Иван Иванович находился на грани. На грани чего именно находился Иван Иванович, он и сам не мог бы с большой точностью сказать, но, как ему казалось, это выражение лучше всего описывало то состояние, в котором он находился последние три дня. Сон вовсе не желал к нему идти, работа не клеилась, любимые книжки казались скучными, а еда - пресной. Даже кот Ивана Ивановича, почувствовав непривычное состояние своего хозяина, стал тоскливо мяукать по ночам, а затем обиженно уходил спать на коврик в ванной, как бы говоря "не хочешь обращать на меня внимания - и не надо, без тебя обойдусь". Впрочем, Иван Иванович этого не замечал, как не замечал и многое с другое с того момента, когда... Пожалуй, здесь нам необходимо прерваться и рассказать об удивительных вещах, происходивших с Иваном Ивановичем весь последний год, дабы читатель мог лучше осознать всю тяжесть нынешнего положения нашего героя.
Дело в том, что примерно год назад Иван Иванович неожиданно для себя обнаружил способность читать мысли других людей. Правда, по неизвестной причине способность эта проявлялась в отношении только тех мыслей, которые касались самого Ивана Ивановича. Скажем, если бы вы в присутствии нашего героя подумали что-нибудь вроде "ну и мерзкая же сегодня погода", то Иван Иванович ничего бы и не узнал. А если бы вы посмотрели на него и подумали "ну и тип!", то это ваше суждение тут же стало бы Ивану Ивановичу известно. Впрочем, вряд ли кому-нибудь при взгляде на Ивана Ивановича придет в голову такая мысль, скорее вообще никаких не придет. Обычно именно так и происходило, поэтому наш герой не сильно мучился от излишка крутившихся в голове чужих мнений. Собственно, и узнал-то Иван Иванович про свою способность, только наступив на ногу некоему толстому господину, ехавшему с ним в одном трамвае. В этот момент Иван Иванович вдруг увидел себя со стороны, а через мгновение в его голове как бы ниоткуда возникли страшные проклятия, касающиеся его собственной персоны и некоторых его близких родственников; при этом лицо господина оставалось совершенно неподвижным, только слегка покраснело от злости. Опешив от такой неожиданности, Иван Иванович даже забыл извиниться, вызвав еще один поток нелестных пожеланий толстого господина.
Стоит отметить, что наш герой довольно стоически перенес свалившееся на него чудо. Некоторое время Иван Иванович пытался понять, что стало причиной таких необычайных способностей, но потом махнул рукой и продолжил жить по-прежнему. Наверное, любой другой человек нашел бы, как применить такой дар для получения какой-то личной выгоды, но только не Иван Иванович. Он не стал Дон Жуаном, не начал резко шагать вверх по карьерной лестнице и не подался в телезвезды. Ну и само собой разумеется, что никто, кроме Ивана Ивановича, не узнал и вряд ли когда-нибудь узнает его тайну. Такой вот он человек, наш Иван Иванович. Жизнь его всегда текла размеренно и неспешно, без резких поворотов, подъемов и падений. И так продолжалось бы, пожалуй, до самой кончины Ивана Ивановича, если бы не одно внезапно появившееся "но".
"Но" звали Еленой Леопольдовной; она работала вместе с Иваном Ивановичем в отделе, куда его, ничего не подозревавшего, перевели ровно три дня назад. Собственно, она и стала причиной того состояния, в котором находился несчастный на момент начала нашего повествования. Нет, не подумайте ничего такого, Иван Иванович вовсе не влюбился, а если бы и влюбился, то перенес это чувство намного менее болезненно, все-таки наш герой находился в довольно почтенном (хотя еще далеко не старческом) возрасте. Все было намного хуже.
- Здравствуйте, - сказал в тот злопамятный день Иван Иванович, приготовившись, как обычно, услышать ответное приветствие и пару ничего не значащих мыслей, вроде "интересно, он носит линзы или глаза и в самом деле такие голубые" или "ну разве можно ходить на работу в таком мятом пиджаке - сразу видно, что холостой".
- Здравствуйте, - сказала Елена Леопольдовна и замолчала.
Ах да, мы пропустили одно небольшое, но очень важное слово: совсем замолчала. Ни одной мысли, даже самой незначительной, не услышал удивленный Иван Иванович.
- Я, в некотором роде, вот.. Иван Иванович... Теперь буду работать с вами, здесь... Вот это место, кажется, теперь будет..., - замялся Иван Иванович, все еще судорожно пытаясь поймать хоть одну-единственную мысль о себе. Попытки никакого успеха не приносили.
- Елена Леопольдовна, очень приятно, - проговорила мучительница, рассеянно улыбнулась и тут же потеряла к Ивану Ивановичу всякий интерес, уставившись в монитор и всем своим видом показывая, что отрываться от него более не намерена.
Поначалу Иван Иванович решил, что его чудесные способности исчезли так же внезапно, как и появились год назад, однако в то же мгновение уловил мысленное замечание проходящего мимо сотрудника касательно развязавшегося шнурка на его левом ботинке. Шнурок Иван Иванович завязал, но легче от этого ему не стало: вместо того чтобы заняться своими рабочими обязанностями, наш герой сел на стул и стал зачем-то внимательно разглядывать всем давно приевшийся рисунок на стене, из тех, что печатаются на черно-белом принтере на листках формата а-четыре и вешаются на стены каждой конторы в стране для поднятия, так сказать, корпоративного духа. Насчет корпоративного духа ничего сказать не можем, но вот Ивану Ивановичу забавная картинка настроение поднять точно не смогла, сколько бы он в нее не вглядывался. В общем-то, с того самого момента дух Ивана Ивановича находился в подавленном состоянии, не побоимся этого слова, перманентно.
Последующие три дня все мысли нашего героя были заняты исключительно Еленой Леопольдовной, а точнее, ее странным игнорированием его сверхъестественных способностей. У самого Ивана Ивановича на этот счет имелось три теории.
Теория первая, оскорбительная: Елена Леопольдовна не думает вообще. Такое предположение было первым, что пришло в голову Ивану Ивановичу, но от него наш герой достаточно быстро отмахнулся: жизненный опыт подсказывал ему, что даже самые глупые люди о чем-нибудь да думают, просто мысли их обычно текут в каком-то странном направлении.
Теория вторая, фантастическая: Елена Леопольдовна обладает какой-то врожденной либо встроенной защитой от чтения мыслей. Фантастической она, по мнению Ивана Ивановича, была потому, что если бы человек обладал такой защитой, то работать он должен был в спецслужбах, а не в конторе по продаже холодильников и кондиционеров. Таким образом, эта теория также казалась нашему герою неправдоподобной.
Теория третья, реалистичная: мысли Елены Леопольдовны чем-то настолько заняты, что Ивану Ивановичу в них просто нет места. Наш герой, как и каждый регулярно включающий телевизор человек, прекрасно знал, что "когда сильно проголодаешься, все мысли только о еде". На голодающую Елена Леопольдовна не походила, но что-то другое (или, что еще вероятнее, кто-то) могло заставить ее мысли течь в одном-единственном направлении, никуда не сворачивая. В пользу этой теории говорила и вечная рассеянность Елены Леопольдовны, и ее несколько отрешенный взгляд, и короткие малозначительные фразы, которыми она как бы автоматически отвечала на любые вопросы. Все попытки Ивана Ивановича растормошить соседку потерпели полное фиаско: не помог ни специально надетый наизнанку пиджак, ни громкий храп (естественно, ненастоящий: Иван Иванович никогда не позволял себе спать на рабочем месте) после обеда, ни как бы нечаянно пролитая на кофточку Елены Леопольдовны минеральная вода (поначалу Иван Иванович хотел пролить горячий чай, но потом отчего-то передумал).
Несчастный мученик изо всех сил пытался представить, что же так сильно занимает мысли Елены Леопольдовны, даже делал попытки это незаметно выяснить, впрочем, безрезультатно. То он представлял себе больного сына, лежащего в предсмертном состоянии где-нибудь в реанимационном отделении больницы, отчего сердце Ивана Ивановича сжималось и на глаза наворачивались слезы. То ему казалось, что Елена Леопольдовна страдает от несчастной любви, и он пытался представить себе человека, способного увлечь женщину настолько, что ни о ком другом бедняжка и думать не может. Поскольку лично Иван Иванович с такими мужчинами знаком не был, то все представление сводилось к какому-то сборному образу из нескольких героев отечественных и западных кинофильмов, впрочем, довольно брутальному: доминировал в этом образе бесстрашный агент Джеймс Бонд (имя актера Иван Иванович не помнил, он вообще не был силен в кинематографе), но также присутствовали элементы Капитана Соло из "Звездных Войн" и Атоса из "Трех Мушкетеров". Получавшийся персонаж обладал такой жуткой, по мнению Ивана Ивановича, привлекательностью, что он сразу начинал верить в теорию о немногословном красавце с пистолетом за поясом, навсегда покорившем сердце Елены Леопольдовны.
Правда, ни выражение лица соседки, ни ее голос, ни ее поведение не выдавали в ней опечаленную мать или влюбленную женщину. В ее красивых серых глазах вообще сложно было прочесть хоть какие-то эмоции, кроме постоянной легкой задумчивости. Это-то и удручало Ивана Ивановича более всего, и прогоняло сон, и лишало аппетита, и отбирало все силы. Иван Иванович был в абсолютном, непроходящем, невыносимом смятении.
Утром четвертого дня мучений Иван Иванович неподвижно сидел на своем рабочем месте и внимательно изучал иконку "Мой компьютер" на мониторе. Изучение длилось уже 20 минут; итогом его стали следующие мысленные предложения самому себе: а) застрелиться, б) спросить Елену Леопольдовну напрямую, в) посоветоваться с психологом. Стоит отметить, что крайне застенчивый нрав Ивана Ивановича предполагал первый вариант намного более вероятным, нежели последние два. Надо ли говорить, что, поглощенный своими горестными размышлениями Иван Иванович не заметил, как в комнату вошла источник всех его несчастий; и возникший в его голове знакомый взгляд со стороны и мысль "интересно, сколько времени он не брился? два дня, три?" также поначалу остались без внимания. Правда, уже в следующее мгновение Иван Иванович судорожным движением правой руки сломал вертевшийся в пальцах карандаш, а левый глаз вдруг часто-часто заморгал, совершенно независимо от глаза правого. Еще не веря в свершившееся чудо, он поднял оба глаза (левый все еще моргал) на Елену Леопольдовну и, с трудом ворочая пересохшим от волнения языком, пробормотал:
- Простите, что вы... сказали?
Елена Леопольдовна непонимающе нахмурила брови, потом, видимо решив, что ей послышалось, улыбнулась и весело произнесла:
- Здравствуйте, Иван Иванович! Что ж вы бриться-то забываете? Хотите, крем для бритья подарю?, - и так же весело, но мысленно добавила: "интересно, это у него глаза такие голубые или линзы?". Еще раз улыбнулась, лихо развернулась на каблуках и направилась к шкафу для верхней одежды.
Плохо сознавая реальность происходящего, Иван Иванович не отрываясь смотрел на Елену Леопольдовну и подавлял в себе искреннее желание подбежать к ней, встать на колени и долго и горячо благодарить за подаренное избавление. Впрочем, уже через секунду желание несколько трансформировалось: падение на колени осталось, а вместо (или после) благодарения появилось выяснение объекта размышлений Елены Леопольдовны на протяжении последних трех дней. Еще через секунду и это желание пропало по одной простой причине: Иван Иванович все понял. Понимание пришло как гром среди ясного неба, и воздействовало на Ивана Ивановича странным образом: он вдруг громко захохотал, чем привлек к себе множество изумленных мыслей коллег и самой Елены Леопольдовны. Правда, внимания он на эти мысли уже не обращал.
На плече Елены Леопольдовны, слегка подрагивая в такт ее шагам и удивительным образом гармонируя одновременно с ее пальто, сапогами, перчатками и шапкой, грациозно покачивалась совершенно новая женская сумочка.