Глава 3 - Ульдроэль
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ГЛАВА 3. УЛЬДРОЭЛЬ.
Тогда он говорил, восторженно
крестясь:
- А ты смотри мне, не спугни
Смерть-бабочку,
Сидящую наискосок лучу.
И с тёмным выпуклым рисунком.
Не скрипни, не дыши, в ах обмершим
рассудком.
Сейчас её я - раз! - разношенным картузом...
И отражался в зеркале ловец.
А место, где добыча, было пусто.
Вот так ему и диктовало чувство,
Зажмурившись и дрогнув, наконец.
Подрезав пыльный луч, на взмахе
не спеша.
Лениво отметая прихоть в вечность,
Шла смерть, как мимолётная
беспечность,
Шла вверх, от низа отрешась...
И ты играй её, как угольком,
Подбрасывая, обжигая кожу.
Раз это рядом, значит, это можно.
Раз это можно, можно - на потом.
Хон Артур
1
В лесу было тихо, накрапывал мелкий дождик.
- Дворец лесной Королевы имеет весьма сложную конструкцию, - рассказывал Зорр Горынович, идя рядом со мной. - Я бы даже сказал, что это своего рода небольшой город, расположенный на семи этажах-уровнях, возносящихся высоко в небо. Считается, что ещё семь уровней уходят вглубь под землю, как бы зеркально отражаясь от видимой части. Но точно утверждать невозможно - так глубоко никто не спускался, а если кто и дошёл до дна, то назад уже не вернулся, так что и спросить не у кого. Подземный лабиринт загадочен и страшен, и ходить туда не следует, - хийс улыбнулся, - даже с таким грозным спутником, как твой уршш!
Ван Гог носился кругами, вламываясь в кусты с истинно собачьим азартом. Его морда была заляпана чем-то красным и липким, что явно свидетельствовало об удачном прохождении охоты.
- В общем, упрощённом виде, Ульдроэль напоминает две семиступенчатые пирамиды, соединённые основаниями в октаэдр, - продолжал хийс. - Первый надземный уровень - конюшни, кладовые, кухни... короче, для обслуги. С него можно попасть и вниз, на первый "тёмный", единственный используемый подземный этаж - в винные погреба и ещё...
- В тюрьму?
- В покои мэтра Гормфоха! Впрочем, это почти одно и тоже. У Гормфоха, правда, не так уж много хлопот: ему не приходится стеречь своих узников долго, как в обычных пресловутых казематах: по решению Совета их либо прощают, либо отправляют в более нижние уровни - в дворцовый лабиринт. А там уж по степени тяжести преступления наказание притягивается само...
- Ужасы вашего городка? - улыбнулся я.
- Не надо о тягостном! - не выдержал Айт Яэйстри. - Давайте лучше я расскажу о красоте и величии Ульдроэля! Ведь он действительно прекрасен! - он оглянулся на свою красавицу-жену, идущую рядом, будто ища поддержки. - О нём складывают легенды и песни! Он... он...
- Да что ты, Айт, что ты! Конечно, дорогой! Кто же спорит? - отмахнулся я.
- Гормфохом у нас пугают маленьких детей, - шепотом, на ухо, прошептал мне Горынович. - Кажется, наш фиа слишком впечатлителен или уже имел удовольствие познакомиться с ним приватно.
- Айт что-то такое мне говорил, - кивнул я. - Будто бы в юном возрасте он с друзьями залез через потайной ход чуть ли не в кабинет самого Советника, их застукали и наказали. Небось, назидательно продемонстрировали, куда отводят преступников, и кто их там ожидает.
- Да, я видел Гормфоха ещё будучи ребёнком, - согласился фианьюкк. - И это событие, на самом деле, было связано с той историей, о которой я тебе, Василий, рассказывал в начале нашего знакомства... Но, пожалуйста, не будем об этом. Я думаю, что даже в беседах лучше возноситься душой в высь, чем погружаться во тьму и жуткие вымыслы, - он ненадолго замолчал, его взгляд мечтательно затуманился: - Ах, Ульдроэль!.. Луч его красоты в мгновенье ока печаль сгоняет с сердца, писал о нём поэт фиа Го Льис. О, да! Созерцание красоты пробуждает сильнейшие чувства: сострадание, любовь, благодать... Надземная часть Ульдроэля подобна драгоценному камню или распускающемуся цветку!..
- Не стоит впадать в патетику, любезный Айт, - отмахнулся Горынович. - Красота, прежде всего, могущественнейшее оружие! Ибо сила побеждает силу, а красота побеждает всех. И я бы не стал беспечно погружаться в глубины поэзии... ах, извини, воспарять в выси прекрасного. Василию сейчас нужна ясность и чёткость, а не радужные пузыри!
Фианьюкк обиженно отвернулся. Хийс не обратил на это никакого внимания и продолжил, глядя на меня весьма сумрачно:
- Ульдроэль - прежде всего дворец, со всеми вытекающими последствиями в виде строгих правил, ритуалов, ограничений, интриг, корыстных целей и их достижения любыми средствами, и т.д., и т.п. Во всём этом придётся разбираться сходу, без предварительной практики и подсказок. И даже то, что ты теперь дафэн, может, увы, не помочь.
- А где живёт Королева? - спросил я, всякие пугалки были мне не интересны: и так понятно, что плотное скопление самых разных фантасмагорических существ приводит к весьма фантастическим результатам.
- Королева?.. - он глянул на меня быстро и вздохнул, мол, не желаешь внять предостережениям, потом не плачься, ну да ладно. - Пресветлая Королева великого Леса изволит жить на синем уровне. На шестом этаже. Туда нет доступа никому кроме неё самой. На голубой, пятый, она спускается для свершения государственных дел: на этом этаже собирается Совет её двенадцати Советников. Здесь же находится Зеркало Риалут, в которое можно увидеть самые отдалённые закоулки самых отдалённых вселенных, и волшебный сад, где живут восемь огненно-золотых пиальвинов. Ещё ниже, на зелёный уровень, Королева нисходит крайне редко - лишь во время праздников или в дни оглашения приговоров. Кстати, на четвёртом этаже находится и моё скромное жилище. А ещё ниже, на жёлтом уровне, Её Величество видели всего пару раз, уж и не знаю по какому случаю - делать там ей абсолютно нечего: на третьем этаже располагаются жилые помещения, канцелярия высшего порядка, архив, библиотека, залы и ещё куча всего - сплошная суета, беготня, толчея.
- Дааа... Обычному смертному и туда, как до звёздного неба. А уж до Королевы...
- А обычному смертному, как ты выразился, - усмехнулся Горынович, - туда вообще вход закрыт. Верхняя часть дворца доступна лишь избранным. Не-избранным и на нижние-то два этажа вход открыт только с опознавательным гостевым фефном.
- Ага, значит, на второй уровень я всё же попаду!
- Как гость всеми уважаемого Айта Яэйстри, владеющего апартаментами аж на зелёном уровне, конечно! Но как Вася, заурядный человеческий мальчик, хоть и из прошлого Королевы... Я думаю, ограничишься только первым. Об этом Советник не поленится побеспокоиться, уж поверь мне!
- Ну, это мы ещё посмотрим! - я сжал зубы, нащупывая в кармане перстень ранторра.
2
На дорогу мы вышли к вечеру. Дождь прекратился. Развиднелось. Алая полоса заката, точно узкая кровавая рана, отодвинула тучи от линии горизонта - будто по небу полоснули ножом. На душе становилось всё тревожней, предчувствие неотвратимой беды не давало мне покоя. Давно уже никто не говорил ни слова, даже уршш перестал гоняться вокруг, вдруг ни с того ни с сего насторожился, ощетинился и, недобро обводя взглядом окрестности, вразвалку потрусил рядом.
- А вот и долгожданные привратники! - воскликнул фианьюкк, выводя меня из задумчивого оцепенения, навеянного однообразием пути.
- А где же долгожданный дворец? - спросил я, в недоумении глядя вперёд.
Дорога, по которой мы шли столько времени, наконец, закончилась, плавно переходя в пологую лестницу. Девять широких ступеней были сложены из белоснежных мраморных блоков и завершались небольшой площадкой с каменными резными воротами на ней, стоящими совершенно самостоятельно, обособленно, без всяких прилегающих стен: за плотно сомкнутыми дверями высился всё тот же мокрый лес. Я едва удержался от желания обойти сие архитектурное зодчество кругом - на всякий случай, вдруг это просто какой-то хитрый фокус, обман зрения. И всё это действительно смотрелось бы глупо, глупее некуда, если бы не две массивные, совсем некомичные фигуры, замершие у нижней ступени - справа и слева. Две одинаковые статуи, мастерски вырезанные из того же материала, что и лестница, выглядели столь живыми, что казалось, будто их сотворил не резец скульптора, а чья-то злая воля, принудившая двух великолепных, гордых зверей прийти сюда однажды и окаменеть навеки.
- Симарры, - пояснил, ничего, впрочем, не объясняя, Зорр Горынович. - Ну, хвала Лесу - дошли-таки!
Я с сомнением оглядел сумрачные, погружающиеся в ночь сосны, мраморных часовых и одинокий памятник ничьим воротам, установленный на ступенчатом пьедестале, - братва, а где обещанный Ульдроэль, в натуре, а?! Симарры смотрели на меня с явно издевательским выражением в орлиных глазах, их хищные клювы нависали уничижающее, указующе - а ты чё сюда притопал, хон смердячий? Их львиные тела стояли твёрдо, уверенно попирая когтистыми лапами землю, драконьи крылья напряглись - вот-вот раскроются, длинные хвосты в виде кобр победно завернулись на спины. На могучих шеях этих чудоптицельвов на толстых цепях висели резные медальоны, "родные братья" моего собственного, только гораздо больших размеров - словно солидные блюда для пирогов. В центре каждого имелись неглубокие выемки, будто оттуда выковыряли драгоценные камни, карат так на ...ста.
Горынович широким шагом подошёл к правому симарру и, протянув руку, развернув ладонь тыльной стороной, плотно прижал свой пропускной перстень к мраморному кругу - камнем в пустующую выемку.
Земля под нашими ногами дрогнула, в лесу с хрустом обломилась ветка. Стражи как по команде щёлкнули клювами и встряхнулись: облаком посыпалась белоснежная пыль. Ван Гог рявкнул и в одном прыжке попытался закрыть меня собой. Фианьюкки наблюдали всё это со снисходительной улыбкой.
- Гоша, дурень! - я дёрнул пса за хвост, сбивая его рьяный порыв. - Сидеть!
Он послушался, однако его напряжённая поза говорила о том, что он в любой момент готов повторить свой маневр - грудью на амбразуру.
- Ульдроэль приветствует благородного хийса! - пророкотал низкий голос. Горынович кивнул и вступил на лестницу.
Я поднял глаза - слова вырывались как бы сами собой из полуоткрытого позолоченного клюва: говорил правый симарр. Как только развеялось белое облако, перед нами предстали два великолепных, прямо-таки сказочных зверя: синие перья на головах и шеях отблёскивали золотом, львиная шкура искрилась, наливаясь цветом, точно морёное дерево, драконьи крылья распахнулись и окрасились бронзой, чёрные хвосты зашевелились - кобры раскрыли свои капюшоны, извиваясь и шипя. Левый симарр подался вперёд и уставился выжидательно на чету фианьюкков:
- Кто вы?
Айт и Тэйя Яэйстри одновременно шагнули навстречу привратникам, прикладывая свои перстни к их нагрудным украшениям.
- Благородные фиа! - поклонились им симарры и синхронно повернулись ко мне. Их взгляд прожигал насквозь, рука сама собой потянулась к несуществующему мечу, а, может, к спрятанному перстню ранторра? Тут они узрели фай, закрывавший мой лоб: - Гость?
- Это хон Василий! - за меня ответил фианьюкк, жестом призывая меня молчать. - Он спас мою жену, и в благодарность приглашён мною в Ульдроэль на праздник "поющих деревьев". Я взял на себя смелость самолично вручить ему гостевой фефн и...
Айт не успел договорить: в этот момент Горынович взошёл по ступеням наверх, подошёл к двери и толкнул её - мир внутри дверного проёма полыхнул огнями, выгнулся и выплеснулся наружу. Я охнул и от неожиданности наступил Ван Гогу на хвост - тот даже не заметил, ошарашенно глядя на происходящее, видимо для него это тоже было впервые. Дверной проём вытянулся и, словно виртуальный конструктор, стал достраиваться в изящную невысокую башню. Раз, и вытянулись четыре стройные колонны. Два - капители соединились каменным орнаментом. Дальше - больше. За башней стал расти и вытягиваться мост-анфилада, витражный, резной, лёгкий, точно стрела летящий к горизонту. Несколько мгновений, и стрела достигла своей цели. Я молча опустился на траву рядом с уршшем - примерно в километре от нас, прямо в воздухе возникал, проявлялся, строился чудесный замок: нечто витое, сложное, состоящее из арок, мостов, сверкающих сфер, башен и навесных садов - настоящий волшебный город, раскинувшийся на террасах-склонах небольшой горы или, вернее, сам и являющийся этой горой, нет - семиступенчатой пирамидой, именно такой, о какой мне рассказывал Горынович. Над остроконечными крышами, точно китайские драконы, развернулись, трепеща на ветру, длинные разноцветные флаги. Воздух наполнился странными запахами и звуками. Где-то в вышине, на одной из башен, тягуче, глубоко, переливчато ударил колокол.
- Одиннадцать, - сосчитал удары фианьюкк. - Скоро наступит время ночных плясок. Надо спешить.
- Кому - плясок, а кому - встрясок, - проворчал кто-то рядом со мной и простужено захихикал, зажимая рот.
Я с трудом оторвался от прекрасного зрелища уже полностью и бесповоротно существовавшего дворца и посмотрел прямо перед собой: Горынович и чета Яэйстри ждали меня, стоя на площадке у двери, ведущей на мост, симарры - как и положено, охраняли ступени, а мимо меня, всё ещё продолжая хихикать, топало маленькое бочкообразное тельце на кривых ножках, лохматое и хвостатое, с уродливой несоразмерной головой - четыре мутных глаза на ней смотрели, что называется, на все четыре стороны, тот, что на затылке - как раз предполагаемо на меня. Но самое интересное, что неподалёку стояло ещё несколько таких же колоритных созданий, не поддающихся никакой классификации. Я непроизвольно тряхнул головой, но наваждение не исчезло. Более того, оно ширилось и разрасталось, яркой волной сметая серую границу леса. Точно так же, как и царские покои, только совсем близко, буквально в нескольких шагах от меня - за ступенчатым мраморным возвышением - будто проявляющаяся киноплёнка, проступил совсем другой архитектурный силуэт: одно-, двухэтажные деревянные дома, грязные навесы, прилавки, мусорные кучи около них, крутые лестницы и тесные улочки соединялись без логики и принципа, образуя запутанный лабиринт пугающих силуэтов и тёмных проходов, ведущих неизвестно куда. За пару минут у подножия Ульдроэля растянулась влево и вправо широкая полоса построек, плотным кольцом примкнувшая к дворцовым стенам - этакая своеобразная "деревня около феодального замка"... Горели чадящие факелы, окна домов светились, но почему-то туда совсем не хотелось заходить в гости "на огонёк". Гул голосов прерывался руганью и хриплым рыком - в одном из переулков кто-то жестоко молотил непонятного кого-то. Звон стеклянной посуды и гортанный женский смех, доносившийся из соседних ярко освещённых окон, указывал на то, что это был, по всей видимости, самый банальный кабак. Проехала шестиколёсная телега, запряжённая парой буйволов (рогов у них имелось более десятка, и росли они у скотины не на лбу, а на шее, вдоль позвоночника). Прошествовала весёлая пьяная компания - все они дружно волокли куда-то спеленатое червякообразное тело, истошно орущее и вырывающееся. Никто не обращал на сей террористический акт никакого внимания и не бросался выручать несчастного: все были заняты своими собственными, весьма неотложными делами - они здесь попросту жили... Пахло горячим железом (где-то в стороне звонко, чётко стучал о наковальню молот), пенилось свежее пиво, над прелым, тоже свежим навозом кружились "мухи", каждая размером с крупный грецкий орех.
- Василий, поднимайся к нам! - окликнул меня Горынович, морщась от вони. - Здесь нам делать нечего. У нас свой путь - в Ульдроэль! Тут обитают те, кому даже на первый уровень вход строго воспрещён.
Я оглянулся на пристанище "лишённых царской милости" - что ж, они тут явно не скучали, время проводили бурно и со вкусом! - и подошёл к симаррам. Они поклонились мне, едва качнув клювами, мол, невелика птица, подумаешь, всего лишь чей-то гость, и дали дорогу наверх, вслед за уже поднявшимися. Дойдя до половины, я оглянулся к уршшу. Тот, шумно втягивая носом воздух - симарры ему определённо не нравились, - осторожно поставил лапу на нижнюю ступень белоснежной лестницы.
- Нельзя!!! - грозно пророкотали стражи, синхронно смыкая строй и загораживая собой проход. - Зло... зло... зло... Ему не место в Ульдроэле!
- Да ну, какое зло?! - я оглянулся на стражей и стал спускаться назад. - Обычный зверь. Моя собака.
- Зло! - не унимались они, щёлкая клювами на пятившегося Ван Гога. - Нельзя!
- Стоп! Он либо идёт со мной, либо... я никуда не иду!
- Он должен остаться, а ты, гость, уже перешагнул черту: ты должен идти дальше. Назад нельзя!
- Василий, с ними спорить бесполезно, - сказал Горынович. - Они его всё равно не пропустят. Пусть себе бежит на свободу.
- Ты не понимаешь! - поморщился я. - Гоша может и рад бы, да не судьба: мы с ним как бы связаны, он предан мне - в прямом смысле этого слова. Если его бросить здесь... я даже не знаю, что тогда будет.
В подтверждение моих слов уршш разразился таким жалобным, отчаянным воем, что у меня по спине побежали мурашки. Его всего колотило и трясло, он припал к земле, скребя задними лапами, явно готовясь на последний, решительный прорыв. Его единственный глаз безотрывно следил за мной, ловя каждое моё движение - умолял, звал, требовал: возьми с собой!
Симарры угрожающе распахнули крылья, их хвосты-змеи гневно зашипели - прочь! Уршш ответно взрыкнул - ещё чего! - и бросился в бессмысленную атаку.
Я не выдержал и, не слушая больше ни друзей, ни свой мудрый внутренний голос, резко рванул в сторону и спрыгнул с лестницы. Ван Гог носился как бешеный, наскакивая и тут же уклоняясь от тяжелых львиных лап и острых клювов. Шуму было много, толку мало, впрочем, как я понял, и потерь зато никаких - ни с той, ни, слава Лесу, с другой нашей стороны. Симарры, понятно, явно забавлялись: и правда, постой-ка на посту без выходных и пособий - тоска возьмёт. А вот моему зверю явно было не до развлечений - он эту битву проигрывал, стремительно и бесповоротно, а проигравшему, как известно, полагается почётное харакири или просто в харю - гирей, кому как больше нравится.
- Ко мне! - крикнул я. - Хватит! Гоша! Перестань!!!
Уршш в запале меня не слышал. Тогда я изловчился и поймал его за хвост, двумя руками оттаскивая подальше. Он чуть меня не цапнул, но тут смысл происходящего, наконец, дошёл до него, он взвизгнул и ринулся лизаться, вмиг обслюнявив меня по пояс и чуть не опрокинув навзничь.
- Ну, Вась, ты даешь! - Горынович только развёл руками, наблюдая всё это безобразие уже с высоты так называемого "высшего общества".
- Зорр, дружище, придумай что-нибудь. У тебя ж целых три головы, и все сплошь умные, - я сидел на земле, теребя Гошу за единственное целое ухо. - Небось, есть какие-нибудь исключительные случаи, когда гостю разрешают провести с собой домашнего ручного питомца?
- Сомневаюсь, что это именно такой случай... Хотя, ладно. Спрос - не грех, - хийс задумчиво повернулся к фианьюккам: - Что ж, я, пожалуй, пойду вместе с Василием - к Северным пропускным воротам, там, может, удастся договориться об этом вот... недоразумении, - он кивнул в сторону уршша. - Встретимся на втором уровне, как обычно в жемчужном зале.
Сказал и подошёл к краю лестницы, явно намереваясь спрыгнуть с неё по моему примеру. Симарры заволновались и стали подниматься к Зорру, бормоча что-то недовольно, мол, нельзя, что за день сегодня такой, сплошные нарушители... Впрочем, сигануть вниз Горынович так и не успел.
Словно огненный сгусток, сыпля искрами при каждом взмахе сияющих крыльев, из дверного проёма вылетела золотая птица и плавно опустилась на площадку у ног фианьюкков.
- Высочайшее послание для фиа Айта и Тэйи Яэйстри! Высочайшее послание для хийса Зорра!.. - мелодично пропела она. - Великий Советник ожидает вас, всех троих. Просит... немедленно... без лишних задержек явиться к нему на аудиенцию! Вам надлежит сию же секунду отправиться на зелёный уровень в личный кабинет Советника!..
Птица умолкла, обвела всех строгим антрацитовым взглядом и взмыла в воздух. Облетев стоявших на лестнице по кругу, она снова запела, но уже по-птичьи, переливчато, неразборчиво, и уплыла хвостатой кометой назад, в дворцовые открытые двери.
- Ёкарный кикимрух! - прошептал Горынович, глядя вслед необычному посланнику. - В смысле, золотой глашатай! Да... Как молния с ясного неба.
- Ах, быстрее! - заволновались фианьюкки, почти бегом устремляясь за удивительным летуном, не оглядываясь и больше уже ни о чём не думая. - Василий, не задерживайся... Мы будем ждать тебя... - последние слова донеслись откуда-то с ажурного моста.
- Да уж... - покачал я головой. - Действительно ёкарный кикимрух. И золотой глашатай в придачу! - я глянул на Горыновича: - Чего они так всполошились?
- Всполошишься тут, - вздохнул тот. - Приказы Йяфэй Рист Хросса обсуждению не подлежат. Сдаётся мне, что неспроста нас торопят. Эх, Вася!..
- Эх, Зорр!.. Да, ладно! Я всё понял, - я улыбнулся, но улыбка получилась грустная, неубедительная. - Не переживай, дружище. Держи хвост пистолетом... Ясно же, как божий день, что кто-то очень ловко разделил нас, даже если этот кто-то сама судьба, и идти мне дальше придётся в гордом одиночестве. Хотя, какое уж тут одиночество? - я посмотрел на уршша. - Составишь компанию?
- Да не драматизируй ты так. Эх, Враххильдорста на тебя нет!.. - отмахнулся Горынович. - Я быстренько сгоняю к Советнику, - скорее всего это на самом деле только предлог, чтобы оставить тебя без так называемой группы поддержки, - и спущусь к Северным воротам. Там мы с тобой и встретимся. Заодно раздобуду льготный пропуск для твоего чудо-зверя. - Он подошёл к краю лестницы и указал мне на самую широкую улицу близлежащего городского лабиринта: - Ступай вот в этом направлении и никуда не сворачивай. Если ничего не случится, будешь, где нужно, меньше, чем через час. Иди прямо к страже. Спросишь там старшего мечника Заримана. Сошлёшься на меня - за ним должок один числится, - скажешь, чтоб накормил и спать уложил, со всем старанием. А я, в свою очередь, постараюсь как можно скорее, а ты...
Я поднялся с земли, скептически разглядывая предложенный маршрут дальнейшего путешествия:
- Если ничего не случится? Эх, точно Врахх не помешал бы!.. А то Зариман какой-то.
- ...никого не слушай, ни с кем не знакомься. А главное, - Горынович улыбнулся, - никого не спасай, хотя бы в эту ночь. А то и к следующему году не поспеешь, - он на секунду обернулся в дверном проёме, окинул меня весьма странным взглядом, в котором тревога перемешивалась с иронией, и вздохнул, махнув в сторону тёмного уличного коридора: - Это всего лишь антураж - скучный абсурд, где к тому же масса лжи и жестокости. Кто здесь слишком болтает или пытается мудрствовать, угадывая каждый последующий шаг, свой или чужой, - как правило, беспощадно наказывается. Так что...
- Ясно, понял, не иван! Даешь добрые советы, потому что не может подавать дурные примеры? Ладно-ладно!.. Ногти на ногах стричь не будем, а то вдруг - гололёд, - в тон ему ответил я. - Ты уж давай, сам не задерживайся, а то смотри, соскучусь!
- Уже боюсь! - рассмеялся он. - По-бе-жал!
Он махнул мне напоследок и скрылся: его силуэт замелькал в витражных окнах моста - что-то уж действительно с очень неправдоподобной скоростью.
Симарры удовлетворённо встряхнулись и заняли исходную позицию на положенных им местах - слева и справа лестницы. Их глаза затуманились, крылья замерли над спинами, змеи-хвосты свернули свои капюшоны - стражи снова погрузились в каменный сон.
Я двинулся в путь. Одиночество, как всегда, лишь стимулировало моё неиссякаемое любопытство, и в город я вошёл, чуть ли не насвистывая. Рядом, касаясь моей ноги лохмато-пластинчатым боком, трусил уршш. Видимо, прочувствовав ответственность момента, он решил временно не самовольничать и показать себя с самой, что ни на есть положительной стороны.
- Не боись, Гоша! - сказал я ему. - Никогда тебя не брошу, потому что ты хороший!
Он вильнул хвостом и коротко рыкнул.
"Хозяин... люблю..." - пронеслось у меня в голове.
3
Порекомендованная улица была ещё тем местом. Как впрочем, и всё остальное, прилегающее к ней. Но, в конце-то концов, какое наше дело? Ну, не Лондон-Париж. Так и к лучшему. Без затей и лишних отвлечений.
Минут через пять я приспособился вовремя перепрыгивать лужи, в которых скупой свет факелов отражался для путника с заметным опозданием - лишь, когда его ноги точнёхонько увязали в густой жиже. Окна в домах в основном были завешены или закрыты ставнями - первые этажи представляли собой плотный ряд явно нежилых помещений: магазинов, мастерских или чего-то в этом роде. Чёрные силуэты многочисленных вывесок заслоняли небо, перегораживая улицу длинными прямоугольниками, прикрепленными между домами на уровне вторых этажей. Что на них значилось, было не разобрать. Окна наверху напоминали узкие бойницы, заполненные ярким светом и прочной решёткой. Ночных непрошенных гостей здесь явно не жаловали. Я в гости не просился, поэтому путь мой пролегал вполне спокойно. Одинокие путники, попадавшиеся навстречу, с вопросами не лезли, даже не глядели в мою сторону, будто меня и не было вовсе. Как там говорил Горынович - ни с кем не знакомиться? Легко!
Уршш вдруг ощетинился и резко остановился.
- Помоги-и-ите слепцу перейти доро-о-огу... - заканючил старческий жалостно блеющий голосок. Я решил пройти мимо. Обладатель голоса поперхнулся и уже визгливо, громко прокричал: - Идиот! Смотри куда прёшь! Чуть не наступил, хрюндель чоттов!..
Я осмотрелся - прямо у моих ног копошилась кособокая тень - чёрное пятно в ночном сумраке. Факелы в этой части улицы не горели или были предусмотрительно погашены. Уходящий вбок проулок лишь добавлял мрака и некой зловещей тишины. Прохожие вдруг разом все куда-то подевались.
Уршш, словно гончая на охоте, шумно принюхался и глухо заворчал, плавно переходя в рокочущий диапазон.
- Эй! Убери своего трупоеда! - снова заголосил тёмный силуэт.
Я отступил назад, отодвигая ногой Ван Гога - забыл что ли, без команды не жрать? - и, прищурившись, вгляделся - отпуская на волю скрытое, дафэнье. Город вокруг полыхнул звёздами и окрасился голубыми и серебристыми переливами. В метре от меня приютился горбатый мужичонка: острые тощие колени у небритого подбородка, тщедушное тело, закутанное в помойное тряпьё. И взгляд, пылающий, словно раскалённые угли. Ничего себе слепой, подумал я и едва успел отскочить в сторону, так как "несчастный" горбун по-лягушачьи подпрыгнул и прямо в воздухе весь как-то скрючился, скомкался, сломался - вывернулся на изнанку, - его живот треснул и разорвался, но вместо внутренностей из него не вывалились, а живо вылезли суставчатые паучьи лапы. Человечья голова откинулась капюшоном на спину и всосалась внутрь - будто не было. Чудище получилось что надо, омерзительное и пугающее одновременно - одним словом, настоящий хуччарище!
- Эй, хон! Ты где-е-е?.. Иди сюда! Помоги мне! - опять залепетал старческий голос, приглушённо доносясь прямо из брюха паука. По-видимому, хучч был абсолютно уверен, что я не заметил только что произошедшей с ним метаморфозы. - Меня всего лишь твой зверь напуга-а-ал... ты где-е-е?..
Мой "зверь" неожиданно успокоился, замолчал, лишь хвост мотнулся из стороны в сторону - ну, давай же, хозяин, командуй! И не такими закусывали!
- Хон, хо-о-он... - канючил оборотень, давясь слезами и уже явно начиная переигрывать.
В проулке что-то зашуршало. Я скосил глаза, не поворачивая голову, чтобы не терять из виду паука. Из-за угла дома медленно выдвинулась тяжёлая туша, вся в толстых складках слоновьей кожи - отвратительная раздутая многоножка с сотней когтистых лапок, передними из которых она угрожающе размахивала в воздухе. На её круглой шишковатой голове, как волдыри, прилепились два фасеточных глаза, в приоткрытой широкой пасти подрагивали, смыкаясь и размыкаясь, два ряда острых жвал... Так, тяжёлая артиллерия подкатила!
Сверху, с крыши, посыпался невидимый мусор. Скрипнула черепица.
Уршш весь подобрался, приникая к земле. Что, друг, влипли? Спокойно, это бандитское нападение? И сколько их, агрессоров, - раз, два, три?
... четыре, пять, - поправили меня тёмные тени, обступившие нас со всех сторон. Шесть! - спрыгнула сверху ещё одна фигура. По-кошачьи мягко приземлившись на ноги, из серебристого мрака шагнул мне навстречу высокий мужчина - самый настоящий ниндзя, лицо скрыто под маской, - весь в чёрном, гибкий и сильный, с отблесками фиолетового пламени на выставленных вперёд руках. Он что-то прошипел сквозь зубы остальным - те послушно выровняли строй, заключая меня в круг. Паук-перевёртыш, точно дрессированная собачонка, подбежал и пристроился у ноги... хозяина? Мой верный пёс следил за ним вожделенным взглядом, мол, этого я беру на себя!
Конечно же, он - твой! Кто б возражал... А эти, раздватричетырепять - мои! Я быстро огляделся: кто там первый? Ну, что ж - это есть наш последний и решительный бой?
Так. Спереди: гусеница-переросток - раз! Она - справа, выползла-таки на поле битвы, и слева - два! - командор с восьминогой шавкой, ну прямо - Шерхан с Табаки. Сзади: обходят по кругу ещё несколько - весьма примечательный квартет - только в темном переулке и с первого взгляда они могли показаться людьми. В голубых же всполохах дафэньего зрения я чётко различал четыре чешуйчатых человекообразных существа, одного роста со мной, крепкого телосложения, с двумя руками и ногами, без хвостов и рогов, но со змеиными глазами и раздвоенными языками, то и дело выскакивающими из безгубых ртов. Серьёзные противники, нечего сказать, тем более что неизвестно, чего от них ждать - а, может, они вдобавок плюются ядом?
На знакомство мне хватило пары секунд, но и этого оказалось много - Ван Гог не выдержал и без команды рванул в атаку. Ух, понеслось, поехало!.. Его акульи челюсти со смаком заклацали всеми тремя рядами острых, как бритва, зубов. Хучч сразу же, без предупреждений, лишился двух ног, заверещал, задёргался, с опозданием плюясь липкой паутиной. Уршш по-собачьи отряхнулся, но одна "сопля" всё-таки повисла у него на морде, он взревел от омерзения и отхватил пауку следующую конечность. Перевёртыш подпрыгнул, как ошпаренный, будто его рванули вверх на нитке, и рухнул на спину своему врагу. Они покатились под ноги чёрного "ниндзя", мешая тому и естественно помогая мне - куча мала была как нельзя более кстати.
Я, не мешкая, тут же крутанулся назад, вовремя успевая заметить кулак, бьющий мне прямо в голову. Закрылся левой рукой и ушёл вбок, по пути правой хватая нападающего за чешуйчатый затылок. Рванул на себя, со всей дури врезал головой ему в лицо - узкая пластина, видимо до этого бывшая носом, хрустнула и впечаталась между злыми жёлтыми глазами, в которых зрачки от боли и ярости стянулись в вертикальную щель. Не давая опомниться, снова дёрнул на себя, подсечкой отправляя его, уже несопротивляющегося, в других змеелюдей. И вовремя. Никто из них не собирался ждать своей очереди - бросились вперёд все одновременно. Рухнувшее на них тело двоих отбросило к стене, третий же увернулся и ударил меня ногой, но не учёл, что я всё ещё разворачивался - промахнулся, а я - коротким выпадом и тоже ногой, уже точнёхонько, - влупил ему по колену и для верности ещё добавил кулаком - в костистую челюсть. Раздался двойной хруст - его отшвырнуло назад, шмякнув плашмя о стену. Стена треснула, тело сползло в лужу, оставив на ней смазанный зелёный след.
Сзади мелькнула тень. Я оглянулся. Недостаточно быстро - перескочив через катающийся орущий клубок, - уршш уже дожевывал своего почти безногого противника, - чёрный главарь ринулся на меня, обхватывая мою шею в жёсткий захват. Хоп! - используя момент, я изогнулся и двумя ногами влупил в успевших подняться змеиных уродцев (они больше не казались мне похожими на людей). Те дружно отправились отдыхать - к другим двоим, которые прилегли уже, кажется, навсегда. "Ниндзя" был тоже не нужен - я резко сообщил ему об этом локтём - в живот! Будто ткнул в каменное изваяние, но он вдруг отпустил меня и отскочил в сторону. Мелькнул выхваченный из ножен клинок. Я непроизвольно зашарил у бедра - эх, моё именное не на месте!
Ответными всполохами сверкнули мечи в руках у двоих уцелевших, вновь поднявшихся, изрядно сердитых страшилищ. Их глаза, как жёлтые фонари, горели смертельной жаждой - сейчас ты умрёшь! кровью! кровью! твоей кровью умоешься!.. Что ж, эту песню мы слыхали! Да, Гоша?.. Тот стоял над расчленённым, в прямом смысле этого слова, пауком и грозно обводил взглядом сложившуюся диспозицию. Его единственный глаз светился не хуже, чем у врагов, только цинизма и расчёта в нём было побольше: Ван Гог придирчиво выбирал себе очередную жертву. Многоножка за его спиной нависла над ним тяжёлым мешком, вот-вот прихлопнет.
- Сзади!!! - крикнул я то ли ему, то ли себе, подныривая под рубящий удар одного из змееглазых. Разворот. Шаг за его спину. Одной рукой - за подбородок, второй - за сомкнутые у рукояти меча шершавые запястья. Танго? Фокстрот? Что желаете, любезный? Раз, два, три! - пару выпадов мы отбили вместе. Хватит! - скользнул пальцами с подбородка на шею, резко нажал вглубь и дёрнул, вырывая кадык - к чёрту, на фиг! Несостоявшийся партнёр по танцам ещё пытался вздохнуть, разорванное горло шипело, выпуская из лёгких воздух в виде кровавых пузырей, тело дрогнуло и грузно обмякло к моим ногам. Мне осталось лишь подхватить уже бесхозное оружие.
Многоножка почему-то медлила. Уршш счёл это слабостью и пренебрег ею - ринулся на помощь мне. Теперь у нас было по одному супостату на нос. Тот, что достался Ван Гогу, - с кривой широкой саблей в руках, зазубренной с одной стороны, - как заведённый, рубил и отскакивал, рубил и отскакивал, но так и не задел пока ни одной пластины, ни одного волоска на моем чудесном помощнике. Тот юлой вертелся вокруг, с упоением предаваясь бою - как игре, в которую смерть привнесла неповторимый оттенок.
Мой противник был опасней стократно. Я уже не сомневался, что к людям он имел такое же маленькое отношение, как и остальные нападающие. Его фигура, голова, кисти рук были плотно обтянуты чёрной тканью, что, несмотря на вполне человеческий силуэт, не давало совершенно никакого представления, а что там, под одеждой? Будто отвечая на мой невысказанный вопрос, он сорвал со своего лица маску и улыбнулся мне безгубой линией шершавого рта. Я посмотрел ему прямо в глаза, но это были опалесцирующие глаза глубоководной змеи, сияющие льдом и металлом. Взгляд существа, чьи мысли и чувства никак не отражались в их глубине.
Я отступил от лежавшего у моих ног тела, кровь всё ещё толчками истекала из него, зелёным ручьём впадая в грязную лужу. Двинулся вправо, поудобнее перехватывая меч, но змееглазый не приближался. Не обращая внимания на своих поверженных товарищей, он поднял оружие, которое держал за эфес двумя руками, ловко закрутил клинком в воздухе. Этот фокус я знал - подумаешь, нашёл, чем удивить! Я тоже завертел мечом, принимая вызов.
В этот момент уршшу, наконец, надоело скакать вокруг своего противника, он устрашающе оскалился и рванулся вперёд, прямо на лету перехватывая разящую сталь. Хррруп! - великолепная широкая сабля, точно сладкая вафля, по рукоять с хрустом исчезла в акульей пасти. Хруп-хруп! - змееглазый еле успел отдёрнуть руку, с изумлением уставившись на жалкие остатки того, что только что было его оружием. Зевать, однако, не стоило: стремительным, точным движением Гоша продолжил свою трапезу, в мгновения ока отхватив и ненужный теперь эфес, и державшую его руку - по локоть. Рыгнул и, не останавливаясь, в развороте, как хлыстом, ударил шипами на хвосте - со всей мощи, под колени. Его противник рухнул на землю, всё ещё не в силах оторвать взгляда от раны. И начал кричать.
От вопля у меня свело скулы, я скрипнул зубами - бессмысленная жестокость!
"Хозяин?.. Это враг..." - тут же откликнулся уршш.
Конечно, враг, но не в такой же степени! Снова явственно хрустнуло, и крик оборвался. Безголовое чешуйчатое тело упало навзничь, расплескав грязь.
Гоша удовлетворённо рявкнул и посмотрел на последнего змееглазого.
А тот неуловимым, стремительным движением высек в воздухе сияющую восьмёрку и замер, выбросив свой клинок вперёд, указующей линией устремленный мне прямо в глаза - ты! - его лицо выразило такую брезгливость, холодную, обжигающую, и вместе с тем такое разочарование, что показалось, будто он проговорился, не смолчал о чём-то запретном.
- Не сссчассс... - прошипел мне предводитель уже несуществующей команды и добавил кому-то невидимому: - Мы так не договаривалисссь...
Я молча направил свой меч ему навстречу. Наши клинки соприкоснулись.
- Свободен. Как сопля в полёте.
Уршш заворчал - он был явно не доволен завершением схватки, и тем более тем, что я кого-то ещё и "освобождал".
Змееглазый вдруг улыбнулся и, не убирая меч в ножны, в одном невероятном кульбите взмыл в воздух, растворившись где-то высоко в ночном сумраке.
Раздался чавкающий смачный звук. Оставшаяся без должного внимания "многоножка" выползла-таки, наконец, во всей своей красе на место побоища и, помогая себе передними лапками, обстоятельно запихивала себе в рот свеженарубленные части ещё совсем недавно живых тел. Делала она это мастерски, как снегоуборочная машина, так что через несколько минут о здешнем происшествии можно было только догадываться, да и то лишь по разводам на стенах и лужах разноцветной крови. Что ж, дешево и сердито, правда, весьма неаппетитно.
Выпуклые фасеточные глаза местной дворничихи придирчиво оглядели убранную территорию и внимательно уставились на нас.
Проверять, сочтёт ли она нас мусором или нет, совсем не хотелось, биться со столь громоздким агрегатом не хотелось тоже. Я медленно попятился. Гоша не отставал. Мы свернули с ним в ближайший переулок и побежали, катастрофически уклоняясь от указанного Горыновичем маршрута.
4
Сначала я самоуверенно полагал, что мы без труда сумеем вернуться на прежний путь, но, повернув раз пятнадцать, а может пятьдесят, мы не только не вышли на знакомую улицу, а ещё более запутались в тёмном лабиринте причудливых силуэтов. Минут через десять я спохватился и попробовал хотя бы банально вернуться назад, к месту, где на нас напали. Фиг вам! Не тут-то было: я не узнавал ни дома, ни улицы - будто кто-то прилежно менял за нашими спинами декорации. Гоша же на команду: "Ищи! Домой! Назад!" лишь преданно смотрел в глаза и вилял хвостом. Понюхал пару раз землю, но как-то неубедительно, без энтузиазма. Я и сам ничего не видел и не чувствовал: все небывалые способности враз куда-то запропастились, или и не в этом было дело - стены поблизости ожили, навалились, чёрное небо, поглотив шпили Ульдроэля и редкие звёзды, приблизилось, накрыло ночной город плотным колпаком.
- И до Северных ворот, как до Северного полюса, - вздохнул я, осматриваясь вокруг. - А мечник Зариман, как дед Мороз, - лучший подарок в этом году...
Спешащий мимо прохожий торопливо перебежал на противоположную сторону улицы и, будучи уже в некотором отдалении, остановился, зыркнув на меня через плечо.
- Любезный, где тут у вас Северные ворота? Не покажете? - с сомнением оглядывая завёрнутую в тряпки фигуру, спросил я.
- Зверя продашь? - вопросом на вопрос ответил прохожий.
- Не продам.
- Не покажу! - он отвернулся и, более не задерживаясь, пошёл дальше.
- К Северным воротам надо идти налево, - зашептала с придыханием дородная дама, выглядывая из открытого окна и махая рукой совершенно в другом направлении. Все её пышные формы мерно колыхались. Тут вдруг колыхание прекратилось, и из-за полного плеча высунулся плюгавый конопатый мужичонка и пискляво проверещал:
- Не слушайте её, она уже сто лет не выходила из дома! Вам - направо и снова направо!
- Возвращайтесь назад! Назад! - загалдели два крошечных человечка, выросших точно из-под земли. У каждого из них было по три худые ножки.
- Ха! Не вздумай следовать их совету! - пророкотал шествующий мимо здоровенный верзила, его пузатое тело было задрапировано до самых пят и казалось, что оно не идёт, а плывёт, влекомое собственной значимостью. - Ближайшие ворота действительно северные, но искать их надо только прямо по курсу!
- Нет, налево! Налево! Налево! - запричитала дама, свешиваясь из окна бюстом и тройным подбородком, складки и объёмы которых опять мерно покачивались. Мужичонка исчез и более не комментировал, видимо занятый весьма важным и кропотливым делом.
- Назад! - возмущённо взвизгнули трёхногие "гномики".
- Прямо!!! - перекрывая все голоса, взревел здоровяк.
Около нас стала собираться толпа. Про меня тут же забыли, как впрочем, и про то, куда мне надо было попасть. Прижимаясь к стене, я выбрался на свободное место. Следом ползком вылез уршш. Стараясь не обращать на себя внимания, мы осторожно двинулись дальше.
Через пару минут дорога вывела нас на большой перекрёсток, а лучше сказать, на маленькую площадь, с которой брали начало аж целых шесть улиц. Посреди площади стоял памятник крылатому, хвостатому, козлоногому парню, весьма мускулистому и ладному на вид. Из положенного места у него, к тому же, ещё и сильно била струя воды - этакий стильный фонтан, под который то и дело подставлялись различные ёмкости, а так же рты и ладони. Вокруг "писающего мальчика" был несомненный ажиотаж, поэтому наше появление не заметил никто. Протиснувшись к каменной лохани, куда стекала драгоценная влага, напились вдоволь и мы - вода оказалась на редкость чистая и вкусная: каменный молодец отлично справлялся со своими непосредственными обязанностями. Я умылся, а затем отошёл и уселся на землю под окнами чьей-то лавки, блаженно вытянув ноги. Уршш устроился тут же, положив голову на вытянутые лапы, - его единственный глаз внимательно следил за всеми движущимися объектами в пределах досягаемости одного прыжка.
Так, не плохо и поразмыслить... На нас напали. Это не требует никаких доказательств. И кому, спрашивается, сие было нужно? Магары здесь не при чём - они действуют совсем другими способами. А вот многоуважаемый господин "статский советник" вполне мог отдать приказание... Хотя, он ведь уверен, что я теперь в местах отдалённых и весьма прозаических. Н-дааа... А я-то, хм, чуть было не испугался. Чёрт, а зря. Мне-то как раз ничего и не грозило: ведь на лбу у меня фай!!! Пуленепробиваемый и лазеронепрожигаемый... Впрочем, наверное, лучше, чтобы о нём не узнали раньше времени всякие встречные и поперечные, не ровен час, дойдёт слух до кого не следует... Пусть будет мой фефн-фай на крайний случай, как джокер в рукаве... А ещё лучше, если б были сейчас со мной рядом мои родные и близкие, тёплые и пушистые, сотоварищи мои... Эх.
Ну, что ж. Пожалуй, только время, не сбавляя скорость, бежало и бежало к одной видимой лишь ему одному цели. А я опять застрял, завис, залип. И побежал бы, да куда? Ладно, хоть никто больше не пристаёт...
- Эй, хон! Фефн-то сними! Здесь тебе и с ним, и без него харю начистят! А это что за урод у тебя рядом примостился? Он тебя тоже не спасёт! А может, это и не урод вовсе? А? Может, девка-оборотень?! Ах, извини... дама сердца! Ха, ха, ха! И, конечно же, принцесса! Заколдованная гадким-прегадким волшебником!
Я повернулся к говорившему - в дверях лавки стояло грузное свиноподобное существо в кожаном переднике и потёртых штанах, всё заросшее рыжеватой щетиной и остро пахнущее диким мускусным запахом. Оно улыбалось, но крохотные круглые глазки смотрели недобро, едко, примериваясь.
- Дама. Куда ж без неё? - согласился я, между тем прижимая ногой хвост уршша и рукой ловя его за целое ухо - нельзя, неугомонный ты мой! - А если не веришь, хочешь - проверь: она тебя поцелует! Нежно! И ты станешь принцем!
- А нас? Поцелует? - в дверном проёме показалось ещё двое таких же хрюшек-переростков. - А нет, так мы её сами... - один из них достал из-за спины здоровенный тесак для разделки мяса. - В одно место! Чмок!
Ван Гог поднатужился и выдрал из-под меня свой хвост. Ухо в моей руке уже готово было оторваться от его глупой лохматой башки, но испытать, кто в кого превратится, нам так и не удалось.
На площади вдруг стало необыкновенно тихо, только струя фонтана звонко рассыпала прозрачные капли, да в мусорной куче копались жуччи.
Я огляделся, но источника всеобщего оцепенения не обнаружил. И, похоже, что такими непонятливыми мы были одни единственными: уршш пятился, вся растительность на нём - и пластинчатая, и волосяная, - стояла дыбом. Он явно тоже учуял что-то нешуточное, жуткое, даже для такого грозного чудовища, как он. "Уууу... оуу...", - постанывало-тянуло у меня в голове: мой говорящий зверь, кажется, потерял дар речи, пусть даже и мысленной.
- С какой стороны хоть ждать напасти? - пробормотал я то ли себе, то ли прижавшемуся к моим ногам уршшу. Тот лишь щёлкал зубами и вжимался в землю.
И тут я и сам увидел это.
5
В дальнем проулке одновременно взметнулись и погасли факелы, повеяло холодом, будто распахнулась дверь в погреб. У меня свело скулы, по спине пробежал озноб. Что за дьявольщина? Впрочем, в панику никто не бросался, все оставались на своих местах, точно примороженные... или привороженные.
Я прищурился, сконцентрировался. На площадь выползала чёрная, клубящаяся мгла. Внутри неё угадывались пугающие образы и знакомые с детства силуэты - вся отвратительная сказочная братия пожаловала к нам в гости. Вот и сказочке конец, а кто слушал... холодец?
Ван Гог затрясся и, дёрнув хвостом, полоснул меня шипами по ноге. Я вздрогнул и очнулся.
Вокруг все были заняты своими делами: шевелилась и переругивалась очередь у фонтана, хлопали, открываясь и закрываясь, двери, в кабаке напротив галдели посетители, скрипела проезжающая мимо телега, жуччи устроили на мусорной куче драку из-за откопанного гнилого куска. Всё вроде так, да не так. Леденящий ветерок полз себе сквозняком по земле, сковывая ноги.
- Упырихи, будь они трижды прокляты!.. - свиноподобный хозяин лавки глянул поверх толпы в сторону подозрительной улицы, коротко сплюнул и скрылся со своими братцами-поросями в доме, вывесив табличку "Закрыто". Лязгнул задвигаемый засов. Окно над моей головой захлопнулось, чуть не выбив мне на макушку стёкла.
У меня почему-то зачесалась шея, и я непроизвольно вжал голову в плечи. Только вампиров мне ещё не хватало!
- Эй, чернявенькие! Давайте к нам! Парни, позырьте, какие красотки! - из кабака вывалилась пьяная компания. "Парни", хоны-хорцы-человеки, а попросту бородатые и дородные дядьки, из последних сил удерживали равновесие, цепляясь друг за друга и за хлипкие перила. Впрочем, это никак не мешало им вожделенно осматривать площадь в поисках недостающих в их рядах представительниц прекрасного пола. Тех среди остальных присутствующих было хоть отбавляй, однако, как говорится, о вкусах не спорят... По недовольной реакции народа вокруг - на прошедших кастинг "чернявеньких" - я понял одно, что развесёлая братия сделала явно неправильный выбор.
- Моя вон та, длинноногая! А моя вон та, кудрявая! И вон та... Эй, девчонки, гэть сюды! Не обидим! - не унимались шумные кавалеры, спотыкаясь и проскальзывая на крутых ступенях.
Уже все смотрели в том же направлении, что и они. Перешёптывались и показывали пальцами. Кто-то опять процедил сквозь зубы: "Кровососки пожаловали! Колов на них не хватает!..". Ещё пара лавок закрылась на преждевременный перерыв. Проходящий мимо меня молодой лучник машинальным движением поправил колчан со стрелами. Пьяная компания, наконец, благополучно спустилась с лестницы, но я теперь мог видеть только их головы. Действие ускользало от меня, лишь призывные громкие крики звучали всё чётче среди опускающейся на площадь тишины - девчонки, угостить вас чем-нибудь?
- Хотите, чтоб мы вас приласкали? А что вы готовы нам отдать за это?.. - тихий женский голос, как ночной ветер, достиг самых отдалённых закоулков, коснулся каждого невольного зрителя. Нежно. Вкрадчиво. Завораживающе.
Я вздрогнул. Голос почему-то показался мне знакомым. "Милый... какой же ты всё-таки рыжий... ну, иди же сюда! Иди!" - вспомнилось мне: когда-то давно так же завораживающе нежно звучал голос моей странной ночной подруги, которую я тогда ненавидел всей душой и всей душой страстно желал. Голос девушки, ставшей причиной моей самой большой потери - первой любви. Это именно из-за неё я когда-то оставил Динни.
"Иди сюда... Ко мне..." - звали, притягивали, будоражили воспоминания. Меня затрясло, будто в ознобе. Я вскочил на ноги и, поведя плечами - фу, мерзость всякая липнет! - взобрался на ближайшее крыльцо. Вытянул шею и осмотрелся.
За противоположной стороной фонтана всё ещё происходило неуклюжее и явно безрезультатное ухаживание: мои земляки окружили плотным кольцом трёх девушек, которые стояли среди них - крепких, изрядно выпивших мужчин - совершенно спокойно, не делая попыток отбиваться или звать на помощь. Впрочем, за руки их, кажется, ещё не хватали и целоваться не лезли... Пока.
Я спустился на землю и, свистнув уршшу, пошёл через площадь. Мне никто не препятствовал. Большинство присутствующих старалось быть подальше от грядущих событий и осторожно перемещалось "от", в то время как я двигался "к" ним. За два десятка шагов я успел призадуматься, а что собственно так встревожило всех - ну, идёт себе обычный съём барышень, в первый раз что ли? Пококетничают те для приличия, да и разбавят собой строгий мужской коллектив, всем на радость, а себе на прибыль? Если, конечно, это вписывается в их жизненные правила и привычки. А не вписывается, так, может, я уломаю соплеменников поискать себе других прелестниц?
Соплеменники других прелестниц не желали и этих отпускать явно не хотели. Уговаривать утомились и перешли к решительным действиям: один из них, самый бородатый, одетый в широкое подобие рабочей робы, сделал шаг вперёд и...
Я ускорился и, наконец-то, хоть и частично, но увидел-таки вожделенный им объект - обнажённое плечо, каскад блестящих иссиня-чёрных кудрей, узкую спину, затянутую в кожу тончайшей выделки. Девушка стояла и ко мне, и к бородачу спиною, и тянущегося к ней видеть не могла, однако реакция её оказалась молниеносной, если не сказать больше - сверхъестественной: стройное тело выгнулось, крутанулось, разворачиваясь почти на сто восемьдесят градусов, - я увидел бледное лицо, зелёные прищуренные глаза, карминовые губы, глубокий вырез декольте, а в нём золотой медальон на витом шнурке над двумя соблазнительными полукружиями грудей, - и в воздухе мелькнула тонкая рука. Сверкнул стальной маникюр, и незадачливый ухажёр завопил, хватаясь за рассечённое лицо. Моментально стало тихо. Слышно было, как жуччи копались в куче, да как хлопала незакрытая дверь на сквозняке. Вмиг протрезвев, мужики попятились, вжимаясь в ряды зевак. Толпа наоборот пододвинулась ближе - чтобы ничего не упустить.
Теперь и мне никто и ничто не закрывало обзор. Посреди образовавшегося пустого пространства замерли три напряжённые девичьи фигуры - в круговой защите, с руками, поднятыми в отвращающем жесте... Что ж, девушки были что надо, местные красавицы не выдержали бы никакой конкуренции - слишком те были великолепны: точёными фигурами, статью, плавностью движений и выразительностью лиц. А лица их в данную минуту выражали высшую степень гнева и отвращения. Настоящие фурии, прекрасные и пугающие одновременно.
- Кто-то ещё хочет с нами познакомиться?! - вопросила зеленоглазая, облизывая кровь с пальцев и придирчиво оглядывая смертоносный маникюр. У её ног, у высоких кожаных ботфорт, подвывал обезображенный ею бородач, ничего не видя, одной рукой зажимая рану, второй он шарил вокруг и всё время натыкался на девушку, в ужасе всхлипывал и звал своих. Те делали шаг вперёд и тут же отступали, натыкаясь на зловещий взгляд.
- Люсинда! - позвал её я со странным чувством в душе. - Помнишь меня?
Да, с того самого первого мига, когда она обернулась и ударила назойливого кавалера, с того мига, когда я увидел её лицо, такое знакомое, такое казалось давно забытое, пришла уверенность, что это именно она. Мой нежный враг. Мой злой гений.
Наши взгляды встретились. Во мне что-то оборвалось и умерло. Гнев и обида прошлых лет вспыхнула и погасла. Я знал эту девушку... и я ничего о ней не знал.
Узкие карминовые губы чуть тронула улыбка, тёмные брови слегка приподнялись. Удивлённо. Люсинда так ничего и не сказала. Это было не к чему - она узнала меня тоже.
Толпа, будто рой шершней, загудела и опять пододвинулась ближе. Одна из вампирш не выдержала и раздражённо зашипела, быстро глянув на Люсинду - видимо, та была у них главная. Убьём их всех? - светилось в её глазах.
У моей ноги взрыкнул и ощетинился уршш, готовясь к прыжку.
Полная бредятина, честное слово! В голове - сумбур, в душе не лучше. Я за тех или за этих? А может, сам за себя? Поговорить бы с тобой, Люсси, по душам... Если она у тебя, конечно, имеется. Да вот опять, не время и не место.
- Сегодня наше время! - крикнули в толпе. - Ну, что, убивицы, тут-то мы с вами за всех и поквитаемся! Сегодня - не уйдёте!
Люсинда оттолкнула коленом путающегося под ногами несчастного мужика и подалась вперёд.
- Да что вы с ними цацкаетесь? - навстречу ей выступило четверо вооружённых до зубов мужчин. Тот, что говорил, - высокий загорелый парень, с монгольскими глазами, с волосами, заплетёнными в тугую косу с металлическими шариками на конце, - стремительным движением выхватил длинный изогнутый нож. Трое остальных двинулись вкруг, отвлекая на себя внимание двух других девушек. Зрители издевательски заулюлюкали.
- Берегись! - крикнул я непонятно кому, но Люсинда поняла меня правильно и... ничего не сделала. Ни тогда, когда "монгол" красиво и сильно крутанулся - коса хлыстом вспорола воздух, - и неуловимым движением поднырнул под руку со сверкающими ногтями, ни тогда, когда он прильнул к девушке сзади, ни тогда, когда его нож блеснул у её горла.
- Оставь! - я шагнул к ним, понимая, что не спасу ни её, ни себя. И уршш не поможет. Но иначе было нельзя. Ёкарный бабай! Дафэн я или нет! Выручать так всех без исключения!.. Сделал лишь шаг и наткнулся на взгляд Люсинды. Как на каменную стену. "Неужели ты думаешь, что меня надо спасать?" - говорили её смеющиеся глаза. Кажется, острое лезвие, царапающее нежную шею, вообще для неё не существовало. Миг, и девушка стала стремительно меняться: волосы точно наэлектризованные встали дыбом, бледная кожа побелела ещё больше, зрачки расширились, заполняя радужку тьмой, верхняя губа приподнялась, обнажая острые клыки. Что ж, такой я её помнил тоже.
- Вийяяя! - завизжали в толпе. - Убей её!!! Убе-е-ей!!!
"Монгол" отвлёкся на вопль, всего на секунду, но она стоила ему жизни. Люсинда извернулась змеёй и очутилась к своему противнику лицом к лицу. Насладилась ненавистью в его глазах и, не придавая значения ножу, воткнутому тут же по самую рукоять в её спину, вцепилась парню прямо в сонную артерию. Одновременно с этим закинула руки, как в поцелуе - на его плечи: одной обняла за шею, а другой - ногтями - чиркнула по затылочной линии волос. Затем, жадно глотнув пару раз тёплой крови, брызнувшей алой струёю, чуть отклонилась и, навернув косу на ладонь, сильно дёрнула на себя, снимая с головы ещё живого врага скальп вместе с лицевой частью - вперёд, на себя! Тело затряслось в агонии, руки обречённого вдруг выбросились вперёд, зашарили в воздухе и в последнем порыве вцепились в украшение, висящее у вийи на груди - витой шнурок лопнул, медальон отлетел в сторону. Она яростно вскрикнула, наотмашь резанула парня по животу, потом сунула в рану руку - по локоть - и резко вынула, сжимая в ладони ещё бьющееся сердце. Затем отпустила косу и отбросила уже мёртвое тело - прочь!
У её подруг дела обстояли несколько хуже: те отскакивали и уворачивались из последних сил. Даже трансформация в смертоносных вампирш не помогала: нападающих было слишком много - в них тыкали палками и бросали камнями, рубили и кололи. И хоть немногие удары достигали цели, а раны мгновенно затягивались, но уже кто-то расторопно побежал за стрелами с серебряными наконечниками... Так не могло продолжаться вечно.
- Уходим! - коротко приказала Люсинда, оглянулась на меня, кивнула, то ли соглашаясь с чем-то, то ли прощаясь, перевела взгляд на толпу и, презрительно оскалившись, размахнулась и швырнула в неё кровоточащее сердце. Первой из троих взвилась в воздух, в кувырке перепрыгивая сразу несколько рядов жаждущих её гибели. Во втором прыжке достигла ближайшего дома и вдруг, как в компьютерной игре, понеслась прямо по отвесной стене, завернула за угол и пропала. За ней, таким же образом, упорхнули в ночь и две её подруги...
Вот так вот, легко и непринуждённо. Да уж, каждый испорчен в меру своих возможностей... С самого начала ведь могли избежать неприятностей. И зачем, спрашивается, было устраивать весь этот спектакль? Не для повышения же рейтинга среди населения - это точно. Уж, не для нас ли с тобой, а, Гоша?
6
Вокруг царил хаос: одни носились как оголтелые, другие приходили в себя, сидя или стоя, но галдели все, фонтан и торговля были забыты, даже кабак опустел, здешний люд высыпал на площадь в полном составе. Раненого вампиршей бородача перевязали и налили ковш обезболивающего. Перевязали и остальных порезанных и ушибленных, но, слава Лесу, не покусанных. Убитому парню снова натянули лицо и скальп, коса с металлическими шариками заняла положенное место - сзади на затылке, а не спереди вместо галстука. Тело унесли, но многочисленные пятна крови вокруг не оставляли сомнения в том, что здесь только что было.
Я стоял и, пожалуй, единственный размышлял молча. Надо же, всё это произошло у самого подножия Ульдроэля! В какой-нибудь паре-тройке километров! Как говорится, под самым носом у Королевы. А Королева-то ни сном, ни духом... Что ж, и то верно, пора двигаться дальше. Я свистнул уршша, но тот не среагировал, поглощённый разглядыванием маленького кругленького уродца - этакого полуметрового колобка, но с ручками и ножками, и даже с подобием головы, прилепленной сверху, на манер снежной бабы, - медленно, шажками пробиравшегося сквозь суету и толчею. В глазе Ван Гога светился восторг и предвкушение - чувства, обуревающие гурмана, зашедшего в новый, только что открывшийся ресторан экзотической кухни. Я придержал своего ненасытного зверюгу за холку и тут и сам заинтересовался странным существом, сообразив, что "колобок" так осторожничает не из-за боязни быть раздавленным, а из-за предмета, лежавшего в пыли. Практически у всех на виду на земле, среди прочего мусора, валялся золотой медальон. Тот самый, который Люсинда потеряла в пылу схватки. Я огляделся. Кроме круглого пройдохи его, почему-то, пока никто не видел. Стоп, мячик! Пожалуй, у меня гораздо больше прав на... "Колобок" скакнул и, вытянув ручонку, - шаловливую! - сцапал бесхозную драгоценность. Уршш гавкнул и ринулся на него. Я за ним. Но воришка неожиданно ловко отпрыгнул, на ходу втягивая в себя ручки-ножки-голову, и очень бойко покатился прочь. Мы едва успевали не терять его из вида, неслись за ним как угорелые, сшибая всех и вся на своём пути. Он лихо зарулил на краю площади и вкатился в темноту одной из улиц, самой узкой и мрачной из пяти остальных. Несмотря на то, что мы его больше не видели, Ван Гог удовлетворённо взрыкнул и припустил, что есть духу. Я бежал за ним, ориентируясь на топот его лап. На бегу сконцентрировался, включая "ночное виденье". Улица окрасилась в фиолетовое и сизое - теперь я чётко различал дома и брусчатку, которой были выложены пешеходные дорожки. Внезапно топот прекратился, раздался звучный хлопок, будто проткнули гигантский воздушный шарик, сопенье, чавканье, шумная возня и всё стихло.
Метров пятнадцать пробежки, натужно как перед финишем, и я едва успел затормозить, так как ко мне навстречу выскочил весьма счастливый уршш. Запрыгал вокруг, повизгивая и мотая головой. Его грудь и морда были сплошь заляпаны вязкой дрянью, воняющей испорченным винегретом. Решив, что он уже достаточно выразил свой восторг, Ван Гог уселся вылизываться.
- Где "колобок"? - хрипло спросил я, оглядывая совершенно пустую улицу.
Уршш перестал чиститься и, преданно глядя на меня, завилял хвостом.
- Сожрал?! Ссс... скотина!
Он прекратил вилять хвостом, но недоумение, проступившее на его морде, не смогло стереть с неё идиотическое блаженство. "Хозяин?.. Надо было делиться?.. Лучший кусок?.."
Я чуть не расхохотался. Негодование моментально испарилось.
- Да! Лучший кусок - мой! - как можно более серьёзно сказал я. - А в этом попрыгунчике мне был нужен... ммм... кругляшек железа, который он подобрал на площади.
"Да... Хозяин!.." - Гоша виновато опустил голову. - "Могу отдать... назад..."
Его тело задрожало, выгнулось, пластины со скрёжетом зацарапали друг о друга. Он резко опустил морду, ощерился, - в животе у него глухо булькнуло, - и отрыгнул на землю целую кастрюлю кашеобразной дряни. Выглядело и воняло это как внушительная куча дерьма, но прямо из неё торчал витой хвостик - желанный предмет был где-то внутри.
"Лучший кусок... Твой!" - уршш снова завилял хвостом.
Я осторожно потянул за шнурок и извлёк изрядно заляпанный медальон. Прополоскал его в ближайшей луже и рассмотрел поближе - с чувством, с толком, с расстановкой.
Люсинда всегда носила вычурные и очень дорогие украшения. Это же отличалось простотой и было выполнено хоть и со вкусом, но без лишних деталей и ухищрений. Попросту говоря, я держал в руке двойной складень, внутри которого я обнаружил два портрета: совсем юной черноволосой красавицы, почти девочки, и пожилого худощавого мужчины с неприятным цепким взглядом. Кроме портретов внутри медальона хранился локон волос, скрученный и перевязанный золотой ниткой и маленький серебристый крестик.
- Хорошшш? - прошептал кто-то за мной со змеиным присвистом. - Кидай сссюда!
Уршш весь подобрался и уставился на крышу за моей спиной.
Я нарочито медленно закрыл складень и так же медленно повернулся к говорившему.
- Разговаривать сначала научись, не присюсюкивая, а потом уже попрошайничай. А то "подайте, мы не месссные"!
На балконе, прямо над моей головой стоял змееглазый ниндзя, тот самый, из-за которого мы изменили маршрут нашего путешествия, тот самый единственный, не считая уборщицы-многоножки, который остался цел после бандитского нападения на нас с уршшем. В руках он держал весьма солидного вида самострел, в данный момент направленный мне точнёхонько в сердце.
- Что не слезаешь? Облобызались бы! - улыбнулся я, прекрасно понимая, что тот не спрыгнет ко мне в объятия: ведь придётся обниматься ещё и с Ван Гогом. Да и стрелять станет наврядли. По той же самой причине: мой ещё тёплый труп уршш, скорее всего, примется защищать до последней капли крови. Вот шуму-то будет! Рука моя, однако, сама собой потянулась ко лбу, туда, где на фае бугрилась стартовая кнопка для моего защитного чудо-костюма. Так, на всякий роковой случай.
В ответ змееглазый натянул тетиву, но проверить выстрелит он на самом деле или нет, мы не успели. Мне в глаза ударил яркий свет. К ногам прижался раздражённо ворчавший и жмурившийся уршш. Улица наполнилась цоканьем копыт и мужскими голосами.
- Просто съёмочная площадка какая-то, - прошептал я себе под нос. - Спокойно, Ван Гог, спокойно. Сейчас будет дубль номер два, и мы узнаем, в чём дело.
- Что здесь происходит?! - вопросил строгий баритон. - Во имя Леса и Пресветлой Королевы!
- Нельзя ли чуть притушить софиты? - спросил я, прикрывая лицо рукою. - С радостью отвечу на все ваши вопросы. Во имя Леса и Королевы я готов рассказать о чём угодно.
- Кто ты? И почему на тебе гостевой фефн? - поинтересовался всё тот же баритон, но менее сурово.