'Название "стегозавр" составлено Маршем из греч. стегос (крыша)
и заврос (ящер), поскольку палеонтолог посчитал, что пластины лежали
на спине динозавра и образовывали подобие двускатной крыши.'
Геннадий Карфагенович Ситный был простым, незаметным рептилоидом средней полосы. Его даже в пионеры не приняли, потому, что он тупил и таился. Таился и наблюдал, молча распевая частушки, как это принято в слаженном коллективе.
Слепой часовщик эволюции за миллионы лет лишил его когтистых лап и охотничьего инстинкта, а роговые пластины превратил в подобие лысины, о которую разбивались банки с огурцами и, по слухам, даже гипотезы глобального потепления. "Я в домике!" - любил повторять Геннадий, глядя сквозь щелочку занавески, как козы дерут соседское сено.
Испытывая аллергию к переменам, Геннадий коротал век на краю неприметного села Оглоблино, которое Ситные, истинные волжские палеозавры, выбрали в допотопные времена местом своего обитания. Три километра грунтовки, водокачка, аптечный пункт и вечно закрытая яндекс-лавка. Вот где можно затаиться всласть, надышаться туманом неизвестности, развернуться во всю ширь глобального заговора!
Верный принципам рептилоидов: "старый конь лучше новых двух", Геннадий промышлял ремонтом бытовых приборов: утюгов, самоваров, грабель и даже часов с кукушкой. К новым же изобретениям на пушечный выстрел не подходил, да и не приносили их, ценя способность мастера таить могучий интеллект в глубинах крестцового мозга, словно дракон, что стережет драгоценный алмаз.
Как всякий рептилоид, хозяин ветхого бревенчатого домика, Геннадий, лелеял тайные планы и приумножал активы. По осени, он удачно выменял на гуся ламповую радиолу 'Урал'. Было что-то загадочное в тёплом шипении аппарата. Настроив волну на Вивальди с китайским акцентом или узбекскую народную оперу, хозяин углублялся в сочинение чертежей неопознанного летающего объекта, ибо что ещё делать в Оглоблино долгими зимними вечерами, когда тени кур растворяются в густой мгле мироздания?
Однажды, на исходе январских сумерек, когда клесты закончили своё пиршество, а ветер замел следы последнего трактора, к Геннадию постучали в окошко, густо затянутое инеем, так что пришедших было не разглядеть. "Нет меня,- решил Геннадий, - я в домике!".
- Мы пришли по вызову! - глухо донеслось из сугробов.
- Я, Аспаргет!
- Я, Сельдинор!
- И я, Химариск, доктор парамедицинских наук, прошу любить и жаловать.
- Это в каком плане? - перешел в наступление запертый на все засовы Геннадий, - у вас официальное предписание есть?
- Эй, в домике, хозяин! - звонко прокричал Сельдинор, - вы на онлайн-прием записывались?
- В смысле? Где я, и где ваш онлайн?
- Стало быть, записывались! Не зря же мы два часа сугробы месили?
Геннадий чуть-чуть приоткрыл дверь, однако цепочку снимать не стал.
- Да,- поддержал Сельдинор, на автовокзале нам объяснили, где мужик живет, который тридцать три керосиновые лампы купил на всю пенсию. Зачем, кстати?
- На снегу расставить. Послание, так сказать, силам эфирного притяжения.
Доктора парамедицинских наук переглянулись:
- Получилось?
- Тускловато: фитили отсырели. Так, а вам, товарищи учёные, что от меня нужно? Говорю для непонятных: я медицинские приборы не починяю.
- А нам не надо, мы по части кровель большие специалисты. Без работы сейчас слегонца. Распался коллектив по случаю пандемии, давно это было...- Сельдинор печально махнул рукой.
- Крышных покрытий то есть специалисты? Тогда заходите, если что!
Вошедший первым Сельдинор окинул взглядом верстак с керогазом, стол с грязной посудой, висящий под потолком трехколесный велосипед и стопку виниловых проигрывателей.
- Тепло тут у вас, уютненько!
Геннадий выдавил улыбку.
- Виндзоры выскочки,- продолжил Аспаргет,- у них дубак, и пожрать всё прячут!
- Как есть выскочки,- радостно согласился Геннадий,- стока места, а ни кур, ни уток не завели.
Высокий и худощавый Сельдинор зачерпнул из кастрюльки горсть квашеной капусты с соком, и принялся с наслаждением чавкать, ловко вправляя в острозубый роб свисающие полоски.
- Хороша!
- Только чистый сердцем, отважно таящийся среди угрюмых болот, может произнести тварное слово... - задумчиво молвил Химариск, разглядывая кучу примусов и подшивки журнала 'Огонёк' в углу, слегка тронутые мышью.
- Товарное? - удивленно переспросил Геннадий.
- В некотором роде... - с умным видом пояснил Аспаргет, - вы, как паци... как клиент, крайне важны для нас. Вы даже не представляете, насколько слово клиента для нас закон!
- Не всякого! - прошамкал Сельдинор, доедая капусту, - а варенья у вас нет? Ежевичного?
- Только малиновое! - растерянно отозвался Геннадий, - Вы это, господа учёные, пока угощайтесь, а у меня по части крыши жалоба есть. Течь стала! Вот, - Геннадий печально показал взглядом на закопченную стену, где рядком висели старые часы,- кукушка заржавела. Не знаю, что и делать? Как в город за саморезами соберусь, или за сайдингом, чувствую себя не в своем домике. Все едет, мельтешит, особи на ходу со своими самофонами разговаривают, и все меня видят, хорошо, что пальцами не показывают. А где насчет крыш, не нашел. Я от этой суеты неделю спать не мог, то спикер ООН снится, то диктатор Мугабе, и все обзываются!
- Только не говорите при мне слово "крыша"! - возмутился Химариск, - мы же профессионалы, архитекторы санузлов. Крыша - она едет, а кровля несет снеговую нагрузку. Ого-го какую! - доктор взмахнул руками, и с ёлки со звоном посыпались игрушки.
- Вот кровлю мы вам и приведем в порядок. Нельзя в таком дремучем состоянии составлять мировой заговор и одновременно повышать яйценоскость кур! - радостно выпалил Сельдинор, - Если вы нам поможете.
- А че это сразу я,- насупился Геннадий,- у меня сумки с миллионом под подушкой нет.
- Помилуйте,- Химариск хлопнул его могучей лапой по плечу, - платежный баланс пенсионера святое дело! Но после удачного эксперимента с лампами,- он подмигнул Сельдинору, мы пришли к выводу, что вы единственный можете вернуть нашему коллективу имя и лицо, потерянное в глубине веков. Имя, вселявшее ужас в суровые волны Московского моря! Может, бумага у вас какая есть?
- Или скрижаль! - вставил Аспаргет.
- Или манифест! - добавил Химариск.
- Или квитанция об оплате! - строго произнес Сельдинор,- потому что вы.. потому, что мы... Короче, как говорил Бонапарт, забей первый болт, а там ясно будет.
- Помни об ондулине,- пробасил Аспаргет,- его зрелость равна нашей юности. В пятнадцать лет, в самом расцвете сил, он худится!
- Прохуждается, - возразил Сельдинор.
- Нет, худится! - стоял на своём Аспаргет, - в нем появляются дырки с руку, в них совы залетают и воробьи!
- И фасад ему надо поправить,- добавил весело Химариск,- утеплить и законопатить, чтобы муха не пролетела! Трое мудрецов по ремонту крыш бросились утеплять Геннадия, напялив на него три свитера, пару штанов, шапку, варежки, и разумеется валенки, потому как рептилоиды средней полосы очень-очень боятся стужи.
- А ну ка, выноси его на мороз! Будем шпатлевать ему карму!
- Будем шлифовать его фобии!
- Поставим его на табурет и заставим рассказать стишок!
- Рептилоид должен вдохновлять!
- Должен ужасать!
- Воробьи должны разбиваться о его немигающий взгляд!
- Пруды застывать!
- Кошки должны шипеть!
- Судмедэксперты плакать!
- Поможем ему возродить домик и обрести дао! Если не мы, то кто?
Едва только Геннадия вынесли в лучащуюся луной синеву сугробов, обваляли в снегу, водрузили на табурет, дали микрофон, как он с криком "Вспомнил!" вспорхнул с постамента, и, оставляя в снегу борозду, бросился обратно к крыльцу. Не успели учёные мужи переглянуться, как керосиновых дел мастер вернулся, размахивая, как флагом, пожелтевшим листком бумаги.
- Вот, заверенная копия! - писал я лет десять назад... Насчет открытия субсидии на рефинансирование льготного ремонта гидроизоляции крышных покрытий индивидуального жилого строения. В этот писал... Как же его?
Благосклонная к рептилоидам Луна выглянула из-за туч, Геннадий вгляделся в пожелтевшие строки, смахнул морозную слезу, и прокричал в микрофон на забытом драконическом языке:
- ГУП-ГП-БОУ-УБРР!!!
- ГУП-ГП-БОУ-УБРР!!! - повторило эхо от черных вершин печального ельника.
Застучала по окнам метель, небо озарил зелёный всполох зимней грозы, заскрипела под ветром древняя яблоня. Ученые медикусы вдруг стали расти, выпрастываясь из тесных шуб и пуховиков, расправляясь, как луковые ростки из перегноя, лица их вытянулись, шеи покрылись сверкающей изумрудной чешуей, могучие когтистые лапы попрали шипящий от жара снег, пар и пламя с шумом вырвались из огромных приплюснутых морд, а крылья заслонили от лунного света скромный участок Геннадия. Три гигантские фигуры слились в одно целое, и вот, настоящий трехглавый дракон, взмахнув на прощанье крыльями, громоподобно ответил:
- АБРР КХВАРГ! (Ура! Карантин кончился!)
Маленький мастер, стоя в дымящейся снеговой каше, размахивал керосиновой лампой, и смотрел, как среди звезд растворяется искрящийся огонек дракона.
- РНЪЕЛГХ ГОИЗДР! (Мы одна команда!) - радостно выкрикнул Геннадий, почувствовав крышу окончательно отремонтированной.