Дорош Сергей Васильевич : другие произведения.

Не видевшие Солнца (1-8 главы)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ночные охотники Пирр и Стерх сталкиваются с необычным муравьем. Это насекомое проявляет зачатки разума. Похоже, жизнь подгорных ячеек уже не будет прежней.

  Не видевшие Солнца.
  Пролог
  
  ...и хотя сведений о самой катастрофе сохранилось удивительно мало, мы можем с полной уверенностью сделать вывод, что хватало достаточно влиятельных и прозорливых людей, которые были способны как предвидеть последствия, так и попытаться их сгладить. Я не могу рассуждать, был ли у них способ предотвратить катастрофу, или нет. Но сеть подгорных убежищ требовала привлечения немалых ресурсов.
  Видимо, смирившись с неизбежностью коллапса, эти люди попытались спасти хоть что-нибудь из достижений человечества. По крайней мере, ясно одно, убежища, называемые нынче ячейками, задумывались прежде всего, как хранилища знаний, а не военные объекты. Иначе, чем объяснить огромные базы научной и технической информации из самых различных областей, высокотехнологичные линии по производству комплектующих к компьютерам с подробнейшими инструкциями по их эксплуатации, ремонту, даже восстановлению с нуля и столь незначительные запасы вооружения.
  Наши предки создали весьма продуманную систему жизнеобеспечения, энергетическую сеть. И при этом, когда появился новый враг, мы оказались против него практически безоружны. Скорее всего, у мудрости наших предков, как у любой человеческой мудрости, был свой предел. Подобных последствий не смогли предвидеть даже они.
  И, тем не менее, мы выжили. Сейчас я спокоен за будущие поколения. Мы сделали все, что смогли, образовали жизнеспособное общество. Да, я достаточно хорошо изучил Эпоху Заката прежнего человечества. В Хранилищах хватает книг, фильмов, научных статей, и того, что называлось художественной литературой, развлекательных видеопрограмм и кинолент. Благодаря всему этому, я понимаю предков не хуже, чем своих современников. Наше общество показалось бы им чуждым, непонятным и жестоким. Но точно так же нам чуждо человечество Эпохи Заката.
  Каждому из нас показалось бы дикостью то, что люди, к примеру, могли истреблять других людей сотнями и тысячами. Я не хочу защищать предков, и все же замечу, что тогда человечество насчитывало более семи миллиардов. Не у каждого в голове уложится эта цифра. Я не стану перечислять все обычаи и законы, которые, в конечном итоге, и свели наших предков в могилу. Не об этом моя речь.
  Вернемся к причинам, приведшим к падению цивилизации. По этому вопросу каста хранителей знаний разделилась на две равные группы. И версии каждой из них находят подтверждения в источниках, сохранившихся с тех времен.
  Первая группа состоит из сторонников версии, гласящей, что цивилизация пала в глобальной войне с применением неведомого нам оружия высокой мощности. Прямых свидетельств тому нет. Но я хочу заметить, что Хранилища информации изобилуют техническими сведеньями из самых разных областей. Единственный пробел - это вооружение. Информация о нем ограничивается личным стрелковым оружием и взрывчатым боеприпасом, предназначенным для ручного метания. Однако, многочисленные фильмы той эпохи свидетельствуют о наличии сильной боевой техники, и даже летательных аппаратов, которые, в основном и составляли военную мощь человечества. Обнаружен и ряд намеков на существование оружия, способного уничтожить весь мир. Но что оно представляло собой, неизвестно. Вывод из всего этого может быть лишь один: те, кто создавал Хранилища знаний, намеренно стерли любые сведенья, позволившие бы воспроизвести многие разрушительные виды вооружений. А значит, на тот момент эти люди видели главную опасность именно в существовании таковых средств.
  Вторая группа склоняется к мнению, что конец цивилизации положило падение достаточно крупного небесного тела. Многими представителями моей касты, и мною лично не раз просчитывались последствия такого события. Должен признать, некоторые варианты по разрушительности последствий превосходят даже применение того самого неведомого вооружения. Впрочем, сразу оговорюсь, сравнение затруднено тем, что боевые параметры оного мы представляем весьма смутно.
  Стоит добавить, что сохранилось множество фильмов Эпохи Заката, и еще больше книг, посвященных именно этой теме. Наверно, в умах наших предков она занимала немалое место. В том числе, муссировались идеи создания Убежищ, где могли бы спастись от катастрофы лучшие представители человечества и сохраниться знания, позволившие восстановить цивилизацию. То есть, сюжеты этих произведений искусства, называемых в Эпоху Заката словом "фантастика" (то есть, описывающие нечто, чего не может быть), иногда довольно точно моделируют последствия падения человеческой цивилизации, уже известные нам из истории.
  Как видите, обе версии равно аргументированы и имеют полное право на существование. И ни одна из них, при этом, не дает достаточно полной картины, чтобы считаться единственно верной. Тем более, задачу усложняет то, что каковы бы ни были причины, они вели к одинаковым последствиям.
  Но это лишь на первый взгляд. Давайте сделаем допущение, что наши предки были не глупее нас. То, что люди все-таки выжили, в конце концов, явное и недвусмысленное тому свидетельство. Я пойду дальше и предположу, что столь технологически развитое общество вполне могло бы уцелеть как в глобальной войне, так и в глобальном катаклизме. Увы, доказательства у меня лишь косвенные. Но хочу напомнить, что Эпоха Заката известна двумя войнами, в которые была вовлечена большая часть живущих на Земле людей. И после них человечество довольно быстро восстанавливалось, мало того, поднималось на новую ступень развития. Также конец Эпохи Заката отмечен множеством стихийных бедствий с ужасными последствиями для многих стран. И вновь мы наблюдаем быстрое восстановление всего, разрушенного природой, новый виток развития.
  Исходя из этого, я хочу выдвинуть третью версию причин падения человечества. И базироваться она будет не на отрицании первых двух, а на их объединении. Только совокупность причин могла привести к подобным последствиям. К сожалению, Убежища были в свое время настолько засекречены, что даже в наших Хранилищах знаний не сохранилось координат, по которым мы могли бы определить, какая страна, какая местность на старых картах соответствует нашему нынешнему местоположению. Думаю, эти сведения весьма помогли бы мне в построении достойной аргументации. Но разве не очевидно, что человечество Эпохи Заката, находившееся на пике научно-технического развития, могло низвергнуть в прах только поистине невероятно трагическое сочетание факторов?
  Исходя из вышесказанного, я прошу генерала касты хранителей знаний обратиться к Путешественникам с просьбой разослать материалы моих исследований по всем Ячейкам и выделить ресурсы для мотивации этих отщепенцев человеческого общества...
  
  Отрывок речи Нимрода
  из касты Хранителей знаний
  Ячейка Горгона год 3753
  
  Глава 1 Одноусый муравей.
  
  Воздух, влажный от недавно прошедшего дождя, казалось, хватал за горло и душил почти с такой же неумолимостью, как питон. Носовые фильтры шлема отсырели, их хотелось вырвать, как делают это неопытные ученики. А впереди - лишь стена папоротников. Конечно, хорошо, что ночь безлунная. Света вполне достаточно, чтобы разглядеть все вокруг, и глаза он не слепит, нет нужды в затемнителях. Но если бы кто-то, кто определяет, что твориться наверху, спросил меня, я предпочел бы узкий серпик молодого месяца. Ведь мы сейчас не охотились, а бежали.
  Говорят, раньше муравьи ночью спали. Не знаю, может врут архивы, а может, люди с ними просто не сталкивались так уж часто? Мы с учителем неплохо замели следы. Целый час, не меньше, шли по ручью. Причем, в сторону пещеры, а не в противоположную, что рекомендуется. На мой недоуменный вопрос Пирр лишь ответил:
  - Этого ночного убийцу мы старыми способами с толку не собьем.
  - Какой, к муравьиной матке, толк? - откликнулся я. - Они - тупые насекомые!
  Учитель остановился, оглянулся на миг. И пусть выражение его лица скрывал шлем, я почти угадал на нем запредельную усталость, проскользнувшую и в голосе:
  - Стерх, они учатся. Не так, как мы, передавать знания пока не умеют. Но этот ночной убийца уже встречался со мной. И поверь, он знает наши способы оторваться от погони.
  - Я тебя таким еще не видел. Почему мы не завалили его сразу? Теперь о нас знают все ночные убийцы в округе. Пирр, ты запаниковал!
  - Паника не при чем, хоть, признаюсь, с этим муравьем я бы лучше избежал встречи.
  - Ты был моим учителем, и хоть обучение давно закончилось, объясни мне все же, что происходит?
  - Обратил внимание на усики нашего преследователя? - спросил он.
  Шлемы глушили голоса, скрадывали интонации, делали разговор бесцветным. А если добавить, что доспех ночного охотника делался из хитиновых пластин муравьиных ночных убийц, сейчас, во тьме мы наверняка напоминали двух насекомых, непонятно как освоивших человеческую речь.
  - Что с ними не так? Я - не кошка, в темноте такие детали различать не обучен.
  - Левый усик у него оторван почти под корень.
  - Смеешься? Не верю, что ты разглядел это с такого расстояния.
  - Разглядел, потому что присматривался. Это Белочка отгрызла усик. Муравьи, конечно, не весьма сообразительны. Другой атаковал бы нас двоих. А эта особь уже однажды сталкивалась со мной и выжила.
  - Хочешь сказать, он запомнил твои приемы? - удивился я.
  - А разве не заметно? Думаешь, он не учуял нас? Но не напал, отступил, наверняка предупредил своих.
  - Пирр, тебе надо отдохнуть, - покачал головой я. - Неделю - другую не выходи на поверхность. Конечно, муравьи не тупы, но ты приписываешь им почти человеческие способности. Этого не может быть.
  - Просто раньше этого не случалось. А еще раньше все муравьи были махонькими, а еще у них шеи не было, и плеваться ядом они не могли. Стерх, мутации продолжаются. Пусть не теми темпами, что раньше, но... - он вдруг умолк и произнес другим тоном:
   - Надо двигаться. Отдохнули немного - и хватит. Еще пол часа по реке, потом вон на тот лысый холм, проскакиваем его, отдыхаем в овраге и последний бросок до пещер.
  - Плохо, что без добычи вернемся, - проворчал я. - Позорно как-то.
  - Стыд не дым, глаза не выест. Лучше без добычи, но живыми. Да и не за тем шли.
  Выбравшись из воды, мы понеслись вверх, на холм. Тишину не соблюдали. У муравьев не такой хороший слух. А запах не замаскируем уже. Запасы феромонов, отпугивающих наших преследователей, истратили еще возле муравейника. Холм проскочили на одном дыхании. По сути, и зрение насекомых ночью почти бесполезно. Изначально они существа дневные, так что любое наше охотничье ухищрение окажется излишним. Сейчас спасала только скорость, и, возможно, хитрость, потому что в чем - в чем, а в скорости нам до преследователей далеко.
  Пирр буквально вломился в заросли гигантских папоротников, пробив их стену собой, словно снаряд. Я нырнул следом, пригнувшись, чтобы не зацепиться за свисавшую с дерева лиану. Поскользнулся, раздавив какой-то плод, но удержался на ногах, даже не потянул никакую мышцу.
  - Порядок, - Пирр остановился. - Я думал, не успеем. Теперь мы его сбросим со следа.
  Он достал из поясной сумки тонкий шприц, отстегнул бедренную пластину брони и вогнал иглу в тело.
  - Ты что творишь! - воскликнул я.
  - А что? Я человек творческий, хочу - творю, хочу - вытворяю.
  - Пирр! Ты сам предостерегал меня от стимуляторов!
  - Не волнуйся, Стерх, за месяц это - первый. Поверь, без него никак.
  - Почему мы остановились? Фору у твари вырвали неплохую, успеем добежать до пещеры.
  - Ни крысы мы не выгадали!
  Действие стимулятора уже ощущалось в голосе моего бывшего учителя. Движения тоже стали резкими и порывистыми, все органы чувств обострились. Не раз я испытывал их действия на себе. Это входит в обязательные элементы подготовки. Иногда случается необходимость воспользоваться специальными препаратами. Их колют как обезболивающее, или, чтобы мобилизовать все способности организма. Ученикам дают попробовать, чтобы в экстремальных ситуациях эффект не стал для них слишком уж большой неожиданностью.
  - Винтовку давай, - бросил Пирр.
  Я не стал спорить, это уже бесполезно. Конечно, мой ствол бил точнее, чем Пирров автоматический. Возвратный механизм снижал кучность. Он аккуратно отвел затвор, убеждаясь, что патрон в стволе, и не давая ему выскочить. С громким щелчком загнал его обратно, вскинул оружие к плечу.
  - Наплечник можешь расколоть, - заметил я. - Приклад не под тебя подогнан. Отдача сильнее, чем у твоей винтовки.
  - Знаю, не учи, - бросил он, отстегивая правый наплечник.
  - Плечо отобьешь.
  - Вот затем стимулятор и нужен. До пещеры дотяну, пусть хоть его выбьет, а там - неважно. Все неважно, если мы одноусого гада уделаем!
  Мой напарник замер, не сводя взгляда в вершины холма. Он был прав в том, что преследователь покажется там. Муравьи, если могут, идут по следу. Мы нарочно прошли по открытой местности, чтобы вывести преследователя туда, где легче в него попасть. Вот только я не видел необходимости тратить на одного муравья не только ампулу стимулирующего состава, но и драгоценный патрон. Двое ночных охотников способны расправиться с четырьмя ночными убийцами. Это - не хвастовство, и не пустые слова. Не сделав этого в реальных условиях, просто не станешь полноправным членом касты. А здесь что у нас в сухом остатке? Я и Пирр устроили засаду на одного покалеченного муравья. Бред, да и только.
  Когда-то Пирр учил меня. Но сейчас мы с ним равны. Он, конечно, опытнее, этого отрицать нельзя. И все же, мы - напарники, без какой либо иерархии. Наверно, уважение к бывшему учителю стало виной тому, что я пошел у него на поводу.
  Из колчана, висевшего на поясе, я достал стрелу со срезнем - очень широким наконечником в виде полумесяца, заточенным до бритвенной остроты. Не скажу, чтобы я был хорошим стрелком. Но муравью главное попасть в шею. Наконечник сам скользнет между выпуклыми хитиновыми пластинками. Сила, с которой наши комбинированные стеклопластиковые луки с блочной системой натяжения тетивы посылали стрелы, позволяла просто оторвать муравью срезнем голову.
  К сожалению, когда тварь атакует тебя в лоб, лук становится бесполезным. Шанс появляется лишь если муравей решит атаковать тебя передними лапами. Тогда он поднимает и голову, открывая шею. Но чаще насекомое предпочитает хватать противника жвалами. А вот винтовка при лобовой атаке гораздо полезнее. Мощный пороховой заряд патрона позволяет пробить хитин. Главное - попасть точно между глаз, иначе пуля может срикошетить. Но если все сделать правильно, она войдет в голову муравья и взорвется, превращая все внутри в кашу. Тело после этого, конечно, еще будет какое-то время дергаться, но, если не подходить близко, оно уже не опасно. Винтовка всегда была крайним средством, если надо сократить количество противников до двух. Увы, ресурсов для массового производства патронов у нас не хватало.
  Где-то сзади разбуженные обезьяны затеяли галдеж. Их возмущенные крики раздражали. Следом донесся голос охотящейся пантеры. Ветер игрался верхушками гигантских папоротников, ветвями деревьев. Слух ночного охотника привычно отбрасывал эти звуки.
  - Ну, где ты, тупое насекомое, - тихо прошептал Пирр. - Выходи, дорогой.
  Я ждал со стрелой на тетиве, сместившись чуть в сторону. Неправильно то, что Пирр делает. И дело даже не в использовании винтовки. Хоть и это нарушает основное правило огнестрельного оружия. Звук выстрела - ерунда. Но вот запах пороха - вещь серьезнее. Нельзя позволить муравьям узнать его, нельзя, чтобы он отложился в том, что у них вместо мозга, как нечто, связанное с людьми.
  - Стерх, если хочешь уходи, - старший товарищ словно почувствовал мои колебания. - Тебе тут делать нечего. Передашь информацию Наву, это - главное.
  - Не пойду, - откликнулся я. - Даже если отбросить то, что за тобой в таком состоянии лучше присмотреть, не забывай, моя кошка еще где-то в лесу.
  - Не волнуйся, сама вернется. Они живучее, чем мы. Иногда зависть берет. Почему природа так одарила их, а мы вынуждены обвешиваться оружием, чтобы выжить?
  Еще один побочный эффект стимулирующего коктейля. Мозг начинает работать быстрее. Вынужденное бездействие рождает настоящий неуправляемый поток сознания, сумбур мыслей, переплетающихся в клубок, словно змеи. Дальше будет только хуже. Странно, Пирр, закаленный ночной охотник, вел себя, как ученик.
  - Давно ты встречался с этим муравьем в последний раз? - спросил я.
  - Вчера. Уже под утро, - тут же откликнулся он, и осекся.
  - Пирр, сколько раз вы сталкивались? - напрямую спросил я.
  - Пять, или шесть, - угрюмо промолвил напарник.
  - Дай, угадаю, ты за все это время не смог уложить одного муравья. И с каждым разом он вел себя все умнее?
  - Я тебе это и говорил.
  - Нет, разорви тебя крысы! Ты сказал, что встречался однажды! Ты понимаешь, что скрыл информацию, которая важнее той, что мы сейчас несем, во много раз! Раньше мы не знали, что муравьи способны учиться на своих ошибках!
  - Раньше муравьи в столкновении с нами не выживали.
  - Пирр, почему?
  - Позор, - он нервно дернул головой. - Хорош ночной охотник, с одним насекомым не сладил! Думал, встречу, добью...
  - Вчера он выследил тебя, когда мы разделились, и точно так же отступил, когда снова сошлись?
  - Да, Стерх, да!
  - Муравьиная матка! - только и воскликнул я.
  - Что-то долго его нет, - заметил Пирр.
  - Может быть, отстал, - предположил я. - Сбросили со следа.
  - Ждем твою кошку и уходим, - ответил он.
  - А смысл? Дорогу домой она и сама найдет.
  - Ну что же, я по-твоему, зря стимулятор истратил? Нет, дружище, я хочу его добить. Слишком опасен.
  - А если остальные набегут? Не отобьемся же!
  Но он оставил мой вопрос без ответа. Мы замолчали, вглядываясь в темноту. Вершина холма оставалась девственно чистой. Обезьяны угомонились, ветер начал стихать. Тучи расползлись. Яркие звезды проглянули в прореху между ними.
  Это был великолепный бросок. Ночные убийцы муравьев не умеют подкрадываться. Но это насекомое молнией выскочило из зарослей папоротника, застав нас врасплох. Пирр все же заметил его, ринулся вбок, пригибаясь. Повернуть винтовку в сторону врага он уже не успевал, как и выхватить другое оружие. Осталось полагаться на реакцию, ускоренную стимулятором, и прочность брони, отлично держащей удары, приходящиеся вскользь. Но муравей повел себя необычно. Вместо того, чтобы, как обычно, попытаться схватить противника за шею, он сомкнул жвала на правом бедре Пирра.
  Мой напарник вскрикнул, роняя винтовку и пытаясь выхватить короткий меч. Насекомое умудрилось напасть так, чтобы в первый момент Пирр закрывал его от меня. Я сместился прыжком, натягивая тетиву. Характерный свист срезня слился с треском набедренной пластины брони и отчетливым хрустом кости. В следующий миг голова твари отделилась от тела. Последним рефлекторным усилием муравей сжал жвала. Пирр взвыл сквозь зубы, валясь на землю. Тело муравья упало следом, молотя лапами во все стороны. Несколько раз когти с противным скрежетом скользнули по броне моего напарника.
  Я подскочил с ножом к Пирру. Тонкое и острое лезвие легко вырезало одну из жвал, освобождая человека от смертельной хватки насекомого. Живучие твари! Тело еще часа полтора может дергаться. Я почувствовал, как коготь царапнул по моей голени, но внимания не обратил. Без головы муравей не опасен. Когти броню не пробьют.
  Нога Пирра представляла собой ужасное зрелище. Разорванные мышцы, раздробленная кость вперемешку с обломками хитиновой пластины. Только действие стимулятора позволяло моему напарнику не потерять сознание от болевого шока. Я быстро снял с его пояса пращу. Ножом перерезал ремни набедренника, и, используя пращу, как жгут, перетянул ногу выше раны, останавливая кровь.
  - Еще стим, - простонал Пирр.
  - Сердце не выдержит, - откликнулся я. - Продержишься до пещеры.
  - Стерх, - он схватил меня за руку. - Какое сердце, дружище, какая пещера? Я прекрасно вижу, во что превратилась моя нога. Это - все.
  - Какое все? Я дотащу тебя!
  - А дальше? Ячейка не будет кормить нахлебника.
  - Перейдешь в касту наблюдателей! - не сдавался я. - Там и без ноги можно. Пирр!
  - Стерх, отставить эти сопли! Какой из меня, к муравьиной матке, наблюдатель? У них недостатка в людях нет, причем гораздо больше, чем я, подходящих для касты. Сам понимаешь, со мной все кончено. Не убежишь ты с моим телом на плечах от муравьев.
  Словно подтверждая его слова, из зарослей выскочила серая кошка. Она выгнула спину, прижала уши, зашипела в сторону холма, попятилась, глядя на вершину, потом одним прыжком взлетела мне на плечо и устроилась на рюкзаке, цепляясь когтями за пластины брони.
  - Вот видишь, - Пирр усмехнулся.
  Кошачьи сигналы он знал не хуже меня, легко прочел: много муравьев, подходят со стороны холма, близко, но убежать еще можно.
  - Винтовку я твою возьму, - произнес он. - Моя для касты ценнее. Остальное оружие и рюкзак забирай. Буду отстреливаться, пока смогу.
  - Это все, что у меня есть, - я протянул ему четыре патрона.
  - Хорошо. И пять в магазине. Ты, Стерх, Белочку не бросай, ладно?
  - Позабочусь о ней, - кивнул я.
  Коротким мечом я обрубил муравью еще подергивающиеся ноги, развернул труп так, чтобы он мог служить опорой для винтовки Пирра. Напарник тем временем, сбросил с себя все лишнее, оставив лишь броню, винтовку с патронами. Еще, как у каждого ночного охотника, у него имелась граната. Но это - не для боя, а для себя...
  Остальное оружие я побросал в рюкзак, прикрепил его поверх своего. Нагинату Пирра привязал к своей совне, перебросил через плечо, затянул ремень на древке так, чтобы оружие не болталось и не мешало бежать.
  - Давай, дружище, - Пирр снял шлем и печально улыбнулся. - Что Наву сказать, ты знаешь. Завтра вернешься на это место. Если лишние патроны будут, спрячу их в шлеме. Авось, переживут взрыв. И винтовку заберешь, вернее, то, что от нее останется. Да, у меня под кроватью железный ящик, ключ - под матрасом. Он теперь твой.
  - Пирр, ты был хорошим учителем и другом.
  - И плохим ночным охотником. Надо было не доводить до этого, поймать муравья еще вчера, с тобой, или раньше. Да и сегодня ты прав оказался, уходить надо было, пока имелась возможность.
  - Может, еще не поздно? Мы что-нибудь придумаем, я донесу тебя.
  - Стерх, в тебе говорит молодость. Ночные охотники не умирают в пещерах. Мне хотелось бы напоследок увидеть Солнце. Хотя бы раз.
  - Пусть оно порадует твои глаза, - я склонил голову. - Прощай, Пирр.
  - Прощай, Стерх.
  Близилось утро. Самое желанное и самое ужасное зрелище для любого ночного охотника - диск солнца, выползающий из-за гор. Я видел его не раз... на экране. Посмотреть вживую все не хватало смелости. Я побежал прочь. Оставалось достаточно времени, чтобы достигнуть пещер, юркнуть в их спасительные недра. Камень не сохраняет следов. Муравьи не смогут пойти за мной. А позади оставался Пирр, ночной охотник, обреченный на уход, но решивший уйти из жизни в бою.
  Бег - первый навык, который должен постигнуть вступающий в нашу касту. Бежать быстро, бежать долго, бежать с грузом больше собственного веса - в этом залог выживания. Не в меткой стрельбе, и не в быстрых ударах. Но и без них не обойтись.
  Муравей выскочил из зарослей наперерез. Слишком близко, чтобы пытаться воспользоваться луком, или винтовкой. Но с моего плеча прямо на голову твари прыгнула серая тень, тринадцать килограммов мышц, когтей, шерсти и овеществленной ярости. Кошка вцепилась когтями в фасеточные глаза, чуть не соскользнув с головы насекомого, сомкнула зубы на усике. Послышался хруст хитина. Муравей поднялся на две задние пары лап, пытаясь сбросить врага. Я молниеносно сблизился и ударил мечом прямо из ножен. Тонкое лезвие легко нашло щель между хитиновыми пластинами шеи. Голова насекомого полетела назад, словно чудовищный метательный снаряд.
  Метнулся в сторону от лап, дергающихся в конвульсиях, но все еще способных разорвать человека, не защищенного броней. Кошка, как водится, приземлилась на все четыре лапы, тут же бросилась ко мне, догнала, вспрыгнула на рюкзак, ловко цепляясь когтями. Это ей тоже было привычно.
  Я не сбавлял скорости. Сзади оглушительно прогремел выстрел. Пирр вступил в свой последний бой. Я понимал, если муравьи подходят малыми группами, или по одному, он продержится долго. Если же нет, из винтовки успеет положить от силы трех. А сверху - лишь те, которых утащит с собой в могилу, взорвав гранату. Второй выстрел прогремел почти сразу за первым. Потом - тишина.
  Слышал еще несколько выстрелов, уже приглушенных расстоянием. Небо начинало светлеть. Я буквально ворвался в огромную пещеру. Эхо отдаленного взрыва настигло меня. Эх, дружище, самой малости не хватило тебе, чтобы посмотреть на первый в твоей жизни рассвет. Я присел на камень.
  Кошка спрыгнула с плеча и выбежала из пещеры. Все правильно, она проверит, нет ли погони. Нельзя вообразить ничего страшнее, чем привести на хвосте муравьев в родную ячейку.
  Я не чувствовал усталости. Мог бы еще бежать и бежать. Да и горечь от потери... Нет, я просто не знал, что в таком случае полагается чувствовать. Человек приходит в этот мир, человек уходит из него, как и все живое. Пирр прожил тридцать пять лет с небольшим хвостиком. Солидный срок. Он считался одним из самых опытных ночных охотников, в касте его уважали. К примеру, многие защитники и до тридцати не дотягивают. Для касты ночных охотников тридцать - средний возраст. Рубеж, барьер. После него тебя считают не просто одним из многих, но тем, в ком достаточно сил, чтобы выжить дольше большинства.
  Кошка вернулась, заняла привычное место на рюкзаке, и начала спокойно вылизывать заднюю лапу. Значит, все чисто. Никто меня не преследует. То ли Пирр стянул всех муравьиных ночных убийц на себя, то ли я достаточно удачлив, и единственное насекомое, преградившее мне путь, было случайностью.
  Так, или иначе, по моему следу никто не шел, и я с чистой совестью свернул в левый тоннель. Он вел прямиком к пещерам моей ячейки. В случае преследования, пришлось бы возвращаться через правый. Это гораздо дольше. Лабиринт, в котором есть два, или три места, где муравью просто не протиснуться, к тому же один раз тропа пересекает подземную реку.
  Дорогу я знал хорошо, мог бы пройти с закрытыми глазами. Каждая ямка, каждый камешек - старые знакомые. Каста лекарей все еще следит за нашим генетическим наследием, высматривая малейшую мутацию. И все же, мы не такие люди, как наши предки. Различия заметны сразу. Глаза - без белков и заметно больше, а зрачок приобрел способность расширяться на всю радужную оболочку. Это позволило нам видеть даже в кромешной тьме. Для жизни под горами - не лишняя способность.
  Тоннель плавно вел вниз. Он тоже петлял, но с лабиринтом не сравнить. Хорошие и защищенные выходы на поверхность - наибольшее богатство любой ячейки. Слишком много того, что нужно человеку для жизни, просто не найдешь под горами.
  Путь занял где-то пол часа. Я вышел в небольшую пещеру. Называли ее сторожкой. Традиционно здесь дежурили две дюжины защитников. В случае прорыва муравьев, именно они стали бы первой линией обороны, и, вполне возможно... погибли бы. Участь защитников незавидна. Они должны удержать волну насекомых любой ценой, пока за их спинами ставят пробку. Выживание ячейки гораздо важнее, чем жизнь этих молодых ребят. Да, именно молодых. Тех, чьих волос коснулась седина, в касте защитников считанные единицы.
  Я окинул их быстрым взглядом. Закованные в железо с головы до ног бойцы первого ряда, рослые парни с боевыми мотыгами, у которых латами прикрыты лишь руки и голова. Немного в стороне - четверо стрелков с автоматическими винтовками. Стволы их оружия короче, хоть изначально все винтовки делались по одним чертежам. Всех их объединяло одно - оранжевые накидки с изображением бурого медведя, вставшего на задние лапы и глухие шлемы с носовыми фильтрами и пластиковой защитой глаз. Ровно двадцать четыре бойца, более чем достаточно, чтобы перекрыть проход.
  Двадцать пятого я заметил не сразу. Он выделялся шлемом в виде медвежьей головы, который сейчас держал в левой руке. В другой он сжимал винтовку, направленную стволом к своду пещеры. Неброская одежда серого цвета смотрелась чужеродным пятном среди ярко-оранжевых накидок. И это правильно. Генерал касты защитников должен выделяться.
  - Стерх! - воскликнул он. - Наконец-то. Вы разведали?
  Непонятная злость охватила меня. Нав видел нагинату Пирра, видел, что за спиной у меня два рюкзака, и прекрасно знал, что это значит. Но ни слова не произнес о моем напарнике, который, между прочим, был не просто его другом, а молочным братом. Я вытянулся в струнку и буквально пролаял:
  - Генерал Навуходоносор, Стерх из касты ночных охотников вернулся с разведки. Готов доложить.
  Он подошел ко мне вплотную, возвышаясь, словно скала. Был он на голову выше меня, широк в плечах, а развитую мускулатуру не могла скрыть даже просторная одежда. Коротко подстриженные волосы, как у большинства защитников, волевой подбородок. Широко расставленные глаза пристально взглянули в глазницы моего шлема, словно пытаясь проникнуть сквозь прикрывающий их пластик, прозрачный со стороны глаз и сливающийся с хитином снаружи. Винтовка повисла на ремне. Генерал положил освободившуюся руку мне на плечо, сжал, и я испугался, что хитин не выдержит.
  - Зачем ты так, парень? - с укоризной проговорил он. - Понимаю, ты сегодня потерял друга. И я тоже. Но знаешь ли, Стерх, также сегодня произошел прорыв на минус четвертом ярусе. Рудокопы перестарались, или ошиблись, сейчас уже никто не скажет. Часть стены обрушилась, и оттуда почти сразу хлынули муравьи. Там дежурил голубое отделение из гризли. Пока они перекрыли проходи, полтора десятка рудокопов пали.
  Его голос звучал ровно и бесстрастно. Казалось, все случившееся его не затронуло ни капельки. Но так только казалось. Редкий месяц обходился без того, чтобы в отсеке клана защитников провозглашали славу погибшим, но не отступившим. Ни одна стычка не обходилась без раненых. В доброй половине из них отделение теряло одного, или двух бойцов. Когда за спинами защитников заваливается проход, зачастую оставляют щель, в которую могли бы протиснуться бойцы. Но щитоносцы, обремененные латами, обычно не успевают это сделать. Многие и не пытаются, стоят до последнего, давая шанс уйти задним рядам.
  - На помощь голубым подошли две малиновые дюжины. Большая удача, что последнюю неделю я держал их там. Словно предчувствовал что-то. Они отбивались, пока рудокопы заваливали проход за их спинами. Стерх, сегодня я потерял тридцать шесть бойцов из роты "Гризли", включая оба малиновых отделения. Ты хочешь, чтобы я рвал волосы и посыпал голову пеплом по поводу ухода Пирра? Да, он был моим другом, но, прости, не могу.
  - Я понимаю.
  И хоть Нав не мог видеть моих глаз, я опустил взгляд. Две малиновые дюжины, элита роты "Гризли". Это не просто бойцы, это - носители традиций, лучшие из лучших. Благодаря им, гризли считались элитой, самыми надежными. Теперь не скоро они восстановят эту репутацию. Отформировать три отделения не так сложно. Но как вернуть боевые традиции, опыт, то, чему нельзя научить, а можно лишь перенять, сражаясь рядом с малиновыми, самыми опытными бойцами касты.
  - А если понимаешь, то осознай и то, что твои сведения важнее ухода Пирра, важнее твоей, моей жизни, и даже жизней всех этих парней.
  - Прости, Нав.
  - Не стоит, - он убрал руку с моего плеча, отвернулся. - Ты слишком молод. Я понимаю. Говори уже, чего нарыли. Скажи главное, и можешь идти отдыхать. Детали разберем завтра.
  - Они действительно роют ход в камне.
  - И конечно же, в сторону нашей ячейки, - кивнул Нав.
  - Конечно. Дармоеды из касты хранителей знаний, которые занимаются исследованием муравьев, зря переводят пищу на дерьмо, - проворчал я. - До сих пор они так и не выдали какого-нибудь разумного объяснения такому поведению муравьев.
  - К чему тебе оно? - отмахнулся генерал. - Мы знаем главное - есть некое критическое расстояние между муравейником и ячейкой. Начиная с него, насекомые стремятся прорыть ход в наши жилища и уничтожить людей. Какая разница, в чем причина? Может быть, чувствуют скопление пищи, а может, воспринимают нас почему-то, как естественного врага.
  - С чего это вдруг? Мы же почти не нападаем на муравейники. От своих сородичей они несут гораздо больше потерь.
  - А может, это выбрыки муравьиной матки. Кто знает, чем руководствуется эта тварь.
  - Кстати, на счет тварей. Нав, Пирр погиб странно. Он говорил мне о муравье, которого не смог убить. Эта дрянь ушла, и так повторялось несколько раз. С каждым разом муравей становился все изощреннее. Он словно понимал наши приемы, и учился противодействовать им. Я отстрелил ему голову, но Пирра это уже не спасло.
  - Хм, - генерал потер свой квадратный подбородок большой лапищей. - Это тебе Пирр рассказал?
  - Он.
  - А он случайно сегодня не кололся? Я знаю, некоторые из вас злоупотребляют стимами на сложных заданиях.
  - Когда рассказывал про этого муравья, кажется, еще нет. Не помню точно.
  - Он мог уколоться до выхода.
  - Нав, вы были друзьями. Ты замечал за ним подобное?
  - А ты был его учеником, а потом напарником. Ты замечал?
  - Нет. Нав, этот муравей действительно был необычен. Знаешь, как они обычно атакуют. Встают на задние лапы и пытаются схватить тебя за горло, или бьют передними. Иногда сперва брызгают токсином в лицо. В крайнем случае, пытаются ударить жалом. А этот ухватил Пирра за ногу в очень низком броске. Это противоречит всему, что мы знаем об их боевых приемах.
  - Серьезное заявление, Стерх, - поморщился он. - Я все-таки подожду, что скажут хранители знаний, прежде чем делать выводы, и раздавать указания. Тем более, не очень и понимаю, какие указания стоит раздавать. Если наши щиты сомкнуты, нам все равно, как бьет муравей, а если в них образовалась брешь, никакие знания не помогут. Насекомые размажут нас в мелкую кашицу по всей округе. Все просто.
  - Понимаю, - кивнул я. - Но все-таки, подумай. Знания лишними не бывают. Бывайте, парни, - махнул я рукой бойцам. - Спокойного дежурства.
  Мне ответил нестройный хор голосов. Пожелания были разными, а голоса вялыми. Бурые и Белые относились к нашей касте равнодушно.
  - Бывай, Стерх, - Нав хлопнул меня по плечу тем жестом, которым обычно ободрял своих подчиненных. - Пойди, поешь, надерись грибовухи, отоспись. Завтра расскажешь на генералитете, что узнал, и отдыхай. Не ходи на поверхность. Подготовку мы начнем уже сегодня, время играет против нас, но мы успеем. Твое участие в самой операции не нужно.
  - Спасибо, Нав, но я сам разберусь, что делать.
  - Малыш, люди уходят. И ты это знаешь лучше всех нас. Особенно часто уходят те, кто ходит на поверхность. Рано или поздно такое случилось бы и с Пирром. Это не повод вызверяться на каждого встречного, словно ты муравьиный солдат.
  - Ты прав, генерал. Ты старше, мудрее, и ты прав. Но слишком уж равнодушно стали мы относиться к потерям...
  - Когда-то, потеряв первого друга, я думал так же, - развел он руками. - Это проходит, малыш.
  Конечно, он знал меня еще двенадцатилетним пацаном. Мы боролись на руках, когда он заходил к Пирру, тогда еще моему учителю, простой солдат из роты "Губачей". И он же первым научил меня стрелять, бил по рукам, когда, собирая автоматическую винтовку, я вставлял возвратный механизм, не попадая в пазы, и со злостью пытался затолкать его, применяя силу. Сопровождая его дюжину в качестве разведчика, я впервые вышел на поверхность. Конечно, Нав имел право так говорить со мной, называть меня малышом и давать советы, за которые другого защитника я послал бы ко всем муравьиным маткам. И все равно, я никак не мог успокоиться.
  Пещера, полная равнодушных людей. На стене - часы и расписание восходов Солнца на месяц вперед. Под ним в камне выцарапано множество имен. Солдаты во время скучного, и, в принципе, безопасного ночного дежурства маялись дурью и увековечивали в камне свои убогие мыслишки. Фантазия их обычно не шагала дальше "Здесь был..." и "Бью муравьев, пью грибовуху, я - защитник". Правда, кто-то отличился, накорябав:
  Если встретишь насекомого,
  Злого и на вид ужасного,
  Вбей ему ты пулю в голову -
  Так намного безопаснее.
  Рифма и размер страдали, как на мой вкус. Да и совет так себе. За напрасную трату боеприпаса ротный точно по головке не погладит. Увы, каста творцов была упразднена несколько веков назад. Вот и маялись юные таланты в других кастах, фонтанируя подобными идеями, пока жизнь их не обламывала... или не утилизировала. Такая вот жизнь.
  За сторожевой пещерой начались обжитые места. Я прошел мимо обломков древних врат. Толстые металлические пластины когда-то хранили все проходы в ячейку. Предки считали, что надежнее защиты и быть не может. Как же они ошибались! Но кто мог знать об упорстве насекомых? Когда врата пали, оказалось, что лучшая защита для ячейки - мужество ее жителей. Сейчас о тех временах напоминали только обломки металла, которые мы не стали ни к чему приспосабливать, да покореженные останки механизмов, которые, собственно, открывали и закрывали створки. Памятник беспечности. Послание от предков.
  Теперь на стене попадались электрические лампы, то и дело разгонявшие кромешный мрак подгорья мерцающим светом. Когда-то их вешали чаще, в те времена, когда тепловая электростанция была на ходу. Сейчас же приходилось экономить на освещении дальних коридоров, чтобы хватило энергии для насущных нужд ячейки. Жгуты кабеля тянулись вдоль стен, словно вены. Следуя за ними, не заблудишься, рано, или поздно придешь в обжитые места.
  На мой вкус, света было даже многовато. В ночном лесу в облачную погоду его гораздо меньше. Я, как муравьиные ночные убийцы, привык полагаться на другие органы чувств. Если двигаться плавно, споткнуться не успеешь. Нога почувствует препятствие, и тренированное тело вовремя среагирует.
  Чтобы отогнать мысли об уходе Пирра, я начал прикидывать, какой роте поручат грядущую операцию. Всего их было четыре: "Белые медведи", "Бурые медведи", "Гризли" и "Губачи".
  Первые - сборище молодняка и стариков, списанных в запас. Стерегут они верхние горизонты. Муравьи там почти не появляются. Когда-никогда забредет один, ну два. Нашествие "Белым" не грозит. Их щитоносцам не доводится сдерживать многосотенную орду. Но эта рота хороша для юных защитников, позволяет понюхать службы, привыкнуть к дисциплине, а может, и блеснуть какими скрытыми талантами, чтобы потом уйти в другую роту. Молодежь, как и везде, разбита на два взвода: голубой и оранжевый. В каждом по пять дюжин.
  Старики, которые, вроде бы хорошие бойцы, но силы уже не те, попадают в малиновый взвод, состоящий всего лишь из двух отделений. Правда, иногда туда уходят провинившиеся защитники, нарушившие приказ, или просто не ужившиеся со своим отделением, не знаю уж, как у них там в касте устроено. Одно точно: малиновый взвод "Белых медведей" - верный способ уйти из жизни в своей постели, но и максимум - в ранге сержанта. Даже офицеры назначаются туда из других рот, и то, на время, либо научиться командовать более чем дюжиной, либо отдохнуть после особо тяжелого периода в жизни.
  Ясно, что на серьезную операцию "Белых" не возьмут. Это все равно, что пустить на удобрение целую роту защитников. Конечно, "Гризли" для предстоящего дела - идеальный вариант. Лучшие из лучших. Но после того, как они лишились малинового взвода... нет, эта рота еще не скоро займется чем-нибудь серьезным. Можно понять, почему Навуходоносор столь безразлично отнесся к уходу Пирра. Предстоит операция, подобной которой давно не было. А ему - выбирать между "Бурыми" и "Губачами".
  Обе роты неплохи. Но есть одно маленькое "но". "Бурые" стерегут нижние горизонты. С муравьями встречались, но не в таких уж серьезных количествах. Они, наверно, лучший вариант. Вот только, когда все начнется, нижние ярусы могут подвергнуться атакам. Кого поставить на место "Бурых"? Поредевших "Гризли"? Опасно. Может просто людей не хватить.
  А "Губачи" - вообще специфическая рота. Их задача охранять касты, выходящие на поверхность. Не привыкли они сражаться в пещерах. Другие боевые приемы, другие принципы взаимодействия.
  Конечно, есть пятая рота, техническая. Пара - тройка дюжин из нее усилит выбранное для операции подразделение. Но техники никогда не сражаются сами по себе. Они - вспомогательные отряды, и этим все сказано.
  По привычке я шел плавно, и вскоре услышал сзади ровное дыхание и легкое похрапывание. Кошка привычно свернулась клубочком и заснула, тем более, на двух рюкзаках ей было раздолье. Конечно, свой кусок мяса она на сегодня уже заработала, пусть отдохнет. Ей было шесть лет, расцвет сил. Помню, как Пирр подарил ее мне котенком. Сам выбирал. У Пирра было просто чутье на толковых котов. Я долго думал, как ее назвать. Ведь очень часто так бывает, что у ночного охотника один кот на всю жизнь. Сменить просто не успевает. Тогда, в семнадцать лет, я считал, что имя кошки должно что-то символизировать, звучать красиво, и в то же время со смыслом. Очень долго думал... и назвал Муркой. Не сразу, конечно. Лишь после того, как Пирр со Скифом высмеяли полдесятка красивых, звучных, но слишком уж длинных и пафосных имен.
  Тоннель в очередной раз свернул и я, наконец, увидел проем. Ячейка. Ну вот я и дома.
  
  Глава 2 Каста ночных охотников.
  
  Ячейка Василиск. Да, так она и называлась, моя родная ячейка. Имя ей было дано в честь древнего мифического чудовища. А может, и не мифического. В конце концов, что мы можем знать наверняка о тех временах, когда люди доверяли свои знания ненадежной бумаге? И почему вдруг василиск - миф, а птеродактиль - нет. Ведь каких-либо останков как одного, так и другого не сохранилось. Но о василисках сохранились какие-то предания, а о птеродактилях - нет. Так какое же существо более реально? На мой вкус, то, которое оставило по себе более долгую память и разнообразные рассказы.
  После тесноты коридоров от обширности пещеры, в которой и располагалась моя ячейка, захватывало дух. Многочисленные настенные лампы и прожекторы освещали ее, соткав прихотливую паутину тусклых лучей. Хранители знаний говорили, что свет должен гореть постоянно, иначе наши глаза отвыкнут от него и мы совсем не сможем появляться на поверхности. Но свод пещеры тонул во тьме. Лишь лучи особо мощных прожекторов могли бы осветить его, но кто станет столь беспечно расходовать драгоценное электричество на всякую ерунду?
  Подгорная река разделяла пещеру на две неравные части. Она низвергалась водопадом слева от меня, вращая турбины электростанции, образуя большое озеро, и дальше текла привольно, чтобы вновь скрыться среди толщи камня. Защитница - называли мы ее, Спасительница, а еще - Кормилица. Давным-давно, когда наши предки были беспечны и надеялись на крепость железных врат, эта надежда подвела их. Муравьи прорвались в ячейку. И лишь река стала непреодолимой преградой на пути насекомых. Мосты через нее взорвали. Я не знаю, почему твари не пошли дальше, карабкаясь по стенам и своду пещеры, ведь они на это способны. Может, защитники нашли способ отбить такую атаку, а может, такова была особенность насекомых в те древние дни. Ведь всем известно, сейчас они гораздо умнее, изобретательнее. А тогда...
  Ячейка восстановила численность народонаселения, Хранилища знаний и древние машины не пострадали. А то, что множество народу погибло на правом берегу, когда мосты были взорваны - потери восполнимые. Чай, женщины еще рожать не разучились.
  Сейчас берега Спасительницы соединяли пять мостов. Но в память о тех древних днях до сих пор под каждым из них заложен солидный заряд взрывчатки. На левом берегу располагалась собственно ячейка. Многочисленные двери отсеков, как личных, так и кастовых, тянулись вверх аж в пятнадцать ярусов. Со стороны картина напоминала муравейник, только наоборот. Да и берег был застроен.
  Первое, что бросалось в глаза - трехэтажный отсек касты защитников. Сами они называли свой дом казармой. Там было все: запасы оружия, тренировочные залы, кладовые касты, и жилища ее членов. Это и понятно. Случись что, не будет времени ждать, пока защитники спустятся, скажем, яруса эдак с пятого.
  Остальные здания, по привычке называемые отсеками, были не столь внушительны. Частично - загоны для скота, ближе к водопаду - жилища представителей касты электриков. Им тоже, случись что с электростанцией, которую они сами называли сокращенно ГЭС, нужно сразу браться за ремонт.
  А по берегу озера и реки селилась каста рыболовов. Их отсеки - совсем хлипкие, кастового не было и в помине. Рыболовы предпочитали собираться под открытым пещерным сводом. Здесь же сушились их сети, распространяя жуткую рыбную вонь, лежали кверху дном утлые челны. Большое озеро кишело всевозможной рыбой. Глубины его никто не знал, и никогда не мог измерить. Так что каста каждый день снабжала ячейку горами рыбы, и за это ее членам прощали многие чудачества.
  Сейчас ячейка казалась безлюдной. Как это ни прискорбно, новый ритм жизни нам задавали муравьи. Человек превратился в ночное существо. Днем, когда большинство насекомых выползало из муравейника, люди предпочитали отсиживаться в отсеках, чтобы, в случае очередного прорыва, который не смогут сдержать защитники, оказаться в иллюзорной безопасности, на левом берегу. Почему иллюзорной? Да потому что я уверен, сейчас вода не остановит муравьев. Они стали гораздо сообразительнее, чем во времена наших предков. И уж точно прорвутся в Ячейку по потолку и стенам.
  Я пришел слишком поздно. Многие давно спали. Рысцой пересек мост. Почти невозможно встретить ночного охотника, передвигающегося шагом. Выходя на более-менее открытую местность, мы рефлекторно пригибаемся и ускоряемся. Быстрота - единственное спасение там, на поверхности. Лишь в знакомых коридорах, сжатые каменными стенами, миновав пост защитников, позволяли мы себе немного пройтись.
  Нулевой ярус занимали отсеки каст. И ночные охотники исключением не были. Вход в отсек располагался прямо напротив одного из мостов. Металлическая дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной. Я снял шлем. Глубоко вдохнул. По обычаю, без шлема мы бываем только в отсеке касты, у себя дома да в гостях у немногочисленных друзей.
  Небольшая передняя, деревянный стол, несколько табуретов. Ночные охотники могли позволить себе такую роскошь, хоть дерево в ячейке и считалось самым редким материалом. За столом, закинув на него ноги, сидел Павел и откровенно скучал. Обязательное дежурство в передней мы так и называли "отсидка". Дел, вроде бы, никаких, просто сидишь за столом и плюешь в потолок. Изредка могут зайти представители других каст, попросить нашей помощи. Дежурный просто записывал, кому, когда и чего от нас надо. Решение, помочь, или нет, и кого направить, принимал не он.
  - Привет, Стерх, - Пашка поднял руку.
  На дежурство он только заступил, но уже извелся от скуки и был не прочь поболтать. - Нагината его стояла, прислоненная к стене за спиной. На столе лежали шлем, меч-дао и винтовка. Самому Павлу недавно исполнился двадцать один год. Я по своему опыту знал, еще год, как минимум, ему заниматься всякими не очень приятными вещами: дежурствами, утилизацией, и прочей ерундой, на которую опытного ночного охотника уже не поставят.
  - Генрих не вернулся? - спросил я, кивнув в ответ на его приветствие.
  - Не-а, - лениво качнул он головой. - Говорил, что уходит максимум на неделю, так что, еще время до вечера у него есть, прежде чем мы начнем волноваться. А ты чего задержался? Опять пытался на Солнце посмотреть?
  - Не до Солнца мне сегодня, - ответил я. - Пирр ушел.
  - Вот дерьмо крысиное, - выругался Пашка, убрал ноги со стола. - Ты-то как?
  - Жив, как видишь.
  - Крысня какая-то, - он встал. - Третий в этом году. А год еще не кончился. Прав был Генрих, вымирает наша каста. Пирр опытный был. Как же так получилось?
  - Вечером расскажу, когда все соберемся, - отмахнулся я. - Не хочу повторять каждому.
  - Что-то необычное случилось? - сразу поймал он особый тон моих последних слов.
  - Да, Пашка, необычное. Скажи всем, кто заходить будет, чтобы не уходили на поверхность, пока не соберемся вместе. А то знаю я некоторых.
  - Чего же ты хотел? Сам образ жизни касты воспитывает одиночек. О, глядите, кто проснулся, - улыбнулся вдруг он.
  Над моим плечом возникла голова Мурки. Кошка зевнула во всю пасть, спрыгнула на стол, потянулась, царапая дерево когтями, еще раз зевнула. Мурку Пашка любил. Когда-то взял себе ее котенка, и теперь нахвалиться не мог, какой хороший зверь вырос.
  - Иди сюда, Мурочка, - он достал из своего рюкзака, валяющегося в углу, небольшую рыбешку.
  - Хватит моего зверя прикармливать, - с притворным недовольством проворчал я.
  - Да это я своему Когтю немного рыбы выменял, - словно извиняясь, развел он руками.
  Кошка особого приглашения не ждала, выхватила лакомство прямо из рук и утащила под стол.
  - Вот чудо природы, - пожал плечами Павел. - Воды боятся, а рыбу любят.
  - Жрать они любят, - проворчал я. - А твой Коготь почему не с тобой?
  - Вчера на поверхность ходил, сегодня у него законный отдых. Да и зачем он мне здесь?
  - Тоже верно.
  - Слушай, Стерх, ты кошку свою ни с кем сводить не думаешь?
  - Пока нет, а что?
  - Да вот, хочу по твоему примеру вторым котом обзавестись. А на Муркино потомство еще никто не жаловался.
  - Тебе-то зачем? Один решил охотиться?
  Обычно мы выходили на поверхность парами, а то и тройками. Опыт показывал, что нельзя брать с собой одного и того же кота две ночи подряд. Потому, на пару чаще всего, приходился лишь один зверь. Кое-кто заводил двух. Это случалось не так уж редко. Все-таки, кошки тоже уходили, и не реже, чем люди. А, в отличие от их предков, наши животные не отличались особой плодовитостью. Раз в год кошка приносила котенка, очень редко - двух. Для обучения в помощь ночным охотникам годился примерно один из пяти. Наверно, плодовитостью пришлось заплатить за увеличение размеров. Даже моя Мурка, считавшаяся кошкой некрупной, весила в разные периоды от тринадцати до пятнадцати кило. А некоторые особи достигали двадцати.
  Ночной охотник заводил вторую кошку, чаще всего, если задумывал охотиться в одиночку. Реже получалось, как со мной. Один из котят Мурки настолько понравился, что я просто не решился его отдать.
  С Пашкой тоже особый случай вышел. Дело в том, что у него есть брат. Близнецы - редкость сейчас. А вот Петр с Павлом не только были похожи, как две капли воды, но и вместе пошли в нашу касту, и, что вообще редкость, вместе прошли испытания, став полноправными ночными охотниками. Когда же у Мурки родилась двойня, братья, решив, что это - судьба, быстро договорились с остальными претендентами, гораздо более уважаемыми, чем два ученика. И вот, их коты тоже, можно сказать, близнецы. Клык и Коготь.
  - Не знаю, - поморщился Пашка. - Сейчас мы втроем ходим. Ланс, конечно, наш бывший наставник, и такое прочее, а все же, лишним я себя чувствую.
  - Рано тебе одному, - заметил я.
  - Так у меня ж еще и кота второго нет. Пока выращу, да выучу, в самый раз будет. Петр с Ланселотом друг друга понимают без слов. Вот пусть и остаются вдвоем.
  - Ерунду ты несешь, молодой, - фыркнул я. - Крысьня полная. Вам с братом ходить надо. Я заметил, как вы слаженно действуете, еще во времена, когда ты золотой личинкой бегал. А Ланс нового ученика возьмет. Он человек опытный. Вот и пора бы ему опыт свой дальше передавать. А то действительно, вымрем мы.
  - То не нам с тобой решать.
  - Тоже верно.
  - Ладно, показывай, что там от Пирра осталось.
  Странно, вот такая прагматичность Павла совсем меня не покоробила, не было того же раздражения, как в разговоре с Навом. Может быть, потому что понимал я: любой ночной охотник знает цену жизни собрата. Дань скорби мы еще отдадим, но жизнь продолжается. И снаряжение Пирра, если оно лучше, должно не пылиться в арсенале, а перейти в руки живых.
  Пашка взвесил на руке нагинату, оценив баланс, тщательно осмотрел лезвие, даже снял перчатку и попробовал остроту заточки. Наконец, взял в левую руку свое оружие, долго колебался, но наконец, остановился на пирровом. Саблю тут же отложил в сторону. Не его клинок, не к тому рука приучена. Короткий меч рассматривал дольше всего. Они-то у всех под один шаблон сделаны, различия незначительны. И все же, оставил свой.
  - А винт? - спросил он, определившись, что больше ничего ему не надо.
  - Винт себе взял.
  - А твой? Мой тоже не автомат, но из новоделов. При мне одна криворукая тварь из касты мастеров собирала. Прицел каждый день по новой настраивать приходится.
  - Это не страшно. Внимательнее будешь.
  - Стерх, тебе что жалко?
  - Пирру отдал, - нахмурился я. - Он прикрыл мой отход. Завтра пойду, заберу то, что осталось.
  - Неужели вас так прижало? - удивился он. - Не припомню, чтобы с того времени, когда я стал золотой личинкой, кому-то приходилось жертвовать собой.
  - Не в жертвах дело. Муравьи ему ногу почти полностью отхватили. Пирр и держался только на стимах. Не хотел обузой нам быть. И в утилизацию попасть тоже не хотел. Лучше уж так, в бою.
  - Прости, - виновато потупился он.
  - Ничего.
  - Не думал, кого в напарники взять? Может, я с тобой пока похожу?
  - Нет, Паш, у меня два кота. Могу и сам промышлять.
  - А не рано? Ты-то лишь на два года меня старше.
  - Муравьи не спрашивают, рано, или нет. Они просто приходят. Сегодня они пришли за Пирром. Паш, я в тебе не сомневаюсь. Да и ни в ком не сомневаюсь, кто испытание прошел. Просто не хочу и все. Попробую один.
  - Стерх, у нас даже заядлые одиночки вынуждены пару искать. Долго без второго не поохотишься, сложно и чревато. Сами ходят только Генрих и Скиф. И то редко, чаще - вдвоем. Но то - понятно. Как-никак, Ходящие под Солнцем.
  - Знаю, все знаю. Вот когда прикажет Генрих, тогда и подумаю о поиске напарника. А пока - отвали. Мне еще приклад подгонять под себя, да и вообще, устал я.
  - Слух, Стерх, погодь, - остановил вдруг он меня. - Там Петруха и Збигнев в тренировочной зале золотых личинок гоняют. Пойди, спроси, может быть, им что из снаряги надо?
  - А сам не можешь?
  - Мне отлучаться нельзя.
  - Добро. Схожу. Тогда оружие сам в арсенал забросишь в конце смены. Вдруг, еще кому что глянется. А я через внутренний выход уйду. Так до отсека мастеров ближе.
  - Заброшу, хорошо. Только Петра, как говорить будешь, здорово не дергай. Он сегодня слегка не в себе.
  - А у него что произошло?
  - Так его же на утилизацию поставили сегодня, - нахмурился Павел. - Словом, не очень удачная утилизация вышла.
  Одна из трех дверей за спиной Павла вела в тренировочный зал. Средняя. За правой располагалась трапезная, а за левой - арсенал.
  - Из еды осталось чего? - спросил я.
  - Немного холодного мяса, похлебку всю сожрали, хлеб вчерашний, - ответил он. - Лучше дома приготовь себе чего-нибудь.
  - Веришь - нет, лень. Перехвачу на скорую руку. Хлеб чистый?
  - Шутишь? - хохотнул он. - Разве мы собиратели?
  Ну конечно, на складе выдавали муку почти пополам с порошком из сушеных грибов.
  - Слушай, ты молодой, соблазнил бы какую-нибудь собирательницу во благо касты.
  - Ты старше меня всего на два года, - фыркнул он. - И насколько я знаю, собирательница у тебя в знакомцах есть. Но что-то не припомню, чтобы ты приносил к нашему столу чистый пшеничный хлеб.
  - Я у нее уже давно не дневал.
  - Ну вот и не клацай жвалами.
  Разжившись в трапезной кое-какой провизией, а кроме мяса осталось немного свежих овощей, и соорудив из всего найденного трехъярусный бутерброд, я направился в тренировочную.
  Толстые двери не пропускали наружу звуков. Но едва войдя, я был оглушен. Топот десятков ног, щелканье механизмов, тихий гул электрических моторов, звон цепей, лязг стали, отборная брань.
  Тренировочный зал был огромен. Высотой яруса в три. Добрую четверть его занимала полоса препятствий, по которой сейчас носилось человек сорок золотых личинок. Подростки от одиннадцати до шестнадцати лет, еще не получившие право на ученический доспех.
  Да, в мою бытность золотой личинкой мы называли эту полосу ноголомкой. Ты бежишь по кругу, и главное - не терять темпа. Стена в два человеческих роста, которую уже на третьем году любой преодолевает шутя - это мелочь, даже препятствием нельзя назвать.
  Самыми страшными всегда были длинные раскачивающиеся бревна. Располагались они в три яруса. Первый - почти над самой землей, и амплитуда движений незначительная, для новичков. Второй - на высоте человеческого роста от первого. На него переходили не раньше второго-третьего года обучения. Его колебания гораздо существеннее. Третий - еще выше, и там, почти под потолком, к прочим прелестям добавлялись множество маятников. Одни надо было перепрыгивать, от других уклоняться. И пусть, внизу натянута сеть и упавший не расшибется об пол, ничего не сломает - даже вывихи были редкостью - нельзя передать тот страх и смятение, которые охватывают, когда мягкий боек маятника толкает тебя.
  А еще был ряд раскачивающихся бревен поперек пути. Те, которые раскачивались над полом, надо было перескакивать. Ну а те, которые наверху, обычно располагались между двумя балками. Прыгая с бревна на бревно, можно было преодолеть пропасть между этими балками. Внизу же стоит кто-то из ночных охотников с длинным бичом, оканчивающимся золотым шариком. Стоит чуть-чуть замедлиться - следует удар по ногам и крик:
  - Бегом, крысиный хвост! Твои мозги мутируют в муравьиные? Насекомое не станет ждать, пока ты, трусливый и ленивый выкидыш, соберешься с духом!
  Да, именно это я сейчас и услышал. Крик предназначался худощавому пареньку, лет четырнадцати. Удар бичом заставил его потерять равновесие и полететь вниз, прямиком в страховочную сетку.
  - Не клацать жвалами! Бегом, недоношенные! Бегом, мутанты, по недосмотру избегшие утилизации! Не останавливаться! У тебя рука в ложноножку мутировала?
  Последний возглас обращен был к девчушке, столь же худой и жилистой, как остальные ученики, с очень злыми глазами. Перед ней с потолка вдруг упала связка цепей, имитирующих заросли лиан. Отбросить их с пути мог только своевременный удар коротким мечом на уровне головы. Девчонка не успела выхватить оружие, балансируя на бревне, получила удар по ногам и упала.
  - Если у какого крысиного отродья мозги дерьмом заплыли, напоминаю, что у вас на поясе меч!
  Ругать учеников было принято, бить по ногам медлительных - тоже. И я в свое время бранился сквозь зубы, и обещал сломать руку, державшую бич. Только выйдя на поверхность, понял, что каждая капля пота, пролитая на ноголомке, была ценою в жизнь. Скорость - это жизнь. И полоса препятствий учит не сбавлять темп бега, что бы ни ложилось тебе под ноги, мгновенно перебираться через завалы, взбираться на второй ярус джунглей, прыгать с ветки на ветку, или бегать по ним, не хуже обезьяны, своевременно прорубать дорогу в зарослях.
  Ночной охотник, орудовавший бичом и ругавший учеников, на чем свет стоит, и был Петр. Пашка прав оказался. Брат его явно был чем-то очень разозлен. Круглое лицо от брани покраснело и вспотело. Перетягивал он лук даже по нашим меркам.
  - Всем стоп!
  По команде ученики замерли. Один не удержался на поперечном бревне. Команда застала его, когда паренек только приземлился и готовился прыгнуть на следующее. Неуклюже взмахнул руками и полетел вниз.
  - Хорошо, а вот и десятый, - удовлетворенно кивнул Павел. - Десять падавших - на муравьев. Скажите Збигневу - пусть своих ко мне направляет - и дальше бегаем, но теперь со стрельбой. Луки и колчаны проверьте.
  Бег со стрельбой - это еще труднее. В любой момент сверху резко падает металлический круг с изображением муравья. И как минимум, трое учеников должны навскидку поразить цель. Чтобы избежать удара бичом, мало просто выстрелить и попасть. Нужно стрелять, так сказать, в своего муравья. То есть, стрелы выпускают лишь трое ближайших. Остальные обязаны правильно оценить ситуацию и удержаться. Упражнение, можно сказать, на взаимодействие.
  - Хоть бы передохнуть дал, - проворчал паренек, упавший последним.
  Говорил он тихо, но Петр услышал.
  - А ну, ко мне, крысиный помет! Все, все ко мне, жертвы пьяного акушера!
  Ребята гурьбой обступили ночного охотника. Я заметил, как сильно при этом хромала девчушка со злыми глазами. И взгляд ее не сулил ничего хорошего учителю.
  - Слушать меня! Навострите куски мяса, которые вам, мутантам, заменяют уши! Если кто-то из вас, недоносков, совершенно случайно пройдет все испытания, и окажется на поверхности, то, зарубите себе на носу, в бой с муравьем зачастую приходится вступать именно так, после долгого бега, да еще и с рюкзаком на спине. Муравей не даст вам времени подготовиться! Он гораздо выносливее, быстрее и сильнее человека. А моя задача - подготовить вас к такой встрече. Потому, девятеро - на муравьев, а ты, самый умный, сорок отжиманий. А потом на муравьев. И если твои удары не будут столь же быстры, как дурные слова, вылетающие из анального отверстия, заменяющего рот, лучше бы тебе и не рождаться!
  Часть зала занимал десяток деревянных чучел, покрытых настоящим хитином, пластинами, снятыми с муравьев. На них ученики отрабатывали удары. Их целью было попадать в уязвимые места. Оружие - боевое, но затупленное. В отличие от настоящих муравьев, чучела покрыты хитином полностью. Иначе, мы утомились бы менять деревянную основу.
  Обычно в середине ночи, когда учителей больше, еще одна группа занималась на подвижных муравьях. У этих основа была металлическая, и, повинуясь сложной программе, они имитировали отдельные приемы муравьев в бою. Но сейчас механические муравьи оставались неподвижны. А возле деревянных чучел распоряжался Збигнев.
  Павел направился туда, словно забыл, что уже приказал послать к нему группу, отрабатывающую удары. Он явно был не в себе. Я пошел следом.
  - Куда бьешь, криворукий! - услышал голос Збигнева. - Раскрой глаза, и подумай тем крысиным дерьмом, которое у тебя вместо мозгов! Вот сюда смотри! Видишь, пластина в задней части загибается чуть-чуть наверх? Почему? Чтобы прикрыть зазор между пластинами! Что ты киваешь? Удар наносится наискось в сторону головы! Ты должен загнать лезвие меча между этим загибом и соседней пластинкой! А дальше вес оружия и изгиб сами все довершат! А ты что делаешь?! Почему бьешь вертикально? Ты попадаешь в изгиб пластины! Цель не достигнута! Лезвие остановлено хитином! Муравей разворачивается, и ты - труп! Сколько еще надо объяснить?
  Ученик, которому Збигнев все это втолковывал, был лет двенадцати от роду. Наверно, один из последних, взятых в касту. Я по себе знал, такие, казалось бы, простые вещи сперва трудно уразуметь. Но уже через год мальчишка подобных ошибок допускать не будет.
  - Петр, на два слова, - окликнул я пашкиного брата.
  Тот обернулся. Конечно, меня он не заметил. В тренировочном зале царил полумрак, разгоняемый лишь немногими лампами. Имитация ночи. Некоторое время Петр вглядывался в мой доспех. Потом узнал, кивнул:
  - Привет, Стерх.
  Вне отсека касты и своего дома мы без шлемов почти не появляемся. И узнаем друг друга по рисунку царапин на доспехе. Это привычка. Хоть, конечно, знаем всех и в лицо. Каста небольшая.
  - Здравствуй. Пусть дети идут. Мне с тобой и Збигневом поговорить надо.
  - Слышали, косорукие жопоголовые, Збигнева сюда кликните. И бегом, бегом, а то ноги оторву, если не умеете ими пользоваться!
  - Петр, ты перетягиваешь лук, - заметил я, когда дети нас уже не слышали. - Все верно, крик и брань нужны, но девчушка, которую ты хлестнул по ноге, сейчас хромает и хромает заметно. Она почти готова броситься на тебя с тренировочным мечом.
  Не годится критиковать учителя в присутствии учеников. Авторитет наставников должен оставаться незыблемым. Но и смолчать я не мог. А Петр взорвался:
  - И пусть кидается! Пусть, Стерх! Ты знаешь закон: кинется - вылетит из касты. И хорошо! Я что, просто так их бранью поливаю?! Если они пройдут испытания, их же другому учить начнут! Убивать! Убивать людей. Понимаешь, Стерх, не мутантов, не насекомых, людей. И до той поры они либо станут нечувствительны к оскорблениям и даже ударам, либо сорвутся и пойдут прочь, в другую касту!
  - Все это я знаю и без тебя, но всему должна быть мера.
  - Нет, Стерх, не должно ее быть. Пока я вижу злость, ярость в глазах ученика, я буду бить его, оскорблять, чтобы определиться, сможет ли он когда-нибудь просто так пустить свои навыки в ход, не в поединке, а против простого обидчика. Посмотри на себя, на меня. Я всего лишь год изучаю приемы боя с людьми. И они уже настолько въелись, превратились в рефлексы, что, если бы во времена ученичества меня не закалили бранью и побоями...
  - Успокойтесь, спорщики, - подошел Збигнев, положил руки нам на плечи. - И Петр прав, мы - опасны для людей, а значит, надо из нас выбить любую мысль применить свои способности вне официального поединка. И Стерх прав, ты сегодня сам не свой. Одно дело - наука. Но ты же злость свою сгоняешь.
  - Не злость, - рыкнул он. - Не злость, - повторил уже спокойнее. - Просто не хочу, чтобы они...
  - Что у тебя приключилось? - спросил Збигнев.
  - Да утилизировал сегодня одного, - Петр тяжело вздохнул.
  - Рассказывай.
  - Чего там рассказывать, - с досадой махнул он рукой.
  - Поделись, легче станет.
  - О прорыве слышали?
  - Нав говорил, - кивнул я.
  - Был там один крысоголовый. Старшего проходчика как раз к генералу рудокопов вызвали, не знаю, зачем. Он помощнику и сказал, что надо поворачивать на восток. Если копать дальше на юг, порода может обвалиться, и в любом случае, прослушать надо, нет ли ходов муравьиных. И работать не отбойными молотками. А помощник увидел, жила богатая.
  - А что за жила-то? - спросил я.
  - А я по чем знаю? Не разбираюсь я в их рудничных терминах! - вспылил Петр.
  - Ты не пыли, рассказывай, - успокоил его Збигнев.
  - Этот помощник видит, жила богатая. Не знаю, что он там о себе думал, а только про советы все забыл. И с отбойным молотком туда. И получаса не прошло, как порода обвалилась, ход открылся, муравьи полезли. Ну этот крысиный хвост молоток бросил, побежал к защитникам. А в отнорке гам, паника, и муравьи лезут. В общем, спасся лишь один этот жопоголовый. Старший проходчик вернулся, а большая часть его людей мертвы. И главное, предупреждал он этого мутанта нераспознанного! Словом, посмотрел он на тот завал, которым от муравьев отгородились, и за которым столько людей погибло, так тоскливо-тоскливо. А потом взял отбойный молоток и виновнику, между глаз как ввалил... Ну, вы представляете себе, сколько тот молоток весит. Череп лопнул, мозги - по всем стенам. Убийство и полтора десятка свидетелей.
  - Даже говорить нечего, - кивнул Збигнев. - Утилизация.
  Он был самым старшим из нас, лет за тридцать. Почти ровесник Пирра. Голова гладко выбрита, как у любого из нас. Лицо живое, подвижное, мясистый нос и тонкие губы, зачастую на них блуждает кривоватая улыбка. Но сейчас Збигнев не улыбался, нет.
  - Генерал рудокопов все решил минуты за три, - Петр поник. - Утилизация. И разговоров быть не может. А ведь ночь так хорошо начиналась. Ну, принесли двух мутантов - эка невидаль. И вдруг, приводят Йорка. Да, Йорк его звали. Раздели до набедренной повязки, втолкнули в отсек утилизации, и ушли. Мол, ты ночной охотник - сам и разбирайся.
  - И как оно? - нездоровое любопытство все же взяло верх.
  - А никак. Снял я доспех, разделся, как и он, правила-то знаю, хоть раньше делать такого не доводилось. Утилизация взрослого человека проводится через равный поединок. Захожу с ножом. Мечи тупить не хотел. Что он мне мог сделать, этот рудокоп, дай ему хоть винтовку автоматическую. Другому учился. А он даже оружия никакого со стойки не взял. Сидит на полу. Волосы седые по плечам рассыпались, в глазах - слезы. "Проходи, - говорит, - ночной охотник. Я тебя надолго задерживать не собираюсь, чай, и без меня дел у тебя хватает". "Нет, - говорю, - не могу я так. Оружие возьми". А он: "А смысл? Хватит с меня и одного трупа. А ты молодой, тебе жить еще да жить". Сел я рядом. Ну, тут Йорк и разговорился. "Не то жаль, - говорит, - что ушли люди мои. Смерть за каждым из нас ходит. Жаль, что по-глупому. А в том, что крысоголового того молотком приложил, не жалею. Раз сам со стыда голову не разбил, так надо подсобить". Поговорили еще, а куда деваться?
  - А право Путешественников? - напомнил Збигнев.
  - Думаешь, я ему не предлагал?! - воскликнул Петр. - Посидел бы под замком, пока не объявился кто из Путешественников, и ушел бы. А он говорит: "Поздно. Странствия - удел молодых. А я месяц тому аккурат сорок пять справил. В этой ячейке родился - в ней и уйду из жизни. Только ты сделай так, чтобы не больно".
  - Утилизировал? - тихо спросил я.
  - Взял на стойке меч поострее, и отрубил ему голову. Не больно, как просил. Раз - и все. Рука сама все сделала. Хорошо нас все-таки на это натаскивают. Удар - фонтан крови, и голова по полу катится, - теперь Петр говорил спокойно, и даже как-то монотонно. - Понимаю теперь, почему поединки в одних повязках должны проходить. Это чтобы потом одежду не стирать. Сам ополоснулся - и все. И знаете, все понимаю: закон, убийство, утилизация. Только одного в толк не возьму: почему Йорк, неплохой человек, умный, умелый, знающий, полезный для ячейки мертв из-за какого-то крысиного отродья. И умения его сомнительны, и знания, про ум и говорить нечего. Да и пользы от него - полсотни трупов. И от того, что череп ему раскололи, каста рудокопов только выиграла.
  - Потому что закон гласит, что человек не может убить человека. Дозволено то лишь ночным охотникам в поединке с себе подобными, или в процессе утилизации, - наставительно ответил Збигнев. - А пробелы в мастерстве - это внутреннее дело касты. Не нам туда лезть.
  - Нельзя, но все равно, обидно.
  - Хватит на сегодня. Солнце уже, небось, высоко. Спать пора. Крысьня, а не ночь выдалась.
  - Стерх, а тебе чего не спится? - спросил Петр.
  Казалось, высказавшись, он успокоился, взгляд стал тусклым, усталым. Он посмотрел на девчонку со злыми глазами, сейчас растиравшую больную ногу. Махнул рукой, отвернулся. Словно и впрямь пристыдили мы его.
  - Дела еще остались, - уклончиво ответил я. - Пирр сегодня ушел. Посмотрите, может, что из его снаряжения себе возьмете.
  - Паршиво, - проворчал Збигнев.
  - Пирр был ночным охотником не из последних, - нахмурился Петр. - Мне до него как крысе до кошки. Как же так?
  - Мой учитель, помню, говорил, у каждого из нас есть свой муравей. И появившись на свет, он уже знает, что ему предназначен ночной охотник. Но если все же человек переживет своего муравья, то светит ему утилизация, как полуденное солнце. "Хуже нет, - говорил он, - пережить своего муравья и дождаться решения о твоей бесполезности для ячейки".
  - Так-то оно так, - согласился юноша. - Только всегда выходит, что муравей этот тебя слишком рано встречает. Как дело-то было, Стерх?
  - Не приставай к человеку. Захочет - сам расскажет. Стерх, если захочешь, заходи, грибовухи вместе выпьем - полегчает.
  - Спасибо, Збигнев. Только не хочется мне пить сегодня. Устал. Пойду спать.
  - Эй, косорукие отродья крыс! - крикнул Петр - На сегодня - все.
  Выходя через небольшую заднюю дверцу, я привычным движением надел шлем. Ремень не застегивал. Вряд ли сегодняшняя ночь закончится нашествием муравьев, вряд ли придется драться.
  Дверь выходила в коридор, прямой, как древко нагинаты. Благодаря нему я собирался сократить путь вдвое. Идти вдоль прихотливых изгибов внешней стены, пробираясь меж камней, гораздо дольше. Хотя войти все равно придется через центральный вход. Каждый кастовый отсек имел одну, а то и две двери, выходившие в этот коридор, но пользоваться ими, если ты не входишь в касту, считалось неприличным.
  Передняя отсека мастеров мало отличалась от нашей. Только стол был металлический, к нему болтами привинчены тиски, в беспорядке валялось несколько напильников и молотков. Как и в каждом кастовом отсеке, за столом сидел дневной дежурный. Его называли дневальным. Лицо его было мне незнакомо. А уж мы-то для членов прочих каст - все одинаковые. Члены остальных каст не способны различать нас по рисунку царапин на доспехе.
  Дневальный дремал, откинувшись на неудобный металлический стул, застеленный шкурой. Я постучал дулом винтовки по столу. Мастер подхватился, чуть не скатившись со стула, некоторое время не мог понять, что происходит.
  - Доброго дня, ночной охотник, - проворчал, наконец, он, сфокусировав на мне взгляд заспанных глаз.
  - И тебе доброго дня.
  Он не представился первым, может, не сообразил спросонья, а может, не счел нужным. Значит, и мне называть имя без надобности.
  - Приклад подогнать надо, - положил я перед ним оружие. - Сможешь?
  - Это кто угодно сможет, - небрежно откликнулся он, вставая.
  Из металлического шкафа, стоящего за его спиной, мастер достал несколько пластин. Лекала - понял я. Все имел вырезы в форме сегмента круга разного радиуса. Он подошел ко мне, приложил первую к наплечнику, оценил зазор, попробовал следующую. Остановился на четвертой. Прищурился, разглядывая выгравированную на пластине цифру.
  - Седьмой номер, - тихо произнес мастер.
  Во всех кастах дневалили обычно самые молодые. Но мастер действовал уверенно, чем прогнал мои сомнения. В конце-концов, подогнать приклад - дело несложное. Из того же железного шкафа был извлечен какой-то инструмент с длинным проводом. Мастер закрепил на нем круглый наждак, выставил нужные обороты, подключил прибор к электрической сети.
  - Раз - и готово, - подмигнул он мне.
  Мастер зажал приклад в тисках. Прибор заработал с противным жужжанием.
  - Раз - и готово, - передразнил его я. - Лучше бы придумали механизм, гасящий отдачу.
  - Пробовали, - флегматично ответил он, обтачивая приклад. - То, что получалось, либо слишком увеличивало вес, либо снижало кучность. А оно вам надо? Вот, твоя дура и так в длину метр тридцать, а весит - ого-го. Слушай, ночной охотник. У меня новый магазин есть, на десять патронов. Не интересуешься?
  - И что за него хочешь?
  - Семь кило мяса.
  - Извини, я сегодня не охотился.
  - Как знаешь. Могу десять патронов в залог взять.
  Я рассмеялся:
  - Зачем мне твой магазин без патронов?
  Мастер пожал плечами и взялся за наждачную бумагу. Ловкими движениями отшлифовал приклад, скруглил края, стер ладонью пыль.
  - А ну-ка, попробуй.
  Я приложил винтовку к плечу. Кажется, то, что надо. Мастер взял у меня оружие, свел двумя-тремя движениями видимую только ему заусеницу, кивнул, и произнес:
  - Потянет. Не идеально, но наплечник не расколет.
  - Спасибо, мастер.
  - Брось, - отмахнулся он. - Работы всего ничего. Даже фазанью печень за нее просить стыдно.
  - Если сподоблюсь зайти за новым магазином, принесу бычью, - усмехнулся я, хоть он и не мог видеть этого.
  - Бывай, ночной охотник. Если что - заходи. Меня Михаем зовут.
  - А я Стерх.
  Выходя, я бросил взгляд на часы над входом. Пол девятого. Времени еще много. Побудка в шесть. Следовало исполнить последнюю волю Пирра.
  Мой бывший учитель котов очень любил. Это даже по нашим меркам. Нельзя стать ночным охотником, если ты не любишь этих зверей. Тебе с ними не просто жить, а ходить на охоту. От их чутья и выучки зависит твоя безопасность. Пусть котят рождалось мало, но даже из них не каждый подходил для охоты. Пирр их просто чувствовал. Никто не мог обучить кота лучше, чем он.
  Помню, мне стукнуло пятнадцать, и еще неизвестно было, выдержу ли я даже испытание ученика. Золотая личинка, никто, зародыш ночного охотника, одна кошка, не из наших, полудикая, привела маленького белого котенка. Даже Скиф махнул рукой, увидев пушистый комочек. Пирр нашел котенка уже не слепым. Но было совершенно ясно, что ничего путевого из него не выйдет. Это осознавали даже мы, золотые личинки. Во-первых, размер. Мелковат оказался зверек. Во-вторых, окрас. Белый, как снег на вершинах гор, а значит, демаскирующий. Муравьи не очень хорошо видят ночью, хуже людей, но белую кошку заметят даже они. Все это понимали. Все, кроме Пирра.
  Он взял зверька себе. Пожалел, не захотел, чтобы, как и ее мать, кошечка питалась отбросами, живя, неизвестно где, и рано или поздно погибла в неравной схватке со стаей крыс. А может быть, действительно разглядел в ней что-то необычное. Белка, так назвал ее Пирр. И уже на первых шагах обучения она поразила всех сообразительностью. Дальше - больше. Я имел не одну возможность убедиться, насколько учитель не прогадал, озаботившись судьбой зверька.
  Белка выросла, практически, у меня на руках. Я любил играть с ней, еще когда учеником жил в отсеке Пирра. Да и потом, уже получив собственное жилище, после охоты мы с Пирром частенько заходили к нему, вместе ужинали, разговаривали. Его кошка сама прыгала ко мне на колени, терлась, требуя ласки, особенно, если в ту ночь оставалась дома.
  Тем больше меня удивила холодность встречи. Отодвинув шкуру, которая закрывала вход, я включил свет. Белка свернулась клубочком на лежанке, но не спала. В больших кошачьих глазах я увидел тоску. Словно чувствовала она, что не вернется уже ее человек. И в этот момент я, наконец-то осознал во всей полноте, что Пирра больше нет. Не страшная рана на его ноге, не дополнительная тяжесть чужого снаряжения на пути домой, и даже не подгонка приклада, а именно этот тоскливый взгляд подвел итог проклятой ночи.
  Я присел рядом с Белкой, погладил кошку, и почувствовал, как она напряжена. Казалось, для нее теперь весь мир стал враждебным.
  - Ничего, котейка, - пробормотал я. - Будешь теперь жить у меня. Такое случается.
  Да, такое случается. Это - не совсем по обычаю, но бесхозных кошек каста не выгоняет, хоть и очень редки случаи, когда лишившиеся своего ночного охотника зверьки привыкали к кому-нибудь другому. И все-таки, это - добротный генофонд. Белка уже не выйдет на поверхность. Но она станет охотиться на крыс, у нее будут котята, которые, возможно, унаследуют способности матери. Бесполезной ее назвать точно нельзя.
  Я гладил кошку, но она оставалась все такой же напряженной. Мурка спрыгнула с рюкзака, быстро обследовала отсек Пирра, и, не найдя ничего съестного, вернулась на место.
  Стандартный жилой отсек - три на четыре метра. Металлическая лежанка, металлический стол. Два дальних угла отгорожены занавесками из шкур - душ и отхожее место. Между ними - две дверцы, одна над другой. Морозильная камера, и шкаф, вмурованные в камень. Напротив кровати - электрический обогреватель, сейчас не работающий, и стойка под оружие. Когда-то они были сдвинуты к выходу, а возле стены лежал еще один матрас. На нем спал ученик Пирра... я.
  В морозильной камере обнаружился кусок мяса, килограмма полтора и пол рыбины. В шкафу - три горсти меленой пшеницы, огурец и несколько вялых перьев зеленого лука. В кожаном бурдюке - какая-то жидкость. Я откупорил плотно притертую пробку, уже догадываясь, что внутри. Крепкий спиртной дух - грибовуха. Один к одному выходит. Совет Нава, и эта находка. Все найденное я бросил в рюкзак. Под кроватью, кроме металлического ящичка, лежало две связки стрел, штук по пятнадцать в каждой. Одни - охотничьи, с обычным наконечником, другие - срезни, на муравья. Это я тоже забрал. Нашарил под матрасом ключик. Давно собирался выменять у мастеров такой же небольшой ящик под ценные мелочи. Теперь нужды нет.
  Вот и все. Шкуры забирать я не намеревался. Своих хватает. Пусть остаются следующему жильцу. Я сделал Белке знак забираться на рюкзак. Обычно кошка меня слушалась. Хоть воспринимала не так, как Пирра. Но сегодня она лишь вздохнула и отвернулась к стенке. Пришлось самому подойти и взять ее на руки. Она не сопротивлялась, но напряглась еще больше. Уходя, выключил свет. Вряд ли доведется вернуться в этот отсек.
  По-хорошему, следовало зайти еще и к хранителям знаний. Передать информацию об уходе Пирра для занесения в хроники, и для удаления его имени из списка занятых. Вот только не хотелось мне в очередной раз пересказывать перипетии наших ночных похождений. Подождут до завтра, очкарики.
  Пирр жил на четвертом ярусе, я - на пятом. Восьмая дверь - моя. За ней открывался длинный коридор. Слева и справа - дверные проемы, занавешенные шкурами, тканью, либо плетеными циновками. Никто не станет ставить дверь на личный отсек. Хлопотно, да к тому же, бесполезный перевод ресурсов. Все равно, совать нос в чужое жилище без приглашения не принято. На моей памяти подобного не случалось, но если кого-то застали бы в чужом отсеке, сразу лишили бы своего и переселили в отсек касты, по сути, в казарму, где у тебя есть лишь койко-место и тумбочка возле него.
  Мурчик ждал меня у входа. Сразу начал тереться об ноги. Три кота в маленьком жилом отсеке - про такое я еще не слышал. Мурка спрыгнула с рюкзака, устроилась на кровати, и начала вылизываться с таким видом, словно ничего важнее в ее жизни не было. Кот - напротив, продолжал увиваться вокруг меня.
  - Мур, отвали, - я легонько отпихнул его ногой.
  Посадил Белку на пол. Она сразу припала на брюхо, но с места не двинулась, хоть этот отсек был знаком ей не хуже, чем моим котам жилище Пирра.
  Первым делом я включил электрический обогреватель, потом - свет. Свой отсек знал, как свои же пять пальцев, так что освещение не очень и нужно. На специальную пластину над обогревателем бросил кусок рыбы и мясо, найденные у Пирра. Мурка и Мурчик навострили уши, глядя на еду.
  - Сидеть, - буркнул я. - Имейте терпение. Голодными не останетесь.
  Белка не отреагировала никак. Словно в последний раз ела не вечером, а только что. Плохо. Совсем не похоже на обжору-Белочку. Ну ладно, будем надеяться, у нее эта тоска пройдет, пусть и не так быстро, как у меня.
  Тяжело вздохнув, я начал разоблачаться. Рядом со столом стояла стойка для оружия и доспехов. Вообще-то она придумана, чтобы в случае тревоги быть готовым к бою максимально быстро. Но я махнул рукой на правила, слишком устал. Свалил все грудой на столе, прислонил совню к стене.
  Было еще одно правило, от которого не отступал ни один ночной охотник. Я быстро сбросил нижнюю одежду из мягкой ткани, хорошо впитывающей пот. Штаны, рубаха, носки - все это я забросил в душ. Сам завернулся в шкуру пантеры, подогнанную на манер одежды, обул кожаные постолы. Большая часть электроэнергии уходила на то, чтобы обогреть и осветить холодные и темные пещеры ячейки. Отсек выстыл за ночь, нагревался медленно. Впрочем, я к этому привык, холод не волновал меня.
  Быстро и тщательно я постирал одежду. Налил воды в жестяное ведро, выплеснул туда пузырек жидкости с сильным травяным запахом, бросил в него постиранные вещи. Запах - главный наш враг, то, что выдает нас муравьям. Нет ничего важнее, чем замаскировать его. Нижняя одежда не давала поту достигать мягкой подкладки доспеха, иначе, нам пришлось бы возиться еще и с ней.
  Мясо тем временем разморозилось. Я сдвинул вещи, освободив часть стола. Нарезал мясо кусочками, разделил на две неравные части. Меньшая предназначалась Мурке, которая уже сегодня полакомилась от щедрот Пашки. Три небольшие жестяные миски я поставил на пол. Рыба досталась Белке. Мои коты двинулись было к лакомству, но я осадил их окриком:
  - Нельзя! Фу!
  Белка не двинулась с места. Я подставил миску ей прямо под нос, но кошка так и не пошевелилась, не выразила никакого интереса.
  Я налил котам воды в свою миску. Увы, кошачьих у меня было только три. Жаль, не додумался позаимствовать еще одну у Пирра. Как-никак, ртов у меня прибавилось.
  Взгляд упал на бурдюк с грибовухой. Я откупорил пробку, понюхал содержимое. Может быть, и стоило выпить немного, чтобы успокоиться. Но на этот счет у меня имелось два предрассудка. Во-первых, никогда не пил один. А во-вторых, считал недостойным справляться с проблемами с помощью алкоголя. Пусть крысоеды пьют с горя. А я - ночной охотник.
  Еще раз погладив Белку, никак не отреагировавшую на ласку, я завалился на кровать. Шкура, служившая мне одеждой, днем была одеялом. Еще одна, медвежья, прикреплена над кроватью. Мало приятного в том, чтобы ночью во сне прикоснуться к голому камню. Так и мышцу застудить недолго. Дотянувшись до выключателя, я потушил свет.
  Коты поели, затеяли какую-то возню. Я лежал, глядя в потолок. Тело все еще было напряжено, как и все чувства. Словно я стимом укололся. Через отсек слышались характерные охи-вздохи. Кто-то из соседей ночевал не один. Машинально я начал высчитывать, когда последний раз был с женщиной. Выходило, больше недели назад. Плохо. Если наблюдатель обратит внимание, каста воспитателей может подать жалобу Генриху, что я не исполняю "долг семени". И мне урежут выдачу провизии. А тут - лишний рот. Нет, конечно, котов я прокормлю в любом случае, но самому переходить на сугубо мясную диету не хотелось. Ладно, эту неделю мне спишут на задание по разведке. Но пора навестить кого-то из знакомых женщин. "Долг семени" обычно надо исполнять не реже двух раз в неделю.
  Сон не шел. Но тут я почувствовал два мягких прыжка. Коты пришли ко мне, забрались под шкуру-одеяло, прижались теплыми боками, замурчали. И как-то сразу стало спокойно, по-домашнему уютно. Я не заметил, как заснул.
  
  Глава 3 Сумасшедший.
  
  Тонкий, пронзительный звук рога пронесся по вентиляционным шахтам, врываясь в каждый отсек. Я узнал его голос. Дневальный касты хранителей знания всегда трубил своевременно. Шесть часов вечера, подъем. Как всегда, возникло желание немного поваляться в постели, подремать, но следом за первым протрубил второй рог, третий. Просыпались те дневальные, которые позволили себе немного вздремнуть под вечер, когда посетителей просто быть не может. А следом - третья волна. Это уже те, кто бессовестно дрых весь день, как давешний дневальный касты мастеров.
  Послышался грохот со стороны стола. Я повернулся на бок, прогоняя остатки сна. Кто-то из котов запрыгнул на стол, все еще пахнущий вчерашним мясом, зацепил шлем. Понятно, оба тут же отскочили подальше, так что понять, кто из них настолько обнаглел, не было никакой возможности. Хоть я догадывался, что это - Мурчик. Слишком молод он еще, нетерпелив, склонен к проказам.
  Белки нигде не было видно. Рыба в ее миске осталась нетронутой. Я принюхался. Вроде бы, еще не пропала. Обычная рыбная вонь без примеси духа гниения.
  - Мурка, ешь, - бросил я.
  Кошка не заставила себя упрашивать. Мурчик покосился с явным неодобрением. Нет, дорогой, сегодня ты идешь на поверхность со мной, а значит, светит тебе лишь небольшой перекус.
  За день отсек хорошо прогрелся. Я скатился с кровати, приземляясь на корточки. Быстро проделал несколько упражнений, чтобы размять мышцы и разогнать кровь. В соседних отсеках занимались тем же самым, я знаю. Ночи ячейки мало отличаются одна от другой. Рог, вечерняя зарядка, душ, общий завтрак в кастовом отсеке, за которым генерал раздает поручения на ночь. Возможны вариации в зависимости от конкретной касты, но они незначительны.
  Мурка почти расправилась с рыбой. Я отозвал ее, позволив перекусить коту тем, что осталось. Тот ел быстро, жадно, недовольно ворча, и косясь на кошку. Вообще-то, Мурчик - первый Муркин котенок. Да, я оставил его просто потому, что жалко было отдавать. С другой стороны, те, кто держит двух котов, очень часто делают это из-за того, что беременная кошка не годится для походов на поверхность. Так что, хоть Мурчик и был младше, я считал его гораздо опытнее матери.
  Тугая струя холодной воды взбодрила. Вчера я поленился принять душ, потому, сегодня мылся с особенной тщательностью. В бритье нужды не было, и это радовало. Лень - она никому не чужда.
  Выйдя из душа, я надел свежее исподнее. Постиранное вчера развесил для просушки. Позавтракавшие коты умывались. Они как всегда, делали это с таким видом, словно важнее занятия не существует. Я начал облачаться в доспехи.
  Толстая хитиновая броня - лучше защиты не придумаешь. Обработке металлом хитин не поддавался. Слишком прочен. Может расколоться от очень сильного удара, а вот резать его не получается. В ход пускают кислоту. Создание каждого доспеха - работа тонкая. Основа - плотная синтетическая материя, хорошо тянущаяся. Броня ведь делается раз на всю жизнь. В местах сочленения сплошных пластин - трехслойная чешуя, закрепленная особым образом. Когда тело ночного охотника становится больше, а с возрастом это - неизбежно, подкладка растягивается, три слоя превращаются в два. При этом каждая точка тела все равно надежно прикрыта как от муравьиных когтей, так и от ядовитых колючек.
  Абсолютная защита. Единственный способ пробить ее - попасть а жвала муравья. Хотя нет, если ударить, к примеру, большим молотом, броня может треснуть. Еще попадание пули под углом, близким к прямому, опасно. Только кто станет стрелять в человека? Остальное - ерунда. Доспех выдержит все, а подкладка гасит инерцию удара. Именно потому, в бою с муравьем главное - быстро отрубить ему голову. Беспорядочные удары когтей еще некоторое время живущего тела неопасны. Они могут повалить, отбросить, но на теле не остается даже синяков.
  Вообще, все наше снаряжение - плод многовекового опыта, проб и ошибок. Сперва ремни доспеха были кожаными. Но в стычках иногда случалось, что муравей перебивал какой-нибудь из них ударом когтя. Со временем их тоже стали покрывать мелкой чешуей.
  Рюкзак имел жесткий каркас для спины. Причем, двойной. Между первым и вторым слоем вставлялся лук. Внешняя сторона тоже жесткая, но меньше по площади. Так что, внутреннее сечение принимает форму трапеции. На внешней стороне - специальный желоб, в него помещается древко нагинаты, когда ту забрасывают за спину. Сам рюкзак крепится к широкому поясу стальными скобами, открытыми снизу. А лямки сходятся на груди в застежку, которую можно расстегнуть одним нажатием. Вступая в ближний бой, я мог избавиться от груза мгновенно. Оружие крепилось на поясе в порядке важности.
  Вообще, быстрому облачению когда-то, лет в семнадцать, я посвятил целый месяц упорных тренировок. Пирр был жесток в этом вопросе. Скорость - это дань той опасности, в которой мы постоянно живем. Но четкость, правильность закрепления оружия, рефлекторное знание его места - вопрос выживания.
  Собравшись, я немного попрыгал на месте. Ничего не болталось, не звенело и не стучало. Сделал на пробу несколько взмахов руками и ударов ногами. Все хорошо. Амуниция не мешает.
  - Мурчик, ко мне, - приказал я.
  Кот запрыгнул на кровать, а с нее уже на рюкзак. Привычно улегся, вцепившись когтями в край наплечника. Я выключил свет и обогреватель, надел шлем и подхватил совню.
  - Мурка, на хозяйстве, котов не води, следи за порядком, - напутствовал я кошку. Та, понятное дело, на мои слова внимания не обратила.
  Я догадывался, где надо искать Белку. Взял для нее остатки вчерашнего мяса - надеялся, что кошка все же поест. Странно выходило. У людей считается недостойным долго скорбеть об ушедших. Потеря близких - явление обычное. Если не привыкнуть к этому, жизнь превратится в сплошную скорбь. Но сейчас Белка казалась мне живым укором.
  Пирр, как не крути, был мне не только бывшим учителем, а и одним из немногих друзей. Что уж говорить, так должно быть. А вот случается далеко не всегда. Согласно правилам обучения, он никогда не гонял меня по ноголомке и на отработке ударов. Брань и оскорбления - часть обучения, но это понимаешь потом. А когда ты - золотая личинка, по сути - ребенок-несмышленыш, очень часто хочется прыгнуть на старшего и вколотить обидные слова ему обратно в глотку. Нельзя, чтобы подобные порывы возникали к человеку, который первым поведет тебя на поверхность, в муравейник, который будет прикрывать в последнем испытании. Учитель должен вызывать уважение. Это он передает тебе свои охотничьи приемы, бесценный опыт, позволивший не только выжить, но и успешно добывать пищу.
  Далеко не каждый способен стать другом ученику. Пирр смог. Наверно, это был врожденный талант, как и то, что он нравился кошкам. И вот, Белка тоскует по нему больше, чем я.
  Весть об уходе еще одного ночного охотника уже разошлась. Отсек его был закрыт железной сеткой. Не от людей. Что им там делать? Для того, чтобы животные не пробрались. Бродячие кошки, собаки, или крысы словно чувствовали жилища, покинутые людьми. Могли там логово устроить себе, попортить оставшиеся вещи. А могли и нагадить. Есть запахи, которые, кажется, въедаются в камень. Ничем их потом не выведешь.
  Белку я нашел перед сеткой. Она стояла, прижав уши, выгнув спину, и злобно шипела. Ее полукругом обступило чуть меньше десятка собак. Они рычали, лаяли, но броситься не решались, хоть и были в явном большинстве, а размерами каждый пес превосходил кошку вдвое - втрое. Поодаль, прислонившись к стене, стоял человек в одежде из крысиных шкурок, и спокойно наблюдал за происходящим.
  Мурчик, увидев заклятых врагов своего рода, зашипел, напрягся, готовясь к прыжку. Псы притихли. Не мой кот напугал их, а я сам. Свора попятилась к хозяину, но Белка не воспользовалась передышкой, не бросилась ко мне, просто легла, там, где стояла, все еще прижимая уши к голове, и иногда шипя на собак.
  Хозяин своры оттолкнулся плечом от стены и уставился мне прямо в глаза. Вернее, в глазницы шлема.
  - Убери своих тварей, крысоед, - процедил я сквозь зубы.
  - Или что? - он сплюнул на пол. - Снесешь мне голову, мясник?
  - Крамольные мысли бродят у тебя в голове. Люди не убивают людей.
  - Но вы ведь не люди. Вы - убиваете.
  - Разговор не про нас, а про тебя, - я не дал себя вовлечь в вечный спор. - Ты науськиваешь своих тварей на зверя, принадлежащего касте ночных охотников.
  - А что ж этот зверь делает здесь в одиночестве? У него на лбу не написано, чей он.
  - А это - не твое крысиное дело.
  - Я здесь живу, буквально, в двух шагах. Не люблю бродячих котов. Начинают все метить, потом - не продохнешь от вони.
  - Твои собаки воняют не меньше. А моя кошка будет ходить, где захочет. Закон ведь это не запрещает, так?
  - И ты все время будешь ее сторожить, - мой собеседник гадко усмехнулся.
  - Не буду. Просто если однажды я приду и не найду ее на месте, то вернусь и нарублю твоих лохматых друзей в такой мелкий гуляш, что собирать его ты будешь по всей ячейке.
  - Ты мне угрожаешь?
  - Тебе? Нет, что ты? Не мечтай. Поединок между нами возможен только в случае твоей утилизации. Всего лишь стараюсь избежать недопонимания.
  - Ты забываешься.
  - Если усмотрел в моих словах или действиях нарушение закона, сообщи своему генералу. Он вынесет этот вопрос на генералитет. А до тех пор - занимайся своими делами, и не лезь в мои. Я просто пришел за своей кошкой. То, что она несколько мельче, чем прочие, пусть не смущает тебя. Постоять за себя Белка способна. Так что, я спас твою свору от ненужных потерь. Но если хоть одна тварь хотя бы зарычит на меня, снесу ей голову.
  - Блефуешь.
  - Хочешь проверить?
  Вот теперь он побледнел. Когда-то давно, не помню, в каком году точно, один из его касты позволил своим собакам загрызть кошку. После этого началась собачья война. Сейчас все признают, что это - дурацкий момент истории. Животные, в общем-то ни в чем не виноваты. Они следуют инстинктам. И они же стали символом вражды двух каст. Крысоедами мы называли членов касты охотников.
  Они охотились в подгорных коридорах, основная добыча их - крысы, большие, размером с мою Мурку. Как бы мы ни относились к ним, но существенная часть мясных запасов Ячейки - крысятина. Без своры своих полудиких псов крысоед, вооруженный лишь пращей, духовой трубкой да коротким мечом, не выстоит в схватке с целой стаей крыс. Точно также, как ночной охотник недолго выживет на поверхности без хорошо обученного кота. Так и получилось, что повздорили люди, а расплачивались - звери. Ведь нельзя сказать, что я ненавидел собак. По-своему умные, полезные, преданные и достойные звери.
  В детстве подобная ситуация разрешалась гораздо проще - банальным мордобоем. Дети не связаны законами, условностями, политикой касты и прочим-прочим, что определяет жизнь взрослого члена ячейки. Охотники отвечали нам взаимностью. Обзывали мясниками, или убийцами. Многие думают, виной - зависть. Хоть поводов для нее я, лично не видел. Да, нам идет лучшая амуниция, лучшее питание. Но ведь и задачи у нас сложнее. Зато если собрать касты по рангам, ночным охотникам достанется низшая ступень. Мы - те, кто убивает. И всякие словесные изыски на тему, что приговоренный к утилизации, мутант, или ночной охотник другой ячейки не могут считаться людьми - сомнительные оправдания. Они не отменяют простого факта - мы отнимаем жизнь.
  Я взял Белку на руки. Охотник встал между мной и своими псами. Я видел страх в его глазах. Он действительно начал осознавать, что чуть не сделал. Молодой, глупый еще. Может быть, даже моложе меня. Опытный крысоед сообразил бы, что не стоит тешить низменные чувства, так рискуя.
  Кстати, о чувствах. На всякий случай, я проверил свои. Злость присутствовала, но ненависти, и тем более, желания пустить в ход оружие я не испытывал. Облегчение от того, что крысоед заткнулся. В общем, все нормально. Петр правильно вчера говорил, у ночных охотников есть оружие и они хорошо обучены отнимать жизнь. Иногда надо себя контролировать, иначе может выйти беда. Убийца утилизируется. И задачу эту возложат на твоих вчерашних братьев по касте. Короче, все это - гниль, грязь, и полная крысьня.
  Отсек касты бурлил жизнью. Поздоровавшись с большой группой ночных охотников, я прошел в трапезную. Здесь народу было еще больше. Куховарили трое безликих. Царапины на доспехах оставить могут лишь когти муравьев. Настоящие, глубокие отметины, свидетельствующие о пережитых стычках. До появления таких царапин ночной охотник безлик, неотличим от других безликих. Но этих троих я знал. Случалось гонять по ноголомке. Девчонки, Кора и Ольга, и парень Пан.
  А еще трапезная буквально кишела котами и кошками. Некоторые играли, другие вились возле поваров, пытаясь выпросить кусочек съестного. Некоторые, постарше, дремали рядом с большой электрической печкой. Кормить попрошаек, понятно, никто не собирался. Раз кот здесь, а не в личном отсеке, значит, ему сегодня идти на охоту. Голодный зверь подвижнее, злее и внимательнее. Вот утром всех накормят до отвала.
  - О, Белочка, - улыбнулась Кора.
  Кошку Пирра знали все. Необычный зверек, запоминающийся.
  - Кора, покормите ее и заприте, чтобы кастовый отсек не покинула. Дневальному тоже передайте, пусть присмотрит.
  - Хорошо, Стерх, - кивнула она.
  - Что там у вас готовится?
  - Генрих со Скифом вернулись. Подстрелили двух антилоп. Одна как раз на завтрак для касты.
  - Маловато одной будет, - усмехнулся я.
  - Для завтрака - в самый раз. Чаю хочешь?
  - Прям таки, чаю? Откуда такое богатство?
  - Ну, не совсем. Но чай там тоже есть. Но в основном, липа, мята и зверобой.
  - Обычная смесь. А чай откуда? - не сдавался я.
  - Один собиратель подарил мне, - девушка зарделась.
  - Не смущайся, - хлопнул я ее по плечу. - Дело обычное.
  - Да я у него не днюю.
  - Кора, это - твое дело. Нечего передо мной отчитываться.
  - Но если ты захочешь... - чуть тише произнесла она.
  - Сейчас я хочу чаю.
  Взяв кружку с горячим напитком, я поспешил отойти. Кора - девушка красивая, стройная и крепкая, нет излишней мускулатуры, как у защитниц, или жира, как у хранительниц знаний и воспитательниц. Но я никогда не проводил день с представителями моей касты. Это не предрассудок. Просто мне нравится, когда у женщины длинные волосы, а ночные охотники брили голову наголо.
  Чай оказался крепким, ароматным, к тому же, подслащенным диким медом. До завтрака еще часа полтора. Обычно эти вечерние часы использовались для тренировок. Учеников загоняли в общие спальни, которые располагались над трапезной. А в тренировочном зале люди учились сражаться против людей. Тем, кто не надел доспех ночного охотника, даже видеть это нельзя.
  - Еще чаю? - спросила Кора.
  - Нет, спасибо. Скажи лучше, Сильвана не видела?
  - Вроде бы, заходил, - пожала плечами девушка.
  - Меня не спрашивал?
  - Нет.
  Сильван был старше Пирра. Очень опытный ночной охотник. Причем, не только в охоте. Своим оружием, как и я, он избрал катану. Вот уже пару дней я тренировался с ним. Прежний мой партнер ушел. Нет, Сильвана не считали лучшим бойцом. Многие отмечали несовершенство стиля, слабую выносливость. Но все это перекрывал один очень и очень существенный факт - Сильван пережил два судебных поединка. И в этом он был уникален.
  Это - не утилизация преступника, когда противостоит тебе человек, впервые взявший в руки оружие. Судебный поединок происходит между двумя ночными охотниками из разных ячеек. Противников определяет жребий. Многие встречают своего муравья, так и не испытав в полной мере долго оттачиваемое мастерство противостоять вооруженному и обученному человеку. А чтобы жребий пал дважды на одного и того же - информация об этом редко встречается даже в хрониках. Так что, если отбросить чистоту стиля, четкость исполнения стандартных приемов, и прочую ортодоксальную ерунду, Сильван мог считаться лучшим бойцом против людей. Сомнительная слава, но полезный опыт.
  Когда я решил подучиться у него, Пирр сказал, что это - бесполезная трата времени. Сильван не участвовал в спаррингах. Скажу больше, даже собственного ученика у него не было. В общем-то, везло ему не только на жребий. Первый взятый им ученик, будучи золотой личинкой первого года, неудачно упал на тренировке и сломал левую ногу. Подобное случается очень редко, и все же, ноголомку мы не зря так прозвали. Лекари сделали все, что смогли, кость срослась, но парень остался хромым. Понятно, даже об испытании на полноценного ученика речи уже не шло. Об ту пору прошел и его первый судебный поединок. Ничего необычного.
  Второй он взял девчонку. Почти сразу взял. Кажется, между ними что-то намечалось, нечто большее, чем просто "долг семени". Все прошло, как обычно. Я даже помню его ученицу, ставшую статной девушкой и весьма многообещающей ночной охотницей. Правда, лицо она так и не обрела. Через пару дней ее назначили на утилизацию. И именно тогда случилось убийство. Казалось бы, ничего страшного. Рефлексы и выучка ночного охотника позволяют легко побеждать представителей других каст, преступивших закон. Только противостоял ей человек, прошедший точно такой же курс подготовки, и проваливший последнее испытание. В нашей касте ему было не место. Он ушел к собирателям. И что-то с кем-то не поделил. Такое, хоть и редко, но случается. Словом, девчонка погибла, ее противник, как требует закон, был изгнан из ячейки и ушел в Путешественники. Может быть, он до сих пор где-то скитается. К нам, во всяком случае, он больше не возвращался. А Сильван с тех пор не брал учеников.
  Потом, где-то год назад, состоялся его второй судебный поединок с очень опытным ночным охотником из ячейки Сфинкс. На нем Сильвану подрубили ногу, кстати, левую, и чуть не снесли полчерепа. На сей раз, лекари сработали лучше, чем с давешним учеником. Раны затянулись, хромоты почти не осталось. Во всяком случае, проявлялась она нечасто, охотиться и бегать не мешала. Казалось бы, удача повернулась лицом к Сильвану, но с тех пор его словно подменили. В касте он стал, как чужой. Охотился один, не стремился ни с кем сблизиться, даже не разговаривал без особой нужды. Генрих не давал ему никаких поручений. И это Сильвана устраивало. Добычу он приносил исправно, а что еще надо?
  Не знаю, почему он согласился спарринговаться со мной. Чтобы произвести на него впечатление, я постарался продемонстрировать идеальную технику владения катаной. Он в ответ усмехнулся: "Гляди ты, ну чисто механический муравей. Никакого полета мысли". А потом нахмурился, и добавил: "Посмотрим, получится ли выколотить из тебя эту дурь и вбить что-нибудь полезное".
  - А, явился, мастер меча, - криво усмехнулся Сильван, завидев меня.
  - Тоже рад тебя видеть.
  - Слышал про Пирра. Жаль, хороший охотник был.
  - Мне тоже жаль, - хмуро ответил я.
  Настроение сразу испортилось. Сильван почесал уродливый шрам, который остался на голове справа, где сабля противника сбрила ему кожу до самой черепной кости. Клочок кожи, державшийся на тонком лоскутке, лекари пришили, но шрам остался.
  - Так, радости на морде не вижу. Хорошо. Можно приступать.
  - Можно, - буркнул я.
  - Так завязывай жвалами щелкать. Шлем надевай. Или хочешь такой же красотой обзавестись, - он постучал пальцем по шраму.
  - А твой шлем где?
  - А мне терять нечего, - расхохотался Сильван. - У меня шрам уже есть.
  Его серо-зеленые глаза лихорадочно блестели. Руки слегка дрожали. Он обнажил клинок, отбросил ножны. Я уже снял всю лишнюю амуницию. Поднял меч, принимая боевую стойку.
  - Почему лицо такое бесстрастное? - хохотнул Сильван, начиная обходить меня по кругу. Он был расслаблен. Его словоблудие начинало меня раздражать. Хотелось поскорее начать.
  - Может быть, потому, что ты его не видишь под шлемом? - резко ответил я.
  - Точно! Как же я сам не додумался?!
  На последних словах он ринулся вперед, ударил в голову, но в последний момент, когда я рефлекторно поднял меч, прикрываясь, изменил направление удара. Он проскочил под моим клинком, попробовал резануть по животу. Я попятился, вовремя вспомнив, что оружие наше имеет очень тонкое лезвие, и парировать им стоит лишь в самом крайнем случае. Уклонение - то, что у нас получается лучше, отрабатывается еще на муравьях. Уходя от удара, я переместил центр тяжести на левую ногу. Сильван развернулся и ударил меня под колено опорной ноги. Я почувствовал, что теряю равновесие. Уже в падении заметил, как Сильван снова развернулся и хлестнул меня мечом вдогон. Я упал. Острие его катаны остановилось возле глазницы шлема.
  - Труп, - констатировал Сильван.
  Тон его стал серьезным, глаза сузились. Дышал он глубоко и ровно, ноздри хищно трепетали. Шрам на голове побагровел. Протянув руку, Сильван помог мне подняться.
  - Когда мечи обнажены - бой начался, - сказал он. - А не когда оба противника приняли боевую стойку.
  - Но ведь это - тренировка, - возмутился я.
  - Тренировка - есть отработка навыков, которые потом будут применены в реальном бою. Забывай эту дурь.
  - Но правила...
  - В поединке правило одно - выжить! Не просто победить, а выжить самому и остаться в касте. Иначе, результат поединка задним числом признается ничейным, и бросают жребий на новых поединщиков.
  - Сильван, я же не противник! Я - твой напарник по тренировке.
  - Так между твоим мягким тельцем и моим мечом - доспех. А теперь слушай сюда внимательно. Когда пару дней назад ты подошел ко мне с предложением тренироваться вместе, я подумал, что ты - умный парень. Другие выбирают напарников по четкости исполнения приемов, по красоте стиля, забывая, что и то и другое хорошо - лишь когда приносит результат. Твоя красивая стойка сейчас результата не дала. И впредь не даст.
  - Но вчера, позавчера мы же с тобой сражались по правилам, - возмутился я.
  - До сих пор я к тебе приглядывался. У тебя руки растут, откуда надо. Но тренировки должны быть интересны нам двоим. А для того, чтобы мне стало интересно, тебе надо забыть обо всех дурацких правилах. Стань настоящим противником, или пойди прочь.
  - Мне говорили, что тот удар саблей свернул тебе мозги набекрень, - проворчал я в ответ.
  - А ты не верил? - он расхохотался. - И правильно делал. Никто из них не может себе представить, до какой степени они у меня набекрень. И у тебя будут такими же.
  - Я не спешу распрощаться с рассудком.
  - Так распрощаешься с жизнью, глупец! Твои мозги тащат тебя вниз. Потому что ты - ночной охотник. Мы - изначально другие, по определению. Мы - убиваем. Мы выходим в одиночку против пары-тройки муравьев в то время, как другие и втроем-вчетвером с одним не сладят. О каком разуме речь? Он - твой враг.
  - Я не хочу быть безумцем, - упрямо повторил я.
  Сильван присел прямо на пол.
  - Разумный человек никогда не вообразит, что отдельная муравьиная особь способна накапливать опыт.
  - Откуда ты знаешь?! - воскликнул я.
  - О чем? О смерти Пирра?
  - О том, как он ушел... умер.
  - Кто из нас разумник? Подумай. Кому ты все рассказал?
  - Наву, и все.
  - Мы с Навуходоносором любим иногда поболтать. Перед своими подчиненными он должен оставаться стальным, непоколебимым генералом. Но я-то не из касты защитников. К тому же, известный нелюдим. Никому ничего не расскажу. Но ради тебя сделаю исключение. Пирр действительно был ему другом. И смерть его поразила генерала гораздо больше, чем он показал тебе. Но я понял из его рассказа кое-что. Пирр поступил, как разумный человек. Муравей не может мыслить, делать выводы. И он отмахивался от очевидного, пока не стало поздно.
  - Разве ты на его месте не отмахнулся бы?
  - Я - нет, но я - разговор особый. Поверь, то, что для тебя очевидно теперь, другие воспримут, как бред. Поединок с человеком, который очень хочет жить, многое меняет в тебе. Я победил в последнем не потому, что лучше владел клинком. Противник был моложе, сильнее, быстрее.
  - Тогда почему?...
  - Потому что я больше хотел жить. Не доказать правоту своей ячейки. Да и при чем здесь она? Поединок не может определить правого. Но и лучшего бойца он не определяет. Он лишь выявляет, кто больше хочет жить. И значит, преимущество отдается ячейке, в которой более живучие люди. В этом - мудрость предков. Поддержать тех, кто живуч, чтобы выжили люди, как вид.
  - Но разве не для того мы штудируем древние приемы боя на мечах, чтобы доказать свою живучесть?
  - Нет, Стерх. Большинство ночных охотников учатся фехтовать ради самого фехтования. Цель забыта. Подумай, настоящие поединки происходят два раза в три года. Каков процент тех, кто в них участвует? Большинство умирают, так и не сойдясь с равным, не подвергнув свою живучесть настоящему испытанию.
  - Ладно, допустим, - кивнул я. - Но разве не стоит черпать мудрость у древних, которые жили мечом?
  - Еще один бред, культивируемый в нашей касте. Пойми, древние Эпохи Заката, и древние, жившие мечом - не одно и то же. Все навыки доходят до нас, пройдя через призму других времен, когда фехтование стало спортом, а не способом выжить. Но даже искусство боя более древних времен бесполезно для нас.
  - Почему?
  - Условия изменились. Оружие. Клинки наших мечей очень тонкие. Это - вынужденная необходимость. Иначе, они не смогут исполнять основную свою функцию - проходить между сегментами муравьиной брони. Да, за счет материала они прочные, но все равно, такой элемент фехтования, как парирование, запретен для нас. Если лезвие сойдется с лезвием, одно может сломаться, а то и оба окажутся безнадежно повреждены. Посмотри, как ты повел себя, когда я атаковал внезапно. Сперва сработал древний, как мир, рефлекс - закрыться от атаки, парировать. Потом твой мозг вспомнил, что делать этого нельзя. Ты попытался увести оружие с линии моей атаки, сберечь его. В результате, время потеряно, а ты труп. Почему?
  - Ты напал внезапно. Я не был готов.
  - Бред! Это - твое упущение, ночной охотник. Как только клинки обнажены, бой начался. Не по трубному гласу, не по команде "атака", не по звуку гонга, и не по обмену поклонами. Оба меча покинули ножны - будь готов ко всему.
  - Я буду.
  Напор Сильвана, его лихорадочно горящие глаза... все это было так непривычно, непохоже на обычные тренировки. Он точно безумен. Но я начинал видеть в его безумии рациональное зерно.
  - Этого мало! Забыл? Я тоже должен что-то выносить из тренировок! Ты должен тоже атаковать меня внезапно! Застать врасплох, порубить на куски до того, как я буду готов к сопротивлению!
  - Неужели, ты боишься, что жребий падет на тебя в третий раз? - усмехнулся я. - Даже два поединка с участием одного человека - редкость. Три - это как муравей, говорящий человеческим голосом.
  - Я пережил два поединка, ты - ни одного. Но поверь мне, мы одинаково подготовлены.
  - А опыт? - возразил я.
  - Опыт - ничто. Два, три, да хоть десять поединков - слишком мало для настоящего опыта. Каждый противник - индивидуален, со своими фокусами. Штудирование древних приемов не дает ничего, думаю, это ты уже понял. Нельзя взять комплекс, каковым является любой боевой стиль, разорвать его на атакующий и защитный элементы. А потом изучать только атакующий, защитный же заменять суррогатом.
  - Но зачем...
  - Зачем мы тренируемся? Стерх, лично я понял одно: человек мало отличается от муравья. А значит, во времена ученичества, постигая, как сражаться с насекомыми, мы все овладеваем и приемами противостояния людям. Тренировки друг против друга, на самом деле, должны всего лишь примирить нас с мыслью, что рано или поздно мы можем выйти на бой против другого человека.
  - Я утилизировал мутантов, преступников доводилось. Они не так уж редки. Сильван, ты преувеличиваешь силу этого запрета на убийство. Люди переступают его чаще, чем хотелось бы.
  - Разве? Давай смотреть, давай разбираться.
  Признаться, у меня возникло чувство легкой досады. Собирался хорошенько поработать мечом, а вместо этого клацаем жвалами, как два дурака. Ладно, с Сильваном все ясно. Но давно ли я стал безумцем? Или это заразно? И все же, что-то мешало сказать об этом прямо. Разговаривать с Сильваном было интересно. Он замечал многие вещи, на которые я не обращал внимания, задумывался над тем, что, казалось, не стоило размышлений. Может быть, все безумцы таковы? Может, их безумие - всего лишь другой взгляд, непонятный прочим?
  - Хорошо, давай разбираться, - согласился я. - Конечно, мне не приходилось драться насмерть с другими ночными охотниками, но наряды на утилизацию мне до сих пор выпадают. Реже, чем безликим, но все же.
  - И реже, чем младшим, чаще, чем старшим, да, да, да, - закивал он. - Утилизация.
  - Издеваешься? Я не только мутантов утилизировал. Пришлось и на поединок с преступником выйти.
  - Как он держался? - Сильван очень неумело сделал вид, что ему интересно.
  - Каста собирателей! Как он мог держаться?! - вспылил я от этого его наигранного интереса.
  - Наверно, захватывающий был поединок? - понимающе закивал он.
  - Сильван, какой поединок?! Три вдоха. Он ударил, ухватившись за меч двумя руками, и провалился за собственным ударом. Я обошел его и хлестнул по шее, словно муравья. Прием, который мы отрабатываем первым - уход от прямой атаки жвалами в сторону и отсечение головы. Ты издеваешься надо мной?
  - Нет, тыкаю носом в очевидное. Как ты там сказал, как муравья? Не прошло и пяти минут, как я утверждал, что разница между человеком и муравьем невелика.
  - Этот собиратель не умел держать в руках меч. Взял его впервые.
  - Конечно. Сонный муравей. Это - поединок? Это - простое убийство. Кстати, а что он нарушил?
  - Совращение. Спал с ученицей своей. Девчонке тринадцать лет было.
  - Она пожаловалась?
  - Нет. Она и сама была не против, но забеременела. А у них разница в возрасте пятнадцать лет. Теоретически, он мог быть ее отцом. Закон не запрещает заниматься этим с четырнадцати лет. Относятся лояльно, даже если младшему из партнеров больше двенадцати. Но он суров в плане разницы в возрасте. Чистота вида - прежде всего, и сильное потомство.
  - Вот! - Сильван ткнул мечом в мою сторону.
  И в этот момент во мне словно что-то перевернулось. Как будто я прозрел и обнаружил, что стою на краю бездны. Моему броску позавидовал бы любой муравей. Я нырнул под клинок Сильвана, схватил его за запястье, выворачивая руку в сторону. Мой меч полоснул его по животу. Противник рванулся, но лишь помог мне, не удержался на ногах, упал. Я ударил вслед под колено, и добил его колющим под лопатку.
  - Наконец-то! - воскликнул он. - Отлично! Великолепно! Кишки наружу, сухожилия на правой ноге перерублены, и сердце пробито! Три вдоха! Стерх, а ты небезнадежен.
  - Вставай, - я протянул ему руку.
  В ответ он ткнул меня мечом в живот.
  - Что это? - я недоуменно уставился на лезвие.
  - Перехвалил я тебя. Предыдущий поединок закончился, когда я перечислил повреждения и признал твою победу. Мечи не в ножнах. Лица твоего не вижу, и все же, скажу, нечего так глаза таращить. Новый поединок. Теперь я тебе выпустил кишки.
  - Да это же бред какой-то! - в сердцах воскликнул я. - Мы не драться тренируемся, а... а...
  Я задохнулся, не найдя слов. Он же подкатился к своим ножнам, вложил в них меч, лишь потом встал.
  - Драться ты уже умеешь. Мы это доказали, забыл? Мы оба учимся воспринимать бой по-другому. Объясни, за какими крысами ты так долго тянул, прежде чем напасть на меня?
  - Думал, мы просто разговариваем, - развел я руками.
  - Одно другому не помеха. Но если ты пришел сюда только поболтать? Хорошо, давай поболтаем. Хоть я думал, мы драться учимся.
  - Сильван! Забери тебя муравьиная матка! Хватит делать из меня дурака! Давай поговорим, как нормальные люди!
  - Поговорим, или подеремся?
  - Одно другому не помеха.
  - Отлично! Великолепно! Видишь, ты уже что-то понимаешь.
  - Да ни крысиного хвоста я не понимаю! Остановись. Я просто запутался. Что мы с тобой делаем?
  - Рыбу ловим.
  - А если серьезно? Я так понял, что весь треп - для отвлечения внимания. Иначе, зачем ты мне рассказывал эту ерунду?
  - Ерунду? Ты так считаешь? - он почесал подбородок. - Конечно, разговор - необходимая часть тренировки, но я говорил то, что думаю. И впредь собираюсь совмещать эти два дела. Не нравится - можешь ступать прочь.
  - Зачем? Все знают и так, что ты отличаешься от прочих ночных охотников. Но почему ты хочешь навязать мне свои взгляды?
  - Я не навязываю. Я проверяю их. Если докажешь, что в чем-то я неправ, буду только рад. Но тебе придется думать, доказывать, а не просто трепаться и бредить. Разделять внимание на два дела.
  - Что в этом толку?
  - Мы ведь готовимся к поединку? Кто сказал, что поединок выигрывается только мечом? Ничто не запрещено, забыл? Поединок начинается, когда оба противника вынут меч из ножен. Поэтому, каждый старается сделать это последним. Так появляется шанс ударить внезапно. А если еще и увлечь противника разговором, он может прозевать твою атаку.
  - Кажется, начинаю понимать. Мы будем отрабатывать эти моменты?
  - Почти так. Впрочем, перед тем, как продолжить, я все же надену шлем. Кстати, как думаешь, почему я не сделал это с самого начала?
  - Потому что ты безумец, сумасшедший, - недовольно буркнул я.
  - Хорошая версия, - он не обиделся, чем, на мой взгляд, подтвердил свое безумие. - Но причина в другом.
  Он надел шлем, застегнул ремень. Голос тут же стал другим, безликим, искаженным голосом ночного охотника. Таим слышится он членам прочих каст.
  - Голова - удивительная часть тела. Поразительное количество жизненных функций сосредоточены в столь незащищенном месте. Одна результативная атака может решить поединок. Простой удар из ножен...
  Его клинок свистнул, демонстрируя то, что сказал Сильван. Лезвие сверкнуло перед моими глазами, заставив рефлекторно отшатнуться. Но противник ударил с подшагом, острие его оружия чиркнуло по моему шлему. Клинок тут же вернулся в ножны.
  - Вот. Верхняя половина лица - противник дезориентирован. Попадешь в переносицу - из глаз текут слезы. В глаза - он ослеп. В лоб - кровь заливает глаза. Нижняя - не столь опасна, но твой меч может скользнуть вниз и перерезать горло. Атака в голову - самый напрашивающийся образ действия. И самый ожидаемый. Опытный противник может обратить ее против тебя, увернуться и контратаковать. Попробуй ты.
  Он выхватил меч. Я ударил, но не горизонтально, а наискось от левого плеча. Сильван сместился в бок, пропуская клинок над собой. Его катана полоснула меня по животу.
  - Вот так примерно. Не стоит отступать. Лучше сместиться в сторону, а еще лучше - навстречу. Мало кто ждет, что ты пойдешь под его меч. Продолжим.
  Он стал в классическую стойку. Я скопировал его движение, и тут же меч Сильвана молниеносно ужалил меня в правое предплечье. Расслабился что-то. Надо быть внимательнее. Я собрался, подстерегая каждое движение Сильвана. Следующая его атака была столь же молниеносной, но я отдернул руку назад, и тут же ринулся вперед, нанося косой удар сверху. Сильван сместился в сторону чуть-чуть, ровно настолько, чтобы пропустить мой меч. Его клинок хлестнул меня по правому бедру чуть выше колена.
  - Да что это такое?! - не выдержал я. - Давай отрабатывать серьезные атаки, а не эти мелочные уколы.
  - Вот она, ошибка вашей техники, - возразил он. - Раньше предполагалось, что в бою воин защищен доспехом и может парировать атаки клинком. Забудь про это так же, как про все остальное.
  Мы схлестнулись. Некоторое время слышался лишь свист стали, пронзающей пустоту да наше учащенное дыхание. Я был собран. Зная теперь дурацкую манеру противника, старался предугадать траекторию каждого удара и отскока, пытался поймать его на противоходе, сделать так, чтобы Сильван сам напоролся на мой вовремя подставленный меч.
  - Доспехов нет, забудь, - продолжал он, прерывисто дыша. - Только ритуальные набедренные повязки. Наши клинки настолько остры, что, едва прикоснувшись к коже, прорезают ее до мяса. Приложи немного силы - и сталь дойдет до кости. Вложи в удар корпус, усиль его разворотом бедер - и можешь отрубить руку... ногу... или голову...
  Он задыхался, но речи не прервал:
  - Нельзя пренебрегать атакой в конечности. Перережь сухожилия - и противник останется без руки или ноги. Переруби артерию - он сам истечет кровью. А еще - болевой шок. В отличие от защитников, у нас очень низкий болевой порог. В обычное время доспехи защищают нас даже от царапин. Начни бой ударом в предплечье. Когда кровь еще не бурлит адреналином. Когда человек еще не способен продолжать бой с отрубленной рукой. Если он не под стимами - победа у тебя в руках. Главное - не расслабляться.
  - А что, на поединок выходят, приняв стим?
  - Запрещено. Но некоторые пытаются. Старшие обычно распознают их легко. Но есть умельцы. Которые умудряются обмануть всех.
  Короткие, рубленые фразы, тяжелое дыхание. Сильван выдыхался. Да, мы уже сражались достаточно долго.
  - Обычно. Поединки. Заканчиваются. Гораздо. Быстрее.
  Он допустил, наконец, ошибку и я достал его в плечо.
  - Минут двадцать, - оценил он время, вкладывая меч в ножны. - Великолепно.
  - Ты не так уж хорош, - заметил я, пряча меч.
  - Главное, чтобы противник это не узнал, - ответил он. - Я не выкладывался на полную. Упустил два, или три случая поразить тебя в самом начале. Потом преимущество ушло к тебе.
  - Почему упустил?
  - Хотел посмотреть, что ты понял.
  - И как?
  - Еще один раз заслужил. Так что, завтра утром жду. Продолжим разговор.
  Мы оба сняли шлемы. Воздух, не задерживаемый больше носовыми фильтрами, казалось, вот-вот взорвет легкие изнутри. Так всегда бывает, когда после бега, или боя снимаешь шлем, дышишь и не можешь надышаться. Захлебываясь воздухом почище, чем водой утром, после ночи охоты.
  - Вообще-то у нас и сегодня еще время есть, - заметил я. - Или ты совсем выдохся?
  - Не могу долго драться, - задумчиво проговорил Сильван. - Вот странно, с грузом могу пол ночи бежать в обычном темпе. А как доходит дело до тренировочных поединков... Наверно, потому что редко дерусь. Да и техника боя... Видишь ли, если бы мы парировали клинок противника, на бой тратилось бы гораздо меньше сил. А так... Уклониться от атаки, убрать меч, да еще и самому не забыть ударить... Вьемся ужами.
  - Может, разумнее было бы выковать мечи специально для фехтования? - предположил я.
  - Нет, Стерх, нет. И тому как минимум, три причины.
  - Поведай, сгораю от нетерпения услышать, - я иронично усмехнулся. Действительно, безумцев, как оказалось, слушать весьма забавно.
  - Первое - ресурсы. Бесполезный расход хорошей стали на мечи, которые могут понадобиться меньше, чем раз в год.
  - Разве? Поединки на смерть происходят чаще.
  - А ты прикинь разброс нашего оружия. Катаны, сабли, шашки, мечи-дао, ятаганы - это навскидку. Каждый привык к своему клинку. И внутри групп мечи тоже различаются между собой. Но допустим, остановимся на этих пяти типах.
  - Четырех, - поправил я. - Сабли и шашки можно объединить. Между ними разница невелика.
  - Это потому, что ты не работаешь ни той, ни другой. Но даже если четыре типа. Разве так уж часто случается четыре поединка в год?
  - Но и железа не так уж много уйдет. Ячейка могла бы выделить.
  - Вот здесь вступает вторая причина. Основной наш противник - не люди, а муравьи. Их атаку не парируешь, какой бы клинок не был у тебя в руке. Нужно уклоняться, изворачиваться, и при этом - беречь меч. Нельзя допустить появления других рефлексов. Иначе, неизвестно, какой возьмет верх, когда от них будет зависеть твоя жизнь.
  - Не знаю. Возможно, ты и прав.
  - И третье. Нельзя допустить появления оружия, предназначенного только и исключительно для убийства человека человеком. Нельзя допустить восстановления боевых систем, направленных исключительно против человека.
  - Почему?
  - Потому что это вызовет изменение сознания. Посеет мысль, что в принципе, человека убивать можно. А раз так, почему бы не распространить поединки на решение других спорных вопросов? Ведь их уйма, если разобраться. А дальше - предсказуемо нарушится исключительность ночных охотников как тех, кому позволено убивать. Другие начнут учиться делать это, потому что будут хотеть выжить.
  - Но это - запрещено.
  - Что такое словесный запрет перед жаждой жить? Если не будет снят запрет, люди начнут обучаться тайно. Нас к тому времени, конечно уже не станет. Касту ночных охотников уничтожат первой.
  - Ну, здесь ты перегибаешь, - я рассмеялся. - Кто нас уничтожит? И как? Наша броня...
  - Пробивается пулей, - перебил он меня. - А у кого больше всего стволов и патронов? Не у нас. У защитников. Кто потерпит касту, которая почти наверняка выиграет любой спор? Против нас ополчатся все. А потом все вернется к тому, что было в Эпоху Заката. Все ресурсы в первую очередь будут направлены на убийство людьми людей. Мало того, найдутся те, кто придумает не только оправдания этому безумию, но и красочную сказку о чести и доблести на войне. Глаза юношей будут гореть боевым задором, а ячейки - синим пламенем. Кстати, личные отсеки очень хорошо выжигаются напалмом. Даже лучше, чем муравейники.
  Я попробовал представить нарисованную Сильваном картинку, и почувствовал, как по спине пробежали мурашки, а в животе, казалось, сама собой возникла глыба льда. Тряхнув головой, я воскликнул:
  - Бред, все это бред!
  Но перед глазами стояли Петр, Павел, Ланс, Скиф на пороге нашего кастового отсека. Строй защитников с винтовками. Нав командует: "Залп!" И разрывные пули превращают в кровавое месиво все под хитиновыми панцирями. Мои знакомые падают, роняют мечи, так и не сумев добраться до противника. Пара огнеметчиков подходят ближе, переступают через трупы. Струи огня устремляются внутрь. Кора, Ольга и Пан корчатся в пламени...
  - Конечно, бред, - спокойный голос Сильвана вернул меня к реальности. - Вы ведь считаете меня сумасшедшим. Так что я могу изречь, кроме бреда? Но не волнуйся. Мы далеки от всего этого. Посмотри на себя, на свой ужас. Нам демонстрируют фильмы о прежних войнах Эпохи Заката. Хорошо отобранные фильмы, в которых показана вся неприглядность войны. Но, думаю, безумец вроде меня смог бы создать и другие, воспевающие эту самую войну, мужество и доблесть, войну за правое дело, геройскую смерть во имя него. Но заметь, если возникает спор, каждая из сторон считает себя правой, иначе, спора просто не было бы.
  - Сильван, ты воистину, безумец! - воскликнул я.
  - Не хочешь больше тренироваться со мной? - спросил он спокойным, чуточку равнодушным голосом.
  - Наоборот. Способности ночных охотников примерно равны. Если что и даст перевес в поединке, так это - безумие.
  - Хорошо! Великолепно! - он хлопнул в ладоши и потер руки с довольной ухмылкой. - Тащи две тренировочные катаны. Я, кажется, отдышался. Хочу попробовать один прием. В голове он прокручивался неплохо, но надо проверить на практике.
  - Давай лучше завтра.
  - Устал?
  - Тело - нет, - признался я. - Голова - пухнет от твоих рассуждений. А начнем новый прием отрабатывать - ты еще философский трактат в сжатом виде выдашь. На тему взаимосвязи размножения крыс и половой активности касты охотников.
  - Ну, как знаешь. Сегодня на поверхность?
  - Да. Надо вернуться на место гибели Пирра.
  - Составить компанию? - внезапно предложил он.
  - Спасибо, Сильван. Я сам как-нибудь справлюсь.
  - Уверен? - он бросил на меня пристальный взгляд. - Я бы на твоем месте не ходил без прикрытия.
  - Прости уж, - в моем голосе прорезалось раздражение. - Только если выбирать прикрытие, я бы предпочел тебе любого безликого. Ты хороший поединщик, возможно, лучший. Но в охоте - далеко не напарник мечты.
  - Ты прав, - Сильван согласился спокойно и даже охотно. - Я слишком зациклился на убийстве людей, потому плох для убийства насекомых. Но мой тебе совет - не ходи один.
  - Почему?
  - Потому что муравьи начали думать. И кто знает, как далеко зашел у них этот процесс.
  - Честно признаться, Сильван, у меня до сих пор двойственное отношение ко всему этому. С одной стороны, вроде бы, да, и уход Пирра тому подтверждение. Но с другой, я не верю в массовость этого явления. Возможно, случайная мутация единичной особи, - сказал я, повернувшись к нему спиной и собираясь уйти.
  - Когда-то случайной мутацией была муравьиная матка длиной шесть сантиметров, - задумчиво произнес мне вослед Сильван.
  
  Глава 4 Засада.
  
  Горловина подкладки доспеха плотно прилегала к шее. Это позволяло сохранять постоянную температуру тела, когда становилось прохладно. Хотя, с другой стороны, не давало ему охлаждаться естественным образом во время бега, или других нагрузок. Но к этому мы привыкли. Главное же - благодаря плотности подкладки, запахи не выделялись наружу. Так что, хоть я и вспотел во время тренировки, но мог не опасаться, что муравьи на поверхности учуют запах пота.
  В трапезной уже накрыли длинный стол. Безликие и ученики расставляли последние тарелки, разливали в кружки вечерний напиток. Завтрак - не лучшее время приема пищи. Те, кому предстоял выход на поверхность, ели мало, пили еще меньше. Пища готовилась почти без соли, дабы не вызвать жажды. Она просто укрепляла силы, забивала голод. Причина такой скудости вечерней трапезы проста. На поверхности не сходишь по нужде. Мы не можем позволить себе оставлять лишние запахи. Тем более, нельзя, чтобы выработалась стойкая ассоциация этих запахов с человеком. Да и доспех не предусматривает возможности отправления естественных надобностей. А учитывая, как быстро передвигаются муравьи, тебя могут застать в прямом смысле слова со спущенными штанами. Излишне говорить, что это - верный уход из жизни.
  Все, что не получали на завтрак, мы обычно восполняли во время ужина. Обильно посоленная пища, много жидкости, чтобы восполнить ночные потери. Словом, даже физиология наших тел подчинялась строгим правилам. По-другому просто не выжить.
  Во главе стола уже сидели Генрих и Скиф. Ходящие под Солнцем. Это - их почетное место. Оба выглядели сейчас изрядно помятыми. Мешки под глазами, щетина недельной небритости. Даже неопрятный Сильван рядом с ними казался образцом ночного охотника. Впрочем, эти двое провели на поверхности семь дней, или около того. Спали в пол глаза, питались всухомятку, иногда даже сырым мясом. Ни о каком костре, чтобы приготовить горячую пищу, и речи не шло.
  Долгий рейд. Тяжкий труд, постоянное напряжение нервов, отразившееся на лицах. Взгляды этих двоих выделялись особой цепкостью. Они редко смотрели долго в одну точку, часто оглядывались. Это - привычка, становящаяся со временем действительно второй натурой.
  Многие, очень многие ночные охотники проживают жизнь, так и не увидев Солнца. Почти все из нас рано или поздно приходят к выводу, что не хотят этого. Сложно переступить через страх перед дневным светилом. Но еще сложнее взвалить на свои плечи обязанности Ходящего под Солнцем.
  Я как раз относился к немногим. Но как же это трудно - переступить через тот ужас, который охватывает душу, когда ночная тьма рассеивается. Когда лишаешься блаженного покрова ночи, и скорее понимаешь, чем видишь, или слышишь, как лес наполняется муравьями.
  Днем запрещено возвращаться в ячейку. Если не успел до рассвета - значит не повезло. Закон строг. Нарушивший утилизируется даже без права Путешественников. Одно дело преступник, тот, кто отверг правила общества, в котором живет. Ему может найтись место на периферии человеческой цивилизации. Во сто крат хуже тот, кто ради спасения одной своей жизни рискует привести в ячейку тысячи муравьев-солдат, и погубить ее. Такому нет места среди людей.
  - Стерх, - прервал мои размышления Генрих.
  - Здравствуй, - поприветствовал я кивком генерала касты.
  - Привет. Сядешь рядом со мной.
  Голос Генриха был хриплым и усталым. Под стать лицу. Его приказ не стал для меня неожиданностью. За столом касты есть лишь одно почетное место - во главе стола. Остальные равны. Но рядом с Ходящими под Солнцем обычно садятся не те, кто отличился, а те, кому есть, что поведать. Остальные же занимали места без какой-либо системы, кто где успеет. И в некоторой степени, это отражает дух касты ночных охотников. Есть Ходящие под Солнцем, и есть все остальные.
  Хотя нет. Система все-таки имеется. За противоположным от Ходящих под Солнцем краем стола едят ученики, те, кто уже выходит на поверхность, но еще не прошел испытание, чтобы стать полноценным членом касты.
  Тихий гул разговоров в пол голоса, лязг и шелест оружия, занимающего свое место на специальных стойках, журчание разливаемого напитка. Запах мяса и грибов. Бритые головы, полузнакомые лица, много лиц. Шлемы лежат рядом с тарелками. А без них узор царапин на броне неполон. Это заставляет напрягаться, чтобы вспомнить, кто перед тобой. Даже меня. А ведь у меня всегда была хорошая память на имена и лица. Но почему-то это не касалось членов моей касты. Ночных охотников я воспринимал, в основном, по их доспехам.
  Наконец, все заняли свои места. Генрих встал, поднял кружку. Все повторили этот жест. Обеденный стол имел форму трапеции, так что Ходящие под Солнцем были хорошо видны всем.
  - За ячейку Василиск, человечество и касту ночных охотников, - провозгласил генерал ритуальную фразу.
  - За ячейку Василиск, человечество и касту ночных охотников, - откликнулись мы все стройным хором.
  Каждый завтрак начинался именно так, напоминанием о том, чему и кому мы служим, ради чего живем. И хоть я уже слышал эти слова тысячи раз, всегда ощущал душевный подъем. Чувствовал, что я не один. Мы - не одиночки, вопреки распространенному мнению. Охотничьи пары, разведывательные отряды, прикрепляемые к подразделениям защитников на поверхности. Ученик охотится с учителем. Потом учитель становится ему напарником. Потом он берет уже своего ученика. Всегда рядом тот, кто прикроет. Наверно, я плохой напарник. Слишком поздно прикрыл Пирра. Но сейчас слева я чувствовал присутствие могучего, как скала Генриха. Бросил взгляд направо. Кора.
  Мы не привыкли скрывать чувства. Каменные лица - это не про нас. Постоянное ношение шлема не может воспитать такой привычки. А перед своими скрывать что-то непростительно. Наверно, мысли о Пирре отразились на моем лице. Кора ободряюще улыбнулась и кивнула мне.
  Мы все сделали по большому глотку. Обжигающе-горячий напиток сразу взбодрил. Был он сварен из сушеных грибов. Особый сорт, выведенный кастой грибников специально для нас, защитников, собирателей - словом для всех, кому прогнать дневной сон жизненно важно. Напиток бодрил, вызывал прилив сил, при этом притуплял голод. То, что надо ранним вечером для ночи, полной дел.
  Сделав один глоток, все сели, приступили к еде. Ели не спеша. Для постороннего трапеза ночных охотников тоже могла показаться ритуалом. Пища очень тщательно пережевывалась. Но в этом как раз не было ничего необъяснимого. Еда должна усвоиться как можно скорее, прогнать чувство голода на всю ночь, но и не лечь в желудке тяжким грузом.
  Завтрак всегда одинаков - тушеное мясо в не очень густой подливке, ломоть хлеба из муки, смешанной наполовину с сушеными грибами. Большинство ночных охотников, став взрослыми, уже никогда не пробовали хлеба из чистой муки. Я уже молчу о сдобных булочках, которые так хорошо пекут члены каст кладовщиков и собирателей.
  - Ты сегодня на поверхность? - услышал я тихий шепот Коры.
  Скиф тут же бросил на нее неодобрительный взгляд. По неписанным правилам, пока у всех не опустеют тарелки, разговаривать запрещено. Ничто не должно отвлекать от приема пищи. Время разговоров придет потом. Девушка покраснела, и уткнулась в свою тарелку. Безликая.
  Прекрасно ее понимаю. Помню себя безликим. Казалось, прошел испытание, стал полноправным ночным охотником. Но все равно никто не называет тебя по имени, только "малый", "юноша", или "парень". Это заставляет чувствовать собственную неполноценность. И лишь через пару месяцев, после трех стычек с муравьями, когда появились новые безликие, а меня все называли по имени, я понял старших. Действительно, девственно-гладкая броня просто не позволяет узнать молодого ночного охотника. И нет в этом неуважения, или пренебрежения. Просто члены нашей касты не привыкли запоминать лица. И пока не обретешь свое "лицо" в виде боевых отметин, ты для них в прямом смысле слова, безлик. Просто "парень" или "девушка".
  Но я старался запоминать лица юных ночных охотников. Невелик труд, а им в первые месяцы не помешает поддержка, хотя бы и в виде того, что опытный член касты назовет их по имени. Кору такое внимание особенно радовало. А что уж там говорить, улыбка, которая расцветала на лице девушки, когда я произносил ее имя, была просто прекрасна. Яркая, как полная луна. От нее становилось светлее.
  Я, Скиф и Генрих управились с едой первыми. Я - потому что вчера остался без нормального ужина. Голод давал о себе знать. А они так вообще давно не ели полноценной пищи. Могли бы позволить себе и двойную порцию сегодня. На поверхность они выберутся хорошо, если послезавтра, так что нет опасности отяжелеть от переедания. Но старшие блюли обычай.
  Генрих отхлебнул из кружки.
  - Так! - произнес он. - Сейчас Скиф расскажет, что мы с ним выходили. Потом - Стерх - об уходе Пирра. А дальше уже разберемся с текущими делами. Слушайте внимательно, делайте выводы.
  На какой-то миг сосредоточенная работа челюстей прекратилась. Все воззрились на Скифа. Тот покосился на Генриха с кривоватой улыбкой. Видимо, ждал, что генерал сам все расскажет. Лишь после этого начал:
  - Ходили далеко. Добрались до границы охотничьих угодий Дальнего муравейника. Приятного увидели мало. В прошлом году в сезон размножения мы Дальний упустили, сосредоточившись на Ближнем и Южном. Кто не помнит - Ближний отстреливал Генрих, и отстрелял качественно, не допустил появления новых оплодотворенных маток. Я занимался Южным, сработал чуть хуже.
  - Это все и так помнят, - заметил Генрих. - Ты только учился. Нельзя требовать от человека всего и сразу. Переходи к сути.
  - Самое главное - мы спустились в Дальний муравейник. За последний год он очень разросся. Думали, не хватит феромонов, чтобы найти камеру маток. Но нам повезло. В Дальнем маток больше десятка. Из них семь-восемь - молодые.
  Все тяжело вздохнули. Понимали, что это значит. Раз в год молодые матки и самцы поднимаются в брачный полет. Потом самцы умирают, а матки возвращаются в муравейник и больше его не покидают, занимаясь только откладыванием яиц. В это же время выходят на охоту Ходящие под Солнцем. Они вооружены винтовками с лучшей оптикой. Их задача - отстрелять молодых маток. Всех перебить, конечно, получается не всегда. Но свести их количество к минимуму возможно. Срок жизни матки - двадцать-тридцать лет. Точно мы, увы, не знаем.
  Из слов Скифа следовало, что в ближайшие тридцать лет в Дальнем муравейнике будет целых восемь маток. И это при условии, что каждый год новых маток будут отстреливать под ноль. На практике же Дальний превращался в нечто ужасное. Для сравнения могу добавить, что в Южном муравейнике было три матки, одна из которых с году на год должна была сдохнуть, а в Ближнем - лишь одна.
  Другие касты с трудом верят, что мы способны спускаться в муравейник. А те, кто все же верит, любят задавать вопрос, мол, почему же вы прямо там этих маток не валите? Мы ничего не отвечаем. Как объяснить очевидные вещи? И то, что не так просто путь в камеры маток найти, выбрать из множества проходов, спутанных в хитрый клубок, нужный. Скорее определяем мы их примерное местоположение и численность по косвенным признакам. И охраняют их отборные особи. А еще имеющие доступ в эти камеры насекомые, выделяют немного другие феромоны. Нам даже материал на анализ для касты химиков негде взять. Прорываться же силой в тесноте муравьиных ходов - абсолютно бесполезно. Ни один человек никогда не видел матку в муравейнике.
  - А в прошлом году было четыре, - услышал я задумчивый голос Дарьи, женщины лет тридцати пяти, из поколения Пирра.
  - Значит, и муравьев там теперь втрое больше? - робко спросила Кора.
  - Нет, не значит, - резко ответил Генрих. - Девушка, практика - хорошо, но иногда и теорию надо освежать в памяти. Численность особей в муравейнике ограничивается сверху возможностями кормовой базы, - продолжил он менторским тоном. - Другими словами, насекомые очень тонко чувствуют эту грань и сами ограничивают рост численности, соизмеряя с контролируемой ими территорией, и ее потенциалом.
  - Это значит, - Скиф попытался смягчить резкость тона генерала, подбодрив девушку улыбкой. - Что особи в муравейнике - отборные. Одиннадцать-двенадцать маток. Согласись, есть из чего выбрать. Мы ощутили на себе качественное изменение в Дальнем. Фуражиры там проворнее, солдаты мощнее, крупнее и злее. Ночные убийцы - их действительно стало больше, и они теперь опаснее. Чтобы все поняли, не каждый из сидящих здесь справится с двумя ночными убийцами из Дальнего муравейника. Хоть большинство из вас проходило последнее испытание именно в бою с ними, вернее, их предшественниками.
  - Хватит разжевывать понятные вещи, Скиф, - нахмурился Генрих.
  - Просто хочу убедиться, что все поняли, насколько обновился и усилился Дальний муравейник.
  - Про это пусть голова у защитников и хранителей знаний болит. Ночным охотникам важно другое.
  - Да, - кивнул Скиф. - Раньше мы считали, что Ближний муравейник - колония Южного.
  - Вы считали, - вдруг поправил его Сильван.
  - Твое предположение оказалось верным, - нехотя признал генерал. - Но аргументы, которыми ты тогда пользовался - дурацкие.
  Я помнил эти споры. Очень многие тогда говорили, что видели постоянные стычки между ночными убийцами Дальнего и Ближнего. Исходя из этого и сделали вывод, что Ближний - колония Южного. Ведь насекомые из колонии обычно не нападают на особей из материнского муравейника. Собственно, на основании этого Скиф с Генрихом и приняли решение отстреливать Южный и Ближний, рассудив, что солдаты из них сдержат распространение влияния Дальнего. И лишь Сильван утверждал, что молодая матка, основавшая Ближний муравейник, явилась не с юга, а с северо-запада. При этом, он игнорировал стычки между муравьями.
  - Почему дурацкие? Потому что, если принять их, то придется признать, что насекомые обладают более развитым разумом, чем мы думали до сих пор?
  - Это коллективный разум, - отрезал Генрих. - И в любом случае, они не способны планировать. Таким образом они избавлялись от лишних особей, чтобы расчистить жизненное пространство для более сильных.
  - До того, как те самые молодые матки поднялись в брачный полет? Намеренно сокращали численность, чтобы потом увеличить? Неспособны на планирование? Ну-ну, - иронично покачал головой Сильван.
  - Будь добр, заткнись, - процедил сквозь зубы Генрих. - Твои идеи не подтверждены достаточным количеством фактов. Так что, нечего разводить пустые разговоры.
  Я слушал, прихлебывая уже порядком остывший грибной напиток. Странно, не помню, чтобы Сильван в прошлом году говорил что-то подобное. Впрочем, тогда я целиком и полностью полагался на Пирра, не особо вникая в то, что слышал. Просто принимал к исполнению указания старших.
  - Ближний - колония Дальнего, - подвел итог Скиф. - Это мы установили совершенно определенно. Мало того, сейчас ночные убийцы из Дальнего наводнили территории, контролируемые этими двумя муравейниками. Так что, учтите, каждый из вас может столкнуться с более мощными насекомыми, которых мы видели во время разведки, буквально в двух шагах от ячейки.
  - Короче, - резко оборвал его Генрих. - Указывать никому не буду, но посоветовал бы ходить на поверхность либо тройками, либо по две пары.
  - Две пары - это не охота, - подал голос Вацлав, сидевший почти рядом с учениками. - Больше беготни, чем добычи.
  - Иногда и тройка - это перебор, - поддержал его Ланселот, бывший наставник Петра и Павла. - Уж поверьте, я знаю, о чем говорю.
  - Говори что хочешь, и знай, что хочешь, - недружелюбно откликнулся Генрих. - А я знаю, что охота - это когда ночной охотник возвращается с добычей, целым и невредимым. А когда на нем смыкаются муравьиные жвала - это по-другому называется. Иногда - уход, а иногда - неоправданные потери. Но решать вам. Хотите - хоть в одиночку бродите. Наше дело - предупредить.
  Ночные охотники зашумели. Почти все начали обмениваться замечаниями с рядом сидящими. Вернулся нестройный гул голосов, который тут же усмирил Генрих:
  - Тихо, - гаркнул он. - Потом обсудите. Стерх, как я понял со слов генерала Навуходоносора и Павла, тебе есть, что рассказать об уходе Пирра.
  - Есть, - кивнул я.
  - Выкладывай.
  Генрих не любил долгих рассуждений и красочных подробностей... По крайней мере, в чужих устах. Я попытался изложить все, как было, сжато, сухо, сообщая только факты. Меня слушали, не перебивая, как Скифа. Лишь Сильван пару раз хмыкнул. Но промолчал, поймав неодобрительный взгляд Генриха.
  - Сам что думаешь? - спросил генерал, когда мой рассказ закончился.
  - Даже не знаю, - растерялся я.
  - Стерх, не мямли. Ты был там, видел все своими глазами. Мало того, ты выжил. И ты не щитоносец защитников, главный долг которого - стоять и держать щит. Ты - ночной охотник. У тебя обязано быть мнение на счет того, что ты видел.
  - По всему выходит, что Пирр прав был, и отдельные особи насекомых способны учиться.
  - Это и мне ясно из твоего рассказа, - сказала Дарья.
  - Не знаю, могут ли они передавать знания, опыт другим...
  - Конечно нет, - насмешливо перебил меня Сильван. - У них ведь нет связанной речи, которую мы бы понимали. А человек - мерило всех вещей. Если муравьи не общаются, как мы, значит, вообще не общаются. Да, Генрих?
  - Сильван, я же попросил тебя заткнуться, - устало ответил генерал. - Все мы знаем, что муравьи общаются, передают информацию. Не надо приписывать мне то, чего я не говорил. А говорил я, что их способы общения не подходят для передачи сложной информации. Например, о тех же наших методах охоты. Как ты объяснишь жестами, или выделяя химические вещества, где человек может устроить засаду?
  - Я - никак, потому что я - не муравей...
  - Одно несомненно! - Генрих повысил голос, не дав ему закончить. - Есть подозрение, что особи, выжившие в стычках с нами, способны воспринимать этот опыт, то есть, обучаться. А значит, им нельзя позволять уйти.
  - Я, если честно, не упомню, чтобы муравьи отступали, - заметила Дарья. - Они либо гибли, либо убивали.
  - Я тоже много чего не упомню из того, что сейчас - неоспоримый факт.
  Это вновь был Сильван. На миг мне показалось, что Генрих сейчас взорвется. Но нет, генерал сдержал себя, опять ограничившись лишь взглядом. А мой напарник по тренировкам не стал раздражать его еще больше, замолчал. А может, сделал это, понимая, что все равно никто его здесь не услышит. Точно так же, как год назад, во время спора о том, колонией какого муравейника является Ближний.
  - Так, текущие дела! - Генрих повысил голос, предотвращая готовые вновь начаться разговоры. - Пан, ты сегодня на утилизацию.
  - Рановато ему, - возразил Збигнев, его бывший наставник.
  - Когда-то надо начинать. Тем более, младенцев на проверке немного, я узнавал. Утилизация убийцы была вчера. Так что, следующая сегодня уж никак не произойдет. А стариков, которым может понадобиться утилизация, пока не предвидится. Пусть привыкает. Кора и Ольга - ваша задача ужин. Збигнев, раз уж твой ученик занят, озаботься подбором еще четырех пар. Завтра поведешь их к Южной базе. Сменишь Илью. Что еще там?
  - Мастера просили две пары на заготовку дерева, - ответил Павел. - Они присмотрели хорошее, с ровным стволом.
  - Дарья, займешься?
  - Добро, - кивнула женщина. - Кого дашь в помощь?
  - Подбери сама. Так, теперь ты, Стерх. Правильно понимаю, что ты сбирался навестить место ухода Пирра?
  - Правильно. Любой бы так поступил.
  - Вот именно. Не ходи один. Понимаю, вылазка короткая, охотиться не будешь. Но все же, возьми кого-то. Я бы рекомендовал Ланса. А его парни могли бы составить компанию Дарье.
  - Разберусь, - коротко ответил я.
  - Решать тебе, - генерал пожал плечами. - Я еще не дожил до того, чтобы указывать прошедшим испытание, как им ходить на поверхность. Если пойдешь один, Ланс займется золотыми личинками.
  - Понял, - откликнулся тот.
  - Можешь привлечь Кору с Ольгой на помощь. Все равно, у них других дел не предвидится. На этом все, - подвел он итог. Все снова начали переговариваться. Кто-то встал и ушел.
  - Стерх, - уже в пол голоса обратился ко мне генерал. - Попытайся отыскать шлем Пирра. Уже за одно предположение, которое он нам дал, ему светит Галерея Славы.
  - Хорошо, - кивнул я.
  - Сегодня на два часа назначен генералитет. Так что на поверхности не задерживайся.
  - Почему так поздно?
  - Навуходоносор сутки не спал. И мы со Скифом, сам понимаешь, устали. А совещание серьезное предстоит и решения надо будет принять серьезные.
  - Мне-то что там делать? Может, расскажу все тебе?
  - Нет, лучше пусть генералы все услышат из первых уст. К тому же, генерал хранителей знаний на этом настаивает.
  - Да ничего там важного, - попытался я возражать. Не хотелось идти на это собрание. Напрасная потеря времени. От меня ведь все равно ничего не зависит.
  - Не спорь. Это как раз приказ.
  - Слушаюсь.
  - И вот еще, - мою покорность Генрих воспринял, как должное. - Я видел, ты с Сильваном тренируешься.
  - Да.
  - Завязывай с этим.
  - В каком смысле? - я опешил.
  - Найди другого партнера. Та же Даша неплохая фехтовальщица. Если хочешь, я могу выделить тебе время. Мое оружие - катана, как и у тебя.
  - Генрих, - я задохнулся, не находя слов, но все же взял себя в руки. - Ты, конечно, генерал, Ходящий под Солнцем, тебе столько лет, сколько я не надеюсь прожить. Но прости, это не твое дело, с кем я фехтую.
  - Стерх, ты неправильно меня понял, - он чуть-чуть смягчил тон, самую малость. - Пирр был хорошим ночным охотником, и хорошим учителем. Он неплохо обучил тебя. Хорошая линия, хорошая преемственность навыков. Ты нужен касте, нужен ячейке. В отличие от большинства, ты ХОЧЕШЬ увидеть Солнце. Не получилось? Навуходоносор сказал, что ты вчера вернулся поздно.
  - Нет, я не дождался рассвета. Не смог.
  - Ничего. Главное - сделать это в первый раз. Потом легче, привыкаешь. Раньше ведь люди были дневными существами. Подсознание быстро это вспоминает, ужас, паника отступают.
  - Да, но при чем здесь Сильван?
  - Сильван - один из тех, из-за кого мне хотелось бы немного изменить обычаи касты. Установить более жесткую иерархию, урезать независимость каждого во благо всех. У него в голове полно дурацких идей. Слишком независим, неконтролируем. И это может быть заразно. Я надеюсь на тебя. Нам нужен третий Ходящий под Солнцем. У нас три муравейника, и всего два человека, способных ограничивать количество маток. Ты нужен ячейке.
  - Конечно, я готов делать все, что потребуется, постараюсь выйти под Солнце. Но при чем здесь Сильван? Я так и не понял.
  - Его идеи слишком расходятся с жизненными уложениями других каст. А Ходящим под Солнцем приходится очень плотно с ними сотрудничать. Мы нужны всем. Именно поэтому остальные мирятся со свободой нравов ночных охотников. Но идеи Сильвана заразны. Они испортят тебя.
  - Я подумаю, Генрих. Подумаю. Ничего не обещаю, но постараюсь ограничить общение только клинками.
  - Наивный, - Генрих тихо рассмеялся. - Сильван не способен только фехтовать. Разговор для него - необходимый элемент тренировки. Я знаю. Его слова сеют сомнения в том, в чем сомневаться нельзя.
  - Подумаю над этим, - повторил я. - Пойду. Не хочу сегодня задерживаться на поверхности.
  - Если хочешь, можешь завтра отдохнуть.
  Последнюю реплику я оставил без ответа. Подошел к стойке с оружием. Здесь уже никого не было. Те, у кого имелись спешные дела, ушли. Остальные допивали грибной напиток, переговаривались о чем-то. Теперь я закреплял на себе оружие более тщательно. Проверил все. Мечи слева, поверх них - колчан со срезнями. Второй, с охотничьими стрелами - справа. Тонкий нож - в левом сапоге, в специальных ножнах, являющихся его частью. В правом - другой, с более толстым и широким лезвием. Винтовка. Я чуть не передернул затвор по привычке. Но пальцы ощутили непривычность его формы, вовремя остановились.
  Слева на рюкзаке - пластиковый держатель, который много веков назад разработали мудрилы из касты мастеров. Предназначен он прежде всего для автоматических винтовок. Стоит протянуть левую руку чуть назад - и она легко находит цевье. Резкий, но не очень сильный рывок вниз - и винтовка покидает держатель. При этом, благодаря специальной конструкции, оружие взводится и патрон досылается в патронник. Так как внешне конструкции всех винтовок одинаковы, а разница только в начинке, каждая вполне надежно крепится в держателе. Есть лишь один нюанс. Неавтоматические винтовки следовало крепить заряженными. Там другая конструкция затвора, и держатель для нее служит только держателем. А автоматические крепились разряженными. Заряжалась она при рывке оружия вниз. В противном случае, терялся один патрон, просто выбрасывался.
  Теперь мне придется привыкать к автоматической винтовке. Я был благодарен тем, кто разрабатывал систему тренировок ночных охотников. Неважно, какое досталось тебе огнестрельное оружие. Рефлексы для быстрого выхватывания его в бою требуются одни и те же.
  Вышел в переднюю. Сидя на столе, меня поджидал Сильван, тоже в полной амуниции. Он покачивал ногой, держа на раскрытой ладони нагинату, заставляя ее качаться в такт ноге. Казалось, важнее занятия не существует. Прямо как умывающийся кот. Мурчик высунулся из-за моего плеча, сосредоточенно следя за движениями нагинаты. Я почувствовал, как он сильнее вцепился в наплечник, словно готовясь к прыжку.
  - Тише, ты уже не котенок, - я поднял руку и почесал ему шейку.
  - Кот - всегда котенок, - наставительно ответил Сильван. - Если он перестает быть таковым, то уже и на охоту не годится.
  - Сильван, чего тебе от меня надо? - наверно, это было произнесено слишком уж недружелюбно, но шлем скрыл интонацию, приглушил вкладываемые в слова эмоции.
  - Хочу с тобой прогуляться.
  - Я охочусь один.
  - Великолепно! Я тоже! - он резко вскочил со стола, крутанув нагинату вокруг ладони. - Вот и будем охотиться поодиночке, но вместе.
  - Ты не понял, я охочусь один-один.
  Только произнеся это, я понял, какую чушь сморозил, как это звучало со стороны.
  - Генрих советовал взять кого-то с собой. Так понимаю, Ланс тебя не устраивает.
  - Генрих сказал, что мне вообще не стоит с тобой связываться.
  - И ты послушаешься его? С каких пор любое слово генерала звучит как приказ для ночных охотников? А где же наша хваленая свобода, независимость? Ради чего мы терпим нелюбовь, презрение и непонимание девяноста процентов жителей ячейки? Ради чего мы жертвуем жизнями в судебных поединках? Чтобы один старикан, давно просящийся на утилизацию и распухший от непомерных амбиций, пренебрегал всем, что делает нас нами?
  И шлем не смог скрыть злобы и едкой иронии, которой сочился голос Сильвана. Я даже удивился. Никогда не слышал в его голосе подобных интонаций.
  - Давай, обсудим это за завтрашним спаррингом.
  - Великолепно! - тон его тут же изменился. - Возьми, это тебе понадобится.
  В руку мне легло что-то тяжелое. Я опустил взгляд. Магазин. Новенький, на десять патронов. Такой мне вчера расхваливал дневальный касты мастеров.
  - Полностью снаряжен.
  - Сильван, это слишком. Я не могу взять.
  - Ерунда. Я почти не пользуюсь винтовкой. Патроны мне без надобности. А ты вчера поиздержался. Мне не нравится, что ты идешь один. Хочу помочь хотя бы этим. Стерх, мне абсолютно не нравится эта ситуация. Передвигайся осторожно, и тщательно обследуй место смерти Пирра, прежде чем туда выходить.
  - Ты опять бредишь. Что может угрожать мне в двух шагах от дома?
  - Иногда муравьи проникают даже в наши пещеры. Не забывай. Не знаю, что меня беспокоит, но не нравится мне эта твоя вылазка.
  Я оставил эту реплику без ответа. Вышел быстрым шагом и чуть не столкнулся с кем-то из безликих. Девственно гладкая поверхность брони, и опять же, полное походное снаряжение. Над шлемом показалась голова кота. Вернее, трехцветной кошки. Я узнал зверька Коры.
  - Ты же сегодня остаешься куховарить, - напомнил я.
  - Стерх, возьми меня с собой, - вдруг выпалила она.
  - Вы все сговорились?!
  Немного взвинченный разговором с Сильваном, я пожалуй, был слишком резок. Но уж больно допекли меня незваные кандидаты в напарники. И ладно - Сильван, сумасшедший, но опытный ночной охотник. А здесь - зелень безликая.
  - Генрих не при чем, - поспешила ответить она. - Я сама так хочу.
  - У тебя был учитель. Вот и ходи с ним. Кто там?
  - Джулия, - ответила девушка, опуская голову. - Месяц назад она ушла. С тех пор я не могу найти напарника, а одну меня генерал не выпускает.
  - Прости. Я забыл. Джулия, мы с ней фехтовали.
  Действительно. Маленькая Джулия, которую многие, кто не знал, принимали за подростка. Всего месяц? А кажется, это было так давно! Неужели, пройдет столько же времени, и имя Пирра точно так же изгладится из памяти касты. Останется лишь шлем в Галерее Славы, и табличка под ним. Вытравленные даты жизни: "4013 - 4048 гг." и краткое описание, за что попал он в Галерею.
  - Может быть, когда-нибудь, - пообещал я. - Но не сегодня.
  - Я уже месяц не была на поверхности. Так можно и умереть безликой! - в сердцах воскликнула Кора. - А у тебя сейчас напарника нет.
  - Прости, это - не мои проблемы. Поговори с Генрихом. Пусть назначит тебя к кому-то третьей.
  - Все вы такие! Эгоисты!
  - Кора, во-первых, я не на охоту. Дело часа на три, не больше. А во-вторых, мне сейчас просто хочется побыть одному. Пирр только вчера ушел, а уже целая очередь желающих его заменить. Это злит. Ты должна меня понять.
  - Понимаю, - голос прошелестел еле слышно. - Просто сил уже нет. От меня никакой пользы. Сама выходить не решаюсь, и напарника не сыщешь. Так не может продолжаться вечно. Это слишком близко к нарушению правил. Мне надоело кормиться только от стола касты, ничего не принося для него.
  - Прости, - повторил я. - Сейчас не знаю, чем тебе помочь. Ты исполняешь задания генерала. Это - тоже помощь ячейке.
  - Я не стряпуха! Я - ночная охотница!
  - Всему свое время.
  Я ускорил шаг, перешел на бег. Спешил, пока кто-нибудь еще не начал набиваться в напарники. Как-никак, за обедом присутствовало более полусотни полноправных ночных охотников. Если от каждого отбиваться - вся ночь в разговорах пройдет.
  Мост, извивы тоннелей, пост защитников в пещере-сторожке, краткий обмен приветствиями, пожелания доброй охоты вслед, и ругательства сквозь зубы. Все это было привычно и обыденно. Наверняка, уже многие прошли здесь до меня, и многие пройдут еще. Каста выходила на охоту, растекалась по ночному лесу, растворялась в нем.
  Все тот же лабиринт. Сейчас я шел кратчайшим путем, проскочил его, не заметив. И наконец, оно! Небо, полное звезд. Даже носовым фильтрам не под силу скрыть, как изменился воздух. Осталась позади затхлость пещер. У некоторых, кто выходил на поверхность в первый раз, с непривычки начинала кружиться голова.
  Ветер. Я не мог чувствовать его кожей, мешал доспех. Но голова муравья больше человеческой. И свободное пространство шлема занимали парные резонаторы - хитроумная конструкция, усиливавшая все звуки там, снаружи, за сплошной броней, надежно держащей внутри все запахи, а снаружи - опасности.
  Я любил это небо, так непохожее на теряющийся во тьме свод пещер, этот свежий ветер, это чувство простора, приходящее на смену тесноте подгорных тоннелей, и даже эту луну - предательницу. Она так и норовила высветить тебя, указать врагу каждое неосторожное движение. Но я любил даже ее. Все мы любили. Иначе, в касте ночных охотников не выжить. Еженощный выход на поверхность превратится в постоянный кошмар. И рано, или поздно ты начнешь искать своего муравья, даже не отдавая себе в этом отчета. А муравьи не заставляют их долго упрашивать.
  Мягкая трава под сапогами - ее никогда не спутаешь с жестким камнем пещер. Деревья, густой подлесок, лианы. Эта зеленая стена лишь на первый взгляд непроходима. Здесь смешались самые разнообразные растения, казалось бы, даже не сочетаемые, из разных температурных поясов. Но хранители знаний говорят, что так оно и есть, что раньше, тысячи лет назад, в Эпоху Заката было по-другому. А мне все равно. Плевать, что это за деревья, где они должны расти, должны ли вообще существовать.
  Я люблю этот лес, полный жизни, где непроходимые заросли сменяются обширными проплешинами. Я люблю заболоченные берега рек, где процветают дикие свиньи, и куда боятся соваться муравьи. Я люблю огромных кошек, хоть они-то как раз любят прыгать на плечи человеку из засады, пытаясь разорвать когтями хитин доспеха. Тогда до меча не дотянуться, и спасает лишь нож за голенищем сапога. Потому что очень настойчивая пантера рано или поздно может оторвать чешуйки брони от подкладки, добраться до мягкого содержимого. Они очень упорны, эти звери.
  Я люблю медведей-губачей, и спускающихся с гор гризли. Неопытному человеку они кажутся такими неповоротливыми, ленивыми. Но каждый ночной охотник знает, что не зря роты защитников называются именами этих зверей. Медвежьи объятья - такая же верная смерть, как жвала муравьев. Мало того, однажды я видел, как гризли напал на ночного убийцу. Насекомое только и успело вцепиться в его лапу, прежде чем спустившийся с гор великан превратил его в непонятное месиво, разорвал на части.
  Миновал то место, где при отступлении дорогу мне преградил муравей. Останки его унесли собратья. У этих тварей ничего не пропадало, все шло в пищу. Большие муравьи всеядны. Иначе такую прорву особей не прокормишь.
  Путь показался мне длиннее, чем вчера. Это и понятно. Вчера я убегал от рассвета, и от преследователей. А сегодня нарочно сдерживал шаг. Не знал, чем отзовется в душе возвращение туда, где лишился я самого близкого человека. Ведь нет у ночного охотника никого ближе напарника.
  Это я должен был разглядеть, что с Пирром что-то твориться, вытянуть из него рассказ об этом муравье, выйти на охоту в паре, продумать засаду. А я оказался слеп. Сильван проявил больше заботы обо мне, чужом человеке, хоть и члене его касты, чем я сам о своем бывшем учителе. Привык полагаться на то, что Пирр де опытный, он знает о муравьях все, или почти все, что не нужны ему мои советы.
  Возвращение не отозвалось ничем. Я просто вышел на поляну, и глаза начали сами собой находить следы. Мурчик спрыгнул с рюкзака и убежал в заросли.
   Выжженное пятно - там Пирр взорвал гранату. Множество следов. Насекомые унесли не только сородичей, но и останки Пирра. Кусок хитина со следами обработки - наверняка оторвало взрывом от брони учителя. А вот и шлем.
  Я присел над ним, поднял. Магазин. Снаряженный. Почему учитель не использовал его, чтобы пристрелить еще нескольких тварей? Вставил патроны - и спрятал. Непонятно.
  Мой кот вдруг пулей вылетел из зарослей, одним прыжком оказался на рюкзаке и зашипел. Плохо, очень плохо. Устроился он слева, рядом с прикладом винтовки. А это значит - враг совсем близко, стрелять поздно. Но как? Я не слышал ничего.
  Высвобождая совню, я рванулся в сторону, выискивая взглядом муравьев. Они появились, словно из-под земли, в фонтане сухих веток, палых листьев. То, что я изначально принял за небольшие холмики, оказалось затаившимся врагом.
  Трое. Один чуть поменьше, два - невиданно крупные. Я вспомнил рассказ Скифа и понял - эти из Дальнего муравейника. Я сам вошел в треугольник, который образовали сидевшие в засаде муравьи. Но как? Насекомые просто не способны подкарауливать добычу. Они выискивают ее, а найдя, бросаются.
  Эти вели себя иначе. Не спешили. Медленно двинулись вперед. Жвала раскрыты. Я помнил тот страшный для любого ночного охотника звук - щелчок, с которым они смыкаются. Крупные словно повторяли движения мелкого. Это как раз понятно. Так насекомые учат.
  Я вертелся на месте, на зная, что делать и направляя острие оружия то на одного, то на другого противника. Треугольник медленно смыкался. Муравьи оторвали от земли переднюю пару лап, поднимая голову вверх. Словно провоцировали меня всадить срезень в незащищенную шею. Но для этого надо бросить совню и выхватить лук. Неужели, со мной играют, вынуждают делать то, что нужно насекомым. Застрелить я успею в лучшем случае одного. Остальные бросятся, и сомнут меня безоружного. Нет, совню выпускать из рук никак нельзя.
  Мысли метались бешеными крысами. Муравьи приближались, следя за каждым моим движением. Если кто-то из них раньше встречался с ночным охотником, то это - мелкий. Большие, хоть и с запозданием, но повторяли его движения.
  - Мурчик, - проговорил я тихо.
  Почувствовал, как когти кота зашли под край наплечника еще глубже. Мой зверь готовился к прыжку, но, как и я, он был обескуражен непривычным поведением муравьев. Вот она, проверка навыков ночного охотника.
  - Шшш-ша, - зашипел я, бросаясь на мелкого муравья.
  Хотя, какой он мелкий? Таким он казался лишь по сравнению с собратьями. А так, довольно крупная особь. Встречались и меньше. Мурчик воспринял сигнал, срываясь в прыжок. Привычным манером приземлился на голову муравья, вцепился в глаза, гася инерцию прыжка. Зубы сомкнулись на усике. Муравей повел себя стандартно, откинул голову, пытаясь сбросить мелкого врага. Шея открыта для удара, но я чувствовал затылком, как сорвались с места двое других. Удар - непозволительная роскошь. Миг промедления ценою в жизнь. Прости, котейка.
  Вместо того чтобы хлестнуть бритвенно-острым лезвием по открытой шее, я ушел в перекат, пролетая у жертвы моего кота почти под ногами. Вскочил, разворачиваясь, ударил снизу вслепую, еще не видя врага. Сталь скользнула по хитину. Щелчок жвал, но я уже подался назад. Почувствовал, как смертоносные орудия скользнули по грудной пластине, чуть не сорвав ее.
  Третий муравей задержался, обходя собрата, занятого борьбой с маленьким, но очень злым зверем. Я повернулся на левой ноге, уходя с линии атаки второго, и ударил по лапе. Для этого пришлось перехватить совню возле самого лезвия. В такой ситуации меч лучше, но выхватывать его нет времени. Удар вышел смазанными слабым. Но четкость - плод многолетних тренировок - сыграла свою роль. Тонкое лезвие скользнуло между пластинами хитина, найдя уязвимое место.
  Лишившись лапы, муравей подался назад. Идеальный момент, чтобы обойти его и снести голову. Но справа на меня налетел его собрат. Я был готов к этому. Прыгнул вперед и в сторону. Назад - бесполезно. Насекомое движется быстрее. Единственный шанс - это сбить его с толку. Я ударил, целясь в шею, но тварь успела повернуть голову навстречу мне. Лезвие скользнуло по хитину, разрубая глаз. Для насекомого - невелика потеря.
  Мурчик продолжал сражаться с мелким муравьем, запуская когти все глубже в глаз, и грызя усик. Челюсти наших котов очень мощные, а на усиках муравьев хитин самый тонкий, и все же, он хрустел, но не поддавался. Я знал, пройдет не так много времени - и мечущийся муравей сбросит моего кота. Сам Мурчик его не отпустит. После этого, даже если он приземлится на все четыре лапы и не будет оглушен, запрыгнуть на голову насекомому не сможет. И хорошо, если уйдет от атаки, не даст схватить себя и перекусить пополам, или втоптать в землю.
  - Шшш-ша! - зашипел я вновь.
  Это была очень рисковая идея. Почти на грани смертельной. Но сейчас все три муравья - прямо передо мной. И этим надо воспользоваться, пока они вновь не разошлись, атакуя со всех сторон. Мурчик прыгнул. Конечно, оба крупных муравья - на равном расстоянии от него. Но умный кот выбрал того, кого надо. Того, который вновь раскрыл жвала, готовясь перекусить меня. И теперь у него имелись все шансы это сделать. Уходя в сторону и вперед, я попаду прямо под удар кого-то из его собратьев. Отпрыгнув назад, ничего не достигну. А попробовав уйти полуоборотом с линии атаки, попаду в жвала двум другим, которые сейчас были слева и справа, чуть позади.
  Но на голову ближайшего муравья прыгнул мой кот. Насекомое попыталось стряхнуть его обычным манером, и моя совня ударила четко в шею, между сегментами хитиновой брони.
  На этот раз кот не стал ждать команды. Он отпрыгнул назад сразу, до того, как голова муравья отделилась от тела. Мурчик был очень хорошим и очень умным котом. Умнее своей матери. Из последних сил он прыгнул на второго крупного муравья. Тот отшатнулся назад. Мурчик повис на одной из жвал. Муравей рефлекторно сомкнул их. В ужасе от того, что он может просто отхватить лапы моему коту, я ринулся вперед. Мурчик отцепился, упал на землю, а я, воспользовавшись тем, что внимание насекомого сосредоточено на коте, снес ему вторую переднюю лапу.
  При этом подошел слишком близко к обезглавленному трупу. Сильный удар в бок отбросил меня. Муравей, даже лишившись головы, завалившись набок, молотил лапами, словно бешеный. Совню я не удержал. Оружие отлетело куда-то в сторону. Но и второй крупный муравей, лишившись передних лап, замешкался. Я бросился к нему на четвереньках, упал навзнич, пропуская над собой очередную атаку, сопровождавшуюся клацаньем жвал, и ударил коротким мечом прямо из ножен.
  Мурчик подбежал ко мне. Выглядел кот весьма потрепано, но лапы были целы, а это - главное. Я вскочил на ноги, бросая короткий меч и выхватывая длинный. Кот при этом вцепился в рюкзак, вновь занял свою боевую позицию. Но сражаться было не с кем. Меньший муравей убегал...
  Убегал!!!
  Пирр!!!
  Убегающий муравей вернется, вооруженный опытом, а возможно - приведет с собой собратьев, как сделал это сегодня. И теперь уже не двоих, а больше. Моя левая рука сама скользнула назад и сомкнулась на цевье винтовки. Рывок вниз, щелчок взводимого курка. Я припал на колено и открыл огонь.
  Пять пуль ушли вслед насекомому одна за другой. Я не знал, достигли они цели, или нет. С одной стороны, брюшко муравья имеет округлую форму, а значит, пули могли срикошетить, пройти вскользь. С другой, дистанция невелика. Сейчас и скользящим попаданием можно пробить хитин. Но муравей способен двигаться даже с развороченным брюшком.
  Последний из насекомых скрылся в зарослях. Я нажал на кнопку, высвобождая опустевший магазин, дал ему упасть на землю. Левой рукой уже срывал с пояса второй, подаренный Сильваном. Взведя курок, я засел на том самом месте, где вчера Пирр поджидал свою величайшую ошибку. Луна хорошо освещала проплешину холма. Если муравей будет отступать кратчайшим путем, он обязательно пойдет через холм. А значит, существует призрачная возможность всадить пулю ему в голову, туда, где у людей затылок.
  Я вдохнул, выдохнул, затаил дыхание. Вот он. Как на ладони. Укос холма позволяет видеть насекомое целиком. Но дистанция уже слишком велика, чтобы надеяться случайно пробить броню. Пуля должна ударить под углом, близким к девяноста градусам. Увы, я слишком неопытный стрелок, а автоматическая винтовка дает слишком плохую кучность. Я выстрелил...
  Стрелял быстро, нажимая на курок раз за разом. Кажется, на седьмой пуле остановился, когда насекомое конвульсивно дернулось и забилось на месте.
  Я упал, перекатился на спину, тяжело дыша. Руки мелко дрожали. Я жив. Мурчик нервно вылизывался, приводя в порядок шерстку, испачканную чем-то, что брызнуло из разрубленных муравьев. Движения его были дерганные, уши повернуты назад. Кот все еще настороже, хоть новой атаки можно не опасаться. К тому же, кто-то из наших наверняка слышал выстрелы, и по их частоте понял, что ночной охотник принял непростой бой.
  - Котяра, мы троих уложили! - воскликнул я.
  Мурчик посмотрел на меня недовольно и продолжил вылизываться. Я вынул магазин, отведя затвор, позволил выскочить патрону. Выщелкнул те, которые оставил мне Пирр под шлемом, а потом загнал все в один магазин. Собрал оружие, попутно подбирая стреляные гильзы и складывая в мешочек на поясе. И лишь приведя амуницию в порядок, рысцой побежал к холму.
  Оказалось, стрелял я не так уж плохо. Два пулевых отверстия зияли в брюшке. Еще одно - в груди. Последнее попадание, конечно, счастливая случайность. Пуля вошла близко к лапам. Взрыв разворотил мышцы и муравей не смог двигаться. Он был еще жив, шевелили жвалами, и казалось, смотрел на меня мертвенным взглядом страшный фасеточных глаз. На одном можно разглядеть следы от когтей Мурчика. Коротким взмахом совни я отрубил ему голову. Теперь собрать все, что можно, и вырезать у насекомых железы. Хорошая добыча. Кладовщики и химики будут рады.
  
  Глава 5 Критерий разумности.
  
  - Ооо! Как своевременно!
  Круглое лицо кладовщика с обвислыми щеками расплылось в довольной улыбке. Кроме лица, собственно говоря, я ничего не видел. Но мог представить отнюдь не стройное, рыхлое тело человека, у которого ощущается недостаток движения, зато избыток продовольствия. Передняя отсека касты кладовщиков была маленькая. В пору лишь троим поместиться. Зато дверь - гораздо шире, чем в других отсеках. Большая часть того, что приносилось в Ячейку, проходила через руки кладовщиков. Пухлые, потные руки с толстыми пальцами.
  Кладовщик сидел за дверью, верхняя часть которой была открыта, и образовала что-то вроде стола. На него-то и вывалил я из рюкзака связки резервуаров желез, вырезанных из муравьев. Похоже это все было на непонятную грязную, липкую массу, да к тому же, воняло. Но наметанный глаз кладовщика сразу определил, что я принес.
  Впрочем, мои руки мало отличались по запаху от моей добычи. Чтобы добраться до некоторых желез, пришлось буквально искромсать толстым ножом содержимое брюшка муравьев, раздвигать пластины хитиновой брони, которая, к счастью, была не сплошная. Внутренности я вытягивал голыми руками, добираясь до драгоценных желез.
  Послышались характерные щелчки. Перед кладовщиком стоял компьютер. Пробежав пальцами по клавиатуре, он вызвал список нашей касты, это я знал. Процедура ведения учета стандартна и всем известна.
  - Имя? - деловитым тоном спросил он.
  - Стерх.
  - Стерх, - повторил он, барабаня по клавишам. - У тебя освобождение, вообще-то. Точно, у тебя, Пирра, Скифа и Генриха. Написано "Заявка касты Защитников".
  - Так что, мне железы назад тащить и в муравьев запихивать?
  Я всегда чувствовал раздражения от общения с "жировиками", как называли кладовщиков в других кастах. Но шлем - гениальная работа касты мастеров - сгладил нотки недовольства в голосе. Слова для моего собеседника прозвучали абсолютно бесцветно.
  - Нет, конечно, - глаза его округлились. - Химики уже всю плешь проели. Срочно им, видишь ли, нужны нейротоксины муравьиные и образцы содержимого зобиков.
  Собственно, муравьиные внутренности - основное сырье для касты химиков. Потому и феромонов так мало выдают нам. Полностью синтезировать их не получается, тем более, состав постоянно меняется. О том же, чтобы производить химикаты, подобные тем, которыми раньше травили мелких насекомых, и речи нет. Просто ресурсов не хватит на сколь-нибудь серьезную партию.
  - Представляешь, мы, видите ли, срываем какие-то очень важные исследования. Да что они о себе думают?
  Кладовщик поднял глаза на меня, словно ожидая поддержки хотя бы взглядом, или мимикой. Но вместо лица, естественно, увидел шлем.
  - Так, хорошо, посмотрим, что тут. Оксана!
  Рядом с кладовщиком тут же появилась девушка. Наверно, ученица. Молоденькая, еще не успевшая накопить жирок. Быстро и сноровисто начала разбирать то, что я принес, тут же сортируя, и показывая кладовщику. Тот смотрел, пересчитывал взглядом, и заносил информацию в компьютер. Работал молча он не мог, постоянно бормотал что-то.
  - Три штуки... Ага... Разве ж так можно... Оксана, содержимое этого резервуара срочно перелей куда-нибудь. Срочно, видишь этот надрез? Ночной охотник, нельзя же так без оглядки орудовать ножом! Еще чуть-чуть и мы лишились бы ценного содержимого.
  - Постараюсь быть аккуратнее.
  - Постарайтесь уж, - недовольно проворчал кладовщик.
  Эх, жировичок, не знаешь ты, как иногда трясутся руки после боя с муравьями. А случается, лишь перчатки спасают от того, чтобы отхватить самому себе пол пальца, да и уронить в смердящие внутренности насекомого. Твой мирок светел, уютен, и добр к тебе именно потому, что в моем уход из жизни подстерегает за каждым деревом. И хорошо, что так оно и есть, что я - не ты, а ты - не я. Ворчи, поучай, надувайся от собственной важности. Я уже успокоился, взял себя в руки.
  Ты даже не раздражаешь меня. А злиться на людей я давно разучился, еще в бытность золотой личинкой. Мне жаль тебя, жировичок. Звезды и луна для тебя - лишь слова, за которыми нет ярких образов. И пусть, вечером, после дневной жары, в безветренную походу, воздух в лесных зарослях тяжелый-тяжелый, а заболоченные берега реки воняют гнилью. Но зато, когда все расцветает, даже носовым фильтрам не сдержать восхитительного аромата, царящего на поверхности. Вот только ты на поверхности никогда не побываешь. Тебе остаются лишь камень подгорных тоннелей, застоявшийся воздух, этот стол, и множество очень нужных для выживания ячейки вещей, добытых или сделанных не тобой. Мне жаль тебя. А потому, поворчи, продемонстрируй иллюзию значимости, поучи меня разделывать муравьев. Я послушаю, мне не сложно. Поворчи, если тебе от этого легче.
  - А это что?! - возмутился он вдруг. - Почему только две Дюфуровы железы?! Всего по три, а этих - две!
  - Третью пуля повредила, - ответил я.
  - Какая пуля? - в голосе кладовщика прорезались сварливые нотки. - Я что, вчера родился? Не знаю, что вы стреляете муравьев в голову, а точнее, в лоб! Понимаю, когда вы не приносите челюстные железы, они повреждаются часто.
  - Скажи спасибо, что метаплевральных желез три. Я еще и в грудь ему попал, и пуля прошла совсем рядом.
  - Это хорошо, - тут же успокоился кладовщик. - Лекари давно просили метаплевральную железу.
  Он отвлекся, чтобы занести данные в компьютер, а потом спросил:
  - Но стоило ли лгать про пули? Все равно, тебе эта добыча засчитается сверх нормы. Решил зачем-то оставить себе - пожалуйста, я не против, ты в своем праве, часть добычи - твоя. Думал, наверно, на стимы у химиков выменять? Так у меня тоже стимы есть. Сколько хочешь за третью Дюфурову?
  - Стимы мне ни к чему. А вот патроны...
  - Нет лишних патронов у меня. Ты же сам знаешь, как они распределяются. Может, согласишься на стимы. А я подскажу, у кого их выгодно на патроны сменять, - он заговорщицки подмигнул.
  - Да не придерживал я для себя этой железы, чтоб ее муравьиная матка забрала.
  - Ну, как знаешь, - похоже, кладовщик обиделся. И крысы с ним.
  - Ты же с Пирром охотишься, - уточнил он, возвращаясь к прежнему, деловому тону. - На вас двоих писать добычу, пополам?
  - Нет больше Пирра.
  - Решили по одному ходить?
  - Не твое дело, кладовщик.
  - Ну уж нет! - вспылил он, видимо, еще злясь на меня из-за несуществующей железы. - У нас в примечании стоит, что вы охотитесь парой, и добычу обычно пишете на двоих пополам. Если решили изменить пропорции, или вовсе разойтись, так мы знать должны, дабы все правильно зафиксировать и не нарушать отчетности.
  - Нет больше Пирра, ушел он.
  - Стерх, если он от тебя ушел, нечего морочить мне мозги. У меня здесь есть замечательная база. Так вот, по этой базе он жив, здоров. Так что не надо втягивать нашу касту в ваши внутренние ссоры.
  - Времени у меня не было хранителям знаний сообщить, - признался я. - Ушел Пирр из жизни вчера в стычке с муравьем. Сегодня зайду, обо всем сообщу.
  Кладовщик сразу сник, потупил взгляд и стал каким-то трогательным что ли. Глаза его забегали. Он даже встал, потер руки, словно не зная, куда их деть, похрустел суставами.
  - Ну, прости, Стерх. Мне действительно жаль, что ваша каста лишилась столь опытного ночного охотника. Теперь понятно, откуда у тебя столь знатная добыча.
  Вот и все сочувствие. Не человек ушел, а каста лишилась ценного ночного охотника, опытного добытчика. Как они все-таки мало понимают, те, кто не выходит на поверхность. Он, конечно решил, что с тремя муравьями мы с Пирром столкнулись вчера. Ему даже в голову не пришло, что ночной охотник, только что лишившийся напарника, не станет возиться с вырезанием желез. И не потому, что забудет о долге добытчика. А потому что в рюкзаке его целая куча оружия. Железы не вынесут похода даже до пещер. А пропитается рюкзак вытекшими веществами - можно его выбрасывать. Не отмоешь уже. И станет он настоящим магнитом для муравьев. Тем более, никто не будет таскать эту дрянь, хоть и необходимую, целые сутки.
  - За сверхурочную добычу тебе положена надбавка, - произнес он уже прежним деловым тоном. - Чем возьмешь?
  - А что есть? - спросил я.
  - Посмотрим, - защелкала клавиатура. - Так, мяса вашей касте не положено, но могу пару килограммчиков крысятины в качестве поощрения.
  Если он хотел подбодрить меня этой шуткой, то получилось не очень. Шутка скорее вызвала прежнее раздражение.
  - Рис есть, гречка есть, - произнес он, вопросительно глядя на меня.
  - И того и другого, сколько не жалко.
  - Мне нисколько не жалко, но и то и другое нельзя.
  - Тогда гречку.
  - Овощи? А то что-то цвет лица у тебя нездоровый.
  Еще одну несмешную шутку я пропустил мимо ушей. Когда-то эта насмешка над нашей традицией везде появляться, не снимая шлема, действительно смешила. Но если слышишь ее изо дня в день от каждого жировика, сперва раздражает, а потом перестаешь обращать внимание.
  - Овощи возьму.
  - Огурцы есть, помидоры, капуста, - он подмигнул. - У собирателей сейчас дела ладятся.
  - Помидоров дай штуки три, капусты кочан. И масла?
  - Подсолнечного, или оливкового?
  - Подсолнечного, - обрадовался я. Бывало оно редко.
  - А нет подсолнечного, только оливковое, - снова специфический юмор касты кладовщиков.
  - Лука зеленого? Свежий, вчера принесли.
  - Давай, сколько не жалко. И накинь укропа, или петрушки, если есть.
  - Есть. Грибовухи?
  - А медовухи нет?
  - Есть, - проворчал он. - Да не про твою честь. Хотя, ладно. Добыча твоя действительно своевременная. Дам бурдюк. Грибов? Могу хоть полный рюкзак насыпать.
  - Знаю, что можешь, - я поморщился.
  Грибы - основной источник провизии в любой ячейке. В них недостатка никогда не было.
  - Понятно, от грибов отказался.
  - Хлеба пол лепешки.
  - Чистого, или с грибным порошком? - вопрос, как и про масло. Но я решил не давать жировику поводов посмеяться.
  - Чистый нашей касте не положен, так что давай, без твоих дурацких шуточек.
  - Ну, как знаешь, - пожал он плечами. - Оксана, ты там управилась?
  - Да, учитель, - послышался звонкий, молодой голос.
  - Ну так собери ночному охотнику пищевой комплект.
  Из отсека касты кладовщиков я вышел с потяжелевшим рюкзаком. Полночь. До генералитета оставалось достаточно времени, чтобы приготовить себе чего-нибудь вкусного пожевать. Желудок возмущенно заурчал. В ответ ему над моим ухом муркнул кот.
  - Ах ты мой хороший, - я погладил зверька. - Сейчас покушаешь до отвала. Если бы не ты, не я бы этой ночью ел, а меня.
  Жаль, не оставалось времени сходить к рыбакам и выменять чего-нибудь вкусненького для моих зверей. Придется им обойтись без рыбы. Но, раз уж сегодня мне больше не надо на поверхность, хотелось просто поесть. Пожалуй, никто из тех, кто живет под горами безвылазно, не поймет нас. Помню, в первый год после испытания мне казалось, я никогда не наемся. Утром нельзя разъедаться по вполне понятным причинам, а вечером очень часто просто некогда.
  Тогда почти каждую ночь я оставался на поверхности до упора. Надеялся сходу увидеть Солнце, стать самым молодым, кто сумел это. Пирр, помню, тихо посмеивался, но с советами не лез, не отговаривал. Знал, не получится ничего. Сначала надо пообтереться на поверхности, привыкнуть к новому, полноценному доспеху, срастись со своей амуницией. Надо свыкнуться с постоянной опасностью, против которой ты теперь один на один, не ученик, но полноправный ночной охотник. И лишь когда ночь станет для тебя полностью своей, можно подкрадываться ко дню.
  Иногда мне казалось, этот момент никогда не наступит. Скиф когда-то говорил, что возраст у меня самый опасный сейчас. Многие ночные охотники с задатками Ходящих под Солнцем ломались именно в двадцать три года. Такая пора подходит, когда с одной стороны, наконец-то ощущаешь себя полноправным ночным охотником. Твой доспех уже исчерчен следами пережитых битв, ты уже понимаешь муравьев, знаешь, когда принять бой, а когда уйти. А с другой стороны, под Солнце еще рано. Но для очень многих "рано" звучит как "никогда". И они разочаровываются в себе. Остаются обычными ночными охотниками, бросают попытки пройти дальше.
  Все это поведал мне Скиф. Они дружили с Пирром. Так что, его я знал гораздо лучше, чем многих ночных охотников моего поколения. Иногда он даже присоединялся к нам на охоте. Не знаю, почему вспомнил вдруг об этом, идя к своему отсеку. Наверно, из-за предстоящего генералитета, где мы со Скифом будем докладывать о результатах разведки, а Пирр... Такие вот друзья были у моего учителя. Скиф и Нав в два голоса убеждали Генриха, что наша пара справится с разведкой лучше прочих. И что из этого вышло?
  Едва войдя в свой отсек, я обнаружил на противоположной от входа стене послание, написанное мелом. Крупные буквы гласили: "Сегодня дневалю в Информационном Центре. Приходи, поговорим." Снизу дорисован значок - кольцо в кольце. Своеобразная подпись. Хоть и без нее я узнал бы почерк одного из немногих настоящих друзей. Синх. Мы с ним дружили, сколько себя помнили. Только по разным кастам раскидала нас жизнь.
  Мурка проснулась, перекатилась на спину, потягиваясь и широко зевая. При этом мордочка ее приобрела какое-то удивленное выражение. Мурчик спрыгнул на пол. На кровать не полез. В очередной раз принялся нервно вылизываться. Мурка тоже спрыгнула, подошла, потерлась о ноги, и тут же побежала к стене, в которую вмурована морозильная камера. Остановилась на пол пути, обернулась, всем своим видом выражая недоумение: почему ее не спешат кормить.
  Я включил обогреватель, пустив основную мощность на верхнюю пластину, которая сейчас должна была исполнить роль печки. Достал мясо, из шкафа выудил сковородку. Тщательно вытер тонкий нож, подогрел, и отрезал им несколько ломтей мяса. Пару нарезал кубиками, отдал котам. Если голодные, поедят и так. Остальные бросил на сковороду. Помыл овощи, покрошил в миску четверть кочана капусты, помидор, добавил лука и зелени. Оливковое масло я не любил, но выбирать не приходилось. Надо же на чем-то жарить, и чем-то салат заправлять. Всю еду я обильно посолил.
  Рядом со сковородой поставил кружку, полную воды. Заварить чаю сейчас было бы то, что надо. У меня оставалась пара щепоток. Не у одной Коры имелись знакомцы в касте собирателей. Чай, как и хлеб из чистой муки ночным охотникам положен не был. Я отрегулировал жар печки, накрыл жарящееся мясо крышкой от кастрюли. Собственно, сковородой кастрюлей да крышкой моя посуда и ограничивалась. В личное пользование больше не положено.
  Завершив предварительные приготовления, вернулся к шкафу. Он разделялся на две части. Та, что располагалась непосредственно под морозильной камерой, предназначалась для продуктов. Там было довольно прохладно. Нижняя часть - под крупы, посуду и всякую мелкую ерунду. Туда же я забросил бурдюк с медовухой.
  Наконец, руки у меня дошли и до сокровищ Пирра. В ящичке обнаружились восемь патронов и три стима. Это кстати. Теперь я полностью снарядил оба магазина. Перевернул мясо, и вдруг понял, что больше нечем занять себя в ожидании такого редкого в жизни ночных охотников явления, как обед.
  Да что ж я за человек такой? Уже скоро сутки будут, как Пирр ушел, а я все не могу выкинуть этого из головы. Рассказать кому - засмеют. А то еще и сумасшедшим посчитают.
  Взгляд сам упал на бурдюк с грибовухой. Я откупорил его, поискал взглядом кружку, вспомнил, что в ней настаивается чай. Понюхал содержимое. Можно и прямо из бурдюка хлебнуть. Я заметил вдруг, что руки у меня мелко дрожат. Это тоже бывает, особенно, если чудом избежал муравьиных жвал. Главное - чтобы не тряслись в бою.
  Пара глотков - и дрожь пройдет, но я закупорил бурдюк, совсем, как вчера. Многие ночные охотники горели на таком. Алкоголь действительно помогает. Позволяет расслабиться, унять чувства, которые бушуют внутри после подобных стычек. И многие привыкали. Потом хотелось пить больше. А ведь это опасно, особенно для нас. Вечером - сушняк, иногда - головная боль. Не человек - а развалина. Выйдет такой на поверхность, и уже не вернется в родную ячейку. Так ушло из жизни гораздо больше ночных охотников, чем принято рассказывать. Другим кастам такое знать ни к чему, но мы-то знаем.
  Коты заканчивали неравный бой с оттаявшим мясом полной и безоговорочной победой. Мороженое грызть не пожелали. Я же специально поставил их миски рядом с обогревателем. Пора и мне приступать. Я еще раз помыл руки, и только тут обратил внимание, что так и не снял перчатки. Шлем вон, валяется на кровати. Хоть и не помню, как снимал. А перчатки... слишком привыкли мы к доспеху, к каждой его части.
  Я присел и вновь задумался. В отсеке касты мы тоже ели в перчатках. Что просходит? Так же изо дня в день было, и ничто никого не смущало. А тут вдруг... Я тряхнул головой, отгоняя дурацкие мысли. Мясо уже манило восхитительным ароматом. Конечно, собиратели, у которых всегда про запас на дне шкафа лежали всевозможные приправы в невообразимом разнообразии, готовили его на порядок вкуснее. Но мне сойдет сейчас и так, кое-как обжаренные ломтики, густо присыпанные солью. Поесть - и на генералитет.
  В отличие от нашей касты, защитники были весьма влиятельны. Другие с уважением относились к тем, кто прикрывает их собой от насекомых, и готов даже уйти из жизни, исполняя свой долг. К тому же, никаких "грязных" обязанностей, вроде утилизации, они никогда не исполняли. Словом, образ защитника - это образ настоящего героя. Генералитет очень часто собирался у них в казарме, и по их запросу, как и в этот раз. Для таких заседаний в отсеке касты имелась специальная комната, на втором ярусе над арсеналом, там, где у нас располагалась Галерея Славы.
  Я назвал свое имя и меня сразу же провели туда. Молодой защитник-первогодка, еще толком не дравшийся с насекомыми, но уже преисполненный чувства собственной значимости, демонстративно делал вид, что меня не существует, а в комнату заседаний он прогулялся просто так, по приказу сержанта. Увы, но даже многие опытные защитники вели себя так же зачастую. Исключением были разве что "губачи". Они-то знали, как хорошо на поверхности, когда отряд сопровождают разведчики из касты ночных охотников.
  Собрались не все. Генрих и Скиф уже были здесь, сидели за круглым столом. От стенки к стенке прохаживался Навуходоносор. Да напротив моих собратьев устроился, раскрыв переносной компьютер, называемый ноутбуком, генерал хранителей знаний, Абрахам. Высокий, тощий, с длинными седыми волосами, он что-то рассматривал на мониторе, водрузив на нос очки.
  Хоть верховной власти в ячейке никогда не было и быть не могло, хранители знаний считали себя чем-то вроде аристократии, как это называлось раньше, непререкаемыми авторитетами в любых вопросах. Основания для этого имелись. С детства каждый из нас обучался под руководством учителей из их касты. С любыми вопросами шли к исследователям, опять же, из их касты. С последними очень плотно сотрудничали мастера и химики. "Знание - сила" - любили повторять они. А у кого его больше, чем у хранителей того самого знания? При всем этом, к их чести сказать, хранители знаний никогда не зазнавались, не позволяли себе высокомерия, или пренебрежения к другим кастам. Их всегда звали судьями в спорах, и обычно решениями бывали удовлетворены обе стороны.
  - А, Стерх, здравствуй, дружок, - Абрахам посмотрел на меня поверх очков и тепло улыбнулся. - Твой генерал рассказал мне о происшествии с Пирром, об очень прискорбной потере и о твоих выводах. Мне хотелось бы услышать все из первых уст.
  - Приветствую, генерал, - я почтительно поклонился. - Не думал, что хранители знаний научились различать лица наших доспехов.
  - О, нет, дружок, - он рассмеялся. - Я - старик, которому давно пора на утилизацию. Мое зрение слишком слабо, чтобы разглядеть царапины на броне. Уже и очки почти не помогают. Как только я перестану разбирать буквы на мониторе, придется просить Генриха об услуге выделить мне самого опытного ночного охотника.
  - Опытного в чем? - не понял я.
  - В отрубании голов, конечно же, - рассмеялся он дребезжащим старческим смехом. - Не хочу быть обузой, знаешь ли, дружочек, но очень боюсь смерти. Чем дольше живешь, тем больше нравится жить. Но если уж уходить, то лучше сразу.
  - Но разве не найдется в вашей касте места для столь мудрого и много повидавшего человека, даже если он ослепнет, - удивился я.
  - О, дружочек, мы не только хранители знаний, но и хранители обычаев. А значит, и сами должны этим обычаям следовать, подавая пример всем. Смысл утилизации стариков, прежде всего, в том, чтобы освобождать дорогу молодым. Бесполезный должен уйти и не длить свое бесполезное существование за счет ресурсов, которые нужны другим, более полезным. И первый хранитель знаний, кто отринет этот обычай из страха перед уходом, погубит всех нас. Посмотри, дружочек, точно так же вы, в совершенстве умея утилизировать людей, не позволяете себе применять это умение иначе, чем в рамках обычаев. Ты должен понять меня лучше, чем даже славный генерал Навуходоносор. Две наши касты обладают большой силой. Вы - силой оружия и мастерства, мы - силой авторитета. А значит, члены наших каст должны уметь в совершенстве ее контролировать.
  Речь хранителя знаний, как всегда, напоминала лекцию. Видно, раньше он был учителем. Голос его во время этих рассуждений становился глубже, глаза блестели, а тонкие губы изгибались в теплой улыбке, вызывая целые стайки морщинок в уголках рта и глаз. Есть люди, которых хочется слушать. Генералу Абрахаму хотелось ВНИМАТЬ.
  - Что же касается того, как я тебя узнал, помогло твое оружие, то, которое ты называешь совней. Ни у кого больше такого нет. Хоть на самом деле, это обыкновенная коса, насаженная на древко вертикально. Настоящая совня отличалась от той же нагинаты лишь в деталях, суть - та же. Но прости, дружочек, я заболтался. Будь добр, расскажи мне все, а я пока, раз уж нам заняться нечем, внесу информацию об уходе достойного Пирра в соответствующие базы. Ты ведь забыл сообщить ее вчера нашему дневальному?
  - Забыл, - я потупился и покраснел. Хорошо, что шлем скрыл это.
  - Ничего, дружочек. Я все понимаю. Это ведь твоя первая настоящая потеря?.. Хотя нет, я ошибаюсь, не первая. Саади.
  Не первая. Старый хранитель знаний был прав. Да, был еще Саади, наш с Синхом друг, третий. Он тоже вступил в касту ночных охотников и не прошел испытания, жвала муравья прервали жизнь Саади. За день до того, как я из ученика стал безликим. Иногда случается и так. Учитель его, кстати, ушел через год. Он был не очень хорошим ночным охотником, может, и Саади не научил всему, что требуется для выживания.
  - Неужели, генерал хранителей знаний следит за судьбой простого ночного охотника? - удивился я.
  - Дружочек, не надо излишней почтительности. Я - всего лишь человек. Просто научился быстро искать и обрабатывать информацию. У этой штуки, - он похлопал по ноутбуку, - беспроводной доступ ко всем нашим базам. Прости мне эту слабость, но я привык знать, что пережил человек, как сложился его путь, прежде чем говорить с ним. Вот и все. Это не сложнее, чем для тебя выслеживать добычу. Только твои следы - это отпечатки на земле, а мои - тонкие потоки информации. И прошу, обращайся ко мне просто по имени. Все и так знают, что я - генерал.
  - Хорошо, Абрахам, - кивнул я.
  - Ну что ж, я жду твоего рассказа. В конце концов, анализ информации и выводы из нее - наша непосредственная обязанность. Надеюсь, от этого будет польза и твоей касте.
  В который раз я начал пересказывать события той ночи. Хранитель знаний слушал внимательно, иногда что-то заносил в компьютер, иногда задавал вопросы. И надо сказать, дельные вопросы, особенно для человека, не видавшего поверхность. Порою Генрих вставлял свои комментарии. Сводились они в основном, к тому, что муравьи не способны думать и учиться столь сложным вещам, как тактика боя. Абрахам в эти моменты бросал на него недовольные взгляды. А однажды даже заметил:
  - Генерал Генрих, я настоятельно попросил бы дать юноше рассказать все самому, как он это видел, и, хочу напомнить, пережил. Твои замечания лишь мешают.
  - И я хочу напомнить, что гораздо старше и опытнее Стерха. Муравьев повидал столько, что ни ему, ни тебе, почтенный Абрахам, и не снилось. Самых разнообразных муравьев.
  - И на основании этого ты делаешь вывод, что знаешь их всех, со всеми возможными мутациями, отклонениями, вариациями развития?
  - Какое развитие?! - возмутился Генрих. - Муравьи не меняются веками. В конце концов, ваша каста держит несколько муравейников с мелкими родственниками тех, о ком мы говорим. Вы замечали изменения, зарождение разума?
  - А вот здесь ты не прав, - вмешался Навуходоносор. - Каждый раз, когда мои люди сталкивались с муравьями, насекомые действовали весьма разумно, а иногда поистине изобретательно.
  - Это коллективный разум! Мы давно о нем знаем.
  - Вот только объяснить не можем, - пробормотал Абрахам.
  - Но ни о какой разумности отдельных особей речи нет! - Генрих не услышал его слов.
  - Генрих, ты здесь много говоришь о тех, изначальных муравьях, мелких, за которыми мы наблюдаем, чтобы лучше понять их гигантских сородичей. Но я не устаю повторять: виды не идентичны. Хоть и очевидно, что гигантские муравьи произошли от мелких посредством очень сильных мутаций. Они не подобны в физиологическом плане. Отличия иногда очень существенны. Перво-наперво - у гигантских муравьев появились легкие, без которых просто невозможно было бы достичь таких размеров. Шея. Она наверняка развилась, потому что большому насекомому банально нужно больше вертеть головой, чтобы заметить больше добычи, и опять же, банально прокормить себя. Когти на передних лапах. У наших врагов они развиты сильнее, чем у родичей. Жало, ядовитые железы, яд в которых на порядок сильнее, отдельные пластины хитинового покрова - перечислять можно бесконечно.
  - Но почему мы раньше ни с чем подобным не сталкивались? - Генрих сник под напором хранителя знаний.
  - Все когда-то происходит впервые. Стерх, дружочек, продолжай пожалуйста. Информации действительно пока мало, чтобы сделать окончательные выводы, но картина вырисовывается интересная. Даже если тот муравей - единичное отклонение, нет гарантии, что такое же не появится у других насекомых в будущем. А значит, надо все детально изучить и продумать, чем это нам грозит, и как защищаться.
  - Да, о муравье это все, - развел я руками.
  - Резервуары желез и зобик ты, конечно, не вырезал.
  Вдруг Абрахам приподнял очки и протер глаза.
  - Либо ты очень прыток, дружочек, либо кладовщики совсем обленились.
  - Что-то не так?
  - Химики выложили кое-какие интересные отчеты об анализе трех муравьев. И судя по базам кладовщиков, материал им принес ты.
  - Так и было.
  - Прости, и что же ты забыл на землях Дальнего муравейника? Двое насекомых оказались из него, и лишь одно из Ближнего.
  - Стерх! - Генрих повысил голос. - По-моему, весьма неосмотрительно устраивать охоту ради мести до того, как ты поведал результаты разведки.
  - Я не охотился. Это те ночные убийцы, которые по твоим же словам, перебрасываются из Дальнего муравейника в Ближний. Они напали втроем.
  - Почему ты не взял напарника? Я же рекомендовал.
  - Не захотел. Ты мог бы приказать...
  - Я не собираюсь отдавать приказы сверх необходимого. Это - правило нашей касты!
  - Так о чем речь? Я жив, стою перед вами. Информация все еще у меня в голове, а голова - на плечах.
  - Это крысец какой-то! Стерх, а если бы они тебя...
  - Убили?! Называй вещи своими именами!
  - Ты становишься совсем, как Сильван. Неконтролируемым, опрометчивым!
  - Некоторые могли бы выслушать меня еще вчера и не тянуть до этой ночи. Тогда мне не надо бы было переться на генералитет почем зря!
  - Послушай, дружочек, - Абрахам снял очки и протер полой своей длинной белой туники. - Это я настоял на вашем со Скифом присутствии. И на том, чтобы вы поведали обо всем именно сейчас. При всей глубине наших знаний, иногда теория - неподходящий инструмент. Речь пойдет о муравьях. Вы, ночные охотники, знаете о них больше всех, понимаете их, чувствуете. Ваши знания, пусть и неполные, из практической плоскости. Потому я настоял, чтобы вы со Скифом не только участвовали в заседании, но и имели по пол голоса при принятии решения. То есть, сегодня у касты ночных охотников два полных голоса. Однако вынужден согласиться с Генрихом, твой поступок был весьма неосмотрителен.
  - Это произошло в получасе бега от выхода из пещер, - произнес я, опустив голову. - Я не думал, что будет столь опасно. Вернулся на место гибели Пирра, а там меня ждала засада.
  - Ну, вот опять! - вспылил Генрих. - Муравьи у нас уже засады устраивают. Они уже предсказывают наше поведение...
  - Генрих, пожалуйста, - Абрахам остановил готовую обрушиться на меня тираду взмахом руки. - Прошу тебя, я хочу услышать версию Стерха. Будь добр, помолчи немного.
  Пришлось мне снова рассказывать, снова отвечать на вопросы хранителя знаний. Генрих уже не ворчал, слушал, и тоже иногда переспрашивал, что-то уточнял. Шлем не позволял увидеть эмоции на его лице, или услышать их в голосе, но по самим вопросам я понял, что наш генерал, как и Абрахам, пытается осознать произошедшее со мной. А я сам поначалу не придал всему должного значения. Отбился от троих - усталость была, гордость - тоже. И только сейчас начал доходить истинный смысл того, что муравьи устроили засаду. Он медленно вытекал из вопросов Абрахама и Генриха, из напряженного выражения лица хранителя знаний. А еще из того, что Нав перестал расхаживать, остановился за спиной Абрахама, заглядывая через его плечо на монитор. Могучий защитник навис над хрупким стариком, словно скала.
  - То есть, помедленнее, - попросил он. - Я правильно понял: из слов Стерха следует, что муравьи знали о том, что ночные охотники возвращаются на место ухода собратьев по оружию, и поджидали его там?
  - Я отказываюсь в это верить, - пробормотал Скиф. - Если... если... они же уничтожат ячейку. Нам осталось жить ровно столько, сколько им надо времени, чтобы изучить нас. Мы и защитники не сможем остановить всю мощь муравейника в случае открытой войны.
  - Нав, из слов юного Стерха следует нечто большее. Увы, это - свидетельство лишь одного человека...
  - Может быть, обычное столкновение, - предположил Генрих, хоть в голосе его уверенности я не слышал.
  Генерал до последнего цеплялся за привычную картину мира, в которой муравьи не устраивали засад, не выслеживали людей специально.
  - Да уж, обычнее некуда, - проворчал Скиф.
  - Просто три ночных убийцы случайно сошлись в одной точке. И так же случайно там оказался Стерх. Неужели, такого не могло быть?
  В это время металлическая дверь открылась. Вошел уже знакомый мне молодой защитник, вытянулся по стойке "смирно" и доложил:
  - Генерал касты мастеров Анжелина.
  - Вольно, свободен, - отпустил его Нав.
  Паренек удалился, а в комнату вошла женщина. Анжелина явилась прямо из отсека машин, видимо. Была она низенькая и плотная. Комбинезон из синтетической ткани - в каких-то масляных пятнах, волосы убраны под косынку. На лице следы копоти, которую пытались смыть, но настолько впопыхах, что не удосужились проследить, насколько тщательно это сделано. Анжелина стянула защитные перчатки, бросила на стол и поинтересовалась:
  - Что обсуждаем?
  Голос ее прозвучал подобно грому. Да мастера не очень-то и умели говорить тихо. Они привыкли перекрикивать лязг своих машин, грохот кузнечных молотов, визг станков, и крысы знают, что еще. Во всяком случае, я почувствовал себя оглушенным. Резонаторы шлема исправно усилили звук, сработав против меня.
  - Анж, давай ты будешь говорить потише, - недовольно проворчал Генрих.
  - Ох, прости, сладенький, - ее полные губы искривила ехидная усмешка. - Забыла, что вы от своих котов переняли нелюбовь к громким звукам. А где старый крыс Леонард, фрезу ему в задницу?!
  - Леонард задерживается, - сдержанно ответил Абрахам. Я заметил, как у хранителя знаний нервно дернулось веко. Генерал мастеров была не самым приятным человеком в ячейке.
  - Нав, сверло тебе в глотку, забор нефти мы уже произвели, наработку по твоему заказу начали, но учти, если генералитет не поддержит план, и все это окажется зря, жало в зад пусть тебе вставляют.
  - Учту, - ответил тот. - О своей заднице я сам побеспокоюсь. Ты лучше подумай о том, что если ничего не делать, очень скоро муравьиные жала могут добраться и до ваших.
  - Твоя забота, чтобы этого не случилось, - легкомысленно ответила женщина. - И так половина моих людей вкалывает на вас. А тут еще Леонард с вечера пришел, говорит, новый компрессор ему нужен. Мол, старый за завалом остался. Так что, вы двое решайте, либо компрессор, либо партия винтовок.
  - Анжелина, стволы мне нужны. Я три полных отделения потерял со всем снаряжением. Стволы, мечи, мотыги, доспехи, щиты - без всего этого никак.
  - У тебя запас должен быть, - огрызнулась она. - Раструси арсенал.
  - Но не на три дюжины защитников! - возмутился Навуходоносор.
  - Мои люди разорваться не могут! А если генералитет даст добро на операцию, вам же еще и патронов понадобится гора. Так что, напрягайте с Леонардом свой мозгозаменитель.
  - А может быть, вы избавите нас от необходимости все это слушать? - спросил Генрих ледяным голосом.
  - Кстати, каста ночных охотников сократилась в последнее время. Может, дадите шесть винтовок? - спросил Нав.
  - Какие винтовки? - возмутился Генрих, но тут же успокоился. - Нав, давай потом посмотрим. Заглянем к нам в арсенал, помогу чем смогу.
  - Мечи у вас тоже наверняка лишние есть, - заметила Анжелина. - Зачем зря ресурсы тратить?
  - У тебя стали мало?
  - Нам, может быть, и хватит. А потомкам?
  - У нас мечи другие.
  - Велика ли разница? Расплющенный, чуть изогнутый прут, заточенный с одной стороны. И не все ли равно, с какой, и насколько он толстый?
  - Если ты такая умная, может быть сама пойдешь в щитоносцы? - Предложил Нав. - Комплекция у тебя подходящая.
  - На мою комплекцию еще никто не жаловался!
  - Генерал Анжелина, - Абрахам встал, снял очки, бросил их рядом с ноутбуком. - Здесь уже озвучили просьбы, чтобы ты говорила потише и чтобы обсуждение ваших отношений с кастой защитников было перенесено на другое время. Я абсолютно поддерживаю обе заявки генерала Генриха. Скажу больше, если вам с генералом Навуходоносором потребуется посредник, готов предоставить свою помощь.
  - Да затыкаюсь я, затыкаюсь, - проворчала женщина, усаживаясь на стул.
  Каждая каста живет весьма замкнуто, не особо посвящая других в свои дела. Генералы - другое дело. Они всегда на виду, они - предмет гордости, а иногда и те, на кого втихомолку изливают злость. Сплетни - единственный источник информации о других кастах, да еще скупые рассказы друзей, которые, по сути, те же сплетни.
  Так вот, о главной мастерице, как называли Анжелину за глаза, говорили разное. Мастером она была великолепным - это признавали все. Даже на восьмом месяце беременности она почти все время проводила в отсеке машин. Сама уже ничего делать не могла, но помогала, давала советы, а иногда - поливала нерадивых ведрами брани. Справедлива ли она была к подчиненным, вопрос не ставился. Будь по-другому, недолго оставалась бы Анжелина генералом.
  Но характер у нее прескверный. По ячейке курсировали слухи, что ни один мужчина не захотел бы исполнить с ней "долг семени". Более того, эта "почетная обязанность" - да, применительно к Анжелине именно так и говорили - возлагалась на провинившихся мастеров. Но сколько в этом всем правды, а сколько - пустых выдумок, я судить не берусь. Только для женщины она была слишком уж мужиковатой.
  А с другой стороны, я уже успел заметить, что в отсеке касты многие люди совсем не такие, как в личном. Помню, Пирр был весьма жестоким учителем. Передавая мне свои навыки, он балансировал на грани, за которой я его просто возненавидел бы. Но когда мы возвращались домой, он становился другим человеком, утешал, подбадривал, находил нужные слова, когда опускались руки.
  - Абрахам, ты там говорил о том, что следует из рассказа Стерха, - напомнил Нав.
  - Ах, да, мой друг, - старик присел, вновь надел очки, устремив взгляд в монитор. - Генрих предположил, что это случайность. Есть тут у меня одна программка, старая, но электрики подновили ее, добавили много интересного. Она моделирует боевые столкновения.
  - Знаю, мы с тобой ее уже применяли.
  - Я не тебе это поясняю, а остальным. Как, на твой взгляд, адекватная программа?
  - Удивительно, насколько адекватна, - признался Навуходоносор. - Моделирование известных мне стычек почти один к одному, и прогнозы на ее основе точны.
  - Я тоже знаю эту программу, - заметил Генрих. - Ее периодически дорабатывают. В последний раз я участвовал.
  - Ну конечно, как же вбивать параметры муравьев, если не со слов ночных охотников. Так вот, вероятность того, что три муравья одновременно сошлись там случайно, а кот не заметил их на подходах, примерно полтора процента.
  - Не забывай, детали ты вносил со слов Стерха. Под воздействием опасности сложно запомнить все в точности.
  - Я это учел. Иначе, вероятность была бы пол процента.
  - И все-таки, она существует, - не сдавался Генрих. - Я скорее в это поверю. В противном случае, выходит, что насекомые поняли, что мы возвращаемся на место гибели своего сородича на следующий день.
  - И даже больше, - серьезно кивнул Абрахам. - в обычных условиях три муравья, напавшие на одного ночного охотника - это смерть. А Стерха поджидали именно трое. Один - который раньше сталкивался с вами, и двое более могучих. Мало того, большие копировали движения меньшего. Это - обычный способ обучения у насекомых, "делай, как я".
  - Может быть, Стерху показалось, что они двигались одинаково? - предположил Нав. - У него ведь глаз на затылке нет, а обступили его треугольником. Один муравей постоянно был вне поля зрения.
  - Нет, здесь я как раз поверю, - покачал головой Генрих. - Обычно муравьи бросаются сразу. И если бы они так и поступили, думаю, мы не разговаривали бы со Стерхом.
  - Так что, выходит, их разумность нам на руку? - удивился генерал защитников.
  - Первое время - да, - кивнул Абрахам. - Они пока еще не знают, что с ней делать. Тот же кот был для них неожиданностью. Они не готовились противостоять еще и ему, не смогли связать котов с нами. Они собирают информацию. Заметьте, меньший, тот, который из Ближнего муравейника, в бой так толком и не вступил. А это тоже нехарактерно для насекомых. Он получил сведенья, и убегал с ними. И ушел бы, но помешала чистая случайность.
  - Везучесть крысорукого, надо сказать, стрелка, - буркнул Нав.
  - Стоп! - Генрих поднял руку. - Хорошо, я могу поверить, что муравьи способны обучаться, воспринимать опыт. В этом ничего удивительного, животным тоже это свойственно. Но попробуйте убедить меня, что они этот опыт могут передавать. Для этого надо иметь развитый речевой аппарат, язык. И должен он быть сложнее, чем несколько жестов и поз, да выделение ограниченного набора феромонов. В языке должны быть категории, обозначающие ряд понятий. Да та же засада - как муравей объяснит, что это? Они не охотятся из засады. Они не понимают, что это такое.
  - Не охотились, - поправил Скиф.
  - Нет, нет и еще раз нет! Скиф, подумай, три муравья в засаде! Ты представь масштаб необходимых действий! Ладно, пусть они поняли, что мы возвращаемся. Пусть как-то сообразили, что при соотношении три к одному победят нас. В конце концов, на испытании ночной охотник должен убить двоих. Пусть они это как-то сообразили, хоть утилизируйте меня, не пойму, как!
  - Мы многое в них не понимаем, - признался Абрахам. - Необъяснимого гораздо больше, чем понятного.
  - Пусть так! Но засада! Допустим, сигнал, по которому все трое атакуют разом - не вопрос. Муравей, умеющий считать до трех, с этим справится. Но они не могли сами залечь, замаскировать лежку, уничтожить лишние следы, и не просто, а так, чтобы Стерх и его кот не заметили ничего, пока не станет поздно! Хочу напомнить, Стерх - не безликий, ему двадцать три года. Он пережил первый этап, на котором обычно погибают те, кто научился хорошо драться, но на большее неспособен. Чтобы обмануть его, нужна работа, по слаженности и сложности не уступающая действиям малиновых "гризли". И вы хотите, чтобы я поверил в то, что насекомые, которых мы до сих пор били, благодаря превосходству в разуме, догнали нас и в этом?
  - Программа до сих пор сбоев не давала, - сухо произнес Абрахам. - Вероятность смоделированной стычки по ее оценке - не более трех процентов. Но стоит внести в параметры муравьев способность мыслить хотя бы на уровне десятилетнего ребенка, этот показатель сразу подскакивает до семидесяти.
  - Абрахам, сотри свою программу! Я брожу на поверхности больше тридцати лет! Я знаю, у муравьев очень сложная организация. Но не настолько, чтобы устроить засаду на ночного охотника!
  - Позвольте вмешаться, - голос прозвучал тихо, непривычно тихо, потому что принадлежал Леонарду.
  Генерал рудокопов, подобно Анжелине, скорее привык кричать, чем шептать. И тем весомее показалась произнесенная им фраза:
  - Как я понял, признаки разума до сих пор были замечены лишь у насекомых из Ближнего. Остальные использовались просто как сила. А значит, операция приобретает первостепенную важность.
  - С часового шкуру спущу, - проворчал Нав. - Давно ты здесь?
  - Не стоит винить паренька. Это я настоял, чтобы он не докладывал. Вы были столь увлечены спором, хотелось послушать. Тем более, та стычка, в которой мы с Навуходоносором потеряли столько людей - тоже дело лап Ближнего. Они словно поджидали за стеной, как я понял из рассказов немногих спасшихся. И ни один не погиб, когда камни обрушились. Случайность, или лишний критерий разумности?
  
  Глава 6 Генералитет.
  
  Угрюмый защитник, тоже из младших, без знаков роты и цветов взвода, принес чай. Настоящий, терпкий, с привкусом мяты, правильно заваренный. Небольшая мисочка душистого меда, сдобные булочки - все это подарки от касты собирателей. Специально для генералитета. Хорошие они, собиратели. Не жадные. И к поверхности приученные. Их генерал знал, о чем пойдет речь сейчас. И он больше всех был заинтересован в положительном решении вопроса.
  Я прихлебывал горячий чай, иногда сластил глоточки капелькой драгоценного меда. Абрахам же, я заметил, даже не притронулся к лакомству, ограничивался булочками. Мисочку с медом подвинул ближе ко мне. Не удивлюсь, если старик знал, что пробую я чистый мед второй раз в жизни. Первый был в двенадцать лет, когда его включили в обязательный рацион детей. А на следующий день за мной явился Пирр, и я уже столовался у него, либо в отсеке касты. С тех пор мед пробовал только в чае.
  Комната, в которой мы сидели, была небольшая. Стены обвешаны картами. Здесь и лабиринты подгорных просторов, и прилегающие участки поверхности. Обычно именно здесь собирал Навуходоносор сержантов и офицеров, раздавая задания на очередные сутки. Карты пестрели пометками. Некоторые были свежие, другие - полу стертые. Места дислокации подразделений, маршруты патрулей. Совсем свежая пометка новой пробки, как называли завалы, препятствующие проникновению насекомых. Я понял, именно там малиновые "гризли" ушли полным составом.
  Напротив меня сидел Леонард. Генерал рудокопов был высоким, худым, перекошенным на левый бок. Когда-то в молодости сорвавшийся камень сломал ему пару ребер. Но рудокоп сумел доказать свою полезность ячейке, и не попал под утилизацию, как калека. А к сорока годам с хвостиком, вот, даже касту возглавил. Так тоже бывает.
  - Понимаешь, что твое свидетельство имеет слишком малый вес? - спросил Генрих.
  Они со Скифом чай не пили, остались в шлемах. Но мне дозволили легкую вольность, отступление от правил.
  - Само по себе - да, - кивнул рудокоп.
  Он потянулся к булочке, которая казалась маленькой в его непропорционально большой мозолистой ладони. Смотрел он на меня. Но все знали, что у генерала рудокопов было косоглазие. Ему повезло, что в детстве не попал под утилизацию. Некоторые лекари относят косоглазие к серьезным физическим отклонениям, или даже к мутациям. Словом, у Леонарда удивительная судьба. И сам генерал считал себя везунчиком, хоть, глядя на его облик, этого не скажешь.
  - Ты всего лишь пересказал слова перепуганного пацана, который и сам-то обвал видел издалека. Те, кто оказались рядом, ушли из жизни. Что он мог заметить, и что из этого запомнил?
  - Согласен с тобой, Генрих. Но твоего человека перепуганным пацаном не назовешь. Я вижу опытного, закаленного ночного охотника, который справился с тремя непростыми насекомыми. Не утратил самообладания в сложной ситуации, выложился на полную и выжил. Но его свидетельству ты придаешь вес не больше, чем моему. Может быть, тебе уютно в твоем привычном мирке, и ты подобно ребенку, пытаешься спрятаться от опасности под кроватью?
  - Леонард, ты меня только что трусом назвал?
  - Извини, Генрих, не хотел обидеть. Просто так оно со стороны выглядит.
  Абрахам усмехнулся слегка печально. Когда-то за двенадцатилетнего паренька, которого еще никто не называл везунчиком Леонардом, спорили хранители знаний и рудокопы. Сам Абрахам, еще и не помышлявший о том, чтобы стать генералом, хотел взять его в ученики, отметив аналитический склад ума. Но мальчишку больше привлекали неизведанные штреки и штольни. Как и многие в его возрасте, он считал, что значение касты хранителей знаний несколько преувеличено. Да и не хотел провести всю жизнь перед мерцающим монитором. Видно, не растерял он своих задатков, и даже развил и приумножил то, чем оделила природа.
  - Ты опоздал, крысиный хвост, фрезу тебе в глотку, - проворчала Анжелина. - А мы здесь все люди занятые.
  - Ну, прости милая, - в голосе рудокопа послышалась ирония. - Я вообще-то лишился своего лучшего старшего проходчика, лучшей бригады, и все по вине одного крысоголового, три кайла ему в задницу.
  - О крысоголовом и без тебя, я слышала, позаботились.
  - Вот он-то для ячейки не великая потеря. Если бы он выжил, сегодня же в касте порядка дерьмо черпал бы. Если все так спешат, давайте заканчивать с чаепитием и приступать к делу.
  - Хорошо, - согласился Нав. - С тебя и начнем.
  - Мне сказать особо нечего. Мы исследовали указанное тобой место. Порода твердая, но пробить можно. На дыру нужного размера потребуется часа четыре. Но сам понимаешь, туда надо будет подвести электричество, подтащить компрессор. А их у нас теперь на один меньше.
  - Простите, - Абрахам откашлялся. - Как мне кажется, торопиться - не значит обсуждать все беспорядочно.
  - Не могу поспорить, десять крыс вам под одеяло, - фыркнула Анжелина. - Меня вообще никто ни во что не посвятил. Ладно, защитникам в очередной раз понадобился напалм. Им постоянно что-то надо. Я, может быть, ворчливая бабища, но понимаю, от кого безопасность ячейки зависит. И вот, меня приглашают сюда, чаем поят, иногда заткнуться просят. Ладно, согласна, я так же гладко, как Абрахам, или Леонард, говорить не умею. Но расскажите, наконец-то, что это за операцию решил затеять наш доблестный Навуходоносор?
  Мне даже жаль стало Нава, подвергнувшегося этой буйной тираде. Хороший он был человек. И касте нашей сочувствовал. Если нас различать и не умел, то котов, казалось, всех наперечет помнил. И если случалась сложная ситуация, можно было послать к нему зверя. Генерал защитников всегда отвечал на такой сигнал, выдвигался навстречу отделение "губачей", чтобы прикрыть отступающих. Не одну жизнь спас он так.
  Но у всего есть свои причины. Когда-то Навуходоносор мечтал стать ночным охотником. Он прошел весь путь золотой личинки, заслужил ученические доспехи. В ту пору они сошлись с Пирром не только как молочные братья, а как два будущих ночных охотника. Подвела Навуходоносора природа, генетический код, наследие предков. После семнадцати высокий ученик раздался вширь, за какие-то полтора года превратился в настоящего богатыря. Он бы наверняка прошел последнее испытание, но в нашей касте существует ограничение на телосложение. И если по росту худо-бедно Нав проходил впритирку, уже через полтора года ученичества всем стало ясно, что вес и ширина плеч у него неподходящие.
  Навуходоносор принял такой поворот судьбы спокойно. Винить некого. Его, как и других неудавшихся ночных охотников, с готовностью приняли в роту "губачей". Ко многим приходила озлобленность на отвергнувшую их касту. Но Нав, казалось, не умеет злиться. Даже на оскорбления он реагировал, как ночной охотник, то есть, никак. В этом обучение пошло ему впрок. Как и в другом. Он понимал поверхность, чувствовал ее, знал боевые ухватки муравьев.
  Защитники долго не живут. Офицеры уходят из жизни не реже простых членов касты. Все-таки, в бою они все рядом, плечом к плечу. И стоило уйти непосредственному командиру Навуходоносора, как тот сразу занимал его место. Защитники подразделения были едины в мнении, кто достоин ими командовать.
  Думаю, останься он среди ночных охотников, сейчас был бы Ходящим под Солнцем. Воли ему не занимать. И неизвестно, был бы Генрих генералом. Мои собратья по касте вполне могли бы избрать вместо него Нава. Скиф же, как ни крути, Генриху не соперник. Слишком уж привык быть одиночкой. Такой не сумеет управлять людьми.
  - Извини, Анж, - сказал генерал защитников. - Я привык говорить с теми, кто посвящен если не в обстановку на поверхности, то в дела защиты ячейки. Забыл, что ты не относишься ни к первым, ни ко вторым.
  Он взял со стола длинную деревянную указку, подошел к одной из карт.
  - Так вот, в данный момент на поверхности доступный нам сектор контролируют три муравейника. Южный, - он указал место на карте. - Его охотничьи территории захватывают также сектор ячейки Сфинкс. До сих пор мы сдерживали его активность вместе со сфинксами. Но в последний год они решили отказаться от прилегающих к нему территорий.
  - Почему? - спросил Леонард.
  - У сфинксов свои проблемы, они нас в них не посвящают. Я знаю, что у них пятеро Ходящих под Солнцем, и как у нас, три муравейника.
  - Вместе с Южным?
  - Да. Собственно, по Южному это - все. Дальний. Вот здесь. Довольно далеко от нас. Расположение примерное.
  - Что ж точно не разведали? - усмехнулась Анжелина. - Руки коротки?
  - До него пять часов бега ночного охотника, - ответил за Нава Генрих. - Для муравьев это часа два-три. Короче, они до нас дойти могут, а мы до них - не всегда. Когда ночи становятся короче, добраться до Дальнего можно, а вот что-то сделать в его окрестностях почти нереально. Наши со Скифом таланты в картографии весьма скудны.
  - Скажем прямо - отсутствуют, - поправил его Абрахам.
  - Как же вы там ориентируетесь? - удивилась главная мастерица.
  - Сориентироваться - это одно, а изобразить местность - другое.
  - В конце концов, я не вижу необходимости тратить время на разведку местности, где не предполагается широкомасштабных действий, - добавил Нав. - Человеческое время и жизни - тоже в некотором роде ресурс. А насколько мне помнится, генерал Анжелина очень трепетно относится к экономии ресурсов.
  - Сейчас это несущественно, - Абрахам пожевал губами, отхлебнул чая. - Нав, дружок, переходи к главному, пожалуйста.
  - Так вот, главное, - защитник хрустнул суставами пальцев, словно разминался перед боем. - Муравейник, называемый Ближним. Практически прилегает к скалам.
  - Не практически, а прилегает, - поправил его Генрих.
  - Пусть так. Со стороны наших северных выходов на поверхность защищен отрогом скал, вот этим, - указка мазнула по карте. От южных выходов расположен далеко. Так что, добраться до него могут только ночные охотники. Вроде бы, под боком, но вне досягаемости.
  - Я вижу, не слепая. Так это вы его собрались жечь напалмом?
  - Именно его.
  - Я могу показаться дурной бабищей, но... а цель такой неоправданной траты ресурсов? Напомню, основной компонент напалма - бензин. Его получают из нефти, а ее запас у ячейки, как все знают, ограничен и невозобновим.
  - Милая, ты сейчас никому глаза не открыла, - заметил Леонард. - Все в ячейке прекрасно осведомлены о положении с нефтью. Но мне действительно кажется глупым твой вопрос. В чем смысл выжечь муравейник? Муравьи - наши враги, они охотятся на нас, они загнали нас под горы, но и здесь не дают покоя...
  - И прочая крысня в том же духе, - перебила его Анжелина. - Я осведомлена о нашей войне с муравьями не хуже, чем любой ребенок в ячейке о важности запасов нефти. А также знаю, что такое положение сохраняется уже на протяжении многих веков.
  - Больше тысячи лет, - подтвердил Абрахам.
  - Вот. Уничтожение любого муравейника, фрезу вам в промежность, явление временное.
  - Человеческая жизнь - тоже явление временное.
  - Абрахам, не надо сейчас этой философии! Ты-то уж понял, к чему я веду. Выжжем этот муравейник - через пару лет появится новый. И чем этот, нынешний, хуже того, нового? А если даже раз в десяток лет устраивать подобное, через два-три поколения мы останемся совсем без нефти. И что вы запоете тогда, крысоголовые умники?
  - Чисто технически - ничего, - ответил Леонард, - поскольку будем давно утилизированы и прах наш упокоится в подземном огне.
  - Спасибо, Леонард. Твои шутки остры, как боек молотка. Только вот освободившиеся охотничьи территории Ближнего тут же займут муравьи других муравейников. И в чем выгода для ячейки?
  - В том, что она останется, а не будет уничтожена. Милая, ты не дослушала до конца, а ринулась в спор. Мы тут кое-что разведали. Совершенно точно установлено, что муравьи копают ход под нашу ячейку прямо из своего муравейника.
  - Прямо таки, под ячейку? Что-то на них это не похоже. Да, натыкаясь случайно, они стараются уничтожить людей. Но это их обычное поведение. Мы для них прежде всего - пища.
  - И, тем не менее, - тяжело вздохнул Абрахам. - Необъяснимое явление, но есть критическое расстояние. Когда муравейник располагается ближе него, а этот - гораздо ближе, муравьи начинают активно действовать на уничтожение ячейки как таковой. Есть предположение, что они просто чуют запасы пищи, каковой мы для них являемся, как ты верно заметила.
  - И вы вычислили, где этот ход выйдет на поверхность?
  - Очень приблизительно.
  - Ну, так закупорить все проходы оттуда - и всех дел-то.
  - Не знаю, что выгоднее по ресурсам, блокирование всех коридоров, выходящих туда, или уничтожение муравейника, - признался Абрахам. Расчеты противоречивые, к тому же, мы все еще не можем определить точное количество напалма. Все зависит от метода доставки, и активации.
  - И слово-то какое, - фыркнула женщина. - "Активация". Говори проще, кто факел бросит. Вообще, не пойму я, зачем этот ход муравьям. Они и так шастают по нашим пещерам, как у себя дома.
  - Остальные проходы ведут к нам с поверхности. А это значит, что насекомые могут действовать только днем. При наличии же хода прямо из муравейника, нас будут атаковать круглосуточно. Опять же, непонятный феномен, но только редкие особи могут находиться вне муравейника ночью. Но под горами это ограничение не действует.
  - Я так и не поняла, чем плоха закупорка ходов?
  - По некоторым сведениям, особи Ближнего муравейника обнаруживают признаки разума. Ты же сама слышала.
  - Я слышала слова одного человека, схватившегося с ними и домыслы второго, в последний раз видевшего насекомых... а, вообще никогда не видевшего. Этого мало, чтобы бросать ресурсы на уничтожение муравейника. Да и сколько они еще будут грызть скалы, пока выйдут на опасный для нас рубеж?
  - Милая, для того мы и собрались, чтобы определить целесообразность операции и то, какие ресурсы на нее бросить, - произнес Леонард.
  - Ага, голосование. Абрахам, как всегда в роли наблюдателя и консультанта, голоса не имеет, поскольку его каста в операции не задействована. Остаются четыре генерала и два ночных охотника с половиной голоса. Нав, что естественно, за уничтожение. Генрих - тоже, его люди проголосуют так же. Настрой Леонарда я вижу. Он только о мести за своих людей думает. Так что обсуждать, за что голосовать? Результат предопределен. За какими крысами позвали меня сюда? Могли бы точно так же донести решение, не отвлекая от дел, три кайла вам в зад.
  - Что ты понимаешь в кайлах, женщина, - вздохнул Леонард. - Не знаю, как кто, а я в своих решениях еще не определился. Хочу сперва послушать, что наши разведчики скажут. И уж в любом случае, не забывай, лучший взвод роты "гризли" вырезан. Момент может быть не совсем подходящим, хоть решение - верным.
  - Как всегда, наплел, как электрики своих кабелей. Не поймешь, что и сказать-то хотел.
  - "Гризли" - серьезная потеря, - вздохнул Генрих. - Найдется ли у защитников замена?
  - Каста защитников исполнит свой долг, - резко ответил Нав. - Лучше рассказывайте, что вы разнюхали.
  - Пусть говорит Скиф, - попросил Абрахам. - Авторитет генералов никто не отменял. А вы разболтались. Лучше выслушать мнение младших сперва. А то после вас они будут высказывать ваши же мысли, ваше виденье, но другими словами.
  Скиф встал, подошел к карте поверхности, хоть указки не брал. Скорее, бессознательно скопировал поведение Навуходоносора. Наша каста в картографии не сильна. Не все понимают даже условные обозначения. Скиф начал пересказывать то, что я уже слышал вечером. Подробнее останавливался на описании муравьев-солдат, их размеров. Абрахам переспросил, сколько солдат они видели, что-то прикинул, посчитал, покачал головой и произнес:
  - При таком росте численности взрослых особей, охотничья территория Ближнего муравейника сможет кормить собранных муравьев не больше месяца.
  - Идут солдаты и ночные убийцы, - заметил Генрих. - Они сами себя кормить будут.
  - Вот только корм весь очень съедят. Вопрос не в количестве охотников, а в количестве потенциальной добычи.
  - Значит, у нас в запасе тот самый месяц-два, - Нав хлопнул кулаком по столу и вскочил на ноги. - Они даже численность особей подстраивают под кормовую базу. Это - факт доказанный. Значит, солдаты из Дальнего уберутся восвояси до того, как истощат охотничьи угодья Ближнего.
  - Вы не учли еще одной возможности, - тихо произнес Леонард. - Это время может стать больше, если в качестве будущей кормовой базы планируют нас.
  - Муравьи не умеют планировать! - воскликнул Генрих.
  - И, тем не менее, их мелкие предки пасли тлей, - напомнил Абрахам. - И использовали их падь как источник пропитания. Может быть, эти муравьи...
  Он задумался, не договорив.
  - Скажи это, Абрахам, - печально улыбнулся Леонард. - Может быть, они собираются разводить нас, как источник питания?
  - Нет, такого быть не может, - встряхнул старик головой. - Человек слишком долго растет. Нас разводить невыгодно. А предположить захват ячейки и удержание контроля над ней насекомыми без уничтожения основной массы населения - это вообще ни на что не похоже, такого быть не может. Даже, хвати им на это ума - толку чуть.
  - Уничтожить, только так, - Нав рубанул рукой воздух. - Все проблемы разом решатся. И не надо будет голову ломать, разумные они, или нет. Огонь всех рассудит.
  - Вот на счет огня хотелось бы подробнее, - сказал Леонард. - Как я понимаю, у нас еще один разведчик не высказался.
  В горле разом пересохло. Я допил одним глотком уже остывший чай. Все-таки, одно дело - говорить перед собратьями по касте, а другое - перед самыми влиятельными генералами. Вот теперь я пожалел, что снял шлем. Почувствовал себя с открытым лицом, словно голым.
  - Давай, дружочек, поведай нам все, - подбодрил меня Абрахам.
  Я встал, зачем-то вышел к карте. Запоздало понял, что просто повторяю действия Скифа. Видимо, он чувствовал себя так же неуютно. И почему Генриху было самому не выслушать меня, а потом передать все. Что такого важного он мог упустить? Нет, никогда не понимал я до конца хранителей знаний.
  - Ну и? - Анжелина насмешливо подняла бровь.
  - Мы с Пирром разведали Ближний муравейник, - начал я.
  Пальцем ткнул в место на карте, окинул всех взглядом. Теплая, ободряющая улыбка Абрахама, насмешливое лицо Анжелины. Леонард задумчив, и словно бы не слушает меня. Навуходоносор присел за стол и в нетерпении барабанит пальцами по нему. Шлемы Скифа и Генриха, надежно скрывающие не только выражения лиц, но и интонации голоса.
  - Камеру матки мы обнаружили. Она практически прилегает к скалам. Проход, который роют муравьи, находится чуть выше. Сам муравейник невелик.
  - Матка одна? - уточнил Абрахам.
  - Одна. Молодая. Наверно, именно она основала муравейник после брачного полета. Значит, двадцать-тридцать лет у нее еще есть, даже если мы исправно отстреляем всех новых маток, это время муравейник будет жить.
  - Это мы и сами понимаем, - сказала Анжелина. - Про тоннель рассказывай.
  - Тоннель диаметром метра три, правильной формы. Пол и стены преимущественно гладкие. Идет прямо. Угол наклона примерно вот такой, - я взял указку и попытался показать, насколько сам помнил.
  - Градусов сорок, - на глаз оценил Абрахам.
  - Идет ровно, как стрела. Видно, понимают насекомые, что по прямой им меньше копать. Работа у них кипит ночью. Днем не знаю, думаю, тоже.
  - Странно, - заметила Анжелина. - Где же те зачатки разума, о которых вы тут жвалами щелкали? Что ж эти муравьи, сверло им в глотку, так легко наших разведчиков пропустили? Не уж то до трех считать умеют, а до шести - нет? Конечности не пересчитали?
  - Здесь как раз ничего удивительного, - ответил Абрахам. - В темноте насекомые прежде всего ориентируются на ощупь и на запах. Хитиновые доспехи и феромоны, произведенные нашими химиками, позволяют ночным охотникам спокойно ходить по муравейнику. Правда, время ограничено. Со временем запах банально выветривается, надо его иногда подновлять.
  - А, ну если так, ничего сложного, - кивнула Анжелина.
  Да уж, ничего сложного. Попробовала бы она пару часов походить в муравейнике. Да не просто так, а выискивая что-то, о местоположении чего имеешь самое смутное представление. Вокруг тебя кишмя кишат эти шестилапые твари. Подбегают, ощупывают усиками, трутся боками. И каждый раз с дрожью ждешь, что вот, тонкий барьер феромоновой защиты даст трещину. И сквозь запах, сигнализирующий о том, что ты свой, пробьется тонкая струйка другого, который определяет тебя, как еду.
  Рабочие и фуражиры - не агрессивны. Но среди них очень часто попадаются солдаты. Гораздо чаще, чем хотелось бы. Конечно, в нашей касте ходят рассказы о том, как ночные охотники в подобной ситуации умудрялись вырваться из муравейника, ставшего вдруг смертельной ловушкой. Они бежали на поверхность наперегонки со смертью, срезая редких солдат на пути, пытаясь обогнать распространяющийся в воздухе сигнал тревоги, и бегущие на него орды муравьев. Ведь ночью муравейник наводнен солдатами. И двигаются насекомые куда быстрее человека, тем более, в своем жилище.
  Ходили такие рассказы. Но почему-то начинались они одинаково: "Много поколений назад, уж не упомню сколько, а в хрониках ячейки записей об этом не сохранилось, да только был в нашей касте великий герой..." Имя героя несущественно. Оно как раз ничего не скажет.
  Наверно, эти мысли отразились на моем лице. Шлем избаловал нас. Любой ночной охотник без него - открытая книга для внимательного собеседника.
  - Ладно, малец, пошутила я, - вдруг произнесла Анжелина. - Не серчай. Понимаю, в каждой работе свои трудности. У нас пальцы может фрезой отхватить, может и взорваться что. А вы ночи на пролет бок о бок с муравьями третесь. Прости глупую бабищу.
  Мне вдруг подумалось, что не такая она и глупая. Да и грубость ее скорее - инструмент. И использует она его, чтобы заставить шевелиться своих многочисленных подчиненных. Ведь иногда, забываясь, она начинала говорить нормально, без своих специфических ругательств. Да и не изберут генералом глупого человека такие люди, как мастера. Они ведь имеют дело не только с молотками да напильниками, но и с самой сложной техникой, доставшейся нам от предков. Мой разум отказывался вообразить такую вещь, как полностью автоматизированная линия по производству микросхем. Они же не только знают, как она работает, но способны разобрать, посмотреть и собрать вторую такую же. А то и не разбирая, по одним чертежам.
  - Я здесь кое-что просчитал, - подал голос Абрахам. - Расстояние от точки, где люди Леонарда пробьют дыру в этот муравьиный ход и до самого муравейника - пять километров. Это в среднем.
  - Давай без деталей, - попросил Генрих. - Я верю в твои методы, но понимать их не понимаю.
  - Хорошо. При таком уровне наклона и гладкой поверхности, чтобы просто зажечь огонь внутри муравейника, следует закачать не менее двухсот кубов напалма.
  - Опачки! - воскликнула Анжелина. - Вы, технические гении! А представляете, сколько его по стенкам размажется?
  - Это учтено в расчете.
  - А транспортировка? Ведрами его станете таскать? Живую цепь выстроите? Нав, твоя идея?
  - Моя, - защитник потупился. - Я решил, что если муравьи сами создали трубу, почему бы не пустить по ней горючку, а потом бросить факел. И Стерх, по-моему, подтвердил, что ход идеально годится для этого плана. А техническое обеспечение - это уж твоя забота.
  - Нет, какие резвые, крысиные дети! Главное, я должна решать за них головоломки, а они потом будут ходить, расправив грудь, мол, мы герои, муравейник уничтожили.
  - Ты что, отказываешься от сотрудничества? - вспылил Нав.
  - Что ты, - Анжелина улыбнулась. - Наоборот, интересная задачка. Мне нравится.
  - Двести кубов, - задумчиво проговорил Леонард. - И это только чтобы разжечь огонь. Абрахам, а какую часть муравейника он охватит?
  - У меня нет точных данных о его размерах, - хранитель знаний пробежал длинными, ловкими пальцами по клавишам ноутбука. - Выходит, от трех до пяти процентов... Делаем поправку на вентиляцию, она у муравьев идеальная... так, материал стенок скорее всего, растительный, но вперемешку с землей... При лучших условиях - десять процентов. Нав, прости, задумка смелая, но муравьи успеют перетащить матку в другую камеру, подальше от огня. А пламя без подпитки потухнет само. Какой-то урон нанесен будет, возможно, ты похоронишь так копаемый муравьями проход, но об уничтожении муравейника речь просто не идет.
  - Материал стенок - торф, - произнес я тихо.
  - Что ты сказал? - Нав аж подпрыгнул, подбежал и навис надо мной. - Повтори, что ты сказал.
  - Раньше, наверно, на этом месте было болото. Земля вперемешку с растительным материалом - это лишь верхняя часть муравейника. Глубже - торф.
  - Все слышали! - ликующе воскликнул генерал защитников. - Ну-ка, Абрахам, пересчитай свои вероятности!
  - Не вероятности, а наносимый ущерб, - педантично поправил его старик.
  Он снял очки, протер их и сказал:
  - Нечего здесь считать. Даже если не займется весь муравейник, дыма будет столько, что... я не могу предсказать точный эффект, но жить в таком муравейнике будет невозможно. При условии гибели матки, он тоже погибнет.
  - Хм, значит, варианты есть, - Анжелина задумчиво потерла лоб. - Действительно, интересная техническая задача. Смотри, Нав, если я придумаю, как закачать в муравейник напалм, ты всю славу победы не присвоишь, молотком тебе по темечку!
  - Если ты придумаешь, я готов буду во всеуслышание объявить, что муравейник спалила каста мастеров, а защитники - так, просто, спички держали.
  - Есть у меня одна задумка...
  - Поумерь прыть, милая, - оборвал Леонард полет ее технической мысли. - Сперва стоит определиться, ввязываемся ли мы в эту авантюру.
  - Не авантюру, а операцию, - поправил его Нав.
  - Нет, именно авантюру. Нав, что бы Анжелина не изобрела, в твоей задумке больше везение нужно, чем мастерство. Суди сам: пробить дыру, закачать достаточное количество напалма. И думаю, не двести, а двести пятьдесят кубов, чтобы наверняка. Обидно будет, если двух капель горючего не хватит.
  - Зато потом! - теперь уже Анжелина возбужденно вскочила. - Торф займется - его и людям не потушить. Про муравьев я молчу. Будь они хоть трижды разумниками, а если не умеют с огнем обращаться - то как его тушить, не сообразят. Договоримся опять со сфинксами про Южный муравейник, а наших Ходящих под Солнцем к Дальнему плотно приставим, чтобы ни одна матка на поверхность не выбралась. Ради такого - и пятьсот кубов не жалко.
  - О другом подумай, милая. Коридоры там слабо разведаны. Стационарных ловушек нет, так что пробкой их быстро не заткнешь. Муравьи рано или поздно заметят, что мы сверху долбим. А мы знаем, там поблизости ходы на поверхность есть. Опасность насекомые чувствуют тонко. Защитникам придется сдерживать их натиск не один час. Заметь, работ никаких наша каста там не вела. А значит, и обломков нет, которыми на скорую руку можно было бы эти проходы забросать. Я не буду спрашивать, сколько люди Нава смогут удерживать муравьев. Он, конечно же, скажет, что, сколько понадобится, даже если все там полягут.
  - Не скажу, - угрюмо ответил Нав. - Нельзя там всех класть. И так в нашей касте недопустимые потери. Но как у Анжелины есть свои приемы, так и мы сможем разработать тактику под конкретный бой. Леонард, я разве говорил, что будет легко? Мы одним махом хотим уничтожить хоть маленький, но все же, муравейник. Жертвы будут, трудности будут. Но результат того стоит. Ты же согласен был с необходимостью операции.
  - Я еще не составил окончательного мнения, не услышал разведчиков. Абрахам еще не сообщил результаты своих расчетов.
  - Тогда предлагаю голосовать, - защитник сжал могучие кулаки. - Вроде бы, ситуация уже всем ясна. Вопросов нет. Предлагаю так же дать все-таки голос Абрахаму. Его мудрость...
  Навуходоносор замялся, не зная, как высказать мысль и в эту паузу тут же вклинился генерал хранителей знаний:
  - Нав, дружок, а давай ты не будешь решать за меня? Хранители знаний имеют голос в вопросах, касающихся непосредственно знаний, обычаев и законов ячейки, или на большом генералитете, когда в принятии решения участвуют главы всех каст. Я не настолько хорошо владею знанием практических аспектов войны с муравьями, чтобы голосовать. А один голос некомпетентного генерала может обернуться катастрофически неправильным решением. Я здесь лишь консультант, и в некотором смысле, арбитр, слежу за соблюдением правил проведения генералитета.
  - Как знаешь, - Нав нервно махнул рукой. - Мое мнение вам известно. Уничтожать надо, пока не расплодились насекомые. Потом ничем их не выведешь. А если до кучи еще и солдат из Дальнего спалим - вообще хорошо. Генрих, ты согласен?
  - Согласен да не совсем, - вздохнул мой генерал. - В уничтожении солдат смысла нет. Пойми, Нав, значение имеет лишь матка. Своим людям я запрещаю трогать муравьиных ночных убийц без нужды.
  - Без какой такой нужды? - усмехнулась Анжелина. - Ты что, думаешь, насекомые оценят твой благородный жест? Так это зря.
  - Нужда может быть лишь одна - спасение жизни, - Генрих не принял ее шутливого тона. - А истреблять муравьев без меры - глупость. Будем бить ночных убийц, где встретим - в следующий раз вылупится их вдвое больше, или втрое. Пока не почувствуют себя муравьи снова привольно. То же и с солдатами. Лоб в лоб с ними ничего не поделаешь. Бить надо в сердце колонии.
  - Это понятно, - Нав нетерпеливо вскочил. Теперь на ногах были они с Анжелиной. - По делу говори.
  - Двести пятьдесят кубов напалма. А патронов сколько уйдет. А добавь еще напалм на заправку огнеметов и горшки с горючей смесью. Да что я перечисляю? Чем твоя каста муравьев гвоздит, ты лучше меня знаешь. А жизни? Потери? Малиновый взвод роты "гризли" уничтожен. Они могли бы понести наименьшие потери в этой операции, но их нет. А еще два муравейника? Они никуда не денутся. От них надо будет защищаться. Сколько бы солдат из Дальнего не легло, двенадцать маток восполнят потери мигом. Нет, Нав, мы обязаны думать не только об операции, но и о том, что будет после. Ячейка надорвется.
  - Генрих, я думал, ты со мной! - возмущенно воскликнул защитник.
  - Набивает себе цену, - проворчала главная мастерица. - Ясно же, не будет муравейников - и Ходящие под Солнцем перестанут быть незаменимыми героями.
  - Ты ошибаешься, - покачал головой Генрих. - Муравьи никогда не переведутся. Скорее уж мы закончимся. И даже, уничтожь мы Ближний, останутся Дальний и Южный. Так что мне хватит и значимости, и работы, и незаменимости. И еще на много поколений останется. Я не верю в мутацию, сделавшую разумным целый муравейник. Предпочитаю воевать старыми, проверенными методами.
  - Не ждал я от касты ночных охотников подобного, - тяжело вздохнул Нав. - Думал, вы, как и мы... А, что с тобой говорить, - он махнул рукой. - Только объясни, как вы вдвоем будете контролировать три муравейника?
  - Очень просто, - вопрос не застал Генриха врасплох. Как видно, он над этим думал уже. - Дальний сейчас контролировать без надобности. Ближайшие два-три года у них и молодых маток не будет. Численность достигла пика. Так ведь, Абрахам?
  - Исходя из того, что нам известно, да, - кивнул старик, до сих пор слушавший с непроницаемым лицом.
  - Я возьму на себя Южный, а с Ближним и Скиф справится. Муравейник под боком и невелик. Первые годы маток будет вылупляться немного.
  - Первые годы имеют свойство проходить, - напомнил Нав.
  - А когда они пройдут, снова договоримся со Сфинксами.
  - Придется платить. И платить детьми.
  - Лучше так. Лучше потом и детьми, чем сейчас и взрослыми, полезными ячейке людьми.
  Все замолчали. Вспомнились времена, когда ячейка Василиск уже покупала помощь сфинксов. Существует обычай, по которому раз в год ячейки обмениваются детьми. Придумано это для того, чтобы был постоянный приток свежей крови и люди не вырождались. И за то, чтобы единолично удерживать численность маток в Южном, ячейка Сфинкс потребовала менять детей с коэффициентом полтора, а не один на одного. Страшного ничего. Годовалому ребенку еще все равно, в какой ячейке расти. И для взрослых не имеет значения, родилось дитя здесь, или у соседей. Лишь бы, когда вырос, был полезен. Но никому не нравился такой обмен, когда за десяток чужих младенцев отдавались пятнадцать своих. Некоторые считали это даже унизительным, признаком слабости, что ли. Так что, идея Генриха снова вернуться к этому способу контроля над Южным никого не вдохновила. Даже Абрахам, пожевав губами, сказал:
  - Генрих, а ты не находишь, что так уж просто разбрасываться детьми - это, мягко говоря, непредусмотрительно. И обмен такой ударит прежде всего, по твоей касте. Ты же знаешь, всегда возникают споры, так сказать, о качестве детей, принесенных на обмен. Больше детей - больше споров. А значит, возрастает вероятность судебного поединка со сфинксами. Они же, надо признать, в основном - сильнее нас.
  - Меньше спорить надо.
  - Но и отказаться от боя за свою точку зрения... это - признак слабости. Так недалеко и до вопроса о поглощении ячейки. Если сфинксы и кракены выдвинут обвинение в слабости сообща, будет два судебных поединка, чтобы доказать нашу способность защищаться. И если мы проиграем оба...
  - Да, ты прав, я сказал, не подумав, - кивнул Генрих. - От поединков отказываться нельзя. Но это никоим образом не меняет мою точку зрения на операцию. Мой голос против.
  - Леонард, ну хоть ты-то понимаешь всю опасность ситуации?! - воскликнул Нав.
  - Понимаю, и согласен с необходимостью операции, - медленно проговорил рудокоп.
  - Ну вот, не у всех крысы мозг сожрали! - радостно воскликнул защитник.
  - Подожди. Я согласен с необходимостью, но не со своевременностью.
  - А вот теперь я не понимаю, - Нав опешил.
  - Поясню свою мысль. Про ресурсы и альтернативные возможности Генрих сказал достаточно, повторяться глупо. Но возникла версия, что эти муравьи отличаются от прочих, в частности, какой-то мутацией, позволяющей им воспринимать некие абстрактные категории. Что в свою очередь, дает возможность противодействовать нам не только в оперативном, но и в тактическом режимах.
  - Слушай, мудрило, изъясняйся понятнее, - возмутилась Анжелина. - Что ни слово - то как ломом по голове.
  - Я имел в виду, что если раньше муравьи воевали, руководствуясь правилом "навались толпой побольше", то теперь могут устраивать засады те же. Что еще они могут сотворить, я не знаю, в воинском деле не силен.
  - Так из этого же и следует, что их необходимо уничтожить срочно! - воскликнул Нав.
  - Нет, доблестный защитник. Трижды нет. Муравейник слаб, матка лишь одна, он под боком у нас. К тому же насекомые еще не накопили достаточно опыта, чтобы реализовать свой скачек в качестве разума в полной мере. То, что произошло однажды, может повториться. Но не под боком у нас, а где-то в глуши. И тогда разумные муравьи явятся сюда, уже вооруженные опытом. И для нас они станут угрозой неведомой.
  - Связи с операцией все еще не вижу.
  - Не уничтожать их надо, а изучать. Я далек от идей Эпохи Заката, что каждое существо занимает свою нишу в природе, и истребление вида ударит по всем остальным. Гигантские муравьи - мутанты, существа противные природе, их надо уничтожать. Но не бездумно. Генрих сказал, у нас есть два-три года. И это время стоит посвятить изучению новых муравьев. Мы сможем понять, имеем ли мы дело с новым видом, или все, что было принято за признаки разумности, на самом деле - те полтора процента случайности, о которых говорил Абрахам. Подкоп же просто перекроем со всех сторон пробками.
  - Леонард, а может, тебе на утилизацию пора? - Анжелина склонилась над столом, прищурилась, в упор глядя на рудокопа. - Маразм очень часто служил поводом для этого.
  - Милая, давай я закончу, а уж потом ты будешь забрызгивать все здесь желчью и поливать грязью ругательств, - голос рудокопа не дрогнул. - Знание - сила. Не даром во всех ячейках чтят хранителей знаний. Пока муравейник слаб, мы можем его исследовать, обретать знания, а с ним и силу. И когда подобные отклонения появятся вновь, наши люди не будут уходить из жизни от банального незнания. А вот года через два-три, когда соберем достаточно материала для того, чтобы делать выводы, мы вернемся к этому обсуждению. И я отдам голос за операцию. Сейчас же мой голос против.
  Нав присел на стул, провел рукой по лицу и глубоко вздохнул. Уже речь Генриха слегка подкосила его уверенность в результатах генералитета. Леонард просто добил генерала защитников. Даже если Анжелина примет его сторону, оставались мы со Скифом. Ночные охотники, чей генерал высказался против операции.
  - Теперь позвольте мне сказать, - процедила сквозь зубы Анжелина. - Я, конечно, глупая бабища и все такое. Да и защита ячейки считается в основном, уделом мужчин. Это и понятно, что баб среди людей Нава меньше. Надо драться - а она на сносях. Это не бой, а сплошное недоразумение выйдет. В доспех опять же, с животом не очень влезешь. Ну слушала я ту крысню, что вы городили, слушала. Это же крысец полный. Генрих, какие, к муравьиной матке, ресурсы? Фрезой тебя по яйцам, давай ресурсы я считать буду, или жировики. А ты охотой займись, да кастой своей. Я еще сопливой малявкой была, но помню времена, когда каста ночных охотников насчитывала полторы сотни человек. У сфинксов, по моим сведениям, сейчас их за две сотни, у кракенов - под три. Может, потому что генерал ночных охотников у нас больно осторожен?
  Она смотрела в непрозрачные с внешней стороны глазницы шлема. Не в лжеглаза, имитирующие муравьиные, фасеточные, а в то место, где прозрачный изнутри пластик снаружи полностью сливался с хитином по цвету. Уж кому, как не ей знать, где оно находится. Но Генрих оставался непроницаем, ни словечка не ответил на гневную тираду.
  - А ты, Леонард, изучатель, сверло тебе в бок! Опыты, образцы, материал для выводов. Может, касту спутал? А ты думал, сколько наших людей ради этих опытов поляжет? Хочешь, чтобы вообще среди василисков ночные охотники перевелись? А я так скажу, все равно, как эти муравьи думают, и что могут, чего нет. Главное - научиться их убивать. А для этого надо их убивать. Все просто. Нашим предкам этот нехитрым метод позволил выжить. И нам позволит. Что же до ресурсов, то неплохо бы посчитать, сколько их уйдет, если эти муравьи не только расплодятся у нас под носом, но и прокопают свой ход. Пробку поставить - дело нехитрое, благо - метод отработан. А вы подумали о тех рудных жилах, которые мы отрежем этой пробкой? Леонард, тебе прежде всего надо об этом думать. А о других тоннелях, до которых насекомые рано или поздно доберутся? Туда тоже пробки придется ставить, и прощаться с другими источниками ресурсов. Да ослепли вы, что ли? На карту посмотрите. Я в начале не представляла, насколько близко к нам эти твари подобрались. А сейчас могу сказать лишь одно - жечь. Жечь напалмом, так, чтобы и памяти о муравейнике не осталось.
  Анжелина распалилась, глаза ее гневно сверкали, и сейчас, в приступе гнева, главная мастерица была даже красива. Настоящий генерал, который знает, что делать, и может добиться исполнения приказов. Нет, не так, может добиться, чтобы подчиненные хотели исполнять приказ, а не просто подчинялись.
  - Два на два, - констатировал Абрахам. - Скиф, что ты скажешь?
  - Воздержусь, пожалуй, - медленно проговорил тот. - Это не потому, Нав, что не хочу идти против Генриха. Просто вы слишком много противоречивых аргументов высказали. Боюсь, не готов я принимать такие решения. Прости, Абрахам, что разочаровал тебя.
  - Ничего, дружок, - хранитель знаний тепло улыбнулся. - Признать, что ты не готов - это тоже требует силы. Остается Стерх. Давай, дружочек, говори, но помни, если и ты воздержишься, то решение будет принято против операции. Подумай, если надо, мы подождем.
  - Давно уже все обдумано, - я встал. - Не умею говорить столь же красиво, как Леонард, и столь же убедительно, как Анжелина. Ты, Абрахам, сказал, что мы, непосредственно имея дело с муравьями, опираясь на свой опыт, можем поспособствовать принятию верного решения. Пирр промедлил с уничтожением своего муравья, и его больше нет. Я попал в засаду, и спасся чудом.
  - Стерх, жажда мести - не лучший советчик, - тихо произнес Генрих. - Подумай. Ты можешь бросить ячейку в ненужную войну одним своим словом.
  - Месть не при чем. Абрахам взывал к моему опыту. Пусть он уступает твоему, Генрих, но он буквально кричит о том, что муравьев надо уничтожить, пока засады не стали опаснее, пока противник не стал изощреннее, пока наша каста еще жива. Иначе, бои, засады, новые боевые ухватки насекомых могут уничтожить нас, прежде чем вырастет смена. Нас не очень любят, но если некому будет выйти на судебный поединок, ячейку поглотят. Вспомни, Генрих, за что мы пьем каждый вечер. За ячейку Василиск, человечество и касту ночных охотников. Ячейка - прежде всего. И чтобы она жила, я отдаю свои пол голоса за операцию.
  - Решение принято, - подытожил Абрахам. - Операция утверждена.
  - Слава Богу, - Анжелина истово перекрестилась.
  Этот жест удивил меня. Не думал я, что она принадлежит к небольшому числу верующих, и именно к общине христиан. Нав с победным возгласом ударил кулаками по столу так, кто кружки и мисочка из-под меда подпрыгнули.
  - Ну а теперь, Абрахам, когда решение принято, можешь сказать, что думаешь ты? - спросил он.
  - Сложно все, - признался старик. - С одной стороны, мне нравится идея Леонарда об исследованиях. Да это и понятно. В моей касте любого привлекли бы такие перспективы. А с другой, трудно поспорить с Анжелиной и Стерхом, насколько это может быть опасно. Потерь не избежать и в людях и в ресурсах. Возможно, очень больших потерь. Наверно, я поступил бы так же, как Скиф. Просто не считаю себя достаточно компетентным, для того, чтобы вынести суждение.
  - Ну что ж, думаю, на этом все, - кивнул защитник. - Анжелина и Леонард, жду вас завтра с идеями относительно практической реализации.
  - Приглашаю в гости, - вдруг произнес Генрих. - Соберемся у нас.
  - Не думаю, что твое участие обязательно, - недовольно заметил защитник.
  Трещина пролегла между двумя генералами. А ведь раньше они во всем поддерживали друг друга, и, глядя на них, защитники начали относиться к ночным охотникам терпимее. Дорого дался нам этот генералитет. Ох, дорого. Каждому из нас. Генрих утратил поддержку Навуходоносора. Я уже сейчас видел, каким брезгливым становится выражение лица последнего, когда смотрел он на нашего генерала. Скиф прослывет нерешительным. А это для Ходящего под Солнцем очень плохо. Я же наверняка впаду в немилость у Генриха. Но это как-то пережить можно. Вон, Сильван живет ведь, и не тужит.
  - А пора бы, пора бы думать, - ответил наш генерал. - И я даже скажу о чем. Как только полыхнет, муравьи прежде всего бросятся спасать матку, и я не мной буду, если они не вытащат ее на поверхность. Охрана - самые сильные солдаты. Никому к ней не пробиться. Единственное, от чего насекомые ее не уберегут, это пуля из наших со Скифом винтовок. Так что, активное участие касты ночных охотников в операции продолжается.
  
  Глава 7 Охотник.
  
  Выходя из казармы, я по привычке бросил взгляд на часы над входом. До рассвета оставалось совсем немного времени. Выходит, пол ночи проговорили. А толку? Идти в отсек ночных охотников не очень хотелось. Ужин, встреча с Генрихом и Скифом. Что они обо мне думают? Возгордился от того, что на генералитет позвали да еще голосовать позволили? Пошел наперекор лучшим людям касты? В Скифе и то больше скромности, хоть он под Солнцем ходит.
  От этих мыслей я даже остановился. Думал, прикидывал, копался в себе. Нет, не гордыня подтолкнула меня отдать голос за операцию. И не жажда мести. Действительно, эти, новые муравьи кажутся мне опасными. Я видел, как они действуют. Это - что-то новое. Может, и стоило бы изучить их, но ведь и они в то же время могут изучать нас. А потом совладаем ли? Только как объяснить это Генриху, который в возможную разумность насекомых не верит?
  Не хочется идти в отсек касты, а надо. Посмотрю, как там Белка. Пирр просил не бросать кошку без заботы. Маленькая белая кошечка, так непохожая на остальных охотничьих котов. Самая умная, без преувеличения.
  В отсеке касты было не так уж людно. Потихоньку собирались ночные охотники, но на кухню, где готовка ужина входила в завершающую стадию, никто не стремился. В основном собирались в тренировочном зале, в отделенной и закрытой от глаз учеников и золотых личинок части, где ночные охотники учатся драться против людей. Я ненадолго заглянул туда. Ни Генриха, ни Скифа. Вот и хорошо. Остатки винтовки Пирра сдал дневальному. Пусть генерал, как придет, разбирается, куда ее, мастерам в ремонт, или Наву отдать, пусть возится. А может, похоронить в арсенале до лучших времен. Не моя забота.
  Вспомнился разговор о помощи защитникам оружием. Дурацкую идею выдвинула Анжелина. У винтовок защитники первым делом укорачивали стволы. Им так в бою удобнее. Они с муравьями накоротке встречаются. А ночному охотнику такой короткоствол бесполезен.
  Да и мечи. Защитники предпочитали серповидные клинки, заточенные по внутреннему краю. Наши же вакидзаси всегда затачивались по внешнему. Но даже не в этом дело. Мечи защитников ковались из простой стали. Лезвие их было в два раза толще нашего. Не приучены подчиненные Нава сносить голову муравью одним ударом. Тактика этому не способствует. А наши мечи созданы из метеоритного железа с молибденовыми присадками. Не так уж много в ячейке металла, упавшего с неба. Пусть сейчас ночных охотников мало. А станет больше - чем вооружать? Мы, конечно, ищем небесный металл, приносим в ячейку иногда. Но с каждым годом - все меньше. Видать, не сыплются больше на Землю метеоритные дожди, как в прежние времена.
  Ольга и Кора хлопотали в трапезной. Котов их я не видел. Наверно, отнесли девчонки домой, чтобы под ногами не крутились. Кота нельзя долго держать в бездействии. Он тогда дурачиться начинает. Когда это происходит в личном отсеке - ничего страшного. А в трапезной - могут и беды наделать.
  - Стерх! - Кора первой меня заметила.
  Лицо ее раскраснелось от жара, царящего здесь. Она как раз помешивала в большом котле какое-то аппетитно пахнущее варево. Я приметил, что перчаток девушка не сняла. Странно, раньше не обращал внимания на подобные мелочи, а сегодня начал.
  - Славная битва выдалась, - с завистью произнесла девушка, ткнув ложкой в свежие отметины на моей броне. - Это жвала были?
  Она подошла вплотную, провела пальцем по царапине. Я оставался в шлеме, она не могла видеть моих глаз, но как и всякая ночная охотница, знала, где они. Ее не обманешь фасеточными лжеглазами. Она смотрела на меня с укоризной, смотрела прямо в глаза сквозь пластиковые пластины глазниц шлема.
  - Да, это были жвала, - ответил я бесцветным голосом. - Где Белка?
  - Я не знаю, - Кора смутилась. - Думала, ты ее забрал. Мы отлучались, но дверь была закрыта.
  Я почувствовал непонятную досаду. Вот, Пирра не стало, и никому нет дела до его кошки. А ведь просил присмотреть. Но у каждого свои заботы.
  - Ладно, спокойного дня, - я отстранился от слишком уж близко придвинувшейся ко мне девушки.
  - Стерх, прости, я действительно не знаю, куда она могла подеваться.
  Я, не отвечая, вышел. Кора догнала меня, когда я уже покинул отсек, схватила за руку, останавливая. Я обернулся. Девушка успела надеть шлем, покидая отсек касты. Хоть это как раз меня не удивляло. Она - ночной охотник, и привычки у нее такие же, как у всех нас.
  - Мне действительно жаль, - произнесла она.
  - Ничего страшного. Я, кажется, знаю, где ее искать.
  - Можно с тобой? - руку мою она отпускать не хотела.
  - У тебя другие дела.
  - Ольга сама справится. Там уже почти все сделано. Давай, ты поужинаешь, а потом мы вместе найдем Белочку?
  - Я сегодня без ужина обойдусь.
  - Хорошо, - тут же согласилась она. - Найдем ее вместе, я отнесу обратно, чтобы ты не возвращался. У тебя что-то случилось?
  - В последнее время много чего случилось.
  - Приходи ко мне, как рассветет, - скороговоркой промолвила она. - Седьмой ярус, первая дверь, третий отсек налево. Я знаю, иногда нужно с кем-то поговорить. Если хочешь, можешь и Белочку у меня оставить. Я присмотрю, обещаю, она больше не сбежит.
  Как же, не сбежит. Умнейшая кошка из тех, которых я знаю. Если она не захочет где-то оставаться, то как ее удержишь? В отсеке касты все двери закрываются - и то вылезти как-то умудрилась. А в личных отсеках даже дверей нет. Не на цепь же ее сажать.
  - Кора, чего ты от меня хочешь? - напрямик спросил я.
  - Ничего.
  Она опустила голову и повернулась ко мне спиной. Больше не промолвив ни слова, вернулась в отсек касты, и лишь дверь, хлопнувшая громче, чем обычно, поведала мне, что девушка очень расстроена. А на меня снизошло запоздалое прозрение. Я смотрел некоторые фильмы из далекого прошлого, даже читал пару книг. У предков, живших до Эпохи Заката, отношения мужчины и женщины были обставлены огромным множеством непонятных и ненужных церемоний. Но у них хватало свободного времени на предрассудки, ритуалы, суть которых ускользала от меня, долгие игры в недомолвки.
  Если бы мы поступали так же, ячейка давно вымерла бы. Мы бы либо тратили время на все эти ритуалы вместо необходимой работы, либо дети перестали бы рождаться. Сейчас все проще. Если мужчине нравится женщина, или женщине мужчина, они делают предложение прийти к ним на день. "Долг семени" называется долгом, но он приносит гораздо больше удовольствия, если исполнять его с человеком, который нравится. У женщин, наверно, так же. Я не знаю, никогда не говорил с ними на эту тему. Вот только ночных охотниц я не воспринимал, как партнерш в этом деле. Потому не сразу сообразил, чего Кора хочет от меня.
  Только повела себя она странно. Обычно отказ, или непонимание, как в моем случае, воспринимается спокойно. Каждый в своем праве. Насильно мил не будешь. А она слишком уж импульсивно отреагировала. Может, потому что молода еще. Я не знал ответа, да и не стремился найти его. Есть дела поважнее, чем обиды отвергнутой безликой. Хоть жалко ее, конечно. Ничего страшного, без партнеров не останется. В ее возрасте еще можно выбирать даже. А вот напарника, который поможет обрести ей лицо, найдет она вряд ли. Я знаю, как иногда развязываются подобные ситуации. Измаявшись, безликий выходит на поверхность один, ищет муравьев, и находит того самого, который предназначен ему с самого рождения. Бывает и так.
  Нет, если разобраться, Кора - девчонка симпатичная. Чем-то напоминала она наши клинки: тонкие, на первый взгляд хрупкие, а на самом деле - прочные и смертельно опасные. Правда, если знать, как ударить, их легко сломать. Хоть бы случайно не нанес я Коре тот самый удар. Ведь будь она из другой касты, я бы действительно обрадовался ее приглашению. Наверно, у нее от молодых парней отбоя нет, может выбирать, кого привести к себе в отсек. А она, глупышка, выбрала меня.
  Я начал вспоминать, и действительно, в памяти всплыли моменты, которым я раньше не предавал значения. Взгляд, случайное слово, отборный кусок мяса в моей тарелке и лишняя ложка меда в чае. И все это, когда куховарила Кора. Неужели, на мою голову свалилась еще одна забота?
  Дружба - это одно. Тот, с кем выходишь на поверхность, просто обязан быть для тебя кем-то большим, чем прочие люди. Но любовь... А что это такое вообще, любовь? Иногда двое решают исполнять долг семени и долг потомства только друг с другом. Говорят, у них любовь. А Синх говорит, что любовь - это лишь химические реакции в нашем организме. Правда, какие, объяснить не может. Все-таки, он не лекарь, а электрик. Но много всего умного прочитал. Может, если любовь - лишь химический процесс, можно повернуть его вспять? Например, в Коре.
  А может, я просто придумал то, чего не существует. И нет девушке до меня дела. По крайней мере, не больше, чем до любого молодого, недурного собой парня. В ее-то возрасте гормоны бушуют. Или они бушуют раньше?
  Я понял, что запутался, и выбросил из головы все мысли о Коре. Скорее всего, она просто вцепилась в меня, как в достаточно опытного ночного охотника, оставшегося без напарника. Вечером не смогла убедить меня взять ее с собой на поверхность словами, и утром решила попробовать через постель. Так тоже бывает. Седьмой ярус, первая дверь, третий отсек налево. А запомнился адрес. Так и вертится в голове. Наверно, все же жаль мне безликую. Хорошая девчонка, жаль будет, если она натворит глупостей и уйдет из жизни.
  Я остановился перед бывшим отсеком Пирра. Железная сетка - на месте, а Белочки нет. Жаль, Мурчика дома оставил. Этот проныра быстро вынюхал бы старую знакомую. Кстати, у них с Белкой тоже неплохие котята получались.
  Что-то на полу привлекло мое внимание. Я присел. Небольшая лужица. Тронул ее кончиком пальца, поднес руку ближе к тусклой лампе, освещавшей коридор. Кровь. Уж ее-то я ни с чем не спутаю. Я глубоко вдохнул, выдохнул, успокоился. Теперь, когда я знал, куда смотреть, цепочка кровавых пятен была видна отчетливо. Она вела к одному из отсеков напротив.
  Я подошел. Вход загораживал полог, искусно сшитый из множества крысиных шкур так, что снаружи все они казались одной большой шкурой. И не надо гадать, кто в том отсеке живет. По привычке я прислушался к себе. Убивать не хотелось. Это успокаивало. Но очень хотелось набить морду, и не так, как в детстве, а чтобы сломать нос и выбить пару зубов. И это уже настораживало. Нельзя ночному охотнику испытывать подобных чувств.
  Я отодвинул полог и вошел внутрь. Отчетливо слышался шум воды. Обогреватель работал на полную. Возле кровати кучей лежали окровавленные вещи. Свора поднялась мне навстречу. Вечером в коридоре они робели, но здесь были у себя дома. Собак - восемь. Как они все здесь помещаются, когда охотник берет ученика, и тому приходит время заводить свою свору? И сейчас ступить некуда. У нас в касте даже шутили, что собаки охотников наловчились вилять хвостом вверх-вниз. На столе лежало что-то окровавленное, с ободранной шкурой. И я так вдруг не мог определить, чем оно было при жизни, но внутри ворочались очень паршивые предчувствия.
  Услышав рычание псов, из-за душевой занавески выглянул хозяин. Увидел меня, мигом оценил обстановку, и, как был босой, мокрый бросился вперед, встал между мною и собаками, закрывая их собой.
  - Я не знаю, где она, - быстро заговорил он. - Я честно не знаю, вечером, когда проходил мимо, ее не было.
  - Что это? - я указал на ободранную тушку.
  - Ужин это мой! - крикнул охотник. - Крыса! А что?
  Он весь дрожал, зуб на зуб не попадал, но не от страха. Вода в душе ледяная, а он сейчас стоял мокрый в непрогретом отсеке. По его левому предплечью медленно побежала алая струйка. Несколько капель сорвались на пол. Вот и объяснение кровавому следу.
  Я почувствовал себя донельзя глупо. Ворвался к человеку, выдернул из душа, начал приставать с дурацкими вопросами. В самом деле, охотники способны были на пакость. Но убить кота, который ничего ему не сделал. Раньше, может быть, подобное и случалось. И то, надо разобраться еще, с чего все началось. Но с тех пор наше общество повзрослело, касты окончательно оформились. Я посмотрел в глаза дрожащему охотнику, и понял, что не способен он на подобное.
  - Иди, вытирайся, - я развел руками. - Помогу тебе рану перевязать.
  - Ты? Мне? - глаза его удивленно полезли на лоб.
  - Я. Тебе. Одному несподручно. Крысня, а не перевязка получится.
  Уже через несколько минут охотник привел себя в порядок. Мы присели на кровать. На нем теперь была одежда из крысиных шкурок. Как я заметил, весьма удобная. Левый рукав он закатал. Кровь все еще бежала. Охотник держал руку на отлете, чтобы не выпачкать ничего.
  - Грибовуха есть? - спросил я.
  - Да, в тумбочке.
  В общем-то, чаще всего грибовуху пили, несмотря на ее отвратный привкус. Но изначально придумывалась она именно для обработки ран. Как не крути, а гнали ее из грибов, имеющих какие-то лечебные свойства. Я в этих тонкостях не силен, как, впрочем, во всем, что не имеет отношения к обязанностям ночных охотников.
  - Сейчас больно будет, - предупредил я.
  - Знаю, - равнодушно ответил охотник, и ткнул пальцем в несколько шрамов.
  Ткнул-то он в несколько, а я насчитал их десятки, шрамов от таких же мелких, но очень кровавых ран. И это только на одной руке. Похоже, охотникам часто приходится сталкиваться с болью. Он даже не поморщился, когда мутная жидкость полилась на рану.
  - Экономнее, экономнее, - пробормотал охотник.
  - Это крысиный укус? - уточнил я.
  - Нет, комар ужалил, - иронично ответил он.
  Похоже, страх моего нового знакомца испарился. Собаки его разлеглись на полу, поглядывая на меня с настороженностью. Чувствовали умные звери, что не могут ничем навредить мне. Понимали, насколько опасны ночные охотники. Но в их позе я видел готовность защищать хозяина даже ценой своей жизни. Так вот, почему в старину говорили "собачья преданность".
  - Крыса, - пояснил все же охотник. - Зараза, ловкая была. У собачек моих прямо под носом проскочила. В горло метила. Пришлось левой рукой прикрыться. Они часто так умудряются прорваться.
  - Да уж вижу, - кивнул я на шрамы. - Кстати, на счет заразы, может, лекарям покажешься?
  - Ой, ночной охотник, нечего им здесь смотреть. Нам все нужные прививки делают еще в ученичестве. Привычны мы к крысиным зубам.
  - Что ж руки ничем не прикроете, если такая крысня часто случается?
  - Зачем? Несподручно. А раны неопасные, перетерпеть можно. Нас с детства учат, как от крыс защищаться.
  - Я думал они поменьше, - бросил взгляд на окровавленную тушку на столе. - А они действительно с кошку нашу размером.
  - И крупнее встречаются, - кивнул охотник. - Это вы зашитыми в хитин на охоту ходите, а нам, если с большой стаей крыс встретился, считай - уход из жизни. И собаки отбиться не помогут.
  Мне вдруг стало стыдно за отношение нашей касты к охотникам. Ведь нужное дело люди делают. Ну, не сошлись когда-то во взглядах мы с ними, ну обидел кто-то кого-то, зачем обиды множить? Мы считаем себя смелыми, потому что каждый день рискуем столкнуться с муравьями. А какая смелость нужна, чтобы уйти в дальние коридоры без доспеха, с коротким мечом, пращей, духовой трубкой и десятком собак, чтобы столкнуться со стаей в пол сотни крыс. И не просто столкнуться, а вернуться с добычей после этого.
  - Много ваших уходит из жизни во время охоты? - спросил я.
  - Меньше, чем ваших, - вздохнул он. - В основном, собаки страдают. Собака - она жизнь отдаст, лишь бы эту заразу к хозяину не пустить.
  - Ты прости меня, - вдруг произнес я.
  - Да не за что тебя прощать. Я-то вечером тоже повел себя, как дурак. Не хотел я ту кошку убивать, просто шугнуть собирался. Просто... понимаешь, ты - другой. А учитель твой больно высокомерен был. Я все понимаю... но... - он замялся, а потом выпалил разом, - не пойму, какая разница, кто на кого охотится, если и там, и там опасно, и все же ячейка - с мясом.
  - Меня Стерхом зовут.
  - Знаю. Я на пару лет старше тебя. Поселился здесь, когда ты еще в учениках ходил, слышал, как тебя Пирр называл. И потом ты часто в гостях у него бывал. Вы нас привыкли не замечать. Меня, кстати, Филимоном кличут.
  Перевязка у меня шла не ахти как. Казалось бы, велика ли сложность? Но дело это ночным охотникам непривычное. У нас если рана, то смертельная. Филимон подсказывал, что и как делать. Уж у него опыт был.
  - Ерундовая рана, - произнес он, критически осматривая повязку. - На мне заживает, как на собаке.
  - Пару дней отлежишься, - улыбнулся я. - И снова на охоту.
  - Да с чем тут отлеживаться, - махнул он рукой. - Завтра пойду охотиться. Только в дебри лезть не буду. Поужинаешь со мной?
  Я бросил быстрый взгляд на окровавленную тушку. Предложение неожиданное. Да и пугающее. Одно дело - перевязать раненого, пусть крысоеда, но из своей ячейки. К тому же, я перед ним виноват. Ворвался в личный отсек, обвинил невесть в чем, собак перепугал, вон, до сих пор стараются держаться подальше от меня. Но совсем другое - закусить свежей крысятиной. Это же, небось, гадость редкостная. Да и если кто из наших узнает, засмеют. Посчитают сумасшедшим, почище Сильвана.
  - Ладно, не хочешь - не надо, - Филимон поник.
  Не укрылся от него мой взгляд, хоть и был я в шлеме. А чему удивляться? Наше отношение к крысам всем известно. Не надо быть Абрахамом, чтобы понять, какие чувства борются во мне. И ведь с одной стороны, любопытно просто посидеть за ужином, поговорить с охотником. Мы-то их совсем не знаем и не понимаем. А стоило бы давно отбросить детские предрассудки. Тем более, золотыми личинками мы именно у них учимся владеть пращей. Странные чувства обуревали меня. Словно на охоте вступил в новую, неизведанную часть леса. И раньше там не бывал, потому что другие говорили, мол, охота там плохая. А сам пришел, посмотрел, и вдруг понял, что ошибались они.
  - Слушай, может быть, лучше ко мне пойдем? - предложил я. - Мне действительно не хочется расходиться просто так. Но крыса...
  - Я просто должен ее съесть, - упрямо возразил охотник.
  - Да брось. У меня нормальное мясо есть, и овощей немного. Медовухой сегодня разжился.
  - Нет, ты не понимаешь, - он покачал головой. - Вы не любите крысятину, хоть вряд ли пробовали. Как можно не любить что-то, даже не зная, что это такое?
  - Дерьмо я тоже не пробовал, но несмотря на это, знаю, что никакого богатства вкуса и аромата в нем нет.
  - Сравнил, - фыркнул Филимон. - Все касты, кроме вашей, регулярно едят крысятину. И до сих пор никто не жаловался. Да пес с ней, в другой день я бы с удовольствием пошел к тебе. Но это - та самая крыса, которая ранила меня.
  - И что?
  - Она вкусила моей крови, взяла часть моей силы и смелости. Я должен съесть ее, чтобы вернуть все это себе.
  - Крысьня какая-то. Ты что, к секте какой-то принадлежишь?
  - Нет, это обычай касты, поверье, что ли. Неужели, у вас нет таких?
  Я задумался. Все это казалось бредом. Но сегодня мне пришлось выслушать достаточно странных рассуждений. И все они тоже сперва казались бредом.
  - Пожалуй, есть, - кивнул я. - Мы верим в то, что каждому из нас предназначен свой муравей с момента испытания. Но если умудриться избежать встречи с ним, то можно дожить хоть до утилизации.
  - Хм, - он задумался. - А сколько живут их солдаты?
  - Лет двадцать. Только не солдаты, а ночные убийцы.
  - То есть, если ты дожил до сорока, то уже не умрешь от муравьиных жвал?
  - Выходит, что так.
  - Знаешь, Стерх, - Филимон пристально посмотрел на меня. - Я бы тоже мог сказать, что это - бред. В сорок лет ночной охотник обладает таким опытом, что насекомые ему уже не страшны. Он изучил все повадки, боевые ухватки. Так что дело не в том, что сдох предназначенный ему муравей.
  Сначала меня взяла злость. Да как он смеет, крысоед несчастный, никогда не видевший поверхности, не смотревший в фасеточные буркала муравья с расстояния удара совней, рассуждать о наших поверьях? Как посмел трогать их грязными руками, провонявшими крысами и псиной? А потом вдруг понял, что я пару минут назад, с его точки зрения, делал то же самое.
  - Еще я мог бы сказать, - продолжил он, - что реальный срок жизни ночных убийц муравьев вряд ли превышает лет пять. Посчитай, сколько вы их ежегодно уничтожаете. Мог бы сказать, но не скажу. Лишь повторю свое приглашение сейчас, когда ты убедился в бредовости всех предрассудков, независимо от того, в какой касте они царят. Я же понимаю, что ночной охотник и охотник просто не могут за пол часа переступить через многовековую неприязнь между кастами. И тебя здесь оставило лишь чувство вины. А потому, если мое общество и моя пища тебе неприятны, держать не стану. И не обижусь.
  - Хорошо, Филимон, я принимаю твое предложение, - фраза прозвучала резко, как щелчок жвал в бою. - Но если меня стошнит от твоей крысы, не обижайся.
  - Не волнуйся, я хорошо готовлю, - он улыбнулся.
  - Помочь разделать?
  - Ой, сколько там той крысы.
  - Надеюсь, хватит, чтобы наесться двум здоровым мужикам.
  Он вытащил нож из-за голенища высокого сапога из грубой кожи. Простой нож, без изысков. Таким удобно свежевать добычу, но не драться. Действовал он умело. Привычка, опыт. А я рассматривал его теперь уж вблизи, не спеша. Телосложение наше казалось почти одинаковым. Но на мне был доспех на толстой, мягкой основе. Так что по факту, я был мельче. Он закатал оба рукава почти до плеч. Руки у Филимона были длинные, мускулистые. Левое предплечье иссечено шрамами от укусов больше, чем правое. Нож он сейчас держал как раз в левой руке.
  - Ты левша? - спросил я.
  - По обстоятельствам, - пожал он плечами, не оборачиваясь. - Всякое бывает. Нас учат рубиться и метать камни одинаково обеими руками.
  - Напрасная трата времени. Одинаково все равно не получится. Если ты правша - то правша.
  - Жизнь заставит - всему научишься. У нас три вида оружия. Заметив стаю издалека, пращей мы пытаемся снять вожака.
  - У крыс есть вожаки? - удивился я.
  - Что-то вроде того. Опытный охотник успевает метнуть два-три камня. Целится в самых сильных самцов.
  - Как издалека самца от самки отличить-то?
  - Привычка. Самцы обычно крупнее. Да и вообще, со временем цели учишься намечать сразу. Когда стая бросается, в одну руку мы берем меч, в другую - духовую трубку. В ней связка дротиков, вымоченных в муравьином яде.
  - Так вот куда он идет, - я рассмеялся. - Получается, мы помогаем вам, сами того не зная.
  - Выходит, так. Трубку вовремя использовать - это самое сложное. Нужно в нее дунуть, когда крысы совсем рядом, но еще не вплотную. Дротики летят не прицельно, разбрасываются. Главное - покрыть как можно большую площадь. А потом кидаются собаки, ну и охотник с мечом. Потому, меч вынимается из ножен одновременно с трубкой. Если все сделать правильно, то охота - детская забава. Впереди самые сильные крысы, они и попадают под дротики. Жаль, яд на складе не всегда есть.
  - Как же без него?
  - Врукопашную. Чаще всего так и происходит.
  - То есть, ты хочешь сказать, что обычно вы без доспеха, с одним мечом, сходитесь с полусотней крыс?
  - Именно так. Это не так уж сложно. Главное - не дать им повалить себя, и бойчей махать мечом. Ну и собак не поранить. Все разом крысы наброситься не могут. Коридоры не настолько широки. По крайней мере, мы уходим из жизни не так уж часто.
  Филимон достал сковороду, копию моей, бросил на нее кусок жира, подождал, пока он растает и разложил толстые ломти крысятины. Кости с изрядными остатками мяса и внутренности пошли собакам. Потом на свет были извлечены небольшие мешочки. Пахнуло пряными травами, какими-то приправами. Одни охотник пускал в дело, другие почему-то отвергал, прятал обратно.
  - Свиной жир, приправы, - задумчиво проговорил я. - Смотрю, у тебя имеются женщины как среди собирателей, так и среди скотоводов.
  - Так и есть, - его зеленые глаза сверкнули весельем, губы растянулись в улыбке. Я заметил, что у него ямочка на подбородке. - Но они не при чем. Не люблю подарки от женщин.
  - Тогда откуда такое разнообразие?
  - Выменял, - улыбка исчезла с его лица. Филимон провел рукой по ежику коротко стриженых волос. - Посчитай сам, нас человек восемьдесят. Вас примерно столько же. Население ячейки - около десяти тысяч. Усиленные порции мяса получают только защитники. А теперь прикинь сам, добыча каждого из нас делится более чем на шестьдесят человек. Крупная порция выйдет?
  - Не очень, - кивнул я. - Но есть же еще скотоводы.
  - Угу. Коровы, козы и овцы разводятся для молока и шерсти. Добывать им еду - не так уж просто, это ты должен знать. Свиней мало, колют их изредка. Много ли мяса с них, если опять же, разделить на всю ячейку? А ты думаешь, почему с нами все так охотно меняются? Потому что на самом деле, мяса вдоволь едят три касты: вы, мы, и защитники.
  Странно, я никогда над этим не задумывался, не проводил таких вот простых подсчетов. А Филимон задумывался. Вечером мне показалось, что он младше меня. А сейчас ясно видел - старше. Немного вытянутое лицо покрывали морщины и несколько шрамов. Руки жилистые. Следы непростой жизни видны невооруженным глазом. И псиной от него несло не так уж сильно. А может, я принюхался. Ведь по началу этот запах пробивал даже носовые фильтры.
  И ведь прав он, основу рациона других каст составляют грибы. Их-то мы выращиваем сами, под горами. То, что приходит с поверхности, служит лишь довеском. Даже муку мешают с грибами в соотношении один к одному. Из них гонят грибовуху.
  Пока готовилась еда, я с любопытством осматривал отсек. Кровать чуть отодвинута от голой стены. Конечно, прикрыть-то камень нечем. Кругом собаки. И как я заметил, пятеро из них - суки. Что же здесь творится, когда у них рождаются щенки? Каждая ведь приносит штуки по два-три. И как охотится Филимон, когда его суки ходят брюхатыми? С тремя кобелями?
  У дальней стены лежал рюкзак, похожий на наши, и легкая разборная тележка. Основа - из почти невесомого пластика, восемь мелких колес, хитроумная система амортизации. Днище - из плотной ткани. Она легко разбиралась и складывалась в рюкзак. Перебив стаю крыс, охотник вновь собирал ее. Я прикинул - нагрузить можно много, больше, чем унесут трое ночных охотников. Потом добыча накрывалась тканью, перевязывалась веревкой, а в тележку впрягались собаки. Коренастые, широкогрудые, большелапые звери с мощными челюстями хороши не только против стаи крыс. Как тягловая сила они используются не хуже.
  На кровати - одеяло из крысиных шкур, сшитых в несколько слоев. Но как я заметил, Филимон холода не замечает. Оно и понятно. Это я привык, что мягкая основа доспеха не только амортизирует удары, но и хорошо греет. Да и на поверхности не в пример теплее. А мой новый знакомый всю жизнь провел в холоде подгорья. Организм закалился.
  Охотник протер стол, тщательно избавляясь от кровавых подтеков, нарезал тоненькими кусочками хлеб. Кроме сковороды с мясом на плите уже булькала в кастрюле рисовая каша. Когда она сварилась, Филимон вывалил в кастрюлю содержимое сковороды, все перемешал. Я заметил, что мяса получилось больше. В свете последнего разговора, можно сделать вывод, что охотник не бедствовал. Как, впрочем, и я. Не откладывал драгоценное мясо на черный день. Хоть каша - не менее драгоценна. Рис тоже собирают на поверхности. Это сегодня кладовщик расщедрился, когда я принес железы целых трех муравьев. А обычно крупа выдается мизерными порциями и расходуется экономно.
  Под конец охотник извлек на свет глиняную кубышку. Из нее прямо на стол выложил три квашеных огурца. Я поразился богатству знакомцев моего нового... друга? Нет, друг - слишком сильное слово, не к каждому применимо. Дружба освящается годами, проверяется на прочность испытаниями и бедами. Но и просто приятелем Филимона сложно уже считать.
  А если говорить о его знакомых, то овощи - такая же редкость, как каша. Приходят на склад и разметаются в тот же день. Очень много уходит детям. К их питанию в ячейке особое внимание. Оставшееся съедают те, кому повезло. А уж о заготовке впрок и речи нет. Только у собирателей могут возникнуть излишки. Только эта каста, не считая кладовщиков, умеет правильно квасить огурцы, капусту. Точно так же некоторые ночные охотники великолепно коптят и засаливают мясо. Получается, под крясятину, на которую я смотрел с опаской, у нас сегодня будет настоящее лакомство.
  - Ну что, - Филимон усмехнулся, поставив кастрюлю посреди стола. - Шлем снимешь, или вы даже едите в них?
  - Как ты себе это представляешь? - проворчал я, расстегивая подбородочный ремешок.
  - Не знаю. Может, вынимаете носовые фильтры и как-то проталкиваете еду?
  - Это шутка такая была?
  - Вроде того.
  - Несмешная. Кстати, как ты меня узнал в шлеме? Как догадался, что я - именно ученик Пирра?
  - По оружию, - пожал плечами охотник.
  Конечно же. Пора бы перестать спрашивать. Все, имеющие глаза, легко выделяют меня среди прочих представителей касты.
  Вторая ложка обычно есть в каждом личном отсеке. И жилище Филимона исключением не было. С опаской я зачерпнул немного риса с мясом, стараясь, чтобы последнего попало в ложку поменьше. Охотник уже жевал так, что за ушами трещало.
  - Не бойся, не отравлено, - подбодрил он меня.
  Еще бы, едим-то из одной кастрюли. Собравшись с духом, я отправил первую порцию в рот. Медленно прожевал, прислушиваясь к ощущениям.
  - Вкусно!
  Мой возглас насмешил охотника. Но смеялся он недолго. Посерьезнел и сказал:
  - Мы не охотимся в мусорной пещере. Там, где сваливаются отходы ячейки, уважающему себя охотнику делать нечего.
  - Никто не охотится? - уточнил я.
  - Есть неудачники, - пожал он плечами. - Но их не уважают. Полез в мусорную пещеру - приобрел клеймо на всю жизнь. Не скажу, чтобы мясо тамошних крыс намного хуже, и все же, разница есть. Его и кладовщики в базы заносят как пол нормы, детям не выделяют. Обычно пускают на прокорм касты порядка.
  - Вот кого действительно жаль, - заметил я.
  Филимон выразил полное согласие энергичным кивком. Каста порядка. Название звучное и красивое. А кто скрывается под ним? О них не любят говорить, с ними не любят общаться, им нечего предложить на обмен. Но даже самые закоренелые снобы - да, встречаются и такие - признают, что без них никак. Идут туда либо те, кто не нашел себе учителя в других кастах, либо провинившиеся в чем-либо. Если вернуться к тому рудокопу, из-за которого вчера ячейка потеряла столько народу, утилизировать его не утилизировали бы, а вот в касту порядка точно выпихнули. Зная, какая репутация у Леонарда, я в этом не сомневался.
  Представители касты порядка чистят канализации, вывозят мусор, поддерживают в чистоте ячейку, убирают в личных и кастовых отсеках, там, куда их пускают. Полезное дело делают - сомнений нет. Без них мы давно утонули бы в грязи и дерьме. Но это не отменяет брезгливости, которую они вызывают.
  Пирр когда-то сказал мне, что они виноваты сами в том незавидном положении, которое занимают. Любой ребенок знает, какие существую касты, кого они берут к себе. Учись, ищи свое место. А если лень, то дорастешь до семнадцати, а никаких нужных ячейке умений у тебя нет. Кто ж будет кормить дармоеда? Тогда путь один - в касту порядка. И прав ведь Пирр. Даже среди нас встречаются люди совсем без склонностей и талантов. Учатся они, конечно, прилежно. А что делать, если усвоенная наука - залог выживания. И уходят они быстро, но уходят ночными охотниками.
  А в других кастах полно работы, не требующей таланта. Те же рудокопы: не всем отбойным молотком работать - кому-то надо руду, или пустую породу из забоя оттаскивать. И так почти везде.
  - Где ж вы охотитесь? - спросил я у Филимона.
  - Когда где, - он пожал плечами. - Половина касты зачастую охраняет грибные поля. Крысы туда лезут ордами. Всех не перебьешь, но потери урожая мы сводим к минимуму. Это - что-то вроде ежедневных заказов от касты грибников. А остальные - в заброшенных коридорах. Там крысы, которые питаются на поверхности.
  - Я думал, они чем-то промышляют под горами.
  - И так бывает, но мы до сих пор не поняли, чем. В любом случае так, как они расплодились, на подгорных харчах не вышло бы.
  Я уже ел, не обращая внимания, сколько крысятины в ложке. Нет, если отбросить предрассудки моей касты, действительно вкусно. Не могу сравнить с чем-то, что пробовал ранее, но мясо достойное.
  - Сколько же ты мяса каждый день добываешь, что хватает норму закрыть да еще и выменять такие деликатесы? - я поднял огурец.
  - Не только в мясе дело, - охотно пояснил он. - Шкуры. Если их хорошо обработать, получается неплохая одежка. Шкуры, которые приносите вы, зачастую слишком грубые. А ткани мало. Шерсть в основном, идет на детскую одежду. Лен и конопля - с поверхности, тоже много не напасешься. Синтетическая ткань... не всегда она удобна, да и ее тоже мало.
  Некоторое время мы жевали молча. Потом он спросил:
  - Скажи, а в вашей касте все настолько мало осведомлены, что происходит в ячейке?
  - Наверно, да, - подумав, ответил я. - Наша жизнь на поверхности. Здесь мы только едим и спим. Ну еще патрули дальних коридоров - но это разговор особый. С кем мы взаимодействуем? Защитники из роты "губачей", жировики. С последними все ясно. Вечно зудят, что мяса и шкур мало, нормы нам пора бы увеличить, а желез муравьиных - так вообще приносим всего ничего.
  - У нас то же самое, - закивал Филимон. - Не очень приятно выслушивать все это от рожи, заплывшей жиром.
  - Вот-вот. Оказывается, у наших каст больше общего, чем я думал.
  Признаться, голова у меня уже пухла от информации. Словно вместе с Пирром ушла моя спокойная, размеренная жизнь. Сегодня водоворот событий вовлек меня в такие материи, о которых раньше я и не задумывался. Сильван с его необычными идеями, генералитет, где мое слово, можно сказать, решило судьбу ячейки. Тогда я был уверен в собственной правоте. А сейчас задумывался и становилось страшно. Сотни защитников, рудокопы, мастера, да и ночные охотники будут трудиться, чтобы воплотить в жизнь план, который я до конца не понимаю. А теперь еще Филимон.
  Охотник открыл мне целую паутину отношений между кастами, тонкости распределения продовольствия и прочих добываемых нами ресурсов. Да и на самих охотников я взглянул совершенно по-другому. Люди как люди, не хуже и не лучше нас.
  Ах да, еще Кора. Седьмой ярус, первая дверь, третий отсек налево. Вот что с ней делать? Наверно, последние слова я произнес вслух. Филимон, лениво дожевывающий кусочек мяса, встрепенулся и переспросил:
  - Что? Какой седьмой ярус?
  - Да так, не бери в голову, - отмахнулся я. - Повторяю, чтобы не забыть, куда идти.
  - Спешишь туда?
  - Признаться, не очень. Наоборот, не хотелось бы идти.
  - Мне тоже утром иногда не хочется домой возвращаться. Все как-то однообразно, серо и уныло. А иногда - наоборот, единственное, чего хочется, это прийти в отсек, завалиться на кровать, не раздеваясь, не моясь, как есть, в кровище и грязище. Завалиться и спать, спать.
  - Бывает, - согласился я. - Только нам нельзя так. Перед сном куча дел.
  - А еще крысиные укусы болючие, зараза. Сегодня придется перед сном хлебнуть грибовухи. Иначе и сна-то никакого не будет. Составишь компанию?
  Я окончательно убедился, что это - судьба. Выпить, сбросить напряжение. В компании с охотником? А почему нет? После того, как отведал крысятины, терять уже нечего. И вдруг меня осенила другая мысль.
  - Филимон, это ведь та самая, особенная крыса, которая тебя укусила? - спросил я.
  - Ну да, я же говорил.
  - А как же всякие там суеверия про силу, храбрость, и все такое прочее? Разве ты не должен был съесть ее сам?
  Он покраснел и потупился.
  - Понимаешь, Стерх, ты - первый ночной охотник, который отнесся ко мне по-человечески. Это - традиции нашей касты, для вас они ничего не значат. Но все же, вместе съесть такую крысу - это все равно, что поделиться своей силой. Что-то вроде ритуала побратимства.
  - Хорошая история, - хмыкнул я. - Больно резво начали, тебе не кажется?
  - Это наш обычай. Не обижайся. Просто...
  - Да с чего мне обижаться? - я рассмеялся. - Только не говори ни кому. Наши не поймут.
  - Наши тоже, - согласился он.
  - Эх, Белка, а все из-за тебя, чудо лохматое.
  - Кстати, не беспокойся о кошке. Если она вернется, я покормлю ее, позабочусь, если надо, от своих защищу, и дам тебе знать.
  - Спасибо, - я кивнул. - Ну что, ты там про грибовуху говорил? Теперь уже просто крысьней будет не выпить.
  - Жаль, нас двое. Принято пить втроем.
  - А среди таких, как мы с тобой, принято общаться исключительно оскорблениями и угрозами. Так что, ничего страшного.
  - Тем более, где ж мы найдем третьего, который держал бы язык за зубами?
  - Постой, - вдруг вспомнил я кое-что. - Найдем. Только сразу ему про пьянку не говори. Я сам издалека объясню. Он не очень хорошо к этим делам относится.
  
  Глава 8 Синхрофазотрон.
  
  Отсек электриков располагался почти возле самой ГЭС. Насчитывал он целых пять ярусов. Правда, выше первого они никого не пускали. Синх не распространялся, что там находится. Но и по недомолвкам я составил для себя примерную картину. Прежде всего, склады с запчастями для вычислительных машин. Многое запасли еще предки. Оно так и лежало в вакуумных упаковках, которые, в теории, должны предотвратить любую порчу. Главный враг этих сложных вещей - время. Хоть конечно, у мастеров были линии для производства подобного оборудования, абсолютно автоматизированные, управляемые сложными программами. Осколок Эпохи Заката. Что-то электрики собирали сами.
  В общем-то каста хранителей знаний - символ нынешнего человечества. Мы лишь храним знания, не в силах воспользоваться большинством из них. Словно заархивированная информация, ждут они распаковки, ждут момента, когда человечество выберется из убежищ-ячеек, развернется в полную силу.
  Электрики и мастера не просто умеют пользоваться своим оборудованием. Каждый из касты должен понимать принципы его действия. Говорят, на испытании в касте мастеров кто-то из старших разбирает какой-нибудь механизм, а ученик должен собрать его, попутно объясняя назначение разных узлов, принципы их работы, и то, в каких еще машинах они применяются. Одна ошибка - и испытание не пройдено. Экзаменаторы, словно считая его слишком легким, любят подбросить пару лишних деталей. Провалившему испытание путь один - в касту порядка.
  У электриков - что-то подобное. А в довесок - теоретический экзамен по физике. Синх пытался объяснить мне, но я просто не понимал большинства слов. Зато понял другое - правильно, что ночные охотники, защитники, собиратели, скотоводы, считаются по рангу каст ниже, чем те же электрики, мастера, рудокопы, хранители знаний. Мы живем только для того, чтобы выжили они. Мы - настоящее человечества, символ суровой борьбы за выживание, символ приносимых жертв. Они - будущее. Символ знаний, пронесенных через века и тысячелетия, надежда на возрождение.
  Нет, нам никогда не восстановить цивилизацию Эпохи Заката. Да это и не надо. Не зря же предки, скрупулезно собирая, структурируя и храня знания, изъяли из них целые куски. Именно электрики наткнулись на эти пробелы. Что-то, связанное с неизвестными нам источниками энергии. Когда-то их каста пришла к выводу, что именно эта энергия, использованная людьми с больной психикой и слабым мозгом, могла привести к катастрофе. И с тех пор на любых исследованиях и разработках в том направлении лежит запрет. Нет, нам не нужно восстанавливать то, что было в Эпоху Заката. Мы создадим свое, новое.
  Жаль, многие люди в это просто не верят. А мне хочется верить. Иначе, жизнь становится беспросветной и серой. Существование ячейки - не мед. Влачить его без надежды, что все это во имя чего-то большего, чем просто набить брюхо и уснуть на мягких шкурах... Нет, даже не хочется об этом думать.
  Первый этаж отсека электриков - место общественное. Его целиком занимают столы с пятьюдесятью компьютерами. Эти машины - для общественного пользования. Хочешь - просматривай хроники ячейки, хочешь - развлекайся: слушай музыку, смотри фильмы, оставшиеся от Эпохи Заката, читай странные истории про то, чего на самом деле никогда не было. Если не боишься, можешь нырнуть в невообразимый океан знаний из самых разных областей, оставленный нам предками. А хочешь - разложи карты в бессмысленных играх.
  Пускают сюда всех, в любое время ночи. Только здесь на вентиляционных шахтах стоят огромные вентиляторы, гоняющие лопастями воздух. Иначе, когда скопление народа велико, можно просто задохнуться. Ограничений по времени нет ни у кого. Но если кому-то компьютер нужен для дела, дежурный из электриков может подойти к любому развлекающемуся и попросить освободить машину.
  Именно эту часть своего отсека электрики называли Информационным Центром. Слишком уж пафосное имя для полусотни далеко не самых мощных, как объяснил мне тот же Синх, машин. Сейчас же здесь было пусто. Конечно, солнце взошло. Кому же охота после тяжелой трудовой ночи сидеть за монитором и заниматься разной ерундой. Многим надо банально выспаться, дать отдых натруженным мышцам. Если уж на то пошло, и мне это очень не помешало бы.
  Мерное гудение системных блоков, шум вентиляторов. Освещение отключено, не мерцают мониторы, смотрят в темноту черными экранами. На самом деле, компьютеров не пятьдесят, а пятьдесят один. У дальней стены, за самым мощным из них, с которого, при надобности, можно управлять всеми остальными, лицом к входу сидел мой старый друг. Собственно, кроме лица поверх монитора ничего видно не было. Неяркая настольная лампа освещала его снизу, придавая какое-то нечеловеческое выражение.
  Интенсивные физические упражнения - одна из основных составляющих воспитания детей, наряду с постижением начальных знаний в самых различных областях. После семнадцати лет, когда дети становятся учениками, за их физической формой уже никто не следит. Размеренная жизнь, очень частая сидячая работа наложили отпечаток на облик Синха. Щеки его округлились, уже наметился второй подбородок. На лице следы небритости дня в три, волосы до плеч, неровно подрезанные. А вот взгляд - цепкий, живой. Да и брови, сросшиеся на переносице, скорее подошли бы суровому защитнику, чем электрику, ни разу не державшему в руках оружие.
  Также, я знал, у моего друга уже появилось то, что лет через десять превратится в солидное брюшко. Но руки его были все еще сильны, а мышцы не одрябли. Впрочем, двадцать три - не тот возраст, когда человек полностью перестает следить за собой.
  Входя, я опустил совню лезвием вниз. Сейчас Синх не видел моего оружия за столами и мониторами.
  - Есть свободные машины? - насмешливо спросил я.
  - Проходи, Стерх, доброго утра тебе и твоему спутнику, кем бы он ни был.
  Он все-таки узнал меня. Я, уже не скрывая, поставил совню, прислонив к стене. Подтащил стойку под оружие ближе к большому столу Синха, сбросил амуницию.
  - Кого ты приволок? - спросил мой друг, не отрываясь от монитора.
  - Это - Филимон, охотник, - сразу выложил я все.
  Синх, наконец-то оторвался от монитора, с любопытством посмотрел на меня, потом на охотника, снова на меня.
  - Я не ослышался? Именно охотник, а не крысоед?
  - Да, именно так, - подтвердил я.
  - Смотрю, ночь у тебя выдалась труднее, чем я думал.
  - Надеюсь, ты понимаешь, что молчание - великая добродетель.
  - Обижаешь, дружище. А если кто-то придет?
  - И часто такое происходит? - я снял шлем и насмешливо улыбнулся.
  - Чтобы кто-то пришел после рассвета? Говорят - раз в поколение.
  - Шутишь?
  - Считай, как хочешь. Но на моей памяти этого еще не случалось. Так что, у тебя все шансы быть обнаруженным в сомнительной компании охотника Филимона. Берите стулья, подсаживайтесь, - предложил он. - Мне минут пять осталось.
  Он смотрел какой-то фильм и одновременно что-то читал. Я заметил вереницу сложных формул, множество непонятных терминов, и интерес к печатному слову пропал. Когда я в последний раз читал? Наверно, еще в бытность свою золотой личинкой. Фильм был дурацким. Правильнее сказать, не фильм, а сериал. Две девушки ссорились что-то импульсивно друг другу доказывая. Слов я не слышал. В ухе Синха был небольшой наушник, весь звук шел на него.
  - И как ты умудряешься одновременно смотреть фильм и читать научную крысьню? - спросил я.
  - Вопрос привычки, - пожал он плечами. - На самом деле, сериал из разряда тех, в которых, пропустив десяток серий, нить сюжета не потеряешь.
  - А я смотрел это, - оживился, подсаживаясь с другой стороны Филимон. - Они в конце окажутся сестрами.
  Синх тяжело вздохнул и закрыл окно с фильмом.
  - Утилизировать таких, как ты надо, - бросил он на Филимона недовольный взгляд.
  - Зачем ты смотришь это? - проворчал я. - Если сюжет туп и избит, смысл тратить на него время?
  - Чтобы читать не так скучно было. Музыку я всю уже раз по десять переслушал. Даже ту, что электрики сфинксов подбросили после того, как мы протянули кабель к их ячейке. Мне просто интересно смотреть на отношения между людьми Эпохи Заката.
  - Что там интересного? Я их вообще не понимаю.
  - Я тоже. Но пытаюсь понять. Хотя некоторые вещи - не для моих мозгов. Вот, к примеру, какими ритуалами у них обставлено исполнение "долга семени". Ладно, я понимаю, покормить женщину. Это элементарная вежливость. Но зачем дарить ей всякие безделушки? Вот объясни мне, золото, драгоценные камни, зачем они? Этим не наешься в голодные времена, не согреешься в холод, даже от хищника не отобьешься. Но эта ерунда менялась на бешенное количество денег. Представляешь, абсолютно бесполезная вещь, колечко с камушком, и за него отдают столько денег, что всей касте электриков, попади мы в те времена, можно было бы питаться мясом целый год. Где в этом смысл?
  - А сами деньги? - поддакнул Филимон. - Кусок бумаги с картинкой. Ладно, по истории я помню, что те, кто были у предков, как наши генералы, сказали, что эти бумажки чего-то стоят, и они стали стоить. В общем-то сама идея - на грани бреда, но может быть, тогда так надо было. Только объясни мне, зачем я буду отдавать кусок хорошей крысятины за пригоршню бумажек?
  - Ну, это вроде как эквивалент, - попробовал объяснить Синх. - Чтобы ты не таскался с крысятиной, выискивая, у кого есть то, что тебе надо, и к тому же, нужно мясо. Все менялись на что-то одно, и на это одно можно выменять все, что угодно.
  - Хорошо, допустим, - согласился охотник. - Но ведь есть люди, которые эти бумажки рисуют. Что мешает им нарисовать еще? И получится, что они будут отдавать за то, что им нужно простую бумагу. Я не верю, что предки были такими крысоголовыми, что допускали подобное.
  - Предки много чего допустили. Например, падение своего мира. К сожалению, информация о деньгах осталась самая скудная, так что до конца понять эту систему я не могу.
  - Знаете, я эту сериальную ерунду смотреть не люблю, - заметил я.
  - Да уж, - согласился Синх. - Тебе подавай что-нибудь рубительно-махательное. Словно в жизни этих мечей мало.
  - Это сейчас неважно. Я другое хочу сказать. Да, в этих фильмах показаны бои на мечах, но если бы я дрался так в жизни, то не пережил бы и первую утилизацию взрослого человека. Может, эти деньги, безделушки из золота и камней, отношения, обставленные целой горой ритуалов - такая же ложь, как великие воители, которых на самом деле утилизировал бы любой безликий, даже не вспотев?
  - Может быть и так, - легко согласился мой друг. - Кстати, я не представился твоему приятелю. Меня зовут Синх.
  Они с Филимоном пожали друг другу руки. Синх не очень любил свое полное имя. Детей называют воспитатели. И разброс имен ограничен лишь одни правилом: в ячейке не должно быть двух живых людей с одинаковыми именами. В остальном фантазия воспитателей гуляет, как муравей-солдат по дневному лесу. Обычно они садятся за компьютер и ищут по текстовым файлам слова, которые пишутся с большой буквы, и звучание которых им нравится. Потом проверяют по базам, есть ли уже такое имя. Если нет, то называют им очередного младенца. Полное имя моего друга - Синхрофазотрон. В младенчестве у нас были разные воспитатели. Мой любил живность. Вернее, моя. Двое других ее воспитанников - Сипуха и Канюк тоже были названы в честь птиц. В какой касте они сейчас, я не знаю. А вот те, кто воспитывался вместе с Синхом, имели длинные и непонятные имена.
  Потом, когда тройки детей объединяли в классы, мы с Синхом и сошлись. Он еще в детстве стеснялся своего имени. Помню, нам приходилось даже драться против насмешников, в том числе, и старших. Основной боевой силой были мы с Саади. А Синх чаще всего выступал в роли обижаемого.
  Из-за этого я и к Пирру попал. Помню, явился он в наш класс, учитель из хранителей знаний и пожаловался на нас. Пирр некоторое время наблюдал. Мы его не замечали, а он наметанным глазом ночного охотника схватывал все. А потом сказал учителю: "Либо они через восемь лет станут ночными охотниками, либо через десять их утилизируют". Учитель испугался очень за нас, но Пирр пояснил: "Озлобились больно и привыкли решать все кулаками. В нашей касте таких умеют обламывать, и направлять их боевитость на пользу ячейки".
  - Странное имя, да? - услышал я робкий голос Синха.
  - Бывают и страннее, - ответил охотник. - Мое - так вообще ругательство Эпохи Заката. Мне знакомый кладовщик пояснил, он в каком-то древнем документе вычитал.
  - Мутант твой кладовщик, - проворчал Синх. - И мутировал у него мозг в кучу крысиного дерьма. Ругательство - охламон. А Филимон - вполне себе древнее и достойное имя. Вот меня полностью зовут Синхрофазотрон. Я бы своего воспитателя к утилизации приговорил. Хотя, если не везет, то с рождения.
  - Почему сразу не везет?
  - Потому что слово это - обозначение какого-то аппарата Эпохи Заката. Я потом долго и нудно искал упоминания о нем. И нашел лишь в одном документе, да и тот открывают раз в сто лет. Дам даже фотография этого аппарата сохранилась. Но никаких намеков на то, для чего он нужен.
  - И что? - Филимон все еще не понимал.
  - А то, что выходит, аппарат этот - из области запретных знаний, тех, которые предки специально из всех баз изъяли. Одно упоминание по чьему-то недосмотру сохранилось, всего лишь одно. И надо же было, чтобы именно мой воспитатель, подыскивая именно мне имя, напоролся на него. И не просто напоролся, а проникся красотой звучания.
  - Имя ведь в человеке не главное, - попытался успокоить его охотник. - Главное - что он сам из себя представляет.
  - Тоже верно. А что это мы все на сухую сидим, - Синх вдруг вскочил. - Знакомство обмыть надо.
  Вот теперь я удивился несказанно. На моей памяти Синх очень редко соглашался, когда его звали выпить. А чтобы предложить самому - такого просто не бывало. Из-под стола, как по волшебству, уже появился бурдюк знакомого вида, несколько кусочков копченой гусиной грудки.
  - Чего жвала раскрыл? - поинтересовался Синх. - Нож давай. А лучше сам закусь нарежь. Я сейчас сооружу, из чего пить.
  - Говоришь, не очень хорошо к выпивке относится? - иронично бросил Филимон, доставая знакомую кубышку с огурцами и второй бурдюк.
  - Относился, - пожал я плечами, вынимая нож.
  В нашей касте косо смотрели на любителей хлебнуть крепкого. А уж если нажрался в крысиный хвост - здесь косые взгляды обеспечены. Ночной охотник должен быть всегда готовым к бою. Необходимость немного и нечасто выпить есть у всех - это признается. Но выпивка не должна мешать исполнению обязанностей перед ячейкой и кастой. Словом, пил я не то что редко, а очень редко. И с трудом представлял, что такое два литровых бурдюка на троих.
  Вернулся Синх. Он принес три небольшие лампочки с отбитыми цоколями.
  - Вот, разбирайте, - протянул он их нам. - Только осторожнее, об края не порежьтесь. И пить до дна придется. Они стоят плохо, а если кто мне клавиатуру грибовухой зальет, я его этой же лампочкой утилизирую.
  - Можно прямо из бурдюка, - заметил Филимон.
  - Да уж, знаю, что вы можете. У нас это называется по-охотничьи.
  - А у нас - как защитники.
  - Ух ты, огурчики квашеные. Знатный пир будет!
  - У тебя-то откуда такое богатство, - я кивнул на грудинку.
  - Да компьютер сегодня у кладовщиков настраивал. Вот, отблагодарили. Ну, Филимон, наливай.
  Мы чокнулись, выпили. Сжатый комок огня прокатился по пищеводу, упал в желудок. Во рту остался привкус грибов и сивухи. Я потянулся за огурчиком, чтобы хоть как-то сбить его.
  - Ух, мерзость, дерьмо крысиное, - Синх вздрогнул всем телом. - Они что, вообще ее не очищают, эти жировики? Давайте по второй, пока я не передумал.
  Выпили по второй. На этот раз пошло легче. Охотник вообще не закусывал. Мы с Синхом налегли на грудинку.
  - Эй, не превращайте закуску в еду, - одернул нас Филимон. - Никакой культуры пития.
  Конечно, не принято долго горевать об ушедших. Смерть - обычное явление. Если оплакивать каждого, никаких слез не хватит. И все же, третий глоток обычно был за тех, кого больше нет. Их имена не вспоминали, как и обстоятельства ухода. Пили за всех разом, кого знали, кого не знали, за тех, кто приносил пользу ячейке и ушел из жизни на службе ей. Но мы сейчас понимали, за кого пьем в первую очередь. Я не нарушил традиций, имя не прозвучало. Лишь про себя я произнес одно слово "Пирр". Послезавтра, на третью ночь после его ухода каста ночных охотников будет поминать Пирра кровью и грибовухой. Только тогда прозвучит его имя. И ночные охотники присудят, ушел ли их собрат по оружию в безвестность, или шлем его должен стоять в Галерее Славы напоминанием о героических деяниях.
  - Давайте пока хватит, - хмуро проговорил Филимон. - Вы пить не умеете. Три глотка - и уже глазки заблестели.
  - И что же мы будем делать? - не понял я.
  - Говорить, - ответил Синх. - Пьянка без доброй беседы - и не пьянка вовсе. Мы ведь за этим собрались.
  - Не знаю, - признался я. - Как это?
  - Точно так же, как происходит у нас обычно, только с выпивкой. Тебе ведь надо выговориться.
  - Знаешь, друг, у Пирра всегда в отсеке была грибовуха. Иногда после особо сложной охоты мы садились у него, выпивали по пол кружки. После этого он закупоривал бурдюк и говорил, что много спиртного - смерть ночному охотнику.
  - То есть, у тебя до сих пор не было настоящей славной пьянки? - уточнил Филимон.
  - Нет.
  - Ну поздравляю, сегодня в этом вопросе ты потеряешь девственность.
  - Мне нельзя в крысиный хвост напиваться. Завтра на поверхность.
  - Остановишься, когда захочешь, - отмахнулся он. - Ты мальчик взрослый. Так значит, у вас говорят "напиться в крысиный хвост"?
  - Ну да. Пьяный человек столь же мерзок, как хвост крысы. У нас так считают.
  - А у нас - до звездного неба. Мы ведь звезд никогда не видели. Но некоторые охотники после бурдюка грибовухи утверждают, что видят звезды прямо сквозь скалы.
  А потом, как и говорил Синх, я начал рассказывать. В который раз говорил о злополучной разведке, о муравье без усика, о Пирре, о его последнем бое, о звуке отдаленного взрыва, который стал похоронной песней моему старшему товарищу. И на сей раз, не испытывал я раздражения от того, что приходилось повторять уже не раз сказанное.
  А они не задавали вопросов, слушали, иногда наливали, поднимали импровизированные рюмки, словно салютуя мне, подвигали ближе закуску. Интерес и сочувствие на их лицах не были притворными. Синх почти не знал Пирра, а Филимон откровенно не любил, но это был мой учитель, напарник, друг, и им этого оказалось достаточно.
  Дошло дело и до засады. К тому времени в голове уже шумело, и хотелось пить еще. Филимон не спешил наливать. Синх включил какую-то древнюю музыку, подсоединив к компьютеру колонки, и убрав звук на минимум.
  - Они не верят в разумных муравьев, - вздохнул я. - Генрих не верит, и Скиф, наверно, хоть он и дружил с Пирром. Они не верят, что вообще кто-то из животных умеет думать.
  - И зря, - произнес Филимон. - Мои собаки меня с полуслова понимают.
  - Это не мышление еще, просто дрессировка, - возразил Синх. - А вот в действиях Мурки я увидел разум.
  - В каком смысле? - спросил я.
  - Подумай, вы обучаете кошек так, чтобы, увидев муравья, они возвращались и сообщали вам. Так?
  - Так.
  - И какое должно быть число муравьев, чтобы кошка подняла тревогу?
  - Что значит, число? Кошки считать не умеют.
  - Это ты так думаешь. Смотри, муравей этот, без уса который, мог скрыться от вас, но не от Мурки.
  - С чего ты взял?
  - Коты когда-то мышей ловили. А мыши - это очень маленькие крысы. Такие с пол ладошки. И кошки их замечали. А муравей размером тебе по грудь точно от нее не укроется. Но Мурка не вернулась. Почему?
  - Потому что не заметила его, - упрямо гнул я свою линию.
  - Да как его не заметить? Муравьи не умеют подкрадываться. То, что этот подобрался к вам, говорит лишь о том, как привыкли вы полагаться на котов. Но твоя Мурка поступила очень разумно. Она не стала бить тревогу из-за одного насекомого, потому что знала, что каждый ночной охотник легко справляется с муравьем один на один. Вас же было двое. Она искала реальную опасность. А когда нашла, вернулась и предупредила.
  - То есть, ты утверждаешь, что она считать умеет?
  - Такого я не говорил. Это - не счет в нашем понимании. Какое-то другое восприятие. Вот смотри, компьютер. Он играет музыку, кажется, скрипелка и сильно пьяно, если я правильно помню названия инструментов Эпохи Заката. Но это для нас скрипелка, а для компьютера - набор единиц и нолей. Просто он переводит эти символы так, как мы его запрограммировали, научили можно сказать. Вот и кошки так же. Переводят то, что видят и понимают в понятные вам знаки. Но воспринимают они больше, чем способны передать. Ваши кошки стали способными на самостоятельные решения, не связанные с дрессировкой.
  - Это мутация?
  - Может, мутация, а может, селекция. Это уж как посмотреть. Выживали и давали потомство те, кто способны думать. Не так, как мы, но все же способны.
  - Кошка-мутант, - пробормотал я.
  - А ты не мутант?
  - Но-но! - я вскинулся. - Синх, ты мне друг, я в детстве за тебя столько морд набил, и столько раз получал... но знай меру!
  Мутант - нет страшнее оскорбления. Это значит, что ты неполноценный, существо с фатальной ошибкой в геноме, чудом живое. Это слово, будучи неосторожно брошенным, всегда вызывало последствия. Чаще всего не удержавшего язык за зубами переводили в касту порядка, не взирая на былые заслуги. К нему навечно цеплялось клеймо провокатора и разжигателя розни.
  - Ты не пыли, пьяная морда, а лучше слушай здесь. Ты способен бежать со скоростью, недоступной нашим предкам, неся на себе полтора, а то и два собственных веса. Раньше подобное людям и не снилось. Я смотрел показатели наивысших достижений. Ваши золотые личинки бегают быстрее тех, кого раньше называли чемпионами по бегу. А глаза? У нас белок почти не виден, а у предков он был четко выражен, посмотри любой фильм, убедись.
  - Так что, мы все - мутанты? - удивился Филимон.
  - Называй это как хочешь. Раньше считалось, что у человеческого тела есть определенные ограничения в скорости бега, в способности нести груз, много в чем еще. В том же зрении. Это - не из-за лени, нежелания себя развивать. Это - физиология организма. Планка, поставленная природой. Раньше этого было достаточно. Сейчас условия изменились, и природа подняла верхнюю и нижнюю планку.
  - Как это?
  - Не знаю, я - не природа. Может, мутация, а может, селекция. Выживали и давали потомство сильнейшие. Об этом вам лучше со скотоводами поговорить. Они в селекции толк понимают. Вот взять твоих собак, Филимон.
  - А зачем нам их брать? - пробормотал тот. - Они грибовуху не пьют. Я раз в месяц заливаю по ложке для профилактики - и все.
  - Я не о том. Раньше было много пород. Все их вывели люди. Если верить записям, предками всех пород были дикие собаки, чем-то схожие с волками. Но потомки их могли отличаться по многим физическим параметрам, как тигр и котенок. Да и твои псы на волков очень отдаленно смахивают. Но все еще способны плодить с ними потомство.
  - Ты хочешь сказать, то же произошло с людьми? - спросил я.
  - Примерно, - Синх поморщился. - Что жвала открыли? Наливайте.
  Он выпил, довольно крякнул и продолжил:
  - Или кошки ночных охотников. Мелкая тварь, но на короткой дистанции способна обогнать муравья. Представляете, муравья! Хотя что вы можете представить. Я вам сейчас ролик покажу про кошек Эпохи Заката. А вы скажете, способны ли они тягаться с насекомыми в скорости.
  - Не надо, - отмахнулся я. - Верю на слово.
  - Первый бурдюк опустошили, - радостно воскликнул Филимон, забрасывая опустевший сосуд куда-то за компьютеры. - Ну-с, продолжим.
  С тихим скрипом выползла пробка из второго бурдюка. Жидкость привычно полилась в бывшие лампочки.
  - Синх, я кажется, пьяный, - пробормотал я.
  - Я тоже, - электрик рассмеялся. - Продолжим?
  - Конечно, - мой пьяный хохот разнесся на весь Информационный Центр. - А если кто-то услышит нас и войдет? Вдруг, ваши не спят?
  - Ой, не волнуйся. Дрыхнут без задних ног, да и звукоизоляция хорошая. К тому же, наши предпочитают пользоваться задним проходом... то есть, входом... в смысле, выходом. Эй, охотник, оставь машины в покое!
  Филимон, чуть пошатываясь, направился к одному из компьютеров, умостился перед ним, но, услышав голос Синха, покорно вернулся на место.
  - Наливать кто будет? - рыкнул на него электрик.
  Я снова расхохотался. Смешно это показалось со стороны: сутулый электрик с намечающимся брюшком рычит на широкоплечего охотника, перевитого тугими жгутами мускулов.
  - Чего смеешься? - недовольно проворчал мой друг.
  - Больно грозен ты. Как десяток муравьев-солдат.
  - Ну он ведь в отсеке своей касты, - пожал плечами Филимон.
  Охотник как раз воспринимал происходящее, как должное. Похоже, только я заметил, что при желании он мог бы скрутить электрика, привязать к стулу, и спокойно залезть в любой компьютер. Завтра, конечно, ему бы вынесли за это порицание, наложили бы штраф на всю касту, урезали норму выдаваемой провизии. А что еще ему могут сделать? У нашей касты с крысоедами еще одна общая черта: мало нас. В касту порядка никого не изгоняли бы. Все генералы понимают, что кто-то должен охотится. Но, несмотря на это, закон и они и мы исполняем неукоснительно.
  Наверно, последнюю фразу я произнес вслух, потому что Синх на нее ответил:
  - Конечно. Уважение к законам и обычаям привито людям слишком хорошо.
  - В этом деле "слишком" не бывает, - возразил я. - Ты никогда не утилизировал убийцу, или насильника, потому молчи о том, чего не знаешь.
  - Утилизация - часть нашей жизни. И никуда вы от нее не денетесь, ночные охотники. Потому что, делать это кому-то надо. Так уж вышло. Но вот ради чего?
  - Ради будущего.
  - Какое оно, будущее? Будет ли оно? Или мы уже зависли в вечном настоящем?
  - Глупые мысли у тебя в голове бродят, - проворчал я, икнул и добавил, - Будущее - будет!
  - Конечно, будет. Такое же, как настоящее. Мы слишком зациклились на обычаях, старых законах, уложениях. Возможно, это позволило выжить человечеству, я не спорю. Но это же не позволит нам вернуть поверхность.
  - Законы придумали предки, - возразил ему Филимон. - И до сих пор они себя оправдывали.
  - Предки, или законы? - насмешливо спросил электрик, и, не дождавшись ответа, продолжил. - То, что казалось хорошим им, не обязательно хорошо для нас. Другие времена требуют других законов. Из-за легенды о мудрости предков, сейчас мы закостенели. Наше общество слишком неповоротливо, не готово к новому, отвергает его.
  - Ты зря клевещешь на предков. Благодаря их предусмотрительности, человечество вообще выжило.
  - Я разве спорю? Да, в этом их заслуга. Предки Эпохи Заката сохранили частички человеческих знаний и самих людей, пусть и в мизерном количестве. Предки, жившие через пятьсот лет после них, создали кастовую систему, сумели выжить, столкнувшись с гигантскими муравьями.
  - Так чего же тебе еще надо?
  - Нельзя вечно прятаться под горами. Рано, или поздно ресурсы закончатся. Нефтяные хранилища, как бы экономны мы не были, покажут донышко. И что тогда? Может быть, надо бросить все силы на то, чтобы закрепиться на поверхности, пока они у нас еще есть, силы-то. Но для этого нужно новое общество, новые обычаи. Это видно любому, кто не разучился думать.
  - И как ты это себе представляешь? - насмешливо спросил я.
  - Никак. Я никогда не сходился грудь в грудь с муравьями, не видел звезд, даже не допивался до них.
  - Имеешь все шансы допиться сегодня, - усмехнулся Филимон, наполняя бывшие лампочки. - Кстати, закуска закончилась. А я предупреждал, чтобы вы не превращали ее в еду.
  - Ничего, - беспечно ответил Синх. - Будем занюхивать Стерхом. Он, видно, с муравьями схлестнулся, а доспехи отмыть от их внутренностей не удосужился.
  - Интересно, а кем они были, наши предки, - задумчиво произнес Филимон, выпив и даже не поморщившись. - Нет, ну, в самом деле, я тоже смотрел немало фильмов. А в детстве так вообще многие показывают обязательно. Не представляю, как людям, жившим в Эпоху Заката, могло прийти в голову организовать убежища, запасти ресурсы на тысячелетия.
  - Это как раз ясно, - Синх встряхнул головой, покачнулся, но удержался на стуле. - Во-первых, военные. Из самых разных стран. Небольшая часть, те, кто понял, к чему идет дело, те, кому было не все равно, уцелеет ли человечество. Во-вторых, ученые. Иначе, кто бы упорядочил все знания, свел их в базы. Это - сложная, кропотливая работа. В-третьих, те, кого называли богачами. Люди, владевшие ресурсами. Теми самыми непонятными нам деньгами. В Эпоху Заката без денег никуда.
  - Стоп, - вмешался я в стройный ход его рассуждений. - Я могу поверить в военных. Среди них попадались, если верить доступным нам материалам, те, кто думал не только о себе, а служил людям, как наши защитники. Ладно, ученые. Если они были похожи на наших хранителей знаний, то подобная работа вдохновила бы их. Но те, у кого были деньги...
  - А что тебя удивляет? - вскинулся Синх. - Им просто объяснили, к чему идет дело. Все не спасутся. Людей тогда было за семь миллиардов. Представляешь?
  - Признаться, не очень. Для меня все, что выходит за сотню тысяч уже обозначается словами "очень много".
  - Это действительно очень много. Всех под горы не воткнешь. Нужен критерий отбора. Работа эта должна была проводиться в тайне от тех, у кого в руках власть. И от прочих людей. Иначе, паники было бы не избежать. И конечно, работяги, которые строили убежища - тоже наши предки.
  - Это - лишь твои домыслы.
  - Стерх, ты ведь знаешь, что у хорошей охотничьей кошки скорее всего родятся хорошие котята, подходящие для вашего обучения?
  - Это я тебе и рассказал. Глупый вопрос.
  - С людьми так же. Вот сидим мы втроем, пьем, как не в себя, и о чем разговариваем? О чем ведут беседу три пьяных мужика из каст, далеких от хранителей знаний? О прошлом, о будущем, о концепцу... контепцу... концептуальных вопросах существования общества. Ладно, я все-таки имею постоянный доступ к базам знаний. А вы с Филимоном где этих склонностей нахватались? От крыс да муравьев? Защитники, готовые отдать жизнь за ячейку, ночные охотники, перед смертью вырывающие чеку гранаты, чтобы забрать побольше муравьев с собой. Откуда это у вас? Откуда чувство долга перед ячейкой, человечеством?
  - А откуда же тогда берутся преступающие закон, те, кого каста Стерха вынуждена утилизировать? - ехидно поинтересовался Филимон. - В самом деле, если предки были столь возвышены помыслами, и вообще, борцы за светлое будущее, откуда среди их потомков такие выродки?
  - Ты невнимательно меня слушал. Я же сказал, что для организации убежищ нужно было много денег. И среди нас есть потомки тех, кто владел этими деньгами.
  - И с чего ты решил, что выродки - потомки... - я замялся, подбирая слово.
  - Богачей, - подсказал Филимон. - Так называли тех, у кого много денег.
  - Потому что в Эпоху Заката правили именно они, и они довели человечество до падения. Не находишь, что это о многом говорит? Вспомни, что знаем мы о тех временах. Их жизнь была построена на войне. Величайшие открытия использовались прежде всего там, где люди уничтожают людей. Даже лекарское искусство вытекло из необходимости врачевать раны. А уж потом распространилось на другие области. Неужели, ты думаешь, что подобное общество могли создать нормальные люди?
  - Почему нет? Каждое время диктует свои условия. И ведь среди них были наши предки, те, кто хотел не разрушить, а спасти.
  - Сколько их было? Сколько сейчас народу в ячейках?
  - Откуда же я знаю. Нам известны те, что рядом: Кракен, Сфинкс, Пегас. За Сфинксами, я слышал, лежит ячейка Симуран. За кракенами - Лоа. Если бы вы, электрики, соединили их единой компьютерной сетью...
  - И как ты себе это мыслишь? - насмешка в голосе Синха была неприкрытой, и показалась мне весьма обидной. А может быть, это действовала грибовуха. Все уже плыло в тумане, и голоса доносились как будто издалека.
  - Кабель протянуть, - все же ответил я. - Мы же сделали это с пегасами и сфинксами.
  - Ты не представляешь, сколько это работы и ресурсов. А потом постоянно искать, где же этот кабель перегрызли крысы.
  - А в скалу замуровать?
  - Я же говорю, слишком много работы. Генералы не дадут добро. Да мы сейчас и не о том. Сейчас население ячеек вряд ли превышает миллион. От семи миллиардов - это ничтожно малая доля.
  - И к чему ты ведешь?
  - Да к тому, что даже среди сошедшего с ума человечества Эпохи Заката просто должно было появиться немного здравомыслящих людей. Они и стали нашими предками. Они уничтожили все, что разъединяло людей. Раньше были страны, множество враждовавших стран. Сейчас не сохранилось даже их названий. Изъята информация об оружии, которым велась война. Для общения в ячейках был принят, или искусственно создан один язык. А мы знаем, что их было множество. Единые для всех законы, единая система каст, единая система воспитания. Мы действительно стали единым народом.
  - Да расскажи мне, - вскинулся Филимон. - Мы разделены на ячейки. И интересы ячейки всегда выше, чем интересы мифического "человечества". Кто оно такое? В чем его интересы? Ты можешь сказать? Все человечество! Ты, я, Стерх, какой-нибудь говномес из касты порядка с далекого юга, из ячейки, имя которой нам неизвестно. Какие у нас общие интересы?
  - Выживание, - не задумываясь, ответил Синх. - Пока жива хоть одна ячейка, пока поколения в ней сменяются, живо и человечество. Потому и ставим мы выше всего интересы именно своей ячейки. А разделение, так оно всегда было и будет. Даже внутри ячейки есть те, кто работают с ресурсами и информацией. И они плохо понимают друг друга. Есть вооруженные, и те, кому оружие не нужно. Вот, Стерх, мой друг. Думаешь, я понимаю, чем он живет на поверхности?
  - А если так, о каком единстве речь?
  - Единство в том, что все мы ставим жизнь ячейки Василиск выше своей. А непохожесть влечет за собой соперничество, и это тоже на пользу ячейке.
  - В каком смысле?
  - Да в прямом! - Синх вскочил, покачнулся, но удержался на ногах, ухватившись за стол. - Охотники и ночные охотники терпеть друг друга не могут. Но и решить это, как бывало в детстве, кулаками, нельзя. Вот вы и стараетесь доказать, что ваша каста полезнее соперника. Вроде бы, рознь, но она на пользу, пока законы сдерживают вас от того, чтобы вцепиться друг другу в глотку. Законы, обычаи, сам наш жизненный уклад.
  Потом какая-то часть разговора выпала из моей памяти. Может быть, я задремал. Не знаю, подобное со мной было впервые. Следующее, что я услышал, был голос Синха, твердивший одно и то же:
  - Ветряки, ветряки...
  - Какие ветряки? - осоловело спросил Филимон.
  - Обычные ветряки. Переозарование энергии ветра в электрическую. Я нашел чертежи, и даже придумал, как это все уверсошенствовать.
  Длинные слова давались моему другу все труднее, но он встряхнулся, хлебнул еще и продолжил:
  - А они говорят, ячейка не нуждается в дополнительных источниках энергии. И вся моя затея - бесполезная трата ресурсов.
  - Значит, бесполезная, - легко согласился охотник.
  Похоже, он сейчас готов был согласиться с чем угодно. А Синх, найдя благодарного слушателя, сыпал словами, словно обретя второе дыхание. И ему было все равно, понимают его, или нет, соглашаются ли. Электрик много читал, его пытливый ум еще не устал искать новые применения старым знаниям. Только отклика это стремление ни в ком не находило. Совсем как я с идеей разумных муравьев.
  - Что значит, бесполезная, - воскликнул Синх. - Обнести ячейку колючей проволокой, и пустить по ней ток. Да ни один муравей не пройдет. Или моя знакомая из мастеров, Вероника.
  - А что она?
  - Предки не оставили нам знаний о серьезном оружии. Стрелковое, чтобы от хищников отбиться - и все. Они ведь не знали, какие в наше время будут хищники. Еще огнеметы - но их мы сами придумали, я знаю, я смотрел по хроникам.
  - И что?
  - А то, что Ника придумала, как собрать танк. Это такое... такое... - Синх запнулся, не зная, как объяснить, и только руками показывал что-то очень большое.
  - Я знаю, что такое танк, - пробормотал Филимон. - Я видел по фильмам... нет, в фильмах. И зачем нам танк?
  - Как зачем? - Синх аж задохнулся от возмущения.
  - Пушки, которые в кино, они против муравьев бесполезны. Ну, накроет снарядом двух-трех. Остальных осколками заденет, но это же их не остановит, скажи, Стерх.
  - Угу, - я кивнул, не особо вникая в суть вопроса.
  В тот момент я тоже готов был соглашаться со всем, лишь бы меня не трогали. Внутри творилось что-то невообразимое. Содержимое желудка то и дело подкатывалось к горлу. Голова кружилась, как после легкого отравления муравьиными токсинами.
  - А если поставить вместо пушки огнемет? Да танк под завязку загрузить напалмом. Броню муравьи так просто не прогрызут, а мы их можем жечь сотнями.
  - Можем! - Филимон, казалось, обрадовался этой вести.
  - А старшие сказали ей, что танк в подгорье не построить.
  - Так что, мы не можем жечь напалмом? - охотник даже обиделся, услышав такую новость. - А почему?
  - Потому что нет путей, как вытащить громоздкий танк на поверхность.
  - Это плохо, да?
  - Но можно собирать его на поверхности! - воскликнул электрик.
  - Можно! - Филимон расцвел улыбкой.
  - Конечно, можно, - раздраженно пробормотал я. - Пока не взойдет солнце. А тогда сборщики запаникуют, а подошедшие муравьи их перебьют. И всего-то. А в остальном, идея хорошая.
  - Ага! - Синха не смутил мой ответ. - Вот здесь и пригодится моя колючая проволока под напряжением!
  Он расправил грудь и окинул нас орлиным взором, словно предлагая восхищаться его гениальностью.
  - И вот тогда, под защитой танков и проволоки мы сможем не только переселиться на поверхность, но и выжигать все муравейники, разведывать новые источники нефти, делать еще больше напалма, жечь еще больше муравейников и находить еще больше нефти, и...
  - Мы поняли, - перебил я его.
  - Простите, я кажется, вошел в цикл и повис.
  С этими словами Синх повалился под стол и захрапел. Звякнули, разбившись, задетые им при падении лампочки. Клавиатура упала сверху.
  - Ой, - Филимон сел на пол. - А ему ничего за это не будет?
  - Утилизируют, - пошутил я.
  Шутка оказалась неудачной. Охотник вскочил, взмахнул руками, чуть не сметя со стола монитор, и закричал:
  - Я не могу этого допустить! Это я виноват! Пусть меня утилизируют. Стерх, утилизируй меня ты, пусть все видят, что преступник понес наказание.
  - Уймись, благородный спаситель, - я тяжело вздохнул. - Пошутил я.
  - Нет, все таки, вы, мясники, не люди, - обиделся мой новый знакомый. - Разве ж можно с таким шутить?
  - Уймись, крысоед. Ну, урежут ему норму выдачи еды на время. А то и ничего не будет. Проспится он до первого рога, все здесь приберет. Мы ж ничего пока не сломали.
  - А если сломаем?
  - Зачем? Тебе бы только ломать.
  - Нет, я ломать не хочу, - он энергично покачал головой, словно добавляя этим жестом веса словам.
  - И я не хочу. Давай, выпьем по-охотничьи.
  - А давай!
  На дне второго бурдюка грибовухи оставалось немного. Но эта малость стала для меня фатальной. Организм пал в неравной борьбе с одним из самых древних изобретений человека - алкоголем. Пал в прямом и переносном смысле. Потом Филимон, самый опытный из всех нас и потому, хоть и с большими потерями, но победивший грибовуху, рассказал мне, как он испугался. Упал я между столами, чудом не налетев головой на угол одного из них. Славный бы вышел уход для пьяного ночного охотника, ничего не скажешь.
  Потом начался форменный бред. Я видел Синха, мчащегося на танке. В руках у него были два обрывка колючей проволоки, между которыми то и дело проскакивали голубоватые искры. А на танк надвигались полчища муравьев. И в передних лапах у всех были огнеметы. Я схватил совню и кинулся на помощь другу, но какой-то особо крупный муравей ухватил меня жвалами поперек тела, повалил, лишая возможности двигаться. Я рвался, но силы были неравны. Насекомое сжало меня так сильно, что желудок не выдержал, и избавился от своего содержимого. Я провалился в сон.
  Слышались голоса. Кто-то прикасался ко мне. Я почувствовал, как расстегивают ремни доспехов. Открыл глаза. Надо мною возвышался Пирр. Он был в полной амуниции, только без шлема. Конечно же, его шлем - у меня в рюкзаке. Учитель пришел за ним.
  - Стерх, они умнее, чем я думал! - воскликнул мой напарник, внезапно оказавшийся живым. - Смотри!
  Я взглянул туда, куда он показывал. Надо мной навис муравей и расстегивал ремни доспеха. Он очень ловко делал это передними лапами. Два когтя действовали, как пальцы. Второй лапой он прижал меня к полу, надавив на шею. Я попытался вывернуться, и одновременно дотянуться до ножа. Но муравей надавил сильнее, и я потерял сознание...
  Голос гремел надо мною, а я не мог разобрать слов. Но голос был знакомым. Я открыл глаза, и тут же зажмурился. В них било яркое полуденное солнце. Так вот оно какое. Голос не смолкал. Я узнал Генриха.
  - Ты предатель, Стерх! - говорил он. - Ты пошел против воли касты. По твоей вине погибли сотни людей. И то, что ты увидел солнце, уже не спасет тебя. Ночного охотника нельзя утилизировать. Его смерть приходит от муравьиных жвал. Посмотри, кого я привел.
  Заслоняя солнце, надо мной навис муравей. И я вдруг понял, что это - тот самый, предназначенный мне со дня моего испытания. Это встречи с ним я удачно избегал три года.
  - Я не виноват, - скрипуче произнесло насекомое. - Это - инстинкты и судьба. Мы же оба с тобой разумные существа. И ты понимаешь, что меня тебе не победить. Не сопротивляйся, и я сделаю так, чтобы больно не было. Одним ударом.
  - Зачем вы убиваете нас? - спросил я, хоть горло пересохло, а язык ворочался с трудом. Слова пришлось выдавливать. - Разве мало другой пищи?
  - Этот звук, он сводит с ума, - непонятно ответил муравей.
  - Какой звук?
  Рог протрубил, как всегда, пронзительно, словно ввинчиваясь в мозг. Муравей схватился передними лапами за голову и пропал. Солнце померкло. Я проснулся.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"