хохот согнул меня пополам. Уже лёжа на полу, содрогаясь от приступов смеха, я оценил чёрный юмор случайности. Так пошутить могла только судьба!
3
Наверно, я опять потерял сознание, так как открыв глаза в следующий раз, увидел склонившихся ко мне Данку и Табитину. На лбу у меня лежала влажная тряпочка; прохладные дорожки, оставляемые стекающими каплями, создавали ощущение свежести и спокойствия.
Мать и дочь вздохнули с облегчением и переглянулись. Табитина (странное имя, где я его слышал?) с тревогой спросила:
- Как ты?
Я улыбнулся.
Лучше некуда.
Давно мне не было так хорошо. Только что я делаю в медпункте? А это, судя по особой формы и "мягкости" ложу и стоящим у стены стеллажам со специфического вида баночками, именно медпункт.
- Хорошо. И кстати, раз мы с тобой выглядим как одногодки, можешь звать меня просто Юрием. Или Аксаком.
Данка взяла меня за руку:
- Тебя настолько потрясло обращение... "отец"?
- Ничего подобного! С чего вы так решили?
Они переглянулись. Странно и многозначительно. И, как мне показалось, с тревогой. Наверно я опять вырубился и меня оттащили в медпункт. Всего-то!
Я снял со лба тряпку и сел.
Табитина начала:
- Но ты...
- Плевать! - перебил я. Не хватало ещё выслушивать замечания о моём здоровье. - Лучше расскажите, зачем я вам понадобился. Кроме установления отцовства. Должна быть более важная причина, заставившая вас решиться на Переход.
- Какой ещё переход? - удивлённо спросила Табитина.
"Что-то она кажется чересчур удивлённой. По-детски." Однако я начал объяснять:
- Переход из вашего мира в этот. Ведь вы входили в зеленовато отсвечивающую воронку?
Они дружно кивнули. Я продолжал:
- Вам казалось, что вас затягивает, всасывает туда, и деревья вырастают в гигантов, затем в горы - всё растут и растут. Одновременно всё вокруг обесцвечивается, то есть нет... Всё вокруг становится одного и того же цвета - зелёного. Всё ярче и насыщенней...
Они зачарованно подтвердили.
- Затем чёрно-зелёная вспышка; боль и ужас... - рассказывая, я так ярко представил всё это, что по спине забегали мурашки. Появилось ощущение, что я лишился скальпа и подставил голову под струю воздуха из кондиционера. Бр-р-р!
- Ужас, - я двигался дальше; ветерок лизал мою обнажённую голову. - Ужас, от которого встают дыбом волосы и леденеет хребет. Потом ужас резко сменяется ощущением чужеродности и... вневременности. Время обтекает тебя подобно водам тихой реки, желая и не в силах унести тебя с собой... Потом к этому чувству привыкаешь и... забываешь его. Так было?
Можно было не спрашивать.
Однако я успел заметить лукавый отблеск в глазах моей доченьки.
Так, так... Попался старый дурак! Меня ловко увели от основной темы, и кто? Девчонка. Вот тебе и детское удивление! Завели в лес из трёх сосен и оставили умирать.
Я пристально посмотрел в её лукавые зелёные глаза и сказал как мог строже:
- Не надо водить меня за нос, девочка! Ты ловко увела разговор в сторону, но пора и честь знать. Причина?!
Данка попыталась что-то сказать, но тут Табитина положила ей руку на плечо, подавая знак. Данка неуверенно и моляще посмотрела на меня, но промолчала. Ну и кто тут главный? Не сейчас, позже...
Я ждал ответа. Табитина ровным голосом сказала:
- Причина?.. Дастин ибн Дейр.
Н-да... И чего я удивляюсь? Прошло двадцать лет и Дастин превратился из крепкого, угрюмого паренька в гордого, сильного мужчину. И что дальше?
- Не совсем понятно.
- Дастин теперь лорд дома Дейров.
- Лорд дома Дейров? Странно, при мне Дейр был всего-навсего комтаром, управителем города. Ни о каком доме Дейров, а тем более лордстве не было и речи.
- Прошло двадцать лет.
- Спасибо, что напомнила.
- Не за что. Император присвоил Дейру и его, а значит и нашему, роду лордство, а также отдал Торк и прилежащие земли нам в наследственное владение. Теперь мы с мамой лорди.
- Леди. - машинально поправил я.
- Пусть так. Но не это главное. Я - незаконнорожденная...
Теперь до меня дошло. Данка сохранила ребёнка, рождённого не по закону. А Дейр признал её своей внучкой. На него похоже. Но он создал своим потомкам массу проблем - Торк сам по себе неплохое наследство, а с землями... Впору основывать отдельное королевство. В котором Табитине, как законной внучке, полагается изрядной кусок.
- Н-да... Я, похоже, многое пропустил. Но у меня парочка вопросов. Можно?
Я не смог удержаться от иронии. Табитина поняла намёк и смутилась. Я вскочил и заходил по комнате. Специфический запах лекарств лез в нос, вызывая неприятные ассоциации.
Комтар Дейр. Торк. - напомнило подсознание и, покопавшись, вытащило ворох образов: тяжёлый, грузный Дейр, полуседой, с больными глазами и умным твёрдым лицом. Он вздрагивает, нервным рывком оправляет дорогую норманнскую рубаху. Страдание искажает сильные черты; серые глаза давят своей болью:
- Ты!? Зачем ты пришёл?
Я cлышу свой язвительный голос:
- В гости, дорогой друг. В гости. Посмотреть, как поживают твои тридцать серебряников!
- Лучше уходи! Я не хочу тебя убивать.
"Зато я хочу." Ярость сжигала тогда мою душу.
"Почему ты это сделал, Дейр?! Я дал имя твоему сыну - почему, Дейр?! Почему ты меня предал?"
Я терпел поражения, терял друзей, солдат, надежду. Одинокий, измученный, израненный, преследуемый всеми и вся, я потерял все чувства, кроме жажды мести. Выжив в страшном Саккаремском сражении, я бесцельно бродил по земле, опустошённой войнами. Сожжённые, разграбленные города, мёртвые деревни и иссохшие трупы людей и животных. И моя ярость. Ярость павших...
Неведомыми путями я оказался в Торке. Тоже изрядно потрёпанный войной город, но живой. Однако я шёл ничего не замечая, ни оживлённых улиц, где солдат было удивительно мало, ни шумного рынка, где торговля отличалась почти мирным разнообразием, но где при всём желании вы не нашли бы ни оружия, ни даже простеньких доспехов из бычьей кожи.
Шёл, не замечая удивлённых взглядов. Что они видели? Измождённого солдата с мечом на боку? Таких много бродило в то время, и им уже никто не удивлялся. Ордынца? Саккаремское сражение произошло полгода назад, и последние верные Демону люди погибли в нём. Ордынцы больше не представляли угрозы, их преследовали повсюду. Имперский указ запретил ордынцам носить оружие, даже нож считался преступлением. А я был вооружён... Дорогой меч на витой кожаной перевязи и отчаяние ярости, горящее в безумных глазах на вечно юном лице. Люди расступались, всадники отворачивали с моего пути.
Так я шёл бы и шёл, ничего не замечая вокруг себя. И оставил бы позади Торк и другие земли, но... вот тут-то меня остановили. Патруль, вызванный каким-то добропорядочным горожанином, опознал во мне воина-ордынца, пугающего мирный город навешанным на себя оружием. Меня грубо схватили, сорвали меч и потащили куда-то. И куда девалась их вежливость? Я даже не думал сопротивляться - оцепенение накинуло на меня покров безразличия, внешние раздражители не задевали сознания.
И вот я перед этим грузным человеком, моим бывшим соратником. "И другом." Вот он, терзаемый внутренней болью, говорит, что не хочет меня убивать. Ха-ха-ха!
- Ты и так почти убил меня - в тот самый миг, когда впервые подумал о выборе между нашей дружбой и... Что тебе предложили, а Дейр?
Он снова повторяет, тщательно выговаривая слова:
- Я не хочу тебя убивать.
Он что думает, я глухой и не слышал как он говорил это раньше? Н-да... Наверно, он думает, что моё появление здесь неслучайно...
Но именно Дейр, сам того не зная, вернул моё сознание к жизни.
- Ты причинишь вред гостю?
Я изображаю изумление. "Я хочу тебя убить." Почему бы и нет, нас в этом покое только двое. Дейр странно смотрит на меня, затем говорит:
- Да. Да. И ещё раз - Да.
- Хорошо. Но прежде ответь мне на один вопрос...
- Почему ты не можешь просто уйти!!
- Один вопрос. Как тебе служение Империи?
Я вижу, как в нём чёрной волной поднимается гнев.
- Я должен заботиться о будущем своих детей! У тебя же будущего нет и никогда не было!
- Будущее? - я криво усмехаюсь. - Ты уверен, что оно у них будет?
Дейр вздрагивает, страшно бледнеет, вся кровь отхлынула от лица и ушла к сердцу.
- Нет!! Ты не можешь... - почти шепчет Дейр, но сам понимает, что - да, я могу. Я многое могу.
Дейр молчит; бескровные губы криво и безвольно изогнулись в букву "О".
- И падут грехи отцов на детей до седьмого колена.
Я печатаю слова; жестокая мстительность руководит мной.
В Дейре под звуки моих слов снова разгорается гнев, лицо багровеет, кулаки наливаются чёрной кровью. Он обречённо выхватывает меч и замахивается. "Что он делает?" У него же нет шансов со мной один на один. Я вижу выражение глаз Дейра; я вижу, как он подхлёстывает себя гневом; я понимаю - он жаждет смерти, рассчитывая, что вместе с ней искупятся и его грехи. "Значит, жить тебе уже невмоготу?"
Я резко ухожу от рубящего удара и пинком в грудь сбиваю Дейра с ног. Р-р-раз! Он растягивается на полу. Тяжело дыша ушибленными лёгкими, смотрит мне в глаза ненавидящим взглядом.
И вот тут я совершил ошибку - недооценил ярость Дейра. Ярость, которую ордынцы называют яростью павших - не безумие берсерка, а то, что вело в бой камикадзе - людей, мёртвых ещё при жизни.
Без надежды.
Без исхода.
Без пощады.
Ему хватило секунды.
Он ударил всем телом, и я почувствовал себя так, словно попал под поезд-экспресс, мчащийся на полной скорости.
Захрустели рёбра. Ломовая боль пронзила тело. Я отлетел к стене и бессильно начал сползать по ней. Мелькнули безумные глаза Дейра. Стальные клещи стиснули моё горло, и мир стремительно отдалился. Кровавая муть поглотила очертания предметов...
Я захрипел как засорившийся кран. Уходили мои последние секунды. Как будто клепсидра с водой моей жизни дала трещину, и... Капля за каплей, капля за каплей...
Последние... А я почему-то думал о том, как жаль сиамского кота Кларка, последнего моего друга. Кто говорит, что кошки не умеют дружить - ещё глупее собственной собаки. Кларк погиб в Саккаремском сражении, когда мы попали в окружение, и норманны врубились в наши ряды. Кларка разрубило пополам - он пытался защитить меня своими когтями. Бедняга! Он погиб как воин.
Эх, Кларк, как бы сейчас пригодились твои когти! Хотя не думаю, что в таком состоянии Дейра остановит потеря глаз.
Я терял сознание. Дейр наконец догадался упереть колено мне в грудь и теперь от смерти меня отделяли всего три секунды. Три. Два.
Мой язык вывалился изо рта; сосуды в глазах набухли и я потерял способность видеть...
"Ты умираешь, чёртов дурак!"
Один...
И я ещё жив.
До сих пор.
Пелена...
Пелена упала, замутив дальнейшие воспоминания. Я тряхнул головой - что было, то прошло...
А меч... Меч вот он, на боку Табитины. Похоже, долгие годы пролежал в сундуке. Дейр забрал, Дейр вернул.
- Так что за вопросы? - напомнила Табитина.
Я ухмыльнулся.
- Ах, да! Кто сейчас император?
- Брайан.
- А Генрих?
- Он умер пять лет назад. Брайан - племянник Генриха и, соответственно, один из прямых потомков самого Святого. Брайану двадцать три или двадцать четыре года.
- Хм-м, понятно... Старина Генрих, ты всё-таки не смог пережить меня, как мечтал. А с таким жаром обещал это на нашей последней встрече, что я чуть было не поверил.
Табитина ошеломлённо посмотрела на меня, и я увидел в её зелёных с золотом глазах недоверие.
Так, так... Мне снова не доверяют? Однако! Просто трудно принять тебя таким, какой ты есть - стариком в теле юноши. Ничего подобного - я отнюдь не старик! Прекрасно известно, что связь внешнего вида и здоровья с внутренним миром очень прочна - если я выгляжу на девятнадцать, то и думаю, как двадцатилетний. Маленькая собачка до старости щенок. Ха-ха-ха! Верно!
Лёгкая улыбка скользнула по моим губам.
- Ты не можешь этого принять? - спросил я Табитину. - Что ж... Я понимаю - это трудно, если вообще возможно...
Она твёрдо и насмешливо посмотрела в мои глаза.
- Я как-нибудь это приму - за меня не беспокойся. А вот мама...
Данка вздрогнула. "Сейчас опять заплачет - чёрт! "
Но она не успела. Дверь распахнулась (сегодня что - день открытых дверей?) и... вошёл декан нашего факультета.
Попытался войти.
Табитина резко повернулась к нему.
Я никогда не был на такое способен. Даже там, в другом мире. Именно поэтому в моём шатре всегда было море народу. Я - прежде, чем послать кого-нибудь подальше - всегда давал ему сказать пару слов, иногда заранее зная, какую чушь услышу. Порою я вынужден был прятаться от посетителей в чужих шатрах.
...Декан вылетел, как ошпаренный. В приоткрытую дверь мелькнули лица, излучающие жгучее любопытство, но войти не решающиеся.
Табитина закрыла за деканом дверь.
Слава богу!
Определённо, моя дочка мне нравится. Всегда о такой мечтал... Слушай, давай без этого дешёвого сарказма, а?
- Леди, говоришь..? - усмехнулся я, пытаясь скрыть глупую гордость. Увидев озадаченное лицо Табитины и виноватое - Данки, я едва не расхохотался.
- Пошли отсюда! - сказал я наконец. - Сейчас не время для вопросов. И не место.
- Даже ты это понял. - изумилась Табитина. Данка улыбнулась.
Так... Насмешник-профессионал сел в лужу. Она уже надо мной издевается! Ничего, ничего - будет время...
Я открыл дверь.
Мы пошли.
Тут я понял, что ощущал Ли Харви Освальд за несколько секунд до своей смерти. Нас толкали, осматривали, обсуждали (хм-м, а Табитина очаровательно смущается...), перемывали нам косточки (...да не изучал я никакой школы Ханагерю - дзюцу... с пяти лет... я и слова-то такого не знаю... какая ещё бойня на лекции?!), задевали руками, ногами и головами, оглушали криками и вопросами. Каждое мгновение я ждал появления из беснующейся толпы зевак неприметного психа в сером плаще и мятой шляпе, который (псих, а не плащ) вытащит револьвер 38-го калибра и, с криком: Это тебе за Дже - Эф - Кея!! всадит мне в грудь парочку пуль. А все будут стоять над моим скрюченным в последней агонии телом и, приоткрыв рот, смотреть, смотреть, смотреть... Иногда мне становится понятным выражение - питаться падалью.
Студенты всех мастей и всех курсов: те, кто присутствовал на незабвенной лекции по высшей математике, те, кто не присутствовал, но кое-что (о-го-го!) слышал, и, наконец, те, кто ничего не видел, ничего не слышал, а нуждался в медицинской помощи (были и такие). А также: несколько преподавателей, две технички со швабрами, начальник охраны ГАНГа в пятнистой униформе и с уоки-токи в руках, две медсестры (их Табитина выставила за дверь после оказания мне первой помощи) и...
Я открыл рот и тут же его закрыл.
"Нельзя же так людей пугать!"
...здоровенный мавр в чёрно-зелёном бурнусе. Кривая сабля в бархатных ножнах с левого бока. Бесстрастное лицо, кремовая кожа - лицо дворцового охранника, никогда не испытывавшего иссушающего жара пустыни. В отличие от Мулея и меня.
Его окружали любопытные кумушки, а также не менее любопытные кумы. Надо признать, что под этим стихийным бедствием он держался с горделивой выдержкой.
Цвета Мулея. Чёрный и зелёный.
Я инстинктивно напрягся. Правая нога чуть согнута, вес на левой ноге. Правая рука потянулась к левому бедру. Чёрт! Я забыл, что безоружен.
Мавр заметил меня. Секунда!
Семиметровое расстояние между нами рассчистилось как по волшебству. Я стоял на полусогнутых и чувствовал себя полным идиотом.
В отличие от меня мавр казался опытным воином. Его глаза блеснули, меч (это всё-таки был кривой меч, а не сабля) выпорхнул из ножен и мы оценивающе ощупали друг друга взглядами.
Сукин сын! Неужели Мулей здесь? Я не сомневался, что передо мной гвардеец Исмаила , но почему только один?
Я протянул руку назад. К Табитине.
- Меч! Быстро!
Я ждал, истекая холодным потом. Время растянулось на часы - хотя шли секунды... Дай мне меч, Таби, дай мне меч - билось в висках. "Таби?!"
Кровь забурлила адреналином. Меч!
Твёрдая рука тронула моё плечо.
- Остановись, Аксак...
О чём она говорит? Чёрт возьми!
Я перестал воспринимать окружающий гомон, но это - остановись! -- ввинтилось в кору мозга.
Предательство? Опять?! Неужели... Нет! Не может быть.
Идиот! - вмешалось подсознание. - Пора научиться доверять людям... Табитине! Ведь ей ты веряешь?! Она не может предать. А Данка? Неужели ты думаешь, что Данка..?
Не знаю. Иногда я не способен понять даже себя.
- Аксак! - голоса Табитины и Данки прозвучали в унисон. - Всё в порядке - мавр с нами.