Аннотация: Короткая глава о том, как участью Найта интересуется генерал Шибта, и что он высказывает господину Миккейну. ВЫЧИТАНО
Глава 12
Найт был так увлечён просмотром новой диковины - старинных записей музыки и танцев доядерной эпохи, что даже вздрогнул, когда в прихожей господина Миккейна раздалась мелодичная трель звонка.
- Мона, кто там? - историк высунулся из комнаты.
- Это к тебе, дорогой, - Мона почему-то была бледна и несколько растеряна.
Найт заволновался, но учитель похлопал его по плечу, успокаивая, и вышел из комнаты.
В холле, чуждый всему окружению, стоял киборг - генерал Агласис Шибта. Сейчас он был в штатском - средней длины френч, брюки вместо галифе, высокие сапоги, перчатки. Но господин Миккейн не обманывался этим 'мирным' видом.
- Добрый вечер, господин генерал, - спокойно и вежливо поприветствовал гостя хозяин дома. - Проходите, не откажитесь от чая.
- Добрый вечер, господин учитель. Благодарю, но я по одному очень неоднозначному вопросу. Нас не должны слышать.
- В таком случае пройдёмте ко мне в кабинет.
Через минуту они оба сидели на диване в небольшом помещении, заставленном деревянными книжными шкафами, на столе дымились две чашки чая, к которым никто не притронулся.
- Я начну с сути и постараюсь говорить кратко, - произнёс генерал. - Вы, вне всякого сомнения, выдающийся преподаватель, один из лучших в Империи. Но в последнее время о вашем недопустимом поведении столько кривотолков, что они дошли даже до меня.
Господин Миккейн снял очки, медленно протёр их фланелевым платочком и, надевая обратно, проговорил:
- Я не вполне понимаю вас... В последнее время я не нарушал никаких правил и даже лекции стал вести наиболее приближенно к программе. Так сказать, убрал 'отсебятину', как изволила выразиться дирекция Академии.
- Это не связано с вашей профессиональной деятельностью, - мотнул головой киборг и, зачем-то оглянувшись на плотно запертую дверь, проговорил тише:
- Это касается вопросов морали.
По лицу историка не сложно было догадаться, что он до сих пор ничего не понял.
Вздохнув, генерал заявил напрямик:
- Ваши... эммм... отношения с неким Найтом, курсантом младшей ступени Боевого отделения. Мальчику ведь нет даже пятнадцати!
- И что? Вы считаете, что четырнадцатилетний подросток не в состоянии усвоить некоторые дополнительные сведения об истории страны и мира? - и тут вдруг до господина Миккейна дошло. Он рассмеялся. - Ах, простите, кажется, понимаю, какие такие отношения вы имеете в виду. Боже мой, это же надо было додуматься!
Пока господин Миккейн смеялся, потирая переносицу, киборг молчаливо ждал.
- Я могу заверить вас, господин генерал, - отсмеявшись, сказал историк серьёзным тоном, - что с Найтом меня связывают только отношения 'учитель-ученик', но никак не что-то порочащее честь Академии. Могу даже согласиться на процедуру нейросканирования, если это вас убедит лучше.
Генерал помолчал.
- Поймите, господин Миккейн, дыма без огня не бывает. Мальчик фактически живёт у вас. Вы выказываете ему особое расположение. Многие видели...
- Что видели? Что я кладу руку ему на плечо или глажу по голове? Боже, ведь это же просто обычные отеческие жесты! - воскликнул историк. - Найт напоминает мне меня в юности. Мой родной сын ещё слишком мал и находится сейчас далеко от дома, в интернате столицы. Я его практически не вижу - причём это не моё решение, а правила учебного заведения. Немудрено, что я нашёл себе достойного воспитанника. Найт - исключительный умница, и я, признаться, заранее скорблю о его участи. Ему не киборгом бы стать, а управленцем или, ещё лучше, учёным. А у тех, кто распускает грязные слухи, один секс на уме. Весь этот мир просто помешан на сексе. И людям гораздо проще и приятнее поверить в педофилию, чем в передачу опыта от старшего младшему. Ну... ну как в Античности!
- Я тоже изучал историю в Академии, - глухо отозвался генерал. - Вы привели не вполне удачный пример. Вспомните, что ещё связывало учителей и учеников в античные времена...
- Да, пожалуй, и правда неудачный пример, - нервно усмехнулся историк.
- То, что Найт демонстрирует более высокие интеллектуальные способности, чем требуется на его курсе и отделении, ещё не говорит о том, что он растрачивает жизнь впустую. Киборг тоже может уметь не только разносить противников в клочья, но и думать, - с достоинством продолжил генерал. - Этот мальчик вырастет киборгом. У него нет иной дороги.
- Жаль. Действительно жаль, - вздохнул господин Миккейн.
- И я всё-таки рискну напомнить вам о приличиях. Не сочтите оскорблением. Я могу вам поверить, как взрослый разумный человек взрослому разумному человеку. Но общественность... И... и другие дети... Понимаете... мне осталось недолго. Через два года, если вдруг не погибну при каких-нибудь обстоятельствах, за мной придут Стиратели. И я больше не смогу следить за судьбой Найта. Я не хочу оставлять его совсем одного, беззащитного перед толпой злобных малолеток, которые будут тыкать в него пальцами и жестоко дразнить. Хватило и того случая, о котором Академия до сих пор судачит на все лады... На счастье этого Грайда, я был в отъезде. Иначе я не знаю, что бы я сделал! Вы же можете вызвать новую волну враждебности. Поймите, всё выглядит именно так, будто вы совратили мальчика.
Господин Миккейн выслушал всё спокойно и внимательно. Помотал головой.
- Я его пальцем не тронул.
- Верю. Но прошу вас перестать так открыто демонстрировать ему своё расположение. Пусть мальчик вернётся обратно в общежитие, пусть будет как все.
- Он никогда не будет как все.
- Пусть хотя бы попытается.
- У него не получится.
- Вы хотите сломать ему жизнь? - резко спросил господин Шибта.
- Жизнь ему сломал его высокопоставленный отец, упрятавший сына в Академию, с глаз долой, от себя подальше, чтобы не дискредитировать себя... 'уродцем'! - вдруг вспылил историк. - И с его стороны очень недостойно запрещать сыну носить свою фамилию!
- Найт не должен называть фамилии отца, - напряжённо проговорил киборг.
- Что же это за фамилия такая? Уж не И...
Генерал метнулся вперёд, прижав широкую пятерню ко рту господина Миккейна. Тот замер, вытаращившись на так молниеносно оказавшегося рядом киборга.
- Простите... - убрал руку тот.
- Эта ваша паранойя, - покачал головой историк. - Уверяю вас, в моём кабинете нет жучков и камер наблюдения. Вам надо научиться дышать чуть свободнее.
- Мы все давно забыли, что такое свобода, - генерал отступил на шаг. - Прощайте, господин Миккейн. И прошу прощения за те мои слова, что могли ненароком оскорбить вас.
Он чётко склонил голову и прошагал к выходу. Господин Миккейн поспешил следом, чтобы проводить гостя согласно этикету. Но генерал уже покинул квартиру и прикрыл за собой дверь.
Мона смотрела на мужа перепуганными глазами, робко притаившись за расписной деревянной ширмой. Господин Миккейн ободряюще улыбнулся ей и сказал:
- Всё в порядке, дорогая.
С этими словами он вернулся к Найту, который всё так же сидел на полу перед огромным плоским экраном, на котором, слегка вздрагивая от помех, возникших при перегонке старинного формата в современный, танцевали крошечные человеческие фигурки - вроде бы женские - в белых одеждах и диковинных юбках.
- Собственно, это и есть классика, - сказал господин Миккейн, привалившись плечом к дверному косяку, - а вовсе не та музыка, что сохранилась с XXII-XXIII веков.
- Сейчас так не танцуют, - Найт задумчиво следил за тонкими ножками, опиравшимися на самые кончики носочков.
- Тебе нравится?
- Мне больше всего вот это понравилось, - Найт быстро провёл ладонью над чувствительной панелью в углу экрана. Всплыло меню. Спустя несколько манипуляций запустился проигрыватель аудиофайлов. Разумеется, старая запись не могла сравниться по чистоте и качеству звука, по сбалансированности частот и глубине басов с современными сетами самого захудалого диджея из самого затрапезного клуба. Но необыкновенная динамика, стремительность, взрывная, нервная мелодия, которая налетала, словно ледяной ветер, и стихала - всё это поразило Найта до глубины души.
- Зима, - задумчиво произнёс господин Миккейн.
- М? - повернулся к нему Найт.
- Антонио Вивальди, 'Времена года. Зима'.
- Да. Зима, - проговорил Найт, снова повернувшись к чёрному экрану, на котором мерцал список воспроизведения. Древние музыканты имели большую власть над звуком, чем современные. Тогда, много веков назад, люди умели облекать в музыку движения души, дыхание природы, свои мысли, страхи и мечты.
- Найт, - господин Миккейн присел на корточки перед Найтом и взял его за руку. - Нам нужно договориться кое о чём.
Альбинос смотрел на него во все глаза, приготовившись ловить каждое слово, от напряжения лёгкое косоглазие даже стало чуть заметнее, и учитель увидел в его взгляде притаившийся страх. Никому не нужный, брошенный ребёнок, который наконец-то нашёл пристанище. И пусть этот 'ребёнок' уже сейчас почти одного роста со своим учителем, а постоянные тренировки и инъекции, моделирующие мышечную массу, превратили тщедушного болезненного подростка в стройного, мускулистого юношу, который может вызывать скорее восхищение, чем жалость, всё же господину Миккейну стало жаль Найта, но он нашёл в себе силы сказать:
- Давай ты будешь приходить ко мне не каждый день, а строго по субботам?
- Ох, конечно же, я и так злоупотребляю вашим гостеприимством! - Найт вскочил было на ноги, собравшись немедленно распрощаться, но учитель жестом остановил его:
- Я не гоню тебя, если хочешь, заночуй сегодня в комнате моего сына, как обычно. Это просто на будущее.
- Благодарю вас, господин учитель, - широко улыбнулся мальчик.
Господин Миккейн кивнул и встал. Потом постоял рядом с учеником, пока тот, не отрываясь, смотрел на танец маленьких лебедей. И незаметно вышел.