Это была - она. И она - обожала цветы. Розы и гвоздики, тюльпаны и лютики, фиалки, ромашки, одуванчики. Всех мастей, красок, запахов и ароматов.
Пестики и тычинки, лепестки, стебельки, листочки. Как они прекрасны! Как они чудесны! Сказка! Волшебство! Блаженство! Сердце плавно замирало, тело сочно трепетало - лишь она и мириады разноцветных, нежных, благоухающих цветов...
А он... Он любил водку. Нет, он не был ни алкоголиком, ни опустившимся запойным пьяницей. Он - просто любил этот славный напиток, его горечь, его чистую прозрачность, резкий удар в голову после первой выпитой рюмки, нежное тепло, плавно растекающееся по телу. Он чувствовал: это - было его, и забрать этого у него никто не мог.
Конечно, здесь можно возразить. Здесь даже можно поспорить. Водка водке - рознь. Есть просто откровенная бодяга: денатурат, разбавленный водой. Есть "Русская", "Столичная", "На троих". Да всех не перечесть. У каждой свой особый вкус, запах, аромат. Воздействие на организм, в конце концов, разное - тот же похмельный синдром. А как же пиво?! Свежее, холодное пиво! Как можно его не любить?! А вино?! Белое и красное, крепленое, сухое, столовое, домашнее! А коньяк?! А шампанское?! А джин с тоником и без, шнапс, мартини, виски, бренди, коктейли, настойки, наливки, портвейн?! А самогон?! Куда же самогон?!!
Что тут сказать? На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет. Один любит пиво, другой - джин, третий без ума от красного домашнего вина, четвертому вообще все равно, что пить: хоть водку, хоть одеколон, хоть жидкость для омывки стекол с лирическим названием "Снежинка" - только бы зацепило, торкнуло и понесло. В Страну Чудес, в Волшебный Сон, куда-нибудь - туда.
Он любил - водку. Любил ее непреступную крепость, горячий темперамент, холодную кристальную невинность.
А вот любила ли водка его?
Никто не знает. Она всегда молчала и только мерно булькала, разливаясь по стопкам и стаканам, струясь от высохшей гортани по раскаленному пищеводу. И ему было - все равно. Он не страдал от этой, может быть неразделенной любви. Ему вполне хватало того, что он рано или поздно все-таки получал: уйти, убежать, скрыться отсюда туда, по ту сторону белой Ночи и серого Дня, отрешиться, забыться, просто напиться, и - трын-трава, да пошло оно все на... Да-да, залить глаза радужным светом, поспорить, покуражиться, погорлопанить, побуянить, выйти из себя и вновь в себя вернуться, выбежать на улицу и приставать с дурацкими вопросами к ничего не подозревающим прохожим, затеять драку на нелепой почве, заблевать пол пестрым суррогатом, бредить, стонать, извиваться в судорогах, проснуться с ужасной головной болью, с затуманенным взглядом, с сухостью в полости рта и во всем теле, опохмелиться и вновь напиться, и все сначала, очнуться разбитым и больным в сточной канаве без денег, но с фонарем под глазом.
Романтика!
Веселье! Крик проснувшейся души, душевный, неприкрытый разговор - что на уме, то и на языке, звон гитары, песни напропалую, шум, гам, безумный пляс! Гуляй, душа! Ой, застоялась ты в мутном омуте, в черной копоти! Эх, нам ли пропадать! Эх! Хороша ты, жизнь!
Постойте! Как же! Чуть было не забыл! Еще он любил - ее. Понимаете? Ее! Нет, серьезно! Я не шучу. Не знаю, любил ли он жизнь, своих родителей, мед с молоком или чай со сливками, но ее он действительно любил. Уж поверьте мне на слово.
Ее фигура! Совершенно ничего общего с очертаниями водочной бутылки. Хотя... Что ты! Тьфу тебе на язык! Стройные длинные ножки, равномерно расширяющиеся от щиколоток к тазу... Нет, таз - как-то грубо. Таз - экстаз. Может быть, к попе и к... Тоже не то. Плоско, шершаво, безвкусно...
Длинные, стройные ножки, устремленные ввысь, к эпицентру вожделения, к жадному манящему цветку, к воссоединению и заветной близости. Два смелых штриха от миниатюрных грациозных стопочек с маленькими ровными пальчиками к сочным овальным коленным чашечкам и... бог ты мой! - трепетная плоть, пленительный размах, два девственных ручья, обильные любовью друг к другу, наливаются, разливаются двумя полнокровными реками, двумя стремнинными потоками. Страстная жажда встречи, предвкушение оной. Ну, наконец-то! Объятия, поцелуи, чувства родного присутствия и робкой стыдливости, вынуждающие скромно спрятаться от скользких непристойных взглядов за занавесью темной густой поросли. Чаша - полна. Полна нежной, душистой влаги. Лоно готово к встрече гостей. Бедра пышут здоровьем, закругляясь в талии. Одинокий, застенчивый пупок. Тонкие, плавно спадающие на руки плечи. Гордая, упругая грудь: два сладких, спелых плода, смеющиеся алыми, горячими сосцами. Небольшая впадинка на шее. Волны верхней и лодочка нижней губ. Загадочная прелесть неуловимости черт лица. Улыбка. Очарование. Водопады волос. Игривое журчание ручья. Грация и Мельпомена. Венера и Афродита. Фея из доброй сказки. Ни запаха водки, ни вони перегара. Только дурманящий аромат молодого женского тела. Опьянение и терпкая истома. Нега и любовь. Любовь и вечность. Вечность и мечта.
Мечта... Да, мечта! Призрачная перелетная птица в непостижимо далеком, черном небе. Вон полетела она. И тебя самого закружило, завертело, оторвало от бренной земли и понесло вдаль, ввысь, на безбрежный чистый простор. И нет больше ни радости, ни печали, ни тоски, ни сомнений, ни раздирающей боли! Есть только ощущение полета. Восторг! Да это ли не счастье!
"С вас двести четыре рубля семьдесят пять копеек".
Хрясь! В грязь. Плюх! В пух. Полет прерван. Под ногами грязный бетонный пол, перед глазами уродливый кассовый аппарат с раздраженным лицом продавщицы, на прилавке стандартный набор: бутылка водки, пачка "Беломора", полбуханки ржаного хлеба, макаронные изделия в ассортименте и банка говяжьей тушенки. Нужно платить, забирать, уходить и снова зарываться в свою тусклую серую нору на пятом этаже, и...
А что?! Жизнь продолжается. И поэтому будем жить!
Одно только...От этого не укрыться, не деться, не сбежать. Рано или поздно, но оно настигает, хватает своими мерзкими руками, зажимает тебя всего, без остатка в тиски - тяжелое, тягучее похмелье. Дряхлая такая, гадкая старушенция...
И не такая-вот, а - этакая! И нечего тут поэтизировать, метафоризировать и эпитетизировать. Состояние это. Просто - болезненное физиологическое состояние со всеми вытекающими из него психологическими последствиями. Симптомов может быть великое множество: боль головы и аритмия сердца, потеря координации и атония внутренних органов, гипертония или гипотония, бессонница, стагнация психической субстанции, глюкогаллюцинации, диспепсия и интоксикация, рвотовыделения и экскрементация из орально-анальных отверстий в канализацию, пертурбация, индифферентность, суицидные фантазии, депрессия, прострация, деградация и полная апатия, апатия, а-па-ти-я... А! Мать ее! Боже! Как хреново! Га-а-дость! Муть! Жизнь - полнейшее дерьмо, и ты ее не лучше. О-о-о-ох! Сушняк. С-суки вы все! Ё-моё! Как плохо!
А вон тому еще хуже. Лежит, не встает уже вторые сутки. В глазах туман и липкая тоска. Руки трясутся, знобит, мутит. Под кроватью тазик с кляксами желчных сгустков и белых плевков. Фу! Го-о-оспо-оди-и!
Но все ли так плохо? Ведь хорошо, когда есть, где жить, когда есть крыша над головой! Еще лучше, когда эта крыша на чем-то держится, да еще и крепко. Хорошо, что ты сам - есть, что еще есть, что съесть. А как прекрасно, когда там, где ты живешь, ну пусть, пусть даже - существуешь, есть диван или кровать, да или хоть бы раскладушка, по крайней мере, самый простенький матрас! Как древняя мудрость гласит? В ногах правды нет. Чем стоять, лучше сесть. А уж лежать - гораздо лучше, чем сидеть.
Зачем же спорить с мудрецами? Уж кто-кто, а они-то наверняка знали, что такое - похмелье.
У него диван был. И крыша присутствовала. И стены, и дверь с замком. Был даже холодильник! И вот. Раннее, дождливое утро. Окно в крапинках. Стол, табуретки, беспорядок. А он... лежит себе на диване и смотрит в потолок. Состояние, конечно!.. Пустота. Тошнота. Что - всё? Суета. Грязь. Мерзость. И зачем я живу? Для чего? Курить, есть, пить, спать и удобрять унитаз своими экскрементами?! Уж лучше...
Взрыв! Удар! Вспышка! Ведь есть же она! Она! Ведь она же! Ведь - есть же!
Любовь его держала. Держала на плаву, мешала упасть, растаять, раствориться. И он держался за нее, судорожно, интуитивно, словно маленький ребенок за руку мамы, словно тонущий за тонкую соломинку.
Вот представьте себе, что... Но как тяжело себе хоть что-нибудь представить, вообразить, смоделировать! Нет, не на уровне чувства, подсознания, а так - как наяву.
Что ж, глаза закрыты. Чернота. Вот. Вот. Овал лица. Черточки бровей. Глаза. Боже, какие же у нее глаза?! Ах, да! Так. Реснички. Теперь - нос. Нет, это какой-то знак вопроса. А рот - вообще безобразный. Ползет куда-то вправо. Ну, надо же! Искорки какие-то, узоры. А это еще что за картинки замелькали? Ух, ты! Поле внизу. Травка жухлая. А небо, почему красное? Пожар?! Ну и урод! Стоп!.. Вот. Вот. И чернота...
Как ему ее не хватало! Как не хватало ему ее именно сейчас! Была бы она сейчас здесь, рядом, и все бы было совершенно по-другому! И все бы было, и ничего больше не надо было бы! Но, увы!..
Что значит - увы?! А в каком, собственно веке мы живем? А телефон на что? Ведь есть же телефон! Снял трубку, прижал плотнее к уху, набрал несколько цифр, подождал - и вот: она еще не здесь, но уже рядом... Ну да! Конечно! Просто и гениально! Загвоздка в том, что номера ее телефона он не знал, и адреса ее не знал, да и вообще они не были знакомы, и не видели друг друга никогда. Ну не встречались они! Не довелось.