Ибомал - маленький тощий зверёк, со слежавшейся в зимней спячке, серой шкуркой высунул из норы своё тощее рыльце, и осторожно втянул розовеньким носиком запах весеннего леса. Что то странное чувствовалось в этом запахе. Непонятное, новое и страшное для маленького ибомала. Ибомалы вообще от природы зверьки маленькие и пугливые, поэтому даже, по-новому пахнущий, лес представлялся ибомалу страшным и не знакомым. Что то маленькое, белое и сверх лёгкое упало ему на носик и тут же превратившись в воду, скатилось на землю, оставляя чистый след на пыльном рыльце. Ибомал испуганно фыркнул и юркнул обратно в норку. Через некоторое время он снова высунул своё рыльце из норы и остолбенел от страха. На привычных ему деревьях не было ни одного листочка, да и весь лес был усыпан чем то белым, холодным и мокрым.
- Видимо это и есть тот самый снег, о котором мне когда- то рассказывал дедушка - подумал ибомал. Вообще ибомалы настолько рано впадают в спячку, и на столько поздно из неё выходят, что целые поколения ибомалов знают снег только по рассказам своих старожил. Остаток дня ибомал сидел около своей норки, и испуганно хлопая глазками, смотрел по сторонам, стараясь запомнить всё до мельчайших подробностей. Проголодавшись, он решил выкопать себе какой нибудь корешок, но только сломал себе коготь о застывшую землю. Ближе к вечеру мимо него прошёл человек, но ибомал не обратил на него никакого внимания, потому что ничего не могло оторвать его от созерцания снега, даже трезабол - злейший враг ибомалов. Человек что-то сказал, бросил ибомалу немного прутиков, что бы тот хоть не много подкрепился их корой и пошёл дальше. Снег поскрипывал под его тяжёлыми башмаками. Когда голод заставил отвлечься от снега, ибомал съел прутики и юркнул в свою норку, потому что смеркалось, а больше всего ибомалы боятся темноты. Он не мог поверить в то, что видел снег. Ибомал не знал ещё, что весна в этом году сильно задержалась и скоро он возненавидит снег.
Старый человек с вязанкой дров, пробирался к посёлку. Ему порядком надоела эта слишком затянувшаяся зима. Он остановился прикурить, когда неподалёку увидел ибомала, сидящего возле своей норки, и заворожено смотревшего на снег.
- Ибомал проснулся, видно скоро весна - проговорил человек, бросил ибомалу несколько прутиков и пошёл дальше.
ТОТ, КТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЖДАЛ СОЛНЦЕ
В этом году весны не наступило. В конце апреля всё ещё лежал снег и даже не собирался таять. Наоборот эта белая гадость хрустела под ногами и выпадала с завидной регулярностью. Ничего не понимающие вороны сидели на проводах смотрели своими мёртвыми глазами по сторонам и трагически каркали, выплёвывая в морозный воздух маленькие облачка пара. Наверное, они остались единственными живыми тварями в этом морозе, ибо изначально были мертвы. Морозный воздух был не подвижен и, не смотря на холод, был наполнен запахом разложения. Что бы не сойти с ума, люди считали, что забывшись в летаргическом сне, они проспали лето, но с каждым днём труднее было в это верить, поэтому многие просто сходили с ума. И лишь неподвижные вороны вносили хоть какое то оживление в этот мёртвый пейзаж. На затянутом серой пеленой, небе не было ничего. Не было облаков, не было солнца, по ночам не было звёзд. Солнце занятое своими солнечными делами безразлично игнорировало этот забытый уголок. И в самом забытом уголке этого самого забытого уголка, съёжившись от холода и страха быть съеденным воронами, сидел тот, кто действительно ждал солнце. Дрожь пронизывала его тело, и всем своим существом он чувствовал, как его кровь превращается в лёд. Постепенно кристаллик за кристалликом, час за часом, он чувствовал, как превращается в статую с красным льдом внутри. И закрывая глаза боялся не открыть их снова уже никогда. От его дыхания даже не было пара, настолько оно было холодным, и снежинки, падающие на его лицо больше не таяли. В конце концов он уснул. Ему снилось лето и та, которую он всегда называл "Солнце". Она была далеко и не торопилась возвращаться. Она была там, и солнце было вместе с ней. Странно - подумал он сквозь сон - где то сейчас два солнца, а где то и ни одного. Он даже попытался улыбнуться этой мысли, но у него только треснула губа, из которой не вытекло и капли крови. Она вся взялась льдом.
Прошло много дней, пока вернулась та, которую он всегда называл "Солнце". И лето вместе с ней. Утомлённые авитаминозом люди выходили из своих домов, открывали окна, и подставляли свои улыбающиеся лица ласковому солнцу. Лёгкий тёплый ветерок гонял пыль, по голубому небу, стали проплывать облака, вернулись звёзды, а вместо ворон летали ласточки. Только в самом забытом уголке, куда никто не заглядывал, вечным сном спал тот, кто действительно ждал солнце. Он не знал, что "Солнце" уже здесь.
ТАМ,ГДЕ РЕКА ВТЕКАЕТ В НЕБО
- Ты дрожишь?
- Да.
- Тебе холодно?
- Нет, мне очень страшно.
- Чего ты так боишься?
- Ты ведь сейчас меня съешь.
- Кто тебе это сказал? Я тебя не съем, а просто убью.
- А зачем?
- Мы по природе враги, а против природы я не могу пойти.
Ибомал, испуганно прижав уши, сидел на маленькой кочке, а перед ним, помахивая хвостом, стоял трезабол. В маленьких бусинках глаз ибомала скапливались слёзы, которые он сдерживал изо всех сил. Никогда он даже не думал, что расстаться с жизнью так просто и так грустно. А трезабол, как ни в чём не бывало, сорвал маленький ландыш, и равнодушно съев его, продолжал:
- Думаешь мне самому охота убивать тебя. Нисколечко. Просто природой устроено так, что я должен тебя убить. - На мгновение он задумался, а потом спросил - Ты видел хоть раз, как река втекает в небо?
- Н-н-нет - ответил ибомал и не сдержал слёз.
- Тогда пойдём, я тебе покажу, и перестань реветь. Всё равно этим ничего не изменить. Только себе же хуже сделаешь.
Ибомал покорно шмыгнул носиком и обречёно побрёл за трезаболом. Они шли через лес, поднимались на пригорки, и спускались с них. Иногда они делали привал и отдыхали. Ели разные веточки и корешки и шли дальше. А один раз им пришлось перепрыгивать по кочкам небольшое болотце. Всю дорогу, бесшумной тенью за ними летела старая ворона, которая знала, что каким бы долгим не был их путь, в конце будет, чем поживиться.
- Ну вот, мы почти пришли - сказал трезабол и указал на горку - сейчас мы на неё влезем и всё.
Ибомал грустно вздохнул и полез в горку. Его маленькие лапки не хотели слушаться, а каждый шаг врезался в маленькие подушечки лап россыпью стеклянных осколков.
- Наверное, это осколки моих мечтаний. Они были чистые и прозрачные как стекло, а теперь от них остались жалкие осколки, которые ранят мне лапки. - Течение мыслей ибомала прервал шепот трезабола:
- пригнись, пока нас не заметили - Только теперь ибомал увидел, что они уже забрались на горку и там, на белой от ландышей полянке стояли два человека. Ибомал пригнулся и отполз в кусты дикой малины вслед за трезаболом. На полянке стояли парень с девушкой, глаза которой были завязаны черным шёлковым шарфом. Парень развязал шарф, и девушка часто заморгала.
- Вот! Смотри - сказал парень - правда, красиво?
В ответ девушка затряслась, её глаза округлились, она только как-то охнула и принялась ожесточённо рвать ландыши прямо с корнями и разбрасывать прямо там же. Те ландыши, которые она не сорвала, она старалась затоптать. В считанные секунды от первозданной красоты ничего не осталось, а девушка, обессилев, упала на сорванные ландыши и зарыдала. Парень помог ей подняться и повёл её прочь, утешая разными словами, а она только всхлипывала и молча кивала головой.
- Видишь, до чего людей красота доводит - сказал трезабол, когда они выбрались на полянку. Ибомал безучастно оглядел полянку, вздохнул и пошёл за трезаболом. Они подошли к краю горы, под которой текла большая река и сели на краю.
- Теперь нам осталось только ждать.
Некоторое время они сидели молча, а потом ибомал спросил:
- А зачем ты меня убьёшь, если даже не съешь?
- Я же тебе говорил, что так заложено природой, против которой я пойти не могу. Просто кто-то должен убить, а кто-то должен быть убитым.
- А если несколько ибомалов соберутся в месте, они смогут убить тебя? - Трезабол рассмеялся - Я серьёзно, смогут или нет.
- Честно говоря, ты и один вполне можешь меня убить, но никогда не сделаешь этого. И десять ибомалов этого не сделают. И даже двадцать.
- Но почему?
- Сколько раз тебе говорить, так заложено природой. Если ты сейчас набросишься на меня и перегрызёшь мне горло, ты убьёшь меня, но ты никогда этого не сделаешь, потому что тоже не можешь пойти против природы, только не знаешь этого. И если бы десять ибомалов могли собраться и напасть на трезабола, они бы уже это давно сделали. Но природой сделано так, что сегодня я тебя убью, и ни завтра, ни послезавтра, стая ибомалов меня не загрызёт.
- Наверное, это от того, что ибомалы трусливы.
- Да и трусливость тут не причем. Просто так нужно.
- Кому.
- Перестань меня раздражать дурацкими вопросами. Если я тебя сейчас отпущу, то завтра об этом будет знать весь лес. Если не ты, то уж точно вон та ворона - трезабол кивнул головой в сторону, где сидела старая ворона, ожидая ужина, - расскажет всем, что я тебя отпустил. И послезавтра меня перестанут бояться другие ибомалы. Кто знает, может потом ибомалы перестанут нас боятся, и начнут убивать трезаболов. И изменят ход эволюции.
Ибомал молча кивнул головой в знак согласия, подобрал ландыш и сжевал его. В ветвях растущей неподалёку берёзы, ибомал разглядел старую ворону, на которую ему показал трезабол, и от этого ему стало ещё тоскливее.
- Смотри скорее - трезабол толкнул его в бок и указал в даль, куда утекала река. Начинало смеркаться, и вода в реке стала такого же цвета, как и небо. И действительно можно было подумать, что река втекает в небо. Никогда прежде ибомал не видел ничего красивее и удивительней, а может, и видел, но просто не придавал этому значения. Молча, они сидели и смотрели, как река втекает в небо. Ибомал перестал дрожать, ему хотелось никогда - никогда не покидать это место и мысль о смерти больше не страшила его. А всё-таки я не так уж и труслив, сижу здесь бок о бок с трезаболом, и даже не дрожу от страха. Жаль, никто не узнает об этом. Разве что та старая ворона на берёзе, съев меня, расскажет, кому ни будь об этом.
- Знаешь? - сказал трезабол - мне действительно жаль, что я не могу пойти против природы и нарушить ход эволюции.
- Мне уже всё равно, спасибо, что показал мне это. А ты впадаешь в зимнюю спячку?
- Да, а что?
- Проснись этой весной пораньше и посмотри на снег. Я видел. Это тоже чудесно.
ЛАПА
Осенний лес был пуст. Последние листья медленно и бесшумно кружа, падали на землю. Легкий ветер носил в воздухе запахи осеннего леса: запах сырой земли, запах трухлявых сучьев, запах засыхающих листьев и еще отчетливо пахло смертью. Ибомал чувствовал этот запах уже третьи сутки. Сказать больше, он даже нашел источник этого запаха. Каждое утро он вылазил из своей норки и бежал. Бежал через широкую полянку, переправлялся через ручей, а потом сквозь заросли можжевельника пробирался на скрытую от посторонних глаз полянку. Там-то и находился источник запаха.
Три дня назад ибомал вылез из своей норки и учуял новый запах в осеннем воздухе. Он пошел на него и через несколько минут вышел на полянку, скрытую кустами можжевельника. По середине полянки лежал источник запаха. Это был очень странный предмет, который почему то напомнил ибомалу его лапу. Но только лапа ибомала была вся покрыта шерстью, а эта, лежащая перед ним, была почти голой. Осторожно подкравшись по ближе ибомал увидел и то, что когти на лапе были аккуратно обгрызены.
Какой-то комар сел на лапу, и безрезультатно попытался напиться крови. Но вся кровь вытекла небольшой лужицей, в которой копошились ленивые, жирные мухи.
Ибомал сидел и черными бусинками глаз смотрел на странную лапу, пытаясь представить кому она могла принадлежать. Мысленно он подставил ее трезаболу. Потом .... Но это была не их лапа.
В эту ночь ибомал спал тревожно. Ему снилось, что вместо привычной ему лапки у него выросла эта чудовищная голая лапа с обгрызенными когтями. Он даже пытался пошевелить ей. По очереди шевелил пальцами и сжимал ее в кулак. Лапа обладала чудовищной силой и с ней ибомал маог не боятся трезабола. Но все же ему хотелось обратно вернуть свою маленькую мохнатую лапку.
На второй день ибомал перевернул лапу. Он изумился, увидев на пальцах странные узоры, и сеть линий на ладони. Он долго думал, для чего они, но не смог найти ответа. И снова он попытался представить себе хозяина лапы. Получался кто-то огромный и страшный. Хозяин лапы был настолько огромен, что в мыслях ибомала он просто его не заметил и раздавил.
Его мысли прервал шорох доносящийся с противоположной стороны полянки. Это был трезабол. Он тоже учуял запах, который распространяла лапа. Ибомал в ужасе шарахнулся в кусты и больше не приходил к лапе в тот день.
И снова ибомалу приснился страшный сон. Страшная лапа вновь приросла к нему, а наполянке лежала его маленькая лохматая лапка.
Еще не высохла роса, а ибомал вновь был на полянке перед лапой. Чем-то она его притягивала и он ревностно отгонял от нее мух. А потом он просто лежал рядом с ней и представлял как он разговаривает с лапой, а она с ним.
Но вновь шорох прервал его мысли. Только это былуже не трезабол. Это был кто-то гораздо больше, и кто знает, может гораздо опасней
Ибомал спрятался в кусты можжевельника и стал ждать хозяина лапы. Сердце от страха, готово было выпрыгнуть из груди, но любопытство.
Кусты раздвинулись и навстречу ибомалу вышел человек. Ибомал не знал, как должен выглядеть человек, но понял, что это именно он. Еще он понял, что он замечен и бежать поздно. Он сжался в комочек и затрясся мелкой дрожью. Он боялся, что человек не заметит и раздавит его.
Но человек присел рядом и второй рукой, растущей из него погладил дрожащего ибомала.
- так вот, кто отгонял мух от моей руки. Спасибо тебе.
И человек подобрав свою руку ушел. Ибомал ничего не понял из того, что сказал человек, но понял что он сделал что-то очень хорошее и ему стало приятно.
ПАДАЛИ ЛИСТЬЯ
Падали листья, играя на ветру. Кружась в своем ритуальном хороводе, они ложились на землю, чтобы умереть и превратиться в перегной. Медленно кружа, они падали на засохшую траву. Засыпали звериные тропы. Засыпали человеческие тропинки. Засыпали человеческие сердца, потому что в них тоже наступала своя осень, со своими дождями, своими холодами, своим первым снегом. Ибомал бегал по опавшей листве, готовясь к зимней спячке. Он собирал веточки и сухие листья дуба и таскал их к себе в нору. Ему даже посчастливилось найти пару желудей. Один он откатил в нору, а второй сразу съел. Съев желудь, ибомал залез к себе в норку и начал укладывать там натасканные листья. А в это время в дубовой аллее появились двое. Они шли молча и медленно. Парень с девушкой, глаза которой всегда напоминали ему два солнца. Они шли и каждым своим шагом поднимали в воздух десятки мертвых листьев, пытаясь их воскресить. Но как ни кидай мертвый лист, он никогда не исполнит танца так, как лист только что оторвавшийся с дерева. Создавая иллюзию листопада, они прошли мимо норки ибомала. Он вылез из своей норки, посмотрел им в след и юркнул обратно. А они его не заметили. Ворох листьев, поднятый ими, безжизненно ложился на землю, хороня их следы. Он знал, что они идут с ней вместе в последний раз. Знал это, потому что в его сердце была осень. Потому что подобно листьям, в его сердце опадал ее образ. И как ни старался он удержать ее, ничего не получалось. Ее образ осыпался, безжизненно падая на самое дно сердца. Он пытался подхватить и снова подбросить ее образ, но он безжизненно падал. От этого ему становилось еще грустнее, и в его сердце начинал идти не большой дождь. Он шел молча, боясь нарушить тишину, и в последний раз впитывал ее. Вслушивался в ее дыхание, видел каждую искорку ее глаз - солнц, улавливал ее нежный запах., пытаясь из всего этого создать ее образ, который бы навсегда остался в его памяти. Ведь оставшуюся жизнь ему предстояло прожить лишь памятью о ней. И он хотел сделать этот образ максимально похожим на нее. Но ничего не получалось. Память отказывалась запомнить ее.
Она тоже знала, что в последний раз они вместе. Но в ее сердце давно была зима. Лед сковал все ее сердце и не пропускал солнечного света, боясь растаять. И свет ее глаз, который он принимал за свет солнца, был лишь холодным свечением льда. Она шла, молча подкидывая ногами с земли мертвые листья, совершенно ни о чем не думая. Мысль о последней встрече ее ничуть не тяготила, ведь ей предстояло еще много интересных встреч, и уж точно еще не один листопад.
Потом она сказала ему, что очень устала и что у нее еще много дел. Он проводил ее до дома и последний лист в его сердце оторвался и подхваченный сильным ветром улетел, а в следующий миг в его сердце пошел ливень и он замерз. Он закурил чтобы согреться. Но это не помогло. Он пошел домой. А ночью умер от холода, горя, одиночества и от того, что не знал, что делать дальше .
Мороз крепчал и метель, заметая ее сердце, дула изо всех сил, чтобы заглушить последний зов его души.
ПОТОП
Четвертые сутки с неба шел дождь. Серые тучи затянули все небо, и изредка их озаряла промелькнувшая молния. После молнии обычно раздавался гром, который гулким эхом раскатывался над лесом. Маленький ибомал сидел в своей норке и смотрел на затапливающую ее воду. Еще вчера в одной из стенок образовалась течь. Теперь же вода текла практически отовсюду. При каждом ударе грома ибомал вздрагивал и прижимал ушки. Он очень боялся резкого шума. Он сидел и наблюдал, как мимо, по его норке проплывали веточки и сухие листья. Один раз по его норке проплыла странная палочка: она была белая, а ее краешек был оранжевым. Палочка была обгорелая, и от нее пахло странным, очень неприятным дымом и ибомал зачихался.
Вода текла все сильнее и сильнее, и ибомалу пришлось забраться повыше, чтобы не намочить лапки. Он подумал о птицах, которые живут в гнездах, на деревьях и как им мокро сейчас. Но потом его мысли вернулись к странной палочке и ибомал представил себе дерево. Оно было большим, белым, с оранжевым основанием и каждая его ветка была белой, с оранжевым основанием, а листьев на дереве не было вовсе. Потом он представил на макушке этого дерева не большое гнездо, а в нем маленького зяблика. Зяблик весело свистел и периодически чихал. - не заметно для себя ибомал уснул и его мысли превратились в сон -Потом пошел дождь и зяблик улетел, а его гнездо наполнилось водой, которая потекла через край. "Он обязательно сюда вернется и споет мне еще своих веселых песен - подумал ибомал - вот только дождь кончится и его гнездо высохнет". Но дождь не прекращался. А в следующий момент страшная и яркая молния разрезала небо напополам и ударила в необыкновенное дерево и оно загорелось. Раздался громкий и долгий раскат грома. Дерево перестало гореть. Оно тлело и распространяло едкий и неприятный дым, от которого ибомал начал чихать. От этого он и проснулся. Его задние лапки и хвостик были в воде. Ибомал быстро забрался еще по выше и вновь увидел странную палочку. Попав в маленький водоворот, она кружилась по его норке. "Зяблик вернется, а гнезда нет - подумал ибомал - наверное он улетит обратно, туда где нет дождей". И ему стало очень грустно от того, что больше нет странного дерева, а зяблик не споет для него своей песенки. Ибомал смотрел на кружащую в водовороте палочку, а на улице не прекращаясь шел дождь.
ОДНОРУКИЙ
Он стоял и медленно сжимал и разжимал пальцы, на оставшейся левой руке. Правой руки у него не было. Вернее она у него была, но он считал, что у него ее нет и поэтому все делал одной левой. Писал, ел, рубил дрова. Даже дом он себе построил левой рукой, а правая все время безжизненно болталась. По городу однорукий ходил, спрятав правую руку под плащ, а пустой рукав постоянно заправлял в карман. Все знали, что у него на самом деле две руки, но тоже привыкли к тому, что он все делал одной и считали одноруким. Причем многое, а может и почти все, однорукий делал настолько хорошо, что ничуть не уступал нормальным двуруким, а некоторых даже превосходил. Он плел настолько хорошие сети одной рукой, что все местные рыбаки покупали сети только у него. Да и сам он тоже ловил рыбу ничуть не хуже их. Однорукий считался лучшим охотником в этих краях и никогда не возвращался из лесу без добычи.
И в один прекрасный день однорукий решил расстаться со своей бесполезной ношей. Он ушел поглубже в лес, нашел полянку, скрытую от посторонних глаз кустами можжевельника, достал топор и отрубил себе руку. В город он вернулся уже действительно одноруким. Но никто кроме него этого не заметил. А отрубленную руку он так и оставил лежать на полянке.
На следующее утро однорукий ощутил до сих пор неведомое ему чувство. Он чувствовал пустоту внутри себя. Он чувствовал, что потерял что-то очень дорогое и горячо любимое. Он не стал обращать на это внимание. Но в течении дня понял, что перестал быть таким ловким как прежде и у него ничего не получается. Он не мог не то что сплести сеть, он не мог даже завязать шнурка на ботинке. Попытавшись по обедать он пролил больше половины своего супа на пол. И отчаяние закралось в его душу. Остаток дня и всю ночь он ходил по своему дому и не мог уснуть. Наступившее утро не принесло облегчения. Тогда он собрался и пошел в лес. Он шел одному ему известной тропой, перепрыгивал через небольшие ручейки и снова оказался на той полянке. Он смотрел на свою отрубленную руку которая валялась в запекшейся луже вытекшей крови. Потом он увидел не далеко в кустах маленького съежившегося от страха ибомала. Он погладил его и сказал:
- Так вот, кто отгонял мух от моей руки. Спасибо тебе.
И подобрав свою руку однорукий ушел домой.
ВОСКРЕСЕНИЕ
От ледяной водки на утро в горле, как будто идет листопад. Может листопад и шел бы, за окном, но там уже давно нет ни одного дерева, и серая ворона плетет себе гнездо под моим окном из алюминиевой проволоки. Я не знаю, какое сейчас время года, может и осень, календарь я сжег уже несколько месяцев назад, пытаясь согреться. Я не могу сказать точно, который час, потому что свои часы я усердно разобрал и все шестеренки и всякие пружинки я приклеил на стену. Я приклеил на стены все свои пластинки, а в экране телевизора зияет дыра, из которой торчит маленькая двухкилограммовая гантель. Мне стало безразлично время. Действительно, какое оно может иметь значение в мире, в котором оно остановилось. Или зациклилось. Не важно.
Порыв ветра, залетевший в разбитую форточку, шелестит полосами фольги, которые я вешал, чтобы солнце не светило так ярко. Я вешал их тогда. Сейчас они бесполезны и их шелест напоминает мне шелест крыльев какой-то мифической птицы, которая летит за мной.
Мой взгляд падает на телефон. Я смотрю на него с ожиданием, хотя точно знаю, что он не зазвонит. Но я жду. Жду. Потом беру телефонный провод и рву его. Я знаю, что потом смотаю его обратно, но сейчас это не имеет никакого значения. Сейчас я рву последнюю нить, связывающую меня с мертвым миром, и бросаю на пол перемотанную во многих местах клейкой лентой змею. Змею, укус которой может быть смертельно опасен, а может и абсолютно безвреден. В зависимости от того, сколько яда накопилось внутри тебя. Для меня любой укус этой змеи смертелен. Но я бессмертен. Каждый день я придумываю себе новую казнь. Я убиваю себя каждый день, и каждый день рождаюсь снова.
Я подробно помню свою первую смерть.
В тот вечер Она сказала, что не любит меня. Ночью я умер. Я умер от горя одиночества и оттого, что не знал, что делать дальше. Вся моя жизнь заключалась в этом человеке. Каждый свой день я проживал ради нее, и каждый мой поступок был сделан в ее честь. И когда не стало рядом со мной человека, которому это было надо, моя жизнь перестала быть нужной даже мне. И я умер. Я лег на диван и смотрел в темноту. Курил (ради нее, я бросил курить, но в тот вечер все изменилось). Вспоминал свои самые счастливые дни, проведенные с ней. И слезы беззвучно текли по щекам. Всю ночь я причинял себе боль различными воспоминаниями, несбывшимися мечтами, снова воспоминаниями, и не заметно для себя умер.
Темнота заслонила все. Я ждал чего-то, но это не наступало. Предомной открылась вселенская пустота, бесконечность и тьма. Я летел в бездонную пропасть, гадая что ждет меня на дне, но дна не было. Я не чувствовал страха, или сожаления. Боюсь в тот момент я не способен был что либо чувствовать. Я летел и гулким эхом в темноте звучал ее голос, произносивший одно и тоже слово: "прощай". Не знаю сколько времени продолжалось мое падение, но...
Потом я воскрес.
Я лежу на диване у себя дома. За окном серый рассвет, вероятно идет дождь. Вероятно я опоздал на работу.
В голове вертится песенка Мирей Матье Pardonne Moi ce caprice d"enfant. Это наша любимая с ней песня. Насвистывая ее я вспоминаю:
Я не знаю французского. Она написала мне в русской транскрипции слова этой песни. Я до сих пор не знаю о чем эта песня, и не хочу знать. Я заучил слова и мы пели ее. В тот вечер мы выпили немного вина, потом включили магнитофон и пели, заглушая Мирей Матье. С тех пор каждый раз, когда я слышу эту песню, я непроизвольно плачу. А тогда мы смеялись и пели. Смеялись и пели. Мы сидели обнявшись на диване, смотрели в глаза друг другу. И в мире не существовало больше никого, только я, Она и волшебный голос Мирей Матье.
Сейчас я пытаюсь прогнать от себя навязчивый мотив этой песни. Мне больно и хочется лезть на стену. Приглядевшись на стене напротив можно увидеть много разных царапин и следов. Не однократно я пытался залезть на эту стену, просыпаясь с песней Мирей Матье в голове.
День был испорчен. Испорчен Воскрешением, испорчен песней в голове, но я не знал еще, что вечером мне предстоит снова умереть, а потом снова воскреснуть. И что первая смерть была одной из самых легких.
По пути на работу я понял, что мир для меня исчез. Окружающие меня люди стали для меня полупрозрачными фантомами, причем каждый из этих фантомов казался мне гадким и порочным. Буквально за одну ночь я переродился в жуткого мизантропа. Каждый человек в отдельности и все вместе были мне ненавистны, но в то же время, абсолютно безразличны. Но на работе приходилось делать вид, будто ничего не произошло. От этого становилось еще невыносимее. Кое как отработав и вернувшись домой, я умер во второй раз. Просто я снял трубку с телефона и машинально начал набирать ее номер, понять что я делаю мой рассудок уже не мог. Я бросил трубку и порвал телефонный провод, тогда еще в первый раз.
И так каждый раз я воскресал. Что-то делал и умирал. Потом я перестал выходить из дома. Уволился с работы. В общем попытался полностью оградить себя от всего, что мне напоминало о ней. Но все вокруг мне напоминало о ней. Каждая улица в городе, каждый предмет в моем доме, все было наполнено ей. Она была в каждой травинке за окном, в каждой капле воды из под крана, в каждом глотке воздуха.
А сегодня она ушла из моих снов. Каждую ночь она приходила ко мне во сне и это было больнее всего, но сегодня она не пришла и это еще хуже.
Я скручиваю только что разорванный телефонный провод. И снова задумчиво смотрю на телефон. Я пытаюсь его загипнотизировать и приказать ему: "ЗВОНИ!". Если он не зазвонит сейчас, я умру и уже не воскресну. И раздается резкий звонок. Первый за многие месяцы. Я не понимаю что происходит. Вернее понимаю но не могу поверить. Поднимаю трубку и знаю, что это звонит она. Я подношу трубку к уху, и не могу произнести ни слова. Я забыл слова, я разучился говорить за эти месяцы. Она что-то говорит, но я не слышу. Она плачет. Думает, что я специально молчу. Слезы текут у меня по щекам, но я не могу говорить. Я открываю рот, как выброшенная на берег рыба.