Был жаркий день. Я, улучив несколько минут, отдыхал, стоя в тени сарая, и бормотал давно ставшую привычной молитву. Подошла взмокшая Лю в красивом желтом купальнике.
- Помоги мне, - сказала она, - Мне надо ополоснуться. Пойдем. - Мы подошли к рукомойнику, около которого стояло ведро холодной воды с плавающим эмалированным ковшиком.
- Будешь поливать, а я придержу волосы. - Она смотала волосы и одной рукой прижала их к затылку. Потом наклонилась. - Лей! Только потихоньку. Я набрал в ковшик воды и стал небольшой струйкой лить на спину, помогая другой рукой растирать холодную воду по спине.
- Ух, ты! Совсем ледяная! - вскрикивала она перехваченным дыханием.
- Феи не должны бояться колодезной воды, - садистски поддакивал я. - Сейчас я из тебя сделаю фею Холодной Воды. Не дергайся, сказал же...
Потом тоже самое проделали и с фасадной частью организма. Она привыкла к воде и перестала вздрагивать. Наконец, она отпустила волосы и взяла у меня ковшик.
- Отвернись и не подглядывай.
- Очень надо, - ответил я, - Забыла нашу первую встречу?
Наконец, она сняла у меня с плеча полотенце и стала вытираться.
- Всё! Вы свободны, сударь. А что ты там такое бормотал, когда я подошла к тебе?
Я повернулся к ней. Растрепанные белокурые локоны теребил легкий ветерок, щеки и губы после купания были красными, глаза лучились знакомыми сапфировыми бликами. Я невольно залюбовался ей.
- Читал одну молитву. Я ее часто читаю.
- Прочитай мне... Ну, правда... Мне интересно. - в её голосе появились просительные интонации.
- Ладно, слушай. Но это не моя молитва. Она принадлежит Франциску Ассизскому и, на мой взгляд, является одной из лучших и благороднейших молитв.
Господи, сделай руки мои продолжением Мира Твоего,
И туда, где ненависть, дай мне принести Любовь,
Туда, где обида, дай мне принести Прощение,
Туда, где рознь, дай мне принести Единство,
Туда, где заблуждение, дай мне принести Истину,
Туда, где сомнение, дай мне принести Веру,
Туда, где отчаяние, дай мне принести Надежду,
Туда, где мрак, дай мне принести Свет,
Туда, где горе, дай мне принести Радость.
Помоги мне, Господи,
Не столько искать утешения, сколько самому утешать,
Не столько искать понимания, сколько самому понимать,
Не столько искать любви, сколько самому любить.
Ибо во истину, кто отдает - тот получает,
Кто забывает себя - вновь себя обретает,
Кто прощает - тому прощается,
Кто умирает - тот возрождается в Вечной жизни.
Помоги же мне, Господи,
Сделай руки мои продолжением Мира Твоего.
Аминь
Лю засмеялась: "Ну, и как, помогает?"
- Мне кажется, что помогает. А чего это ты смеёшься? Я не вижу ничего смешного.
- Судя по молитве, ты очень любвеобильный. Ты желаешь всем того, чего у тебя нет. И любому сразу видно, насколько ты хорош. Ты просто ходячая гуманитарная помощь. Ну, да, у тебя этого нет и поэтому ты не можешь это дать. Но само желание... Это какой-то предельно извращенный вид чувства собственной важности.
- Это почему, интересно знать?- разозлился я и подумал, - "Эта девчонка лезет туда, где ничего не понимает. Тоже мне, говорящие сиськи".
- Раз у тебя этого нет, и ты не знаешь, будет ли, то фактически ты обращаешься к абстрактному существу, чтобы получить абстрактные блага и раздать их абстрактным людям. Ты не согласен? Твоя гордыня переполнена любовью к себе, к своей чистоте и величию своих замыслов. Как не рассмеяться, наблюдая это?
- Послушай. Если ты не просто хочешь поиздеваться надо мной, может быть, ты пояснишь мне, чем это я так возгордился, желая людям добра?
- Хорошо. Только ты не обижайся. Помнишь, как молился Христос в свою последнюю ночь перед арестом? Он ведь знал, к чему идет дело и внутренне не хотел этого. Но всё-таки он сказал: "Впрочем, не моя воля, но твоя да будет". Я не услышала в твоем списке приколачивание гвоздями к кресту. Кажется, ты очень вдумчиво отобрал для себя наиболее величественные вещи, чтобы прославиться в веках. Ты что же думаешь, Бог не может дать людям то, что ты так истово просишь? Ха! Ты наверное думаешь, что он умеет это производить, но не умеет распределять. И ты говоришь ему: "Делай, что умеешь, а уж распределю я как-нибудь и сам. Ты ставишь себя на самый кончик блага, отводя себе роль одаряющего. Как там: "Господи, сделай мои руки продолжением Мира Твоего". Вот умора! Ты хочешь заведовать лавкой на проходной завода, где Бог делает все это. Ты будешь одарять этим по своему усмотрению, получая товар бесплатно. Понятное дело, вы же будете одной конторой. Ты как президент, не создавая своим трудом ценности, и даже не собирая их в виде налогов, приходишь и восстанавливаешь справедливость. Детдомовскому ребенку ты даешь квартиру, ветерану жалуешь затерявшийся орден и больному открываешь бесплатную дверь к лучшим врачам. И вроде бы тебе по должности как раз положено разобраться с теми, кто это во время не сделал. Но нет, быть одаривающим куда как прибыльней. Потому что раболепствующие перед тобой, как похотливые шлюхи будут истекать липким соком умиления и благодарности за восстановленную справедливость, которая была попрана отчасти по вине твоей бездеятельности. Ведь ты же этого ждешь? Не правда ли? Ты даже частично можешь получить это, не делая ничего, а только рассказывая себе и другим об этом своём желании. В самом деле, ведь ты бы мог этого и не делать. Верно? А ведь делаешь. Ну, или хочешь сделать. Ты омерзителен в этой своей молитве, потому что ты молишь о тщеславии раба. Ты даже по отношению к себе, там, где зона ответственности определена фактом твоего рождения, даже и здесь ты просишь о помощи себе. Ты говоришь Господу: "Возьми мой эгоизм, преобразуй его в тщеславные достоинства и вновь подари мне". Ты даже этого не хочешь сделать сам, а собираешься при этом облагодетельствовать всё человечество, и не меньше. Выбрось эту молитву. Чем она может помочь тебе? Ты же сумел сейчас сам помочь мне? Видит Бог, это уже неплохое начало.