Вглядываться в темноту можно бесконечно. Менять кривизну хрусталика, водить зрачками до боли, искорок в глазах, терзать глазные яблоки. Должно быть нечто за этой плёнкой, неосязаемой пустотой, что как ширма закрывает... что? Истину, другой мир, откровение, кукловода бытия? Ещё мгновение, ну же... отбрасывает назад. Только мельтешение, как снег, слабые всполохи светлячков. Мёртвый фейерверк. Эдгар не знает, что сокрыто за гранью тьмы, но продолжает смотреть и вслушиваться. Прячется за колонной. Камень под ладонями тёплый и сухой, не смотря на толщу земли над головой.
Они спустились в подземелье совсем недавно, а он уже успел потерять факел. И огниво не отягощало ни один карман, будто украли. Если ситуация не изменится, придётся кричать, звать на помощь или тихо умереть в темноте и одиночестве. Куда все подевались?
Внезапно закружилась голова, вместо кроткой ходьбы дыхание побежало, перед глазами вспыхивало. Широкая ладонь легла на плечо, примяв камзол. В левом боку ёкнуло, словно воткнули шприц и влили изрядную порцию виски. Эдгар отпрыгнул, голова чудом разминулась с гранитной деталью интерьера.
- А-а!.. это ты, Джеймс? Как ты меня напугал.
Рыжий тип с прищуренными глазами выглядел недовольным. Шевелюра, густые брови и бакенбарды играли зловещим багрянцем в пламени факела.
- Где ты шатаешься? Я, поди, искать тебя должен? Ты, конечно, молодец, без тебя никак, но рассеянность не повод тратить попусту чужое время. Прямо как мой маленький племянник - за ручку водить надо.
- Прости, - потупился Эдгар.
- Где твой факел?
- Сам не знаю, как умудрился потерять.
- Ох. Ладно, пошли.
Каблуки цокали по плитке, в носу клубился запах горящей смолы, огонь отбрасывал настороженные тени. Через пару поворотов открылась небольшая комната. На полу, в свете пламени, мужчина в очках разглядывал карту. Пожелтевший пергамент веял древностью, его изображения и немногочисленные буквы и привели сюда, в подземную юдоль тайн и сокровищ.
Третий член недавно созданной команды поднял голову. Чем-то они похожи, все трое.
- Нашёлся? - Кристофер улыбнулся и сложил бумагу.
- Вставай, я не собираюсь торчать здесь вечно. И дай ему факел.
Троица вышла в противоположную дверь. Благо, небольшие сумки позволяли не задерживаться и шагать ходко.
- Где колдун? - спросил Джеймс.
- Теофраст сказал, что немного разведает.
- Подозрительный он, себе на уме. Теперь ещё и ушёл. Разве не его работа - светить, зря только факелы тратим. А ты что думаешь, Эдгар?
- Я? Ну, подземелья не слишком глубоки, масла должно хватить. Даже без знахаря.
- А по мне, может статься по-другому, особенно, если кое-кто продолжит их терять. Уж поверьте, не первый раз спускаюсь.
Знахарь ожидал в зале, неспешно разглядывая барельефы на стене. Вокруг старца изливался дневной свет, ниоткуда, но светило, как днём. Эффект передался всем, как будто взор разгонял тени или глаза научились читать мрак подобно кошкам. Колдовство, одним словом.
- Я уже успел заждаться, друзья. Здесь ничего важного, можно смело продвигаться дальше.
Они познакомились намедни в пабе. Харчевня пировала, отмечала день рождения. Виновник праздника угощал направо и налево, поднимая всем и без того замечательное настроение. Как-то сложилось, что стол у окна привлёк всех четверых. Обилие спиртного развязывало языки, к тому же собеседники оказались достойными людьми. Слово за слово, Эдгар проговорился про карту, про сокровища под курганом. Вообще, это были не совсем сокровища, загогулины на пергаменте точных сведений не несли, но что-то необычайно ценное. В трёх парах глаз сразу вспыхнул интерес. Все, как один, предложили помощь за небольшое вознаграждение. Эдгар не видел причин отказывать, сам-то он считал затею авантюрой, а приключения сопутствовали всей его жизни. Даже обрадовался компании.
Джеймс представился знатоком антиквариата, хотя некоторые детали навевали здоровые сомнения в порядочности и законопослушности. Особенно цепкий, даже дерзкий взгляд, такого у ростовщиков не встретишь. Вот у военных или кулачных бойцов - вполне. Кристофер избрал стезю археолога, и полвечера увлечённо рассказывал о своей профессии. Исследователь не просил вознаграждения, его толкала личная любознательность и прогресс науки. Теофраст - знахарь, и с ним спуск превратился в лёгкую прогулку. Какие бы не блуждали суеверия, однако колдовство иногда полезно.
Так они объединились в команду, выпили за это. Новоявленный квартет влился в галдящую кагалу и отлично провёл время. Он тогда ещё по голове получил чем-то тяжёлым. Две недели с шишкой ходил, не помогали даже снадобья знахаря.
- Господин Теофраст, а какое сокровище желаете найти вы? - спросил исследователь.
Интерес заставил Эдгара прислушаться: старец так и не поделился планами. Предпочитал молчать и слушать.
- Древние говорили, что только тот, кто никогда не опускает рук, в состоянии обрести истину. Я никогда не прекращаю поиски. Меня интересуют знания, мудрость природы, опыт предков, тайны жизни. Значение имеет лишь то, что остаётся после смерти. То есть, что есть в голове: воззрения, идеалы, ум, - уточнил он, видя озадаченные лица. - Многие этого не понимают, поэтому и обращаются ко мне. Я хотел бы отыскать нечто, способное помочь всем живущим. Древние слыли великими мудрецами, и, возможно, именно среди этих стен отыщется универсальная формула.
- Ничего себе! - воскликнул Кристофер. - Мои притязания не столь велики, но, думаю, нами движет одна и та же сила. Тяга к знаниям. Удивительно прослеживать, как люди существовали раньше: расшифровывать манускрипты, сдувать пыль с черепков, проникая вглубь тысячелетий. Это же так интересно! Наша цивилизация достигла неимоверных высот, но и у предков можно почерпнуть многое. Иногда один-единственный наконечник стрелы, залегающий в толщах сланца, позволяет разрешить вопрос, над которым бились многие умы. И эти знания, несомненно, несут пользу всему человечеству.
"Человечество? Эх, ребята, не пробовали вы жизнь на вкус, - думал тем временем Джеймс. - Жить ради других - что за глупость? От окружающих одни проблемы, если только они не несут свои денежки. Экий простак этот Эдгар, удачно подвернулся со своей картой. А то сидел на мели, подумывал, к кому бы наведаться. К мистеру Дюпону, напыщенному индюку? Или к скряжнице Кюневард? Со здешними сокровищами им не тягаться, пусть хоть треснут. Такой схрон под носом, и не заметил, вот дурак! Интересно, что за клад подготовили эти предки, которых вы, господа, поминаете, и от которых остались одни костяшки по углам? Чаши, усыпанные алмазами и рубинами (рубины нынче в цене), саркофаги из платины, королевские подвески, изысканные браслеты покрытые изумрудами, сапфиры огромные, как яйца? Обычное золото - тоже неплохо. Ух, разгуляюсь! Эта куртизанка, Генриетта, сама ко мне прибежит..."
Катакомбы опустились ещё на уровень. Вышли под просторный свод с глубоким колодцем - "Злое око". Название не очень обнадёживающее, к счастью, таких на карте немного. Осталось не более трети пути, а дальше, за дверью, баснословные ценности - на сей счёт карта не двусмысленна. Хотя и не ясно, что там, для кого и кем спрятано. "Да не важно, на чёрном рынке оторвут с руками", - подумал вор.
Разбили привал: дать отдохнуть ногам и умилостивить пищеварение. Запахло колбасой, лепёшками, сыром - нехитрая полевая снедь. Помогал усвоению добрый эль, пенился в желудках. Кристофер и Джеймс восхищённо ахали, как дети, когда знахарь прямо на ладони прорастил луковицу. Зелёные листочки раскачивались туда-сюда.
- Старый хитрец, и ты на что-то годишься.
- Все мы иногда нуждаемся в маленьком чуде.
Эдгар сидит в стороне, кусок в горло не лезет. Душно как-то и голова кружится, тело ломит, будто ночь провёл на полу, а не в тёплой кровати. Приторный аромат солода раздражает, чавканье бесит, гогот дёргает за слух, как рыбу крючок. Ни сидя, ни лёжа нет покоя, будто набилось блох под рубашку, как у того пса. Поскорее бы выбраться на поверхность, глотать свежий воздух.
Когда поднялись, дурнота отступила. Спутники ощущали близость награды, улыбки блуждали на лицах, теплота обеда пониже груди звала в путь. Если и существует невозможное, то не для этих мужчин.
Шагать в свете знахаря одно удовольствие - лёгкая прогулка под сенью каштанов. Коридоры радостно распахивают широкие объятия, компания развлекает беседами, под ногами ждёт клад. От чего же Эдгару не по себе? Стены словно сжимаются, давят, в углах клубится темнота - готова наброситься и поглотить. И эта духота, жара, перед которой пасуют прохладные сквозняки. Всё тяжелее дышать. Непроизвольно оттягивает ворот рубашки. Другие словно и не замечают, дышат полной грудью в своё удовольствие.
- Осторожно, друзья! - идущий первым Теофраст закричал.
Было от чего: слева в черноту ухнула огромная бездна. Кирпичи стен осыпались, торчали, как пеньки зубов в старческой пасти. Такое же зловоние исходило из глубин. Тошнота рвётся к горлу. Эдгар спотыкается, но крепкая рука не даёт отправиться в полёт.
- Эй, парень, ты нам ещё нужен...
Свет отделяет от мира, темнота - делает его частью. В лучах солнца каждый предмет, каждый человек обособлены, отделены от мироздания и друг от друга. Одиночество не чуждо. Темнота же размывает границы, фактически они исчезают. Остаются прикосновения, запахи, чувства в глубинах сердца - то, что непосредственно в теле. Пространство исчезает, его нет. Свет отнимает единение с миром, покой, открывает недостатки, показывает уродства, нищету, раны, разруху. Делает одних ниже, других выше и богаче. В темноте этого нет, все одинаковые, не перед кем бахвалиться роскошью или демонстрировать развитую мускулатуру. Во мраке расслабленное блаженство, свет несёт страх. Ночная чаща кажется опасной не из-за мглы, такой её делают блики Луны. В кромешной тьме мы бы не боялись ничего, нечего бояться, потому что всё сливается, все - одно.
Тьма - благо. Разве не ищем её в моменты блаженства: на руках матери маленький ребёнок закрывает глаза от удовольствия, влюблённые поступают так же, придаваясь горячим лобзаниям, любовники гасят свет в спальне, ведь жажда их так велика, что готовы слиться. От страха зажмуриваемся, в отвращении закрываем глаза. Во тьме человек невольно ищет защиту, покой, наслаждение, утраченное. Недаром говорят, что утро вечера мудренее. Но лишь потому, что день открывает озарения ночи, показывает, что сделано без него и до него. Глаза постоянно моргают в стремлении сбросить наваждения света. Выходит, свет - это зло, а тьма - благо. Мрак объединяет нас, делает едиными. Во тьме нет недостатков. Разве не ищем отдыха, забытья в сновидениях - истинных проводниках ночи - после наполненного волнениями и тревогами дня? Над всеми стоит безгрёзный сон, глубокий, как Тартар и всепроникающий, как мысль. Из черноты выходим, в неё вернёмся после смерти.
День-ночь, жизнь-смерть, свет-тьма...
- Эдгар... Эдгар, ты что заснул?!
- А, где?.. Простите, задумался.
- Он уже воображает, куда спустит золото, хе-хе.
- Нам тут интересно стало, что привело тебя в такую даль и откуда такая замечательная карта? - спросил археолог.
- Ну, карта досталась мне от деда. Он был знатным расхитителем гробниц. Пол-Европы перерыл, в Китае промышлял, Новой Испании. Привил мне любовь к древности и разным загадкам. А путешествую я, сколько себя помню. Никогда не проводил больше нескольких месяцев в своём особняке в Йоркшире, - Джеймс восхищённо присвистнул. - Из-за моей ветрености даже пришлось расторгнуть помолвку, такого кавалера ни одна дама не дождётся. Сюда отправился, чтобы почтить память деда. Не важно, найдём мы что-то или нет, он бы этого хотел.
- Желание умерших - закон для живых. Твои предки гордились бы, - сказал Теофраст.
- Спасибо. Знаете, вы чем-то напоминаете его. Дед был великим человеком. Иногда кажется, что я всё ещё слышу его наставления.
- Да не беспокойся ты, - Джеймс по-дружески похлопал по плечу. - Найдём сокровища и выпьем по пинте за твоего деда.
- Но всё-таки ты не ответил, - напомнил археолог.
- Да, если честно, меня тревожит один вопрос... Ничего особенного.
- Поделишься?
- Не стоит и упоминать. Знаете, в мыслях крутится, но ничего собой не представляет...
От необходимости отвечать избавил вскрик вора. В двух шагах пронеслась белая тень и скрылась за поворотом. Холодок обдал поясницу, поднялся по спине, перевалил через плечи и лизнул грудь.
- Что за?!
- Не бойтесь, друзья, - это неупокоенные духи, души умерших. Они сопровождают на смертном одре, из мира живых в мир мёртвых. Или забиваются под землю, где царит вечный мрак, как в нашем случае. Со мной вам ничего не грозит: духи страшатся открытого сердца и ясного разума.
Пальцы Кристофера сложились в крестное знамение, мысленно поблагодарил Иисуса за такого проводника.
- Он не вернётся?! - тревожился Джеймс.
- Не беспокойся, они избегают света. Этот, видимо, отбился от стаи.
- Стаи? Так много! Гадство, ненавижу призраков, что угодно, только не призраки.
- Господа, не хотелось бы прерывать, но мы пришли, - исследователь указывал на массивную дверь в скале.
Все как завороженные уставились то ли на руны, то ли иероглифы. Дрожь благоговения прошла по телам. Створки казались дорогой в иной мир. Тайны на той стороне ответят на все вопросы, озолотят, наделят властью, кому что по душе. Теперь никто не сомневался в успехе, воображение рисовало райские наслаждения.
Кристофер представлял себя в великолепном холле, в окружении благородных джентльменов во фраках, дам в вечерних туалетах. Внимание восторженных глаз только на нём, в руках удивительные артефакты Трои, им найденной, хотя мало кто верил. Один за другим мужчины пожимают его руку, восхищаются столь великим талантом и удачей.
Вор купается в роскоши: на золотом троне, пятки греют тёплые монеты, кучами рассыпанные по полу вперемешку с драгоценными камнями. В левой руке, усыпанной перстнями и браслетами, в орихалковом кубке плещется вино. Игристый напиток щекочет горло, вливается легко, как падающие лебединые перья. Правой обнимает Генриетту, она шепчет нежности, восхваляет, ласкает волосатую грудь.
Теофраст застыл у раскидистого дуба в позе лотоса. Расслаблен и созерцателен. Перед закрытыми веками открываются пространства иных измерений, глубоких, как океан, готовых открыть объятия и поглотить в мир сияющего блаженства. Ангел, блистающий золотом, ведёт за руку, указывает перстом на бесконечность вокруг. Каждый лист, каждая травинка воплощают целый мир со своими каналами рек, горами, холмами. Погружается глубже, дальше, тотальнее.
Эдгар в оцепенении, поражён наваждением спутников, не понимает. Ничего подобного не проносится в его сознании, не раскрываются радужные фантазии. Хотя в один миг, кажется, что мысли слились, стали одним человеком, душой, а все образы - грани одного. "Что происходит?" Пот катится по вискам крупными градинами, зрачки бегают, как у ненормального, губы дёргаются, готовые понести околесицу, разразиться бредом, под стать эфемерности творящегося. Стены направляются по своим делам, потолок расползается в ухмылке, за ним безмерная чернота. Эдгар видит себя со стороны, заглядывает в бледное, как чешуя рыбы, лицо. Уши заполняют шорох, скрип, треск цикад, кто-то скребёт по дереву. Воняет сырой землёй. Тяжело дышать. "Какого чёрта здесь душно, как в гробу, и почему так темно?"
Действительность мигнула, с толчком пришло обычное, живое состояние. Силуэты компаньонов подёрнуло рябью, как мираж, вернулась чёткость. Сознание расщепилось, грёзы разбежались по черепам владельцев. Четыре человека, не один. Они ничем не выдавали накатившего морока, словно не было: ясность в глазах, уверенные движения и мысли.
- Интересно, что здесь начертано? - задумался археолог.
- Точно не скажу. Что-то о великом знании, которое откроется только подготовленному в нужный момент, - ответил знахарь. - И... назад дороги не будет.
- А про сокровища ничего нет? - Джеймс задал наболевший вопрос.
Общими усилиями дверь сдвинули с места. Морёный дуб заскрипел, нехотя поддался, оставляя на ладонях опилки. Эдгар вскрикнул, напоровшись на коварную занозу, засевшую под ноготь.
Магический свет разгонял темноту, а вместе с ней ожидания, ведь комната встретила пустотой. Квартет сердец упал, поверженный досадой, но тут же воспарил новой верой. Зал был слишком велик для поспешных выводов, дальний конец терялся во мраке. Не всё потеряно.
Шагнули разом, решительно, словно в желании растоптать сомнения. Хоть что-то быть должно: свёрток папируса, россыпь монет, загадочные письмена вкруг стен или скелеты павших искателей. Напрасно. Ничего, кроме равнодушной глади мраморных плит, ровных, как зеркало.
Не в правилах настоящих мужчин бросаться в панику. Если есть путь, он будет пройден до конца, а выход найден. Так выигрывались войны, строились города, открывались новые земли. Стены подверглись тщательному обыску, каждому досталось по одной. Дюйм за дюймом в поисках малейшей трещины, неровности, скрытого рычага, кнопки. Наконец, раздался радостный возглас. В дальнем углу отыскалась дверь - не столь впечатляющая, но несущая надежду. Как они раньше не заметили? Возникла, будто ниоткуда. Но эта догадка не тревожила, вместо неё в затхлом воздухе прокатились вздохи облегчения.
- Хех, я уж думал, Святой Патрик сыграл с нами злую шутку. Парни, мы ещё выпьем! - развеселился Джеймс.
Рано радовался. Комната оказалась пустой. Как и следующая за ней за подобной дверью. На лице исследователя отпечаталась горечь. У вора возникло стойкое желание кого-то поколотить. Теофраст сохранял присутствие духа.
Очередные двери открывали очередные комнаты. Четыре, пять, шесть... Голые стены, будто насмехались: ни барельефов, ни колон, холодный чёрный мрамор, как чёрный английский юмор. Шаги ускорились, торопливая поступь отдавалась эхом. Вскоре ходьба перестала поспевать за смятением - сорвались на бег, рыскали, как ищейки в надежде отыскать хоть что-нибудь. Спины взмокли, из ртов вырывались сбитое дыхание и ругань. Теофраст потерял сумку, Эдгар лишился левого ботинка. А комнаты продолжались, более того, с каждым разом размеры уменьшались, стены плотнее подгонялись друг к другу, потолок опускался.
Пока очередная насилу вместила. Ввалились, как носороги в бакалейную лавку. В длину пять ярдов, в высоту едва ли семь футов. Знахарь, самый высокий, опасливо ссутулился. Никаких дверей, кроме входной, никаких коридоров, ходов, иными словами: тупик. Отчего-то теснота не на шутку напугала Эдгара, захотелось кричать.
- Я просто переводил. В таком исходе нет моей вины.
- А чья тогда?!
- Джентльмены, успокойтесь, - вмешался Кристофер. - Все мы на взводе, но давайте будем благоразумны. Я уверен, если вернуться и ещё раз обыскать, найдётся другая дорога.
- Да ничего там нет! - не унимался вор. - На четвереньках всё излазили, как проклятые.
- Я уверен, если...
- Да иди ты со своей уверенностью и со своими черепками!
- Попрошу не высмеивать мою профессию.
- А то что? Ваша братия только и способна, что в земле ковыряться.
- Сэр, ещё слово и я буду вынужден...
- Друзья, давайте стойко выносить невзгоды.
- Не лезь, старикашка, это между нами!
- Как ты смеешь!
- ...он переходит все рамки.
- ...ты мизинца моего не стоишь!..
- Я покажу тебе наш ирландский стиль...
- ...так просто не уйдёшь...
"Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь". Эдгар сотрясается от негодования, сжимает потные ладони. Вместо дыхания - сипение, бульканье, клокот. Воздух, кажется, обжигает лёгкие, пальцы тянутся разодрать горло. Хочется кричать, вопить, биться в корчах, выть в отчаянии, как мать оплакивает погибшее чадо. "Уроды, вы как голоса в голове. Вас нет, это мне только снится. Назойливые комары, заткнитесь, слушайте меня!" Глаза вылазят из орбит, язык мелькает на губах, словно молодой уж, мышцы сокращаются, как у припадочного, руки выкручиваются.
- Я вспомнил вопрос... Вспомнил вопрос!!!
Дикий крик эхом отразился от стен, ударил по вискам, перекосил рты. Джеймс отпустил воротник археолога, даже расправил. Теофраст пригладил растрёпанные седины. Краска постепенно сходила с ликов, они устыдились недостойному поведению. Уставились на него, как отец на ребёнка, когда тот внезапно вырастает и покидает отчий дом.
- Я знаю свой вопрос.
- И какой же? - осторожно спросил вор.
- Где я?
Водворилась недоумённая тишь. Первым, как ни странно, прыснул Теофраст, гулкий бас заполнил помещение. Следом присоединились драчуны. Эдгар с мгновение хлопал глазами, затем улыбка стёрла оторопь и открыла ворота смеху, гомерическому хохоту.
Люди гоготали, не помышляя останавливаться, словно от этого зависели их жизни. Выступили слёзы, в боках кололо, тела скручивались, покрасневшие лица гнулись к полу. Знахарь упал на колени, Кристофер, наоборот, откинулся, держась за плечо вора. Они выглядели сумасшедшими, помешанными, и в любом приличном обществе давно загремели бы в дом умалишённых.
Эдгар не унимается, сердце готово выскочить из груди. Чувствует, что скачущие голоса слились в единый поток, словно стал одним целым со всеми. Опять это ощущение. Нет больше споров, назойливых спутников, голосов. Только его хохот. Хохот безумца.
Глаза открываются, падают во тьму, кисти упираются во что-то твёрдое, нерушимое. Ногти изломаны, содраны, пальцы в засохшей крови. Он лежит в какой-то коробке, места удручающе мало - даже на бок не повернуться. Эдгар заливается новым приступом, как одержимый бесами скрипач выводит своим инструментом. Срывается на визг, тело содрогают конвульсии, бьётся об узкие стены до онемения в коленях и локтях.
На поверхности могильщики переглядываются, слыша приглушённый смех, нечеловеческий, леденящий, и глухие удары отчаяния. Только страх наказания заставляет не засверкать пятками. Быстрее работают лопатами.
Эдгар хохочет, царапает деревянную крышку, но гвозди вбиты на совесть.