Мне надо вспомнить Челси. Вспомнить все. Возможно ли это? Не знаю. Но попытаться все же надо. Многое, что я вспомнила, просто не укладывается в отчет. Но я обещала писать честно и подробно. Попробую написать про Челси более детально, возможно, всплывут новые воспоминания. Надо всего лишь вспомнить и всего лишь записать. Да уж, задача не из простых...Челси, Челси...Tanya, Tanya...Так мы говорим друг другу иногда, повторяем имя по два раза. Челси, Челси...Как я тоскую по тебе. Как же мне узнать тебя? Однажды и навсегда. И чтоб никогда больше не забывать! Я хочу помнить твое лицо всегда. А сейчас я помню только то, что ты коротко стриженый блондин и глаза у тебя серые стальные и блестят. А носик у тебя маленький. И огромный детородный орган, то есть, член - он огромный у тебя. Я его прекрасно помню. Иногда, между прочим, очень даже больно бывает от твоего гигантского мужского достоинства. Но, если честно, ты умело им управляешь и иногда бывает очень даже приятно. Вообще, ты молодец. Но член у тебя слишком большой, все равно. И руки твои я помню. Кисти рук. Они похожи на руки Павла. И движения твои похожи на движения Павла. Под движениями я подразумеваю поворот головы, походка, жестикуляция и тому подобное. "...Движется таинственно и чудеса творит" - цитата из Уильяма Купера, как раз про Челса Куприха.
О, Челси... Ты самый красивый мальчик на планете. Самый модный, самый остроумный и самый, самый, самый во всех вопросах. А еще я помню, что у тебя белые брови, но они тебя не портят. Просто, когда я сказала, что ты похож на свинью с белыми бровями, я была очень злая на тебя и сказала неправду. А Билли и Уилли еще стали острить, что тебе их надо подкрасить, и что многие свиньи так делают - берут уголек в копытце и подрисовывают себе нужные брови. Я знаю, что ты не обиделся, а я бы,наверное, обиделась, если бы про меня так сказали. Ты не обиделся, но ты был злой. Злой на меня и на Митечку. Ты злился и ревновал. А я не поняла этого тогда, поскольку забыла, кто ты есть.
На тебе был черный спецназовский костюмчик и ты был с автоматом. Билли с Уилли были одеты также - в спецназовские комбинезоны и автоматы. А мы с Митей стояли у красной кирпичной стены безоружные и полураздетые. На мне были шортики, топик и кроссовки а Дрема был в тельняшке и спортивных трусах. Мы попали под ливень и потому пришлось переодеться в то, что было с собой. Мы стояли как коммунисты у стены расстрела, а вас я назвала фашистами, потому что вы были с автоматами и меня тошнило от запаха железа и войны. Меня не просто тошнило, меня рвало, выворачивало наизнанку, а вы не стали складывать оружие, которое, кстати, притащил Павел, и который сам был вооружен и в спецназовской одежде. Только он был с моим отцом и остальными ребятами в здании института, разбирался с люберецкими бандитами и малаховскими оборотнями в погонах. А вы охраняли меня возле какой-то котельни в лесу на территории спорт городка.
Чтобы внести ясность, надо сказать, что все это происходило в день получения мною диплома академии физкультуры, то есть летом 1998 года. И тот день мы назвали Днем войны. Спецназовцами все наши оделись неслучайно, поскольку в тот день люберецко-малаховская мафия хотела захватить академию со всеми находящимися там лабораториями под свой контроль. А мой папа этому воспрепятствовал, но без войны не обошлось, поскольку, где большие деньги, там всегда агрессия и кровопролитие.
Я не знаю, что именно производили в местных лабораториях, но на втором курсе со мной был такой случай. Мне сказали зайти в кабинет биохимии. Я послушно явилась, а лаборантка сказала, что мне надо сделать прививку, поскольку всем сделали, а я одна осталась не охваченная. Я помню, как растерянно стояла у входа, а она хотела закрыть дверь, но пришла Долинская Нелли Васильевна, которая была деканом дневного отделения и моим куратором по совместительству. Её боялись все в академии, и я в том числе. Она сказала мне пройти, не стоять у двери. Я прошла и села на подоконник, а Долинская закрыла дверь и присела рядом со мной. Я ей со слезами на глазах стала говорить, что боюсь делать прививки и можно мне в Туле все сделать, а им привезти справку, что у меня все прививки сданы. Она стала расспрашивать биохимичку, что за прививку они решили сделать Черноротовой. Потом они о чем-то тихо переговаривались, и лаборантка подняла шприц, увидев который я расплакалась. Так мне было страшно. Тогда Нелли Васильевна сказала, что не надо пока ничего делать и села со мной поговорить. Она стала задавать вопросы о моей семье и говорить про моего родного отца Садовничего. Я помню, как сразу прониклась симпатией к ней, страх улетучился и она мне показалась доброй. Я ей так и сказала, что она очень добрая и похожа на мою бабулечку. А она вскочила и стала меня ругать, потому что вошла лаборантка. А я подумала, что она обиделась за сравнение с бабулечкой. Подумала, наверное, что я ей на преклонный возраст намекаю. Долинская сказала, что прививки никакие делать не надо Черноротовой, тогда биохимичка решила заварить чайку. И в тот момент когда она пошла ставить чайник, Нелли Васильевна сокрушенно покачала головой и прошептала "Боже мой, что же делать...". И тут дверь открыли ключом снаружи и вошли биохимик, Дрема и Макс Серегин. Долинская встала и подошла к столу, где лежал шприц, а биохимичка выскочила с чайником из лаборантской. Макс хотел меня вывести из кабинета, а Дрема закричал "Тань, стой! Смотри, что они хотели с тобой сделать!". Я остановилась напротив стола, за которым стояла Долинская. Митя вводил ей шприц в руку. Я помню, как я застыла в ужасе. В мозгу пролетели обрывки из фильма "Спрут", где показывают шприц, пронесся Микеле Плачидо в роли комиссара Катани, мой отец Садовничий - один против наркомафии и... я узнала Митю. Он стоял и напевал Цоя "Восьмиклассницу", а Долинская смотрела мне в глаза и повторяла: "Таня, не смотри, уйди, не стой тут, да уйди ты, хватит смотреть!". У меня был шок, и я смотрела широко открытыми глазами, не мигая. Потом я, все-таки, очнулась и вышла из кабинета с Максом и подоспевшим Чернышом. Дрема еще разбирался с биохимичкой, ругался матом, заполнял какие-то бумажки, а нам сказал идти пить пиво, он нас догонит. После этого случая, я на биохимию больше не ходила, а биохимик поставил мне четверку по экзамену автоматом, чему я была несказанно рада, потому как в биохимии ничего не понимала вообще.
Такие дела творились в нашей академии, я имею в виду прививки, а не четверки автоматом, хотя и четверки тоже.
Так вот, в День войны, который случился в Малаховке в июне 1998 года, я наконец-то получила диплом Московской Государственной Академии Физической Культуры. В тот день в академии было малолюдно. Выпускников было немного, так как дипломы выдавали не всему курсу, а только нашей группе. Студенты получили дипломы и разъехались, а я задержалась в основном здании, где происходило торжественное вручение.
Особых причин торчать в академии у меня не было, но так уж получилось, что я разговорилась с Долинской и с ее мужем в лекционном зале. Потом в тот самый зал подошли спецназовцы, а вернее, ты в черном комбинезоне и несколько твоих друзей, так же в черных комбинезонах и с оружием. На улице, оказывается произошел теракт - кто-то поджег шашку с желтым туманом. Это такой газ, от которого все спят. Всех отправили в бомбоубежище, а я полезла с вами через дымоход на крышу. На крыше было ветрено, и туман еще не окутал округу полностью. Там уже были Инга с Бородой, Зойка и Митечка со своей шайкой головорезов - спецназовцев. Все ждали вертолет, а я звала дождь. Просто кричала "Дождь, дождь приходи!". От тумана постепенно стало темнеть вокруг, а вертолета все не было. И дождя тоже. Вы с Митей нашли какую-то трубу, по которой шла вода. Я назвала эту трубу туалетной, она шла вдоль стены и похоже было, что она часть местной туалетной сантехники. Митя ее отодрал от стены и вода заструилась прямо по стене. Вы подставили досочку и получился некий фонтанчик. И мы пили эту воду, умывались и мочили на себе одежду той водой, чтобы не уснуть. Все были вялые и сонные, а туман сгущался, и ветра уже почти не было. Многие стали засыпать, а я все звала дождь и просила всех не спать. На крыше кое-где были лужи. Я помню, как Инга мокала своего Бородочку, а вернее тыкала его носом в лужу, чтоб он очнулся. Зойка бегала, суетилась и укладывала спящих в лужи. А мы с Митей обнимались и светились в тумане крыши желтом. Потом она подбежала к нам и стала спрашивать что делать - все лужи заняты, спать негде. И оттого, что все лужи заняты, нам стало смешно до слез. Мы смеялись, забыв про все. И пошел дождь. Сначала подул ветер, а потом крупные капли дождя застучали по черной крыше. Разразилась самая настоящая летняя гроза, которой нам как раз не хватало. Ливень рассеял туман за считанные минуты. Спящие стали очухиваться в полном недоумении. А Митя гладил меня по мокрому лицу и счастливый смотрел мне в глаза. Я подняла лицо к небу и увидела самолет Челса. И тут же стала прыгать и кричать от радости, что Челси прилетел: "Смотрите Челси, это он нам грозу привез!". Одновременно с Челсом и его самолетом прилетел вертолет, пилотом которого был Макс Жигалов. Оказывается из-за тумана ничего не было видно и они кружили в воздухе, пока дождь не расчистил пути к приземлению.
Ливень стал затихать, и мы стали танцевать. Надо было разжечь кровь и размять мышцы после отуманивания. Сначала я танцевала с Митей. Я гнулась, тянулась, а Митя помогал мне гнуться и тянуться. Вообще-то, танец назывался танго, и я его танцевала со всеми понемножку, а самый последний был Челси. Мы оказались с ним в кругу и он помог мне очередной раз прогнуться и встать. Далее он властно прижал меня к себе и поцеловал долгим поцелуем, как в фильмах показывают. Челси умеет эффектно целоваться и эффектно появляться. Он многое, что делает эффектно, при этом очень естественно. Он сам по себе такой - всегда и везде король джаза. Все танцевали танго в спецназовских костюмах, кроме Мити, меня и Челса. Митечка был в черной футболке и в черных джинсах, а я была в черных джинсах, в белой блузке и черном галстучке. Челси среди нас был лондонским денди в темно-синем двубортном костюме и нарядном галстуке.
После танго мы спустились с крыши и часть людей ушли прояснять обстановку в спорт городке. Я была мокрая насквозь и Митя дал мне полотенце, длинную тельняшку и кроссовки. Сам он тоже переоделся в тельняшку, полукеды и спортивные трусы. Я помню, как мне было тепло и уютно в тельняшке, только немножко стыдно, домой же так не поедешь - без штанов и без трусов. Затем подошел Челси и вручил мне красивый пакетик в качестве презента ко дню получения диплома. А в пакете оказался очень красивый фирменный спортивный гарнитур бирюзового цвета. К тому времени я уже согрелась и с радостью стала пялить на себя трусы-шорты с топиком. А потом Челси, как принц Золушке, преподнес мне бирюзовые кроссовочки в тон гарнитуру. Получилась "Золушка" на современный лад. Вместо хрустальных туфелек фирменные кроссовки. Кстати, Митечка был моим принцем в пионерском лагере под Анапой уже в 1988 году, то есть десятью годами ранее. У меня тогда порвались модные в те годы мыльницы - так называли резиновые балетки. Митя в тихий час сбежал из лагеря в город и привез мне новые белые резиновые туфельки, которые сам же и обул мне, как принц в сказке.
Далее меня поздравляли неизменные друзья Челса - Билли, Уилли и Настасин Вова. У нас даже такая считалочка есть:"Челси, Таня, Уилли, Билли и Настасин Вова". Когда мы собираемся, мы считаемся, все ли в сборе. Хотя на самом деле, это делается для того, чтобы я их всех узнала.
Как мне хочется посчитаться снова. Это все равно, что поиграть в любимую детскую игру со своими закадычными друзьями. Я очень скучаю по всем. Друзья Челса - мои друзья, хотя ... Они относятся ко мне не как к другу, а как к женщине, и, честно говоря, мне это нравится. И я их тоже люблю. Челси, Таня, Уилли, Билли и Настасин Вова...
Появилась эта считалочка, когда я училась в школе, только тогда нас было еще трое. Дело было первого сентября. Первый день учебы в одиннадцатом классе. Я одна сидела за последней партой и скучающим взглядом смотрела в окно, вспоминая чудесные летние каникулы. Я была загорелой, с выгоревшими рыжими волосами. На мне были шелковая белая блузка, голубая джинсовая юбка по фигуре, белые прозрачные колготки и белые балетки с золотой пряжкой фирмы "Цебо". Я была очень довольна собой.
Вдруг в наш класс вошел мужчина с видеокамерой и остановился поговорить с классной руководительницей. За ним следом вошли два мальчика в костюмах и очечках. Они поздоровались с классной, затем сразу прошли и присоседились за моей партой. Повернув головы, они оба молча смотрели на меня. И тут мальчик, что сел ближе ко мне сказал звонким голосом: "Челси". Я не спеша удивленно ответила: "Таня". И тут неожиданно басом прозвучало: "Уилли". Потом сразу же - Челси, я снова сказала - Таня и опять басом -Уилли. И с ускоренным темпом по нарастающей - Челси, Таня, Уилли, Челси, Таня,Уилли и так нескончаемое количество раз, пока имена совсем стало невозможно разобрать от скорости произнесения. Потом, конечно, мы смеялись, я всех узнала, и считалочка стала нашей традицией. А англичане, как известно, свои традиции любят и уважают.
На первом курсе института к нашей считалочке присоединились Билли и Настасин Вова. Челси с Билли занимались футболом, играли вместе, а Настасин учился со мной на курсе. Он, как и Челс был футболистом. Впоследствии он играл по контракту за английский клуб. Вова талантливый футболист. Еще он очень веселый и остроумный, и, вообще, он очень симпатичный мальчик. Я до сих пор считаю всех футболистов исключительно веселыми и симпатичными. Англичане также мне кажутся все остроумными и веселыми. А если англичанин еще и футболом когда-то занимался или занимается, то он просто супер веселый и супер симпатичный.
И эти самые супер веселые друзья англичане-футболисты устроили пальбу из автоматов по кустам и кирпичной стене котельной на территории академии физкультуры просто веселья ради, jast for fun. Челси надел на меня автомат и заставил с ними, переодетыми уже в спецназовские комбезы, фотографироваться. Меня стошнило на Челса, а Билли с Уилли снова стали палить по стене. Они думали, что от шума и страха меня перестанет тошнить, но мне наоборот стало так плохо, что я начала терять сознание. Но пришел Павел с термосом и налил мне чай. Я села, облокотившись спиной о стеночку и пила горячий чай. В тишине мне стало лучше. Митя заставил меня пить чай стоя, чтобы я не уснула сидя. Я попила и Митя дал мне сигарету, а Челс стал кричать на него, чтобы тот убрал свои сигареты и стал запрещать мне курить, но я все равно закурила. Челс кричал, чтобы я выбросила сигарету, а Митечка отошел от меня. Я не знала как себя вести. С одной стороны - можно было не курить, но мне не нравилось командно-грубое отношение ко мне Челса, и мне было неловко перед Митей, как будто я не могу самостоятельно принимать решения. К тому же Челс требовал, чтобы Митечка не стоял рядом со мной вообще, на что тот спокойно по-русски матерился в ответ. В итоге я выбросила свою сигарету, а Дрема остался стоять возле меня. Тогда Челс сделал паузу и выстрелил из автомата между мной и Митей, попав ему в сигарету. От стены отлетели несколько кирпичных осколков. Дрема даже не вздрогнул, но выругался примерно так: "Совсем офигел, Робин Гуд гребаный", только матом. Ну, а я просто вышла из себя и стала кричать на Челса, что он фашист, урод и свинья с белыми бровями. И все они фашисты с автоматами, а мы бедные комсомольцы в тельняшках, и нам покурить спокойно не дают. Митя не дал мне закончить обличительную речь - прижал к стене, разведя мне руки в стороны, и стал целовать в губы. Потом обернулся и сказал:"Стреляйте, если хотите". И Челс стал стрелять. От грохота у меня потемнело в глазах. Челса остановил ты, Павел. И ты оторвал Митю от меня, потому что я снова начала терять сознание. Тогда ко мне подошел Челси и стал шептать, чтобы я ничего не боялась, а я уже была в полуобморочном состоянии с широко открытыми глазами. И это ты, Павел, подсказал Челсу, что нужно делать, чтобы привести меня и Митю в чувство.
Челс расстрелял меня по контуру, глядя в глаза. А я вжалась в стену, и от перенапряжения у меня свело мышцы ног, рук и живота. Я не смогла опустить руки, но сознание не потеряла. В первый момент был ужас, что в меня стреляют, а потом мне стало все равно. Я смотрела, как он вырисовывает вокруг меня автоматной очередью линию, как будто со стороны. Мне было скучно и неинтересно. Я помню грохот и мелкие осколки кирпича, летящие в разные стороны, а потом , когда наступила тишина, я ненадолго уснула, потому как помню мысль, что "надо поспать пока тихо, но главное не упасть, а то новый гарнитурчик испачкаю, некрасиво будет, и так все мокрое и грязное, одеть нечего...", а потом стало темнеть в глазах и все бросились ко мне.
Поспать мне не дали. Я очнулась и увидела Челса возле себя. Он сидел у ног и обнимал меня за колени. Потом сказал, что надо расслабиться, и я поняла, что не могу пошевелиться, и ужасно болит низ живота. Я хотела писать, но не могла ни присесть, ни разомкнуть ноги, которые были сжаты до боли. Опустить руки я тоже не могла. Мне стало дурно. Челси гладил меня по рукам, животу и шептал со слезами на глазах" please forgive me, Tanechka". И от его близости и голоса из меня вырвался свет, мне стало легче, я опустила руки, но пописать я не могла по-прежнему, потому, как рядом стояли Уилли и Билли. Я хныкала, что очень сильно болит живот. Уилли сказал, что мне надо помочиться, а Билли сказал, что мне надо срочно поссать. И стали своим примером агитировать меня помочиться или поссать. А точнее, они стали орошать стенку своей мочой сбоку от меня, при этом искренне считая, что помогают мне. А мне хотелось только одного - чтобы все ушли и не смотрели на меня. Я не могла согнуть ноги и Билли стал уговаривать меня "ссать стоя". В конце концов, они мне надоели своими советами и я прочла этим малолеткам лекцию о том, что не умею ссать ни стоя, ни сидя и мочиться я тоже не умею, потому как, не смотря на то, что на мне одеты только трусы с майкой и вся я растрепанная и мокрая, я не шлюха и не солдат и хожу в туалет по-маленькому или писаю. И под рев аплодисментов Челса с Митей я присела и сходила в туалет по-маленькому, то есть пописала.
Потом Митя расстреливал Настасина по контуру, а Настасин Митю. И все на том месте, где стояла я. Билли с Уилли тоже хотели там друг друга расстрелять, но их остановили, потому, как на кирпичной стене к тому времени уже образовался человеческий силуэт с распростертыми руками, который мог выпасть из стены. Они не стали разрушать стену. Хотя могла бы получиться скульптура в стиле нео-абстракционизм.
Такие вот воспоминания про День войны в Малаховке. Ну, и еще перед отъездом Митя с Челсом подрались, все-таки, и разбили окно буфета, вылетев в него в обнимку, благо, это был первый этаж. А так, в остальном, все было нормально. Хотя, разборки с бандитами были и были раненые. Но все это я помню уже совсем смутно. Главное, что все живы, здоровы.
А я после того дня заболела - неделю сидела в квартире в Крылатском с насморком и удивлялась, где я могла простудиться среди лета...