Аннотация: Рассказ об одержимости злыми силами в мрачном фэнтези мире.
Пролог.
Старуха-мать стояла где-то во мраке. Лагерт не мог её разглядеть, но слышал тяжелое свистящее дыхание и шёпот. Всегда казалось, что она смертельно простужена. С ней что-то произошло, когда Лагерт был ребёнком. Мать не говорила об этом, но Лагерт однажды заметил, что её рёбра с левой стороны были вогнуты внутрь.
- Ищи не здесь, сынок. Ступай в погреб.
Лагерт поднялся, швырнул в сторону обгоревшую жердь. Багровый закат проникал сквозь остатки крыши. В лучах света серебрился иней, мороз щипал лицо. Из военного лагеря разбитого неподалеку доносились дикие вопли и разлаженный гром барабанов: шеоманские наёмники без малого пять дней празднуют успешную кампанию, попутно сжигая крестьянские дома.
Лагерт неуклюже прошёл по хламу, который раньше называл своим домом, распинал с крышки погреба мусор пожарища и потянул почерневшее железное кольцо на себя. Крышка легко, но с жутким скрипом, открылась. Тусклый свет выхватил крутую лестницу, уходившую в темноту. Лагерт глянул в мрачный зёв погреба, вдохнул душный гнилостный воздух.
- Иди вниз.
Он боялся заботливого материнского шёпота, как жрец - плохой приметы, но переступил порог.
"Матери нельзя перечить. Иначе матерь будет недовольна."
Первая ступень громко заскрипела. Он начал спускаться дальше, широко раскрытыми глазами смотря под ноги. Ступени трещали всё громче, по мере погружения во мрак, который становился плотнее. Он повернул голову, страшась, что крышка захлопнется. Когда кто-то наверху быстро прошлёпал босыми ногами, он не на шутку испугался и начал подниматься обратно.
- Иди! - пронзительно завизжала старуха. Он поднял руку, чтобы ухватиться за порог. Послышался глухой удар, и створка захлопнулась, защемив пальцы. Лагерт вскрикнул, сразу поднял створку, освободил переломленные пальцы. Ступень предательски треснула под ногами, и он упал, ударившись лицом об острый край приступка, полетел вниз. В окаменевший пол погреба с неприятным хрустом ткнулся локтями.
Поднялся он не сразу. Двигаться было страшно и больно. Запах крови, хлынувшей из носа, примешался к сладковатому запаху гниения.
На мгновение вспомнилось детство, когда мать заперла его здесь на два, может быть три дня, в наказание за пренебрежение к старинным реликвиям. Казалось, здесь всегда царило зловоние.
- Перестань бояться, сынок. Мы любим тебя. И ты должен отплатить за нашу любовь.
- Отпусти. Ты умерла месяц назад. Тебя нет, - что-то склизкое тронуло щёку. - Сдохла! Ты сдохла! - заорал он во всё горло, отшатнулся. Нечто схватило за больную руку и дёрнуло вглубь, потащило по сырому грязному полу. Лагерт бился как рыба в сетях, хватался рукой за воздух, кричал, пока не ударился о стену. В ладонь вложили короткое лезвие, заставили сломанные пальцы сжать рукоять.
- Вырежи имя, сынок. Мы просим тебя. Ты ведь знаешь наше имя?
- Не знаю, - сквозь всхлипы ответил Лагерт.
- Знаешь! Знаешь! - тысячью голосов ответило пространство.
Его тело зверски выгнуло, рука перестала слушаться, бешено полосуя грудь лезвием. Он рыдал, уродуя самого себя.